Tabula Smaragdina
* * *
"Прости, что не видел
Я месяца серп золотой на твоих волосах,
Прости, что не верил
Я в храм ослепительной веры в твоих небесах,
Прости, я не понял,
Что значил тягучий торжественно-мерный хорал,
Прости, что не принял -
Твой дар слишком светел, а я только боли искал.
Прости, что не видел
Я белой сирени в твоем заповедном саду,
Прости, я не верил,
Что в тихом приюте меня сквозь столетия ждут,
Прости, что не понял,
Как дали земли твоей ласковы и глубоки,
Прости, что не принял
Мне сверху протянутой хрупкой и тонкой руки.
Прости, что не видел
Обители мирной средь дремно-еловых лесов,
Прости, что не верил
В молитвенно-звонкую тишь удаленных скитов,
Прости, я не понял,
Что надо однажды из странствий вернуться назад,
Прости, что не принял
Я дар твой - огни золотые смиренных лампад".
Когда-то искавший сражений - устал от войны,
Когда-то влюбленный - пресыщен и ждет новизны,
Смеется бессильно утративший вечную цель,
Забыл свои песни и голос сорвал менестрель,
Кто верил - не может заполнить души пустоту,
Лишь вечно не гаснет лампада в еловом скиту.
Авалон
Любовь обнажит свой змеиный язык
И утративший веру Господь
Покажет мне дорогу,
Которая ведет в Авалон!
А. Петров.
Даже ветры устали надеяться, верить и плакать.
Черный Город таится за мглистой туманной завесой.
В сером дворике бледная женщина в траурном платье
Тихим жестом дрожащей руки
приказала:
"Ни с места!"
Разве трудно слабую руку ее отвести,
Чтоб не сбиться с пути,
не сбиться с пути,
со святого пути?
Но путь преграждает хохот,
грохот и свист
И грудь леденящий окрик:
"А ну-ка вернись!"
Увядает в венке твоем белый цветок Авалона,
Умирает в глазах твоих зелень небес Авалона.
Черной пылью веков разлетится седая корона,
Меч заржавленный руки бессильно на землю уронят.
Окна старого дома глядятся слепыми глазами.
Пастью - дверь с громким скрипом
навстречу тебе распахнется:
Не дойти до небес, если ноги звенят кандалами,
Не дозваться, коль голос забыл,
как молитва поется.
Ты вернешься к перу и бумаге, огню и тоске.
Берега Авалона растают, как дым, вдалеке.
Пелена облаков закроет небесную синь,
А в букете твоем не увянет
одна лишь полынь.
Ты молись лишь о том, чтобы помнить
цветы Авалона,
Чтобы снова свой путь отыскать
к берегам Авалона,
Чтоб терновым венцом обернулась седая корона,
Чтоб хоть призрак меча остался в усталых ладонях.
Романс.
Мы тогда не солгали -
Нам не тяжко идти
От печали к печали,
От тоски до тоски.
Сладкой горечью - слово,
Строгой нежностью - взгляд.
Сквозь столетия - снова.
Кто-то - вновь околдован,
Кто - унижен и смят
Жгучей радостью боли,
Древней мукой любви.
Мы молили: "Доколе?.."
Только все-таки шли.
Криком песнь не нарушив,
Шли, сколь можно идти,
Вместе резали души
Об изгибы пути...
* * *
Может, лишь раз я взгрустну о былом
С тем, кто танцует под желтым лучом
И в разноцветный сплетает клубок
Пестрые, пыльные нити дорог.
Прост и велик, как закат и восход
Тот, кто живет, потому что живет,
Тот, кто не знает сомнений и слез:
"Мир" - вот ответ на безмолвный вопрос!
Лета и солнца шальное дитя
Словом и смыслом играет шутя,
Плачет и пляшет, не ведая Тьмы -
Только увянет с приходом зимы.
Холод и мрак не ему пережить,
Песни-раздумья ему не сложить,
Он только искорка в сердце моем -
Тот, кто танцует под желтым лучом...
* * *
Ты умеешь сплести пустоту
В зачарованно-легкую вязь,
В вереницу оборванных фраз
Уложить мировую тоску,
Стук колес - в небывалый аккорд,
Злую небыль - в звенящую быль.
Горьким цветом бесплодный ковыль
От заклятий твоих расцветет.
Ну а тем, кто не может творить,
Как избегнуть бесцветной тоски?
Я ведь тоже... Из бледной руки
Выпадает безвольная нить.
Бессилие.
Так плесните мне в кровь
Хоть немного огня,
Хоть немного вина,
Хоть немного веселья...
Сойка Красноярская.
Только каплю живого золота,
Только каплю бездонной сини -
Невозможно... Душа исколота
Серой, тонкой иглой бессилья.
Невозможно... Хвалы непрошеной
Груз на плечи - свинцовой тяжестью,
Серым пеплом чуть запорошенный,
Путь узлом безысходным свяжется.
Не залить мои обещания
Густо черным вином забвения,
Знойно алым вином прощания,
Золотистым вином прощения...
Пусть ушло б и забылось дальнее -
Душный ветер и небо в молниях,
Только песни твои не дали мне
Позабыть свой позор безмолвия.
Я тоску не стерплю, не выплесну!..
И молчаньем душа исколота...
Воплем горло срывая, выкрикну:
- Только б каплю живого золота!..
* * *
В безумье священного горя
Пойми - если только не поздно:
Глухой не услышит море,
Слепой не увидит звезды.
Ведь боль - грозовые крылья,
За ними не видно неба,
Лишь сердце дрожит от бессилья,
Лишь прошлое сходит в небыль.
А небо ветрено сине
Сквозь робкие ветви клена,
А там, в голубой пустыне,
Светлы берега Авалона...
