- Дед! Вставай, встречай гостей, - парень горячил коня, чёртом вертясь около автофургона, - вылазь из будки, угости мёдом, старый хрен, не то разбомбим всю твою пасеку.
Иван Петрович только вчера переехал на новую стоянку. Пока раздвинул платформу, организовал контрольный улей, обошёл ближайшие поля гречихи - день ушёл. Самое время отдохнуть, так на тебе! Старик открыл дверь фургона, прошёл по трапу на платформу.
- Слышь, мужики, ночь на дворе, какой мёд? Давайте завтра, а?
- Сказано давай, ты оглох, что-ли? Нас девки с мёдом ждут, тащи быстрей!
Не жалко мёда, обидно слышать такое. Иван Петрович прошёлся между рядами ульёв. Ровный гул доносился из них, пчёлы вентилировали гнёзда, выпаривали принесённый за день нектар, доводя мёд до кондиции.
- Ладно, сейчас проверю только, в каком улье больше мёда, - он пошёл, постукивая ногой по ульям и приговаривая:
- Так, тут мало, здесь тоже немного, вот, вроде побольше. Ага, вот отсюда и достанем.
Стучать по ульям с пчёлами?! Будь парни посообразительнее - рванули бы в карьер, да подальше. Но нет, ждут, даже поближе придвинулись.
Сторожа в семьях подняли тревогу. Вместе с ними наружу вывалились и рабочие, лётные пчёлы. Иван Петрович подождал ещё чуток, открыл ближайший улей, вынул первую попавшуюся рамку, покрытую густым слоем пчёл и с криком: -Держи! - кинул её всаднику. Тот машинально подхватил рамку и тут же с воплем уронил на конский круп. Лошадь взвизгнула почти по-человечьи и дала свечу. Пчёлы, вышедшие из ульёв на защиту гнёзд, рванулись на подмогу тем, которые уже вовсю били и лошадей и всадников.
Через пару секунд от гостей остался бешеный топот копыт и ядрёный, затихающий вдали мат.
***
- Чара, иди сюда! - Иван Петрович, нагнувшись, заглядывает под фургон, - иди, зараза, кому говорят! Пока на цепи сидит, не жрёт ничего, - это уже нам. Как всегда, он уехал на новую стоянку первым, а, пока мы догоняли, где-то раздобыл собаку. Когда начинался пчеловодный сезон, у него были две собаки, но на Кубани он их потерял. Какой-то трусоватый водила на ЗИЛе, проезжая мимо пасеки, дал газу. Собаки выскочили из-под фургона и ... одна попала под переднее колесо, другая - под заднее. Без собаки в поле нехорошо. Как без глаз и ушей. Поэтому и мы по дороге выменяли на мёд прехорошенького щенка. Жизнерадостная сучонка любила воду. Если находила лужу, разбегалась и мордой в лужу, все четыре лапы в стороны. Назвали, конечно, Найдой. И вот на нашем точке снова две собаки.
- Где взял, Иван Петрович?
- Да в Шевченко, у пастухов.
Шевченко - деревня в двадцати, примерно, верстах отсюда. Заглядываем под фургон. Отвернувшись от нас, лежит что-то чёрное и большое. Иван Петрович хватает цепь и тянет изо всех сил. Собака нехотя поднимается, выходит к нам. Гремучая смесь! Ростом со среднего дога, плотная, с мордой овчарки, только уши висят, шерсть короткая, без подшёрстка. И абсолютно чёрная, без единого пятнышка. Глаза смотрят внимательно и спокойно. Настолько спокойно, что мурашки по коже.
- Это же помесь чёрного дога с немецкой овчаркой! И взрослая уже. Как тебе её отдали?
