Урок русского

или

шпаргалка для президента

Уже четверть часа полковник медленно, но верно продвигался к конечной точке своего непростого маршрута. Коридорный лабиринт не кончался, кошачья осторожность была на исходе, а впереди ещё находилась наиболее закрытая и охраняемая зона объекта.

То, что он надеялся сегодня увидеть там - заставляло идти на риск и, притом, немалый. Опыт и квалификация давали уверенность: проникновение пройдёт успешно. "Скоро смена караула - уязвимое место всех охранных систем. Надо лишь дождаться момента".

За несколько метров до последнего поста полковник замер. По часам до смены оставалось не больше минуты.

Дремавший за столом под большой лампой в позе "кучера" дежурный, похоже, почувствовал окончание своего полуночного бдения. Его тень на боковой стене распрямилась и, увеличиваясь в размерах, зашаркала вместе с хозяином в подсобку. Через мгновение пробили часы. Смена, как и предполагалось, задерживалась.

Пересечь оставленную без присмотра пограничную полосу для профессионала было делом нескольких секунд.

Десять метров влево, поворот, кабинет со знакомой фамилией. У порога полковник убедился в отсутствии шагов преследования и слегка надавил на ручку двери:

- Разрешите войти?

- Ну, наконец-то, а я, право, уже решил, что встреча не состоится. У нас такие драконовские порядки, знаете ли. Тем более в ночное время.

Из полумрака помещения возник лысоватый мужчинка неопределённого академического возраста. Его тело укрывал хрустящий белизной, размером до пола халат. Волосяное убранство в стиле "а ля Эйнштейн" дополняли узенькие очёчки "киски", торчавшие, как у пловца после дистанции, почти на макушке. Профессор гостеприимно улыбался.

- Проходите полковник, смелее, смелее.

Слегка подтолкнув гостя, хозяин кабинета щёлкнул дверным затвором.

Серый палас бесшумно пропустил вошедшего к центру слабо освещённой комнаты. Здесь он осмотрелся.

Пространство, дыхнувшее поначалу холодком казематной неприступности, представляло собой пятиметровый сталинский "колодец" с тройкой узких окон и вполне приличной квадратурой пола.

Но глаз специалиста безошибочно определил, что пришторенные решётки на глубоких подоконниках могли препятствовать чему угодно, только не утечке информации.

Облупившиеся местами оконные переплёты выдавали свой допотопный возраст и конструкцию. А те, в свою очередь, полностью исключали возможность применения современных защитных технологий.

"Не режимный объект, а проходной двор. Вот так мы всё и прощёлкали".

Полковнику, имевшему в служебном арсенале немало "штучек" в противодействии электронной разведке, было ясно - секреты здесь давно не живут.

Уже без интереса он отметил аскетичный дизайн и скромную меблировку профессорского обиталища. Украшение стен составляли две пары плакатов, заполненных уравнениями, схемами и графиками. Пол большей частью был занят непомерных размеров столом с креслом-вертушкой. Перед ним вдоль стены - прогнутым под тяжестью папок, скоросшивателей и книг - таких же масштабов шкафом. Остатки комнаты занимали обвисший фикус в деревянной кадке, кожаный диван на латунных рояльных роликах и гора окурков в одноногой напольной пепельнице, напоминавшей урну зуболечебного кабинета. Углы помещения оставались в тени колпака тусклого светильника. В целом - обычная или почти обычная творческая мастерская современного "Кулибина". Этакая нынешняя "шарашка".

Почти - потому - что всё же кое-что было!

Во-первых, это пара остроносых мужских туфель под боковой тумбой стола. Прямо скажем, требовалась большая фантазия, чтобы представить их надетыми на заметно разбитые возрастным артрозом (хотя и скрытые кабинетными тапочками) нижние конечности хозяина кабинета (прошу прощения за излишнюю наблюдательность нашего героя - Автор).

А главное, что по долгу службы полковник знал несколько политических клубов, в которых именно такая обувь- эксклюзивная модель малоизвестной португальской компании- была негласным пропуском, если хотите- опознавательным знаком для их постоянных посетителей.

Конечно, всё это могло быть лишь совпадением. Впрочем, как знать.

Ну, а второе - календарь на боковой стене шкафа. Год на нём был растянут метра на полтора по высоте, а каждый месяц - по три в ряд - украшен собственной фигуристой барышней. Наведённое на резкость зрение полковника поразили не столько откровенные позы чаровниц, как мастерство, с каким умопомрачительным формам неизвестных гёлз, под их локоны и пряди были подставлены легко узнаваемые личика известных госдумовских дам, причём, как ему показалось - только одной политической фракции.

Смелое композиционное решение имело к тому же безупречную полиграфию, с "ушами" выдававшую "забугорное" производство.

Короче, материал для начала был.

- Итак, дружище, поскольку времени мало - сразу к делу, - взял в руки инициативу профессор, пройдя с гостем к столу. - Если я правильно понял, Вы хотели убедиться в работоспособности моего изобретения? Извольте. А текст о котором Вы вчера говорили -с собой? Это кажется ...

- Именно то, что надо, - опередил полковник, заговорщицки прижав палец к губам.

Он расстегнул пуговицу и извлёк из-под мышек упакованную в прозрачные корочки книжицу нестандартного формата.

- Вот на этом и хотелось бы удостовериться, так сказать.

Профессор с нескрываемым изумлением зашуршал страницами.

- Какое редкое издание! А вы уверены...

- Абсолютно, - вторично оборвал полковник, указывая локтем в сторону тёмных глазниц неприкрытых оконных стёкол.

- Ну,... хорошо... я думаю нам это тоже по зубам, - профессор понимающе закивал и ещё раз пролистал вручённый ему фолиант.

Он аккуратно отделил от мягкого переплёта несколько страниц и заправил ими широченный сканер на нижнем этаже стола.

- Так, так, любопытно...

Ловко, будто пианист-виртуоз, профессор пробежался по затёртой компьютерной клавиатуре, еле умещавшейся на заваленном бумагами столе. Экран монитора лишь равнодушно позеленел.

Не найдя сходу понимания железки, он ещё несколько раз повторил глиссаду и, когда, наконец, дотошный кибер ожившей периферией соблаговолил сообщить о готовности, взял паузу и щёлкнул последней нотой.

Запел сканер и через мгновение из узенькой щёлки принтера, похоже заранее стесняясь за своё ещё неоткрытое содержание, робко пополз первый лист вначале отсканированного, а затем прошедшего неведомым алгоритмом обработку текста.

Доселе неподвижно следивший за происходящим полковник налету подхватил родившуюся наконец бумагу и, пригнув к листу шею-штангу настольного светильника, в недоумении застыл.

Словно улыбка голливудской звезды после посещения российского стоматолога, светясь белизной пробелов на месте убранных слов, перед ним неузнаваемой лежала первая страница Главного Документа Страны...

.................................................................................................

...Пауза затянулась. Первым тишину нарушил профессор: "Коллега, похоже Вас что-то озадачило?"

Действительно, полковник был сражён и подавлен. Хотя раньше на самообладание не жаловался.

