Делюсь с тобой этой радостью без цели создать беседу".
Есть этот Мир. И есть другие. И один из одного из них - я.
Ты чувствуешь?
Что-то происходит...
Вчера, сегодня, завтра... С тобой так бывало? - что-то меняется, но ты не знаешь, в чём дело... И тогда рано ложишься спать, и спишь долго и крепко... И тебе снятся голоса и светлые люди...
Ты помнишь мгновение перед действием? Пол секунды до шага... Иногда оно растягивается в минуты, в годы, в жизни...Оно ещё похоже на ощущение страха. Предупреждение, глоток прошлого и будущего... Оцепенение, когда прыгнул в воду, но ещё не коснулся её...
Сейчас август. Любимое моё время в северном лете, когда тошноватая жара уже спала, и мокрым ветром приближается золотой месяц.
Входит в силу ночь, и есть немного времени на одиночество... Буквы сами льются на бумагу, и порой даже кажется, что это нужно.
Я замечаю небыстрое движение твоих глаз, и в этом нет ни удивления, ни причин.
"Зачем?"
Я живу по-прежнему, день ото дня, люблю смотреть на убывающий свет, плавно перемещающийся на другую сторону планеты, и он по-прежнему зовёт за собой...
И пока нет оснований, чтобы остановить этот бег...
Бег, вслед заходящему Солнцу...
Там, у порога... Это буду уже не я...
Белый фонарь. Скоро сменится день. Я путешествую по ближней памяти вместе с бесприютным ветром: поздние листья, ранний снег, там - (я улыбаюсь) - большая квартира посредине затянувшейся осени.
Мне нравится жить. Но не в каждом деле и не в каждом дне я успеваю быть целиком. Я могу идти на ощупь, могу ошибиться, остановиться, вернуться, хотя не всегда это так очевидно. Но проходит время, и от первично зафиксированной действительности остаётся половина, потом - только лучшее, а потом - ничего.
Почему?
Сначала исчезает реальность картины, затем - причина события, потом кто-то долго не хочет расставаться с мыслью, что всё это было крайне важно, но в конце концов, от события, или дня, или дела, или жизни не остаётся ничего, кроме случайного взгляда в ту сторону, где дул ветер, или было затишье, сияло ясное небо, или шёл снег...
Исчезает будущее, если вы уже насладились им. На пьедесталах теряется красота. Закрываются двери перед неоправданной верой.
Но что случится, если перестать думать о тех, кому безразлично это умение?.. Что изменится, когда осыплется ржавчина светлых зим, разлетятся в стороны слова, и вчерашний день перестанет тяготить сегодняшний, ничем не определяя завтрашний?.. Что появится?..
ЧТО БУДЕТ ТОГДА?
...Она приходила, когда в бледнеющем небе уже суетились новые сны.
Ей было неуютно, если между редкими бликами ночных ламп вдруг проносилась яркая машина, но это были лишь суеверия детских теорий...
И, когда приближавшаяся ночь хоть чуточку была похожа на её мечты, она улыбалась, и я улыбался в ответ.
А, когда в её глазах была боль, я пропускал её сквозь, и, рассыпаясь тысячами снежинок, она таяла.
Я дорожил ею, как собственной жизнью - не слишком сильно.
Возможно, её пугали тени, но она исчезала там, где скоро расцветал день, и я терял её до следующих сумерек поглощённый вселенской жалостью расставания и радостью того, что она всё-таки есть где-то.
Она исчезала, а позади, где-то в дальнем играла музыка, пела музыка, звучала, была...
Оставалось ощущение "сейчас", особенно обострявшееся в дни оттепелей.
Тогда я выходил на улицу с душой, полной пустоты, замечая непривычную ясность.
Я видел вечереющий песок и равнодушные корабли над бухтой Балтийского моря.
Что могло бы заставить уйти раньше?
Что могло бы остановить перед новым шагом?
Любовь к жизни и страх перед смертью. Чужой и своей.
И это не всегда одно и тоже...
...Майский гранит манил распластаться по нему всем телом. И, хотя незатейливый физик, наверняка присутствующий в группе скалолазов, лишь зафиксировал бы незначительное уплотнение спектра излучения в инфракрасной области, - для меня нагретый камень был лишь ещё одним признаком одушевлённости окружающей среды.
К тому же сосны, качавшиеся в сотне метров к низу, полностью опровергали представления синоптиков о потоках воздушных масс, кивая на каждое слово, рождающееся в умиротворённом бытии...
Озеро серебрилось и дышало весенней чистотой. Бестолковая кукушка долго не могла замолчать... А я не считал эти годы. Ни к чему было знать.
Где-то рубили дерево. В лагере готовили ужин. Но мне не хотелось отягощать полотно продолжением...
Мне хотелось встретиться там, наверху... С кем-то, кто умеет слушать молчание...
И, вглядываясь в синеву сосен, я неизмеримо чётко понимал: "Вот Он... Бескрайний и вечный для нас...".
И была ещё одна дорожная запись, привезённая из тех скал. Она пришла однажды, прямо посредине тишины. Негромкая и несложная, как данность, она не спешила обрести формулировку, пронизывая тело чувством приближающегося освобождения, как перед выходом из долгого туннеля... Я записал слова просто так, дабы запомнить это нечастое состояние, вылившееся, в конце концов, в одну древнюю истину: "Судил... А потому - виновен...".
Но это - лишь песок с дороги, узелок на счастье, не более...
Спустя пару лет, в одной беседе с молодым лесом, как раз когда мы прощались до новых листьев, он сказал мне: "Страх... И любовь... Вот две разные вещи".
И вдруг, в сердце радости кто-то говорит мне: "достаточно этой жизни, вполне достаточно".
Видеть и радоваться - это дар, который трудно порой скрыть. В темноте и неподвижности - чему вы будете восхищаться?
То, что было справедливо вчера, сегодня уже выглядит нелепо. То, что будет интересно завтра, пока что кажется ерундой.
Радостно быть - вот и всё. Достаточно, вполне достаточно, чтобы поднять глаза и сказать: "смотри, я делаю, то, что ты просишь".
И никто не умрёт, не обидится, и не будет не понятым.
Чувствуешь? С тобой бывало так? - ты спишь долго и крепко, и пока длиться ночь, нам дарят сны, в которых мы куда-то летим...
И, когда мне кажется, что я нуждаюсь в чём-то большем... Тогда Он обнимает меня ветром, и, качая соснами, по-отцовски щурясь, говорит: "вот оно, на, возьми, только перед тем скажи, ЗАЧЕМ?"
И я выхожу из дома, зная, что никогда не вернусь, и спешу приморской трассой к любимому берегу...
...Я смотрю на вечереющий песок и равнодушные корабли над бухтой Балтийского моря.