Ферштейн Дмитрий. Заря

Заря

Высокие черные двери закрылись, поглощая последнего слугу. Карис потянулся, затем подался вперед уставшим от неестественной позы телом и положил выбритый подбородок на сжатые кулаки, глядя куда-то перед собой и чуть вверх. Все в зале было блестящих и черных тонов: высокие колонны, громадные мраморные плиты пола, узкие, длинные стрельчатые окна, через которые едва проникал бледный свет уходящего дня, металлические извивы незажженных светильников-и лишь по стенам, меж тяжелых непроницаемо-черных портьер над глубокими нишами, пробегала тусклая малахитовая лента. До чего же это все пошло!

Тоска. Тоска... И как все надоело!

Да, в первый раз впечатляет и подавляет это сумрачное, резкое помещение, и человек, сидящий на троне, кажется существом сверхъестественным - каким и должен казаться князь Тьмы. Но когда сам уже десять лет занимаешь этот трон, разыгрывая из себя статую древнего божества, и изо дня в день видишь одно и то же - все приедается и начинает раздражать. Пока власть сладка, удается закрыть на это глаза, но вот приходят трудные времена - и все вокруг давит на душу, словно погребая ее в блестящей, черной тишине...

Карис вздохнул и хотел было встать, но только снял с головы корону - легкий обруч черного, поблескивающего металла, с пятью шипами, украшенный несколькими черными опалами. И не скажешь ведь никому, как тяжело, потому что даже для тех, кому ты доверяешь, ты прежде всего Предводитель, который не может выставлять напоказ свою слабость. С этими немногими можно говорить без лжи, но раскрываться нельзя, ни перед кем нельзя раскрываться, кроме этих высоких, ровных стен, а они, в конечном счете, тоже чужие, и ведь не им же рассказывать, что у тебя на душе!

Карис вздохнул. Тошно, тошно! В особенности от этой застылой блестяще-черной торжественности, вечной парадной мишуры и ритуальной фальши. Ведь даже свое лицо пришлось сменить, дабы соответствовать образу повелителя Тьмы! Да провались оно все!

Хватит, едко сказал он себе, а то, может, еще и расплачешься? Это все оттого, что болит голова - муторное и выбивающее из колеи чувство. Оставив корону на троне, Карис неспешно пересек тронный зал и отпер скрытую за одной из портьер дверцу. Повернув ключ в замке с той стороны, князь поднялся по узкой, зажатой между двух стен лестнице и оказался в сумрачном, холодном коридорчике, правую стену которого занимала небольшая поленница. Карис отстегнул черный тяжелый, расшитый золотом плащ, засучил рукава и осторожно, чтобы не засыпать одежду трухой, сложил на левую руку несколько полешек. Затем ногой распахнул дверь в конце коридора и оказался в высокой комнатке с окнами в восточной и западной стенах. Комнатка эта венчала дворец, и отсюда князь Тьмы часто встречал закат и восход солнца.

В углу стояла грубо сложенная печурка, которая обогревала комнату, когда князь приходил сюда. Обычно холод держался в каморке до самого лета. Князь сам развел огонь (Карис не позволял прислуге нарушать его уединение и нога человеческая ступала сюда только пока повелитель исполнял свою рутину в тронном зале), наполнил из стоявшего здесь же бочонка чайник и поставил последний на печь. Крепкий чай всегда спасал Кариса от усталости и хандры.

Пока разогревалась темная железная пластина печки, пока ее тепло передавалось сквозь чайник воде, Карис отвернулся к западному окну и стал глядеть на закат. Горизонт был розово-алым, погибающее солнце обрывалось за край мира, напрасно цепляясь соскальзывающими пальцами за бело-голубое стекло будто запыленного весеннего неба. Что-то страдальческое было в этом бледном закате, а может, так его окрашивало мрачное Карисово настроение, его тягучие, усталые мысли. Снег уже сошел, и над столицей вовсю расцветала весна. В городе весна всегда чем-то заляпана, запачкана, грязна.

Странно, но закат всегда невесел. Почему?.. Казалось бы, ведь надо радоваться тому, что снова наступает ночь, и день не вечен, а между тем, закат всегда печален, и иногда он печален светло, а иногда - кроваво, трагично и страшно... И то же - рассвет.

Карис сидел и смотрел на закат, будто слепой, а в голове слабо шелестели обрывки мыслей без конца и начала. О том, как удивительно действует на человека такое странное меланхоличное настроение природы - заката, рассвета, осеннего увядания, зимнего снегопада,- как обволакивает человека эта грусть, как растворяешься в ней и забываешь собственные беды. Как хорошо, если бы можно было вечно так сидеть, и никогда не возвращаться в тронный зал, и никогда ни с кем не говорить!

А ведь когда-то не приходило на ум таких мыслей, и каждый день был радостным, и каждая ночь, и жизнь еще не превратилась в обязанность, и сон приходил радостно и легко, как дуновение ночного ветерка... Или так только кажется отсюда, из сегодня?..

Сзади забулькало, зашипело. Карис оглянулся. Чайник кипел. Князь достал из лежащего в углу мешочка щепотку чая, высыпал в стоящую на окне глиняную кружку, и, обмотав ладонь тряпкой, залил чай кипятком. Чайник Карис тоже поставил на окно - остывать...

Да, а чай-то небось скоро кончится, ни с того ни с сего подумал князь. Как ни пойди война (будто она уже началась!), а купцы из полуденных стран не придут еще долго, даже из тех, которые еще не подпали под власть Света. Да, чай теперь лучше поберечь, война явно выйдет затяжная.

Карис сидел, уронив руку вдоль шершавых, неоштукатуренных кирпичей подоконника так, что пальцы почти касались холодной, глиняной поверхности кружки. Чай медленно остывал, две легкие, переплетающиеся струйки пара, танцуя, поднимались в высоту, и за ними, если расслабиться, можно было наблюдать долго, почти бесконечно, словно в дремоте...

Карис придвинул кружку и глотнул горячий, темный напиток. Поморщился (надо все-таки было еще чуть-чуть подождать), затем помассировал руками виски. Встряхнемся, сказал князь сам себе, пора дела делать. Помоги мне, темная ночь, и дай мне силы прожить... Ну вот, скептически подумал князь, я уже и молюсь.

Допив чай, Карис поднялся, открыл дверцу печурки и заглянул внутрь. Поленья прогорели, от них остался лишь теплый, шевелящийся пепел. Князь отвернулся и вышел. Тоска успела пройти, бледное лицо Кариса стало высокомерным и твердым, как обычно. В коридорчике (опустившийся сумрак застлал его сиреневым сумраком) князь подхватил плащ и принялся на ходу его застегивать. Дрянная штука - хандра, подумал князь, да к тому же и вредная. В следующий раз - гнать ее от себя беспощадно! Раз уж ты стал повелителем Тьмы, так тяни свою лямку, и не жалуйся! А что надоело - так разве ж кому-нибудь нравится жизнь? Ведь не для радости человек же родится! Бывает, вообще-то и хуже, так что живи и славь Тьму! Ибо ты ее князь, и если ты родился, жил и достиг высот, то лишь для того, чтобы быть ей орудием.

А сейчас надо переговорить с Ханнагом. Только сначала чтобы натопили камин. И вина, и закусок! И переодеться! Терпеть не могу этого парадного покрывала! Да, это именно покрывало... Саван.

Через час, в фиолетовой рубашке со сложным, абстрактным узором вышивки, сняв непременный на всех церемониях гагатовый амулет, Карис сидел в небольшом, завешенном коврами кабинете, заложив руки за голову и обернувшись длинным, гладко выбритым лицом к своему ближайшему другу, боярину Ханнагу.

Среди мягких тонов кабинета одежда Ханнага бросалась в глаза ярким пятном, оставляя самого полководца в тени. Красный воротник залихватским размахом крыл плечи, складки на пышных оранжевых рукавах громоздились одна на другую, на солнечного цвета рубашке совершенно терялись многочисленные золотые шнуры; поблескивающие камешки-пуговицы на любом другом человеке показались бы безвкусными, а тут были как раз на своем месте. Боярин любил роскошь, хотя и не делал из нее идола.

Лицо Ханнага привлекало внимание уже во вторую очередь. Да ничего необычного в нем и не было: широкие скулы, веселые зеленые глаза, светло-соломенные волосы и аккуратно подстриженная борода, нос крупный, с легкой горбинкой. Совсем заурядное и простое лицо, разве что с искоркой бесшабашной, но где-то очень глубоко.

Ханнаг сидел перед Карисом, вольготно развалясь в кресле. От удобной позы боярин не отказывался никогда, и Карис, (а он мог кого угодно согнуть; и сгибал), позволял ему эдакую непочтительность. Почему бы и нет?

Один кубок боярин уже осушил, закусил и налил еще. Выпить Ханнаг любил, пьянел мало.

Иногда Карис ему чуть завидовал. Ханнаг не был обязан притворяться и что-то из себя изображать, не был обязан брить бороду или красить ее в черный цвет, не был обязан сидеть день-деньской истуканом на троне, мог одеваться в огненно яркие цвета даже на людях, - проще говоря, имел право оставаться собой. Конечно, Карис обладал гигантской властью, а Ханнаг был всего лишь исполнителем, не притязающим на большее. Правда замечательным исполнителем. Карис поручал ему руководить войском, и Ханнаг справлялся с делом лучше, чем мог бы на его месте сам князь. При этом Ханнаг не собирался лезть выше, предпочитая оставаться вторым от верхушки, то есть, на него можно было положиться. Ханнаг был умный человек.

А еще у Ханнага были широкие, крепкие ладони, недлинные, мясистые, сильные пальцы и гигантские кулаки - самые большие из всех, что когда-либо видела Тьма. А у князя, как и подобает повелителю Тьмы, руки были костистые, бледные, с обманчиво тонкими пальцами, - ни за что не догадаешься, насколько страшна Карисова хватка.

