Аннотация: Сказка для случайно повзрослевших детей
СПАСТИ ДЕДА МОРОЗА
Сказка для случайно повзрослевших детей
В жизни мужчины бывает три периода -- когда он верит в Деда Мороза, когда не верит и когда он сам Дед Мороз!
Марина Москвина
Перед самым выходом мама спросила:
-- Антон, а ты письмо Деду Морозу написал?
-- А как же! Мы с папой вместе ещё в прошлое воскресенье написали. И отправили. Он уже должен был получить...
-- Ах, вон оно как! -- сказала мама. -- Ну, тогда, конечно, дошло. А что ты просил? Машину эту свою радиоуправляемую? Как её?
-- "Ламборгини"! -- сказал Антон серьёзно. -- Да. И ещё глобус. Светящийся. С лампой внутри. Такой, чтоб все материки и океаны видеть.
-- Есть же карта, -- удивилась мама. -- На стене у тебя большая карта полушарий. Там всё видно ничуть не хуже.
-- Ну мам! -- сказал Антон. -- Ну неужели ты не понимаешь? Это же гло-о-бус! Это совсем другое дело! Его же можно крутить! На оси!. Там всё по-настоящему!
-- Ну ладно, ладно, -- не стала спорить мама. -- Сапоги застегнул? Давай выдвигайся, а то мы так опоздаем совсем.
Антон притопнул каблучками, натянул рукавички, и они с мамой вышли на улицу, прямо в декабрьскую снеговерть.
Несмотря на полуденное время, было всё-таки темновато. Машины нестройно сигналили и перемаргивались фарами. Прохожие обречённо месили снежную кашу на тротуарах и автобусных остановках. Мигал разноцветный дюралайт на уровне вторых этажей ближайших домов. Острые снежинки беспорядочно клевали щёки и нос. Задувал порывистый ветер.
Антон втянул голову в плечи и стал дышать в подмокающее кашне.
Последний день декабря. До Нового года осталось ждать совсем чуть-чуть. А до начала праздничного представления у папы на работе -- и того меньше. Успеть бы только доехать! Дед Мороз-то небось рассиживаться не станет...
Подобравшая их маршрутка ревела, как больной слон, и, нервируя маму, еле ползла вдоль обочины. Но светофоры дружно включили зелёный, и добраться удалось вовремя.
Папа встретил их возле старого жёлтого крыльца со слегка скособоченными ступенями.
-- Вот! -- сказал он, провожая Антона и маму в просторный холл. -- Шеф откупил старинный особняк. Будем теперь в собственном офисе. Не то что раньше -- в новостройках этих, на птичьих правах. Ремонт, правда, сделать не успели в этом году... Так что не пугайтесь. Зато здесь есть огромадный зал. И ёлку поставили подходящую! Не поскупились.
-- А швейцаром ещё не обзавелись? -- спросила мама, отряхивая пальто и помогая Антону освободиться от кашне и шапки.
-- Дорогая, не всё сразу. Я вас провожу. Там уже уйма народу, но ты почти всех знаешь. Игорь там с Костиком. Валентина девочек своих привела. Николай Викторович с внуками. Руководы и манагерство почти все детные. Полна горница людей. Скоро начинать, а мне там надо ещё... -- Папа выразительно повращал глазами.
-- Иди уже, -- сказала мама. -- Мы разберёмся. Помаду не забыл?
Папа значительно похлопал себя по карману пиджака.
-- По коридору, -- сказал он. -- И прямо в зал. Увидите. Там светло и музыка.
Музыка доносилась даже сюда. Играл рояль. Подтренькивала гитара. Робко и вкрадчиво подстукивали барабаны. Антон от нетерпения стал пританцовывать на месте.
Папа подхватил верхнюю одежду и внезапно куда-то исчез, а Антон с мамой пошли на звук.
-- Мам, -- позвал Антон, -- а швейцар... он кто?
-- Строгий дядька с усами, -- сказала мама, на ходу смотрясь в крошечное зеркальце и ощупью поправляя причёску. -- Бармалей. Привратник.
-- Привратник -- это тот, кто всё время привирает?
-- Привратник -- это тот, кто за дверями следит.
-- А чего за ними следить? Они же никуда не убегут...
-- Работа у него такая, -- сказала мама, явно думая о чём-то своём.
-- Скучно, наверно, -- предположил Антон. -- Особенно если все уже пришли...
-- Не отставай, -- сказала мама и взяла его за руку.
В коридоре вдоль стен были густо понатыканы торговые прилавки-"горки", пустые и частично без полок. Из шести потолочных светильников горели три. Кожаная обивка на одной из боковых дверей была разодрана, из-под неё клочьями выпирала серая вата.
Мама молча покачала головой.
Коридор привел их к двустворчатой двери со стеклянной табличкой.
-- "Ак-то-вый зал", -- прочёл Антон по складам.
Мама взялась за овальную ручку и потянула на себя.
Навстречу полыхнуло ярким и пёстрым.
Антон зажмурился, а когда открыл глаза, к ним уже со всех ног бежала женщина в жёлтом клоунском комбинезоне с малиновой бабочкой на шее и с рыжими всклокоченными волосами. В руках у неё трепыхалось небольшое прозрачное ведёрко. В ведёрке лежали в беспорядке картонные жетоны с прищепками.
-- Здравствуйте, Ася Семёновна! -- сказал Антон. -- Вы меня помните? Меня зовут Антон. Мой папа Юрий Петрович. А это моя мама. Люда Ивановна.
