Максим поерзал в кресле и достал из подстаканника пластиковую чашечку кофе. Впрочем, кофеин уже достиг той концентрации, когда перестает бодрить: глаза слипались, а впереди по-прежнему был туман, и лес, тянувшийся по обеим сторонам дороги, казался бесконечным. С веток деревьев срывались тяжелые капли серой воды, хотя с недосыпу Максим мог просто вообразить их тяжелое беззвучное падение. Машина послушно шла вперед, подвеска едва заметно подрагивала на неровностях, и Максим потихоньку погружался в вязкое озеро сна.
Когда поперек дороги метнулся белый девичий силуэт, то Максим даже испугаться не успел. Резко затормозив, он несколько минут сидел, вцепившись в руль, слушал гулкое буханье сердца, трепетавшего чуть ли не в горле, и гадал: сбил, не сбил? Выйти и посмотреть было страшно, но вроде бы звука удара не было? Или он просто не почувствовал его?
Потом в стекло машины осторожно постучали, и Максим увидел стоящую на дороге девушку. Самая обычная деревенская девчонка с провинциально круглым лицом и длинной косой, одетая в простенькое платьишко. И откуда она взялась на дороге?
Максим опустил стекло и сказал:
- А ведь мог бы сбить. Жива?
Девчонка усмехнулась и дернула плечами. Видно, озябла: ночь была прохладной.
- Жива. До Кузьминок подвезете?
Максим прикинул: Кузьминки были крохотной деревушкой, затерянной среди местных полей и лугов. Электричество добралось туда уже на закате советской власти. Впрочем, ему было почти по пути - почему бы и нет? Заодно и отдохнет пару часов.
- Садись.
- Спасибо, - сказала попутчица, когда машина снова двинулась по туманной дороге. Отхлебнув давно уже потерявший вкус кофе, Максим поинтересовался:
- Домой едешь?
- Домой, - кивнула она. Короткое слово повеяло печалью и тоской; Максим подумал, что девушка, наверно, поссорилась с родителями. Словно услышав его мысли, она кивнула:
- Да. Поссорилась. К бабке еду.
Видимо, выражение лица Максима стало таким, что девушка снизошла до объяснения:
- Ну, если девка ночью на дороге, то это значит что? Что либо с парнем поругалась, либо с родителями. Меня, кстати, Ольга зовут, - сказала она и протянула руку. Пожав сухую прохладную ладонь, Максим произнес:
- Макс. Тоже поссорился.
Ольга пожала плечами - мало ли, в жизни бывают и не такие совпадения - и стала смотреть на дорогу. Мир за стеклами понемногу начинал приобретать объем и цвет: где-то за туманом поднималось солнце, однако белая клубящаяся мгла пока не сильно-то хотела сдавать свои позиции.
- Если девка ночью на дороге, то это многое значит, - сказал Максим, не глядя на Ольгу. - Допустим, ее могли похитить, а она сбежала. Или плечевая приключения ищет. Да мало ли...
- Приключения дело такое, - кивнула девушка. - Сами находят. Вот так вот поссоришься с родителями и на ночь из дому. А там и приключения...
Максим, который двадцать два часа назад в пух и прах разругался с невестой из-за какой-то ерунды, в чем-то был согласен с Ольгой. Приключения так и ждут за каждым углом, рождаясь из бытовых вещей. Как и самые громкие скандалы, которые получаются из ничего. С пуста места. С того, что ты "флиртуешь с продавщицей в круглосуточном". А там все подтянулось: и бывшие друзья-подруги, и лишняя кружка пива, и взгляд не туда...
Собственно, со взгляда не туда все и началось. Максим посмотрел на Ольгу краем глаза.
Когда-то давно бабушка, которая пекла самые вкусные на свете пирожки и рассказывала самые захватывающие сказки, говорила: истинное лицо человека можно увидеть, если посмотреть на него именно так, боковым зрением. В пассажирском кресле сидела покойница не первой стадии разложения. Простенькое светлое платье свисало с костлявых плеч неопрятными полуистлевшими лохмами, по лицу расползались темные пятна, а мягкая улыбка, сперва показавшаяся Максиму привлекательной, превращалась в хищный оскал: губы усыхали и ползли вверх, обнажая кривые обломанные пеньки зубов.
Максим вцепился в руль и стал смотреть на дорогу. На дорогу и только на нее. За стеной леса поднималось солнце, и в дальних Кузьминках во всю глотку орали немногочисленные петухи, приветствуя утро. Туман с неудовольствием отступал за деревья: теперь Максим мог видеть, куда едет, и понял, что дорога завела его куда-то по собственному разумению.
Место было незнакомое. Лес кончался, и перед Максимом открывались поля всех оттенков золотого и желтого - широкие, свободные, тянущиеся до самого горизонта. Ольга похлопала его по колену, привлекая внимание, и сказала:
- Останови-ка тут. Я пешком дойду, тут недалеко.
Максим сделал вид, что не заметил, как ее мизинец отвалился и закатился куда-то под кресло. Остановившись на обочине, он улыбнулся и сказал:
- Ну давай. Привет бабуле.
Ольга повернулась к нему, и Максим ощутил тяжелый давящий запах разложения и разрытой влажной земли. В косе попутчицы шевелилось что-то белое.
- Не страшно? - спросила Ольга.
Максим не ответил, и она вышла из машины. Хлопнула дверь, и покойница исчезла.
Некоторое время Максим сидел просто так, ни о чем не думая, а потом тоже вышел на свежий воздух. Чуть поодаль, на холме, он увидел простой деревянный крест. У подножия креста лежал грязный венок из искусственных цветов. Прищурившись, Максим прочел надпись на потемневшей табличке: Ольга Яровая, 1990-2011.
Поднималось солнце. Где-то в траве возились и голосили птицы, радуясь утру. Максим постоял на обочине, глядя, как в утреннем свете его новенькая "Шкода Фабия" превращается в груду старого покореженного железа, а потом перевел взгляд на свои руки. Солнечные лучи проходили через них, и Максим медленно таял, превращаясь в акварельный набросок.
- Пока жив был - было страшно, - усмехнулся он и растворился в солнечном свете.