Настала Пасха, чудесный и светлый праздник христова воскресения. С самого утра окрестные холмы оглашал чистый и пронзительный звон колоколов. Казалось, даже воздух пропитан ароматами церковного праздника. К полудню все жители города потянулись к храму на воскресную службу. Церковный двор уже был полон молящихся, но народ продолжал прибывать.
В толпе прихожан, покрыв голову черным платком, стояла молодая девушка. Это была Луиза, торговка из цветочной лавки. Она поставила свечку Богоматери, и стала вслушиваться в торжественные церковные песнопения. В голове ее при этом вертелась одна подленькая и навязчивая мыслишка, которая отнюдь не соответствовала царящей вокруг возвышенной атмосфере. А думала эта, с виду вполне скромная и целомудренная девушка о вещах отнюдь не столь благопристойных.
О чем поет хор, - рассуждала она, - никто не понимает, но все слушают, разинув рты, и как заведенные повторяют вслед за священником "аллилуйя, аллилуйя". Интересно, а понимает ли священник, служащий эту самую литургию, что поется в многочисленных божественных гимнах? И если не понимает, то чем он отличается от просто попугая, которого тоже можно научить читать молитвы?
Вот представьте себе такую картинку. Начинается обедня. Выносят золотую клетку с попугаем, снимают с клетки покрывало. А попугай голосом архиепископа говорит: "Патер эт филиус эт спиритус санктус. Амен."
Пока Луиза предавалась этим кощунственным размышлениям, отворились царские врата, архиепископ собственной персоной вышел на амвон и начал причащать верующих. Луиза тоже поцеловала крест и приложилась к руке его преосвященства. Затем послушно вкусила причастие, но глотать его не стала, а молча направилась к выходу. Выйдя с церковного двора, она украдкой выплюнула причастие в выгребную яму. Так велел ей сделать отец Аврелиус.
Отец Аврелиус - ее настоящий духовный наставник. Раньше он был аббатом, и даже имел свой собственный приход. Но этот молодой священник оказался непозволительно умен и вызывающе вольнодумен, ибо осмелился по-своему толковать католическое учение. В итоге, за свободомыслие и чересчур либеральные взгляды в вопросах религии, он был лишен сана и отлучен от церкви. Спасаясь от преследования святой инквизиции, опальный священник скрывался во многих городах. Это были времена, когда инквизиторы не щадили никого: ни стариков, ни молодых, ни больных - любой мог попасть к ним в лапы. А тем несчастным, которые уже попались, оставалось уповать лишь на чудо.
Так что, можно сказать, Аврелиусу повезло, - он поселился в тихом и вечно сонном городишке в глухой провинции, где открыл свой собственный трактир. На его месте следовало бы сидеть тихо, да радоваться, что вообще жив остался и со временем он мог бы приобрести репутацию уважаемого и благопристойного горожанина, однако, вопреки ожиданию, речи свои богохульные он не прекратил, чем приобрел много противников, которые называли его чернокнижником и еретиком.
Луиза относилась к той части горожан, для кого слова Аврелиуса попали на благодатную почву. Она почитала его за своего пастора и учителя. И сегодня в полночь должно было состояться очередное собрание общины Аврелиуса.
***
Уже битый час Аврелиус стоял под палящим полуденным солнцем. Томительное ожидание начало его раздражать. Впрочем, его нетерпение разделяли многие из собравшихся зрителей. Но ради развлечения, которое должно начаться ровно в полдень, стоило еще немного потерпеть. А зрелище действительно обещало быть захватывающим и незабываемым. Иначе чем объяснить, почему сегодня, в воскресенье, все взрослое население города после церковной мессы не разбрелось, как обычно, по кабакам и трактирам, а собралось здесь, на площади перед городской ратушей? Дело в том, что сегодня должна состояться казнь, а для тихого провинциального городка такое событие - настоящая редкость.
Аврелиус облизнул пересохшие губы и решил для себя, что после экзекуции обязательно пропустит кружечку - другую пива. До полудня оставалось несколько минут. Казалось, толпа затихла в ожидании кровавого развлечения. Аврелиус принялся лениво рассматривать собравшихся. Одна молодая девушка, почти ребенок, сразу привлекла его внимание. "Что она делает здесь, - удивился Аврелиус, - сегодняшнее зрелище не предназначено для ее невинных глаз!"
Тем временем, в центре площади заканчивали возведение эшафота. На столбе, установленном рядом с эшафотом, прибили заверенный губернаторской печатью пергамент с описанием злодеяний осужденного. Впрочем, любой из присутствующих здесь зрителей без труда мог бы рассказать, о чем написано в губернаторской грамоте. Ведь последние дни весь город только об этом и говорил.
Началась вся эта история месяц тому назад с того, что местный лесник нашел труп молодой девушки, пропавшей за несколько дней до того. Надо сказать, что узнать ее было почти невозможно, ибо тело несчастной девушки оказалось ужасно изуродовано. Поначалу грешили на волков, но вскоре выяснилось, что волки тут ни при чем. Кто-то завел бедняжку в лес и вдоволь над ней позабавился. Ее повесили вверх ногами на дереве, и принялись глумиться над несчастной - жгли огнем и кололи ножом, пока на ее некогда девственном теле не осталось ни одного живого места. После чего мучитель вырезал девушке глаза и язык, распорол живот и вытряхнул все внутренности, затолкав вместо них пепел и опавшую листву. А волки лишь довершили кровавое дело над уже безжизненным телом. Можно представить, какое потрясение пришлось пережить леснику, нашедшему труп. С того самого времени трезвым его никто не видел.