- Так пастухи сами хотели избавиться от Чары. Ей два года. Они стали приспосабливать её пасти коров. Приспособить-то приспособили, да только она их увечить стала. У одной хвост оторвала, другим ноги погрызла. Как схватит, так кусок мяса и вырвет. Сила у неё немереная и характер горячий. Не годится такая в пастухи. Вот и отдали. Иди, жри, тебе говорят, - пчеловод пихнул собаку ногой в сторону миски с едой. Чара не двигалась.
- Слышь, Иван Петрович, ты бы полегче с ней. А то она однажды и тебе оторвёт что-нибудь.
- Я ей оторву. Посидит голодом, сама попросит.
Чара ушла под машину, не взглянув на еду. Веселушка Найда, обошла вокруг, принюхиваясь, приглядываясь, потом стала сужать круги, приближаясь к Чаре. Повизгивая вопросительно, виляя хвостом, подлезла почти вплотную и вдруг, сделав отчаянный прыжок, упала перед мордой чёрного зверя и сразу же перевернулась на спину. Чара, не поднимая головы, открыла глаза, потянула носом и отвернулась. Разрешение на знакомство было получено! В следующий момент Найда уже тянула Чару за хвост, задиристо лаяла, смеясь всей своей плутоватой мордой.
Вечером, посовещавшись, решили отпустить Чару. Убежит - убежит, что делать, на привязи не ест, не пьёт. Иван Петрович, легонько матерясь, отстегнул цепь. Что случилось с собакой! Встряхнувшись, чтобы убедиться, что цепь её больше не держит, Чара взвилась в воздух и исчезла.
- Чара, Чара, Чара, - мы бегали по поляне, заглядывали в кусты, в надежде, что она не ушла. С нами вместе металась Найда, лаяла, хватая за ноги, пытаясь остановить. Но найти чёрную собаку в сумерках... да ещё если она не желает того...
- Всё, убежала, - Иван Петрович махнул рукой, - ну и хрен с ней, всё равно неизвестно, привыкла бы она к нам или нет.
- Смотри, чего это Найда увидела?
Щенок стоял передо мной и, помахивая хвостом, смотрел за мою спину. Я обернулся. В трёх шагах стояла Чара и молча смотрела прямо в глаза. Она всё время была здесь, наблюдала за нами и показалась только тогда, когда сочла это нужным! Знатно угостили её в тот вечер. В награду за то, что не ушла. Накормив, снова посадили на цепь. Найда устроилась спать рядом, положив голову на спину новой подруги. На следующий вечер Чара носилась молнией по поляне, убегая от Найды, не поспевавшей за ней на своих коротеньких лапках. Когда кто-нибудь звал Чару, чтобы дать очередной вкусный кусок, она исчезала и оказывалась за спиной зовущего. Голоса её так никто и не услышал ни разу. Идиллия продолжалась три дня. На четвёртый вечер решили не сажать Чару на цепь на ночь: поди уж привыкла, раз не убежала сразу.
Ночью Чара ушла. И не просто ушла, она и Найду увела с собой. Могла ведь убежать сразу, кто её поймает? Значит задумала Найду увести и ждала момента, когда люди будут спать и никто щенка не остановит? По-другому её поведение не объяснялось.
В поисках собак мы объехали ближайшие деревни.
- Да, видели двух собак. Одна большая, чёрная, другая маленькая, светлая. Шли вдоль дороги. Когда маленькая садилась, уставала, наверное, большая её ждала. Людей к себе не подпускали, уходили. На зов не откликались.
Такая вот история.
***
- Пират, Шурка, каша готова, завтракать!