Между двумя владыками стоял маленький, изящный столик. На столике присутствовали: бутылка вышеупомянутого вина, тамжеупомянутый кубок Ханнага и ещенеупомянутый, но, впрочем, ничем не отличающийся кубок Кариса. Князь и боярин не просто пьянствовали - они государственные дела вершили в непринужденной беседе.

-...И что говорят?-спрашивал Карис. Речь шла о лазутчиках, которые были посланы три недели назад в Великую Южную степь, а сейчас вернулись.

-Да то же самое, что и раньше,- отозвался Ханнаг,-только, разумеется еще хуже. Войска прут к Черице по разным дорогам отдельными отрядами. Местность они, похоже разведали еще раньше, что и где-знают. Намерения у них, похоже, твердые.

-И сколько их числом?-спросил Карис, задумчиво берясь за ножку кубка.

-Тысяч пятьдесят,-ответил Ханнаг,-может быть, на несколько тысяч больше или меньше. И сейчас они, наверное, днях в трех пути от границы! Я имею в виду передовые отряды, конечно, но эти отряды-по много сотен каждый!

-Идут к Шагхану?

-Да, но далеко не все. Большая часть, похоже, идет в обход, с востока и запада. Шагхан будет блокирован, и остановить их будет некому. Если ближайшие гарнизоны попробуют-в поле их тут же сметут. А в тамошних городах когда еще соберут рать!

Шагханом назывался замок на реке Черица. За Черицей, собственно говоря, и кончались земли Святого Темного Княжества. Среди пограничных замков Шагхан был слабейшим, и надвигавшийся Свет безусловно это знал.

-Что у них за войско? Простые кочевники?

-Простые?..-с иронией переспросил Ханнаг.-Хороши простые - в пятьдесят тысяч числом! Нет, это далеко не простые кочевники!

-А какие, крашеные?-поинтересовался Карис,-или как?

-Есть и крашеные,-ответил боярин,-и даже с ног до головы. Большинство совсем дикие, как всегда. Они, впрочем, обычные степняки-дариги и есть, из знакомых племен. Но это все, как я понял, не больше чем скот, и гонят их на убой. Эти, как правило, на конях, и без кольчуг, зато с луками. Ну, как всегда... - Ханнаг отпил вина и поглядел на блюдо, выбирая чем закусить.

-А кто гонит, не знаешь?

-Гонят... Гонят какие-то неизвестные люди. Никто из лазутчиков такого народа не знает. И я о нем не слышал. Они тоже едут на конях, но среди них есть и пешие воины, и они хорошо вооружены. Эти люди носят белые одежды, и щиты их выкрашены в белый цвет. Один лазутчик говорит, им с товарищем удалось взять языка из даригов. Тот говорил на знакомом наречии и сказал, что "белые люди пришли из-за края земли и принесли нам на остриях своих копий Свет". И собираются, похоже, нести его во все страны, и в первую очередь, конечно же, в нашу!

Секунду Карис молчал, думая о совершенно посторонней вещи: ему казалось невероятным, что есть целый народ, вот так просто поклоняющийся Свету, а не Тьме. Да, об этом и было написано в Книге, но Карис не верил, что Великая Битва грянет при его жизни. Князь не мог представить себе душу такого народа, в которой все, должно быть, вывернуто наизнанку. Он даже не стал пытаться, а вместо этого сказал:

-То есть, война будет серьезной. Если они взяли Сейраф, причем чуть ли не без осады... Они везут машины?

Сейраф был город далеко на юге, куда не достала еще длань Тьмы. Город взяли несколько месяцев тому. Сейрафские беженцы и принесли первую весть о появившемся Свете.

-Везут, причем много. По крайней мере, если судить по количеству повозок со всякими деревяшками. Нет, сила немалая и серьезная, это не набеги отбивать. А это, похоже, мало кто понимает.

-Что с нашими войсками? Кто-то еще пришел?

-С Северных земель пришел головной отряд. Хвост начнет подтягиваться завтра. Сам Гарх соизволил с места сорваться, ведет свой полк. Правда, что там за полки в Северных землях... А еще от Таллга,-голос Ханнага стал ядовито-издевательским,-пришла сотня воинов с нижайшей просьбой подождать, пока их господин не соберет, наконец, всю свою армию.

Полусекундная-очень, очень долгая-пауза.

-Распустился он что-то,-медным голосом произнес Карис,-может, решил, что это он князь Тьмы, а не я?

-Унять пора,-согласился Ханнаг,-да и уже власти он много взял. Если ты, князь, его по лбу не щелкнешь, он станет сам в своем княжестве государем и плевать на нас будет.

-Сейчас унимать не след,-возразил Карис,-война на носу. А его не вдруг теперь скрутишь.

-Скрутить всегда можно, да так, что и не пикнет. А то сейчас он думает, что его никто и тронуть не может. Зря ты ему так много позволяешь, князь.

Ханнаг подошел очень близко к черте, которую до сих пор никто не переступал. Оба собеседника знали, почему Карис мирволит Таллгу, и никогда об этом не говорили, предпочитая ходить вокруг да около. О некоторых вещах говорить нелегко, тем более с князем.

-Повесить недолго, долго петлю надеть,-заключил Карис.-Поговорим лучше о степняках. Они, должно быть, двинутся на Таррак.

-Больше некуда, за спиной его они не оставят,-согласился боярин.

-Ты сможешь задержать их у Таррака, пока не подойдут остальные силы?

Ханнаг помолчал секунду.

-Если у меня будет тысяч пятнадцать, то смогу. Какое-то время, как повезет. Войско собрать успеешь.

-Хорошо. Хотя бы две недели продержись. Затем можешь отходить. Войска отбирай чьи хочешь, указ сейчас будет. Возьми самых лучших. Завтра выступай.

-Будет исполнено,-сказал Ханнаг,-но там их навсегда не остановишь. Я даже боюсь, как бы они не дошли до Шергисхурта.

-Постараемся, чтобы не дошли, -сказал князь.-Да, еще, пошли весточку в Шагхан, будто ты идешь на помощь, и чтобы держались крепко и не посрамили чего положено.

Ханнаг кивнул. Затем запрокинул голову, допивая вино.

Позже Карис сидел за конторкой в своем кабинете. Ханнаг ушел и князь был один. Уже спустилась ночь. Горели свечи. Казалось, что через окно в комнату пробралась тьма, настороженно улеглась в мохнатые ковры, притаилась в углах. Она мирно сосуществовала с ярким огнем свечей; казалось, что мрак растворился в самом свете. Было очень тихо, сонно шевелились тени, да казалось, что вещи за спиной изредка дружески переглядываются, как приятели, отдыхающие за кружкой пива после тяжелого дня.

Во всем этом было какое-то древнее очарование, колдовство; и в одну секунду Карис обнаружил, что сидит в оцепенении, уставившись куда-то на стенку, поверх чистого листа бумаги, на котором князь должен был набросать черновик письма Таллгу.

Карис тряхнул головой и задумался. Неужели война действительно подойдет к самой столице? Не может такого быть! Никогда еще чужие войска не осаждали Шергисхурт (а вот свои - было дело). Не о том думаешь, Карис - о Таллге думай! Князь поглядел на сероватый лист. Не так уж сложно взять этого наглеца за грудки... Но что дальше? Если бы не Шеннат!.. А с собственной дочерью сладить сложнее, чем с самым непокорным князем. Таллг-то - ничто, пыль, а вот с Шеннат связываться... Даже и думать тошно. А по-другому нельзя - ведь Свет идет на Тьму!

Князь Тьмы взял перо, обмакнул в чернильницу и разборчиво (единственное достоинство Карисова почерка), сокращая часто используемые слова, написал:

"От князя Тьмы и пр.

Подручному нашему кн. Таллгу:

Тьма госпожа над нами и больше никто! И кого Тьма править поставит, тот и властвует ее именем, а никому другому повелевать не дано! А если кто, о себе возомнив..."

Фадзэ остановился, ожидая, пока пройдет отряд. Ждать пришлось долго, воины не спешили. Над головами солдат побалтывался значок. Рисунок был незнакомый. Фадзэ, столичный житель, повидал не один сбор войск, но такого значка не встречал: отряд был откуда-то совсем издалека. Со всей Тьмы войска собирались в Шергисхурт. Происходило что-то грандиозное, и даже страшно было подумать, сколько тысяч солдат стояло в городе и вокруг. Такая сила не собиралась еще ни для одного похода -ей разве что на Последнюю битву выходить.

Что-то будет...

Отряд прошел. Фадзэ зашагал по грязной улице, осторожно обходя многочисленные лужи, разлившиеся порой от дома до дома. Закат окрашивал бревенчатую стену напротив в мутно-багровый цвет.

Фадзэ свернул на Плашную и пошел уже быстрее: улица была вымощена деревянными брусьями. Слева стояла храм: темного камня; со строгими, четкими линиями кубического основания, увенчанного невысокой, но легкой башенкой. Возле храма, задрав головы, стояли люди.

На узенькую площадку перед башенкой вышел шереганарзу - священник - и распевно провозгласил церковным языком:

-У Шерге, ша хангурт ахади иллё!

"О Тьма, защити рабов твоих!",-понял Фадзэ. Он немного знал церковный язык - отец был шереганарзу и успел кое-чему научить сына, хотя Фадзэ и предпочел другое ремесло. А вот для всех знакомых язык Тьмы уже был загадкой, тайной, которую мирскому человеку не постичь.

Скопление людей рядом с церковью помаленьку росло; любой, кто проходил мимо, останавливался и слушал музыкальные звуки Святого язычия, и среди дня Тьма опускалась на каждого, очищая душу и освобождая от вечной жизненной суеты. День был праздничный, поэтому служба длилась больше, чем обычно: к молитве добавился короткий рассказ из Книги. Такие отрывки читались в переводе на низкий язык. Странно, но как будто в перекличку с недавней секундной мыслью Фадзэ, шереганарзу повел речь о Последней битве.