Завсегдатаи местных кабаков прозвали убийцу лесным потрошителем. Необычный случай этот чрезвычайно взбудоражил доселе спокойный и мирный город. Многочисленные отряды еженощно патрулировали ближайшие леса. Губернатор лично следил за ходом следствия. Однако, не смотря на принимаемые меры, поиски не приносили результата. Казалось, убийца неуловим. Напряжение росло, а вместе с ним росло недовольство городской властью, неспособной найти убийцу. Народ начал волноваться. Требовалось немедленно найти виновного. Не удивительно, что вскоре лесной потрошитель был пойман, впрочем, при весьма сомнительных обстоятельствах
Как-то вечером Влад, местный плотник, копался в своем саду, и на заднем дворе неожиданно нашел закопанный сверток с окровавленным ножом. Он немедленно отнес страшную находку губернатору. Находка же эта оказалась роковой для плотницкого сына, которого немедленно арестовали. Поскольку окровавленный нож оказался единственной уликой против несчастного, для окончательного обвинительного приговора этого было явно недостаточно. Но служители закона не зря едят свой хлеб, они настоящие профессионалы своего дела. Подозреваемый, разумеется, поначалу все отрицал. Тогда, в целях выяснения истины, его стали пытать. Лишь после этого подозреваемый "добровольно" сознался во всех злодеяниях. Так что дальнейшие судебные разбирательства были простой формальностью.
Естественно, что многие горожане продолжают сильно сомневаться в том, что плотницкий сын - настоящий преступник. Уж слишком зыбкие доводы у обвинителей, слишком слабы доказательства его вины, однако их оказалось вполне достаточно для вынесения смертного приговора.
Но вот часы на ратуше пробили полдень. Двери ратуши отворились, толпа затихла и расступилась перед появившейся процессией. К эшафоту величественной поступью прошествовал палач в красной маске, скрывавшей от окружающих его лицо. Вид его, олицетворяющий неумолимость правосудия, всем внушал уважение и страх. За ним, в сопровождении конвоя, с трудом передвигая ноги, следовал смертельно бледный арестант со связанными за спиной руками. Потухший взор его уже был направлен в вечность. Замыкал шествие священник с библией за пазухой.
Аврелиус украдкой бросил взгляд на девушку, ранее привлекшую его внимание. Затаив дыхание, она заворожено смотрела на осужденного. В ее глазах можно было прочитать настоящий животный ужас и, - одновременно с этим, - детский восторг.
Зазвучал горн. Поднявшись на помост, глашатай зачитал приговор. Священник сотворил молитву и протянул осужденному для поцелуя крест. Закончилась формальная процедура примирения человекоубийцы с людьми и богом. Настало время для настоящего развлечения.
Палач поставил осужденного на колени и опустил его голову на плаху. Медленно, с неумолимой торжественностью взмыл в небо топор. Тревожно застучала барабанная дробь, с последним ударом которой топор опустился. Обезглавленное тело упало на помост и забилось в предсмертных судорогах. Из-под топора брызнула алая кровь, заливая черную сутану священника.
Все, правосудие свершилось, аминь! От этой мысли Аврелиусу стало невообразимо легко и свободно, что он не мог скрыть улыбку. В это время палач поднял за волосы отсеченную голову и, в назидание, воздел ее над площадью. В ответ толпа дико взревела, беснуясь в безумном зверином восторге. Палач швырнул голову в корзину с опилками и неторопливо, с достоинством, покинул помост.
Церемония была завершена, и люди стали не спеша расходиться. Аврелиус вновь посмотрел на девушку. Лицо ее было бледным и безжизненным. Казалось, она не в силах оторвать застывший взор свой от залитого кровью помоста. Она явно была близка к обмороку. Наконец, не замечая того, что твориться вокруг нее, на непослушных ногах девушка медленно поплелась прочь.
Аврелиус пристально следил за удаляющимся девичьим силуэтом. Он уже знал, кто станет следующей жертвой лесного потрошителя.
***
Он проследил за девушкой до самого ее дома. Оказалось, что она живет на одной улице с цветочницей Луизой, одной из прихожанок его тайного общества и, - по совместительству, - его любовницей. Именно к ней он незамедлительно направился.
Когда Аврелиус открыл двери цветочной лавки, Луиза заканчивала составлять букет для толстой дамы с отвратительным злым лицом. Это была жена одного из самых знатных и богатых горожан, поэтому Луиза всячески старалась угодить посетительнице, но та оказалась на редкость привередливой.
- Милочка, уберите из букета эти вульгарные гвоздики, а положите вместо них розы. Нет, милочка, не красные розы, а белые.
Наконец, удовлетворив запросам придирчивой посетительницы, Луиза с милой улыбкой выпроводила ее за дверь.
Как только дверь закрылась, и они остались вдвоем, Луиза без лишних слов бросилась на шею Аврелиусу, и принялась осыпать его жаркими поцелуями.
