В самой сердцевине ночи плыли белые буруны тонкой ткани, громоздясь на жарких плечах, робко прижатых руках, забираясь на шеи, гордо очерченные пляской волос.
Ветви разом потянулись за отступающим покоем, перебегая и опадая под клубящимся небом... Оно рванулось в окно и выскользнуло обратно. Мы услышали краткий стук воды, зовущей на праздник стихии.
...Всё то, что прислушивается, можно узнать по сомкнутым векам...
Тишина размеренно перевела дух и медленно вдыхает...
Руки вздрагивают на груди от стука сердца...
Зазеркалье тёмно-белого, бело-тёмного окна, чтобы узнать, как стучат ветви мятущимся сердцем в земной груди.
Жгучий шёлк предчувствия треснул камнями в грубом торжестве неба, высоко над нежной молитвой едва слышимых, сплетающих фразы стеблей...
Дыханием, тесным для ноздрей, читаю дикий, прыткий. тяжелеющий от сырости след того, что играло в окне.
Мысли сминаются вздохом полутёмных полей, неоглядных, как края размаха крыльев; теплом, сдёрнутым ветром с нагретого дерева; азартными кувырками юной сырости и окрепшего зноя, по ночам живущего в камнях...
Ветвистое сияние снова и снова ныряет за собой в темноту, - совсем как сны, ловящие себя за хвост по кругу повторений...
Наверное, то, что стекает с трепещущих крон, льёт прохладу в жадное ждущее сердце, и снова растёт - до самых окраин теней на просторе, вливаясь в тех-кто-не-спит чудными жгучими мечтами-сполохами в эту грозовую ночь. полную тайных посланий...
Утренние ветерки. те. что едва народились, с увязшими в них листьями, выдают ночную первобытную страсть деревьев...