Эленриэл(ь).
(акростих)
Эльфийская сказка - бессмертная быль,
Летящая песня, ветра да ковыль,
Еще не знакомые слезы утрат,
Несмелый аккорд и потерянный взгляд,
Рассветы, закаты, сплетенье дорог,
Искристое солнце и травы у ног,
Эльфийские руны и магия слов
Легко замирают в мерцании снов...
* * *
Ждешь ли укоризненного взгляда
Или темно-гневного огня?
Нет, мой друг. Мне ничего не надо -
Жизнь опять решила за меня.
Я не о любви твоей мечтала -
О покое после гроз и бурь,
Теплый свет в окне твоем искала -
Или нежно-летнюю лазурь.
Думала - приду, когда устану
От дорог в незнаемых лесах,
Для тебя неведомые страны
Оживлю в медлительных речах.
Зря. И нет знакомого порога -
Лишь песок да белый зной пустынь,
Та же бесконечная дорога,
Та же придорожная полынь.
* * *
Безвестные звезды, озера лазури,
Любовь и забвенье, миры и стихии,
Горячее марево, снежные бури
И косы осенних берез золотые,
Мерцание сказки и бреда виденья,
Осколки безвременья, отблески света,
Безудержных мыслей больное круженье -
Любимый! Ведь ты подарил мне все это!
Спасибо за жгучие песни и струны,
За ужас пути, где нельзя оглядеться,
За бледные солнца и черные луны -
За горечь даров обожженного сердца!
Эстера
(aкростих)
Эльфийское золото стало золой,
Серебряный ветер утих,
Туман и забвенье - но нам повезло -
Еще не для нас для двоих:
Рассеянный взгляд еще светел и прост,
А пальцы играют гирляндами звезд.
* * *
В мире реальном уютны квартиры...
Эльрин.
По звездной дороге, сквозь искры и тьму,
На сказочном черном коне -
Нам весело было. Казалось: к чему
Предвидеть, что платим вдвойне?
Кто знал бы, что следом за музыкой сфер,
За синью и золотом снов -
Напиток забвенья, безвкусен и сер,
Да шорох бессмысленных слов.
Кто знал, как закончится дивный обман,
Как тяжек в безвременье бег -
Когда мы глотали волшебный дурман
И грезили: "Это - навек!"
Встречали с усмешкой на детских губах
Презренье и горький упрек,
Но вот... заплутали в далеких мирах,
Запутались в ниточках строк.
Плащи и слова истрепались до дыр,
Стал серым искрящийся свет.
Зачем мы бежали из теплых квартир
В бессвязный и вычурный бред?
Чем хуже был пошлый цивильный уют
И ровные тихие дни?..
А нас сумасшедшими люди зовут
И, видимо, правы они.
Но ты все не веришь, что сказке конец,
Не хочешь вернуться домой,
Мечтаешь, как прежде - на черном коне...
Но только - прости! Не со мной.
Мне больше невмочь продираться сквозь бред,
Истрепанный нами до дыр...
...Там, в мире реальном, оранжевый свет
Из окон уютных квартир...
* * *
"Легкий шаг сквозь туман
По обломкам разбитого мира,
Где глаза ослепляет последний закат
И кровавые зведы пророчат беду...
Хэй! И что же, что завтра - решающий бой?
Пусть последняя ночь будет наша с тобой,
Мы - извечно влюбленные, вечно враги,
В неразрывном объятьи - сквозь мира круги
Мы идем - а туманы скрывают шаги
И следы...
Только дым
И руины на месте прекрасных домов,
Чад отравленных рек и сгоревших лесов,
Гибель тех, кто вчера был прекрасен и юн,
Голос, сорванный воплем, звон лопнувших струн -
Кто воспел?..
Где предел
Бесконечной дороги?..
Кто мы - звери иль боги?
Все равно - догорает последний закат,
Тени смерти в глаза неотступно глядят,
Будь что будет! И ночь эта - наша с тобой,
Мой возлюбленный враг и печальный герой..."
"Менестрель, ты допел? Еще хочешь вина?"
А хозяйская дочка грустна и бледна.
"Как ее растревожил ты песней своей!..
А не можешь ли что-нибудь повеселей?
Эй, дочурка, не хмурься! Проклятый певун..."
А у девы в ушах - взвизги лопнувших струн,
А у девы в глазах - безрассветный закат,
А у девы на сердце - любовь и тоска.
И чуть слышно шепнул менестрель ей, скорбя:
"Что ж, узнала ты в песне меня и себя..."
* * *
Серой глыбой - седая громада непрожитых лет...
Может, это - знаменье, что нечего ждать на земле?
Может, это начало дороги из света сквозь тьму,
Той дороги, где слава - ничто, и любовь ни к чему?
Той дороги, где нужно забыть, кто есть друг, кто есть враг,
Где слова - шорох вечности, мысли - рассыпаны в прах,
Где конец - неизвестен, забыто начало пути...
Пусть мне страшно, но эту дорогу мне нужно пройти.
3 октября 1998
* * *
А.М.
Что сгорело, то сгорело -
Пусть забудется скорее,
Пусть в тумане сгинет след:
Ты был слишком чист и слеп.
Помнишь? Небо и дорога,
Свет у дальнего порога,
Ослепительный закат,
Песни, звезды... и тоска?
Но давно закрылись двери.
Что ж, не веришь так не веришь,
Только вечного пути
В одиночку не пройти.
2 октября 1998
Элеррамэ.
(акростих)
Эльфу-певцу - бесполезное слово,
Легким крылам - золотые оковы!
Если ты светел, как хочешь живи -
Раны на сердце и руки в крови.
