Знать бы, как начать, друзья, рассказ трагический и славный,
Чтоб потомки не забыли той истории столь давней.
Что уже седою пылью заросла в страницах старых
Пожелтевших книг, газет, запечатлённых в очах карих.

То был сорок первый год, жестокий, страшный и кровавый.
Фриц пошёл на Ленинград. Он так уверен, столь он бравый.
Город окружил поганый, ненавистный так ему,
Что наслал на дом родной наш он голодную чуму.

Всех косил, морил, тревожил. Жизни просто не давал.
Под обстрелом выживали: вдруг чуть что, и раз в подвал.
Метроном был наш спаситель, студень наш - столярный клей.
Хлеба - четверть лишь буханки. Мы смотрелись, как Кащей.

Всем понятно: не сдержать нам, коль блокаду не прорвать.
Если не пробьём кольцо, то мёртвых будем защищать...
Так решили генералы прорываться на восток,
А на картах появился гиблый Невский пятачок.

В октябре я оказался на Дубровке Невской нашей.
На другом брегу плацдарм, что нам был всем столь так уж важен.
Там земля, да ни травинки, грязь одна, да смерть кругом.
Лишь снаряды разрывались, только свист - и мы ничком.

Все поля перепахали, вся поверхность - лунный грунт.
Словно проклял это место злобный, страшный маг-колдун.
Будто бы я под Верденом, живность съел левиафан.
Гадкий, жуткий и безумный, столь голодный великан.

Кто-то высосал всю жизнь и не оставил счастья тут.
Кто-то главный из всех тех, что с запада на нас всё прут.
Гитлер - бич всего живого, лидер адских легионов,
Он - причина наших бед и всех страданий миллионов.

Мы остановить должны и не позволить сбыться планам,
Дать пример другим фронтам и остальным однополчанам,
Как фашиста бить, калечить, не позволить победить,
Чтоб не голодали дети, нам нельзя их подводить.

Вот оно! Всё началось! Наш майор отдал приказ
Переплыть реку Неву и немца победить за раз.
Мы на лодки сели наши, под обстрелом, но вперёд.
Нас "Катюша" поддержала: немцев бьёт, да всё ревёт.

Вот он Невский пятачок, я сапогом сюда ступаю.
Сослуживец ранен был, ему я быстро помогаю.
Через грязь, да и в окоп, чтоб не достала вражья пуля.
Лишь заметил, как одна из лодок в речке утонула.

Пиготовились мы в бой. Ну, капитан! Давай приказ!
С немчурой померюсь силой и за вас я, и за нас!
Сконцентрировали силы, все готовы в битву, в бой!
Немца б сбросить поскорее, чтоб не стал он как влитой.

Командиры из окопов вылезли, кричат: "Ура!"
Победить мы все готовы вопреки и несмотря.
Бросились в атаку, в бой и тут же горюшка хлебнули...
Немцы первые ряды пехоты будто ветром сдули.

Их снесли свинцовым градом с тех позиций пулемёты.
Кто из наших позади, тех раскидали миномёты.
Мы идём, в грязи мы вязнем, нас здесь мочат, как котят.
У погибших лишь надежда, что за них тут отомстят.

Но по правде, что мы можем? Тут ведь настоящий ад.
Крепко здесь же окопался мерзкий, злой нацистский гад.
И ни с фланга, и ни с тыла не ударить нам по ним.
Но и мы не лыком шиты, наш порыв неумолим!

Так мы думали, однако, всё здесь было против нас.
Четверть роты потеряли, и всего же лишь за час!
Сам был ранен, все устали, но нам должно продолжать.
Должен ж кто-то фрицев клятых из страны метлой прогнать!

Танков нет крепчайших наших, не прикрыть стальной бронёй,
Подвели артиллеристы, не накрыл вал огневой
Гнёзд фашистских пулемётных. Мы для них как-будто в тире.
Ух, напьются нашей крови все нацистские вампиры...

Кое-кто сошёл с ума, а кто-то струсил - побежал.
Во, дурак ведь! Только встал, а немец в спину им стрелял.
Тут майор и прорычал: "Нам, братцы, смерть или победа!
Что за доля нам падёт, мне то естественно не ведать...

Но я знаю лишь одно, что мы спасаем Ленинград!
Зная, что творится там, мы не должны здесь сдать назад.
Мы обязаны прорвать сию проклятую блокаду
Дети чтоб не голодали, дабы выжили в осаде,

Чтоб не пухли, не страдали. Чтобы боль свою уняли
Матери детей своих, что от бессилия кричали,
Неспособные спасти то умирающее чадо,
Что рожали в муках страшных, а теперь прощаться надо

Со своим родным ребёнком, умирающим в страданьи.
Дайте яду лучше маме! Незатянутая рана -
Видеть смерть дитя в мученьи. Лучше уж на растерзанье
Тело бренное отдайте - вот одно её желанье...

