Аннотация: Ученики не любили Чехова, а учитель не любила учеников. Но им предстояло вместе преодолеть это тяжелое испытание литературой.
- Где моя указка? - тяжело дыша, Тамара Павловна вернулась в учительскую. - Ну, где... кто видел мою указку?
- Да бросьте вы эти свои штучки... указки... - не поднимая глаз от школьных журналов, вырвалось у Антонины Львовны, завуча школы. - Идите уже на урок!
- Что вы, Антонинльвовна, это же... это как дирижер на концерте..., я не могу без указки. А вот она! - Тамара Павловна сунула указку между книг и заторопилась в 10-ый "б", в котором вот-вот должен начаться урок литературы. Перед входом в класс Тамара Павловна поправила волосы, переложила книги и журнал в левую руку и рывком открыла дверь.
- Так! Все сели, я говорю! Сели все! - резкий возглас Тамарпалны разорвал шумный гул 10-го "б". Ученики быстрыми прыжками заняли свои места в классе. Входная дверь за учительницей громко захлопнулась, и стопка книг вместе с классным журналом небрежно опустилась на учительский стол.
Учительницу литературы Тамару Павловну Мирончук ученики звали очень коротко - Тамарпална. Короче сократить уже было нельзя. Нельзя сказать, что ученики особенно любили её. Ни литературу, ни другие предметы, ни особенно учителей в школе они вообще не любили. Проще было перечислить, что старшеклассники любили в своей школе - для этого было достаточно пальцев на руках: первое сентября, новогодний огонек, дискотеки, викторины, большую перемену, горячие пирожки в столовой, последний звонок и долгожданный выпускной. Остальное было обязательным и утомительным, но необходимым приложением к этому развлекательному школьному набору.
Любой урок в любой день недели начинался с тянущегося, надрывного вздоха, проносящегося по классам. Вздох поднимался выше, густел и уплывал по коридору в физкультурный зал. Там он ещё долго висел под потолком, изредка взрываемый школьным мячом, затем уходил через щели в в окна и плавно спускался на белый снег.
Тамарпална грузно опустилась на учительский стул, открыла журнал и надела очки.
- Сели, Печёнкин, я сказала! Сели и открыли свои дневники и сразу записываем домашнее задание. Повторяю, для забывчивых, домашнее задание на завтра: "Самостоятельная письменная работа на тему "Духовная деградация личности доктора Старцева в рассказе Чехова "Ионыч". Печёнкин, я сказала записываем! Неси сюда дневник, я посмотрю, что ты записал!
Уронив сумку, Вадик Печёнкин поднялся со стула, и, медленно подойдя к учительскому столу, протянул свой дневник. В графе напротив "Лит-ра" было написано два слова - "Духовная диградация".
Большую часть своей педагогической карьеры (через два года она собиралась отметить пятидесятилетний юбилей) Тамара Павловна вела литературу в школе, - она имела весомый педагогический опыт работы со старшеклассниками! Она знала, что лучшее начало урока - строго и сразу поставить учеников на место и дальше спокойно работать по теме.
- Что за Лит-ра?
- Литература... м-м-м... так не влезает, Тамарпална!
- Не влезает, - передразнила учительница. В твою голову, Печёнкин, литература никогда не влезет. Садись... Так, сегодня мы обсуждаем рассказ Чехова "Ионыч", о котором я вчера вам рассказывала. Так, кто прочитал его и сможет нам рассказать суть произведения? - Тамарпална медленно встала из-за стола, взяла в руки привычную указку и направилась вглубь класса, оглядывая учеников.
Над классом медленно поднялась одна рука. Это была Лиза Болотова, отличница. Учительница по привычке ткнула указкой в парту Болотовой: "Давай, Болотова, с тебя начнем".
- Смотри, "Болото" опять впереди всех, - послышался шепот с третьей парты, за которой сидели крепкие "троешники" Гоша Синицын и Владик Голубев.
