Лена спустилась в подвал. Наверное, правильнее все-таки было говорить "погреб", потому что подвал должен быть под домом, ну, или, к примеру, под гаражом, а погреб - это все-таки отдельно стоящее строение. Но бабушка всегда говорила "подвал", и Лене нравилось тоже его называть так.
Подвал... О, Лене до жути нравилось туда лазить. Во-первых, он был страшно глубокий. Во-вторых, в нем всегда было очень холодно. Ну, не очень и не всегда - только летом, а зимой, наоборот, было тепло. Лена была умненькой и начитанной девочкой, и ей очень нравилось объяснять папиным-маминым гостям, что "там все время поддерживается постоянная температура: +10 градусов". Ну и потом - он был просто красив. Сводчатый потолок, аккуратная кладка...
Когда-то давным-давно, еще до революции, здесь стоял большой дом, в котором жил немец-колонист. Он торговал вином и держал его в этом самом погребе. Потом он сбежал, но Лена была абсолютно уверена, что где-то в погребе он спрятал клад. Не зарыл, а спрятал в тайнике. Она порой даже простукивала стены, но, честно говоря, отличить пустоты от непустот у нее не получалось.
Ее приятель и одноклассник Олег тоже горел желанием приехать "поискать клад"; они даже долго строили планы, как это лучше сделать, но потом Лена почему-то испугалась. А вдруг для того, чтобы что-нибудь найти, погреб придется разрушить? Ну уж нет. Черт с ним тогда, с этим самым кладом!
Всякий раз, когда она приезжала к бабушке в гости, она спускалась в погреб - надо это было или не надо, но спускалась. Бабушка посмеивалась и всякий раз находила лишний повод послать внучку "в подвал" за чем-нибудь.
Вот и сейчас она попросила принести простокваши. Холодненькой. В такую жару - в самый раз.
Кувшины с простоквашей стояли на каменной полке. Лена взяла один из них. Отхлебнуть? Почему бы и нет? Правда, мама сердится, когда она пьет воду из бутылки или простоквашу из кувшина; мама считает, что сперва надо налить в чашку, а уж потом пить. К тому же если это потом будет пить еще кто-нибудь.
Но так было трудно удержаться от искушения отхлебнуть прямо из запотевшего кувшина...
Лена на секунду зажмурилась, потом схватила кувшин и сделала несколько жадных глотков. Вытерев губы, она стала подниматься по ступенькам.
- Ау, Аленка" Ты скоро там?
- Иду, - отозвалась Лена и шагнула из погреба во двор.
Она посмотрела туда случайно. Совсем случайно. И...
Почти на самой поверхности плавало... нечто. Мохнатое и огромное... Паук...
Никогда раньше Лена пауков не боялась. Ни маленьких, которых, сколько ни убирай, никогда не выведешь из дому, ни тонконогих "часиков", которые совершенно непонятно почему так назывались. Ни даже толстых мохнатых паучищ, которые жили в больших норах на бабушкином огороде, и которых они с папой ловили на смолу (потому что пластилин они попросту откусывали).
Но тут... Она ведь могла глотнуть... его... это... Она представила, как мохнатое здоровенное чудовище движется по ее горлу, потом - по пищеводу... шевелит волосатыми лапами...
- Леночка! Леночка, девочка! Очнись! Да что же это такое!
Где она? И кто здесь?
Девочка медленно открыла глаза. Она лежала на своей кровати, а рядом с бледным перепуганным лицом толклась бабушка. Неприятно пахло рвотой, еще чем-то противным...
- Я...
Что говорить, она не знала - она просто не помнила, что случилось. Но твердо знала, что рот лучше широко не открывать - потому что может произойти что-то страшное. Но что именно?
Она попыталась сесть. Голова кружилась, во рту был странный металлический прикус...
Ненароком она подняла взгляд. На столе стояла ваза с цветами - бабушка всегда ставила в ее комнату свежие цветы. С одного из цветков свисала паутинка, и по ней спускался крошечный паучок. Совсем махонький - меньше спичечной головки. Но Лена вспомнила. Жуткий спазм скрутил все ее худенькое тельце - казалось, не было ни сантиметра ее тела, не взорвавшегося болью, отвращением...
