ТЕМА ЭКСПЛУАТАЦИИ ПРИРОДЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Э.Т.А. ГОФМАНА
Наследие Э.Т.А. Гофмана уже почти два века активно изучается не только филологами, но и философами, но созданный им уникальный образный мир по сей день вызывает вопросы и представляется не вполне исследованным. Один из них можно сформулировать так: почему писатель последовательно демонизирует культурные растения: овощи, фрукты ("Золотой горшок", "Крошка Цахес", "Королевская невеста") или сообщает амбивалентность некоторым цветам ("Повелитель блох")? Инфернальные коннотации культурных растений в мире Гофмана могут вывести к заключениям культурологического порядка.
Прежде всего, следует понять, какова онтологическая структура и ценностная иерархия космоса, созданного писателем. Одну из ведущих ролей в этом сложном единстве играет оппозиция "естественное-искусственное", на полюсах которой концентрируются для романтика представления о добре и зле. Об этом конфликте заводил речь ещё Н.Я. Берковский [См.: 1, 108-109].
Гофмановская концепция природы складывалась под влиянием натурфилософии Шеллинга [См.: 3, 17; 4, 16-17], как известно, не проводившего категорической границы между органическим и минеральным, разумным и бессознательным, допускавшего потенциал жизни и ума в самых элементарных формах материи, понимавшего природу как "целесообразно [действующего] творца" [5, 396]. "В природе познаваем весь абсолют" [5, 483], - утверждал мыслитель. Те возможности, что предполагал философ в природе, художник смело реализует. В произведениях Гофмана действуют разумные мыши и блохи, кот Мурр и пёс Берганца, попугай-оборотень архивариуса Линдгорста; упоминается, например, маршал пауков, который "хотя безобразен, но разумен и искусен" [2, III, 221].
Шеллинг взирал на силы природы благоговейно, находил совершенную гармонию в непреложном действии химических или электромагнетических законов; философ не находил природе антипода. Гофман же остро чувствует вселенский раскол, возникновение вторичного мира, подавляющего или искажающего исконный. Его фантазия порождает гротескные гибриды, людей-растения, каков чертополох Цехерит, принцесса Гамахея, колдунья, зачатая свекловицей от драконьего пера и после смерти превратившаяся в свёклу [См.: 2, I, 251]), наконец, целому народу гномов-овощей. Весьма показателен образ крошки Цехеса, похожего одновременно на "диковенный обрубок корявого дерева" и "раздвоенную редьку" [2, III, 172], "пасынка природы" (возможно, сына цивилизации), чей "косный, безжизненный дух не мог воспрянуть" [2, III, 259].
Воплощённое уродство, заблуждение природы возникло закономерно, как следствие противоестественного образа жизни княжества Керепес, из которого изгнаны феи, чьё волшебство символизировало неисповедимое могущество самой жизни. Примечательно, что имя князя, в давние времена пустившего в свою страну фей, - Деметрий - ассоциировано с древнегреческой богиней земного плодородия. Наследник же его ввёл "просвещение", состоявшее ещё и в том, чтоб "вырубить лес, сделать реку судоходной, развести картофель, <...> насадить акации и тополя, проложить шоссейные дороги..." [2, III,180]. Бросается в глаза, что данный проект основан, прежде всего, на насилии в отношении природы. В результате "маленькая страна, с зелёными благоухающими рощами, цветущими лугами, шумливыми потоками и весело журчащими родниками"[2, III, 179] превратилась в родину нищих крестьян, измождённых безрадостными и бесплодными трудами. Деспотизм и агрессия цивилизации приводят к оскудению природы; бедность порождает корысть.
Над родителями Цахеса тяготело особое проклятье: "Года три назад, рассказывает крестьянка, - когда муж, перекапывая сад, нашел в земле золотые монеты, мы и впрямь возомнили, что наконец-то счастье завернуло к нам и пойдут беспечальные дни. А что вышло? Деньги украли воры, дом и овин сгорели дотла, хлеба в поле градом побило, и - дабы мера нашего горя была исполнена - бог наказал нас этим маленьким оборотнем, что родила я на стыд и посмешище всей деревне" [2, III, 171-172]. Хронология событий изложена так, что Цахес был зачат в тот короткий период случайного благополучия. Вина бедняка-крестьянина, отца безобразного ребёнка, не в том, что он нашёл золото, а в том, что увидел в нём своё счастье, которое в последствие оказалось эфемерным.