- Ты ходил смотреть на казнь, Аврелий? Наверно, там было очень весело. - Луиза принялась расстегивать камзол своего любовника.
- Ты не много потеряла, принцесса. Ведь настоящее веселье начнется сегодня в полночь. Надеюсь, ты не забыла?
- Разве о таком можно забыть? Я с самого раннего утра с нетерпением жду начала нашей вечеринки.
- Послушай, Луиза. Когда я шел к тебе, то по дороге встретил очень милую девушку. Она живет в том доме напротив, - Аврелиус показал в окно на дом, утопающий в цветах сирени.
- Ах, это Сильвия. Она и в самом деле милая. Мы с ней очень дружны, - при этом Луиза загадочно улыбнулась.
- Если вы такие близкие подруги, - в свою очередь многозначительно улыбнулся Аврелиус, - то почему бы тебе не пригласить ее на сегодняшнюю вечеринку? Как ты думаешь, ей там понравиться?
Притворяясь рассерженной, Луиза надула губы, исподлобья недовольно посмотрела на Аврелиуса и несильно стукнула его кулаком по груди.
- Зачем тебе Сильвия? Разве тебе меня мало?
- Ты ревнуешь, проказница, - Аврелиус страстно обнял подругу и принялся развязывать ее тугой корсет, обнажая пышную девичью грудь.
***
Время близилось к полуночи. Лучина почти догорела, и комната погрузилась в зловещий полумрак. Аврелиус устало опустился на лавку и обвел взглядом свою таверну. На полу лежало четыре бездыханных тела. Столы, стены и даже его собственная одежда были залиты кровью.
Он повертел в руках тяжелую, окованную железом, дубину, которую обычно прятал здесь, в таверне, под стойкой, и всегда использовал, когда особо буйные посетители затевали драку. Но сегодня эта дубина впервые окрасилась человеческой кровью.
"В скверную историю я влип по собственной глупости, и как меня угораздило так опростоволоситься! - думал он, - Впрочем, до полуночи осталось совсем немного, и мне следует поторопиться, если я не хочу опоздать на собрание общины".
Аврелиус открыл дверь погреба. На него пахнуло сыростью и могильным холодом. Схватив за волосы один из трупов и, оставляя на полу кровавые следы, он поволок его к погребу. Труп скатился по лестнице во мрак и глухо ударился о гранитный пол.
Внезапно за его спиной раздался тихий стон. Это пришел в себя лесник. Он тряс своей окровавленной головой, мычал что-то невразумительное и силился подняться.
Схватив со стойки огромный мясницкий нож с черной ручкой, Аврелиус принялся с остервенением колоть лесника, пока тот окончательно не испустил дух.
"Господи, кто бы мог подумать, что сегодняшний вечер закончится так отвратительно", - бормотал Аврелиус, словно оправдываясь перед кем-то.
А ведь все шло, как обычно. Посетителей было немного, а когда сгустились сумерки, в таверне остались только эти четверо. Аврелиус стоял за стойкой, время от времени наполняя их опустевшие кружки пивом. Обычно трактирщик старался не слушать, о чем разговаривают между собой захмелевшие посетители. Но эти четверо так громко обсуждали таинственное исчезновение Тадеуша, местного кузнеца, что он стал невольным свидетелем их полуночного спора.
Надо сказать, что кузнец был неплохим парнем и добрым христианином, но в жизни ему чертовски не везло. Пожалуй, другого такого неудачника в городе не было: всю жизнь он работал, не покладая рук своих, но жил в нищете. В семье его также ждали сплошные неурядицы и постоянные ссоры с женой. Рассказывают также, что в юности Тадеуш чем-то не угодил суровому графу Сведенборгу, и тот распорядился заклеймить беднягу, приказав раскаленным железом выжечь ему на груди крест в виде двух перекрещенных молний. Впрочем, когда граф не в духе, он и не на такие причуды способен, не даром его все бояться.
А месяц тому назад этот кузнец бесследно исчез, словно в воду канул. И теперь, в редкие минуты праздности, горожане не упускают случая, чтобы посплетничать по этому поводу. Так случилось и в этот вечер.
Первым свое мнение высказал конюх:
- Должно быть, в местных лесах промышляет шайка головорезов-разбойников, которая и оприходовала нашего приятеля, - сказал он, - и куда только губернатор смотрит? Давно пора выделить отряд гвардейцев, основательно прочесать прилегающие к городу леса и покончить с этими нарушителями спокойствия раз и навсегда.
- Да нет же, разбойники тут ни при чем, - возразил ему лесник, - я знаю, кто всему виной...
Откинувшись на спинку стула, старик самодовольно оглядел присутствующих. Выдержав многозначительную паузу, он добавил:
- Нутром чую, не обошлось здесь без лесного потрошителя.
- Шутишь, приятель, - усмехнулся конюх, - лесного потрошителя, не к ночи он помянут, сегодня казнили. И, слава богу. Вовек бы о нем не слышать.
- Я знаю, все вы думаете, будто плотницкий сын и есть потрошитель, - усмехнулся лесник, - только скажу я вам, что его напрасно казнили. А настоящий изувер, - и как его только земля носит? - по-прежнему на свободе. И если его не остановить, вскоре продолжит он свои черные дела. Помяните мое слово, найдем мы беднягу-кузнеца висящим на дереве с распоротым брюхом.