-..."И будет день,-рек еще Харанди, -и придет свет из-за края земного за грехи ваши! И станет война великая, и будет битва страшная между людьми и людьми! Кровь человеческая рекой потечет, а плача и стона не услыхать будет за громами железными! То всем придет возмездие, и правым, и виновным, и никто не спасется от кары! Тогда взойдет солнце и ярко воссияет свет на земле, злу на веселье. Но не вечен день будет, и за последним рассветом придет и последний закат, на радость людям! И Тьма воцарится по миру целому, над полями пораненными, и над городами разваленными, и над телами мертвыми, расклеванными... И будет праведным счастье и благодать, ибо узрят закат тот и Вечную Тьму! А неверных и неправедных вечно Свет жечь будет под твердью земною, куда уйдет навсегда Солнце в последний день!" Так говорил пророк, и люди слышали. А царь повелел вырезать Харанди язык и колесовать избранника Тьмы...

Повесть окончилась. Люди молчали. Радостное видение Великой Ночи стояло у всех перед глазами, но его заслоняли ужасы Последней битвы и яростные лучи Света, терзающего нечестивых. Каждый из стоявших перед церковью чувствовал на себе груз грехов.

Голос священника разбил картину, как тонкую корочку льда:

-Восславим же Тьму и князя нашего Кариса! Все сегодня спокойно и мирно в Шергисхурте! Будем же благодарны Им за это!

Народ начал расходиться. Среди людей Фадзэ заметил Ирга, приятеля по цеху. Поздоровались.

-Как семья?-спросил Фадзэ.

-Как всегда, -откликнулся Ирг.

Встречного вопроса Ирг не задал: Фадзэ жил один.

-Зайдем в "Рыжую собаку"?-предложил Ирг, когда оба уже немало отшагали по Плашной. Фадзэ кивнул. По обычаю в последний день недели друзья-столяры собирались в этой корчме.

"Рыжая собака" располагалась в приземистом деревянном здании. В дверях Фадзэ и Иргу пришлось нагнуться, чтобы уберечь лбы. Пьянствующего народу, конечно же, было полным полно.

-Эй!-дружелюбно крикнул приятелям человек, сидевший один за столом в глубине зала,-Фадзэн, Иргни, ступайте сюда!

-Здорово!-оживленно проревел Ирг, страгиваясь с места. Фадзэ подошел поближе и только тогда негромко сказал: "Привет, Руннган!"

По тому, что использовались уменьшительно-фамильярные имена, можно было заключить, что все трое-хорошие знакомые. Когда все уселись, Руннг крикнул случившемуся рядом слуге, чтобы принесли пива. (Сам столяр уже успел слегка подзаправиться.)

-Что-то никого из наших больше не видно,-заметил Ирг.

-Ангэн еще раньше меня пришел,-сообщил Руннг,-но его вышвырнули. Он кому-то морду набить хотел. Я ему говорил: "не лезь" - не послушался. Ну и пусть пьет где еще. А больше - никого.

Принесли пиво (весьма крепкое), и кружки опустели на треть, прежде чем Фадзэ возобновил разговор:

-Небось все князья, сколько их ни есть во Тьме, сюда съехались,-сказал он.

-Не говори,-откликнулся Руннг,-когда с ханом воевали, и то столько не приходило.

-Хана-то тогда только напугали-он и убег,-заметил Ирг.

-Не скажи,-возразил Фадзэ,-битва-то была.

-Схватка, а не битва. Хан сбежал, а чтобы не догнали, поставил сзади тысячу своих жягетов...

-Какую тыщу,-вмешался Руннг,-тыщ пять, не меньше. Там же четыре дня бились всем войском.

При разговоре он слегка растягивал слова и слегка наклонялся вперед всем корпусом -для пущей убедительности.

-Я слышал, что тысячу,-сказал Ирг,-но если и пять, то все равно сам хан ушел со всеми силами, и гнаться за ним не стали. Да и жягеты два дня бились только потому, что их окружили, и деваться им было некуда. А то бы они тоже удрали.

-Пять не пять, а все равно, в тот раз наш князь только был, да еще Зургу и Шазнар,-повернул разговор Фадзэ,-а сейчас - видите? - идут и идут. Даже и воевод-то таких никто ведь не знает, из каких они только углов появились! На кого вот, по-вашему, столько?

-На юг он идти собирается,-эту короткую фразу Руннг произнес с сильным нажимом и замолчал, наблюдая за тем, какой эффект произведет его откровение. Эффекта не последовало, чем Руннг, впрочем, нисколько не огорчился, и, выдержав паузу, продолжал:

-На юг он всегда поглядывал. Места там - богатые. Войска - слабые. Поживиться - есть чем. Вот он туда и собрался идти. За этим он всех и собирает.

Под "ним" столяры подразумевали князя Тьмы.

Ирг поднес кружку ко рту. Фадзэ и Руннг последовали благому примеру. Принялись закусывать. Потом Ирг сказал:

-На кой черт ему туда? Наш князь пальчиком погрози - ему все на блюдечке принесут.

-Вот в темном переулочке,-начал Руннг,-тебе не пальчиком погрозят, а ножичек покажут. Или за грудки,-Руннг грузно провел рукой над столешницей.-От тогда-то ты с себя все скинешь. М?-поучающе осведомился он.

-Это еще кто что скинет,-угрожающе заговорил Ирг, но Фадзэ перебил его:

-Тише! Тише! Не будем ссориться. Эй!-крикнул он пробегавшему слуге,-еще пива. И закусить,-столяр сунул парню несколько монет, и тот убежал.

-Что их толку грабить,-продолжал угомонившийся Ирг,-они ж сами больше дадут. Ограбить-то только один раз можно. А вот если дань драть... Это как баран, его стригут, а он вновь обрастает. Вот так. А зарежь его - мясо продал, и что с него еще взять?-добавил он чуть погодя, принимая от подошедшего слуги новую кружку.

-Погоди,-сказал Фадзэ, хотя Ирг и не думал продолжать,- а куда же солдат собирают?

-В Степь!-значительно объявил Ирг.

-А не многовато?

-А это же, - Ирг половил рукой в воздухе ускользнувшее слово,-не просто поход. Всех этих ханов, их не просто шугнуть хотят. Всех их собираются к ногтю! Всех!-подчеркнул он.

-Да они же все, как всегда, уйдут,- возразил Фадзэ.

-Не уйдут,-успокоил его Ирг,-Теперь - не уйдут. От такого войска, - Ирг закончил предложение резким жестом, словно отметающим саму возможность, что ханы могли ускользнуть.

-Да на какой ему хрен, скажи ты мне, даригов к ногтю? - спросил Фадзэ.-Мешают они ему, что ли сильно?

Ирг открыл было рот, но тут вылез Руннг:

-Мужики, слушайте, что скажу!..-начал он.

-А-а-мы засиделись,- произнес Ирг, когда троица выбралась, наконец, из трактира. Уже серьезно стемнело, и ночные улицы выглядели весьма страховито.

Какое-то время приятели стояли у дверей. Руннг накачался так, что его пришлось волочь на себе. Из двух других меньше всего туману в голове было у Фадзэ: тот пил немного и в этом отношении всегда отставал от других. Ирг, несмотря на свою выносливость, набрался сильней.

-Ну чо, пошли? - спросил Ирг.

-Пошли,-сказал Фадзэ.

Пошли. Поперлись. Поперли себя и заодно Руннга. Все трое жили на одной улице, но до этой самой одной улицы надо еще добраться, причем желательно живым, невредимым и неограбленным. Фадзэ так весь и подбирался при каждом шорохе, а вот Иргу, в точности по поговорке, море было по колено. Руннга в расчет можно было не принимать, хотя он тоже ничего не боялся - не мог уже. Таким вот образом они доковыляли до Плашной, где отчетливо услышали звук множества шагов.

Вывалившись из переулка на улицу, столяры увидели прежде всего яркие огни факелов, а уж потом - освещаемую ими, темную и шевелящуюся многоголовую массу. Когда отсвет пламени несколько раз упал на наконечники копий, Фадзэ окончательно убедился - то шли войска.

Столяры попятились обратно в переулок. Темные стены домов отсекли от улицы крохотный участок, и первым по этому срезу (глухо простучали копыта) шагом проехал одинокий всадник - вожатый. Преследуя его на землю пали мечущиеся красноватые блики. А за ними из-за угла зашагала пехота.

В издерганном, багровом свете солдаты казались тенями, безликими серыми призраками. Они шли и шли мимо Фадзэ и Ирга, направляясь неизвестно откуда и неизвестно куда, будто в кошмаре. Колонна была гораздо больше того отряда, что Фадзэ встретил днем. Иногда ее разрывал промежуток, в котором шли факельщики - и красное, вихрящееся пламя еще долго стояло перед глазами. Кроме шороха многих и многих шагов ничего не было слышно, и от этого становилось тревожно, а затем жутко. Что-то неотвратимое, страшное надвигалось на город - опускалось с беззвездного неба, скапливалось за тем вот углом... Фадзэ стоял, покачиваясь от выпитого, а солдаты все выходили из-за дома слева и скрывались за домом справа, и не было этому конца.

И вдруг конец настал - Фадзэ не сразу заставил себя осознать, что последний проходящий ряд - действительно последний, и дальше никто не идет, лишь темная воздушная пустота. Последние отблески пламени, потерянные в этой пустоте, в скором времени тоже исчезли, когда колонна скрылась за каким-то углом. Лишь грохот сапог, далеко разносящийся в ночной тишине напоминал о видении.

-Что-то плохое движется, Иргни,-сказал Фадзэ несколько секунд спустя.

-Тишшше,-шикнул на всю улицу Ирг,- лучше нам об этом молчать. Па-ашли...

Вместе растолкав тяжело уснувшего у них на плечах Руннга и заставив его кое-как переваливать ноги, приятели потащились домой.

Карис сидел в кресле лицом к собравшимся. Совет - дело несколько иное, чем торжественный прием в тронном зале, поэтому княжеское кресло ничем не отличалось от остальных, разве что тем, что стояло на небольшом возвышении. И сама комната, в которой происходил совет, не казалась обширной - места в ней хватало ровно для узкого круга близких к князю Тьмы лиц. Зато потолок здесь уносился куда-то ввысь, и из этой выси через множество узких окошек лился свет.

