Фирсова Елена Владимировна : другие произведения.

Иван, крестьянский сын - 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "сказки" - очень совпало с современностью :) наверное, в чем-то к сожалению.

   Город Кариновка располагался неподалеку от границы Ставропольского края, Чечни и Дагестана. Это был средний российский город, в пятьдесят тысяч жителей, очень красивый, зеленый, солнечный. Его пересекала речка Каринка, а вокруг простирались пастбища и виноградники - Кариновка была одним из центров виноградарства в регионе и славилась этим далеко за пределами края.
   Что касается ее населения, то оно было весьма пестрым, как везде на юге. Возле Кариновского колхоза даже образовался целый квартал, называемый Селянка: там жили выходцы из Закавказских республик, беженцы, корейцы, а с краю к Селянке примыкал еще один обширный квартал, называемый Жила, где проживало коренное население этой местности - представители нескольких небольших дагестанских народностей.
   Они жили очень обособленно. Точнее, не то чтобы обособленно - они вроде бы не отгораживались от остальных, но вели себя так, что в отношениях между ними и славянами чувствовалось напряжение и даже опаска.
   В их квартал никто без нужды не совался.
   Глава городской администрации, некто Царенко, которого, кстати, прочили в недалеком будущем в заместители губернатора, а затем - чем черт не шутит - и в губернаторы, не старался наладить взаимоотношения между отдельным группами городского населения, если вдруг там возникали трения. А трения возникали постоянно, то тут, то там, и без этого не проходило дня, потому что этническая пестрота и несхожесть создавали благоприятную почву для назревающих конфликтов.
   Правда, до серьезных стычек дело никогда не доходило, но отнюдь не из-за стараний Царенко, а скорее из-за лени и из-за того, что по-настоящему людям нечего было делить и не было причин ссориться - земля велика, всем на ней хватает места, и работы тоже хватает, если хотеть работать, а не вопить о несправедливости мира, да и живут эти люди бок о бок уже слишком давно, чтобы без каких-то очевидных оскорблений резать друг другу горло.
   Глечик сидел под зонтиком в уличной забегаловке, потягивал из кружки холодный квас и пролистывал центральные газеты, купленные здесь же, на углу, возле фонтана. Газеты не сообщали, в общем, ничего утешительного, во всем мире всё было очень плохо, только одни откровенно шли ко дну, как Россия, а другие еще пытались хорохориться, как США.
   "Как будто люди с ума посходили и не хотят жить нормально, по-человечески!" - хмурился Глечик.
   Он волновался перед назначенной на это утро встречей, хотя знал, что на самом деле нет никакой ответственности у него ни перед кем, он ведь не брал обязательств и никому ничего не обещал... А еще ему было известно, что человечек его не подвел.
   И все равно волновался.
   Таких кафешек и пивнушек в Кариновке развелось много: почти на каждой улице, возле любого продовольственного магазина с началом солнечных весенних дней ловкие парни за десять минут раскрывали яркие непромокаемые тенты или зонты, ставили столы и стулья из пластмассы, ограждали все это складными пластмассовыми же заборчиками и продавали мороженое и напитки.
   А на центральной площади города таких заведений было четыре, и все пользовались популярностью. Здесь всегда было много народу, свидания в Кариновке назначались "у фонтана", хотя этот фонтан включался один раз в году - на первомайские праздники, а в остальные дни бездействовал и не вызывал этим никакого удивления, потому что так было всегда, люди к этому привыкли.
   Кроме фонтана, тут, на площади, на клумбах и вокруг магазинов цвело множество цветов, за которыми почти никто не ухаживал, но они тем не менее цвели очень буйно и живописно. Магазинов, и магазинчиков, и ларьков, и палаток здесь было много, шла бойкая торговля букетами цветов, и вообще, здесь сосредоточился центр города во всех смыслах этого слова.
   Глечик свернул газету в трубочку и постучал ею по ноге.
   Нельзя же так задерживаться!
   Может, он заблудился? Все-таки в первый раз, в незнакомом месте...
   Это ерунда, что нет никакой ответственности. Он, Глечик, действительно не давал никому обещаний или гарантий, но ответственность есть, конечно, прежде всего перед самим собой.
   Глечик уже привстал с места, чтобы оглядеться, и тут увидел своего долгожданного гостя - высокого и стройного молодого человека в камуфляжной форме и с голубым беретом на голове.
   Он тоже сразу заметил Глечика, махнул ему рукой в знак приветствия и поспешил навстречу.
   А Глечик между тем не мог оправиться от удивления, так изменился этот мальчик с того момента, как они виделись в последний раз.
   - Ну здравствуй, Майоров, - сказал Глечик. - Не ожидал, честное слово, такой ты...
   Ваня смущенно улыбнулся:
   - Повзрослел?
   - Более чем. Присаживайся, пожалуйста.
   - Угу.
   Ваня сел за тот же столик и снял берет.
   - Устал? - спросил Глечик.
   - Нет, не очень. Я привык.
   Он действительно изменился - стал выше и сильнее, и даже глаза и волосы у него как будто потемнели. Ему был к лицу камуфляж, он носил его естественно, как никогда раньше не носил никакую одежду.
   Глечик все еще был ошарашен и не мог отвести от Вани взгляд, чем вгонял его в краску.
   - Я очень страшный? - поинтересовался он.
   - Нет, что ты! - воскликнул Глечик. - Но ты сейчас - совсем другой человек.
   - Я просто получил свободу, - ответил Ваня.
   Глечик улыбнулся:
   - Все дембеля получают свободу по окончании службы!
   Ваня покачал головой:
   - Да нет, ты не понял. Служба - это было начало моей свободы. До армии я все время находился в каком-нибудь рабстве. Сперва это был мой возраст: я не мог и не смел ничего предпринимать самостоятельно. Потом - отчим и Шут. Я работал на других и при этом не приносил никакой пользы. Питался объедками и одевался в обноски. С самого детства. До армии я просто не осмеливался жить.
   - В армии тоже очень трудно, - сказал Глечик.
   Ваня беспечно махнул рукой:
   - Разве это трудности? Армия - как пионерский лагерь...
   Глечик снова улыбнулся:
   - Смотря для кого. Ты вот у нас крепкий парень - тебе она как пионерский лагерь, а кто-то еще волком воет: домой хочу...
   - Слабаки, - нахмурился Ваня. - У нас таких почти не было, слава Богу.
   - А ты добился успехов, - заметил Глечик. - О тебе наслышаны, герой.
   Ваня запротестовал:
   - Это неправда! Я же не один там был! А если уж говорить честно, то все остальные совершили гораздо больше, чем я!
   - А еще, как мне сообщили, ты оказался мастером по самообороне, - сказал Глечик. - Это меня очень удивило. Как ты мог научиться этому в рабстве?
   Ваня хмуро на него посмотрел и поёжился, как от холода:
   - Меня научили телохранители Шута.
   - Что? Зачем?
   - Я был у них боксерской грушей.
   Глечик осекся и долго молчал.
   А Ваня продолжил:
   - Я, вообще-то, не знал, что достиг таких высот, пока мне не сказал об этом специалист. Я просто вынужден был защищаться от побоев, а получилось, что я прошел хорошую школу.
   - Жестокую школу, - добавил Глечик.
   При упоминании о Шуте он утратил обычное хладнокровие.
   - Школа-то жестокая, - сказал Ваня. - Но некоторые профессионалы считают, что школы выживания и самообороны и должны быть такими в идеале.
   Глечик рассердился:
   - Ерунда! В идеале они должны воспитывать не только тело, но и дух. В правильном воспитании - залог и силы, и победы.
   - Ты прав, - согласился Ваня.
   - Эти навыки тебе помогли хоть чуть-чуть?
   - Не чуть-чуть, а очень помогли! Меня время от времени ставили инструктором.
   - Это хорошо. Ты, наверное, отдыхал в эти дни.
   - Какой там отдых - ответственность большая.
   - Ерунда. Все равно легче, чем марш-бросок в горы.
   Ваня вздохнул.
   - А ведь я переживал, что сунул тебя в самое пекло, - негромко произнес Глечик. - Два года в военных условиях - это было слишком для мальчика.
   Ваня улыбнулся:
   - Я не мальчик. Мне было все равно. К тому же, разве это от тебя зависело?
   - Нет. Но я мог хотя бы постараться...
   - Не стоило. К трудностям и опасностям я к тому времени привык, а войны-то и нет вовсе...
   Глечик сильно нахмурился:
   - Не гони. Это официально ее нет, а на самом деле... Ты что, за идиота меня принимаешь? Только в вашей части за время твоей службы погибло или похищено десять человек!
   - Одиннадцать.
   Глечик умолк, пытаясь успокоиться.
   - Давай потом поговорим об этом, - предложил Ваня. - Я вижу, ты почему-то чувствуешь себя виноватым из-за того, что я попал в "горячую точку". Я этого не понимаю, но не согласен с тобой. После прежней жизни армия показалась мне глотком свежего воздуха, я вышел на свободу, а что касается тебя, то ты мне только помогал, и я тебе очень благодарен за все.
   Глечик жестами выразил свое несогласие с позицией собеседника.
   - К тому же, - сказал Ваня, - мы регулярно писали друг другу, ты и без моих слов знаешь, как проходила моя служба!
   - Почему ты так задержался? - возмущенно спросил Глечик. - Я уже второй день сижу здесь, а тебя все нет и нет! Где тебя носит, в конце концов?
   На лице у Вани выразилось раскаяние:
   - Ой, я и правда должен был приехать вчера! Ради Бога, извини меня, пожалуйста. Я когда ехал уже сюда, проезжал на автобусе мимо того городка, где находится санаторий "Хрустальная сказка".
   Глечик догадался:
   - Твоя мама?
   - Да.
   - Как она?
   Ваня долго молчал, прежде чем ответить.
   Глечик сам проводил для него расследование и выяснил, что некая Галина Майорова была помещена в этот санаторий именно тогда, когда ее увезли из дома. Но Ваня уже служил, навестить ее не мог, зато написал ей несколько писем.
   Ответа не получил.
   Думать об этом можно было все, что угодно.
   Она вообще не так любила сына, чтобы отвечать.
   Либо она чувствовала себя так плохо, что не осознавала реальность.
   Либо ей на отдали письма из врачебных соображений.
   Либо...
   Он ничего не сообщил Глечику об этом, не желая загружать его своими проблемами. До окончания службы оставалось совсем немного, адрес санатория он знал, и ему было не трудно добраться туда и выяснить лично, что происходит.
   Тем более что автобус как раз проезжал через этот город.
   - Как она? - повторил Глечик.
   - Она умерла, - ответил Ваня.
   - Давно?
   - Да.
   Глечик вздохнул и надолго замолчал.
   Ваня опустил голову, чтобы скрыть гримасу и невольные слезы. Он не стыдился слез, потому что оплакивал свою маму, но ему было стыдно делать это при другом человеке, несмотря на то, что лицо Глечика выражало сочувствие, и Ваня знал, что это сочувствие искреннее.
   Такого исхода маминого дела Ваня, прямо скажем, не ожидал.
   Он готовился к битве, к тому, что его не допустят к больной, что Зуев наделал там тысячу всяких препятствий, лишь бы до Галины никто не добрался, и эти препятствия придется преодолевать силой, в том числе и физической.
   Ничуть не бывало.
   Это действительно была специализированная клиника, одна из лучших в России, под руководством известного профессора, светила в этой области науки, и Зуев заплатил большие деньги, но...
   Не было никаких препятствий.
   Галина Майорова была помещена сюда под своим собственным именем, здесь сохранились все ее медицинские документы, и анализы, еще со времен телеги, перевернувшейся в овраг, и никто не запрещал посещений, если больной был готов к встрече.
   И доктора не уклонялись от подробностей и комментариев.
   Приезд Вани очень удивил лечащего врача Галины Майоровой, который тут же выкроил полчаса и проводил Ваню на местное городское кладбище.
   - Зуев оплатил расходы на похороны, но сам отказался этим заниматься. Сослался на работу. Он в те дни пребывал в какой-то командировке и не мог отвлечься. Сказал, что ему гораздо легче прислать нам денег.
   - Откупиться, - резко сказал Ваня.
   - Что? - не понял доктор.
   Ваня пожалел о своей резкости - доктор ведь не посвящен в таинства их жизни, ему безразлично отношение пасынка к отчиму.
   - Извините, - сказал Ваня.
   - Сын, - произнес доктор. - Странно - ее муж не упоминал о сыне, она сама о вас никогда не вспоминала. Мы почему-то пришли к выводу, что и сын погиб вместе с первым мужем.
   У Вани кольнуло в сердце:
   - Значит, она обо мне не вспоминала?
   - Нет. Она говорила только о муже, при этом она мечтала о его приезде. В ее сознании первый и второй муж слились в одно живое существо под названием "муж".
   Ваня заволновался:
   - Ей не стало хуже?
   - Нет. Явных признаков ухудшения не было. Ни буйства, ни расстройства. Она просто не выходила из состояния мечты. Она жила в мечте. Она не страдала.
   Ваня вздохнул и спросил:
   - Почему же тогда она умерла?
   Доктор пожал плечами:
   - Организм исчерпал свои возможности, и сердце остановилось.
   Ваня сглотнул ком в горле, посмотрел доктору в глаза и задал вопрос, который мучил его всю жизнь:
   - Скажите, а ее можно было бы спасти, если бы после аварии она находилась под постоянным наблюдением и получала хороший уход?
   Доктора удивил его взволнованный вид, и он ответил мягко:
   - Я даже не думал, что за ней был плохой уход до того момента, когда она к нам попала. И ее вряд ли что-то могло спасти. Даже от первоклассного ухода мало что зависело: она ведь никогда не замечала, чем питается и питается ли она вообще. Она, по сути, уже не жила на земле. Она шла к своему мужу.
   Ваня отвел глаза.
   Доктор закончил:
   - А если нет стремления к жизни, то спасти человека невозможно.
   Ваня снова вздохнул.
   Могилка матери была небольшая и скромная, но с полным именем, датами рождения и смерти и даже с фотографией на фарфоре, где Галина Майорова была еще живая и веселая - до аварии в овраге. На могиле росли барвинки и гиацинты.
   Но она была здесь одна, вдалеке от могилы Алексея Майорова.
   Зуев мог бы, конечно, перевезти тело в Агеево, похоронить супругу рядом с ее половинкой, но ему это было не нужно. Лишние хлопоты, да и кто она ему - пустое место. Использовал, избавился и забыл о ее существовании.
   Ваню передернуло с головы до ног от отвращения. Он давным-давно не видел Зуева, но вспоминал о нем неизменно с содроганием. Он ожидал от отчима чего-нибудь подобного, и все равно от этого пренебрежения Ване стало больно.
   Сам он не умел так равнодушно относиться к людям.
   - Когда она умерла? - спросил Ваня.
   - Под Новый год, - ответил доктор и покосился на него.
   Ваня в ту же секунду понял, что можно было и не спрашивать: дата смерти стояла на могиле. Он покраснел.
   Это было тягостное свидание - со смертью.
   После этого Ваня переночевал в городке, а на следующий день продолжил путь в Кариновку.
   Размышлял об увиденном.
   Значит, мама не вспоминала о сыне. Этого тоже следовало ожидать, но все равно от этого Ване стало плохо. Глупо было надеяться на исцеление, а интерес к сыну у нее мог возникнуть лишь с момента исцеления.
   И глупо обижаться на нее за это, ведь она была больна, ничего не осознавала.
   Так что смерть эта лишь освободила ее от мрака земного прозябания. И письма Ваня писал в никуда.
   Она умерла, когда он готовил свой побег от Шута. Он не почувствовал этого тогда, он почему-то не допускал и мысли, что мама может умереть. И уже сидя в автобусе, следовавшем до Кариновки, он пытался вспомнить в деталях свои малейшие ощущения в тот период, и у него иногда зарождались некоторые сомнения, однако с уверенностью он ничего не мог сказать. Их с матерью связь утратилась, поэтому он и не уловил этот жуткий миг.
   Было жаль, что он ее больше никогда не увидит.
   Пусть бы она его не узнала, пусть бы нисколько не удивилась его появлению, посмотрела на него своим пустым взглядом...
   Ерунда.
   Было бы тяжело, конечно, но он бы выдержал.
   А ей было бы безразлично. Ведь он - не ее вторая половинка.
   Если бы не настойчивость Глечика, Ваня ни за что не додумался бы ехать в Кариновку. Он бы вернулся в Агеево. Ну, или в Арск, или в соседний район, чтобы не мозолить глаза отчиму.
   Глечик в ответ на это покрутил пальцем у виска:
   - Мозги у тебя есть? Снова в рабство захотел?
   Ваня топтался в нерешительности:
   - Может быть, он меня не узнает... Или забыл совсем...
   Глечик не повел и бровью на эту ахинею, а вместо этого предложил:
   - Пойдем-ка, брат, ко мне. Я вижу, у тебя тут и сумка с собой. Это все, что у тебя есть, что ли?
   - Да.
   - Негусто, - скривился Глечик.
   Ваня промолчал, памятуя о трофеях, припрятанных после побега от Шута. До сих пор, слава Богу, в них не было нужды, только вот теперь, на первое время, видимо, понадобится немного денег... Но Глечик был бы против использования "грязных", по его мнению, долларов.
   - Как у вас тут с работой? - спросил Ваня.
   - Смотря кем устраиваться. Но вообще-то средне.
   - Мне бы временно устроиться где-нибудь...
   Глечик покосился на него с подозрением:
   - Почему временно?
   - Пока я не решу, где мне жить дальше, и кем быть, и как...
   Глечик остановился:
   - Разве ты будешь жить не здесь?
   Ваня покраснел и опустил голову:
   - Далеко от дома.
   Глечик рассердился и глубоко вздохнул:
   - Нет, ты все-таки упрямый, как осел! Какой дом? У тебя нет дома! У тебя абсолютно ничего нет, кроме документов. Твой отчим провернул все дела, как фокусник. Ты не сможешь там жить. Ты не сможешь жить теперь нигде поблизости от него, иначе он тебя просто убьет.
   Ваня улыбнулся:
   - Ты думаешь, меня так легко убить?
   - Да. Любого из нас очень легко убить. А он тебя еще и не убьет, а продаст в очередное рабство, в Чечню, хочешь? Эта методика отработана у некоторых до автоматизма. И я нисколько не сомневаюсь, что твой отчим так и поступит, а ты не успеешь даже пикнуть.
   Ваня был ошеломлен:
   - Да откуда он узнает, что это я, что я вообще жив и приехал? Прошло уже три года! Он наверняка думает, что Шут меня угробил!
   Глечик покачал головой:
   - У людей длинные языки. Зуев всё поймет, а если и не сразу поймет, то его просветят. Скажи мне честно: тебе это надо?
   Ваня тихо ответил:
   - Я по дому скучаю. Хоть бы одним глазком глянуть...
   Глечик смягчился:
   - Забудь об этом. Зачем тебе так глупо рисковать жизнью ради того, что уже не может осуществиться? Смотри не назад, даже не оглядывайся туда, а только вперед, в будущее! Пока Зуев жив, тебе не следует напоминать ему о себе. Это пустая глупость.
   - Я понимаю, - прошептал Ваня.
   - Если тебе здесь не понравится, то ты можешь уехать, конечно, в другое место, - продолжал Глечик, - но пока тебе некуда деваться, кроме как ко мне!
   - В гости, - поправил Ваня. - Если тебе не жалко.
   Глечик посмотрел на него свирепым взглядом.
   Они засмеялись, встали из-за стола и не спеша пошли по площади в ту сторону, где жил Глечик. Ваня с интересом озирался вокруг.
   - Тебе здесь понравится, я уверен, - сказал Глечик. - Наши места расположены не так далеко от твоей "малой родины" и, наверное, не слишком отличаются...
   - Отличаются, - возразил Ваня. - Здесь горы.
   Глечик махнул рукой:
   - Ты привкнешь. К нашему городу легко привыкнуть. Смотри, как здесь хорошо!
   Ваня согласился:
   - Красиво.
   Ему и впрямь очень понравился этот городок, хотя он видел лишь небольшую его часть, расположенную по улице между автовокзалом и центральной площадью.
   Около половины города занимали пяти- и девятиэтажные дома, но и в частном секторе было на что посмотреть: жители домов и домиков в абсолютном большинстве ни за что не захотели бы переселиться в квартиру. А зачем? Свой дом гораздо лучше, да и удобства у многих уже давно проведены или проводятся.
   Речка Каринка делила город на две части, в одной из которых сосредоточился почти весь промышленный комплекс и новостройки, а в другой, старой, остались именно кварталы частного сектора, один молокозавод, одна пекарня, Селянка, Жила и колхоз. Но и тут дело не стояло на месте - с края, противоположного Селянке и Жиле, возводились новые многоквартирные дома и планировался пуск нового завода - консервного.
   Это был "наш ответ" Селянке, которая брала больше не умением, а числом, прибрав к рукам всю торговлю в регионе.
   - Скажи, а ты не боишься здесь жить? - спросил Ваня. - Все знают, кто ты, где работаешь. А отсюда ведь совсем недалеко до Чечни...
   - Ну и что?
   - Опасно.
   Глечик усмехнулся снисходительно:
   - Нет, не опасно. Поживешь здесь немного - поймешь сам. Это на первый взгляд тут напряженно и Чечня близко. На самом деле никто всерьез не соперничает, а ближе всего к Чечне расположены как раз Селянка и Жила, так попробовал бы кто-нибудь сунуться туда со своими предложениями! Их бы мигом выставили, чтобы не смущали народ, не отвлекали от работы.
   - А как же джихад?
   - Здесь - не пройдет. Почти все совершили хадж и знают Коран в совершенстве, сбить их с толку говорильней не удастся.
   - А законы шариата?
   Глечик снова остановился.
   - Майоров, не задавай глупых вопросов. Любой закон нельзя возводить в абсолют. Закон - это то, как люди его исполняют. Шариат - то же самое. Он вроде бы один для всех, но в Грозном его исполняют так, в Кариновке - иначе. Впрочем, не ходи в Жилу. Тем более - по форме.
   - Там есть чеченцы?
   Глечик помолчал, затем ответил:
   - Везде есть пацаны, которым некуда девать адреналин, и они ищут спасения от скуки не там, где надо. И это не зависит от национальности.
   - Верно, - вздохнул Ваня.
   Они так активно переписывались, что хорошо изучили друг друга. Ваня уважал Глечика, а тот часто ловил себя на том, что несет личную ответственность за мальчика, оставшегося на земле в полном одиночестве. Он относился к Ване даже не как друг, а как старший брат.
   Это произошло не сразу.
   Мальчик, подорвавший гранатой двух торговцев оружием, испытавший рабство и решившийся на побег, поначалу вызвал у него удивление, но не больше. Он помог восстановить утраченные документы, при этом он постарался не вызвать подозрений у Зуева и у всех, кто знал Ваню с самого начала.
   Кстати, они уже и забыли о том, что был тут когда-то Ваня Майоров, и вообще, Майоровы существовали среди них. Жизнь вела их всех вперед. Все привыкли к присутствию Зуева в Агееве, как будто так было всегда.
   Дом Майоровых давно уже стал домом Зуева.
   Ванино появление не вызвало бы ажиотаж. А вздумай Зуев с ним расправиться, за Ваню никто бы не заступился: и Зуева боялись, и Ваня стал для них чужим.
   Ваня мог испытать жгучее разочарование, очутившись теперь в родном селе.
   Восстановление документов не заняло у Глечика много времени. А потом все пошло, как по накатанной колее и без лишнего шума. Украденные у Шута бумаги и деньги, немедленно произведенные обыски, гора трупов у реки Хвощёвки позволили перекрыть этот канал поставки оружия бандитам.
   А Ваней к тому времени уже занимался военкомат.
   Глечик, отвлеченный разбирательством по делу Шута и Розового Принца, упустил момент для вмешательства, да и не очень-то рвался за незнакомого мальчишку.
   Только когда он услышал, где мальчик оказался в результате, у него мурашки поползли по спине. Чувствуя вину за свою халатность, Глечик написал Ване. Спросил, как служба, не нужно ли чего, и если нужно, то обращаться к нему, не стесняясь.
   Написав это письмо, Глечик словно совершил некую формальность, оправдываться же перед своей совестью у него в тот момент не было ни времени, ни желания.
   А Ваня написал ему хороший ответ, за все поблагодарил и ни на что не жаловался.
   Вот тут Глечик поставил себя на его место и подумал, что это слишком тяжело, когда ты один на свете, и тебя никто не ждет, и никто тебе не пишет и не вспоминает о тебе, а вокруг тебя все ребята получают письма и звонки из дома...
   Это была сентиментальность, но Глечик о ней не жалел.
   Он, правда, начал эту переписку с Ваней из жалости, но вскоре понял, что все это нежелание знакомиться с Ваней поближе ничего не стоит, потому что Ваня - классный парень, все его хвалят, и с ним интересно общаться.
   Словом, Глечик приобрел себе замечательного младшего брата.
   Ваня тоже, пусть и на расстоянии, почувствовал поворот к дружбе и не возражал. Он и до встречи с Глечиком узнал о нем много такого, что вызывало уважение, а переписка сделала их еще ближе.
   Глечик настаивал на его приезде в Кариновку сразу, без промедления. Ване и возразить было нечего - кроме Глечика, у него действительно никого нет. И нет принципиальной разницы, где жить, в Кариновке или где-то еще, раз на родину ему путь заказан.
   Глечик улыбался:
   - Больше всех твоя задержка расстроила мою маму.
   - Почему?
   Ваня думал в это время совсем о другом и с трудом вернулся к реальности.
   Они шли по мосту через Каринку.
   - Потому что она тебя очень ждет, лопух! - засмеялся Глечик.
   - Зачем? - недоумевал Ваня.
   - А затем, что она плачет над твоей судьбой и над судьбой твоих родителей, и жалеет, и требует, чтобы ты был с ней.
   Ваня тоже засмеялся:
   - Зачем?
   Глечик шутливо пожал плечами:
   - Наверное, чтобы убедиться в твоей целости и сохранности. Она бережет все твои письма из армии и, не шутя, относится к тебе, как к сыну.
   Ваня смутился до слез:
   - Я этого не заслужил.
   - А это и не нужно заслуживать.
   Они помолчали.
   - Зачем ты ей обо мне рассказывал? - спросил Ваня. - Это ведь была твоя работа. А о работе лучше ничего не рассказывать дома.
   - Майоров, я не удержался. Она просто поинтересовалась, с кем это я вдруг переписываюсь. Я же обычно не пишу писем... Да и вообще, это глупо - писать письма. Гораздо лучше позвонить...
   - Да, - согласился Ваня.
   - Вот я и сказал ей, что так и так, ребенок перенес такие-то испытания, остался один и служит там-то... Она стала плакать и потребовала от меня предоставить ей младшего брата... Надеюсь, ты не против?
   Ваня улыбался, но упрямо повторил:
   - В гости.
   - В гости так в гости. Я же не возражаю.
   На всех столбах, стенах, автобусных остановках, рекламных стендах были расклеены пестрые объявления о предстоящем конкурсе. Их кричащее множество и яркость красок заставили Ваню снова и снова смущаться.
   - Что ты все краснеешь, как девица? - спросил Глечик.
   Ваня опустил глаза и ответил:
   - Ваш город, наверное, уже на меня влияет.
   Глечик, наконец, поймал его взгляд на анонс и засмеялся:
   - Ах, вот в чем дело! Ну, об этом мы еще поговорим. Ты не отвертишься, и не надейся на это! И мама тоже так считает.
   Ваня возразил:
   - Ты не понимаешь? В этом нет смысла!
   - Почему?
   - Потому что все победители уже определены заранее, а реклама такая бурная - для привлечения денег. Победить в нем невозможно.
   Глечик усмехнулся:
   - Ты насмотрелся всяких криминальных фильмов и начитался всяких криминальных книжек. Рекса Стаута любишь, должно быть?
   Ваня оживился:
   - Эрла Стенли Гарднера тоже.
   - Вот-вот. Не надо мыслить стереотипами! Не конкурсе, конечно, хорошо нагреют руки, но это еще не повод... Поверь мне, я не зря настаиваю. Я знаком с некоторыми представителями жюри, это честные люди, их трудно подкупить.
   - Так бы сразу и сказал.
   - Так и говорю.
   Перейдя через реку, лениво плескавшуюся в этом месте, они попали в тихие улочки частного сектора Кариновки. То есть тут тоже было движение, особенно на крупных улицах, но все же не такое активное, как на другом берегу Каринки. Магазинчики здесь были маленькие и торговали продуктами питания и моющими средствами.
   - Ты здесь живешь? - спросил Ваня.
   - Да, уже недалеко. Проголодался?
   - Нет, не очень.
   - Давай пошевелиться. Мама ждет.
   Но Ваня вдруг изменился в лице и почти остановился. Он явно хотел что-то спросить и не решался. Глечик удивился, а Ваня, после долгих колебаний, все-таки спросил:
   - Слушай, а как... Как там... Ты перестал писать мне о Неизвестном.
   Глечик тоже резко остановился и сделал глубокий вдох.
   Ваня осторожно поинтересовался:
   - Он не умер?
   - Нет пока. К счастью.
   - А чем ты так недоволен?
   - Потому что я так и не выяснил, кто это такой.
   У Вани вытянулось лицо:
   - Ну, знаешь... Неужели вообще никаких зацепок?
   - Никаких. Это-то и странно.
   Они несколько минут постояли, потом продолжили движение, медленно и задумчиво, при этом у Вани было много вопросов, а Глечик ничего не мог на них ответить.
   Это была совершенно отдельная история. Она началась настолько неожиданно и привела их в такое недоумение, что они до сих пор не пришли в себя, хотя двух лет вполне могло хватить для разрешения проблемы.
   Обыск "хаммера" вызвал у всех шок.
   Если Ваня испытал лишь неудобства при сборке автомобиля из-за странного ящика под задним сиденьем, то у Глечика этот ящик спровоцировал буквально нездоровый интерес.
   - Какая штука, - пробормотал он. - На гроб похоже.
   Ваня тогда поежился:
   - Маленький. И не пахнет ничем.
   - Сейчас посмотрим.
   "Хаммер" был безжалостно разобран, а ящик разрезан автогеном.
   И там обнаружилось тело ребенка лет девяти-десяти.
   Живое тело.
   У Вани от этого начался приступ немоты. Ребенок оказался мальчиком. Он был зверски изуродован, у него были много раз переломаны кости, выбиты зубы, и он был в коме, но - тем не менее - жив.
   Медики тоже были потрясены.
   Кроме того, они обнаружили в крови мальчика высокую концентрацию разных препаратов:
   - На нем что, экспериментировали, что ли? Такие вещества нигде нельзя достать!
   Ребенка полностью обследовали и поместили в реабилитационный центр. Ему дали имя Неизвестный. Глечик и Ваня навещали его регулярно. Потом - только Глечик, потому что Ваня уехал служить. Но в состоянии мальчика не происходило никаких изменений.
   - Он слишком долго не... вскрывался, - заметил медикам Глечик. - Разве возможно оставаться живым в таком положении?
   - Он в состоянии летаргии, - ответили ему. - Скорее всего, введён в это состояние искусственно. Вообще-то это вряд ли бывает возможно, но вы же сами видите - он жив. Мы пока еще не выяснили, какие именно препараты ему вводились и как они могли повлиять на сильно травмированный организм.
   Глечик приезжал туда, если не получалось приехать - звонил. И делал все возможное, чтобы узнать, кто этот несчастный.
   Они с Ваней подошли к хорошенькому домику за ярким штакетником. К домику примыкали садик и палисадник с цветами, а двор, как и везде, окружали виноградные лозы, которые оплетали арки и свободно лежали и висели. Правда, раннее время года не позволяло насладиться красотой природы в полной мере, но все равно можно было предположить, каким замечательным и уютным станет этот двор очень скоро.
   - Он все там же? - спросил Ваня.
   - Нет, - сказал Глечик. - Я перевел его в санаторий, недалеко от Пятигорска. Там работает один из моих знакомых, заведует отделением. Хороший врач.
   - Пятигорск - это далековато отсюда, - сказал Ваня.
   - Ничего, можно доехать без пересадок. Ты не беспокойся, это лучший детский санаторий из всех, которые мне вообще известны.
   - Есть надежда, что он очнется? - спросил Ваня.
   - Надежда, конечно, всегда есть... Но все же не рассчитывай на то, что он тут же расскажет тебе во всех подробностях, кто он и что с ним приключилось.
   - Почему?
   Глечик вздохнул:
   - Потому что слишком много шансов на то, что он, если очнется, будет тем же самым человеком, каким был до этого.
   Ваня нахмурился:
   - Как это? Прости, я, наверное, все-таки немного устал, плохо соображаю... А в этом отношении и по сравнению с тобой я и вовсе глупый...
   Глечик остановил его:
   - Не прибедняйся. Можно подумать, ты и правда дурак! Человек не может сразу узнать все, да это и не нужно. Наш Неизвестный слишком сильно пострадал, и ему ввели препараты, которые еще не до конца исследованы, и даже врачи ничего не гарантируют... Какое там врачи! Я очень откровенно допрашивал обо всем этом моего друга, заведующем отделением санатория, так даже он не сказал мне ничего хорошего.
   Он помолчал и продолжил:
   - Он сказал, что можно ждать чего угодно. Возможно, он умрет. Возможно, он очнется и все вспомнит. Или очнется и ничего не вспомнит. Или очнется сумасшедшим. Возможно, это будет обратимый процесс, и тогда память постепенно, или не постепенно, восстановится. Если же процесс окажется необратимым, то... делать будет нечего. Только наблюдать и ждать... еще чего-нибудь. По-моему, перспективы все одинаково ужасные.
   - Почему это? А если он очнется в своем уме и все вспомнит?
   Глечик снова вздохнул:
   - Майоров, он очнется калекой. Думаешь, это легко осознать? А примириться с этим, думаешь, легко? А он еще и в возрасте таком, когда всё очень трудно и когда вообще ни с чем не соглашаешься.
   Ваня выглядел беспомощным, как мальчик:
   - Что же тогда делать?
   - Ждать.
   Глечик открыл калитку у того домика, рядом с которым они стояли, и жестом пригласил Ваню заходить. Ваня удивился:
   - Так вот где ты живешь!
   - Нравится?
   - Да, очень красиво.
   - Располагайся и будь как дома.
   Но Ваня, несмотря на радушие хозяина, по дорожке к крыльцу шагал почти робко, озираясь, словно его вот-вот одёрнут. Глечик возмутился этим до глубины души:
   - Майоров! Шире шаг! Прекрати вести себя так, будто все еще находишься в рабстве!
   Ваня вздрогнул и в очередной раз смущенно улыбнулся:
   - Я не привык, чтобы меня хорошо встречали.
   - Ладно, не привык он, - проворчал Глечик. - Значит, привыкай. Мир населен не одними Шутами и отчимами. Заходи!
   Они поднялись по ступенькам свежепокрашенного крылечка, и тут, перед обитой темно-коричневым дерматином дверью, Ваня снова в нерешительности остановился, переминаясь с ноги на ногу и перекладывая свою тощую сумку из одной руки в другую.
   Глечик хлопнул его по плечу:
   - Ну, что мнешься, как красна девица?
   И вдруг вспомнил:
   - Кстати, насчет Шута. Я писал тебе, что Веткин жив?
   - Не может быть! - изумился Ваня.
   Глечик засмеялся:
   - Я и сам удивился! Представь себе: гора трупов возле моста, на посту ни единой живой души, все машины повреждены более или менее, кровь потоками, а Веткин парализован, скрючен, в автомобиле Шута, ничего не может сделать!
   - Парализован? Вот это да! - с неожиданным сочувствием воскликнул Ваня.
   - Ты бы видел отчаяние в его глазах! Вокруг него все рухнуло, а он... В общем, он считает, что такое продолжение жизни покрывает его несмываемым позором...
   - Кошмар для него, бедняги, - снова посочувствовал Ваня.
   Глечик посмотрел на него скептически:
   - Тебе его жалко?
   - Да, очень.
   Глечик заметил:
   - А ему наверняка хочется тебя прикончить, причем самым жестоким способом из всех, имеющихся в его распоряжении.
   Ваня махнул рукой:
   - Охотно верю. Но он теперь лишен такой возможности. Поверженный враг не страшен, Глечик, а такое унижение... Я сомневаюсь, что он его заслужил.
   Глечик рассердился:
   - А вот это уже явная чепуха. Где ты такого набрался? В армии тебя этому вряд ли бы научили.
   - Это не армия... Я просто не лицемерю. Сам не понимаю, почему, но мне его жаль. И я давно уже его не боюсь... Где он?
   - В центре, организованном ветеранами Афганистана. Квалифицированный уход, медицинское обслуживание, всё для него бесплатно.
   - Как в доме престарелых?
   Глечик удивился такому сравнению:
   - Ну, в общем, похоже...
   - Слава Богу, он не брошен на произвол судьбы, как собака.
   - Это верно.
   Они переглянулись.
   Глечик снова пригласил:
   - Заходи, Майоров.
  
   Дом Глечиков Ваню приятно поразил. Он был маленький, чистый до стерильности, опрятный, аккуратный - ничего лишнего, загромождающего пространство, нет, зато везде много мелких, но интересных вещичек для украшения и уюта. Тетя Галя Глечик любила рукодельничать. На стенах, помимо фотографий, висели в простых, скромных рамочках вышитые крестом картины, на окнах были белые занавесочки с роскошными узорами ажурного "ришелье", и везде лежали скатерти и полотенца с кружевами, связанными крючком, и салфетки того же вязания, и покрывала, похожие на павлиний хвост, и вязаные и вышитые думочки на диване, креслах и стульях.
   На всех подоконниках стояли горшки с цветами.
   В самом доме и вокруг него царила тишина.
   - Уголок рая, - шепотом сказал Ваня.
   - Правда? - усомнился Глечик.
