В храм принесли котят - подбросили на паперть картонную коробку.
Они были уже довольно большие, где-то с месяца два, но из коробки не вылезали, только сильно мяукали охрипшими голосками и просовывали в дырку голубоглазые мордочки.
Вышла лавочница, покачала головой и побрела обратно в лавку.
Пришла матушка-просфорница, заглянула в коробку и, заохав, начала сетовать на нерадивых хозяев:
- Ах, какие злые люди пошли! Как же жестоко! Как можно бросить котят? Куда мир катится!?
Постояв ещё с полминуты, она всплеснула руками и побежала к себе в просфорную.
Мимо проходили женщина с дочкой. Услышав мяуканье, они полюбопытствовали подойти.
- Деточка, они же грязные, - ответила мать, - Посмотри. Мало ли кто их подбросил. Может, у них микроспория. Пойдём, пойдём.
Через какое-то время вышла повариха. Услышав котят, она взглянула на коробку и прорекла:
- Ох, маленькие, как же это вас так в пост-то к нам! Мне вас и угостить-то нечем! Ну, надо же...
Приехал батюшка. Второпях захлопнув дверь, и не забывая включить сигнализацию, он, было, устремился в храм, но тут его взгляд упал на коробку:
- Опять подбросили. Несут всё, что не попадя. А ведь это не свалка. Это же храм Божий! Марь Петровна, а ну разберись с котятами!
С этими словами он скрылся.
Началась вечерняя, и на улице всё стихло. Только котята, чувствуя наступление зябких сумерек, продолжали подавать голоса.
А после вечерней была трапеза, а потом вечернее правило, а утром две Литургии и воскресная школа и снова вечерняя. И только на утро третьего дня Марья Петровна вспомнила про коробку и, съёжившись от утреннего холода, вышла на паперть...
Но там всё молчало. Картонная коробка - уже слегка отсыревшая - по-прежнему стояла на верхней ступеньке, но в ней было тихо.
Предчувствуя неладное, Марья Петровна слегка попятилась назад, но потом всё же осмелилась заглянуть внутрь: котят в коробке не было. Котята исчезли. Почесав от недоумения затылок, она взяла коробку и выбросила её в мусорный ящик.
В храме читали шестой час, и диакон обходил храм с кадилом. Стояла та самая утренняя тишина, которая лучше всего способна настроить на молитву. Приглушённый свет, лампадки у ликов святых, благоухание ладана в кадильнице - всё это было создано для пробуждения частички человеческой любви, теплоты и смирения пред Богом и Его Деяниями.
Все собрались в храме. Вон у входа стоит лавочница, склонив голову набок, а у распятья матушка-просфорница бережно задувает на каноне свечи. Женщина приподнимает дочку, чтобы та дотянулась до иконы на аналое. А повариха с Марьей Петровной читают помянник. Идиллия, спокойствие, умиротворение.
Но тут диакон вздрогнул и остановился. Зажёгся свет. Замолк чтец. И всем конечно стало очень интересно, что произошло. И все окружили диакона.
Под батареей, у одного из больших киотов увидели кошку. Исхудавшая до костей, она стояла на тоненьких слабых лапах, слегка пошатываясь, и смотрела на людей больными глазами, и от этого взгляда становилось страшно. Несколько дней назад она окотилась, и теперь её никто не узнал. Раньше она была большой, справной, чистенькой. Теперь она сама напоминала котёнка: маленькая, серая и неприглядная, с голодными глазищами.
А чуть дальше, под самой батареей лежали котята. Их было шесть штук. Трое совсем крошечных - ещё слепых - они были ей родные. И ещё трое взрослых - сиамских, с голубыми глазами.
- Смотри, мама, она ведь мачеха, а какая добрая! - сказала девочка.
Но её никто не услышал.