Ася Семёновна попыталась сделать неловкий книксен.
-- Здравствуйте, здравствуйте! Ну конечно, я тебя помню, Антон. У меня вообще отличная память, а на детей -- особенно. Ты с папой приходил в старый офис осенью, правильно? А здесь, наверное, впервые?
-- Да, -- сказала мама. -- В новом офисе... -- она сделала волшебную паузу, -- в новом мы впервые.
-- Это ничего, -- сказала Ася Семёновна. -- Освоитесь. Мы здесь запросто, без глупых церемоний. Но зато... -- она сделала свою волшебную паузу, вдвое длиннее маминой, -- ... зато с сюрпризами. Вот! Новогодняя лотерея! Прошу участвовать!
Мама вытащила из ведёрка жетон с номером "двадцать девять" и демонстративно прицепила его Антону на грудь.
-- А что разыгрывается? -- спросила она равнодушно.
-- Сюрприз! Сюрприз! -- пропела Ася Семёновна. -- Проходите. Располагайтесь. Антон, посмотри, какая у нас ёлочка! Ты видел когда-нибудь такую большую?
-- Думаете, размер имеет значение? -- спросил Антон насмешливо. -- А почему она не горит?
-- Какой ты нетерпеливый! -- воскликнула Ася Семёновна. -- Её только Дед Мороз может зажечь. Своим волшебным посохом.
-- Вообще-то я знаю, -- сказал Антон. -- А вот как её затащили сюда, такую огромную? Спорим, вы этого не знаете!
Ася Семёновна заметно растерялась.
-- Через окно, наверное. Или через дверь? Я не видела, к сожалению.
-- Ага, -- сказал Антон. -- Через дверь. По кусочкам. А может, она прямо тут и выросла?
-- Ну, я думаю, в канун Нового года ещё и не такие чудеса случаются, -- наконец нашлась Ася Семёновна и сразу заторопилась. -- Я вас оставлю. Не у всех пока есть жетоны, надо спешить.
Подошёл дядя Игорь с маленьким Костиком и галантно поцеловал маме ручку.
Антон потрепал лопоухого Костика по загривку, сделал шаг в сторону и принялся осматриваться.
Ель и правда была великолепная. Не просто большая. Великанская. Широко разлапив толстые нижние ветви и мощно устремляясь в потолок, она заполняла собой весь центр зала. Как же её всё-таки сюда затащили? А что, если опустили сверху? Разобрали крышу и опустили? И очень даже легко. Краном можно ещё и не такое... Надо будет у папы спросить. Антон стоял, запрокинув голову. От пола до верхушки со звездой уместились, наверное, все ёлочные игрушки мира: стеклянные шары, золотистые шишки, сосульки, хлопушки, лесные мишки, зайчики, слоники, избушки на курьих ножках, ангелы с крылышками из настоящих перьев и бумажные снежинки величиной с ладошку. Эх, если бы она ещё и горела!
Высокие окна в зале почти полностью были задрапированы серебристой мягкой тканью. Она невесомо покачивалась от лёгкого дуновения, создаваемого двумя старинными потолочными вентиляторами. Меж вентиляторов на тонкой длинной штанге свисал с потолка тяжёлый зеркальный шар. Прямо в него упирался острый белый луч закреплённого на стене прожектора. Шар вращался, щедро разбрасывая по залу световые пятна.
Серебристой тканью укутан был и дальний угол зала. Там имелась аккуратная прямоугольная сцена с ватным сугробом, из-за которого выглядывала настоящая ударная установка. За ней восседал долговязый лохматый дядька, упакованный в джинсы. А перед сугробом на двух трёхногих стульях сидели ещё два дядьки с гитарами: один с акустической, другой -- с электро. Гитаристы были похожи друг на друга, как близнецы, -- оба в оранжево пламенеющих рубашках и чёрных атласных штанах. Оба длинноносые и очкастые. Рядом со сценой нёс службу белый, как пастила, рояль. А поверху, через весь зал, тянулись крест-накрест нити с праздничными новогодними флажками, серебристым дождиком и разноцветным кучерявым серпантином.
Было много детей. И было много родителей. Детвора носилась вокруг ёлки, бахая хлопушками и швыряя конфетти на пол и друг в друга. Взрослые чинно выхаживали по двое-трое, разговаривали о чём-то, смеялись. Некоторые сидели на откидных стульях у стен. Ася Семёновна взобралась на сцену и шепталась с длинноносыми гитаристами. Начальник охраны Дим Димыч в пятнистом камуфляже зорким оком бороздил вверенную ему территорию. Антон подошёл к нему как к старому знакомому, и тот церемонно пожал ему руку. Потом Антона заметили Верочка и Анечка, давние его подружки, дочки тёти Вали, подскочили, завизжали на разные голоса, запрыгали вокруг, точно две обезьянки, закружили его и потянули к ёлке -- водить хоровод.
Но тут Ася Семёновна требовательно похлопала в ладоши и, дождавшись, когда в зале воцарится тишина, сказала:
-- Ну вот и наступил наш самый любимый праздник, ребята! Новый год! А Новый год -- это ёлка, хороводы, песни, танцы, карнавал... Это весёлые конкурсы, соревнования, розыгрыши...
-- Подарки! -- подсказал кто-то.
-- Но подарки сами не приходят, -- возразила Ася Семёновна. -- Их обычно приносят...
-- Дед Мороз! -- догадался тот же голос.
