... Было не слишком холодно. Она первый раз вошла в здание, куда надо будет приходить в течение полу года. Новая работа, или курсы повышения, быть может, какие-нибудь семинары... - мы знаем лишь о временном характере рисуемых событий...
Лёгкое волнение от грядущих знакомств, светлая комната. Через несколько минут здесь появится ещё один персонаж... Но не будет пафосных аккордов вступающего оркестра, не будет плавных, словно в замедленной съёмке, движений, не распахнётся неожиданно окно, никто не вскрикнет и не выронит бокал... Всё будет обыденно. Ну, или почти всё...
Чтобы познакомиться с человеком, порой, достаточно минуты, чтобы узнать его, иногда, не хватает жизни, но, чтобы почувствовать, времени не требуется - можно сразу пронаблюдать реакции организма и сделать выводы. И, сделав их, оставить при себе - так требует этика в данном месте данной планеты.
Это не важно, начать ли с поэтического описания пейзажа, событийно насыщенного эпизода, или философского измышления... Вступление можно позаимствовать у известного автора, если уж с этим возникают какие-то трудности. Качественно компилированный плагиат всегда идёт "на ура" среди владельцев ленивого сознания, то есть среди нас.
Перенесёмся теперь в одно из уходящих лет, или даже в осень, ту самую, когда мы бродим по отзвучавшей листве полные мыслей о чём-то, в золотистом ощущении не отягощённости временем, наблюдая ни с чем не связанные закаты. Возможно, это ещё не случалось с Вами, но я и не говорил, что мы переносимся в прошлое...
... Деревня дрейфовала в тишине осени. Когда машина двигалась, неподвижные верхушки тёмных елей нижележащего леса вырисовывались нереально чётко, словно на стереокартинках, среди золотых берёз и румяных осин... Эта чёткость сравнима с воспоминанием детства, когда ползаешь по высохшей траве, и кажется, вот-вот найдёшь в ней что-то очень важное для себя и красивое... Это ощущение возвращается к нам иногда... Оно сравнимо ещё с чувством полёта, когда мы любим, или по каким-то иным причинам думаем, что живём не зря.
Чтобы увериться в своих собственных мыслях, нам достаточно лишь прочитать их у кого-нибудь ещё.
Если бы кто-нибудь, очень похожий на тебя, попросил бы рассказать ему о тебе, что бы ты счёл нужным осветить о себе самом?
Наше поколение впитывало в детстве слишком много драм, заложенных нелепыми методистами-неудачниками в списки "необходимых к изучению", прошедших рекомендации ведущих идеологов, как "желательные к просмотру". Одни были о войне, другие о классовой дискриминации, третьи о разных системах ценностей, но все они шли от предыдущего поколения, так спешившего поделиться с нами тем, что они не хотели бы видеть в наших судьбах. Жестокий парадокс. Отсюда и склонность к драматизму, всплывающая в нас теперь, в более зрелые годы.
А мы хотим познавать законы, по которым можно жить так, чтобы в душе оставалось ощущение правильности, и что в этом есть смысл. Смысл, не как ментальное понятие, не как сентенция "живу не зря", а как смысл Божественной Воли, сопричастность к процессу Миротворчества. Это ощущение сравнимо ещё с ощущением полёта... Оно привносит смысл, и мы растём.
Иногда, в надежде обрести его вновь, мы нарушаем привычный порядок, уединяемся, хотя бы на некоторое время, и, шурша по вышеописанной листве, думаем, КАК это сделать.
Но возвращаясь, спотыкаемся об обыденность, и снова начинаем собирать положительные воспоминания, чтобы потом, на старости лет перебирать их, словно чётки...
Где-то в районе пятого занятия, он написал ей письмо. Оно начиналось словами:
"...За окном не слишком холодно, по телу веселяще переливается свежевыпитый кофе, в голове лёгкое волнение от грядущих знакомств. Благосклонны ли будут Хранители?
...Холл, кабинеты, лестница, этаж, дверь послушно уходит вправо, и взору открывается вид светлой комнаты...
Просто вид светлой комнаты. Не было пафосных аккордов вступившего оркестра, не было плавных, словно в замедленной съёмке, движений, не распахнулось неожиданно окно, никто не вскрикнул и не выронил бокал...
