Аннотация: Жалкие попытки разбавить сомнительный бред чем-то стоящим... маленький рассказик про то "далекое" время, когда Анхель была вынуждена жить со смертными последние дни при ангельском наследии
Ищущие
Посвящается Анхель,
С днем рождения!
У старых домов множество плюсов: высокие потолки, большие комнаты, престижность, расположение в центре города, эстетическое очарование и очень высокая цена покупки квартиры. Роскошные старые здания, выполненные по индивидуальным чертежам старинных мастеров, поначалу даже кажется, что у них есть душа. Такие строения совсем не похожи на однотипные панельные дома, отличающиеся друг от друга лишь расположением комнат, да и то не всегда. Каждый из таких домов индивидуален. Каждый особенный, одухотворенный. И каждый воняет.
Как будто душа этих домов прогнила насквозь. Смрад в этих домах подобен им самым - аристократически могильная вонь, присущая очень старым людям, затхлым помещениям или подвалам, в которых не мочился только очень ленивый. Этот запах не передать словами: в нем перемешаны все возможные испарения человеческого тела с таким же потрясающим букетом ароматов запущенности. Это и тяжелый запах земли, и вонь изо рта, где нет половины зубов, и плесень, и забитый испражнениями унитаз, и легкие сладкие нотки разложения, и сырость, неразделимая с плесенью, и рвота, и...
Хотя, может, так невыносимо пахли эксклюзивные дома только в этом городе. Город был не большой, но и не маленький, не тихий, но и не шумный, не тусклый, нет - власти города позаботились о том, чтобы главные улицы светились разноцветными огнями, - просто серый. Этот город был серым зимой, когда вьюга продувала насквозь типовые квартирки панельных домов, не трогая старинные дорогие могильники. Он был серым весной, когда даже вся нежная прелесть распускающихся на деревьях листочков не могла скрыть серость, нещадно выделенную грязью. И даже летом, порой жары, зноя и буйства красок, город оставался серым. А каким серым он был осенью в декорациях очередной драматичной смерти природы...
Даже ночь в этом городе была серой. Ночью все кошки серы, ночью настоящего лица города не было видно, ведь зажигались лампы, фонари улиц и огни, расцвечивающие старинные дома и стеклянные офисные высотки всеми цветами радуги.
В этом сером городе в одном из старинных, провонявших людьми домов жила семья. Семья с гордой несклоняемой фамилией Ленс. Отец семейства, Владимир Ленс, почти никогда не находился дома - бесконечные командировки по России и за рубеж отнимали его от семьи на месяцы. Его жена, Валентина Ленс, тоже постоянно отсутствовала, занимаясь своим личным мелким предпринимательством. Иметь несколько "точек", на которых стоят в любую погоду люди за зарплату, едва окупающую нечеловеческие условия труда, тоже непросто.
Были в этой семье еще люди: сестры-близняшки Ангелина и Марина Ленс и "приблудный" Максим Корнеев, живущий в элитной квартире просто потому, что некогда он лишился своих собственных родителей, а родная тетка взашей не гнала. И даже любила Максима так сильно, как позволяла ей ее "своеобразность".
Марина Ленс была не очень обычной девушкой - слишком серьезной. Русая голубоглазая красавица Марина была идеальной хозяйкой, именно на ней, любящей порядок умнице, и держался дом семьи Ленс, в котором дети были предоставлены сами себе. Исполняя домашние обязанности, Марина испытывала удовольствие, сравнимое лишь с довольством от своих успехов в учебе. Откровенно говоря, Марина была довольно посредственна, даже бездарна, но для отличной учебы в среднеобразовательной школе хватало ее усидчивости и старания, поэтому если она чем и гордилась, то своим исключительным занудством.
Зато старшая дочь, Ангелина, в отличие от сестры могла считаться бриллиантом чистой воды. Сестры были абсолютно идентичны: небольшой рост, ладная фигурка, правильный овал лица с высокими скулами, тонкий нос с узкими крыльями, пухлые губки, чуть высокий лоб и огромные глаза, но, несмотря на это, их невозможно было перепутать даже на первый взгляд: Ангелина отчего-то родилась альбиноской.
Казалось, природа стерла с Ангелины все краски лишь для того, чтобы ослепительной белизной выделить ее из толпы. Харизма, несчетное количество талантов, хорошее чувство юмора, отменный вкус, красноречие, одаренность и феноменальное везение - старшая дочь четы Ленс была образцом того, что называют "любимец судьбы".
- Ангелина, проснись. - Максим тихонько протянул свой призыв и легко потормошил девушку за плечо, за что получил тяжелый удар кулаком в голову. Ангелина, не открывая глаз, ударила его и шустро спрятала руку обратно под одеяло, притворившись спящей.
Она была похожа на чертика, выпрыгивающего из коробки. На первый взгляд ничего особенного, просто экстравагантно оформленная коробка с неприметной кнопкой. А нажать на кнопку просто - одно движение и с неприятным механическим хохотом коробка раскрывается и из нее выскакивает пестрый чертик со злобной рожицей, заставляющий слабонервных хвататься за сердце в испуге. Нажать на Ангелину было еще проще - она закипала от любого неосторожного слова и у нее была тяжелая рука.
- Ты одурела совсем!? - Максим схватился за голову, пытаясь уменьшить в ней шум и пульсацию. Он предполагал, что Ангелина попытается заткнуть его именно так, но надеялся, что все-таки обойдется. Не обошлось - злобный маленький крысеныш опять его ударил.
- Человек, до трех ночи игравший в Ктулхов, хочет поспать хотя бы днем. Макс, выйди из моей берлоги пока я не проснулась. - Макс мысленно подметил, что будь его на то воля, он бы никогда в эту комнату и не вошел. В квартире было много мест гораздо более уютных, чем темная холодная комната Ангелины - подвал какой-то. Ни у кого в здравом уме не могло быть желания заходить сюда почаще или оставаться здесь подольше.
Все окна в квартире семьи Ленс выходили на юг, да и отапливали престижную, недавно отремонтированную квартиру добросовестно. Просто по такой же нелепой, как и рождение альбиноски, неправдоподобной ошибке в этой комнате было холодно даже летом, когда на улице стояло тридцать градусов жары. А было вовсе не лето - за окном трещал зимний мороз.
- Ангелина, проснись. Ты опять остаешься одна дома, я скоро еду в универ и должен тебя покормить и проследить, чтобы ты выпила таблетки пока не ушел, а то тетя Валя ругаться будет.
- Сама поем, матери скажу, что ты кормил. Уезжай, не беспокойся.
- Когда-нибудь Марина найдет тостер, который ты спрятала, и только тогда я перестану беспокоиться за тебя. - Он и не думал беспокоиться за Ангелину - не хватало ему проблем сердце рвать из-за какой-то крысы. Своеобразная мадам Ленс любила свою старшую дочь больше всего на свете, и была она необыкновенно проницательна - истинный купец, распознающий любую ложь... кроме лжи злобной белой крысы. Она моментально поняла бы, что Максим бросил ее больную дочурку одну, но не кричала бы, не закатывала истерик и не упрекала Максима. Она бы подошла, посмотрела ему в глаза и тихо спросила бы: "Ты опаздывал и спешил?" - единственная причина, освобождающая Максима от ответственности. И он остолбенел бы, не зная, что сказать...
- Ну и не возись, иди...
- Открывай глаза, соня! - Максим принялся уже без опасений трясти Ангелину, пока не заметил под толстым пуховым одеялом шевеление. Крысеныш пытался вытянуть из тепла свои гадкие ручонки, под прозрачной кожей которых видны вены, чтобы... - Не лезь руками, подожди. - Максим, может быть, не имел столько положительных качеств, сколько имела их Ангелина, но было у него одно особое умение, не вызывающее ни у кого сомнений. Максим всегда замечал мельчайшие детальки событий, позволяющие ему собирать паззл целостной картины, и делал это невероятно быстро.
Разумеется, Максим ненавидел Ангелину. Он ненавидел ее до глубины своей души, он ненавидел ее до мозга костей, порой Максиму казалось, что он насквозь пропитался этой ненавистью, прогнил, и теперь воняет как лестница в подъезде "элитного" дома. Ангелина напоминала ему, пусть немного нескладному, но абсолютно здоровому парню новорожденного крысеныша - безволосого маленького сморщенного паразита, только вылезшего из утробы своей отвратительной матери-крысихи.
Ненависть всегда оставляет след, ее видно - и Максим знал, что Ангелина его ненавидит тоже. Не как здорового, в отличие от нее, человека, нет, - девчонка гордилась своим недугом и вешала на стены фотографии известных людей, страдающих тем же самым отсутствием пигментации. Она ненавидела его как бездомную шелудивую дворнягу, которую кто-то притащил с улицы и, не озаботившись даже вымыть, уложил к ней на кровать. Максим подмечал, он видел - Ангелина им брезговала и то, что он был ей двоюродным братом, нисколько не упрощало ситуацию. Он был Корнеев, а она Ленс.
Он ненавидел ее белизну, она ненавидела то, что он сирота - оба были невиновны в своих "существенных" недостатках, но со временем им было все сложнее находиться рядом. По сути, у них не было другого выхода, кроме как улыбаться друг другу, заставляя старших верить в то, что все хорошо, что дом - неприступная крепость, где царит вечная идиллия. Но ничего не было хорошо, и чем дальше заходило, тем кровавее становились картины, рисуемые воображением Максима. Он старался не давать воли воображению, но порой у него просто не было возможности сдержать эмоции.
Когда родители ясно дали понять Максиму, что, поскольку их все время нет дома, за Ангелиной будут ухаживать они с Мариной, он едва сдержал себя и не наговорил лишнего. Но потом, заметив, как радостно вьется младшая сестра вокруг старшей, уверил себя, что все будет просто.
Когда Ангелина заявила, что дом воняет гнилью и пора бы сделать ремонт, все без лишних рассуждений съехали на загородную дачу, предоставив дом рабочим. И, уезжая каждый день на учебу на машине вместе с тетей, он не раз помянул ласковым словом вовремя слегшую от ангины Ангелину - тогда снова Марина остановила разрушительную силу его воображения, дав понять, что уж если тонкий нюх страдающей мигренью альбиноски чувствует вонь, то действительно пора сбить старую штукатурку. Потому что запах только усилился бы и со временем сам Макс его почувствовал.
Почему-то крысеныш, учащийся в гимназии для особо одаренных, оказывался всегда прав и непотопляем. Это раздражало - не может этот мутант считать себя лучше других просто потому, что он белый и везучий. Ее должны были задушить еще в роддоме, тогда вместо нее мог бы родиться не просто обычный ребенок - обычный и ЗДОРОВЫЙ ребенок, а не эта белая крыса, страдающая от всех болячек сразу или по очереди.
Осторожно положив пальцы на верхние веки Ангелины, Максим слегка потянул кожу. Как он и думал, глаз не раскрылся - ресницы слиплись. Противные водянисто-голубые глазки крысеныша постоянно гноились, конъюнктивит не проходил, только иногда сдавал позиции, вот и теперь он, почувствовав слабину в "защите" альбиноски, вернулся и склеил грязно-желтым гноем белоснежные ресницы.
Сульфацетамид, так горячо любимый девчонкой, оставлял белые следы вокруг глаз. Как будто она лишний раз хотела подчеркнуть свою белоснежность, используя этот препарат. Белый ободок вокруг глаз, словно присыпанный пудрой, и две тонкие дорожки из уголков глаз через виски к линии роста волос - Максим никогда не давал ей лезть руками в глаза, а сам слезки ей не вытирал. Да и она потом тоже не вытирала.
Нужно открыть ей глаза. Осторожно - не сковыривать же ему руками подсохший гной с чужих ресниц. Наложив пальцы на верхнее и нижнее веко, Максим начал аккуратно, но настойчиво тянуть кожу в разные стороны. И вот первый, едва-едва голубой глаз раскрылся, начал часто моргать, привыкая к освобождению из гнойной тюрьмы. Противный, противный глаз - Максиму захотелось изо всех сил надавить если не на него, то на его собрата. И тогда белый дергающийся прогнивший глаз останется только один, второй никогда не раскроется больше. И ему станет легче, гораздо легче.