-- Вот именно, -- подтвердила Ася Семёновна. -- Дед Мороз! Это его время, и в его волшебном мешке всегда есть подарки для тех, кто его любит и ждёт. А помогает ему всегда...
-- Снегурочка!
-- Правильно, -- сказала Ася Семёновна. -- Дедушка без внучки по домам не ходит. И я хочу сообщить вам, ребята, по секрету... Скоро они должны быть у нас в гостях, здесь. Вы ведь рады, что Дед Мороз придёт к нам в гости?..
-- Да! -- ответил ей нестройный хор голосов.
Но Асе Семёновне это вовсе даже не понравилось. Она сморщилась, будто хотела съесть конфету, а вместо неё раскусила кусок мела, и затрясла рыжими волосами.
-- Нет, нет, нет! -- визгливо заповторушничала она. -- Что-то не похоже это на радость! Совсем не похоже! Вы что, сегодня каши не ели? А ну-ка все вместе, дружненько! Вы рады, что придёт Дедушка Мороз?
-- Да-а!!! -- на этот раз кричали все.
Ася Семёновна сделала удивлённое лицо и, обернувшись к сцене, приложила раскрытую ладонь к правому уху.
В ответ громко заржали кони, множественно зацокали копыта и зазвенели валдайские колокольчики.
И из-за сцены, прямо из складок серебристой ткани, выскользнула девочка Снегурочка в короткой сине-белой шубке и кокошнике, из-под которого струилась длинная, по пояс, русая коса. Снегурочка выглядела очень расстроенной. Она обежала зал по кругу и, заламывая руки, стала плакать и жаловаться сразу всем и каждому. Оказалось, что на них с дедушкой напали в волшебном лесу злые разбойники, дедушка вступил с ними в схватку и, спасая Снегурочку, хлестнул коней, кони понесли, а сам он остался, и теперь уже нужно спасать его, потому что жизнь дедушки в опасности, и Новый год ни за что не наступит, если в этом зале не найдутся смельчаки, готовые прямо сейчас отправиться в этот самый волшебный лес на помощь дедушке...
Ася Семёновна уже сидела за роялем и яростно долбила по клавишам, а гитаристы в оранжевых рубахах, отложив инструменты и подбадривая друг друга, ринулись к чёрной узкой щели за сценой, через которую можно было легко попасть прямо в лес.
Антон с любопытством поглядел им вслед и увидел, что их полностью скрыла серебристая ткань.
Барабанщик выдал дробь, от которой по коже побежали мурашки, и так врезал по тарелкам, что стало ясно -- в лесу идёт настоящее сражение.
Притихший зал замер, перестав дышать. Но тут Ася Семёновна заиграла победный марш. И под этот марш из леса появились гордые музыканты и спасённый ими Дед Мороз.
Антон присмотрелся и обалдел. Потому что узнал Деда Мороза.
У того, как и полагалось, была красная шуба, отороченная белым мехом. Были красные рукавицы и красная шапка, надвинутая на мохнатые брови. Красные щёки и красный нос. А ещё была пышная белая борода -- лопатой. И папины смешливые глаза.
Антон обернулся и поискал маму. Встретился с ней взглядом и почувствовал, что сейчас расплачется. Это было неправильно! Это было ужасно неправильно! У Деда Мороза не могли быть папины глаза! Да и сам папа сейчас должен был стоять здесь, рядом с ним, а не вышагивать по залу в компании придурочных яркорубашечных очкариков. Непривычная фальшивая борода и накрашенные маминой помадой щёки делали его похожим на клоуна, и казалось, что он сейчас скинет шубу и пустится вприсядку.
Увидев дедушку целым и невредимым, внучка Снегурочка бросилась ему на грудь и сразу же превратилась в секретаршу папиного директора -- Луизу. Красивую, но хамоватую и не очень молодую тётку. И кто её назначил на эту роль?
-- Вьюга сани подгоняла! -- пробасил папа. -- Нас на праздник к вам вела! Песню пела, завывала, будто старая пила. Мы б добрались и быстрее, но в разбойничьем лесу повстречали Бармалея, злого волка и лису...
Дальше Антон слушал невнимательно, почти и не слушал вовсе, а потихоньку, крохотными шажками двинулся к той самой щели за сценой, ведущей в лес. Очень ему вдруг захотелось своими глазами увидеть и заснеженную дорогу, по которой мчались сани, и глухую, забитую валежником чащу, тоже укутанную снегом, и луну в небе -- круглую, как бабушкин блин, да и Бармалея, который и швейцар, и привратник, и разбойник в одном лице. Надо же понять, отчего он такой злой. Вдруг у него зубы болят, например? Или он палец порезал накануне? Ведь не бывает же, чтобы кто-то был злой сам по себе. Ведь всегда этому есть простая причина. Как вон Витька Старых из соседнего подъезда был осенью злой до невозможности, а потом оказалось, что отец ему ремня всыпал за то, что он в луже телефон отцовский утопил.
Антон словно в вату провалился, все звуки сделались внезапно глухими-преглухими. И нереальными -- как звёзды в небе, как летний рассвет на берегу моря, как уютный стрёкот сверчка на дедушкиной даче.
Вот уже и ткань серебристая зашуршала под пальцами, вот и сугроб на сцене закрыл от него большую часть зала. Ещё шаг...
Колыхнулось струящееся серебро.