Не подвела выдержка и в ту пятницу на позапрошлой неделе, когда по каналам ВЧ в его Управлении была получена шифрограмма:

"Найти утерянную Национальную идею. Установить причины происшедшего и виновных. Об исполнении доложить".

"Хорошо ещё, что не "чёрную дыру" на небе".

Желание заставить подчинённых искать "невесть что" возникало у вышестоящих начальников регулярно. К этому он привык, относился спокойно и на поиски, сломя голову, не бросался: проблема, как правило, исчезала сама собой.

Но, в данном случае, реквизиты отправителя секретной телеграммы указывали на самый верх - такое не обсуждается. "Надо - значит будем искать".

Полковник не считался новичком в деле политического сыска. Однако искать людей - это одно... Тем более выяснилось, что прошло уже более полугода с момента, когда кто-то забил тревогу: объект вдруг перестал обнаруживаться.

Где искомая идея хранилась раньше, а, точнее, в каком документе должна была быть записана - знали все и это до сих пор ни у граждан, ни у начальства сомнений не вызывало.

Правда, за долгие годы службы по охране государственных интересов полковник твёрдо усвоил: одно дело - целостность пломбы на сейфе, а другое - наличие в нём вещи, которую ты вроде бы охраняешь, но по описи из рук в руки не принимал. И даже не знаешь толком, как она выглядит.

Что-то подсказывало опытному сыщику, что искомый объект сам по себе из сейфа, в смысле из текста, исчезнуть не мог. Тем более понадобиться постороннему. "Скорее всего -проделки оппозиции. Но не исключено, что намудрили и свои".

В принципе определить идею по заложенному в ней смыслу -большого труда не составляло. Но, как раз, с этим то и была полная неопределённость. Как говорится хрен редьки не слаще.

В общем, голова - кругом, срок - вчера, а с какой стороны подступиться?

Кто первым "стукнул" на упрятанного в режимной конторе профессора-изобретателя и его исследования в области поиска смыслов- полковник уже не помнил. Да это и не важно. Известно - агентура плохого не посоветует. Интуиция подсказывала - он на правильном пути.

"Разработку" изобретателя - операцию "И" - полковник решил провести лично. "Подход" к Самоделкину усложнять не стал: коллега-лингвист из уважаемого ведомства просит консультаций маститого учёного. Кто ж тут откажет?

Сразу повезло: о своём компьютерном чуде - семантическом анализаторе текстов - деятель науки проговорился на их первой же короткой встрече. Мысль воспользоваться мозговитым "вычислителем" для поиска утерянного объекта пришла мгновенно. "Это вам не гадалку для поиска подводной лодки привлекать".

Разумеется, страж безопасности слышал, что подобные смысловые анализаторы мировой науке и технике пока не удавались. Да и заниматься столь безнадёжным изобретательством - желающие в очередь, как будто, не стояли.

"Но чем чёрт не шутит! А в этом деле- тем более: важен любой шанс. Хотя бы такой, как здесь: и математика, и алгоритмы, и бумажный носитель, который к делу приложить можно. Да с такими средствами любой текст - как голова на томограмме! Ну, а дальше - известно: какой обстановку доложишь- такой она и будет. Главное, чтобы начальство осталось довольно, а народ- спокоен".

Как добраться до профессорского детища долго думать не пришлось. "Этого не может быть!" - Всего-то и нужно было, чтобы у седовласого затейника взыграло уязвленное изобретательское самолюбие, и вот- повторная встреча и демонстрация уникального изделия.

До сего момента всё пёрло: встреча шла без осложнений: профессор, как миленький, выложил своего таинственного кибера и этот монстрик, ничего не подозревая, уже успел попыхтеть по совершенно секретному заданию. И, наконец,...

Полковник держал перед собой результат тонко задуманной многоходовой операции: те несколько десятков строчек важнейшего документа, в которых, как он считал, по-прежнему, вопреки поднятой панике, и обретался искомый объект под названием "национальная идея", были прочищены виртуальным "учёным-проходимцем" до полной нечитаемости и окончательной потери какого-либо смысла вообще.

Конечно, полковник допускал, что профессорская программа пожелает убрать из текста пару-тройку утративших смысловую актуальность определений. Бог с ними. Но при этом она должна была сделать главное- подтвердить наличие и семантическую дееспособность объявленного в розыск. И тогда "наверх" ушёл бы доклад: объект найден, надёжно определяется инструментальными средствами и находится на прежнем месте в лучшем виде.

Он даже прикинул, что "науке" по этому поводу вполне могло светить "За заслуги перед Отечеством", а ему хватило бы "За отличие в службе" и ещё пару лет в тихом месте до максимальной пенсии.

И вдруг- такое!

Полковник очнулся:

-Утверждаю, уважаемый: либо Ваша программа - блеф и провокация, либо- всё это шутка.

- Это, - профессор рукавом халата протёр разводы на стекле монитора,- не блеф. А шутка, если можно так сказать, скорей всего здесь,- он указал на принесённый полковником печатный труд с отливающим бронзой названием. - Да вы не волнуйтесь, садитесь на диван. Чаю хотите? - профессор будто почувствовал вину за срыв операции.

"При чём здесь чай" - едва не вспылил ещё не пришедший в себя от увиденного сыщик.

- Да, пожалуй, не плохо бы...

- Вот и отлично, - пропел изобретатель и с невесть откуда появившимся чайником нырнул в угол кабинета за остеклённую перегородку. Недовольно загундел водопроводный кран.

Из принтера тем временем выпали остальные аналогичным образом прочищенные страницы первоначального текста. Аппаратные блоки однообразно замигали и перешли в режим ожидания.

- И так, коллега, пока чаёк будет греться, вы - "переваривать" увиденное, я вам кое-что расскажу, - профессор проследовал с наполненной посудиной к журнальному столику, воткнул провод в розетку, после чего занял своё рабочее кресло и откинулся на спинку.

- Кстати, какое у Вас образование? - его лицо выражало неподдельную озабоченность. - Дело в том, что количество информации, а вместе с ним новых терминов и определений так стремительно растёт, что даже академики в смежных областях, я Вас уверяю, не всегда способны понять друг друга. В вашем ведомстве, помнится мне, всегда были неплохие лингвисты. Или я что-то путаю?

"В Греции всё было" - полковник сделал вид, что не услышал вопроса, продолжая рассматривать опробеленные невидимой рукой листки.

- Тем не менее, - теребил его учёный муж , теперь уже ехидно улыбаясь, - перед беседой следует уравнять наши тезаурусы. Скажите, э... э, вы что-нибудь знаете о теории конденсации информации? А может слышали о мерцательной двузначности смысловых полей? Ну, хорошо, припомните хотя бы одну меру содержания. Ладно, а кто у вас в академии читал грамматософию?

"Издевается гад" - полковник сложил стопкой собранные страницы на краю стола.

- Я заканчивал Бронетанковую, потом уже судьба забросила. Давайте, как-нибудь попроще!

Схитрить кажется удалось. Собеседник поражение принял.

