Двенадцать
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Черт его знает, про что там.
|
1
Был день, я и солнце.
Затем день закончился, солнце закатилось за горизонт. Остался лишь я.
Остов строящейся башни застрял перед глазами. Слежу за ним, словно кот, увидевший добычу. Не моргая, не дыша. Кончики пальцев отбивают на руле волнующий ритм. Танец охоты, предвкушение пиршества кровавой пеленой засело в сознании.
Но надо ждать.
Сквозь лобовое стекло здание кажется мертвым. Да, оно и есть мертвое. Любое строительство - это процесс смерти наоборот. Сначала есть только ровная пустая площадка. Повернутое назад время возвращает на площадку гору праха. Тысячи трудолюбивых микробов вырывают из земли кости, лепят туловище из праха. Скелет растет и растет, с боков его облепляют плотью те, кто при нормальном ходе событий, должен объедать мертвого гиганта.
Падальщики прилетают обратно, чтобы снова попировать, вернуть мертвецу все высосанные соки, сквозь железные сосуды врывается кровь - энергия для живых, не для мертвых. И где-то внутри трупа начинает бешено колотиться сердце.
Он просыпается. Смерть возвращается по истертой стопами тысяч дороге, чтобы создать новую жизнь.
Бросаю взгляд на часы. "23:57".
Только это не жизнь. Лишь иллюзия жизни. На самом деле, каждое здание, каждый дом, каждая постройка на земле до конца своих дней остается мертвым скелетом, кадавром, искуссно поднятым некоторыми, чтобы повелевать многими. Притворство, театр мертвецов. Маски снимаются каждую ночь, в гаснущих глазницах можно увидеть правду: смерть не создает ничего, она способна лишь разрушать, все есть обман и новую жизнь не получишь из пустоты. Это только пустые кости, где продолжают свой бесконечный пир мухи. Они должны распасться - и распадутся.
Никто не может перехитрить законы природы. И люди в том числе, какими хитрецами себя бы не вообразили.
Время ползет слишком медленно. "23:58", "23:58", "23:58", ну же...
Нет сил бесцельно смотреть на жертву, таиться в добыче, хочется вырваться на свободу и биться. Ночь так черна, словно небо вырезали из картинки громадными ржавыми ножницами, воздуха нет. В театре бушует пожар, языки пламени лижут шторы, актеры остановились в нерешительности: продолжать игру или спасать свои жалкие жизни?..
"23:59".
Скоро, уже скоро. Руки шарят в поисках сигарет. Нет, карман пуст.
Стало смешно, так смешно, что даже на мгновение забыл об охотничьем инстинкте. Захотелось хохотать до упаду, до дрожи в коленках, вылезти из машины, упасть на землю и смеяться до полного истощения, пока тело не испустит дух.
Я бросил! Бросил!
Десять лет не получалось, привычка. А лекарство такое простое.
Достаточно крепко получить по башке.
Один удар и наследник трона мигом отбрасывает прежнюю жизнь: грязные кружки с выпивкой, белые дорожки наркоты, карты, потных некрасивых женщин. Один удар превращает его в прекрасного принца, лишает сознания, ввергает в летаргический сон. И вот уже придворные лекари собрались в опочивальне, они ничем не могут обрадовать расстроенного отца. Под звуки королевского оркестра тело опускают в личный склеп. Но принц просыпается, он все еще хочет попасть на собственный бал и найти там Золушку, он торопится, сталкивает крышку саркофага. Его желание не опоздать так сильно, что кулаки легко разносят двери склепа. Еще можно успеть, еще осталось время...
"00:00".
В оглушительной тишине принц, подпортившийся и подгнивший, входит в тронный зал.
Невозможно больше ждать, пальцы вцепились в ручку двери. Аргх, слишком долго, нужно быстрее. От пинка петли выламываются, дверь тяжело падает в придорожную пыль, я выскакиваю из машины. Перемещаться на двух конечностях слишком долго, руки принимают на себя часть веса. Из-под лап вылетает мелкий щебень, камни, ошметки грязи, нет времени останавливаться, нужно бежать. Хочется завыть на луну, но луны нет, да и не только луны. Призраки бесшумны, они не могут издавать звуков. Наверное, поэтому я не слышу, как отталкиваются от земли конечности, как дыхание превращается в резкий стук отбойного молота. Или это потому, что я оглох от этого бесконечного счастья, жажды охоты, чистой и незамутненной ярости?
Или потому что зверю внутри не нужно слышать, он чует добычу на расстоянии, безо всех органов чувств, с помощью сверхъестественной связи, которая сковывает охотника и его жертву.
Трехметровый забор жалкая попытка отгородиться от тех, кто действительно хочет проникнуть внутрь. Если бежать очень быстро, можно бежать вверх. Спираль колючей проволоки рвется, словно бумажная лента, еще секунда и путь проделан. Вперед! Песок смягчает звук приземления.