Сначала он решил, что оказался под землёй. На него обрушилась кромешная тьма. Тьма была впереди, и тьма была сзади. Антон остановился и, вытянув руки, попытался нащупать хоть какую-нибудь опору. Пальцы его натолкнулись на деревянные палки, скользкие верёвки с измочаленными узлами, кожаные постромки, и сразу же рядом оглушительно захрапели, заржали разгорячённые кони. Он отшатнулся, напуганный, и вспомнил про фонарик, который постоянно таскал в заднем кармане штанов. Крошечный пластмассовый фонарик размером чуть побольше мизинца. Он нащупал его, поспешно выдернул наружу и, едва не обронив, надавил кнопочку-бусинку.
Тонкий лучик света проткнул тьму, как картон, словно и не лучик это был, а клинок верной шпаги. Антон поводил им из стороны в сторону и обнаружил, что стоит в самом начале длиннющего коридора, конец которого теряется где-то там, впереди, где неясный сумрак превращается в топкую черноту. Световой клинок, к сожалению, туда достать не мог никакими силами -- слишком уж он был тонок и слишком мал.
А вокруг бесстыдно раскинулся разрозненный никчемушный хлам: мятые картонные коробки, пустые бутылки, куски пенопласта, металлические банки из-под краски. И стояли примерно такие же пустые прилавки, как и в первом коридоре, по которому они совсем недавно путешествовали с мамой. И не было поблизости никаких коней, не было саней, не было ничего хоть сколько-нибудь напоминающего лес.
Антон вздохнул разочарованно и сделал шаг назад, к тонкой преграде, отделяющей его от зала, и опять услышал далёкую, приглушённую речь Деда Мороза. Что-то там говорилось про испорченный разбойниками волшебный посох и про ёлочные огни. Что-то про хоровод и горячее желание победить и весело встретить Новый год.
И тут он заметил посох: здоровущий костыль, украшенный блёстками и безобразной ватной гулей, напоминающей кукиш с лампочкой на вершине, как ни в чём не бывало стоял у стены неподалёку от главного праздника. Ну и ну! И что там могло испортиться, в этой их дубине? Волшебство вытекло? Он взял посох в ладони и сразу наткнулся на замаскированную с помощью лейкопластыря клавишу. Пощёлкал и понял, что лампочка не горит. Ага. Потянул полоску лейкопластыря и обнаружил рядом отсек для батарейки. Пустой. Пустой, разумеется. Как же тут будет работать? Без батареек же ни одна игрушка не фурычит. Стыдно! Он снова вздохнул, теперь уже с явным сожалением, выключил фонарик и вытащил из него батарейку. Глаза за это время немного привыкли к темноте, и выяснилось, что не так уж здесь и темно, как показалось в первую минуту. На расстоянии руки вполне можно было кое-что рассмотреть. Антон впихнул батарейку в пластиковый отсек посоха и аккуратно прилепил лейкопластырь на место. Затаив дыхание, медленно утопил клавишу большим пальцем. Посох ожил. Антон почувствовал, как он дрожит в ладонях, а от гули с лампочкой поплыло в темноту разноцветное северное сияние, словно там, внутри, сидела маленькая радуга и обычный "энерджайзер" из его любимого фонарика помог этой радуге выбраться на волю. Он полюбовался немного внезапной красотой, затем ещё раз нажал на клавишу и осторожно поставил посох на место. И в следующую же секунду с той стороны, из мира предновогоднего обмана, просунулась суетливая рука, пошарила по стене, левее, правее, ухватила посох и исчезла вместе с ним, будто её и не было.
Ну и пусть, подумал Антон и, повинуясь внезапному порыву, развернулся и зашагал в проход между прилавками, желая только одного -- поскорее уйти подальше от этого фальшивого праздника, от картонных носов, рыжих париков и неестественно радостных возгласов Аси Семёновны.
По правую руку чередой потянулись многочисленные тяжёлые двери, глухие, запертые или заколоченные, перекосившиеся от старости, с ржавыми накладными петлями, а слева вдоль стены прямо на вбитых в некрашеные кирпичи штырях лежали пачками деревянные рейки разной толщины, перекрученные стальной проволокой или перевязанные металлической лентой в два пальца шириной. Но -- удивительное дело! -- с каждым шагом вокруг становилось всё светлее и светлее, а коридор всё больше и больше начинал походить на джунгли из книжки про приключения бесстрашных звероловов. Под ногами уже был не старый рассохшийся паркет, а изжелта-серая земля, из которой тут и там лезли на поверхность разной толщины непонятные узловатые корни; рейки позеленели, вырвались из связок, стрельнули сочными побегами, обросли острым папоротниковым листом. Некоторые из них изогнулись самым причудливым образом, обнаружив сходство с лианами, перехлестнулись над головой и лихо перескочили на противоположную стену. Творилось что-то невероятное. Растительность делалась всё гуще, а света при этом становилось всё больше, словно в самой её густоте сокрыты были мощные прожекторы. И Антон, удивлённо вертя головой, всё шагал и шагал вперёд, пока не увидел главную дверь с непрокрашенным прямоугольником на месте свинченной таблички.
Он осторожно приотворил эту дверь и опять уткнулся в темноту. Точнее, в грязно-бордовую бархатную занавеску, из-за которой доносились голоса. Антон замер, потому что узнал недовольный голос Сан Саныча, пузатого дядьки из соседнего подъезда, отобравшего в сентябре у ребят футбольный мячик из-за того, что кто-то случайно задел этим мячиком бампер его автомобиля.
-- Думайте! -- говорил Сан Саныч. -- Только в темпе! Времени осталось мало. Праздник в самом разгаре. И если мы не поторопимся...