- Давай, Болотова, раз никто не помнит, о чем учитель вчера целый урок тут разорялась, - торжествующе произнесла Тамарпална, оглядев притихший класс.
- Основной линией рассказа является история несостоявшейся женитьбы Дмитрия Ионыча Старцева. Сама фамилия персонажа - Старцев, указывает нам на перспективу преждевременного старения души Ионыча... и...
- Так, хорошо Болотова. Молодец. Садись. Пять. Печёнкин, а что ты запомнил из вчерашнего урока? Расскажи нам, как ты понял рассказ Чехова, - Тамарпална и в этот раз ткнула указкой в парту ученика.
- А чего опять Печёнкин? - сидя промычал Вадик.
- Так, ты рассказ читал? Встань, когда с тобой учитель говорит!
- Ну читал, - Печёнкин нехотя встал.
- Ну... рассказывай!
- Ну он...
- Кто?
- Ну, главный герой...
- Как его зовут?
- Ну... (ждет подсказки)... а, этот... Ионыч.
- Ну и что этот Ионыч, что он за человек?
- Ну, Ионыч... он... ну, он врачом работал... лечил... и деньги зарабатывал.... Ну, у него был роман с этой... Котиком... с девушкой из хорошей семьи. И они... - Печёнкин замолчал.
- Ну, что у них, сложились отношения? - подсказывала Тамара Павловна. Класс уже начинал мучительно и тихо хохотать.
- Ну, сложились... - Печёнкин опять замолчал, давя в себе смех.
- Так, Печёнкин, садись. Два. Мало того, что ты не учишь ничего, ты и на уроке не слушаешь.
- Я учил, Тамарпална! Учил я! - оправдывался Печёнкин.
- Ну раз учил, расскажи тогда в чём выражалось духовное падение главного героя?
Вадик опять встал, но молчал.
- Деньги, деньги пересчитывал... - раздался зловещий шепот со второй парты.
- Он, это... он деньги пересчитывал...
- Какие деньги, Печёнкин? К кому ездил в гости Старцев, в какую семью?
- К этим..., ну которые на роялях играли.
- Ну, ну... Почему я из тебя должна все это вытягивать? Ты что двух слов на уроке литературы связать не в состоянии? Как ты будешь ЕГЭ сдавать, Печёнкин?
- А у него в ручке встроенный вай-фай с ответами из интернета, - послышался голос с "камчатки", с последней парты, за которой сидел долговязый Гоша Пахомов.
Класс взорвался хохотом. Тамарпална хлопнула указкой по ближайшей парте. - Так, Пахомов, не срывай мне урок! Или выйдешь сейчас из класса! Тихо! Ну, Печёнкин, что ещё ты можешь вспомнить?
- Умри, несчастная! - сорвал очередной шквал хохота Пахомов.
- А, да, так смеялся там слуга у этих..., в той семье..., куда этот Ионыч ходил.
- Пахомов, ставлю тебе "два" в журнал и завтра с родителями к директору. Давай сюда дневник!
- А... это! Я его дома забыл!
- Завтра пусть родители приносят директору твой дневник.
- Ну, что Печёнкин, ты так и будешь молчать или слушать своих товарищей-идиотов?
- ...
- Ну! Чего молчишь?
- ... Я не молчу!
- Садись, изверг. У тебя выходит "три" в четверти, но как ты будешь писать ЕГЭ, я не представляю?
Тамара Павловна подошла к учительскому столу, открыла журнал, перелистала несколько страниц и провела невидимой линией путь сверху страницы вниз, остановившись напротив фамилии "Журавлева".
- Так, Катя Журавлева продолжит. Что происходит с главным героем рассказа? Давай у доски, расскажи нам поподробнее.