а грязными тюками, позади штабелей досок и обрезков гигантских - с рост человека - труб, виден маленький домик. В окне мигает свет, затем резко скрипит дверь. Раздаются шаги, кто-то идет сюда. Я скрываюсь в узкой щели под одной из труб, забившись в строительный мусор.
Лица не видно, только ноги. Что-то щелкает, тут же резкий луч света расчерчивает пространство. Он вызывает в глазах нестерпимую боль. Вскоре зрение восстанавливается. Слежу за человеком. Скорее всего, просто охранник, конечно, не он - цель, но взять и отказаться от такой заманчивой возможности... Нет, это не в привычках тигров-людоедов.
Он видит отпечатки на песке. Конечно, это заставляет осмотреться. Теперь совершенно ясно, на территорию проник нарушитель, проник тайно. Скорее всего, какой-нибудь воришка, придется поискать.
Я вижу, как он поворачивается, глаза заволакивает туман. Мгновение спустя уже лечу в воздухе. Пальцы смыкаются на хрупкой шее. Человек хрипит, фонарик отлетает в сторону. Хрустят позвонки, хватка размыкается, труп валится на землю.
Невиданный дикий безумный восторг пронзает разум и тело. Безумный восторг, имя которому - смерть.
2
Огненное кольцо.
Перекресток миров... Золотая сладость разливается вдоль жил.
Болью.
Крик родился в недрах, в ответ на внутреннюю агонию, тело словно развернулось в тугую острую пружину. Такая способна проткнуть руку, если ее сжать. Кровь будет капать из разорванных тканей, сломанных костей...
Кровь.
Кольцо огня.
Боль.
Он пробовал эти слова на вкус, как будто перекатывая языком во рту. Каждая новая секунда несла новые оттенки, новые смыслы. Каждый миг - неожиданные нюансы, мельчайшие изменения, находящиеся за гранью подсознательного. Там, где нет разума, только интуитивное движение, Он чувствовал, что полностью погрузился в сумеречную зону. Он ощущал себя слепцом, нащупывающим камни в темноте, пытающимся выбраться из неведомой темницы.
Свет.
Это стало новым ощущением. Лишь спустя вечность Он понял, что свет принесли открывшиеся глаза. Если есть глаза - есть и тело.
Но свет не смог стать отрадой, Он только вплелся в кольцо лишней веточкой, еще одной стороной боли. Глаза не просто болели, их нестерпимо жгло пламенем, Он ощущал, как веки дымятся.
Вскоре это прекратилось. Ослепляющая бездна превратилась в спокойную серую пещеру.
Возможно, Он спал. В некотором прозрении Он подозревал, что не может отличить сон от яви. Слишком много... потеряно. Слишком много... пропало. Потерянный в руинах разума - он боялся. Холод и одиночество окружили со всех сторон. Он плыл один в кровавом море, а небеса полыхали багровыми зарницами. На низких облаках отпечатались лики страха, темная пропасть под ногами заманчиво тянула вниз. Он искал берег, но берег ускользал, то тут, то там сквозь шторм появлялась темная полоска, но Он не мог видеть. Он чувствовал дыхание суши, но не мог приблизиться ни на шаг.
Тысячелетиями позже Он достиг берега.
Берег принес привольный морский бриз.
Обдуваемый холодным ветром и омываемый хмурым ледяным приливом, Он лежал на шершавом песке. Солнце все не появлялось, возможно, его просто не существовало в этом мире. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, Он почувствовал пальцы. Разумеется, они являлись частью тела.
Море словно стиралось огромным невидимым ластиком, мягко, штрих за штрихом, сверху на сознание сыпались друг за другом шорохи, короткие движения, рефлексы.
Наконец Он почувствовал, что поднимается в воздух. И в тот же момент открыл веки.
В глаза ударил тусклый свет лампы над головой. Он увидел узкую камеру со стенами, обитыми войлоком. Из камеры вела лишь узкая железная дверь с отверстием на уровне глаз - окошко закрыто с той стороны. Он сам лежал на грязной кровати, с простыней, туго перетянутой ремнями. В углу напротив - старая ржавая утка.
С пробуждением вернулось тело. Но не только оно: ярость, до этого момента прятавшаяся где-то в уголке подсознания, стала шириться и надуваться, подобно накачиваемой воздухом пленке она мигом заполнила все возможное пространство, агрессия хлынула через край, сметая все преграды.
Из груди исторгся надорванный крик. Он бросился на стену. Упругий материал поддался и тут же отбросил назад. Он завопил, кулаки принялись вонзаться в стену. Пальцы оставили на обивке десять глубоких царапин. Он повернулся юлой, следующие удары пришлись на кровать. От попадания по железному каркасу руки, казалось, превратились в мешки, туго набитые осколками костей.
