Блафф. Название этого городка звучит как порыв ветра. И неспроста. Самый южный город Новой Зеландии, Блафф смотрит прямо в Антарктику, и оттуда налетают холодные ветра, разнося соленую пыль по немногочисленным сонным улочкам. Даже летом в Блаффе нередки шторма и проливные дожди, а метеорологические особенности местные жители описывают избитой шуткой всех прибрежных поселений: не нравится погода - подожди пять минут. И она станет еще хуже.

Впрочем, этот весенний ноябрьский денек выдался ясным и почти безветренным, так что большой океанской яхте пришлось заходить в порт на моторе. Подрулив к пирсу, четверо мужчин сноровисто пришвартовали ее, после чего трое принялись возиться с такелажем, а один - по всему видно, пассажир - полез внутрь собирать вещи.

Минут через десять к яхте вразвалочку подошла маорийского вида барышня в форме погранслужбы.

- Приветик, чуваки, - она оглядела яхтсменов с высоты пирса и ловко спрыгнула на палубу. - Готовьте ксивы.

Капитан бросил вопросительный взгляд на выбравшегося наверх пассажира, но тот ободряюще кивнул и полез в рюкзак. Покопавшись в глубине, парень извлек на свет идентификационную карточку и протянул погранбарышне. Та засунула ее в переносной кардридер, глянула на экран и очень пристально посмотрела на пассажира.

- Баллени.

Тот кротко улыбнулся и кивнул.

- Энекен Айсуокер.

Снова улыбка и кивок.

- Ну и имечко.

Пассажир пожал плечами - мол, какое есть.

- А другого гражданства у тебя нет?

- Наш кодекс запрещает иметь двойное гражданство.

Пограничниха презрительно фыркнула. Но расчет был верный - деваться ей было некуда. Новая Зеландия принимала айди-карточки Баллени, то ли из показательного либерализма, то ли в пику всем остальным, то ли в надежде, что строптивые острова рано или поздно приплывут в гостеприимную гавань новозеландского государства. Маорийка потыкала в свой кардридер, вынула карточку и брезгливо протянула обратно, перенеся фокус внимания на капитана.

- Ты тоже оттуда?

- Что вы, мэм, я честный новозеландец, - улыбнулся тот, протягивая карточку, и незаметно подмигнул пассажиру.

Собрав свои вещи, небрежно разбросанные по каюте и кают-кампании, пассажир с рюкзаком за плечами был вскоре готов к сходу на берег. Двое яхтсменов на прощание обнялись с ним на палубе, а капитан пошел проводить до края пирса. Там они остановились.

- Ну ладно, Эни... Давай прощаться.

- Давай.

- Помни, наша судьба в твоих руках.

- Я помню.

- Удачи тебе.

- Спасибо.

Все началось с туристической станции. В конце двухтысячных неутомимый путешественник и владелец туркомпании Родни, годами водивший в Антарктику круизные лайнеры, построил на Бакле купальню и визит-центр. Вообще-то маршруты круизников традиционно лежали вдали от архипелага Баллени, но однажды случилось так, что в море Росса штормом набило льда и судно не смогло добраться до островов Позессьон. Немного поразмыслив, Родни решил идти на Баллени - в конце концов, там тоже были тюлени и пингвины, ради которых туристы и отправились в этот рейс. Десять месяцев в году море вокруг островов сковано льдом, но в этот раз шторм, закрывший традиционный маршрут в море Росса, разбил ледяной панцирь Баллени и угнал его далеко на юг.

Высаживаться решили на небольшой островок Сабрины, известный как одно из немногих доступных мест архипелага, где к тому же находилась колония редких антарктических пингвинов, не говоря уже о бесчисленных вездесущих пингвинах Адели. Отправив отару туристов на берег под чутким руководством гидов-пастухов, Родни решил воспользоваться случаем и обследовать остров Бакл - один из трех больших островов архипелага Баллени. Он и пара его помощников загрузились в зодиак и двинулись вдоль побережья, примечая бухты и пляжи на предмет грядущих высадок. Обогнув очередной мыс, они почувствовали характерный, хорошо знакомый им запах сероводорода и заметили ленту пара, низко стелящегося над водой. Это было что-то новое - никто никогда не сообщал о горячих источниках на Баллени. Родни с помощниками высадились на берег и действительно обнаружили приличных размеров горячий ключ, бьющий из скалы неподалеку от уреза воды.

Родни был человеком действия. Следующим летом он прибыл на Бакл с бригадой рабочих и стройматериалом. К некоторому разочарованию, источник стал значительно слабее, но для обустройства купальни воды все же хватило. Теперь Родни стал владельцем эксклюзивного аттракциона - наблюдение за пингвинами прямо из горячего источника. У компании и раньше не было проблем с заказчиками, а теперь от них и вовсе не стало отбоя, и пришлось арендовать еще одно судно. На следующий год Родни построил возле купальни небольшой визит-центр и домик для смотрителя, который должен был жить там все лето, встречая и провожая группы туристов. Для обогрева домика пробурили скважину и с третьей попытки добились мощной горячей струи.

Слух быстро разошелся, и на третий год на зарождающуюся станцию попросилась пара новозеландских орнитологов, давно мечтавших поработать на Баллени. Родни всегда старался помогать ученым, чтобы сохранять верность духу экотуризма. Он бесплатно забросил их на Бакл, а последним рейсом в начале марта забрал обратно в Блафф. Следом стали подтягиваться другие исследователи, на грантовские деньги построили еще пару жилых домиков и лабораторный корпус. Через пять лет несколько человек впервые остались на зимовку.

Человек с айди-карточкой на имя Энекена Айсуокера вышел из порта и направился к стоянке. Автобусы из Блаффа давно не ходили, и покинуть его по суше можно было лишь двумя способами: на самолете или на автомобиле (если вы, конечно, не планируете совершить пешую прогулку длиной в несколько сотен километров по извилистым горным трассам). Ни один из этих способов Энекену не подходил, поскольку требовал удостоверения личности при аренде машины или регистрации на рейс. Поэтому он двинулся к стоянке, на которой парковались туристы, отправлявшиеся на пароме на остров Стюарта на встречу с "настоящей Новой Зеландией".

Ему повезло - паром только что вернулся с острова, и с десяток туристов в разных концах стоянки загружали багаж в машины. Окинув их быстрым взглядом, Энекен безошибочно выбрал тех, которые подходили для его целей.

- Привет, - улыбнулся он, подходя к двум парням примерно своего возраста. - Не подбросите на север?

На такой вопрос собеседник просто не может ответить "Нет, мне не туда" - все дороги из Блаффа ведут более или менее на север. Один из ребят понимающе кивнул.

- Мы в Данидин. Пойдет?

- Супер! - обрадовался Энекен. - Мне как раз туда и надо!

Родни имел гражданство четырех государств, но ни к одному из них не пылал большой любовью, поэтому на станции никогда не поднимали никакого флага. Сначала это была просто шутка - единственная не-государственная антарктическая станция. А потом вдруг оказалось, что это чертовски хорошая идея. На Баллени потянулись люди, уставшие от абсурда и безумия современного общества: ученые, инженеры и представители других, самых разных профессий, гении-мизантропы, прекрасно разбиравшиеся в экосистемах, фракталах и бозонах Хиггса, но так и не сумевшие уяснить, почему однобортный пиджак нельзя застегивать на нижнюю пуговицу. С запуском аутернета фрилансерам стало все равно, в какой точке Земли работать, и станция пополнилась несколькими профессиональными программистами, чтобы не сказать - хакерами. Не обошли ее вниманием и другие искатели свободы. Фонд Викиликс организовал на Баллени датацентр, а Анонимусы обеспечивали кибер-безопасность, пока станция не начала справляться с этой задачей своими силами. С финансированием тоже не было проблем - научные фонды развитых стран с удовольствием давали гранты на проекты, базировавшиеся на Баллени, стремясь увеличить присутствие своих граждан в этом пока еще ничейном районе Антарктики. Так что станция стремительно росла, и через пару десятков лет на ней обитало уже около сотни постоянных жителей, а в летнее время общая численность порой доходила до пятисот.

Доступ на Баллени был открыт для всех, но туда редко попадали случайные люди. Иногда на станцию забредали герои-романтики или мачо-путешественники, но они никогда не задерживались надолго. Искателям приключений было нечего делать среди людей, которые годами жили и работали в условиях, само пребывание в которых романтики полагали верхом героизма. Зимой и летом станцию окружали черные скалы и белый снег, обдували штормовые ветра, и даже в середине января температура нечасто поднималась выше нуля. Прижиться в таких условиях могли лишь те, кто способен был проникнуть глубже внешней неприглядной оболочки мира Баллени - биологи, изучавшие пингвинов, тюленей, китов и других жителей океана, либо те, кто обитал в своем собственном мире, не замечая ни снега, ни скал - программисты, математики и инженеры. Для таких людей слова 'герой' и 'романтик' были синонимами термина 'идиот', а бесконечные байки о своих приключениях (изложение которых занимало большую часть времени и составляло основу смысла жизни героев) они воспринимали как пустую болтовню. 'Дико скучные люди, эти балленийцы' - сказал как-то в интервью один из знаменитых путешественников, вернувшись со станции.

- Как тебя зовут? - спросил один из ребят, заводя машину.

- Алан, - ответил Энекен.

Парни оказались программистами из Данидина. Они провели на острове Стюарта две недели, обойдя его по периметру, что вообще-то было довольно серьезным марш-броском. Наградой им стала встреча с легендарной птицей киви - символом Новой Зеландии, почти вымершей на двух главных островах. Они до сих пор были под впечатлением и наперебой рассказывали об этих бескрылых созданиях, напоминавших мохнатое яйцо на ножках и с длинным усатым клювом.

- А сам-то откуда? - спросил один из парней, исчерпав свои ораторские способности.

- Из Хокитики. А учусь в Окленде, - это было почти правдой. В Хокитике жила бабушка Алана, а в Оклендском университете он и вправду учился и получил степень бакалавра пару лет назад.

- А, ясно. Студент, значит, - понимающе кивнул парень. Эта легенда имела одно большое преимущество: если ты студент, никто не удивляется, почему ты путешествуешь автостопом.

Он был первым ребенком, родившимся на Баллени. Он появился на свет в январе в разгар полярного лета, когда солнце не опускалось за горизонт, и на вопрос о дате рождения часто шутил, что его день рождения - весь полярный день. На станции не принято было отмечать дни рождения. Никто не помнил, откуда это пошло, но это было даже записано отдельным пунктом в памятке новичкам: "Мы не отмечаем дни рождения".

Родители здраво рассудили, что альтер-эго лишним не бывает, и зарегистрировали сына под разными именами. По матери он был новозеландцем Аланом Ноадом, а по отцу - канадцем Энтони МакКаллопом. Но на станции все звали его Энекен, или просто Эни. Сначала это было прозвищем - в детстве он и вправду очень походил на главного героя первого эпизода "Звездных войн". Но прозвище так шло ему, что постепенно заменило оба имени, и ему показалось вполне естественным записать его в айди-карточку Баллени.

