Глава 32. Нейтральная земля. Территория заброшенного военно-исследовательского комплекса.
Над пустошами бушевала сухая гроза. Не та, с ливнями и весёлым громом, что были раньше - до Большого Песца. Совсем не та.
Серую мглу начали перемешивать гигантской невидимой ложкой - там, в небесах. Мутные вихри крутились, завивались и тёрлись мохнатыми боками, как огромные коты. Напряжение повисло в воздухе, стало нарастать, и скоро его можно было почти пощупать руками.
Начало искрить, меж боками мглистых облаков стали проскакивать белые разряды. Искры сыпались всё гуще, мгла темнела, опускалась к самой земле.
Вот уже белые точки вспышек превратились в огненные росчерки. Серое одеяло небо стали прошивать зигзаги разрядов. Грома не было - только шипение и низкий гул, похожий на рокот прибоя. Там, наверху, ворочались и шипели, сойдясь в драке, небывалых размеров небесные коты.
***
Ветер обгладывал песком обводы грузовиков. Защитная окраска, недавно свежая, на глазах выцветала, из пятнистой становилась пыльно-серой. Силы самообороны соседей, которыми грозился Зверь Саныч, вынырнули из-за горизонта. Теперь они приближались - без особой спешки. Прямо по курсу перед ними маячила невидимая линия раздела территории, отведённой для учений.
Впереди, над разделительной линией, начиналась гроза.
В просвете между мрачным небом и землёй показался силуэт стрекозы - это бороздила воздух вертушка воздушной разведки. Натужно взбивая туман винтами, разведчик противника пытался уйти от надвигающейся непогоды.
Повинуясь команде, несколько боевых машин лихо выкатились вперёд, развернулись.
Пилоты решили, что родились второй раз, когда граната прошла в полуметре от кабины, и, вильнув пушистым хвостом, канула в туман.
Вертушка, завывая винтами, помчалась к лагерю сил самообороны. Неся сообщение о приближении соседей.
Боец опустил гранатомёт, улыбнулся, выслушав одобрение сержанта. Всё шло по плану.
***
- Тупик, - Фамус провёл рукой по стене. Сухо шурша, под ноги посыпалась каменная крошка и почерневшая асфальтовая пыль.
Глен молча кивнул.
Тоннель обрушился. Не так давно здесь взорвались мины, наглухо закупорив проход.
Сверху тяжёлым грузом, зарывшись в груду земли, ломаного камня и асфальта, лежала подбитая БМП. Подстреленная, обгорелая, годная разве что на металлолом.
Плиты, выстилающие тоннель изнутри, растрескались. Серые змеи кабелей, сорванные с креплений, натянутые, как струны, уходили в толщу завала.
- Уходим, - Фамус развернулся и зашагал обратно. - Здесь делать нечего.
Они свернули в развилку. Этот участок тоннеля шёл под углом в сторону ворот, где стояли взорванные турели.
За камерой - прямоугольной бетонной коробкой с отверстиями для прохода - тоннель разветвлялся. Здесь плесень подмигивала зелёными огоньками люминесценции.
- Слышишь? - Фамус остановился.
Нарастал какой-то шум. Низкий, на пороге слышимости, похожий на завывание стаи волков.
Плесень замигала чаще, будто в испуге. Россыпи зелёных огоньков торопливо пробегали по стенам и потолку, гасли и загорались вновь.
- Ветер шумит, - отозвался Глен. Он медленно поворачивался с закрытыми глазами - прислушивался. - Будет гроза.
Фамус недоверчиво хмыкнул.
- Надо торопиться, - резко сказал Глен. - Здесь всякой твари по паре. От грозы они дуреют.
- Надо дойти до конца, - буркнул Фамус. - Гроза, не гроза. Какая разница? Мы же здесь, внизу. Времени нет.
- Ты таких гроз ещё не видел, парень, - отрезал Глен.
- А ты будто видел.
- Я такое видел, что забыть не могу. Воевали мы в этих местах пятнадцать лет назад. Думаешь, с тех пор лучше стало? Наоборот. Сейчас первым делом связь сдохнет. Потом начнётся всякое... Говорю - переждать надо.