Всё было обыденно. Ну, или почти всё..."
Письмо насчитывало больше одной страницы. Хотя в середине и были сложноватые конструкции, общее впечатление оставалось неоднозначно приятным, и, в процессе чтения часто хотелось спросить, что же именно имел в виду автор. Оно заканчивалось так:
"...Помнишь, на Невском туссуются художники, пишущие с натуры карандашом? Они не претендуют на истинность, просто выражают своё отношение к натурщику, рискуя принять минутное настроение человека за его основное состояние. Так вот, данное Эссе, если можно так выразиться, не является приложением к истории моей болезни. Это точно такой же набросок, только вместо угля - слова, и я дарю его тебе на память.
В любом случае, желаю, чтобы твои мечты сбывались, если они конечно правильные.
What are the correct daydreams?"
Он - обычный персонаж, только в джинсах, любит общаться с людьми без предрассудков, открытыми для любых тем. Любит слушать тишину и бродить там, где много неба. Любит плюхаться из парилки в бассейн и радоваться достижениям. Любит анализировать, и не любит навязываться. Он предпочитает искусство, где присутствуют светлая идея, юмор, и мысль, ведущая " за "...
Вспоминается отрывок старого фильма с Никитой Михалковым и Настасьей Кински, где они разговаривают на кухне, и он робчет ей о чувствах, а она отвечает, что в принципе не имеет ничего против, - просто не хочет быть обманутой. Не помню, что там было дальше.
Иногда мы хотим, чтобы всё стало настоящим, иногда мы делаем всё, чтобы остаться в плену самообмана. Подобные осознания быстро затмеваются иными целями и желаниями, теряясь в той обыденности, о которую мы спотыкаемся, возвращаясь из уединения...
Итак, он выбрался в деревню на недельку-другую, чтобы отстранённо поразмыслить над тем, любит ли он сочинять, что нужно его душе в этой жизни, как сохранить тело подольше, и, чтобы отдохнуть от мыслей тоже...
Перед отъездом он склепал анкетку о знакомстве, и, в тот момент они существовали параллельно: он - в сети своих желаний и намерений, она - в материальной проекции этой сети...
Там говорилось об умении организовывать события жизни, о неуютности через чур дорогих интерьеров, о безграничных возможностях современного мира, взаимосвязанности всего и всех и было выражено стремление отгородиться от дымной части человечества, ни в чём, однако, её не упрекая.
Ещё там была мысль о божественно правильном устройстве судеб, в которых есть всё, в чём мы нуждаемся, а отсутствие каких-либо средств говорит лишь о непоставленности задачи.
Ведь силы даются на реализацию конкретных смыслов, и только. Сначала сопоставляются ценности, а уже после выясняют, кто, сколько и чего сможет привнести, чтобы найденный смысл смог получить физическое, или какое-нибудь там ещё, тело, если оно ему вообще нужно.
Хорошей картине, книге, или желающей воплотиться душе, тело, скорее всего, пригодиться, и, чем тщательнее будут проработаны тонкие планы, тем ближе к замыслу окажется результат. А вот зачем тело заведомо нелепой мечте? Она и невоплощённая может натворить море разных бед.
Ведь порой достаточно впустить в себя мысль, и ты уже расплачиваешься за неё...
Успеваете?
Там говорилось, что подавляющее большинство ищет не любви, нет! Оно ищет УДОВОЛЬСТВИЕ. И всё, что интересует кандидатов, это в какой именно форме, и какую энергию они смогут получить от общения. Будет ли это жилплощадь, социальный статус, душеспасительные беседы, регулярная автоподвозка, незабываемый секс или другие варианты ублажения и кайфоловства.
Отличие своих взглядов на представленную проблему он выразил так:
"...Веду размеренный образ жизни, починяю примусы, продвигаю свои проекты. Интересуюсь всем, что происходит вокруг, но внимание сосредоточено, скорее, на мире внутреннем. ...Выгляжу спокойнее флегматика, но в душе - сангвиник с элементами меланхолии, а посещающая время от времени импульсивность напоминает о светлых годах догорающей юности, когда я был холериком.
...Из домашних животных - держал бы ёжиков и степных кенгуру (пыхтят и прыгают)..."
