Отстегни сколько принято официантке
в кимоно с тонким вырезом, в шёлке с плечей.
На бумажность экзотики больше не падки
мы - хозяева жизни... Придумать бы - чьей.

Грампластинками в бытность хиппов фарцевали,
маяки с молотка уходящей стране,
а сегодня - рекламные меркуриалы,
тлен толкаем баранам по красной цене.

Ресторан поглощает забористо суши,
тает пафосно даже во рту розмарин.
Эх! пожалуй, ещё одну тару осушим;
штоф сакэ мне язык развязал, размарил.

Мы давно не чужие на праздниках Вакха,
но бронируем столики в скромном углу,
ведь понты - суеверные спутники страха,
распальцовка "кажусь" бьётся взглядом "могу".

По музеям лежат самурайские сабли,
рукояти украсили россыпью страз.
Острота наших битв снизошла до васаби,
застывает в сердцах поминания час,

как разменивал маятник лево на право,
мы - под славный шумок пробирались наверх.
Побеждать без сражения было забавно,
превращая в свободу и равенство грех.

Леденящий простор открывается с Фудзи,
Запустелость небес. Иллюзорность оков.
Шанса здесь оказаться братва не упустит,
осознать себя жертвой - боец не готов.

Нашу горечь вдохнут лишь ветра на вершине,
лизоблюдство и зависть - удел большинства.
Псы подняться по волчьей тропе поспешили,
а добрался один, беспородный, из ста.

И теперь ему снится японская кухня:
мертвяки философию Фромма едят.
Христианский мой голод... Блокадно опух я.
Возвращается плетью мытарства Пилат.

Зашифрован Горы легендарной рисунок
на купюре достоинством в тысячи "да".
Грудь разрежешь - внутри - ожидания сумрак
неизбежного и нелюдского Суда.