Кранц Михаил. Дорога Мёртвых

ДОРОГА МЕРТВЫХ

...в тот день, когда Бог пришел в этот мир, пришел и Я.

Вендри де Савьери.

Казалось, лесу не будет конца. Сумрачный и чужой, в который раз преграждал он дорогу стеной непролазных зарослей. Проводники не выпускали из рук мачете, пока могли, а когда они выбивались из сил, солдаты должны были сами прокладывать себе путь. Неистовая толедская сталь разрубала сплетения веток и гибких лиан, словно плоть заклятых врагов, и все же отряд не мог одолеть больше двух-трех лиг за день.

На девятые сутки пути хлынул дождь. Сперва он принес облегчение после невыносимо душной жары, но вскоре и так почти бесполезная, заросшая тропка превратилась в грязный поток глубиной по колено. Люди, вьючные лошади и даже неутомимые мулы подолгу не могли сделать ни шагу в этом бурлящем и пузырящемся месиве. А дождь все лил, и, в конце концов, не осталось сомнений: это надолго. Как прежний, теперь уже казавшийся благом зной.

- Берегите себя, падре! - с неожиданной заботой обратился к Мигелю командир отряда Диего Эрнандес.

Даже этот отчаянный головорез понимал, о чем следует думать прежде всего. Многие еще встретят здесь смерть, как бедняга Руфо, пронзенный стрелой, что порхнула, будто из ниоткуда. И нет для христианина хуже участи, чем уйти в эту жирную, мерзко чавкающую землю без напутствия пастыря.

Бывший идальго Мигель Карлос де Авелар не нашел в себе сил ответить с достоинством, присущим не одному поколению его благородных предков. Усталость брала свое, и каждое слово давалось еще труднее, чем шаг. Да и не пристало сменившему яркий дворянский плащ на сутану священника впадать в грех гордыни. Кто знает, как скоро окажешься перед высшим, пожалуй, единственным неподкупным судьей?

Так или иначе, назад пути не было. Выбрав кровавое ремесло конкисты, каждый поставил на карту все то немногое, что имел. Одних в Испании ждали опустошенные, заложенные подчистую дома и земли, других же - высокие перекладины и хорошо смазанная пенька. Спасти отвергнутых всеми скитальцев могло лишь золото, в котором, по слухам, купались язычники. Отряду не довелось грабить дворец Монтесумы в Теночтитлане, но оставалась надежда отыскать новые, еще не открытые города. Любая тропинка в этих краях вела к несметным сокровищам или к гибели.

"А что могу сказать я в свое оправдание? - часто спрашивал себя Мигель. - Какая сила влечет меня прочь от христианского алтаря к богомерзкой роскоши чужих храмов? В руках моих крест, но не скрывает ли он все ту же неутолимую жажду золота в сердце?" Он размышлял до тех пор, пока усталость не превращала его в бездумно шагавшую, будто мул, скотину. Молчали хмурые небеса над зеленым куполом, и лес не давал ответа. Лишь капли дождя днем и ночью стучали по листьям, медленно сводя с ума.

* * *

Барабаны ударили вслед за раскатом грома, внезапно и гулко. Им вторило многократное эхо, мешая опомниться и стряхнуть навалившийся зверем страх. Лес словно ожил в безумном ритме их боя - рваном, как рана от фламберга, изменчивом, как облик дьявола на земле. И никого - лишь эти ужасные звуки повсюду...

- Святая Дева! - прошептал Мигель, осеняя себя крестом.

Диего грязно ругался, пытаясь построить оцепеневших солдат в боевой порядок. Но барабанная дробь постепенно стала стихать, приглушенная расстоянием, а вскоре и вовсе умолкла. Кем бы ни были те, кто поверг Божье воинство в ужас, они умело прятались в чаще и нападать не спешили.

Отряд продолжал путь, лишь изредка встречая следы людского жилья - обугленные остовы хижин, глиняные черепки и почерневшие в пламени кучи костей. На пепелищах едва успела подняться трава пополам с невысоким, колючим кустарником. Совсем недавно здесь шла война - такая же подлая, грязная и жестокая, как в христианском мире. "Все мы создания одного Творца", - вспоминал невольно Мигель.

Адские барабаны грохотали снова и снова, пока не стали привычными, словно шум ливня.