- Ох, и насмешил ты, приятель, ей-богу! - вступил в спор графский садовник. - Неужели ты думаешь, что какой-то убийца, - будь он трижды безумцем, - мог совладать с Тадеушем? Да вы видали его кулаки? Это же здоровый мужик, у него силища - дай бог каждому. Он быка одной рукой без труда завалить может. И никуда наш приятель не исчез, а просто сбежал от своей стервы - жены. Вы знали его жену? От этой ведьмы любой бы мужик сбежал. Удивительно, как он мог так долго терпеть ее. Так что, не стоит раньше времени оплакивать Тадеуша. Наверняка, живет себе, пройдоха, припеваючи в каком-нибудь соседнем городишке с новой подругой и бед не знает.
Одни из спорщиков, местный оружейник, все это время молчал, с безразличным видом ковыряясь в зубах. Наконец он тоже высказался, и его мнение по этому поводу было таково. Мол, ничего таинственного в исчезновении кузница нет. Ведь в день своего исчезновения кузнец засиделся допоздна в трактире.
- Верно я говорю, хозяин, заходил к тебе кузнец в тот вечер? - окликнул он Аврелиуса.
Тот молча кивнул в ответ.
- Так вот, нализался наш приятель до чертиков. Все мы знаем, что любил он закладывать за воротник, а в тот вечер, должно быть, особенно переусердствовал в этом деле. Потом поплелся ночной дорогой домой и спьяну свалился в воду. Или заплутал в лесу и превратился в лакомство для волков. Или, неровен час, затянула его трясина болотная. Голову даю на отсечение, так все и было. Эй, трактирщик, плесни-ка мне еще пивка!
Этот пьяный разговор начал надоедать Аврелиусу. До полуночи оставался час, но засидевшиеся посетители, похоже, и не собирались расходиться. Трактирщик в очередной раз наполнил кружки пивом и подал к их столу жареный кусок мяса с аппетитной румяной корочкой.
Потом Аврелиус убил их.
Потому что на принесенном куске мяса они заметили крест в виде двух скрещенных молний.
И как они с пьяных глаз могли его разглядеть?
***
Сильвия осторожно ступала босыми ногами по холодной земле. Она уже стала жалеть, что позволила Луизе уговорить ее на безумную авантюру - посетить одну из тайных встреч, которые проводил аббат Аврелиус. В народе эти встречи называли синагогами сатаны.
Сама Луиза давно стала посещать подобные вечеринки, чем и вызвала многочисленные насмешки и порицания со стороны своих соседок, которым казалось, что добром это не кончится. Действительно, страшно подумать, какой бы поднялся шум, если весть об этих встречах донесли до ушей инквизиция. Но время шло, а гром так и не грянул.
Поэтому, когда сегодня Луиза неожиданно предложила своей подруге посетить одну из совместных встреч, она с готовностью согласилась. Судя по рассказам подруги, там было довольно весело - самое подходящее место для молодых и незамужних девиц.
На собрание общины Сильвию привели с завязанными глазами. От томительного ожидания девичье сердечко трепетало в предвкушении новых, таинственных и запретных, а потому волнующих приключений. Когда, наконец, с ее глаз сняли повязку, первое, что она увидела, - человека, закутанного в черную монашескую рясу с капюшоном, полностью скрывавшим его лицо. В одной руке он держал книгу, в другой - магический жезл, украшенный таинственными и непонятными знаками. Она догадалась, что это и был знаменитый аббат Аврелиус.
Сильвия огляделась вокруг. Оказалось, что ее привели на городское кладбище. Вокруг, на манер покойников скрестив на груди руки, стояло еще человек десять, также одетых в монашеские рясы с капюшоном. В качестве алтаря была приспособлена чья-то могильная плита, на которую водрузили массивный церковный подсвечник и чашу, выточенную из человеческого черепа. В вырытой рядом с алтарем неглубокой яме теплился тусклый огонек, но невдалеке была приготовлена большая вязанка дров.
Аврелиус, исполняющий роль жреца, воздел к небу руки и, обращаясь к Сильвии, произнес:
- В царственном свете неоскверненной мудрости пробудись и войди в зияющую бездну. Сбрось оковы, с веками отяжелевшие от бремени священной лжи и предстань пред истинным отцом своим в том облачении, в котором ты вошла в сей мир, без покровов и стыда.
С девушки сняли одежду. Прохладный ночной ветер принялся ласкать ее обнаженное тело. Она дрожала от возбуждения и сладостного томления.
- Услышьте же слова Отца нашего, - продолжал Аврелиус, - у которого множество имен, нам же он известен как сияющий Люцифер, принц тьмы: "Повинуйтесь тому, чья власть простирается до небес, в чьих руках солнце - сверкающий меч, а луна - пронзающее пламя. Я сделал ваши одеяния подобными моим и собрал вас воедино, подобно дланям рук моих и озарил вас светом преисподней. Я учредил для вас закон и передал вам жезл высочайшей мудрости. Возвысьте же глас ваш и присягните мне - тому, кто живет торжествуя, ибо у меня нет конца, как не было и начала; тому, кто сияет, яко солнце и несет в мир людей свет, любовь и совершенную веру". Поклонитесь же и воздайте почтение высочайшему и несравненному князю тьмы!