- Так-то лучше, а то "Я Ваш коллега, мне для моей научной работы хотелось бы знать поподробнее". Со стариками хитрить негоже. Тем более, какой резон мне что-то скрывать. Скорей наоборот. Поэтому сидите и слушайте. Но предупреждаю: половину придётся принять на веру. Иначе лекция затянется до этого, - профессор потряс металлической банкой, вытащенной из стола, проверяя наличие содержимого, - если я не путаю термины, до момента удвоения нашего валового продукта. Кхе! Кхе!! Чего, впрочем, при таком росте потребления гражданами нашего любимого национального продукта, ждать придётся не так долго. Да-с.

Он смолк, развернулся к настенному календарю и пару минут, шевеля губами, проводил, видимо какие-то вычисления.

Затем, крутанувшись пару раз в кресле, продолжил:

- Так вот, любезный, надеюсь Вам известно, что в мировой истории больше всего человеческой крови было пролито под знамёнами, на которых написаны замечательные слова: счастье и свобода, добро и красота и прочее, прочее, прочее. И беда состоит не в том, что есть такие слова, подобающее место которым более в грёзах поэтов, строчках писателей и философов. Плохо, когда они выписаны на флагах сражений, встроены в тексты законов и программы действий. Вы что, меня не слушаете?

Как бы не так. Полковник не только внимательно слушал, но и тщательно обдумывал всё случившееся. Он думал, как вовремя взял себя в руки и не дал охватившим эмоциям выдать главную цель своего визита. Что отрицательный результат - тоже результат и что для него, как профессионала, важно теперь извлечь пользу даже из такой неудачи.

"Во-первых, - решил он - надо понять, на кого из политических противников уважаемый профессор вольно или невольно "припахивает" и не оттуда ли у этой истории с пропажей нематериальных ценностей ноги растут. Не сам же он дурацкую шутку про "удвоение" придумал и госдумовок в календарь закатал. Ух, руки оборвать мало!

Во-вторых, "мы" тоже не лохи и незабудку от дерьма, как говорится, ещё слава богу. А потому, если это не бред и профессор действительно изобрёл то, о чём "настучала" разведка и во что поверить пока невозможно, то взять под крышу ведомства такой аппарат - это ж не корову в зад поцеловать.

Ну, а само задание? В конце - концов те, кто первыми "сейф" под охрану принимали - уже на пенсии. А мы - что? Пломба же цела. Короче, пока - терпение, а там будет видно".

- Что Вы, я весь-внимание, - полковник поменял подпиравшую подбородок руку.

Зашуршав, опомнился чайник.

- Тогда задаю проверочный вопрос: что все перечисленные выше слова, эти знаки со значением, объединяет? С ответом помогу. Уверен, любой человек, имеющий хотя бы минимальный жизненный опыт, ответит: отсутствие определённого смыслового значения. И наука подтверждает: суть обозначаемых этими знаками событий- расплывчата, образ, стоящий за словами, однозначно не определён. Короче всё перечисленное - объёмные символы, неразложимые на одномерные строгие понятия.

Но при этом, заметьте, Вам даже не в Одессе легко объяснят, что быть счастливым и "балдеть" от счастья - это, всё-таки, две большие разницы.

"Не иначе с либералами снюхался. Нет, у них теперь свои "учёные" есть. А может его "зелёные" пригнули?"

- Продолжаю. Ещё одну "весёленькую" компанию составляют слова, и фразы, услышав которые, обычно переспрашивают: "Это в каком смысле?" Представьте, что Вы кому-то задаёте вопрос: "Как это случилось?", на который Вам русским языком отвечают: "А я ничего не знаю".

И дальше Вы должны выбрать одно из множества значений, которое отвечающий имеет в виду. Ну, например:

- мне заплатили, буду молчать

- буду молчать, хоть убей

- не помню, плохо с памятью

- не присутствовал, не видел, не слышал

и дальше можете продолжить сами.

Так вот, если Вам не повезёт и собеседник со словами "типа того", "как бы", "в смысле" не намекнет, каким боком у него в данный момент развёрнуты мозги, Вам, утверждает Академическая наука, придётся преодолевать не только дрейф значений, но и целых областей "функций членства" понятий Вашего немногословного партнёра.

И будет всё "чики-чики" и "полный расколбас". Это - если дрейф такой преодолеть и что-то понять Вам удастся. А нет, так и бог с ним: "по барабану" и глубокий "декаданс". Здорово? Хе, хе - прямо стихи. Внучка просвещает - когда навещает. Говорю же - почти поэт! Сей молодёжный жаргончик - отдельная тема, её лучше не трогать. Но юнцы, по крайней мере, это хоть речью не называют. А так: просто "каляки" или, - профессор зажмурился, напрягая память, - рыгалово,... нет, нет - пердалово, нет, сейчас, а, вот - прорвалово. Точно! Здорово! Молодцы!

"А вдруг он спелся с "лимоновцами"? Это будет действительно "улёт"".

- Профессор, Вы намекаете, что это наша национальная особенность, в смысле многосмыслия?

- Не намекаю, а полагаю. И не только я, а большинство лингвистов. Но пользуемся этим - все мы. Помимо нашей воли, независимо от партийной принадлежности и вероисповедания, как говорится. Думаю и ваше ведомство не исключение. Хотите проверить? Вот скажите мне, что такое "целокупность"?

Профессор подошёл к столику, поднял забурливший наконец чайник и обдал содержимым нутро маленького пузатого собрата с отколотым носиком.

- Скорей заварится!

Поболтав остывающим кипятком, он плюхнул воду с остатками прежней заварки под фикусный ствол, вытащил из металлической банки пакет и захрустел фольгой.

Наполненный ароматными шариками, налитый до краёв спотевший толстяк отправился допревать под белое полотенце.

- Повторяю вопрос: так что это значит? Молчите? И я не знаю, хотя могу предположить, чёрт знает что. А, скажем, англичанин или немец, услышав такой "абырвалг", сразу ответил бы одно из двух: или "не знаю" или "такого слова нет". Но русский человек обязательно начнёт что-нибудь придумывать. Хотите убедиться? Пожалуйста. Задаю наводящий вопрос: а какая разница между целокупностью и целокуплением?

Кхе! Кхе! Что, мысль сразу заработала, уже готовы объяснить? Вот она - национальная гибкость ума.

Профессор неожиданно наклонился к самому уху гостя: "Наших премьеров, кстати, не пробовали слушать? Любопытно, знаете ли, сплошной вопросник для знатоков. Удивительные, скажу Вам, тексты.

Буквально новое направление авангарда, поистине "свободное формирование языка духом нации и индивида". Каждое слово, вроде, осмыслено, а вместе - не предложение, а смысловой "аннигилятор".

Чуть расслабившись и утомившись от пространных профессорских рассуждений, при слове "премьер" полковник собрался. Разговор, похоже, переходил в главную фазу.

Но пока он не услышал достаточно аргументов в пользу возможных контактов своего собеседника с кем-либо из политической оппозиции и решил этот вопрос отложить на потом. Сейчас главным было изобретение.