Весёлый лай в ответ и вот они. Пират - невысокий крепыш, одно ухо стоит всегда, другое иногда, светлый, желтоглазый, короткошёрстный, породы двор-терьер. Шурка - той же дворянской породы, чуть повыше, потоньше, я бы сказал, поизящнее. Шерсть побогаче, пышный хвост и лохматые гачи-штанишки, карие глаза. Пират - само добродушие и доверчивость, граничащая с наивной глупостью. Шурка, как настоящая дама, хитровата и коварна. Наши друзья и сторожа. Пирата мы купили крохотным щенком в деревне, возле которой однажды стояли с пасекой. Вырос он рядом с пчёлами и научился сосуществовать рядом с грозными соседями. Молодым очень боялся оставаться один на улице и научился забираться в пчеловодный павильон по металлической лестнице. Пять ступенек по непривычным для собачьих лап круглым перекладинам, потом аккуратно, по струнке между рядами корпусов с пчелой в жилую будку. Крадётся и прислушивается: не переходит ли рабочий гул в сигнал атаки. Иногда и получал, на пасеке от этого никто не застрахован, ни люди, ни собаки. Но не обижался долго, понимал, что это и есть наша жизнь, никуда не денешься. О переезде на новую стоянку непостижимым образом узнавал за сутки, а то и раньше. Мы ещё думаем, ехать завтра или попозже, а Пират уже не отходит от машины. В кабину пускает только после себя. Он - большой эстет. Каким бы голодным ни был, никогда не торопится. Обнюхает миску со всех сторон, отойдёт, полежит рядом пару минут. И только потом, не спеша, крохотными порциями начинает есть. Если к миске слетелись пчёлы, привлечённые солоноватым бульоном, Пират принимает меры. Сгребает в кучу листья деревьев, носом забрасывает эти листья в миску, закрывая доступ пчёлам, осторожно прикусив край, оттаскивает подальше, в траву. И ждёт. Пчёлы потеряли цель, можно кушать. Подходит, убедившись, что опасность миновала, аккуратно отодвигает носом листья с одной стороны и начинает языком выбирать еду. Процесс долгий, но ведь безупречный! Отошёл - в миске одни сухие листья. И гурман. Чаще всего мы готовили ему кашу с мясом. Сначала вылижет кашу, отодвигая носом косточку, потом берётся за мясо. Вот тебе и двор-терьер. Многим графьям да баронам собачьего мира фору даст.
Шурку привёз Володя, наш компаньон по бригаде.
- Володя, а почему Шурка-то? Вроде не подходит для собачьей клички.
- А её тёща взяла у знакомых, щенком. Не глядя, назвала Шариком, ей сказали, что кобель. А подросла, оказалась сучкой. Ну, чтобы не сильно изменять, назвали Шуркой.
У Шурки всё в порядке. Баламутка и хитрованка. У стола всегда первая. Не углядишь - утащит, что понравится. Свежую рыбу глотает целиком. Карасика в ладонь величиной приспособит головой вперёд, тряхнёт ушами - готово.
Когда им выносили миски с кашей, Шурка мигом выхватывала мясо, утаскивала в кусты. Давясь, глотала и начинала ходить кругами вокруг Пирата. Видела, что у того мясо не тронуто, не понимала этого и возмущалась до глубины собачьей души. В её визгливом лае в этот момент слышалось и презрение к его эстетству и призыв отдать мясо ей, раз уж сам не додумался съесть его в первую очередь. Долго такое просто не могло продолжаться. И Шурка нашла решение. Съев мясо из своей порции, она вдруг с отчаянным лаем бросалась в кусты и атаковала там кого-то невидимого с такой яростью, что Пират не выдерживал. Забыв про миску с мясом, он кидался на выручку. А Шурка уже летела ему навстречу. Пират по инерции пробегал дальше, убеждался, что врагов нет и возвращался к миске. Но уже с одной кашей. Нахально облизываясь, Шурка сидела неподалёку и с явным злорадством наблюдала, как Пират крутит головой в поисках пропавшего мяса. Пират же, не то прощал ей эту мелкую пакость, не то по наивности не догадывался, кто ест две порции мяса, но всегда клевал на Шуркину приманку как голодный окунь - без осечки. Они составили славную пару и поздно осенью Шурка принесла четверых щенков: двух Пиратов и двух Шурок.