- А я говорю - надо пройти тоннель до конца. Нас скоро кончать придут, со связью или без неё. Так что пока не пройдём этот - не вернёмся!
- Ладно, - безразлично ответил Глен. - Ты здесь главный.
Завывание всё усиливалось. Унылый вой то понижался, так, что от него ломило зубы, то повышался до визга бормашины.
Под ногами зашуршало, обрывки проволоки, куски изоляции, драная ветошь разлетались в стороны. Возле стен валялись трупики покалеченных крыс. Мерзко завоняло гниющей плотью. Это были остатки крысиного клубка.
Забряцал металл, где-то с потолка обвалился кусок бетона.
- Тише ты! - рыкнул Фамус.
- Это не я, - сказал Глен. - На двенадцать часов.
Впереди, из чёрной дыры тоннеля вихрем вылетел мусор.
В клочьях ветоши и паутины замелькали серые тела - крысы бежали, прыгали по головам друг друга, взбегали на стены, подпрыгивали вверх в панике и мчались дальше. Они промчались мимо двоих людей, не обратив на них никакого внимания. Крыс гнал ужас, надвигающийся из глубины тоннеля.
Вот пробежали зверьки помельче. За ними пошли крысы крупнее, матёрые самцы и беременные взрослые самки. На бегу они сталкивались, сплетались в кучки по трое, пятеро, десять, и вот уже по тоннелю катились бешено шевелящиеся клубки визжащих зверьков, сцепившихся крючьями проволок.
Несколько клубков, увеличиваясь по ходу движения в размерах, прокатились мимо застывших у стены людей.
Бряцанье и скрежет стали громче, звук приближался.
Фамус и Глен одновременно развернулись и бросились бежать.
В распределительной камере Фамус на секунду приостановился и взглянул назад. В тёмной дыре тоннеля показалась голова здоровенной твари. Туловища пока не было видно, но голова твари по размеру как раз вписалась в диаметр прохода.
Белесая, похожая на шлем, голова слепо поворачивалась, антенны-выросты дрожали. Выдвинулись тонкие, полупрозрачные, длинные ноги. По всей длине их покрывали острые, как пила, зазубрины.
Тварь выдвинулась ещё, и стало видно, что ног у неё много.
Фамус охнул, дёрнулся бежать, но Глен ухватил его за плечо.
Тоннель впереди перегораживали, как пробка, десяток столкнувшихся при бегстве крысиных клубков.
Ботаник поднял автомат, но Глен покачал головой, молча указал направление.
Они метнулись в соседнее ответвление. Позади слышался скрежет когтей по камню - тварь приближалась.
Крысы визжали оглушительно. Люди пробежали десяток метров и остановились - путь преграждала стальная решётка.
Толстые прутья, скреплённые поперечинами стальных полос, перегораживали тоннель сверху донизу. Между прутьями протиснулась бы разве что кошка.
Фамус замысловато выругался.
Глен глубоко вздохнул. Медленно повернулся. Лицо его заострилось.
- Пробьём засор или здесь? - коротко спросил он.
Фамус понял его с полуслова. Он побледнел до синевы.
- Постой.
Ботаник прижался спиной к решётке, поднял руки, прижал ладони к вискам. Напряжённые пальцы дрожали, под закрытыми глазами резко обозначились тёмные круги.
- Стой! - прошипел-прохрипел он, когда Глен поднял автомат. - Не двигайся! Молчи!
Боец замер. Они стояли молча и не дышали.
Вот заскрежетало уже совсем близко.
Высунулась белесая голова-шлем твари. С писком метались под её ногами не успевшие убежать одиночные крысы.
Потрескивал насыщенный электричеством воздух.
Гудение грозы наполняло всё пространство тоннеля, вибрировало в бетоне стен, дрожало в огнях живой плесени.
От дыры в тоннеле, где застряла масса сцепившихся в тесный ком крыс, тоже пошла своя, ответная дрожь.
Воздух стал нагреваться, от вибрирующего клубка повеяло теплом и невыносимой вонью мускуса и ржавого железа.