-Да-с, поэтому я не понимаю, чем Вас удивляет это, - продолжил профессор, указывая на стопку листов. - Из принесённого Вами текста моим семантическим анализатором убрано всё, что не имеет определённого смыслового значения, все расплывчатые понятия, всё, что не устраняет неопределённости нашего представления о происходящем и, в конечном счёте, не позволяет гармонизировать окружающий мир. Да, да, если хотите - создан смысловой редактор, - мечта лингвистов и порядочных управленцев, гроза демагогов, словоблудов и учёных-популистов. Конечно простому обывателю при чтении, скажем, художественных текстов он нужен не больше, чем безалкогольное вино алкашу. А вот, что касается общения с внешними руководящими и направляющими силами, - тут он мог бы быть в самый раз... Мог бы...

- Но позвольте, - полковник решил "подтолкнуть" профессора ближе к его "ноу-хау", - разве такое технически возможно?

- Как видите. Возможно всё - если захотеть. Помню, началось это ещё в университете, на филфаке. В стране - "оттепель". На экзамене по специальности достаётся билет: "Определение терминов "вымысел" и "замысел" и характерные примеры того и другого из одного литературного жанра". Вымысел и замысел - ещё как-то, жанр - вообще "по нулям". С произведениями - легко. Решил идти с конца, в надежде, что пронесёт. Отвечаю: "Три толстяка" Олеши - вымысел, "Программа КПСС"- замы..." Доцент мой оглянулся и вполголоса: "Вы хотите сказать, они принадлежат одному и тому же..." Чувствую, что с жанром не угадал. Но отступать поздно. Честно говоря, из первой книги в памяти был только рисунок красного флага с надписью: "Всё, что сделано руками бедняков, принадлежит беднякам". Он занимал половину страницы и был заполнен весёлыми детскими буквами. А из второго документа для собеседования ещё при вступлении в комсомол всего-то и запомнил: "Капитализм - это путь народных страданий". И по сей день считаю - речь об одном и том же. Только что за жанр?

"Экзекутор" не успокаивался: "Так какая учёная голова Вам сказала..." Чуял я тогда, что прав: в одном жанре исполнено, но сослаться на авторитет - никак. Обозлился за "пару" здорово. "Ну, - думаю, - сделаю я тебе "учёную голову" и по жанрам и по всему остальному".

Думал об этом долго и, может быть бы, до сих пор - да случай помог. Правда, было это уже много позже, после армии и аспирантуры. Работал я в академическом институте. Для докторской публикаций не хватало. И решил при очередном развороте государственного корабля на 180 градусов любопытства ради выяснить происхождение нашей новой путеводной звезды. А результат научных изысканий в виде статьи под названием "Общегалактические ценности в эпоху развитого человеческого общества" под наркозом тогдашней жизненной морфемы "глас-ность" по простоте душевной опубликовать в известном журнале. Вот после этого - пока работу искал, в науке восстанавливался - сия идея окончательно и родилась. Начались исследования. Сначала был один, потом собрал команду таких же неисправимых.

Компьютеры были - не то, что эти пигалицы, правда места много занимали. Математику отработали на них. Но без сети - это пустые хлопоты. Видите ли, понятия появляются, изменяются и умирают подчас быстрее, чем доходит информация об их рождении. Без широкого и, главное, почти мгновенного охвата информационного пространства построение "функций членства" нечётких предикатов - пустая затея, даже если у вас гениальные алгоритмы обработки. Выход в сеть помог решить массу проблем. Сейчас мы работаем с ведущими университетами, библиотеками, экспертными группами.

Откуда деньги? Это просто: два гранта - мой и моих учеников. Поддержка коллег за рубежом - и вот результат.

Пока работаем в русскоязычном пространстве, за рубежом система вызывает больше удивление. Впрочем, думаю, по мере нашей интеграции в мировое информационное пространство - понимание к ним придёт.

Предвижу вопрос и сразу на него отвечаю: с приходом нового поколения компьютеров можно будет подумать и о синхронном редактировании речевых сообщений, проблем не вижу. Да-с. А печатному пробелу - подобрать понятный русскому уху звуковой эквивалент, ну, хотя бы "ку-ку" или "тю-тю".

Одеваете Вы так на ушко миниатюрный смысловой фильтрик - и всей не повешенной на него лапшички хватит, извините за каламбур, на роту ротиков нашей будущей профессиональной армии. Новости включили, Вам депутаты "покуковали" - юмористы отдыхают.

Но этого ещё придётся подождать. Я понятно объясняю?

Полковник, самонадеянно убравший некоторое время назад подпорку из-под отвисающей теперь в удивлении челюсти, имел вид человека, которому впервые сообщали, что Земля круглая и, к тому же, вертится.

Нет, скорей он пребывал в состоянии раздвоения личности: если бы перед ним не сидел почётный член трёх зарубежных Академий, профессор пяти университетов и обладатель самых известных мировых наград за разработки в области искусственного интеллекта, то от всего услышанного могло бы возникнуть абсолютное ощущение, что он присутствует на процедуре освидетельствования в психбольнице.

- А ни махнуть ли нам сначала коньячку, - профессор, будто решив доконать гостя, продемонстрировал невесть откуда появившийся в его руке редкой формы бутылёк и пару стопок.- Держим для особых посетителей. Это, по-моему, как раз такой случай. Ну, ну, всего то по мензурке, чисто символически.

Он ловко наполнил оттарированные стекляшки.

- Предлагаю тост за русский язык и то, что он творит. Хотя бы, вот это: "Чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось".

Подчинившись силе произнесённого, собеседники опрокинули содержимое.

- Как за такое не выпить, - выдохнул профессор, - прямо "два в одном": тут вам и цель и целевая функция.

- Подтверждаю, - крякнул полковник, отметив про себя необычайную мощь каштанового напитка.

- Да, - профессор не спеша размял сигарету, - верно говорят: краткость - сестра таланта, а лень - двигатель прогресса. Наш лозунг, по нему живём. Не удивительно, что и редактор этот нам первым создать удалось. А что? Дороги не строим - зато вездеходы какие! Нам бы язык развивать, чтобы лучше понимать друг друга - ан нет, сделаем смысловой редактор, пусть он и греется: что выбросить, а что оставить, где - суть, а где - муть.

Хорошо бы годок-другой всей страной "покуковать", глядишь - и начали бы говорить толково. Да-с.

Профессор закурил. Через минуту задымил и полковник.

- Думаете, насчёт нашего языка сгущаю краски? Судите сами, - великий лингвист подошёл к окну и раскрытая им продолговатая форточка, чуть накренившись, повисла над лысиной. - Сначала его объём. Специалисты, и я их поддерживаю, утверждают: английский язык за последний век увеличил свой запас до 700 тысяч лексических единиц, а наш, в самом лучшем случае, насчитывает 150 тысяч. За тысячу лет мы русские использовали всего одну тысячную долю своих словопорождающих ресурсов. Впечатляет?

Теперь, - словно спеша за доказательством к сказанному, докладчик снова уселся за стол, - как мы говорим? Тут уж воистину, утверждает мудрость, "ум народный творит себе язык по образу и подобию своему".