После этих слов все присутствующие в знак покорности почтительно преклонили колени. Сильвия же протянула жрецу чашу с водой, взятой из ее домашнего колодца. Так ей заранее велела сделать Луиза. Аврелиус принял чашу и обратился к ней с такой речью:
- Ответь, сестра, отрекаешься ли ты от всех святых небесных, и от апостольской римско-католической церкви, и от всех деяний и молитв ее, которые могут быть совершены ради тебя? Отрекаешься ли от чистого сердца от миропомазания и крещения, и от всей благодати Иисуса Христа?
- Отрекаюсь.
- Ответь, сестра, признаешь ли ты Люцифера, нашего господина и владыку, за своего бога и покровителя, не имея намерения в том раскаиваться?
- Признаю.
- Ответь, сестра, обещаешь ли ты поклоняться Люциферу, нашему господину и владыке, и служить ему не менее трех раз ежедневно, и посвятить ему в будущем детей своих? Обещаешь ли ты привлекать на темную тропу колдовства всех, кого возможно?
- Обещаю.
Затем Аврелиус простер к девушке свой жезл, и произнес клятву верности, которую Сильвия повторила вслед за ним:
- В присутствии всех здесь собравшихся, живых и мертвых, людей и богов, по своей собственной воле торжественно клянусь своей жизнью, теперь и в будущем, хранить в тайне то знание, что вверяется мне в этом священном месте. Деяниями, речью и помышлениями своими обязуюсь прославлять Люцифера, нашего господина и владыку. И пусть те силы, которыми я обладаю, обратятся против меня, если я нарушу свое слово. Да будет так!
Аврелиус достал огромный нож с черной рукоятью и отрезал локон ее роскошных волос.
- Сестра моя, отныне наш господин и владыка, высочайший и несравненный князь тьмы, обладает властью над твоим телом, и душою, и жизнью, ибо ты навеки уступила ее. Взамен этого, пред тобой открывается темная тропа колдовства. Вооружись мечом, выкованным из ночного мрака. Облачись знаниями, накопленными поколениями тех, для кого неведомое стало явью. Изучая темные и неизведанные пути, покори своей воле равнодушную судьбу!
- Дети мои, - продолжал Аврелиус, обращаясь к присутствующим, - приветствуйте же Сильвию как вашу сестру и единомышленника.
Собравшиеся по очереди подходили к девушке и со словами "будь благословенна", награждали ее поцелуем. Последней подошла Луиза и, после традиционного поцелуя, с улыбкой обняла подругу.
- Благословенны губы твои, Сильвия, произносившие священные имена, и благословенно тело твое, Сильвия, совершенное по красоте своей. Теперь мы не просто подруги. На меня возложена почетная миссия познакомить тебя основам нашего колдовского искусства. Скоро мы приступим к обучению, пока же прими этот амулет как знак твоей принадлежности к нашей общине.
С этими словами она надела своей подруге цепочку с символом в виде перевернутой пентаграммы.
Тем временем, начались последние приготовления к грандиозному пиршеству. В еле тлевший костер подбросили дров, и огонь взвился до небес. Источая чудесный аромат, на вертеле жарился румяный поросенок. С него выступал жир и с шипением капал прямо на раскаленные угли. Откуда-то выкатили бочонок вина, и уже принялись наполнять им праздничные кубки. При этом вино плескалось и искрилось в лунном свете. Из многочисленных корзинок извлекались фрукты, пышные хлебные лепешки, копченые куропатки и свежие домашние пироги.
К Сильвии подошел Аврелиус, нежно поцеловал и накинул на ее голое девичье тело монашескую рясу. Затем он предложил, в ожидании праздничной трапезы, прогуляться по лесу. Вопреки недоброй молве, этот ужасный еретик оказался очень симпатичным и обходительным молодым человеком. Они беззаботно болтали и, освещая коптящим факелом ночную дорогу, все глубже удалялись в лесную чащу. Зачарованная Сильвия покорно следовала за своим спутником, хотя в душе ее давно уже зародилась смутная тревога. Но приятный бархатный голос Аврелиуса околдовал девушку, лишив ее способности сопротивляться.
Трапеза на кладбище, тем временем, едва успев начаться, закончилась неожиданным образом. Один из пирующих, желая произнести праздничную речь, поднял кубок с вином. Это был коренастый мужик с длинными космами грязных спутавшихся волос. Внезапно в воздухе просвистела стрела и пронзила ему сердце. Лицо его исказила гримаса мучительной боли, кубок выпал из рук и вино пролилось на землю.
"Спасайтесь, это гвардейцы!" - заголосил кто-то, но было поздно. Закованные в латы всадники окружили пирующих. Тех, кто пытался оказать сопротивление, ждала немедленная и ужасная смерть. Остальных немедленно заковывали в кандалы. Топот лошадей, звон оружия, возгласы гвардейцев и стоны умирающих смешались воедино.
Неудивительно, что никто не услышал раздавшийся в лесной чаще предсмертный девичий крик.
***
Луиза очнулась в подземелье. Она помнила только то, как один из всадников ударил ей по голове рукоятью меча. Потом - обморок.