* * *

Эту деревню минул огонь, и после дремучих лесов с опаленными пустошами она казалась на удивление многолюдной. У края лишенной травы, утоптанной множеством ног площадки собралось целое племя. Взволнованная, поглощенная неведомым действом толпа, казалось, ничего не замечала вокруг. Но когда чужаки подошли вплотную, женщины и дети испуганно расступились, а мужчины в уборах из перьев подняли копья. И лишь одна совсем еще юная девушка словно застыла на вытоптанной земле. При взгляде на нее Мигель содрогнулся. Он знал, какой изощренной пытке ее недавно подвергли, и что за этим последует.

- В атаку, братья! - не помня себя от гнева и ужаса, крикнул он. - Здесь не чтят Господа нашего!

Отдав короткий приказ, Диего на всем скаку врезался в гущу врагов. Остальные всадники пронеслись за ним следом, обнажив сталь. Конных в отряде было немного, но сотни вопящих от ярости дикарей не могли устоять против мастерства эспады и шпоры. Краснокожих рубили, топтали копытами, и как только те, не выдержав, бросились врассыпную, вслед им грянули выстрелы. Когда рассеялся пороховой дым, испанцы смогли разглядеть две замершие в раболепных позах фигуры - тщедушного, мелко дрожащего старика и спасенную девушку. Изо рта несчастной торчали острые деревянные спицы, и с подбородка ручьем лилась кровь.

- Лучше не убивать, - указал на старца Мигель. - Он наверняка знает место, где ее хотели принести в жертву.

- Тогда вперед! - вскричал разгоряченный схваткой Диего. - Клянусь распятием, мы туда доберемся!

* * *

Отряд смог уйти из деревни только спустя полмесяца, когда измученные долгим маршем и голодом люди набрались сил. Хосе и Марко пришлось оставить на верную смерть - их свалила проклятая лихорадка. С ними прощались недолго, избегая смотреть в глаза.

Вслед уходящим под шум дождя звучали странные песни. О битвах и праздниках, где нет места людям, о древних, покинутых городах, чьи ступени уводят в небо, навстречу неумолимой судьбе. Мигель давно понял: здесь ничего не делают и не произносят зря. Так что же вплетали язычники в это словесное кружево? Предупреждение? Угрозу? Проклятие?

Солдаты ворчали - им не хотелось расставаться с обжитыми хижинами и теплой, покорной плотью туземных женщин. Вдовы, сестры и дочери павших безропотно приняли победителей - здесь ни во что не ставили жизнь, но с упорством окрестных джунглей цеплялись за нее изо всех сил. Мигель уже не был уверен, как раньше, что стоит вмешиваться. В этих краях человеку, и белому, и краснокожему, сама судьба велела быть зверем. Только глупец может требовать от зверей уважения к законам людским и Божьим.

Сам падре смирял греховную плоть, принимая в пищу мясистые стебли чикули, что рос в окружавших деревню горах. Это диковинное, похожее на булаву растение принес Мигелю здешний колдун Хапайкан - тот самый старик, которого пощадили испанцы.

У чикули было еще одно удивительное свойство - подавлять усталость и страх. С тех пор, как отряд покинул деревню, Мигель шагал, не разбирая дороги. Он словно видел сон наяву, но при этом ловил каждый шорох в кустах и легко мог пройти по самому краю пропасти.

Когда сознание прояснялось, Мигель заводил разговор с колдуном, совершенствуясь в местном наречии. Вскоре и Хапайкан уже мог говорить на чужом языке. Мигель и сам не знал, чем этот старый индеец сумел заинтересовать его. Должно быть, какое-то неведомое чувство подсказывало: Хапайкан - нечто большее, чем просто дикарский шаман или знахарь.

- Зачем вы идете к святилищу? - однажды решился спросить старик. - Разве вам плохо жилось у нас, в тепле, покое и сытости?

- Нам известно - в таких местах творят богохульство и убивают, - твердо ответил Мигель. - Ты приведешь нас туда, чтобы мы покарали зло...

"... и наполнили мешки золотом", - мелькнула горькая мысль.

- Ичи! - вдруг произнес колдун, будто бы ни к кому не обращаясь.

У этого слова было много значений. Глаз, голова, початок маиса, звезда - все зависело от смысла, что вкладывал говоривший. И почти всегда - предначертание, рок, неизбежность... Рассудок велел не принимать языческие бредни всерьез, но от внезапной, таинственной недомолвки Мигелю стало не по себе.

Знакомые легкие шаги за спиной лишь усилили гнетущее чувство. От самой деревни за отрядом увязалась девушка по имени Ишсубин - несостоявшаяся жертва. Ни криками, ни выстрелом в воздух не удалось прогнать. Она сама шла к заповедному месту предков, куда ее чуть не увели силой. Зачем? Мигель и не ждал ответа - острые ритуальные спицы лишили несчастную языка. Вновь откусив немного чикули, священник, как мог, постарался забыть об этом.

