Kamazутра
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
КамаZутра
***
Когда я увольнялся, водитель Камаза Бричкин сказал: "Год со мной отъездил, теперь сможешь и в космос полететь".
Я посмотрел на нашего железного мустанга. Точно, думаю, по галактикам мотался. Кабина в пятнах ржавчины, фары потрескались. Обшивка фуры топорщится в разные стороны. Даже жалко его стало.
Целый год Камаз был мне домом на колесах. Но шеф зарплату не прибавил, и я хлопнул дверью. Терять здесь все равно было нечего.
***
А начиналось, как обычно, довольно весело. Мне положили оклад, командировочные и продуктовый паек. Дали восемь городов, 25-летний Камаз и абсолютно безбашенного водилу. Я стал руководителем направления. Это значило - грузчиком, экспедитором, инкассатором, товароведом. И все за одну зарплату. Любят у нас хозяева работника Балду.
В первой же поездке мы с Бричкиным поссорились. Я закурил и попытался открыть боковое треугольное окошко. Оно отвалилось.
-Не трогай здесь ничего, бля-я-а! - заорал Бричкин. -Сначала спроси, потом трогай!
Пока он с ожесточением прикручивал деталь, я внутренне накалялся. Не люблю, когда на меня орут. Помирились мы только вечером, когда основательно выпили в гостинице после трудового дня.
По трассе Бричкин гнал больше сотни. Фура болталась сзади, как пустое ведро у телеги. Дорожные неровности ощущались всем телом. Когда мы попадали в большую яму, на голову высыпалось содержимое верхнего бардачка. Бричкин ржал и поддавал газу. Скоро я к этому привык.
Он был водителем первого класса, за тридцать лет ни разу не попадал в аварии, а самая длинная его командировка составляла тридцать дней. Пока ехали от одного города до другого, можно было спать спокойно.
В тонкости рабочего процесса я вник за две недели. Потом все делалось на автомате - сбор заявок, погрузка товара, печать на накладной, деньги, отчет. Единственной живой струей были сами поездки по области. Бричкин говорил: "Главное быть подальше от конторы и от начальства". Я соглашался. И каждую среду мы с облегчением отправлялись в наше путешествие. Особенно вдохновляло то, что никогда нельзя было предугадать, чем оно закончиться на этот раз.
В один из ноябрьских дней, я по обыкновению задремал. Потом услышал громкий скрежет. Бричкин утопил педаль тормоза в пол и посмотрел на меня с недоумением.
-Что это было, - спросил я.
-Хер знает, сейчас посмотрим.
Мы вылезли на обледенелое шоссе. Обошли кабину. Бензобак нашего Камаза лежал одним боком на асфальте. Железная бочка, в которой было двести литров солярки. Оказалось, что лопнул кронштейн.
-Что делать будем? - спросил я.
-Не знаю, - ответил Бричкин. - За тридцать лет первый раз такое вижу.
Выход был только один. Открутив провода и второй кронштейн, мы поставили бочку "на попа". Кое-как дотолкали ее до обочины и опрокинули. Когда слили столько, что бензобак можно было поднять, мы взгромоздили его на раму. Просто положили. Бричкин прикрутил провода и медленно тронулся. Так мы добрались до хлебозавода, где разыскали сварщика. Узнав, ЧТО у нас за поломка, он вытаращил глаза.
-Если бы в баке был бензин, а не соляра, - сказал мне Бричкин, - взлетели бы на воздух.
-Позвоню, обрадую шефа, - сказал я.
-Скажи лучше суке, чтобы новую машину нам покупал.
-Ага, прям сейчас и побежит.
Я набрал номер на мобильнике, и трагическим тоном сообщил прискорбную весть.
-Как же так? А что же теперь? - залепетал растерянный шеф. С перепугу он подумал, что бензобак мы потеряли совсем. Вот кретин.
Я выдержал паузу и сказал: "Приварим на хлебозаводе".
Мы решили стрясти с конторы за моральный ущерб. Сварщик запросил одну сумму, в отчет я записал другую. Разницу мы поделили между собой.
Зато, теперь у нашего Камаза бак был приварен основательно. За этот агрегат можно было не беспокоиться. Но на старый автомобиль, как на старого человека, всегда нападала какая-нибудь хворь. Например, отцеплялся тормозной тросик. Бричкин жал на тормоз, а тормозов не было. Бляядь!
Вылезаем, откидываем кабину. Даже вдвоем это сделать очень тяжело. Бричкин зацепляет этот тросик за педаль, насколько я в этом разобрался, потом кабину возвращаем на место. Трогаемся, тормозов опять нет. Бляяядь! Операция выполняется заново.
Хорошо, что этого никогда не случалось на больших скоростях. Видимо, у нашего Камаза было чувство самосохранения.
В сильный дождь протекала крыша с моей стороны. Я смещался поближе к центру и смотрел, как маленький ручеек устремляется вниз и натекает под дверь. Но сильный дождь - явление редкое. Проблем хватало и без него.
У Камаза отлетало все. Водитель, даже такой опытный, как Бричкин, не мог уследить за каждым болтом. А шеф на качественный осмотр механиком жалел денег. Его беспокоило только одно - каждый раз Бричкин приносил ему чек для оплаты или требовал денег на какую-либо деталь. Он стал подозревать, что водитель просто разводит его на бабки. Шеф заткнулся, когда Бричкин пришел в контору с целым ящиком ржавых внутренностей машины, и с грохотом поставил его на стол. После этого шеф больше не заикался и исправно оплачивал амортизацию.
Однако, замдиректора, отвечающий за техническое оборудование и транспорт, отказался подписывать путевой лист. Бричкин как-то сказал ему: "Случись что, сядем оба, твоя же подпись стоит". Иваныч обхезался и перестал ставить свою подпись. Так мы без нее и ездили. С чистым листом.
И все-таки Бричкин лукавил, изображая альтруиста. Все его крики по поводу того, что на этой машине нельзя ездить, носили больше декларативный характер. Камаз приносил водителю изрядный доход. Старая машина сжирала чертову уйму солярки. На этом делалась вторая зарплата. Топливо покупалось намного дешевле, чем было указано в чеке. Чек сдавался в бухгалтерию, деньги оседали в кошельке у Бричкина. Плюс запчасти. Наваром с запчастей Бричкин со мной часто делился. Захочется мне вдруг красиво пожить. Я говорю: "Давай, у нас что-нибудь сломается". Или Бричкин, когда был в хорошем расположении духа, заявлял: "Сегодня пропьем диск". Он покупал щетку и баллончик с черной краской. Счищал с колесного диска всю грязь и ржавчину. Наносил равномерно краску в несколько слоев. Мы любовались новеньким, как из магазина диском. А потом покупали на трассе чек, и я сдавал его в бухгалтерию. Объяснял, что мол, диск лопнул, пришлось его заменить. Деньги же с пользой тратились в гостиничном ресторане или местном кабаке.