   - Никогда не видел таких домов, - признался Ваня. - Теперь понимаю, что можно очень любить свой дом и хотеть в нем жить.
   - Разве ты сам не любил свой дом и не хотел в нем жить?
   - У меня еще не было своего дома.
   - А в Агеево?
   - Это был дом моих родителей. И мне тяжело было туда возвращаться. Всегда.
   - Кошмар. Отучайся от этого.
   - Постараюсь.
   На звуки их голосов из глубины дома появилась мама Глечика, не старая, не высокая и не крупная вовсе женщина, как Ваня уже успел ее себе нарисовать. Нет, она была средняя, похожая на своего сына, и с такими же, как у него, глубокими задумчивыми глазами. Поверх халата на ней был надет пестрый фартук, она вытирала руки льняным полотенцем и улыбалась:
   - Наконец-то, пришли! А я уж начала волноваться. Паня, где вы так задержались?
   Глечика звали Павел, но с детства за ним закрепилось такое смешное прозвище, данное ему двоюродной сестрой, которая тогда тоже была маленькая и не выговаривала другие варианты этого имени.
   - Мы просто болтали, - ответил Глечик.
   - А почему ты ушел без предупреждения? Да еще в такую рань?
   Глечик засмеялся:
   - Мам, я очень часто ухожу без предупреждения, привыкай к этому, если до сих пор еще не привыкла. У меня и работа теперь непредсказуемая, и я уже взрослый, в конце концов.
   Она не успокаивалась:
   - Ну, взрослый. Ну, работа. А мне что делать, в таком случае? Переходить на валидол, что ли?
   Глечик мягко возразил:
   - Не надо переходить на валидол, мам, тем более что это ничего не изменит. Я стараюсь, как могу.
   Она качала головой:
   - А как сейчас стало опасно, Паня! На улицу выйти нельзя! А ты говоришь - не надо валидол! Обязательно предупреждай меня об уходе и когда вернешься, и звони, если задержишься.
   - Я стараюсь!
   - Этого мало!
   - А вместо валидола лучше пей ромашковый чай. Он успокаивает, и он очень вкусный. И красивый на вид, желтенький такой.
   Она пожаловалась:
   - Это жестоко с твоей стороны.
   Он улыбнулся:
   - Может быть, мне уволиться? Тогда тебе будет спокойнее?
   Она глубоко вздохнула:
   - Нет. Я все понимаю, Паня. Ты не уволишься. И мне не будет спокойнее, пока у нас везде такой бардак. Панечка, ведь людей крадут прямо на улицах! А ты как будто специально лезешь к ним в руки!
   - Это неправда. У нас в Кариновке еще никого на улицах не хватали.
   - Зато хватали в Тихомирской, да еще среди бела дня.
   - Со мной все будет нормально. Не набрасывайся на меня! Вот Иван Майоров, он устал и проголодался. Майоров, ты обедал где-нибудь по дороге?
   - Да, я покупал чебуреки на автостанции...
   Тетя Галя всплеснула руками:
   - Чебуреки! На автостанции! Да это же отрава, честное слово! Разве можно есть такие вещи, покупать их на вокзале? Бедный мой мальчик, пойдем скорее обедать, пока ты не свалился.
   Внимание было так внезапно переведено на гостя, что он не успел опомниться, как оказался под опекой хозяйки и смутился от этого:
   - Мне бы сначала умыться и переодеться...
   - Обязательно. Паня тебе сейчас все покажет, ты его слушайся, он у меня умница... А у меня пирог стоит в духовке, пойду следить. И не задерживайтесь! Я жду, обед тоже!
   Ласковый прием заставлял Ваню краснеть снова и снова.
   Глечик подмигнул ему и повел располагаться.
   Для Вани была подготовлена отдельная комната, чему Ваня даже пытался возражать, потому что домик у Глечиков был маленький, и комнат было недостаточно для такого количества людей - одна проходная, гостиная, или, как здесь говорили, зал, и две спаленки. В первой жил Глечик, там у него стояла кровать, и рабочий стол с компьютером, и книжный шкаф. Вторую отдали в Ванино распоряжение.
   Он даже отшатнулся, так замечательно выглядело это помещение. Стены были оклеены веселенькими обоями, на окнах висели ситцевые занавесочки, по краям украшенные вышивкой "ришелье" в виде кружевных кистей винограда и виноградных листьев, на подоконнике стояли две белые герани и одна фиалка между ними. Еще здесь тоже был стол, два мягких стула, платяной шкаф и симпатичнейшая постель, с вышитым "ришелье" подзором, с ярким покрывалом, с двумя подушками, и наволочки тоже были украшены "ришелье" по углам, эти подушки были уложены горкой и накрыты покрывалом, связанным крючком и жестко накрахмаленным.
   На полу расстилалась домотканая дорожка, уложенная в виде двух углов, чтобы закрыть все участки пола, по которым придется больше всего ходить босиком.
   Ни паутинки, ни даже пылинки.
   Это так ослепило Ваню, что он зажмурился.
   Конечно, ему приходилось видеть в жизни гораздо более пышную обстановку, хотя бы у Зуева, и у Шута, но она вызывала у него лишь скепсис, а вот эта чистота и простота, предназначенная именно для него, буквально сшибала с ног.
   - Чего встал?
   Глечик толкнул его в спину.
   - И пошевеливайся, я тоже проголодался и хочу за стол.
   - Я не могу! - ответил Ваня.
   Глечик заглянул ему в лицо:
   - Тебе опять совестно, что ли? Ты мне надоел! Такая щепетильность уже чрезмерна... Эта комната - для гостей, а обычно в ней никто не живет. Понял?
   - А твоя мама?
   - Моя мама спит в зале. Она сама так решила. Можешь спросить у нее, если хочешь. Ну заходи, что ли, застрял на пороге! Сейчас мама придет и надерет тебе уши. Видел, какая она у меня строгая?
   Ваня заулыбался:
   - Строгая - нашел чем напугать! Она очень добрая.
   - И мягкая. А ты ее обижаешь... Короче, даю тебе две минуты на переодевание и жду вот тут. Если через две минуты тебя не будет, я вытаскиваю тебя в кухню за шкирку...
   Ваня показал ему язык и вошел наконец в комнату.
   Глечик покачал головой и положил свернутые газеты на стол в зале - большой овальный стол, покрытый плюшевой скатертью вишневого цвета, складки которой свисали почти до самого пола. По обе стороны стояли по два мягких стула. Между окнами - цветной телевизор, прикрытый самодельной кружевной салфеткой. Напротив телевизора, вдоль стены, стоял старенький диван, а в дальнем углу - кровать тети Гали, красивая до такой степени, что ее можно было показывать на выставке. На покрывале были сплошь вышиты букеты цветов и бабочки, подушки были с кружевной накидкой, подзор - все это было ослепительно чистое и яркое, гладкое, в каждый предмет в доме вообще была вложена душа, и это делало дом приятным и теплым.
   - Ребята, быстрее, а то суп остынет! - раздался голос тети Гали из кухни.
   Ваня вышел из комнаты, одетый в спортивный костюм.
   Глечик окинул его взглядом и остался доволен:
   - Ну вот, ты уже похож на своего человека! Пойдем.
   В домике была крохотная ванная комнатка, с маленькой ванной, в которой можно было только стоять, но зато здесь тоже было очень чисто, все сияло белизной и радовало глаз. На зеркале не было ни единого пятнышка. На вешалках висели мягкие полотенца, которые было даже жалко трогать мокрыми руками.
   - Умывайся, - сказал Глечик.
   - А ты?
   - А я - после тебя.
   Пока Ваня умывался, Глечик тоже переоделся.
   - Мам, - произнес он, - после обеда я уйду. Ненадолго.
   Она грустно на него посмотрела и ничего не ответила.
   Он вымыл руки и лицо над кухонной раковиной и уселся за стол. Он смотрел на тетю Галю с легкой улыбкой, а она тем временем ставила на стол тарелки с куриным супом, баночку со сметаной, плетеную мисочку с кусочками свежего белого хлеба, солонку и перечницу. В отличие от сына, она не улыбалась, а мгновениями даже хмурилась.
   - Мам, - сказал Глечик. - Я знаю, из-за чего ты нервничаешь.
   - Вот и хорошо. Надеюсь, это заставит тебя беречься.
   - Мам, я всегда помню, что у меня есть ты и что ты постоянно за меня беспокоишься. Но я не могу уйти с работы. Если каждый будет прятать голову в песок и жить по принципу "моя хата с краю", то ничего не изменится никогда, а страдать будут простые люди, как всегда.
   Она вздохнула:
   - А почему исправлять мир должен именно ты?
   - Потому что у меня есть для этого силы и возможности. Пусть не так много, как хотелось бы, но я все-таки своей деятельностью приношу людям хоть какую-то пользу.
   Она не удержалась, притянула к себе его голову и поцеловала, растроганная до глубины души:
   - Панечка, но ведь ты не получаешь за это никакой благодарности! Те заложники, те несчастные пленники, которых ты освобождаешь...
   Он с той же улыбкой приложил палец к губам:
   - Тссс! Я делаю это не один. Я всего лишь помогаю делать это. И это даже хорошо, что никто об этом не знает, сами заложники в том числе. Ни к чему это. Лишний риск только. Тебе тоже не следовало бы знать, но раз уж ты подсмотрела и подслушала...
   Она воскликнула:
   - Я не нарочно! Я не хотела подсматривать и подслушивать! И я рада, что знаю о тебе хотя бы это! Ты ведь живешь... как будто в другом мире!
   - Мама!
   - Да!
   Из ванной вышел Ваня и присоединился к ним, когда увидел, что стол уже накрыт, и лучше не задерживать хозяев.
   - Можно к вам? - спросил Ваня.
   - Садись, сынок, - пригласила его тетя Галя. - Будем обедать.
   Повернулась к сыну и добавила:
   - А ты не думай, что ушел от разговора.
   - Мам, ну давай не будем говорить об этом...
   - Почему же? Разве это стыдно? Ты стыдишься своего друга? Или не доверяешь ему? Боишься - выдаст?
   Глечик опешил от ее напора, а Ваня, вовсе не желавший становиться яблоком раздора между ними, попросил:
   - Ой, не ссорьтесь, пожалуйста, из-за меня...
   Тетя Галя ласково на него посмотрела:
   - Да мы не ссоримся, сынок. И ты здесь не при чем.
   - Я потом тебе скажу, - произнес недовольно Глечик. - А то, я вижу, маме не терпится тебя просветить. Не обращай внимания, Майоров. Мама просто за меня волнуется, как и любая мать. Я это понимаю, но что же делать, жизнь сейчас такая... непредсказуемая.
   Тетя Галя выпалила сгоряча:
   - Не сваливай все на жизнь... непредсказуемую! При чем здесь жизнь? На той неделе Яромирова убила, а он ведь тоже заложников освобождал!
   Ваня только открыл рот, с удивлением глядя на Глечика.
   Тот возразил матери:
   - Яромиров живет в Тихомирской, а не в Кариновке. Жил.
   - А какая разница?
   - А такая, что там криминал гуляет по улицам, как у себя дома... Как его убили?
   - Зарезали!
   Глечик вздохнул, но тон его остался сугубо деловым:
   - Жаль Яромирова. Надо просмотреть его бумаги, мы с ним так договаривались. Мам, мне пора ехать. К вечеру вернусь.
   Она всплеснула руками:
   - А обед?
   - Нет времени.
   - Возьми с собой хотя бы!
   - Возьму, конечно.
   Все это произошло так быстро, что Ваня не успел опомниться. Глечик встал из-за стола и вышел из кухни, а уже через минуту вернулся, одетый для выхода. Тетя Галя приготовила ему три кусочка хлеба с котлетами, свежий огурец, свежий помидор, яичко и бутылочку со сладким чаем. Видимо, это был обычный сухой паек Глечика, а тетя Галя была этим недовольна, это ясно выражалось на ее лице.
   Она, естественно, добавила бы ему еще много чего, но он не брал.
   - Упрямец, - прокомментировала она, специально для Вани.
   Еду для сына она сложила в пластмассовую мисочку с герметичной крышкой - тоже уже традиционная тара непоседливого Глечика.
   - Он часто вот так убегает? - спросил Ваня.
   - Почти каждый день.
   - Ого...
   - Да уж. Ему - приключения, а мне - головная боль.
   Ваня вздохнул.
   В кухню вошел Глечик, прихватил с собой миску, поцеловал мать и ушел:
   - К вечеру постараюсь вернуться. Майоров, начинай обедать, а то рассержусь.
   Ваня и тетя Галя остались обедать. Суп был очень вкусный, густой, сдобренный домашней сметаной. Ваня редко ел такой даже в лучшие годы своей жизни. На это тетя Галя смотрела с нескрываемым удовольствием - она очень любила готовить, угощать-хвастаться и выслушивать похвалы восхищенных едоков.
   - Нравится? - полувопросительно-полуутвердительно сказала она.
   - Очень! - ответил Ваня. - Вы научите меня так готовить?
   Она была так удивлена этим вопросом, что уронила ложку. Но, взглянув в его глаза, она словно вспомнила об обстоятельствах его жизни и прослезилась:
   - Мальчик! Ты отдохни сначала, а уж потом...
   - Да я ведь уже отдыхаю.
   - Вот и правильно.
   На второе тетя Галя приготовила картофельную запеканку с мясом и луком. Ване тоже очень понравилось, а ее простота дала ему дополнительный стимул и дальше открывать для себя жизнь.
   - Бедный мой мальчик!
   Тетя Галя качала головой.
   Потом она налила чаю и отрезала Ване большой кусок яблочного пирога, пышного и сладкого. Ваня уже давно наелся, но пирог тоже съел с удовольствием и окончательно решил для себя научиться готовить, как тетя Галя, обязательно и в кратчайшие сроки.
   Тетя Галя смотрела на него не отрываясь и смахивала слезу:
   - Мальчик, мальчик! Как же так получилось? Ты такой умница, а жизнь-то у тебя как сложилась! Ты в таком возрасте, а уже сирота. Рос без отца. Отчим у тебя злодей, отобрал дом и чуть не угробил, и вот после армии тебе некуда возвращаться!
   Ваня снова смутился:
   - Я не жалуюсь, тетя Галя. Привык. Сейчас-то мне никто не угрожает. Значит, все хорошо.
   Она подложила ему еще пирога и добавила чаю.
   А он вдруг сказал беспомощно:
   - Мою маму тоже звали Галина.
   Тут уже тетя Галя заплакала по полной программе и спросила:
   - Ты навестишь ее, бедную?
   Ваня вздрогнул, побледнел и ответил:
   - Я ее уже навестил. Она умерла.
   - А я хотела послать ей повидла персикового. Ты очень расстроился, дружок?
   - Да. Этого можно было ожидать, но я все равно не ожидал. Я думал, что успею ее увидеть... Я действительно верил, что успею.
   Она попросила:
   - Вань, не уезжай от нас. Тебе у нас понравится. У нас красиво и хорошо. И Паню ты не бойся, это он с виду такой строгий. А на самом деле он замечательный, чуткий...
   Ваня улыбнулся:
   - Да он и с виду вовсе не строгий.
   Она тоже улыбнулась сквозь слезы:
   - Ну вот. Я знаю - вы с ним уже друзья, но вы подружитесь еще сильнее, когда поживете немного вместе, притрётесь...
   Ваня остановил ее:
   - Но я не буду здесь жить! То есть я не... Скорее всего, я не уеду из Кариновки, мне пока нравится этот город, и у вас мне очень хорошо, но я у вас дома не могу остаться жить. Я тут же, как получится, устроюсь на работу и переселюсь.
   Она покачала головой:
   - Сначала отдохни. Не успел приехать, а уже и уходить собрался.
   - Я так решил, тетя Галя.
   - Поживем - увидим.
   Ваня настаивал:
   - Никогда и ни за что я не стану обузой, тем более Глечику... и вам, тетя Галя. Честное слово, я могу содержать себя сам. И обслужить себя сам я смогу. А ваше с Глечиком потворство меня избалует.
   Она смотрела на него с улыбкой и качала головой.
   Тогда он тихо добавил:
   - А еще я хочу иметь собственный дом.
   - Ну, это еще очень нескоро. Побудь у нас в гостях подольше, ладно?
   - Я постараюсь. Но мне все-таки хочется жить самостоятельно. Спасибо большое за обед, тетя Галя. Все было так вкусно! Не стоило стараться только ради моего приезда.
   - Стоило, дружок.
   - Давайте, я помою посуду.
   - Не надо, я сама. А ты пойди, поспи. Я вижу, у тебя глазки слипаются. Иди, сынок, иди. Торопиться тебе некуда, отсыпайся, отдыхай.
   И правда, Ваня тут отогрелся в тепле, сытно поел, и утомление вдруг дало о себе знать. Он стал возражать и пошел поспать. Он думал полежать, подремать и поразмыслить над своим положением. Но его сморило, и он крепко уснул, наслаждаясь тишиной, чистотой. Будто провалился, спал без снов и не просыпаясь до самого вечера.
   Организм требовал этого сна после всех треволнений предыдущих двух суток.
   Он не слышал, как тетя Галя заглядывала к нему в комнату и заботливо подтыкала сползавшее одеяло, и всё качала головой, глядя на мальчика, с которым жизнь обошлась, по ее мнению, так сурово.
   Не слышал Ваня и того, как вернулся Глечик. Он приехал на своей машине, причем не один.
   - Мам, я надеюсь, вы не всё сладкое съели? - шутливо осведомился он. - Смотри, кого я привез! Наш знаменитый сластена!
   Тетя Галя увидела гостя и расцвела:
   - Добрый день! Проходите, пожалуйста! Сейчас накрою на стол.
   Гость тут же стал отнекиваться:
   - Ради Бога, Галочка, не суетись! Я не буду.
   - Даже чай не будешь?
   - Чай буду.
   - Тогда пойдем на кухню.
   Они прошли на кухню. У тети Гали разительно изменилось лицо, и глаза начали излучать мягкий свет. А чего ей было стесняться - они с гостем были свободные, взрослые, отнюдь еще не старые люди, они нравились друг другу и не очень-то это скрывали.
   Оба были вдовые, и у обоих были взрослые дети.
   Но виделись они крайне редко - гость работал преподавателем в сельскохозяйственном институте в Ставрополе и приезжал в родной город лишь в такие дни, когда совмещались несколько выходных, или в отпуск. Вот когда для тети Гали и ее кавалера наступал праздник! Их дети усмехались над их скромными отношениями, особенно над их романтичной старомодностью.
   А им было все равно, смеются над ними или нет.
   Они берегли свое трепетное чувство.
   В кухню к ним заглянул Глечик:
   - А где наш герой?
   - Спит. Не буди его! - поспешила попросить тетя Галя.
   - И не собираюсь. Сам проснется. А я никуда не спешу.
   Тетя Галя предложила:
   - Посиди с нами, почаёвничай.
   Но он отказался:
   - Много дел. Потом я с Майоровым почаёвничаю.
   Был уже поздний вечер, когда Ваня резко проснулся, как от толчка. Течение его жизни научило его быстро ориентироваться в пространстве и времени, однако тут он вспоминал не меньше минуты, прежде чем понял, где он и что с ним.
   Он улыбнулся, и в сердце стало тепло и тихо - не надо убегать, не надо атаковать или защищаться.
   Маленькая остановка в пути.
   За стеной звучали голоса оживленного разговора. Ваня обрадовался тому, что Глечик вернулся, и немедленно встал. За стеной он различил посторонний голос и снова смутился. Он видел себя не более чем нахлебником хороших людей, свалившимся им на голову, и это ставило его в ложное положение.
   "Как можно скорее устроиться на работу".
   Пригладив рукой волосы и оправив курточку, хотя в этом не было нужды, он вышел из сумеречной спальни в ярко освещенный зал и застал бурное обсуждение исторического вопроса о российских войнах на Кавказе и о личности генерала Ермолова.
   Ваню очень удивило активное участие в этом споре тети Гали - в его понимании уже сложился стереотип женщины-матери-домохозяйки, то есть если женщина не работает в какой-нибудь интеллектуальной сфере, то ее удел - кухня, кастрюли, сковородки, стирка и уборка.
   Впоследствии он выяснил, что тетя Галя по образованию историк, работала в школе и даже была завучем, и вообще она - человек эрудированный и весьма начитанный.
   Появление Вани вызвало у участников спора новый взрыв эмоций. Ваня увидел еще одного гостя - седого старичка в очках и в костюме и галстуке. Старичок этот церемонно ухаживал за тетей Галей, а она от этого тихо сияла и румянилась.
   - Здравствуйте, - сказал Ваня.
   - О, - со слегка ехидной улыбкой заметил Глечик, - а вот и наш гений! Выспался?
   Ваня смущенно пожал плечами:
   - Кажется, я проспал самое интересное.
   - Ну, нет, - ответил Глечик. - Самое интересное сейчас только начинается. Потому что самое интересное - это твоя подготовка к конкурсу.
   Ваня хотел было протестовать, но тут спохватилась тетя Галя:
   - Ой, нет! Сначала - ужин. А то если вы углубитесь в свои профессиональные вопросы, я вас не дождусь до самого утра.
   Глечик ответил:
   - Ну, ты разогревай пока, а мы познакомимся хотя бы. Майоров, иди сюда. По твоему лицу я вижу, что ты будешь возмущаться и отказываться, а мне важно тебя убедить.
   - Мне не жалко, - сказал Ваня. - Мне даже все равно, участвовать в конкурсе или нет. Я ведь понимаю, что это зря. Человек с улицы не может победить в таком мероприятии.
   - А ты - человек с улицы? - спросил старичок, улыбаясь.
   Ваня разгорячился:
   - Да, я - человек с улицы. Потому что у меня нет специального образования, у меня вообще нет никакого образования, я после школы нигде не учился. Я даже сам не знаю, в чем мои преимущества или недостатки. Мы с Глечиком уже и так без конца спорим на эту тему... И еще я считаю, что эти конкурсы организуются либо с нелегальными, либо с рекламными целями, проходят по заранее утвержденному сценарию, и победитель в них известен сразу...
   Старичок возразил:
   - Ну, большинство конкурсов организуется с рекламными целями в том числе, другое дело - что именно при этом рекламируется. Я тебя уверяю, что в данном случае ты не прав.
   - А вы что - организатор?
   Старичок засмеялся:
   - Нет, что ты! Но я - идейный вдохновитель. Близко знаю всех организаторов и членов жюри. Этот конкурс ведь проводится уже в пятый раз. Нам стоило большого труда наладить нужные контакты и, главное, привлечь достойных участников. К сожалению, многие талантливые люди думают точно так же, как вы, и нам стоит громадных усилий убедить их в объективности конкурса. Слава Богу, нам это удается, и в этом году предстоит действительно серьезное соревнование между очень интересными участниками.
   Ваня сбавил тон:
   - Тем более. Какой смысл мне предлагать на конкурс свой бред, когда там всё серьезное и...
   Тут уже возмутился Глечик:
   - Как ты можешь судить о том, бред это или нет? Лично я считаю, что это всего лишь твое упрямство и нежелание вылезать из раковины! У тебя замечательная идея, она мне очень нравится, и, на мой взгляд, у нее есть все шансы на победу!
   Старичок покачал головой:
   - Завтра - последний день приема заявок. Как бы тебе ни хотелось, Паня, вы не успеете составить проект.
   Глечик сердито ответил:
   - Проект уже готов! Его осталось только оформить и написать заявку.
   Старичок заинтересовался:
   - Вот как? Можно посмотреть?
   - Конечно. Проект - у него на дискете, а копия - у меня, - сказал Глечик.
   Из кухни вышла тетя Галя и попросила:
   - Давайте поужинаем вот тут. У нас праздник, гости, а на кухне слишком тесно. Сынок, ты мне поможешь?
   Ваня тоже поспешил помогать, но Глечик усмотрел в его поспешности желание уйти от необходимости обсуждать участие в конкурсе и грозным жестом указал ему и старичку на дверь своей комнаты, где стоял компьютер. И Ваня, и старичок поняли этот жест.
   Ваня вздохнул.
   Нашел в сумке свою дискету, и они со старичком прошли к компьютеру.
   Теперь уже Ваня не боялся, что сломает что-нибудь - практика у Шута и мелкий ремонт электроники во время службы в армии завершили его науку обращения с этой вещью.
   - Откуда в тебе столько пессимизма? - спросил старичок.
   - Характер такой плохой, - проворчал Ваня.
   Старичок улыбнулся и возразил:
   - Нет, вряд ли. Просто, по-моему, тебе лень и не хочется. Кстати, что это за проект?
   - "Золотые яблоки", - ответил Ваня, открывая дискету.
   Старичок заинтересовался снова:
   - Ух ты, это серьезно.
   Ваню раздражало снисходительное отношение старичка к нему, мальчишке без каких бы то ни было данных, и вдобавок ему было обидно за свою детскую мечту. В нее нельзя не верить, такая она красивая!
   И все-таки Глечик не имел права трезвонить о ней.
   Ведь рано или поздно у него будет свой дом и свой сад, где он осуществит эту мечту, сам для себя, подтвердит свою правоту и правоту отца, тоже сам для себя, и успокоится на этом. Дальше его мечта не простиралась.
   - Алло, крестьяне! - иронично позвал Глечик. - Ужинать просим!
   Ваня с облегчением закрыл дискету и выключил компьютер. Он не любил чрезмерного к себе внимания и всячески от него ускользал.
   Однако старичок уже успел заметить нечто, значительно уменьшившее его барскую снисходительность, и он впервые посмотрел на Ваню как на равного себе человека:
   - Это очень интересно, юноша. Мы еще уточним кое-что, после ужина.
   Стол в зале преобразился - вместо плюшевой скатерти лежала белая льняная, с вышитыми углами, посреди стояла ваза с букетом, подаренным тете Гале старичком, на ужин хозяйка приготовила шампиньоны в сметане и овощной салат с рисом, а на сладкое - все тот же яблочный пирог с чаем.
   - Ух! - восхитился старичок. - Галочка, ты побила все рекорды! Как быстро и как вкусно!
   - Спасибо за комплимент. Ванечка, а у тебя почему такое лицо? Ты не любишь грибы?
   Ваня вспыхнул:
   - Люблю...
   Глечик ответил:
   - У него такое лицо, мама, потому что я считаю его гениальным селекционером, а его скромность не позволяет ему с этим согласиться.
   - Паня, ты слишком резкий, - упрекнула тетя Галя. - Ваня может обидеться... Соразмеряй, пожалуйста, удары с силой своего оппонента.
   Ваня решил высказаться:
   - Это неправда. Глечик не обижает меня, просто... Я действительно не хочу участвовать в этом конкурсе. Я не селекционер, тем более не гениальный. Селекцией занимался мой папа, но это было очень давно. После него остались кое-какие разработки, мне однажды стало интересно, и я их проверил. Это мое увлечение. Я не собираюсь заниматься этим всю жизнь, мне нужна работа, образование, а не воздушные замки.
   Тетя Галя сказала:
   - Ты не прав, именно воздушные замки чаще всего приводят к замечательным открытиям.
   - Я не стремлюсь к открытиям, - ответил Ваня. - По крайней мере, пока. Может быть, потом, когда у меня появится вдохновение и возможности для осуществления, я еще что-нибудь придумаю. А пока мои мысли заняты совсем не этим.
   Старичок припомнил:
   - Твоего папу как звали? Не Алексей Майоров? Кажется, это он был из Арского района.
   - Алексей Майоров, - подтвердил Ваня.
   Старичок грустно улыбнулся:
   - Эх, не повезло ему, бедняге! Такой был талант! Ему бы условия создать... Увы, увы и ах. Скажи-ка, а после него не осталось каких-нибудь записок? Он был человек не очень обязательный, но уж без записок-то ему было не обойтись.
   - После него осталось много записок и много расчетов, но они все уничтожены, - ответил Ваня. - Мой отчим сжег их вместе с мусором, когда въезжал в дом и наводил в нем свои порядки.
   Старичок сильно нахмурился:
   - Варварство.
   - Да, убить его мало, - всхлипнула сентиментальная тетя Галя.
   Глечик промолчал.
   - Очень жаль, что они не сохранились, - сказал старичок. - Они могли бы принести пользу сельскохозяйственной науке. Алексей Майоров занимался сам, но... Очень, очень жаль.
   - Я их хорошо помню, - сказал Ваня. - Иногда вспоминаются дословно целые страницы. Я ведь еще в детстве выучил их наизусть. Когда-нибудь, конечно, я полностью восстановлю заметки папы, если от них будет толк, да и просто как память о его жизни.
   Старичок одобрил:
   - Хорошая мысль. Сделай это поскорее, пожалуйста, чтобы ничего не упустить. Память - это зыбкая вещь, в ней никогда нельзя быть полностью уверенным. А заметки твоего отца, можешь не сомневаться, принесут пользу людям. Кстати, ты не помнишь, по какой литературе работал твой отец?
   Этот вопрос был задан с подвохом - старичок проверял Ваню, это заметили и Глечик, и тетя Галя, а сам Ваня простодушно ответил:
   - Да, все его книги я читал. Отчим их тоже сжег.
   И он назвал всех авторов, какие были в кабинете Алексея Майорова.
   При этом лицо старичка снова изменилось:
   - Ну вот, и при этом ты говоришь, что ничего в этом не понимаешь. Очень плохо! Таких, как ты, самородков, энтузиастов и самоучек, на нашей земле много, но они растрачивают свои таланты впустую, а ведь могли бы сделать и край, и страну на порядок лучше и выше! Таких людей нужно искать и убеждать их учиться и именно продолжать творчество, чтобы они не глохли, не зарывали свои таланты в землю, не спивались от тоски и безнадежности. У них примерно такая же позиция, как у тебя, Иван: от моего мнения ничего не изменится, поэтому "моя хата с краю". Это неправильная позиция! Если каждый будет думать так же, то, конечно, ничего не изменится. А я бьюсь, как рыба об лед! Как можно заставить людей шевелиться и приносить пользу всем? Я и конкурс для этого придумал!
   Тетя Галя догадалась:
   - Это тот конкурс, о котором все объявления висят?
   - Да!
   - Ванюша, - сказала тетя Галя. - Ты должен в нем участвовать. Честное слово, это замечательно! А почему ты не соглашаешься?
   Он пожал плечами:
   - Да я уже и не знаю... Просто зря все это, я же не выиграю.
   - Это неважно!
   После ужина тетя Галя и Глечик пошли мыть посуду, а Ваня и старичок - в комнату хозяина, продолжать знакомиться с проектом.
   "Золотые яблоки" старичок просмотрел бегло, лишь в нескольких местах останавливаясь на подробностях и спрашивая Ваню. Тот отвечал, слышал в голосе старичка неподдельное уважение и сам смягчался. Теперь ему было даже приятно демонстрировать свою мечту профессионалу.
   Вскоре к ним присоединился Глечик:
   - Ну как?
   Старичок воскликнул:
   - Прекрасно! Просто прекрасно! Юноша сам не понимает, какой он шедевр! Я сначала не верил, что такой проект можно создать всего лишь на основе самостоятельно полученных знаний, без специального образования, но Иван...
   У Ивана горели даже уши.
   - По-моему, ты что-то говорил об учебе, - напомнил Ване Глечик. - Что за специальность ты имел в виду?
   - Самую простую, - ответил Ваня. - Я могу быть механизатором. Устроюсь в колхоз...
   Старичок пришел в ужас:
   - Механизатор?! Вы в своем уме, юноша? Мы не столь богаты, чтобы разбрасываться самородками! Неужели тебе самому не интересно заниматься селекцией?
   - Интересно.
   - Тогда с какой стати механизатор? Тебе прямая дорога в наш институт, сельскохозяйственный, и - по стопам твоего папы, в агрономы! Я, правда, не организатор конкурса, и в состав жюри не вхожу, но там находятся компетентные люди, они не могут не оценить твой проект! Со своей стороны, я...
   Он так разволновался, что начал мерить шагами комнатушку Глечика.
   - Нет, Иван, я запрещаю, я категорически запрещаю тебе идти в механизаторы, - заявил он.
   - Но мне нужно работать! - возразил Ваня.
   Старичок согласился:
   - Работай. Конечно, работай. Хоть и механизатором, ладно... К земле поближе. Но учиться ты должен у нас, на моей кафедре, и никак иначе.
   Ваня оборонялся:
   - Я не поступлю! Я уже не помню ничего и не сдам экзамены!
   - Ну, - протянул Глечик, - тоже мне, отговорка. Можно же подготовиться, если захотеть. Ты хочешь?
   - Да.
   - Тогда нечего зацикливаться на этом, вопрос решен.
   Старичок подмигнул Ване:
   - Слышал? Тоже еще юноша, а иногда я его побаиваюсь, такой он резкий. Как там в песне: "Уж если решать - тогда решай, а если решил - за дело!" Паня, ты слишком похож на своего отца, каким я его помню.
   - Это плохо?
   - Не знаю... Не обижай свою маму. Ты сильный, а ей легко сделать больно.
   Глечик недоумевал:
   - Я не собираюсь делать ей больно. И отца своего я, к сожалению, не помню. Но об этом потом. У нас мало времени, надо писать заявку на участие в конкурсе.
   - Да!
   Они выудили из Интернета все подробности.
   Конкурс назывался "Южный край - 1999". В нем могли принять участие все желающие, чьи проекты по улучшению работы сельскохозяйственного комплекса были действительно интересные и серьезные. В конкурсе было несколько номинаций - техническая, животноводческая, растениеводческая, административная. Число участников было весьма солидное, Ваня даже покрылся потом, когда его увидел, и снова попытался было увильнуть, но на него дружно прикрикнули, и он остался сидеть за столом.
   Для участия в конкурсе можно было по электронной почте послать свой проект, надлежащим образом оформленный, и заявку на участие, и заявление на имя председателя жюри, и свою биографию.
   Главным призом в каждой номинации была денежная сумма в семь тысяч долларов и право реализовать свой проект в любом хозяйстве края.
   Были еще дополнительные призы - лучшему дебютанту, за самый необычный проект, самый дешевый и т. п.
   Еще в Интернете они нашли сведения об истории проведения конкурса, о членах жюри.
   Старичок проворчал:
   - Не будем это смотреть. Если вам надо, я и так все про это расскажу.
   Заявку писали всем миром. Присоединилась даже тетя Галя, которая компьютера побаивалась и не приближалась к нему, но считала своим долгом поддержать Ваню. В заявке нужно было указывать множество мелочей, которые казались Ване несущественными. Некоторые вещи он с трудом припоминал. Глечик сердился, согнал его со стула и сел печатать сам. Это у него получалось ловко и быстро, как профессионального секретаря.
   Автобиография Ванина получилась и вовсе короткая.
   Она выглядела так несолидно, что Ваня снова усомнился в целесообразности участия. Теперь уже его мечта казалась ему самой мелкой, самой никчемной на свете.
   Припрятать бы ее и никому не показывать.
   От греха подальше.
   Но - вот заявка составлена, написаны автобиография и заявление, прикреплены к проекту под названием "Золотые яблоки" и отправлены по электронной почте в Ставрополь.
   Это заняло так мало времени, что Ваня опомнился, только когда Глечик засмеялся:
   - Ну вот, скоро наш гений получит всемирное признание!
   - Скажешь тоже... - отнекивался Ваня.
   - Нет, это так, - подтвердил старичок. - Это должно быть так, потому что у тебя есть дар. Главное - чтобы не заглохло твое желание учиться. Я жду тебя на нашей кафедре. Никаких "нет". Жду обязательно. Впрочем, мы видимся не в последний раз, я буду следить за тобой, чтобы ты не передумал.
   Тетя Галя сказала:
   - Учиться - это всегда хорошо.
   - Заочно, - напомнил Ваня. - Я же буду работать.
   Старичок согласился:
   - Заочно так заочно. Какая разница? Тебе необходимы новые знания, много новых знаний. А там появится и стимул к творчеству. Словом, я жду тебя на нашей кафедре.
   На часах было уже очень поздно - около полуночи.
   Старичок начал прощаться:
   - Я приехал на неделю, Галочка. Ты не возражаешь, если я буду заходить к тебе в гости?
   - Заходи почаще, - ответила она.
   - Ну, тогда спокойной ночи.
   Он ушел, а Ваня спросил:
   - Он так убеждал меня поступать в вуз! Но я же не смогу!
   Глечик засмеялся:
   - Ты очень способный, Майоров, и это тебя спасет. Ты хоть знаешь, кто это?
   - Откуда я могу это знать?
   - Он не представился?
   - Нет.
   Глечики переглянулись. Тетя Галя ласково погладила Ваню по плечу и сказала:
   - Это профессор Кусков из Ставропольской сельскохозяйственной академии.
   Ваня удивился:
   - Ой! Мой папа однажды обращался к нему с вопросом и получил хороший ответ. Это даже записано у него в ежедневнике. Точнее, было записано.
   Он тут же огорчился:
   - Глечик, почему ты сразу не сказал мне, кто он? А я ему нагрубил!
   Глечики засмеялись.
  
   Несмотря на крепкий и долгий сон днем, Ваня и ночью прекрасно спал, а утром проснулся отдохнувшим и бодрым.
   За окном рассветало.
   Хотелось вскочить и начать что-нибудь делать, а также петь и шумно радоваться жизни. Вчера перед ним открылись новые пути, которые он почему-то раньше сам не видел, а если и видел, то не считал их приемлемыми для себя.
   Глупый!
   А почему бы и нет?
   Выйдя из комнаты, Ваня обнаружил, что он не один тут такая ранняя пташка. На кухне кипела бурная деятельность, компьютер Глечика был включен, сам он выполнял во дворе гимнастические упражнения, а во всем доме царил нерушимый порядок. Ни складочки на прибранных постелях, ни пятнышка на полу или на мебели.
   Тетя Галя выглянула из кухни:
   - Ты зачем так рано? Спи, отдыхай!
   - Да я отдохнул уже.
   Ваня умылся и выбежал во двор, к Глечику.