* * *

- Дальше дороги нет, - предупредил Хапайкан. - Связанных пленников оставляют здесь, чтобы жрецы решили их участь.

Но Диего уже вел отряд вниз по крутому склону. Тучи ненадолго рассеялись, унося опостылевший дождь, и двигаться стало гораздо легче. Зрелище, что вскоре открылось с высоты птичьего полета, заставило всех на миг замереть от восторга и суеверного страха.

Внизу ослепительно ярко, как свадебное одеяние, сиял огромный, целиком вымощенный белыми плитами город. Его идеально прямые улицы и широкие площади переливались отраженным солнечным светом. И тем отчетливей были видны багровые пятна обширных дворцов и храмов - будто кровь залила подвенечное платье. Вернулись разведчики и сообщили, что город пуст, но даже эта странная пустота настораживала.

Вблизи гигантские здания выглядели еще более грозно. Ступенчатая пирамида из кроваво-красного камня нависла над перепуганными людьми, закрывая полнеба. Вокруг громоздились похожие на скалы дома, словно стремясь разглядеть незваных гостей пустыми глазницами окон.

Стук кованых солдатских сапог отзывался эхом на перекрестках безлюдных улиц. Упрямая зелень, где только могла, пробивалась сквозь трещины. Казалось, город покинут уже давно.

Подъем по ступеням пирамидального храма занял немало времени. День клонился к закату, когда Диего в сопровождении падре и двух десятков спешившихся дворян достиг удивительно ровной, лишь кое-где поросшей травой вершины. Следом проворно, будто и не был седым стариком, поднялся наверх Хапайкан. Было похоже, что он удивлен и встревожен не меньше самих испанцев. Стоя рядом с Мигелем, он долго не отрывал взгляд от величавой громады - священной столицы предков.

- Я много слышал про Теотиуакан, город богов, - заговорил, наконец, колдун. - Издавна память о нем шла от отца к сыну. О каждом доме, о каждом камне его мостовых поется в древних песнях моего племени. И все же я прежде не мог поверить, что он существует...

С высоты Пирамиды Солнца, - так называл ступенчатый храм Хапайкан, - был хорошо виден центр города, над которым высился еще один исполинский жертвенник. Его гладко отесанные прямоугольные глыбы будто бы наползали одна на другую, бросая вызов тяге земли. И все же храм не казался изящным и устремленным к небу - скорее наоборот. Даже на расстоянии ощущалось, как он давит своей огромною массой вниз, словно могильный камень.

- Это Пирамида Луны, - в голосе Хапайкана слышался плохо скрываемый страх. - А каменная тропа между храмами - должно быть, Дорога Мертвых. Когда-то целые толпы избранников шли по ней к алтарю смерти. Жертвенная краска на лицах, пронзенная иглами плоть... Жрецы дробили им головы и вырезали сердца, чтобы проклятие Ичи не постигло Теотиуакан и весь мир. Разве могло все это исчезнуть бесследно?

- Ну, и где же твои жрецы! - рассмеялся в лицо старику Диего. - Ушли, отказавшись от собственной веры? Или наши мечи внушают им страх? Пускай попросят у своих богов мужества, чтобы встретиться с нами!

Словно в ответ со всех сторон ударили барабаны. Сумеречные склоны окрестных гор вспыхнули множеством ярких, подвижных огней. И тут же погасли вслед за умолкнувшим боем. Невидимые факелоносцы и барабанщики действовали, как один человек. Они наверняка были воинами и превосходили испанцев числом в сотни раз.

- Дьявол, мы в западне! - вскричал идальго Хорхе Нуньес.

- Слыхал я в деревне, что барабаны эти - из человечьей кожи... - некстати встрял его брат Симон.

Когда межгорную котловину окончательно затянуло мраком, дьявольские огни зажглись на острие Пирамиды Луны. И не гасли до самого рассвета.

* * *

- Так для чего по ночам жгут костры на вершине храма?

- Как и мы - несут стражу.

- А в мирное время? - допытывался Мигель.

- Ичи, - Хапайкан и на этот раз ответил уклончиво. - Пламя должно отпугнуть звезду, если она взойдет вновь. Кому нужны беды и смерть, что приходят за нею?

Обоим не спалось - Мигель был слишком встревожен, а старик, похоже, страдал бессонницей уже много лет. Опустевшая вершина Пирамиды Солнца оказалась единственным подходящим местом для уединенной беседы. Чуть ниже стучали по каменной лестнице сапоги часовых, лязгала сталь и неслась отборная ругань. Испанцы зверели от долгого ожидания. Таинственные жрецы со своим огромным войском все еще скрывались во мраке. Напряжение с каждым часом росло.