Луиза огляделась вокруг. Она оказалась в маленькой камере с влажными стенами, покрытыми многолетним мхом. На полу валялась охапка старой, почти истлевшей, соломы. Повсюду деловито суетились огромные серые крысы, ничуть не смущаясь присутствия человека. Свет пробивался только через маленькое узкое окошко под самым потолком.
В дальнем углу стоял покрытый паутиной глиняный кувшин, а рядом с ним в полнейшем беспорядке валялось несколько инструментов, зловещее назначение которых без труда открывалось любому, кто имел хоть какое-то представление об ужасных пытках инквизиции.
Загремел тяжелый засов, скрипнула ржавая дверь и в комнату вошли трое монахов-доминиканцев в коричневых рясах в сопровождении палача, чье лицо скрывала красная маска.
Один из монахов достал чистый пергамент и приготовился записывать показания обвиняемой. Остальные уселись за пыльный дубовый стол, и, помолившись, приступили к допросу. На Луизу посыпался град вопросов.
- Давно ли вы начали посещать синагоги сатаны? Много ли колдунов приходило на эти собрания вместе с вами? Какие кушанья подавались на шабашах? Добавлялось ли в вино кровь убиенных некрещеных младенцев? Что вы получали в обмен на обещание служить сатане? Какие злодеяния вы совершили за время своего служения? Являлся ли вам по ночам дьявол, чтобы склонить к плотским утехам? Приходилось ли вам, по наущению сатаны, насылать ураган или отравлять колодцы?
Перо скрипело по пергаменту, вопросы следовали один за другим, но все они оставались без ответа. Потупив взор, Луиза хранила молчание. Убедившись, что ведьма не собирается добровольно отвечать на вопросы, председательствующий монах подал условный знак палачу.
Палач сорвал с Луизы одежды и приковал ее к стене. Затем он натянул ей на голову тугой железный обруч, и принялся медленно затягивать его вокруг лба. Луиза застонала от невыносимой головной боли. Казалось, что ее мозг вонзились тысячи острых иголок. В глазах ее потемнело, и Луиза потеряла сознание.
Она очнулась, когда в лицо ей плеснули холодной водой. Она попыталась пошевелиться, но ей это не удалось. С трудом подняв тяжелую голову, Луиза обнаружила, что она привязана кожаными ремнями к столу. Палач не спеша раздувал кузнечный горн.
Один из монахов приблизился к Луизе и повторил свои вопросы. В очередной раз не получив на них ответа, он раздраженно махнул остальным своим спутникам, и монахи удалились, оставив пленницу наедине с палачом.
Широко открытыми от ужаса глазами Луиза следила за действиями своего мучителя, который вытащил из пылающего горна раскаленные докрасна клещи и приблизился к ней.
В это время в соседней камере все те же монахи-доминиканцы допрашивали Аврелиуса.
- Аббат Аврелиус, три года назад вы были отлучены от Церкви и преданы проклятию за еретические суждения, но вам удалось скрыться и избежать заслуженного наказания. Сегодня вы вновь задержаны по подозрению в совершении преступления против бога и против человека. Практически все из ваших соучастников сознались, что принимали участие в организованных вами дьявольских сборищах, на которых оскверняли святое причастие, поносили имя Иисуса Христа и возводили хулу на единую святую католическую Церковь. Они утверждают также, что совершали вместе с вами богомерзкие языческие обряды, сопровождаемые ритуальным пролитием христианской крови. Ведение вашего дела поручено мне, Бернарду Реми, епископу из ордена святого Доминика. И сейчас мы намерены определить степень вашей вины, а также вынести справедливый приговор. Итак, приступим.
- Веруете ли в рождество Христово, нашего господа и спасителя? - вкрадчиво поинтересовался Бернард Реми.
- Когда Иисус явился во плоти, он встал посреди мира, но нашел всех людей пьяными, - тихо ответил Аврелиус, - Никто из людей не жаждал вкусить от Духа святого. И тогда Иисус опечалился за слепых сердцем детей человеческих, которые не видят, что они приходят в мир нагими, и нагими покидают его.
Епископ удовлетворенно кивнул и продолжил:
- Про вас говорят, будто вы приписываете Иисусу такие слова: "Когда вы обнажитесь и не застыдитесь и возьмете ваши одежды, положите их у ваших ног, подобно малым детям растопчите их, тогда вы увидите Сына того, Кто жив". Но ни в одном из синоптических Евангелий, утвержденных Вселенским собором, нет таких строк. Уж не сатана ли нашептал их?
- Если я назову вам источник моих слов, вы возьмете камни и бросите их в меня, но огонь выйдет из камней и сожжет вас. Источник моих слов очевиден для тех, кто имеет уши и сердце. Я дам вам то, чего не видел глаз, и то, чего не слышало ухо, и то, чего не коснулась рука, и то, что не вошло в сердце человека. Но вы стали как иудеи, которые любят дерево и ненавидят плоды его, и любят плод, но ненавидят дерево.
Епископ хотел что-то возразить на это дерзкое высказывание, но решил промолчать, и вместо этого задал следующий вопрос:
- Говорят, будто вы учите, что Царство Божие находится вовсе не на небесах. Где же оно, по-вашему, находится, и что нужно делать христианину, чтобы войти в оное?