Кресло по правую руку от Кариса пустовало; вообще-то обычно в нем сидел Ханнаг. Кресло по левую руку занимал сутулый, довольно скромно (по дворцовым меркам) одетый человек. Это был Суранг, правитель Великой канцелярии, один из сильнейших людей Святого княжества. И в то же время - никто, как и Ханнаг. Обоих вознес из грязи Карис, он же мог и швырнуть их обратно. Или глубже. Причем возразить никто бы и не подумал - Суранга ненавидели все именно за поспешную карьеру при молодом тогда князе. Суранг зависел от правителя даже больше, чем Ханнаг. Последнему Карис хотя бы пожаловал за службу громадные владения, конфискованные у нескольких не слишком умных бояр. Суранг же получал громадное жалование, кроме того к его рукам кое-что прилипало из имущества богатых приговоренных (Великая канцелярия ведала в том числе и политическими процессами), но сеньором так и не стал.

Рядом с Сурангом сидел Шазнар, двоюродный брат князя. Сев на трон, Карис сумел отстранить от себя, а значит, и от власти почти всех родственников. Шазнар был единственным исключением. Чего-то особенного он собой не представлял, но иногда бывал полезен князю Тьмы, поскольку являлся, в отличие от Ханнага, отпрыском известного рода. Нет ничего странного, если между двумя благородными господами (один из которых Шазнар) начнется тяжба или война, а государь вмешается, чтобы их рассудить. Отобранные в результате подобного умиротворения уделы переходили Карисову кузену в собственность, точнее под его управление - чтобы не говорили, что князь Тьмы собрался объявить всю Святую землю своей вотчиной, а всех прочих бояр истребить. И до сих пор у Шазнара временами возникали споры с различными неудобными Тьме личностями, и тогда высокий и беспристрастный суд легонько щелкал "личность" по носу, чтобы не зазнавалась. Кроме того Шазнар всегда первым приводил войска под княжеские знамена, хотя как полководец был подчинен Ханнагу.

В кресле напротив Кариса разместился Гарх, подручный князь, правящий почти всем севером Тьмы. Гарх, один из "старых князей", был допущен в совет "из уважения к древности рода", а также (что было главнее) за то, что вовремя склонился перед новым повелителем Святого княжества. А то иную "высокую породу" Карис в свое время крепко оттаскал за бороду. Чтоб гордости поубавилось. Оттасканные теперь сидели тише воды ниже травы и радовались, если о них не вспоминали. В совете из них, таким образом, остался лишь Гарх, да и тот редко приезжал в столицу, предпочитая безвылазно сидеть в своих Северных землях. Был он тяжел на подъем и ждать от него каких бы то ни было речей на совете не приходилось.

И, наконец, пятым был Таллг.

Подручным Кариса Таллг стал не так давно. А до тех пор - оставался последним независимым князем во всей Тьме. Когда ему дали понять, что выбора у него нет, Таллг принес присягу, но вел себя так, словно это его ни к чему не обязывало. Лет двадцать назад такая тактика была бы успешной, сейчас времена изменились и Таллг не мог в конце концов не свернуть себе шею. И уже давно свернул бы, не найди он такой хорошей "защиты" от Кариса...

Таллг был очень похож на князя Тьмы, каким тот был лет пятнадцать назад. Похож не внешностью, а чем-то самым главным. Возможно, выражением лица... Хотя лица у всех придворных одинаковы, но и Карис, и Таллг были особенно вежливы, учтивы, и притом совершенно естественны, как будто все эти чисто внешние приличия были для обоих единственной сутью жизни. А кроме того, эти двое походили друг на друга душами. Таллг был хладнокровен, расчетлив, обладал стальной волей и эластичной, как рыбий пузырь, совестью, не совершал бессмысленных жестокостей, не поступал необдуманно и, кроме того, что умел держать язык за зубами, знал, что говорить в тех случаях, когда это нужно. По крайней мере, так представлял себе характер Таллга сам Карис.

Получив письмо, в котором не было прямых угроз, но хватало вполне недвусмысленных намеков, Таллг все-таки приехал в столицу и привел с собой полтысячи человек и заверение, что остальной полк идет следом. Наверное, Таллг дал этому полку приказ не слишком торопиться, поскольку ни одного воина оттуда Шергисхурт до сих пор так и не увидел.

Кроме этих пяти, присутствовало еще несколько человек, которых и считать-то не стоило. Например, верховный судья - чин настолько важный, что без него даже малый Совет созывать неудобно - всегда поступал так и только так, как будет угодно Сурангу. Или ирамелагзэ - глава церкви. Ему даже не пришлось подсказывать - он сам и сразу понял, что надо заботиться о душах паствы и не лезть в мирские дела. Прочие были того же рода, да еще плюс пара князьков, что оказались сейчас, волею судеб гостями Кариса, и которым была предоставлена великая честь посидеть на Совете и молчаливо одобрить высочайшие решения.

-Таррак пал,-сказал князь Тьмы, открывая совет.-Вы это, думаю, знаете. Ханнаг с войсками отходит. Ближайшее место, где он сможет остановиться - река Шестра. Без подкреплений там не удержаться, придется отходить к Шергисуртху. На настоящий момент силы Ханнага - девять тысяч, белого народа - около тридцати. Так обстояли дела три дня назад, когда прискакал гонец. Приглашаю высказываться.

После секундной паузы заговорил Суранг - неторопливо, бесцветным, но ясным голосом.

-Я, конечно, мало понимаю в делах войны,-начал он,-но если еще не произошло катастрофы и если подкрепления могут успеть, то я бы посоветовал выступать, и чем скорее, тем лучше. Из-за того, что так много скопилось войска в городе и его окрестностях, среди народа начали идти слухи, брожения. А тут еще поражение под Тарраком, о котором, без сомнения, скоро узнают... Вчера вот мне сообщили про одного шереганарзу - он говорил народу, что то, что происходит сейчас есть Великая битва. За ним, конечно, уже послали, но я думаю, что это не последний такой шереганарзу в городе. Кроме того, горожане недовольны последним налогом, а весь город не перепорешь, да и опасно это - всех пороть... А если дариги, то есть Белый народ, подойдут еще ближе, то я не берусь предсказать, что может случиться. Одним словом, я за то, чтобы войска как можно скорее отправлялись на войну.

-На то, чтобы народ не бунтовал, есть стража и Земская канцелярия,-возразил Таллг, обращаясь, как требовал этикет, к Карису.-А из того, что мы, сломя голову, помчимся на подмогу Ханнагу, ничего хорошего не выйдет. Разве что погибнет еще больше людей. Чтобы на Шестре выстоять, нужно не девять тысяч, а минимум двадцать. Столько у нас, допустим, есть. Но я сомневаюсь, что к противнику не подойдет подкрепление. Кроме того, новоподошедшие отряды устали, им нужен отдых. И даже если мы и продержимся на Шестре, это будет бессмысленная трата сил, потому что нам не хватит тогда людей для решающего сражения. А даригов надо громить наголову, иначе они вернутся. Надо отходить, государь. Мы выиграем время, подойдет мой полк, а в нем в одном семь тысяч воинов. Отдохнут остальные солдаты. Быть может, подойдут войска союзных княжеств. И встречать Свет будет лучше под крепкими стенами, чем в чистом поле.

Таллг умолк, и тут же заговорил Шазнар.

-Отступать до Шергисхурта?-неверяще переспросил он.-А может быть, дальше? Может быть отдать столицу врагам? Впустить Свет в город Тьмы? Это осмеливаются вам предлагать, государь? Странное предложение, я бы сказал!

-Не я предложил отдать Шергисхурт, - плавно, будто бы нараспев, возразил подручный, - но если воинство мессере Ханнага разобьют пусть даже и далеко от столицы, опасность от этого меньше не станет. Зато тогда Свет уж точно "войдет в город Тьмы". Я бы сказал, что не просто странное, а очень странное предложение - это разделить наши силы и дать их разбить по частям.

-Ваши силы, князь, - в нарушение приличий Шазнар позволил себе обратиться к Таллгу, а не к Карису, да еще, вдобавок, и с личным выпадом, - не слишком-то торопятся соединиться с общими и, очевидно, стремятся и дальше оставаться "частью"

Выпад сошел Шазнару с рук. Ему много сходило с рук такого, чего, например, Таллгу Карис бы никогда не спустил.

Подручному, может, и было что ответить, но он предпочел промолчать. И больше высказываться никто не спешил. Никто не хочет говорить, подумал Карис, потому что всякий боится идти против моего мнения, и не может его угадать. Даже Гарх - вроде бы и честный человек - тоже умен, научен не высовываться, сидеть в тени. И ничего не попишешь - ведь сам строил эту систему, свое государство, сам вбивал по уши в землю любое инакомыслие и инакословие. А теперь вокруг - пустота. Все подчиняются, но и совета от них не дождешься, и все тянуть и за все отвечать самому. Нет, есть еще Ханнаг и Суранг, они, хоть и мои креатуры, но не марионетки, люди... Они хоть сколько-то думают о государстве...

Все эти мысли промелькнули в голове Кариса в одну-две секунды, по накатанной колее, и пока длились эти одна-две секунды, лицо князя ни мигом, ни движением не выразило ничего. А что ты скажешь, Гарх, если тебя спросить, мелькнула последняя горькая мысль, перед тем, как Карис свернул хандре шею, не просто мелькнула, но превратилась в вопрос:

-Хотелось бы услышать твое мнение, Гарх.

Гарх тоже владел лицом. Но по какой-то мимолетной тени, полусекундному вздрогу бровей Карис понял: борьба происходила в душе боярина. И победило, понял князь Тьмы, не самое легкое решение.

Чуть хриплым от долгого молчания голосом Гарх произнес:

-По моему мнению, стыдно с девятью тысячами войска, за стенами города, не сдержать тридцать тысяч дикарей-кочевников.

Тут, неожиданно вмешался Анстег - довольно родовитый, но небогатый князек:

-Действительно, чего можно ожидать от полководца, который трусит перед даригами? Или никогда они не были биты, пусть даже их было вчетверо больше?