Возьмём, например, англичан или французов. Ну могут ли они, бедные, нормально жить, если говорят и мыслят только о реализованной, скажем так "вещественной" действительности, тогда как для обдумывания или обсуждения нереальной, некой собственной действительности у них и слов, извините, нет. Русскому человеку это не понять. У него в голове не укладывается, как можно приравнять действительность и реальность. И что за жизнь у людей, для которых самое употребительное слово в языке - определённый артикль.

То ли дело наш язык и его самые ходовые слова. Кстати, попробуйте их назвать. Что Вы, легко же догадаться. Конечно же это слова: "в", "и", "на" и, естественно,: "не" и "я". Указанная пятёрка нашу жизнь и определяет.

Да что я рассказываю прописные истины. Это, по-моему, ещё в школе проходят. Или в институте. Извините, по-современному значит в АкадЭмии. Кхе, кхе. Да-с.

Речь учёного и выпитый стопарик как-то незаметно, но определённо увели мысли сыщика совершенно в неожиданном направлении: "А почему бы нам действительно не попробовать перейти на английский или на эсперанто - в пику дяде Сэму. Хотя бы в части написания законов. Вдруг бы жизнь наладилась? Был же у нас французский когда-то в ходу".

"Так, так, спокойней, эко понесло, - полковник затушил окурок. - В конце -концов, если кто и проходит здесь освидетельствование, то только не я". Он вспомнил двухнедельной давности диспансеризацию в ведомственной поликлинике и вполне приличные для его возраста анализы.

Но интересно, что и профессор не производил впечатление нездорового человека.

Больше того, профессиональное чутьё подсказывало офицеру спецслужбы... нет, оно прямо кричало голосом артиста Евстигнеева, что сознание его собеседника на редкость "ясно, бодро и весело", сам он полностью в "теме" и говорит совершенно искренне. Сомнения начали отступать:

"Конечно, маловато деталей, технических подробностей. Но что здесь можно предъявить, кроме программ? А в программах - за год не разберёшься. Хорошо бы проанализировать результаты, но с каким критерием подступиться? Обычно выручает здравый смысл - а он то и является предметом исследований.

И всё же, допустим, это - хорошо разыгранный спектакль. Стоп, стоп. Что-то похожее, кажется, было?"

Вместе с вопросом в сознании непроизвольно всплыли: сначала- овальным фото на загранпаспорт - образ душки Чумака, а за ним - групповой фотографией на доске почёта - коллеги по работе, ещё недавно с благоговением цедившие в обеденный перерыв воду из заряженной кудесником накануне перед телевизором банки.

"Здорово все подсели, и главное - незаметно. Но там, у "волшебника" был мотив - заработать". Сыщика бросило в пот и потянуло в дремоту.

- Полковник, ау, где Вы, чай уже готов, - профессор суетился у стола, разливая по чашкам кипяток и заварку, - Удивление, по-моему, слишком затянулось. Давайте пить чай. Это Вам.

- Да, да, спасибо. Позвольте один вопрос. Скажите, профессор, Вы о нём, гм, Вы им, э...э, Вы его кому-нибудь предлагали, редактор Ваш. Так, что ли, он называется?

- Любезный, разрешите прежде вопрос задам я. Ответьте честно: Вы представляете себе нашу жизнь, если из неё убрать всю бессмыслицу? Обращаю внимание: до искусственного интеллекта моей поделке - ой как далеко. Спрашиваю ещё: кто образовавшиеся пробелы заполнять будет? И это, заметьте, только там, где вообще существует возможность определённого смыслонаполнения. А сколько текстов из-за одного-двух слов придётся переделать полностью? Короче, заявляю, как учёный: государство с таким аппаратом функционировать не сможет, жизнь народа замрёт.

Нужны примеры - сколько угодно. Возьмём политиков. Какими словами прикажете им излагать свои предвыборные обещания или позже - оправдываться? Вы хотите, чтобы вместо "так вышло", "получилось" и "сложилось" пошли строчки с фамилиями и применёнными статьями уголовного кодекса? А "собираюсь" и "постараюсь" заменили графики календарных планов?

Что улыбаетесь? Вспомнили господина Каквсегдырдина? Характерный, кстати, экземпляр, я уже говорил. Но, боюсь, сейчас Вам будет не до смеха.

Давайте сделаем так: возьмём какое-нибудь любимое словцо из его "развлекательных" программ и посмотрим: понятен ли "юмор", условно говоря, сидящим в зале?

Для этого, - профессор возбуждённо потёр ладонями, - вытащим пару примеров локальной применимости из множества непрерывного спектра градаций принадлежности этому понятию.

Секунду постояв с поднятым указательным пальцем, он плюхнулся в кресло и застучал костяшками клавиш. Его голос не умолкал:

- Здесь - совсем небольшой кусочек - наши центральные издания за последние десять лет. Поищем что-нибудь остренькое. Ага, вот что-то есть.

Тем временем на экране под показателем заданных параметров "функции членства" появился транспарант "успешное завершение поиска". Побежали строчки, выловленные из океана информации российской прессы.

- Ну что, не угодно ли ознакомиться?

Придя в норму после нескольких глотков крепкого чая, полковник поднялся, промокнул шею платком и из-за спины профессора уставился на экран монитора. Коптившие до этой минуты в голове угольки сомнений, хрустнув напоследок, рассыпались золой: чёртов котелок варил, да ещё как!

На зеленоватом стекле, дьявольски насмехаясь своим неуловимым смыслом, высветились два текстовых фрагмента из центральной прессы. Один страшнее другого. В первом на вопрос корреспондента об игнорировании заверения Президента о недопустимости бомбовых ударов по крупному городу с невыехавшим населением в ходе антитеррористической операции - глава президентской администрации, как говорится, не моргнув глазом, отвечал, что "армия у нас хорошая, но так вышло".

А во втором, вторя представителю своего главнокомандующего, ничуть "не парясь" местом на скамье подсудимых, теперь уже широко известный армейский полковник на вопрос об обстоятельствах убийства им местной девушки в той же военной кампании докладывал, что "убивать не хотел, но так получилось".

- "Так получилось" - все прослезились и чуть с поклоном не отпустили. Как видите, в зале юмор не поняли, - профессор шумно отхлебнул из чашки паривший кипяток, выключил монитор и откинулся на спинку кресла. - Теперь, представьте, он начал бы называть фамилии и должности подписавших секретные инструкции и приказы.

Да что там военные. А чем изъясняться нашим предпринимателям? Говорят Вам русским языком: "не удалось" - за это ведь не привлечёшь. Ну, "не повезло", "не сложилось" - чем не форс-мажор.

А учёные-экономисты, допустим. Ну мыслимо ли, чтобы на докладе в Правительстве о проведении каким-нибудь министерством оптимизации отраслевого плана, после того, когда докладчик не указал по какому именно параметру проведена оптимизация (и, кстати, о том, что стало после неё с другими, ещё более важными параметрами), ему вместо аплодисментов надели бы на голову кастрюлю со всеми макаронными изделиями, которыми он собирался поделиться с присутствующими. После чего подвесили бы на самую толстую макаронину и вытрясли из его карманов всю занесённую ветром за отчётный период "зелень".