--Редкие фразы - жемчужины в чашу,
Арфа и плащ, все дороги познавший
Могут вернуться... Но где моя цель?
--Это сокрыто пока, менестрель.
Мистиэрская лирическая.
Влюбилась как-то недоотмененная
пустотница в асвада и начала
грустные стишки кропать...
Ласковый блик недосказанного преданья:
Горькие травы и ласковой тьмы безбрежность,
Ветер в лицо и отблеск печальной тайны.
Сын Санаврии, спасибо за сны и нежность.
Ты рассказал, что есть печальные боги,
Звездное небо и звонкая боль прощанья,
Крылья и вера, отблеск Белой Дороги,
Песня в ночи и любимой руки касанье.
Ты рассказал. Но надо душе смириться
С тем, что твои слова - только стон бессильный,
С тем, что не та звезда нам в глаза глядится,
С тем, что в мире бетона нет места крыльям.
Песня - хрустальным звоном до боли в сердце,
Голос срывается злым задушенным хрипом:
"Холодно!.." - в сером мире душе не согреться...
Сын Санаврии, за светлую сказку - спасибо!
Нид декадансу.
Я ненавижу эту бледность лиц,
Я ненавижу эту тонкость линий,
Усталый тихий голос, дрожь ресниц
И звездный взгляд - измученный и синий.
Я ненавижу эту хрупкость слов,
Изысканность хрустальной черной вазы,
Всю "горечь ветра", все "мерцанье снов" -
Красивости тускнеют раз от раза.
Я ненавижу горькую любовь,
Я ненавижу скорбные знаменья,
Я ненавижу мир больных стихов,
Застывший на безумное мгновенье.
Январь 1999
* * *
Лживый смех на устах,
а душа - обнаженная рана.
О пощаде ты молишь богов -
но не слишком ли рано?
Серебром заколочены в сердце
то ль гвозди, то ль звезды.
Ты о смерти взмолился,
но боги не слушают - поздно!
Январь 1999.
Одинокие строфы.
1
Печалью в глухом октябре,
Мерцающе-томным двустишьем -
Позволь мне молиться тебе!
Вот только - за дерзость простишь ли?..
2
По пескам и льдам, по чужим следам,
По ночным кострам да назло ветрам -
За тобой иду, за тобой!
Мне где стыд, где смех - но честнее всех
Мой позор и мой путь кривой!
3
Белый фарфор запястья,
Вен лиловатых нитки -
Плат на алтарь бесстрастья
Жизнь чародейка выткет.
Сказка.
Посвящается А...
Тусклое утро. И робок мальчишка вчерашний,
За ночь вкусивший услады и муки столетий.
"Что вы молчите и смотрите, Леди? Мне страшно -
Горечь и тьма вековая в глазах ваших, Леди!
Тусклыми звездами - стразы на бархате платья,
Жар белых рук иссушающе, призрачно бледен:
"Жарче огня, холоднее могилы объятья -
Жизнь или смерть вы несете влюбленному, Леди?"
Черные косы, как змеи в упругом сплетенье -
Душны, как темень ночей сатанинского лета:
"Что мне мой Бог и свобода? Я стал вашей тенью,
Счастлив в неволе - в капкане волос ваших, Леди!"
Голос мальчишеский жалок и сорванно-звонок,
В чистый глазах отражается сумрак столетий...
Мрачною сказкой испуган печальный ребенок -
Что ты, дитя? Это выдумка - темная Леди!
* * *
Незабвенная первая встреча -
То, что будет, предвижу едва.
В дымном мареве плавятся свечи,
В винной горечи тонут слова.
Яркий взгляд и дыхание тайны -
Странно сладки. Откуда же ты,
Собеседник беспечно случайный?
Нет ответа и строже черты.
Взгляд все ярче, напевнее голос -
Змеи ль судеб свернулись в кольцо?
Нет, все проще - возвышенный образ
Закрывает живое лицо.
В час прозрения новая встреча
Будет горько, нещадно права:
Серым утром оплавятся свечи
И умолкнут пустые слова.
28 апреля 1999.
* * *
Жизнь - река. И она не поймет,
Что не все на земле мы успели -
Мы уйдем. И следы заметет
Тонкий шлейф серебристой метели.
Мы - лишь люди. В свой час мы уйдем -
Растворимся в полуденной сини,
Станем ветром, закатом, дождем,
Шумом города, тишью пустыни.
Станем детским мерцающим сном,
Книги старой закрытой страницей,
На усталых висках серебром
И слезой на дрожащих ресницах.
Через годы - светла и пьяна,
В звездном мраке, в заре золотистой
Встанет наша шальная весна,
В ней твой взгляд - неподвижный и чистый.
Или поезд в промозглой ночи
На пустынном сыром перегоне
Мой неначатый стих простучит
Бледной девочке в спящем вагоне.
31 января 1999.
Ночь новолунья.
В каждом взгляде - безумье,
В каждой чаше - отрава
И змея под каждым цветком -
Это ночь новолунья
Наблюдает лукаво
Ваши игры с темным огнем.
Очи - черные луны,
Нервы - звонкие струны,
Пальцев мертвенна белизна,
Перепутаны мысли -
Что за бездны и выси
Вам ущербная кажет луна?
Отчего вам так ново
Обветшалое слово,
Что за тень на бледных щеках?
Нервный смех - колокольцем,
Черным золотом - кольца
На дрожащих девичьих руках.
Осыпаются звезды
С черноты небосклона,
Оседая над бледным лицом.
Вы испуганы - поздно:
В лоб вопьется корона
Шиповатым железным венцом.
Что ни взгляд, то безумье,
Что ни жест, то оковы -
Так не лучше ль забыть обо всем?