Я так и не понял логику жаднющего шефа. За два последних года он потратил на ремонт Камаза и солярку миллион рублей. Вполне мог приобрести на эти деньги приличную иномарку или новый отечественный грузовик. Может быть, ему легче было расставаться с мелкими суммами еженедельно, чем один раз потратить много. А может, он думал, что без приключений нам станет совсем скучно возить его товары и приносить ему немалые барыши. Не знаю.
Апофеоз Камазовых шуточек случился на трассе федерального значения Москва - Питер. У нас отлетела колесная пара. Болванка, весом килограмм 150.
Ехали мы себе с ветерком до дома. Вдруг, нас подрезала легковушка и стала моргать фарами. Бричкин сбавил скорость. Легковушка затормозила, мы тоже. Вылезаем, спрашиваем, в чем дело. Водитель говорит, что у нас отлетело колесо и попало в Газель. Бричкин слегка побелел. Я обошел Камаз и на месте правой задней колесной пары обнаружил пустоту. Бричкин даже не стал смотреть. Сел в кабину и закурил. Через некоторое время приехала машина ДПС. Ко мне подошел майор и вежливо так спросил: "Это вы колеса потеряли?". Я сказал: "По всей видимости, мы".
Через пол часа к нам подъехал второй наш водитель на ЗИЛе. Шеф явно испугался последствий, и сначала отказался приезжать. Но потом, все же, собрался с духом. Мы прибыли на место происшествия.
Задняя часть Газели дорожных работников была всмятку. Они хмурой толпой приблизились к нам и, наверное, хотели отмудохать. Останавливало их, по всей видимости, только присутствие гаишников.
Картина событий была такова. Дорожники закончили все работы, сели в машину, и только подняли стаканы, как их потряс страшный удар. Колесная пара нашего Камаза отделилась, врезалась в Газель и вылетела на встречную полосу. Через 150 метров летательный аппарат рухнул в придорожную канаву. Мы же ехали так быстро, что ничего этого не заметили. Чудо, что по оживленной трассе в этот момент никто не ехал. Иначе, думаю, были бы трупы.
Рабочих успокаивали долго. Еще дольше шло разбирательство с сотрудниками ГИБДД. Затем мы вчетвером еле вытащили колесную пару из канавы и закинули ее в ЗИЛ. Светлый пиджак шефа был перепачкан грязью.
Съездили в автомагазин и примотали специальным тросом сиротливо торчавшую ось. Я сел к шефу. Он подождал, когда Бричкин тронется, и поехал за ним. Через некоторое время шеф стал отставать, хотя его спидометр показывал 90.
-Вот сука, Бричкин. Ты смотри, 110 едет. Он что, всегда так гоняет?
-Да нет, не всегда, - я вяло пытался заступиться за пилота.
В общем, Бричкин снова был самим собой, даже без колесной пары. Нам тогда, вправду, сильно повезло. Как и всем остальным.
Не знаю, то ли шеф забашлял гаишникам, то ли контора заплатила штраф. Но наши приключения продолжились.
***
Кроме меня, с Бричкиным никто не хотел ездить. Его все боялись. Я почему-то не боялся. Наоборот, я сам хотел ездить только с ним. С другими водителями была скука смертная, а не поездка. Вот мы и ездили вместе. Можно сказать, спелись.
Бричкин был высок и жилист. У него было грубое лицо, испещренное морщинами. Его рукам с широкими запястьями позавидовал бы любой пират. При этом, он был щеголь в плане одежды, а про других наших водителей говорил - "деревня".
Как и большинство профессиональных шоферов, вылезая из-за баранки, Бричкин чувствовал себя не совсем уютно. Я знал одного водителя, который мог с закрытыми глазами доехать куда угодно даже в Москве. А пешком чуть ли не заблудился в собственном городе...
Ладили мы весьма своеобразно. Если он посылал меня на хуй, я его тоже посылал на хуй. Если один из нас предлагал совершить дикую выходку, то второй его обязательно поддерживал. Но самое главное, мы никогда не сдавали друг друга шефу.
Меня всегда поражал способ общения Бричкина с гаишниками. Если нас останавливали, он начинал дико орать матом. Его вопли, может, и не было слышно, но по губам можно было прочесть все. Не вылезая из кабины, он сверху вниз совал инспектору под нос папку со всеми документами и отворачивался. Не думаю, что все бумажки были в порядке, не говоря уже о путевом листе. Тем не менее, его не трогали даже матерые капитаны.
Бричкин был очень вспыльчив. Он сам рассказывал, как один день проработал водителем важной "шишки". Большой начальник, видимо, привыкший командовать везде, без конца советовал, как нужно ехать и отпускал критические замечания. Другой бы человек промолчал, держась за выгодную работу. Однако Бричкин поступил по другому. Он резко затормозил и сказал: "Если такой умный, едь сам". Вылез, хлопнув дверью, и ушел, оставив своего пассажира сидеть с открытым ртом.
Или был такой случай. Мы остановились в придорожном кафе на обед. Бричкин заказал какое-то экзотическое рыбное блюдо. Деньги уплатили вперед. Я уже доел пюре с сосисками, а его рыбы все не было. Сначала Бричкин шутил, что, мол, рыбу еще поймать надо. Потом стал ворчать и косо посматривать на официантку. Потом вскочил, и с криком "пойдем отсюда на хуй" выскочил на улицу. Так и проездил весь день голодный. У этого кафе он больше никогда не останавливался.
Чаще всего Бричкин был злой после размолвок с женой. Пол дня ехал молча и хмурил брови. Я тактично молчал и не давал повода сорвать на себе зло. В итоге, он выпускал пар на ком-нибудь или на чем-нибудь другом, и наэлектризованная атмосфера в кабине пропадала. А душевный климат в кабине - это самое главное. Если его нет, то за два дня скачек по колдобинам, узким улочкам городков, неумеренных вечерних возлияний и прочих рабочих моментов, дело может закончиться мордобоем.