Переборов себя и без эксцессов разлепив второй глаз девчонки, Максим отошел к столу, чтобы взять тот самый сульфацетамид. Очень дешевое лекарство, даже странно, что привередливый разборчивый крысеныш согласился капать себе в глазки простейший антимикробный препарат, отпускающийся без рецепта. Отвратительное непредсказуемое существо.
Вернулся к молчащей Ангелине, собравшись с силами. Ему предстояло самое неприятное занятие на свете: капать глазные капли Максим не любил, только когда он оттягивал Ангелине нижнее веко, и она опускала взгляд, он понимал, насколько у нее огромные, отвратительно огромные глаза. Казалось, что она может простейшим усилием вытолкнуть глаз из глазницы в любой момент, поиграться с ним и засунуть обратно, не испытав никакого дискомфорта. Зачем бог позволяет таким уродам рождаться на свет?
Легким привычным движением Максим выдавил из дешевой пипетки, неудобной для того, кто не набил руку, щедрую каплю. Злобно выпученный глаз моментально захлопнулся и начал подрагивать, словно боялся своего мучителя и его жгучего сульфацетамида, просил о пощаде. Максим знал, что глаз нисколько не боится жалкое зависимое бездомное создание, он просто двигается, пытаясь распределить лекарство по всему зараженному участку, несмотря на жжение. Ангелина за свою маленькую жизнь знала на себе действие стольких препаратов, что такой жалкой болью ее было не напугать - Максим для себя давно решил, что если он сорвется и причинит девчонке вред, то первым делом выколет ей мерзкие глаза. Может, тогда она узнает что-то новое о "дискомфорте".
А вот и те самые слезинки, которые засохнут на ресницах, ореолом окружат глаз, дорожками пересекут виски. Хорошие слезки, приятные, очистительная боль - боль во благо, может, если он когда-нибудь ее убьет, он тоже сделает благое дело?..
- Ты почему вечером глаза не капала? - Равнодушно бросил Максим, закрывая колпачком пипетку и возвращая лекарство на стол. Ангелина лежала на кровати, как и до этого, только теперь она не притворялась спящей, чтобы спровадить Максима из комнаты и разобраться с глазами самостоятельно - ждала, пока жжение спадет и можно будет спокойно открыть глаза.
- До трех в Ктулхов играла. А там меня так сморило, что и думать о глазных каплях не могла, лишь бы добрести до подушки.
- Ясно. - Ну, ведь не должна же она ему в лицо бросить "чтобы ты со мной поутру возился, отброс". - Я на кухне, разогреваю тебе еду. Ты встаешь, одеваешься и идешь ко мне. Умоешься после того как поешь. И поторопись, не хочу на первую пару опоздать.
Всеволод жил совсем не в такой квартире, он даже и представить себе не мог, что есть роскошные дома с высокими потолками и большими окнами, где комнаты щедро залиты природным солнечным светом. Может, где-то в фильмах, но точно не по соседству с ним.
Сева не любил представлять, всякие фантазули мешали сосредоточиться и думать о проблеме, а когда человек не думает о проблеме, он ходит потом голодный и побитый. Конечно, сейчас проблем у Севы не было, потому и можно было бы дать себе волю, но у Севы были дела, а дела важнее проблем - если ты подводишь человека, у которого с тобой были дела, ты ходишь не только голодный и побитый, но еще ты становишься кидалой, несерьезным человеком и у тебя появляются проблемы. Правила такие.
Человек с неопределенным родом занятий. Это звучало красиво, а на деле значило, что всем просто пофигу, чем ты занимаешься. И так даже лучше - знали бы они, что Севе уже доводилось делать, тут же зашуршали и засуетились, и был бы Сева с очень определенным родом занятий и сроком заключения. Это Севе не нравилось - длинная размашистая и нелепая формулировка идеально смотрелась с его длинным размашистым и нелепым именем. Единственная загвоздка состояла в том, что в его кругу нельзя было озвучивать подобные формулировки - могли не понять.
У людей, с которыми он работал, все должно было быть обычным. Обычный человек, обычное имя, обычные мысли. Обычное задание по обычной цене - и после получения денег ты никогда этих людей не видел, лиц их не помнишь. Зато ты у них на карандаше - чуть что, к тебе еще раз обратятся. Или стрелки на тебя переведут.
Сева привык к обычным мыслям: было два часа ночи, и самой обычной была мысль, что нужно подняться вверх на два этажа, позвонить в дверной звонок, дождаться, пока откроют. И проломить головы тем двум недоноскам, что нажрались водки и стали ругаться, звучно передвигая мебель по полу. Зачем двигать мебель!? От этого грохота голова трещит!
Если говорить по честности, нужно было дать в нос одному только парню, девок бить - себя не уважать, нафиг оно надо. Но в этой малосемейке такие шалавы живут - полезет глаза выдирать, если хоть пальцем ее хахаля тронуть, таким бы вообще хребет сломать, чтоб никогда не лезли в мужские дела. Баба должна свое место знать, а не строить из себя защитника и царапаться лезть. Ладно, бывают сильные девки, они самооборону знают и все такое... такие пусть лезут, они хоть понимают, на что идут - а этих царапающихся стерв только в стену швырять. Бесят.
Там, где он жил, это считалось нормальным. Однокомнатная квартирка за тридцать долларов в месяц с коммунальными не оставляла простора для воображения - и так ясно, какой контингент там жил. Сева поначалу не поверил, что вообще существуют такие дешевые хаты, а потом убедился. Месяц назад под его квартиркой напилась с друзьями какая-то местная "порнозвезда" не первой свежести, а один из этих "друзей" проломил ей череп и выгреб все жалкое имущество. Тетку нашли только когда она так вонять начала, что даже Сева услышал. Говорили, что соседка, вызвавшая милицию, все ворчала: "Шмон идет, будто сдох там кто-то".
...С одной стороны было бы неплохо вмазать тем двоим сверху, чтобы не мешали больше людям спать, а с другой его это не касается, он не спит - пора одеваться и уходить. Это вообще изначально бесполезно, просто бесит: зачем орать ночь напролет, если потом все равно мириться начнут - малосемейка затрясется. В таких домах люд привычный живет, на крики не реагирует - у самих по-всякому бывает, а если из-за всякого шума милицию вызывать, так скоро и они бы здесь квартиры поснимали, чтобы "на местах" решать проблему.
"На местах" - Сева гордился тем, что знал много красивых фраз. Поскольку толком он образования не получил, как и большинство его друзей "с неопределенным родом занятий" обширными познаниями он гордиться не мог. На своих "занятиях" он не разбогател, потому не имел даже своего телевизора - не откуда было подпитываться фразами. В малосемейках мало кто сдает квартиры с телевизорами и это дороже - в свое время Сева решил, что и так обойдется, кое какая мебель у него у самого была, этого и хватало. Зато телевизор был у соседей сверху, и поэтому когда Севе вечером надоедало слушать, как ездит вверх-вниз лифт, он шел в ванную, где садился на унитаз и ждал, когда же бабуля божий одуванчик включит телевизор погромче. Она как раз была глуховата ровно настолько, чтобы Севе было все слышно.
Почему-то в зале слышимость была гораздо хуже, чем в туалете, но и у этого места был свой минус - если кто-то спускал воду в толчке, разобрать слова было невозможно до тех пор, пока не заполнялся сливной бачок.
Ночью телевизор никто не включал, зато именно к ночи жители малосемейки начинали пьянеть и орать. Это тоже было интересно. Не так познавательно, конечно, зато можно выводы делать, умнеть, развиваться - все, что угодно, лишь бы не фантазировать. Ведь Сева парень не глупый - просто не "развитый" еще. Вывод конкретно для этой ситуации - все бабы бывают дуры, а шалавы все время дуры - сейчас не надо было во всю глотку орать, что он кобель, а с его хозяйством радоваться бы, что она еще с ним, а не по другим бабам бегать. Стены в малосемейке бумажные: если высунуть голову в окно слышно, как свекровь с невесткой ругаются на первом этаже, а такой вопль будет слышно не хуже.
Теперь уже и подниматься бесполезно, он сам ей по лицу съездит. Бьет, значит любит? Нет, после таких слов никто сильнее любить тебя не будет, тебя просто начнут лупить, потому что ты тупая шалава. Нужно думать, что говоришь, а если не получается, то пить надо меньше. И вообще, пьяные бабы отвратительны. О, взвыла, дура безмозглая, точно ввалил так, что на будущее молчать будет. Все равно она его не выгонит, зато хоть пару дней Сева в тишине поспит - бабенка поутихнет.
...Сева мотнул головой, отвлекаясь от своих увлекательных размышлений, встал с раскладного дивана. Не включая свет, он прошлепал через маленькую комнатку и совсем крошечный коридор в ванную. Потянулся, включил свет - люминесцентная лампа неохотно, с серией недовольных щелчков, загорелась, освещая совмещенный санузел, окрашенный в отвратительный желтый цвет. Кое-где Сева от скуки сдирал краску, поэтому знал, что под желтым был слой голубой краски и слой зеленой. Лучше бы оставили зеленый, он домашний цвет, не то, что эти безжизненные цвета больниц и общественных туалетов. Разумеется, перекрашивать ванную он не собирался.
Включив холодную воду и набрав ее в сложенные лодочкой ладони, Сева сполоснул лицо. Рука прошлась по знатной щетине, уже больше похожей на бороду - стоило бы побриться, да времени нет, если еще один день у него на щеках волосы будут, никто не умрет. Сева прислушался: криков сверху стало больше, явно завязалась драка. Какой придурок пошел к ним в такой момент?! Они же уже почти помирились, теперь все заново!
Вернувшись в комнату и нашарив в старом продавленном кресле потертые черные штаны, футболку и теплый свитер, Сева оделся и присмотрелся к часам, висящим на стене над диваном. По времени все правильно, он не опаздывает и не торопится - если сегодня будет подходящее дельце, Игорь обязательно ему расскажет. Вообще, если бы Игорь не подкидывал ему информацию о разной степени законности делах, где нужен молчаливый здоровый парень, Сева с ним бы никогда не заговорил. С такой тварью разговаривать - себя не уважать, но у каждого свой труд и пока они друг другу дорогу не переходят, поводов для открытой вражды нет.
Сева нашел в углу в коридоре теплые вязаные носки и надел их. Там же стояли и камелоты, которые он носил исключительно из-за того, что это просто неубиваемая обувь навсегда, которая с его фигурой невероятно к месту. Заправив джинсы в ботинки, Сева зашнуровался, подхватил треснувшую в двух местах кожаную куртку с ключами в кармане и вышел, хлопнув дверью. Щелкнул хлипкий замок, и квартира осталась пуста, только горел свет, оставленный в ванной.
Он был... большой. Даже больше чем большой - здоровый, но его самого это не очень волновало. Для Севы имело значение только то, что к нему не лезли беспредельные банды, и что периодически для него находилась работенка. И что он никого никогда не кидал. Хотя именно сейчас все это перекрыла одна вещь, имеющая ОГРОМНОЕ значение - на улице зима, мороз, нужно топать по январскому снегу до подворотни, где в без двадцати три проходит Игорь, возвращаясь с каких-то своих гадостных шестерочных мероприятий. Вообще, малосемейка Севы находилась далеко не на задворках города - как ни странно, всего три остановки на троллейбусе и он был бы в центре, но в два часа ночи общественный транспорт не ездил, что и печалило.
Печалило, конечно, но было жалкой преградой - Сева широкими твердыми шагами быстро шел по снегу, вжав голову в плечи и спрятав руки в карманы куртки. Он терпеть не мог зиму и терпеть не мог ночь - зимние ночи самые холодные, а в мощном крепком организме Севы был только один изъян: во времена разудалой уличной юности Всеволод сильно подмерз и с тех пор старался делать все возможное, чтобы не переохлаждаться. А ветер этой ночью был каким-то особенно ледяным и колючим - нужно бы думать не о том, чтобы "не переохлаждаться", все гораздо прозаичнее - если Сева замерзнет, он очень сильно захочет отлить и не обязательно почувствует это вовремя.
Через двадцать минут быстрого шага, разогревшего все тело, Сева оказался в той самой подворотне. Часы он с собой не носил, но ему и не нужно было знать время, чтобы быть уверенным в том, что пришел вовремя. Он никогда не опаздывал и Игорь тоже.
