В 6-м "А" шел первый после каникул урок русского языка.
Вера Петровна изучала летние сочинения.
Из двадцати семи учеников не написали всего трое - Вика Котова, Петя Ларионов и Савва Явич,
Вера Петровна взяла верхнюю тетрадь из стопки.
Поглядела, покачала головой. Затем вторую - едва уловимо поморщилась. Отложила. Третью.
- "Я провел каникулы суперски! Чего и вам желаю!" Это даже не смешно, Кравцов!
Класс засмеялся.
- Цай! На твоем месте... У тебя тут тоже пять строк всего. Иди читай сам.
- Вера Петровна, вы ведь не говорили, что нужно больше. А пусть Маша прочтет! Можно?
- Отчего же, - легко согласилась Вера Петровна, складывая очки. - А Виктор потом нам тоже чье-нибудь почитает. Так даже лучше.
Маша раскрыла тетрадку. Молча пошевелила губами. Глаза у нее округлились.
- Вера Петровна! Я не могу такое читать! Зачем ты, Витя? Неужели тебе не стыдно?
Вера Петровна нахмурилась и приняла из подрагивающих машиных пальцев работу Цая.
Вновь нацепила очки. Впилась взглядом в страницу. И словно окаменела. Потом осторожно положила тетрадку на стол, сказала непонятно: "Огонь, мерцающий в сосуде..." и ощупью, как слепая, пошла к двери.
Вадик Донцов с первой парты сразу схватил тетрадь и стал жадно читать витькино сочинение, но тут же и хлопнул страницей о страницу и, скрутив тетрадь в трубочку, крепко зажал в ладони:
- Виктóр, мерзавец, признавайся, откуда у тебя эти сведения? У меня отец из-за тебя с работы вылетит!
- Дай! Дай! - стали кричать одноклассники, и у парты Вадика тотчас образовалась свалка.
Тетрадь вырвала Маринка Вербицкая.
- Охохохонюшки! Все тайное становится явным! А ты говорил, между прочим, что никто и не узнает, - обратилась она почему-то к старосте класса Олегу Крылову. - А что ты на это скажешь?
Олег потянулся, быстро взглянул и облегченно выдохнул:
- Он же пишет, что ничего не видел. Что как раз в эту минуту отвернулся и смотрел в другую сторону.
Через плечо Олега заглянула его соседка - Аня Пичугина.
- Ой, Витька! Как здорово! А ты и правда на север ездил? Этим летом?
Вернулась Вера Петровна.
Она была бледна. Губы у нее дрожали.
- Витя, - сказала она. - Ты это сам написал? Как тебе удалось?
- Я очень старался, - сказал Цай и стыдливо потупил взор. - Весь август потратил. Три ручки изгрыз, пока писал.
Он положил измятую тетрадку перед собой и старательно разгладил ее ладонями.
Савва покосился на кривовато накорябанные строки и вдруг громогласно заржал:
- Тю! Чтобы "Спартак" пропер "Манчестер"? Да еще на чужом поле? Да ни в жизть не поверю! Чушь и чушь!