Он, конечно, врал, когда говорил, что кодекс запрещает ему иметь двойное гражданство. На Баллени не было никакого кодекса. И законов на станции тоже не было. Главной статьей конституции Баллени - если бы она была бы когда-нибудь написана - стал бы пункт 'Всегда мой за собой посуду'. Да и то это был не закон, а так, рекомендация. На самом деле, большинство ее не выполняли.

Часа через три они въехали в Данидин. Алан попросил высадить его в центре, неподалеку от Октагона. Устроившись на лавочке в тени эвкалипта, он достал планшет и посмотрел авиабилеты. Подходящий рейс был только на завтра. Что ж, это и к лучшему - будет время погулять по городу. Алан пообедал в азиатской забегаловке напротив церкви шотландского реформатора Джона Нокса, нагуглил недорогой B&B¹ неподалеку, бросил вещи в номере и отправился на прогулку.

Алану нравился Данидин - этот Эдинбург наоборот², самый шотландский из новозеландских городов. Единственное плоское место здесь - это центральная приморская часть, остальные районы теснятся на крутых холмах, и извилистые улочки пронизывают пространство под самыми невероятными углами. Городская легенда гласит, что план Данидина чертили в Британии, но не учли, что местность не плоская; прибыв в Новую Зеландию, педантичные британские строители заметили некоторое несоответствие, но не сочли возможным отклониться от плана. Может быть, в этой легенде и есть доля истины - во всяком случае, именно в Данидине находится самая крутая в мире улица.

До позднего вечера Алан бродил по городу, вдыхая теплый воздух, насыщенный непривычными ароматами цветов и деревьев. Каждый раз, когда он выбирался с Баллени в большой мир, первой реакцией был экстаз от возможности просто ходить по улицам, смотреть на прохожих, дома и буйную новозеландскую зелень, валяться на траве и греться на солнце. Потом он привыкал, а еще через некоторое время начинал скучать по дому. Родители давно убеждали Алана вернуться в университет, чтобы получить магистерскую степень, но он все никак не мог решиться. Четыре года в Окленде, когда он учился на бакалавра, прошли под знаком непрерывной тоски по простому и понятному миру станции, притаившейся на краю света среди черных скал и белого снега.

Его родители были биологами, и именно эта профессия привела их когда-то на станцию, ставшую со временем их постоянным домом. Отец изучал морские экосистемы и занимался самыми разными вопросами, связанными с влиянием отдельных видов на общую продуктивность. Он организовал на станции большую аквариальную, где постоянно ставил какие-то эксперименты с рачками и медузами. Мать Алана, Сильвия, была специалистом по китам, в особенности по косаткам. Уже в возрасте семи лет сын умел различать три сотни ее любимых косаток по фотографиям седловидного пятна и спинного плавника. На каждой особи стояло несколько миниатюрных датчиков, которые записывали все передвижения под водой и передавали их на спутник в момент выныривания на поверхность. Так Сильвия получала информацию о том, куда косатки ходят и где кормятся. Некоторые датчики записывали также звуки и видео, позволяя детально исследовать поведение. Обработка данных с датчиков занимала большую часть времени Сильвии на станции. Зимой, когда почти стиралась разница между ночью и днем, Алан с утра нередко заставал мать за монитором в той же позе, в какой оставил ее вечером, и лишь длинная вереница кофейных чашек указывала на то, что она иногда отрывалась от своего любимого занятия.

Полет был с двумя пересадками - в Сиднее и в Гонконге. Самолет до Сиднея шел полупустым, позволив Алану насладиться отсутствием попутчика в соседнем кресле. На следующем рейсе повезло меньше - в кресло рядом с ним опустился здоровенный жлоб со стрижкой ежиком, волевой челюстью и косой саженью в плечах. Он немедленно занял оба подлокотника, вынудив Алана сиротливо жаться к иллюминатору.

Когда самолет набрал высоту и погас знак "Застегните ремни", жлоб развалился в кресле, занимая еще больше места, и пролистал в гугл-очках список предлагаемых на борту фильмов. Список его явно разочаровал, и он для разнообразия решил завести беседу с попутчиком.

- Ни одного нормального мужского кино, одни сопли, - обратился он к Алану, постучав указательным пальцем по очкам. - Тебе как, нравится что-нибудь из этого?

- Я вообще не люблю кино, - ответил Алан, который даже не взглянул на список.

- Почему?

- Оно редко бывает хорошим. Чтобы снять фильм, нужно много денег, больше, чем чтобы написать книгу. Поэтому кино всегда делают с мыслью о том, как оно будет продаваться. В результате обычно получается ширпотреб.

- Да ты пижон! - фыркнул жлоб. - Сразу видно, в армии не служил. С Австралии небось?

- Из Новой Зеландии.

- А, ну у вас там и армии-то толком нету. Тебя бы в наш взвод в Сирии, может, и стал бы настоящим мужчиной.

Алан пропустил мимо ушей намеренное оскорбление - ему было плевать, что думает о нем этот сгусток мышц под командованием межушного нервного узла. Но фраза про Сирию его заинтересовала - он никогда еще не общался с человеком, который участвовал бы в настоящих военных действиях.

- Ты воевал? Убивал людей? - напряженно спросил он, развернувшись лицом к вояке.

- Уничтожал противника, да, было дело, - не без гордости ответил попутчик.

- Подожди, то есть вот ты правда - на самом деле, своими руками - убивал людей? - настойчиво переспросил Алан. - Стрелял в живых людей из автомата?

- Это не люди, а террористы, - с досадой поправил жлоб. - Посмотрел бы я на тебя, когда бы они на тебя поперли. На войне как на войне, там рассуждать некогда.

- Но они ведь защищают свой дом, - возразил Алан.

- А я защищаю свой.

- Твой дом за тысячи километров оттуда.

- И че? Я защищаю нашу национальную безопасность. Это же гнездо терроризма! Лучше мы их, чем они нас, понял? Это до вашей Новой Зеландии никому дела нет, а у нас в США постоянная угроза терактов.

- Может, как раз наоборот - до нас никому нет дела потому, что мы никого не трогаем?

- Дурак ты, либерал, жизни не знаешь, - презрительно процедил жлоб. - Тебя бы на передовую, там бы ты все сразу понял, как оно на самом деле. Ты хоть раз по-настоящему рисковал жизнью?

- Не рисковал, - ответил Алан.

На самом деле, это было не совсем правдой.

В тот день они снимали хвосты горбачей. Четырнадцатилетний Алан вызвался помогать матери - Сильвия вела летун, а он фотографировал заныривающих китов. По окраске нижней стороны хвоста каждый горбач отличается от прочих. Фотография поступит в базу данных, после чего программа сравнит ее со ста тысячами хвостов горбачей со всего мира и определит, где этого кита видели раньше.

Они висели на месте, когда прямо рядом с ними из воды выпрыгнул игривый горбач. Выпрыгнул с подворотом, как они это любят, и на излете случайно задел летун кончиком одной из своих длинных "рук". Машину отшвырнуло в сторону, она зацепила за гребень волны, перевернулась, шлепнулась в воду кверху брюхом, разметав в стороны тучу брызг, и с обиженным урчанием заглохла. Сильвия и Алан, перекувырнувшись в воздухе, попадали в воду. На них были сухие костюмы с электроподогревом, так что они выбрались на плавающий летун даже почти не промокнув - только шапки слетели и волосы вымокли насквозь. Алан в полете потерял фотоаппарат - ремень был перекинут через шею, но мальчик сделал в воздухе полный поворот.

- Все в порядке? - спросила мать, помогая ему выбраться на раму машины.

- Фотоаппарат... утонул...

- Забудь о нем. - Алан аж рот раскрыл от удивления. Мать всегда с большим пиететом относилась к технике.

Перевернуть летун нечего было и думать, да и все равно движок был безнадежно залит. Сильвия нажала кнопку встроенной в костюм УКВ рации и подала сигнал "мэйдэй" по шестнадцатому каналу. Впервые в жизни ей пригодился сданный тридцать лет назад СОЛАС. Некоторое время никто не отзывался, потом ответил голос с сильным акцентом.

- Ай хиар йу. Телл ми йо позишн³.

Сильвия передала координаты.

- Ай вилл би зеа ин ту аорз⁴.

Теперь оставалось только ждать. Мать и сын сели, прижавшись друг к другу, как японские макаки в фильме БиБиСи. В костюмах еще оставался заряд подогрева, но мокрые головы мерзли на ветру. Погодка была не очень подходящая для таких приключений - ветер усиливался, повсюду виднелись белые барашки.

- А мы не можем связаться с домом? - спросил Алан.

- Нет.

- Почему?

- Потому что рация не добьет до дома, а мой планшет сейчас занимается измерением скорости циркумантарктического течения. Вместе с фотоаппаратом.

Алан виновато вздохнул.

- Я не удержал, он слетел, когда я вниз головой падал.

- Забудь. Даже если бы ты удержал, он бы все равно затек.

- Ну хоть фотки бы скачали.

Сильвия внимательно посмотрела на сына.

- Вот они, современные дети. Мы тут терпим бедствие, болтаемся в океане на волосок от гибели, а он про фотки думает.

- А мы правда на волосок от гибели? - оживился Алан.

- Ну, в общем, не совсем. Но если бы поблизости не оказалось этого судна, то у нас были бы серьезные проблемы. Нас, конечно, рано или поздно нашли бы, но с мокрыми волосами и севшими костюмами мы имели бы все шансы заработать воспаление легких.

А потом к ним подошло судно, оказавшееся китайским ярусоловом. Их сильно несло ветром, и судно долго маневрировало, стараясь к ним приблизиться. Капитан пытался им что-то командовать на ломаном английском, но у него получалось плохо, так что Алан на своем ломаном китайском предложил ему, что они оба будут говорить на родном языке (в детском саду на станции воспитатели общались с малышами каждый по-своему, так что дети Баллени свободно разговаривали на пяти основных языках мира). Так они и переговаривались - капитан на упрощенном китайском, Алан на упрощенном английском. В конце концов судну удалось подрулить достаточно близко, им кинули выброску и на веревке подтащили под борт. Капитан сначала хотел забрать лишь людей, оставив машину на волю волн, но Сильвия заявила, что это казенное оборудование и она за него отвечает. Такой аргумент оказался достаточным для дисциплинированного китайца, и капитан приказал расчехлить лебедку. Летун немилосердно колотило об борт, так что они не без труда закрепили пару тросов и по штормтрапу вскарабкались на палубу.

- Не рисковал, - ответил Алан. Меньше всего ему хотелось сейчас рассказывать попутчику о себе, да тот и не собирался его слушать. В его картине мира не было места концепции, что щуплый студент-пацифист может представлять собой что-то стоящее его внимания. Порассуждав еще немного о военной морали и настоящих мужчинах и не встретив более возражений (поскольку Алан уже потерял к нему интерес), жлоб откинул спинку кресла и звучно захрапел сочным храпом человека, всегда твердо уверенного в собственной правоте.

