На ристалище все было туповатым: оруженосцы, которые ходили по желтому песку, как куры, и то и дело нагибались, чтобы поднять срубленный рондель или локоть, мечи с закругленными остриями, сваленные в углу, круглые деревянные палицы. В углу толпились судьи и рыцари, их оживленная масса сверху была похожа на судорожно взмахивающую крыльями цветную бабочку.
- Я вам говорю, я ударил его, и он упал! - высокий господин с копной слипшихся от пота спутанных рыжеватых волос стукнул по ристалищу кулаком, похожим на небольшое пушечное ядро. Его белая котта с алым восстающим атакующим леопардом в серебряном очень грязном поле была измазана чем-то черным.
- А я вам говорю, мсье, что поскользнулся, но удержался на ногах! - второй господин в красной котте с золотой перевязью и черным медведем с золотыми когтями, больше похожим на щенка лабрадора, пока не снял шлем, и его голос доносился из-под приподнятого забрала глухо, как из металлической бочки.
Судьи сблизили головы и постарались отодвинуться подальше от бойцов, чтобы обсудить сложившуюся коллизию, но сделать это было не так уж и просто - рукав ливреи гофмаршала крепко сжимал в кулаке рыцарь с леопардом.
Заканчивался первый день турнира при дворе короля Корвина Первого, правителя всей Делирии от Запада до Востока, от Севера до Юга, от Северо-Запада до Юго-Востока..., впрочем, опустим все титулы. Народ любил королевские турниры, потому что это было праздничное волшебное время, когда можно было бросить ненавистный покос на денек, погреть косточки на теплых трибунах, поорать в поддержку любимого рыцаря (разумеется, того, у которого самая красивая котта) и поесть жареных в жире пирожков в перерыве между сходами. Великий королевский турнир "Дар Прадедов" (сокращенный до изящного слова Прадар) традиционно проводился один раз в пять лет и означал следующее: победитель личных первенств становился главой королевской гвардии до следующего турнира (если оставался в живых), отличившийся в конных сшибках возглавлял королевские конюшни, а из бугуртов младших рыцарей (безземельных и без наследства) отбирали личных телохранителей короля. Социальный лифт отправлялся наверх прямо с момента завершения титулоносного боя, и как правило, фаворита состязания уносили на руках с ристалища восторженные девы, если успевали отбить героя у медиков.
По традиции, финальные раунды должны были вестись до смерти. То есть, конечно, проигрывающая сторона могла отважно сдаться, но по неписаным правилам рыцарской чести такой поступок считался недостойным. Рыцаря немедленно лишали всех званий, а герб его семьи перечеркивали черной перевязью (у самых жизнелюбивых семейств герб походил на тельняшку). Впрочем, это правило привело к тому, что сеньоры познатнее и побогаче предпочитали отсиживаться в арьергарде турнирной таблицы. Четвертьфиналы напоминали игру в поддавки: "Любезный мсье, я прошу пардону, но я коснулся земли и проиграл" - "Ах, нет! Я видел прекрасно, что это я ударил вас в стопу и заслуживаю дисквалификации". Рейтинг боев неуклонно падал. Опять же, кровопролитие на арене выходило из моды. Дамы в искусственных мехах из распушенной шелковой нити морщили нос, когда очередной сквайр наматывал кишки противника на острие протазана или выкалывал глаз соперника рондельным кинжалом.
И потом, все карты спутали маги. Всем известно, что магия настолько сильна, насколько верит в нее публика. Потому все крупные ритуалы, все великие чудеса происходили при большом стечении охочего до волшебства народа. Кудесник и малефик, непременно облаченный в фиолетовый широкий упелянд с зазубренными фестонами и изнанкой в крупные серебряные звезды, в алом шапероне и с ростовым посохом, увенчанным дутым стеклянным шаром побольше, выходил в центр большого круга. Четыре помощника, облаченных в черные балахоны, восковыми свечами рисовали размашистую пентаграмму, в которой на сопряжениях окружности и граней пятиконечной звезды писали греческие буквы (знаток языка мог прочесть, двигаясь против часовой стрелки и пропуская буквы через одну, текст: "Оливковое масло, одна амфора. Доставлена купцом Писистратом"). Затем вносили тело убиенного рыцаря, колдун запускал руки в его брюшную полость и доставал печень (а иногда и что попадется - не все малефики сведущи в анатомии), читал над ней устрашающие молитвы всем черным богам. Гром, молния, вспышка - и вуаля! Рыцарь снова жив и здоров, и только пошаливающая печень до конца дней заставляет его быть воздержанным в питии. Поскольку турниры со временем превратились в грандиозное шоу, привлекающее сотни тысяч зрителей на поле перед замком, и магические ритуалы становились все более могущественными. Если в год 6573-й во время правления короля Люциуса Восьмого, придворный фокусник едва мог оживить курицу, то во время предыдущего соревнования в 7543-м два колдуна из Западного Деменция и Южной Галлюции состязались в своем мастерстве, оживляя сразу по 15 человек за раз. В итоге малефики так разошлись, что воскресили не только жертв последнего дня боев, но и подняли из мертвых добрую половину деревенского кладбища, расположенного в трех милях к востоку, и крестьянам пришлось вилами загонять покойников обратно в могилы. Впрочем, некоторые покинули окрестности столицы и ушли искать лучшей жизни (или, вернее сказать, посмертия).
В год Феникса, от начала времен 7548-й, турнир первый раз проходил по обновленным правилам. Чтобы не раздражать гостей бессмысленным зрелищем смертоубийства, не огорчать дам видом рыцарской требухи, а также не заставлять благородных синьоров проходить через болезненный и пагубно влияющий на здоровье процесс физического умирания, король Корвин велел все оружие затупить, а победителя определять по очкам.