Грубовато. Вмешался Таллг:

-Конечно, об отсутствующих не говорят плохо, - подручный покосился на Анстега,- но и впрямь странно, что с двадцатью тысячами воинов - не худших воинов во Тьме! - не получилось сдержать пятьдесят тысяч даригов. За двух степных дикарей - жизнь одного воителя Тьмы! Не слишком ли дорогая цена?

Князь Карис холодно поглядел в глаза подручному, перевел взгляд на Анстега и смотрел долго...

-Надо думать, - жестко проронил государь, - многие смогли бы справиться лучше.

Суранг взглянул на Кариса, затем сразу же перебежал глазами на Анстега. Нехорошо глядел правитель Великой канцелярии, недобро и как-то словно оценивающе... Анстег сглотнул.

Вот так я их держу, удовлетворенно подумал Карис. В кулаке.

Дальше говорить было бессмысленно. Короткой репликой Карис четко обозначил свое мнение, а спорить с князем Тьмы - ищите других дураков. Суранг или Ханнаг могли бы еще решиться, но Ханнаг отсутствовал, а Суранг был полностью согласен с Карисом. Безмолвствовал и Таллг - в конце концов его полк подойдет достаточно нескоро, чтобы не выступить с подкреплением.

-Благодарю вас за совет, друзья, - произнес после короткого молчания князь Тьмы. - Мое решение: принять сражение на Шестре. К воеводе Ханнагу на подмогу посылается войско. Вести его я доверяю подручному моему князю Гарху. Под его командование...

И тут князя прервали. Случилось непостижимое: дверь комнаты, в которой происходил совет, раскрылась и внутрь шагнул человек. Все, кто сидел спиной к дверям, обернулись. Человек был одет просто; он был запылен и устал и сразу от входа упал на колени и ткнулся головой в пол.

-Прости меня, государь, хоть и нет мне, холопу твоему, прощения, - хрипло заговорил он, - но дан мне такой приказ боярином Ханнагом: отдать тебе письмо в тот же миг, как найду тебя, без промедления. Прости меня, холопа твоего...

-Встань,-велел князь Тьмы, - я не казню за верную службу. Исполняй свое приказание.

Гонец с трудом поднялся. Видно было, что он смертельно устал: должно быть, скакал без передыху, загоняя коней.

-От воеводы Ханнага, государь, - повторил он, подходя и протягивая Карису письмо. Карис принял.

-Иди же, - произнес князь, - я тебя не забуду.

Гонец низко и без изящества поклонился и заковылял к двери. Таллг, Анстег и прочие, сидевшие спиной к двери, могли видеть, как по его лицу неудержимо расплывается улыбка.

Князь вскрыл срочный пакет и быстро пробежал письмо. Оно было коротким. Затем, положив его на колени, продолжил:

-Под командование Гарха имеют стать...

Речь Кариса об имеющих стать под командование продолжалась недолго. Теперь, пока князьки и бояре готовились выступать, князь Тьмы писал приказ - скучная, но необходимая обязанность, равно как и приемы в тронном зале, речи перед народом на празднестве Ночи и прочая властная мишура. Но писание было самым механическим занятием, оно оставляло место для размышлений, пока руки уже автоматически накидывали черновик, который потом перепишут чиновники красивым почерком, с полными словами и в нескольких экземплярах.

Придя после совета в кабинет, Карис первым делом повнимательней перечитал письмо Ханнага (не забыть наградить гонца за верность и смелость!). Из письма князь узнал: долго обороняться в Зеннезихурте воевода считает невозможным, а потому в ближайшее время начнет отступление, рассчитанное на то, чтобы измотать противника. Сам же Ханнаг в настоящий момент скачет во весь опор к столице, дабы согласовать с Карисом план отступления, а заодно и сообщить нечто чрезвычайно важное. Конкретно это важное касалось Таллга. Таллг - изменник, так и было написано размашистым, без завитушек, Ханнаговым почерком - и никаких подробностей, как, впрочем, и никакого тумана. Словесных завитушек правая рука Кариса тоже не одобрял. Войско, как заверял Ханнаг, находилось в руках вполне надежного человека - Саргэ.

"Ни один человек не может быть так надежен, как Ханнаг, -холодно подумал князь Тьмы, - и ему придется давать серьезные объяснения. Отступление, ежу понятно, раньше Шергисхурта не задержится. И - что это за весть касательно предательства Таллга?"

Таллг, стало быть, предал? Что ж, от него можно ожидать. А с ним предал и Анстег? Никогда бы Анстег не отважился на такое открытое выступление против Ханнага - а значит, и против самого Кариса - будь он один. За ним кто-то стоит, и этот кто-то - Таллг. Заговор. Гарх, получается, с ними? Хотя нет, вряд ли. Он слишком умен. Гарх просто сказал то, что думал - в кои-то веки. Впрочем, слишком уж вовремя. Ведь начал-то этот бунт на совете именно он. Анстег - сопляк, он даже выступать на совете не умеет, он первый же от Таллга отвалится, случись что, а вот Гарх - человек тяжелый. Но неповоротливый, к тому же неглупый - смекает, что лучше сидеть в своем углу никуда не лезть, понимает, за кем сила. Нет, дело в Таллге. Анстега с ним в сговоре - а кто еще? Должно быть, не только Анстег. Все это надо выяснить...

Что ж, надо будет мигнуть Сурангу: обрати, мол, внимание на такого-то и такого-то, - и, можно считать, готово. Доносчиков нынче много, далеко не все слуги любят своих хозяев, так что не особо сложно узнать, с кем и когда встречались тот же Анстег, или Гарх, или Таллг. Если они, конечно, не сносились письмами, что маловероятно: в таких делах, да еще при Суранговой бдительности, письмам не верят, и самое главное обсуждают устно.

Однако, если Суранг так хорошо наладил свое дело, то почему об измене Таллга мне сообщает Ханнаг? Или Великая канцелярия зря тратит отпускаемые ей немалые средства? Откуда иначе у Ханнага сведения, которых канцелярия не имеет? В любом случае, если доказательства есть - Таллг попался. Теперь ему конец. Не оттого, что появился повод - что-что, а повод всегда нетрудно найти. Но теперь Шеннат увидит, каков оказался предмет ее "любви".

А если не увидит? Ну, вот возьмет и не захочет увидеть? Что-то подсказывало, что выйдет именно так - дочь cвою Карис знал. Но измену терпеть нельзя. Слишком долго он щадил Таллга. Теперь хватит. Продолжаться это не может. Так велит Тьма. Шеннат... Шеннат придется перетерпеть. И мне тоже - стерпеть все, что она скажет, терпеть за себя и нее. Потому, что иначе нельзя. Нельзя.

Ибо если Таллг останется жив, то изменником станет сам Карис. А именно на Карисе держится сейчас судьба Тьмы. Кто терпит изменников и своевольцев, достоин лишь поражения! Карис терпел Таллга - и вот Свет идет к Шергисхурту. А сдать Шергисхурт - это проиграть войну, проиграть все войны, что были и будут. Ибо эта - решающая. Война Света и Тьмы. Последняя битва, как говорил тот шереганарзу. И был прав, как правы те, которые сегодня удавят его в тюрьме. Нельзя народу знать правду: будет паника, чего нельзя допускать. Опять "нельзя"!

Да, на "нельзя" и строится порядок. Если все будут жить, как хотят, кто станет служить Тьме? Потому-то Шеннат и придется перешагнуть через "любовь". Дурочка, это же для ее же блага! Как она не понимает, что за человек Таллг, для чего он играется с ней? Дочка, дочка, ну отчего ты такая?

Ох, как все это не ко времени! Вместо войны приходится заниматься свет знает чем! Или действительно в Последней битве волею судеб всё обратится против меня? "Анез тладем ренгазе Шергис" - "И падут дворцы Тьмы", сказано в Книге. Что же теперь, не сопротивляться? Нет. Драться до последнего, раз это Последняя битва. Тот шереганарзу был прав. Лишь я да Ханнаг знают, насколько он был прав. Ханнаг пишет, что войска подойдут к Шергисхурту не позже Святой ночи. Да, невеселый будет праздник в этом году!..

-Устраивайся, - проронил Карис вместо приветствия.

Ханнаг, не смутившись холодным приемом, устроился. В кресле, ибо любимый воеводин диван уже куда-то вынесли. (Князь Тьмы любил иногда вдруг сменить мебель в кабинете.) Давешний столик еще оставался на месте, но вина на нем не было. Плохой знак.

Да, Ханнаг не смутился - а было отчего. Весь этот месяц воинство Тьмы победоносно отступало и доотступалось едва не до самого Шергисхурта. "Победоносно" - это не ирония, в нескольких случившихся стычках враг неизменно был бит. Но что то за стычки! Мгновенные налеты, прекращавшиеся, как только противник приходил в себя. За то, чтобы пустить даригов так далеко - явно маловато. Ханнаг стремительно терял популярность среди старых и молодых дворян. Карис, правда, до сих пор молчал, а значит, и всем лучше придержать языки. Но, если князь Тьмы изменит мнение, тогда...

А вчера произошло довольно крупное сражение, первое после тарракского. Напав вдруг из засады, Ханнаг разгромил крупный отряд даригов. Из тех ушли немногие, потери Тьмы оказались ничтожны. Разгром оглушил врага, и наступление остановилось, но все понимали, что ненадолго. Самое большее послезавтра дариги смогут пойти на штурм города. Чего Карис допускать не собирался. Наотрез.

У городских ворот должна будет выстоять или пасть армия Тьмы - все силы Святого княжества. И против них - вся армия Света. Двадцать пять тысяч дикарей против двадцати тысяч боярских и княжеских дружин. И что думают люди об ее исходе видно хотя бы по тому, сколько человек ежедневно уходят и уезжают из города через Северные ворота.

И тут ещё - измена.

-Перейду сразу к делу, - быстро заговорил Ханнаг. - Мне наконец удалось добыть доказательства того, что Таллг - изменник и сносится с Белым народом.

Так.

-Да? И о чем же? - поднял бровь Карис.