В Гонконге между рейсами у Алана было пять часов. Сначала он собирался съездить в город, но, посмотрев сквозь стеклянную стену аэропорта на синеющие в дымке небоскребы, отказался от этой мысли. Буйство азиатской жизни угнетало его, вызывая что-то вроде клаустрофобии, если кишащий людьми мегаполис можно уподобить замкнутому пространству. Взяв чашку горячего шоколада, он забился в дальний угол аэропорта, достал планшет и погрузился в изучение истории сирийского конфликта. История оказалась длинной и запутанной, и к тому времени, как объявили посадку на его рейс, он так толком и не понял, с чего все началось и что не поделили все эти люди, убивавшие и умиравшие в длившейся уже несколько десятков лет бессмысленной бойне.

- Знаешь, почему в Британии передние номера на машинах белые, а задние - желтые? - спросил Стиви, задумчиво глядя на площадь.

- Почему?

- Чтобы отличать перед от зада!

Алан недоуменно посмотрел на кузена. Потом до него дошло, и он улыбнулся. У него часто возникали проблемы с пониманием чужих шуток. Впрочем, это работало и в обратную сторону - то, что казалось ему смешным, нередко вызывало у других лишь недоумение.

Они сидели на втором этаже "Старбакса" неподалеку от лондонского вокзала Кинг-Кросс. Снаружи моросил дождь - нормальная лондонская погода для конца ноября. В такую погоду особенно хорошо сидеть в теплом сухом кафе и потягивать капуччино, беседуя о том о сем с давно не виденным родственником.

Стиви был сыном старшей сестры Сильвии. Отец его, состоятельный британец, встретил свою суженую, приехав в Новую Зеландию туристом. Стиви вырос в пригороде Лондона, но в детстве они с Аланом провели несколько месяцев на ферме у бабушки в Хокитике. С тех пор они встречались лишь изредка, но сохранили доброе отношение друг к другу в память о детской дружбе.

Алан задумчиво смотрел в окно. На противоположной стороне улицы под козырьком стояла группа подростков. Они громко общались, оживленно жестикулируя; то и дело кто-нибудь выбрасывал вперед руку с оттопыренным большим пальцем - разговорный аналог "лайка" в фейсбуке - в знак согласия с репликой собеседника. Алан и сам в свое время подцепил эту привычку, и ему стоило немалых усилий избавиться от нее, так как старшее поколение - включая его родителей и большую часть обитателей станции - ее почему-то дружно не одобряло.

Он толком не знал, о чем говорить с кузеном - они жили в совершенно разных мирах, и не так-то просто было найти общие темы для обсуждения. Жизнь на станции, где каждый увлечен своим делом, не слишком способствует развитию навыков светской болтовни. Так что в ответ на шутку про номера машин Алан поделился со Стиви своим наблюдением об особенностях местной сантехники, а точнее, о наличии раздельных кранов с горячей и холодной водой. Эта маленькая деталь превращала утренние умывания и даже простую попытку помыть руки в настоящее приключение.

- Лорд Кельвин изобрел смеситель еще в 18 веке, - сказал Алан. - Он намного опередил свое время. Даже в середине 21 века жители Разъединенного Королевства не научились пользоваться этим достижением технической мысли.

- Это традиция! - обиженно возразил Стиви. - Одна из тех маленьких вещей, которые делают нас британцами.

- Надеюсь, установка смесителя не приравнивается у вас к предательству национальных интересов?

- Тебе этого не понять, - вздохнул Стиви. - Ты ведь человек без родины, откуда у тебя взяться патриотизму.

Алан кивнул. Ему действительно было этого не понять. Патриотизм как идея о превосходстве собственной державы над всеми другими казался ему совершенно абсурдным - даже в большей степени, чем привязанность к дурацким раздельным кранам. Насколько он успел в свои невеликие годы разобраться в мировой общественно-политической ситуации, настоящим врагом простого человека было его собственное правительство, а вовсе не такие же, как он, несчастные обманутые жители другой страны. Даже в самых демократичных странах в верхние эшелоны власти пробивались люди особого склада, так что гражданам оставался лишь выбор из одних или других сволочей.

- Ну я рад, что ты хоть ненадолго вылез из своего медвежьего угла, - улыбнулся кузен. - Тебе надо чаще бывать в большом мире. Ты ведь, вроде бы, собирался подавать на магистерскую?

- Собирался, - вздохнул Алан. - Все никак не могу решиться.

- Почему? С твоими мозгами у тебя не должно быть проблем в академии.

- Да, но... Понимаешь, выбраться из дома на несколько недель, даже на месяц - это одно. А на два года - это совсем другое.

- Вот этого я никак не могу понять. Неужели тебе правда нравится торчать на этом Богом забытом острове? Там же ничего нет!

- Вот именно! - согласился Алан. - Там ничего этого нет: самодовольных идиотов-попутчиков в самолете, безумных толп на улицах, рождественской давки в супермаркетах, религиозных фанатиков, банковских кризисов, постоянного вранья в прессе, бомбежек по мирным жителям...

- Эк тебя понесло, - примиряюще проговорил Стиви. - Ну да, жизнь - сложная штука, а что ты хотел? Надо иметь мужество смотреть правде в глаза. А все это ваше существование в изоляции - это ведь, по сути, бегство от реальности.

Алан вдруг вспомнил, что когда-то, лет пять назад, заезжий океанолог, хлебнув лишнего, втолковывал то же самое его отцу. Ответ отца прочно врезался в его память, и сейчас он процитировал его почти дословно.

- Бегство от реальности? Реальность состоит в том, что жизнь бессмысленна и все мы умрем. Каждый из нас всю жизнь пытается убежать от этой реальности, но в итоге она всех настигает.

На следующий день, немного отойдя от джетлэга⁵, Алан приступил к делу. Прежде всего, ему нужно было разыскать директора Британской Антарктической Программы - старого знакомого его матери. Конечно, проще всего было зайти к нему в лабораторию. Но Алан решил, что профессор будет более сговорчив, если для начала произвести на него впечатление, так что часам к пяти вечера он уже прогуливался неподалеку от институтской стоянки на окраине Кембриджа. Прогуливаться ему пришлось довольно долго: объект вышел из здания без малого шесть. Быстрым решительным шагом он пересек парковку и сел в машину. Алан едва успел подбежать с другой стороны, распахнул дверь и без приглашения плюхнулся на пассажирское сиденье. Захлопнув дверь, он повернулся и встретил полный законного возмущения взгляд профессора. Против ожиданий, тот совсем не испугался - хотя незваный гость и впрямь мало походил на гангстера, готовящего ограбление.

- Что вам нужно? - ледяным тоном процедил профессор.

- Вам привет от Сильвии Ноад, - быстро проговорил Алан.

- Сильвия? - профессор так удивился, услышав давно забытое имя, что тут же оставил все свое возмущение. - Она же на этой... свободной станции. На Баллени. Вы с ней знакомы?

- Я ее сын.

Выражение лица профессора неуловимо изменилось. В нем появилось что-то новое - какая-то ностальгия, тоска по давно ушедшим временам и навсегда потерянным возможностям. Он окинул Алана внимательным взглядом с ног до головы.

- Я мог бы догадаться. Такой же бесцеремонный. Как она там? Все еще возится со своими косатками?

- Да, - кивнул Алан. - У нее все в порядке. Пока существует станция.

Он поерзал, устраиваясь в кресле, и слегка смущенно продолжил:

- Я к вам по такому делу. Вы же знаете, какой нынче год. Близится пересмотр Антарктического соглашения. Что у вас говорят на эту тему?

Профессор откинулся на сиденье и поднял глаза к потолку машины.

- Что говорят, что говорят... - проворчал он. - Вы что, новости не смотрите? Британский сектор наш.

- Я не об этом. Я не стал бы вас беспокоить ради новостей из прессы. Что у вас говорят неофициально?

Профессор снова окинул его взглядом, на этот раз - цепким и пристальным. Алан больше не был для него просто сыном давно забытой подруги юности.

- Для шпиона вы слишком прямолинейны, для официального представителя слишком загадочны. В каком качестве вы ко мне обращаетесь?

- Вы так говорите, как будто в самом деле признаете суверенитет Баллени.

- Почему это?

- Ну как, - пояснил Алан, - шпионы и официальные представители ведь могут быть только у суверенного государства.

- Вовсе нет, вы плохо знаете историю, - возразил профессор. - Но вы не ответили на мой вопрос. Что вам от меня нужно?

- Ну, скажем так. Я обращаюсь к вам за советом как к старому другу своей матери. Что мне делать в свете приближающихся событий?

- Вы просите моего совета? Вот что я вам скажу... Я забыл спросить, как вас зовут?

- Алан.

Профессор бросил на собеседника быстрый взгляд - ослепительный, как вспышка фотоаппарата в темноте, и такой же мимолетный.

- Алан? - переспросил он. - Это мать вас так назвала?

- Да, а что?

- Ничего. Ну так вот что я вам скажу, Алан. У вас ведь есть новозеландское гражданство?

- Да.

- Ваша бабушка все еще живет в Хокитике?

- Да.

- Тогда я вам советую следующее: прямо сейчас отправляйтесь на ферму к вашей бабушке и не высовывайтесь, пока все это не успокоится.

Алан покивал, обдумывая его слова.

- Спасибо, я это учту. Но у меня к вам еще одна просьба. Устройте мне встречу с министром.

- С каким еще министром?

- С государственным министром, ответственным за Антарктический сектор.

- Вы с ума сошли? Кто вы такой, чтобы встречаться с государственным министром?

- Официальный представитель суверенного государства Баллени. Поверьте мне, министр будет вам за это благодарен.

Профессор недобро прищурился и так же недобро усмехнулся.

- Тогда почему бы вам не обратиться через официальные каналы?

- Потому что эта встреча должна быть... неофициальной.

Встреча была назначена в парке Сент-Джеймс через дорогу от Форин-офиса. Это избавляло от необходимости пускать подозрительного иностранца внутрь министерства и затрудняло работу желающим подслушать разговор.

Прибывший на место встречи молодой человек был одет в теплый свитер с высоким горлом. "Сразу видно, что новозеландец", - с некоторым пренебрежением подумал государственный министр. По британским меркам, для конца ноября на улице было довольно тепло.

- У меня мало времени, - после сдержанного приветствия сказал министр. - Будет лучше, если вы изложите свое дело кратко и без задержек.

- С удовольствием, - кивнул молодой человек. - Дело у меня простое: станция Баллени предлагает Британии принять нас в свой состав в качестве заморской территории.

Министр несколько секунд молчал, всматриваясь в непроницаемое лицо собеседника. Предложение юноши сильно попахивало бесплатным сыром, который бывает известно где, а министр, как любой успешный политик, был крайне подозрительным человеком.

- Почему вы сообщаете мне об этом неофициально?

- Чтобы не спровоцировать военный конфликт. Вы знаете, в Антарктике в последнее время стало как-то много военных кораблей. Под флагами самых разных государств. Не исключено, что кто-то решит, что в отсутствие жителей наши острова снова станут ничейными.

- И что же вы предлагаете?

- Вы присылаете к нам хорошо вооруженный корабль с полномочным представителем на борту. В первый день нового года мы подписываем соглашение, согласно которому Баллени становится частью британских заморских территорий. После этого вы оставляете у нас гарнизон, достаточный для защиты станции в случае военного вторжения.

