- Вот теперь здесь ей место! - выпростав содержимое из бледно-жёлтого портфеля с чёрной ручкой, Элоя наискось запихала куклу. С натягом щёлкнул замок. Восьмой класс позади и, предупредив маму, можно отправляться.
Вокзал всего лишь через улицу. С выпуклыми боками и выпирающим капотом старенький автобус неторопливо заглатывал пассажиров, блестя полированной временем рукоятью механического рычага двери как вставным зубом.
Такой автобус шестидесятых помнился ещё тогда, когда втискивалась на подножку со скрипичным футляром. Битком набитые, они курсировали между старой и новой частью города Елабуги. Здесь такие же развозили вахту по буровым скважинам, а беленький с автоматическими дверьми был редким и только транзитом.
В будний день хорошо - выбираешь удобное место у окна.
Волнительно затарахтел мотор, и автобус вырулил в легкий уклон. Он минует старую часть Альметьевска с частным сектором, деревни вдоль дороги, пока возьмёт разгон. Мало ли, какая шальная курица выскочит, гусыня с выводком надумает переходить, коза или корова - охочих до домашнего хозяйства здесь было много.
На просторе дорога игриво вьётся по холмам как лента гимнастки, и автобус на ней как цепкий устремлённый жук. Изъезжена она не раз до переезда, пока Элоя жила у знакомых, где пятиклассница зачитывалась вволю книгами, вытаскивая их с антресоль.
Мотор урчал согласно рельефу, приближая пассажиров к цели. У каждого она своя - далекая или выстраданная. Давняя цель должна окрашиваться торжеством финала.
Посёлок "белых крыш", что в переводе значит Актюба, утопал в лесном массиве так же, как и её детство во всяких занятиях. Домашние спектакли, рисование, шитьё и прогулки на лыжах со старшей сестрой не оставляли свободных минут, а вот музыкальная школа напрягала, а бросить не удавалось. Ни повредить скрипку, ни подставку для струн, подгибая её так, чтобы она сама сломалась во время игры, не удавалось - папа всё исправлял. И даже отъезд учительницы скрипки не помог - перевели на класс по фортепиано. А взрослым не понять пиликанья, долбления клавиш под звонкий смех, что легко проникал в окно первого этажа.
Малую тоску большая кроет. Как-то по весне в обеих школах был объявлен сбор берёзовых почек, да чтоб сухими были весом с килограмм. За один раз их не собрать, но состязание с восьмилеткой, где училась соседская отличница, подогревало. И в очередной раз, направляясь в рощицу за детский санаторий, за оградой заприметила девчушку.
- Привет, ты что здесь делаешь?
- Как что, я здесь живу, - удивилась девочка.
- Здесь живёшь? - ответно изумилась Элоя
- У меня нет папы с мамой, вот и живу здесь в интернате.
Темное каре оттеняло её бледное лицо как японскую маску, а улыбка с ямочками чудесно преображала.
- И никуда не ходите?
- Ходим, иногда.
- Наверное, хочется куда-нибудь на волю?
Девочка смущённо втянула голову в приподнятые плечи.
- Хочешь, возьму тебя с собой?
Девочка замялась.
-Как тебя зовут?
- Надя. Надя Макеева.
- Скоро "начнётся" огород. Пойдёшь со мной?
- Надо будет сказать воспитателю...
- Я зайду за тобой, ладно?
В конце весны обе весело шагали, вплетя ласковые, щедрые лучи солнца в союз детских ладошек. Мимо пустыря, берёзовой рощицы и небольшой свалки виляла утоптанная грузовиками колея. За взгорочком на фоне молодеющего леса ворота в сад. И там делянка огорода с будкой, где свежеструганные доски ещё хранили след её ладошек, помогающих отцу. На грядках взбитый чернозём зовёт теплом, пушистость приглашает прыгнуть. Под неустанность трелей соловьиных жирнеют почки жизни на голых с виду смородиновых и малиновых кустах, робко тянутся морковные росточки с сорняками.
Боевито перьями лук зазеленел, надкусишь, и обдаст горчащим соком, а больше ничего съедобного - ни ягод, ни овощей. Трудодень с прополкой получился.
А как сделать праздник, чтоб вместе с улыбкой смеялись и ямочки на щеках? Раздарены игрушки в переездах, а седьмой класс и школа - не шутка.
-Надь, поди мечтаешь о чём?
Детские плечики подёрнулись вопросительно.