Он упал на колени, ярость сдавила горло. Первый из ремней оказался перегрызен в течение пары секунд, второй Он вырвал руками. Еще несколько лопнули сами, руки тут же схватили освободившуюся ткань, раздался треск. Тощий матрац полетел в сторону двери, Он накинулся сверху, словно дикий зверь, почуявший запах крови. Во все стороны полетели клочья.
Это продолжалось недолго. Наконец Он остановился. Ладони бессмысленно сжали горсти перьев, он задрал лицо к потолку. Из глотки вырвался тоскливый вой. Но тут Он снова увидел дверь.
От удара мир, казалось, раскололся напрочь, дверь даже не пошелохнулась. Он сжал череп, боль, какая безумная боль, снова кольцо... Нет, надо встать. Ненависть не может остановиться, лучше погибнуть, чем замереть...
Лучше погибнуть...
Он успел встать на колени. Затем произошло что-то новое, мир причудливым образом изменился. Дверь открылась, понял Он через десятые доли секунды. Этого времени тому, кто стоял за дверью оказалось достаточно. В тот же миг Он почувствовал резкий удар и как реальность стремительно катится вниз. Темнота мгновенно сомкнулась перед глазами.
3
Ксантипп сказал, толстяк находится в самом здании. Там оборудована зона, отлично подходящая для... для... Ладно, не следует забивать голову, что бы за штука это не была.
Похоже, здорово понизился коэффициент интеллекта. И если бы я еще знал, что это за хрень такая - ко-эф-ет-ци-ент...
Люди толстяка находятся в домиках-контейнерах слева. Я пошел вдоль периметра. Куски бетона, заготовки для лесов, мешки с цементом, песок, потом снова бетонные глыбы. Словно какой-то гигантский ребенок забыл в песочнице игрушки. Или не забыл, просто его схватили и запихнули в кузов какой-то машины, поглумились несколько дней и отрезали голову.
Или малыш был редкостным засранцем. Надо подумать, какая версия более реальна.
Впереди появились контейнеры. Около одного из них лицом к стене пристроилась тень. Тип с лохматой черной шевелюрой мочился так шумно, что звук шагов полностью заглох в рокоте струи. Я подошел поближе и похлопал человека по плечу.
-Закурить не найдется?
Он повернулся, в темноте блеснули оскалившиеся зубы.
Я посмотрел вниз. Струя косой чертой прошлась по брюкам и остановилась на носке левого ботинка.
-Чо надо? Ты кто вообще? - спросил черноволосый.
Кулак влетел черноволосому в лицо. Из-под руки хлюпнуло, черноволосый схватился за нос. Слишком слабо, не рассчитал сил. Достаточно сильный удар расплескал бы мозги на стенку, как желток из яйца в микроволновке.
Сейчас закричит, пришла запоздалая мысль. Дал еще раз в зубы, чтобы раздвинуть челюсти, пальцы влезли в рот, там быстро нашарилось что-то мягкое. Оторвалось с тихим шлепком, комочек плоти отлетел куда-то в груду кирпичей. Из горла черноволосого вырвалось мычание, на губах появилась кровавая пена.
Я сдавил ему горло. Тело еще немного поизвергало на землю разные жидкости, затем колени подкосились и мертвец без малейшего шороха ткнулся разбитым носом в песок.
Один есть. Сколько еще внутри? Шесть - восемь? Может быть, десять.
Я обогнул вагончики, сквозь приоткрытую дверь зашел внутрь.
Обитатели не заметили гостя, три головы склонились над хлипким картонным столиком. Судя по восклицаниям, играли в покер.
На полу валялась грязная электроплитка, сбоку, около порыжевшего чайника покрытый разводами кухонный нож. Кто-то, похоже пытался настрогать ломтики бекона, но вместо этого нарезал кубики для лего. Я взял нож и подошел к игрокам.
Тот, что сидел напротив, лысый, с козлиной бородкой, поднял голову.
-Шуруп, ты где...
Зрачки глаз сфокусировались на мне.
-Это что еще за на...
Я схватил ближайшего за подбородок, провел ножом по шее. Густая струя крови брызнула на карты. "Крапленые будут" усмехнулся внутренний голос. Оставшиеся двое вскочили с криком. Не теряя времени я бросился в атаку.
Первый вовремя поставил блок, лезвие располосовало только кисть. Второй удар оказался точнее, металл разрезал одежду и вспорол мышцы живота. С треском раздираемой ткани нож пошел вверх. Бедняга выпучил глаза от нестерпимой боли, на белках вмиг прорисовалась алая карта сосудов.
Бедняга? Тебе повезло, что у меня нет времени заняться серьезно. Последнему так не повезет.
Лысый с дрожащими руками шарил по внутренней стороне куртки, пинок бросил его на стену. Я присел рядом.