Только ночь новолунья
Покарает сурово
Вас за игры с темным огнем.
20-22 января 1999
* * *
Ах, омеле и сирени рядом не цвести,
Хмель обвиться не захочет о терновый куст.
То ль ты понял, то ль не понял - все равно прости:
Пусть останется, как было. Все, что будет - пусть...
За своей судьбой бежишь ты, сколько хватит сил:
Время - как песок меж пальцев, бег - не удержать.
Лишь хочу я, чтоб за правду ты меня простил:
Разделенное от века вместе не собрать.
Ах, не годы и не лиги - пропасть пролегла:
Лед и пламя, день и полночь так не далеки.
Хмель горчит и остывает теплая зола:
Две дороги не сольются - огневых реки.
25 декабря 1999
* * *
...Я подарю тебе мир мой...
Не дари мне фиордов и мхов на скале -
Мне недолго осталось на этой земле.
Так уж Норны судили - приходит мой срок,
Остается последний усталый глоток -
Вольной влагой Вальгаллы вино на губах.
Погребальный костер - и развеется прах,
В небо дымом - душа, нет дороги назад...
Или белый корабль полетит на закат?
Или пятна гвоздик у разрушенных стен?
Память спутала жалко обрывки легенд,
Стали белою тканью из звуков и слов
Позабытые фразы из песен и снов -
То ли шабаш, то ль месса, то ль тризна по мне?
Мысли тонко сгорают, как шелк на огне...
Что мне мир твой - фиорды и мхи на скале?
Ты ведь знаешь - не жить мне на этой земле.
26 января 2000
* * *
Я б змеей к тебе в сердце заползла
И свернулась там, счастьем пьяная.
Крепче сотни жен полюбить могла
Я б тебя, мой Бальдр... да не Нанна я.
Без тебя я пряла свой белый лен,
Без тебя бродил мой кипучий мед -
Только ветер моря ворвался в сон,
Пусть печаль мою он тебе несет.
Легче ветра песня - но что с того?
Есть и без меня тебя ждать кому,
Есть кому любить мужа своего
И встречать с дороги в своем дому.
И бессилен ветер беде помочь -
Моего не выдаст он имени.
Не жена, не мать, не сестра, не дочь -
Я тебе никто. Так прости меня.
Висы.
1.
Нила снег
Нанне неги,
Рыбу ран -
Хрофту рати,
Славы звон -
Воям храбрым,
Холод Хель -
Хилым трусам.
2.
Дубу дрота рати
Дарят Фрейи гребня -
Дар ему не дорог -
Радость ласки сладкой.
Сердце мужа сиро:
Та холста осина
Чья любовь всех больше
Хель добычей стала.
3.
На нагие ноги
Фрейи снега Рейна
Тюн холстин тоскует
Тополь волка топей
Блудным глазом смотрит:
Уж не дарит муж ей
Ласк и влаги блеска
Злая деве слава.
* * *
Серый пепел сорных трав,
Синий вечер, свет и вечность -
Ты устал и ты не прав,
Твердь и вереск - бесконечность.
Рунной раной стал покой,
Радость белой болью стала.
Путь и пот - последний бой
Выжег, что еще осталось.
Заклинание.
Вечного вечера свечи беззвучия,
Тверди и вереска луны-излучины.
Снегом и знаменем, стынью пустыни,
Словом и пламенем, стоном полыни,
Правдой и славой, лунными латами
Падает камень - слово заклятия.
Слава слова - крепость -
Пламя дома сомов,
Так и лед потока
Не ценнее стали
Лютого заклятья,
Стали слова злого.
Нила снегом было -
Ныне сталью стало.
Цокот копыт по дороге - лошадью стань,
Вой под луной - волчью серую шкуру набрось,
Ткацкий станок - разрывается тонкая ткань,
Небо - и ястреба крик меж закатных полос.
Пальцы тумана тоску серебристую вьют,
Сосны и ели - заставы ночного пути.
Я заклинаю и правлю дорогу твою:
Коль не ко мне - так тебе никуда не прийти!
Маглор.
Глаза его были цвета битого льда.
За былью и дальней болью
Он шел по дороге Нольдор -
Забытый и все забывший,
Безудержный и безумный,
Отчаянье недопивший
В тревоге и страсти струнной.
Но - льды на дороге Нольдор
В измученном взгляде стынут,
А светоч, что в море кинут
Впечатался в сердце болью.
Ты мог ли предвидеть, Маглор?
Сокровище из сокровищ,
Что мнил ты достойным крови,
В ладонях - безумной болью,
Навек схоронилось в море
И светится - в каждой капле.
И каждый оплакал то же,
В прощальный закат в Митлонде -
Мы шли по дороге той же,
Мы шли по дороге Нольдор.
6-12 января 2000 г.
* * *
Над болотом бел туман...
От неведомого пьян,
Подойди к моим дверям,
Причастись моим дарам.
Подходи, не робей,
Ты к избушке моей,
Что стоит меж осинок кривых.
Не гляди, что бледна,
Не гляди, что страшна -
Я желанней красавиц живых.
Как ты, милый, бел-румян!
Я сплету тебе туман,
Подарю любовь-тоску
И венчальный плат сотку.
Очи застит туман -
Это мною ты пьян,
За прозрачную руку держись.
Белым холодом губ
Твои губы ожгу,
Выпью жар твой, дыханье и жизнь.
Был ты милый, бел-румян,
Я сплела тебе туман,
Не фату, что так бела -
Холст на саван соткала.
22 июня 2000 г.
* * *
Ночь колдуньи - значит, травы черные сильны.
Полоса тумана - в небо серебристый мост.
Месяц рыжий и лукавый, словно лисий хвост.