Министр помолчал, прикидывая что-то про себя.

- Допустим, мы согласимся, - сказал он наконец. - Но нам нужно будет с вами подписать меморандум о намерениях... Вы ведь уполномочены подписывать документы как официальный представитель Баллени?

- Никаких меморандумов и письменных соглашений, - решительно возразил Алан. - Любой документ может быть скопирован и передан во враждебные руки, а я не согласен ставить под угрозу жизнь людей на станции. В конце концов, там ведь мои родители, - чуть мягче добавил он, но тут же вернулся к официальному тону. - Мы делаем вам устное предложение, вы его либо принимаете, либо нет. В любом случае, я призываю вас приложить все усилия для достижения максимальной секретности, чтобы никто не пострадал.

- Конечно, конечно, - заверил его министр. - Все будет сделано в условиях строжайшей секретности.

- Отлично, - кивнул Алан. - Значит, мы ждем вас на станции первого января. До того момента, прошу вас, не делайте никаких попыток выходить с нами на связь. В нынешней ситуации любые контакты будут выглядеть подозрительно.

Как только молодой человек попрощался и повернулся, чтобы уйти, министр сделал неуловимое движение рукой. Это движение привело к незаметному для постороннего, но довольно существенному перемещению распределенных по парку человеческих ресурсов. Когда Алан вышел на улицу, за ним неотступно следили три пары глаз.

Алан, конечно, не заметил слежки и даже не пытался ее обнаружить. Он просто исходил из того, что слежка будет в любом случае, и организована она будет достаточно профессионально, чтобы он, дилетант, не мог от нее избавиться обычными способами. Алан прошелся по набережной Темзы и свернул на Вестминстерский мост. Задержался на середине, любуясь зданием аббатства, а затем быстрым решительным движением перелез через парапет и прыгнул в воду.

Ныряльщик из него был тот еще. На станции можно было нырять только в толстенном десятимиллиметровом гидрокостюме, и он начал заниматься этим лишь в подростковом возрасте, помогая бразильцу Рикардо собирать образцы кишечнополостных в прибрежной зоне Бакла. А плавать он научился лет в шесть у бабушки в Хокитике, но там все походы на озеро были сопряжены с неизбежными покусами полчищ песчаных мух, от которых у Алана с непривычки вздувались красные волдыри. Впрочем, сейчас особых умений от него не требовалось. Погрузившись ногами вперед в мутную воду Темзы, он вынырнул, отплевываясь, подплыл к опоре моста, снова нырнул, шаря руками по опоре, и нащупал покатые бока акваланга, припрятанного там сутками ранее. Сунул в рот загубник, нацепил пояс из свинцовых грузов, потом, уже не опасаясь всплыть, накинул на спину акваланг и поплыл под водой вниз по течению, стараясь держаться ближе к левому берегу. Его, конечно, могла выдавать цепочка пузырей, поэтому Алан старался дышать пореже. Вся надежда была на то, что его прежде всего будут искать под мостом и не сразу сообразят, что отсутствие уплывающей головы на поверхности не означает отсутствие уплывающего под водой человека.

Он долго плыл по течению в паре метров под поверхностью реки. Тонкий гидрокостюм, который скрывался под свитером с длинным горлом, помогал сохранить тепло. Время от времени Алан вытаскивал из кармана свитера маленькую водозащитную джипиэску на веревочке и давал ей всплыть. Подождав пару минут, пока она поймает сигнал, он втягивал ее обратно под воду и смотрел, где находится. Так он плыл и плыл вдоль северного берега Темзы, пока не добрался до парка Таррок Темсайд. Вылезать на берег на открытом месте было рискованно, но через парк как раз протекал впадающий в Темзу ручей, который в прилив становился достаточно глубоким, чтобы скрыть дайвера, и был достаточно извилистым, чтобы можно было спокойно выбраться и переодеться в одной из излучин. Здесь у Алана был припрятан рюкзак со сменой одежды. Засунув в него мокрые шмотки и спрятав в траве гидрокостюм с аквалангом, он проломился через кусты и направился к стоянке.

- Как упустили?!

Разведчик виновато развел руками.

- Он прыгнул в Темзу с Вестминстерского моста. Один раз всплыл, а потом пропал, мы смотрели вверх и вниз по течению. Мы думали, он притаился под мостом. Сначала ждали, потом искали, но так и не нашли.

- Может, у него там был припрятан акваланг?

- Мне кажется, вы переоцениваете интеллект штатского.

- Он с Баллени. От этих психов всего можно ожидать. Ладно, ждите тогда, когда он проявится в системе. Должен же он хотя бы границу пересечь. Надеюсь, у него тут нет знакомых с личной яхтой.

По выражению лица разведчика министр понял, что дело нечисто.

- Что такое? Выкладывайте!

- Мы как раз выяснили, что есть. Двоюродный брат Стивен Рассел. 35-футовая яхта в Бернеме.

- Проклятье. Вы установили слежку?

- Да, сразу как выяснили. Сегодня утром к ней приехал владелец, погрузил на борт акваланг и гидрокостюм и уехал. Больше никто не появлялся.

- Хорошо. Продолжайте следить.

Днем и ночью, в дождь и снег за яхтой Стиви внимательно наблюдали. День, два, неделю. Только к Рождеству от бесполезной слежки наконец отказались. Это дело стало первым проколом в карьере сотрудника MI6 Джонатана Паркера.

На паспортном контроле в Хитроу Алан предъявил карточку гражданина Канады Энтони МакКаллопа. Пограничник сунул ее в кардридер и подозрительно уставился на пассажира.

- Здесь нет отметки о въезде. Как вы попали в страну?

Лицо Энтони приобрело растерянно-покаянное выражение.

- Действительно, я не отметился... Я пришел на яхте моего кузена.

- Вы должны были пройти пограничный контроль в порту!

- Да, вероятно... Я как-то даже не подумал об этом, а он ничего не сказал...

- Ваш кузен - гражданин Разъединенного Королевства?

- Да.

Пограничник несколько смягчился. По его представлениям, кузен владеющего яхтой британского гражданина никак не мог быть злостным нарушителем закона. Ясно ведь, что произошла ошибка.

Энтони почувствовал слабину и воспользовался моментом.

- Давайте, я ему позвоню и выясню насчет входного контроля, - предложил он.

- ОК, только быстро, - кивнул пограничник. Энтони достал планшетку и нажал вызов напротив имени брата. Ему повезло - тот отозвался почти сразу.

- Привет, Стиви. Слушай, у меня тут проблемы с проходом границы, - быстро заговорил Эни, не давая собеседнику опомниться. - Из-за того, что мы не отметились в порту, когда пришли на яхте, помнишь? Ты не мог бы сейчас подать заявку на мой въезд? А то меня не выпускают, а у меня самолет через час.

Стиви молчал секунд пять, переваривая, но - надо отдать ему должное - быстро сориентировался в ситуации.

- Хорошо. Только учти, это влетит тебе в копеечку. Мне штраф придется платить.

- Сочтемся! - сказал Эни, передавая планшетку пограничнику. Стиви сообщил свой номер государственного страхования, дату и место въезда, и формальности были улажены. Гражданин Канады Энтони МакКаллоп благополучно пересек границу и сквозь ряды сияющих безделушек Дьюти-фри направился на поиски рейса Лондон-Ванкувер.

На канадской границе никаких проблем не возникло. Пограничник просканировал карточку, глянул мельком на дисплей, вынул ее и протянул обратно владельцу.

- Добро пожаловать домой!

У Эни была теория, что, когда британский менталитет распределяли между колониями, вся спесь и подозрительность отошли к США, так что на долю Канады, Австралии и Новой Зеландии осталось только специфическое чувство юмора. Его отец, правда, утверждал, что Канада унаследовала еще и английскую работоспособность, которая, к сожалению, из-за дальности расстояния так и не добралась до южных колоний, растерявшись где-то по пути. Но тут Эни был с ним не согласен. Во всяком случае, мать работала ничуть не меньше отца.

Ванкувер был для Эни особым городом. Мать всегда говорила о нем с восторженным придыханием. Для нее он был символом сбывшейся мечты - в ее студенческие годы окрестности Ванкувера были домом для самой изученной в мире популяции косаток. Каждая косатка была каталогизирована, имела номер, имя и генеалогию. Тогда это было внове. Сейчас Сильвия сама знала своих косаток "в лицо" и давала им имена, но Ванкувер для нее навсегда остался колыбелью косаточьих исследований.

Там же она встретилась с отцом Эни. Не в городе Ванкувер, а на острове Ванкувер (в соответствии с извращенным канадским чувством юмора, город находится на материке, отделенный от одноименного острова 40-километровым проливом). Отец родился и вырос в маленьком городке в провинции Саскачеван, но его всегда влекло море, и эта тяга привела его на западное побережье, в университет Виктории, что на южной оконечности острова Ванкувер. А познакомились они - совершенно случайно - на Китовом фестивале в Тофино. Так что, в каком-то смысле, самой своей жизнью Эни был обязан китам.

Эни спустился по ступеням из зоны прилета в главный зал Ванкуверского аэропорта. Даже аэропорт в этом городе особый, по-домашнему уютный и запоминающийся после бесконечной вереницы безликих, как будто выпеченных в одной форме азиатских и европейских аэропортов. Ванкуверский аэропорт не даст вам забыть, в какой точке мира вы находитесь: статуи, картинки и маски на стенах - все напоминает о том, что вы вступаете в страну индейцев тихоокеанского северо-запада, а центральную часть аэропорта украшает огромный стеклянный сосуд с местными рыбами, за которым неусыпно следит специально выделенный для этого сотрудник Ванкуверского Аквариума.

"Небесный поезд"⁶ - местный гибрид метро и трамвая - в два счета домчал Эни до Бёрнаби, где у него был забронирован номер в недорогом B&B. Приняв душ, усталый путешественник немедленно завалился спать. На завтра у него была запланирована встреча в Университете Британской Колумбии.

- Доктор Грегори?

- Да. С кем имею честь?

- Это Энтони МакКаллоп, сын Эвана МакКаллопа. Помните, я звонил вам на той неделе из Лондона, вы сказали, что сможете встретиться со мной сегодня...

- Мм, да, возможно, что-то такое припоминаю, - по выражению лица, смотрящего на него с экрана планшетки, Эни понял, что собеседник врет: не помнит он ни его звонка, ни его самого. Оставалось только надеяться, что доктор Кристофер Грегори вспомнит, по крайней мере, имя его отца, с которым они когда-то работали вместе и даже имели пару совместных публикаций. - А по какому делу вы хотите со мной встретиться?

- Об этом я хотел бы поговорить с вами лично. Не по скайпу.

- Аа, вот теперь вспомнил! - обрадовался Грегори. - Вы тот секретный юноша из Антарктики. Но я боюсь, что вряд ли смогу вам помочь.

- Вы даже не знаете, о чем речь, - возразил Эни.

- Ко мне чаще всего обращаются за одним и тем же, - пожал плечами профессор. - Впрочем, если вы так настаиваете, зайдите ко мне сегодня часов в двенадцать. В это время я должен быть у себя.