Никогда такого не делал, все бывает в первый раз. Оказывается, достаточно взяться здесь и здесь, чуть нажать... Если не получится, нажать сильно, очень сильно.
Рука треснула, как сухая ветка. Лысый откинулся назад. Ему даже в голову не пришла идея позвать на помощь товарищей из соседнего домика. Наверное, он просто хорошо понимал, что в любом случае умрет.
Я достал из внутреннего кармана его куртки пистолет. Прохладная сталь уютно легла в руку.
-Пожалуйста, - пробормотал лысый. - Пожалуйста, не надо...
-Надо израсходовать остаток боеприпаса.
Я нажал на курок. Между ног у лысого расплылось кровавое пятно, он закричал и дернулся в сторону.
Раздался выстрел. Вторая пуля раздробила правое колено. Волна неслыханного удовольствия прошла сквозь тело, по венам разлился кайф. Боль принялась выплескиваться наружу, передаваться донору, пламя внутри слегка притухло.
Следующий выстрел пришелся в левое колено. Лысый орал, его лицо превратилось в уродливую маску агонии. Я не сомневался, что крик слышен далеко за пределами домика, но оканчивать игру не хотелось. Слишком много удовольствия.
-И это только три патрона, - мечтательно произнес я.
Но затем то ли рука дрогнула, то ли случайно нажал на курок, бах, и череп жертвы раскололся на сотню осколков.
Досада проникла в сердце, но где-то там, в подкорке головного мозга появилось что-то еще.
В общем-то, такая скорая смерть оказалась даже к лучшему. Сэкономленные пули пошли в дело. Сначала в тех, кто встал за дверью, не решаясь ворваться туда, откуда так страшно кричали. Я вышел наружу. В следующем вагончике притаился еще один. Как только вошел, в грудь множество раз подряд словно ударило кувалдой. От боли померкло в глазах, меня откинуло на спину. Обрадовавшийся пулеметчик подбежал добить, в следующий миг он повалился с дыркой между глаз.
Я кое-как поднялся, отряхнулся. Майка превратилась в решето, вся пропиталась кровью. Но боли не чувствовалось, как будто и вовсе не существовало.
Я нашел острую железку и, стиснув зубы, поковырялся им в одной из ран. На ладонь упал смятый кусочек металла, то, что осталось от пули.
Еще двое успели выбежать на улицу и засесть за грудами битых кирпичей. Поймать оказалось нелегко, в темноте найти прячущегося человека - не самая простая задача. Один попытался пробежать мимо, чтобы нырнуть в укрытие, выстрелом тут же подрубило ноги, второй оборвал нить жизни. Еще один резко выбежал сзади, несколько злых ос вонзилось в спину. Я повернулся, в грудь этому вонзилась только одна оса, но и ее хватило, чтобы оружие выпало из рук, и, медленно покачиваясь, враг осел на землю.
Последний выдал себя страхом. Он боялся, так дико боялся, что жутко потел и вонял от собственного страха. Я прошелся по запаху, также, как дикий зверь ищет добычу. Парень прятался между обрезков бетонных свай, смазливое, если так можно сказать о мужчине, лицо выражало тупой ужас, глаза бессмысленно бродили по окружению.
Кажется, он был невменяем или находился под кайфом, судя по тому, с какой легкостью удалось подкрасться сзади. Жилы на шее пару раз трепыхнулись под пальцами, да так и затихли, этот тоже обмяк.
Я торопливо сбросил продырявленную одежду, снять с мертвеца рубашку оказалось делом хитрым, как будто, после смерти вещи неожиданно садятся на два размера. Да и на мое туловище она налезла с трудом.
Пока растягиваемая не по габаритам майка трещала по швам, в голове разворачивалась простая логическая цепочка. Если он был под наркотой, то не видел. Не чувствовал! Ненависть всколыхнулась в груди тугой массой. Убежал! Боль, моя боль, ты, грязный подонок, сбежал, она не гаснет, костер в сердце, растет это раздирает изнутри чертов урод мразь ублюдок ненавижу ненавижу ненавижу ненавижу кричи я заставлю тебя кричать разорву все преграды переломаю кости тварь ты не сдохнешь ты будешь умолять о пощаде и это будет тушить злобу кишки и вылезающее дерьмо семьдесят кило покорного мяса жалкое ничтожество как как ты смеешь сопротивляться крик я не слышу крика я хочу чтобы ты страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал...
Вспышка. В зубах что-то хрящистое, пальцы погружаются в лицо, за ногтями ползут кровавые следы. Вспышка. Треск, словно от тысячи свечей, брызги крови, острые осколки ударяют в лицо. Вспышка. Руки все глубже погружаются в плоть, кожа рвется натянутой пленкой, мясо раздирается на части. Вспышка. Красное, малиновое, багровое, алое, рубиновое, все разлетается во все стороны. Темнота.