"Эй, глупец! Добра ль ты ждешь от такой луны?"
Темных тропок перекрестье и тенета трав,
Черный волк и черный всадник ветер в ковылях,
Плащ туманный и усмешка стынет на губах:
"Эх, от ведьминых ночей не видать добра!"
11-12 января 2000 г
Аданэт.
Древнее золото с кровью и пеплом смешано,
Белое пламя затоптано в грязь - прости меня...
Я, аданэт, недостойная даже имени,
Знаю, что смерть - только тень твоего бессмертия.
Я - аданэт, а в глазах твоих отблеск Амана -
Был и погас, но оплакать его не смею я,
Лишь седина в волосах моих - белым трауром:
Я - аданэт. Мои песни - петлей на шею мне.
Тусклые ноты - на черные камни зернами,
В свете Гиль-Эстель - последней надежды отблески.
Я - аданэт. Не затем ли струна оборвана,
Чтоб умереть мне в последнем печальном отзвуке?
Я - аданэт. Свои годы жалеть не стану я -
Лучше сгореть, чем как свечка истаять медленно...
...Древнее золото, белое пламя, meldanya -
Вспомни меня через годы под небом Амана!
10 января 2000 г.
* * *
Это было давно. Отчего же все тянется нить -
Через годы и беды, сквозь ночи и дни... разорвать бы!
Мэй
Взгляд в хрустальное небо - как осень тиха,
Воздух пряно-прозрачный пьянит, как вино,
И как прежде в узор золотого стиха
Черным бархатом имя твое вплетено.
Не хочу, но вплетаю по букве в узор -
Обрываются нити и слов не собрать,
Раз за разом - одно, с незапамятных пор:
Невозможно забыть, невозможно догнать.
Не хочу больше жить с не своею бедой,
А судьбе бросить вызов - достанет ли сил?
Оборвать нить судьбы, что связала с тобой...
...Ветер осени синью меня опоил...
* * *
Позабыть - это слишком просто:
От тоски до тоски полшага,
Стынь в глазах твоих - неба просинь,
Не удержит букет рука.
Все поймет и простит бумага -
Напиши, как тоскует осень,
И печалью седого мага
Пусть хоть строчка уйдет в века.
Напиши: ты писать умеешь
(Стон души - это слишком мало,
А стена пустоты глуха)
Чтобы сердце чужое знало
То, что прямо сказать не смеешь,
От серебряных струн стиха.
Ниеннистические рефлексии.
I
На подушки голову уронит
И крылом укроет томный хмель.
Небо, что чернее "Черных Хроник",
И любовь нежней, чем карамель,
Звезды глаз Учителя светлее
И полынь рассыпанных кудрей -
Будет все во сне. И в этом сне я
Буду всех красивей и нежней.
Позабыть бы о своих делишках -
Повседневных муторных делах.
Не проснуться - хорошо б, но слишком
Нервам утомительно во снах.
Где вино покажется отравой,
Где - "любовь" срифмуется и "кровь".
Что ж ты, Гэлрэн, смотришь так лукаво
И нетерпеливо хмуришь бровь?
Правда, я смешна? Хочу проснуться,
Чтоб - не Элхэ, а опять - собой,
Девочкой, подстриженною куце,
Невезучей, глупой и смешной.
II
Строфа.
Осока - оковам клятв,
Да вереском путь заклят.
Ниэннах.
Выпал мне жребий: надежда, разлука, измена...
Горные маки завянут до Полночи Мира.
Трудно за верность найти подходящую цену -
Стебли осоки разрезали корни аира.
Не залечить пряной горечью веток сосновых
Раны на пальцах и сердце от острой осоки,
Хрупкий гэллаис завял, не цвести ему снова -
Мы с тобой, айлэмэ-лээ, опять одиноки.
Горные маки завяли - колышется вереск,
Память - осенним снежком, серебристой полынью,
Алмиэ, ахэнэ - слезы о преданной вере,
Алмиэ, ахэнэ - голос над гарью и стынью.
Мне не испить слез луны в чаше белого мака,
Я не погибну, пронзенная льдистою сталью -
Будет негреющий плащ из беззвездного мрака,
Будет молчание струн - неизбывной печалью.
III
Антистрофа.
Но в пути растет не только блекло-серая полынь:
Пижма, лютик, подорожник, кровохлебка и осот.
Пыль дорог ласкает ноги - закрутилось колесо,
В нити пыльные спрядая тьму и свет, жару и стынь.
Мир, безумно разноцветный, он один для нас для всех:
Где багульник на болотах и кроваво-красный мох,
Где сосна на рыжих скалах и волны соленый вздох -
Мир, где встречи и разлуки, радость, горе, слезы, смех.
Странный и порою страшный - но единый дом для всех.
Последний глоток.
Оставлю мечты ветру, воде ключевой - раны,
Остывшей любви - сердце, вечерней звезде - память.
Прости мне мою веру, прости, что уйду рано
В осенний рассвет серый, как ты уходил в пламя.
Стальные слова - гвозди: довольно себя ранить,
Прости мне мои слезы - так просто побыть слабой.
Склонились к земле грозди - в них сок, что вином станет.
Бесшумно придет осень, последний глоток сладок.
Последний глоток лета, последний глоток счастья!
Подставив лицо ветру, рассвету шепну: "Здравствуй!"
Последний глоток света мелькнет золотой страстью:
Последний жених - ветер, прощальный глоток счастья...
Апокалипсис.
Наступает Безликое.
Звезды пали горчичными зернами
На бесплодные рыжие камни,
Узкий луч - серебристый на черном -
Разобьется о плотные ставни,
Станет гаснущим бликом.