Тонкая девушка с журавлиной фамилией грациозно прошла к доске, не спеша развернулась и, приняв позу модной актрисы с обложки журнала, начала литературный анализ:
- В рассказе "Ионыч" показана духовная деградация личности человека, который не интересуется ничем, кроме работы и денег. Еще в начале рассказа главный герой влюбляется в девушку из хорошей семьи, но она отвергает его любовь, потому что хочет стать актрисой.
- Журавлева тоже пойдет в актрисы! - послышался опять до боли знакомый голос Пахомова. - Котик! - артистично продолжал он забавлять класс. Класс уже тихо надрывался сквозь проступившие от смеха слезы.
- Пахомов, закрой рот или выйдешь из класса! - на этот раз грозно крикнула Тамарпална, замахав указкой.
- Все, молчу Тамарпална. Молчу!
- Ф-ф-ф-ф... Продолжай, Журавлева...
- Через несколько лет её мечта так и не осуществилась, и она возвращается в свой город и живет там с мамой. Настоящая актриса должна готовить себя заранее к своей профессии...
- Правильно, Журавлева. Вот, например, супруга Туркина, Вера Иосифовна, с молодости пишет романы. Помнишь, кстати, как начинался её роман, который она в начале повествования читает гостям?
- Не помню...
- Её рассказ начинался словами "Мороз крепчал..." А на самом деле в это время за окном был... - Тамарпална вопросительно посмотрела на Журавлеву, - за окном был... За окном был летний вечер, Журавлева! Так автор передает контраст между тем, что человек думает и что происходит на самом деле. Такой литературный прием называется контрастом и он говорит нам о том... О чем он говорит, Серов? Серов, не спи!
Ученик за четвертой партой, маленький и смешной Саша Серов аж подскочил, встряхнувшись видимо, после небольшого и легкого сна на уроке.
- О том, что... - быстро выпалил он. - О том, что ... мороз крепчал...
- Маразм крепчал! - "поправил" Пахомов и бурный смех, который невозможно было никуда спрятать, ни подавить, опять порвал класс.
- Пахомов, ещё одна такая выходка, ты будешь продолжать острить за дверью класса с двойкой в аттестате, - продолжала махать указкой Тамарпална.
- Всё, всё, Тамарпална!
- Болотова, так о чём говорит такой прием, применённый в рассказе?
- О том, что такой человек далек от действительности...
- Правильно, Болотова. - Усталый голос Тамарпалны стал ниже и суше. Дальше она начала произносить слова, как будто зачитывала что-то под диктовку. Многолетняя педагогическая практика подсказывала ей, что важные выводы говорить на уроке нужно медленно и степенно, чтобы ученики прочувствовали "главную суть" урока, то есть произведения. Она продолжала:
- Такие люди, как Туркины, живут своей обособленной, сытой, но скучной жизнью, и пытаются заполнить пустоту жизни хоть какими-нибудь увлечениями. Ранний Старцев, как рисует нам его Антон Павлович Чехов, ещё может увлекаться, он живой и интересный мужчина, но его чувства отвергаются. Помните, эту сцену, когда он обнимает Катю, целует её, но она отталкивает его, говорит "Довольно" и убегает. Помните? - Тамарпална посмотрела куда-то в окно. - Ну, а на кого похож герой в конце рассказа? Как его описывает автор? А, Серов, не засыпай снова, я тебе не дам... Надо работать на уроке! - Тамарпална по привычке указала на парту ученика указкой, только в этот раз она мягко ткнула в спящую голову Саши Серова. Он снова встрепенулся и быстро встал:
- Я работаю, Тамарпална. Старцев в конце рассказа представляется каким-то... неприятным... человеком, он... тово... духовно деградировал.
- Ну а что это значит?
- Ну, он ходит, смотрит квартиры... вкладывает деньги в недвижимость... так неприятно ходит.
- Что значит неприятно?
- Ну он тычет своей тростью в каждую дверь, не стесняясь людей...
- Да... правильно, Серов. - Тамарпална на секунду задумалась, посмотрела на указку и переложила её в левую руку. - А как Старцев теперь реагирует на воспоминания о былой любви, Журавлева? - Тамарпална развернулась вполоборота к другому ряду столов.