-Он согласился всеми силами препятствовать войне. Использовать все свое влияние на тебя, чтобы наши дела шли хуже.

"Влияние Таллга на меня!?"

-И еще он собирался не участвовать в сражениях, выйти из боя со своим отрядом. Еще от него хотели, чтобы он сражался против Тьмы. Он отнекивался, но потом стал вроде как соглашаться. Я достал его письма.

-Как же ты их достал? - спросил Карис. Не верилось. Знал, что Таллг предатель, но настолько...-Таких писем не оставляют, -продолжал князь.

-Через подкуп,-ответил Ханнаг. Он говорил странно, непохоже на себя самого, сосредоточенно, словно в кого-то целился каждым словом. - Я подкупил нескольких его высших слуг и гонцов. Вплоть до камердинера. За гигантские деньги. Но я смог получить копии с одного из писем, которые принес один смуглый человек, говорящий с акцентом. Однажды на охоте Таллг с кем-то встречался, и мой человек подслушал часть разговора. Если нужно, он будет готов выступить на суде. А копии писем я готов предоставить хоть даже сейчас. Сказано мало, но этого хватит.

Ханнаг замолчал. Было видно, что святотатство потрясло его не меньше, чем Кариса. Всё-таки я лучше владею собой, подумал Карис.

-И что он за свои услуги затребовал?

-Княжение. Самостоятельное, никому не подчиненное. И возможность расширить свои владения. Насколько я понял из копии,-прибавил Ханнаг чуть погодя.

Он вынул из-за пазухи исписанный кусок дрянного пергамента и протянул Карису:

-Вот эта копия.

Карис взял письмо и пробежал его глазами. Так-так-так. Всё вроде сходится. Но страшно даже поверить. Какая же сволочь... Но это только копия, только слова - слова против слов. А всё должно выглядеть убедительно - таковы правила. Даже если все знают, что процесс шит белыми нитками, или наоборот - если мне абсолютно ясна виновность, доказательства должно выглядеть убедительно. Для публики и из приличия.

А так на суде Таллг может выставиться невинным. Или удавить его без суда? Враждовал с кем-то человек, ну тот и подослал убийц. Нет, это ещё хуже. Поймут ведь - с кем. Уж после последнего Совета... Или наплевать - всё равно никто и вякнуть не осмелится? Нет, думать-то всё-таки будут. А этого тоже не надо. Пусть всё будет в рамках, без никаких беззаконий.

Так что порешим?

-Понимаешь, Ханнаг, - сказал князь Тьмы уже мягче,- эти доказательства неубедительны. Я им верю, но для остальных этого мало.

-А что остальные-то, Карис? Ты - князь, они - твои подручные...

-Нет, так сейчас тоже нельзя, - ответил Карис, - вот после войны... Но до того мы ждать не можем. Тут надо не так...

Поздно вечером, практически ночью, Карис вызвал Таллга "для дружеской беседы". Поздоровались - чрезвычайно формально. Начали разговор.

-Я рад услышать, Таллг, что твой полк наконец-то собрался полностью и прибыл в окрестности Шергисхурта, - начал князь Тьмы.

-Я всегда счастлив послужить Тьме и моему государю,- почтительно ответил подручный.

-Жаль, что ему пришлось так задержаться, - сказал Карис, - он мог бы очень пригодиться. Дам тебе дружеский совет, Таллг, - в следующий раз лучше поспеши. Потому что, представь себе, кое-кто даже говорил мне, что твой полк и вовсе не собирается приходить.

-Очень странно думают эти некоторые, - заметил Таллг, - разве может кто-то ослушаться князя Тьмы?

-Никто во Тьме, - улыбнулся Карис. - Ведь это было бы предательством и святотатством.

Лишь слово Князя - закон для Тьмы,

Лишь слово Тьмы - закон для Князя! -

вспомнились Карису старинные строчки, недавно найденные, а может и сочиненные, по его заказу.

-Выпьем за победу Тьмы над жестоким Светом! - провозгласил Карис.

На этот раз вино присутствовало, и этот жест дружелюбия насторожил Таллга. Отпили немного.

-Но и в предательстве, и в святотатстве тебя обвиняют, - как бы печально продолжал князь Тьмы.

-Кто же? - недоуменно спросил Таллг.- Обвинитель должен отвечать за свои слова.

-Таллг, поединки я вообще-то запретил, - по-отечески ласково произнес Карис. - Это человек честный, он ошибся, но действовал из лучших побуждений. Умный человек, конечно же не поверит несправедливому и абсурдному обвинению, но лучше все-таки не давать повода для подозрений. Это и есть мой совет. Раздоры в стане Тьмы на руку Свету.

-Теперь вернемся к войне,- сказал князь Тьмы после короткой паузы, - Я думаю, ты тоже понимаешь, как близка битва. В этой битве решится судьба мира... Времени осталось мало. Твой полк сейчас же должен выступить из Южных ворот к лагерю основных сил и поступить под команду воеводы Ханнага.

-Я вовсе не хотел бы ослушаться или разочаровать вас, мой государь, - заговорил Таллг, - но мой полк только что с марша. Переход был очень длительный, потому что я знал, что надо спешить... Раньше завтрашнего дня выступать не имеет смысла. Если мой полк нужен для срочных дел, то осмелюсь заявить, что от него будет мало пользы ввиду усталости воинов. Но завтра можно будет быстро добраться до стана воеводы Ханнага и тогда от моего полка будет вдвое больше толку!

Карис разочарованно вздохнул:

-Этим, друг мой Таллг, ты даешь завистникам и подозрительным новые поводы. Теперь могут сказать, что ты и впрямь сговорился со Светом. Я ведь могу и поверить, если мне убедительно это докажут - или если ты сам докажешь это своими поступками, -добавил Карис, глядя подручному прямо в глаза.

-Я не предатель, государь, - сказал Таллг, - и предательством было бы доверять исход сражения неготовому войску. Заявляю вам это открыто как слуга Тьмы.

-О том что следует и что не следует делать предоставь судить нам с Тьмой.

Таллг помолчал, а затем сказал - и Карис видел как нелегко ему это далось:

-Государь! Я буду говорить честно. Простите мне мою прямоту. Я - потомок древнего рода, хотя и менее знатного, чем ваш. Я рад служить Тьме и могу исполнить любое ее приказание, пусть даже и невозможное. Но, надеюсь, вы поймете меня: я не могу встать под командование Ханнага. Он - не настоящий дворянин. Еще дед его был медником, а отец -солдатом. Я не могу допустить унижение своего рода. На нас, князьях высокой породы, из которых высочайший - князь Тьмы, держится Государство. И Шерег, я верю, не может допустить, чтобы один из нас подчинялся человеку из простонародья!

-Отец Ханнага стал дворянином за доблесть, проявленную в битве за Тьму, -ответил Карис. - А дела Ханнага славней, чем дела любого другого, несмотря на древность рода! И не позор подчиниться ему, раз того желает Тьма. А она того желает. Это мой приказ. И я спрашиваю тебя в последний раз: ты намерен его исполнять?

-Нет,-ответил Таллг.

И тут же, настежь распахнув дверь, в кабинет ворвался Ханнаг.

Все стало ясно без слов. Таллг вскочил, выхватывая из рукава кинжал. Князь Тьмы оказался на ногах чуть позже. И он был безоружен.

Карис метнулся к бюро, не глядя цапнул подсвечник. Мог бы не беспокоиться -подручный бросился на прорыв. Кроме Ханнага за дверью стояли двое солдат. Но войти они не успели. Таллг оказался быстрее.

Князь и боярин сошлись почти у самого выхода. Схватка была короткой, как бой скорпионов. Едва не попав под удар, Ханнаг отступил на пару шагов, затем вдруг поймал Таллга за руку, скрутил, свалил, и сам упал сверху.

Миг - все уже кончено. Подручный лежит на полу мордой в ковер, а воевода сидит у него на спине и закручивает ему руки за спину.

-Всё, сука,-выдохнул Ханнаг,-попался.

Лицо Ханнага горело охотничьим азартом.

Карис поставил подсвечник на место. Воины подошли к Таллгу, один из них разматывал заранее захваченную веревку.

-Ты арестован за неисполнение приказа, отданного тебе Тьмой и за нападение на верных слуг Тьмы и угрозу князю Её! -провозгласил Карис. Эту формулу надо было произнести до драки, да Ханнаг поторопился и ворвался раньше, чем было условлено. И Таллг, к сожалению, это понимал:

-Я защищался, когда на меня напали, а арестовать меня тогда еще никто не приказывал,-сказал мятежник твердо, а говорить твердо в таком положении непросто.

-Тот, кто не исполнил приказ своего повелителя, сам объявил себя преступником, и тут не нужны слова,-ответил князь Тьмы.

Ханнаг наклонился и подобрал вырванный у Таллга кинжал

-Вот оружие, которым преступник замыслил посягнуть на жизнь своего законного государя!

-Тьма покарает тебя,-заговорил Таллг, когда его вздергивали на ноги.-Никто да не будет схвачен невинен-таков ведь закон, князь?!! Когда я предстану перед судом, что скажешь ты князь? А что скажут люди? Все знают, что ты арестовал меня без вины!..

-Отвести его в темницу,-распорядился князь Тьмы.- И без особого шума.

Бывшему подручному заткнули рот припасенной для этого тряпкой и за локти вытолкали из комнаты.

Таллга, в соответствии с приказом, заточили скрытно. Тем не менее на следующий день об аресте знал весь Шергисхурт. Ближе к полудню наконец огласили соответствующий указ. По городу ходили подробности предательства, покушения и ареста - одна чудней другой. Короче, как всегда.

В политическом смысле акция прошла успешно. Таллгов полк не дергался. Ночью всех офицеров в срочном порядке вызвали в укромный домик, зачитали указ и потребовали немедленно присягнуть князю Тьмы в лице Ханнага. Воевода внимательно смотрел на лица и поведение. Всех, кто проявил хоть толику негодования, арестовали практически за порогом, не особо таясь. Оставшиеся на свободе, понятное дело, вели себя смирно как овечки. Дворянство и городские верхи, по донесениям тайных работничков Суранга, усердно осудили изменника. В защиту Таллга не высказался почти никто. Почти - это за исключением Шеннат.