Умирает история:
Что ты знал - позабудь. Его не было -
Не осталось ни жизни, ни смерти,
Только бьется в агонии небо
Только - звон расколовшейся тверди.
Зверь выходит из моря.
Видишь - темное чудо?
Счесть число бы из букв его имени -
Да забыты и буквы, и цифры.
Помолиться б: "Господь, просвети меня!"
Да забыты и правда, и мифы.
Заменили ничтожным великое,
Заменили - и нет больше мира:
Мельтешенье личин, но - без лика.
Заклинаю незрячих и сирых:
"Знайте - завтра не будет!"
сентябрь 2000 г.
Первый снег.
Посвящается ***
I
Не ты подарил мне дожди умирающей осени,
Не ты напоил меня ветром из чаши расколотой,
Не ты мои плечи укутал небесною просинью,
Не ты показал мне, как гаснет осеннее золото,
Не ты мне шептал: "Laurie lantar lassi suurinen",
Не ты бросил ласковый взгляд мне - копеечкой нищему,
Не твой укрывал меня плащ под ветрами и бурями...
За что ж моя песня тебе - в моей жизни не бывшему?
II
Не с тобой разделила я снежную синь,
Не тебе душу холодом ветер пронзил,
Не тебе - капли крови последних рябин,
И из осени в зиму не ты проводил
Мою душу - "путем всей земли".
В белый Китеж - на яблочно-алый закат,
В мир, где снежные ели и синий простор,
Звон челесты и строгость органных токкат,
Свет и "Salve, Regina!" - торжественный хор,
Мы не вместе вошли.
октябрь 2000 г.
* * *
От любви умираем не мы -
От любви умирает душа
И бездумные фразы шуршат
Под снегами последней зимы.
От любви умирает душа -
Незаметнее прочих потерь,
Разделяя "тогда" и "теперь"
И пределы отмерить спеша.
Лишь поморщишься, чашу допив:
Стало пресной водою вино.
Пеплу деревом стать не дано -
Ты не веришь, что все еще жив.
октябрь 2000 г.
* * *
Во сне ли, в мечте - увидишь ли
Венок из роз Гюлистана
С сиренью белого Китежа
И лозами Иордана?
Мечта обманута небылью
И глас возопил в пустыне:
"О Бог мой! Земля ли, небо ли
Твое мне прошепчут имя?"
Но в ночь, что тиха бестрепетно
Лишь звонкие звезды-капли
Из Времени - чаши треснутой
На ложе земли стекали.
Не к небу - стремленье смелое:
Венок из роз Гюлистана
С сиренью Китежа белого
И лозами Иордана!
Август 1998 - октябрь 2000 г.
* * *
Лишь хладное железо
Властвует над всем.
Р.Киплинг
Жизнь и смерть - неоспоримая данность,
Мы - лишь листья, что ветрами гонимы.
Осужу ль тебя, что умер бездарно?
Сталь струны и сталь клинка несравнимы.
Сталь струны и сталь клинка. Но посмел же!
Против хладного железа - лишь словом.
Оттого тебе виссон белоснежный
Недостоин стать последним покровом.
Слово - слову. Так покойся во славе -
Ты, посмевший не поплыть по теченью.
Сталь всевластна, но твое: "Не желаю!"
Сквозь столетья - словно свет невечерний.
Первым сделал ты не понятый прежде
Страшный выбор между кровью и грязью.
Спи во славе, подаривший надежду,
Что не вечным быть железа всевластью.
Гранатовый браслет.
Пресьоса, беги, Пресьоса!
Ф. Гарсиа Лорка
Проклинаю я дыхание Кмитежа...
С.Есенин
I
Вступление
Звезды тоже знают похоть танца
И кометы распустили косы.
Раньше - верой, нынче - декадансом
Белый Китеж и "Беги, Пресьоса!"
От заката тропкой млечной выйдешь,
Не услышав горького вопроса.
А тому, кого не примет Китеж,
Остается - следом за Пресьосой.
II
Не гляди, что строка беспомощно
Увядает в молчанье полночи:
Через кожу травинки лунные
Прорастают - терплю, хоть больно мне.
Стала страстью влюбленность струнная -
Камень сердца иссечен рунами:
Это первые песни вольные
Прорастают цветами лунными.
III
Баллада ночи.
Хочешь -
балладу ночи
терпким гранатом?
На.
Падает косо
луч
звездный.
По дорог излучинам,
погоней измучена -
беги, Пресьоса!
Босы
ноги - по сердцу ветра.
А ветер беспечный
изрублен
листьями лилий.
Милый,
сердце изрежь мне
рунами:
камню - память.
Чистый,
стезею млечною
из райских врат выйдешь
по небу мглистому -
да земли не увидишь.
"Далеко ли до Китежа?" -
"Вечность".
Исповедь
Белое око
черного бога
Скорбно глядит с небес.
--Как баронесса?
--Лишь Гульде известно
Сколько осталось ей жить.
--Бедная леди!
...Предсмертного бреда
Алая вьется нить:
"Ой-и!
Заприте засовы!
Что тихо в часовне?
Что ты не молишься, жрец?
Ой-и!
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
Не говорите, что праведна -
Сердце грехом изранено!
В полночь стоя на пороге
В очи неба я глядела,
А потом вела дорога
Мимо трех кривых осин -
Путь до гиблого болота,
До последнего предела...
Жрец, ты слышишь?.. Ждал там КТО-ТО -
Серолицый дух трясин!
В волосах дурные травы,
Зелены глаза, как омут -
И вино, черней отравы,
В чашу медленно текло.
Слабли руки, муть во взоре -
Больше ничего не помню,
Но колечко - знак позора -
Мне мизинец обожгло!
