-Не! У инквизиторов арсенал победнее. У них кобыла, дыба, да машина для растягивания конечностей. Ну, плети еще.
-Серьёзно?
-Ага. Я там тоже сначала работал. Понимаешь, инквизитору важно добиться признания. А это дело нехитрое, зажимаешь человека в машину и вертишь ручку. До тридцатого оборота у меня лично дело не доходило. Полезная машина. Её, говорят, Чахам придумал.
-Это который великий изобретатель и философ-рационалист?
-Он самый!.. Вино зелёное будешь?
-Богато живёшь!
-А то... Так вот. Инквизиторы, они выбивают признание, им важен результат. А мой хозяин, как в анекдоте, - процесс любит. Ну, поехали!
-Смак... Ты, значит, и в инквизиторах побывал?
-Не в инквизиторах - в палачах при инквизиции. Да, сначала у них работал. Потом хозяин меня оттуда сманил. Там зарплата ведь нищенская - государственное учреждение. И роста никакого. А тут жалование приличное, и работа мне нравится. А ты где?
-Всё в архиве своем, книжным червём заделался. Работа непыльная, и на жизнь хватает. Я своей службой доволен.
-Это главное.
-Да. А с другой стороны всё равно, подумай: сколько лет на Университет потратили - гордились этим - а кем стали? Твой хозяин - купец, едва читать умеет, а богаче нас вместе взятых.
-Нет, на хозяина я не жалуюсь. Он, конечно, образования не получил, но человек просвещённый. Со мной советуется, какие книги прочитать стоит. У него библиотека неплохая собирается, между прочим, - с его деньгами многое можно.
-Да?
-Да. Но крут! Это первое моё задание было - старому палачу пальцы дробил.
-За что?
-Что-то не так сделал. Или не сделал чего-то, не знаю. Вот. А потом вон тот обруч на голову ему надел и винт завинчивал. Палач после этого недоумком сделался. Ладно, между первой и второй...
-Давно не виделись, - лет пять небось, - сказал архивариус.
-Много воды утекло. Вроде и живём недалеко, а зайти всё недосуг.
-Ведь если бы я тебя на рынке не встретил, так бы ещё сто лет друг о друге не знали.
-А я тебя не узнал ведь! Подумал правда: на Щера человек похож, - и только.
-Я тебя тоже не сразу. Изменились мы оба.
-Да... А помнишь, как ты меня из-за Райлы отколотил?
-Было! Ты тогда худой был как червяк, а как борзо на меня полез - не ожидал я...
-Было за что. Это на тебя девки гроздьями вешались, ты их как перчатки, а для меня каждая была Та Единственная между прочим!
-Ты тогда задохлик был, а я красавчик. А сейчас я - библиотечная крыса. А на тебя поглядеть - любо-дорого.
-Помаши с моё кнутиком!
-Да... А ты её всё же отбил тогда. И меня на свадьбу пригласил - как наглости хватило!
-А ты пришёл, между прочим! Я и не ожидал.
-Э, были времена... Как она сейчас?
-Да ушла она от меня. Через несколько лет.
Архивариус промолчал.
-Ушла к какому-то полковнику. Знать, не судьба.
-Вертихвостка всё-таки она всегда была.
На этот раз промолчал палач.
-Может, по третьей?
-Да рановато вроде. А, давай!..
Выпили. Закусили.
-А хозяин твой, значит, забавник. Говорили про него, а я думал - байки.
-Да не он один такой. Завтра вот трое друзей его придут, буду перед ними представление устраивать.
-Тоже купцы?
-Да.
-А что, неужели все купцы - садисты? Или только самые богатые, может?
-Не, бери шире. Все люди - садисты.
-Ну, знаешь!..
-Все, все. Ну, по крайней мере, многие, большинство.
-Это уж преувеличение.
-В той или иной мере, я имею в виду. Но в душе - каждый. Любит если не сам за кнут взяться, то духовно кого помучить, что ли. Или хотя бы посмотреть на пытку. Чужое страдание - это, знаешь ли, впечатляет! Недаром на казни столько народу собирается.
-Не скажи... Я вот на казни никогда не ходил.
-Зря. Если бы ты посмотрел пару раз, тебе бы понравилось. Хотя, знаешь... Смотреть - это одно, а когда сам держишь кнут в руках - это, конечно... да, незабываемые ощущения.
-Не знаю. Я ни казней ни пыток не видел, и не хочу.
-Хорошо-о. А в театр ходишь?
-Хожу иногда.
-Что выше ценится - комедия или трагедия?