Раньше не опаздывал - именно этой морозной ночью Игорю вздумалось задержаться где-то в тепле. Опаздывал Игорь на столько, что Сева с тревогой ощутил первые позывы мочевого пузыря, зная, что вторых природа может и не дать. Отливать на морозе - очень плохая идея, если ты изначально простужен, но не опорожнить мочевой пузырь сейчас, значит через пять минут остаться в мокрых штанах. Решив, что все лучше, чем отмывать потом джинсы от собственной мочи, Сева тихонько отвернулся к стеночке, дабы как можно быстрее отдать дань матушке природе.
И только он подумал, что раз уж на то пошло, стоять здесь дальше нет больше смысла и пора возвращаться домой, как услышал поблизости чье-то шумное дыхание.
Шагов Сева не слышал: быстрое и рваное, одновременно хриплое и захлебывающееся дыхание от долгих физических нагрузок не привыкшего к ним тела заглушало все, и Сева подумал, что лучше и не могло быть: ведь все-таки несказанно приятно, когда в твою сторону бежит кто-то именно в такой момент. Никаким образом вмешиваться в дела бегущего человека Сева не собирался, но и стоять с хозяйством наголо перед всеми это не самое заманчивое предложение. А закончить по-быстрому как назло не получалось...
Оказалось, что бежал в подворотню именно Игорь. Севе не очень верилось, что он торопился так, понимая, что опаздывает, но и причины бега этого мерзкого человечка его не интересовали. Увидев Севу парень выпучил глаза и что-то прохрипел, но пересохшее горло отказывалось подчиняться хозяину и издавать звуки. Сева прекрасно понимал, что сейчас чувствует взмыленный напортачивший Игорь, но совсем не мог уразуметь, что же он хочет ему сказать. Да, собственно, и совсем не хотел разбираться. Почему эта чертова моча не кончается?!
С тоской Сева подумал, что придется по возвращении домой посидеть пару часиков в горячей ванной. Может, и не поможет, но хуже точно не станет. Не по докторам же ему ходить, честное слово. Сева уже закончил, застегнул ширинку и отвернулся от стены к Игорю когда...
- Игорь, а ты гад - человек занят важным делом, а ты его отвлекаешь. Самец должен метить свою территорию, чтобы другим неповадно было на нее ходить, поэтому давай мы уйдем с чужой помеченной территории и обсудим все с глазу на глаз. - Все ясно, Игорь кого-то кинул - Севе казалось, что проникновенный и глубокий низкий женский голос просто раскатывается в воздухе, видимых источников у него не было. Но звук этого голоса чудодейственно подействовал на Игоря - у него подкосились ноги и он рухнул на притоптанный снег подворотни.
- Он... мой. - Игорь изо всех сил собирал вязкую слюну во рту, чтобы вернуть себе возможность нормально разговаривать, но больше выдавить ничего не смог.
А Сева не мог никак сопоставить то, что он видел с тем, что он думал. Перед ним стояло какое-то существо, похожее на человека, но явно не человек: малюсенькая девка с абсолютно белой головой. Не просто светленькая, а белая. Очень белая. У нее даже глаза были белые - Всеволоду стало боязно, что уже говорить о шестерке Игоре.
Мелкая была вся в черном, как будто подбирала так одежду, чтобы выделить собственную нереальную белизну. Черная длинная юбка, высокие черные сапоги, черное дорогое пальто в военном стиле с большими круглыми пуговицами, черный вязаный шарф, доходящий ей едва ли не до колен - и просто торчащая из всего этого черного барахла белоснежная голова с очками в белой оправе. Странная малявка странно подействовала и на Севу - у него, конечно, ноги не подкосились, но рот наполнился вязкой горячей слюной, неприятно щиплющей язык. И говорить совсем не хотелось, вместо этого Сева сглотнул и поправил одежду. Странная робость перед этой девчонкой не нравилась самому Севе, однако прежде чем начать разбираться нестерпимо чесались руки сначала ущипнуть себя за что-нибудь, чтобы убедиться, что это не дурной сон.
Игорь промычал что-то невразумительное и начал отползать подальше от существа, но "белая голова" с садистской белоснежной улыбкой шагала за ним. Лично Всеволода смущала лишь ее бросающаяся в глаза ненатуральность, что же такого страшного узрел в малюсенькой девке Игорь, он знать не мог. То, что Игорь боится не ее внешности, было ясно по тому, что у них есть дела. Да, дела, да, он ее кинул - что она может сделать? Станет еще меньше? Начнет топать ногами? Сева понимал, что с ней что-то не так, но дальше этого придумать ничего не мог.
Зато вот Игорь явно что-то себе навоображал - у него начался такой приступ паники, что он не мог встать и бежать дальше, мог только ползти. И когда он добрался до Севы, уставился на него выразительным влажным взглядом, явственно моля о помощи. Шестеркам помогать - себе вредить, если он кого-то кинул, Всеволод здесь ни при чем, ради этой гниды подставляться не намерен. Даже если блондинка ничего ему не сделает, все равно пойдут толки, что он такую тварь спас. Вот и разошлись их пути-дороженьки - Сева отступил на шаг назад, снова становясь позади Игоря.
- Вот и отлично, Игорь. Видимо твой был этот самец, да не очень - не собирается он тебя грудью защищать. - Сева не хочет спасать шестерку, но он не трус. Никто не может сказать, что он трус и уйти здоровым! Даже если он девок не бьет.
- Это что за наезд, а!? Ты хочешь сказать, что я засцал!? - Девчонка уставилась на него так, словно удивилась, что он вообще умеет говорить.
- Когда я подошла, ты тут полстены засцал, не ори, гопник, я не с тобой разговариваю. Я не курю и семок у меня нет - иди найди на улице дядю у которого очко заиграет от одного твоего вида, на меня не действует как слабительное твоя небритая рожа. И ты вообще мне сейчас мешаешь... слегка. - Впервые за всю жизнь Сева услышал что-то подобное. Первым желанием было свернуть ей шею прямо в этой засцаной им же подворотне. И к чертям то, что это спасет Игоря - даже парни его комплекции хорошенько подумали бы, прежде чем такое брякнуть. А уж какая-то чокнутая малявка вообще должна бояться мимо него ходить.
Но что-то в ее взгляде подсказывало ему, что нужно сдержаться. Нормальные люди не ведут себя так нахально в такой ситуации - у нее явно есть какой-то сюрприз для них обоих. И в худшем случае это дуло пистолета.
- Давай тогда без шума, спокойно поговорим. - Сдержался Сева. - Я знаю этого человека и мне хотелось бы для начала просто узнать, какого черта он ползет от тебя по снегу и лепечет что-то. На этом мои претензии заканчиваются.
В глазах этой странной девки было что-то такое, что ясно давало понять: она человек без тормозов, человек, который легко пойдет на конфликт даже с таким небритым лосем как он. Он явственно увидел, что ей все равно, один он или таких целая армия, большой он или маленький - она все равно сделает все так, как захочет, и никто ей не помешает. Это было непривычно - не бывает ведь людей совсем без чувства самосохранения. На такую рука не поднималась даже после всех ее слов.
- Отлично, ты умеешь разговаривать без гоп стопа. Это радует. Просто когда-то меня черт дернул с этой мразью связаться и дела заиметь. А потом он решил, что умнее меня - а я пообещала ему, что если хоть что-то пойдет не так, я его закопаю. Видимо, он думал, что это пустые угрозы - откуда червям знать, что Хайнесс всегда держит свое слово? - Сева не совсем все понял, поэтому посмотрел на Игоря.
- Что ты воешь?! Скажи что-нибудь, придурок! - Повышенный тон благоприятно подействовал на Игоря.
- Сева... Сева... она убьет меня, - У Игоря была истерика, он едва не заикался, а Севе было противно как никогда. Он побывал во множестве переделок и видел всякое, однако никогда не доводилось ему видеть, как парень ползает по засцанной подворотне, уверенный, что его вот-вот прикончит миниатюрная ненатуральная сумасшедшая. Сева просто ничего не знал про fear и его специфические свойства. - Она точно убьет меня... боже! Она убьет меня!.. Сева, я не хочу умирать... - Игорь снова попытался отползти ему за спину. Но Сева снова отошел.
- Да с чего ты взял, что она тебя убьет?! - Девка с жутким звуком собрала мокроту из горла и схаркнула. В том, что она одновременно нормальнее и дурнее всех, кого Сева когда-либо видел, он не сомневался. Но блондинка казалась достаточно вменяемой для того, чтобы понять, что убивать людей нельзя.
- Сева... Сева... - Игорь начал дрожать. - Я думал, что она тупая! - Его голос сорвался на фальцет. - А она психопатка! Она жуткая психопатка! Она на моих глазах вызвала из воздуха человека, который порвал моего друга напополам! Он порвал его как бумажного! Она убьет меня, Сева! Сева, спаси меня, отговори ее! Если она снова вызовет этого человека, он и тебя убьет! - Спрашивается, кто из них двоих психопат? Человека нельзя порвать надвое голыми руками вообще-то. Может, Игоря еще можно, но Севу точно нельзя.
Придурок какой-то этот Игорь, дофантазировался, вот теперь и валяется на земле как огрызок. Защищать этого психопата вредно для собственного здоровья - пусть сам разбирается с этой девкой и с ее людьми. Ясно давая понять свою позицию, он отступил на шаг.
- Супер, ты не только умеешь разговаривать как человек, но и принимать нормальные человеческие решение, это просто приводит меня в восторг. - Улыбка блондинки приобрела черты довольного оскала. - Игорь, долгие проводы - лишние слезы, поэтому я сделаю все быстро. - Севе все это само по себе казалось излишне долгим и напыщенным. Как искусная игра на нервах, например. По сценарию блондинка должна было наставить на Игоря пистолет и трясти им до тех пор, пока по воздуху не разнесся бы острый запах свежего дерьма, а потом хихикнуть, показать, что ствол липовый, и уйти. Где-то он уже видел. Или слышал.
Однако девчонка совсем не знала о сценарии, написанном Севой, поэтому действовала по своему собственному, особому сценарию.
- Fyretro. - И внезапно Игорь пропал в крепком темно-красном лакированном гробу. Сева остолбенел, а вот запертый Игорь наоборот оживился, завизжал истерично, как недорезанная свинья, начал колотить изнутри по стенкам. Похоже, до него дошло, что то, что собиралась с ним сделать блондинка, было хуже убийства. - Funeral.
Гроб пропал так же внезапно, как и появился, унося в себе Игоря. Наступила неестественно холодная тишина и Севе показалось, что он слышит крики запертого в горбу Игоря внутри своей головы. Нельзя слышать ничего внутри своей головы, голова заполнена мозгом, мягким и неприятным на ощупь, в голове не может разноситься чужой испуганный вопль, он не может отскакивать от стенок черепа, щекоча уши.
"Перестань", - и этого голоса не может быть в голове. Но Севе показалось, что хорошо то, что он появился вопреки всему. Низкий и глубокий - этот голос создавал гораздо более приятную вибрацию в голове, не только заглушал высокий Игорев визг, но и успокаивал.
- Хайнесс не обещала разрывать надвое - Хайнесс обещала закопать. - Когда Сева чуть успокоился и, словно очнувшись, осмотрелся, он понял, что совсем замерз и все-таки обмочился. И что нереальная блондинка все еще стоит рядом с ним и молча наблюдает. Это немного насторожило Севу: такое не может происходить наяву, но и вымыслом быть не может. Это все ему почудилось или все-таки нет? А если нет, то что этой чудачке здесь все еще нужно? Она что, боится, что он кому-то расскажет?
- Если я хоть заикнусь о том, что видел, меня упрячут в психушку. - Даже если ее на самом деле нет, и он просто спит, пусть будет уверена, что он будет нем как могила.
- Тебе, кажется, работа нужна. - Протянула психопатка. Эта фраза была самым неожиданным ходом, который могла выкинуть блондинка.
- А не переигрываешь ли ты?.. Насмотрелся я на твою работу. - Вне зависимости от навязчивых идей, посещавших блондинку, Сева не собирался ей подыгрывать. Игорь вряд ли мог серьезно ей насолить, скорее всего, он просто когда-то согласился на подобное предложение, потом что-то в мозгу странной девки повернулось против него и вот результат - он исчез неведомо куда.