Много позже, найдя на одном из известнейших, в узких кругах, сайтов весьма молодую особу с подозрительно ярко выраженным творческим потенциалом, он решил вступить с ней в несостоявшуюся переписку, и стал подбирать слова:
"...Однажды Володя подошёл к Марине и спросил её: "Где ты была так долго?"... "
Девушку звали, ну, скажем, Фрося, она училась в универе и, из страха, что не удержит планку, отвечала в стихах. Между учёбой и творчеством она бродила по Питеру, беседуя с монументами и чугунными решётками. Они не могли ничего возразить, поэтому были для неё идеальными оппонентами. Нельзя с большой долей уверенности сказать, захватила ли она период драматической вербализации, но драмы заполняли основную часть её сознания, и от этого она ловила кайф отвергаемого сочувствия.
Во втором письме несостоявшейся переписки были слова: "...роль Морфеуса уже сыграна в мировой истории. Высоцкий умер, а Кински изрядно поизносилась..."
От посещений подобных сайтов в голове, в основном, оставались обрывки, вроде, "так уж вышло, что... бродя по неизведанным просторам инета... жизнь прекрасна... доброго, порядочного, честного, верного... ростом не ниже... жду тебя! Где ты?.. без проблем.... вдруг, что и выйдет... маленькая стерва... просьба не беспокоить... всё к лучшему..." и т. д.
И, чем больше переписок он заводил, тем больше замечал, что превращается в того аборигена из "Марсианских хроник", который, попадая под влияние чужих мыслеформ, уже не мог принять свой естественный облик. Он становился таким, каким его хотели видеть...
Обратный путь второй вылазки в места Силы выдался невероятно особенным, попав на середину октября.
Он ехал по Мурманской трассе, и, сначала шёл дождь, потом густел туман (дело было ночью), вредничал гололёд, а потом валила метель. С интервалом в 30 минут всё методично сменялось чистым звёздным небом, огромным ковшом той самой Медведицы, и всякой другой всячины, чтобы затем снова обрушиться массой осложняющих движение факторов. Вокруг была РЕАЛЬНАЯ СКАЗКА, и было прикольно, когда машина очередной раз пританцовывала на льду...
Он мчался в ощущении вечности, понимая : всё так, как и должно быть, а то, что он смертен, не будет досаждать до тех пор, пока дорога домой не станет слишком явной.
В середине того, не отосланного письма из двух страниц, грациозно синела недолгая проповедь:
"...Есть люди, рядом с которыми обесцениваются просьбы. Это безответственные люди.
Есть люди, рядом с которыми обесценивается весь жизненный опыт. Это святые.
И есть люди, рядом с которыми резко уменьшается наш эгоизм и озабоченность надуманными проблемами, и хочется быть лучше (не делать вид, что лучше, а именно БЫТЬ!). Это люди, которых мы любим, или могли бы любить (смотря в каком мироописании рассматривать данный термин).
Если речь идёт о настоящем, предпочтительнее человек, не только способный понять, а, что более важно, готовый к этой, не всегда лёгкой, не всегда комфортной совместной работе двух душ по завоеванию права называться любимыми..."
Он не отослал письмо, потому что не был уверен в её способности к пониманию. Так он объяснял это себе. Но на самом деле, он даже не догадывался, куда именно его можно было послать с таким изощрённым самовыражением...
Анкета подразумевала несколько слов о предмете поиска. Опять же, надо было выбрать стиль, и проползти тонкой граблей сквозь потенциальную мишуру девичьих мыслей таким образом, чтобы не сойти с ума, и, в то же время, хоть как-то намекнуть достойной даме о своих искренне высоких намерениях...
"... Хотелось бы встретить подругу с творческим взглядом на жизнь. Не обязательно, чтобы творчество было связано с ремеслом, - оно могло бы проявляться в нестандартном мышлении, например, или умении видеть сны...
... В любом случае, желательно наличие СОЗНАНИЯ и основных признаков женского пола. На аристократическом происхождении и гарвардском образовании не настаиваю".
Главное, чтобы она была способной ученицей, учителем, и чтобы от неё не болел правый висок, - думал он, закладывая этот подтекст вторым планом, - чувства не так уж неуправляемы, как пишут в прессе, особенно когда с головой всё в порядке. Но, вот как воссоздать Ту самую, на фоне Этой асфальтовой жизни?..
