Глеб держал Лизу за руку и неотрывно смотрел на Севу, который кругами носился по поляне, изображая поисковый модуль. Они сидели рядом, на сколоченной кем-то лавочке, и оба смотрели на Севу, избегая смотреть друг на друга. Один только раз встретились взглядами и всё. Не получалось. Колко. Шершаво. Словно с чужим человеком. Отвыкли за два с половиной года. Или устали ждать.
- Вырос? - спросила Лиза.
- Ещё как!
- Он очень готовился к встрече с тобой.
- Я вижу, - сказал Глеб.
- Ему всего шесть, - сказала Лиза. - Имей снисхожденье!
- Да я ведь ничего и не говорю, - уронил Глеб поспешно. - Я ему привёз там камешков разных с Церуса. Занятных. Полосатеньких таких, как ему нравились... ну, помнишь?..
Он наконец посмотрел на Лизу.
Она сидела напряжённая и прямая, словно в корсет затянутая.
Высоко над соснами прошелестел глайдер. Солнечный круг понемногу выкатывался в зенит.
- А это и правда ты? - спросила она, словно не веря.
- Что, не похож?
- Не очень. Лицо тёмное, а вот здесь...
Она невесомо прикоснулась к клочку седины у него над ухом.
- Загар, - сказал Глеб. - И немножко нервы. На Церусе невозможно сохранить белизну кожи. Такое пекло!
Она недоумевающе двинула бровями.
Глеб кивнул, отвечая на незаданный вопрос.
- Да, ты правильно поняла. Я не в отпуск. Я насовсем.
- Правда? - Лиза вдруг сжала его ладонь.
- Конечно, - сказал Глеб и попытался неловко обнять её за плечи, потянул к себе. - Ли, я теперь профнепригоден. Я ничего не могу больше. Совсем ничего. Метаморфизм, будь он трижды неладен! Подарок небес! Даже кожу осветлить не могу. Заклинило. Трансформации... Не прощу себе!
- Я читала про аварию на Железном плато, - тихо сказала она. - Сколько там было?
- Девять человек.
- Они... все погибли?
- Да, - сказал Глеб. - Все. Немоляев. Кеома, Полуян, Горшенин... Я не сумел их вытащить.
- Опоздал?
- Нет. Просто не сумел. Смотрел, как они умирают, и ничего не мог сделать. - Глеб стиснул зубы и издал подобие стона. - Понимаешь? Я не смог осуществить трансформацию... Омерзительно! Как же омерзительно чувствовать себя беспомощным! И я вынужден был смотреть, как они в камере, за стеклом... перестают...
- Ты же не бог, - сказала Лиза со вздохом.
- ...и очень жаль! - взрыкнул Глеб. - Теперь меня будут изучать по сто двадцатому разу, изучать мои возможности и способности. Доискиваться, откуда появился и куда подевался проклятый метаморфизм. Да пусть бы хоть на винтики разобрали... Если бы это помогло вернуть ребят!
В траве громко застрекотал невидимый кузнечик.
- Знаешь, - сказала Лиза, - а мы с Севой позавчера гуляли у нас в саду и нашли птенца, выпавшего из гнезда. Розовое расплющенное тельце с жёлтым клювиком. Ещё без перьев. Не повезло бедняге. Мы его закопали и погрустили, а потом наш сын меня порадовал. - Она высвободила ладонь и поманила запыхавшегося Севу, и когда тот приблизился на бреющем полёте, попросила: - Всеволод, расскажи папе!
Мальчуган выкрикнул:
- Я буглиманский жуливер!
- Кто это? - удивился Глеб. - Я такого не знаю.
- Скоро узнаешь! - пообещал Сева. - Потому что это я! Я буду ловить всех птенцов, выпадовывающих из гнёзд. И никто больше не умрёт!
- Вон оно что... - протянул Глеб задумчиво. - Ну иди ко мне, спасатель!
Сева взгромоздился к метаморфу на колени. От него вкусно пахло сдобой и шоколадом.
- Полетишь в космос?
- Ага.
Глеб с удовольствием запустил пятерню в тёмные кудри сына.
- Сынок, - сказал он, - это так непросто - ловить падающих из гнезда. Нужно быть сильным и ловким. Нужно быть сильнее и быстрее всех.
- А я и буду, па, - сказал Сева. - Буглиманский жуливер и есть самый сильный. Он всех спасёт. Ты же мне веришь?
- Верю, - сказал Глеб. - А что значит - буглиманский?
- Буглимания - это такое место, - важно объяснил Сева. - У нас дома. Я там учусь.
- И многому успел научиться, пока меня не было?
- Щас покажу!
Сева рывком выбросил в сторону руку, и его детский, едва намеченный нитевидный бицепс вдруг стал вздуваться, увеличиваясь и меняя форму, словно это был не бицепс, а кусок теста или пластилина, вымешиваемый умелыми пальцами. Секунду спустя с локтевого сгиба Севы на Глеба смотрел крохотный гномик в остреньком колпачке. Гномик снял колпачок и, сделав реверанс, поклонился Глебу и Лизе, а потом то ли сплюснулся, то ли растёкся, как будто нырнул под одеяло. Рука вновь стала обычной мальчишеской рукой.
Сначала Глеб обалдел, а потом подхватил малыша под мышки и под радостный смех мамы Лизы и визг самого Севы подкинул сына так высоко, как только смог.