Сева не мог до конца почувствовать, что все происходящее ему снится, но и не мог отрицать, что все может быть взаправду. Он настолько смутился перед тем, что мог раньше только слышать по чужому телевизору, что даже не мог придумать, какую позицию принять. С одной стороны время и место было реальным, да и себя в фантазерстве Сева раньше не уличал. Но ведь не могло такого быть на самом деле...
- Если не интересуешься, ты так и скажи. Не люблю праздно любопытствующих. - Сева задним умом понимал, что наотрез отказываться в такой плачевный период глупо от чего бы то ни было, но с другой стороны девчонка была сумасшедшей и, скорее всего, галлюцинацией - связываться с ней Всеволод не собирался.
То, что Сева не любил много раздумывать над необычным и фантазировать, сыграло с ним злую шутку. В то тревожное время, когда яркая быстрая мысль могла не только спасти положение, но и прояснить хоть что-нибудь, ее не было. Всеволод не был приучен быстро мыслить и мгновенно принимать решения. Поэтому он, даже не придя к твердой уверенности, что происходящее ему не снится, попросту махнул на все рукой.
- Нужна работа, но я сейчас не буду ничего обсуждать. Я иду домой.
- Хорошо, я зайду к тебе на неделе, когда придешь в себя. Тогда и обсудим.
Большая квартира семьи Ленс. Пять больших комнат, не считая уборной, ванной комнаты и кухни, которых, казалось, должно было с лихвой хватать на семью из пяти человек. Но это утверждение было не совсем верно хотя бы потому, что изначально Максим в этой семье не жил - в семье было четыре человека. В то славное время Ангелине принадлежало две комнаты - спальня и кабинет. Чем она занималась у себя в кабинете, Максим не знал, однако когда его поселили туда, он увидел несколько добротных шкафов из темного дерева, до отказа забитых книгами, пустой стол у окна и нежно-фиолетовый ноутбук с системой распознавания отпечатков пальцев.
Как объяснила ему тетя, Ангелина ничего из кабинета не убирала, поэтому если он не хочет лишний раз с ней по пустякам собачиться, пусть или говорит, что что-то берет, или вообще не трогает ничего лишний раз. Возможность того, что он возьмет, а она не заметит, отпадала сама собой - Ангелина была из тех людей, что не заметят новую прическу лучшей подруги, зато всегда разглядят соринку у себя в чашке.
Максим, которому просто поставили кровать и шкаф на чужой враждебной территории, сам не хотел ничего трогать. Одни названия книг, стоящих на полках, принадлежащих крысенышу, заставляли его брезгливо отворачиваться. Что такое "Голый завтрак" или "Американский психопат"? А "Анатом"? Человек в здравом рассудке будет читать книги с такими названиями?
Но, как и во всем, что касалось этих нежных взаимоотношений, была своя сложность. Максим был старше близняшек и уже учился в университете, а там, разумеется, нельзя было обойтись без компьютера. О покупке компьютера для Максима и речи не было - зачем еще одну железку приобретать, если у Ангелины в комнате стоит замечательный персональный компьютер, а в кабинете есть ноутбук?
Максим и сам понимал, что просить что-то для себя глупо - в доме и так все есть и все общее. К тому же, как и всякий избалованный человек, Ангелина с небрежной легкостью разрешала пользоваться своей дорогостоящей техникой, лишь просила минутку, чтобы скинуть все файлы, с которыми работала, на флэшку. Но Максим чувствовал, что каждый раз, когда он просит о чем-то этого мутанта, он наступает себе на горло, причем сильно и резко.
Она всегда хмыкала "сейчас", закрывала бесконечные файлы Word"а, быстренько освобождала стол и уходила в свой кабинет, чтобы дальше "работать". Ничего смертельного в этом не было, Ангелина даже не смотрела на него во время перехода. Но не потому ли, что по случайно оброненному взгляду он мог понять, как в душе она смеется над очередным его унижением?
А он оставался в отвратительной комнате белого гада. Комната была не просто холодной и темной - комната была удручающей и даже страшной, потому что крысеныш-альбинос очень любила фиолетовый цвет и всю комнату заполонила оттенками фиолетового, а Максима угнетал этот цвет. В этой комнате всюду царил хаос: на стенах висели рисунки - творения друзей Ангелины, какие-то ее заметки и фотографии, бесчисленные украшения, ленты и вышивки. Обнаружить на столе шуршащую от скотча выцветшую "Анатомию человека" 1950 года выпуска или найти красивую шкатулку, полную треснувших надвое белоснежных зубов было проще простого. Она не пыталась даже прятать такие вещи, как будто это были ее игрушечные единороги с фиолетовой гривой, воздушные шарики, приклеенные к стенам, или баночки с фиолетовыми чернилами.
"Бери нас, Максим, - бесчисленный хлам словно обретал голос, как только парень оставался один в огромной комнате Ангелины - отведенный ему для жилья кабинет был в два раза меньше, - разбей нас, порви, выбрось в окно. Мы ведь все равно не нужны ей, то, что ей нужно, она аккуратненько прячет, а мы на виду, мы лишние. Разрушь нас и этот противный фиолетовый уголок, пока ее нет".
Максиму стоило больших усилий не откликаться на призыв обиженных вещей и начать писать реферат. Еще сложнее ему было сидеть за ее столом в кресле, на которое она забирается с ногами. Казалось, что каждая вещь в комнате пропиталась ее запахом, ее духом, в каждую она вложила кусочек своей гадостной белой души, словно Ангелина источала слизь и пачкала ею все, чего касалась - если бы у Максима были перчатки, он бы работал за ее компьютером стоя и только в них.
Однако принимать крысеныша у себя было еще страннее и противнее. И раньше не приходилось. Максим спал, когда услышал, что дверь в его комнату открывается и в нее уверенным, но тихим шагом входит она. Ему не нужно было открывать глаза, достаточно было только одного хруста косточки на щиколотке - он уже понял, что это именно Ангелина, что это она зачем-то посреди ночи ввалилась в его спальню. Девчонка не закрывала дверь, чтобы хоть немного света из коридора проникало в комнату.
- Зачем ты пришла? - Сонливостью он прикрыл раздражение от столь бесцеремонного вторжения.
- Думаю, я не должна отчитываться перед тобой, что за дела у меня в своем кабинете. Просто спи, я сильно шуметь не буду. - Максим изо всей силы сжал челюсти, чтобы не сказать ей чего-нибудь лишнего и не выдать своей злости. Разумеется, а он ведь кто? Он всего лишь шавка, которой милостиво разрешили спать в комнате, надеясь, что она не начнет что-нибудь грызть и метить. Максим не грыз и не метил, поэтому ему уточняли его место только в случае вот такой необходимости. - У меня нет привычки нарушать чей-то сладкий сон.
Крысеныш полез к шкафам за своими отвратительными книжонками про каких-то извращенцев, Максим не стал вглядываться. Однако вытащила она совсем не книгу, что он заметил, когда уже было слишком поздно.
У многих людей есть дневники. Максим даже однажды случайно натолкнулся на большую коричневую тетрадь с листами формата А4, принадлежащую его тете. Однако, устыдившись своего любопытства, он запрятал тетрадь туда, где нашел, даже чуть припрятал, чтобы ни у кого больше не было возможность так же случайно этот секрет отыскать. Эта тетрадь была старинной и полной трагических заметок: ее Валентина Ленс завела, когда поняла, что ее близняшки будут абсолютно разными, в самый тяжелый момент своей жизни, чтобы выплеснуть страхи и сомнения, терзающие душу. Оказалось, что она даже сначала думала, что альбинизм - смертельное заболевание, которое погубит противного мутанта, вылезшего из ее утробы первым.
Вдохновившись застарелой печалью своей тети, Максим завел такую же тетрадь, но ее он использовал, когда чувствовал, что уже на грани, что один шаг отделяет его от причинения телесного вреда Ангелине. Помогало сильно - ему начинало казаться, что он сделал все это наяву и даже смертельно устал, но Максим с ужасом отмечал, что с каждым разом образы, рисуемые его воображением, все ярче и кровавее, а облегчения от них все меньше. И со страхом думал, что же ему придется делать, когда бумага перестанет помогать. Проберется тайком в комнату Ангелины и задушит ее голыми руками?
И именно эту тетрадь держала в руках Ангелина. Максим понял, что был подозрительно глуп и недальновиден, когда думал, что среди всех своих книг она не заметит этой тетради. Но, для начала, он не предполагал, что она вообще смотрит на эти полки с книгами, ему казалось, что эта библиотека шизофрении давно мертва и не просматривается. Однако, человек, который заметит даже чужой волос на своем коврике для мыши или чужой отпечаток ладони на крышке ноутбука не собирался оставлять без внимания коллекцию всей своей жизни - Максим часто удивлялся, как она собрала столько книг за свою маленькую глупую жизнь.
- Как раз хорошо, что ты чутко спишь, а то мы раньше в этой комнате не пересекались. - С мягким нажимом произнесла Ангелина, демонстрируя Максиму его же тетрадь. - Я видела, как ты стоически не трогаешь мои вещи и отплатила тебе тем же, не читая то новое произведение, что ты удосужился поставить на мои полки. И все же, мне кажется, что я догадываюсь, о чем оно.
Такой человек не может не заметить искру ненависти в глазах, которые видит каждый день. Ангелина не могла подметить только натянутость их отношений или почувствовать ненависть Максима, этого было мало. Она ведь была гением, читала тщательно замаскированные эмоции словно явные, Максим был для нее как открытая книга. Одна сумасшедшая книга из ее коллекции. От одной этой мысли ему стало не по себе и безумно захотелось резко вскочить, схватить крысеныша за горло и бить головой об шкафы, пока не полилась бы кровь.
- Я не имела бы ничего против твоего дневничка, если бы здесь не хранились самые лучшие мои книги. Но поскольку некоторые из страниц этих книг содержат гораздо более свежие мысли, написанные гораздо более живо и богато, я не могу позволить этому захламлять мою коллекцию. Юношеский шлак пусть возвращается к юношам, если пожелаешь обогатить свои представления об убийствах, всегда можешь воспользоваться ближайшим к окну шкафом, я разрешаю. - Ангелина подошла к Максу и положила тетрадь к нему на кровать, едва заметно улыбаясь. А Максиму хотелось так ее ударить, чтобы стекла очков разбились и попали ей в глаза.
- Почему вдруг такое снисхождение? - Максим совершенно не собирался пользоваться сокровищами мерзкого крыса, но не спросить не мог.
- Не пропадать же таланту. - Неопределенно махнула рукой Ангелина и вернулась к книжным шкафам. Некоторое время она просматривала полки, а потом легко вытащила из ровного ряда одинаково неприятных книг какую-то особенно противную - в броской оранжевой обложке. Положила поверх Максимовой тетради. - Полагаю, на первый раз тебе подойдет вот это, книгу хвалят за то, что она ярко описывает мышление маньяка, сцены убийств тоже есть, на остальное закрывай глаза - главное для тебя в книге описание, сюжет вторичен, хотя здесь и он неплох. Главное, не ешь и не пей над книгой, иначе будешь заказывать мне новую.
Его поучал злобный мутант. Максим в глубине души понимал, что у Ангелины опыта прочтения книг гораздо больше, чем у него, пусть он и старше, однако ситуация, в которой альбиноска наставляла его как несмышленое дитя, бесила невероятно. И какая разница, что она опытная и наверняка не всякую книгу оценивает высоко? Она не должна ничего ему объяснять ТАК, он уже изначально не согласен. У нее нет права думать, что она лучше него лишь потому, что она гений и разбирается в литературе для извращенцев.
- Почему сюжет не важен? - Ах, раз она дала эту книгу, она теперь еще и извращенцем его считает.
- Потому что когда сюжет хорош, а описания не цепляют, книга читается гораздо тяжелее, чем когда сюжета нет, а описания хороши. Понимаешь? Пока ты читаешь, восхищаешься только атмосферой, изъяны авторской задумки проявляются потом. Ты лучше задавай мне такие вопросы только когда действительно хочешь что-то узнать, а не лишь бы поспорить. Спокойной ночи. - Гадина не только дала понять, что видит Макса насквозь, но и оставила за собой последнее слово. Просто непозволительно оставлять все как есть - здесь никто их не видит, можно безбоязненно мстить. Она никому не скажет, это не ее метод.