Чтобы атмосфера в кабине была дружественной и доверительной, мы на все лады материли хозяина, главного бухгалтера, замдиректора и других членов нашего коллектива. Исчерпав тему, переходили на дороги, правительство и женщин.
Костеря всех подряд, мой напарник лихо крутил руль и прибавлял газу. Он обгонял трактора, фуры и легковушки. Камаз рычал, трясся и готов был развалиться на части.
-Главная опасность, - говорил Бричкин, - это холодильник. Если он ебнется на раму, мы сложимся пополам.
Холодильник представлял собой ящик весом восемьсот килограмм, державшийся на ржавых болтах снаружи фургона. Хотя дрожжи и масло, которые мы раскидывали по хлебозаводам, требовали особых условий перевозки, холодильник мы никогда не включали. Вернее, я был уверен, что он не работает. Но Бричкин как-то сказал мне, что агрегат исправен, просто лень с ним возиться. А потому Бричкин и надул шефу в уши, что этот ящик давно сдох и ремонту не подлежит. Я думаю, шеф вздохнул с облегчением.
Но однажды летом, в страшную жару, когда я думал, что утром дрожжи потекут из под дверей, Бричкин завел таки аппарат. Не с первого раза, конечно, но завел. Это было жутко. Рокот стоял такой, как будто это не Камаз вовсе, а вертолет. Я ушел за пивом в магазин, и даже за пол километра слышал наш холодильник. Когда я вернулся, двери Камаза были распахнуты настежь. Бричкин сидел в кабине и что-то там спокойно колдовал с ручкой на коробке передач. Я взмолился: "Выключай ты эту херню к чертям собачьим, хуй с ними, с дрожжами". Он посмотрел на меня, пожал плечами и вырубил агрегат. Я физически ощутил тишину и гармонию вселенной. Можно было и выпить спокойно.
Бричкина абсолютно не волновало, развалиться Камаз на очередном ухабе или нет. Мне было по фигу, доживет товар до завтрашнего утра, или его жалкие останки придется выгребать вон где-нибудь на обочине. Работа - это сон души. Душа просыпалась, когда с делами было покончено, и можно задуматься, как провести вечер.
Гостиницу выбил Юрец за полгода до моего прихода. Он тоже состоял в должности руководителя направления. А потому, вопрос ночлега был для него жизненно важным. Раньше всегда спали в машинах. Рассказы о зимних ночевках вызывали у меня озноб. Водитель и экспедитор брали по 0,7 водки, чтобы уснуть при работающем двигателе. Заглушишь мотор - утром проснешься комочком льда. Да и машину потом хрен заведешь. Умывались снегом, пытаясь привести себя в чувство, соскребали налет похмелья и ехали дальше. Теперь все стало иначе.
Поставив наш Камаз на территории завода, мы с Бричкиным как белые люди шли в гостиницу. Это было небольшое, но уютное заведение. Мягкие кровати, душ в номере, великолепный и недорогой ресторанчик. Мечта командировочного.
Мы регистрировались, получали ключ и поднимались на второй этаж. Отмывшись и забыв о дорожной кутерьме, спускались ужинать. Долго листали разнообразное меню. Иногда мне казалось, что я уезжаю из своего города за тридевять земель только для того, чтобы поесть в этом богом забытом городишке, который мы называли "Дыра". Единственное, что мешало полному кайфу - плохой алкоголь. На виски нам жалко было денег, а водка почему-то была паленая. Не смертельно, но муторно. Я брал пиво, а Бричкин заранее запасался бутылкой, и давил ее в номере под бутерброд.
В самое глухозимье после еды и пары пива глаза закрывались, как жалюзи. Хотелось только одного - рухнуть в кровать и забыть, кто ты и где. К сожалению, такие моменты были редкостью. Чаще всего мы надирались до свинячьих соплей. Как это получалось, объяснить довольно трудно даже самому себе. Тем не менее, утром было страшно открыть глаза. А надо было еще встать, выйти на мороз и завести Камаз. В полной темноте мы мчались до следующего городка. Фары скупо освещали пустынное шоссе. Заснеженные сосны и ели провожали нас грустно склоненными вершинами.
На райпо надо было сдать пять точек. Иными словами, я должен был выставить на эстакаде пять куч товара и найти кладовщиков. Эстакада освещалась одной тусклой лампочкой. Под ней на лавке, как на жердочке, ютились не опохмелившиеся грузчики. Сил, чтобы встать с лавки у них не было. Бричкин тоже не мог помочь. Он кемарил после часового переезда. Я нырял в недра фуры, как в волшебную пещеру. По памяти на ощупь находил нужный товар. Выкидывал на эстакаду ящики с дрожжами, 20-и килограммовые коробки масла, выкатывал бочки с повидлом. В эти минуты я клял себя за вчерашнее. Руки тряслись, голова шла кругом. Попытки закурить оканчивались рвотными позывами. Подавая накладные теткам-кладовщицам, я отворачивался. Хотя, чем их можно было смутить?
Но рано или поздно страшные часы проходили. Из-за елей выползало солнце. Камаз привычно рычал. И мы мчались по заснеженной русской равнине к новым рубежам.
***
В Дыре у Бричкина была любовница. Замужняя и с детьми. Их любовные пертурбации порой заебывали меня до невозможности. Я превратился в некоего поверенного их тайного романа. Бричкин, изливая душу, крыл Дашку витиеватым матом. Дашка, улучив момент, жаловалась на неуправляемость своего любовника. Если он не брал трубку, часами названивала на мой мобильник.
Часто Бричкин уходил из гостиницы на всю ночь. Тогда я чувствовал себя полновластным хозяином номера и отдыхал от своего напарника. Он достаточно "грузил" меня и днем. После ночных вылазок Бричкин с трудом дотягивал второй день поездки. Ебля до посинения в сочетании с водкой изрядно подрывали его не молодой уже организм. Глядя на него, я был рад, что в Дыре у меня нет любовницы.
И вообще женщины в Дыре вели себя агрессивно. Дашка постоянно звала нас к каким-то подругам. Иногда мы сдавались и шли. Обычно в хате уже стоял дым коромыслом. Но барышни требовали продолжения банкета. В данном случае за наш с Бричкиным счет. Для женщин из Дыры мы были богатенькими буратино.