Люди стояли неподвижно. Их уже нельзя было отличить от стен, пола, кабелей под потолком, стальной решётки и плесени на бетоне. Неподвижность, холодное спокойствие и покой - больше ничто. Здесь ничего нет - шептала темнота тоннеля.
Белесая тварь остановилась. Повела в нерешительности головой. Слепой шлем хитинового покрытия оказался полупрозрачным. За ним виднелись тёмные комки атрофировавшихся глаз, нити и клубки нервов.
Качнулись антенны щупов, нога твари метнулась, так быстро, что человеческий глаз не в силах уследить, ткнулась в плотную массу крысиного клубка и подалась назад. На когте извивались, проткнутые насквозь, несколько крысиных тел.
Застучали когти длинных ног, тварь стала пятиться. Посыпались обломки бетона.
Пятясь задом, тварь уходила в глубину тоннеля.
Через пять минут, длившихся вечность, Глен неслышно выдохнул. Медленно, очень медленно повернул голову и взглянул на ботаника.
Фамус, бледный до синевы, стоял с закрытыми глазами. Руки его устало свесились по бокам.
- Умею я всех от себя отталкивать, - бросил ботаник. - Стрелки переводить. Я трус, понял? Натренировался. Нет меня, и всё.
- Отталкивать, значит. Боишься.
- Боюсь, - резко ответил Фамус. Его отпускало, бледность проходила, слова не держались внутри. - Боюсь всего. Что ранят, покалечат, боли боюсь - до ужаса. Боюсь, что спрошу, а мне ответят.
- Кого спросишь, её? - ровно сказал Глен.
Фамус споткнулся.
- Что, так заметно?
- Мне заметно.
- И ты тоже? - ботаник остановился, повернулся к Глену.
Глен скривил рот, не ответил.
- Я же видел, что ты Пицце отказал, - заметил Фамус. - Значит, другую хочешь.
- Не посмотрит... - тихонько проворчал Глен. - Что такое любовь, по-твоему?
- Моя мать меня без мужа родила, - зло ответил Фамус. - Ей пятнадцать было. Она домой шла. Её затащили за гаражи пятеро ублюдков, и отымели во все места. Понятно? Она хотела аборт сделать, да денег не хватило. Со шкафа прыгала, травилась - ничего не вышло. Избавиться от меня не смогла, так и родила. Потом работать пошла, меня, мелкого, соседке-проститутке оставляла. Работала без продыху, чтоб меня накормить. Потом... покалечилась, лежит теперь, под себя ходит. Я вот, как дурак, в игру подписался, чтобы денег ей на лечение поднять. Это что - любовь?
Ботаник отвернулся, тяжело дыша.
Глен помолчал, потом тихо сказал:
- Мы с сестрой сиротами остались в десять лет. Я по улицам бегал, воровал, с бандой связался. Не хотел, чтоб сестра на панель пошла. Всякое делал, всё было. Потом война началась, в армию записался, лет себе прибавил. Да и не проверял никто, там всех брали, кто хотел. Людей не хватало. Ранение получил, в голову. Ладно, живой вернулся, другим так не повезло.
Глен скривился, зло выдохнул:
- Война кончилась, наши с соседями мир подписали. С теми, что сейчас рядом маневрируют... Вернулся домой, с деньгами, с пайком офицерским, сразу - домой, к сестре. Не нашёл её.
- Умерла?
- Нет. Не умерла. Под первого встречного улеглась, ради денег. Я ж ей сказал, когда в армию шёл - подожди, вернусь, всё хорошо будет. Так что жива она. Это я для неё умер.
- Зачем ты мне это рассказываешь? - тихо спросил Фамус.
- Затем. Любовь - это такая штука... Может, и человек не с тобой, и ты для него - никто. А тебе хорошо, потому что он счастлив. Или просто живой, что есть он на свете. Когда любишь, надо отпустить. Я сестру свою убить хотел, когда узнал. Не смог. Так ненавидел, что понял - люблю эту тварь. Хотя она и тварь последняя. Так и живёт теперь - как хочет. Сама по себе, я - сам по себе.
Они помолчали. Где-то позади, в тоннеле, шуршали и попискивали крысы. Над землёй грохотала гроза.
- Ладно, - наконец сказал Фамус. - Двигаем. Время не ждёт.