- Ошибаются говорящие, что Царство Божие находится в небе, ибо в таком случае птицы небесные опередили бы нас. Также ошибаются говорящие, что оно - в море, тогда рыбы морские опередили бы нас. Но Царствие внутри нас и вне нас. Когда мы уподобим внутреннюю сторону внешней, и сотворим верхнюю сторону подобно нижней; когда мы сделаем мужчину и женщину одним, чтобы мужчина уже не был мужчиной и женщина больше не была женщиной; когда мы сделаем глаз вместо глаза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, - тогда мы войдем в Царствие.
- Веруете ли в Судный день, признаете ли скорое воскресение мертвых?
- Конец мира настанет, когда это небо пройдет, и эта земля разрушится. При этом мертвые не воскреснут, но те, которые живы, - не умрут. В те дни много первых станут последними, и последние будут возвеличены. Конец будет там же, где было начало. Открыли ли вы начало, чтобы искать конец? Блаженны стоящие в начале, ибо они не познают конец и не вкусят смерти и тления.
- Часто ли вы совершаете молитвы, подаете ли милостыню страждущим и воздерживаетесь ли от пищи во время поста?
- Так поститься, как вы поститесь - значит зарождать грех во чреве своем. Так молиться, как вы молитесь - равносильно возведению напрасных обвинений против самого себя. И подавать милостыню так, как это делаете вы, - значит, причинять зло собственному духу, - Аврелиус пристально взглянул на епископа, но на лице того не дрогнул ни единый мускул.
- Признаете ли верховенство римского Папы и почитаете ли единую святую католическую Церковь?
- Служители Церкви похожи на детей малых, которые расположились на поле, им не принадлежащем. Когда придет истинный хозяин поля...
- Кто этот таинственный хозяин?
- Он есть все, ибо все вышло из него и все вернется к нему. Разрубите дерево, он - там, подними камень, и вы найдете его там. Он есть жизнь, и свет, и любовь.
Монахи намеревались продолжить допрос, но в комнату неожиданно вошел один из охранников и тихо прошептал что-то на ухо епископу.
- Аббат Аврелиус, мы продолжим нашу беседу позже. Сейчас вас желает видеть одна высокопоставленная особа.
Аврелиусу скрутили за спиной руки веревкой, и повели по темным узким коридорам. Его привели в слабоосвещенную комнату и оставили наедине с таинственным посетителем, который немедленно изложил цель своего визита:
- Я постараюсь по возможности предельно кратко посвятить вас в суть дела, которое привело меня в это подземелье. Для начала позвольте представиться: я граф Сведенборг. Безусловно, вы неоднократно слышали мое имя, но вряд ли когда-либо видели меня. Все дело в том, что я не один год провел в уединении в тиши кабинета, посвятив все свои силы изучению алхимии. Много бессонных ночей провел я в лаборатории в поисках секрета философского камня, дающего бессмертие. Проштудировал тысячи томов рукописей арабских и европейских алхимиков. Убедившись, наконец, в тщетности своих попыток, ибо знаний моих и опыта оказалось недостаточно для осуществления сей великой операции, я решил обратиться к человеку, более просвещенному в этой области знаний. Мой выбор пал на вас, поскольку за короткое время пребывания в стенах нашего города вы снискали себе славу великого мага и чародея. С вашей помощью я намерен вызвать могущественных демонов преисподней и выведать у них секрет бессмертия и вечной молодости. Если вы согласны помогать мне в осуществлении моих намерений, я использую все свое влияние и связи, дабы вытащить вас из той неприятной ситуации, в которой вы оказались. Итак, одного вашего согласия достаточно.
Граф вопросительно посмотрел на Аврелиуса, но тот лишь молча кивнул в ответ.
***
Вы застыли перед старинным портретом, не в силах отвести восхищенного взгляда от старика, облаченного в роскошные старинные наряды. Признайтесь, что его благородный облик невольно внушает уважение, а суровый взгляд из-под нависших бровей вызывает благоговейный трепет.
Знайте же, что были времена, когда люди трепетали, едва услышав имя этого человека. О его жестоких деяниях слагали легенды, которые шепотом пересказывали в трактирах и на базарных площадях.
Граф Сведенборг, - а вы видите именно его, - рано лишился своих родителей. До совершеннолетия его воспитанием занимались опекуны. Свою юность он провел в веселье и праздности. Охота и пиры, перетекающие во всеобщую оргию, были его любимыми развлечениями.
Когда пришло время жениться, он сочетался законным браком со своей кузиной, которая не питала к своему супругу никаких теплых чувств, и эта неприязнь была взаимной. Доселе распутный молодой повеса, внезапно превратился в ревнивого мужа, и после свадьбы графине пришлось забыть о светских раутах и приемах. Даже после того, как супруга подарила своему мужу очаровательную малютку-дочь, тот не изменил к ней своего жестокого отношения.
Не удивительно, что графиня стала угасать с каждым днем, таять, как свеча. Но ее муж был суров и непреклонен. Вскоре графиня умерла. Но даже печальная новость о смерти супруги не тронула черствое сердце деспотичного мужа, ибо и тени печали не отразилось на его лице.
Что же касается дочери, со временем она расцвела и превратилась в прекрасное и нежное создание, совершенное подобие своей умершей матери. Казалось, ей была уготована счастливая и беззаботная жизнь.