Честно говоря, - профессор сбавил голос, - ещё трудней представить себе импичмент ( не только представить-выговорить невозможно-Автор) Главному, я, конечно, извиняюсь, - он показал на потолок - мудрецу, впарившему народу, допустим, очередной "раздевающий" закон под видом найденной ценой бессонных ночей "системы рациональных решений" с учётом "здравого смысла", "реального положения" и "разумной достаточности".

Это, доложу я Вам, дело тонкое. Главное - найти в словаре нужное магическое слово, слово-призрак, "летучий голландец". Слово, которое все не раз слышали, но не могут сказать о нём ничего определённого. Оно должно быть звучным и, желательно, производным от латыни или английского. Впрочем, не трудно обойтись и без латыни. У нас тоже есть, чем голову морочить. Да вот хотя бы, - профессор пошуршал страницами, казалось, уже забытой принесённой гостем книжицы. - Ну, чем плохо: вражда, терпимость. Или: политическое многообразие. Поделитесь со мной: Вы его себе, это "многообразие", как, собственно, представляете? Мне лично оно, почему-то, видится статуей Будды, у которого вместо головы - доска с портретами членов "приснопамятного" Политбюро.

А "совместное ведение" - эта понятийная бомба с часовым механизмом, разобраться в котором даже ценой человеческих жертв не могут более десяти лет. И попала она в текст только благодаря уверенности авторов, извините за игру слов, в полном неведении граждан в её смысловой неопределённости. Впрочем, не исключено, по причине их, авторов этих, собственного неведения.

Утверждать не берусь.

Вот ещё, кстати, ребус: свободное отечество. Это -где живут по не стесняющим никого правилам или где обобранному населению уже терять нечего? Мне, например, кажется совсем иное - это наша территория, которую мы по миллиону граждан в год от себя освобождаем. Причём, на радость соседям с юга, заметьте, с хорошо сохранившимися подземными кладовыми. А что на ней всегда было и, скорей всего, останется после нас - так это "могучая воля", гуляющая по "широким просторам". А если серьёзно, так неужели, ей богу, для такого текста невозможно было подобрать понятные всем и однозначные слова.

Хотя, - профессор хитро улыбнулся, - вкладывать смысл, как известно, можно только туда, где его нет. А такая работа хорошо оплачивается и, главное, всегда будет. Так что наши толкователи в мантиях без работы в этой жизни не останутся.

Я так думаю: не знаешь, что писать, лучше вообще не пиши. Вон англичане, своё государствование единым писаным законом ограничивать не стали. Живут не хуже других.

Америка написала один раз, так уже триста лет с этим носится. То, что написано - светской библией называет, редкие изменения - улучшениями.

Знают ведь вражины русскую пословицу: "напишешь пером - не вырубишь топором". Англичане знают - не пишут. А мы тоже знаем, поэтому пишем...

Странно, но последние пятнадцать минут полковника стороной облетели яркие истории собеседника о летучих голландцах, бомбах и подземных кладовых нашей необъятной страны.

Думая о своём, он понимал, что если после всего услышанного и увиденного сегодня ему неимоверным усилием воли и мысли ещё как-то удалось заставить себя поверить в создание профессором невозможного- редактора этого, то представить себе теперь, что такой чудо-плод никому не нужен, а то и, вовсе, - вреден, было уже слишком.

Но после упоминания об импичменте Верховному Главнокомандующему - мысль заклинило и двинуться дальше она была пока не в силах. Он с ужасом и стыдом вдруг вспомнил Юморину рождения широко теперь известного 122-го Закона, того, что о льготах, кадры из которой, к радости любителей лёгкого жанра, несколько раз, видимо случайно, проскользнули на голубые экраны из кремлёвского кабинета.

Представление тогда шло в лучших традициях прозы Жванецкого. Президент сидел в кресле и, округляя удивлённые глаза на проект нового Закона, вопрошал: "Но мы как-то жили без этого раньше?" - "Так дальше жить нельзя", - без запинки чеканил докладчик, всю предыдущую ночь, видимо, долбивший многотомник великого юмориста. "Допустим, - вёл свою партию хозяин кабинета, - но у нас, что, нет сейчас других проблем?" Вопрос на засыпку автора Закона врасплох не застал: "Дураки, дороги - как водится, остаются. Но льготников мы не потянем. Их же - полстраны!" - "Тогда не понял, - Президент как-то резко сменил позу ног, - так мы что: даём или отбираем? В чём суть?" - "Мы-мо-не-ти-зи-ру-ем, - парировал министр, - так весь мир живёт".

На этот раз летучий голландец оказался не по силам даже нашей хвалёной противоракетной обороне. И Гарант поддался: "Хорошо, согласен. Но главное - чтобы хуже не получилось. Во всяком случае граждане это почувствовать не должны".

Что было с Законом дальше - все знают: "получилось", "сложилось" и "вышло".

Полковник помнил, как глядя на экран плакал его древний тесть. Конечно, он не очень понимал, что происходит, но, видимо, чувствовал нутром, что коль взялись за ветеранов - значит в России беда.

А полковник всё понимал, но усомниться в действиях того, кому он присягал - значило потерять последнюю опору. Потому он смолчал и пережил. Как многие другие. И пока, кстати, ничего не случилось. Но подвернись в тот момент политическим оппонентам эта профессорская игрушка, да ещё с видеоприставкой, переводящей бессмыслицу и словоблудие в наглядные символы одурачивания, - большой беды, действительно, было не миновать. Что там, национальная идея - страну могли бы потерять!

Но, слава богу, смысловой "рентген" с рождением опоздал. И всё-таки, неужели этот лысый гений, чёрт возьми, прав?

- Профессор, давайте ещё по граммульке!

- Больше того, - идея старику, заметно, понравилась, - считаю: сейчас - это просто необходимо.

Он опустил руку в тень стола и, явив на свет знакомый сосуд, призывно засемафорил им по головам просохших мензурок.

- Предлагаю тост: "За тех, кто в море, на вахте и гауптвахте", - он качнул поднятой стопкой и булькнул жидкость внутрь... - Мы все служили понемногу, - скороговоркой выпалил профессор, задерживая дыхание, - чему ни будь... - И как ни будь, - выдавил из себя концовку полковник, вновь дивясь нестандартной крепости падающего внутрь продукта и неожиданному выбору темы тостующим.

- Да, да, не удивляйтесь, было время - и я служил. Три года отсклянил и ни где-нибудь, а на подводной лодке. Что, трудно представить? Да, притом на атомной - первый проект. Они тогда только появились на Тихом.

Воцарилась тишина. Хоть это был уже второй стопарь, воображение полковника пока отказывалось представить изобретателя не только в морской форме у перископа, но даже в "гражданке" на фоне военного корабля. Не говоря уже о субмарине.

Защитники Родины закурили. Первым паузу прервал новоявленный герой Цусимы:

- На флот - это чтобы литературные жанры больше не путал. Помните - на экзамене? Я же рассказывал. - Профессор погладил себя по лысине. - В целом обошлось. Но иногда что-то такое находит... - Он придавил сигарету к пепельнице, потёр ладонями виски. - Постойте, а почему, собственно, Вас заинтересовал именно этот документ? Разве больше не на чем проверить мой аппарат? Думали, небось, что от названия на обложке у него сбои начнутся? Как видите, он даже не покраснел. Или предполагали открыть потаённые смыслы, затерянные идеи?