- А где ты была? - Ангелина, подошедшая уже к ноутбуку, медленно обернулась, вернулась к двери и закрыла ее. Максим бы подумал, что это какой-то зловещий знак, не будь он так раздражен.
- А с чего ты взял, что я где-то была? - В темноте, накрывшей комнату, Ангелины видно не было, и Максим внезапно представил, что ее в комнате нет, только ее низкий мужской голос, такой же мутировавший, противный и злой, как и все остальное, ей принадлежащее.
- А ты хочешь сказать, что спишь в одежде и очках? - То ли крысеныш испугалась, то ли решила просто проигнорировать его вопрос, она молчала. Но причина не имела особого значения - Максим ведь заткнул Ангелину, отомстил ей за то, что она думает, что всегда права. Не бывает тех, кто всегда прав, а уж если и есть, то это точно не бесцветные мутанты. Максим почувствовал, как раздражение уходит, с легкостью уступая место ликованию от маленькой победы над зазнавшимся гением.
- Может, и сплю, не докажешь обратного. - Оказалось, что Ангелина в абсолютной темноте и тишине подобралась поближе к Максиму и теперь шептала ему на ухо. - Ты же стараешься ночью из комнаты не выходить, чтобы мы не подумали, что ты что-то украл, отнес на барахолку и пошел пить со своими бомжеватыми корешами. - Если бы Ангелина ударила его в челюсть, эффект был бы не таким ошеломляющим, как сила этих слов - до этого Максим еще не разу не сталкивался с тем, какая же альбиноска язва.
Парню показалось, что от него исходит белый огонь ярости, что он распространяется, накрывает огненным покрывалом все, что можно сжечь, в первую очередь белую тварь. Самый белый огонь - самая белая боль, очистительная. И потом, горя в аду, крысеныш скажет ему спасибо. Но нет, ничего такого на самом деле не было - Максим просто судорожно смял в кулаках теплое одеяло, зная, что Ангелина наслаждается результатом своей "деятельности", пусть и не видит его.
- Ты просто не лезь в мои дела, и я не буду лезть в твои. И мы вдвоем будем очень счастливы, ты не находишь? - Максим находил. Ненавидел ее, считал монстром, презирал ее как прокаженную - неужели не было негативной эмоции, которой бы он не испытывал по отношению к Ангелине? Максим не хотел лезть в чужие дела, особенно если это были ее дела. Но даже несмотря на это он прекрасно понимал, что они вдвоем никогда не будут счастливы просто потому, что они вдвоем. Поодиночке они могли бы вдохнуть полной грудью, однако разве у кого-либо из них хватило бы духу убить второго?
Эта мысль была Максиму нова. Он привык видеть Ангелину беспомощной потребительницей, вечно недовольной и ненасытной в своих запросах, однако когда она впервые его ужалила, он понял, что при желании старшая из близняшек может оскалиться и постоять за себя. Это приоткрывало завесу тайны, терзавшей Максима: как у такого гадкого не выходящего из дома существа может быть столько друзей и поклонников. Оказывается, не все так просто: есть стержень - есть люди, тянущиеся к чужой силе.
И теперь ему уже не казалась интересной фантазия, в которой он разрезал Ангелине горло тонким кухонным ножом, которым в доме режут хлеб. Этот нож он выбрал, когда случайно порезался: лезвие было достаточно острым, чтобы ранить, но в то же время было самым тупым в доме. По логике Максима, чем острее нож, тем сильнее рана, тем быстрее смерть, а Ангелине такой радости не должно было перепасть, она обязана была перед смертью осознать, как плохо считать человека отбросом просто потому, что у него нет двух богатеньких родителей.
Но разве можно так убить такую цепкую гадину? У Максима словно пелена с глаз упала. Альбиноска не крыса, а настоящая змея: она спокойна пока ее кормят и лелеют, однако только что-то идет не так, бросается, кусая всех, кто попадется под руку, впрыскивая в них свой яд. Такую гадюку можно одолеть только в честном поединке. Направление его мечтаний изменится, еще некоторое время можно не волноваться, что бумага перестанет помогать - ведь в тот миг Максим решил, что начнет свою терапию с самого начала.
- Включи свет. - Ангелина только хмыкнула.
И уже через минуту оба были заняты: Ангелина то ли "работала", то ли отбирала новые книги для своей коллекции, а Максим погрузился в чтение мерзкого оранжевого печатного издания - первого издания такого плана в его жизни.
Сева не думал забывать о том, что случилось с Игорем хотя бы потому, что тот теперь не мог подкидывать ему работу. Подумав над произошедшим несколько дней, Всеволод решил, что это все-таки происходило на самом деле, пусть и не должно было.
Он не мог сделать для себя вывод, что он избранный или что это как-то изменит его жизнь: мистической "чуши" бабуля сверху никогда не смотрела и своему сыну раздолбаю смотреть не давала, только заставляла его пойти на работу и выгоняла из дому, потому что он был не женат и пил. Однако Севе пришла в голову мысль, что блондинка сделала то, что сделала просто потому, что она психопатка. Он где-то слышал, что у шизофреников силы больше, чем у обычных людей, они даже холода не боятся. Так почему бы ей не быть сверхъестественной шизофреничкой, хоронящей людей в красных лакированных гробах? Вдруг психи такое умеют делать, поэтому их и прячут в больницах?
Мысль, конечно, идиотская, но другую Сева не мог сгенерировать - его мозг не был приспособлен для решения такого рода задач. Тем более что задачи у него были другие и более важные: раздобыть денег, например. Обычная такая мысль, не фантастическая.
Сева проснулся в полвосьмого утра, чувствуя горький щекочущий ноздри запах кофе. Кофе в его квартире не варили, наверное, с тех пор, как он заселился, если не дольше. Сам бы Всеволод уж точно не додумался бы готовить себе кофе - если вдруг захочется, автоматы едва ли не на каждом углу стоят. Засунул денежку и получил стаканчик коричневой жижи.
Растерянно повернув голову к источнику запаха, Сева уперся взглядом в подозрительно знакомую белую шевелюру. Девчонка развалилась в его кресле самым немыслимым образом: закинув одну ногу на подголовник, а вторую на подлокотник, она между сдвинутыми коленями и животом держала глубокую тарелку, наполненную шоколадным печеньем. В одной руке она, разумеется, держала печенье, а в другой чашку с кофе. Только в посуде Сева узнал свои вещи, все остальное девчонка явно принесла с собой.
- Эй. - Блондинка не отозвалась. Причину Сева понял, когда поднялся с дивана и присмотрелся к альбиноске: в правом ухе была круглая черная сережка с изображением ящерицы и длинная "парадная" сережка с кофейным зернышком на конце. И черный наушник, уходящий в неведомые дали к воспроизводящему звук устройству.
Воспользовавшись моментом, Всеволод разглядел гостью. На вид лет двадцать, одета во все черное с явным намеком на изящество вперемешку со строгостью. Сама могла бы быть миленькой, однако уперлась взглядом в окно, из которого видно только серое небо, и лицо как каменное стало, это слишком страшно, чтобы быть красивым.
Он осторожно дотронулся до плеча блондинки. Она даже не вздрогнула, однако закричала так, что Сева мигом отдернул руку: ему показалось, что кричит не милая девушка, пусть и шизофреничка, а охрипший бомж с бодуна или еще какой более страшный зверь.
Блондинка обернулась к Севе, шустро запихнула в рот печенье, выдернула наушники, отставила тарелку и непередаваемо ловко скатилась со стула. Уже стоя отпила кофе. Прокашлялась.
- Тебе там счета пришли, я их на столе оставила. Одеться не хочешь? - Сева только после этого заметил, что стоит перед блондинкой в одних семейниках и тапках.
Махнув девчонке рукой, чтоб села обратно, стянул с двери на балкон свои джинсы и вышел из зала на кухню. Быстро натянув ткань на ноги, застегнул ремень и принялся рассматривать счета.
- Зачем комкаешь? - Спросила девчонка. Сева фыркнул: ясно же дал понять, что ей лучше оставаться в комнате, раз заявилась к нему в дом. А она непонятливая, все ей знать надо, везде нос свой сует.
- Потому что не буду платить за то, чем не пользуюсь. У нас должников много, так они сумму долга раскидывают на тех, кто платит. Меня не втыкает платить за всяких там.
- Но ведь если ты хоть за что-то платишь, ты в любом случае гасишь некоторую часть долга тех, кто не платит. - Блондинка была слишком уж умной, это Севу напрягало. Зачем ему иметь дела с умной девкой? Она быстро решит, что он идиот, и если не попытается сыграть на его мнимой тупости, то опускать будет точно. Не по зубам ему такая малявка, она ему противопоказана, однако, раз уж она пришла, то ей есть что заявить, можно хоть послушать. Все-таки она и разозлиться может, если он ее сразу пошлет.
- А я не хочу быть уе*ком, который даже заплатить за себя не может. Я что, на гавно похож?
- Нет, не похож. - Легко согласилась сумасшедшая. - Тебе кофе с печеньками сделать или ты по чаю? - Севе это было непонятно: она никак его не грузила, даже более того, у нее был шанс реально расположить Севу к себе, если бы она не была такая вездесущая. И в то же время в ней было что-то тяжелое, что-то, что Сева списал бы на невменяемость, не будь она в данный момент так нормальна и спокойна.
- Ну, сделай кофе. - Белая кивнула и проскользнула в крохотную кухоньку, скрипнув сапогами. Севе было все равно, ходят по его дому в обуви или без, даже лучше, если в обуви, но этот звук резанул слух. - Нафиг ты всего этого с собой набрала?
- А что, должна была надеяться, что найду это у тебя? Не склонна обольщаться, взяла все, что посчитала нужным. Кофе с печеньками необходимо, это допинг. - Она уже ставила чайник на плиту и брала чашку со здоровенной трещиной до самого дна. Сева бы и возмутился, но не мог - у него в доме было всего две чашки, больше ему никогда не требовалось, а блондинка здраво рассудила, что чашки должны быть у всех и свои нести из дому не стала. А увидев состояние чашек Севы, выбрала ту, что целее.
- Как ты вообще у меня оказалась? Как узнала, где я живу? - Ему не нравилось, как блондинка двигалась. Казалось бы и плавно, и грациозно, и изящно, но все равно как-то рвано, угловато и неуклюже. Севе вспомнилась драка, где ему попался какой-то паренек, уж больно много дергавшийся. Они тогда просто один на один дрались, так этот парень был юрким как ящерица, дергался от Севы, пока тот выдыхаться не начал. Но тогда Севе повезло: парень один раз под его удар попал, так его и вынесло.
Эта блондинка двигалась почти так же, разница была только в том, что она все-таки девка, девкам так драться не надо, вот она бабьей плавностью прикрывается. Но Сева ведь не дурак, видит, что она всегда может ударить. Скорость есть, хорошо сложена, наверное, и удар у нее поставлен. А даже если и нет, у нее ногти треугольные, наточенные, такими можно глаз выцарапать. Хотя нет, на шлюху малосемейковскую она не похожа, царапаться не станет.
- Не следила я за тобой, не переживай. Приличная девушка ночью не попрется в малосемейку особенно если ей предлагается проследить за двухметровым небритым увальнем. Свои методы есть, до поры, до времени я не собираюсь их раскрывать. Замок в квартиру тоже цел, не можешь не волноваться. Твой кофе. - Она слишком много и несвязно говорила. Как будто отвечала на вопросы миллиона людей одновременно и каждого пыталась уколоть, для каждого меняла голос и манеру речи. А ведь говорила она на самом деле с одним только Севой.
- То есть, ты мне не скажешь, как оказалась в моем доме.
- Не включай пафос, это не дом, это халупа. И видала эта халупа людей похуже меня. Да, это, конечно, твоя частная собственность и всякая прочая лабуда, но тебе вешать мне лапшу про неприкосновенность личной жизни и вещей других людей. - Севе даже ответить нечего было. Она была права и даже тот факт, что она вломилась в его квартиру, не делал его потерпевшим в полном смысле этого слова - когда, бывало, он вламывался к незнакомым людям, он не был так сдержан в действиях, как девчонка и не ждал, пока хозяева оклемаются, с чашкой кофе в руках. - Я свои секретики тебе раскрывать не собираюсь. Просто шла к врачу, дай, думаю, загляну к новому знакомому. Али не рад?