Эни приехал в университет на полчаса раньше назначенного срока и решил пойти поглядеть на знаменитый скелет синего кита. Скелет занимает первый этаж здания, специально построенного для этой цели к зимним Олимпийским играм 2010 года. Его отыскал на восточном побережье Канады, перевез и собрал доктор Эндрю Трайтс, вообще-то занимавшийся в основном ластоногими, но вошедший в историю университета именно благодаря знаменитому скелету.

Когда в преддверии Олимпийских игр руководство университета решило, что им необходим скелет крупного кита-полосатика, Эндрю перекопал массу источников и свидетельств, прежде чем выяснил, что на островке Принца Эдварда возле Ньюфаундленда лет двадцать назад выбросился на берег синий кит, и местные жители закопали его в землю, чтобы не вонял и не портил пейзаж. Прибыв на место со своей командой и покопавшись в указанной точке, Эндрю обнаружил, что за прошедшие годы кит мало изменился к лучшему: мясо разложилось ровно настолько, чтобы нежность аромата достигла своего апогея, но совсем не настолько, чтобы его можно было легко счистить с костей. Работа по выкапыванию и очистке заняла несколько месяцев. Когда скелет - включая кисть переднего плавника, некогда отпиленную на память одним из местных жителей - был наконец доставлен на нескольких грузовиках через всю Канаду в Ванкувер, выяснилось, что до победы еще очень далеко. Кости были насквозь пропитаны пахучим китовым жиром, и избавиться от него оказалось едва ли не более сложной задачей, чем выкопать кита из земли. Когда и эта проблема была наконец решена, здание построено, а скелет уже наполовину собран, наступила кульминация всей этой истории, о которой участники любят вспоминать и рассказывать, но которая отнюдь не казалась им такой уж забавной в процессе. А случилось вот что: когда к новенькому зданию привезли свежеочищенный череп кита, выяснилось, что он не проходит в дверь. Проектировщикам как-то не пришло в голову, что не все фрагменты скелета разбираются на запчасти. Эндрю Трайтс оказался перед выбором - либо ломать часть стены только что отстроенного здания, что требовало немалых дополнительных затрат, либо пилить череп, что казалось полным кощунством после всех усилий, потраченных на то, чтобы доставить его целиком. В конце концов, решение все же было найдено. Череп не проходил в дверь совсем чуть-чуть, и, измерив его со всех сторон, пришли к выводу, что его можно втиснуть, если повернуть под определенным углом. В ближайшей мастерской был срочно изготовлен особый штатив, надежно удерживавший череп и позволявший вращать его в любых направлениях. Проект чуть не сорвался на финальной стадии - несмотря на все расчеты, череп все же не проходил - но после целого дня игры в китовый тетрис кому-то из операторов с особо развитым пространственным воображением все же удалось провести его через дверной проем, непрерывно подворачивая в разных направлениях.

Отыскав в лабиринте коридоров биологического корпуса дверь с именной табличкой, Эни решительно постучался.

- Войдите! Аа, это вы. Здравствуйте, садитесь, - доктор Грегори указал гостю на стул возле двери. - Одну минуту, я только допишу письмо, - он снова отвернулся к монитору и быстро застучал по клавишам.

Эни осмотрелся по сторонам, отметив заваленные бумагами и предметами невыясненного назначения полки шкафа, несколько постеров на океанологическую тематику на стенах и кормушку для колибри за окном.

- Так какое у вас там дело? - спросил Грегори, не переставая стучать по клавиатуре.

Эни несколько растерялся. Он как-то не готов был излагать свою проблему походя, без должного внимания. Может, этого тоже стоило подстеречь на стоянке, мелькнуло у него в голове.

- Что вы знаете о Баллени? - спросил он в ответ в надежде, что апелляция к компетентности сможет ненадолго оторвать собеседника от электронной почты. Действительно, перестук клавиш замолк, и Грегори сделал полоборота к гостю.

- Баллени? Это станция, на которой работает Эван, верно? Он присылал мне оттуда пробы.

- Да, но я не совсем об этом. Вы слышали что-нибудь о государственном статусе нашей станции?

- Нет, - честно ответил Грегори, снова кладя пальцы на клавиши. - Я думал, это новозеландская станция. Там ведь недалеко до Новой Зеландии, верно?

- Нет, вообще-то там довольно далеко, две тысячи километров, - холодно поправил Эни. - Это как отсюда до Мексики.

- Мда, действительно, довольно далеко, - легко согласился Грегори. - Так чего вы от меня хотите?

Эни вздохнул. Привлечь внимание этого человека было сложнее, чем сдвинуть с места линяющего морского слона. Оставалось только выложить все напрямую.

- Мне нужно выйти на контакт с министром иностранных дел, минуя официальные каналы. Я слышал, у вас есть такая возможность.

В этот момент на рабочем мониторе заиграл вызов скайпа. Профессор не глядя ткнул в кнопку приема. На экране появилась хорошенькая блондинка того типа, какие встречаются в университетах только в отделе кадров или в бухгалтерии.

- Доброе утро, Лианн, - кивнул профессор.

- Доброе утро, доктор Грегори, - блондинка осветила комнату заученной улыбкой. Вам поставка из Гентеха, срочно зайдите, пожалуйста, подписать бумаги.

- Уже иду! - вскочил профессор. - Я на минуту, - бросил он Эни, выбегая из кабинета.

Буквально десять секунд спустя на рабочем мониторе снова заиграл вызов. Прозвенев раз пять или шесть, он отключился, и с характерным чмоканьем на экране появилось текстовое сообщение. Экран был хорошо виден Эни с его стула у двери, и он невольно пробежал взглядом сообщение, затем, заинтригованный, прочитал его еще и еще раз: "Ты где? Срочно выйди на связь! Монстрик вылупляется!!!"

За дверью послышались торопливые шаги, профессор вбежал обратно и глянул на Эни так, будто пытался вспомнить, зачем здесь этот человек.

- Вам звонили, - Эни кивнул на экран. Профессор повернулся, прочитал сообщение, отчетливо произнес "Фак" и настрочил что-то в ответ. Потом повернулся к посетителю.

- Слушай, у меня тут эмердженси. Зайди ко мне попозже, ок? Хотя нет, попозже у меня экзамен. Зайди завтра.

- Хорошо, - сказал Эни, вставая.

- Не обижайся, парень, я правда дико занят!

- Я не обижаюсь.

Эни вышел из кабинета, аккуратно прикрыл за собой дверь, прислонился к стене и достал планшетку, сделав вид, что увлеченно проверяет почту. Впрочем, коридор все равно был пуст. Эни прислушался. Особенно напрягать слух ему не пришлось - профессор говорил на повышенных тонах, только что не орал на собеседника.

- Ты же обещал, что он вылупится только к Рождеству!

- Прости, Крис, ты же знаешь, как это бывает... Я до сих пор не понял, что пошло не так.

- Ладно, я сейчас приду, только забегу в бухгалтерию.

Услышав последнюю фразу, Эни метнулся прочь и едва успел завернуть за угол, как дверь с шумом распахнулась и с шумом захлопнулась. Эни нырнул в лестничный проем и взбежал этажом выше. Но профессор так и не появился - вероятно, побежал по коридору в другую сторону. Университет, как и положено уважающему себя высшему учебному заведению, был настоящим лабиринтом.

Эни погуглил имя человека, от которого пришел входящий вызов и загадочное сообщение. Это оказался завлаб из здания Медицинских Наук рядом с биологическим корпусом. Эни решил отправиться туда на разведку. В коридорах он, естественно, заблудился и обратился к первому попавшемуся студенту:

- Вы не подскажете, где лаборатория Патрика Свенсона?

- А, это как раз наша лаба, - дружелюбно сказал парень. - Пошли, покажу. А тебе зачем?

- Ищу лабу на пиэйчди⁷, - молниеносно соврал Эни, приноравливаясь к широкому шагу собеседника.

- А, ну у нас сейчас не берут. Один грант кончается, другой еще не дали. Но ты спроси на всякий случай, мало ли что, - они несколько раз свернули в неприметные коридоры, завешенные постерами с картинками, похожими на выставку психоделического искусства, и с не менее загадочными надписями.

- Это здесь, вот кабинет Патрика, - махнул рукой парень. - Только он, похоже, в лабе. - Он опасливо заглянул за угол. За закрытой стеклянной дверью виднелся человек в белом халате, склонившийся над столом. - Лучше не заходи туда, когда он работает. Подожди тут. Ну ладно, я пошел, удачи! - и попутчик растворился в лабиринте коридоров.

Эни нерешительно заглянул за угол, раздумывая, не убраться ли ему подобру-поздорову. Если завлаб выйдет, что он ему скажет? Попросится в студенты?

Пока он так раздумывал, внешняя дверь распахнулась, и вбежал доктор Грегори. Эни, застигнутый на месте преступления, уже приготовился оправдываться, но доктор, мельком глянув на него, спросил:

- Патрик у себя?

- В лаборатории, - Эни махнул рукой в сторону стеклянной двери. Судя по всему, доктор распознал знакомое лицо, но принял его за одного из здешних студентов. Эни притаился за углом и прислушался, благо дверь была прикрыта неплотно.

- Как он?

- Полностью вылупился. Уже начал жрать, паршивец. Вот, погляди.

- Красавец... Что же делать? К Рождеству он будет уже не такой.

- Подари сейчас, устрой девчушке сюрприз.

Эни, снедаемый любопытством, высунул голову из-за угла, пытаясь разглядеть, что же они там рассматривают. Вдруг Патрик поднял глаза от чего-то на ладони и увидел торчащего из-за угла Эни.

- Это еще кто? - неприветливо спросил он. Грегори оторвался от созерцания и посмотрел в ту же сторону.

- Это же твой студент!

- Ничего подобного, я его первый раз вижу.

- Странно, а мне он показался знакомым... Подожди, это же тот парень, с Баллени! Ты ведь ко мне только что заходил, так?

Эни кивнул.

- Откуда? - перспросил Патрик.

- Из Антарктики. Дитя льдов, выкормыш пингвинов и белых медведей.

- В Антарктике нет белых медведей, - возразил Эни.

- А ведь и правда, что же это я, а еще биолог. Что ты здесь делаешь, юноша? Шпионишь за мной?

Эни опустил глаза.

- Иди сюда, - неожиданно позвал Патрик. - Ты же хочешь посмотреть, что у нас тут такое?

Эни с опаской подошел и глянул на существо на ладони Патрика. Это был... дракон. Маленький, с мышонка размером, но самый настоящий - с чешуей и кожистыми крыльями.

- Кто это?

- Генетически модифицированный организм, - с горьким сарказмом произнес Патрик. Эни не интересовался дискуссией о ГМО, поэтому смысл этого сарказма от него ускользнул. - Геккон с фрагментом генома летучей мыши.

- Здорово! - искренне восхитился Эни. - А летать он умеет?

- Пока нет. А как вырастет, может и сумеет... если раньше не сдохнет. - Патрик вздохнул. - Учти, если об этом узнает комитет по этике, меня в два счета вышибут из университета.