Ее опять вырвало, на этот раз одной желчью.
Бабушка совсем перепугалась.
- Да что же это такое! Что случилось-то!
Она чуть не плакала.
Лена, бледная, испытывающая отвращение не только к паукам, но и к самой себе (вот же кисейная барышня! совсем бабушку перепугала!), тихо прошептала:
- Ба, я хочу домой...
Понятное дело, никто ее домой одну не отпустил. Бабушка потопала на почту, таща бледную и шатающуюся от слабости внучку за собой ("Ну, как я тебя тут одну оставлю? А вдруг опять плохо станет?!"), и дала сыну "молнию".
Почтальонша, совсем молодая девчонка, покачала головой:
- Тетя Шура, если я такое отправлю - у вашего сына инфаркт случится! Вы бы как-то по-другому написали, что ли! А еще лучше - просто позвоните ему на работу, у нас же телефон починили!
- Дак не знаю я телефона-то его! - испугалась почему-то бабушка. - Домашний знаю, но он-то на работе сейчас...
- Я знаю...
Лена продиктовала девушке номер.
- Па, забери меня домой... Нет, все в порядке... Нет, ну что ты, конечно, не поссорились... Да, мы с почты звоним... Да со мной бабушка, со мной! Нет, не простудилась... Да перегрелась просто, наверное. Голова кружится, бабушка боится - вот и все.
Отец приехал к вечеру. На машине, одолженной у дяди Саши.
- Переночуем, Ленок, а завтра пораньше домой поедем. Я на работе отгул взял.
Но мысль о том, чтобы еще хотя бы на одну ночь остаться в этом доме, была просто невыносима.
- Па, а давай сразу поедем, а?
Лена не хотела делиться подробностями: если рассказать, из-за чего все случилось, она просто будет выглядеть как дура... а если не рассказывать про паука, а просто рассказать о своем самочувствии, папа перепугается...
- А мамку-то нашу в роддом забрали, - невпопад сказал отец. - Так что уж совсем скоро ты станешь старшей сестрой...
Но все-таки, не задавая вопросов, он вывез дочь в город в тот же вечер.
Наверное, все-таки надо было поделиться с кем-нибудь. С мамой, например. Но все мамино внимание было сосредоточено на маленьком братишке. Тот то и дело плакал, на что мама всегда растерянно говорила:
- Ленка такая спокойная была...
Словом, маме было не до Ленкиных фобий, и даже сама Лена, занятая хлопотами о младшем братишке, таком крохотном и беспомощном, на какое-то время забыла о паучище. Тем более что в село пока ехать было как бы и нельзя: ведь маме нужна была помощь!
Но в один прекрасный, а вернее, просто жуткий день боязнь пауков снова дала о себе знать.
- Лен, я с малым прогуляюсь в магазин, а ты погляди, может, паутину надо смести где... Сделаешь?
- Конечно! - бодро ответила девочка, стараясь скрыть дрожь, вызванную в ней словом "паутина". - Конечно, я все сделаю.
Ей и до того доводилось уже несколько раз обметать потолки их крохотной квартирки: специально для этого папа соорудил щетку на длинной легкой палке. Но сейчас она так явно представила себе, как цепляет щеткой паутину... а оттуда спускается паук, спускается прямо к ней на голову, и...
Нет, надо было взять себя в руки! Лена сделала над собой усилие. Ведь не выполнить мамину просьбу - это... Да мама просто обидится, вот и все! Не станет наказывать, не станет кричать, просто у нее изменится выражение лица... Когда у мамы вот так изменялось выражение лица, у Лены сжималось сердце. Нет, она не должна подвести маму! Она...
Она все-таки выполнила поручение. А потом долго расчесывала свои длинные волосы, пытаясь вычесать из них несуществующего паука.
Ночью ее мучили кошмары, а наутро на руках появилась какая-то странная сыпь.