- А зачем пришла? - Блондинка просияла, выставила указательный палец, мол, подожди, и вернулась в зал. Пришла, неся тарелку с печеньем.
- Я не жадная, а под кофе с печеньками разговор идет лучше. Мы так медленно подошли к сути, буду наверстывать... Я хочу предложить тебе работу, большой небритый дядя, у которого на лице написана способность с легкостью свернуть кому-нибудь шею. - Сева достаточно быстро понял, что именно хотела сказать ему блондинка.
- Всеволод. - А дальше должно было протекать наблюдение за подопытным. Выпучит глаза, поднимет брови, несмело улыбнется, спросит, не шутит ли он, попросит сказать настоящее имя уже серьезно - это имя должно было умереть еще в прошлом веке, да вот только нашлись остроумные люди, решившие его воскресить во что бы то ни стало. Севе нравилось его имя - оно было красивым и непонятным для всяких отбросов, хорошо звучало. Зато вот всякой швали оно не нравилось категорически - Сева из-за него казался им каким-то других.
Однако блондинка смеяться не стала и глаза таращить. Она просто коротко кивнула и представилась в ответ. Севу это даже слегка задело - психопатка оказалась первой, кто не обратил на его имя никакого внимания, словно он не Севой назвался, а каким-то Сережей или Сашей - обычным именем, а не редким. Но с другой стороны это было приятно - белая деваха была готова ему верить бескомпромиссно.
- Ангелина. - Ангелина это как будто ангел, да? Эта девчонка ангел? Она живого человека закрыла в гробу почти собственноручно и у нее такое ангельское имя? - Прекращай. Сева значит "всевластный" - старорусское имя, а у тебя даже банального телика в этой халупе не стоит, где ж там всевластие. Но я ни словом об этом не обмолвилась. - Это Севе не понравилось.
- Ты это что, мысли мои читаешь?
- Ага, читаю. - Кивнула блондинка. - Если не веришь, проверь. Ты будешь загадывать, а я поизносить вслух... Так веришь? Ну как хочешь. - Сева действительно поверил. И если даже не потому, что она отвечала на несказанные реплики, то просто из солидарности - ведь она все-таки сразу поверила в его имя. Она действительно ему поверила, и то, что она могла прочитать его мысли, не так важно. Игорь был крысой, он мог запросто подставить Севу или сдать на расправу любым гастролерам - сам спиной ни к кому не поворачивался и других держал в форме. А эта девка так вот просто ввалилась в его дом, угостила его кофе, да еще и вздумала ему верить. Она вздумала располагать его к себе и чертовски тяжело было не поддаваться, ее харизма глушила страх.
Располагает сверх меры, но все равно Всеволоду лучше не забываться: улыбки улыбками, а ногти у нее треугольно заточены. Она ему верит, потому что должна: или она будет милой и даст ему шанс, или она станет жесткой и тоже вызовет для него красный лакированный гроб. Сева не хочет в гроб, значит, ему лучше тоже просто безо всякой причины поверить этой девчонке. Может, она хорошо прячет взгляд хищника за очками, да только Сева на улице вырос, хладнокровных отморозков чувствует за километр. Такая череп проломит и не поморщится, она сумасшедшая.
- Так что за работу ты хочешь мне предложить?
- Тут, Сева, есть одна маленькая проблема. Я не могу тебе точно сказать, что придется делать, пока ты не согласишься. Как пелось в одной милой песенке: "двое могут сберечь секрет, только если кто-то из них мертв". Минусы работы, которую я тебе предлагаю: она очень опасная и придется убивать. Плюсы: тебя никогда не поймают, и ты сам ставишь мне цену за свои услуги. Вот и все, что я могу тебе вкратце расписать. - Очень похоже на кидалово, не бывает такой работы. Хотя, если ему придется людей закапывать, все очень даже складывается. С другой стороны, девчонке не нужен такого рода человек, она и сама в состоянии закопать кого угодно. Тогда это все-таки кидалово.
- Прямо-таки, сколько не скажу, столько и дашь?
- Сколько скажешь, столько и дам, но предоплата не больше двух тысяч долларов, а то кто его знает: загребешь миллион и свалишь, а работа простаивать будет. - Севе было даже страшно слышать о предоплате в две тысячи долларов. И стало жутко любопытно: кого же нужно убить, чтобы заработать столько денег. О том, где девчонка раздобудет столько денег, он предпочел не думать. Раньше, конечно, сам Сева никого не убивал, но видел, как умирал парень, забитый куском трубы. Может, его и можно было спасти, но они тогда были еще малыми, боялись, что подумают на них, поэтому просто смотрели.
Соглашаться или нет?.. Он еще размышляет? Это может быть опасным, но не может быть кидаловом - она обещала зарыть Игоря и она его зарыла, она так кичится, что держит свое слово! И, кстати, почему это так уж опасно? Потому что какой-то там Игорь, который готов был маму продать за место потеплее не смог с ней сработаться? Сева не гнида, он вырос на законах, привитых ему нормальными людьми: не бить женщин, не спускать беспредельщикам, не подписываться на левые дела, а если уж за что-то браться, делать это хорошо. Почему бы не попробовать за такие деньги? Он сильный, относительно честный, не такой уж и дурак, не боится грязной работы и видел смерть - ему все по плечу.
- Хорошо, я согласен. - Сказать это было почти так же легко, как и подумать.
- Кстати, нисколько не хочу тебя нагрузить, но ты, кажется псих. У меня есть все свойства, присущие галлюцинациям: я имею властные полномочия, сверхъестественные способности и ты твердо веришь в мое существование, а то, что я колдую словами, кажется тебе абсолютно нормальным. Я даже мысли умею читать, а тебя это не смущает.
- Вообще-то не кажется. - Шизофреничка пыталась сделать шизика из него. Неприятная ситуация. - Я подумал, что, если нормальные люди не "колдуют", то ты ненормальная, если это можешь. Короче говоря, псих из нас двоих ты, вот и все, что мне нужно знать. - По лицу блондинки было видно, что она удивлена. То ли она все-таки сомневалась в его умственных способностях, то ли ей никогда такой теории не выдвигали.
- И не боишься идти на сговор с психом? Если же я псих, я могла выдумать про работу, что же ты ведешься? - Это было умно. Настолько умно, что сам Сева об этом не подумал. Зато теперь между ним и Ангелиной пролегла явственная грань - если она и будет с ним советоваться и посвящать его в свои дела, то из чистой вежливости, потому что он не умеет копать так глубоко свою мысль. - Ладно, не волнуйся, я на самом деле не псих. Как бы это тупо не звучало, я никакой не псих, я демон.
- Этот такие с рогами? - Сева не видел демонов, но он знал, что такое черти и все в этом духе должно было быть уродливым, рогатым, злобным и тупым. Не девчонкой с белой головой.
- Найдешь у меня рога, копыта и хвост - забирай как трофеи. Я демон без типично христианской атрибутики, всполохов огня и серы, зато нечеловечески капризна и раздражительна. Ты же вроде воспринимаешь окружающее без переработки здравым смыслом, вот и прими это как данность: я не просто замуровываю людей в гробы и читаю мысли, я при этом еще и демон.
- И психопатка.
- Не отрицаю. Но если ты никогда не будешь говорить плохо о музыке, которую я слушаю, не начнешь поддакивать и сумеешь в точности выполнять все, что я скажу, мы сработаемся. И ты никогда не узнаешь, что такое "психопатка" в моем исполнении. Хотя, конечно, это незабываемое шоу. - Сева нисколько не сомневался.
- И что теперь? Я вот знаю, что ты психованный демон и что мы будем работать вместе, а дальше что-нибудь произойдет? - Севе впервые приходилось иметь дела с демонами, поэтому ему сразу хотелось знать все подводные камни. Хотя, какие тут могли быть подводные камни - вся его работа была одним сплошным подводным камнем... наверное.
- Да. Давай рассуждать, Всеволод. Возможно, когда-нибудь ты вздумаешь кинуть меня. Не важно, что ты об этом думаешь сейчас, ведь в дальнейшем тебя ждут большие деньги и опасная работа, соблазн собрать деньжата и свалить велик. Поэтому я буду пытаться уберечь себя от лапши на ушах. И поэтому Сева, в случае каких-то непредвиденных сбоев ты оплатишь мне неустойку.
Ангелина очень продуманная девка, с такой играть опасно, но работать стабильно. Кидать ее Сева не собирался в любом случае - психопатка явно не учла, что она страшная.
- И какая будет неустойка? - Сева пожалел, что спросил.
Она все-таки к нему метнулась. И оказалась она быстрее всех, кого Сева когда-либо знал. Не успел Всеволод отскочить или скрутить бестию, как она уже дотронулась до его груди. И Сева понял, что не может пошевелиться - Ангелина резким движением отняла руку от груди парня, и он увидел, что она ногтями вцепилась в здорвенный клок зеленых волос.
- Смотри и запоминай, Сева. Это - твоя душа. Пока мы с тобой хорошо работаем, душа остается с тобой, растет и питается. Если только я пойму, что ты задумал что-то плохое, я ее у тебя заберу, и ты не сможешь мне помешать. Ты и пальцем пошевелить не сможешь. - Сева не оценил тонкости, однако он поверил в свою беспомощность перед Ангелиной, она ведь действительно держала его душу, и он ведь действительно не мог шевельнуться даже. - Конечно, ты не демон, ты от этого не умрешь. В твоей жизни вообще ничего не изменится. Но подумай тогда, если наличие души ничего не меняет, почему ее никто за просто так добровольно не отдает?
Никто. Добровольно. Не. Отдает. Но тогда она бы не имела права ее забрать. Она не имела бы права даже попытаться ее вытащить. Получается, когда Сева согласился работать с Ангелиной, он позволил ей забрать свою душу. И она может забрать ее не только в случае какой-то провинности - Сева может остаться без души вообще в любой момент, ведь он еще ничего не сделал, а она вытащила из его груди эти зеленые волосы.
Сева даже и подумать не мог, что душа это прядь волос. Он только в этот момент задумался, какой он сам видел душу, и понял, что представлял ее чем-то меньшим чем песчинка и большим, чем космос. Но никак не зелеными волосами. Это слишком приземлено. Душа это ведь возвышенное, божеское - душа самое ценное, что есть у человека. Как тогда буша может выглядеть так обыденно?
- Понимаешь, Сева, демоны долго не могли понять, почему они демоны, а вы - люди, хотя отличий у нас не так уж и много. И потом демон Ночи, который колдует с помощью своих волос, понял, что у вас есть то, чего у нас нет - у вас есть бессмертная божественная душа. Душа демона гораздо больше и сильнее души человека, но без развития и подпитки она разрушается. И тогда демон умирает. И демон Ночи сумел вытащить душу из человека в обмен на услугу, проглотил ее и понял, что если очень лень заниматься вечным саморазвитием, можно есть бессмертные души, данные богом, это тоже не дает душе демона развалиться на лоскуты. Ну, а раз он колдует волосами, то и душа, которую он вытащил, выглядела как волосы. Все, кроме тринадцатых демонов, видят душу зеленой, не расстраивайся, твоя другого цвета.
Да, Сева понял. Она не психопатка, она просто демон, которому нужна его помощь в обмен на деньги. Если он пренебрежет этими отношениями, поплатится, если вздумает что-то попросить у Ангелины, останется без души. Он ведь не может знать наверняка, что ей больше нравится - есть души или развиваться самостоятельно. Но как тогда просить у нее деньги? Хотя, нет, это другое - деньги это за услугу, которую он ей окажет, а не так, что это она ему деньгами услугу оказывает.
Девчонка вытащила свои когти из души Севы и аккуратно положила ее на ладонь. Зеленые волосы мгновенно втянулись обратно, словно только и ждали, что их отпустят, а Сева смог пошевелиться. Он судорожно закрыл рот ладонью и начал сильно и неглубоко дышать, все-таки он больше, чем удивился. Говорить не хотелось - если Ангелина хотела просто обезопасить себя, то Сева понял, что приравнен теперь к рабу - у него нет права выбора и возможности ошибиться, несколько минут назад он просчитался последний раз в своей жизни.