- Я никому не скажу! - заверил его Эни. - А что такого... неэтичного в том, чтобы скрещивать геккона с летучей мышью?

- Ха, - ответил Патрик. Это было не просто "Ха", это было "Ха", вместившее такое количество разных смыслов и интонаций, какого хватило бы на целую речь о тяжелой жизни научных работников. Тут были и рухнувшие надежды из-за запретов на тщательно продуманные эксперименты, и бесценное время, потраченное на заполнение бессмысленных бумаг, и работа с вечной оглядкой на сборище предрассудков под названием "общественное мнение", и образцы, с большим трудом собранные в далеких странах и навсегда зависшие на таможне.

Патрик сунул дракончика в садок из матового стекла, закрыл крышкой с надписью "Не влезать - убью. Патрик" и задвинул подальше на стеллаж.

- Ну что, ты решил, что будешь с ним делать? - спросил он Грегори.

- Я к тебе зайду вечером. Часов в девять.

- Ок, увидимся.

- Пойдем, парень, - обратился доктор к Эни, двигаясь к выходу из лаборатории. - Честно говоря, я тебе наврал, что у меня сегодня экзамен. Но больно уж не хотелось с тобой разговаривать. Очень я устал от этих бесконечных просьб передать что-то министру. Все что-то от него хотят, и все идут ко мне, потому что я с ним знаком. Но я ведь не его секретарь! Мы просто приятели. Пиво, футбол, рыбалка. Я понимаю, у вас у всех важные дела. Но и ты меня пойми - я не хочу портить наши дружеские отношения всеми этими деловыми разговорами. У него и так жизнь несладкая, если еще и я начну... - он беспомощно развел руками.

- Я понимаю, - кивнул Эни. - Только вот вы меня не совсем поняли. Это не мне нужен министр, это я ему нужен. Просто он об этом еще не знает. Все, о чем я прошу, - сообщить ему, что с ним готов встретиться представитель Баллени. Он знает, о чем речь, и, поверьте мне, будет вам очень благодарен.

Нагулявшись по Стэнли-парку, Энтони собрался уже было залечь спать, когда планшетка огласила тесную комнатушку мелодичным звоном. Эни нажал прием.

- Привет, Ники! - обрадовался он. Ему нечасто звонили со станции, даже родители удостаивали его этой честью лишь раз в несколько дней, а уж звонок от Ники был вообще явлением исключительным.

- Ты где это? - вместо приветствия подозрительно спросил приятель, стараясь разглядеть, что находится за спиной у собеседника.

- В Ванкувере. В B&B. Не бойся, тут никого нет, - успокоил его Эни.

Ники и Эни были единственными представителями первого поколения родившихся на Баллени, кто остался жить на станции. Эни - потому, что ему там нравилось, Ники - потому, что ему не нравилось во всех остальных местах. Ники не переносил общества незнакомых людей; летом, когда на остров наезжало множество сезонных исследователей, Ники практически не вылазил из своей каморки, чтобы не столкнуться ненароком с кем-нибудь из чужаков. Только зимой, когда на станции оставались лишь свои, он становился несколько более коммуникабелен. Среди старожилов Баллени бытовала шутка, что сумма айкью⁸ и социального интеллекта в любом человеке - величина постоянная, и в случае Ники все ушло на первое слагаемое.

На станции Ники отвечал за кибербезопасность. Эни сроду не слыхал о кибератаках или других подобных проблемах и часто подкалывал приятеля, что тот борется с призраками. Ники злился и заявлял, что на станцию ежедневно обрушивается множество хакерских атак, и лишь его неусыпный труд позволяет их успешно отражать. Проверить это было невозможно, но в мире компьютерщиков Ники пользовался большим уважением, так что на станции предпочитали довериться ему и не задавать лишних вопросов.

- Какого черта ты в Ванкувере, ты же, вроде, в Лондон собирался? - сварливо спросил Ники.

- Ну да, собирался, - весело ответил Эни. Ему нравилось поддразнивать приятеля. - Но Земля-то круглая. Что Лондон, что Ванкувер...

- Вечно ты гонишь пургу.

- Да ладно тебе. Что у вас там происходит?

- Известно что. Как обычно, столпотворение, - так Ники называл ежелетнее нашествие сезонных исследователей.

- А чего звонишь-то?

- Да понимаешь, такая штука, надо с кем-то поделиться, а тут все заняты...

Эни приосанился. У Ники нечасто возникало желание чем-то с ним поделиться, и это было большой честью.

- Слушаю тебя внимательно!

- Я тут посчитал... - Ник замялся, не зная, как объяснить расчеты своему математически альтернативно одаренному другу. - Короче, ты что-нибудь помнишь из квантовой физики?

- Ну, помню, а что?

- Что помнишь?

- Ну, корпускулярно-волновой дуализм там... бозон Хиггса...

- Понятно, - вздохнул Ник. - Тогда попытаюсь объяснить на пальцах. Помнишь, в детстве Саша учил нас строить компьютерные модели?

- Ну, помню. И что?

- Смотри, как можно построить, допустим, модель морской экосистемы? - Эни оценил широкий жест друга, снизошедшего в своем объяснении к его морским биологическим склонностям, хотя сам он с истинно технарским снобизмом считал их глупым баловством. - Можно задать биомассу продуцентов, консументов разного порядка, скорость потребления. Это будет модель процесса. А можно смоделировать каждую рыбу, каждую креветку, каждую водоросль, смоделировать максимально достоверно - сколько она живет, когда размножается, чем питается и так далее. Это будет агент-ориентированная модель.

- Ну да, помню, и что?

- Всякая агент-ориентированная модель имеет свои пределы, - менторским тоном продолжил Ники. - Например, ты же не будешь моделировать каждую молекулу воды, в которой плавают твои креветки. Или каждую молекулу хитина у них в панцире. Ты просто задаешь какие-то свойства среды, максимально приближенные к реальным.

- Ну и что?

- И то, - огрызнулся Ники. - Я тут посчитал и выяснил, что на субатомном уровне просто не может существовать отдельных частиц. Все эти электроны, протоны, нейтроны в действительности не существуют. Есть просто среда с определенными свойствами.

- Э.. ну и что? Мы, вроде, даже в Курсере⁹ что-то такое проходили. Типа, у электрона нет определенного положения в пространстве.

- Одно дело - нет положения, а другое - нет самого электрона! Ты что, не понимаешь, что это значит? Это значит, что на субатомном уровне наш мир не является агент-ориентированным! То есть, мир - это просто модель, и в реальности его не существует!

- Ага, пойди сядь голой жопой на раскаленную плиту, а потом рассуждай, что реальности не существует, - съязвил Эни.

- Ты дурак и ничего не понимаешь, - вздохнул Ники.

- Сам ты дурак! Я тут вас спасаю, а ты фигней какой-то страдаешь.

- Спасаешь? От чего это, интересно?

- Ты что, забыл, какой нынче год? Или о том, что написано в Антарктическом соглашении?

- И что? Скоро это будет никому не нужно. Ты последний номер Нэйчур¹⁰ вообще читал?

- Нет, а что, должен был?

- Ну так почитай, невежда! Все, до связи! - и Ники отрубился.

Некоторое время Энтони задумчиво смотрел на экран. Потом нагуглил последний номер Нэйчур и стал просматривать содержание. "Стохастичность метаболизма и роста на клеточном уровне". Нет, это не то. "Бактерии из глубинных скважин используют бор вместо углерода". Тоже не то. Ага, а вот это уже похоже на то, что может заинтересовать Ники: "Квантовая телепортация энергии". Он прочитал статью несколько раз. Автор очень старался сделать ее доступной, все-таки Нэйчур, не Квантум Физикс какой-нибудь, но Эни все равно ничего не понял. Поразмышляв немного, он пролистал список контактов и нашел Сашу. Тот был онлайн.

"Привет. Ты читал последний номер Нэйчур?" - написал Эни.

"Нет, а что?"

"Там статья про квантовую телепортацию энергии".

"Скорее всего, очередная туфта. В Нэйчур в последнее время много всякой фигни печатают, половину потом опровергают в течение пяти лет".

"Ясно".

После некоторой паузы пришло новое сообщение: "А кто первый автор?"

Энтони посмотрел.

"Какой-то Мартин Галлахер из MIT¹¹".

"Я сейчас гляну", - немедленно ответил Саша. Минут через пять он написал:

"Я там мало что понял, но этот Галлахер хороший парень и честный ученый. Я его знаю лично, он не стал бы гнать туфту даже ради публикации в Нэйчур."

"То есть, это может быть правдой?"

"То есть, да, может".

"И что это означает в глобальном масштабе?"

"В смысле?"

"Ну, для человечества".

"Прежде всего, неограниченный источник энергии. Атомный реактор на Луне сейчас обеспечивает только научную станцию. Он мог бы выдавать в десять раз больше энергии, но как ее доставить на Землю? Если эту проблему решить, то полное обеспечение потребностей человечества энергией с Луны - вопрос 10-15 лет."

"Круто".

"Соответственно, это означает падение цен на нефть. Она будет нужна только как химическое сырье. Экономика сырьевых стран обвалится. На Ближнем Востоке будет полный крах. В России тоже."

"Сожалею".

"А я не очень. Может, хоть теперь они научатся делать что-то помимо тупого высасывания нефти из земли. Не волнуйся, малыш, если бы я был патриотом, я бы не жил на Баллени."

"ОК. Ну а что это означает для нас? Антарктика будет никому не нужна?"

Пауза.

"Ты сам до этого додумался?"

Эни испытал сильное искушение ответить, что да, но честность победила.

"Мне Ники сказал, что я занимаюсь фигней, и посоветовал почитать Нэйчур. До остального да, сам."

"Ясно. Но он не прав. До Нового года меньше месяца, так быстро ничего не изменится. К тому же, кое-кто имеет на нас зуб не только из-за нефти. Так что продолжай, малыш, от тебя сейчас многое зависит."

"ОК. До связи."

Саша был родом из России. Настоящее его имя было Александр, но на станции все почему-то звали его женским именем Саша. Энтони не знал толком, почему, и не особенно задумывался об этом, полагая, что это такое прозвище, вроде его собственного "Энекен". Когда-то, еще до развала российской Академии, Саша успел отучиться в физтехе и поработать пару лет в каком-то НИИ. Потом НИИ слили с десятком других, Сашу сократили, и он отправился искать лучшей жизни за границей. В конце концов, он прибился в качестве статистика к какой-то шотландской группе, изучающей морских млекопитающих. Поездки в экспедиции не входили в его должностные обязанности, но он очень хотел побывать в Антарктике и как-то напросился волонтером в группу с коллегами. Экспедиция как раз была на Баллени.

Вернувшись в Шотландию, он доработал свой трехлетний контракт, получил туристическую визу в Новую Зеландию и с очередным круизником Родни добрался до станции. С тех пор он не выезжал никуда дальше Новой Зеландии - только там без проблем принимали айди-карточки Баллени, а с просроченным российским паспортом не очень-то покатаешься по заграницам.