Тема непрошенного вмешательства в стихийный мир и алчности, ведущей к гибели, так же косвенно повторяется в новелле "Фалунские рудники". Гофман далёк от плоского морализаторства, но, подобно всем романтикам, осуждает стяжательство, иссушающее человеческую душу, заражающее её маниями.
Итак, если отпадение человека от природы, о котором немало писали исследователи, становится в мире Гофмана трагедией, то эксплуатация её предстаёт едва ли не основной формой зла.
Разрыв с естеством зашифрован в мотиве сиротства, прежде всего, утраты матери или покинутости ею. Так герой "Фалунских рудников" Элис Фрёбом сразу предстаёт читателю скорбящим об умершей матушке, ради содержания которой он устроился моряком в Ост-Индскую компанию. Это переживание роднит его героем фантасмагории "Принцесса Брамбилла", пребывающим в постоянной печали. "Быть может, в душе короля Офиоха еще жили отзвуки тех давних времен высочайшей радости, когда природа лелеяла и пестовала человека, как свое любимейшее дитя <...>. Но <...> ледяными крылами овевал его темный, страшный демон, разлучал с матерью, и король Офиох видел, как она в гневе покидает его, беспомощного. <...> И палящий жар его язвительной насмешки рождал в душе короля Офиоха мучительную иллюзию, будто голос демона ― это голос разгневанной матери, которая злобно жаждет погубить свое негодное дитя" [2, III, 312-313]. Здесь следует вспомнить вновь крошку Цахеса, изначально ненавистного матери.
Полу-сиротство - удел и большинства героинь Гофмана. Нередко в этом случае они оказываются под влиянием фальшивых матерей, направляющих девушек по ложному пути. Таковы колдунья Лиза для Вероники Паульман ("Золотой горшок"), старая служанка Беатриче - для Джачинты ("Прицесса Брамбилла"), бабушка - для Анны фон Цабельтау ("Королевская невеста").
Как уже говорилось выше, растения в мире Гофмана могут быть разумным и антропоморфными, между тем мотив земледелия и его плодов в произведениях автора крайне мрачен. Может показаться незначительной деталью, что отец крошки Цахеса нашёл золото, "перекапывая сад", но нельзя не обратить внимание на сходство матери уродливого карлика со зловещей торговкой из новеллы "Золотой горшок": обе носят имя Лиза, отличаются грубым, сварливым нравом. Лиза Рауэрин в начале новеллы продаёт яблоки, которые позже называет "милыми детками" [2, I, 218]. Её тёзка из княжества Керепес в финале находит выгодное дело - продажу лука, вкус которого приводит князя в восторг, саркастически описанный автором. Старуха вновь получает золото и утешается им в смерти сына.
Апофеоза гофмановская демонизация овощей достигает в новелле "Королевская невеста". Фройляйн Аннхен фон Цабельтау, страстная огородница, не брезгующая самой грязной работой, выдёргивает из земли свежую морковку и находит золотое кольцо, надетое на корешок. Очарованная украшением, она примеряет его, но снять уже не может. Её отец, господин Дапсуль, каббалист и астролог-самоучка, в сумбурных речах которого возвышенно-мистические рассуждения пересыпаны легкомысленными анекдотами в духе средневековых суеверий, устанавливает, что руки его дочери ищет некий гном. По расчётам старика, этот гном очень богат. Действительно, вскоре имение Дапсульхейм посещает эксцентричный барон Порфирио фон Океродастес, названный Кордауншпиц, и его многочисленная свита. Все гости отличаются телесной непропорциональностью, а их господин - карлик, ещё более жалкий и безобразный, чем крошка Цахес. Впрочем, его физическое убожество скрадывает парчовое платье и шапочка, похожая на корону. Господин Дапсуль восхищается роскошью двора Кордауншпица и одобряет его сватовство. Аннхен уступает ухаживаниями барона, когда тот обещает сделать её королевой овощей и показывает свои владения - "необозримый огород в таком великолепии, какого она не видывала и в самых прекрасных грёзах" [2, IV, 441]. Но вскоре отец невесты прозревает истинную природу будущего зятя: "этот злодей <...> из того низкого рода, что ведает овощами. <...> Самый худородные и ничтожные - это овощные гномы" [2, IV, 449]. Вновь тайком заглядывая в королевство Кордауншпица (он же Даукус Карота), Аннхен видит "болотную топь, полную бесцветной, отвратительной тины. И в этой тине копошились и извивались уродливые жители земных недр" [2, IV, 451].