- Ну-ну, успокойся. Сейчас я расскажу тебе еще кое-что интересное. Ты будешь убивать демонов под моим чутким руководством. - Убивать демонов? Севе мгновение назад казалось, что хуже быть не может. Теперь стало хуже - Сева понял, почему Ангелина отказывалась говорить о работе до его согласия.
- Убивать демонов? Да ты душу из меня вытянула так, что я даже пикнуть не сумел, какие демоны!? - Она хоть понимает, что он им не ровня?
- Не волнуйся, все будет не так. Я, знаешь ли, в предатели не записываюсь и своих убивать не собираюсь. Просто есть демоны такие как я, а есть демоны с рогами, копытами, крыльями и прочей чепухой, о которой ты сначала вспомнил. Они тупые и хотят крови и душ побольше и побыстрее. Их вообще не очень много здесь, но парочка есть, поэтому для защиты мирных жителей этого города ты и нанят.
- Что же ты сама их не убьешь? Игоря же...
- Я всего лишь закрыла его в гробу. Заметь, я его не убила - он умер уже потом, когда в гробу кончился воздух. Вся фишка в том, Сева, что я не имею права убивать кого бы то ни было напрямую своими руками. Если я сейчас возьму нож и метну в тебя, он отскочит, словно ты сделан из железа. Это, конечно, не мешает мне взять его магией или подогнать к тебе убийцу...
- Только отныне я сам этот убийца, которого ты будешь подгонять к тем, кто недопонял по-хорошему. Я уразумел. Согласен, теперь я чувствую себя немного лучше, это как будто не просто ты мною пользуешься, а так и я что-то значу.
- Если вдруг начнется кровавая бойня, я смогу защититься и парочкой метких слов тебе помочь, но основа основ действительно на тебе. И именно поэтому я сразу пойму, если ты вздумаешь меня кинуть - по бегающим при опасности глазкам. Кстати, ты так и не сказал, сколько денег хочешь. Просто, предположительно сегодня произойдет твое боевое крещение, а цена не оговорена.
Сева не думал сразу, что все будет настолько странно и серьезно. Ведь, как это говорится "ничего не предвещало беды". Единственное, чем она смогла его зацепить, это ценой, поэтому было бы обидно продешевить. Сева поторопился один раз, принимая ее предложение. Теперь, когда пути назад уже не было, он понял свою ошибку и не собирался больше торопиться.
- Я назову свою цену после того, как убью этого демона.
- Хм, мудрое решение. Тогда сейчас я сваливаю к доктору, вернусь часа в четыре, будь готов.
К четырем вернуться к Севе, подбавить магией болезнь, нет, проще запудрить мозги врачу, чтобы продлить больничный еще, заглянуть к Месяцу, успеть за сегодня отбетить текст на тридцать семь страниц - нехитрый план на день был составлен еще в загаженном лифте малосемейки. А еще надо уши продезинфицировать, а то столько гадости собралось, что четвертая сережка в мочке левого уха даже не двигалась. А ведь ей уже больше года... Вообще нужно начать за собой следить, столько лет здесь, а никак не привыкнет к самостоятельности. Еще нужно глаза закапать и очки протереть, а то залапанные, ничего не видно. Вот и все, больше на сегодня ничего не предвидится. Нужно вымыть чашку для кофе...
Выйдя на свежий воздух, Ангелина глубоко вдохнула и передумала. Ей было лень идти к врачу, тем более что всегда можно было отправить вместо себя иллюзию. Поразмыслив, девчонка решила, что так все сложится даже удачнее: вместо похода в поликлинику она сразу пойдет к Месяцу и тогда даже времени на беттинг больше останется. Дома никого не будет, "возвращение" иллюзии с заветной справкой никто не заметит... все ее планы должны быть отточены и идеальны. И они будут идеальны. И они есть идеальны.
Достав справку из кармана пальто, Ангелина подбросила ее в воздух.
- Fly. - Но записка никуда не полетела, она просто слегка опустилась к земле, зависнув в воздухе. Ведь кто, как не Ангелина, умел получать даже от конкретных слов неожиданные действия. - Fantasme. - И вот тогда уже бумажка полетела, да не просто полетела - со стороны казалось, что ее несет в руке альбиноска с неестественно прямой осанкой, одетая во все черное. Поразительно точная копия альбиноски, стоящей на ступеньках перед подъездом.
Ангелина, довольная своей работой, точным широким шагом пошла в противоположном направлении. Какой к черту доктор? С доктором все известно, а с Месяцем нет - тем более что в детской поликлинике она будет несколько часов сидеть с мамашами и их сопливыми деточками на железной лавчонке, а у Месяца ее ждет мягкое кресло и необременительный недолгий треп.
Доктор спросит, нет ли улучшения, будет уверена, что получила ответы на все свои вопросы, осмотрела горло, прослушала дыхание и померила температуру. Потом доктор будет уверена, что все осталось так же, как было, покачает головой, выпишет еще одно лекарство и продлит больничный. А большего Ангелине и не нужно - бумага ведь сама прилетит к ней домой. Месяц откроет ей калитку, впустит в дом, заберет ее пальто и усадит в одно из старых мягких кресел у маленького камина в гостиной. А дальше - неизвестность. Интригующая и раздражающая одновременно неизвестность.
Сейчас важнее продумать свои дальнейшие действия. На данный момент у нее в запасе есть Артем и Сева, у Гнегхтхарда она выпросила Сутеха, он скоро приедет. Месяца скоро, судя по всему, придется убить, вне зависимости от того, выучила Алина магию воды или нет. Он начинает мешаться и задавать лишние вопросы. И нельзя упускать из вида Максима. Она все время забывает про Максима, про то, что его нужно развивать, про то, что его нужно подпитывать. Если она перестанет дразнить Максима, он постарается забыть про нее с помощью повседневной рутины.
Максим боится выпустить эмоции, на его животные инстинкты давят нормы морали, совестливость, страх оскорбить мать мешает его развитию. Максим пытается убежать, забыть про свою ненависть, подавить ее своими жалкими писулями. Ну действительно убогие письмена, которые читать скучнее, чем энциклопедию лекарственных растений. Ему не светит стать вторым маркизом де Садом, писательство не его конек, а уж она в литературе разбиралась. Вообще сейчас в литературу всякий дурак, знающий алфавит, лезет. Удручающе.
Такого бы человека как Максим лучше боксу научить, но он же испугается, что может не сдержаться и ударить ее, он не будет изучать боевые искусства. Тщедушное забитое создание. Этот жалкий бесхребетный краб печалил Ангелину сильнее любой печали, которая когда-либо была в ее жизни - впервые она имеет честь находиться рядом с такой амебой. Предыдущие амебы были демонического происхождения и хоть иногда показывали характер - эта человеческая амеба молчала всегда. С теми, кто молчит, неинтересно разговаривать.
Максим не знает, что то, что он может ее ударить, это очень страшно. Просто ужасно. Ничего не скажешь - ее даже Гнегхтхард ударить не может когда хочет, а тут какой-то смертный. Ужас просто. Но нельзя забывать про Максима, у него есть потенциал - пусть пока читает книги, отобранные ею, это явно пойдет ему на пользу. Хотя, как бы сильно это не шло на пользу Максиму, его "самообразование" идет на пользу ей и это главное.
Нужно будет завтра Артема навестить, он развивается быстрее и про него совсем-совсем нельзя забывать - вдруг он еще одну загадку из чертовой книги чертового Фауста разгадал. Это важно, это нужно - чем больше загадок, тем больше магии одиннадцатого демона он постигает, а нужно разгадать всю книгу до апреля. Есть еще, конечно, пара месяцев, но лучше решить все заранее, чем не решить никогда.
И завтра нужно будет в гимназию заглянуть. Скоро конец полугодия, придется прихватить справку, наколдовать нездоровый вид и пробежаться по учителям с просьбой надавать ей контрольных, чтобы набрать хороший балл. Большинство, разумеется, улыбнется, глядя на падающую на ходу девчонку, скажет, что это все чепуха и за полугодие она набрала достаточно "отлично" чтобы сейчас пойди домой и лечь спать. Может, только учителя химии и истории ВКЛ посадят ее, сопливую, за тесты на семьдесят вопросов, которые она абсолютно верно решит за двадцать минут и уйдет, напоследок обчихав стол преподавателя. И стул преподавателя. И листочек. Нечего ее, больную, истязать.
Нельзя забывать о мелочах, нужно быть сразу и везде. Нужно держать все в голове, нужно помнить, как с кем себя вести. С учителями и родителями недоуменно-дружелюбно, словно ты хорошая и в любом случае невиноватая, с Вадимом грубо, с Максимом вызывающе, с Алиной покровительственно, с Артемом осторожно. Надо присмотреться к Севе, но пока с ним нельзя вести себя высокомерно. Нельзя упускать детали. Головы не хватает все помнить. Она начинает лениться, этот мир слишком маленький и шумный. Но милый.
Нужно идти к Вадиму. Кажется, он приучает Алину спать днем и бодрствовать ночью, это хорошо. Алина не должна знать, что Ангелина ходит к ним домой, она особа впечатлительная и неуравновешенная, реагирует на Ангелину слишком остро. Нельзя портить ей психику - эта Алина пусть и думает, что Ангелина самый на свете идеальный Черный Властелин, ревнует ее к своему сомнительному красавцу Месяцу. Сто лет ей такого счастья не надо - Вадим редкой дурости человек, взял и продал душу Гнегхтхарду, а взамен попросил наделить его способностью никогда не спать. И не спит. Никогда не спит и не умирает от переутомления.
Они двое вообще очень странные. Начитались книг, которые смертные пишут про всяких выдуманных ими бессмертных... нет, такие книги это не плохо в целом, но плохо для впечатлительных людей вроде этой странной парочки. Алина себе вены уже пару раз резала, жаль эту дуру откачивали - таким как она размножаться нельзя и жить противопоказано. Все эти милые романтично-утопические идеи милы и готические романы прекрасны, но этот озверевший от "милого" тупоголовый внушаемый скот, прыгающий вниз с любой пятиэтажки, пугает. Хороший ладный инструмент в умелых руках, но бесит уже.
Книги нужны, чтобы высвобождать внутреннего зверя из испуганных мальчишек, музыка это идеальное оружие, с помощью которого можно заставить людей на площади умереть под колесами проезжающих мимо машин или задушить голыми руками стоящего рядом. Зачем эти странные, витающие в облаках имбицилы делают из банальных инструментов какие-то возвышенные культы? Странная парочка, она за гранью понимания Ангелины, это лишнее понимание.
Эти детки считали, что она одна из них потому, что она ходит во всем черном и держится так, словно ей принадлежит весь мир. Они называли это "мизантропия". Неужели она так плохо выглядит? Сложно представить себе, что ответ на поверхности? У нее всегда были больные глаза, черный цвет это банальная защита от пестрости. Почему она читает такие книги? Какие такие? Она читает разные книги, всякую литературу, прекрасную в своей необычности. Эти фильмы? Она не смотрит ничего, кроме ужастиков, точно ли этот странный вопрос должен был звучать? Она что-то упустила, она позволила этим детишкам заблуждаться на ее счет и теперь никак не могла их переубедить. Нельзя ничего упускать, за упущениями кроются провалы.
Хорошая погода, ветра нет, морозец. Зима это хорошо, зимой холодно. И солнце не такое горячее. Лето, вот где проклятье - летом нельзя выйти на улицу днем, потом всюду ожоги. В этом году было ужасное лето, жара стояла адская, а в полдень Ангелине казалось, что солнце обжигает ее даже сквозь плотные фиолетовые шторы. И она требовала, чтобы родители сняли тюль и повесили вторые шторы. И они повесили. Родители такие милые, когда заботятся о ней, а Марина самая милая - она, когда дома, раз в час заходит в ее комнату просто так, чтобы посмотреть, как Ангелина себя чувствует.
Хотя, все шло к лучшему - Ангелина знала, что этим летом ее среди смертных уже не будет. И не надо больше - надоело ждать, пусть бы все поскорее закончилось. "Любящий" папа ищет ее здесь уже лет семьсот - так хочет убить. Да вот беда - найти не может! Да за семьсот лет можно было под каждый камушек этого мира заглянуть! Но, конечно, мыслительная деятельность не была коньком Светана, ему очень тяжело найти свою дочь среди шести миллиардов людей. Может, ему указатель через всю Европу протянуть?