Итак - приватный разговор.

Шеннат стояла перед Карисом выпрямившись, меча молнии даже не взглядом - всем лицом своим, тонким станом под черным платьем, посадкой шеи, волос. Карис предложил ей сесть - она как и не слышала; не могла она сесть, драматургия требовала стоять прямо и несгибаемо. Переполнял ее голубой огонь - ярости, боли, и не могла она только подобрать слов, чтобы высказать отцу все, что рвалось из ее души.

-Ты арестовал Таллга, - сказала она наконец, голосом внятным, мелодичным, даже спокойным, - но в то же время натянутым, как струна, как тетива, до предела. - Зачем.

-Он был изменник, - сказал Карис тихо.

В глазах у Шеннат полыхнуло, еле заметно.

-Таллг не изменник. Он честный человек и благородный. Он не мог изменить. И зачем ему это?

-От страха, - сказал Карис, глядя ей в глаза исподлобья. - Боялся, что Тьма проиграет войну и перебежал к Свету. А еще - из выгоды. Свет обещал ему независимость. Ты же знаешь, он терпеть не может подчиняться.

-И правильно, что не может! Он - свободный человек, а ты считаешь, что все подручные князья - твои рабы. Но он не мог испугаться Света! И не мог перейти к даригам. Он не трус и не предатель.

-Предатель. У меня есть его письма. Письма, которые он получал от Белого Народа. Вот, прочитай. - Карис поднялся, отпер потайной ящичек, достал письма и протянул Шеннат.

-Я не заставляю свободных быть моими рабами. А рабы Тьмы мы все от рождения. Но ты ошибаешься. Таллг не хотел быть даже подручным. Ему бы самому быть князем Тьмы и никому не подчиняться. Ты говоришь, он благородный человек? Для своей несчастной свободы он не погнушается никакими средствами. Точнее, уже не погнушался - предательством. Таков твой Таллг.

Шеннат пробежала одно из писем и резко швырнула всю пачку на пол. Но тут же овладела собой.

-Это подделка! Ты ей веришь, потому что ты враг Таллгу. Ты хочешь, чтобы все тебе подчинялись, пальцем не смели шевельнуть без твоего слова. А так не может быть. Всегда найдутся люди, для которых свобода - это всё.

-Если всем дать свободу, - проговорил князь, - то государство рассыплется. И предателей терпеть нельзя, это закон. За свободу они предают, или за деньги, или как. А Таллг твой мать родную продаст. За свободу! За то, чтобы быть на самом верху, чтобы никого над ним не было. Да что там мать - Тьму он уже продал.

Карис говорил в пустоту и знал это. Всё, что он сказал - известно и правильно, только Шеннат этой истины просто не слышит. И он добавил последнее:

-Ты его любишь, я знаю. И потому ты ничего не видишь. Пойми - знаю, что тяжело, но пойми, - он холодный и двуличный человек. Никакого благородства в нем нет. В любовь к тебе он играет. Для собственной выгоды. Для того, чтобы ты защитила его от меня. И рассчитал он правильно - ты действительно его защищаешь.

-Чушь все твои слова до единого слова, - произнесла Шеннат. - Ты просто его ненавидишь. Ты всегда ненавидел его, только ждал до поры. Ты даже против закона своего любимого пошел, и арестовал его без вины, ночью!

Голос Шеннат звенел, обвиняя, разрушая то, что связывало ее с отцом. Но Карис словно не слышал. Он смотрел на дочь и думал: "Нет, не в меня она пошла. В мать. Та тоже во главу угла ставила себя, свои желания, чувства, кроме них ничего знать не хотела. Тоже не знала удержу. Не то, что я - я-то всегда знал, что можно, чего нельзя. Но Шеннат, доченька, ну почему ты не разглядела его, не смогла понять, кто он такой?.."

-Я поступил по Закону, - только и ответил князь. Он уже понимал, что дальнейший разговор - бессмыслен.

-Отец, - сказала Шеннат, будто целясь взглядом в глаза князю, - выпусти Таллга.

-Нет, доченька, - ответил Карис. - Пойми...

И увидел: еще больше выпрямилась Шеннат, что-то новое появилось в посадке головы, в изгибе губ. Как разделило что-то дочь и отца. И еще чувствовалось: хочется ей что-то сказать напоследок, рвутся слова: "А тогда!.. Тогда!.." - только нечего сказать следом, не знает она, что - тогда.

Не кланяясь и не прощаясь, он повернулась и вышла. Карис смотрел ей вслед, как высокая, черная фигура исчезает в проеме двери.

Поймет, подумал князь. Вырастет - поймет. Все равно ведь ничего не поделаешь. Свыкнется - поймет. Всё равно. Прости.

Карис женился поздно - в шестнадцать лет - и супругу выбирал сам. Была она из хорошего рода, причем последышем - все родичи умерли от мора. Осталась невеста наследницей. Много женихов было, да она им не верила, а вот Карису поддалась. Только не стоит думать, что Карис женился по расчету - любовь-то была взаправдашняя, а что обстоятельства удачные повернулись - тем лучше.

Незадолго до свадьбы Кариса сбросил конь. Князь (тогда еще не Тьмы - просто князь) страшно грохнулся головой о пень. Думали, он не оправится. Были правы - выжил Карис чудом. Но когда лежал он в беспамятстве, явилась ему Шерег. И сказала: выбор мой пал на тебя. Князь остался жить, но с тех пор помнил: жизнь его принадлежит не ему.

А вскоре умер бездетным тогдашний князь Тьмы. И Карис понял, как отплатить долг Тьме. Сначала - пробиваться к самой вершине. Это были страшные восемь лет. Часто Карис не знал, где будет завтра. На троне? В темнице? А, может быть, - уже в дружине у Шерег? За Шергисхуртский престол боролись многие. Иные родовитей, иные богаче и сильней. Карис пережал их всех. Он был как из стали. Неутомимый и безжалостный. И упорный. Никто не ожидал от него - раньше Кариса считали человеком спокойным и мирным.

Все восемь лет рядом с князем была жена с маленькой Шеннат. Когда однажды, после разгрома, пришлось бежать, с Карисом остались только эти двое да еще верный друг Ханнаг, который с Карисом одной веревочкой связан. Тогда казалось - конец князю Карису.

Но Карис выстоял, а противники обратились в прах. И началось новое царствование, какого еще не бывало.

И тут она умерла. Это обрушилось на Кариса, словно упавшая с неба скала. Никто не видел, чтобы князь Тьмы плакал, но смотреть ему в глаза было жутко. Что-то внутри надломилось. Четыре дня Карис сидел и молчал. На пятый день на юге началось боярское восстание, возглавленное одним недобитком и поддержанное теми, кто не хотел подчиниться новому правителю Тьмы. Князь ушел на войну и, казалось бы, ожил - но только на первый взгляд. На деле же - война сломала его окончательно. Словно и не Карис душил мятеж и топил в крови, а кто-то другой, будто и не человек даже, а воплощение Тьмы-Повелительницы, Тьмы Карающей. Уже никто не мог глядеть на Кариса без священного ужаса.

Война кончилась, а нечеловек остался. С шергисхуртского трона он правил Святым княжеством, и не было человека, который не чувствовал бы на своем горле его стальной хватки. Все непокорные были казнены, заточены, сосланы. Раздавлены, одним словом. Тьма всецело подчинилась одному государю, как армия подчиняется полководцу. Так Карис заплатил половину долга.

Хандра пришла через два года. Карис возненавидел свой трон и титул. Иногда хотелось завыть. Хотелось бежать куда подальше из дворца, бежать неизвестно куда, только бы прочь. Но некуда бежать. Его удел - власть, это его долг перед Тьмой, долг который он будет платить до самой смерти. Ибо он - Её князь.

Тогда-то Карис приказал выстроить башенку с окнами на восток и на запад, чтобы встречать там восход и закат. Там он отвел место себе и своей тоске, место, где можно неслышно повыть в потолок. Где можно посидеть, глядя на вечернюю зарю, пока стынет чай. Где можно ненадолго забыть про осточертевшую жизнь. А потом выйти и снова стать князем Тьмы, повелителем и не совсем человеком.

За десять лет, протекших со времени смерти жены, князь не взял новой супруги. Были, конечно, женщины и, соответственно, бастарды, князь уже подумал куда кого пристроить - но кроме Шеннат законных детей князь Тьмы не имел. Лишь недавно пришла Карису в голову мысль: если вдруг что - в чьих руках останется княжество? Шеннат? Но может ли женщина занимать престол? Хотя Шерег - Тьма - тоже ведь женщина... Но уже начинался роман с Таллгом, и князь понял - не из тех Шеннат, кому можно доверить власть над Тьмой. Обойти родную дочь? Оставить престол не родственнику, а - кому? Сподвижникам - Ханнагу, Сурангу? Не подойдут. Ни тот, ни другой. И не потому, что уступят кому угодно древностью рода - если за человеком стоит сила, ему простят и не такие недостатки. Только вот не выйдет князей ни из Суранга, ни из Ханнага. Они не правители, они всего лишь слуги - верные, исполнительные, неглупые, лучшие, каких только можно желать - но слуги. "Один повелитель у Тьмы уже есть, - говорил про себя князь, - а другого не надо!" И всех, кто был рожден для власти, Карис уничтожал. Не всегда физически, но всегда - надежно. Так поступает любой умный правитель, Карис только был удачливей других. А может, настойчивей и непреклонней. И теперь князь видел: равных ему нет во всей Тьме. Разве что Таллг... Но и он - не князь. Всего лишь князек. Дальше своего удела не видит. Ему править Тьмой не по плечу.

И князь сказал себе: пусть наследует Шеннат. В ней моя кровь, а значит чего-то она да стоит!

И вот подошла Святая ночь, и Карис узнал, чего стоит Шеннат.