К ответу на вопрос, почему овощи, одушевлённые у Гофмана, как и всё сущее, настолько одиозны, подводит общий контекст новеллы. Даже жажда золота не так порочит человека, как унижают его исключительно утробные интересы, удовлетворению которых и служит огород . Аннхен посвящает все свои усилия заботе о морковке и капусте, но эти труды ничем не обогащают мира, они просто возвращаются в первично-хаотичную материю. Героиня настолько приземлена, что даже погружённая отцом в магический транс, не теряет аппетита: "... мне вдруг страшно захотелось поесть молодой моркови и жареной колбасы" [2, IV, 427]. Господин Дапсуль, посвящённый в тайны стихийных духов и убеждённый, что в него влюблена сильфида, комично чревоугодлив: "Каждое утро я принимаю желание поститься и благополучно пропускаю завтрак, но когда наступает час обеда, - о Анна, дочь моя Анна! - ты ведь знаешь, как ужасно я обжираюсь!" [2, IV, 428]. Давая волю иронии, Гофман заставляет героя высокопарно оправдывать своё гурманство оккультными соображениями: "в нынешнем году взаимное действие созвездий особенно благоприятствует плодам такого рода, и сыны земли будут вкушать капусту, редиску и кочанный салат, дабы умножалась земная материя и они, подобно хорошо вылепленному горшку, могли бы выдерживать пламень мирового духа" [2, IV, 422]. Приведённая цитата отсылает к новелле "Золотой горшок" путём упоминания огня как высшей стихии, символа мирового духа, а также посредством антитез: сакральному золотому сосуду противопоставлен профанный керамический - "хорошо вылепленный". Продолжение речей господина Дапсуля словно призвано объяснить конфликт Саламандра и ведьмы-свекловицы, но мысль провидца мировых тайн вновь соскальзывает в гастрономическую область: "Гномическое начало противоборствует воинственной саламандре, и я рад тому, что буду есть пастернак, который ты отменно готовишь" [2, IV, 422].
Захваченность мира "Королевской невесты" сугубо материальными, почти животными интенциями распространяется на персонажа, который мог бы служить противовесом бездуховности. Речь идёт о женихе фройляйн Анны Амандусе фон Небельштерне. Этот студент, не лишённый дара стихотворства и предающийся восторженным созерцаниям, не развивает тип Ансельма, Натанаэля, Бальтазара, но становится злой пародией на него. Его письма возлюбленной состоят в основном из романтических клише сомнительной адекватности. Например, он обращается к хозяйственной Аннхен: "Небесная дева!" [2, IV, 420]. Вскоре всё же обнаруживаются его прозаические интересы, также связанные с огородом Дапсулхейма: "Не забудь, о высшее существо, приложить к ответу два-три фунта виргинского табаку, который ты сама выращиваешь. Он славно курится и несравненно приятней порто-рико, которым чадят студенты, когда собираются на попойку". [2, IV, 421] Призванный спасти Аннхен от домогательств гнома, он больше самой девушки и её отца пленён богатством короля овощей и мгновенно отказывается от невесты, стоит Даукусу Кароте назначить его свои придворным поэтом. Однако, слушая экзальтированные романсы, гном съёживается, корчится, словно "от нестерпимых колик в желудке" [2, IV, 457] и, наконец, вовсе исчезает под землёй, расторгая помолвку с Аннхен.
Новеллой "Королевская невеста" завершается четвёртый, последний том цикла "Серапионовы братья", следовательно, в ней нужно искать итоги, подводимые автором..