Все думают, что это "любящая" мама ее сюда спровадила, чтобы учиться. Ну и пусть дальше себе думают - вот когда Светан, наконец, найдет ее, "обучение" и закончится. Важно только, чтобы он нашел ее именно здесь - она очень боялась нового витка войны с отцом, и раньше, чем наступит лето - очень уж жарко. Надоело уже, она все ждала-ждала, боялась-боялась, а теперь, когда Светан ее найдет, у нее будет маленькая армия.
Можно ли это назвать армией? Она, ее любимый Сутех, Артем, который колдует молнии, Алина - недоведьма водная и Сева, которого не будет там. Да, скорее всего, можно. Эта маленькая армия царевны ада убьет и Светана, и Тиарию, которая потянется за отцом хвостиком. Потом она каждому из солдат даст то, что обещала, а потом ее убьет развеселый психопат, с которым она живет под одной крышей. Так и исчезнет она с лица земли, ее грешная убитая душа попадет ровно по назначению, эту душу вместе с литрами свежей крови зальют в кукольное тело, и встанет царевна свежая, бодрая и вредная, словно и не было ничего. Лишь бы только ничего не изменилось и все пошло по плану.
Прогулка закончена, наклонная дорожка вывела ее прямо к воротам, пропускающим на территорию Вадима - охраняет свое жилище как собака. Настоящий слуга гневного - обзавелся навязчивыми идеями, завел берлогу, затащил в нее какую-то бабенку и закрылся ото всех. И рычит на прохожих. Он же решил, что он "волк" и вся семья его волки и поэтому все дверные ручки, светильники, звонки и колокольчики в его доме были выполнены в виде головы волка. Вадим уже бесит, лучше бы он что-то полезное сделал, чем этих волков поналепливал.
Бесило еще то, что Ангелина знала его родословную: ну и что, что ей семнадцать, она не первую жизнь в этом мире прожила, за семьсот лет она наловчилась с детских лет запоминать важную информацию. Ребенку в два или три года не придет в голову делать выводы из услышанных разговоров родителей. Да физически и не могли они, у Ангелины было проще: душа ее - разум ее - правила ее. Она хочет быть гением и с двух с половиной лет читать, она будет это делать.
Она слышала и помнила, что мать суперглупого "волка" Вадима застукала отца с любовницей, пришла в дом, около которого стояла Ангелина - в двухэтажный темный коттедж, у которого балкон второго этажа выпирал над обвитым плющом первым как мамон над тонкими кривыми волосатыми ногами, и вскрыла себе вены в ванной. Мальчик точно весь в мамочку пошел, такой же ненормальный "вскрыватель" со странными фантазиями. Отец, поняв, чем тут запахло, поскорее уехал из страны и маленький мальчик Вадим остался на попечении взрослого мальчика Виталика.
Когда Вадим немного подрос, Виталик куда-то исчез, а деньги, высылаемые отцом, остались. Вот они, упущенные детали - если же оставить ребеночка одного в нежном переходном возрасте в таком домишке и с такими деньжищами, из него любое ублюдочное создание вырасти может, и то, что выросло, далеко не самое страшное.
Потому что вовремя появилась Ангелина. Один ее вид произвел сногсшибательный эффект на Вадима, а там уже несложно было внушить ему всякие разные абсурдные мысли о его "избранности" и "высшем предназначении". План был прост: на тот момент была вероятность, что нужно будет спрятать кое-кого из старых друзей ее ранее умершего мужа, а в пятикомнатной квартире это сделать было невозможно. На своей даче Ангелина не собиралась прятать, потому что в случае провала пострадало бы ее имущество. Поэтому Ангелина всячески искала свободную площадь и нашла ее в лице Вадима. На свою голову. Друга, к счастью, убили до того, как он до нее добрался.
Потом, когда Алина потянулась за ней, как сорная трава за солнышком, Ангелина чуть повозилась с ней и свела этих двух странных человечков вместе - когда они вместе, их легче отслеживать, и они заняты друг другом, не мешают. Там они оба продали через нее души демонам - и дернул же ее черт сказать в детстве Вадиму, что она демон - и вообще сходили с ума как могли. И все было относительно хорошо, пока Алина не начала ревновать Вадима к Ангелине, а Вадим не начал ревновать Алину к вниманию Ангелины. Все вышло из-под контроля потому что она упускала детали - эти люди слишком сильно раздражали ее, чтобы она могла на них зацикливаться.
Их высокие чувства не были объектом интереса Ангелины, она в них не вмешивалась - эти гады сами пытались ее приплести. Алина начинала истерить, когда альбиноска была рядом с ними, а Вадиму все чаще казалось, что он бесполезен и Ангелине не нужен, в то время как Алина нужна. Сложная ситуация, Ангелина ее запустила, полагая, что эта "любовь" поможет им справиться - как обычно мифическая любовь не помогла неверующей в нее Ангелине. Хотя, может, дело было в том, что между этой парочкой было слишком много недомолвок. Вадим очень скрытный мальчик.
Ангелина нажала на маленького волка, вдавив его в шипастый круг - ошейник. Ах, эти нелепые символы. Вадим тут же выскочил из дверей своего неприятного дома - в нем Ангелине все время чудился запах чего-то кислого, даже немного сушило горло - чертова мигрень делала ее слишком восприимчивой к запахам. Вадим был обычный как все люди на улице одновременно и в то же время неправильный, как Венера Милосская с отколотыми руками.
- Я уже думал, что ты не придешь больше. - Долбаный. Бесцветный. Голос. Он бесил Ангелину, сколько она себя помнила, Вадим старался говорить всегда спокойно, никогда не срываться и не показывать эмоций. Он считал это изысканным и красивым, потому развеселая Ангелина автоматически причислялась к разряду НЕизысканных и НЕкрасивых. Но, конечно, она же демон, ей можно все - отличная скидка! Ангелине полегчало!
- Может, скорее надеялся? - Он отпер ворота и отошел, пропуская Ангелину в сад. - Я же вижу, что с каждым разом меня встречают все прохладнее. Что скажешь, Вадим?
- Я просил тебя не называть меня Вадимом. - Едва заметное раздражение проскользнуло в его голосе, когда он принимал у Ангелины пальто. Да неужели! Какой-то Харарский Фумеш просто!
- Прости, пожалуйста, что тебя родители Людвигом не додумались назвать, а отделались от тебя жалким "Вадимом"... Куда мне? - Дом Вадима снаружи и изнутри это два разных дома. Дом снаружи это просто пузатый дом, покрашенный в темно-синий цвет, а вот дом изнутри это уже не дом - это старое бабулино пристанище, обитое деревянными панелями, полное безвкусных волков и вязаных крючком салфеток. Зато в нем пыли нет - Вадим не спит двадцать четыре часа в сутки, нужно же чем-то заниматься.
- Проходи, пожалуйста, в обеденную. - Ах, да, это обеденная. Ангелина прошла в комнатку с камином и тремя креслами, обращенными к нему. Прямо какая-то меблировка из "Шерлока Холмса", больше нечего добавить. Не ели здесь, судя по всему, со времен постройки дома, в этом здании явно была и кухня, и отдельная нормальная столовая. Но новая метла по-новому метет, если молодому барину угодно именовать эту гостиную обеденной, так тому и быть.
Для того чтобы называть эту самую комнату столовой могла быть только одна причина: здесь стояли шкафчики со стеклянными дверцами, на полках которых хранилось что-то очень вкусное. Полки этих шкафчиков просто ломились от последних дыханий, и это даже чем-то напоминало Ангелине ее собственную разноцветную коллекцию душ. Только если она никого к ней не подпускала без мер предосторожности, то Вадим периодически несколько "экспонатов" скармилвал ей. Что такое последнее дыхание? По факту просто последнее дыхание - последний выдох человека перед смертью. Кто-то там верил, что так отходит душа - нет, так лишь покидает тело бесценный опыт, накопленный за прожитую человеком жизнь. Для демона эти дыхания значения не имели, это же не души. Но это было вкусно. И приятно.
Вадим вернулся в "обеденную" с небольшой вазочкой, полной мороженого с мармеладом. Один из самых любимых сортов Ангелины. Она предупредила Севу, чтобы он не начинал мельтешить, предупреждать Вадима было бесполезно - он вбил себе в голову, что он волк. Не совсем точно представлял себе, что это значит, но старался угодить изо всех сил. А Алину бы убить смог? Нет - поэтому никакой он не волк, так, рядовая служанка.
И Вадим не знал, что именно сегодня Ангелина съест мороженое из вазочки, уделит разговору с ним от силы полчаса времени, выпьет два флакончика с последним дыханием и уйдет, сказав ему напоследок очень важное слово. А проснувшаяся на закате Алина найдет свою "вечную" любовь мертвой. Вечности не вышло.
- Что ты хотела спросить? - Вежливость. Магическая шелковая вежливость.
- Не припомню, чтобы хотела что-то спросить, с чего ты взял? Будь проще... Месяц. Я просто ем любезно предложенное тобою мороженое и просто жду. Жду, когда же начнешь говорить мне что-нибудь очень важное, ведь тебе обычно есть что сказать.
- Арахна продвигается даже с опережением графика, но сегодня я заметил, что у нее исчез зрачок, значит, больше пить зелья нельзя - у нее за этот день побелеют глаза...
- И она станет как безвкусно размалеванные серафимы из Sacred 2. Отличная новость, ничего не скажешь. А что она уже освоила?..
Вся эта лабуда ее нисколько не интересовала. Разговор с Вадимом был приравнен к светскому бесполезному трепу, который не должен откладываться в мозгу. Все равно приедет Сутех, он научит Алину такому, о чем она даже думать не могла под руководством Месяца. Ангелина вообще поражалась, откуда Месяц знал столько про демонов и как он мог чему-то учить свою девушку: чему смертный может научить мага? Но чему-то же учил... Вот приедет Сутех, она увезет всех за город и там уже начнется веселье. У "кошек" мистическая мощь - они весь день ничего не делают, однако после их тренировок любой лузер превратится в идеального солдата.
- ...Держи. Я отбирал лучшие. - Ангелина знала, что это логический конец их разговора, и что после "забав" с последним дыханием она должна будет уйти, поэтому она зажала флакончики в кулаке, лукаво прищурившись на Вадима.
- Месяц, а где ты берешь эти последние дыхания? - Он инстинктивно втянул голову в плечи. Вадим всегда так делал, когда с ним начинали говорить о чем-то нежелательном. Более скрытного человека Ангелина вряд ли припомнила бы за всю свою жизнь, но его она знала с детства и он не мог ей не ответить. Не имел права.
- Ангелина, зачем тебе... - Она никогда раньше его об этом не спрашивала не из-за отсутствия любопытства, а потому что чувствовала, что время еще не пришло. Теперь время пришло и у Ангелины проблеснула светлая мысль: когда Месяц продал душу, он стал связан с адом, ему проще вызывать духов, подкармливать их последними дыханиями и взамен узнавать у них секреты... магии воды, чтобы обучать Алину. Просто, до банального просто. Очень мелкая деталь, ее можно было упустить, но нет - теперь время пришло.
- Месяц, со мной это здравомыслие не пройдет. Не важно, зачем мне это, не важно, почему я спрашиваю именно сегодня. Я могу сегодня даже не воспользоваться твоей добротой. - Вадим почти неосознанно подался к Ангелине, сжимая ее руку так, чтобы она не могла отдать флакончики обратно. - Ты мне просто ответь, где ты их берешь. Я же чувствую, что они свежие, опыт в них актуальный, нашего времени.
- Тебе интересно знать, где я беру свежие последние дыхания? Я думал, ты знаешь, в них же весь опыт человека...
- Опыт это то, что связано с деятельностью. Те дела в жизни людей, что были пустой и бесполезной тратой времени, старыми демонами в последнем дыхании не различаются, они безвкусные.
Вадим мялся. Ему было отчего-то сложно просто назвать место, где массово умирают люди и где он имеет возможность собирать последние дыхания. Это же не игра какая-то, это реальные жизни реальных людей. А она даже ничего об этом никогда не слышала.