В контактах у Эни Саша был записан как "Бог". Пошло это с того, что как-то раз в приступе меланхолии он заявил:

- В современном русском есть такое слово - бомж, оно обозначает бездомного человека. На самом деле это аббревиатура, она расшифровывается как человек Без Определенного Места Жительства. Ну а я - человек Без Определенного Гражданства. Иначе говоря, бог.

За неимением русского шрифта, а также вследствие своего извращенного канадско-новозеландско-балленийского чувства юмора Эни записал это слово латиницей - "Bog"¹².

- Чем вы докажете, что вы действительно с Баллени?

Энтони молча достал карточку и протянул министру. Тот взял ее и внимательно, но с некоторой брезгливостью осмотрел.

- Энекен Айсуокер, - прочитал министр, нарочито растягивая слова. - Вы, вероятно, полагаете это забавным. А вы отдаете себе отчет, что таким же образом, под вымышленными именами, прикрываясь авторитетом вашей станции, у вас могут скрываться люди, совершившие серьезные преступления?

- Например, выложившие в открытый доступ документы о том, как правительство самой демократичной в мире страны отдало приказ стрелять по мирным жителям? - невинно спросил Энтони.

Министр бросил на него пронзительный взгляд: "А, так ты из этих". На миг Эни показалось, что лицо министра - это неприступный бастион, а глаза - амбразуры, за которыми скрывается пулеметчик, уже нацеливший свое смертоносное оружие. Энтони вспомнил, зачем он здесь, и отвел глаза.

- Впрочем, если вы примете наше предложение, - сказал он, - у вас будет шанс самостоятельно навести там порядок.

Пулеметчик в глазах министра убрал палец с курка и немного расслабился, но черные дула по-прежнему были нацелены на собеседника.

- Позвольте задать вам один вопрос, - с подчеркнутой вежливостью произнес министр.

- Я вас слушаю.

- Почему именно Канада?

Энтони был готов к этому вопросу. Для каждой страны у него был заготовлен свой ответ, хотя в Британии он и не понадобился.

- Компромисс, - сказал он. - Нам нужен сильный покровитель - достаточно сильный, чтобы противостоять всем остальным. И достаточно либеральный, чтобы не пересажать половину жителей станции за "серьезные преступления". По первому параметру вы имеете преимущество перед Новой Зеландией и Австралией, по второму - перед США.

Пулеметчик удивленно выглянул из амбразуры, чтобы получше рассмотреть своего странного противника, и тут же спрятался обратно, снова прижавшись к привычному и надежному прикладу.

- А что вы будете делать, если мы не примем ваше предложение?

Энтони изобразил замешательство.

- Честно говоря, мы даже не рассматривали такой вариант развития событий. Отказаться от антарктических территорий, которые сами идут к вам в руки - это ведь прямое предательство национальных интересов страны. Если об этом узнает пресса, это будет концом карьеры политика, принявшего такое решение.

- Следует ли это понимать как угрозу?

- Нет, что вы, как вы могли такое подумать! - с простодушной искренностью удивился Эни. - Это просто констатация факта.

За неделю до Рождества самолет с гражданином Новой Зеландии Аланом Ноадом приземлился в Веллингтоне. После промозглой зимы северного полушария декабрьская жара окутала его дурманящим облаком. Запихав верхнюю одежду в рюкзак, Алан вышел из аэропорта, поймал такси и поехал в город.

Конечно, Алан был не единственным посланцем Баллени, отправившимся с заманчивым предложением в государства, имеющие территориальные претензии в Антарктике. На его долю выпали лишь Великобритания и две страны, где он имел гражданство. В то же самое время с полтора десятка других балленийцев посетили свои родные страны, ища встречи с министрами, ответственными за ситуацию в антарктическом регионе.

Новую Зеландию Алан оставил напоследок. Здешнего министра он знал лично - когда-то, еще студентом, тот проходил практику на Баллени, да и потом, уже уйдя в политику, заезжал туда время от времени, чтобы быть в курсе дел и умонастроений обитателей станции.

Заселившись в B&B и немного отойдя от перелета, Алан позвонил министру.

- Привет, Боб! Как дела?

- Привет, Алан! Дела как обычно - хуже некуда! - жизнерадостно отозвался министр. - А ты как?

- Я в Веллингтоне, - вместо ответа сказал Алан. - Хотел бы с тобой пересечься, если найдешь время.

- Для суровых покорителей Антарктики у меня всегда найдется время. Как насчет сегодня вечером?

- Отлично! Где-нибудь в центре?

- А давай у меня? Летисия с детьми уехала к родителям в Роторуа на все Рождество, а я торчу тут один, никак не могу вырваться. Посидим, пива попьем...

Около семи вечера такси Алана остановилось у ворот дома министра. Хозяин уже ждал его с полным холодильником пива и горячим бараньим шашлыком из супермаркета. Расположившись в довольно запущенном садике, заросшем флексом¹³, официальный представитель Баллени и официальный представитель Новой Зеландии приступили к неспешной беседе под песню птички туи, упорно высвистывавшей музыкальную фразу из "Rocky road to Dublin".

- Совсем никакой жизни нет, даже в Рождество не дают толком отдохнуть! - жаловался министр. - Вам-то хорошо, забрались куда подальше от мировых проблем и живете в свое удовольствие. А тут то японский сейнер поймают в заповеднике, то студия Джексона на съемках седьмой части "Сильмариллиона" что-то не поделила с местными природоохранниками, то фермеры требуют повысить пошлины на ввоз пищевых продуктов, а горожане - понизить, то профсоюз хочет усиления соцгарантий и протестует против роста безработицы. Вот ты, Алан, умный, образованный мальчик - ты понимаешь, что усиление соцгарантий само по себе ведет к росту безработицы?

- Ээ... нет, - признался Алан. - Точнее, я никогда об этом не задумывался.

- Вот и все так, - вздохнул министр. - Никто не задумывается, как работает экономика, все только требуют, требуют, требуют... Ты им и модернизацию проведи, и рабочие места сохрани, и курс новозеландского доллара держи, и конкурентноспособность нашего экспорта повысь, - министр отхлебнул пива, глянул на собеседника и вспомнил, с кем разговаривает. - Это примерно как одновременно требовать тихой, безветренной погоды и усиления прибрежного апвеллинга¹⁴, - пояснил он.

- А-а, ясно, - кивнул Алан. - Сочувствую. Но на это можно посмотреть и с другой стороны. Вы уж либо сделайте общедоступным качественное образование, либо не сетуйте на тупость народа.

- Резонно, - усмехнулся министр. - Но невыполнимо.

Некоторое время тишину нарушало только пение птички туи.

- А ведь я к тебе тоже по делу, - с некоторым смущением признался Алан.

- Да уж я догадался. Нынче мало кто заходит ко мне поболтать просто так. Да и про вашу Антарктику у нас ежедневно какие-то совещания в парламенте, из-за нее я и торчу тут, вместо того, чтобы отдыхать с семьей.

- Хорошо. Значит, ты в курсе, о чем речь. Собственно, мы хотим предложить вам простое решение: Баллени становится частью Новой Зеландии.

- Что? - министр резко выпрямился в шезлонге, едва не расплескав пиво. - Где же вы раньше были? Мы уже лет пятнадцать вам это предлагаем!

- Ну вот, мы наконец до этого дозрели. Но на определенных условиях.

- Каких еще условиях?

- Вы отправляете к нам военный корабль с полномочным представителем, который прибывает на станцию к первому января. Мы подписываем соглашение, после чего корабль остается нас охранять.

- К первому января? Вы там что, совсем охренели? Рождество же!

- Ничего, отпразднуете и за четыре дня как раз добежите.

- Ты издеваешься? Неужели нельзя отложить это на пару недель?

- Нельзя. К тому времени может быть поздно. У других антарктических государств рождественские каникулы не являются приоритетом перед национальными интересами.

Министр отставил в сторону кружку с пивом, откинулся в шезлонге, закинув руки за голову, и очень, очень тоскливо вздохнул.

- Ты сразил меня в самое сердце, Алан, - печально сказал он. - Я тебе этого никогда не прощу. Я-то наделся хотя бы недельку погостить в Роторуа на озере...

- Ничего, напряжешься сейчас, зато это избавит тебя от множества проблем в будущем, - подбодрил его Алан. - Это я тебе гарантирую, - вполне искренне добавил он.

- Ну что? - спросил Саша, когда Энекен оторвался от бинокля.

- Пять кораблей.

- Хорошо, - удовлетворенно кивнул тот. - Будем надеяться, к утру подтянутся остальные.

- И что мы будем делать тогда?

- Импровизировать.

Поймав тяжелый взгляд собеседника, Саша ободряюще улыбнулся.

- Не паникуй. Пусть тебя утешает мысль, что если что-то пойдет не так, хуже всех будет мне. Мне отступать некуда, а ты, если что, всегда сможешь отсидеться у бабушки в Хокитике.

- Если успею, - мрачно ответил Эни.

Саша подошел к окну и, прищурясь, оглядел горизонт. Два корабля уже было видно невооруженным взглядом.

- Знаешь, что самое главное в жизни? - рассеянно спросил он.

- Успеть вовремя свалить? - предположил Эни.

- И это тоже. Но на самом деле главное - уметь соблюдать баланс.

- Между чем и чем?

- Между всем и всем. Между разумом и эмоциями, между смехом и слезами, между любовью и свободой... И знаешь, почему?

- Ну, почему? - несколько раздраженно спросил Эни. Он не любил патетику.

- Потому что когда чего-то становится слишком много, оно переходит в свою противоположность. Закон инь и янь. Ты никогда не задумывался, почему все эти великие путешественники, операторы-экстремальщики и прочие искатели приключений в жизни оказываются такими скучными людьми?

- Я думал, как раз наоборот, они становятся искателями приключений потому, что у них не хватает воображения на что-то более интересное.

- Это тоже верно и тоже подтверждает мой тезис.

- Ну и что? К чему ты тут развел эту философию? Мы завтра будем искать баланс?

- В каком-то смысле.

- Между Америкой и Китаем?

- Скорее, между игрой в кошки-мышки и в русскую рулетку. Ты знаешь, что такое русская рулетка?

- Нет.

- Вот и славно. Иди-ка ты лучше спать. Часов через пять я тебя разбужу, слетаешь с Бальдуром до кораблей.

- Не могу я спать, у меня джетлэг.

- Ну, тогда почитай что-нибудь... Или в аквариальную сходи...

- "...только не торчи тут и не действуй мне на нервы", - закончил Эни. - А ты нервничаешь-то еще больше моего.

- Еще бы. Я же сказал, в случае чего хуже всех будет мне.

- Ну, Тяо Линю тоже несладко придется.

- Вовсе нет. В Китае умеют ценить хороших специалистов, им там многое позволено. А у нас в России всем плевать, что ты знаешь и умеешь. - Саша вздохнул и с горечью добавил по-русски: - Умные у нас не надобны - надобны верные.

Энекен пошел к себе и улегся на кровать, намереваясь почитать что-нибудь, чтобы отвлечься. Как всегда в таких случаях, палец потянулся к папке с Пратчеттом. Выбор книги тоже не составил труда: сэр Терри умудрился создать произведения на все случаи жизни, есть у него и новелла о войне, затеянной ради никому не нужного острова. Эни открыл "Патриота" и углубился в чтение.