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
Сколько с колечком маялась -
Жрец, оно НЕ СНИМАЛОСЬ!
Лучше б тогда же в омут мне -
Но знала, что невиновна я.
Снова полночь и снова глухая дорога,
Три осины - три стража ночного пути,
А белесое око сурового бога
Мне глаза обжигало, мешая идти!
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
Танцевали лунные тени
И колечко мне пальцы жгло,
На коленях
Я звала владыку болот:
-- Нечистая сила
Топей глухих!
Ты знаешь, что я не грешила -
Так сними же кольцо с пальцев моих!
Я могу лишь молить -
Дай твои обниму я колена,
Назови свою цену -
Я смогу заплатить!
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
Вновь явилось мне землистое лицо,
Плетеница черных трав на волосах,
Непонятная усмешка на губах,
Фразы мерного ответа - в горло нож:
"Коль сестру свою ко мне ты приведешь -
То сниму с тебя проклятое кольцо!"
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
-- Сестренка Лизетта, пойдем погуляем вдвоем.
Я знаю хорошее место - там много цветов,
Волшебных цветов, что лишь в темную полночь цветут:
На старом болоте мы рыжих купальниц нарвем!
...Тропинки глухие в удел заповедный ведут...
-- Болотный хозяин! На твой я откликнулась зов!
Заплачено щедро за давний напрасный позор -
Сестру привела я! Снимай с моих пальцев кольцо!
...Фразы сухими листьями -
Слушайте исповедь!
С той поры кольцо ей не снять с руки -
Мой позор - на ней!.. Не снести тоски,
Нет спасенья мне от моей вины!
Зелень мутных глаз вновь туманит сны.
А когда Белоокий глядит с небес -
Нет страшнее пытки, поверь мне, жрец!.."
Белое око
черного бога
Скорбно глядит с небес.
Закрыты засовы.
У гроба в часовне
В молитве смиренной
стоит на коленях
За час поседевший жрец.
Зов ветра.
Хвойным жаром обожгло лето...
Я уйду, а вас - всего трое.
Белый холод - это зов ветра,
Жар багровый - это зов крови.
Хвойный ладан, дым и лето -
Ленту алую рассвета
В косу не вплести.
Память, пламя, синь и знамя -
Вечность не обнять руками,
В тишине предмирной рани
По алмазно-острой грани
К звездам не пройти.
Испытанья не прошла, каюсь,
Но сражаться не могла лучше.
Пусть победа будем вам в радость
И не надо проклинать случай.
В дымный ладан сладко падать,
И уйти я даже рада
В предосенний зной,
В ветер, в воду, в дым и вечность,
В книгу, в песню, в бесконечность,
В мир, где каждому по вере -
На холмах нездешний вереск
Под чужой луной.
Мы бежали по следам лета -
Дым пожаров подвиг наш скроет.
Я откликнулась на зов ветра,
Чтоб другим не слышать зов крови.
Апокалипсис II
Небо внизу, а вверху - отраженье неба.
И в полусне попирали ногами звезды
Дети зимы, что сходили бездумно в небыль,
Грезя о том, как бесстыдно невинны весны.
...И, как бывает в конце времен,
Треснула сфера под сталью взгляда.
Наг человек, мир обнажен
Между огнями небес и ада.
Мертвый ли всадник на бледном коне смеется,
Жизнь ли сама все, что было и есть, итожит?
Яркое платье Жены, облеченной в солнце,
С пурпуром Блудницы страшно, невинно схоже.
Он неизбежен и только твой -
Выбор, которого нет страшнее:
С князем идешь века сего,
С тем ли, чьи ризы снегов белее?
Слово певца
Холод во взгляде и руки сжигает Рубин -
То ли святой, то ли просто тиран и палач?..
Горд и всевластен, непонят и вечно один -
Передо мной не скрывайся и слезы не прячь.
Сердце твое предо мною, как Книга Книг:
Я - твоя совесть сквозь тысячи лет и лиг.
Песня моя под запретом - на бога хула:
Смертным вовеки нельзя сомневаться в богах.
Ты же - не бог, не святой, твоя власть - лишь зола,
Строчки в анналах - и те на истлевших листах.
Переживет тебя песня на сотни лун:
Выткали правду шесть серебристых струн.
Россыпь алмазная - ноты ранят и жгут,
Режут нечистую совесть кинжала острей,
Горькие фразы больнее, чем плети, бьют -
Больно, я знаю... но будет еще больней.
Сердце сгорает листами запретных книг -
Совесть не дремлет за тысячи лет и лиг.
Погребальная
Только кровь отмыть
С золотых волос
Да глаза закрыть:
Спи, как травы спят!
Семь цветных полос -
Погребальный плат.
Пламя на закат:
Боль моя, гори! -
Вековой обряд.
Языки огня
Да янтарь зари -
Ты простишь меня?
Серебристый луч -
Белый плач звезды -
В море брошен ключ.
Путь - в глаза песком
Да в пыли следы:
Вечно не вдвоем!
Подруга воина.
Сколько крови на сером клинке -
ты давно не знаешь пощады.
Слишком много изломано судеб
и прервано жизней невинных...
Не стесняясь - по детским слезам
и оскорбленным сединам -
Ты пришел к своей цели. Будь счастлив,
а мне - не надо!
Слишком долгими были лиги моих дорог,
Слишком вольно ветер звенел в ковылях степных,
Слишком густо-черна на клинке невинная кровь,
Слишком много мертвенной стали в глазах твоих.
Да, в начале ты был велик -
воплощенье Господнего гнева:
На сияющем шлеме - звезда
и венок из цветов Аваллона.
Променял ты цветок и звезду
на омытую кровью корону -
Будь же счастлив, король!