   Тот уже колотил по столбу, обернутому мешковиной, как по боксерской груше, и его движения были отработаны до автоматизма. Он покосился на Ваню и спросил:
   - Ты тоже, что ли, рано встаешь?
   - Угу.
   - Тогда пляши - ты попал в семейство "жаворонков"!
   Он провел еще одну серию ударов по столбу, отвлекся от бокса и добавил:
   - Мама говорит, что и отец был "жаворонком". Так что это у нас семейное! А ты почему вскочил? Мы все вчера так задержались...
   - Да я не могу больше спать. И, в конце концов, я же не спать сюда приехал... Много дел, да и вообще я не хочу спать. Я уже отдохнул. Пора жить продолжать.
   - Это верно. Побоксируем?
   Ваня отказался:
   - Я не умею.
   - Тогда каратэ!
   - Не хочу!
   - Ерунда! Нужна практика, тренировки!
   - А я-то здесь при чем?
   - Равняйсь! Смирно!
   Они стали смеяться, потом Глечик сподвиг-таки Ваню на рукопашный бой. Это им так понравилось, что после этого они каждое утро начинали с рукопашного боя.
   Когда тетя Галя увидела это, то ужаснулась:
   - Варвары! Дикари! Что делаете-то? Ведь шеи свернете!
   А они колотили друг друга почем зря, швыряли на землю, показывали коронные приемы и делились секретами, не обращая внимания на опасливые возгласы тети Гали.
   Затем они мчались в ванную, по очереди мылись, Глечик - первым, потому что ему было надо идти на работу. Ваня - вторым.
   Затем тетя Галя кормила их неизменно вкусными завтраками, и они разбегались по своим делам.
   Она жаловалась:
   - Ну вот, два сына в доме, а такая же пустота, как была! Ну почему не посидите, не отдохнете? Вечно оба спешите куда-то, вечно вас ждут ваши дела!
   Глечик сказал:
   - А как же, мам? Ведь под лежачий камень вода не течет! Ты сама это говорила. Ну, не переживай. По вечерам мы все дома и отдыхаем. Да, Майоров?
   - Да! - ответил Ваня.
   Это возражение вызвало у тети Гали недовольство:
   - И еще объясни мне, почему вы называете друг друга по фамилии? По-моему, это грубо и неприлично. Разве у вас нет имен?
   Глечик засмеялся:
   - Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Майоров, почему мы зовем друг друга по фамилии?
   - Не знаю, Глечик. Так получается.
   Тетя Галя воскликнула:
   - Прекратите паясничать!
   Ребята смеялись.
   - Мама, не сердись, - сказал Глечик. - Мы так привыкли. Это наше с ним братство. Ты не возражаешь, Майоров?
   - Нет, Глечик.
   - Я тоже. Поэтому здесь нет проблемы, мама. Мы привыкли, и лично я не вижу в этом ничего грубого или неприличного. Со стороны Ивана, конечно. А если бы меня назвал по фамилии какой-нибудь хмырь - то получил бы в глаз.
   Ваня тут же переключился:
   - У тебя классная подготовка.
   Глечик кивнул:
   - Не жалуюсь. Тут главное - практика. Будешь моим спарринг-партнером?
   - Обязательно.
   В тот же день, после завтрака, Ваня спросил:
   - Ты не в курсе, где мой "хаммер"? Вообще, его можно собрать снова?
   Глечик удивился:
   - Можно, конечно, только он уже собран.
   - А! - обрадовался Ваня. - И на ходу?
   - Да, но на нем никто не ездит. Если хочешь, пойдем со мной, я тебе покажу. Он никому у нас не нужен, с ним хлопот много.
   - Значит, я могу его забрать?
   - Конечно. А зачем он тебе?
   - Ездить. Машина все-таки.
   Глечик задумался и ответил с сожалением:
   - Слушай, не забирай его сейчас. Хранить его негде - у меня в гараже нет места для такого гиганта. Притом тебе нужно получить права, а на машину оформить техпаспорт.
   - У меня есть права, - сказал Ваня. - В армии получил.
   Глечик посмотрел на него с одобрением:
   - Молодец. Но с техпаспортом будут проблемы. Потому что машина самодельная.
   Ваня вздохнул:
   - А мне в селе он пригодился бы.
   - Ясное дело. Ты все-таки намерен идти наниматься в колхоз?
   - А куда меня еще возьмут, с аттестатом о среднем образовании?
   Глечик сделал гримасу:
   - Это правда. Ладно, как знаешь. Я постараюсь, но... Я посмотрю, что можно сделать. Ты потерпишь пару дней без "хаммера"?
   - Я и больше потерплю... Ты не спеши, пожалуйста. Опять у тебя из-за меня неприятности!
   Глечик остановился и твердо сказал:
   - У меня еще не было из-за тебя никаких неприятностей, заруби это себе на носу! Теоретически "хаммер" можно забрать прямо сейчас, но я не советую тебе это делать. Он тебе очень нужен прямо теперь?
   - Нет же!
   - Тогда подожди немножко.
   Он уехал на работу, а Ваня присел на перила крылечка и принялся думать. В сущности, он легко мог обходиться без машины, тем более в условиях городской жизни. Вот в деревне - уже сложнее. "Хаммер" нужен. А в тот момент вообще было глупо требовать у Глечика автомобиль, официально конфискованный у погибшего Шута, с весьма необычными номерами, привлекающими внимание.
   Нет, лучше воспользоваться традиционным транспортом, тем более что ехать было не слишком далеко.
   Это Ваня беспокоился о своих трофеях - их нужно было перепрятать, привезти сюда, поближе.
   Особенно это касалось денег.
   А спрятаны трофеи были надежно - деньги в банке, а документы у доктора, который лечил Галину Майорову. А до того бумаги хранились в селе, в котором погиб Шут, Ваня попросил одну старушку их спрятать. Та от чистого сердца два года, пока он служил в армии, держала портфель Шута у себя в сундуке, а потом вернула их Ване и очень обрадовалась, когда он вручил ей в подарок козочку с козлятами.
   Ваня очень скупо тратил деньги Шута, можно сказать - вообще почти не тратил. Он чувствовал брезгливость, когда даже просто думал о них. Они были сделаны из крови и грязи, Ваня не заработал их собственными руками, и хотя они фактически никому не принадлежали, Ваня испытывал протест от одной только мысли о них. Иногда у него возникала идея пустить их в полезное дело. Например, образовать какое-нибудь хозяйство на месте разрушенного - таких умерших деревень масса, только выбирай.
   Но вот вопрос: принесут ли грязные деньги благо людям?
   Ведь у них плохая энергетика.
   Душа убийства.
   Нет, пока не стоит разъезжать на приметном "хаммере".
   - Тетя Галя! - позвал он. - Я схожу в город!
   Она сразу встревожилась:
   - Зачем?
   - Куплю газету с объявлениями. Зайду на биржу труда. Посмотрю на улицы. Вам нужно купить что-нибудь заодно?
   - Нет, сынок, все есть пока. А хлеба Паня привезет. Ты не заблудись только!
   - Нет.
   Он оделся и вышел на прогулку в сумрачном настроении, но скоро развеялся. Вокруг него шла жизнь, которая его как будто нисколько не касалась. В этой части города, где было тихо и спокойно, на улицах играли дети. День был погожий. Одни кидали мяч, другие играли в бадминтон, третьи - в футбол, четвертые - в резиночки, цепляя их за самые неожиданные места. Например, за штакетник, или за сучки виноградных лоз.
   Ваня улыбнулся.
   В другой части города царила деловая, официальная атмосфера. Туда-сюда сновали машины, а народ кишел, как муравейник. Поскольку Ваня уже решил, что останется здесь, если получится, то был смысл познакомиться поближе с городом, с его магазинами, почтой, банком, школами... Во всяком случае, знать об их наличии, чтобы не быть здесь дикарем.
   Выйдя на центральную площадь, Ваня купил газету с объявлениями о работе, спросил, как пройти к центру занятости.
   Там ему не сказали ничего обнадеживающего. К ним приходило достаточно таких посетителей - без специальности, но с амбициями. Им подавай все и сразу!
   Но Ваня понял, что в колхозах и совхозах работники нужны, значит - он не пропадет.
   У него-то не было слишком завышенных амбиций.
   И планы у него были простые.
   Железной дороги в Кариновке не было, а автостанцию Ваня уже видел. Магазины он осматривал не спеша, с интересом. Особенно продуктовые.
   Понравился ему и базар - большой, шумный. Здесь товары были гораздо разнообразнее, да и дешевле на порядок, чем в магазинах. Его развлекли подсчеты, сколько ему денег понадобится на самое необходимое, когда у него начнется самостоятельная жизнь. Оказалось, что не очень много - около двух тысяч рублей, на зато этого ему хватит на ближайшие несколько лет... Можно будет вообще ничего не покупать...
   Он так развеселился, что отпраздновал начало новой жизни порцией пломбира, сел во дворе высотки на лавочку возле детской площадки и развернул газету.
   Объявления о работе располагались в самом конце листа. Ради любопытства Ваня пролистал газету с начала, просмотрел названия статей и заметок, даже некоторые прочитал бегло, чтобы хорошо ориентироваться в обстановке своего нового города. Конечно, он понимал, что в газете картина отражена вовсе не объективно, но, по крайней мере, события в ней упомянуты.
   Событий было многовато, да и газета была толстенькая. Но не было тут, как ни странно, похищений, взрывов, захватов заложников и прочих ужасов. Ваня этому не слишком удивился, невзирая даже на высказывания Глечика по этому поводу. Еще бы - станет официальный печатный орган районной администрации чернить свои собственные территории!
   Интересно, а есть ли тут оппозиционная газета?
   Вот было бы полезно пролистать еще и ее!
   Объявлений было много - две последние страницы целиком были покрыты самым мелким шрифтом, и все равно им не хватало места. Работники на неквалифицированные должности требовались везде. Как ни странно, общий кризис в стране не влиял на рост города. Здесь появлялись новые частные предприятия и предприниматели, ловкие люди, которые открывали свои фирмы - торговые точки, автозаправочные станции, производство мебели, строительство, частный извоз, гостиницы, парикмахерские, фотографии, пошив одежды, прокат аудио- и видеокассет, пункты питания...
   У Вани не хватило бы фантазии охватить целиком эту панораму, слишком пеструю, многоликую, а также излишне изменчивую. Мелкие работники требовались везде, кроме государственных предприятий. Приглашались грузчики, водители, мойщики посуды, продавцы, официанты, сторожа... У Вани буквально глаза разбежались от такого разнообразия.
   Не боишься труда - не пропадешь, решил Ваня.
   Начал просматривать те же объявления снова, теперь уже имея в виду конкретно себя. Больше всего его заинтересовало одно объявление, напоминавшее начало приключенческого или любовного романа: "Требуется садовник. Предоставляется жилая комната. Обращаться по адресу: ул. Звездная, д. 7".
   Ваня усмехнулся и решил туда сходить. Без надежды на успех, потому что, если это хорошее место, то на него уже есть масса претендентов и, скорее всего, это место уже занято. Кроме того, Ваня не знал, какое именно это место: садовник - это понятие растяжимое. Ваню вполне устроила бы маленькая должность такая при каком-нибудь предприятии или садоводческом хозяйстве. Например, в Арске был большой сад с плодовыми деревьями при сельхозтехникуме, там держали сразу трех специалистов, которым помогали ученики. Урожаи они частично продавали, частично консервировали для собственной столовой, кормить зимой ребят и преподавателей.
   Может быть, здесь, в Кариновке, тоже есть такие сады?
   Вон здесь сколько всего - шесть школ, ПТУ, педагогическое и медицинское училище, ветеринарный техникум...
   Правда, эта робкая мысль угасла сразу же, как только он увидел улицу Звездную и дом номер семь. Он спросил, как туда пройти, и на него уставились любопытные глаза - что это за гусь и что ему там нужно. Но ему объяснили подробно, как туда пройти, и как туда проехать на городском автобусе.
   Ваня пошел пешком. Пересек всю часть города по эту сторону реки и попал в еще один частный жилой сектор, только совсем другого уровня. Здесь не было на улицах играющих в активные игры детей, все было заасфальтировано, изгнаны буйные дикие травы, кусты и деревья, вместо них кое-где возвышались горы строительного мусора, остатки песка, щебня и цемента, битый кирпич.
   Было ясно, что это - одна из тех улиц, которые сами себе предназначили Зуевы, Шуты и им подобные. Ваня тут же это понял, и ему расхотелось идти на собеседование.
   Здесь стояли сплошь особняки, занимая целый квартал. Встречались и весьма привлекательные дома, но в основном они говорили скорее о дороговизне и кричащей помпезности, чем о красоте и хорошем вкусе. На большинство из них Ване было скучно даже глазеть. Он шел вдоль высоких мощных заборов, засунув руки в карманы.
   Он был единственным прохожим.
   Остальные, вероятно, передвигались исключительно на машинах.
   Впрочем, нет - тут тоже были прохожие, немного. Те, кто шли пешком из центра города в ветеринарную клинику и сопутствующие ей предприятия. Остальным здесь нечего было делать.
   Дом номер семь стоял тут же и почти ничем, на первый взгляд, не отличался от прочих. Такая же монументальная ограда, кованые ворота и рядом - в том же стиле калитка, большой дом "под старину", с башенками и арочными окнами и проемами дверей, а вокруг дома - действительно, обширный земельный участок с деревьями, кустами и травой.
   Поскольку была ранняя весна, Ваня не стал даже пытаться определять, что это за растения, к тому же, он не собирался здесь работать.
   На собеседование его впустили с равнодушием обыденности.
   Бросив лишь один взгляд на окружающее, Ваня вдруг почувствовал знакомую тоску и тяжесть в груди, настолько все это напомнило ему атмосферу усадьбы Шута. От этого он был точно уверен, что работать здесь не будет.
   Хватит с него прислуживать.
   Он не раб, в конце концов.
   Собеседование проводила хозяйка дома. Претендентов на место садовника оказалось двое: Ваня и еще один парень, не внушавший доверия, но зато с дипломом агротехника. От этого Ваня с облегчением вздохнул - не примут, слава Богу.
   А хозяйку ему было жаль. Она была бесцветная женщина, которой даже уход и косметика класса люкс не помогали блистать, а дорогая одежда еще сильнее подчеркивала бесцветность обладательницы. Судя по всему, у нее не было характера, а также и особого ума, чем и решил воспользоваться Ванин конкурент, чтобы пролезть в этот дом.
   Он оттер Ваню плечом на задний план и бархатным голосом вещал хозяйке явную ахинею, а она беспомощно смотрела ему в рот и ничем не могла возразить этому потоку терминов, в которых ничего не понимала. А Ваню возмутила эта ситуация.
   - Какая чушь! - резко сказал он.
   И хозяйка, и Дылда вздрогнули от неожиданности и вопросительно посмотрели на него. Хозяйка - с интересом, Дылда - с пренебрежением.
   - Вот как? - бросил Дылда. - А каким же образом, по-вашему, можно добиться результата, если не привлекать новые технологии и научные достижения?
   - Новые технологии и научные достижения - замечательно, - ответил Ваня. - Их, конечно, нужно обязательно привлекать. Но я не услышал от вас самого главного - соблюдения порядка и строгой дисциплины в работе с растениями. Без этого вам не помогут никакие научные знания и достижения.
   Дылда махнул рукой:
   - Если у вас нет специального образования, вы обречены на провал. У меня такое образование есть.
   - А у меня - много лет работы и опыт, - улыбнулся Ваня.
   Хозяйка оживилась:
   - Да? Где же вы получили этот опыт?
   - Дома. Я родился и вырос в селе Агеево Арского района.
   Хозяйка тоже улыбнулась ему.
   Ее благосклонность к Ване оскорбила Дылду, и он фыркнул:
   - Все понятно. Деревенщина.
   Но у хозяйки была своя логика, житейская. Ваня родился и вырос в деревне, значит, у него действительно есть большой практический опыт. Это ценное качество. Но у него только среднее образование, а у Дылды - диплом специалиста. Хозяйка долго колебалась, водя глазами между ними и не решаясь сделать выбор. Ей нравилась спокойная уверенность Вани, но и апломб и бравада Дылды действовали на нее, как таран, которому невозможно противостоять, по крайней мере, ее силами.
   И она приняла соломоново решение, обрадовавшее ее, как будто оно доказывало ей самой ее ум и деловитость. Она трудоустроила обоих претендентов.
   А почему она должна переживать по этому поводу? Если они будут работать неудовлетворительно, она их уволит! Нет проблем!
   А если они будут упираться - она пожалуется мужу.
   Тогда им придется несладко.
   Она садовника вышли из особняка недовольными, только разным недовольством. Ваня чувствовал себя вновь попавшим в кабалу, а Дылда видел в нем назойливого конкурента, который, конечно, не слишком опасен в соперничестве, но кто знает... кто знает...
   Ваня не хотел работать прислугой у богачей!
   Эта мысль вызывала у него самое настоящее озлобление, в первую очередь - на самого себя. Зачем он пошел в этот дом? Зачем открывал рот? Пусть бы занимал это почетное место Дылда, в добрый путь! А ему самому следовало, разумеется, поворачивать назад, как только на горизонте показался квартал особняков.
   А он, дурак, все-таки зачем-то пошел туда, участвовал в собеседовании и - вот! Здрасьте, пожалста! Он - снова прислуга!
   В итоге у него испортилось настроение, и он вернулся домой в таком состоянии, что тетя Галя увидела его глаза и испугалась:
   - Ой, Ванечка, что случилось? Тебя обидел кто-нибудь?
   Он вздрогнул:
   - Нет.
   Глечик, который был уже дома, тоже к нему присмотрелся и тоже заметил аномалии:
   - Что с тобой, Майоров?
   Тот блеснул глазами исподлобья и выпалил:
   - Нет, видимо, Шут был прав - натура раба неистребима!
   Теперь вздрогнул и Глечик:
   - А при чем здесь Шут?
   - Он считал, что у меня натура раба, потому что я рожден холопом!
   Глечик взял его за плечо и сказал очень резко:
   - Забудь об этом, Майоров. Шут вообще не имел права об этом судить, он сам был рабом других людей. Он был гораздо более рабом, чем ты, если в этом деле есть степени, и даже еще хуже - он продавался сам и продавал других. Какого черта ты ориентируешься на его слова? Люди не рождаются холопами, никогда. Просто некоторые из них, к сожалению, со временем делают свою душу рабской. Делают они ее такой сами, а еще есть несчастные, которых воспитывают рабами. А ты - ни то, ни другое, понятно? Отвечай, что случилось?
   Ваня шмыгнул носом:
   - Я устроился на работу.
   Глечики заулыбались:
   - Уже? Ну вот, не успел приехать, и работа привалила!
   Глечик усмехнулся:
   - Ты действительно ставишь рекорды скорости. Что за спешка?
   - Так получилось!
   - И откуда такое отчаяние?
   - Потому что я не хотел! Мне надоело быть прислугой!
   Глечики снова вздрогнули от звучания этого слова. Ваня произносил его с таким чувством, что оно приобретало особое значение, о котором раньше никто не задумывался.
   Тетя Галя заботливо усадила Ваню за стол, а сама села напротив.
   Глечик положил на место книгу, которую смотрел перед приходом Вани, и присоединился к нам. Взгляд у него был, как всегда, спокойный, прямой и вдумчивый, он словно делился с Ваней своей силой и уверенностью.
   - Что за работа-то? - поинтересовался он.
   - Садовником у одних тут богатеньких.
   - Надеюсь, ты не продешевил?
   Тетя Галя с упреком взглянула на сына:
   - Панечка, ты шутишь, что ли? Смотри, как он переживает! Ваня, не волнуйся. Если тебя не устроит это место, ты в любой момент можешь уйти. Это не рабство, сынок, не думай так никогда. Не унижай себя. Ведь это зависит от тебя самого, от твоего отношения, а не от твоих... работодателей.
   Ваня усмехнулся и поправил:
   - Хозяев.
   Она опустила глаза. А Глечик ответил:
   - Ерунда. Ты так агрессивно настроен, потому что это нарушает твои планы, ты же хотел переселиться в деревню, в более привычную обстановку.
   Пригляделся к Ване и добавил после минутного молчания:
   - А еще, наверное, это слишком живо напоминает тебе твое существование у отчима и у Шута. Не надо, Майоров. Мама права - все зависит от тебя самого. Я вот уверен, что у тебя все получится, ты привыкнешь, если увидишь отличие этих "богатеньких" от Шута... А если тебе будет плохо, то ты уйдешь, конечно.
   Ровный и мягкий голос Глечика хорошо подействовал на Ваню. Он выпил стакан молока, налитого тетей Галей, и почти совсем успокоился.
   - "Богатенькая" обстановка и атмосфера, правда, сразу напомнили мне и Зуева, и Шута, - признался он. - Поэтому я и протестую всем нутром.
   Тетя Галя погладила его по голове.
   - Я очень дорого заплатил за свободу, - содрогнулся Ваня при воспоминании обо всех своих побегах. - Не хочу больше.
   - Но ты теперь не один, - сказал Глечик.
   Ваня, наконец-то, улыбнулся:
   - Спасибо.
   Глечик снова спросил:
   - И все-таки, какие условия ты принял?
   - Я буду жить у них во времянке.
   - Отопление газовое?
   - Спятил? Печка.
   Глечик скривился, потом продолжил спрашивать:
   - Питание?
   - Пообещали обеспечить.
   - Уже лучше. Выходные есть?
   - Суббота и воскресенье, как обычно.
   - Хорошо, - одобрил Глечик. - И главное - зарплата?
   Ваня хитро улыбнулся и сказал.
   Глечики уставились на него с разинутыми ртами. Ваня был доволен произведенным впечатлением, но в глазах у него все равно еще была грусть.
   - Ты не продешевил, - сделал вывод Глечик. - А твои "богатенькие", пожалуй, слишком легко раскидывают свои денежки. Если садовник у них столько получает, то сколько же они платят, например, своим телохранителям?
   - Уж не знаю, - сказал Ваня.
   Тетя Галя воскликнула:
   - Нет, я тоже хочу пойти в прислуги! Из меня получится отличная кухарка... или домоправительница... экономка... Представляешь себе, Паня, какое подспорье это будет для нас?
   Во взгляде Вани появился ужас, хотя тон у тети Гали был шутливый.
   - Или можно стать няней, - продолжила она. - Я умею ухаживать за людьми и люблю детей... Я буду хорошей няней.
   Глечик поддержал шутку:
   - Главное - востребованной.
   Ваня сказал:
   - Вы оба сошли с ума. Никакие деньги не могут компенсировать положение прислуги. Сами хозяева относятся к тебе как к вещи...
   - А ты не будь вещью, - сказал Глечик. - По-моему, это просто. Тем более для тебя.
   - Почему?
   - Потому что ты - настоящая личность. Ладно, мне пора. До вечера!
   - До вечера, милый.
   Глечик снова ушел на работу, а тетя Галя накормила Ваню, чтобы он получил удовольствие от вкусной еды и перестал так переживать. Но глаза у Вани все равно были унылые, он не мог улыбаться, хотя еда опять была очень простая и вкусная.
   Тогда тетя Галя присела перед ним и спросила:
   - Это такой принципиальный вопрос для тебя?
   Ваня ответил:
   - Боюсь, что да. Я понимаю, это даже глупо. Вы с Глечиком правы. Может быть, это какой-то комплекс неполноценности?
   - Нет!
   Тетя Галя помолчала и сказала успокаивающе:
   - Не зацикливайся на этом, как говорит Паня. Просто ты очень натерпелся от своего отчима и того, другого, ужасного человека. Это пройдет, когда ты будешь ближе знакомиться с людьми.
   Тут она улыбнулась:
   - Например, Панечка вполне может примирить тебя с жизнью!
   Ваня тоже улыбнулся и согласился:
   - Ваш Панечка замечательный. Он уже и так мне во многом помог, я даже не представляю, что бы я без него делал. Я очень ценю его дружбу, тем более что я ее ничем не заслужил.
   - Ты помог ему в работе, - напомнила тетя Галя. - Он сам говорил, что без твоих, как он сказал, трофеев он не сумел бы успешно завершить крупное и опасное дело.
   - Я делал это не ради него, - возразил Ваня. - Так получилось, так сложились обстоятельства. А после этого он не обязан был заботиться обо мне, но он все-таки заботился. Он не бросил меня в тяжелый момент моей жизни. Он и теперь со мной и помогает мне.
   Тетя Галя смахнула слезу:
   - Он уже не бросит тебя, Ванюшка. Он называет тебя своим младшим братом.
   - Он замечательный.
   После обеда они занялись практическими вопросами. Тетя Галя спросила, когда Ваня будет переселяться к "богатеньким". Ваня подумал и сказал, что лучше прийти туда к началу работы, то есть завтра утром, как они и договаривались.
   Тетя Галя огорчилась, что он уже их покидает.
   Сказала, что и Панечка рассердится.
   Ваня же был непоколебим в этом вопросе:
   - Я не могу, тетя Галя, не могу у вас жить. Я и так слишком благодарен вам и Глечику, не буду ни за что обузой для вас.
   - Ты не можешь быть обузой...
   Ваня, в свою очередь, огорчился:
   - Как вы не понимаете! Мне тяжело жить у вас! Я же ухожу не навсегда. Я буду как можно чаще приходить в гости.
   Он улыбнулся и добавил шутливо:
   - Разве я смогу без вас обойтись?
   Тетя Галя покачала головой и отступила:
   - Тяжело так тяжело. В общем-то, я тебя понимаю, только знай: это и твой дом тоже, и тебе есть куда вернуться, если обстоятельства в жизни сложатся неудачно.
   - Спасибо, тетя Галя. Глечик тоже мне это говорил.
   Тетя Галя снова возмутилась, что они называют друг друга по фамилии, раз Ваню нельзя было убедить остаться. Но Ваня радовался начинающейся у него самостоятельности. На нынешнем расстоянии от Шута и Зуева и под действием уговоров Глечиков его уже не угнетала мысль о предстоящей работе. Напротив, он даже воспрял духом. В самом деле, чего ему бояться? Он, по сути, всего лишь нанялся на работу и в любой момент может уйти, в отличие от его положения у отчима и Шута.
   Его не имеют права задерживать, если он захочет уйти.
   - Тетя Галя, - спросил он. - А у вас здесь любят ходить на танцы?
   - А то!
   - И Глечик тоже ходит?
   Она засмеялась:
   - Нет, к сожалению, он не ходит на танцы.
   - Почему к сожалению?
   - Потому что там можно развлечься, выплеснуть накопленные эмоции... - Она вздохнула. - Да что там, дело не в этом. Просто я жду, когда он найдет себе хорошую девушку и... А теперь у него все так сложно. Работа, работа и еще раз работа. Вдобавок он такой серьезный! Говорит, что ему не интересно в клубе, и возраст уже не тот, и вообще... А лично я считаю - это из-за его подружки.
   Она замолчала, фыркнула раздраженно и решила сделать себе чаю. Ваня прикусил язычок, почувствовав, что невольно затронул больную тему Глечиков. Панечка, действительно, был человек уже взрослый, независимый, не позволяющий ему диктовать.
   Видимо, тетя Галя не одобряла выбор сына.
   Ваня не стал углубляться. Если надо, Глечик сам поделится с ним проблемой, а скорее всего - не поделится, потому что он взрослее и опытнее, ему лучше знать, как разбираться со своими делами. Особенно сердечными.
   За ужином этот вопрос, разумеется, не поднимался.
   - Ох, здесь у нас есть где потанцевать! - засмеялся Глечик, когда Ваня спросил его о дискотеке. - И в клубе, и в "Филине", и в "Родине"... Есть еще даже танцевальные вечеринки в первой школе, но они проводятся не каждый вечер.
   Ваня удивился:
   - В школе? Дискотеки - в школе? Разве так бывает?
   - В наше время всякое случается. В конце концов, школы сейчас бедствуют, у них каждая копейка на счету. А такие вечеринки - неплохой заработок. Конечно, это создает нездоровую атмосферу, порождает... ммм... разные криминальные ситуации, вроде подпольной торговли куревом, алкоголем и наркотиками, но первая школа по мере сил борется с этими пороками.
   - А что такое "Филин" и "Родина"? - спросил Ваня.
   - Это наши забегаловки с громким названием "дискобар". Днем они торгуют пивом в своих пластмассовых кафешках на улице, а вечером открывают внутренние помещения с баром, столиками и танцплощадкой. В общем, там нормально. Есть охрана, которая наблюдает за порядком и буйных скандалистов вышвыривает на улицу. Но и вход туда стоит на два рубля дороже, чем в клуб.
   - А клуб? - настаивал Ваня.
   - Клуб - это всего лишь клуб. Голый актовый зал, точнее, бывший актовый зал, музыкальная установка, которая крутит диски с популярными записями, в соседнем помещении - буфет. Сидит один вахтер, он же ди-джей, ничего не понимающий в музыке, и кроме него и буфетчицы, никаких контролирующих лиц. Сплошная пьянка и гулянка, одним словом.
   Ваня скривился. Потом все же уточнил:
   - А музыка где лучше?
   - А музыка, Майоров, везде одинаковая - та, которую чаще всего передают по молодежному радио. А что тебя беспокоит? Попробуй и то, и другое, и где понравится больше, туда и ходи.
   И пошутил:
   - С твоей зарплатой ты можешь себе позволить и элитный ночной клуб.
   Тетя Галя между тем следила за ними с возраставшей тревогой, причину которой они сначала не поняли, пока она не сказала:
   - Интересно было бы знать, откуда тебе это все известно?
   Глечик демонстративно вздохнул:
   - Я не маленький мальчик, мам. Было бы странно, если бы я не был в курсе этих дел. Тем более что именно там создаются благоприятные условия для похищений - дети без присмотра, водка, деньги, криминал, потоки грязи, мама, лучше не спрашивай.
   Она замолчала.
   А он уже снова шутил с Ваней:
   - Ну что? Не отбил я у тебя охоту шляться по кабакам?
   Ваня с улыбкой покачал головой.
   Утром он захватил с собой сумку, Глечик подвез его на своей машине. Адрес, названный Ваней, заставил его присвистнуть.
   - А что такое? - не понял Ваня.
   - Майоров, ты еще дикарь! Неужели фамилия хозяйки тебе ни о чем не говорит?
   - Царенко, - ответил Ваня. - А о чем она должна мне говорить?
   - Это жена нашего мэра, балда!
   Ваня сделал гримасу и умолк. В общем-то, ему было все равно, у каких именно "богатеньких" работать, они все были для него одним миром мазаны. Потом он усмехнулся, отнюдь не расценивая свое положение как везучее. По его мнению, чем выше на социальной лестнице находится человек, тем сложнее и опаснее иметь с ним дело.
   Когда они проезжали через центральную площадь и мимо здания медицинского училища, Глечик неожиданно посигналил и притормозил, а ему в ответ махнула рукой девушка с черными, как вороново крыло, волосами и лицом матово-бледным, почти прозрачным. Но Глечик не остановился, и она прошла мимо.
   А Ваня прикусил губу, только внимательно посмотрел на друга и увидел, что тот полностью сосредоточен на маневрировании среди автомобилей.
   Наверное, это была та девушка, которая не нравится тете Гале.
   Вскоре они приехали на место.
   - Ну, Майоров, желаю удачи, - сказал Глечик. - Не забывай нас и приходи почаще.
   - Обязательно.
   Времянка для садовников была разделена на две половины, зеркально отражавшие друг друга. Каждая половина состояла из прихожей и комнаты с самой простой и неказистой обстановкой - кроватью, столом, стулом и шкафом. Необходимый для проживания минимум. Ваня вздохнул. У Глечиков, конечно же, лучше, комфортнее, но жить у них нельзя.
   Времянка находилась позади особняка, в небольшом внутреннем дворике. Тут же висел умывальник, из досок был сколочен туалет. До недавнего времени здесь жили строители, которые заканчивали отделку дома.
   Несмотря на ранний час, Дылда был уже тут и бормотал себе под нос проклятья. Выражать свое недовольство вслух он опасался - не уволили бы за это. Но и скрыть разочарование он не мог.
   Ваня усмехнулся:
   - Насмотрелся ты, товарищ, вредных сериалов. Где это видано, чтобы слуги пользовались домом наравне с хозяевами? Забудь об этом!
   - Я не слуга! - взвизгнул Дылда, как ошпаренный. - Я - садовник!
   - Какая разница? Садовник что - не слуга?
   Но и свои обязанности садовника Дылда исполнять вовсе не стремился. По натуре он был халтурщик и интриган, амбиции его не знали пределов, а на каждое слово Вани в свой адрес он цедил сквозь зубы:
   - Деревенщина...
   Ваня не обижался на это, только его злили постоянные отлынивания Дылды от работы и его нытье. Сам Ваня в первый же день примирился с местом, на котором очутился почти помимо воли. Хозяев он видел редко, да и то издалека, шла весна и не требовала особого отопления, крыша над головой была, и было занятие, которое давно его увлекало.
   По вечерам он навещал Глечиков, а от них частенько уходил в "Родину" на дискотеку. Туда же, кстати, ходил и Дылда, но Ваню это не волновало. Он привык относиться к напарнику, как к назойливому комару - чем дальше от него, тем лучше.
   Глечик по дискотекам не ходил, но однажды, в конце апреля, Ваня застал у него в гостях ту самую девушку.
   Тетя Галя при этом не показывалась на глаза, а из кухни слышался громкий шум, имитирующий разгар деятельности и будто бы объяснявший, почему хозяйка не присоединяется к сыну и гостям.
   У девушки был прямой взгляд, как и у самого Глечика. Она протянула Ване руку и представилась:
   - Айше.
   Ваня сглотнул от удивления, но сделал вид, что все нормально.
   - Очень приятно, - сказал он. - Иван Майоров.
   Глечика не смутил его приход, он даже словно ожидал этой встречи. А Ваня, проведя в их компании всего минуту, почувствовал, что все старания тети Гали напрасны. Глечик и Айше говорили на одном языке, понимали друг друга с полуслова, казалось даже, что они могут общаться и вовсе без слов, только посредством взглядов.
   Такого взаимопонимания нельзя добиться насильно, искусственным путем. Оно дается людям свыше.
   Айше, по-видимому, знала о негативном отношении к ней тети Гали, поэтому Ваня заметил в ее бархатных глазах печаль. Она вообще мало улыбалась, по крайней мере, в тот вечер, зато любая улыбка ее очень красила. Глечик не старался специально ее рассмешить, но вот при Ване вдруг сам засмеялся и сказал:
   - Кстати, Майоров! У меня есть для тебя прекрасная новость!
   - Да? Какая?
   - Ты прошел в финал конкурса "Южный край"!
   Это было так неожиданно, что Ваня сел.
   Тут и Айше улыбнулась.
   - Врешь, - произнес Ваня. - Откуда ты узнал?
   Глечик пожал плечами:
   - Из Интернета. Если не веришь, проверь сам.
   Ваня немедленно сел за его компьютер и нашел информацию о конкурсе. Список участников был очень длинный, Ваня просмотрел только на букву "М" и нашел себя.
   Список финалистов состоял только из двадцати человек.
   И среди них значился Иван Майоров, с его проектом "Золотые яблоки".
  
   Эта хорошая новость не сразу была осознана как следует, поэтому сначала все трое радовались, как дети: Айше смеялась, да так заразительно, что Глечик и Ваня тоже расхохотались, а также стали хлопать друг друга по плечу и толкаться в бок.
   - Вот так-то, Майоров! - торжествовал Глечик. - А ты упирался, как осел!
   - Да!
   - Слушать надо умных людей!
   - Надо!
   - Поздравляю!
   - Спасибо! А с чем?
   - С исполнением твоей мечты, лопух!
   - Я же еще не победил!
   - Ну и что? Зато тебя заметили, и это означает блестящие перспективы!
   Айше перестала смеяться, но улыбалась очень мягко, а Глечику даже ласково. В тот момент они и впрямь вели себя как мальчишки.
   Если честно, и сам Глечик всерьез не ожидал такой удачи. Все-таки уровень конкурса был достаточно высок, и участников было много. Конечно, обнадеживающие слова профессора Кускова грели душу, но не гарантировали выход в финал и, тем более, победу.
   И вдруг - Ваня в финале.
   Глечик был так рад за друга, словно это он сам прыгнул выше головы, а не Ваня. А Ваня был ошеломлен успехом и вдруг перестал в него верить. Слишком уж это было невероятно - ведь у него не было специального образования, только те книги и статьи, которые он прочитал без всякой системы, наобум, какие попадались под руку. В таких условиях лишь талант, видимый невооруженным глазом, способен пробиться в финал и к победе.
   - Майоров, ты гений, - сказал Глечик.
   Ваня начал верить в реальность финала лишь в тот момент, когда новость стала обрастать подробностями и хлопотами. Выяснилось, что на награждение нужно будет ехать в Ставрополь, на три дня - пятницу, субботу, воскресенье. Подготовиться к этому следовало, и поспешить, так как до награждения осталась всего неделя.
   Это спровоцировало переполох среди Глечиков и смятение у Вани. Представив себя на какой-нибудь сцене, в ярком свете, одетым в нелепый смокинг и галстук-бабочку, Ваня даже утратил дар речи и покраснел от одной мысли об этом.
   На следующий день он снова пришел сюда - усомнился в происходящем и еще раз заглянул в Интернет, чтобы убедиться в наличии своего имени и проекта в списке финалистов. После этого его охватил ужас:
   - Глечик, я не могу!
   Тот легкомысленно махнул рукой:
   - Ерунда, возьмешь отгул. Подумаешь, один день тебя не будет! К тому же, у тебя там есть напарник, да еще и с дипломом!
   Ваня смотрел на него расширенными глазами:
   - Глечик, не смейся! Я боюсь! Это серьезно!
   - Это, действительно, серьезно. Ты начинаешь взрослую жизнь с успеха.
   Ваня судорожно вздохнул и заявил:
   - Я не поеду.