Мне не очень нравилось поить местных дам - пили они не в пример больше нашего. А проку от этого не было никакого, если не считать заработанное похмелье. Застольные беседы носили невнятный характер, потому что к моменту нашего появления, обычно все уже были "колом". Мы тоже никогда не выходили из гостиницы трезвыми.
Однажды мы поехали к какой-то Дашкиной подруге на такси (в Дыре было такси!) и долго петляли среди одинаковых частных домов. Муж подруги работал до поздней ночи. Его благоверная в это время устраивала вечеринки. Очнувшись утром, я обнаружил себя на диване. Было уже светло, в доме царила тишина. Я поднялся и заглянул в смежную комнату. Обнаружил двух спящих на кровати людей. В одном из тел я признал Дашкину подругу. Рядом, очевидно, спал ее муж. Мне стало как-то не по себе. Тем более, что я слабо представлял, где нахожусь и как отсюда добраться до гостиницы. Единственное, что я понимал - путь не близкий. Прошаркав на кухню, я ополоснул лицо. Не пропадало ощущение, что оно перекошено. Что было делать, будить хозяина? Как-то неудобно. Хорошо, что подруга Дашки проснулась сама и вызвала мне такси. Так я и приехал на хлебозавод с перекошенным лицом. У Бричкина оно, кстати, было не лучше. Даже наоборот.
-Как ты поедешь? - спросил я.
-Хуй знает, -прохрипел Бричкин. - Подожди пол часика.
Пол часика не помогли. Тогда Бричкин принял радикальное решение - выпил сто грамм из своих запасов. В этот момент я решил, что мы остаемся здесь еще на сутки. Но через сорок минут Бричкин и я уже выезжали из Дыры. Камаз выпустил на прощание вонючую тучу выхлопных газов. Слава Богу, вырвались.
Зимой вообще было трудно работать. Чтобы успеть все развезти, вставать приходилось черт знает во сколько. Наши зимние дороги внушали ужас даже Камазу. На узких обледенелых улочках городков он тужился, как ледокол в Арктике. Бричкину приходилось показывать весь свой высший пилотаж. Я выбивался из сил, пытаясь открыть примерзшие ворота фуры. К некоторым точкам невозможно было подъехать, и я таскал дрожжи на своем собственном горбу. Отъезжая прочь от очередного города, я с облегчением закуривал в теплой кабине. Некоторое время я мог просто трястись, рассеянно глядя на заснеженные поля. Курить и дремать под шум мотора. В голове мелькали обрывки сладких и горьких воспоминаний, мечты о чем-то несбыточном. Другой мир был где-то там, за этими полями и лесами. Яхты и теплое море, беспечные девушки и зажигательная музыка, бокалы с вином и умные разговоры.
-Хули ты спишь, еб твою мать! Расскажи что-нибудь. Или спой, на хуй!
Как я мог ответить на эту трогательную просьбу? Что я мог рассказать Бричкину? Позади был гуманитарный институт и шесть лет пошленькой торговли. Впереди очередной хлебозавод.
-Черный во-о-о-ран, что ж ты вье-о-о-шься...
-Не, эту не надо.
-Хочешь стих? - я вяло улыбнулся.
-Давай.
Но стих я рассказать не успел. Камаз пошел юзом, Бричкин еле его выровнял. Я думал, будет орать. Но водитель молча глядел на дорогу. Видимо, ситуация была серьезная. Так я и пролетел со своим стихом.
Я снова закрыл глаза, но мечтательный ход мыслей восстановить не удалось. В голову лезли всякие меркантильности. Денег не хватало всегда, и меня злило, что шеф за четкую работу платит так мало. Я считал, что стою раза в два дороже. Тем более, что почти ничего не воровал.
Мне вспомнилась игра двухнедельной давности. Казино было неплохим релаксом и, в общем-то, подспорьем. Мне часто везло.
В тот день ничто не предвещало захода на рулетку. К тому же, назавтра предстояла поездка. Я подбил все накладные, получил командировочные и защелкнул замок своей видавшей виды кожаной папки.
-Возьми Бричкину на солярку, он просил, - сказал вдруг шеф и протянул мне пачку денег. - Здесь три тысячи, пересчитай.
Я сунул деньги в папку.
-Романыч, ты все? - спросил Вадя, одевая куртку.
-Вроде бы, все, - ответил я.
Стрелки на часах показывали начало шестого. Значит, из конторы можно было валить с чистой совестью. Уйти на пять минут раньше считалось преступлением. Такой проступок требовал объяснений и наказывался гнусавой тирадой шефа. То же самое происходило и по утрам. Я почти всегда опаздывал минут на десять, и шеф мне постоянно выговаривал.
Мы вышли на улицу. Так сразу расходиться по домам не хотелось. И мы зашли в заштатный кабачок выпить по паре пива. Вадя был мой друг, еще со студенческих времен. Это он рекомендовал меня шефу, и в общем-то сманил с предыдущего места работы. Так что мы теперь не только дружили, но и вместе тянули бурлацкую лямку.
В кабачке было шумно. Народ спешил промочить горло после рабочего дня. На обшарпанных столиках присутствовал стандартный набор - бутылка водки, несколько бутылок пива и какие-нибудь чипсы. Омаров здесь никто не заказывал.
Пара пива ушла быстро. Мы заказали еще по два. Вадя для порядка остограмился. Мы старались не говорить о работе, хотя то и дело сползали на конторские проблемы. Одергивали себя, переключались на другие темы, но потом опять возникали дрожжи и ненавистные коллеги. В какой-то момент в нашем уже коллективном сознании возникло слово "казино". И оно вытеснило все остальное.
-У меня командировочные и еще рублей двести наберется.
-У меня есть тысяча, - сказал Вадя. - Пошли.
Мы часто играли вместе. Скидывались поровну, и в случае удачи выигрыш делили пополам. Во время игры подкидывали друг другу фишки. Правилами это не запрещалось.
Я сдал куртку и папку в гардероб. Алкоголь уже бродил по организму. Я пытался поймать кураж. Рулетка требует полной самоотдачи и концентрации. Малейшие помехи могут сбить весь настрой, и тогда ты перестаешь чувствовать поле. Сел с краю, слишком много народа, неудобный крупье и так далее. Если не было помех, и я ловил невидимую нить игры, то угадывал очень четко. Ваде, как правило, везло намного реже. Я бы даже сказал, совсем не везло. Он слишком много пил за столом и не умел останавливаться. Итог чаще всего бывал сокрушительным. Вплоть до желания застрелиться.