Журавлева медленно поднялась, поправила волосы и сказала:
- Старцев сказал: "А хорошо, что я тогда не женился". Подлец!
- Правильно, Журавлева! Ну, насчет подлеца я не совсем согласна...
- Да, ему подфартило, что он не женился на этой глупой актрисе, а то бы мучился всю жизнь... - опять привстал со своего места Пахомов.
Журавлева вдруг развернулась к Пахомову и резко выпалила: - А он и так по жизни мучился от своего скверного и тупого характера!
- Ну... а так бы маялся с ней. Как все мужики маются с вами... - Пахомов обреченно сел, класс вдруг затих и все посмотрели на Тамарпалну.
- Пахомов, чего ты лезешь? Ты не знаешь рассказа, так и молчи! Сначала прочитай Чехова, потом рот открывай... - была неумолима в своем вердикте Журавлева.
- А чего там читать, скукотища?! Я пробежал краткое содержание и понял, что читать там нечего. Я лучше камеди-клаб посмотрю, там хоть поржать можно.
- Так, Пахомов, мы с тобой уже разобрались. Или нет? - Тамарпална грозно направилась к последней парте. Я тебе сколько раз буду говорить - не лезь! Не лезь, понял? - Тамарпална со всей силы хлопнула указкой по парте Пахомова, указка хрустнула, переломилась пополам и выпала из рук учительницы. - Я родителей твоих уже вызвала, сиди и молчи. Завтра попробуй не принести самостоятельную работу по теме, получишь два балла в аттестат!
- Я достану, Тамарпална, - полез рядом сидящий Синицын под стол. Достав половинку указки, он протянул её учительнице. Та, резко развернувшись на месте, и уверенно стуча каблуками по притихшему классу, вернулась к учительскому столу и, отодвинув стул, села.
Класс молчал. Только Пахомов, тихо присвистывал, рассматривая замерзшие ветви деревьев за школьным окном. За окном сыпал мелкий снежок, было солнечно, морозно и так тянуло выбежать на улицу, выдохнуть теплым паром изо рта, потереть озябшие ладони, замотаться шарфом и бежать, бежать... навстречу солнцу, небу и будущему душистому лету...
Тамара Павловна отдышалась и снова пошла "в наступление".
- Ну так и в чём по-вашему, "духовная деградация героя"? В чём она выражается? Давай, Синицын, теперь твоя очередь...
- Духовная деградация, Тамарпална, это когда герою уже ничего не нужно, кроме работы и денег. Ни любовь, ни впечатления, ни книги, ни какие-то развлечения... Он живет один и... никому не нужен.
- А почему он никому не нужен? - Тамарпална показала огрызком указки на Голубева.
- Потому что он никому не сделал в этой жизни ничего хорошего, - спокойно ответил тот. - Эгоист!
- Правильно! Как Пахомов у нас. Эгоист, думает только о себе. И даже о родителях не думает. Мать как ни придет, плачет, а он... - Тапарпална грозно посмотрела на Пахомова.
- Ну, а что я? Ну вот зачем... зачем нам эти рассказы? Если тут нету ни одного положительного героя? - Пахомов привстал, чтобы его увидел весь класс. - Разве тут есть хоть один нормальный? Одни идиоты, что возьми семью Туркиных, или самого этого... Ионыча. Чего в этом рассказе хорошего?
- Пахомов, сядь. Нужно было отвечать, когда я спрашивала. А если есть вопросы, задавать будешь в конце урока. Сядь!
- Нет, ну Тамарпална, ну зачем тогда вообще вся эта дребедень нужна... эта литература? Что мне даст эта литература в жизни? Я понимаю, физика, математика, институт, специальность, профессия, а это - (играя) Котик играет на рояле... тьфу, зачем мы это проходим?