   Глечик отложил в сторону свои бумаги, которые пролистывал на досуге, и уставился на друга с неподдельным интересом:
   - Какая прелесть! Ребенок в панике! Майоров, очнись! Ты где? Я знаю о тебе такие вещи, что волосы дыбом встают! Ты убежал от Шута, потом участвовал в боевых действиях, причем не моргнув глазом, чего трудно было ожидать от мальчика твоего возраста. А тут ты боишься! Не хочешь ехать на награждение? Изволь, но тогда кто-то более ловкий и наглый уведет от тебя твою победу. Ты этого хочешь, что ли?
   - Я уже и сам не знаю, чего хочу, - нерешительно сказал Ваня.
   Тогда Глечик сделал строгое лицо:
   - Майоров, прекратить панику! Что это за мальчишество? Встряхнись, в конце концов, и стань самим собой. Если бы я не видел тебя в экстремальных ситуациях, то подумал бы, что тебе нужно пройти курс реабилитации после войны...
   Тетя Галя неожиданно заглянула к ним и сообщила:
   - Приехал профессор Кусков. Скоро будет ужинать.
   Ваня и Глечик обрадовались, бросились здороваться с гостем и забыли о своем споре, а Ваня забыл о своем страхе.
   Глечик был прав, конечно, но Ваня с трудом справлялся с волнением. Ему почему-то казалось, что он - самозванец, незаконно занял чье-то место и претендует на то, что принадлежит другому, более достойному человеку.
   Профессор Кусков приехал в родной город на выходные и сразу, с первых же слов, усугубил состояние Вани восклицанием:
   - Ну здравствуй, здравствуй, наш юный гений!
   Ваня вспыхнул и запротестовал:
   - Я не гений! Что вы все выдумываете!
   - Он скромничает, - вставил Глечик.
   На это Ваня заявил:
   - А будете продолжать - уеду.
   Его угроза прозвучала по-детски, и все засмеялись.
   Окончательно обстановка разрядилась за ужином, а за чаем Ваня успокоился настолько, что смог с улыбкой обсуждать практическую сторону вопроса.
   - Переночуешь у меня, - сказал Кусков. - Даже не возражай. У меня большая квартира, и ты мне не помешаешь.
   - Спасибо, - ответил Ваня. - Только дайте мне ваш адрес.
   - Дадим, дадим адрес, - сказала тетя Галя. - И еще объясним и нарисуем схему, как туда проехать. Чтобы ты не блуждал по городу и не расспрашивал никого...
   - Спасибо.
   Глечик перевел мысли в другую сторону:
   - Ты еще хоть прибарахлись, что ли. У тебя ведь цивильного костюма нет! Как ты будешь получать гран-при? В джинсах своих?
   Ваня сделал гримасу. Костюма у него действительно не было. Из одежды у него пока был армейский камуфляж, спортивный костюм и джинсы со свитером, да смена белья. Прошло так мало времени, и он так углубился в свою работу, что просто не успел присмотреть и приобрести себе новую одежду.
   Тетя Галя поддакивала:
   - Да, Ванечка. Не годится ехать на такое мероприятие, как бомж. Надо выглядеть прилично. Не посрами наше сельское хозяйство!
   - Постараюсь.
   - И выиграй гран-при, пожалуйста.
   - А это уже не от меня зависит, - отступил Ваня. - Мое дело - приехать, выслушать результаты, что-нибудь получить, если мне что-то причитается, и уехать. А результаты распишет жюри. Или уже расписало, что гораздо вероятнее.
   - Ты опять? - грозно спросил Глечик.
   - Ну, ладно, не буду. Но, согласись, от меня все равно уже ничего не зависит.
   - Мы будем за тебя болеть, - пообещала тетя Галя.
   Предстояло еще договориться с хозяевами об отгуле. Они не возражали. Точнее, не возражала хозяйка, а ее влиятельный муж не вникал в дела домашнего хозяйства. Ваня заверил госпожу Царенко, что сад от его отсутствия не пострадает, тем более что он не останется совсем без присмотра - тут же дипломированный специалист, напарник, он не даст саду понести ущерб.
   Госпожа Царенко для виду поморщилась, но задерживать Ваню не стала. К тому времени он получил уже зарплату, поэтому смог сбегать на рынок и купить себе костюм и рубашку. Против галстука возражала его душа, он содрогался с ног до головы, думая об этом, так что решил обойтись без него, в полуофициальном стиле, с расстегнутым воротничком.
   На примерке настаивала тетя Галя - она очень хотела оценить Ваню в парадной одежде. А он буквально преобразился, щеки румянились от смущения, глаза стали как будто темнее и строже. Короткие волосы топорщились "ежиком", а тете Гале хотелось зачесать их на бок.
   Глечик в знак одобрения показал большой палец.
   Поездка прошла без приключений. Глечики провожали его на автобус, хотя он возражал, не желая доставлять им лишние хлопоты.
   Тетя Галя перекрестила его перед посадкой и прошептала молитву. Она подумала, что его мать гордилась бы им, если бы была жива, но у доброй женщины язык не повернулся бы сказать это. Она только пожелала ему успеха и не расстраиваться в случае неудачи.
   Глечик возмутился:
   - Мама! Не настраивай его на поражение! Он и без того уверен, что с треском провалится. Езжай с Богом.
   - И передавай большой привет Кускову, - поспешила добавить тетя Галя.
   Он сидел у окна и смотрел на них, а они стояли по другую сторону стекла и не уходили до тех пор, пока автобус не уехал. Это тронуло Ваню до слез: вот, теперь у него есть настоящая семья! Это было непередаваемое ощущение. Он еще никогда такого не испытывал, ведь у него никогда не было настоящей семьи.
   Ставрополь, вернее, некоторые его районы, Ваня помнил по поездкам Зуева. Тогда он не слишком-то стремился рассмотреть город, а отнесся с практической точки зрения, то есть какие возможности для побега он предоставляет.
   На сей раз он заново открыл для себя Ставрополь.
   Ему понравилось, но жить там Ваня не захотел бы. Он так привык к природе и деревне, что все удобства большого города не могли заменить ему простора и свободы. Он так и ответил Кускову на его вопрос, каков Ставрополь.
   Кусков его понял, потому что и сам за долгие годы жизни и работы здесь не смог привыкнуть к этому ритму, и его всегда тянуло на родину, в Кариновку.
   А сейчас в Кариновке живет еще и лучшая женщина - Галина Глечик!
   Они не успели хорошенько познакомиться с городом, потому что Ваню ждали разные организационные хлопоты. Кусков проводил его в сельскохозяйственную академию, где и проходили все мероприятия конкурса. И напутствовал:
   - Выбери момент и осмотри академию. Тебе, надеюсь, будет интересно изучить то место, где получишь знания... Словом, смотри и вникай.
   Ваня кивнул и честно хотел выполнить этот наказ, но у него ничего не получилось. Как только он шагнул за порог и спросил у вахтера, куда ему направиться насчет конкурса "Южный край - 99", он тут же попал в заботливые руки организаторов и обо всем забыл.
   В этом не было ничего удивительного - организаторы постарались контролировать всех и вся, во имя безопасности и интересов конкурсантов.
   Программа была подготовлена на хорошем уровне.
   Сначала Ваня увидел перед собой милую девушку, в обязанности которой входило установить личность участника финала. Она проверила Ванин паспорт, долго и тщательно заполняла какие-то бумаги, предлагала Ване их подписать, а потом препроводила его в аудиторию, где уже находилось около двух десятков человек, то есть почти все финалисты.
   В первую минуту Ваня оробел, сжался, но вскоре осмотрелся, освоился и даже осмелел. Он видел вокруг себя такие же смущенные лица, любопытные взгляды и неловкость, словно тут собрались не совершенно чужие люди, а родные братья.
   Они были разного возраста, разные внешне и по-разному одеты, но было в них и что-то общее, чем и объяснялась их одержимость любимым делом и желанием сделать мир хоть чуть-чуть лучше. Ваня был среди них отнюдь не самым слабым, но ему было неловко от того, что он - самый молодой из них. Ему казалось, что он от этого теряет в силе и у него нет шансов на победу.
   К тому же, ему стало очевидно: большинство проектов гораздо интереснее и, безусловно, гораздо полезнее "Золотых яблок". Подробно об этом никто не рассуждал, но им хватало пары слов, чтобы вкратце описать свою идею, и они знакомились друг с другом, как бы отождествляя человека с его проектом - так им было удобнее и понятнее.
   Никто и не возражал.
   Ваню вогнали в краску тем, что хорошо отозвались о "Золотых яблоках". Мнение "коллег по цеху" было для него очень ценно - они говорили от всей души и со знанием дела.
   Правда, они точно так же хвалили каждого, но Ване все равно было приятно.
   Когда собрались все финалисты, их еще раз проверили, пересчитали по головам и поинтересовались, кто из них нуждается в ночлеге.
   Нуждались все, кроме Вани.
   Это вызвало у всех удивление, и он пояснил:
   - Один мой знакомый уговорил меня поселиться у него, но если надо вместе со всеми...
   - Желательно, - был ответ.
   - Хорошо.
   И всю компанию повезли на турбазу "Солнечная" - селить по номерам. Это была средняя по уровню турбаза. Регистрация заняла довольно много времени, так что все утомились. Но это никого тут особенно не расстроило, потому что все уже нашли себе близких по духу людей, разбились на небольшие группы и продолжали интенсивное общение.
   Их распределили в номера по восемь человек.
   Номера состояли из двух комнат и санузла. В каждой комнате было по две кровати и по две раскладушки. В каждом номере еще стоял цветной телевизор. В общем, минимум комфорта конкурсантам был обеспечен, а большего они, честно говоря, и не ожидали.
   Впрочем, примоститься в своих номерах они как следует и не успели. Был уже вечер, но неугомонные организаторы предусмотрели для своих подопечных кое-какую культурную программу. Сначала их снова собрали всех вместе, пересчитали и повезли в педагогический институт, где они тут же попали в атмосферу юношеского азарта, так как там проходили финальные состязания среди студентов по брэйн-рингу.
   Это было так замечательно, что они в своем болельщицком увлечении забыли про течение времени. Зал был полон студентов, все шумели, обсуждали вопросы, выдвигали свои версии. Это дало финалистам аграрного конкурса заряд бодрости и дух спортивного соревнования, настроило их на завтрашнюю церемонию.
   В перерыве игры организаторы повели всех в буфет и устроили пышное чаепитие с конфетами, зефиром и пирожками. Как ни странно, это было одобрено всеми, кроме одного мужичка из Краснодарского края, который предпочел бы "стопарик" и остренькую закусочку, но, заикнувшись об этом, наткнулся на недоумевающие взгляды сотрапезников и смолчал.
   В тот момент никто не подумал об этом, все были захвачены игрой, а ведь на самом деле это было странно - кормить сладостями таких финалистов, какие у себя дома привыкли к другой еде.
   По номерам они разбрелись поздним вечером и сразу же завалились спать, но уснуть смогли немногие. Большинство продолжало свои разговоры, в том числе и Ваня, с теми, с кем его поселили. Они веселили друг друга до глубокой ночи, понимали, что это нехорошо, но не в силах были остановиться. Если они смеялись слишком долго или слишком громко, им стучали со всех сторон - и в стены, и в потолок, и в пол. Они затихали на несколько минут, честно пытались уснуть, но у них не получалось, так как один из них бросал какое-нибудь словцо, или смешок, или фырканье, и тут же начиналась прежняя карусель.
   Ваня уснул лишь в половине третьего ночи, а его товарищи все еще переговаривались и пересмеивались между собой, как ночные птицы.
   Утром их разбудили в семь часов, дали полчаса на сборы и повели в столовую турбазы на завтрак. Тут их накормили как следует, по-мужски, а до этого момента они, к счастью для организаторов, не задумывались о вопросах питания.
   Потом их вновь собрали вместе, пересчитали и повезли в сельскохозяйственную академию на награждение. Тут уже началась настоящая, волнительная часть всего этого мероприятия. Для проведения церемонии выделили самую лучшую аудиторию. Каждый участник должен был сам представить свой проект на суд жюри, то есть выйти на кафедру и донести до зрителя свою идею. Казалось бы, ничего особенного, но получалось это далеко не у всех.
   Ваня понял это, когда сам очутился на кафедре и поднял глаза.
   Это было ужасно!
   Он шел по проходу на одеревеневших ногах, в лице не было ни кровинки. Руки очень мешали, а засунуть их в карманы было бы верхом неприличия. Взгляды зрителей были доброжелательные, но как же они смущали выступавших!
   Некоторые, вместо того, чтобы разговаривать и смеяться, время бессонницы употребили на репетицию своего выступления. Ваня не знал, помогло это кому-нибудь или нет, потому что все выступали примерно одинаково, но сам он пожалел, что не подготовился как следует. Он всего лишь прикинул в уме, уже по дороге в аудиторию, небольшой план, собираясь корректировать его по ходу предыдущих выступлений.
   Ничего не получилось.
   План тут же вылетел у него из головы, да и собственно проект свой он от волнения почти забыл. Минуты две он выглядел на кафедре совсем беспомощно, но заметил среди расплывающихся перед глазами лиц зрителей ободряющие улыбки своих новых товарищей. Это помогло ему собраться с силами.
   Речь его, конечно, звучала непрофессионально, как импровизация. Зато она оказалась понятна всем. Ему задали много вопросов, в них он хорошо ориентировался и отвечал спокойно и обстоятельно.
   Было видно, что он очень давно занимается этой темой и чувствует себя в ней как рыба в воде. Это заставляло забыть об отсутствии у него специального образования, и на него никто не смотрел свысока. Он был здесь своим. Он был такой же, как и все, кто здесь находился.
   Ваниному выступлению громче всех аплодировали.
   И он победил в своей номинации!
   Точнее, победил его проект.
   Он не поверил в это даже тогда, когда его имя и название проекта объявили в числе победителей, а товарищи поздравляли и хлопали по спине и плечам. Это было слишком невероятно.
   Мероприятие (с перерывом на обед, конечно) затянулось до позднего вечера. У них больше не было времени сидеть здесь, поэтому собственно награждение решено было перенести на завтра, а теперь, согласно заранее составленной культурной программе, всех повезли в театр, на спектакль "Летучая мышь".
   Ваня еще никогда не был в театре. Даже во время учебы в школе, как ни странно, он ни разу не ездил с классом. Поэтому его поразил антураж и атмосфера действа. Он был заворожен, как и остальные участники конкурса. Они глазели на сцену, не дыша слушали и вообще вели себя дисциплинированно.
   Тут организаторы не прогадали. В неискушенные души сельских жителей проникла культура, к которой невозможно остаться равнодушным. И можно было не сомневаться, что их стремление к свету от этого станет еще сильнее и качественно лучше.
   Хотя день был напряженный, ужинать они не захотели, а легли спать. Кое-кто включал телевизор и смотрел новости, но и те быстро скисли и уснули.
   А Ваня не мог спать.
   Радостное волнение распирало его изнутри и не давало забыться. При этом он думал вовсе не о выигранных деньгах, которые позволяли ему уже не обращаться к деньгам Шута. Деньги - это не главное в жизни. Их всегда можно заработать, если не бояться работы.
   Ваня думал об осуществлении своей мечты.
   Прямо сейчас.
   Его детская идея обсуждалась знающими людьми, профессионалами, и они сочли ее лучшей среди равных. От этой мысли у Вани горячо стучало сердце, губы сами собой растягивались в улыбку, а глаза блестели в темноте.
   Словом, он был счастлив.
   Утром, после завтрака, они вновь поехали в сельскохозяйственную академию, где победителям вручили дипломы, сертификаты, чеки и прочие составляющие призов. Ваня уже не вникал в подробности, хотя слышал их и даже что-то запоминал.
   Он был просто счастлив.
   Профессор Кусков был до крайности встревожен его долгим отсутствием:
   - Наконец-то! Я так и знал, что ты будешь вместе со всеми... Как ты?
   - Нормально.
   - Кормили хорошо? Спали где? Тараканов видел?
   Ваня засмеялся:
   - Нет! Все было нормально, не беспокойтесь.
   Кустов глубоко вздохнул:
   - Ну, слава Богу. А то я боялся там даже показаться. Я был уверен, что ты победишь, и не хотел повредить тебе фактом нашего знакомства. Не надо, чтобы о тебе говорили плохо, будто ты победил по блату.
   Лицо Вани затуманилось:
   - А я победил по блату?
   - Ни в коем случае.
   Тут Кустов усмехнулся и добавил:
   - А насчет нашего знакомства и твоей будущей учебы ты не переживай. Среди финалистов конкурса почти половина - мои бывшие выпускники, либо учились у нас, и я им где-нибудь преподавал. Просто организаторы могли заметить мою симпатию к тебе и из-за этого задвинуть твой проект - мол, у нас не место всяким протеже.
   Ваня огорчился:
   - Выходит, моя победа теперь под постоянной угрозой разоблачения?
   Кустов засмеялся:
   - Поезд ушел.
   Ване пора было уезжать, и они вновь не успели осмотреть Ставрополь. Кустов проводил Ваню на автобус, пожелал доехать без приключений и пообещал навестить их в следующие выходные.
   - Передавай привет Глечикам! - сказал он на прощание.
   - Обязательно.
   - Ты готовишься к вступительным экзаменам? - строго спросил Кустов.
   - Да, Глечик заставляет.
   - Правильно делает. Не подведи нас, гений!
   - Постараюсь. Только я - не гений.
   - Посмотрим.
   С прекрасным настроением Ваня вернулся в Кариновку. У него было весьма бодрое состояние духа, и с лица не сходила улыбка, но хозяева этого не заметили и сделали ему выговор, хотя, по сути, он отсутствовал всего один рабочий день и отпрашивался заранее. Хозяева ничего не хотели слышать в его оправдание, потому что Дылда, остававшийся здесь за главного, ничем не занимался, как всегда, и нагрянувший вне плана холодный дождь обрушился на экзотическое растение магнолию, которая не выдержала такого испытания и начала сохнуть.
   - Мне нужен Интернет, - решительно сказал Ваня.
   - Ну... - замялась хозяйка. - У мужа есть...
   - Мне нужен Интернет, - жестко подчеркнул Ваня. - Иначе я ничего не смогу сделать.
   Они вдвоем с хозяйкой проникли в кабинет ее мужа, благо он был на работе, и включили компьютер. Ваня мгновенно набрал хорошо известный ему адрес и попал в энциклопедию растений. Быстро нашел эту несчастную магнолию и прочел все, что касалось ухода за ней.
   И - о чудо!
   Магнолия была спасена!
   Ваня не рассчитывал на это, но, раз уж его жизнь пошла по такой хорошей дороге и ему сопутствует успех, воспринял это как результат везения и оперативного вмешательства судьбы. Магнолия могла и погибнуть, невзирая на его усилия и вовремя принятые меры. Бог помог мальчику.
   Дылда тоже получил свой выговор, даже более строгий, чем Ванин, и перед хозяйкой он делал вид виноватый и раскаивающийся, что, например, Ване казалось отвратительным и унизительным, поскольку за порогом этой комнаты он вновь становился наглым бездельником, которому важнее всего было сохранить за собой этот заработок - самый высокий в районе по этой специальности.
   Их отношения не складывались никак, хотя они жили через стенку. Ваня радовался тому, что у них разные входы, они фактически живут в разных квартирах. Он просто не хотел лишний раз раздражаться от общения с этим недоумком, который мнил себя пупом земли, а Ване относился с презрением и пытался поучать его, причем не только по профессиональным вопросам, но и по обычным, житейским, словно его мнение являлось мерилом для всего мира.
   Он валялся в постели до полудня.
   Ваня недоумевал: разве человек может так долго бездельничать? Они ведь возвращались домой примерно в одно и то же время - из клуба "Родина". Но Ваня не мог просто валяться в постели, особенно когда на улице яркое солнце, свежий утренний воздух и масса удовольствия от простого движения в такой приятной обстановке.
   Он вставал в шесть утра, делал упражнения, которым научил его Глечик и еще раньше - охранники Шута и сослуживцы в армии. Ему было тесно и душно находиться в помещении, поэтому вскоре он перенес и их на улицу, тем более что вокруг времянки, на заднем дворе, было много места.
   Ему сразу же понравилось и работать тут. Хозяева не ограничивали его какими-то рамками, поскольку ничего в земледелии не понимали. По их мнению, на то они и наняли садовников, чтобы они занимались на их участке тем, что нужно для красоты и пользы их особняка.
   Отчасти это объяснялось тем, что они приобрели этот участок недавно, в прошлом году, на абсолютно новом, не жилом месте - в этом районе никогда еще не строили домов. Так что участок их оказался диким, не возделанным, на нем только было четыре больших старых дерева, которые не мешали строительству дома, и это спасло им жизнь. Хозяин и хозяйка соблазнились творческим подходом к возведению и окультуриванию своей усадьбы, они хотели сами проявить свои способности и спланировать все так, чтобы деревья "органично вписались" в окружающий их мир особняка.
   Они действительно пытались этим заняться. Им было жалко спиливать деревья, так как они видели своих соседей, на голых участках которых не было вообще ничего, кроме дома и ограды, и это выглядело ужасно.
   Но их обоих опустошило строительство. Они и не предполагали наличие таких важных и интересных мелочей, какие они хотели непременно продумать и придумать сами, пусть и под чутким руководством архитектора и дизайнера. Это было, конечно же, очень увлекательно, но на этом их творческий пыл иссяк.
   Они пока еще доводили до ума дом, а уж до участка у них не доходили руки, и неизвестно было, когда дойдут.
   Как вариант, можно было пригласить хорошего ландшафтного дизайнера, из Ставрополя, и проблема была бы решена. Но им не хотелось распыляться. Пока не доделан дом, нечего пускать усилия во все стороны! А они считали, что дом у них не доделан, потому что они еще не все комнаты обставили мебелью, и притом многие комнаты им уже надоели или разонравились, и им приходилось менять обстановку, и обязательно соответствовать определенному стилю - ох, сколько еще у них было впереди работы!
   Они сравнивали это с огранкой бриллианта.
   А участок они наметили на будущую весну.
   Тогда уж пригласят они и дизайнеров, и мастеров, и прочий персонал, и к концу будущего года у них на участке будет настоящая картинка, хоть в журнал посылай.
   Пока же они даже не интересовались, какие растения живут в их саду, кроме дорогих экзотических посадок, купленных в специализированном магазине в Ставрополе.
   Они посадили их просто так. "Если дизайнера не устроит такая планировка, то можно их пересадить, куда укажут!" А еще они хотели завести себе пруд, желательно и лебедей, и водопадик, и японский сад камней, и детский уголок для будущих внуков, и беседку, и живую изгородь...
   И обязательно какие-нибудь плодовые деревья. "Выйти в сад на прогулку, сорвать с ветки яблоко, или абрикосик, или персик, и понюхать, и съесть!" Поскольку прямо сейчас развести здесь, в саду, бананы и ананасы представлялось затруднительным, к тому же, они услышали вдруг, что ананасы растут не на деревьях, то и удовлетворяться им пришлось - пока, на первое время - традиционными видами растений.
   Но и в этом они решили превзойти всю округу - выбрали самые дорогие и прихотливые сорта, за которыми нужен постоянный кропотливый уход, и любая мелочь может их погубить. Ваня каждый день выискивал необходимую информацию и следил за растениями, проверял их утром и вечером, осторожно перебирал веточки и листочки - не закралась ли сюда какая-нибудь болезнь?
   Ему казалось, что растения ценят это и стараются не доставлять хлопот.
   Ему казалось даже, что они откликаются на данные им имена, как любые живые существа.
   А вот Дылде ничего не казалось. Он видел Ванины заботы по наведению и сохранению порядка, видел их результат, ухмылялся про себя:
   - Ну и дурак!
   И ничего не делал, свалив всю работу на плечи напарника.
   Ване было не трудно заниматься в саду, он привык к этому и любил это. Но он не понимал, как можно было валяться на боку без дела весь день. Ведь со скуки скиснешь! А на участке такая благодать: весна, солнце, воздух, растения, земля.
   Ваня даже физически не смог бы сидеть в это время в тесном помещении и лоботрясничать.
   Зато Дылда регулярно посещал танцевальные вечера в клубе "Родина", куда ходил и Ваня. Дылда собирал вокруг себя целые стаи девчонок. Он действовал на них глупеньких, своим неотразимым апломбом и наглостью. Ваня предпочитал держаться от него подальше.
   Раним утром Ваня неизменно выходил из времянки, даже в дождь и в холод, и выполнял длинный комплекс упражнений различных единоборств. Это требовало полной концентрации внимания, сосредоточенности на своих ощущениях, и Ваня максимально выкладывался, как будто от этого зависела его жизнь.
   Прошло всего два дня после его победы в конкурсе "Южный край".
   Об этом Ваня сообщил только Глечикам, с которыми вместе и отпраздновал свой успех. Да и некому было об этом успехе сообщать - Ваня пока не приобрел таких приятелей, с какими можно было бы поделиться своими переживаниями. Ведь Глечики сочувствовали ему, а с другими людьми говорить о поездке в Ставрополь он вообще не мог - это казалось ему бестолковым и даже безобразным хвастовством.
   Но зато его внутренняя самооценка заметно повысилась, стимулировала его творческую активность и подняла настроение.
   Он выполнял свои упражнения с удовольствием, чувствовал улучшения в себе самом и в окружающем мире. Он так увлекся, что лишь после шумного, с фырканьем, умывания заметил в дверях девушку, которая с неподдельным любопытством следила за его манипуляциями.
   Ваню ошеломило это открытие, до самого неприятного потрясения.
   Во-первых, он был одет лишь в старые спортивные шаровары и в поношенную футболку. Стоя босиком и без куртки перед представительницей прекрасного пола, он ощущал себя совсем голым.
   Во-вторых, сильную досаду вызывал любопытный вид девушки. Нельзя подсматривать за столь интимным занятием, как упражнения! Это неприлично!
   Тут уже Ваня досадовал и на себя - увлекся непростительно, обнажил всю свою внутреннюю сущность, оказался беспомощным перед посторонним взглядом. Никто не смеет вот так, без предупреждения, вторгаться в душу другого человека, в его собственный мир!
   Правда, он не знал, что за ним следят.
   Откуда она взялась, чужая девушка?
   - Простите меня, пожалуйста, - поспешила сказать она. - Я не хотела вас напугать. Я вижу, вы очень сердитесь. Я тоже сердилась бы в такой ситуации. Это не должно было произойти. Я уже собралась уйти, пока вы меня не заметили, но не успела. Пожалуйста, извините.
   - А зачем вы смотрели? - угрюмо спросил Ваня.
   Она покраснела:
   - Мне очень понравилось, как вы это делали. Я видела такое только в кино. Вы так красиво двигались! Вы каратист?
   - Нет.
   - А кто вы?
   - Садовник.
   - Ах, садовник! - странным, словно оценивающим тоном протянула она и скрылась за дверью, которая вела через коридор в кухню.
   Ваня разозленно вернулся в свое жилище, натянул на ноги кроссовки и остановился. Девушка была совершенно новым лицом в этом особняке. Ваня в первый же день познакомился со всеми его обитателями и понял, что его утренним занятиям никто мешать не будет, поскольку хозяева в это время еще спят, шофер еще не пришел, а кухарка вертится на кухне со своими делами.
   Кстати, она жалела Ваню и приберегала для него вкусные порции. А Ваня шутил с ней и делился простыми рецептами тети Гали Глечик.
   А Дылду она не любила, называла "петухом" и "выскочкой" и пророчила ему, лентяю, скорое увольнение.
   Впрочем, Дылда отвечал ей тем же.
   Так что Ваня не опасался нескромных взглядов и занимался по утрам в свое удовольствие. А теперь он не мог делать этого. Даже если никого вокруг не будет, ему все время будет казаться, что за ним подглядывают. Из окна, из двери, из-за угла, из-за занавески. Тайком. Пусть это смешно! Кому, на самом деле, надо за ним следить?
   Но его мнительность не давала ему покоя.
   Кто эта девушка?
   Надолго ли она тут?
   Она исчезнет - и снова все будет спокойно. Некому будет подсматривать. Если, конечно, она не растрезвонит о нем на всех углах. Тогда, наверное, придется увольняться по собственному желанию, чтобы избежать позора.
   В дверь постучали.
   Ваня подумал, что это кухарка принесла ему завтрак. Она знала о том, что он встает рано, и иногда не ждала его прихода на кухню за едой, а приносила сама, стараясь порадовать своей заботливостью мальчика, который единственный во всем огромном доме относился к ней как к полноценному человеку.
   Ваня запрещал ей носить завтрак, потому что это намекало на ее положение прислуги, а Ваня был нетерпим к таким вещам.
   Он уже почти отучил ее от этого.
   Поэтому его удивил негромкий, но долгий и упорный стук в дверь.
   - Кто там? - спросил Ваня.
   Стук повторился.
   Ваня встал и пошел открывать, ворча:
   - Ну я же вас просил не делать этого, потому что это...
   Он открыл дверь и буквально онемел. На пороге стояла та же девушка с подносом, на котором был его завтрак. Девушка посматривала на Ваню смущенно, румянилась и топталась на месте.
   - Вы все еще сердитесь? - сказала она. - Не надо, пожалуйста. Я понимаю, как вам было неприятно. Но с моей стороны это получилось тоже нечаянно, я ведь не знала... Давайте забудем об этом, а?
   Ваня чувствовал себя крайне неловко.
   - Спасибо большое, - произнес он хмуро и взял из ее рук поднос.
   Они с облегчением вздохнула и размяла побелевшие от усилий пальчики маленьких белых рук. А он, поставив поднос на стол, заметил неладное: на нем стояли две кружки со свежим горячим компотом, а в мисочке - двойная порция оладий со сладкой начинкой. В розеточку еще было наложено много повидла.
   Ваня поперхнулся.
   - Можно мне войти? - спросила девушка.
   - Да, пожалуйста, - машинально ответил он.
   Но при звуке ее шагов спохватился:
   - Зачем?
   Она улыбнулась:
   - Я напрашиваюсь к вам на завтрак. Неужели непонятно? Я испортила вам утро и хочу вернуть вам хорошее настроение. Вы не были таким букой, когда занимались каратэ!
   - Извините, - пробормотал он.
   Она всерьез огорчилась:
   - Ой, вы расстроились.
   С нее тут же слетела бравада и наигранность, и она принялась утешать Ваню:
   - Не злитесь, пожалуйста. Я честно не хотела вас видеть... то есть доставлять вам неприятности. Так получилось! Вы, наверное, думаете, что я дура. Я никому не скажу, честное слово, обещаю. Просто мне так понравилось, я даже захотела сама заниматься каратэ...
   Ваня с сомнением окинул взглядом тоненькую фигурку в толстом махровом халате до пят и с пушистыми домашними туфлями на ногах.
   Она откликнулась на этот взгляд:
   - Вам кажется, у меня не получится?
   Он ответил после недолгого колебания:
   - Мне кажется, вам просто не стоит начинать.
   - Почему?
   - Потому что для этого нужно много терпения и упорства.
   Она обиделась:
   - А! По-вашему, у меня нет терпения и упорства?
   - По-моему, нет.
   - Вы же меня совсем не знаете!
   - Ну, извините.
   Ваня сдержанно пожал плечами. Он не хотел обидеть гостью и охотно взял бы свои слова обратно, да было поздно.
   Девушка сказала примирительно, дрогнувшим голосом:
   - Вы меня не прогоняете?
   - Нет, конечно.
   В голосе Вани тоже явственно прозвучало раскаяние, после чего девушка оживилась и прощебетала:
   - Компот из кураги. Только что сварен. К обеду, конечно, потому что сейчас его никто пить не будет. Кому - кофе, кому - апельсиновый сок... А я люблю компот. Горячий. Тетя Маруся такая душка!
   - Вам не стоило тащить сюда эту тяжесть, - сказал Ваня.
   Она снова попробовала приподнять большой металлический поднос с завтраком. Он действительно был тяжелый, а перед дверью она еще и держала его одной рукой.
   - Ерунда, - ответила девушка. - Мне хотелось сделать вам приятное, чтобы сгладить плохое впечатление от первой встречи... К тому же, я тоже хочу есть, я всегда встаю рано и рано завтракаю.
   - Я вас раньше не видел, - заметил Ваня.
   Она улыбнулась:
   - Я вас - тоже.
   Он снова пожал плечами:
   - Я устроился сюда не так давно...
   - Я знаю. Спросила у тети Маруси.
   Он сказал с досадой:
   - Тетя Маруся - большая болтушка.
   Девушка засмеялась и предложила:
   - Может быть, мы позавтракаем? А то все остынет... За столом тоже можно разговаривать. Или вы хотите, чтобы я ушла?
   Ваня уже не хотел, чтобы она уходила, но и говорить об этом не хотел. Вместо ответа ему пришлось подвинуть к столу стул для гостьи и принести с улицы табуретку для себя.
   Оладьи были только что со сковороды, со сладкой начинкой. Ваня и девушка макали их в повидло и запивали компотом.
   Девушка щебетала, как птичка:
   - Тетя Маруся болтушка, конечно, но она такая хорошая! Всем старается угодить, хочет сделать как лучше. Но ее никто не ценит. Компот пью только я, а остальным надо готовить персонально. Тот пьет кофе, этот - со сливками, те - чай на молоке, те - исключительно зеленый чай... Бедная тетя Маруся! Я советовала ей уйти отсюда, потому что не могу терпеть, когда ее унижают. Но она не может уйти. У нее дети уехали на заработки на север, а внуков посадили на шею тете Марусе. Внуков - пятеро. Муж ее - горький пьяница. Кошмар! С работы сократили, пенсии на всех не хватает, а домишко - если бы ты видел! Крохотный пятистенок и ни клочка своей земли. Да и обрабатывать ее было бы некому. Так что ты не ругайся на тетю Марусю. Ей помогать надо и поддерживать.
   Ваня слушал ее с возраставшим удивлением, ее слова его приятно поразили. Он тоже так думал о кухарке.
   - Ты ее так хорошо знаешь? - спросил он.
   Она покачала головой:
   - К сожалению, редко приходится видеться. Я же бываю здесь наездами. Приезжаю, так сказать, в гости регулярно...
   - А кто ты?
   Она сделала вид, что не услышала этот вопрос, и продолжила:
   - А готовит она изумительно. Конечно, многие женщины здесь славятся своими кулинарными способностями, но она - это шедевр.
   - Да.
   Они как-то незаметно перешли на "ты" и больше не возвращались к официальному тону. Ваня даже забыл, что ему давно пора приступать к работе, и всполошился, когда у девушки на запястье, выглядывавшем из широкого рукава, пропиликали часики.
   - Ой, а сколько времени?
   - Семь.
   Он с сожалением поднялся на ноги:
   - Мне пора работать. Спасибо большое и за завтрак, и за компанию.
   Она с недоумением на него посмотрела:
   - Да ты что! В такую рань!
   Он улыбнулся:
   - У меня работа такая необычная. Нужно соблюдать постоянный порядок, иначе будет плохо... Растения живут по своему режиму, человек должен его знать и приспосабливаться к нему, чтобы получить от них как можно больше пользы.
   Она усомнилась:
   - Да? А я думала: посадил яблоню да и получай с нее раз в год урожай.
   Ваня наставительно произнес:
   - Каждое живое существо требует ухода. За собой человек может ухаживать сам. А растения... Да тебе это не нужно, а мне пора. За посуду не беспокойся, я сам занесу ее на кухню, когда проверю сад.
   - Ну, нет. У тебя и так забот хватает... Я возьму посуду с собой. А ты когда освободишься? Можно, я еще приду к тебе, поболтаем?
   - Ну... Если хочешь.
   - Я приду.
   Это выбило Ваню из колеи. Девушка прочно утвердилась в его мыслях, ее образ играл яркими красками, и эти краски привнесли в Ванино существование нечто новое и интересное, без чего жизнь казалась теперь пресной и серой.
   Девушка была необычная.
   Она была совсем не похожа на прочих обитателей этого дома.
   "Не захотела говорить, кто она, - думал Ваня, улыбаясь. - Наверное, подруга дочерей мэра или родственница его зятьев". Это обстоятельство смущало его - ведь он не любил "богатеньких" и всячески избегал контактов с ними, чтобы не наживать себе проблем. Глечик смеялся над этим, но не возражал - он сам жил в другом мире и занимался другими делами.
   Еще бы! У Глечика не было счетов с "богатенькими".
   Но девушка вела себя совсем не так, как все остальные "богатенькие". В ней Ваня не услышал и не увидел их обычной заносчивости и презрения к простым смертным. Наоборот, она так хорошо говорила о кухарке, тете Марусе, что это коренным образом изменило мнение Вани о ней.
   Впрочем, он никогда не стремился к уравниловке и только обрадовался тому, что не все "богатенькие" одинаковы, есть среди них и нормальные экземпляры.
   Вроде этой милой девушки.
   Она появилась перед ним в своей обычной манере - неожиданно, так что он вздрогнул. Но теперь эта неожиданность оказалась приятной. Она смотрела на него шутливо, исподлобья, вызывая у него улыбку. Он не понимал этого выражения лица, пока она не сказала:
   - У меня к тебе предложение.
   Это было замечательно, но почему же это предложение дается ей с таким трудом? Она долго не решалась произнести следующие слова, опускала или резко вскидывала голову, заложила руки за спину и скрестила ноги. Этой вызывающей позой она как будто маскировала робость, которая ей мешала и не нравилась.
   После следующих ее слов он все понял.
   - Я утром все узнала о тебе от тети Маруси, - сказала она. - Между прочим, она знает, что по вечерам ты уходишь на дискотеку, не знает только, куда. Если это "Родина", то я хочу, чтобы мы сегодня пошли вместе.
   - Это действительно "Родина", - ответил Ваня.
   Выражение лица у нее все еще было тревожным.
   - Ну, так как? - настаивала она.
   Он улыбнулся:
   - Я с удовольствием тебя провожу. Девушке по ночам лучше не гулять одной. Это опасно.