Сознание возвращается на место медленно, осторожно. Словно осматривается в окружающей темноте, не остался ли еще кто-то.
Нет. Зверь ушел.
Я открыл глаза. Кровь повсюду, на сваях, кирпичах, досках. Земля словно покрыта жидким студнем, обломки костей утонули в липком вонючем болоте из мяса.
Я смотрю на руки. Два сантиметра гадкой жижи по локоть сидят как перчатки. Руки, да. Нервный смех пробирает позвоночник. Руки. Это они сделали. Они, не я.
Или я?
Блевать не тянет. Наоборот, в глубине пробуждается странный голод.
Целый человек. В какой-нибудь дикой африканской стране это, наверное, считалось бы деликатесом.
Торопливо облизал пальцы, колени подломило. Зачерпнуть горстью, побольше, быстрее, перебирать каждый кусочек. Полные ладони, свежая порция стремительно отправляется в рот.
Свежая, здоровая пища, огромное количество пищи. Наверное, больше, чем я имел за всю жизнь.
Чудовища не ушли из сознания, они просто не могли уйти, я и есть эти чудовища. Пылающая ярость не дает бояться, она успокаивает, она будоражит, она растет.
Больше, чем я имел за всю жизнь.
4
Закрепите его.
Мысли или голоса? Перед внутренним взором все затянуло дымкой. В голове плавали мысли. Словно маятником - тик-так, тик-так, кц-кц, кц-кц, течет сознание.
Жаль.
Вот опять, что это было?
Слишком много сил ушло на реабилитацию.
Нет, это похоже на голоса. Должны быть уши, нужно использовать их. Почему закрыты? Это ненормально. Что такое "ненормально"? Слишком трудный вопрос. Слух, где же он... Мысли движутся по нервам. Нервы - это дороги. Нужно отыскать правильную дорогу.
-Разве мы куда-то торопимся?
-Да. Реанимация должна уложиться в короткие сроки. Две недели только на то, чтобы восстановить. А теперь еще время, чтобы починить снова...
-Вы же сами предупреждали об опасности ранней...
Вот оно! Сработало. Теперь у него появился уверенный канал связи.
-Выбора нет. Не успеем - и мы мертвы. Думаешь, он прощает опоздания?
-Но если провести ее так рано, мы не сможем...
Слух есть. А что с прочим телом? Руки, ноги. Надо найти новые маршруты, обходные пути. Как только придет сигнал от пальцев - Он узнает.
Он безумно хотел знать, что не является слепым обрубком.
Слепым?
-Прямая стимуляция в сочетании с внешним наблюдением. Все получится.
-Но...
-Хватит. Просто делай, то что я говорю.
Глаза! Должны быть глаза. Это лучше, чем просто слышать. Он принялся искать дорогу к глазам.
-Пока пусть полежит в главной. Нужно время, чтобы подготовиться.
-Инструменты для полного круга?
Он нетерпеливо отбросил посторонние сигналы. Сконцентрироваться на самом главном: возможности видеть. Тогда Он поймет, да, нужно разобраться, нужно все понять...
Наконец на том конце появилось что-то смутное. Как будто бредешь по темной пещере в поисках выхода, и вдруг останавливаешься. Что-то заметил. Тьма вокруг стала менее черной или это только кажется?
Полосы стелились слой за слоем на оголенное сознание: темная полоса, светлая полоса. Темная, светлая. Зрение или что-то другое?
Внезапно Он понял, что двигается куда-то. Снизу раздавалось дребезжание колесиков. Мышцы спины ощутили что-то твердое, органы равновесия подсказали, что Он лежит. Он долго собирал ощущения, как сложный паззл, пытаясь приладить кусочек к кусочку расколотого на части тела.
Наконец пришло понимание: полосы - это светильники. Его катили по длинному коридору, освещенному тусклыми лампами: свет едва пробивался сквозь веки. Больница? Хороший вариант, но чего-то не хватало. Он никак не мог понять, чего именно. Ни слух, ни зрение, ни запах не могли найти отличий...
Запах...
Да, теперь Он понял. Здесь отсутствовал запах медикаментов, здесь стояла мертвая тишина. В больницах всегда полно людей, они должны шуметь. В больницах не бывает таких длинных коридоров.
Наконец, шорох замер. Он услышал, как в сосуды толкается кровь и шелест отмирающих частиц кожи.
Прошла, кажется, вечность или две. Затем все начало меняться. Он ощутил чужие руки на теле, почувствовал, как его переносят в другое место. Тонкое острое жало - игла? - впилось, пронзив кожу, в вену. Затем чувства притупились вовсе.
Он едва чувствовал, как по груди бегает холодная твердая пластина, сквозь туман вокруг головы пробивались обрывки разговора. Те же голоса, что и раньше.
-Установи сюда...
-Зажимы...
-Разрез должен пройти вдоль...
