Аннотация: Бред сумасшедшего, но вполне искренний бред.
МОЛИТВА.
(11648RS D15 1-05 T-AEON. МЕГАПОЛИС Х00)
В раздирающей душу тиши последний патрон выплюнула волына, и он отбросил ее, бесполезную, в густую траву. Выстрел долго отзывался эхом над равниной... Последние минуты он стрелял уже ни в кого - просто чтобы разорвать этот ненавистный мрак, тишину ночи. Далеко вверху бледный круг луны словно улыбался злорадно его пустым усилиям.
Далеко позади мерцали сотни желтых огней Города - но туда больше не было возврата...
...Топкая почва равнин. Моросящие дожди ранней осени. Безнадега.
Стены города давно скрылись из виду, и теперь он сам не знал, куда и зачем бредет, и удивлялся лишь одному - как он до сих пор еще жив?
Призраки ночи больше его не трогали - возможно, их целью было только отогнать его от Города, хотя по ночам часто слышались стоны, завывания и чьи-то осторожные шаги. Но все это - часть ночной жизни перелесков и равнин, которой не было до него никакого дела.
Душа умерла, но тело упорно сопротивлялось и заставляло его жевать траву и мох, грызть кору с деревьев, когда ничего съедобного найти не удавалось. Тело брало верх, и он, хотя и ослабевший, усталый, уходил все дальше от людей и их Города по равнинам, пользовавшимся дурной славой, по равнинам, на которые даже среди бела дня люди выходить не любили; по равнинам, которые десять раз убили бы любого другого за прошедшие дни - но не тронули его, единственного, кому по большому счету было уже все равно.
"Они изгнали меня, они правы... И в Городе жизнь моя была несладкой, но я хоть надеялся, а здесь - уже нет".
Он и не подозревал, что с такой силой может тосковать по людскому обществу... И злился на себя, и загонял тоску вглубь, и покрывал новые метры в раз и навсегда избранном направлении, пока не падал от усталости; ночевал под открытым небом - и не болел.
Между тем , как можно было судить по окружающей природе , сентябрь подходил к концу. Вернулись ясные, теплые дни; ночи стали теплее - лето прощалось, прежде чем уйти насовсем.
"Почему я еще живу?" - вопрос прозвучал неожиданно, улетая в голубое, ясное небо, в которое он смотрел, лежа на спине, заложив руки за голову.
Разумеется, небо ответа не дало.
Резким движением он выдернул нож из-за пояса. Провел пальцем по изрядно затупившемуся лезвию. Попробовал острие. "Кто мешает мне пустить его в ход?"
"Если я живу, то так нужно".
"Небо, заклинаю тебя светом твоим, солнцем твоим, ласковой синевой твоей - ниспошли мне смерть! Заклинаю вас, бесконечные равнины, бесстрастные и безмолвные, полигоны невидимой смерти!.. Сколько костей в вашей земле! Почему среди них нет моих!? Помогите мне! Помогите!!!"
Прямо с колен он рухнул без сил ничком и прижался к земле теснее, чем дитя к матери, чем влюбленный к любимой...
Нет ответа. Ветерок шелестит в травах. Солнце безмятежно льет лучи свои на равнины и Город, на родильные дома и погосты, соборы и морги. Перед ним все равны.
Остаток дня он проплакал в отчаянии. Ночью ждал смерти - но она не пришла. А утром... Утром потянулся, взглянул на солнце, еще невысоко поднявшееся, и вдруг ощутил в себе какую-то перемену; а еще чуть позже сообразил, чем она вызвана - это вернулось желание жить.
Эта мысль, как волна, увлекла его - и он лихорадочно начал строить в уме планы дальнейшей жизни. Конечно, в Город он не вернется - его просто не пустят туда. Но Бог с ним, с Городом! При желании можно устроиться неплохо и здесь... Впервые он обвел окружающие пространства взглядом осмысленным, заинтересованным, а не мутным от горя. Можно построить себе хижину, домик... Да хоть землянку: не важно, что, - важна сама жизнь, в которой теперь появились и смысл, и радость.
Он сидел, несколько отупевший, боящийся поверить в собственное счастье. Неужели так мало требовалось для этого? Ведь положение его не изменилось ни капли - но словно спали пелены с глаз. Как все просто! Господи, благодарю тебя - как все просто!
Чудо свершилось! Miracle! Now! Горя нетерпением, он направился к ближайшему перелеску и тут же взялся сооружать из веток, прутьев и мха подобие хижины. Он собирался устроиться в ней до тех пор, пока не соорудит убежище понадежнее.
Да... Жить можно везде. Кстати, рано или поздно забудется эта история в Городе, и - как знать! - может быть, он еще сможет туда вернуться.
...Когда вечернее алое солнце черкнуло горизонт своим краем, он уже мирно растянулся в своем шалашике на подстилке из мха и травы, довольный, хоть и усталый. Сон быстро сморил его - и поэтому Того, Что Пришло Ночью, он даже и не почувствовал.
День назад он просил смерти. Вчера - благодарил за вновь обретенную жизнь. Сегодня - превратился в кровавое, облепленное мухами месиво, частично прикрытое остатками шалаша.