   Ее лицо тут же прояснилось:
   - Вот-вот! Но ты не думай, что это я прошу бескорыстно. Мне и правда нужен телохранитель. Я не уверена, что тебе заплатят сверхурочные, я попрошу, конечно...
   Он не принял такой шутки и нахмурился:
   - Для тебя весь вопрос в деньгах, что ли?
   - Нет, - сказала она. - Но ты такой бука, что мне хочется тебя расшевелить. Хотя бы моими грубыми шутками. Извини, я не думала, что это для тебя так принципиально. Так я рассчитываю на тебя вечером, ладно?
   - Ладно.
   Она вприпрыжку направилась к дому. Ваня смотрел ей вслед и качал головой. Девушка, конечно, прелесть. Какого усилия ей стоило пригласить его на танцы самой! И как она надеялась на его согласие!
   Неужели так страшно идти одной?
   Или она таким же образом всегда обрабатывает подходящих парней, чтобы в любых обстоятельствах добиваться своего?
   Ваня снова нахмурился и отбросил последнюю мысль. Нельзя думать плохо о симпатичном человечке, с которым ему хорошо, который вдруг стал очень близок в этом холодном равнодушном доме.
   "Что я, Дылда, что ли, чтобы сразу охаивать человека?"
   Кстати, это не его ли шаги за спиной, такие тяжелые и скрипучие?
   Ваня обернулся и правда увидел там Дылду, вытянувшего шею вслед девушке, и выражение лица у него было такое, что Ваня помрачнел.
   - Какая деваха! - присвистнул Дылда. - Кто это?
   - Приехала в гости, - пожал плечами Ваня.
   - Понятно, что приехала в гости! А кто это?
   - Не знаю.
   Дылда раздраженно плюнул.
   - Что значит "не знаю"? Ты же с ней разговаривал!
   - Ну и что?
   - Как это "что"? В первую очередь надо было узнать, кто она такая, как сюда попала, зачем приехала! Она же наверняка дочь каких-нибудь...
   - Ну и что?
   - Ты лось!
   Ваня тоже чувствовал раздражение:
   - А ты - интриган! Только и думаешь о своей карьере!
   Дылда фыркнул:
   - Карьера! Самая классная карьера - это держаться поближе к мэрам, пэрам, сэрам и всяким там еще. Тогда можно одним рывком занять самое лучшее место и получить деньги! А сделать это проще всего с помощью глупеньких хорошеньких родственниц!
   - По-моему, это отвратительно.
   - А по-моему, это план.
   - Ну-ну.
  
   Впрочем, неизменный апломб Дылды встревожил Ваню. Образ девушки затянуло туманом: она могла повести себя с Дылдой как угодно. Могла растаять, как шоколадка, а могла и отправить восвояси. Это зависело от того, чуткое ли у нее сердце, а у девушек в столь раннем возрасте оно редко бывает таким. Ваня старался быть объективным. Но он почему-то хотел верить в неизвестную девушку, и эта неизвестность его нервировала. По поведению Дылды в клубе он видел, что девчонки клюют на наглость, и Дылда этим беззастенчиво пользовался.
   А тут он и вовсе заявил о своих претензиях!
   Если у него получится, он пустит в ход любые средства и использует-таки девушку в своих интересах.
   Весь день Ваня не видел ее, это отнюдь не добавляло ему уверенности. И Дылда кругами ходил здесь, выжидая и вынюхивая.
   В конце концов, в уме у Вани сложилась картина: вот из дома, из задней двери, выходит девушка, идет к Ване, но дорогу ей заступает Дылда со словами: "Привет, крошка! Вот я тебя и поймал. Пошли со мной". Она сначала смотрит на него с изумлением, потом он делает маскарадный пируэт с поклоном, в руке у него откуда появляются цветы. Это вызывало у девушки улыбку. Она была очарована! Дылда по-хозяйски берет ее за талию, уводит в темноту, а попутно склоняется к ее уху и фамильярно говорит ей пошлые и хвастливые вещи, от которых девушка просто в шоке, но этот шок ей по вкусу, и она готова быть с Дылдой...
   Ване нечего противопоставить этому.
   Ну, разве что достать цветы...
   Это было банально, но он не догадался сходить к Глечикам, а срезал несколько гиацинтов с дикого газона возле магазина в соседнем квартале. Был уже вечер, Ваня совершал грабеж, осознавал это, но ничего не мог поделать. Цветы были нужны ему срочно, до базара, где их продавали якобы легально, было далековато, а до Глечиков и вовсе далеко... А тут он наткнулся на бесхозный газончик с фиолетовыми колокольчиками гиацинтов, не удержался и сорвал три веточки.
   Впрочем, угрызения совести лишь дополнили его и без того нехорошее расположение духа, так что и не стоило заострять на этом внимание.
   Он не любил таких подвешенных состояний и тяготился данным девушке обещанием. Зачем согласился? Она ведь из "богатеньких", а он - всего лишь садовник, человек низкого происхождения и без блистательного будущего.
   Он так колебался, что девушка, не увидев его в окрестностях, снова направилась к времянке и постучала в Ванину дверь.
   Ваня открыл и остолбенел.
   Он не сразу узнал девушку - она переоделась к выходу. Не решил ли он, в самом деле, что она пойдет в клуб в домашнем халате, да еще с чужого плеча? В облегающих джинсах, белой маечке с нарисованной паутиной и синей ветровке девушка преобразилась, стало очевидно, что она очень хорошенькая и может стать лидером в любой компании.
   Ей явно доставило удовольствие наблюдать за впечатлением, произведенным ею на Ваню, и она уже открыла рот, чтобы высказать свой комментарий, потому что она была настроена весело, как в эту минуту на сцену вышел Дылда, до той поры маявшийся от беспокойства и боявшийся упустить удобный момент.
   Он появился у нее за спиной так неожиданно, что она вздрогнула от испуга и сильно нахмурилась.
   А он как будто этого не заметил и проворковал:
   - Привет! Новое лицо! Да еще какое!
   Ваню от этого голоса передернуло с головы до ног.
   - Кто вы такой? - спросила девушка.
   - Прогуляемся? - предложил Дылда.
   Ее голос стал строгим:
   - Я спрашиваю, кто вы такой!
   - Твой рыцарь! - заявил Дылда дурашливо. - Пойдем, тебе понравится.
   Девушка в этом сомневалась, поэтому посмотрела на Ваню с надеждой на помощь, но у него был очень напряженный вид, словно он ждал дальнейшего развития событий. Он не считал себя вправе вмешиваться, пока не получил полномочий от самой девушки.
   Тогда она повернулась к Дылде всем телом и сказала:
   - По-моему, я задала вам вопрос. Вы не понимаете по-русски?
   Дылда был озадачен, но не настолько, чтобы отступить.
   - Слушай, не будем углубляться, а? - попросил он. - Я хочу с тобой познакомиться, а потом...
   Она перебила:
   - Может быть, поинтересуешься заодно, хочу ли я с тобой знакомиться?
   Дылда только захлопал глазами.
   Она продолжала:
   - Я пришла сюда за своим другом, он обещал проводить меня в клуб. Так что мне некогда.
   И повернулась к Ване:
   - Ты готов?
   - Да, вполне, - ответил он.
   Она улыбнулась, увидев у него на лице совсем другое выражение, чем было минуту назад. Теперь она могла быть спокойна - никто не посмеет ее обидеть.
   - Это тебе, - сказал Ваня и протянул ей веточки гиацинта, украденные с газона.
   Девушка засмеялась:
   - Какая прелесть! Спасибо большое!
   Тут ей пришла в голову идея:
   - Смотри.
   Она при помощи маленького значка в виде российского триколора приколола цветы на свою ветровку. Получилось замечательно.
   - А теперь пойдем.
   На Дылду они уже не обращали внимания, а он не смел вмешаться в их диалог, потрясенный нетипичным поведением девушки, которая не упала в его объятия, а отшила его без лишних разговоров.
   Девушка позволила предложить ей руку, но держалась все же на дистанции, не льнула к нему.
   - Это кто? - спросила она о Дылде.
   - Мой напарник по уходу за садом.
   - Ну и нахал.
   - Не думай об этом. Он больше на словах герой, чем на деле.
   Клуб "Родина" девушка хорошо знала. Да и ее здесь хорошо знали, это Ваня понял по тому отношению, которое проявили к ней работники заведения. Не то, чтобы это было уважение, но какая-то опаска, будто они предпочитали с ней не связываться. Она при этом не старалась выделиться, вела себя как обычно. Эта естественность, казалось, шла вразрез с неписаными правилами любого ночного клуба, однако ей нисколько не вредила, как мог заметить Ваня, постоянно следивший за своей спутницей.
   Она не отходила от Вани далеко и надолго, взглядом спрашивала у него разрешения потанцевать, если ее приглашал еще кто-нибудь. Он ни в коем случае не препятствовал. Вообще, ее такт его покорил. Таких девушек он точно никогда не встречал. Даже не верилось, что она из той же породы человеков, из которой вышли и Зуев, и Шут, и господин Царенко со своей семейкой.
   Конечно, она вела себя как следует и поэтому избегала опасных ситуаций, и вышеупомянутый такт, обычно не свойственный девчонкам на дискотеках, ни разу не покинул ее, ни на одну секунду она не изменила себе.
   Но Ваня все равно не спускал с нее глаз, готовый в любой момент прийти на помощь и, в случае необходимости, применить силу. Такт тактом, но мало ли что может произойти здесь, где с каждой минутой накаляется обстановка и парни накачиваются водкой, самогоном и прочей гадостью. На таких субъектов никакой такт не подействует, а вот парочку оплеух они поймут правильно.
   Всякий раз, оборачиваясь к Ване, девушка встречала его взгляд и улыбалась в ответ. Ваня не чувствовал в этом никакой натяжки, никакого притворства - похоже, девушке было хорошо с ним, и от этого сердце у Вани стучало горячо и больно.
   Они ушли из клуба позже, чем обычно, всего на полчаса, но зато долго гуляли по дороге домой, забрели в парк и прошлись по его главной аллее. Погода была чудесная, тихая, в небе сияли звезды, а в воздухе был стойкий аромат пышной сирени. Иногда девушка сгибала высоко расположенные ветки и с наслаждением внюхивалась в прохладные цветы.
   - Ты классно танцуешь, - заметила она. - Только очень мало. Почему тебя невозможно вытащить в круг?
   - Ну, я же танцевал с тобой...
   - Слишком мало!
   Она посмотрела на него искоса и добавила:
   - А еще мне сказали, что без меня ты совсем почти не танцевал.
   Он возмутился до глубины души:
   - С какой стати ты расспрашивала обо мне посторонних людей? Это... это шпионство!
   Она запальчиво возразила:
   - А ты все равно ничего о себе не расскажешь! Как же я могу узнать о тебе правду?
   - Ты тоже ничего не рассказываешь о себе!
   Она внимательно на него посмотрела и отвернулась. И обошла этот вопрос стороной, как будто он и не поднимался.
   - Если ты не любишь танцевать, зачем тогда приходишь в клуб? Людей посмотреть и себя показать? Но здесь по клубам бродят не люди, а инстинкты! Какое удовольствие в том, чтобы вариться в этом соку? Гораздо приятнее общаться с теми, кто действительно тебя понимает, для этого не ходят в клуб, потому что обстановка не та...
   - Мне нравится слушать музыку, - ответил Ваня. - Я вообще люблю музыку, всякую. И больше нигде не имею возможности ее слушать. Ну, разве только у Глечика...
   - Но ведь под музыку тануцют! Музыка и танец - они всегда вместе!
   - Музыка и душа вместе, - возразил Ваня.
   - Да, но музыки без танца не бывает!
   - Бывает. Я не люблю танцевать. Я люблю слушать. А еще люблю смотреть, когда красиво танцуют другие. Ты, например.
   Он надеялся, что комплимент повернет ее в другую сторону. Не тут-то было! Она не соглашалась, горячилась и от этой горячности не находила нужных слов.
   - Тебе должно быть стыдно! - наконец, воскликнула она. - Ты можешь творить чудеса в танце, ты чувствуешь музыку, у тебя есть талант! А ты зарываешь его в землю!
   Ваня защищался:
   - Ты, наверное, тоже какие-нибудь таланты зарываешь... Не нападай на меня, пожалуйста, по такому ничтожному поводу. Или тебе хочется поссориться?
   - Нет, я не хочу ссориться.
   Она понюхала очередную ветку сирени и улыбнулась:
   - С тобой так спокойно. Ты будешь провожать меня в "Родину" и домой? Тебе же все равно по пути, и ты тоже ходишь в "Родину".
   - Если хочешь. Но, как видишь, я не такая уж веселая компания.
   - Почему? - удивилась она.
   - Спорю с тобой, ничем не развлекаю...
   Она фыркнула:
   - Ну, если бы мне была нужна именно такая компания, то я пошла бы с твоим напарником... Нет, серьезно, ты считаешь себя совсем неинтересным?
   Ваня неопределенно пожал плечами.
   Она сказала:
   - А зря. Уж не знаю, чем действует на девчонок твой напарник, а он действует, видимо, неотразимо, но лично я ищу другого... Развлечься - это, на самом деле, не проблема. Я в Ставрополе такие развлечения видела - мне после них уже не смешно ходить по здешним клубам... Главное - чтобы быть не одной. В Ставрополе у меня есть подружки, а здесь...
   Она помолчала, затем произнесла:
   - Ты, наверное, не понимаешь, что такое страх. Ты ведь сильный, можешь всегда за себя постоять.
   - Я все равно знаю страх, - возразил он. - И страх, и ужас, и кошмар. От страха можно только избавиться, или спрятать его от других. В армии у нас говорили, что отсутствие страха - состояние клиническое.
   - Пусть так, - ответила она. - Но это у тебя настоящий страх, которого нельзя стыдиться. Это серьезный страх. А я боюсь всяких мелочей, там, в клубе, и здесь, на улице, когда иду домой в темноте... Одна.
   Ваня согласился:
   - Одной ночью лучше не ходить, даже если не боишься. Это опасно. И в клуб тоже лучше не ходить одной. Мало ли кто может пристать, потом не отвяжешься...
   - Вот именно.
   Ваня только тут сообразил:
   - Минуточку. Ты что, ходишь по клубам одна?
   Она кивнула:
   - Здесь - да. А в Ставрополе - с кучей подружек. С ними не страшно.
   - А здесь что же? Неужели совсем нет... провожатых?
   Вопрос затрагивал нескромные вещи, поэтому Ваня покраснел и охотно взял бы свои слова обратно. Однако девушка не обиделась.
   - Сейчас - есть. Ты. Ты ведь согласился?
   - А раньше?
   - Раньше приходилось выкручиваться.
   Ваня нахмурился.
   - Но никто как-то не находился, - продолжала она. - Парням все надо поиграть, ничего серьезного, только расчет и игра, или охота на добычу. Вот и ходила почти всегда одна. Хотя было страшно, конечно.
   Ваня и вовсе помрачнел. Ему вдруг пришло в голову, что в Ставрополе у девушки есть кавалер, а то и жених, она там, видимо, живет, и Кариновка для нее - всего лишь очередное приключение в цепи аналогичных... Клубы ставропольские... Подружки...
   Девушка что-то почувствовала, мгновенно обернулась и пристально вгляделась ему в лицо, но темнота помешала ей разобраться в его состоянии.
   - Только сегодня, вот сейчас, я поняла, что значит находиться под надежной защитой. Я никогда раньше такого не знала! Это здорово! Можно делать что хочешь, без оглядки на всякие там мелочи... А раньше было нервно.
   Она так взбесила его своим оживлением, что он резко произнес:
   - Почему же ты не наняла себе телохранителя?
   - Что?
   - Не сомневаюсь, твоим родителям хватит средств на это. В конце концов, мне надоело быть рабом! У меня что, на лице написано, что я прислуга? А вы, "богатенькие", привыкли, что все должны преклоняться перед вами и исполнять любые ваши капризы только потому, что у вас есть деньги или какая-то власть! Знаешь что? Не хочу я становиться твоим сторожевым псом! У тебя такое настроение, как будто ты скажешь "фас", и я обязательно побегу... Попроси об этом Дылду, может быть, он и согласится на такой контракт. Конечно, согласится, ради карьерного прыжка. Для обеспечения своих интересов он с удовольствием будет ходить на веревочке и унижаться. А я - не хочу. Извини.
   Она подошла совсем близко и снова пристально вгляделась в него. Сначала его возмущение заставило ее сдвинуть брови, но потом она все поняла и даже слегка улыбнулась, снисходительно, как взрослая - ребенку.
   - Вот в чем дело, - протянула она.
   Ваня уже тяготился ее присутствием, а уйти не мог. Не бросать же, правда, девушку в одиночестве, ночью, на улице. Если с ней что-то случится, он себе этого не простит. Так или иначе, проводить ее домой надо.
   Но он домой не спешила.
   - Ты меня неправильно понял, - сказала она.
   - Не будем об этом, - резко ответил он. - Это не имеет значения.
   - Имеет, - настойчиво возразила она. - Нельзя вот так расходиться, не выяснив всего, как есть. Я не хотела тебя обидеть. Я даже не знаю, какое из моих слов задело тебя за живое. Но к тебе я отношусь не потребительски. Если тебе неприятно быть со мной, то я, конечно же, заставлять тебя не стану...
   Тут ее осенила новая мысль, от которой ее лицо омрачилось.
   - Я дура! С какой стати я тебе навязываюсь? У тебя же, наверное, есть девушка! Ты же, наверное, с ней и ходишь в клуб! Извини меня, ради Бога. Я идиотка. Не догадалась сразу, в чем дело. Извини, пожалуйста. Пойдем домой, побыстрее. Не буду тебя больше задерживать. И я устала. Забудь обо всем, что я говорила. Это неважно. Я больше не буду вмешиваться. Это мне еще один урок... Впредь буду умнее. Еще раз извини меня, пожалуйста.
   - Нет у меня никакой девушки! - выпалил Ваня.
   - Не надо меня успокаивать, я не расстроилась!
   Но она вышагивала по дороге так яростно, что было видно - она расстроилась. Ваня - тоже. Его, честно говоря, в очередной раз ошеломила атака этой странной девушки. А вот то, что она относилась к нему не потребительски, требовало доказательств. Уж больно радовалась она возможности ходить на танцы под надежной защитой.
   Ваня хотел ее окликнуть, но в этот момент понял, что не знает ее имени.
   От этого факта он даже остановился.
   Невероятно!
   Они общались целый день и не испытывали ни малейшей потребности назвать друг друга по имени. Вот это да.
   Между тем они дошли уже до улицы Звездной. Девушка свернула туда, по-прежнему вышагивая широкими шагами и размахивая руками, но вдруг остановилась, снова повернулась к Ване, подвела за рукав к лучу фонаря и вновь требовательно вгляделась в лицо своего спутника. Он не выдержал и сказал:
   - Как ты любишь докапываться до самой глубины. Что еще?
   - Да, - ответила она. - Лучше докопаться до самой глубины, чем без причины крыть всех матом... Послушай, я так не могу. Если я не скажу, то не буду спать... Девушки нет?
   Глаза ее сурово смотрели прямо в лицо.
   Усталый Ваня улыбнулся:
   - Нет.
   - Правда нет? Ты уверен в этом?
   - Правда нет. Какая разница?
   - А такая! Я не чувствую себя виноватой перед тобой и главное - перед ней...
   Ваня вздохнул:
   - Тебе вообще не нужно чувствовать себя виноватой. Просто мы с тобой разные люди, дружить дальше вряд ли будем, поэтому давай больше не будем видеться. Ни к чему это.
   - Что значит - "ни к чему"? И почему это мы не будем дружить дальше? С чего ты взял? Только из-за того, что ты - садовник, а я, как ты говоришь, "богатенькая"?
   Ваня снова помрачнел:
   - Да.
   - И что это меняет?
   - Всё. К тому же, ты живешь в Ставрополе, я же не знаю, вдруг у тебя там есть... друг. Зачем, по-твоему, я стану напрашиваться на неприятности?
   Она глубоко вздохнула и заулыбалась с заметным облегчением:
   - Какая чушь. Сейчас я не могу ничего объяснить, я слишком устала, очень хочу спать. Скажу еще что-нибудь не то... Нет. Но это не конец разговора, имей это в виду. Тебе, кстати, тоже не мешает выспаться.
   - Тогда спокойной ночи.
   - Спасибо. Тебе тоже.
   Они расстались с твердым намерением лечь спать и отдохнуть как следует. Но оба не смогли уснуть. Вечер их взбудоражил. Ваня вертелся с боку на бок и прокручивал в уме каждое слово, каждое движение. Девушка была замечательная в любом отношении, он таких точно нигде и никогда не встречал. Но в этом случае его тем более удивляла ее симпатия к нему. Ведь он - никто, ничего не может предложить ей в плане материального обеспечения, и к карьере он не стремится, в отличие от Дылды.
   Или с ее стороны это действительно всего лишь эксплуатация?
   Задремать удалось только под утро, но и за это короткое время Ване приснился сон: словно он идет по широкому лугу, вокруг - необъятные зеленые просторы, над головой - синяя глубина чистого неба, а еще - ароматы трав и свежий ветер в лицо... В какой-то момент Ваня, переполненный ощущениями, даже взлетел и начал парить, вдалеке замечая как будто деревеньки, или просто избушки, но они не отвлекали его от полета и восторга красоты.
   Словом, ему снилось все то, что больше всего нравилось в снах.
   Утром он встал с улыбкой, как всегда, бодрый и полный сил, а приятный сон лишь усугубил это хорошее состояние.
   Поэтому он с прежним энтузиазмом вышел заниматься своими любимыми физическими упражнениями, и теперь его не смущало, что, может быть, его опять кто-нибудь застанет.
   Чего ему бояться?
   Царенко - не Шут.
   Во всяком случае, он не Шут так уж явно, чтобы это бросалось в глаза.
   Как только он завершил свой комплекс и направился к умывальнику, неподалеку послышалось постороннее движение, и Ваня уже знал, кто это здесь тоже поднимается в такую рань.
   - Доброе утро, - сказал он дружелюбно. - Ты опять следила за мной?
   Она приблизилась и любезно предложила ему:
   - Давай, я полью тебе на голову. Ой, какая холодная вода! Ты заболеешь!
   - Ничего, я привык.
   Ему было неловко от того, что она помогает мыть голову, но она вновь вела себя с величайшим тактом, так что ему не к чему было придраться.
   При этом она объяснила:
   - Я следила за тобой по часам, чтобы знать, сколько времени у тебя отводится на каратэ.
   - Это не каратэ. И каждый раз бывает по-разному.
   - Ну, для меня важен средний результат, - беспечно сказала девушка. - Зато теперь я не буду за тобой следить и не спугну тебя нечаянно посреди занятий.
   - А ты собираешься и дальше выходить по утрам для разговоров?
   - Да. Ты возражаешь? Неужели тебе совсем не нравится со мной разговаривать?
   Она уже готова была огорчиться, но Ваня сказал:
   - Мне нравится. Ты не похожа на всех остальных в этом доме.
   Он запнулся. Она замерла, прислушиваясь и гадая: продолжит или не продолжит? Он продолжил:
   - Ты вообще ни на кого не похожа. Я таких, как ты, никогда не встречал.
   Она ждала именно этих слов и поэтому просияла:
   - Спасибо. Мне с тобой интересно. А по утрам я ни с кем, кроме тебя, поговорить не могу - все еще спят. Мне скучно бродить по комнатам одной. Лучше я буду выходить и помогать тебе в саду. Можно?
   - Не надо, - ответил он. - Зачем еще? Тебе это - игра, а мне здорово влетит за это, когда в доме узнают, что ты помогаешь садовнику.
   Она пообещала:
   - Никто не узнает.
   - Ты хочешь, чтобы меня уволили?
   - Упрямая башка! Тебя не уволят. Ладно, я не буду тебе помогать. Но говорить-то мне с тобой можно?
   - Я вижу, ты совсем не боишься скандалов.
   - Какие такие скандалы?
   - А ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда станет известно о нашей дружбе? Дом развалится!
   Она засмеялась:
   - Не развалится, он крепкий! Ему даже полезны небольшие встряски, хоть не так тоскливо будет... А ты сам, наверное, скандалов очень боишься.
   - Хорошенькое дело! Тебе - развлечение, а мне - увольнение. Или ты не в курсе, что здешний хозяин - мэр Кариновки?
   - Я в курсе.
   - Он может перекрыть мне все пути вперед в здешних местах.
   - Есть другие места. Но он не перекроет. Не так страшен черт, как его малюют.
   - Ну да.
   Она добавила:
   - И я за тебя заступлюсь.
   Он засмеялся:
   - Заступница! А за тебя-то кто заступится, если он разозлится?
   - Его жена.
   Он только покачал головой. Она смотрела на него снисходительно, и между ними таял последний лед. Несмотря на легкость и шутливость их слов, они собирались решить нечто очень важное для обоих. Они встретили друг друга лишь вчера, и до сих пор не знали имен, но все же теперь они чем-то друг в друге дорожили, чем-то неизвестным, и непонятным, и хрупким, как новая травинка.
   Она ходила следом за Ваней и с интересом наблюдала за тем, как он обслуживает растения, иногда задавала вопросы.
   Сначала он не хотел отвечать ей, отнекивался:
   - Тебе это не нужно!
   - Пусть не нужно, зато интересно. Тебе жалко, что ли, рассказать?
   И он рассказывал, объяснял, по привычке увлекаясь своим любимым делом - ухаживанием за землей.
   Девушка тут же уловила это и уверенно сказала:
   - Ты родился и вырос в деревне.
   - Да. Это плохо?
   - Нет, это замечательно. И еще лучше то, что ты этого не стыдишься. А то я видела ребят и девчонок из сельской местности в Ставрополе. Так они корчили из себя невесть что и всячески открещивались от своего происхождения, как будто это, на самом деле, имеет какое-то значение.
   - Разве нет?
   - Для меня - нет.
   - Ты не одна в мире. Я могу понять этих ребят, потому что они хотят достичь успеха, видят успех в большом городе, а большой город презирает деревенщину. Иногда и мне приходилось испытывать такое отношение к себе. Поэтому бедняги и стыдятся.
   - А ты? - допытывалась девушка.
   - А мне не нужен их успех. Я не рвусь в большой город. Мне очень нравится работать в саду, и я уверен, что именно здесь могу принести пользу...
   - Ты молодец, - уважительно сказала она.
   - Спасибо.
   Они переходили от одного растения к другому и не замечали, что издалека, но весьма зорко за ними следит Дылда.
   Впрочем, даже если бы они его увидели, то ничего не предприняли бы для того, чтобы обезопасить себя от неприятностей. Они с высоты своей прямой натуры не верили пока еще в реальность интриг и хитросплетений и считали, что ничего он им не сделает, потому что трус, и вообще, он недостоин внимания...
   Завтракать она ушла домой, вздохнув.
   А вечером они снова отправились в клуб "Родина", теперь уже не опасаясь размолвок и недоразумений. По крайней мере, лед между ними был растоплен, не осталось никакого недоверия. Ваня улыбался своей мальчишеской глупости, имевшей место накануне. Как он мог подумать, что она, эта милая девушка, его эксплуатирует? Какая чепуха! Она - прелесть.
   А еще она сохранила его гиацинты. Они по-прежнему были приколоты значком к ее ветровке и почти не завяли.
   Тут-то они и узнали имена. Девушку звали Наташа, это имя ей очень подходило, так как Ваня, узнав его, больше не мог представить себе девушку под другим именем, или вовсе без имени, как раньше. Он повторил:
   - Наташа. Наташа.
   Как будто тренировался его произносить.
   - Самое обычное имя, - сказала она. - И, говорят, самое популярное. По статистике, Наташ в России и прочих русскоязычных странах больше всего.
   В клубе снова был Дылда, на которого они упорно не обращали внимания, и снова следил за ними. Любого здравомыслящего человека такое преследование могло насторожить, но Ваня и Наташа словно переселились в другой мир, созданный специально для них и ни для кого больше, и тем более Дылде в нем было не место.
   А вот Глечика они заметили, хотя он, увидев, что Ваня не один, не подошел к ним, а только помахал рукой в знак приветствия. Эта встреча была неожиданна, ведь Глечик обычно не ходил по клубам. Ваня решил поинтересоваться и попросил Наташу:
   - Подожди минутку, я сейчас.
   - Я с тобой.
   Они подошли к Глечику, который улыбался им.
   - Привет, - сказал Ваня. - Работа не дает спать?
   - Привет, - ответил Глечик. - Да вот, кое-кого выловили, с поличным. Он долго уходил от нас, как будто издевался. Да еще и строил из себя безобидного жулика, а сам... В общем, теперь он не выкрутится. Негодяй. Осталось только узнать у него, куда он сбыл свой товар.
   Ваня поежился:
   - Много товара?
   - Четверо.
   - Ого! - поразился Ваня. - Ну и размах!
   - Бизнес.
   - А он согласится все рассказать?
   - Скорее всего, нет, но мы его заставим. Мне пора, Майоров. Приходи в гости.
   - Обязательно. Привет тете Гале.
   - Угу.
   Наташа все это время пряталась за плечом Вани, в тени, и рассматривала Глечика исподлобья, пока он не ушел. Судя по их разговору, парень работает в милиции, и это уже ставит на него несмываемое клеймо.
   - Это твой друг? - спросила Наташа.
   - Да.
   - Милиционер?
   Ваня удивился ее требовательности.
   - Нет, - сказал он. - С чего ты взяла?
   - Неважно. Я много таких видела, "служаки народа" продажные.
   Ваня возразил:
   - Ну, не надо всех уравнивать. Я раньше тоже так думал, пока с Глечиком не познакомился. Он совсем не продажный.
   Она отмахнулась:
   - Не будем об этом. Это неважно.
   Ваня в первый момент разочаровался от того, что его лучший друг так огульно охаян лучшей девушкой на свете, только по причине его принадлежности к правоохранительным органам или к чему-то такому, на них похожему...
   Но через минуту он забыл о существовании правоохранительных органов и даже Глечика, увлеченный продолжением беседы с Наташей.
   Они вернулись домой без происшествий и немного раньше обычного. Во дворе они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись в разные стороны, Ваня - к своей времянке, Наташа - в дом.
   При этом Дылда по-прежнему не сводил с них глаз. Ему казалось, что он копит на них компромат, чтобы в решающий момент выступить на сцену и получить желаемое.
   Входя в дом, Наташа взглянула на фасад, машинально, без особого интереса, но одно светящееся на черном фоне окно ее удивило. Она скорчила гримасу. Это было окно хозяина дома.
   - Ну что же, со сном придется подождать, - пробормотала Наташа, прошла мимо всех комнат именно к кабинету мэра и постучала в дверь.
   - Можно? - спросила она, не дожидаясь ответа и входя.
   Царенко сидел за столом и просматривал новости в местной газете. Еще целая стопа периодических изданий лежала перед ним на столе, в ожидании своей очереди.
   - Ты засиделся сегодня, - сказала Наташа.
   Он обернулся на звук ее голоса и отвлекся, наконец, от прессы.
   - А, это ты, Наталья. Да, вот сижу, развлекаюсь... Такую ахинею пишут, даже читать тошно... Ничего не соображают, а все туда же, сенсации стряпают, под бульварные романы косят... В Невзоровы метят, писаки недоделанные...
   Наташа вздохнула:
   - Ну, я смотрю, ты в дурном настроении. Пап, расстраиваться из-за газет нет никакого смысла, это глупо! Особы твоего ранга и положения всегда находятся под прицелом репортеров. Да ты и сам это понимаешь не хуже меня.
   - Это не повод для того, чтобы в каждом номере поливать меня грязью с головы до ног, - отозвался Царенко.
   - Любого мэра поливают грязью, даже самого лучшего... Это издержки профессии, папа. К тому же, ты ведешь себя, видимо, не безупречно, раз в каждом номере им есть что сказать.
   Он поморщился:
   - Ты - проповедница... Мы уже, помнится, уже говорили на эту тему.
   - Значит, мало говорили, ведь ничего с тех пор не изменилось.
   Он помолчал, откладывая газету в сторону.
   Наташа напомнила:
   - Мама сегодня предупредила меня, что у тебя есть ко мне разговор.
   - Да.
   - Мне тоже надо тебе кое-что сказать. Но вот беда - тебя невозможно застать, такой ты занятой. Ты уходишь из дома без завтрака, обедаешь в ресторане, приезжаешь усталый и сразу ложишься спать. Может быть, тебе стоит написать и вывесить на видное место расписание часов и минут приема? Например, с семи тридцати до семи тридцати пяти в ванной, а ровно в девять - в прихожей, перед выходом...
   Он смотрел на нее горестно:
   - Это упрек?
   Она снова вздохнула:
   - Нет, папа. Это не упрек, это просто жалоба. Согласись, это неправильно: я приезжаю сюда только раз в год, а наша семья как будто законсервировалась! Ни у кого ни для кого нет времени! Мы ни разу не собрались на какое-нибудь чаепитие, мы не сплетничаем, не перемываем косточки...
   Он замахал руками:
   - Фу, моветон!
   - Вовсе нет! - разозлилась она. - Это нормально для нормальной семьи! Скажи, неужели тебе действительно не интересно знать, как мы все живем? Ты никогда не спрашиваешь а моих подружках в Ставрополе. Тебя не волновали и не волнуют мои мысли...
   - Это неправда.
   - Почему же тогда я чувствую твоего внимания?
   - У меня нет времени!
   - У вас у всех всегда наготове этот ответ! Такое впечатление, что у нас не семья, а фирма, в которой каждый занимает свою должность определенного члена семьи!
   Он задумчиво отметил:
   - Хорошее наблюдение. Пожалуй, тут ты права.
   - Какой смысл в том, что мы живем в одном доме? Для настоящей семьи не существует расстояний - даже если все живут в разных городах, они все равно семья и переживают друг за друга всерьез. Я не шучу, пап. Я вижу такое у многих ребят в Ставрополе, и мне завидно, честное слово! Им хватает денег всего лишь на один звонок домой в месяц, но зато уж они услышат родной голос и целую неделю ходят от этого с улыбкой от уха до уха! Счастливые! А я...
   Он с гримасой перебил:
   - Давай-ка сядем. Вон туда, где мы всегда говорим на такие взрослые темы...
   он перешел из-за стола на кожаный диван, а она, по обыкновению, присела рядом с ним на ручку, сложила руки на плече отца и положила на них подбородок. Он умилился от такой интимности и доверительности и потрепал дочь по щеке.
   А у нее на лице было уныние:
   - Что значит - "взрослые темы"? Я уже давно не ребенок!
   - Милая, тебе восемнадцать лет, а мне за пятьдесят. Даже если бы ты не была моей дочерью, такая разница в возрасте сама по себе уже достаточная причина считать тебя ребенком.
   - А когда мне будет тридцать?
   - Тогда - посмотрим.
   Она прекратила спорить об одном слове.
   - Ладно, папа. Дело все равно не в моем или твоем возрасте. Дело в здравом смысле. У меня, как мне кажется, здравый смысл есть. У меня есть даже кое-какой житейский опыт, все-таки я уже второй год живу самостоятельно... Поэтому я могу судить о том, что такое хорошо и что такое плохо.
   Она увидела снисходительную усмешку на лице отца и спросила:
   - Ты не согласен?
   - Крошка, все это - просто красивые слова, на которые ты всегда была мастерица. Не зря ты с пеленок читала всякие книжки! Конечно, ты еще и в детстве была умница.
   Она неожиданно обиделась:
   - Ага, умница! Вы всегда подчеркивали, что я - умница, но все равно не прислушивались к моим словам, ни разу, даже когда я на самом деле была права. Но вы подчеркивали, что я умница, как уникальное качество вашей домашней собачки!
   Он взглядом выразил самое подлинное возмущение.
   - Милая, - сказал он. - Это жестоко с твоей стороны. Ты предъявляешь ко всем слишком высокие требования. Это неправильно. Прежде всего, мир, к сожалению, устроен не так идеально, как нам всем хотелось бы. В нем много несовершенств. И если твой отец не успевает абсолютно везде и абсолютно во всем, то не надо набрасываться на него вот так сразу... с претензиями. Хотя кое-какие основания для претензий у тебя действительно есть. Как отец я уделяю тебе маловато внимания.
   - Увы, - вздохнула она.
   Он с облегчением согласился:
   - Увы. Я не идеальный отец. Но это совсем не значит, что я тебя не люблю. Это неправда. Даже не думай об этом.
   Она снова вздохнула.
   Ей очень хотелось ему поверить, но она не чувствовала ничего похожего. Она старалась не замечать за его словами пустоту, потому что ей хотелось, чтобы он действительно ее любил.
   Он вовсе не был к ней равнодушен, напротив, именно к ней он испытывал легкую, почти неуловимую привязанность, которую, однако, мог уничтожить любой пустяк. Царенко так давно не общался с простыми людьми, что уже успел забыть, какими бывают отношения в обычных семьях. Поэтому ему казалось, что у них в семье все хорошо, так, как и должно быть.
   Просто однажды, в надлежащий срок, с неизбежностью судьбы, рядом с Царенко появилось некое живое существо под названием "младшая дочь", и получило все необходимые атрибуты младшей дочери: прозвище "принцесса", щедрое баловство со стороны всех окружающих, капризный характер и кое-какой ум, которым можно было хвастаться перед гостями дома...
   Таким образом, Наташа существовала здесь в виде мифа, созданного стереотипом "младшей дочери", и к ней никто не относился серьезно. В силу этого ей многое позволялось и сходили с рук поступки, за которые другим членам семьи пришлось бы нести нешуточную ответственность.
   Но при этом никто не знал, какая она на самом деле, и даже не задумывался над этим.
   - Ты в чем-то права, разумеется, - внушительно заметил Царенко. - Но не надо перегибать палку. Когда подрастешь, ты поймешь это. А сейчас у тебя... как это... переходный возраст...