-... аппарат почти готов...
-... покрытие не должно быть настолько...
Он едва чувствовал, как холодные склизлые пальцы лезут внутрь сквозь бесчисленные новые дыры. Рассекалась кожа, снова стягивалась, мышцы внезапно немели и переставали подавать признаки жизни, леденели, нагревались до кипения. Казалось, каждая черточка тела была разобрана, искажена, уничтожена, переделана руками неведомого скульптора. Он ощутил себя мешком с костями, грудой бессмысленно нагроможденной плоти, которой придавали порядок. Каждая новая секунда приносила новое изменение, они лепились одна к другой, словно лампочки в новогодних гирляндах.
Наконец, сознание отъехало в сторону. Он с облегчением провалился в густую липкую темноту ничего.
Это длилось долго. Он барахтался в густом дегте бессознательного, черная жидкость плотным кольцом обступила горло. Иногда удавалось вынырнуть, подняться ближе к поверхности, но никогда не хватало сил, чтобы выбраться. Кипящее болото гадкой жижи: хотелось бежать, но Он слишком глубоко, чтобы вырваться. Бесконечная дрема сковала разум: снова болото, деготь, липкая дрянь.
Внезапно на болоте сверкнула молния. В ушах заложило от резкого свиста, Он увидел, как стремительно поднимается по черному колодцу вверх. Затем Он проснулся.
Дыхание возвращалось постепенно. Так много времени, просто, чтобы убедиться, что все системы в норме. Нерешительное движение век. Он боялся, что сейчас в глаза ударит яркий свет, а затем шумная компания с арфами (или вилами - это как повезет) поздравит с прибытием.
К счастью обошлось. Комната: Он вспомнил, что видел ее, давно, может быть тысячи лет назад. Сейчас она изменилась: напротив кто-то сидел. Он вгляделся слезящимися глазами в человека с твердым, словно из скалы вырезанным лицом, весьма смуглого, с короткими жесткими волосами.
-Поздравляю, - сказал тот и ухмыльнулся. - С прибытием.
5
После плотного обеда хотелось прилечь и вздремнуть. Но я, к сожалению, должен еще кое-что сделать. Пришлось переступить через себя. Дорога предстояла длинная, но жажда убийства подогревала изнутри.
Нет, этот голод невозможно утолить. Раз начавшись, охота идет вечно.
Ксантипп сказал, главный "офис" находится в самом здании. Возможно, в подвале. Я постоял у входа. Ночь густо намазала тьмой пустые проемы окон и дверей. Фасад недостроенной башни напоминал хорошо обглоданный череп странного существа с десятком ртов и сотней глазниц.
Я усмехнулся. Где смерть - там меня всегда ждет удача. Может быть, потому что я и есть смерть? Должен же кто-то ходить по миру с косой, собирать кровавую жатву, скидывать души в корзинку и слушать с усталым видом их жалкие мольбы. Почему не я?
Внутри оказалось грязно и пыльно. В глубине пустых залов от каждого шага раздавалось звонкое эхо. И ничего больше: лишь где-то шуршала под сквозняком пленка.
Похоже, никаких работ уже давно не велось, обломки кирпичей, щебень и прочий мусор лежали по всем углам. Кое-где по стенам побежали паутины трещин.
Вскоре я нашел то, что искал. Узкая лестница вела вниз, к простенькой на вид двери. Посторонний наблюдатель, наверное, подумал бы, что поставлена рабочими на время. Но я знал, что искать.
Интересно, услышит ли он шум? Не знаю. Скорее всего, то, что внутри, от внешнего мира отделяет несколько метров бетона - вряд ли хоть один звук пробьется с поверхности.
Кулак гулко вонзился в дверь. В фалангах пальцев возникла боль. Я посмотрел на место удара, там осталась слабая вмятина. Бесполезно, дверь только внешняя хлипкая, внутри крепкий металл.
Я отошел в противоположный конец комнаты к груде сваленных вдоль стены досок. Другого выхода нет. Ну чтож... Надо хорошо разбежаться.
Оглушительный треск чуть не разорвал барабанные перепонки, меня отшвырнуло в сторону, плечо словно раздробили тяжелым молотом и опустили в плавильный котел. Но самое главное, дверь перекосилась, стали видны могучие петли.
Из горла вырывался радостный крик, визг зверя, снова вышедшего на кровавый след, я подскочил к двери, наплевать на боль. Пальцы вцепились в узкую щель, мышцы напряглись, еще немного и эти натянутые канаты лопнут, неважно, лучше отгрызть лапу, чем отстать хоть на секунду. С тяжелым скрипом кусок металла постепенно отгинался, из стены посыпалась бетонная крошка. Еще немного - и петли начали выворачиваться из гнезд, не в силах справиться с неодолимой силой, нет, неодолимым желанием прорваться внутрь, во что бы то ни стало.