"Мне тоже хотелось бы знать по-подробнее про эти "коры"" - чуть не завалил всю операцию готовой сорваться с языка фразой полковник. Незаметным движением ноги он задвинул подальше наблюдавшее за происходящим из-под кромки стола остроносое детище португальских обувщиков.

- Так надо. - Ничего лучшего в голову не шло.

- А результат-то, - не успокаивался профессор, - оказался вполне предсказуемым. Это и человеку под силу. Просто русскому, видать, не больно надо...

По правде говоря, офицер безопасности был уже далеко не в том состоянии, чтобы чутко реагировать на опасно витиеватые вопросы и рассуждения собеседника. Ему даже показалось - ситуация начала постепенно проясняться. Больше того, нарастало ощущение, что то, ради чего он здесь - это идея, будь она неладна, - уже где-то рядом и вот-вот махнёт крылышком на расстоянии вытянутой руки.

- Да и зачем это, собственно, русскому человеку, - не унимался профессор, - когда в его сознании испокон веков - законность и справедливость - вещи противоположные. А справедливость нашей душе - не пустой звук. Помните как у поэта:

"А душа, уж это точно, ежели обожжена

Справедливей, милосердней и праведней она".

Дальнейшее произошло как-то само собой: рука полковника уверенно двинула к центру сиротливо стоящие стопки, а заранее нависшая над нужной точкой стола конечность профессора твёрдо пригнула к ним заметно полегчавший штоф. Приобщение к великой поэзии состоялось под серенькое "Будем", зато без лишних эмоций, что говорило о переходе организма на новый уровень ощущений и восприятия мира.

Первым на добавку благодарно отозвался профессорский мозг.

- Поразительно, всё-таки, в каком замкнутом круге мы живём, - задумчиво начал учёный. - Язык формирует сознание, сознание - управляет развитием языка. В результате, наш язык будто специально создан для общения тела с собственной душой. А что происходит вокруг и как это называть - действительностью или реальностью - не так уж важно. Главное - просто жить, изредка позволяя себе смотреть на вещи "реально", предполагая, что в "действительности" всё обстоит иначе. При этом можно совершенно не бояться, что "крыша съедет", поскольку тело и душа всегда знают, о чём идёт речь, какой смысл имеет место в данный момент. И всё бы ничего, но тела наши иногда собираются в кучи. Тут то проблемы с языком общения и начинаются...

"Остекленевший" от последней полковник тоже был сражён простотой свалившейся непонятно откуда истины. Все житейские догадки и обывательские ощущения непостижимой замкнутости нашей жизни, бесплодности попыток её изменения в одно мгновение получили в его голове объяснение, сложились в понятную картину, совпав разрезанными краями листа: наш язык и то, что мы им творим, не встраивается, нет - противится цивилизации! Причём, с нарастающим упорством. Язык защищает себя? Абсурд, он защищает своих носителей!

Побежали картинки и понятия, выхваченные из наполненной до отказа за прожитую жизнь свалки долговременной памяти. Возник ряд: развитие цивилизации - совершенствование большой системы - закон живучести, подсказанный природой: главное не успех, а избежание неудач, то есть "поторапливайся не спеша". Творец, природа говорит с нами, нет- управляет нами русским языком?

Какой-то бред... Вот именно, что бред. Бред в том, что природа нас, живущих на Земле, толкает на небыстрый, но надёжный плот, плывущий по течению вдоль берега жизни, а мы рвёмся по головам на переполненный катер, набитый взрывчаткой, без запаса топлива и спасательных жилетов, чтобы рвануть по прямой. При этом: точка назначения - неизвестна, срок в пути никто не устанавливал, а отдых в конце - не обещал...

Профессор тем временем, перейдя на бормотание, творил уже буквально чудеса, практически безошибочно читая мысли сидящего напротив:

- ...И все эти кучи тел, толпы - будут собраны, упакованы в сверкающий небоскрёб под названием "цивилизация", где в идеале, всё должно быть связано со всем и, благодаря прозрачности, управляться мгновенно и без усилий. Где будут сверхразветвлённые и сверхпроводимые информационные сети, где однозначность и единосмыслие будут определяться стандартом сетевых протоколов.

...И однажды в это вместилище, в эту рукотворную "подставу" будут запущены частицы заразы, скорость и эффективность действия которой будут прямо пропорциональны информационной проницаемости оного тела.

...И станет сия "мера совершенства" - мерой уязвимости, а "лестница прогресса" - дорогой на эшафот. Аминь...

"А вот вам! Нас этим не возьмёшь!" Полковнику вдруг вспомнились события 11 сентября и до слёз жалкие судьбёнки наивно-послушных америкашек со второго небоскрёба, доверчиво развесивших уши после попадания самолёта в соседнее здание.

"Сказал бы кто-нибудь русскому человеку в похожей ситуации: "Оснований для паники нет. Просим вернуться на свои рабочие места..." да ещё когда за окном "весёленький" натюрморт пылающей башни-близнеца.

Сейчас! Наши люди сбежали бы с работы наверняка, будь выход хоть на крыше. А всё потому, что даётся человеку с русским языком "здравый" смысл и смекалка. И воспринимает он приближение опасности не глазами и ушами путём зачитывания и заслушивания указаний и предупреждений, а совсем другим местом.

Короче, пошли вы, господа, со своей прозрачностью и однозначностью, знаете куда?"

-Но это другая история, - прервал общие фантазии профессор, и нам пока такое не грозит.- Он неловко сгрёб со стола мензурки и, проделав довольно странные манипуляции с бутылём, чайником и диваном, расставил всё по своим местам. - Вернее не грозит вообще. Потому что так, - его взгляд упал на морочившую полковника уже второй час стопку белых страниц, - мы до этого не доживём... Слава Богу... А Вы что думаете?

"Может ещё по чуть-чуть", - собрался было озвучить в ответ вновь накатившее желание полковник, но не успел...

...-Я думаю, что сейчас самое время - каждому по уколу и в палату, -неожиданно раздался посторонний голос из притемнённого угла комнаты.

Под потолком застрекотали светильники, по периметру кабинета вспыхнул яркий неоновый свет. У порога, словно призраки в белом, стояли: глав- врач Геннадий Петрович- хозяин кабинета, завхоз Сергеич и два санитара.

Профессор тут же поднялся с хозяйского кресла и, как первоклассник, застуканный с бычком в школьном сартире, втянув голову и опустив руки, уныло побрёл на выход.

-А вы говорите -их здесь не может быть. Ещё как может. Я сколько раз просил, - глав-врач повернулся к завхозу, - сменить мне дверной замок. Этот же ложкой открывается. И вообще - прошу поставить мне металлическую дверь, раз "контингент" у нас по всему зданию разгуливает. За что только охрана деньги получает?!

Профессор проследовал мимо нежданных гостей.

- Халат, кстати, не жмёт? - окликнул его доктор. - Может оставите поносить?