Когда мы сели "к рулю", игра только начиналась. Завсегдатаи еще не успели подтянуться, и за столом кроме нас никого не было. Тем не менее, мы обменяли купюры и начали ставить. Выиграв немного, звонили в колокольчик, заказывали пиво и расплачивались фишками.
Но все-таки, я никак не мог поймать игру. Две сотни выиграю, потом три проиграю. У Вади дела шли не лучше. Мы тревожно переглядывались и разводили руками. Наконец, фишки кончились. Молча и разочарованно мы отошли от стола и побрели к выходу. Я был пьян и зол. Что делать, сверлила мысль. И вдруг осенило.
-Есть Бричкинские деньги. Надо сыграть. Пан или пропал.
И мы вернулись наверх. О возможных последствиях я старался не думать. Получив фишки, начали заставлять ими все поле. Груды разноцветных кружочков сгребались крупье и снова возвращались к нам ровными стопками. Я не запоминал, какие выпадали числа. Просто следил за их вереницей и пытался оседлать эту волну.
И вот мне поперло. Я бил серии, сплиты и числа. Ставил сотню в номер и получал три с половиной тысячи. Вадя греб у меня фишки и все спускал.
Я же тысячные фишки потихоньку складывал в задний карман. Он стал приятно оттопыриваться. Но Вадя в этот раз оказался непосильной обузой. Я сказал ему: "Иди лучше пей". Он согласился с доводами разума и ушел к бару. А я продолжил набивать карманы. В какой-то момент я понял, что потерял нить. Это можно объяснить выражением: смотришь в книгу - видишь фигу. Все, что выигрывалось, я просил через кэш, а когда передо мной не осталось ни одной фишки, встал из за стола. Минуя Вадю у барной стойки, я отправился к кассе. Выгреб все из карманов. Мне выдали тридцать одну тысячу.
Три мы вернули в казну, то есть Бричкину на солярку. Двадцать восемь поделили пополам. Мне было немного жалко делиться - выиграл-то все я. Но потом подумал, что без Вади вообще никакой игры бы не было. А потом, друг я или портянка?
На часы было страшно взглянуть. Нервное истощение и усталость валили с ног. По идее, я должен был сейчас лежать в своей кроватке, досматривая последний сон перед поездкой. А я колом выхожу из казино и хочу жрать. Завернув в круглосуточную забегаловку, мы заказали еду и выпили. Радость победы гасилась осознанием того, что организму предстоит пережить суровый день. До кровати в гостинице было, как до Луны.
-Вот, за несколько часов месячная зарплата, - подытожил Вадя.
-Хотя бы две такие игры в месяц, и я бы не работал.
-Это иллюзия. Всегда невозможно выигрывать.
-Но ты видел, как я попадал!
-Да, сегодня ты был король.
Мы разъехались на такси. Рухнув в кровать в три, в пять я уже плескал на лицо водой. Я надеялся немного отоспаться, пока доедем до первой точки.
Бричкин взглянул на меня с недоумением:
-Опять играли? Поди, все проебал?
-Нет, выиграл немного.
Он негативно относился к нашим заходам на рулетку. А я все думал, что если бы нормально по человечески платили хозяева-жмоты, на хрен бы мне сдались эти ночные бдения.
Поспать мне не удалось. Дорогая и вкусная еда в ночной забегаловке оказалась вредоносной. Где-то через час после выезда я услышал зловещие звуки внизу живота, а потом почувствовал неудержимый позыв. Камаз не легковушка - так просто не остановишь. А в кусты я бегал раза три. Поэтому огреб от Бричкина по полной. Материл он меня нещадно, но я не реагировал. Мою душу согревали четырнадцать кусков, доставшихся с таким трудом. Первый и последний раз в жизни я рискнул казенными деньгами. И не прогадал. Так что все великие писатели, которые рассказывали о том, как это плохо - играть, - пусть идут на хуй.
Просравшись, я задремал, убаюканный рычанием нашего Камаза. До первой точки оставалось еще полчаса...
***
Коллективчик наш, прямо сказать, был образцовой паучьей банкой. Те, кто работал на складе - тырили со склада. Водители наваривались на соляре и запчастях. Экспедиторы списывали дрожжи.
Что происходило в бухгалтерии - вообще тайна за семью замками. Никто никому не доверял, просьба помочь звучала как оскорбление, сплетни были излюбленным лакомством. И над всем этим возвышался шеф. Он воровал деньги у всех. Как монополист - задирал цены. Нам платил копейки. Из оборота забирал себе столько, что нечем было расплачиваться с поставщиками. Да что говорить, если я сидел в конторе на продавленном стуле, а наш ксерокс был ровесником мамонтов.
Все попытки убедить шефа хоть что-то модернизировать встречали глухое сопротивление. Он начинал ходить из угла в угол, бубня что-то себе под нос. Явственно слышалось только одно слово: "Сука". В его лексиконе это было универсальное ругательство. Оно произносилось с улыбкой, с гримасой, шепотом, и очень громко. В зависимости от обстоятельств.
Чем шеф занимался, понять было сложно. Он не вел никаких переговоров, часами сидел, глядя, как мы обзваниваем клиентов. Игрался на компьютере. В своем кабинете ему было скучно, поэтому он постоянно маячил перед глазами. Вместе со всеми грузил дрожжи, отвозил документы в банк. И даже готовил на кухне обеды.
Как-то он решил потушить капусту. Из кухни на всю контору распространился специфический запах. Я зашел сделать себе чай. Шеф в переднике, стоя у электроплитки, что-то колдовал над сковородкой. Он указал вилкой на гору капусты:
-Будешь? Свежую купил на базаре. Порция - четыре рубля.
Я вежливо отказался.
Можно было подумать, что это не мы его батраки, а он наш слуга. И только лишь вечером, когда он пересчитывал и сгребал в карманы пачки денег, мираж рассеивался. Главный паук, весь день бездарно болтавшийся на паутине, хватал, наконец, свою добычу. Зрелище не из приятных. В этот момент хотелось сказать шефу только одно слово: "Сука".