- Ну, вот! - страдальчески воскликнула мама, - Что же теперь делать?! К Алешке не подходи на всякий случай!
Ну, конечно! Маму больше всего расстроило то, что может заразиться ее драгоценный Алешенька! А до старшей дочери ей и дела нет!
Впрочем, девочка быстро взяла себя в руки. Конечно же, ее упреки были несправедливы: мама по-прежнему любила ее, а то, что она беспокоилась в первую очередь о маленьком, было совершенно нормально: они, эти малыши, такие хрупкие! У Лены вон просто сыпь, которая почти даже и не чешется, а мало ли во что это может вылиться у малыша!
- Это нервное, - пояснила пожилая тетка-дерматолог и поправила на круглом носу круглые очки. - Ребенок ваш перенервничал сильно. Что случилось-то, деточка?
Лена пожала плечами.
Мама поглядела обеспокоено.
- У нас недавно малыш родился, - сказала она почему-то виновато, - Может, она из-за этого?
- Деточка, - тетка обращалась одинаково и к маме, и к Лене. - Я-то откуда могу знать? Я-то совсем на другом специализируюсь... Или идите к специалисту, или купите дочке валерьянки, пускай попьет. Но только регулярно!
- У меня у самой все чешется, - пожаловалась мама, взглядом показывая на для чего-то обмотанные бинтами ручки дверей. - Леночка, может, ты все-таки расскажешь мне, что случилось?
Лена потерлась головой о мамино плечо.
- Ничего не случилось, мамочка!
Мама вздохнула.
- Наверное, ты просто слишком быстро растешь...
В начале сентября папа принес виноград. Огромные лохматые кисти, а уж ягоды - таких Лене до сих пор даже видеть не доводилось, не то что пробовать. И виноград-то ее любимый - зеленый (хотя почему-то говорят: "белый"). Она потянулась за ягодой, и вдруг...
Этот паучок был вообще махоньким, наверное, как просяное зернышко, но Лена отдернула руку, как будто это был огромный тарантул, готовый ее ужалить.
- Ленкин, ешь виноград, это же твой любимый! - папа подвинул миску к ней поближе.
- Па, я чего-то не хочу, - через силу ответила девочка.
- У тебя что, живот болит? - испугалась мама.
Лена покачала головой.
- Нет, просто я вчера когда у Машки в гостях была - этого винограда просто переела. Теперь у меня челюсть болит, - солгала она.
Обычно мама всегда чувствовала, когда Лена говорит неправду, но сейчас в комнате неожиданно взревел Алешка, и маме стало не до нее.
Прошло несколько лет. Лена по-прежнему ездила на лето в деревню - не обижать же бабушку из-за какого-то дурацкого страха! Но, когда в погреб лез Алешка - босой, как она когда-то, - и прямо там пил из запотевшего глазурированного кувшина простоквашу, у нее сжималось сердце.
- Аленка, ты-то что не пьешь? - всякий раз спрашивала бабуля, и Лена, пожав плечами, всегда уходила от ответа. Да и что было отвечать? Сказать правду она не могла, врать - не хотела...
Потом она поступила в институт и со страхом ожидала поездки в колхоз: их поток всегда отправляли на виноградники, а ведь всем известно, что в винограде...
Она так переживала, что даже приболела. Не серьезно, но от поездки в колхоз ее освободили, оставив мыть окна в учебном корпусе.
Она привыкла к своему страху; он слился с ней, образовав новую сущность. "Симбиоз", - иногда думала Лена, разглядывая себя в зеркало. - "Я - симбиотическое существо. Союз человека и фобии".
Она была веселой, общительной девушкой, и никто и не догадывался, что там, где-то в темной глубине ее существа сидит совсем другой человек, жалкий, скорчившийся от страха...
Днем он почти не появлялся, зато по ночам, когда "Лена-основная" почти засыпала, он порой цеплял ее сердце скользкой худенькой лапкой и не сжимал, нет - просто тихонько щекотал. Из-за этого порой Лена не могла уснуть, но утром жалкий трусливый человечек прятался, и Лена снова становилась прежней. Почти прежней - такой, какой она была в детстве, до этого проклятого инцидента, она, наверное, уже никогда не станет...