- Да, да, хорошо что напомнили, - уже через мгновение пыхтел тот, помогая подоспевшим санитарам стаскивать с себя хозяйский балахон. - Текстик то у Вас на стенке - скажу, тоже - не того! Да-с!

Разоблачённый в пижаме покинул кабинет.

- Давайте этого Эйнштейна или, как его - Эпштейна, - крикнул врач вдогонку сопровождавшему санитару, - отдельно. А то от его идей скоро вся палата буйной станет.

Полковник, занимавший последние минуты беседы позицию на диване "спиной ко входу", после начала "шухера" сидел ещё какое-то время на том же месте как ни в чём не бывало.

После ухода профессора он лениво поднялся, вразвалочку подошёл к окну и, выказывая безразличие к происходящему, равнодушно уставился в потолок.

- А от Вас я такого не ожидал, - с этими словами внезапно подошедший врач цирковым движением из под сложенных рук и резинки пижамных штанов выдернул у стража безопасности стопку листов в мягком переплёте. - Это у Вас откуда?

Раскрытая им обложка оголила потёртую от многолетнего перелистывания первую страницу служебной инструкции с названием: сначала крупно и печатно "По укрытию и защите...", затем мелко шариковой ручкой "...в случае политических волнений, ночного отключения электроснабжения и прорыва канализации" и далее красным карандашом проверяющего "...персонала от пациентов". Не для Вас, полковник, написана, не для Вас положена. Кто просил брать её со стола дежурного?

- Извините, доктор, привычка. Не могу смотреть, когда служебные документы лежат как попало, без присмотра.

Происшедшее, похоже, не произвело на офицера особого впечатления. Он не поменял даже положения рук и по-прежнему, с видом блаженного, пялился в потолок. Голос звучал монотонно и тихо.

-Я вот тоже не могу. Только я, - глав-врач повысил голос - не могу понять: Вы у нас пациент или находитесь в служебной командировке?

- Это - как будет угодно, - полковник держал прежнюю тональность и уровень звука.

-Нам то-всё угодно, - вскипел эскулап. - Но имейте в виду: будете "придуриваться" - выпишем, как симулянта. Будете "дурить" - начнём лечить. Но "дурковать" - мы Вам не дадим!

Возникла пауза. Доктор почувствовал, что переборщил. Хотя прекрасно знал: с пациентами говорить таким языком бесполезно и небезопасно.

- Ну, помилуйте, товарищ полковник. Вы у нас уже вторую неделю, а к порядку привыкнуть не можете. Идите, пожалуйста, в палату. Санитар проводит.

Когда за ушедшими закрылась дверь, Геннадий Петрович вытер лоб и огляделся.

"Чаи пришли гонять, мать их! Впрочем, слава богу, вроде всё обошлось!"

Он собрал со стола чайную утварь, ополоснул под краном и разместил по своим местам. На краю осталась лежать только стопка чистых листов.

"Теперь - вот что". - Он подошёл к гостевому дивану и отработанным ударом врезал по торцу пышного бревна подлокотника. Диван даже не качнулся. Зато подлокотник, жалобно скрипнув, как миленький съехал по деревянным направляющим, раскрыв под собой в боковине нишу. В ней на самом дне, почти на уровне пола, в целости и сохранности стоял полнёхонький штоф подкрашенного специями медицинского спирта (теперь уже, скажем по секрету, залитый круто заваренным чаем, да простят профессора будущие посетители кабинета - Автор). Вокруг стайкой отсвечивала пятёрка мензурок.

"Ну, сюда им не добраться".- Геннадий Петрович снова пнул мебелину, чем вернул подлокотник на прежнее место.

С компьютером внешне, как-будто, тоже был порядок. Хозяин кабинета щёлкнул "мышкой" и заглянул в ящик электронной почты. В числе новых поступлений, к превеликому удивлению, обнаружилась информация с материалами закрытого файла Института судебно-медицинской экспертизы имени Сербского, официальный доступ к которому он безуспешно пытался получить уже не первый месяц.

"Чертовщина какая-то! Не ночь- а сумасшедший дом!" Поднятый с постели телефонным звонком об исчезновении двух пациентов клиники, Геннадий Петрович чувствовал себя разбитым и сонным.

"Прилечь что ли". - Он посмотрел на часы, снял пиджак и расположился на потёртой диванной коже. В глаза, словно клещ в тело, сразу впился висевший на противоположной стене плакат диссертации. По затылку тут же двинул кошмар её недавней защиты. Взгляд спасительно перескочил на яркий календарь. Подаренный под Новый Год родственником пожилой пациентки из третьей палаты ( а точнее- её зятем и, как выяснилось, фотографом бюро пропусков одного очень уважаемого учреждения в благодарность за тщательное и, главное, результативное обследование пошатнувшегося здоровья близкого человека - Автор), первое время он веселил и поднимал настроение. Сейчас- только раздражал. "Уже третий месяц, а из комиссии- ни ответа, ни привета. Не нарыли бы там чего эти деды-академики!"

Со словом "дед" в сознании как-то сам собой нарисовался только что выловленный лунатик Эпштейн. "Кто, спрашивается, его за язык тянул? И так настроение ни к чёрту, эксперт хренов!"

"Эксперт или не эксперт, а..." Тревожная мысль возвратила доктора в вертикальное положение. Геннадий Петрович вдруг вспомнил странную и запутанную историю поступления старика в клинику, а главное -полное бессилие своих методик надёжно диагностировать idees fixe необычного пациента. "Мне для полного счастья сейчас только членов экспертного совета ВАК в клинике не хватало. Завтра же позвоню мужикам- пусть им кто-нибудь другой займётся. И полковником, заодно. Вот они уже где!... Матануть бы от всего подальше. Опять куда-нибудь к морю, под пальмы."

"А что- не плохая идея."- Врач снова лёг, снял очки. На этот раз белый лист демонстрационного материала на стене под близоруким взглядом автора начал легкомысленно расплываться.

Линии графиков и таблиц, словно в комнате смеха, стали корчиться и валять дурака, а сетка текста- хохотать и видоизменяться, принимая образы экзотических предметов и явлений.

Через пару минут вибрация и колебания строчек стихли, а не проросшие в них за время защиты диссертации смыслы непостижимым образом вдруг начали приоткрывать свою истинную сущность. Это действо имело явное иконическое звучание и выглядело чередой уточняющих друг друга картин: сначала- изображением солнечного Рио, затем- карнавальных колонн его зажигательной самбы и, наконец, ( прошу обратить внимание -вопреки положительному решению Учёного Совета- Автор)- плотно- аппетитной части смуглого женского тела, в бразильском простанародии называемой "Бум-Бум".

Ещё через мгновение текст и пульсирующее вокруг поле угасли. Очки выпали из руки.

До утреннего обхода была ещё уйма времени.

P.S. Вскоре полковника уволили по состоянию здоровья, разработку нанотехнологий возвели в ранг Государственного проекта, а поиск национальной идеи и смысла жизни - без налога, в виде народной забавы - разрешили на всей территории Российской Федерации.

г. Москва 2007г.