- Как давно появлялась Ичи? - неожиданно для себя самого спросил Мигель.

Душа ужаснулась вопросу, словно ответ мог содержать нечто невыносимое, трижды запретное, способное сокрушить даже самый здоровый рассудок. И все же Мигель хотел знать.

Хапайкан ненадолго умолк, словно решаясь на что-то. И снова заговорил, протянув руку к черным, в клочьях разорванных туч, небесам.

- Тростник, Ягуар, Цветок, Змей...

Чужие, непривычные имена уже знакомых небесных фигур внушали священнику трепет. По обычаю каждый год обозначался одним из четырех созвездий-символов. Они поочередно сменяли друг друга, образуя магический круг.

Знак Тростника всегда считался приносящим несчастье. Так было в тот год, когда впервые прибыли "белые бородатые люди" и сокрушили все на своем пути. Но прежде, ровно за триста восемьдесят кругов Тростника до этого, на небосклоне вспыхнула Ичи. Звезда, что повергла в ужас не только простолюдинов, но и могущественных жрецов. Так, по словам Хапайкана, началось великое бедствие. И первые жертвы легли на алтарь, чтобы умилостивить небесные силы.

- Вода в реках стала кровью, земля - пеплом, - шептал как молитву старик, указывая на запад.

Из четырех сторон света именно та, где заходит солнце, по местным поверьям значила увядание и гибель. Мигель догадался, что жители Азии и Европы в то давнее время видели роковую звезду на востоке. Жестокая правда казалась кошмаром, немыслимым бредом, но точные, равнодушные числа не позволили усомниться.

Грозная Ичи, вестница неназываемых бед, на века породившая богомерзкие и бесчеловечные обряды, была той самой звездой, что воссияла над колыбелью младенца в далеком городе Вифлееме!

* * *

Над Теотиуаканом встает солнце - пурпурное, золотое, как одеяния королевы. Вершины гор окутаны розовой дымкой, похожей на уходящие поутру сны. И хочется верить, что этот рассветный миг, подобно блаженству в Небесном Иерусалиме, будет длиться вечно.

- Аеээ!

Крик немой девушки не отталкивает Мигеля - напротив, ласкает слух переливами флейты. Каждое утро Ишсубин встречает восход на ступенях Пирамиды Солнца, приветствуя утреннюю зарю своей радостной песней без слов. В спасительном дурмане чикули нет звуков прекраснее.

И уже не так важно, сколько продержится небольшое, усталое войско посреди окруженного города. Как не страшит и пропажа троих солдат, посланных за водой к источнику неподалеку. Все тревоги - ничто, когда душа во власти грез наяву, а в промежутках меж волнами забытья чуткие, трепетные ладони Ишсубин ложатся на плечи. Разве грешно, наконец, обрести долгожданный, обещанный самим Господом рай?

* * *

- Зря ищешь ее, - в голосе Хапайкана звучал приговор. - Она проскользнула за спинами часовых и ушла к Пирамиде Луны. Для нее нет иной участи - с тех пор, как первая жертвенная игла пронзила плоть. Меченый смертью обязан принять смерть, иначе войско жрецов вырежет все его племя. Такое случалось уже не раз.

- Ты знал об этом! - Мигель был готов разорвать колдуна в клочья.

- Знал, потому и привел сюда. Она сама так хотела. И ждала только благоприятного расположения солнца и звезд...

На шум сбежались солдаты, разъяренные ожиданием врага. Верзила Хуан ударил индейца наотмашь.

- Если тебе дорога жизнь, - криво усмехнулся он, - покажи безопасный выход из города! А заодно вспомни, где жрецы могли спрятать золото. Здесь пусто, как в твоей дряблой мошонке, старик, и никому из нас это не нравится...

Спустя миг Хапайкану заломили руки. Мигель, позабыв обо всем, пытался защитить обреченного, но тревога последних дней неудержимо выплескивалась наружу. Солдаты бесились от страха и алчности, будто псы, и уже не могли остановиться. Старый колдун держался с каким-то безумным спокойствием, даже когда раскаленное железо шипело у него на груди, оставляя дымящие полосы мяса.