Два заместителя директора ненавидели друг друга лютой ненавистью. Иваныч вел все важные переговоры, занимался ценообразованием. К тому же, сам ездил на маршрут. У него был своеобразный имидж - годами ходил в одном и том же пиджаке зимой и летом. Боря, второй зам, был туповатым бездельником и осведомителем у шефа. По слухам, он имел микроскопическую долю в бизнесе, иначе, надо полагать, был бы давно уволен. От него не было никакой пользы. Если Боря за что-то брался, то обязательно запарывал дело. Он ходил за шефом, как хвост, но было видно, что шеф от этого не в восторге.
Боря был трус. Иваныч тоже был трус. Мужчины ближе к пятидесяти, которым ничего больше не светит в жизни, кроме ухмыляющейся физиономии шефа. От них обоих несло гнильем.
Главбух Зина была молодой незамужней женщиной. За мягкой, почти застенчивой улыбкой она скрывала лютую стервозность. Юрец был абсолютно убежден, что это от недоеба. Зина держала в руках все финансовые нити. Паук-шеф заметно лебезил перед ней. Так же, как и Юрец, который безбожно списывал дрожжи на маршруте.
Сколько получала Зина, никто не знал, но четыре раза в год она уезжала отдыхать за границу.
Остальные персонажи чем-то явным не выделялись. Если кто-то увольнялся, через неделю о нем забывали. Хотя, уходили, в основном, нормальные люди, которые уставали копошиться в этой банке и находили в себе силы отыскать что-нибудь получше. Но самое интересное, что на место ушедших никто не приходил. Шеф, конечно, давал объявление о найме, но дело не клеилось. Уёбков, которых всегда хватает, он не брал сам, а люди с головой откровенно посылали шефа на хуй. Контора потихоньку усыхала, и тем, кто оставался, приходилось крутиться. Правда, на меня шеф новых обязанностей не стал навешивать. Он, наверное, разглядел, что у меня на лбу написано "где сядешь, там и слезешь". Этому мудрому принципу я научился на предыдущей работе. Там самым шиком считалось увиливать даже от прямых обязанностей, а проявивший излишнее усердие, подвергался коллективной обструкции.
Бричкина шеф давно считал отморозком. Видимо, и на мой счет со временем утвердилось такое же мнение. Нам от этого было только легче. Катили себе по морозцу в Дыру и не парились. Там меня ждал роскошный и дешевый ужин, а Бричкина - Дашка.
Когда мы прибыли, укатанные и замордованные, было уже темно. Под ногами хрустел снег, а воздух после прокуренной и провонявшей всякими машинными вонями кабины, казался волшебным. Дашка названивала Бричкину еще с обеда, и я понял, что сегодня он от нее не отвертится.
Мы оформились в гостинице, умылись и не спеша поели.
-Дашка зовет в кабак. Пойдем, что ли. - сказал Бричкин. - Они с Любкой решили пивка попить.
-Не знаю. А ладно, пошли. Все равно делать нечего.
Любку я знал, она работала вместе с Дашкой. У нее был маленький ребенок, а мужа машиной задавило. Жила она, - мы как-то у нее пили, - в обшарпанной халупе, прямо у железной дороги. В общем, беда одна.
Кабак был недалеко от гостиницы. По моим сведениям, там предпочитали собираться кавказцы. Доверия это не внушало. И все же, мы пошли. В полутемном зале вдоль окна были поставлены массивные столы и стулья с высокими спинками. У стены - барная стойка и место для танцев. Дашка и Любка сидели за одним из столов и что-то пили. Кроме них в кабаке больше никого не было, если не считать компанию восточных людей за дальним столиком. Как я разглядел, там были не только мужчины, но и женщины в длинных черных юбках. Маленькие детишки бегали вокруг взрослых и залезали под столы.
Приличного пива в заведении не оказалось. Пришлось заказывать "мочу". Женщины не поняли моего недовольства. Ну, а Бричкин все равно взял водку. Было заказано и какое-то замысловатое жаркое. Когда Дашкин полюбовник ворчливо заметил, что денег очень мало, она с понтом ответила, что за жратву заплатит сама. Дашка любила показать свое эмансипе.
Со стороны могло показаться, что две семейные пары культурно проводят свой досуг. Подумав об этом, я ухмыльнулся и предложил выпить. Звякнуло стекло. Мы с Бричкиным стали накачиваться алкоголем. Дашка от нас не отставала, а Любка притормаживала.
Когда все сделались пьяными, и перебивая друг друга, что-то рассказывали, включили музыку. Мне стало вовсе непонятно, кто о чем говорит. Я просто пил.
Дашке захотелось танцевать, Любка ее поддержала. Но нас с Бричкиным вытащить из-за стола не удалось. Так что, пока дамы вертели попами, мы продолжали чокаться. Чтобы пуститься в пляс, мне нужна очень большая доза. Танцующего Бричкина вообще представить было сложно.
Новых посетителей не было, так что атмосферу можно было назвать камерной. Из под стола рядом со мной вдруг появилась курчавая голова. Потом на меня посмотрело смуглое лицо с белозубой улыбкой. Я скорчил ему рожу. Маленький джигит, засмеявшись, снова ушел в подстолье.
-Как саранча расползлись, - сказал Бричкин.
Он посмотрел в сторону табора и помрачнел. Я отхлебнул еще пива.
Потом еще и еще. И, наконец, созрел для плясок. Вылез из-за стола и как в тумане направился к нашим дамам. Под незамысловатые хиты мне было легко дергать ногами и руками. Это значило, что я "колом".
Отвлекшись в какой-то момент от своих телодвижений, я увидел чудо. Рядом со мной неумело покачивался Бричкин. По блеску Дашкиных глаз было видно, что она сейчас счастлива.
И тут проникающий в душу голос запел: "Чорные глаза-а-а...". Я почувствовал, что мои ноги стали двигаться быстрее. Но это была фигня по сравнению с тем, что случилось с нашими соседями. Джигиты все, как один повскакали с мест. Лихо стуча каблуками, они стали исполнять нечто вроде лезгинки. Детишки вихрем кружились у них под ногами. Кавказцы зажгли капитально, и нам трудно было их переплясать. "Чорные глаза-а-а...". Самое то после пол литра или семи пива. Не хватало только цыган и медведя...
Любка засобиралась домой. Я зачем-то вызвался ее проводить. На улице было пустынно, падал снег. Шум и гам остался позади. Мы шли рядом, и я думал, как это все глупо. У гостиницы мне захотелось ее поцеловать.