- Держи! - Сергей протягивал ей букет. Флоксы. Сиреневые, белые, малиновые, оранжевые... Сколько веток - столько и оттенков. И букет такой... увесистый...
- Тебе нравятся флоксы? - весело спросил Сергей.
Лена кивнула. Ей вообще нравились цветы. Особенно те, что росли, как говорила ее мама, "самостоятельно". И флоксы... А еще больше ей нравился Сергей. Только в этом было страшно признаться - даже самой себе.
Странный парень - она впервые видела, чтобы ребята интересовались выращиванием цветов. А у него на даче просто райский уголок. Когда только он все успевает? И ведь не агроном - будущий инженер, "техническая душа"...
- Спасибо...
- Я тебя провожу, - решил Сергей. - А то до станции идти долго и скучно.
Они весело топали по пыльной дороге; Лена несла букет, Серей - ее сумку. Здорово, что она все-таки решилась сюда приехать. Маме спасибо: настояла. А то Лена все боялась, как она будет себя чувствовать в почти незнакомой компании: Сергей был приятелем старшего брата ее институтской подруги Леськи; Леську пригласили почти как "довесок" к брату, она предложила Лене, и, если бы не Ленина мама, не поехали бы обе: ни Лена, ни сама Леська, которая только храбрилась, а на самом деле так же боялась оказаться одна в компании друзей старшего брата.
А как классно все получилось! Купание в озере, шашлыки, песни под гитару...
Все остальные оставались до завтра, но Лена обещала маме вернуться домой... Сначала она очень завидовала остальным: ведь они будут всю ночь жечь костер, петь, смеяться... А с другой стороны, если бы она осталась - то не было бы вот этой самой дороги, покрытой мягкой пылью, дороги, по которой они топали вдвоем...
На платформе они стояли недолго: Сергей хорошо знал расписание электричек, и они пришли минут за пять до того, как толстый состав, пыхтя, вполз на станцию.
- Спасибо тебе, - Лена протянула руку за сумкой.
- А знаешь что, - вдруг решительно сказал Сергей. - Поеду-ка я с тобой. А то поздно уже, кто его знает, как ты потом домой доберешься, только переживать буду...
- А ты как же? Ты как доберешься? - чувствуя, как у нее сладко замирает сердце, спросила Лена, но Сергей уже подталкивал ее ко входу.
- Переночую дома, а утром на дачу рвану. Они моего отсутствия и не заметят: первый поезд в пять утра идет, к шести я уже на даче буду.
Они сидели рядом на жесткой деревянной скамейке; сперва Сергей рассказывал что-то веселое, потом вдруг замолк, и Лена, чувствуя себя неловко, залилась краской, и, поняв это (еще бы не понять: щеки и уши стали такими горячими, что хоть яичницу на них жарь), смутилась еще сильнее. И уставилась на букет.
О, Господи! Прямо на цветке... маленький, но оттого не менее противный... фу, какая гадость...
Она смотрела на паучка, и он под ее взглядом, казалось, рос, увеличивался не по дням и даже не по часам, а по секундам, и она уже совсем отчетливо видела все четыре пары лапок - членистых, покрытых хитином или чем там они у них покрыты... И глаза - все восемь штук - пристально глядят на нее, и...
Она закрыла глаза - только бы не видеть это надвигающееся на нее чудовище.
Какой-то глухой стук - что это? Сумка упала? Нет, сумка с таким звуком упасть не могла...
Щеки коснулось что-то мягкое. Лена открыла глаза. Почему она лежит? Ах, да, наверное, она свалилась в обморок. И этот звук - это вовсе не сумка на пол упала, это она головой на лавку свалилась...
Боже, как стыдно! И что теперь Сергей о ней подумает...
Внезапно ее охватила злость. Ну и пускай думает, что хочет! Тоже мне, кавалер нашелся! И, в конце концов, это ведь он подсунул ей букет, который паук избрал своим пристанищем...