- Золото... ничего не значит, - хрипло шептал он. - Не верите? Другие пришлые - чичимеки, ацтеки, нуа, - тоже сперва не верили. Но вскоре должны были строить новый алтарь, поверх прежнего, терявшего силу. Здесь ценится только людская кровь - пока она держит зло в Пирамиде Луны, не пускает наружу. Мой древний народ всегда помнил об этом. Рожденное под звездой Ичи, бессмертное, ждет...

- Что он лопочет о Пирамиде Луны? - спросил вдруг рябой Матео. - Бьюсь об заклад, сокровища там!

- И жрецы тоже, - чуть слышно произнес кто-то в толпе солдат. - Сколько их собралось, один дьявол знает. Положат нас всех на алтарь, как ту бабу немую, и дело с концом!

- Трус! - Хуан в гневе сжал кулаки.

- Прекратите! - надсаживал горло Диего, пытаясь вернуть себе власть командира. - Вокруг полно дикарей, а нас слишком мало. Мы здесь уже потеряли троих. Попробуем договориться...

В разгоревшейся драке его сбили с ног. Подняться уже не дали. Сверкала сталь, падали с криком тела на ступени храма. Лишь гибель товарищей слегка отрезвила солдат.

- Выступаем! - велел, наконец, Хуан, самовольно командуя поредевшим отрядом.

Пробитая голова колдуна бессильно откинулась на гладкий, осклизлый камень.

* * *

Спуск был немногим легче подъема. Оглядываясь назад, Мигель с тоской смотрел на дымы погасших костров, что тянулись из рукотворных пещер в стене. Пирамида Солнца в рассветных лучах стала для него символом недолговечного, утраченного навсегда счастья. В сердце еще таилась надежда вернуть Ишсубин, но рассудок безжалостно отвергал невозможное.

Отряд двигался по Дороге Мертвых, кратчайший путем к Пирамиде Луны. Хуан, даром, что был когда-то купцом, действовал, как опытный воин. Он ни на шаг не отступил от устава, понимая, что без суровой, на первый взгляд тупой дисциплины солдаты ринутся за вожделенным золотом точно стадо, себе на погибель. Красоте его строя могли бы завидовать командир и дворяне, если бы все они, как один, не остались лежать на ступенях чужого святилища.

Пикинеры и алебардщики шли плотно, тремя каре, готовыми развернуться навстречу атаке. Их окружало с полсотни вооруженных аркебузами кирасиров. Фланги и тыл прикрывали лучники, чтобы в бою оставалось время перезарядить неуклюжее пороховое оружие. Не было лишь кавалерии - лошади давно исчезли в голодных утробах. И это делало испанцев уязвимыми, как никогда.

Каменные изваяния Кецалькоатля и Тонанцин, застывшие вечными стражами по обе стороны широкой дороги, скалили раскрашенные охрой пасти, будто чуя поживу. Их вид заставлял содрогнуться до глубины души. И все же Мигель догадывался, что эти боги из солнечного храма - лишь бледные тени чего-то гораздо более древнего, яростного и могучего. Столь же реального, как заслонившая горизонт Пирамида Луны - ровесница Господнего Гроба.

- Отче наш, - беззвучно, одними губами повторял он. - Спаси и сохрани.

- Гррру! Гурррах!

Словно оползень, загрохотали вдруг барабаны. Невидимый прежде враг поднялся из-за горы. Миг - и лавина орущих, нагих, размалеванных демонов, заглушая топот и лязг испанского войска, скатилась по склону навстречу ружейным залпам. В солдат полетели стрелы, сверкающие металлом копья и град камней пополам с ошметками плоти, разорванной выстрелами в упор. А с противоположного края плато уже неслась вторая волна, готовая смять, сокрушить, уничтожить...

Двойной удар дикой толпы был страшен. Белые полубоги с их громом и молниями один за другим исчезали под грудами трупов. Оставшихся втаптывали в землю вместе с доспехами - немногие из кирасиров смогли спастись. Но там, где оказался бессилен свинец, добрая закаленная сталь делала свое дело.

Мигель услыхал рев знакомых команд вперемежку с молитвой и бранью. Вокруг звенели тугие испанские луки, с шипением смертоносных змей танцевали клинки, заставляя врага сдержать натиск, пока опрокинутый строй не собрался вновь. Щетинясь пиками, с грохотом двинулись сомкнутые каре. Шаг, другой, третий - и дикари дрогнули, отхлынули, как вода, оставив бесчисленные тела на разбитых плитах. Дорога Мертвых снова была свободна. Короткая передышка, пока не разверзся ад...