   Она хотела возмутиться, но он не дал ей вставить ни слова.
   - Не возражай мне, я лучше знаю. Из-за переходного возраста у тебя возникли проблемы, и ты, может быть, ощущаешь нехватку внимания... Девушкам в этом возрасте всегда не хватает внимания. Но это все пройдет. Очень скоро.
   Она глубоко вздохнула и с разочарованием отвернулась.
   Он не заметил этого и продолжил:
   - Мы все когда-то прошли через это и, как видишь, до сих пор живем и благополучно здравствуем... Миленькая моя, я ведь нахожусь на очень специфической должности...
   Он запнулся, и она воспользовалась этим, чтобы съехидничать:
   - Очень специфической. Наверное, потому, что Кариновка - единственный город в мире.
   Он недовольно двинулся и сказал:
   - Я не это имел в виду. Я занимаю ответственный пост и не могу распыляться еще на что-нибудь... Но тебе, да и всем прочим не в чем меня упрекнуть. Все от меня зависящее я делаю всегда. В особенности это касается моей семьи. Вам решительно не на что жаловаться. У нас просторное, красивое, комфортабельное жилье. У нас нет проблем с питанием, у нас вообще ни с чем нет проблем. И не должно быть, я это обеспечиваю. Это моя обязанность как главы семьи. Это в целом. Теперь перейдем конкретно к тебе.
   Она с готовностью кивнула:
   - Перейдем.
   - Ты у нас замечательная младшая дочка! Если вспомнишь, здесь всегда исполнялись все твои желания, даже самые причудливые. Ты ни в чем не знала недостатка. Конечно, мы испытывали удовольствие от того, что баловали нашу прелестную принцессу...
   Она поморщилась:
   - Папа! Не надо. Это было глупо. Вы испортили бы меня, наверное, если бы я чувствовала чуть больше внимания, а ничего больше мне не было нужно даже тогда! Я уже жалею, что затронула эту тему.
   Он спохватился:
   - Не заканчивай разговор! Я, действительно, увлекся. Но я хотел сказать тебе кое-что важное.
   - Я тоже.
   - Сколько тебе осталось учиться?
   Она обрадовалась:
   - Ой, вот хорошо, что ты сам заговорил об этом! Я давно готовилась тебе сказать... Пап, я не хочу учиться на экономиста. Я это дело не люблю.
   Он удивился:
   - Вот как? Странно. По-моему, твой практичный склад ума как раз предполагает занятия экономической деятельностью...
   Она скривилась:
   - Это скучно! Я не жалуюсь на трудности, мне легко дается учеба, я все понимаю, но мне не интересно! Мне гораздо больше нравится изучать право...
   Он встрепенулся:
   - Юриспруденция? Это хорошо... Я подумаю об этом. Ты действительно этого хочешь?
   Она, уже улыбаясь, с энтузиазмом кивнула.
   - Ладно, - согласился он. - Я подумаю, что можно сделать. Почему ты так долго ждала с этим сообщением? Уже ведь сколько-то отучилась?
   - Год.
   - Ну, вот, а теперь меняешь профиль, да еще так резко. Буквально из физиков в лирики. Кстати, а ты себе там какого-нибудь хахаля не присмотрела?
   Она подалась назад и покраснела:
   - Папа! За кого ты меня принимаешь?
   Он засмеялся:
   - А что тут такого? Ты красивая, бойкая девочка, живешь не под присмотром родителей, без контроля, так что нет ничего удивительного... Ну, ну, не уходи.
   Она воскликнула:
   - Нет у меня никого! Да и что это за слова такие - "хахаль"? Если у меня кто-нибудь будет, то не хахаль, а жених, будущий муж! Какая гадость, папа! Я не гуляка какая-нибудь!
   Он успокаивал ее:
   - Я знаю, знаю я. Ну, что ты такая вспыльчивая! Слова сказать нельзя. Я пошутил. Я что, не имею права знать, как обстоят сердечные дела у моей девочки? Я все-таки отец, а не посторонний человек! Хоть бы матери сказала, что ли...
   - Нет никого! Ты что, не слышишь меня?
   - Слышу, слышу. Нет никого - вот и хорошо, вот и прекрасно, так даже лучше. Так ты меня лучше поймешь и сразу же примешь мое предложение. А то если бы у тебя был, как ты выражаешься, жених, ты, наверное, стала бы упираться, и в головке у тебя засели бы всякие романтические бредни, от которых никакого толку, только вред один...
   В его тоне появились нравоучительные нотки, а Наташа ощутила какие-то смутные предчувствия от этого тона и уточнила:
   - Ты сказал - предложение? Что за предложение?
   Он улыбнулся:
   - Ты будешь смеяться, милая. Я уже нашел для тебя жениха. Даже сразу двух.
   Она и впрямь засмеялась и с облегчением сказала:
   - Слава Богу, а то я уже подумала, что ты серьезно.
   - Я серьезно.
   Но она не поверила и пошутила:
   - Если не ошибаюсь, у нас запрещено двоемужие, многомужие и многоженство. По Конституции Российской Федерации.
   Он пожалел о взятом веселом тоне и сказал, на сей раз без улыбки:
   - Нет, послушай меня. Ты не понимаешь. Дело в том, что сейчас у нас тут появилось два парня... Они мне понравились. Деловые ребята. Один - новый заместитель советника по делам... Ты не хмурься, он с курортами и санаториями связан, молодой и перспективный, далеко пойдет, через год-два место в Москве ему гарантировано...
   Наташа, наконец-то, уяснила себе, что это не шутка, и сильно хмурилась. Ей казалось, будто в груди у нее шевелилось что-то вонючее и неприятное, от чего хотелось избавиться немедленно.
   - А второй? - с иронией спросила она. - Может быть, он - вообще будущий президент России?
   Он поощрительно потрепал ее по щеке:
   - У тебя поразительная сообразительность, дочка. У него действительно есть такие планы, но сначала - парламент. В этом году зимой будут проходить думские выборы, так у него есть все шансы пройти туда, через одномандатный округ...
   - И что? - резко сказала Наташа.
   - Я хочу сблизиться с ними и закрепить с ними связь.
   - А я здесь при чем?
   - Ну, как это - "при чем"? Не притворяйся дурочкой. Таких самоуверенных и успешных молодых людей надо брать тепленькими, пока они не опомнились, а то ведь простое знакомство - вещь весьма зыбкая, они от любого знакомства сумеют откреститься, если посчитают его компрометирующим, или... А вот родство - совсем другое дело. Игнорировать своего тестя они не смогут.
   У Наташи, и без того сильно нахмуренной, потемнели глаза, а губы стали тонкими и злыми. Она спросила:
   - Может быть, нужно было согласовать со мной эти планы?
   - Нужно. Я и согласовываю это с тобой сейчас.
   - Ты не согласовываешь, - возразила она. - Ты поставил меня перед фактом и, судя по твоему выражению, ты даже не допускаешь и мысли о том, что я могу думать и поступать по-другому.
   Теперь уже он ничего не понимал:
   - А зачем тебе поступать по-другому?
   - Ну, затем хотя бы, что ни одного из них я не люблю.
   - А при чем здесь любовь? Я разве о любви говорил?
   - Ты говорил о замужестве.
   - Вот именно.
   - То есть, по-твоему, замужество и любовь никак не связаны?
   Он глубоко вздохнул:
   - В данном случае - нет. Ты же и сама призналась, что у тебя никого нет. Следовательно, тебе не придется ни перед кем объясняться.
   - А если бы был кто-нибудь?
   Он развел руками:
   - Тут все зависело бы от него. Я думаю, он должен был бы понять и отпустить тебя, для твоей же пользы.
   - А если бы я не захотела, чтобы он меня отпускал? - медленно сказала Наташа.
   Он, в свою очередь, нахмурился:
   - Дорогая моя, это неразумно. От тебя ведь не требуется чего-то сверхъестественного, раскинь мозгами, и ты сразу увидишь все выгоды такого положения дел. Я же знаю толк в политике и в политиках! Поверь мне, я нашел для тебя настоящих мужчин, во всех смыслах этого слова. Ты веришь своему папочке, принцесса?
   Он протянул руку, чтобы погладить ее по голове, но она отшатнулась и воскликнула:
   - Ради Бога, неужели я не сплю? Ты не шутишь? Ты действительно не шутишь?
   Он огорчился:
   - Ну, зачем приходить в такое отчаяние? Можно подумать, я предложил тебе не блистательное будущее, а тюремное заключение!
   - Именно тюремное заключение! Даже хуже - пожизненную каторгу!
   - Не выдумывай. Сейчас не средневековье, можно легко развестись, если что-нибудь пойдет не по плану, или он окажется слишком уж невыносимым, будет доставать...
   - Легко развестись? Ты сказал - легко?
   - Конечно. А что сомневаться? Главное - успеть к этому моменту использовать все выгоды, выжать его, как лимон...
   - О Господи, папа!
   Она сжала руками виски и посмотрела на него с ужасом.
   - В чем дело? - спросил он, удивленный тем, что она реагировала на его слова не совсем, по его мнению, адекватно.
   - Папа! - воскликнула она. - Ты говоришь об этом так цинично! Я не могу это слушать! Это же не игра! Не шутка! Это судьбы живых людей! Это моя судьба! Тебя это не интересует, что ли?
   Он махнул рукой:
   - Откуда ты знаешь, вдруг влюбишься в одного из них по уши...
   Она взвизгнула:
   - Нет! Замолчи, пожалуйста!
   Он сделал строгое лицо:
   - Сбавь тон. Не с подружками разговариваешь. Для меня крайне важны связи с этими ребятами. Мне нужна твоя помощь в этом, и я рассчитываю на нее.
   - Забудь об этом. Я не продаюсь, я не вещь.
   Он внимательно посмотрел ей в лицо, пытаясь на глазок определить, обычный ли это каприз избалованной принцессы, или она способна на настоящий бунт.
   - Я вижу, ты все-таки начиталась каких-то книжек, которые тебя испортили, - сказал Царенко холодно. - Меня не проймешь красивыми словами. Если я понимаю в чем-то пользу для меня и моих близких, то не задумываясь поступаю так, как надо, без всяких красивых слов...
   - Папа, я устала, - перебила она. - Я не могу сейчас продолжать этот спор. Ты меня ошеломил, я сама не своя. Но не жди от меня согласия, потому что это подлость, это... это...
   Он ответил:
   - Тогда иди, отдохни. Утро вечера мудренее. Ты согласишься обязательно, потому что поймешь, что я прав, и потому что так надо для всех нас, и потому что у тебя нет другого выхода.
   - Нет, - снова отрезала она.
   - Иди, иди. Спокойной ночи, принцесса.
   - Спокойной ночи. Но этого не будет.
   - Посмотрим.
  
   Разговор с отцом утомил Наташу больше, чем весь предыдущий день. Она с наслаждением легла в постель, надеясь уснуть, но не тут-то было. Она не могла отвлечься от разговора и от мыслей, которые в ней этот разговор возбудил. Она кипела негодованием, фыркала и шипела.
   - Какая гадость! Боже мой, какая гадость! Я не хочу! Не буду! Что это?
   До этого момента таких острых ситуаций здесь не возникало. Наташа чувствовала, что ни для кого не является тем человеком, какого послушают, она ведь не только не авторитет, но и силу свою, если таковая имелась, не демонстрировала ни разу - не было нужды. Вот таким образом она и сама смирилась с ролью младшей дочери-принцессы, привыкла к ней и приучила всех остальных.
   От нее никто не ждал возражений.
   Разве тепличное растение может возражать?
   Наташа мысленно перебирала членов семьи, прикидывая, кто из них согласится ей помочь, к кому ей обратиться.
   - Неужели я совсем одна?!
   Итак, семья.
   Кроме Наташи, у Царенко было еще две дочери. Обе недавно вышли замуж, очень, по мнению отца, удачно, но до сих пор жили вместе с мужьями здесь, при родителях, пока бойкие мужья делали себе карьеру и копили благосостояние. Впрочем, учитывая большие размеры дома и сходство взглядов тестя и зятьев, то у них все было гладко, без конфликтов. Наташа общалась с этими товарищами слишком мало, чтобы составить о них определенное мнение. Они ее не очень-то интересовали, она собиралась спросить совета у сестер.
   Но для этого надо было дождаться утра - уже все спали, будить их не станешь.
   Несмотря на утомление, уснуть Наташе так и не удалось, настолько она была взбудоражена. Иногда она дремала, но и тут мысли о предполагаемых женихах навевали ей такие жуткие видения, что она просыпалась.
   Утром она замерзла, потому что день начинался пасмурный и сырой. Под легким пуховым одеялом было хорошо, но она уже отлежала все бока и не хотела оставаться в постели. Избегая встреч с кем бы то ни было, она спустилась на первый этаж и спряталась в кухне. "С удовольствием бы выпила горячего чая!" - подумала Наташа и поставила чайник. Тетя Маруся поставила вариться холодец, на самый слабый огонь, и ушла куда-то, по своим делам.
   Это даже и хорошо.
   У Наташи сейчас нет сил на улыбки.
   Чайник закипел, она заварила чаю и обхватила руками заварочный чайник, чтобы согреть пальцы и ладони.
   - Ну и лето! - вполголоса сказала она. - Хоть шубу надевай.
   - И валенки, - так же, вполголоса, отозвался у нее за спиной Ваня Майоров.
   Она вздрогнула и обернулась.
   - Не отказалась бы и от валенок, - сказала она. - Привет.
   - Привет. Замерзла?
   - Да. Даже спала плохо.
   - А я вообще не спал.
   Она встрепенулась:
   - Ой, у вас же там отопления нет! Бедные! Вам надо было идти в дом!
   Он с улыбкой ее остановил:
   - У нас есть печка. На моей половине, по крайней мере. Я ее растопил, и у меня всю ночь было тепло. Я не спал не от холода.
   - Почему же ты не спал?
   Он отвел глаза:
   - О тебе думал.
   Она смущенно покраснела и спросила:
   - Чаю хочешь?
   - Я за чаем и пришел. Не знал только, что ты тут.
   - Чай заваривается. Садись, посиди со мной. Если не боишься замерзнуть. Что за лето! Да еще и юг вдобавок! В Сочи уже загорают, в Краснодаре люди мрут от тепловых ударов! А у нас - каменный век! Слушай, если у тебя во времянке тепло, пойдем туда, я согреюсь хотя бы.
   - Да там холодно уже, печка топилась не углем, а просто хворостом, и остыла давно. И дымом пахнет, угоришь. Видимо, дымоход засорился, нужно прочистить.
   Она уважительно заметила:
   - Ты мастер на все руки. Неужели ты умеешь чистить дымоход?
   Он ответил уклончиво:
   - Жизнь заставила всему научиться. У тебя сегодня какое-то странное настроение. Тебе не понравился вчерашний вечер? Или ты так не любишь дождь, что облака испортили тебе весь день? Не расстраивайся, может быть, пасмурная погода пройдет. В этом месяце часто меняются тучи и солнце.
   Она покачала головой:
   - Дело не в погоде. Я всякую погоду люблю. А настроение у меня плохое... потому что мне плохо. Даже плакать хочется.
   Он забеспокоился:
   - Нет, ты не плачь, пожалуйста! Я так и знал. Тебя ругали за то, что ты ходила со мной в клуб? Я так и знал! Ничего хорошего из этого не выйдет. Вот видишь, к чему привело твое упрямство. Давай, я поговорю с хозяином. Он еще дома? Не уехал?
   Он сделал движение идти наверх, в кабинет Царенко. Она едва успела его остановить. Ее голос задрожал от испуга:
   - Куда ты? Зачем тебе с ним говорить?
   - Я скажу ему, что это я виноват, что это я заставил тебя пойти. Не давал тебе прохода. Угрожал...
   Она не выдержала и засмеялась:
   - Чем? Ну, чем ты мог мне угрожать, дуралей? Не вздумай идти туда... Не вздумай геройствовать, а то тебя точно уволят.
   - Пусть уволят, зато тебя уже ругать не будут.
   Она снова покачала головой. Потом встала и налила обоим чаю, поставила на стол тарелку с домашним печеньем. И сказала:
   - Милый мальчик! С тобой так хорошо! Скажи лучше, у тебя когда-нибудь была безвыходная ситуация в жизни?
   Он помрачнел и ответил:
   - Сколько угодно.
   - И как ты их решал?
   - По-разному.
   - А именно?
   Он долго на нее смотрел и, наконец, спросил:
   - У тебя что, неприятности? Из-за меня?
   - Да. То есть нет, не из-за тебя, конечно, а не приятности появились. Ладно, не думай об этом, я справлюсь с ними. Я сильная.
   Он улыбнулся.
   Она обиделась:
   - Я правда сильная. Только у меня пока нет опыта борьбы с неприятностями, и я хотела спросить у знающего человека, какие есть способы выхода из кризиса.
   - Способов много. А ты уверена, что справишься сама? У тебя есть кто-нибудь, кто тебе поможет?
   - Есть. По крайней мере, я надеюсь на это.
   - Я к твоим услугам.
   Она тоже улыбнулась:
   - Я не тебя имела в виду, герой!
   Он не огорчился:
   - Я знаю. Все равно ты можешь всегда на меня рассчитывать.
   - Спасибо.
   После чая Ваня пошел в сад, на кухню вернулась тетя Маруся, Наташа слегка воспряла духом и уже не так безнадежно смотрела на мир. К тому же, в доме послышалось движение, это означало, что обитатели постепенно просыпались и начинали собираться. Кто - на работу, кто - просто так.
   Наташа жестом попросила тетю Марусю молчать, приложила палец к губам, и тетя Маруся послушно закивала, чтобы не выдать девушку, прятавшуюся тут.
   А Наташа тем временем прислушивалась к звукам дома и жильцов, безошибочно угадывая, кто что делал в тот или иной момент. Она ждала, пока мужчины уедут на службу и оставят женщин одних.
   Тогда можно будет поговорить с сестрами.
   Обычно мужчины не задерживались с уходом. Не задержались и в этот раз - перекусили слегка и отправились. Они допоздна смотрели телевизор или видео, не высыпались и так рано еще не чувствовали голоса. Женщинам повезло больше - они нигде не работали, не придерживались никакого режима и весь день могли делать что хочется.
   В доме, наконец, снова воцарилась тишина, но не такая, как была рано утром. Ту тишину было страшно нарушить, чтобы никого не разбудить и не навлечь на себя гнев сонных домочадцев.
   А теперь можно было шуметь сколько угодно, потому что именно эта сонная тишина навевала могильные ассоциации и хотелось чем-нибудь расшевелить разоспавшихся лентяев и заставить это застойное царство двигаться.
   Услышав эту тишину, Наташа устремилась в атаку.
   Первой на очереди была комната старшей сестры.
   - Анька, доброе утро! Неужели ты еще спишь?
   - Ууу?
   Из-под одеяла послышалось хриплое мычание. Но Наташа не намерена была отступать. Она забралась с ногами в кресло и сказала:
   - С ума сойти! Как тебе не надоедает валяться? Ведь день за окном!
   - Наташка, это ты?
   - А кто же!
   Анна долго потягивалась, ёжилась и зевала, пока стягивала с себя одеяло. Но вставать не стала - лень.
   - Какая ты стрекоза! - сказала она.- Охота тебе бегать туда-сюда...
   - Так день белый за окном!
   - Ну и пусть его. Я что, за окном живу? Мой день начинается совсем в другое время, когда мне самой удобно...
   - Так ведь за окном интереснее, чем здесь!
   - Бррр, ну и холодина. Какую чепуху ты говоришь, Наташка. Где ты только этого набралась? Наверное, это университет на тебя так плохо влияет.
   Анна снова завернулась в одеяло.
   Наташа покачала головой и задумалась над тем, как заставить сестру проникнуться своим положением и помочь. Главное - не дать ей снова уснуть. Кому нужно так тратить время?
   Но Анна уже не спала и не собиралась спать. У нее появились мысли о насущном, которые отогнали сон.
   - Надо проверить, как идет строительство дачи... - проворчала она про себя. - Воруют безбожно, буквально ведрами... Зачем кому-то нужно ведро раствора? Оно что, спасет его, если он кладет стену? Или ведро щебня - из него ведь не получится даже кусочка тротуара! И все равно уносят, надо следить постоянно...
   Наташа заскучала:
   - Ваша дача - не пуп земли!
   - Скорее бы уже построить ее и переселиться... А то как захочешь пригласить гостей, например, так и спрашивай у родителей разрешения, как будто мы маленькие...
   Она спустила ноги с кровати, громко потянулась и зевнула во весь рот.
   И продолжила:
   - А еще надо контролировать тетю Марусю. Начинается сезон заготовок, папа договорился с ней, что она много всего нам наделает, и привозит много продуктов, мяса в том числе... Как бы она не решила поживиться за наш счет, такие людишки всегда рады возможности получить хоть что-нибудь бесплатно, урвать кусочек...
   Наташа обиделась за тетю Марусю:
   - Что ты говоришь такое! Кто дал тебе право обвинять людей за глаза?
   Анна словно не слышала этого замечания, она встала, снова потянулась. Ее голос утратил старческое утреннее кряхтение и стал звучать нормально. Она развивала свою мысль дальше, в виде своеобразного плана действий на предстоящий день.
   - Кстати, надо еще посчитать как следует, выгоднее ли делать заготовки. Понятное дело, что домашняя еда полезнее, без всяких примесей, но, с другой стороны, нужен глаз да глаз за кухаркой, и строжайший учет, и строжайший контроль, иначе тетка тебя облапошит как пить дать...
   Наташа от возмущения зашевелилась в кресле:
   - Ань, как тебе не стыдно!
   Та уселась за туалетный столик и принялась расчесывать волосы, морщась и распутывая узлы пальцами.
   - А почему это мне должно быть стыдно? Я слежу за нашими интересами, чтобы на нас никто не смел паразитировать.
   Наташа не утерпела:
   - Может быть, в первую очередь это мы на всех паразитируем?
   - Какая глупость! Мы - элита, а элите положено жить именно так, как живем мы... А остальные пусть думают что хотят. Нельзя позволять всяким проходимцам пользоваться близостью к нам...
   - Это тетю Марусю ты имеешь в виду? Это она - проходимка?
   - Да. Она же кухарка.
   Наташа догадалась:
   - А не проходимцы, видимо, это политики, бизнесмены, шоумены и тому подобное?
   Анна притворилась, что не заметила иронии, и сказала:
   - Ну вот, я слышу от тебя разумные слова.
   Наташа разгневалась всерьез:
   - Интересно, а с какой стати ты сама считаешь себя элитой? Ведь ты родилась, когда папа еще не был политиком, а значит, ты дочь проходимца.
   - Он был начальником.
   - Заведующий общественным туалетом тоже начальник.
   - Ты прекрасно понимаешь, что я права, поэтому сердишься. Ты всегда была ужасной спорщицей, Наташка. Что за удовольствие цепляться к словам? Если вникнуть, то ты изображаешь нас просто как монстров каких-то.
   Она встала со стула и накинула на плечи халат.
   - Вчера вечером я говорила с папой, - сообщила Наташа. - Он сказал мне, что намерен выдать меня замуж.
   - И правильно, - ответила Анна. - Чего ждать-то?
   - Я еще учусь, - напомнила Наташа.
   - Ну и что? - пожала плечами Анна. - Это не главное. Тебе же не придется, в самом деле, зарабатывать себе на жизнь.
   - Почему?
   - Потому что ты не для этого создана. Не образование делает женщину женщиной.
   - Откуда тебе известно, для чего я создана?
   Анна снова пропустила мимо ушей реплику сестры. Ее заинтересовал простенький наряд Наташи - маечка и старые, потертые джинсы.
   - Ты одеваешься неподобающим для твоего положения образом, - сказала она. - Все-таки самостоятельность тебя портит. У тебя такая натура, что тебя нужно постоянно держать в ежовых рукавицах, иначе ты совсем распустишься...
   Наташа начала сердиться:
   - А что такого в моей одежде? Я всегда так одеваюсь!
   - Вот именно, - проворчала Анна. - Такая одежда - для плебеев. Ты уже не ребенок, в конце концов, пора бы это понять. Вот и папа уже определился с твоим замужеством. А ты до сих пор ведешь себя по-детски. Смотри, это может опозорить нашу семью, и муж будет очень недоволен, применит репрессии...
   Наташа насторожилась:
   - Чем это я могу опозорить семью? Я что, преступница какая-нибудь? Или...
   Анна еще раз зевнула.
   - Странно, - сказала она. - Папа хотел сделать тебе сюрприз и вдруг сам рассказал о нем. Впрочем, правильно сделал, а то ты могла от неожиданности отколоть какую-нибудь штучку...
   - Выходит, ты знала об этом?
   - Конечно! Слушай, по-моему, у меня кожа пожелтела. Вот что значит погнаться за дешевизной, пожалеть денег на хороший крем... В следующий раз обязательно куплю тот самый, немецкий... Говорят, он хорошо отбеливает...
   Она наклонялась к зеркалу или отклонялась от него, рассматривая свое лицо с разных расстояний и ракурсов.
   Наташа вскочила с кресла в крайнем раздражении:
   - Значит, по-твоему, это нормально - выдавать дочь замуж без ее согласия?
   Анна снова пожала плечами:
   - Скажи спасибо, что о тебе так заботятся. Он же не хмыря какого-то тебе нашел, и не нищего с улицы, а порядочных людей.
   - Ты уверена в том, что они порядочные?
   - Не задавай глупых вопросов! И вообще, из-за чего весь этот шум? О тебе всегда говорили, что ты умница, а ты, оказывается, не способна разглядеть выгоду у себя под носом... Выгода-то сама идет тебе в руки, а ты еще и отворачиваешься!
   Наташа была вне себя от злости:
   - Зачем мне выгода! Мне счастье нужно, а не выгода!
   - Выгода - это и есть счастье.
   - Дура! - крикнула Наташа.
   Анна в изумлении округлила глаза и повернулась к ней. Но Наташа уже не остановиться, так ее взбесила старшая сестра.
   - Как ты можешь, Анька? Неужели тебе доставляет удовольствие такая жизнь? Да и не жизнь это вовсе! Ты какая-то замороженная, мертвая, как... Ты же не любишь никого. Может быть, ты и не человек совсем?
   - Ты что, с ума сошла?
   - Иди ты!..
   Глотая слезы, Наташа выбежала из комнаты и резко хлопнула дверью. Откровенно говоря, на помощь Анны было глупо рассчитывать. У них с детства складывались плохие отношения, потому что надутая и заносчивая Анна до рождения Наташи тоже претендовала на ум, но даже если он у нее и был, то выродился во что-то непередаваемо противное.
   Перед дверью средней сестры, Марии, Наташа задумалась, входить или не входить. Надежд было мало, но Наташа все же решила не отступать, раз начала.
   - Манька, доброе утро! Слава Богу, ты не спишь.
   Манька не спала. Она уже сидела перед зеркалом и экспериментировала с макияжем - какое сочетание оттенков цвета будет ей к лицу.
   Наташа остановилась у нее за спиной и пару минут следила за движениями сестры. Хотя та уже несколько лет каждый день красилась, но все равно так и не приобрела навык и частенько одним неловким жестом портила всю картину.
   - Привет, Наташка. Смотри, мне кажется, что синие тени лучше. У меня ведь голубое платье, а зеленые тени просто не подойдут... А? Как ты думаешь?
   Наташа вздохнула:
   - Не знаю, Мань. Я в этом не разбираюсь. Лично мне кажется, что ты этими тенями себя только портишь. У тебя такой свежий, румяный цвет лица, и такие черты... Ты выглядишь гораздо лучше вообще без макияжа.
   Маня обиженно скривилась:
   - Ты хочешь сказать, что я толстая и некрасивая!
   - Нет же! - запротестовала Наташа. - Ты не толстая и не некрасивая! Просто ты хочешь быть похожей на Аньку, а тебе это совсем не идет. Ты же на нее не похожа. Она другая. Не хуже и не лучше, а просто другая.
   Маня раздумала плаксивиться и спросила:
   - Что же мне делать? Она всегда выглядит так элегантно.
   - Так, как она, ты выглядеть никогда не будешь. Не расстраивайся, потому что я тоже так выглядеть не смогу...
   Маня перебила:
   - Тебе и не надо. Ты и без того красавица.
   - Ерунда. Ты мне нравишься без макияжа. Мне вообще все больше нравятся без макияжа. Но если ты хочешь переплюнуть Аньку, попроси у папы денег, езжай в Ставрополь и проконсультируйся у хорошего визажиста.
   Маня тут же загорелась:
   - Точно! Спасибо, Наташа. Ты настоящий друг.
   Наташа улыбнулась в ответ и поинтересовалась:
   - А что это вы все как с цепи сорвались? На кухне варится холодец, тетя Маруся суетится, как Мефистофель, Анька разглядывает свой фэйс под микроскопом, ты тоже не в себе... У нас что, намечаются гости?
   Маня ахнула:
   - А ты и не знаешь? Вот так дела! Иди сюда. Наклонись. Только не выдавай меня, ладно? Папа собирает большую вечеринку!
   - По какому поводу?
   - Не знаю. Но он пригласил всех самых-самых, а еще... Там будут два таких парня, Наташка, закачаешься! Я их видела всего один раз. Они мелькнули перед глазами на секундочку, но я до сих пор под впечатлением. Как одеты, на каких машинах приехали! Такие лапочки! Наташа, если бы я уже не была замужем...
   Наташа нахмурилась. Видимо, это и были те самые женихи.
   Она еще раз посмотрела на сестру. Та была полностью погружена в предстоящие хлопоты по подготовке к вечеринке, обдумывала наряд, прическу, походку и выражение лица, неизбежно при этом подражала Анне, и поэтому у нее ничего не получалось, но она все равно держалась этой линии и не отступала от своих планов.
   Здесь рассчитывать на помощь тоже было бессмысленно.
   Наташа вздохнула и вышла.
   Безнадежность первых попыток выбила ее из колеи. Она не знала точно, какую помощь могла бы получить от сестер в случае удачи, и не думала ни о чем конкретном, но хотела видеть хоть какое-нибудь участие, сочувствие, утешение.
   В ее распоряжении, правда, оставалась еще одна комната - спальня родителей, где сейчас находилась мама. Последний шанс. Мама не такая высушенная, как Анна, и не такая глупая, как Мария.
   В эту дверь Наташа постучала и дождалась позволения войти.
   - Мам, здравствуй.
   - Здравствуй, дочка. Как спалось?
   Мама уже успела принять душ. Она сидела на кровати и листала журнал "Cosmopolitan", принесенный накануне мужем. Ее волосы были замотаны полотенцем, лицо блестело от крема, но она все же улыбнулась навстречу дочери и отложила журнал в сторону.
   Наташа без сил опустилась рядом.
   - Мам, я сегодня почти не спала. Папа вчера затеял такой разговор... Я и сейчас еще не опомнилась. Как такое может быть?
   Мама погладила ее по голове:
   - Милая, я знала, что ты огорчишься, но у меня не было возможности тебя предупредить.
   - Он все тебе рассказал?
   - Да.
   - Неужели ничего нельзя сделать?
   - А нужно ли что-то делать?
   Наташа в первую минуту опешила, а потом встала на ноги и принялась убеждать, расхаживая вдоль кровати туда-сюда:
   - Мама, ты не понимаешь, как это ужасно? Он же использует меня, будто я его инструмент! Он продает меня, как вещь!
   Госпожа Царенко ответила мягко:
   - Конечно, это звучит шокирующее. Но не переживай так из-за этого, не стОит. Мы же не в древние времена живем, мы - цивилизованные люди. В любой ситуации можно найти разумный компромисс, если действительно хочешь избежать конфронтации.
   - Я хочу избежать конфронтации.
   - Тогда нужно рассмотреть дело с разных сторон, взвесить все плюсы и минусы и принять единственно правильное решение.
   - Я уже приняла решение.
   - Ну, вот и хорошо.
   Госпожа Царенко вернулась было к журналу, посчитав разговор исчерпанным, но тут Наташа вслух объявила свое решение, и оно оказалось совсем не таким, какого госпожа Царенко от нее ожидала.
   - Я не пойду замуж!
   Пришлось вновь отложить журнал и начать внушение:
   - Наташенька, милая, я понимаю твой юношеский максимализм. Тебя оскорбляет то, что твоего согласия не спросили.
   - Не только согласие, мама. Это моя судьба! Это жизнь моя!
   - Ну, зачем такие громкие слова? Судьба, жизнь... И судьба, и жизнь женщины зависят от нее самой. В предложении твоего отца, на самом деле, нет ничего плохого.
   Наташа удивленно остановилась:
   - Ничего плохого? Мама, ты здорова?
   - Да, да. Подумай сама: он нашел тебе двух прекрасных парней, не решай сразу, что они такие ужасные, только из-за того, что их тебе навязывают...
   - С чего ты взяла, что они прекрасные?
   - Я их видела. Я даже разговаривала с ними, правда, недолго. Они были-то здесь всего несколько минут. Но они весьма привлекательны внешне, и у них правильная речь, уши не вянут, хотя об их образованности я судить не могу... Дорогая, на первый взгляд, это прекрасные молодые люди.
   Наташа снова начала раздражаться:
   - Мама, разве прекрасными людьми называют тех, кто привлекателен внешне и от кого, как ты говоришь, уши не вянут?
   - А что еще тебе нужно?
   - Неужели ты сама не догадываешься? И вообще, разве с первого взгляда можно определить доброту человека, глубину души, красоту сердца? Или для тебя все это - пустые слова?
   Госпожа Царенко задумалась.
   - Или вы готовы выдать меня замуж за манекен? Папа - ладно, он измеряет все деньгами и властью. Но ты должна была сразу проверить, узнать, как жених будет относиться ко мне, будет ли мне с ним хорошо, не обидит ли он меня. Или это совсем для тебя не важно?
   Госпожа Царенко беспомощно смотрела на нее и не знала, что ответить.
   А Наташа наступала:
   - И в конце концов, почему вы все так низко меня цените? Зачем мне их привлекательная внешность и правильная речь, если они политики, а политики, я знаю, в большинстве своем люди беспринципные и неприятные? Они ведь готовы идти по трупам ради достижения своих целей!
   - Дочка, не преувеличивай! Я, например, убеждена, что твоя красота и ум заслуживают...
   Наташа перебила:
   - Опять! Красота! Ум! Как будто у меня ничего, кроме них, нет, никаких больше качеств, ни плохих, ни хороших! Как, по-твоему, я девушка добрая? Я способна на благородные поступки? Или, может быть, я лицемерная и коварная, и со мной лучше не связываться?
   Госпожа Царенко оторопела от такого напора:
   - Что за чепуха! Я знаю, что ты хорошая девушка. Больше того, я думаю, что все твои достоинства будут оценены. Ни один мужчина не может остаться равнодушным к тебе или отнестись плохо... Поэтому я уверена в том, что все у тебя будет хорошо.
   Наташа набрала в грудь воздуха, но возражений у нее скопилось слишком много, она запнулась и ничего не сказала.
   У нее в голове не укладывалось, как это ловко ее отец за ее счет устраивает свои делишки, да еще и мнит себя благодетелем.
   А мать между тем продолжала:
   -У тебя от страха совсем пропала романтическая фантазия, дочка. У меня, например, сразу появились бы мечты, если бы я была на твоем месте.
   - Какие еще мечты, мама?
   - А том, какими удивительными путями судьба сводит тебя с твоим будущим мужем. Как в романах о рыцарях и принцессах! Точь-в-точь! Может быть, он и не идеален, пусть это тебя не тревожит, дочка, недостатки украшают мужчину.
   Наташа холодно заметила:
   - Не понимаю, как жестокость или лживость могут украсить мужчину.
   Госпожа Царенко сделала пренебрежительный жест:
   - Я имела в виду мелкие недостатки, а не пороки. Но зато представь себе, как он будет меняться к лучшему под твоим благотворным влиянием, под влиянием любви!
   - Мама, ты в каком мире живешь? Так не бывает!
   Лицо госпожи Царенко потухло. Наташа спугнула ее вдохновение.
   - Надо надеяться на лучшее, дочка, иначе будет трудно жить.
   - Мама, - сказала Наташа. - Я не выйду замуж ни за кого из них. Я не продаюсь, понимаешь ты это или нет? Помоги мне что-нибудь сделать! Заступись за меня перед папой!
   Госпожа Царенко в ужасе замахала руками:
   - Ты что! Что ты! Он уже все решил! Он уже интересовался, когда у нас в загсе проводят регистрацию брака, можно ли заказать живую музыку, фотографии... Он даже прикинул, какое число придется на субботу, будет ли он в этот день свободен, или придется брать отгул. Даже не думай возражать. Убьет.
   Наташа вся похолодела:
   - Мама! Нет! Лучше умереть!
   - Глупости.
   - Поставь себя на мое место! Разве тебе было бы хорошо? Как бы ты себя чувствовала?
   Госпожа Царенко снова задумалась, потом ответила:
   - Не знаю. Я не вижу в этом ничего страшного и не понимаю, чего ты так боишься. Каждая из нас когда-то в детстве мечтала о принце из сказки, но ведь принцев нет на земле. Замуж мы выходим все равно не за принцев, а за тех, кто в данном случае больше подходит, и привыкаем, и даже любим, пусть и не так, как в романах, но ведь любим же! Так и ты.
   - Нет.
   - А если уж станет совсем плохо, то на этот случай существует развод, - добавила госпожа Царенко. - Но я не думаю, что все зайдет так далеко. Ты девочка умная, сможешь приспособиться и извлечь для себя пользу. В любом случае знай: я на твоей стороне и всегда тебя поддержу.
   - Спасибо, - с иронией поблагодарила Наташа.
   - Девочка моя!
   Наташа позволила себя поцеловать и вышла, возмущаясь до глубины души. Мать либо нисколько не размышляла о счастье своей младшей дочери, либо приравнивала ее к двум старшим дочерям, либо была настолько слаба, что даже не допускала возможность возражений.
   "Они всё за меня решили!"