Был там и третий подтекст, но его могли расслышать исключительно сенситивные сэнсэи и сэнсэйши...
Иногда он отводил руки от клавиатуры и безучастно глядел в окно, на летящие в западном направлении самолёты... - ему хотелось собрать всю звуковую аппаратуру города, выставить в ряд эти несуразные самопальные колонки и бесчисленное количество раз самортизировавшиеся усилители, подключить к ним самый разборчивый во Вселенной микрофон, и вкрадчиво шептать им вслед: "Помните же! Где-то там, в кулуарах домов постройки начала прошлого века, а, может быть даже совсем на виду, сидит старец с бледным лицом, и непрестанно молится за души ищущих и страждущих. Если веки его оживляются, и над головой можно разглядеть еле заметное свечение, значит в этот момент к нему приходят очередные замыслы, идеи и названия... Тогда он поворачивается к монитору и пишет, и пишет, и пишет... "Путь земной", "Нет времени на одиночество", "Трактат о знакомствах", "Нервно, и немного скрипки..." ..."
... По утрам будильник нещадно вырывал её из одного Мира в другой, и она забывала всё, о чём они болтали во сне. Важны были не предметы бесед - обидным было то, что из памяти исчезал сам прецедент потустороннего общения.
Она летала по делам, не обращая внимания на то, как стараются Хранители, чтобы ей постоянно везло... В голове мелькали обрывки чужих диалогов и интонаций, но она не различала в них какие-либо знаки...
Уверенная в своих силах, она жила по простому принципу - любить и помнить. Запоминалось ей всё яркое - встречи, фильмы, лучи цветомузыкальных устройств над танцполами, Солнце, поездки, ночные улицы больших городов и праздничные фейерверки.
Она дорожила воспоминаниями, перебирая их, словно чётки, и они, казалось, согревали её. Она не знала, что на этой кажимости и было выстроено её представление о любви...
Луна вялой медузой, плывущей в бок, желтела над сентябрьской рощей, по стране, словно плесень, пухла сотовая связь, и сквозь веранду весьма продуктивно созерцался ещё один вечер какой-то там осени с долго не тающими, предвещающими завтрашнее Солнце, самолётными полосами.
Цельность произведения - рассуждал персонаж - определяется не объёмом, а ощущением высказанности автора. Доверять - значит соглашаться с решениями другого, понимая, что они направлены на общую цель. Невозможно объяснить Мир с помощью религии, большая часть религий вообще с трудом держит слово, от того и не утихает проповедничество. Очень важно сохранять повседневную свободу близкого человека, и очень важно чувствовать, что там, выше всей суеты, вы вместе, независимо от того, успели ли перекинуться за день хотя бы парой слов, или нет. И всё же, в произведении должна быть недосказанность, именно она и покажет читателю путь " за "... Мысли приходили, как обычно, вперемешку, не предоставляя возможность побыть с каждой из них слишком долго и проникнуться ею слишком глубоко. Такова дань нынешнему веку - думал он, - во времена Баха все музыкальные произведения заканчивались на тонике, тогда как сейчас стало модным завершать сочинения на вводных ступенях, и ставить постскриптумы после подписи. Тут явно не обошлось без The Beatles. Данные явления чаще наблюдаются у авторов, пришедших в мир искусства непрофессиональным путём, и этим они выдают своё подсознательное стремление выглядеть как-то особенно в глазах почитателей, и желание подчеркнуть, что это не всё, что хотелось бы сообщить, но об остальном лучше бы вы догадались сами, или хотя бы попытались почувствовать.
Однако, кроме постскриптума, в произведении должна присутствовать направленность, некий вектор, обращённый к кому-то. Иначе как объединить эти, кажущиеся разрозненными догадки?
Решение - выразить это в названии - пришло чуть раньше, чем само объяснение решения. Оно расшифровывалось так: "Непридуманная повесть о Настоящей...".
И в этом есть необходимая недосказанность...
P.S.: Меня зовут Петербургская Нирвана, человек без возраста.
Когда я говорю, в моих словах нет подтекста - я задействую ВСЕ ВОЗМОЖНЫЕ СМЫСЛЫ...
Пока длится жизнь, это кажется настоящим, но, когда мы уходим, рождается кто-то другой...