* * *

До Пирамиды Луны оставалось не более сотни шагов, когда тетивы вновь запели в жарком полуденном воздухе. Им вторили редкие выстрелы аркебуз. Тщетно - жрецы вмиг укрылись за валунами, ограждавшими ступенчатые террасы. Пришельцев встречали всем, что могло убивать и калечить, упав со стены.

Ко входу в храм вела узкая каменная лестница, где даже один боец сумел бы надолго задержать войско. Жрецы не уступали испанцам числом, и битва вспыхнула с новой силой. Дважды солдатам пришлось отступить, потеряв десятки братьев по вере. И снова вверх, навстречу летящим бревнам и глыбам, шаг за шагом, глаза в глаза...

Из темного, уходящего вглубь храма провала, как разъяренные шершни из потревоженного гнезда, бросались на атакующих воины в боевых красках. Едва ли кто-то мог оставаться внутри - так велика была ненависть к чужакам, осквернившим святые ступени. Другие камнем падали на врага сверху, прямо со стен, и резали глотки, не дав опомниться. Испанцы не оставались в долгу - их сталь рубила, колола, пронзала насквозь без пощады. Имена Пречистой и Девы-Змея звучали со всех сторон в шуме битвы, пока не слились воедино - в долгий, свирепый вой, непохожий на голоса людские.

Последние защитники храма встали у входа, вздымая легкие, брызгающие кровью копья. Внезапно они расступились, и словно ангел смерти, взмахнув крылом, пронесся над головами солдат. Прыжок со ступеней вниз достиг цели - громадная тень накрыла Мигеля прежде, чем он осознал угрозу. Но спустя миг давно позабытые навыки боя вернулись, будто по воле свыше. Его противником был всего-навсего человек, каким бы чудищем он ни выглядел!

Жрец в странном плаще из перьев слегка замешкался, коснувшись ногами опоры. Почувствовав, что все равно не уйти, Мигель подался навстречу, прямо под ритуальный меч, знакомый испанцам не понаслышке. Опережая, лишая размаха... Он вряд ли осознавал, что делает - за него решал прежний опыт.

Тяжелый деревянный клинок, способный без труда ломать кости, промахнулся, ударил вскользь, лишь царапнув руку зубчатой гранью из черных осколков обсидиана. Хват, рывок - и меч, кувыркаясь, отлетел в сторону. Вцепившись друг в друга, священник и жрец покатились по скользкой от крови каменной лестнице, прочь из гущи сражения. Это была их война, не утихавшая никогда. Так первые пастухи, отцы рода людского, сражались между собой за стадо.

Противники рухнули возле крутого уклона, едва не сорвавшись вниз. Падение ослабило хватку, и оба мгновенно вскочили на ноги. Жрец вырвал из-за пояса нож, похожий на длинный бронзовый коготь. Он что-то резко, по-птичьи, крикнул и закружил всего в шаге от жертвы, как кондор над неподвижной добычей.

А далеко внизу, у самого подножия храма, бурлило людское море. Тысячи дикарей, обступивших город, снова сжимали кольцо. Стоит лишь бросить им под ноги труп колдуна белых с могучим амулетом-крестом - и они ринутся в битву, забыв весь ужас прежних потерь. Мигель это знал и был готов драться насмерть, как дрался уже не раз в бытность рыцарем, грозою проклятых мавров.

- Во имя Христа, за честь рода! - грянул над Теотиуаканом фамильный девиз.

"Черт возьми! - отозвался проснувшийся внутри зверь. - Да просто-напросто победить и выжить! Любой ценой".

Жрец наверняка был опытным воином и не повторял ошибок. Теперь он двигался быстро, но осторожно, расчетливо, словно кастильский бретер, что выпустил острой, как бритва, навахой немало душ вместе с теплыми потрохами. Мигель угадал лишь чудом, какой из множества выпадов, окончательно сбивших с толку, должен сломать ненадежный щит из сомкнутых рук. И еле успел отпрянуть, пропустив нож в какой-нибудь пяди от беззащитного тела.

- Кгхрау!

Вновь крик досады и злобы напомнил клекот стервятника здешних гор. Быть может, в своем уборе из перьев жрец и впрямь считал себя птицей. Мигелю же он казался исчадием ада, черным ангелом, готовым открыть врата в бездну, где плач и скрежет зубов. Внезапно рука падре сама собой сдернула висевший на шее крест и высоко подняла его, как оружие.

Острым краем распятия жрецу рассекло висок. Тот не успел опомниться, как второй удар пришелся во что-то мягкое, вязкое, не пускавшее перекрестье назад. Пронзительный вопль заглушил шум боя. Колени жреца подогнулись, и Мигель рухнул сверху, все глубже вонзая крест, поворачивая его в глазнице, покуда тонкий металл не согнулся о кость.