Наконец треснуло, и могучая преграда вмиг превратилась в жалкий лист железа, теперь он не в силах задержать погоню. Я отбросил дверь в сторону. Внутри оказалось совсем не то, к чему уже приготовился, просто небольшой пыльный коридор. И заканчивался он очередной дверью.
Только в этот раз никакого замка. Две странные штуки, вроде экранов, одна на уровне живота, другая - у горла.
Я пригляделся получше и понял, что к нижнему экрану требовалось прислонить руку, а к верхнему глаз. Разумеется! Первая преграда от обычных любопытствующих, вторая, настоящая - от всех, кто не принадлежит определенному кругу.
Но те, что лежат поблизости холодные, перемазанные дерьмом и кровью, разодранные на части, они ведь этому кругу принадлежат?
Я поднялся наверх и взял руку и глаз. Они подошли.
За второй дверью оказался темный зал: противоположные стены полностью тонули во мраке. Я до боли в глазах всматривался в темноту, но не видно не зги. Страх перед неизвестностью поднялся из подсознания проснувшейся коброй - даже сейчас страшно. Даже сейчас!
Нет.
Это не я должен бояться кого-то сидящего в темноте. Это я - обитатель ночи, я - кошмар тех, кто забился по углам в жалкой попытке выжить. Я тот зверь, который бродит по улицам, когда заходит солнце, чтобы найти и растерзать свежую добычу, случайных путников, не успевших найти убежище, я, я, я.
Я сделал шаг вперед.
Глухо щелкнуло и высоко над головой зажегся в свет.
Веки мгновенно захлопнулись, но часть светового потока успела прорваться через заслонки и глухо заплескалась по каютам и коридорам. Я часто заморгал, наконец, зрение пришло в норму.
Зал оказался большим - длиной со "змеиный" автобус, но совсем не тех циклопических размеров, каким показался в темноте. С голых бетонных стен на пол струились пучки проводов, посредине комнаты в беспорядке было расставлено несколько столов, похожие на те, что используются для игры в пинг-понг. В дальнем конце виднелось несколько проходов, один из них был закрыт очередной дверью, другой зиял мрачной пустотой.
Никого другого в комнате не оказалось, похоже, свет зажигался автоматически при звуке шагов или уловив движение. Я подошел к одному из столов. На нем в беспорядке лежала куча всякого хлама, какие-то пакеты с торчащими из них железками, детали странного вида, обрывки бумаг. Похоже на берлогу какого-то безумного изобретателя, а не бандитское логово.
Я повернулся к другим столам. Ага! Здесь уже лежало кое-что поинтереснее: на одном - маленькие черные детали, разобранное оружие, патроны, на другом аккуратно расфасованные пакеты с белым порошком.
Я вдруг понял, что совершенно забыл о толстяке. Как же так, он должен быть где-то здесь, может быть в следующей комнате. Я осторожно подошел к одному из проходов. Там ламп не оказалось, свет, падающий из зала освещал лишь узкую уходящую в неизвестность лестницу и еще что-то внизу. Я пригляделся. Что-то странное, похожее на... клетки? Оттуда пахло сыростью и еще чем-то омерзительным. Я знал этот запах.
Там не могло быть никого живого. Так пахнет лишь смерть.
Значит, остается лишь один возможный путь.
Я подкрался к двери по соседству. Уши не улавливали оттуда ни звука. Может быть толстяк уже услышал гостей и успел спрятаться, мелькнула запоздавшая мысль. Я вытащил пистолет.
Нет.
Искушение воспользоваться будет слишком велико, я не смогу удержаться, чтобы не продырявить толстяка в паре мест, и смотреть, как он захлебывается кровью, тяжело и медленно оседает на пол со ставшим вмиг бессмысленным взглядом...
Нет. Пистолет проследовал обратно в карман. Подушечки пальцев скользнули по двери, вроде бы обычное дерево, но после того, что было на входе...
Ручка легко повернулась, тут оказалось не заперто. Тогда я резко ворвался внутрь - и тут же остановился как вкопанный.
Суровый бетонный аскетизм предыдущего помещения никак не сочетался с тем великолепием, которое открылось взгляду. Пышные ковры, массивный дубовый письменный стол с зеленой крышкой, шикарное черное кожаное кресло. Обстановка напоминала скорее гостиничный номер люкс, чем убежище негодяя.
И, конечно, здесь оказалось пусто.
Впрочем, этого и следовало ожидать. Я подошел к массивному шкафу в углу. В конце концов, люди работают днем. Глупо было бы ожидать, что мафиози берут сверхурочные.
Я рывком распахнул дверцы. Пыль ворвалась в горло и пролетела там наждачной оберткой, грудь сотряс непроизвольный кашель. Ничего тут нет, только пыль. И это тоже понятно. Не та профессия, чтобы хранить десятки запасных рубашек с белыми воротничками.
