Жались железные кони у вагонного окна с косыми каплями дождя, жалея об оставленном уюте дома. Молодой октябрь засеменил дождём, зашлёпал, развлекаясь брызгами, по асфальтам переездов. Сильный, запальчиво-быстрый и, вестимо, быстро кончится.
Конечная. Высыпали пассажиры электрички на перрон, как цветной горох, и потянулись через вокзальную площадь. Бабульки дружным полукругом на картонном рядном пъедестале выставили нехитрый урожай грядок. Репка гладкими жёлтоватыми боками приманивала взгляд.
Форточкрй голубизны глядели небеса над серым плошняком беретки неба.
Недвижно-строго купольные звёзды Сергиевой Лавры за белёным величием толсто-каменной ограды провожали группу велосипедистов.
Ветер беспощадно властвовал и шарил по округе, выдувая пыл всепобеждающих страстей.
Согнанные стадом клочья побеждённых туч зависли рваными боками пред ареной. Вот наглядность норова упрямства. Сизомудрость хмурилась над озером, чураясь белокурых облакообразных танцовщиц. К полудню солнце, торжествуя, разогнало тучи. В блеске роскоши прощальной осени предстала овежённая картина природы.
Пышнотелые облака как ангелы над златокудрой вельможностью берёз. Аплодисментами шумел березнячок, и воздух голубой с почтеньем утешал подавленность седого поля.
Угрюмость рослых елей прикрыла юную беспечность молодой травы, что вздумала расти на облыселой колее.
Из нарядов леса, из суглинка выбиралась стайка велопутников. На отшибе, как охранник, их встретил магазинчик, обшарпанный летней суетой. Верхние полки гордились важными этикетками на бутылках тёмного стекла, возвышаясь над обычным ходовым товаром.
Фотограф выходил из дверей, когда услышал зовущий голос "кис-кис-кис".
Пластичные движения цепляют взгляд - тем оживляется пространство.
Изогнутым хвостом четырёхлапое создание примеряло, блаженно прохаживаясь средь колёс, принёсшими в протекторах благоуханье леса.
В томности прикрытых глаз, в неспешности её вальяжность.
При мысли "щёлкнуть" руки потянулись к фотоаппарату, но стоило присесть, как пёстренькая шёрстка тут как тут и ластиться к руке, мешая это сделать. Не получив ответной ласки, оно слегка задумалось, попятилось назад: - К кому податься? Двуногие стояли кругом.
Велосипеды взнузданы. Напряжение ожидания насторожило воздух. В дверях показался руководитель похода Валентин с покупками.
Вопросительность четырёхлапого создания тут же направились к нему. Он наклонился и ласково почёсал за ухом. "Ах, да ты скоро принесёшь котят, да-а?" и зажмурившаяся от благоговения мордочка легла в ладошку. Ласково потрепав её, поднялся - таким было дружелюбное прощание.
Изогнувшись под прикрытием старого бесхозного стула, она выжидала готовностью тут же оказаться у дополнительной порции ласк, за ожидаемой долей любви, что проявил этот человек. Сколько рук её сейчас могло бы погладить? Она к каждому бы охотно подошла...
Люди всегда её гладили, разговаривали, жалели. А тут что? Растащили свои колёсные железяки и крепко держатся за них, отстранясь.
Кто-то подался вперёд, норовясь отъехать, седлая плоских сухопарых коней. И вдруг все разом укатили прочь, будто ветер осенние листья унёс.
Она цепким взглядом провожала их, всё ещё надеясь, что это игра. Всем существом напряжённо ловила перемены движений с готовностью семенить вослед, а может, и уехать с ними, но никто не звал.
Цветные пятна всё уменьшались, унося её призрак надежд.
-Нет, теперь они не вернутся, это точно.
Как же много их было. Если бы каждый хоть разок её погладил.
Игольчатые зрачки установили колкую отрешённость. Уши раздвинулись в стороны, будто рога, хвост опустился в недоумении.
Грустью и тоской подёрнулись глаза.
Кошка попятилась назад.
Теперь облезлая ножка стула являлась для неё опорой и поддержкой.