- Падре, очнитесь, мы победили! - раздался знакомый голос. - Вот дьявол!

В пылу сражения Хуан не заметил, как Пирамиду Луны окружили со всех сторон. Теперь, озираясь, он лишь беспомощно сыпал проклятья - перевес был снова на стороне врага. Испанцы захватили храм, но какой ценой! Всего несколько солдат уцелело, отделавшись легкими ранами. Потерявшие много крови были уже не жильцы. Не осталось и пленных, а значит, никто не мог рассказать, что ждет чужаков внутри. Но вздумай толпа внизу штурмовать святилище - горстка бойцов на стенах стала бы легкой целью для стрел. Чтобы добраться до заветных сокровищ, выбирать не приходилось.

- Все в храм! - приказал, наконец, Хуан. - Держаться вместе и быть начеку!

- Да здесь темно, как в китовом брюхе! - выкрикнул кто-то. - И ходы повсюду, Бог знает, куда ведут...

- У жрецов были факелы, Серхио, поищи возле трупов!

К Мигелю уже возвращались силы. Прежде чем догнать остальных, он резко, словно рвал зуб, потянул опрокинутый крест из противно зачавкавшей плоти. Бережно вытер его лоскутом перед тем, как надеть. Схватив под локти, приподнял обмякшее тело и поволок на край, чтобы сбросить с наклонной плиты. Жрец был на удивление легким и дряблым - иссохший от времени, как пергамент, старик. Без чикули он вряд ли смог бы хоть сколько-нибудь продержаться в драке. Уцелевший глаз был открыт, и Мигелю почудилось, будто дрогнуло веко. Он лишь ускорил шаг.

Встав над уклоном, Мигель глянул вниз. В этот миг он был уязвим, как никто другой, но ни одна стрела не взлетела, чтобы покарать убийцу. Дикари только глухо роптали, когда тело жреца с огромной высоты покатилось им под ноги, разваливаясь на куски. Прежде такой конец был уделом жертв. Должно быть, для краснокожих опрокинулся мир, но Мигель понимал, что ужас, который он поселил в их сердцах, не вечен. И даже не долог - стоит лишь победителям ослабеть от жажды и голода...

- Будьте прокляты! - повторял он истово, словно молился.

* * *

Лабиринт Пирамиды Луны превратился в смертельную западню. Единственный выход окружали толпы язычников с копьями наготове. Но это уже не пугало разгоряченных солдат - слух о золоте будто лишил их рассудка.

- Порох! - взревел Хуан, отчаявшись найти проход сквозь стены огромных залов.

Взрыв раскатился многоголосым эхом. За ним - еще и еще. Казалось, незримые струны чудовищной арфы гудят вразнобой под когтями дьявола. Оранжевое пламя затрепетало, выхватив из темноты злобные, почерневшие от копоти лица на фресках.

Скудных запасов пороха едва хватало, чтобы слегка расшатать тяжелые камни. Используя длинные, крепкие пики как рычаги, солдаты ворочали неподъемные глыбы с упрямством безумцев. Трещали своды, лишаясь опор, и град обломков сыпался сверху. У каждой стены кто-то падал мешком разбитых костей, но крики упавших смолкали под сапогами. Преграды рушились одна за другой, словно чья-то злобная воля гнала обреченных внутрь исполинской могилы, как скот на заклание.

Мигель шел следом за остальными будто во сне, хотя с прошлого дня не притрагивался к чикули. Он больше ничего не мог сделать - оставалось только смотреть. Рука дрожала, и факел нещадно коптил, качаясь из стороны в сторону. Но даже сквозь черный дым отчетливо проступали странные росписи на уцелевших стенах.

Первая полоса ярких, почти сливавшихся воедино узоров начиналась прямо за входом. В сочетании плавных изгибов линий порой угадывались диковинные лица, фигуры животных, цветы и переплетения трав. И все это было искажено, отравлено какой-то необъяснимой, чуждой самой природе злобой. Лишь темный гений мог вдохновить на такое безвестных языческих художников.

Вздрогнув, Мигель шагнул в смердящий пороховой гарью пролом. Фрески на стенах стали иными - блеклыми, одноцветными, разбросанными в беспорядке. Но красота и грация застывших в движении тел не уступали шедеврам древней Эллады. Казалось, будто храм строили совершенно разные по происхождению, обычаям и вере народы, скрывая внутри одну пирамиду за другой. Менялись хозяева священного города, но никто не посмел бросить дело своих предшественников. Так продолжалось веками, пока Теотиуакан не пришел в упадок.