-Не надо. Иди лучше спать, - сказала она.
-А проводить?
-Иди, иди, я сама дойду, - ее уверенный тон не вызывал никаких сомнений.
Я с облегчением завернул к гостинице. Взял ключ у администратора. Оказался в своем номере. Разделся и рухнул в кровать. В ушах раздавался проникающий в душу голос, а перед глазами скакали вытягивающие в стороны руки джигиты в папахах и с кинжалами на боку.
Утром я не обнаружил Бричкина на соседней кровати. Ладно, старый греховодник, встретимся у Камаза. Я умылся, собрался и пошел сдавать номер. Администратор посмотрела на меня круглыми глазами: -Ну, вы и спать!
-А что такое?
-Да ваш напарник вчера пришел, а у вас на угол заперто. Мы стучали стучали, на телефон вам звонили. Все без толку. Хотели даже дверь взломать.
Тут появился помятый Бричкин, которому, как оказалось, пришлось спать на раскладушке в подсобке.
-Хули ты заперся, - сказал он мне на улице.
-Да я не специально, запер и уснул... Я думал, ты с Дашкой останешься.
-Я спьяну подумал, что ты помер. Хотел дверь ломать.
-Да ладно, просто я крепко сплю.
-Больше так не спи, на хуй, - сказал он, и после этого долго молчал.
Тут я с удивлением понял, что он волновался за меня. Ну, думаю, падла, и в тебе есть хоть немного от человека. Но вслух я этого, конечно, не сказал.
***
Весна пришла, как всегда неожиданно. Ледяная корка сошла с дорог вместе с асфальтом. К обычной тряске прибавились знакомые подскакивания до потолка.
-Какие мудаки делают дороги? - орал Бричкин. - Все спиздили, а мы ездий как хошь!
-Закон природы, - констатировал я.
На полях появились проталины, глядеть по сторонам было уже не так тоскливо. Солнце припекало коленки, а сигаретный дым под его лучами превращался в густые облака. Вечная зимняя полудрема сменилась волнительным бодрячком. Что ждет тебя за следующим поворотом? Может быть, какой-нибудь приятный сюрприз?
Неожиданно появилось давно забытое вдохновение. В голову влезло четверостишие:
-Дорога - мать, шофер - отец,
Машина - лучший друг,
И снова мы, в который раз
Идем на дальний круг.
Бричкин повернулся и вытаращил глаза.
-Сам сочинил? Надо бы записать. Ну-ка, еще раз, как там?
Я повторил. Бричкин был явно польщен, вряд ли кто-то еще оценивал его работу в поэтической форме. Мне даже показалось, что он сейчас прослезится. Тоже, наверное, весна подействовала.
Городки стали встречать нас непролазными лужами и обнажившимися убогими подворьями. На хлебозаводах и райпо из под белого покрова вылезла давно не работающая техника. Остовы грузовиков и тракторов являли собой выставку достижений пропавшей навсегда цивилизации...
Нам же предстояла своя жатва. Весной закрывались районные дороги. Чтобы проехать, нужно было покупать пропуск. Как сказал Бричкин, шеф никогда не покупал пропуска, предоставляя экипажам действовать на свой страх и риск. Иными словами, наживать геморрой.
-На этом деле, - хитро подмигивал Юрец нам с Вадей, - можно не плохо навариться.
Он был тот еще жук. Темная лошадка. Имея высшее экономическое образование, работал в шарашкиной конторе. Нам с Вадей он никогда толком не объяснял свои схемы, хотя регулярно пил за наш счет. Мол, все отдал жене и детям - угостите, христаради.
Раньше экспедиторы хорошо имели, продавая дрожжи самогонщикам. Они делали свою наценку и тоннами сплавляли ценное сырье по деревням. После командировки разъезжались исключительно на такси. И преимущественно, по хорошим ресторанам.
Потом наступила эра спирта. Самогоноварение не выдержало конкуренции с более дешевой и простой технологией. Экспедиторы, потеряв клиентуру и доход, стали потихоньку увольняться. Но Юрец остался. И явно, не из идейных соображений.
Когда мы выехали после весеннего запрета, я немного волновался. Как оно там обернется. Бричкин тоже не стал загадывать. В нашем государстве никогда не знаешь, что там еще придумают. Тем более, что мы были "зайцами".
В первых двух городках на въезде стояли шлагбаумы. Они были подняты, и около них никого не было. Мы расслабились, но, как оказалось, рано.
На въезде в Дыру нас ожидал настоящий блок-пост. Милиционер с автоматом и чиновник администрации потребовали пропуск.
-Дрожжи везем на хлебозавод, стратегический продукт, - попробовал взять их на понт Бричкин.
Но, видимо, хлеб перестал быть "нашим богатством". Проехать было невозможно. Надо было делать ход конем. Я обзвонил клиентов и попросил на чем-нибудь приехать к шлагбауму. Началась суматоха. Кто-то говорил, что нет транспорта, у кого-то не было времени. Мне вымотали все нервы, но в конечном итоге, клиенты подгребли и перегрузив товар, убрались восвояси. А мы, как неприкаянные, остались на обочине.
Было тепло, солнце садилось за придорожные ели. Пахло оттаявшей землей.
-Дело сделано, а что дальше? - спросил я.
-В семидесяти километрах есть еще одна гостиница, - размышлял вслух Бричкин.
В его голосе не было желания туда пиликать. А у меня вдруг возникло давно забытое ощущение студенческого похода. Лесная поляна, палатки, костер.
-Слушай, а поехали на райпо. Уже тепло, в машине переночуем, - предложил я.
-Точно. Чего мы на хуй паримся. Газ, вода есть. Пельмени сварим.
Видимо, мы слишком привыкли к гостиничному комфорту. Мысль, что остались на улице, сначала здорово обескуражила. Но решившись, мы отбросили все сомнения и с легким сердцем двинули в Валентинополь. Бричкин лихо развернул фуру, закурил и дал по газам. Камаз понесся по пустынной лесной дороге. Нам встретился еще один безлюдный шлагбаум.
-Ты считаешь, сколько постов было? На каждом с нас взяли штраф триста рублей. А в Дыре тысячу. Понял? - Бричкин раскрыл мне секрет успеха.
У меня появилась легкая эйфория:
-Брали на въезде и на выезде, так?
-Молодец, студент. Академиком будешь.
Открыв папку и достав ручку, я на ходу стал делать подсчет.