За год до турнира высокая панель гофмаршалов собралась в отведенном для нее рыцарском зале, стены и потолок которого были убористо расписаны многочисленными гербами благородных домов Делирии. Здесь был и благородный сэр Мэттью, и добрый дон Бэйзел, и глава панели - легендарный судья, которого за крутой нрав и лаконичность звали сэр Курт. В помощь панели именитых судей король отрядил личного секретаря, двух епископов, одного виночерпия и тридцать два чашника. Заседание длилось триста дней и три месяца, пока наконец не осталось до турнира два дня. И тогда главный судья позвал секретаря, дабы он огласил пункты правил, на которые все согласились.
- Бой идет не дольше, чем от восхода солнца до заката, а в час полуденного зноя постановлено обедать.
- Это хорошо, - согласился сэр Курт. - Дальше читай.
- Это все, - бледнея, прошептал секретарь.
- Как все?!
Судейская панель приглушенно заговорила, пытаясь прожевать копченых рябчиков, и груши в вине, и бланманже с соком диких ягод, и кассероль с дикой уткой, и фаршированного ленивцами дромадера. Сквозь чавканье и стук бокалов о столешницу доносились обрывки фраз:
- ...и еще чтобы не бить в пах.
- А когда проиграет, надо чтобы...
- ...и упал!
- А цифрами... потом буква... и герб.
- ...и запрещать хвататься за девиц!
Глава судейской панели схватился за голову.
Впрочем, сейчас, в теплый погожий сто восемьдесят шестой день года, обо всех трудностях подготовительной работы можно было забыть. "Вот сейчас мы разберемся с рыцарем из замка Форт и его претензиями к выходцу из кантона Орс, и можно будет спокойно погрузиться в беспробудное пьянство и чад кутежа". Так думал гофмаршал Курт, рукав которого был оттянут назад с такой силой, что трещали швы.
- Я ничего не видел, - сразу с козырей зашел линейный маршал. - Они стояли в центре, потом милорд д'Орс покачнулся и взмахнул рукой. В этот момент сир Форт нанес ему удар. У меня все.
- Вот ты, Бэйзел, стоял рядом с парой. Ты что видел?
- Я только считал попадания в сира Форта, сэр, - Бэйзел вытянулся по струнке. По правилам каждое попадание меча в защищенную доспехом зону приносило атакующему очко. После первых трех боев турнира пришлось срочно поменять состав судейской бригады и набрать из совершенно посторонних людей тех, кто умеет считать не по пальцам, и хотя бы до двадцати. Иначе попытка выяснить счет превращалась в смесь школьного урока арифметики и курсы сурдоперевода. - Попадания в мсье д'Орса считал сэр Пэриш, сэр.
- Пэриш?
Курт чувствовал, как пинта холодного пива и кусок зажаренного свиного окорока неумолимо ускользает от него, все дальше и дальше, и вот уже сияет, подобно звезде, не ближе, чем облако в небесах.
- Сэр, я считал, сэр! - Пэриш опасливо поглядывал на "леопарда". - Я видел, сэр, что сир Форт нанес удар мсье д"Орсу.
- И он упал?
- Никак нет, сэр. Он раньше упал, - в этот момент мсье дОрс с такой ненавистью кинул взгляд на маршала из-под забрала, что у того лязгнули зубы. - То есть я хотел сказать, что он не упал, а поскользнулся, сэр. И щитом...
- ...коснулся земли, - подытожил судья устало. Его рука, сжимающая маршальский жезл, уже ощущала холод пивной кружки и маленькие капельки конденсата и пены, сбегающие по бокам.
Сир Форт прочистил горло и развернулся лицом в круг маршалов. Его рука, больше похожая на кузнечные клещи, непринужденно сдавливала плечо Пэриша.
- Никак нет, сэр. Он щитом так вот этак взмахнул вот, земли совсем ни чуточки не коснулся и встал. В смысле и не падал. Остался стоять, сэр.
Курт потер переносицу и оглянулся. Оруженосцы уже уходили с поля боя, унося с собой трофеи - куски гнутого железа, обломки турнирных мечей, обрывки льняных котт с фрагментами знаков отличия. Рыцари со своей свитой удалялись в сторону шатров, усеявших восточный склон под стенами замка. Там и тут горели костры, над ними крутились вертелы с мясом и птицей, а у посольства графства Куржет даже с репой и кабачком (графство отличалось строгими принципами, а старый граф несколько лет назад обратился в вегетарианскую аскезу). Землю носком сапога рыли только делегации Форта и Орса, расположившиеся принципиально по разные стороны от ристалища.
- Господа, результат спорный, - наконец, выдал вердикт гофмаршал. - Если никто не желает уступать, я назначаю еще один дополнительный раунд боя на завтрашнее утро.
- Никто и не уступит, - угрожающе заявил мсье дОрс, сдвигая брови к переносице. Сир Форт кивнул, насупившись. Сверля друг друга уничтожающими взглядами, два благородных сэра разошлись и, наконец, покинули ристалище.
Сир Курт облегченно вздохнул, почувствовав, как стальная хватка на его рукаве разжалась, а надежда на вкусный ужин и холодное пиво снова замаячила в достижимом будущем.
- Давайте по домам, парни, - он повернулся к своей судейской команде. - Завтра нас ждет тяжелый интересный день.
Он не успел договорить, как воздух неуловимо дрогнул - и вот уже на расстоянии добрых трех сотен локтей никого нет. Маршалы исчезли так быстро, что полосатые желто-черные жезлы до сих пор стояли в тех местах, откуда испарились люди. Сир Курт вздохнул, опустил плечи и голову, и потащился напрямую к воротам замкового двора, поднырнув под ограждение. Сзади раздался стук падающих жезлов.