Двигаясь вглубь огромного склепа, Мигель мог видеть, что происходило здесь за сотни лет до его рождения. Хотя не только душа, но и каждая частица тела, каждый волосок на коже противились этому. Мастерски выполненные, почти живые картины, складываясь в памяти, как мозаика, постепенно открывали невыносимую правду.

Длинная вереница пленников тянулась вдоль городских кварталов навстречу смерти. Вдали в полнеба дымилась гора - словно вышло из берегов Озеро Огненное, о котором вещал святой Иоанн. Однажды проснувшись, вулкан заставил людей бежать с плодородных склонов и поселиться здесь, на сухом, поросшем жесткой травою плато. Но что же стало причиной тысячелетней бойни, опустошившей город и земли на многие лиги вокруг? Кому был посвящен этот древний храм, где порой целые племена приносились в жертву?

Фрески мелькали в отблесках факела, и, казалось, им не будет конца. Но вот проложенный взрывами путь уперся в тупик. Рисунки здесь были едва видны среди грязно-бурых потеков и старых, высохших пятен. Мигель с ужасом понял, что кровь до сих пор сочится сквозь незаметные отверстия в потолке, быть может, из тайных альковов храма, где совсем недавно легли на холодный камень последние жертвы. Он словно услышал крик Ишсубин - или это кричал Рикардо, почти мальчишка, примкнувший к отряду в тот день, когда покидали гавань Кадиса? Только теперь Мигель осознал, что никого из товарищей больше нет рядом.

- Эй, э-ге-гэй! Рикардо, Луис, черт вас дери!

Он звал, надрывая глотку, но тщетно - лишь горько смеялось эхо, да потускневшие лики чужих вождей взирали со стен. У самого потолка, распластав огромные крылья, застыла уже знакомая фигура ангела, в котором не было ничего святого. И с хищной, безумной радостью смотрел на все это сверху злобный глаз Ичи - путеводной звезды одержимых и проклятых. Она единственная сверкала всеми оттенками красок, что не поблекли даже спустя века. Будто знала - настанет день, когда чужаки разрушат покрытые знаками стены и чары крови, сковавшие бессмертное нечто внутри пирамиды. И тогда оно вырвется на свободу, словно зверь из распахнутой клетки. Во мраке ночи бродить ему по земле, набираясь сил для грядущей власти над миром. Мигель ощутил, как чужая вера, помноженная на давний страх перед кознями тьмы, постепенно овладевает им.

Вкрадчивый шорох стремительных, по-кошачьи мягких шагов. Или это кровь капает на пол? Нет, приближается, отрезает единственный путь наружу... Крупное, коренастое тело движется с удивительной легкостью. Глаза как раскаленные угли, в руке клинок одного из убитых солдат. Не кара, не зло, а лишь слуга неумолимого равновесия высших сил. Безмолвный ответ Тому, кто на другом краю мира учил добру и смирению.

- Изыди! - с трудом произнес священник, собравшись духом.

На миг чудовище замерло. Лишь мощное, гулкое, будто пламя в горне, дыхание нарушало внезапную тишину. Мигель готов был поклясться, что в глазах-плошках мелькнуло что-то, похожее на любопытство. Но тут странный взгляд остановился на погнутом, как острие пики в бою, распятии падре. И прежняя ярость вернулась, превосходя все, известное людям.

Сверкнули клыки, громовой рев прокатился по храму, отзываясь хохотом эха. За миг до того, как факел выпал из рук, Мигель увидел лицо своего врага. Темное, с уродливыми чертами, покрытое мерзкой короткой шерстью, и все же в чем-то кощунственно схожее со знакомым иконописным ликом... Это стало последней каплей - сопротивляться, а значит и жить, больше не было сил.

* * *

Барабаны били всю ночь, споря с гулом проснувшихся огненных гор. В бешеном ритме слышалась не угроза и не тревога - отчаяние. И даже стоя у подножия Пирамиды Луны, трудно было бы различить негромкие звуки шагов по каменным плитам ступеней.

Оставить комментарий © Copyright Кранц Михаил (mihail_kranz@rambler.ru) Размещен: 07/01/2014, изменен: 07/01/2014. 35k. Статистика. Рассказ: Мистика		Ваша оценка:
Аннотация: Отряд конкистадоров движется к запретному индейскому городу. Крест на груди, безумная жажда золота в сердце... Скоро одному из них откроется тайна, способная поколебать даже самую стойкую веру.

Кранц Михаил : другие произведения.

Дорога Мёртвых