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо.

- Ну и здоров же ты дрыхнуть, даже вызова не слышишь! - возмущался Саша. - Вставай быстрее, полетите с Бальдуром за представителями.

Бальдур был исландцем, единственным исландцем на Баллени. Он не жил постоянно на станции, но регулярно наезжал туда летом, попав в первый раз на туристическом судне, где работал гидом. Бальдур был большим любителем китов и на этой почве сошелся с Эни и его матерью. На станции он отвечал за встречу круизников и взаимодействие с туристами. Раньше этим малоприятным делом приходилось заниматься кому-то из научного персонала (как правило, это был проигравший какое-то серьезное пари), поэтому с появлением Бальдура все вздохнули свободнее.

Бальдур был лучшим драйвером летуна на станции, что пришлось сейчас весьма кстати. Вторым лучшим был Эни. Взяв самую надежную и маневренную трехместную машину, они отправились собирать представителей разных стран с выстроившихся на рейде военных кораблей. Это оказалось не такой уж простой задачей: по морю катилась широкая зыбь, плавно приподнимавшая и опускавшая корабли, и поддувал ветерок, норовивший отнести зависший летун от палубы судна. Саша велел Бальдуру ни в коем случае не садиться на палубу и принимать пассажиров на лету, чтобы не разводить лишних дискуссий и не давать военным ни малейшего шанса проникнуть на станцию вместе с представителями. Поэтому и летун был трехместный - помимо драйвера и ассистента на нем мог поместиться только один человек.

Одного за другим они перевозили бледных от качки и экстремальной погрузки официальных представителей на станцию, а там сотрудники препровождали их в столовую, где ждал завтрак на любой вкус - от мюслей до яичницы с ветчиной - и всепроникающий аромат отличного кофе. Представители оживали на глазах - после нескольких суток морской болезни твердая земля и вкусный завтрак составляют фактически предел человеческих мечтаний. Многие из них были знакомы друг с другом, и вскоре атмосфера заполнилась гулом дружественных бесед, тщательно избегавших одной самой главной темы, занимавшей мысли каждого представителя: почему мы все здесь оказались?

Когда последние представители дожевали свой завтрак и налили кофе, Саша позвал всех в конференц-зал. Зал был небольшой, человек на двести, сейчас он был заполнен примерно наполовину, а для представителей полукругом стояли стулья впереди. Эни заметил отца на одном из передних рядов и подсел к нему.

- Я надеюсь, он знает, что делает, - шепнул ему отец, не отрывая взгляда от Саши.

- Я тоже на это надеюсь, - ответил Эни.

- Приветствую вас от имени свободной станции Баллени, - обратился Саша к представителям разных стран. То ли от волнения, то ли из каких-то специальных политических соображений его русский акцент чувствовался сильнее, чем обычно. - Сегодня мы должны будем сообща принять решение, важное для каждого из вас - и для каждого из нас. Все вы знаете, что статус Баллени является камнем преткновения при разделе антарктических территорий. Мы - единственная станция, не принадлежащая ни одному государству. У нас нет вооруженных сил, которые могли бы нас защитить; мы слишком слабы, чтобы претендовать на независимость, и слишком заметны, чтобы оставить нас в покое.

- Давайте к делу! - нетерпеливо перебил представитель США. - К чему все это собрание?

- Я как раз перехожу к делу, - кивнул Саша. - Вы видите вокруг себя представителей всех стран, имеющих территориальные претензии в Антарктике. Как вы, наверное, заметили перед высадкой, каждый из вас прибыл сюда на военном корабле. Они хорошо оснащены и снаряжены. Более того, судя по росту радиоактивности воды осмелюсь предположить, что где-то поблизости находится российская атомная подводная лодка.

- Почему именно российская? - сварливо спросил представитель России с генеральскими погонами на плечах.

- Потому что только у российской подлодки может так бессовестно течь реактор. Впрочем, я не исключаю, что неподалеку присутствуют лодки и других государств.

Российский, американский и китайский представители обменялись многозначительными взглядами.

- Отсюда, - продолжал Саша, - вытекает одно достаточно очевидное следствие. Если кто-то решит применить силу, не поздоровится никому. Но хуже всего, очевидно, придется тому, кто решится на это первым.

- Почему вы думаете, что мы собираемся применить силу? - спросил представитель Канады.

- Я так не думаю, - возразил Саша. - Я уверен, что вы прибыли на военных кораблях лишь потому, что они быстроходнее гражданских. Но если у кого-то все же возникнет такое желание, шансы его будут невелики. В русском языке есть такая поговорка - камень, ножницы, бумага. Это означает безвыходную ситуацию, в которой никто не может победить: камень затупит ножницы, ножницы разрежут бумагу, бумага обернет камень.

- Глупость какая-то, - прокомментировал представитель США.

- Возможно. Но сейчас у нас именно такая ситуация. Никто не может победить, так как на каждого агрессора найдется достойный противник. А создать коалицию вы не можете, не потеряв лица перед налогоплательщиками, поскольку у каждого с каждым есть конфликт интересов, и не просто интересов, а национальных интересов страны: Баллени не делится на двоих. Так что у вас, по большом счету, есть два выхода: попробовать захватить станцию силой, устроив тут побоище, и, таким образом, с большой вероятностью начать третью мировую войну, либо продлить Антарктическое соглашение еще на пятьдесят лет. А чтобы мировое сообщество не оставалось в неведении относительно вашего судьбоносного решения, мы организовали прямую трансляцию.

Он кивнул двум незнакомым Эни людям, сидевшим в проходе. Один из них вскинул глазастую би-камеру, а другой вышел вперед и бодро протараторил с едва заметным русским акцентом:

- Дорогие зрители, вас приветствует специальный корреспондент телеканала Раша Тудей Олег Быстров. Мы ведем прямую трансляцию с антарктической станции Баллени. Сегодня здесь собрались представители всех держав, имеющих территориальные претензии в Антарктике. В ближайшие несколько минут решится судьба мира. Что нас ждет - Антарктическое соглашение или третья мировая война? Оставайтесь с нами!

Эни глянул на российского генерала. Нет, это была не его выдумка - на его лице было написано чистое, незамутненное бешенство. Да, не поздоровится корреспонденту по возвращении на родину. Может, это все блеф? Он украдкой достал планшетку и нагуглил Раша Тудей. Нет, все честно - на первой странице большими буквами: "Мир в Антарктике или третья мировая?" и видеотрансляция из их зала.

Первым пришел в себя представитель Новой Зеландии.

- Ну что же, коллеги... Я думаю, нам следует обсудить условия договора.

Молодец, Боб, похвалил его про себя Эни. Новой Зеландии договор был выгоднее всего, так как территориальных претензий у нее было много, а вооруженных сил - мало.

- Я возражаю! - поднялся представитель Аргентины. - Мы не можем сейчас обсуждать продление договора, это тема ближайшего заседания комитета по Антарктическому соглашению в Буэнос-Айресе.

- А я думаю, что можете, - веско сказал Саша. - Вы все уполномоченные представители своих государств, вы все ехали сюда, чтобы подписать договор с Баллени.

Лица некоторых представителей интересным образом поменяли выражение. Кажется, до них только сейчас дошло, что они все были приглашены сюда под одним и тем же предлогом.

- Значит, вы можете подписать и меморандум о намерении продлить соглашение на прежних условиях еще на 50 лет. Текст меморандума у меня уже готов, - он кивнул сидевшему в первом ряду Бальдуру, который взял с соседнего сиденья стопку листов и прошелся по представителям, раздав каждому по копии. - Вам остается только подписать его, а мы передадим его в Буэнос-Айрес.

Представители зашелестели бумажками, изучая меморандум. Эни заметил, как русский генерал придвинулся к Саше.

- Предатель, - услышал он зловещий шепот.

- Что вы, я ваш спаситель, - улыбнулся Саша. - Очень скоро вы это поймете. Вы читали последний номер Нэйчур?

Блафф. Название этого городка звучит как порыв ветра. И неспроста. Самый южный город Новой Зеландии, Блафф смотрит прямо в Антарктику, и оттуда налетают холодные ветра, разнося соленую пыль по немногочисленным сонным улочкам.

Ясным ноябрьским днем, когда солнце припекало уже почти по-летнему, к пирсу подошел двухместный летун с закрытой кабиной. Крышка откинулась, и на пирс ступил бодрый дед лет семидесяти, а за ним - молодой светловолосый парень с открытым, честным и оттого даже немного глуповатым лицом.

К летуну вразвалочку подошла маорийского вида барышня в форме погранслужбы.

- Приветик, чуваки. Готовьте ксивы.

Старик благожелательно улыбнулся и провел рукой над браслетом на запястье пограничнихи.

- Алан Ноад, - кивнула маорийка. - Добро пожаловать в Новую Зеландию. Давненько ты у нас не появлялся. А ты, юноша?

Молодой человек небрежно махнул рукой над браслетом.

- Баллени.

Тот кротко улыбнулся и кивнул.

- Люк Айсуокер.

Снова улыбка и кивок.

- Ну и имечко.

Юноша пожал плечами - мол, какое есть.

- А другого гражданства у тебя нет?

- Наш кодекс запрещает иметь двойное гражданство, - ответил парень.

Пограничниха презрительно фыркнула. Но расчет был верный - деваться ей было некуда. Новая Зеландия принимала чипы Баллени, то ли из показательного либерализма, то ли в пику всем остальным, то ли в надежде, что строптивые острова рано или поздно приплывут в гостеприимную гавань новозеландского государства.

- Добро пожаловать в Новую Зеландию, Люк Айсуокер.

Когда пограничниха отошла, старик повернулся к юноше и глянул ему в лицо.

- Ну ладно, Люк... Давай прощаться.

- Давай.

- Помни, наша судьба в твоих руках.

- Я помню, папа.

- Удачи тебе.

- Спасибо.

1. ↑Bed and Breakfast - недорогая гостиница с бесплатным завтраком.
2. ↑ Dunedin - старое название Эдинбурга, от гэльского Dùn Èideann.
3. ↑ Я слышу вас. Сообщите мне вашу позицию (искаж. англ.)
4. ↑ Я буду там через два часа (искаж. англ.)
5. ↑ Jetlag - несоответствие внутреннего и внешнего времени, возникающее при быстром перемещении через несколько часовых поясов.
6. ↑ SkyTrain - система легкого метро в Ванкувере.
7. ↑ PhD - аналог нашей аспирантуры.
8. ↑ IQ - коэффициент интеллекта.
9. ↑ Coursera - система бесплатных онлайн-курсов.
10. ↑ Nature - один из самых авторитетных междисциплинарных научных журналов.
11. ↑ Массачусетский Технологический Институт.
12. ↑ Болото (англ).
13. ↑ Flax (англ. "лен") - местное название распространенного в Новой Зеландии растения рода Phormium.
14. ↑ Апвеллинг (англ. upwelling) - подъем океанической воды из глубин. Прибрежный апвеллинг может возникать вследствие действия ветра, который "сдувает" верхний слой воды от берега и таким образом создает силу, подсасывающую воду из глубины.