Я не буду твоей королевой.
Что смогла, я сказала. Но ты не услышишь меня.
И не надо печали и гнева, возлюбленный мой -
Я уже ухожу. Посмотри, я седлаю коня,
Чтоб лететь вслед за ветром и за своей звездой -
Прочь от тебя!
* * *
Белоснежный город на трех холмах -
Белая сирень, яблоневый цвет -
Что за алый блик на твоих камнях,
В ало-черный плащ ты зачем одет?
Белоснежный храм на святой горе!
Даже ты не смог выстоять - один!
Яблоневый цвет, белая сирень -
Ныне горстка пепла среди руин.
И в последний миг не отыщешь слов.
Уходи скорей, не гляди назад -
На ступенях храма застыла кровь,
Едкий черный дым заволок глаза.
Уходи скорей, не гляди назад,
Выбор твой давно сделан за тебя -
Лучше хлеб чужбины, чем смерть и ад,
Лучше путь скитальца, чем жизнь раба.
* * *
Белый храм на горе, алтарь его - свет и суть.
По ступеням из розовой яшмы твой труден путь,
И идущий этим путем не вернется на землю прежним.
В скорбных одеждах помедли у плотных дверей,
Спроси у судьбы своей -
Что вело тебя в храм, отчаянье или надежда?
Но давно разучился читать ты в сердце своем,
Ты измучен дорогой и вечной борьбой со злом,
Сдвинув с места тяжелую дверь, вступишь внутрь с облегченьем...
Отчего же в глазах - вспышки кровавых звезд,
Боль пронизала мозг -
На сияющих плитах замрешь, захвачен виденьем...
Свет и святость - ничто перед грубой силой,
За добро - только злом воздается сторицей.
Я б молилась о гибели этого мира,
Если б только знала, кому молиться!
К великим богам мне пути закрыты,
За служенье им погибель расплатой:
О, сполна расплатился за все молитвы
Белый город, в грязи и крови распятый!
Пусть нам воздух станет колюч и горек,
Пусть камень будет нам вместо хлеба,
Пусть свинцово вспенятся волны моря
И в огне, как пергамент, свернется небо!
Пусть оковами обернется корона
В страшный час неизбежной и горькой правды,
Пусть обрушатся купола Аваллона,
Как обрушились гордые стены Храмды!
Пусть от грома подземного рушатся башни,
Пусть от страха и боли сереют лица!..
...Мне, утратившей все, ничего не страшно -
Но о гибели мира - кому молиться?..
* * *
Перетерпеть. Перемолчать
Немую седину снегов,
Отбросив шорох тщетных слов,
Бесстрастием перестрадать,
Сыграть в молчанку с немотой,
Чей беспощадно нежен взгляд...
...Вино снегов - тончайший яд -
Опоит белой пустотой.
* * *
...Так - непреклонно-нежный
Сон, смежающий вежды -
Только ступень к забвенью:
Все имена, названья
Сделает легкой тенью,
Ветхой белесой тканью.
Сладостно-сонной мукой
Лба касаются руки,
С сердца стирая меты
Слов и клинков булатных.
В сладостных водах Леты
Льдистые тонут латы.
"Сон твой да будет светел
В вечном мареве лета!" -
Полнится тонким ядом
Взгляд, что прозрачней меда -
Вечный янтарь заката
В мире, где нет восхода...
* * *
Весны не меняются. Пропах
Свежестью нетронутого счастья,
Тонким дымом карнавальной страсти
Талый ветер на моих губах.
Все игра! Ресниц короткий взмах,
Тихое: "Тебя ли дождалась я?"
Бледные от выдуманной страсти
Весны отражаются в стихах.
На живую страсть ответить нечем,
И смешит всезнающую вечность
Так некстати громкое: "Судьба!"
Слезы обернутся талым снегом
Но пребудет неизменным небо
И прохладный ветер на губах.
Пророчество Сивиллы
Только б успеть - гулко стучит в висках:
Не растерять силы в бесцельном споре,
Если не я, кто сохранит в веках,
То, что узрел в толще слепой истории?
Кто бы еще людям поведать мог,
Как умирал последний единорог,
Зря ли по осени ал на болотах мох -
Ягод ли кровь, чья-то ль живая кровь?
Как сохранил терпкий туман болот
Сказки о тех, кто в землю ушел золой?
И рассказать может их только тот,
Кто разглядит вечность за пустотой.
Вижу: сейчас - как и века назад -
Твердой рукой кто-то стирает краски.
Почерк знаком... Мы встретились снова, брат.
Брат мой и враг - тень от бесцветной маски.
Через века - ложь на страницах книг,
Вечно за тронами - блеклый бесстрастный лик,
В страхе безумный пророк к алтарю приник:
Вот он идет - без короны, но Царь Земли.
Вечный закон и воплощенный рок,
Сам же палач, сам же - свинец оков.
Плачет беззвучно, прячет лицо пророк:
"Серому миру краски вернет лишь кровь..."
Чья это кровь, он досказать не смог -
Я доскажу, кто там, в нездешнем свете:
Рыба? Ягненок? Белый Единорог?
...Только б успеть!
И замолчать навеки...
Посвящение Айриэль
Звонче стали и меди
Кастаньеты в дрожащей руке.
Моя белая леди!
Научи меня черной тоске.
Отгоревшее лето
Стынет в лужах свинцовым дождем.
Моя белая леди!
Подождем до зимы, подождем.
Пролетают недели -
Эта осень не тронула нас.
Под фатою метели
Чернота обезумевших глаз.
Снег в ладонях не тает,
Небеса не чернее тоски,
И последняя тайна
Обнажается взмахом руки.
(c) Эстера, 1998-2001 гг.