Антитеза "естественное-искусственное" изощрённо раскрывается в другом позднем творении Гофмана - повести "Повелитель блох", которую можно рассматривать как квинтессенцию излюбленных гофмановских идей и художественных приёмов. Здесь тема аморальных экспериментов над природой сопрягается с темой меркантильности. .Ряд мотивов и частично система персонаже тесно сближает её с новеллой "Песочный человек". В обоих произведениях антагонистами выступают учёные, чьё техническое искусство граничит с магией: в первом произведении это Коппелиус-Коппола и профессор Спаланцани; во втором - пережившие самих себя голландские микроскописты XVII в. Антон Ван Левенгук и Ян Сваммердам. Первый за высокую плату показывает жителям Франкфурта дрессированных блох под увеличительным стеклом. Со временем становится ясно, что учёный поработил и заставил разыгрывать представления с маршировками, танцами, катаниями в золотых каретах - официозные и бездушные сцены цивилизованной жизни - вольный народ, "во многих отношениях опередивший <...> людей" [2, V, 393]. В обоих случаях коллеги превращаются в яростных соперников. Позицию девушки-автомата Олимпии занимает Дертье Эльвердинк, "прелестнейшая, хорошенькая куколка" [2, V, 404], существо более сложное, но столь же искусственное, представляющее собой реинкарнацию сказочной принцессы Гамахеи, погибшей от укуса-поцелуя принца Пиявки и лишь частично возвращённой к жизни. Примечательно, что принцесса возродилась в виде пылинки, обнаруженной в чашечке цветка редкого тюльпана, и в тюльпан превращается Дертье Эльвердинк в финале всей повести.
Роль цветов, особенно розы и лилии, в произведениях Гофмана навеяна их религиозно-мистической или алхимической символикой. Но тюльпан лишён эзотерического ореола. Он вызывает в памяти не небесные чудеса, а экономический курьёз, вошедший в историю под названием "тюльпаномания" . Суть его заключалась в беспрецедентном биржевом ажиотаже, поднявшемся вокруг луковиц тюльпанов, пик которого пришёлся на зиму 1636-1637 годов, а местом событий была Голландия, родина Левнегука и Сваммердама. Важно уточнение, что Дертье Эльвердинк появилась из чашечки "желто-лилового тюльпана" [2, V, 380], ведь именно этот сорт пользовался наибольшим спросом в XVII в., и цена его луковицы могла доходить до тысячи гульденов. В контексте этих исторических фактов влюблённость практически всех героев "Повелителя блох" в принцессу-тюльпан, символизирует погоню за наживой или увлечением мнимыми ценностями. Экзотическому пёстролепестному цветку, плоду тщательной селекции и предмету корыстных махинаций противопоставлена традиционная роза - простая, искренняя девушка Розхен , с которой в итоге находит своё счастье Перегринус Тис.
Теперь стоит вернуться к раннему произведению Гофмана, а именно сказке "Золотой горшок", и предположить, что в генеалогии колдуньи Лизы не случайно возникает свекловица, то есть белая сахарная свёкла, искусственно выведенная натуралистом Ф. К. Ашаром (1753-1821), который уже в 1801 г. вывел получение сахара из свёклы на промышленный уровень. С новой овощной культурой естественно связывались у производителей надежды на обогащение, ведь сахар ценился высоко. Итак, в образе колдуньи и торговки Лизы Рауэрин скрыты две страсти: к лакомства и к деньгам.
Критика естественных наук, поставленных на службу коммерции и отдалившихся от этики, высказывалась некоторыми современниками Гофмана. Возможно, писатель был знаком с идеями Г.Г. Шуберта (1780-1860), автора трактата "О тёмной стороне естественных наук". [См.: 4, 34]. Мысль о вторжении в мир природы, навязывании ей новых законов как о преступлении вписывалась в идеологию романтизма и одновременно противоречило общему духу прогресса, господствовавшему в Европе XIX в.. Она могла навлечь на писателя упрёки в обскурантизме, но осуждение грубого потребительства в отношении природы может найти отклик в экологическом сознании XX-XXI вв..
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Берковский Н.Я. Лекции и статьи по зарубежной литературе. СПб.: Азбука-классика, 2002.
2. Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений в 6 т. М.: Художественная литература", 1991-2000.
3. Лаптева И.В. Культурологическое прочтение Э.Т.А. Гофмана на рубеже XX-XXI вв.: онтологизм фантастического / Автореферат на соискание степени доктора философских наук. Саранск, 2008.
4. Храмушина С.И. Религиозно-философская рефлексия в творчестве Э.Т.А. Гофмана / Автореферат на соискание степени кандидата философских наук. СПб., 2016.
5. Шеллинг Ф.В.Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки / пер. с нем. А.Л. Пестова. СПб.: "Наука", 1998.