-- Они ещё даже ёлку не зажгли, -- возразил ему другой голос, и Антон его тоже узнал. Это был голос папиного начальника Пал Палыча. -- И не зажгут, поскольку посох им не поможет. Его моя Луизка раскурочила. А других способов пока не придумали.
-- То есть как это не придумали? А заклинание? -- визгливо осведомился Сан Саныч. -- Коллективное обращение к ёлке: "Раз, два, три... Ёлочка..." Ну вы же знаете... Это всегда срабатывает...
-- Ммм... без посоха... -- протянул Пал Палыч с сомнением. -- Не думаю. И кроме того, Луиза будет препятствовать насколько возможно. Она зубы кому угодно заговорит. Уж сколько было всяких проверяющих... А-а? Снегурочка! -- Пал Палыч утробно рассмеялся. -- Это называется вкладыш, уважаемые Заглавные! Свой человек в чужой команде. Ну, метод Максим Максимыча Исаева... всем известен... в кино очень хорошо освещён...
-- У вас устаревшие сведения, любезный ПП! -- раздался третий голос, и Антон похолодел, потому что этого не могло быть. Третий голос принадлежал начальнику охраны Дим Димычу, которому Антон вот только что, ну совсем недавно, пожимал крепкую мужественную руку. -- Мне сию секунду сообщили по закрытому каналу, -- продолжал Дим Димыч, -- посох действует, и действует превосходно, а ваша протеже выглядит в данный момент довольно бледно.
Что это? Неужели и он с ними заодно? Предатель! Антон отказывался верить своим ушам. Значит, эта троица засела тут, в коридорно-лесной глуши, и только и мечтает, как бы сделать настоящую большую гадость? Но это ведь не Бармалей, это какие-то непонятные враги, какие-то Заглавные. Бандиты. Мафия! Но чего они хотят на самом деле? Испортить праздник? Заставить рыдать детей? Украсть мешок с новогодними подарками? Или чего-нибудь похуже?
Антон попытался сдвинуть бархатную занавеску и заглянуть в комнату, но у него ничего не получилось. Занавеска стала вдруг жёсткой и неподатливой, натянулась, как кожа барабана, и пружинила при малейшем прикосновении.
-- Всё равно, -- говорил Сан Саныч непримиримо, -- с дедморозовщиной надо кончать! Какие-то поповские сказки! Пфе-е! А для этого надо рубить бородатую голову! Расчленять! Отделять первичное от второстепенного. И способов добиться желаемого существует вагон и маленькая горка!
-- Ах, да какая разница! -- отмахнулся Сан Саныч. -- Наш дражайший ДД наверняка может с ходу предложить несколько действенных методов.
На какой-то момент установилась тишина. Потом Дим Димыч смущённо кашлянул.
-- Ну вот, например, можно пустить в ход "сумнички-разгрызалки". Вот, полюбуйтесь!
Антон вздрогнул и вспомнил эти "сумнички". То есть сумочки. Обычно они хранились у мамы в шкафу, в специальном отделении, прямо над ящиком с обувью. И лазать в это отделение он, честно говоря, опасался. Их было несколько, разноцветных "сумничек", и они назывались "мини", "миди" и "макси". У всех у них были золотистые кусачие змейки-молнии, клацающие замки, которыми легко можно было прищемить палец, и хищно распахивающиеся пасти, не предвещавшие ничего хорошего. С их помощью, наверное, ничего не стоило разодрать Деда Мороза на части. Бр-р-р-р! Папе бы это не понравилось.
-- Как-то уж очень кроваво, -- проронил Пал Палыч. -- Мы с вами всё-таки не в средневековье живём. Надо как-то...
-- Можно утопить его в огромной кастрюле с манной кашей, -- предложил Дим Димыч. -- Манки у нас вдоволь. Или поить кипячёным молоком с пенками до тех пор, пока он не подавится.
-- Каша -- это хорошо! -- признал Сан Саныч. -- Она, надеюсь, гостированная? С комками?
-- Всё как положено, -- заверил Дим Димыч. -- Каша -- высший сорт! В смысле, манка -- третий сорт, а каша -- высший. По сути.
Он озадаченно умолк.
-- Эх! -- сказал Сан Саныч. -- А может, бочку касторки ему насильно влить? Представляете, что потом произойдёт? В Древнем Риме была такая казнь. Только там вино вливали.
-- Да, от хорошего вина и я бы не отказался, -- вздохнул Пал Палыч. -- А касторку в таком количестве мы, боюсь, так быстро не отыщем. Сложновато это на данном этапе. Красиво, но не то.
-- А если просто огнём? А? -- не унимался Сан Саныч. -- Кликнем саламандру огненную. Палящую. Она с самим Змеем-Градынычем в родстве. Заинтересовать, конечно, придётся. Но если она расстарается... И дохнёт... То есть выдохнет... Этот дед, он же из снега... Растает, и все дела. Просто испарится.
-- Ой ли? -- усомнился Дим Димыч. -- У него в карманах вьюги, ветры, кристаллы льда. Фиг ли ему этот огонь? Он его одним движением собьёт, другим -- приморозит... Вода всегда побеждает огонь. А снег и лёд -- это и есть вода. В твёрдом агрегатном состоянии. В школе надо было физику учить.