-Причём здесь это?
-Всё при том же. Мы любим, когда героя истязают, а ещё лучше - чтобы он погибал в финале.
-Нет, это ты как-то... что-то не то говоришь, не в ту степь.
-В самую ту. Ты уж мне поверь, я с этим делом не понаслышке знаком. Ещё рюмашечку?
-Еще?.. Знаешь, пора мне. Хозяйка бушевать будет.
-Ну, на посошок.
-Посошок - дело святое, - архивариус поднял рюмку. - Стало... за жизнь красивую, да судьбу счастливую!
-Точно!
В подвале было темно - глаз коли. Ни лампадки, ни лучинки. Я пробирался осторожно, вытянув перед собой руки, однако наткнулся-таки на кресло. Надо было спускаться не по парадной лестнице, а с чёрного хода, тогда попал бы прямиком в палачову конуру.
-Гэлах! Зажги ты свет! - заорал я.
-Иду!
Из освещённого прямоугольника двери возник палач с огарком свечи. Теперь я различал очертания предметов: "скомороший стул", дыба, громоздкий стеллаж с инструментами.
-Добрый день, господин Тхац.
Гэлах был нетрезв. Я не запрещал ему выпить в свободное время, лишь требовал не напиваться до потери соображения.
-Добрый вечер. Насчёт завтрашнего, Гэлах.
-Распятие?
-Да. Будет женщина. Распинаешь её, проходишься плёткой хорошенько, далее - по вкусу.
-Гвозди сначала или потом?
-Потом, разумеется.
-Понял. Когда будет женщина?
-Её приведут к самому началу. Передадут из рук в руки.
-Понял, хозяин.
При свете пыточный подвал выглядит внушительно. Стены обтянуты чёрной тканью. Неподалёку от входа выстроились мягкие кресла - на одно из них я наткнулся вчера. Надраен пыточный снаряд, металлические части отражают огоньки лампадок. Полумрак, хорошо освещён только крест, пока пустой. Подле креста стоит Гэлах, в буром кафтане и чёрном фартуке. Неподвижный, точно статуя, палач не приветствует меня: нынче его час. Безмолвно рассаживаемся и ждём. Душно.
Тихо распахивается неприметная дверь. Двое охранников выволакивают женщину. Женщина не вырывается и не кричит, только плачет. Охранники вытаскивают её на освещенное место. Один начинает обрывать платье.
И столбом стоит палач, узнав Райлу.
И жадно глядят зрители. Конечно, я заранее сообщил подоплёку ситуации - иначе не поняли бы смака.
Гэлах опомнился и стал привязывать женщину к кресту. Берётся за плётку. Первый удар выходит смазанным, вялым, затем дело налаживается. Плётка должна легонько гладить, покусывать тело. Палач держится достойно (мастер ведь!), впрочем, это не столь важно. Сейчас Гэлах может продемонстрировать всё своё умение или убить жертву неловким ударом, может щадить или быть жестоким. Главное - момент их встречи - уже позади. В королевских застенках предпочитают физические пытки, ибо они гарантированно сломят любого. Но истинный ценитель высоко ставит лишь нравственные терзания.
Сосед справа сцепил пальцы в мёртвый замок. Что сосед - зрелище пробирает даже охрану, а значит, замысел удался. (Кажется, я знаю, что чувствует постановщик, когда его спектакль срывает апплодисменты.) Жаль, что я не могу оценить действо в той же мере, что непричастный зритель - ну да ладно.
Что бы ни говорил Гэлах, ни один спектакль не сравнится с пыткой. Актёр искусно лжёт и не более, а в моём подвале всё по-настоящему. И идея хороша - заставить палача убивать женщину, которую он любил. Впрочем, сильно сказано - хороша, не так уж и оригинально, по правде сказать. Но хоть исполнение мне удалось.
Палач работает. Вопли женщины рвут сердце. Райла глядит на нас тупо - вряд ли она что-нибудь различает. Рот - в тяжёлой слюне. Придурки утверждают, будто в истязании есть нечто чувственное. Уверен: они никогда не видели того, о чём говорят. Вялые груди, окропленные кровью, лицо без капли разума, бледная от страха кожа, звериный скулёж - неужели это будит в вас похоть? Хочется отвести взгляд, но мы смотрим, - не оторваться. В душу вгрызается тупая пила, - как сладко сострадать чужой боли! Палач берёт костыль и начинает вбивать его в кисть женщины. У зрителей горят глаза, сосед слева что-то шепчет себе под нос.