- Пахомов, если кого и коснулась духовная деградация, то это тебя, а не главного героя. Как ты не понимаешь, что литература утверждает лучшие человеческие качества и идеалы, заставляет сопереживать литературным героям, развивает наши чувства и делает нас более чуткими и тонкими. А ты... ты посмотри на себя!
- А что?
- То. Печать интеллекта лежит у тебя на лице.
Пахомов как-то криво, но искренне улыбнулся и оглядел весь класс, - как бы собирая аплодисменты, - класс в это время тихо покатывался со смеха. Ребятам было, в целом, все равно над чем смеяться, - они с радостью смеялись и над своими товарищами, и над учителями, и над ситуациями, которые происходили в классе. И не только в классе. Они вообще любили смеяться. Главное было, чтобы источник смеха был где-то рядом. Всегда где-то рядом.
- Сядь, Пахомов и растворись в тумане. Я заканчиваю урок. Значит, ещё раз, для тех, кто страдает провалами в памяти, завтра приносим на литературу самостоятельную работу на тему, которую вы в начале урока записали в дневники. Да, Пахомов, записали?
- Да, записали.
- Те, кто напишет, будет допущен к тестированию по ЕГЭ. А тот, кто не напишет, будет мыть окна в классе.
- Я уже нашел, откуда списать, - Синицын шепотом показывал Голубеву под столом смартфон, открытый на нужной странице, - вот сайт в интернете, тут как раз про Ионыча.
- Ага, ссылку пришли.
- О`кей, пришлю.
- Так, класс, у кого есть задолженности по прошлым темам, подходим после уроков. К Пахомову это не относится, Пахомов будет подходить к директору. Завтра, не забудьте, вторым уроком - литература. Сразу после физкультуры. Литература, Соколов, слышишь, а не лит-ра!
- Да, понял, Тамарпална, понял.
Прозвенел звонок и класс быстро опустел. Через пять минут Тапарпална зашла в учительскую, незаметно сняла тесные туфли и устало опустилась на диван. За окном трещали от мороза раскачиваемые ветром деревья, снег падал на подоконник и яркое, молочное солнце освещало внутренний двор школы,
"Мороз действительно крепчал", - вспомнила Тамара Павловна. Она на минутку задумалась, перед её мысленным взором быстро промелькнули муторные сессии в институте, нудные экзамены, жаркая летняя практика в далекой вологодской школе, первая влюбленность... горячий первый поцелуй на сеновале, вся молодость... как один миг!
Всего лишь увлечение... Она вспомнила своего первого и единственного мужчину, с которым познакомилась в Вологде... Вспомнила его приставания и поездку к маме, вспомнила, как знакомила его с родственниками, как представляла его отцу... А хорошо, что тогда я не связала свою жизнь с этим обалдуем... - подумала она.
"Жизнь, как один миг", - сама себе тихо сказала она и загрустила. Настроения не было ни до урока литературы, ни теперь, после урока.
Из папки с книгами и журналами выпал на стол огрызок указки. Она долго вертела его в руках, и, вдруг, сильно нажав двумя руками на остаток длинной палки, бывшей когда-то школьной указкой, переломила её еще раз пополам. Губы её в тот момент сжались в каком-то нечеловеческом желании сделать эту палку еще короче.
- Что Пална, уже к четвергу достали? Вот... а завтра пятница... - устало и безнадежно пробормотал Михалыч, учитель физкультуры, просматривая какие-то бумаги.
- Да, не говори. Через неделю завуч поставила мне открытый урок, вот придёт... наша дура, чего я буду давать, даже не знаю...
- Ладно, Пална, не грусти... Завтра зарплата будет... Сегодня, говорят, бухгалтерия уже рассчитала. - Михалыч распрямился, поднял глаза от бумаг, задумчиво посмотрел в окно и устало вздохнул.
Тамара Павловна тоже смотрела в окно и молчала.
А за окном действительно крепчал мороз.