   "Но не бывать этому".
   Она постояла на верхней ступеньке лестницы, затем резко повернулась и побежала к себе в комнату.
   Ее глаза при этом угрожающе блестели, и она кусала губы.
   Ее комната не пользовалась у своей хозяйки особой любовью. Наташа здесь почти и не жила. Десятый и одиннадцатый класс она проходила в Ставрополе, в престижной гимназии, а потом отец устроил ее в университет, где она хорошо училась и жила на квартире с подружкой. По сути дела, настоящая жизнь Наташи проходила там, в Ставрополе, а тут она лишь скучала и искала смысл жизни...
   Иногда она начинала представлять себе, как сложится ее дальнейшая судьба, и чего ей хочется. Ставрополь ей всегда нравился. Но жить там она привыкла, и там ей уже было скучно. Ничего не менялось. У нее было много подружек, она легко сходилась с людьми, благодаря мирному характеру, но у нее не было любви, а без любви Ставрополь был ей не нужен.
   Зачем ей Ставрополь, в самом деле, раз ее любовь где-то в другом месте?
   Кариновку она любила, но больше по инерции - чувство "малой родины" было для нее не пустым звуком. Здесь, несмотря на скуку, но сравнению с краевым центром, она отдыхала душой. Здесь у нее даже возникала вера в счастье, и она с надеждой смотрела вперед.
   И вот всему приходит конец.
   Замужество.
   Да еще по расчету.
   Нет, об этом невозможно думать спокойно!
   Наташа отшвырнула от себя стул и несколько раз прошлась по диагонали комнаты, по-прежнему темнея глазами и кусая побледневшие губы. Итак, в семье она никому не нужна. Впрочем, в этом нет ничего странного - они давно чужие люди. Каждый норовит ухватить для себя кусок побольше и послаще.
   Мало удовольствия жить в такой семье!
   А что делать?
   Легко, конечно, угрожать гипотетически, в общем и целом, а что именно можно предпринять, чтобы избавиться от женихов?
   От слова "женихи" ее передернуло.
   "Никаких женихов!"
   И голова вдобавок разболелась. В доме и на улице было все так же холодно, серо и сыро. Временами шел мелкий дождик. Облака не расходились. Ни единого солнечного лучика с самого утра.
   Полнейшее беспросветие.
   В дверь постучала и тут же вошла госпожа Царенко. Наташа не успела отказаться от разговора, да мать и не стала ее слушать. Полотенце с головы она уже сняла и высушила волосы феном, и крем на коже не блестел. Но Наташа все равно не заметила этих изменений, она мысленно была далеко отсюда.
   Этот неожиданный визит в первую минуту подарил Наташе надежду, и она радостно встрепенулась. Неужели мама передумала?
   Но мама не передумала.
   Она пришла совсем по другой причине.
   - Наташенька, у тебя нет вечернего платья. Это безобразие! Ты уже знаешь? Отец собирает гостей, очень скоро. Будет большой праздник, с массой сюрпризов.
   Наташа тут же ощутила озлобление, от которого с трудом избавлялась полчаса назад. Похоже, эти люди вообще не слушают, что она им говорит!
   - Я в курсе, - сказала Наташа.
   Теперь главное, чтобы мама поскорее ушла и оставила ее одну, не мешала готовиться к контрудару. Идея: надо уйти из дома, прогуляться. Тогда точно никто не помешает.
   - Ну вот, - сказала госпожа Царенко. - А тебе и надеть нечего.
   - А с чего ты взяла, что я там буду?
   Госпожа Царенко изумилась:
   - О чем ты, дочка? Такое развлечение! Столько людей! Музыка! О чем еще можно мечтать? Ты у нас будешь королевой бала. Красивая, бойкая... Танцуешь хорошо...
   Наташа скривилась:
   - Опять! Красивая, бойкая и так далее! Я не хочу быть королевой бала!
   Госпожа Царенко улыбнулась:
   - У тебя не получится. Потому что ты еще не замужем. За твоими сестрами, конечно, тоже будут ухаживать, но королевами бала они не станут. А вот ты - другое дело.
   Наташа усмехнулась:
   - Да-да, я понимаю. Корпоративная вечеринка, младшая дочь, за счет которой можно сделать карьеру, причем в самых различных вариантах, и все будут стремиться угодить папе...
   - Это не корпоративная вечеринка!
   - Ну, почти. Это ничего не меняет. Придут пустые люди, разведут свои пустые разговоры, решат свои пустые вопросы и разойдутся. Это называется "приятно провести время".
   Госпожа Царенко приняла строгий вид:
   - Ты слишком резко говоришь о своем отце! Не забывайся!
   - Прошу прощения.
   Наташа сложила руки на груди и отвернулась к окну. В комнате возникло напряженное молчание, которое озадачило госпожу Царенко.
   - Наташа, ты ведешь себя нехорошо. Мы заботимся о твоем благе. Ты еще слишком молода, чтобы понимать жизнь... Можешь наделать ошибок... Я пришла сюда не для этого. Я просто вспомнила, что тебе нужно будет одеться во что-нибудь приличное. Не явишься же ты к культурным людям в своих джинсах, в своей майке и курточке...
   - Мне все равно, - ответила Наташа, не оборачиваясь.
   - И вот я вспомнила про это платьице. Смотри, оно совсем новое. Я купила его для Ани, но оно ей не подошло по размеру. Его ни разу не надевали.
   - Угу.
   - Примерь-ка.
   - Прямо сейчас?
   - Да. Я посмотрю. Может быть, оно тебе подойдет.
   Платье, не подошедшее Анне, оказалось впору Наташе. Правда, желтый цвет Наташа не любила, и у нее самой не было вещей желтого цвета. Госпожа Царенко повертела дочь, осматривая ее со всех сторон, и осталась довольна.
   - Ну вот, - сказала она, - теперь ты похожа не человека.
   Наташа ничего не ответила. Она смотрела в окно и видела там Ваню, который таскал от колонки ведра с водой и поливал деревья. Он ловко управлялся со своей работой. Наташа позавидовала его силе - такой парень решит любые проблемы!
   А возле времянки шатался без дела Дылда, засунув руки в карманы.
   Легко было бы подойти сейчас к Дылде и сказать: "Притворись моим парнем временно, а я за это подарю тебе машину!"
   Он согласился бы, конечно, но потом струсил бы, узнав, какими неприятностями это ему грозит. Потому что он слизняк и трус.
   А вот Ваня - не трус и не слизняк. Поэтому у Наташи язык не повернется предложить ему сделку. Их дружба исключала всякое понятие о торгашестве. А как приятно было бы опереться о сильное плечо, спрятаться и переложить на него все свои тяжести...
   Вот только согласится ли принципиальный Ваня Майоров помочь "богатенькой"?
   Наташа вздохнула.
   Это дурацкое замужество нарушило все ее планы на эти каникулы! Она уже прикинула, что будет до конца лета водить Ваню за нос: пусть себе думает, что она дальняя родственница или подружка. А она тем временем разберется в своей душе, узнает друга получше и сделает выводы. А уж тогда и признается ему в тонкостях своей родословной.
   А теперь придется признаваться сразу.
   Все равно у нее нет другого выхода.
  
   Наташа пребывала в подавленном расположении духа, когда Ваня застал ее на кухне, где она сидела за столом и бесцельно вертела за носик заварочный чайник. Ее неестественная поза говорила о том, что она сидела тут долго и страдала, и нормальные позы уже все надоели. Она была бледная и с растрепанной челкой.
   - Место встречи изменить нельзя, - негромко пошутил Ваня. - Ты никогда отсюда не уходишь?
   - Мне здесь нравится. Присоединяйся.
   Она указала на место напротив.
   - Чаю хочешь?
   - Нет, спасибо, - отказался Ваня. - Ты как-то странно выглядишь последнее время. Утром молчишь, на танцы не ходишь. Заболела?
   - Нет.
   - Заскучала?
   - Нет. Мне просто все уже надоело, а музыку я даже слушать не могу. Не делай такое лицо, это не из-за тебя, ты тут вообще не при чем. Это наше, так сказать, семейное дело. У меня появились неприятности, и вот я все думаю. Пытаюсь придумать, что мне делать, чтобы выпутаться из паутины.
   - Получается?
   - Сложно, - призналась она. - Я только сейчас поняла, что никогда еще не сталкивалась с такими трудностями. Поэтому я не очень успешно эту проблему решаю. Я избалована моей прежней жизнью. А еще я приучила всех считать меня послушной красивой куколкой, которая не может сопротивляться.
   - А ты можешь сопротивляться?
   - По крайней мере, хочу этого.
   Ваня помолчал, потом спросил:
   - На тебя давят?
   - Да.
   - Заставляют что-то сделать?
   - Да.
   - Они разве имеют на это право?
   - Увы, да. Не задавай мне вопросов сейчас, пожалуйста! Я сама тебе все расскажу. Только позже. А теперь у меня даже слов нет, чтобы рассказывать.
   Поколебавшись, она добавила:
   - И еще - ты обязательно рассердишься на меня. Не надо возражать, я знаю. Ты рассердишься, а я к этому не готова. Как представлю себе твое хмурое лицо и как ты от меня отворачиваешься - сразу сердце в пятки уходит.
   Он покачал головой:
   - Я не могу на тебя сердиться, пока тебе нужна помощь.
   - Спасибо. А ты зачем сюда зашел? Пообедать? Извини, пожалуйста, что я тебя отвлекла. Если хочешь, я могу тебе что-нибудь приготовить простенькое... Вернее, оно уже приготовлено, только разогреть надо. Садись за стол, я тебя обслужу. Сегодня ты будешь обедать здесь, а не в своей времянке.
   - Спасибо большое, я уже обедал.
   Она удивилась:
   - Когда это ты успел?
   Он улыбнулся и приложил палец к губам в знак тайны:
   - Только никому не говори! Я убегал с работы в обеденный перерыв.
   Она засмеялась:
   - Разве это провинность? В обеденный перерыв можно уходить.
   - Да, но я самовольно удлинил этот перерыв с одного часа до трех. Слава Богу, этого никто не заметил. Иначе меня уже уволили бы.
   - А где ты был?
   - У Глечиков. Это мой друг, помнишь, мы его видели в "Родине"?
   Наташа сделала гримасу:
   - Помню.
   - Он пригласил меня на пикник и попросил тебя тоже прийти, если хочешь.
   Наташа отвернулась:
   - Зачем еще?
   - Просто прийти...
   Она посмотрела на него так требовательно, что он смутился, покраснел и добавил:
   - Наверное, он подумал, что мы с тобой встречаемся, поэтому и позвал нас обоих. Извини, это было глупо с моей стороны. Забудь об этом. Я позвоню ему на работу и скажу, что ты не придешь. Он поймет.
   Последние слова задели ее за живое. Конечно же, своим отказом она показывает себя такой же заносчивой и надутой, как старшая сестра Анна, и Ванин друг усмехнется ему, поверженному в прах, в лицо, с оскорбительной жалостью: мол, а чего ты ждал, "богатеньким" вы, нищета и прислуга, не компания, а лишь обслуживающий персонал, роботы-горничные... А на пикник она будет ходить с женихами, которых ей выберут родители, для династического брака...
   Наташа вздрогнула и сказала:
   - Не спеши, пожалуйста. Ты меня не так понял. Я же не отказываюсь, в самом деле. Когда вы пойдете на этот свой пикник?
   - Сегодня вечером. Часов в восемь.
   - Вместо клуба, значит?
   - Получается, так.
   - Без меня не уходи, пожалуйста.
   Наташа была крайне недовольна и его предложением, и своим согласием, и больше всего - мыслями, вызванными этим предложением. Вообще, ее раздражало незримое присутствие этого друга "из охранного отделения". Неужели Ваня не мог подружиться с простым человеком? Почему именно из охранки?
   Но и отказываться от пикника она была не намерена. Какое-никакое, а развлечение. Точнее, отвлечение от проблемы, которая нависла над девушкой, как туча, и отравляла существование. "Это не каникулы, а казнь египетская! - злилась Наташа. - Вот все брошу и уеду в Ставрополь. А там - хоть трава не расти".
   Ваню она не видела до вечера - не хотелось портить себе настроение воспоминанием о необходимости идти на пикник.
   При этом она пробовала разобраться, почему ей этого не хочется. Ей в последнее время плохо и тошнит от музыки и веселья - это одно. И Ваня тут не при чем - с ним она охотно посидела бы где-нибудь в укромном уголке и поговорила. Хотя бы в его времянке. И она не восприняла бы пикник в штыки, если бы его организовал другой человек, не Глечик.
   Или если бы Глечик не служил там, где служит.
   Наташа так не хотела идти, что тянула до последнего момента, пока Ваня сам не вошел в дом, невзирая на риск быть застигнутым и на всю неуместность его вторжения в господские владения.
   Это тронуло Наташу.
   - Не боишься, герой.
   Ребята договорились встретиться возле автостанции, откуда было совсем близко до того места, где Глечик предполагал собраться и отдохнуть. Вернее, об этом месте знал только Глечик, а для остальных это был сюрприз. Он сказал только, что им понравится.
   Ваня был с сумкой: его обязали обеспечить всех свежей зеленью, и картошкой, и пепси-колой.
   Глечик тоже был с сумкой. Он сложил туда мясо, специи для шашлыка, крем от комаров, а еще тетя Галя не отпустила его без банки персикового компота и свежих яблок.
   Они поехали на машине Глечика.
   Оказавшись на автовокзале, Наташа чуть не ахнула от угрызений совести. Она могла совсем лишить Ваню удовольствия побыть с другом на природе. Без Наташи Ваня не пошел бы ни за что на свете, из деликатности, потому что и Глечик был не один, а с девушкой.
   Наташа покраснела от стыда за свой эгоизм и тут же простила Глечику половину его грехов. Они уселись в машину, ребята - впереди, девушки - назад. Наташа с любопытством поглядывала на Айше и чувствовала, что ее неприязнь к Глечику тает с каждой минутой.
   - Познакомились? - спросил Глечик у них.
   - Да, - ответила Айше.
   - Тогда поехали.
   Он привез их в чудесное место, Наташа никогда здесь не бывала и даже не представляла себе, что поблизости от Кариновки есть такие уголки, похожие на рай. Голубое-голубое, прозрачное-прозрачное, как зеркало, озеро с каменистым дном, зелень травы, буйная растительность, маленький пляж и абсолютная тишина вокруг, ни души, как будто они вчетвером перенеслись в параллельное измерение.
   Девушки были в восторге.
   Ребята тут же отправились искать топливо для костра, а Наташа и Айше пошли гулять возле берега. У них были свои секреты.
   - Я уже видела его, - сказала Наташа о Глечике. - Мы с Ваней шли из клуба и встретились.
   - Я знаю, - ответила Айше. - Он мне рассказывал, что видел Ваню с девушкой. С тобой?
   - Да.
   - И еще он сказал, что не понравился тебе.
   Наташа не стала отпираться:
   - Мы застали его за... не очень хорошим делом. Они забрали в милицию какого-то парня и плохо о нем говорили. Как будто он самый опасный преступник на земле, а сами-то?
   Айше ответила:
   - Правильно говорили о нем.
   - Брось. В клубах всегда распространяют всякую гадость, не он, так и без него найдутся желающие. Спрос рождает предложение, так всегда было и будет.
   Айше посмотрела на нее хмуро, исподлобья, и сказала:
   - Ты не понимаешь. Тот, кого они забрали, помогал бандитам похищать людей и продавал их в заложники.
   Наташа остановилась и уставилась на Айше.
   А та продолжила:
   - Я тоже когда-то отказывалась общаться с ним из-за его службы. Мне тоже казалось, что вся их суета - пускание пыли в глаза и ловля мелкой рыбешки, когда крупная рыба им платит за молчание и невмешательство... Но к Пане это не относится. Он занимается освобождением заложников.
   Помолчала и тихо добавила:
   - Я все время боюсь за него. Он, конечно, уверяет меня, что с ним все будет хорошо, ничего не случится. Но я боюсь. Молюсь постоянно.
   Наташа с сочувствием вхдохнула.
   В глазах Айше блестели эмоции:
   - А потом я узнала о нем еще... Он же ведь уже попадал в неприятности. Боролся с одним богатым и влиятельным человеком, который продавал оружие. За это его выгнали из прокуратуры и опозорили, так что он будто бы взяточник.
   Наташа молчала. Глечик вырастал в ее глазах.
   - Тогда я стала с ним встречаться, - сказала Айше. - Он мне и раньше нравился, только вот служба его... Но после того, как я узнала о нем, я больше не сомневалась.
   - Вы давно встречаетесь? - спросила Наташа.
   - Да, уже больше двух лет. Я поступила в медицинское училище, так мы и познакомились. Я была на практике в поликлинике, он тоже туда зачем-то пришел...
   От воспоминаний она стала улыбаться, ее лицо преобразилось, Наташа даже залюбовалась.
   - Почему же вы еще не женаты? - спросила Наташа. - Извини, это ваше личное дело, но я просто удивилась: вы так долго вместе, хорошо друг друга знаете, чего же вам еще ждать?
   Лицо Айше снова потухло, она опустила глаза и сказала:
   - Наши родители против.
   Она больше ничего не добавила по этой тебе, но Наташе и не требовалось подробностей. Хотя она не говорила с Глечиком, даже не видела его толком, он становился ей не чужим.
   К тому же, он - Ванин друг.
   Айше снова улыбнулась:
   - И он никогда не рассказывает о себе! Все, что я о нем слышала, я узнавала окольными путями. И это вовсе не секретность, а его скромность и спокойствие.
   Покраснела:
   - Он лучше всех.
   Наташа с интересом смотрела на нее искоса и думала: "Она его любит. Им запрещают встречаться, но они все равно вместе. Они и будут вместе. Они дождутся либо разрешения родителей, либо того момента, когда это разрешение будет уже не нужно. Потому что они уверены в себе и друг в друге, потому что они люди самостоятельные и серьезные, потому что они знают, чего хотят. И весь мир может быть против них, это ничего не изменит. Вот счастливые!"
   Ваня и Глечик развели костер, достали припасы и принялись колдовать. Девушки им помогали, если их просили, но в деятельность ребят не вмешивались, чтобы не вызывать недовольство или ехидные реплики.
   - Паня, как здесь хорошо! - сказала Айше. - Откуда ты узнал про это озеро? Я думала, в нашей местности нет озер.
   - Я тоже так думал, - ответил Глечик. - Но однажды забрел вот сюда и сразу решил, что когда-нибудь покажу это озеро тебе. Нравится?
   - Очень. Только вот как ты очутился здесь - это вопрос.
   - Совершенно случайно.
   Все переглянулись.
   - Глечик, случайно по округе не бродят, - заметил Ваня.
   - Бродят, когда выгоняют с работы.
   Все, кроме него, опустили глаза. Наташа тут же почувствовала, как ему было тогда плохо - ведь он, наверное, любил свою работу, старался приносить пользу, и вот какой-то гад, вроде предлагаемых отцом женихов, оклеветал, навсегда поставил клеймо... Сколько времени после этого на Глечика показывали пальцами? Сколько людей от него отвернулись? Кариновка - городок небольшой, скандалы в нем разносятся со скоростью пожара, все, скорее всего, узнали о том, что вот этого парня поймали на взятке и пусть скажет спасибо, что не завели уголовное дело... Высокопоставленный противник его пожалел, видите ли...
   Но Глечик до сих пор здесь.
   Он все равно нашел возможность приносить пользу людям.
   Костер сплотил всех четверых. В наступивших сумерках они сидели рядышком, две парочки, и перебрасывались шуточками, пока готовились шашлыки. Наташа украдкой следила за Глечиком и Айше и испытывала тоскливую зависть. Глечик мало того, что оказался парнем на загляденье, так он еще и умудрялся демонстрировать свою любовь к девушке без слов, без прикосновений, без плотоядных взглядов, на которые такие мастера лица мужского пола...
   Ничего этого Глечик не делал. Он был спокойный и веселый, с неторопливыми ловкими движениями и неизменной легкой иронией в голосе. И все же любые инстинкты могли подсказать тем, кто надумал бы обидеть Айше: этот человек подобен скале, за которой Айше находится в безопасности, и ее никто не посмеет тронуть. Айше это знала, видела, чувствовала и относилась к нему с уважением и обожанием.
   Так что их внешняя сдержанность никого не обманывала.
   Шашлык давно распространял вокруг немыслимые ароматы, а Глечик, непревзойденный мастер на приготовление походной еды, не разрешал даже прикасаться к мясу раньше времени. Ваня и девушки не верили, что мясо еще сырое:
   - Не может сырое мясо так пахнуть!
   - А вы - дикари, если способны есть сырое мясо!
   - Оно не сырое!
   - Сырое, говорят вам. Смотрите, вот спелые, мытые, готовые к употреблению яблоки. Ешьте их пока, размягчите ваши желудки перед сытным ужином... Или вот еще компот, пепси-кола. Не набрасывайтесь на сырое мясо!
   Кроме этого, Глечик не без оснований подозревал их в покушениях на шашлык и неусыпно следил за товарищами и мясом.
   А товарищи заглушали аппетит яблоками, атаковали Глечика и ждали, когда он разрешит им приступить к ужину. Он же тихонько, как будто невзначай, не только готовил шашлык, но и сервировал "стол" - накрытую "дастарханом" двадцатилитровую канистру с бензином. Поэтому увлеченные партизанской войной с ним Ваня и особенно девушки не заметили его действий, а увидели лишь блестящий результат и только ахнули.
   - Паня! - вздохнула Айше.
   На канистре стояли тарелки с мясом, гарниром - испеченной в костре картошкой, а также персики из компота. И даже вилки, хотя он сам говорил, что руками есть на пикнике можно, и нужно, и гораздо вкуснее.
   Все четверо во мгновение ока уселись вокруг канистры, облизываясь, как коты.
   - Глечик, ты гений, - признался Ваня.
   - Я знаю, Майоров.
   Наташа никогда не ела ничего вкуснее этого мяса, печеной картошки и сладких персиков. Впрочем, им всем в тот момент эта простая пища казалась поистине пищей богов. Они уплетали за обе щеки и снова веселились над Глечиком, только теперь в хвалебном тоне.
   А потом Глечик вполголоса обратился к Айше:
   - Большого скандала не было?
   Она сделала глубокий вдох. На ее лице словно опустилась тень, глаза стали темными и сосредоточенными.
   - У нас не бывает скандалов, ты же знаешь, - ответила она.
   - У вас не бывает шумных скандалов, это правда, - согласился он. - Но внутренняя борьба происходит очень бурная.
   Она опустила голову.
   - Они могут убить тебя одним словом, - помолчав, сказал он.
   Она возразила:
   - Они все-таки любят меня и желают мне добра.
   - Ради твоего добра они делают тебе больно. Неужели они могут спокойно смотреть на твои слезы?
   У него дрогнул голос.
   Ваня и Наташа бесшумно встали и ушли, чтобы не вмешиваться.
   Стало совсем темно, только вдалеке светилась цепочка огней на шоссе. А здесь было тихо и тепло, отблески костра падали на черную воду озера, и Ваня с Наташей медленно вышагивали по берегу. Наташа волновалась, но это было очень приятное волнение. Она улыбалась в темноте и вертела в руках большое круглое яблоко.
   - Скажи, а почему ты так не любишь "богатеньких"? - спросила она. - Это так принципиально для тебя?
   Ваня пожал плечами:
   - По-моему, их никто не любит. Трудно любить тех, кто вызывает зависть.
   - Но ты им не завидуешь. И все равно не любишь, презираешь даже, как будто они не люди.
   - Это долгая история, Наташа. "Богатенькие" были мне безразличны, до тех пор, пока один из них ради своих интересов не лишил меня матери, а заодно отобрал дом, украл документы и заставил работать слугой, потому что я представлял для него опасность. А потом вообще сплавил меня бандиту. Кстати, тому самому, который когда-то навредил Глечику. Поэтому я Глечика и нашел, чтобы он мне помог, если получится. Я всю жизнь был рабом! И только в армии узнал, как живут свободные люди. Точнее, только в армии я сам стал жить как свободный человек.
   - Вот оно что, - протянула Наташа. - Но разве ты не встречал среди "богатеньких" хороших людей?
   - Нет.
   - Совсем-совсем? - поразилась Наташа. - Так не бывает.
   - Полностью хороших людей тоже не бывает. Мне, может быть, просто не повезло в этом плане. Но и у Зуева я видел одних торгашей, а у Шута... Нет, Наташа, когда деньги становятся самоцелью и превращаются в наживу, в человеке исчезает все человеческое. А уж к простым людям они относятся как к тварям, грязи у себя под ногами. Так было всегда, к сожалению, люди так устроены. Я не знаю, можно ли это как-нибудь изменить.
   - Генетический код?
   - Да, наверное. И историческая память.
   Вдруг из темноты раздался улыбающийся голос Глечика:
   - Ау, влюбленные! Куда вы подевались? Вас там комары не съедят?
   Наташа покраснела до слез в глазах, а Ваня сердито ответил:
   - Не съедят, не беспокойся. От влюбленного слышу!
   - А я этого и не скрываю. Куда ушли-то? Идите обратно, пора возвращаться в город!
   - Уже? - воскликнула Наташа разочарованно.
   - Боюсь, что да, - сказал Глечик. - Время поджимает, девочкам надо быть дома не слишком поздно, иначе будут неприятности у нас всех... Короче, едем.
   Они сложили посуду в пакеты и сумки, яблочные огрызки закопали под кустом и уехали, не оставив после себя никакого мусора - словно их здесь и не было. Ведь самим не понравилось бы в следующий раз обнаружить в райском уголке беспорядок.
   Люди они или варвары, в конце концов?
   Возле машины Наташа улучила момент и спросила у Глечика:
   - Ты часто видишься с Ваней?
   - Да.
   Она понизила голос:
   - Ты не говорил ему, кто я? Хотя он еще до сих пор не обзывал меня лгуньей, значит, не говорил.
   - Это не мое дело.
   - Не говори ему, пожалуйста.
   Он улыбнулся:
   - Тебе самой придется ему сказать. У тебя это получится лучше, чем у меня. Но я посоветовал бы тебе не затягивать с этим, иначе он обидится всерьез.
   - Я знаю. Я скажу. Спасибо.
   - Пожалуйста.
   Наташа понимала, что сказать надо, причем срочно. Чем дольше она ждала, тем труднее было решиться на разговор. Это было глупо, потому что лично к ней Ваня относился очень хорошо, он даже, наверное, был в нее влюблен немножечко, это невозможно не заметить. И такое его отношение не изменится на противоположное лишь оттого, что она - дочь хозяина.
   А вот если она промолчит, это наведет его на мысли о ее неискренности, а это уже плохо. Потому что и Наташа, если честно признаться, в него немножко влюблена.
   Сделав такой вывод перед самой собой, она снова покраснела и закрыла глаза. Для этого вывода была нужна немалая решимость, отнявшая у Наташи много сил, но зато после словесного оформления ей стало легче разбираться в своих чувствах, она как будто первый раз в жизни заглянула в свое сердце и увидела его ясно и без прикрас.
   И главное - она сразу поняла, что ей делать, чтобы избавиться от женихов, которых предложил ей отец.
   Таким образом, пикник оказался не столь неприятным, как ей казалось еще с утра, и даже судьбоносным. Она радовалась, что не позволила себе раскапризничаться и все-таки поехала. Теперь у нее и в Кариновке есть друзья! По крайней мере, люди, которые оценивают ее не по родственным связям и размерам приданого.
   Глечик сначала отвез Ваню и Наташу к дому Царенко и высадил их там:
   - Спокойной ночи!
   - Спокойной ночи, Глечик. Привет тете Гале.
   Наташа добавила:
   - И большое спасибо за чудесный пикник!
   - Не за что. Как-нибудь соберемся еще, если хотите.
   - Обязательно! - в один голос ответили Ваня, Наташа и Айше.
   Глечик засмеялся, махнул другу рукой и уехал с Айше в сторону заречной части, частного сектора и микрорайона Жила. Там жила Айше.
   - Я не ожидала такого хорошего вечера, - сказала Наташа. - Честное слово, это замечательно! Раньше я думала, что это невозможно.
   - Все возможно, если рядом есть друзья, с ними всегда замечательно.
   - Это когда друзья настоящие. А вдруг в них ошибешься?
   - Тоже бывает, к сожалению. Но в Глечике не ошибешься.
   - А в тебе?
   Он смущенно улыбнулся:
   - Я бы ответил, но хвастаться некрасиво.
   Она засмеялась.
   Они вошли во двор, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. И снова, в который уже раз не заметили следящего за ними издалека Дылду.
   С этого вечера Наташа стала чувствовать себя совсем по-другому. Она ощущала полнейшее равнодушие к себе со стороны всех домочадцев и свободно общалась с Ваней. Казалось, она выискивает каждую свободную минуту досуга, чтобы задать Ване очередной вопрос, узнать его, испытать, правда ли их влюбленность существует, или они принимают желаемое за действительное.
   Наташа убеждалась, что существует.
   Между тем в выходные дни была суматоха, связанная с предстоящей вечеринкой. У каждого в доме Царенко были свои заботы. Хозяин обзванивал приглашенных и напоминал о сходке. Хозяйка примеряла новые наряды и украшения и считала себя самой лучшей женщиной в мире. Анна раздобыла по своим каналам дорогой крем с отбеливающим эффектом и усердно смазывала лицо.
   Наташе так надоели ее приставания по поводу желтизны кожи, что она не выдержала и огрызнулась:
   - Спать меньше надо! И хотя бы иногда появляться на улице! Вот видела крестьянок - у них цвет лица дай Боже каждому. А про кремы твои они слыхом не слыхивали.
   Анна ужаснулась сравнением с крестьянкой, обозвала Наташу дурой и занудой и вернулась к зеркалу и анализу желтизны кожи.
   Маня уже несколько дней изнуряла себя голодом, потому что хотела быть похожей на старшую сестру. И от этого она была злая, от злости она подурнела и от этого злилась еще больше, и не слушала ничьих добрых советов.
   Тетя Маруся с утра выбирала рецепты, готовила самые изысканные блюда, давала хозяевам на пробу. Она была так измучена, что глаза у нее ничего не видели, как у лунатика, и она постоянно что-то бормотала себе под нос.
   Ваня подметал двор, тротуары и даже газоны и грядки, убирал облетевшие листики, лепестки и прочий мусор. Наташа спасалась от суеты в его времянке, а когда он разрешал, то и помогала ему в работе.
   Теперь она уже сама стремилась рассказать ему обо всем и прямым текстом попросить о помощи. Но в такой обстановке не было никакой возможности спокойно сесть, посмотреть в лицо и поговорить, а по-другому можно было вовсе не добиться никакого результата.
   Драгоценное время уходило.
   И вот, наконец, вечеринка началась.
   Наташа с приближением этого момента чувствовала все большую взвинченность. Она так и не успела поговорить с Ваней и решила действовать на свой страх и риск. Все равно ей не придумать ничего лучше, кроме как устроить скандал, показать себя с наихудшей стороны и тем самым отпугнуть женихов.
   Отец, конечно, взбесится, ну и ладно.
   Как-нибудь прорвемся.
   Только не отступать.
   В толпе гостей Наташа намерена была затеряться и не привлекать внимания. Но это ей не удалось, так как родители сразу подчеркнули ее избранность, и она была выставлена на всеобщее обозрение: младшая дочь, принцесса, оцените, гости дорогие! Ну как? Нравится?
   Наташа покраснела от негодования. Она была наживкой, лотом на аукционе. Кто больше предложит продавцу, то есть отцу, тот и получит девушку. В полное и безоговорочное пользование. При этом все вокруг считали это в порядке вещей, словно в мире ничего не было, кроме товарооборота и оборота наличных средств. Сестры вдобавок завидовали Наташе - они сами уже прошли через эту процедуру, получили желанных мужей и лишились возможности быть таким вот призом, от которого у карьеристов текут слюнки, но не от личных достоинств приза, а от тех перспектив служебного роста, какие откроются через родство с мэром Кариновки.
   В такой ситуации Наташа могла возражать сколько угодно, с практической точки зрения ее возражения не имели никакого смысла. Ее никто не слушал. Она ни для кого не существовала как личность. Кому были нужны ее слова? Ведь ее отец ясно дал им понять, что на младшую дочь объявлены торги. С какой же стати они должны были еще о чем-то рассуждать?
   Наташа подавила бесполезное раздражение и сменила тактику. Это потребовало от нее значительных усилий воля и противного ей хамелеонства.
   Она стала именно тем, чем ее хотели видеть бессловесной и безмозглой красивой игрушкой. Она плавной походкой прохаживалась среди гостей, держа в руке бокал с вином, она всем приветливо кивала головой, всем одинаково улыбалась и ничего больше не говорила. А зачем? Это не входило в ее планы.
   Затраченные усилия вскоре оправдались. Она примелькалась и затерялась в пестроте толпы. На нее перестали обращать внимание, чем она и воспользовалась, чтобы ускользнуть из дома во времянку садовника.
   У него уже не было света, но он еще не спал, что было совсем не удивительно при том, какой шум подняли вокруг участники так называемой вечеринки. А еще он волновался за Наташу: он знал, как она не хотела во всем этом участвовать, и ждал, когда она придет к нему прятаться от тошнотворной пустоты царевской жизни и их дома.
   Они не договаривались заранее, но он знал.
   Поэтому он ждал стука в дверь или в окно.
   И дождался.
   Только вот почему она такая странная?
   - Ты не спишь? - спросила она. - Слава Богу! Ты мне нужен. Не подумай ничего плохого, пожалуйста, слышишь? Одевайся. Помнишь, ты рассказывал мне о награждении в Ставрополе? Так вот, оденься как тогда. Можно было бы прийти прямо так, но я хочу поставить этих торгашей на место. В костюме ты будешь выглядеть лучше всех, они тебе в подметки не годятся! Пусть они сначала увидят в тебе короля, а потом узнают, что ты садовник!
   - По-моему, ты задумала какую-то гадость, - заметил Ваня.
   - Ужасную гадость. Настоящую бомбу для этой грязи в нашей доме! Но не задавай пока вопросов, пожалуйста. Отступать некуда. Мне все опротивело. Ты хочешь мне помочь?
   - Я помогу тебе.
   - Тогда одевайся. Я выйду.
   В невообразимом канареечно-желтом платье, с вычурной прической с декоративной косметикой на лице она казалась инопланетянкой. И глаза у нее подозрительно блестели. Если бы он не знал ее, то подумал бы, что она пьяна.
   Он достал из шкафа костюм.
   На пороге Наташа обернулась, снова подошла к Ване и сказала:
   - Ты будешь сердиться. Ты будешь очень сердиться на меня! Может быть, даже прогонишь. Не захочешь больше дружить...
   Она запнулась и воскликнула:
   - К черту! Какая дружба? Вовсе не дружба это!
   - Наташа...
   - Одевайся. Мне никто не поможет, кроме тебя.
   И скрылась за дверью, оставив его в недоумении и тревоге. Но не ушла окончательно, два раза стучала ему, чтобы он поторопился. А когда он вышел к ней, она окинула его придирчивым взглядом и улыбнулась. Парадная одежда наводила глянец лишь на то, что было на самом деле, подчеркивала его правильное телосложение и красивую мускулатуру, не сковывала его уверенных движений.
   К тому же, он настолько пренебрегал мнением здешних гостей, что не смущался ни их количеством, ни их высокомерием.
   Наташа увлекла его в дом, в обширный холл и в гостиную, где были распахнуты настежь все окна и двери, играла музыка и танцевали все желающие.
   - У меня - самый красивый кавалер! - заявила Наташа.
   Ее нервозное состояние тревожило Ваню. Теперь он ожидал всяческих неприятностей сразу, со всех сторон. Он еще раз посмотрел на хрупкие плечики Наташи и спросил:
   - Ты не пострадаешь из-за своих шалостей?
   - Наверняка пострадаю. Но это уже не шалость.
   - Тогда зачем тебе это?
   - А по-другому нельзя. Они меня не слушают. Я не могу до них достучаться.
   - Но ты пожалеешь об этом, когда они сделают тебе больно!
   - Я выдержу.
   Между тем в холле заиграла очень красивая медленная музыка, и танцующие разделились на пары.
   - Главное - чтобы ты от меня не отказался, - сказала Наташа, положила руки Ване на плечи и втянула его в медленный танец, в самую гущу толпы.
   Ваня по-прежнему ничего не понимал, но не оказывал сопротивления.
   Они оба чувствовали себя крайне напряженно. Танец не приносил им удовольствия, да они и не для этого танцевали. Со стороны они выглядели естественно, и в конце концов на них начали обращать внимание: с кем это отплясывает главный приз? Кто ей это позволил? И кто этот парень, осмелившийся прикоснуться к обещанному им имуществу?
   Тут уже Наташа стала вести себя и вовсе вызывающе - прильнула к Ване всем телом, а потом, когда на них были устремлены все взгляды, привстала на цыпочки и быстро поцеловала Ваню в губы.
   Окружающие ахнули, и в этот момент прекратилась музыка. Вокруг Наташи и Вани образовалось свободное пространство, все глазели на них, немые от изумления. А Наташа повисла у Вани на шее и спрятала лицо у него на плече. Он машинально обнял ее покрепче, ощущая исходящую отовсюду враждебность - враждебность проигравших к победителю.
   Муж Анны, полковник Королёв, уже несколько минут назад пробрался к тестю, указал ему на младшую дочь и спросил:
   - Кто это? С кем это она?
   Царенко нахмурился и пригляделся.
   - Не знаю, - ответил он. - Никогда его не видел.
   - Ты его не приглашал?
   - Точно нет. Первый раз вижу!
   - Тогда как он здесь очутился?
   - Не знаю.
   Все члены семьи разом заспешили к месту происшествия, разбираться. Они застали девушку в объятиях какого-то неизвестного юноши, который не планировался их программой праздника. И хуже всего то, что это видят посторонние люди, а посторонним людям не прикажешь помалкивать, они с удовольствием разнесут новости по всей округе.