И каково же было негодование отца, когда в день своего совершеннолетия дочь призналась в том, что влюблена в простолюдина, который работал подмастерьем на графской кузнице. Разумеется, отец и думать ей запретил о подобном замужестве. Однако непослушная и своевольная дочь однажды ночью убежала из родительского дома со своим возлюбленным. Когда ее побег был обнаружен, графа охватила ярость, и он приказал немедленно снарядить в погоню отряд своих солдат.
Трудно сказать, какие планы были у беглецов. Возможно, они собирались обвенчаться в какой-нибудь глухой деревушке, вдалеке от графского замка. Но смогла бы высокородная госпожа, поменявшая фамильный замок на убогую избу, свыкнуться с жизнью простой крестьянки, жизнь которой протекает в ежедневном непосильном труде? Кто знает, не пришлось бы ей вскоре горевать о своем опрометчивом решении?
А может быть, после венчания беглецы собирались вернуться с повинной в надежде на то, что отец будет вынужден смириться с их браком ради счастья единственной дочери.
Как бы там ни было, судьба распорядилась иначе. Гвардейцы настигли беглецов, и влюбленные предстали перед очами разгневанного графа. Не внимая мольбам дочери, он велел заклеймить дерзкого холопа раскаленным железом, и под страхом смерти запретил ему приближаться к своему замку.
А провинившуюся дочь, единственная вина которой состояла в том, что она следовала велениям своего сердца, деспот-отец распорядился отдать в женский монастырь.
Несчастная девушка долго мучилась, будучи не в силах смириться с вынужденным заточением, ибо душа ее просилась на волю. Долго металась она по маленькой монашеской келье в безысходной тоске по своему возлюбленному. И однажды утром мать-настоятельница, осматривая комнаты послушниц, нашла ее, лежащую мертвой на залитой кровью кровати с кинжалом в сердце.
После смерти несчастной дочери сердце графа окончательно окаменело, и все радости жизни утратили для него былую привлекательность. Он превратился в сварливого и нелюдимого старика, стал вести затворнический образ жизни, желая посвятить остаток дней своих изучению магии и алхимии.
К тому времени, к которому относится наше повествование, инквизиция арестовала Аврелиуса за его еретические суждения и богохульные проповеди. Вероотступника собирались отправить на костер, но граф, используя свое влияние, добился оправдательного приговора, и сделал Аврелиуса личным астрологом и советником.
Вскоре, согласно договору, Аврелиус провел для своего высокородного покровителя обряд черной мессы с целью вызова адских демонов, которая закончилась неожиданным и печальным образом.
Обряд было намечено провести ровно в полночь в оборудованной соответствующим образом часовне: в центре комнаты заблаговременно установили алтарь из черного мрамора с изображением перевернутой пентаграммы. Слева от алтаря дымилась жаровня с благовониями. Аврелиус облачился монашескую рясу и надел на голову венок из сосновых веток.
Возвещая начало церемониала, он ударил в гонг и нараспев, монотонным голосом, произнес имена могущественнейших князей ада:
- Во имя Сатаны, правителя земли и царя мира сего, я призываю силы тьмы разделить со мной их неисчерпаемую мощь. Отворите шире врата бездны и приветствуйте меня, вашего покорного слугу. В единстве нечестивого союза мы прославляем и почитаем Люцифера, утреннюю звезду, Вельзевула, властелина обновления, Белиала, ангела разрушения, Левиафана, зверя Откровения и Асмодея, демона вожделения. Я взываю к именам Астарота, Молоха и Бельфегора и ко всем могучим и несчетным хозяевам ада, чья поддержка да укрепит мой разум, тело и волю.
Граф повторил это воззвание вслед за Аврелиусом, после чего тот продолжил церемонию:
- Во тьме непроглядной поднимаем очи наши к сей яркой утренней звезде, чей восход несет мир и спасение уверовавшим и покорившимся отпрыскам рода людского. Перед могущественным и несказанным принцем тьмы и в присутствии всех ужасных демонов бездны, мы отрекаемся от всех прежних клятв верности Иисусу Христу и деве Марии, и провозглашаем, что Люцифер правит землею. Мы скрепляем жертвенной кровью наше обещание признать и повиноваться безоговорочно его воле, желая взамен многократной поддержки в успешном осуществлении наших устремлений и исполнении наших желаний.
Аврелиус вошел в начертанный на полу магический круг и со словами "In nomine Dei nostri Satanas Luciferi excelsi" отрубил голову черному петуху, окропив его кровью алтарь.
- Посему, о могущественный и ужасный властелин тьмы, молим принять сие подношение, которое мы приготовили во имя твое, ибо ты даешь нам процветание на протяжении этой жизни под твоей защитой и посылаешь ужасных слуг твоих, дабы выполнить просьбы наши и уничтожать врагов наших. Этой ночью мы испрашиваем твоей неисчерпаемой мощи по сей нужде...
После этих слов граф склонились перед алтарем в почтительном поклоне и изложил свою просьбу. А желал он, как известно, обрести долголетие, которого не ведал ни один из живущих.
Затем граф превратился в то, что вы сейчас перед собой видите, и в таком состоянии он пребывает уже много веков. Впрочем, в этом музее есть и другие картины, достойные вашего внимания.