-- Заглавные, Заглавные! Вы, по-моему, увлеклись. -- Пал Палыч издал дисциплинирующий звук, словно карандашом постучал по крышке стола. -- Вы забыли, что Дед Мороз у нас приглашённый. Или, говоря попросту, -- ряженый. Он чудеса творить не обучен. А значит, и методы надо применять по возможности земные. Ну, скажем, у нас организована лотерея. Разыгрывается путёвка в Италию. А мы возьмём и разыграем помимо путёвки приказ об увольнении. На предъявителя, так сказать. А вручит его счастливцу Дед Мороз. Ну чем вам не бесславный конец для блистательной карьеры?
-- А ведь хорошо, ПП! -- восхитился Сан Саныч. -- Свежо! И оригинально! Только это должна быть финальная точка вечера.
-- Восклицательный знак! -- сказал Пал Палыч.
-- Могут начаться беспорядки, -- заметил Дим Димыч угрюмо. -- Суд Линча -- самое малое из того, что мне приходит на ум.
-- А вот это уже ваша забота, досточтимый ДД, -- сказал Пал Палыч. -- Проследите, чтобы всё прошло пристойно. Без накладок.
В носу у Антона защипало -- то ли от обиды за папу -- Деда Мороза, то ли просто от обилия пыли, которой был набит бархат, -- и он оглушительно чихнул.
И тотчас занавеска отлетела в сторону. И его взору предстал кабинет Заглавных. Только никаких Заглавных он не увидел. А увидел заполненную серым сумраком квадратную, без единого окна, комнату. И прямо в центре этой комнаты торчал корявый, в три обхвата, пень, подле которого, как подле круглого стола, расположились довольно странные существа. Мордой к двери восседала надутая, как аэростат, жаба в растянутой, затисканной трикотажной майке-безрукавке. У жабы были микроскопические, заплывшие жиром глазки и зоб, похожий на пеликаний мешок. На широкой приплюснутой морде горошинами выпирали белёсые бородавки. Передние лапы с вполне человеческими пальцами, собранными в замок, устало покоились на необъятном животе.
Слева от жабы, скромно привалившись к пню, стоял гигантский жук-рогач, весь чёрный и блестящий, как свежевымытый "мерседес". На боку у него, прилепленные скотчем, висели резиновая дубинка, металлические наручники и портативная рация, а две пары тонких искривлённых лапок беспорядочно скребли выпуклую грудь. Нижняя часть жучиного панциря скрывалась в форменных штанах с камуфляжной раскраской.
И наконец, справа от жабы беспокойно топталась на месте мохнатая гусеница, похожая на растянутую гармонь. Из короткого подшёрстка тут и там у неё выбивались отдельные жёсткие волосины с маслянистыми каплями на конце. Гусеница была оснащена мощными траками, как хороший бульдозер. И ещё у неё было две головы по краям гуттаперчевого тела. Антон однажды уже видел зверя с двумя головами -- на картинках в сказке о докторе Айболите. Но то был легендарный Тяни-Толкай, и он был ужасно милый. А двухголовая гусеница вызывала скорее омерзение. Тем более что обе её головы были вполне человеческие и лицами своими очень живо напоминали рябое и малосимпатичное лицо Пал Палыча.
-- Вот так номер! -- сказала жаба голосом Сан Саныча. -- Ещё один ребёнок. Нет, сегодня отличный день! Просто отличный!
Обе головы Пал Палыча одновременно уставились на Антона, и левая голова удивлённо сказала:
-- О, да я ж его знаю! Это ж отпрыск нашего назначенца!
-- Точно, -- подтвердила правая голова. -- Я его тоже знаю.
-- Мы его все здесь знаем, -- буркнул жук Дим Димыч. -- Это будущий Дед Мороз.
-- Да-а? -- Сан Саныч просунул большие пальцы под маечные лямки и щёлкнул ими, как подтяжками. -- А мы ему сделаем кисим-башка! Небось не до чудес тогда будет.
Антон вздрогнул и словно очнулся.
-- Вы злобные говнюки! -- закричал он. -- И я вас не боюсь! У вас ничего не выйдет! Мой папа самый лучший! И он всех вас победит!
-- Какая прелесть! -- умилился Сан Саныч и не удержался, квакнул от удовольствия. -- ДД, ну-ка придержите молодца!
И Антон почувствовал, что больше не может пошевелиться. Дим Димыч крепко ухватил его поперёк тела коленчатыми руками. Или лапами? И это было довольно унизительно. И противно. Антон попробовал рвануться, но Дим Димыч не оставил ему ни единого шанса.
-- Стой смирно, -- сказал он. -- И тогда всё закончится сравнительно быстро.
-- Милый ПП! -- опять оживился Сан Саныч. -- А где там наш комарик? Я проголодался. Вас не затруднит?..
Гусеница одним неуловимым движением собралась в тугой комок, так что обе Пал-Палычевы головы оказались рядом друг с другом, щека к щеке, а потом вдруг выстрелила собой в дальний угол, разворачиваясь и распрямляясь, как пружина. Траки её пришли в движение, и вот уже из угла выдвинулся цилиндр, замотанный в бархатную занавеску. Пал Палыч пёр на приличной скорости, как пригородный электропоезд, толкая -- не катя, а именно толкая -- цилиндр перед собой лбом, пока тот не врезался в пень. Занавеска соскользнула на пол, и Антон увидел клетку, в которой сидел малыш Костик, сын дяди Игоря. Он крутил в руках гоночный автомобильчик из "киндер-сюрприза" и непонимающе смотрел на Антона.
А вот Антон уже ничему не удивлялся. Он ощутил в себе прилив силы и злость, какой раньше ему испытывать не доводилось. И сразу обнаружил, что хватка Дим Димыча немного ослабла и что он уже может пошевелить двумя, нет, тремя пальцами.