Она поглядела прямо Сергею в глаза. То ли гневно, то ли обиженно, а может, и вовсе виновато: почему-то она не чувствовала, какое у нее сейчас выражение лица.
Он не отвел взгляда; его темно-серые глаза (надо же, она только сейчас поняла, какого они цвета!) вглядывались в ее - нет, не в глаза, прямо в душу.
Ей стало стыдно. Ну и дуреха она! Он-то в чем виноват - всем давно известно, что на садовых цветах живут паучки...
- Ты испугалась паука? - вдруг спросил он.
Лена растерялась. Как он догадался?! За эти десять лет - нет, уже одиннадцать, - что прошли с того памятного дня, ни родители, ни бабушка, ни даже вездесущий Алешка, который совал свой нос куда надо и куда не надо, - никто не догадался о ее фобии...
Сергей взял ее за руку.
- Не бойся. Это ведь не паук.
- Как - не паук? - не поняла Лена. Неужели она и в самом деле ошиблась? И там была какая-нибудь мошка?
- Это - обезьянка, - сказал Сергей.
- Обезьянка?!
- Не обезьянка, а лобезьянка. Так называются эти существа. Гляди внимательно.
Он приблизил лицо к букету. Лена, помедлив секунду, - тоже.
- Видишь? На паука и вовсе не похоже...
Нет, наверное, все-таки было похоже... но не очень... Маленькое существо, как и паук, имело восемь лапок, и глаз вроде бы тоже восемь, но выражение лица (нет, наверное, она все-таки спятила: какое тут может быть выражение лица, у существа такого размера?! и не важно, паучок оно или эта самая лобезьянка, все равно - не может... и вместе с тем оно было!) у него было самое дружелюбное.
- Видишь, она тебе улыбается, - почти шепотом сказал Сергей. - Не испугай ее. Ты вон какая большая, а она - маленькая...
Лена еще немножко приблизила лицо, боясь лишний раз вздохнуть.
- Они и танцевать умеют... Ну, по крайней мере, многие... Хочешь посмотреть?
Она кивнула. Слов не было.
- Жалко, музыки никакой нет. Ты не споешь?
Спеть?! В вагоне электрички?! Лена повертела головой, проверяя, не счел ли их обоих кто-нибудь сумасшедшими, но вагон был почти пуст, в одном конце дремал мужичок в надвинутой на лицо кепке, в другом - толстая тетка что-то медленно жевала и, кажется, при этом тоже спала, и Лена начала тихонько напевать первую пришедшую в голову мелодию. А Сергей стал прищелкивать пальцами в такт.
И - о чудо! - лобезьянка, выбравшись на середину цветка, стала двигаться в такт музыке. А может, Лене просто так казалось, но все равно - это было просто чудесно! Потом лобезьянка кувыркалась, кланялась и выделывала еще бог знает что...
А потом они приехали.
Сергей проводил Лену до квартиры и, вручая ей сумку, сказал:
- Ты всегда, прежде чем пугаться, приглядись повнимательнее. Может, это и не паук вовсе, а еще одна лобезьянка. Они не так уж редко встречаются. Пока!
И ушел.
А Лена, зайдя в квартиру, поторопилась поставить букет в вазу и долго стояла, спрятав лицо среди цветов.
Ей было радостно и грустно одновременно. Радостно потому, что она повстречала этого парня, человека, который, может быть, сам того не понимая, вернул ей ее саму. Который подарил ей настоящее чудо - и дело было даже не в непонятной волшебной лобезьянке, чудом было то, что она перестала бояться, что вернулась, наконец, та самая девочка Лена, которая любила лазить в подвал, пить простоквашу прямо из кувшина, есть цветы акации и немытый виноград...
А грустно ей было оттого, что он вот так вот легко повернулся и ушел, не спросив у нее даже номера телефона.
Все воскресенье она не знала, куда себя деть. И заняться вроде не чем, а если ничего не делать - то мысли в голову лезут... всякие... ненужные...
Укладываясь спать, она долго смотрела на свой букет. Паучок вел себя вполне по-хозяйски: бегал, делал что-то... Нет, не паучок - лобезьянка.