А она без отдыха, стоит и плачет у станка.
Голод - Молох. Умирает. Гибель столь её жутка...
А потом умрёт и дядя, следом дедушка туда.
Так останется лишь Таня, и запишет навсегда

В свой дневник печальный строчки, что осталася одна.
Сердце разрывает только, наступила тишина...
Чтобы нам не допустить такого страшного конца,
Будем, братцы, наступать. Не бойтесь, главное, свинца.

Чтобы жёны не страдали, дети чтоб не голодали,
Не болели старики, и чтобы не было печали.
Ленинград - наш город славный должен выстоять сейчас!
Чтоб не добралась до града та фашистская их грязь,

Что покрыла пол Европы, угнетает все народы,
Жизни людям не даёт, что жаждут мира и свободы!
Мы за чистое тут небо постоим - наш путь нелёгок,
За леса и за поля - всего нам тут того родного,

Что врагу отдать нельзя, а потому крепитесь братцы!
Мы потом возьмём Берлин. Ну, а сегодня ленинградцы
Помощь ждут: еды, лекарств. А потому должны прорваться!
Нужно, чтобы жёнам, детям было б на что опираться...

Коль не мы стена для них, то кто спасёт голодный город?!
Только мы! Так что вперёд! И вместе все! без оговорок!"
Сразу как договорил, то бросился майор в атаку.
Мы за ним сейчас же в бой. Проявим всю свою отвагу!

Но, увы, нам не дано... И мы позиций не прорвали.
Наш майор погиб, и всё. И горя мы все тут хлебали...
Пуля в сердце, он сражён. Так жнец срубил косой своею
И его, и всех вокруг. Свезло сегодня же злодею...

Мы ж в грязи там утопали, и по немцу мы стреляли,
И гранаты мы кидали, но нас взяли, да и смяли.
Пулемётом, миномётом, пушкой, шмайсером, ружьём.
Вечером понятно стало, немцев тут мы не прорвём...

Крепко гады зацепились, нипочём им наши пушки.
Танков в помощь не дождались, все погибли мы. Девчушки,
Не дождётесь нас с войны, ведь выпил крови враг наш страшный.
Дырки в теле, мы в печали. И отчаялся бесстрашный...

Только пули успевали немцы в ружья заряжать.
Мы - мишени. Успевай лишь им их быстро подавать.
Шло в атаку нас пять тысяч, а вернулось пятьдесят:
Деморализованы, устали, курят и молчат.

Это те, кто невредимый. Раненых вообще не счесть.
Это не война, а бойня. Всех расстроила та весть.
Оборону не прорвали, немец здесь уж устоял,
На защиту он тут бросил весь свой адский арсенал.

Шансов не было, мы знали. Всё бессмысленно, друзья.
С грустью я вам сообщаю, что погиб тогда и я.
И ни с фланга, и ни с тыла, не поддеть здесь клятых фрицев.
И не важно сколь осталось пороха в пороховницах.

И теперь с оглядкой вдаль, и сквозь пыль времени стоялой
Спросишь ты меня, дружище, зря кончина здесь настала
У меня? Я не жалею? Ведь погиб, считай, напрасно.
Как и тысячи других. И всё, что было здесь - ужасно...

Вам сейчас легко сказать, стряхнув пыль с питерских архивов.
Что здесь был кромешный ад и для солдат, и для комдивов.
Глупо тут атаковать, как-будто бык рогами гору.
Невский пятачок есть ад. И с этим я совсем не спорю.

Мы не думали тогда, и выбор был совсем тут скромен.
Это ведь уже сейчас он стал поистине огромен.
А тогда прорвать мечтали, мы блокаду Ленинграда,
Потому атаковали здесь, как бешеное стадо.

К нам досюда наступали наши армии с востока.
Тут пройти короче было, километров не так много.
Потому и наступали, лезли нагло, как бараны,
Зная, что за нами прямо голодают горожане.

Потому упорно били, жертвовали мы собою!
Чтобы не столкнулась Таня с мёртвой, страшной тишиною!
Чтобы не писала слёзно, что осталася одна.
А потом схватил, сожрал бедняжку голод-сатана...

Знай бы мы, ещё нас больше полегло бы в той грязи!
Мы б отчаянно пытались... Коль не веришь, сам спроси!
Всех найди, кто тут пытался немцам люто навалять,
Но взамен лишь кровь пролил, пытаясь фрица тут прорвать.

Уж они вам врать не станут, скажут правду прям в лицо.
Те, кто, было, не пополнил, полк бессмертный мертвецов.
А когда ты их услышишь, то запомни, мой дружок,
Что не зря мы здесь сражались за сей Невский пятачок.

Ты на память к монументу нам гвоздик тут положи,
И минутою молчанья вспомни нас. И дорожи.
Помни, что мы тут сражались, бились яро, не сдались,
Чтоб спасти родной наш город. Ты не забывай и чти!