-- Приказ! Прошу вас, ПП, приказ! -- вскричал Сан Саныч и неуклюже полез через пень к клетке. Пасть его приоткрылась, и оттуда вылетел и замелькал раздвоенный сизый язык.
-- Приказ давно готов, -- сказали обе головы хором. -- Всё как положено. Подпись генерального. Печать.
-- Даже имя вписано, -- сказала левая голова.
-- Победитель в лотереях всегда известен заранее, -- сказала правая голова.
-- И кто же он? -- спросил Сан Саныч, на мгновение позабыв о клетке и о сидящем в ней Костике.
-- Я догадываюсь, -- пророкотал у Антона над ухом Дим Димыч и ещё немного ослабил хватку.
-- Он что же, сам себе приказ будет вручать? -- изумился Сан Саныч.
-- В лотерее участвуют все, -- сказала левая голова и сделала движение, словно хотела пожать плечами. -- Так что правилами не возбраняется.
-- Ну и славно! Его же салом ему же по мусалам! -- объявил Сан Саныч, -- А ведь это будет триумф! Пожалуй, не стоит спешить с десертом. Оставим комариков на потом. Я их пока Барсику отдам. Он сохранит. Как вы считаете, Заглавные?.. -- Он всем телом повернулся в черноту и позвал: -- Барсик, Барсик! Ты где, мой хороший?
На его зов из темноты стремглав выскочил паук-крестовик размером с собаку и, постукивая о пол ножками-палочками, стал нарезать круги вокруг пня, Сан Саныча и клетки с Костиком.
-- Ба-арсик, -- сказал Сан Саныч нежно. -- Умница моя! Стереги комарика! Стереги!
В эту минуту Антон сумел всё-таки дотянуться до кармашка с фонариком и двумя пальцами осторожненько выудил его. "Вдруг откуда-то летит ма-аленький комарик, и в руке его горит ма-аленький фонарик", -- зашептал он, как молитву, известные с младенчества слова.
-- Что он там бормочет? -- обернулся Сан Саныч.
Внутренне обмирая, Антон нажал кнопку. И -- о, чудо! -- фонарик выбросил нитевидный белый луч света. Зажёгся, несмотря на то что батарейка его питала теперь волшебный посох Деда Мороза. Это был один шанс на миллион. Невозможность. Магия. Но в первую очередь -- всё-таки шанс.
В ту же секунду ожила рация на боку у Дим Димыча, и оттуда грянуло громогласное: "...ёлочка, гори!", а Антон, воспользовавшись секундным замешательством начальника охраны, саданул его каблуком в область колена -- ну, туда, где у нормальных людей обычно бывают колени. Жук ойкнул и выпустил свою жертву.
Антон махнул рукой, и луч, отхватив попутно кусок оленьего рога, наискось распорол грудной панцирь Дим Димыча. В дымящийся разрез, пузырясь, полезла изнутри жёлто-белая лимфа, грозные жвалы над подбородком встопорщились, и Дим Димыч медленно, как побеждённый злодей в голливудском фильме, стал заваливаться навзничь. Антон тем временем прыгнул к Сан Санычу и не мешкая вонзил лучевой меч тому прямо в брюхо. Раздался смачный хлопок, как если бы гвоздём проткнули воздушный шарик, и клочья безобразной жабы брызнули в разные стороны. Сан Саныч оказался под завязку напичкан разноцветным конфетти, густо засыпавшим пол комнаты, а куски оболочки, слизистые и почему-то розовые с изнанки, намертво прилипли к серым стенам и потолку.
Больше всех испугался паук Барсик. Он совершенно потерял голову и бросился лихорадочно и суетливо опутывать паутиной клетку с Костиком, но Антон направил на него своё оружие, и Барсик послушно застыл на полусогнутых ножках-палочках.
-- Ой! -- сказала вдруг левая голова Пал Палыча. -- Как это вы ловко с ними расправились, молодой человек! Примите мои поздравления!
-- Лихо! -- подтвердила правая голова. -- Вы настоящий герой!
-- Но-но! -- пригрозил Антон. -- Не надо подлизываться!
-- Это всего лишь оценка ваших способностей, -- сказала левая голова. -- Победитель получает всё!
Антон хмыкнул и произнёс всего лишь одно слово:
-- Приказ!
-- Приятно иметь с вами дело, -- сказала правая голова. -- Приказ на столе.
Антон подошёл к пню, взял в руки лист, заверенный директорской подписью и печатью, и посветил на него фонариком. Буквы пришли в движение, расплылись и снова обрели чёткость. Пора было возвращаться.
-- Клетку отоприте! -- распорядился Антон. -- Да поживее!
Пал Палыч буксанул траками, шикнул на Барсика и подъехал к клетке. Что-то хрустнуло, клетка распахнулась, и ошарашенный Костик выбрался из заключения на волю.
-- Пойдём! -- Антон взял малыша за руку. -- Пал Палыч, лотерейный приз не забудьте! Нужно торопиться, скоро розыгрыш.
-- Мафына, -- сказал Костик и повертел ушастой головой.
Антон оглянулся. Перед клеткой валялись обломки "киндерсюрпризного" автомобильчика, раздавленного двухголовой гусеницей.
-- Пойдём, -- повторил Антон. -- Эта машина своё отъездила. Дед Мороз подарит тебе новую.