И все-таки, что теперь делать?
Я задумчиво прошелся по кабинету. Щиколотки утонули в пушистом ковре. Что делать дальше? В размышлениях я опустился в кресло. Снизу раздался натужный скрип.
Ждать здесь - невозможно, даже если предположить, что толстяк захочет вдруг проведать убежище. В первый раз пришла мысль о том, что без побоища все было бы гораздо проще. Даже если он не приедет - следы бойни заметят. Жертвы, дичь, мясо. Но стадо перепуганных овец легко способно затоптать самого опасного волка.
Значит, нужно выцепить толстяка другим путем. Но каким?
Свет в конце туннеля погас, так и не появившись. Выхода видно не было.
Впереди я видел лишь смерть.
Или не впереди?
6
Он сидел и бессмысленно вертел в руках чашку с холодным чаем.
-Этого не может быть, - сказал он. Лысый плотный человечек на другом краю стола усмехнулся.
-Уж можешь мне поверить, парень. Я сам перехватил тебя закатанным в пластик на полпути в морг. Ты был белый, как чистейший кокаин и не дышал. У тебя не билось сердце. По всем параметрам ты являлся абсолютно чистым, характернейшим мертвецом.
Человечек довольно заржал.
-Послушайте, - сказал Он нерешительно, - Джул или как вас там зовут. Я ничего ровным счетом не помню. Даже имя свое позабыл. Помню только, как огрели сзади чем-то тяжелым... И после этого я очнулся здесь. И вы говорите, что я умер. Это как-то...
Он поставил чашку и всплеснул руками.
-Да, огрели, - весело сказал Джул. - Чем-то настолько тяжелым, что затылок разлетелся на сотню осколков. Можно, пожалуй, покопаться в мусорном баке, где-то там ты найдешь свои косточки.
Он нерешительно прикоснулся к затылку. Пальцы ощутили холод.
-Стальная пластина, - сказал человек, сидящий сбоку. Его лицо было таким мрачным, что казалось покрытым тучами. - К счастью, ни один осколок не вонзился в мозг. Так что ты отделался лишь сотрясением.
-Так, значит я все-же не мертв?
-Череп не самое важное, - произнес Джул. - Думаю, тебя доконала рана в печени. Или, возможно, кусок железа в сердце. Уж не знаю, после долгой работы с мертвяками начинаешь понимать, что все относительно. Не существует гарантированно смертельных ран, не существует таких ран, от которых человек наверняка не умрет. Можешь ли поверить, я знал одного человека, который сыграл в ящик из-за лишнего заусенца.
-Сердце искуственное, - сказал человек сбоку. - Печень настоящая. Джулу удалось достать по старым связям донорский орган. Это обошлось в круглую сумму, но никто не обещал, что реанимация мертвых - дешевое занятие.
-Собственно, добычей органов мое участие и ограничивается, - стеснительно сказал Джул. - Я ассистирую при операциях, но основную работу выполняет Ксантипп, он просто гений скальпеля. Именно благодаря ему мы можем заниматься оживлением.
-Операциях? - переспросил он.
Ксантипп осклабился.
-Да, операциях, - подтвердил Джул. - У нас, можно сказать, каждую неделю новый пациент.
-Но зачем? - спросил Он как-то отупело. - Вы сказали, что это очень дорого. Кто платит?
Хирурги переглянулись.
-Некоторые люди, - сказал Джул, - любят узнавать разного рода информацию. Иногда эта информация находится в открытом доступе, иногда хранится внутри других людей. Их можно подкупить, если они не идут на сотрудничество... Их можно уговорить. Для этого существуют разные способы. За всю историю человечество нашло огромное количество способов развязать язык.
Его вдруг бросило в холод.
-Вы говорите о пытках?
Оскал Ксантиппа перешел в довольную улыбку, словно у кота, объевшегося сметаны.
-Кроме того, люди еще и умирают. Обидно, когда такое случается, вдвойне обидно, если покойник хранил какие-то важные секреты, которые требуется непременно узнать.
-И тогда я доставляю сюда мешок с телом, а полцентнера булыжников отправляются на два метра под землю, - сказал Джул. - Потом мы изучаем, как хорошо сохранился мозг и приступаем к реанимации.
Он попытался сосредоточиться. Получалось плохо. Чашка расплывалась и двоилась. Казалось, словно вдруг Он подцепил какую-то тропическую лихорадку.
-Тогда вы просчитались, - наконец сказал он.
-Чем же? - спросил Джул.
-Я ничего не помню. Ноль. Никакой информации. Из меня невозможно ничего выпытать, просто потому, что ничего нет.
-Но ты оживлен вовсе не для того, чтобы что-то рассказывать, - сказал Ксантипп.
-Для чего же?
Ксантипп повернулся ко второму хирургу.