...Вот и покатились с горки... Позади, за перевалом, голодно-восторженно-торопливая жизнь. Разочарования? Конечно, были. И не раз... Чего добился? А ничего особенного. Мог бы большего. Старался учиться, старался работать. На все сто уверен, что такие старания должны были вознаграждаться лучше. Обидно? В общем, да, есть такое ощущение. Кого на пути повстречал? В коридорах, как принято говорить, власти, на десяток чиновников больше половины - мерзавцы. Это они и отщипывали куски от того, что зарабатывал я. И сейчас продолжают. Друзья? Есть, но немного. По молодости казалось, что прямо окружён ими. Жизнь расставила всех по местам и оказалось... Ну да бог им судья. Просто их путь лежал в другую сторону. И вот... Есть реальная возможность уехать. Надоели до чёртиков эти вечные переделки-перестройки, реформы и преобразования. Трезвый баланс плюс-минус, кредит-дебит, сальдо-бульдо - уезжаю...
... Семь лет... "Наш самолёт совершил посадку в аэропорту...". Воздух какой-то не такой... Как-то уж слишком заполняет грудь... Наверное, смена климата...
Любопытно осмотреться вокруг. Узнаю и не узнаю... Хорошо помню, что вот с этого места был виден вестибюль станции метро... Сейчас не вижу, загораживают ярко раскрашенные фанерные, тряпочные, жестяные павильоны и павильончики. Цирк на улице! Только из артистов - одни продавцы. "...Всё на продажу понеслось, и что продать, увы, нашлось...", - писал поэт. Торгуют честью и славой - вон разложены ордена и медали, памятные знаки и знаки отличия, бланки орденских книжек и удостоверений. Торгуют историей, припорошенной ложью, облитой ядовитым соусом ненависти, пропитанной трупным ядом - в ярких, красочных обложках стоят дружными рядами романы и романчики, "новейшие" расследования и разоблачения, рождённые смрадным дыханием трупоедов и гробокопателей всех мастей и оттенков. ... И пиво... Раливанное море консервированного пива. И вот, начитавшиеся, наслушавшиеся, залитые до бровей пивным суррогатом молодые люди, выходят на улицы... Искать себя... Нет Павки Корчагина, нет Олега Кошевого и Зои Космодемьянской, нет Матросова и Гастелло, нет Маресьева и Гагарина. Свобода словоблудия! Свобода недомыслия! Океан свободы безо всяких ориентиров... И, вытекающая с неизбежностью, свобода действий... Кулаком, кастетом, бейсбольной битой, ножом...
Раннее утро... Не спится, какая-то сила заставляет подняться. Утренние улицы немноголюдны, воздух холоден и чист. Вперёд, вперёд, безо всякой цели, просто идти, посматривая вокруг, слушая, как просыпается город. На остановках мамы и папы держат за руки, за шарфики непроснувшееся ещё потомство. Скорее сдать их, да на работу. А здесь идёт ремонт трамвайных путей, улицу расширяют, прокладывая новые пути. Подъёмный кран держит за шиворот сварочный агрегат, подвесив его на высоте второго этажа. Понятно, это противоугонное средство, чтобы за ночь не спёрли. Открываются первые кафе. Внутри тепло и уютно. И кофе первоклассный. И девушки симпатичные... Звенят трамваи, спешат люди... И голоса... Каждое слово слышно отчётливо и понятно, будто проникает не только в уши, но через кожу, сквозь поры. Не вдруг соображаешь: да ведь это оттого, что язык-то сплошь родной, не надо напрягаться. Оказывается, слышимая речь служит нам костылём, опорой для ориентации в пространстве. И совсем небезразлично из чего эта опора сооружается...
... Поезд бежит вторые сутки. Если верить своей памяти, то он давным-давно должен был выбиться из расписания. Ан, нет, по станциям можно часы сверять. Какой-то поезд не пассажирский. Что-то новенькое... Так же, как и множество сотовых телефонов. Практически, в каждом купе у кого-то есть. Поля, леса, реки, луга... Внутри что-то происходит... Будто заполняется какое-то пространство, которое было опустошено, смято вакуумом, утихает странная, давно привычная боль, подступающая к горлу. Она не поддаётся диагнозу, побаливает, ну и ладно. Мало ли, может быть что-то съел или выпил, бывает... И вот она уходит... На перронах тоже изменения. Раньше продавали варёную картошечку, малосольные огурчики, домашний квасок, пирожочки, семечки. И продавали их бабушки и дедушки. Сейчас к этому добавились продукты из ближайших магазинов. Сигареты, вино-водка, соки-воды недомашнего изготовления и нескончаемое пиво. И продают всё это молодые, здоровые мужчины и женщины. Которые когда-то работали, что-то производили, а не перепродавали. Что вполне справедливо называлось спекуляцией. И не поощрялось.
Деревня. В самой, что ни на есть глубинке. Заходит сосед, не то башкир, не то мордвин. Знакомится, через минуту уходит:
- Я скоро.
Возвращается через час:
- Так, Петрович, банька готова, я и венички уже запарил. Давай, с дороги-то оно хорошо.
А ведь я его не просил...
... Бежит поезд назад... Завтра самолёт... К месту жительства... Обратный процесс... Что-то уходит по капле, чтобы остаться здесь, внутри сжимается и царапает горло знакомой болью. И хочется умереть...