Праздник был в разгаре, и их отсутствия никто не заметил -- даже мама, увлечённая разговором с дядей Игорем. Ёлка переливалась и сверкала на все лады. Дед Мороз уже распаковал свой бездонный мешок, и к нему выстроилась извилистая очередь. Дед Мороз выслушивал стишок или песенку, а потом под всеобщие аплодисменты и туш в исполнении Аси Семёновны и музыкального трио щедро одаривал юного артиста. Антон прочёл "Мело, мело по всей земле..." и услышал, как крякнула от неожиданности лжеснегурочка Луиза. Дед Мороз улыбнулся в бороду и подмигнул ему, как старому знакомому. Антон подмигнул папе в ответ и, вытянув из мешка коробку с "ламборгини", поспешно отбежал в сторону. Туда, где стояла мама. И где дядя Игорь, сжимая в руках детский калейдоскоп и тщательно подбирая слова, безуспешно старался что-то объяснить зарёванному Костику. Антон подошёл и протянул ему коробку с машиной:
-- Держи! Это тебе. -- И, поймав недоумённый взгляд дяди Игоря, спокойно, по-взрослому объяснил: -- Не волнуйтесь, всё в порядке. Я ему обещал.
Костик хлюпнул носом и перестал плакать. Уши его лучились от нечаянной радости.
А тем временем Ася Семёновна пригласила Деда Мороза поучаствовать в объявлении результатов новогодней лотереи.
-- Мы благодарим наших спонсоров за невиданную щедрость! -- пропела она взахлёб. -- Вместо одного главного приза у нас их теперь стало два!
Она полезла рукой в стеклянный барабан, появившийся на сцене за то время, пока Антон бился с нечистью, и вынула теннисный шарик, на котором был написан призовой номер. Вручила его Деду Морозу.
-- Номер "десять", -- объявил Дед Мороз. И добавил, отдавая конверт в трясущиеся руки деды Коли: -- Путёвка в Италию отправляется к Николаю Викторовичу Водолазкину! Между прочим, большому любителю спагетти.
Все захлопали, а деда Коля, не удержав слезу, пообещал по возвращении пригласить всех желающих на дегустацию настоящей итальянской пасты и равиоли с грибами.
Ася Семёновна снова полезла в барабан и вытащила ещё один шарик.
Дед Мороз объявил выигрышный номер "двадцать девять" и -- Антон всё же на мгновение напрягся -- семейную путёвку в столицу Франции -- Париж, на неделю.
Мама ойкнула, посмотрев на жетон у Антона на груди, а лицо Деда Мороза, когда он увидел, кому предстоит получить главный приз, покраснело даже под слоем маминой губной помады.
Антон путёвку взял, но сразу же избавился от неё, отдав маме. Для него-то главное было уничтожить приказ об увольнении. Что ж, уничтожить получилось. И не самым худшим образом.
Дома из почтового ящика вместе с газетами выпал узкий голубоватый конверт, надписанный Антону. Крупные буквы с размашистыми завитушками наползали на рисунок -- тройку лошадей, несущих узорчатые сани с Дедом Морозом и Снегурочкой на борту. Дед Мороз был в синей распахнутой шубе, а Снегурочка -- в белой. Было заметно, что они очень спешат.
Антон замер.
-- Ну что же ты? -- спросил папа. -- Открывай!
Антон покачал головой и вошёл в квартиру.
У ёлки, на полу, стоял яркий картонный коробок. Антон поднял его и перенёс на стол. А потом вынул оттуда глобус и включил подсветку. Материки стали выпуклыми, а океаны глубокими. Он без труда отыскал Европу, затем -- Францию и Париж. До них было совсем недалеко. Можно легко дотянуться ладошкой.
Он вскрыл конверт и развернул белый лист, усыпанный тёмными строками:
Танцуют зайцы на поляне,
Хлопочут гномы во дворе,
А я сажусь в большие сани --
Везу подарки детворе.
Ведь целый год копились силы --
Подарков много, все их ждут,
Но для тебя, Антошка милый,
Сыщу я несколько минут.
Я от души тебе желаю
Без надобности слёз не лить.
Будь бережливым и, играя,
Учись мгновения ценить.
Будь сильным, смелым, справедливым!
Зарядку делай по утрам!
Тогда ты вырастешь красивым
На радость близким и друзьям.
Зима пройдёт, весна и лето,
А там -- опять пахнёт зимой.
Пусть вертится твоя планета --
Голубоглазый шар земной!
Хотя в груди огонь пылает,
Размером шарик не велик.
Жить на столе он привыкает
Средь добрых интересных книг.
А ты осваивай просторы
От января до января
И покоряй леса и горы,
Пустыни, реки и моря!
Когда-нибудь ты станешь взрослым
И с высоты прошедших лет
На все-все-все свои вопросы
Найдёшь один большой ответ.
-- Да... -- сказал Антон. -- Это было бы здорово! На все вопросы -- один ответ. Пап, а разве так бывает?
-- В жизни всякое бывает, -- подтвердил папа.
Антон помолчал, напряжённо к чему-то прислушиваясь и словно бы ожидая ещё каких-то слов то ли от папы, то ли от самого себя. Затем спросил:
-- А вот когда я вырасту, ты научишь меня, как стать Дедом Морозом?
-- Конечно, Тошка. Если захочешь... Только, по-моему, это тебе не понадобится.
-- Почему это -- не понадобится?
-- Потому что ты это уже умеешь.
-- Ну да! -- удивился Антон. -- Ты и вправду так думаешь?