В музее танца восковых фигур,
в библиотеке страсти, среди партитур,
меж стеллажей и в окруженьи формуляров, 
заполненных каллиграфическим движением пера,
что льет из пластиковых хрупких капилляров веера 
не начатых стихов и мемуаров,
алея,
плавно движется комета, но не та,
Галлеем вовсе не воспета эта, 
без хвоста, 
хотя вниманью Галилея, может, и знакома 
та мечта
влюбленного в немую бесконечность астронома, 
что сохранил в предвечном чувстве ту беспечность, 
неспроста, 
как часть его обычного генома,
человечность.

И слышен только яблок спелых хруст из твоих уст,
и листьями застелен путь из паствы, чист и пуст,
а мы с тобой нашли Эдем всего на расстояньи взора,
пусть кажется, что сердца стук доносится из рук,
твой из моих, а мой не различить на звук,
но можно проследить за линией узора,
насколько хватит страсти до позора
и до мук,
пока сомкнется круг у кругозора, 
милый друг, 
ты мне - моя Аврора.

Но все не так печально, дорогая: у Шекспира
совсем иной экслибрис на иной обложке мира,
другой состав эфира,
шире меры, ярче черный,
а мы и ни при чем, два увлеченных чародейством,
решились, наконец, сойтись в волну, расстаться с девством,
и удивить ученых.
И я, тобою уличенный в своих действах,
шлю туман,
в тебя неистово влюбленный
бездонный 
Ледовитый океан.