-Уже две пятьсот получается. А сколько их еще впереди...
-Главное, лишнего не спизднуть. Боря будет тебя колоть, что да как. Посылай его на хуй, - посоветовал Бричкин.
-Да он всегда вяжется с расспросами в конторе. Ни разу не расколол.
-Ты еще про гостиницу не забывай. Если на трассе есть такая печать, а она должна быть, еще по пятьсот в карман положим.
Я не совсем понял, о чем он, но заранее не стал забивать себе голову. Надо было подумать о насущном: что есть и что пить. Тем более, мы уже подъезжали.
Валентинополь был тихим городком, затерянный в бескрайних лесах. Первое, что мы увидели, это еще один шлагбаум. К нашей радости, не охраняемый.
-Пиши, - сказал Бричкин.
Но я уже и без него доставал ручку...
Мы заехали в магазин и попытались выбрать что-нибудь посвежее. Ассортимент продуктов нагонял тоску. Колбасы и сыры выглядели так, словно их никто не покупал уже долгие годы. А цены были выше, чем в областном центре.
Я вообще заметил одну характерную особенность. Чем дальше от столиц, тем меньше зарплата и тем больше магазинная наценка. Жить в глубинке - убыточное дело.
-Блять, - тихо сказал Бричкин у витрины с колбасой, - а мы не отравимся?
-Хуй знает, давай, правда, пельмени возьмем.
Мы долго рассматривали этикетки, выискивали сроки годности, и наконец, набрали продуктовую корзину. "Деньги есть, а потратить некуда", -сказал я на выходе.
Ворота райпо были заперты. Я перелез через них и пошел искать сторожа. На эстакаде было необычно тихо и пусто. В занюханной сторожке сидел дед и читал газету. Перед ним на маленьком столе стояла початая чекушка и бутерброд с салом.
-Мы вам дрожжи возим. Можно переночевать?
-Отчего же нельзя? Ради Бога.
Дед достал ключ от ворот и пошел открывать. Камаз не спеша заполз на ночлег. Бричкин развернул машину и выключил двигатель. Слева от нас возвышалась деревянная громада райпо, справа в десяти метрах текла быстрая и веселая речка. Мы стали готовить ужин. Опрокинув на бампер канистру с краником, Бричкин наладил водоснабжение. В кабине он поставил горелку, подсоединил ее к баллону и чиркнул спичкой. У нас появился очаг. В кастрюлю мы бросили пельмени, в миску порезали овощи. Пластиковые стаканчики наполнили бесцветной жидкостью.
-Лучше, чем в гостинице, - заржал Бричкин. - и бесплатно.
-Точнее, нам приплачивают. По пятьсот.
-Хорошая тема. Надо будет здесь ночевать. А то в Дыре Дашка уже все мозги проебала.
-А потом, сколько там денег тратим, блин, и нажираемся, как собаки. Ты на следующий день вообще никакой.
-Заколдованная блядская Дыра, - сказал Бричкин.
-В пизду ее!
-На хуй!
Под эти тосты мы выпили водки, затем поели пельменей и закурили, как индейские вожди. Было уже совсем темно. По рукам и ногам разливалась приятная свинцовая тяжесть. Лень было даже нос почесать. Бричкин убрал кастрюлю и газовое оборудование. Дал мне одеяло, а сам полез в спальный отсек. Я положил под голову папку, куртку и улегся на сидениях. Было очень удобно и тепло.
Мой напарник быстро захрапел. Потом начал стонать и бредить матом. А я все лежал с закрытыми глазами и думал о том, что рядом течет река. Потом я тоже уснул.
***
Вскочив на рассвете, я сперва не понял, где нахожусь. Сообразив, тихо открыл дверь и выбрался наружу. Меня окутал туман и прохлада близкой воды. Закурив, я побежал в туалет. Он находился за райпо и казался более добротным, чем всё в округе. Даже кабинок было две - "М" и "Ж". Не говоря уже о лампочке под потолком и деревянном рундуке.
Возвращаясь назад, я снова мельком глянул на речку. Она взбрыкивала, как иноходец, зажатая высокими берегами-хомутами.
Открыв дверь кабины, я крикнул: "Давай вставай, хватит дрыхнуть!". В спальнике произошло движение, и оттуда высунулась всклокоченная голова Бричкина.
-Чего орешь?
-Надо разгрузиться побыстрее. Скоро кладовщицы придут. Сдадим - и вперед.
-Ладно, щас встаю.
Он подогнал фуру задом, сложив Камаз буквой "г". Я стал разгружать. Вспомнились зимние ныряния в пещеру с бодуна. Разница была большая. Тетки кладовщицы начали появляться на эстакаде. С прибаутками и покрикиваниями на горе-грузчиков, они отворяли пудовые замки и засовы.
У меня все уже было разложено по кучкам. Тетки усмехались: "Вот это работники, все бы так работали".
Сделав хлебозавод, мы поехали дальше. Но тут нас опять ждал закрытый шлагбаум. Других выездов из Валентинополя не было. Я подошел к будке, из нее вышел мужичок.
-Как бы нам проехать, - задумчиво сказал я.
-Без пропуска - только назад, - отрезал мужичок.
-Пятьсот рублей тебе хватит?
-Ни пятьсот, ни тысячи, пропуск давайте. Если нету - идите в администрацию.
-Че ты такой вредный? И деньги ему не нужны? - Бричкин подошел ко мне на помощь.
Мужичок, теряя твердость, скрылся в будке. Прорваться в наглую было невозможно. Шлагбаум был заперт на замок. Бричкин смачно плюнул и полез в кабину.
Чтобы добраться до администрации района, пришлось ловить мотор. Камаз не мог в этом месте развернуться.
Через 15 минут в рабочих джинсах и засаленной куртке я вошел в чистенькое здание с колоннами. Ворсистые ковры навеяли мысли о персидских сказаниях. Кожаные кресла предлагали заднице все мыслимые удобства.
Туда-сюда сновали секретарши с папками бумаг. Их откровенное киношное декольте казалось не очень уместным даже среди ворса и кожи.
Пропускной вопрос решал только замглавы района. Немного подождав, я получил аудиенцию. Чиновник не стал меня мурыжить, а сразу отправил в инспекцию, где я мог купить искомый документ.
В инспекции была очередь. Я разговорился с одним местным инженером. Он поведал историю своего жизненного фиаско.