- Спокойной ночи, лобезьянка, - прошептала Лена; лобезьянка не ответила: она была занята своими, только ей ведомыми делами.
Что же это было за существо? И откуда Сергей знал о их существовании? Может быть, он волшебник?
Вот дуреха! Почти до двадцати лет дожила, а верит во всякие несуществующие вещи!
Но ведь чудо произошло, произошло на самом деле...
Она была уверена, что не сможет уснуть, но заснула буквально через несколько минут, и во сне по ее губам бродила счастливая улыбка.
К учебному корпусу она бежала - проспала, а потом еще троллейбус долго не ехал, а преподаватель строгий, опоздаешь - на занятие не пустит...
Возле входа кто-то стоял, загородившись большущим букетом цветов, и Лена мимоходом позавидовала той счастливице, которой они предназначались: везет же некоторым, с цветами их встречают... прямо с утра...
- Привет.
Он произнес это буднично, как будто они виделись вчера и на сегодня договорились о встрече.
Лена опешила.
- А откуда ты... а как ты меня нашел?
Сергей улыбнулся.
- Я просто спросил у Димки, где учится его сестра. Вы же с ней одногруппницы...
- А... это - мне? - Лена скосила глаза на букет.
Сергей серьезно кивнул.
- Тебе. Но учти: там могут быть лобезьянки, цветы только что с грядки - утром срезал. Не испугаешься?
Лена покачала головой. Она ничего не боится... когда он рядом. Но об этом знать ему пока не обязательно.
- Мама! Мама! - в голосе маленького Антошки, - Антона Сергеевича, - слышались рыдания, - мама, я боюсь!
Лена включила ночник, присела на край кровати.
- Чего, сынок?
- Там... - маленький пальчик тыкал в угол комнаты, где притаилась тьма. - Там кто-то есть.
- Есть, - мама кивнула головой. - Там живет лобезьянка. Днем ее не видно - она сперва спит, потом прячется, чтобы мы ее не заметили. А когда в комнате становится темно, она вылезает и делает всякие добрые дела.
- Какие добрые? - Антошка шмыгнул носом; глаза были еще мокрые, но страх ушел, уступая место заинтересованности. - Она мои игрушки будет складывать, да?
- Нет, Тоша. Твои игрушки ты должен складывать сам. А она делает... Как бы тебе сказать... Лобезьянки делают мальчиков и девочек, которые живут в комнатах, в которых они обитают, более здоровыми. Более веселыми. Учат их ничему не боятся. Закрывай глазки, а я расскажу тебе одну историю.
Глазки послушно захлопнулись.
- Жила-была девочка Лена. Которая очень боялась пауков. И боялась она их очень долго. Но однажды ей повстречался добрый волшебник...
- А как его звали? - не открывая глаз, спросил сын.
- Волшебника звали Сергей.
- Как папу?
- Да, как папу. Вот. И этот волшебник подарил девушке лобезьянку, совсем маленькую. Сперва она думала, что это паук, и испугалась, а потом разглядела внимательно, и увидела, что это совсем не паучок, а лобезьянка, и обрадовалась... И потом она совсем-совсем перестала бояться пауков.
- Ма, а лобезьянки похожи на пауков? - совсем сонным голосом спросил сын.
- Они, сынок, сперва похожи на то, чего ты больше всего боишься. А потом присмотришься, и увидишь, что это - лобезьянка. И перестанешь бояться...
Кажется, последних ее слов сын уже не слышал - заснул.
Лена тихонько затворила дверь. Пауков она побаивалась до сих пор - особенно больших и мохнатых, нет, не побаивалась - просто опасалась. Но это уже явно была не фобия!
Как же это все-таки важно: вовремя встретить того, кто превратит предмет твоей фобии в лобезьянку!
Она пошла на кухню, где, сдвинув головы, шептались двое ее любимых мужчин: "муж Сережка и брат Алешка", как шутя называла их Ленина мама.
- ... и тогда я сказал ей, что это просто лобезьянка, - услышала она окончание фразы, сказанной братом.