-Хочется куклу с волосами и в платьице, а?
Неуверенный кивок. Может, она никогда их и не видела, как она сама в детстве.
Та казанская девочка привезла с собой в Елабугу нарядную куклу с волосами. Разглядев, как та, прикрывая глаза, говорит "ма-ма", помчалась домой. Там, взахлёб и с упоением поделилас этим событием, нисколько не сомневаясь в том, что родители купят ей точно такую же. И неважно, что таких здесь нет, ведь, можно привезти! Разве сравнились бы с ней её пластмассовые куклы, которых тоже уже нет?
Но никто не взволновался от её рассказа, и эмоции мерно расселись по углам. В воздухе повис вопрос, а вдогонку прилип ответ, что второкласснице негоже думать о куклах. С тех пор просить у строгих родителей ничего не хотела. Да и чего их доставать, если они и так озабочены нехваткой сахара и масла? Просто побаивалась.
Элоя долго ещё находилась рядом с куклой, пока девочка не уехала. Усвоила, что всё, что нужно, покупает папа, глава семьи. Может, это и было единственно верным?
Покупались же санки, велосипед. И научилась ездить, пока не украли у магазина, пока ходила за хлебом. И автомобильный конструктор был, только собирал его отец с братом, потому что это была модель "Волги". Поворачивался руль вместе с колёсами на упругой резине, что вращались. И дверцы открывались в просторный салон с сиденьями жёсткими. И на коньках настоящих с ботинками потом кататься училась - даже соседские ребятишки просили.
Родители ездили к морю. То пальма на подставке, то душистые мохнатые персики навевали необычные мысли. На её расспросы о море отец обещал как-нибудь взять с собой, и засела в голове картинка о сидящей себя на обрыве в созерцании неукротимых волн, где земля растрескалась от зноя ...
Но годы сменялись, а папа всё не вёз её никуда, только в местный пионерлагерь.
Не напоминала, ждала, но всё не исполнялось обещание, а теперь уже и сама доросла до доброй Феи, чтобы исполнить чью-то мечту - в этом виделось главное.
Всё существо включается в натяг гудения на подъёме, пока не снято напряжение.
За окном перемещаются леса, а слева простираются холмы, где трубы столбовые рвут рыже-красные прозрачные знамёна, годами сторожа округу.
Пейзаж стал более однообразный - значит, автобус скоро доедет, и снова картинка воспоминанья встала перед глазами Элои.
-Надь, у меня сейчас нет куклы, но когда будет, я тебе её обязательно подарю.
Тикали сезонные часы, а подарка Наде всё не было. А вот сейчас эта кукла была. Осталось совсем чуть-чуть - вручить эту радость ей, чтобы включилось сияние её карих глаз и чудесных ямочек улыбки. Вслушалась в песнь мотора, что уже пережевало всё разделяющее расстояние, и Элоя представила встречу, но лицо Надюши было нечётким и расплывалось. В моторе слышен бодренький мотив - всё ближе, ближе к девочке Надюше.
Да и заблаговременное письмо директору, бывшему её спортивному тренеру, обнадёживало встречу. Он был из тех, кому безоговорочно доверяешь. Пружинистая походка, плечист и осанист, вдумчивый располагающий к себе взгляд, в котором слышится песни души. Эрнст Ахметович умел расцветить скромный самородок, оттачивая скрытый талант и устремлённость, и ревность к его жене, косноязычной училке-историчке была вполне понятна, ибо в него нельзя было не влюбиться. На тренировках оттачивала прыжки и бег. Все виды давались просто, преодолевались барьеры и расстояния. Придя из музыкалки, легко обставила и победила всех на лыжах, несмотря на липкий снег.
И Ахметыч должен быть готов ко встрече, прочитав письмо, отправленное сразу же, как подруга-одноклассница подарила ей куклу:
"Деток душа чутка, нежна, хотелось бы бережно к ней относиться,
Выбирать осторожно слова и ни в коем случае, злиться.
Дав обещание юному сердцу, сделай, иначе - большая беда, вера в жизни будет убита! Пусть будет целой и доброй душа" - были написаны ею эти строчки, но сейчас она уже стыдилась этих сентиментов.
Торопливо входила Элоя в стены интерната, направляясь прямо к директору:
-Здрассьте, Эрнст Ахметыч!
Вы получили моё письмо?
-Какое письмо?
-Ну, я Вам писала... про девочку и ... чувства взрослых....