А сам день не предвещал ничего плохого, равно как и хорошего. Враг медленно, но верно приближался к столице, генеральное сражение было не за горами. Воины Таллга, раскиданные по другим полкам, проявляли полную покорность.

Был праздник. В этот день казнили пророка Харанди, который возвещал людям правду Тьмы и был за то колесован. Был праздник, но без обычного веселья. Никто не знал, что ждет его завтра-послезавтра. Сдержанным получился и пир во дворце. За княжеским столом было тихо. Почти не пили - время военное, враг под городом и расслабляться нельзя. Все были поначалу чрезвычайно серьезны - кроме Ханнага. Его война словно и не беспокоила. Воевода ел за двоих, успевал говорить не переставая, а уж что он говорил... Ханнаг был очевидно доволен собой. Вскоре развеселились и остальные.

Пир кончился, когда стемнело. Над городом соткалась темно-синяя мгла с яркими звездами. Начиналась Святая Ночь. И как всегда Карис должен был обратиться к народу с речью.

Толпа стала собираться засветло и к закату наполнила площадь перед дворцом. Никто не двигался. Все как один глядели на балкон, откуда будет говорить князь. Карис еще не появился.

Перед самым выходом ему опять стало неимоверно тошно. Разыгрывай перед этим быдлом отца, доброго правителя и защитника! А ведь им на деле плевать на меня и на всё. И на Тьму им тоже плевать. Сегодня это быдло молится Шерег, а приди завтра Свет - также будут молиться Свету. А уж до Княжества им совсем никакого дела. Восточные правители свое простонародье в глаза называют - стадо. Они правы: стадо и есть. Овце всё равно, кто стрижет её или гонит на бойню - законный хозяин или вор. Стадо.

Карис вздохнул и вышел на балкон.

Пообочь стояли два человека с зажженными факелами в руках. Смутный, рвущийся свет выхватывал из темноты черную фигуру князя и еще - два сооружения рядом с ним: трехногие подставки для толстых и длинных, в локоть, свечей. Свечи еще не горели.

Карис подошел к перилам балкона и поднял руки приветственным жестом. Толпа притихла.

-Здравствуйте, люди! - глубоким голосом произнес Карис.

Тотчас же прислужники за его спиной наклонили факелы к свечам. Фитили окутались факельным пляшущим огнем, и почти сразу же поднялись с белого воска два мощных ровных языка голубого пламени. Прислужники синхронно опустили факелы в ведра с водой и скрылись в проеме. Карис стоял, выпрямившись, и голубые отсветы на его лице причудливо чередовались с черными тенями.

-Друзья! - приступил Карис. - В нелегкий час выпало нам с вами встречать эту ночь. Вновь тянется Свет чтобы развеять Тьму! Сейчас, вы знаете, враг стоит чуть ли не у городских стен. И здесь он найдет свою гибель! Скоро уже полчища дикарей будут сметены нашей мощью. Я, Карис, князь Тьмы - при слове "Тьма" Карис провел перед собой дланью, охватив ей весь город - говорю вам это! И вспомните слова Харанди на суде: "Тьмы не страшитесь: за всяким днем приходит Ночь!"

Князь выкинул вперед левую руку. Толпа, взревев, подхватила жест. Карис отступил на полшага, тени на его лице сжались, исчезли - князь стоял целиком в голубом свете. И тотчас же прислужники ловким движением загасили огонь - и князя захлестнула тьма.

В прибалконной зале князя ожидали приближенные. Даже не лица их, а уже напряженные позы отозвались в Карисе неприятным предчувствием. Суранг вышел вперед:

-Напали на тюрьму, - негромко сообщил он. - Связали стражу и освободили Таллга.

-Так, - сказал князь.

-Нападавших вела ваша дочь, - так же тихо продолжал Суранг, - Шеннат.

Князь помертвел.

-Известно, куда они направились? - спросил он.

-Да, - ответил Суранг, - через Восточные Ворота.

Князь кивнул. В удельные владения Шеннат.

-Погоню уже послали?

-Нет. Только что стало известно.

-Ханнаг, - позвал Карис, - у тебя есть люди под рукой?

-Да, государь.

-Хорошо. Догнать, Таллга и Шеннат схватить живыми.

Карис обвел присутствующих взглядом, задержался на лице Анстега.

-Анстег, не откажешься помочь Ханнагу?

-Нет, государь, - хрипло ответил Анстег.

-Тогда вперед. В погоню.

За эту ночь князь постарел лет на десять. Морщины стали глубже, скулы - острей, движения - скованней. Что-то волчье проявилось в лице. В глазах проступал отсвет неясного, но неумолимого рока. Однако хватка не ослабла - князь все еще держал Тьму в стальном кулаке.

Война шла своим чередом. Обе стороны готовились к решающему сражению. Срок теперь стал окончательно ясен: завтра. Происходили последние маневры. Суета подготовки к битве постепенно затухала.

Двор ждал развязки. Опасливо ползли слухи о Шеннат и Таллге. От Ханнага еще не было никаких вестей. Так наступил и прошел полдень.

Солнце сорвалось с небесного купола и покатилось под гору, когда в приемную залу протолкался Ханнаг, одетый по-дорожному, с наспех приглаженными волосами.

-Государь! - обратился он. - Изменник Таллг схвачен. Он ранен в руку. Князь Анстег лично обезоружил его.

-Молодец! Наградить его золотым обручем из казны! А изменница Шеннат?

Всё стихло. Ни шепотка, ни звука.

-Она тоже возвращена, князь Тьмы. Она невредима, - проговорил наконец Ханнаг.

-Хорошо. Тебе награда будет особая. Княжество изменника Таллга отныне - твое.

Князь сделал паузу, потом продолжил.

-Самого же Таллга сейчас же посадить на кол на Круглой площади, объявив его вину всенародно. Шеннат же - посадить в темницу до суда. Суранг!

Суранг высунулся из рядов придворных.

-Собери свидетелей! Суд будет после заката в палате Ближнего совета. Пыток не применять! Судить ее будем я - и Тьма.

Суранг поклонился. Он единственный выглядел так же, как и всегда. Остальные точно обратились в статуи. От княжеского трона повеяло неземным холодом. Князь Тьмы был воистину жуток. Из глаз его, непреклонно и люто глядела сама Шерег, Тьма, Тьма Карающая. И не было сомнения в том, какой приговор изречет этот не-человек.

И никто из них не мог представить - тем, кто не одержим, не понять - что творилось за этим ледяным лицом, в натрое рассеченном мозгу князя Тьмы.

Ханнаг тихо прошел в свою комнатку в дальнем уголке дворца и опустился на топчан. Он был пришиблен, ошеломлен, словно небо обрушилось на его голову и раскололось в куски, расплюснув все мысли. Внутри - пустота. Он всё никак не мог поверить в случившееся. Хотелось вина. Напиться, забыть. Но надо было думать. Как никогда надо было думать.

Ханнаг любил Шеннат. Пламенно, но втайне. Боярин, еще не старый, крепкий телом и разумом, - годился Шеннат в отцы. Он не знал, с чего всё началось. Ханнаг был рядом с Шеннат с её младенчества. А понял года полтора тому. Старался сблизиться с ней, интриговал против Таллга. И вот, казалось, победа - и тут всё рушится, неотвратимо, необратимо, нелепо!

Однажды на Юге Ханнаг видел механизм, измеряющий время точнее, чем любые солнечные часы. Боярин навсегда запомнил громадные шестерни, вращающиеся непреклонно и верно, как само время. Словно такой же механизм, безжалостный и бездушный, разбивал сейчас мечты Ханнага, всё чем он жил эти полтора года, уносил от него Шеннат в никуда, в темноту, в казнь.

Ханнаг сидел на топчане и думал. В голове вспыхивали мысли, одна фантастичней другой; он жадно хватал их, затем комкал и отбрасывал прочь. Спуститься вниз, в темницу: "Князь требует узницу к себе!" - и бежать. С тем же исходом. Но у меня есть мой полк. Ввести войска в столицу, низложить Кариса - и плевать, что потом! Спасти бы её, а там поглядим! Но войска не пойдут против Кариса, потому что он - воплощение Тьмы. И поднять руку на него значит поднять руку на Шерег. Самому убить Кариса. Может, тогда убьют меня, но Шеннат останется жива? Нет, не останется. Она изменница. И даже если ограничатся заключением - когда придут дариги, ей конец. А дариги придут. Я знаю. Ловушка. Куда ни кинь - везде клин. Мечись не мечись.

Шестеренки. Вся Тьма против меня. Что делать, что?

А может, он её помилует? Отец ведь! Но зачем тогда суд? Нет, не помилует. На него нашло. Теперь он никого не пожалеет. Нет надежды. Как гнался, как назад вёз - еще надеялся, а теперь - конец. Теперь - знаю. Что делать?

Ничего. Ничего, ничего. Он несколько раз повторил это слово, чтобы привыкнуть к нему. Ничего не поделаешь.

Он сидел уставившись в одну точку. Откуда-то издалека пришла мысль о завтрашней битве. Теперь Ханнаг знал, чем она кончится. Сегодня весь свет был чёрен.

И еще он сказал себе: пусть так, но сегодня будет суд. И на суде я буду защищать Шеннат. Пусть теперь делает, что хочет. Быть может он не рискнет арестовать меня перед битвой. Быть может - не остановится и перед этим. Но я буду драться до конца. Отступать уже поздно и некуда. И - да поможет мне Тьма.

11.

Пройдя по коридорчику, Карис отворил дверь и оказался в комнатке с окном на восток, окном на запад. И подойдя к одному из окон, Карис увидел, как низко стоит над горизонтом тускло-красное солнце и как растекается от него по-за-над крышами бледно-розовая замерзшая кровь.

Оставить комментарий © Copyright Ферштейн Дмитрий Размещен: 03/01/2018, изменен: 03/01/2018. 79k. Статистика. Статья: Фэнтези 2004 Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Фэнтези для даркмудёвых девочек с роковой любовью на фоне борьбы с феодальной раздробленностью в условиях угрозы вражеского нашествия

Ферштейн Дмитрий : другие произведения.

Заря