   Царенко из последних сил пытался сдержаться.
   Наташа посмотрела на него и вскинула голову. Ваня чувствовал, что она дрожит.
   - Похоже, ты не поняла, о чем мы говорили,- сказал Царенко грозно.
   - Это ты не услышал, о чем я тебе говорила, - ответила она.
   - Ты нарочно провоцируешь скандал!
   - Конечно.
   - Кто этот щенок?
   - Это мой будущий муж.
   Толпа невнятно зашелестела. Царенко покачнулся и сказал:
   - У моей дочери не может быть неизвестного мужа. Ты можешь мне ответить, кто это?
   - Это наш садовник, Иван Майоров.
   На сей раз воцарилась глубокая тишина. Ване все это совсем не нравилось, но Наташа прижималась к нему в надежде на помощь, и он готовился к обороне.
   Царенко не выдержал и закричал:
   - Садовник? Ты дура! Ты идиотка! Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
   Он наступал на них, размахивая руками, а они пятились от него.
   - Я не продаюсь! - воскликнула Наташа. - Я не вещь! Я человек! Кто дал тебе право решать мою судьбу?
   - Я твой отец! Я тебя воспитал!
   - Это неправда!
   - Я потратил на тебя кучу денег! Ты живешь на мои средства, неблагодарная тварь!
   - Я тебя об этом не просила!
   - Тогда убирайся из моего дома! И ты мне больше не дочь!
   - Немедленно, - ответила Наташа и только хотела отпустить Ваню, как в дело вмешалась мать. Она видела стремление дочери устроить скандал и тем самым выразить свой протест против диктата родителей, и стоит лишь приложить усилие и найти нужные слова - и она поймет и оценит их заботу о ее будущем.
   Госпожа Царенко сделала знак охранникам и шепнула, чтобы они отвели дочь в ее комнату и посторожили ее там, пока хозяева разберутся тут с приглашенными и погасят страсти.
   Наташа взвизгнула от протянутых к ней рук.
   - Иди к себе, - приказала госпожа Царенко. - Ты совсем распоясалась.
   - Нет! Я уйду отсюда только с Ваней Майоровым!
   - Тогда тебя уведут силой. Кем ты себя возомнила?
   - Нет!
   Один из охранников взял ее за руку. Она мгновенно отвесила ему пощечину. Он обозлился и ударил ее по лицу, так что она упала.
   В тот же момент Ваня нанес ему четыре удара в ответ - два в живот и два в голову. Остальные охранники набросились на него, но он расшвырял их в стороны без единого слова. Они были квалифицированные охранники, но куда им было до профессионалов, работавших на Шута! Ване даже жалко было их бить, и он не тронул бы их, если бы они не тронули Наташу.
   Он помог ей подняться, и она спряталась за его спиной.
   Охранники тоже поднялись и сделали еще две попытки к ним приблизиться. Неудачно. Гостям надоела напряженность момента, ведь они настроились развлекаться, а ситуация уже переросла из скандала в драку, в которой они участвовать не желали.
   Царенко озирался кругом. Предполагаемые женихи стояли неподалеку, бледные и остолбеневшие. Отец поклялся дать им дочь! А она оказалась вовсе не столь белой и пушистой, как им обещали! Это возмутительно! Она гуляла и скандалистка!
   Все сделки мэра летели в тартарары, все его планы и радужные видения разлетелись вдребезги из-за безумия мерзкой девчонки.
   - Раз ты жена садовника, то жить будешь с ним, - процедил он сквозь зубы.
   - Разумеется, - сказала она, морщась от боли.
   - Но имей в виду - он уволен.
   - Спасибо.
   - Тебя устроит нищета?
   - Мне не нужна пустота. Я - человек.
   - Вон отсюда.
   - Конечно. Только возьму свои вещи.
   - Твоего здесь ничего нет.
   Наташа побледнела от гнева и вышла из-за плеча Вани:
   - Здесь есть моя одежда, которую я купила в Ставрополе, и мой компьютер, который мне подарил дядя Миша. Это - моё. Ваня, пойдем со мной. Теперь я боюсь, как бы им не пришло голову запереть меня. Я им не доверяю.
   Они поднялись на второй этаж, в ее спальню. Наташа не собиралась долго - она предполагала такое развитие событий и давно к нему подготовилась. Но нервничала так, что дрожала с головы до ног. Даже присела на минутку, потому что подгибались колени.
   Ваня присел перед ней и взял ее за руки, за холодные ладошки. Но она покачала головой, вздохнула и прошептала:
   - Прости меня. Пожалуйста.
   - Что же ты делаешь, глупышка. Разве можно вот так, без предупреждения. Да еще и так себя взвинтила. Не волнуйся. Не плачь.
   Но она уже не могла остановиться и ревела в три ручья:
   - Ты не откажешься от меня?
   - Нет, что ты.
   - Кроме тебя, у меня никого больше нет.
   - Успокойся. И подумай еще раз. Только не сейчас, а утром, на свежую голову. Я понимаю твои эмоции, но готова ли ты менять свою жизнь в корне? Ты никогда не жила так, как живут все, тебя обеспечивал отец. Тебе придется много работать, мало спать, плохо питаться. Терпеть лишения. Считать каждую копейку. Ты готова к такому повороту?
   Она слабо улыбнулась:
   - Это даже интересно.
   - Это не интересно, - возразил он. - А если интересно, то только в первые два-три дня. А потом это ни капли не интересно, а трудно, трудно и еще раз трудно. Ты не представляешь себе, насколько это трудно.
   - А ты будешь со мной?
   - Обязательно.
   - Тогда не о чем больше говорить. Ты боишься, что я не выдержу?
   - Я думаю просто, что тебе нет нужны устраивать для себя такие испытания. Зачем? У тебя же есть родственники... С ними тебе не придется менять свою жизнь...
   Она приложила палец к его губам и заставила молчать.
   - Мне надоело быть принцессой, - сказала она. - Я больше не буду красивой игрушкой. Я хочу стать человеком.
   Тут она покраснела, опустила глаза и шепнула чуть слышно:
   - Мне страшно, но я хочу быть с тобой.
  
   Они пришли в Селянку пешком. Каждый нес с собой свою сумку. Ваня хотел нести обе сумки, но Наташа не позволила ему считать ее слабой и беззащитной. Единственной тяжелой вещью в ее сумке был большой ноутбук, подаренный на совершеннолетие дядей Мишей. Лицо у Наташи было бледное и упрямое.
   Ваня с тревогой косился на нее и хмурился. Он боялся за нее, такую изнеженную и избалованную. С ее стороны он видел лишь порыв, минутное настроение, хотя и верил в искренность девушки. Плохо будет, если она надорвется от своей новой жизни, но из гордости не захочет признавать это даже перед самой собой. Надо пристально следить за этим, чтобы не упустить момент и принять меры.
   А Наташа, не представляя себе масштабности перемен в своей судьбе, ничего не боялась. Ведь у нее было обещание Вани не бросать, а с ним рядом нечего бояться.
   Перед самым уходом, на рассвете, они еще раз говорили с матерью Наташи. Она пришла к ним во времянку сама, в первый раз в жизни посмотрела на Наташу как на человека и попросила их чуть-чуть подождать, не уходить сразу: может быть, еще удастся убедить отца сменить гнев на милость.
   Наташа покачала головой, уверенная в безнадежности такой попытки, но подождать согласилась. Она уже устала от окружающей обстановки и хотела уйти поскорее.
   Госпожа Царенко отсутствовала долго, пришла и без сил присела на кровать рядом с Наташей. Теперь она была только мать, переживающая за ребенка: она обнимала Наташу, целовала ее голову и плакала. Отец не смягчился, он слишком зол из-за своих амбиций. Умолять его прямо сейчас бесполезно, надо немного повременить, дождаться, может, все пройдет.
   - А пока? - спросила Наташа устало.
   Госпожа Царенко заплакала в голос:
   - А пока разрешил поселиться в Селянке, там есть какой-то бесхозный дом, который никому не нужен!
   Наташа тут же встала:
   - Вот и хорошо. Ваня, пойдем.
   - А если потом этот дом надумают у нас отобрать?
   - Хотя бы первое время поживем. Неужели поселимся у Павла и тети Гали?
   Ваня без единого слова повесил сумку на плечо.
   Госпожа Царенко прижала к себе дочь и запричитала:
   - Куда вы пойдете? Вы же дети! А там - Селянка! С ума сойти! Я упрошу его. Он не будет сердиться долго. Селянка! О Господи! На съедение отправил собственную дочь!
   Наташе стало так жаль ее горя, что она снова задержалась и попробовала утешить:
   - Мам, не все так плохо, не плачь. Что с того, что это Селянка? Там тоже люди живут. Не расстраивайся. Зачем так убиваться? Ну, не будет у меня привычного комфорта. Ну, устроюсь на работу. Зато посмотри, какой у меня будет прекрасный муж. Я буквально ухожу из тюрьмы, мама. Не понимаю, как вы не чувствуете все, какая здесь могила? Здесь задыхаешься, как будто в удавке!
   Госпожа Царенко провела ладонью по голове неопытной, импульсивной дочки:
   - Прости меня, дорогая. Но мы всегда думали о твоем благе.
   - Спасибо, я знаю. Просто я сама выбираю свое благо. Еще увидимся, мама. А сейчас нам пора идти, я очень устала.
   - Я попрошу, чтобы вас довезли на машине!
   - Не надо!
   Наташа бросилась ее удерживать, но не успела. Теперь уже и Ваня покачал головой. Разве оскорбленный властитель упустит возможность еще раз унизить оскорбителей? Однако Наташа считала унижением именно материны просьбы, а не ходьбу пешком через весь город.
   Машину им, конечно же, не дали. Наташа поцеловала на прощание госпожу Царенко и покинула, наконец-то, этот особняк.
   Идти действительно пришлось очень далеко. Наташа и Ваня, утомленные и опустошенные от треволнений этого вечера, не сразу сообразили, что с ними происходит. В головах у них была всего одна мысль: они вместе, и у них есть временное пристанище. А все остальное не важно.
   И только оказавшись перед домом по данному адресу, они начали постепенно приходить в себя и прозревать.
   Прежде всего, до них дошло, что они находятся в Селянке, то есть в самом неблагополучном и взрывоопасном районе города. Здесь жили представители самых разный национальностей и народов, и уровень жизни у всех был не одинаковый, это порождало неприязнь.
   Русские сюда не заглядывали вообще.
   Разве только по делу и при этом с оружием.
   Новые жители получили свое жилье в том месте, где Селянка граничила с Жилой. Наташа и Ваня пересекли почти весь квартал, пока туда добрались. Несмотря на очень ранний час, они встречали по дороге несколько человек, которые провожали их изумленными взглядами. Наташа обратила внимание на настороженность каждого окошка, даже каждого камешка Селянки и стала с опаской озираться по сторонам. Ваня это заметил и взял ее за руку.
   А уж дом их и вовсе озадачил.
   Он был каменный, с небольшим участком, садиком, палисадником. Он был совсем маленький. Его окна были пустые и темные, ограда покосилась, земля заросла крапивой и лопухами. На первый взгляд, жить в нем было совсем невозможно.
   Но Ваня и Наташа крепче взялись за руки и вступили во владение.
   Им предстояло начинать почти с нуля.
   Они с трудом открыли трухлявую калитку и вошли в палисадник. Когда-то дорожка к крыльцу была выложена мелкой, советских времен тротуарной плиткой, которая теперь износилась, раскрошилась и проросла травой. В лопухах валялись горы пустых бутылок из-под водки, что навело Ваню на определенные подозрения.
   Дверь покосилась и потому не закрывалась и не открывалась до конца.
   Наташа и Ваня вошли в дом, и тут Ванины подозрения подтвердились, а Наташа только вскрикнула. Дом оказался не совсем нежилой. Они увидели здесь кучи мусора, какого-то ужасного тряпья, картонные коробки с прожиренными стенками, а по углам комнат - чьи-то туалеты.
   - Боже мой! Разве так можно? Кто это сделал?
   Наташа была потрясена.
   - Ты не бойся, пожалуйста, - быстро сказал Ваня. - Это сделали бомжи. Они, видимо, тут поселились, пока помещение пустовало. Ничего, это можно убрать. Но придется еще проводить основательную дезинфекцию, чтобы не подцепить какую-нибудь заразу.
   Наташа умолкла и задумалась над судьбой тех несчастных, кто до такой степени опустился и потерял человеческий облик.
   - Ну вот, - вздохнула она. - Им и так негде приткнуться, а мы еще и выселяем их из этого домика. Бедняги!
   - Бедняги, - согласился Ваня. - Приступаем?
   Выяснилось, что им нужна помощь. Ваня не решился оставить девушку одну в этом опасном месте, поэтому на нее была возложена миссия сходить к Глечикам и все рассказать Павлу. Поскольку выходной день, и вдобавок раннее утро, был шанс застать его еще дома.
   - Он не спит? - спросила Наташа. - Я его не разбужу?
   - Он встает еще раньше меня.
   Глечик действительно уже встал и, как и Ваня, проводил во дворе свои утренние занятия. Визит Наташи его удивил, а ее бледный и растрепанный вид встревожил. Невзирая на протесты, он провел ее в дом, усадил и напоил горячим чаем.
   После этого Наташа смогла уже спокойнее, по порядку, рассказать о случившемся.
   На шум вышла тетя Галя. Глечик познакомил ее с Наташей и вкратце сообщил, что произошло. Тетя Галя немного поахала, по своему обыкновению, но практическая сторона вопроса взволновала ее куда больше.
   - Бомжи? - уточнила она.
   Наташа кивнула.
   - Это плохо... Селянка - вообще не очень приятно.
   - Это временно! - сказала Наташа. - По крайней мере, я надеюсь на это.
   - Не имеет значения, временно это или постоянно. Селянка, да еще и бомжи. Все надо будет обработать карболкой и окурить серой... Паня, у нас есть серная шашка?
   - Даже две, с прошлой осени. А карболку достанет Айше.
   Тетя Галя нахмурилась:
   - Где это она достанет?
   Глечик не ответил и повернулся к Наташе:
   - Получается, вы сегодня вообще не спали?
   - Да... - протянула Наташа и вдруг очень захотела спать.
   Мысли тети Гали мгновенно повернулись в другую сторону, она захлопотала и тут же уложила гостью спать в бывшей Ваниной спальне. Наташа пыталась возражать, но Глечик сказал:
   - Даже не думай. Сейчас я и Майорова сюда привезу, пусть выспится как следует. Кто это начинает такой большой труд в такой усталости? Пара часов хорошего сна и сытная еда - и вы как огурчики, и тогда сможете перевернуть весь мир! А сейчас вы ни на что не способны. Спи давай.
   Наташа закрыла глаза и сразу уснула.
   Тем временем Глечик вывел из гаража машину и привез из Селянки Ваню, хотя тот тоже пытался активно возражать. Глечик не стал его даже слушать:
   - Да у тебя голова уже спит. Садись в машину немедленно, а то пожалуюсь моей маме, и она устроит вам обоим разборку. Полдня возни в этом гадюшнике вас не спасут. Поехали.
   И Ваня свалился с ног так же, как и Наташа. Его уложили в гостиной, на диване, а сами сели на кухне и стали обсуждать план действий.
   Глечик описал матери домик и что там творится. Она вздыхала.
   - Мебель есть?
   - Никакой.
   - Ремонт нужен?
   - Большой ремонт. До зимы, боюсь, не успеть. Он же еще и гордец вдобавок, помощи не принимает ни от кого.
   Тетя Галя улыбнулась:
   - А одолжения?
   Глечик подумал и согласился:
   - Одолжения - другое дело. Пойду позвоню Айше, пусть постарается раздобыть карболку. Мама, ты у нас умница. Мы все без тебя, как без рук.
   Проснувшись, Ваня понял, что отчаяние и безнадежность, посетившие их с Наташей, по прибытии на новое место жительства, были прямым следствием усталости, потому что теперь, после двух часов крепкого сна, он чувствовал себя бодрым и сильным.
   И даже взгляд на мир у него изменился.
   Глечик вышел из своей комнаты, поговорив по телефону с Айше, заметил, что Ваня уже не спит, и приветственно помахал ему рукой:
   - Отдых - великая вещь! Согласен?
   - Целиком и полностью.
   - Теперь ты жив?
   - О да!
   - Деньги есть?
   - Есть, не беспокойся. Я не тратил свою зарплату. Точнее, почти не тратил.
   - Тогда вставай, поехали за самым необходимым.
   Ваня больше не задавал вопросов. Они понимали друг друга с полуслова. Ване стало совестно, что он в очередной раз запряг приятеля решать чужие проблемы. Но Глечик прикрикнул на него:
   - А для чего, по-твоему, существуют друзья? Смотреть на тебя и восторгаться тем, какой ты сильный и самостоятельный? Всем и так это ясно. А если ты думаешь, что ты и Наташа будете выгребать лопатой дерьмо, а я в это время буду пить чай и есть пироги, то ты ошибаешься.
   Необходимого было достаточно много. Электрические лампочки, розетки, выключатели, посудные и постельные принадлежности, электроплитка, стол, два стула или табуретки, кровать. Часть посуды было решено взять на время у Глечиков. Потом Глечик вспомнил, что на веранде позади дома стоит старый, никому не нужный стол, который вдобавок мешает проходу в сад, на него всегда натыкаешься, и он заставлен ведрами, банками и ящиками.
   - Спасибо, Глечик, - улыбнулся Ваня. - Я завидую твоему опыту. Откуда ты все знаешь? Ведь ты не намного старше меня! А сразу определил, даже сейчас, что и как следует делать. Как будто тебе каждый день приходится чистить общественные туалеты. Я чувствую себя таким бестолковым...
   - Это не бестолковость, Майоров. Просто я, в отличие от тебя, не стесняюсь просить у людей помощи и принимаю ее спокойно, с благодарностью. Если помощь от чистого сердца, разумеется. А так ты и сам догадался бы, что и как надо делать, только потерял бы время.
   Когда они приехали с покупками к Глечикам, Наташа уже встала и помогала тете Гале готовить обед. Идея задействовать старый стол привела их в состояние энтузиазма. Они очистили стол от баррикады пустых ведер и ящиков, вымыли его и высушили. Он был старый, но еще крепкий, и даже не шатался.
   - Кровати очень дорогие, - виновато сказал Ваня. - У меня не хватило денег. Будем, пока тепло, стелить на полу.
   И оба - он и Наташа - покраснели и опустили глаза.
   В Селянку отправились на машине, с запасом еды, по настоянию тети Гали, и со столом, привязанным вверх ногами к крыше автомобиля. Ехали вчетвером - Глечики, Ваня и Наташа. Тетя Галя внимательно следила за маршрутом передвижения и хмурилась недовольно:
   - Надо же, куда услали... Лучше бы к черту на кулички... Мало того, что Селянка, так еще и Жила рядом, через улицу...
   - Не пропадем, тетя Галя, - ответил Ваня.
   И Наташа подтвердила:
   - Не пропадем.
   Соседей удивил наплыв народа в этот дом среди бела дня, и они, не таясь, смотрели на них в недоумении: кто бы это мог быть и зачем? Наташа видела этих разношерстных соседей и невольно съеживалась: теперь им предстоит жить бок о бок.
   А вдруг мирной жизни не получится?
   Не думать об этом.
   Ваня всегда хвалил ее за такт и умное поведение, удивлялся, что она такая в ее юном возрасте. Такт и умное поведение помогут ей выжить среди неблагоприятной обстановки.
   Впрочем, неблагоприятной она была лишь по слухам. Здесь ведь никто не пробовал селиться.
   А они здесь будут жить. Хотя бы временно.
   Увидев домик изнутри, тетя Галя на несколько минут утратила дар речи. По ее мнению, так загадить человеческое жилище могли только монстры. После этого она сделала вывод, что мир неуклонно катится к своей погибели, люди вымирают, это привело ее в негодование, и она скомандовала:
   - Перчатки!
   Все четверо натянули на руки резиновые перчатки и приступили к работе.
   По ходу дела у Вани и у Глечика возникало множество вопросов по поводу этого дома и ремонта в нем, но все они могли подождать до завтра. Главным в тот момент было провести немедленную чистку и дезинфекцию.
   В самый разгар работы к ним присоединилась Айше.
   Наташа краем глаза заметила, что тетя Галя снова нахмурилась, но ничего не сказала, не стала нагнетать обстановку в такой момент. Айше принесла карболку, но не ограничилась этим пассивным участием, а нашла Глечика и стала ему помогать.
   - Почему ты ушел от всех? - спросила она.
   - Там очень тесно, - улыбнулся он. - Мы мешали друг другу. Ты останешься?
   - Конечно.
   Ближе к вечеру они сделали перерыв и пообедали всухомятку, сидя на крылечке, на ступеньках, и разложив еду на выставленном сюда столе. При этом за забором вдруг показался какой-то человек, он направлялся явно в этот дом и даже уже хотел открыть калитку, но увидел на крыльце людей, замер на секунду и скрылся.
   Глечик сделал кружкой жест в его сторону:
   - Знаменательный маневр. Бывший жилец побежал рассказывать своим сожителям, что их место занято посторонними.
   Тетя Галя всполошилась:
   - Ой-ой-ой! Как же вас оставить здесь на ночь, дети? Убьют! Ночуйте у нас!
   Ваня возразил:
   - Нет, мы отсюда не уйдем. Это теперь наш дом.
   - Но это опасно!
   - Мы не переселимся к вам, - твердо сказал Ваня. - Нам будет трудно, это правда, и район этот - не самый лучший в городе, но здесь живут все-таки люди, не звери какие-нибудь, а с людьми можно найти общий язык.
   Тетя Галя не унималась и вздыхала:
   - Люди-то разные бывают, Ванечка! И некоторые хуже всяких зверей!
   - Верно, всякие. Но какой привет, такой и ответ. Я ни с кем не собираюсь враждовать.
   К наступлению темноты дом был полностью вычищен и продезинфицирован. Даже из палисадника они выбросили все бутылки и прочий мусор.
   А пока Ваня и Глечик, сняв с петель входную дверь, врезали замок, Наташа, тетя Галя и Айше еще раз прошлись по дому и оценили его.
   Он состоял из маленькой комнаты, крохотной, как шкаф, спаленки, кухни с выходом на веранду и насквозь прогнившего и проржавевшего санузла, куда страшно было войти. Теоретически сюда был проведен газ, но предприимчивые жильцы уже давно сдали в металлолом трубы, батареи, котел отопления, если он был неисправен, и газовую плиту. Чудом уцелели краны на кухне и в ванной, и то наверняка потому, что их было невозможно выковырять из штукатурки, хотя сама штукатурка крошилась и рушилась.
   - Как тесно! - приговаривала тетя Галя. - Развернуться негде.
   - Ничего, тетя Галя, это неважно, - успокаивала ее Наташа. - Мы же с Иваном вдвоем, много ли нам двоим надо!
   Ее тревожила другая проблема:
   - А вот бросить учиться я не могу. Я же ведь буду работать, а для нормальной работы нужно образование, диплом, знания... Я ведь хотела перевестись на другой факультет. Теперь не получится. Господи, какие это были глупые капризы, с этими переходами с факультета на факультет, с этими "не хочу" и "не буду"! На самом деле я хорошо управляюсь с экономической теорией, бухгалтерией, только повоображать хотелось...
   Тетя Галя и Айше одинаково улыбались, глядя на нее.
   - А сейчас? - спросила тетя Галя.
   - А сейчас я чувствую, что повзрослела. Вот так, разом. И могу, как мне кажется, трезво оценивать ситуацию, положение... Нам с Ваней действительно придется трудно. У нас еще нет специальности и опыта работы, точнее, это я не имею опыта работы, и нам никто хорошее место не держит про запас...
   Она спохватилась:
   - Я знаю, Ваня переживает за меня, потому что я выросла в достатке и не смогу приспособиться. Он не верит в меня. И не хочет, чтобы я именно так доказывала ему свою решимость и... любовь... Но это будет не доказательство. Просто я так хочу, так должна! Мне хорошо рядом с ним, я спокойна и уверенна. Будет трудно. Я уже вижу, что трудно, что я многого не умею, и моя самостоятельность - всего лишь иллюзия и не выдерживает напора действительности. Но при мысли о том, чтобы вернуться в комфорт, к людям, которым ничего не надо, кроме денег и власти, я прихожу в ужас... Я научусь всему, мне не стыдно. Я получу специальность. Только бы Ванька во мне не разочаровался.
   Тетя Галя растрогалась:
   - Наташа, милая, не забивай голову глупостями! Ты еще совсем ребенок. В твои годы очень немногие девушки являются хорошими хозяйками. Опыт, навыки, знания приходят со временем. Дорогая, когда я выходила замуж, я была старше тебя, а не умела приготовить ничего, кроме яичницы. Так что не волнуйся насчет этого. А я чем могу - помогу. И тебе, и Ванечке.
   Айше с улыбкой сказала:
   - Ты спроси у Пани - он порекомендует, к кому обратиться насчет работы. Он же знает всех людей в городе!
   - Да, - подтвердила тетя Галя. - Спроси у него.
   Наташа смутилась:
   - Да я лучше по объявлениям... Или на биржу схожу...
   - Сначала - к Пане.
   От крыльца раздался стук двери и легкий щелчок захлопнувшегося замка. Наташа, Айше и тетя Галя переглянулись и радостно захлопали в ладоши. Через минуту в кухню вошли ребята и тут же потребовали:
   - Хотим ужинать!
   В комнатах ввинтили лампочки и включили свет. Прикрутили розетки, но Глечик запретил включать электроплитку и готовить на ней что-нибудь существенное.
   - Могут быть неприятности, - сказал он. - Свет здесь проведен кустарным способом, от столба. Могут отключить. Или случится короткое замыкание и пожар, не дай Бог. Надо вызывать электрика и ставить счетчик.
   После минутного молчания он добавил:
   - Есть еще один немаловажный риск - риск грабежа или кражи. Насколько мне известно, ценностей у вас нет, и красть нечего...
   - Есть, - ответила Наташа. - Есть мой портативный компьютер.
   - Пока его придется спрятать у нас с мамой. До тех пор, пока бывшие жильцы дома не привыкнут к мысли, что он теперь им не принадлежит, лучше не провоцировать их и не терять свои вещи даром... А потом станет известно, что здесь живут люди небогатые, и поживиться у вас нечем. Тогда вернете свой ноутбук сюда.
   Наташа ответила:
   - Возьмите, конечно, он пока все равно нам не нужен... А если понадобится, мы к вам придем на нем поработать.
   Глечики и Айше долго не хотели уходить, боялись оставить Ваню и Наташу одних. Но все же им пришлось разойтись, когда у Айше голова начала сонно клониться на плечо, а оставаться дольше было уже неприлично.
   Резко наступившая тишина оглушила Ваню с Наташей. При этом не возникло ощущения уединения, а лишь ощущение пустоты.
   - Это от необжитости и от волнения, - сказала Наташа. - И от страха.
   - Да, - согласился Ваня. - Но глупо было бы ожидать, что нам с тобой сразу подарят дворец.
   - Я и не рассчитываю на дворец. Зачем нам дворец? А вот мебель, тепло и запах еды сразу придадут уют. Будет не страшно, а хорошо. А ты говоришь - дворец...
   - Со временем я сделаю из этого домика маленький дворец. Специально для тебя. Если не отберут домик, правда...
   - Спасибо! Надеюсь, не отберут. Кому он нужен, да еще и в Селянке?
   - А то, что сегодня так неудобно и страшно, Наташа, прости меня...
   - Ерунда, пройдет. За один день невозможно сделать все дела, решить все проблемы.
   Эта ночь выдалась очень нервной. В палисаднике постоянно кто-то шатался, хрустел лопухами и репейником, угрожающе бормотал. Несмотря на усталость, Ваня до самого утра не сомкнул глаз. Он ежеминутно вглядывался в лицо Наташи и прислушивался к ее дыханию, и ему казалось, что она спит, что ее не будят посторонние шумы.
   Он еще ежеминутно ждал стуков в двери и окна, вламывания. Готовился к активной обороне. Только бы Наташа не испугалась.
   Но в дверь постучали лишь однажды - все остальные натыкались на замок, видели в кухне электрический свет и без объяснений понимали, что данное помещение занято представителями цивилизации.
   - Кто там? - громко спросил Ваня, заботливо прикрыв одеялом Наташу, которая открыла глаза и повернула к двери настороженное лицо.
   Под дверью закашлялись протяжным сиплым кашлем и сказали:
   - Что за черт... Это ты, Данила?
   - Нет!
   - Опять эти шуточки Вавилова... Это ему могло прийти в голову навесить сюда замок. Открой, брательник. Поздно уж.
   - Нет. Уходите.
   - Как это - нет? Ты что, спятил? Отпирай двери!
   - Уходите, пожалуйста.
   - Слушай, это не Данила... Ты что, не Данила?
   - Нет.
   - То-то я и слышу, что голос не тот... А кто ты?
   - Я теперь здесь живу. Это дом моего родственника, который умер.
   - А-а-а... Лихо ты вселился. Еще вчера никого не было. Э-эх!
   Кряхтя натужным старческим кряхтением, бродяга прошуршал зарослями в палисаднике и канул в ночь. Ваня, напряженный, как струна, глубоко вздохнул. Получилось, конечно, не очень хорошо. Жалко бездомных. Но что делать? Может быть, в колхоз переселиться? Но с ним Наташа. Риск велик, если оставаться здесь. Все время придется оглядываться - нет ли там опасности...
   Выдержит ли хрупкая Наташа такой риск?
   И кто скажет, долго ли продлится этот риск?
   Да и все ли бомжи ведут себя мирно? Вдруг среди бывших жильцов найдутся хулиганы, которые подстерегут Наташу, не дай Бог, и совершат нападение?
   С утра Ване очень не хотелось уходить и оставлять Наташу одну в доме, где пока нет даже таких вещей, какими можно было бы защититься. Нет телефона, не позвонишь в милицию, не позовешь на помощь Глечика.
   Но идти все же пришлось - нужна была работа. Ваня купил газету с объявлениями, потом зашел в районный центр занятости населения, там ему выдали целую пачку вакансий на неквалифицированные должности. В подробности он не вдавался, спешил домой.
   По дороге зашел в магазин - купить продукты.
   Дома все было нормально. Наташа сервировала на столе завтрак и обрадовалась Ваниному возвращению, но не от страха. Напротив, ночь без осады и боя ее обнадежила, она поспала и отдохнула, и утро начиналось ясное, все это настраивало на позитивный лад.
   - Доброе утро! - в один голос поздоровались они друг с другом и заулыбались.
   - Никто тебя не побеспокоил? - спросил Ваня.
   - Нет, слава Богу. Я утром замечательно спала! Никогда не спала так долго и так хорошо... Не волнуйся за меня, пожалуйста. Я не забитое безответное существо, сумею постоять за себя. Садимся за стол. Жаль, чая нет, только вчерашний, холодный.
   - Ничего, это не надолго.
   - Я знаю.
   Они позавтракали, убрали со стола и разложили на нем бумаги с вакансиями. Наташа углубилась в газету с объявлениями, Ваня стал перебирать данные центра занятости. В принципе он мог пойти на любую работу, с которой умел справиться, лишь бы им с Наташей хватало денег.
   Но, в отличие от своего первого трудоустройства, он пытался представить себе очень подробно, чем ему предстоит заниматься, с кем придется иметь дело, каких неприятностей можно ожидать. Подходили ему многие вакансии, но понравилось бы ему одно место, сразу привлекшее его внимание - почти как в первый раз.
   Это было место агронома в колхозе "Кариновский". Поля и виноградники этого колхоза начинались за оврагом, опоясывающим Селянку, как средневековый замковый ров. Колхоз был не передовой, но и далеко не из самых последних в районе. Плюсом была и близость к городу - можно было за полчаса дойти пешком.
   Конечно же, агрономом никто не возьмет мальчишку без специальности. Но Ваня был согласен учиться, получать образование, просвещаться и идти вперед. А работать пока можно не только с растениями. Разве он не механизатор? Он знает любой трактор назубок и умеет делать с ним всё!
   Ваня при мысли о работе в колхозе сразу воспрял духом.
   Богатый сад - это хорошо, уютно, комфортно, денежно. Не требует особо выкладываться. Но ведь это так скучно, когда не нужно вкладывать душу, творчество, а Ваня чувствовал в себе силы именно к творчеству.
   Поэтому при одной только мысли о работе на просторах земли он словно вздохнул глубоко и похоронил перспективы снова когда-нибудь стать прислугой.
   А вот Наташа столкнулась с проблемами.
   Она тоже выбрала себе несколько мест, где требовались работницы, и пошла на собеседования. И везде получила от ворот поворот. Никто не хотел связываться с ней в пику ее отцу, а некоторые вообще лично были знакомы с Наташей и присутствовали на памятной вечеринке, от их похабных улыбочек ей становилось тошно, она не могла доказывать им свою профпригодность хотя бы на какую-нибудь маленькую должность, ведь они были уверены в том, что эта девушка выполняет лишь декоративную функцию.
   Таких лиц она увидела в тот день целый десяток, и они довели ее до слез. Она пришла домой расстроенная и сразу упала на стул, опустила голову на руки и спрятала лицо.
   - Что случилось? - спросил Ваня.
   - Я для тебя только обуза! - воскликнула она. - Бесполезная обуза!
   Он присел рядом с ней и обнял за плечи. Она тут же прислонилась к его груди - если бы его не было, такого близкого и родного, она бы умерла от горя. А от его прикосновения и ласкового поглаживания по голове отчаяние таяло, как сугроб весной.
   - Натуся, не стоило рассчитывать на мгновенный успех, - сказал Ваня. - Не надо так убиваться. Не здесь, так в другом месте у тебя получится.
   Она слабо улыбнулась сквозь слезы:
   - Нигде уже не получится. Я обошла абсолютно все места, куда меня могли бы принять. Больше ничего нет ни в газете, ни на бирже. На бирже мне вообще сказали, что девушкам и женщинам без специальности нечего делать на рынке труда.
   Ваня еще раз провел рукой по ее волосам и сказал:
   - Так вот почему тебя так долго не было.
   - Угу. Я даже устала и проголодалась.
   Ваня тут же поднес ей к носу душистое яблоко:
   - Возьми пока. Сейчас я сделаю еще бутерброд. Извини, пожалуйста, сегодня опять будет сухомятка и фрукты, и яблочный и абрикосовый сок...
   Она открыла глаза на аромат яблока, глубоко его вдохнула и сказала:
   - Спасибо. Я не жалуюсь. Я люблю яблоки... Дай сюда. И не смотри на меня так жалостливо! Не надо думать обо мне как об оранжерейном цветке!
   Ваня улыбался:
   - Ты не оранжерейный цветок. Но я все равно переживаю за тебя. Ты ведь еще не привыкла к отказам, к лишениям, к ответственности... Молчу, молчу. Какие грозные глаза! Прямо-таки принцесса!
   Она около минуты демонстративно пыхтела и делала страшное лицо, потом засмеялась и начала есть яблоко, снова улегшись головой на плечо Вани.
   - Ну вот, ты уже и смеешься, - с облегчением сказал Ваня. - А насчет работы не расстраивайся. Не получилось сегодня - получится завтра. Главное - не опускать руки, если действительно знаешь, чего хочешь. Мы же вместе!
   - Да. Но я и не буду ждать до завтра. Где работает Павел?
   Ваня удивленно на нее покосился:
   - С ума сошла? Даже если бы туда и принимали девушек, и даже если бы тебя туда настойчиво звали, я категорически запретил бы тебе совать нос в силовые структуры... Извини, это будет диктат, конечно, но туда ты работать не пойдешь.
   Наташа смеялась:
   - Это не я, это ты сумасшедший! Я не собираюсь там работать. Я хочу всего лишь с ним посоветоваться. Тетя Галя и Айше мне так и сказали, еще вчера, а я их не послушалась. Глупая!
   При воспоминании о нынешних поклонах всяким отцовым подхалимам ее передернуло, и она снова нахмурилась.
   - Эти мерзавцы на мне отыгрались за все папины недостатки. Ведь со мной сейчас можно делать что хочешь, я же в опале. Вот они и поиздевались вволю. Я действительно глупая, этого можно было ожидать. Выходит, что в нашем окружении и правда не было людей, одни выкормыши и блюдолизы...
   Ваня дал ей еще одно яблоко.
   - Нет, Вань, я понимаю, они завидуют папе и вынуждены терпеть его тяжелый характер, но я-то что им сделала плохого? За что они меня унижают? Ведь папе это безразлично! Моя боль его не заденет!
   Ваня обнял ее крепче и прикоснулся губами к ее волосам.
   - Неужели друзья твоего отца занимают весь город? - спросил он.
   - Не знаю. Вполне может быть.
   - Нет, ну подожди, а оппозиция? На каких-нибудь предприятиях должны быть ее начальники? Не верю, что у политика нет врагов. Такого не бывает.
   - Об этом-то я и хочу спросить Павла.
   - Тогда лучше не на работе... Давай подождем, пока он вернется домой. Уже и так вечер. Но я боюсь отпускать тебя.
   Она возразила:
   - Еще светло.
   - Темнеет быстро.
   - Павел меня проводит. Что это за предрассудки! Долго мы еще будем прятаться, как преступники? Иван Майоров! Мы получили свободу, а не тюрьму!
   Ваня спокойно возразил:
   - Не тюрьму. Гетто.
   Она осеклась, потом сказала:
   - Это неправда. Мне это не нравится, потому что жестоко. Не хочу ставить крест на Селянке! Здесь живут люди, и они живут, плохо ли, хорошо ли, но живут ведь! Не вымирают! Хватит бояться Селянки! Я протестую! Раз уж нам досталась именно Селянка, нужно мириться с ней и видеть в ней достоинства! А не залезать в раковину, мы не улитки!
   От горячности она закашлялась, не позволила еще раз погладить ее по голове и встала на ноги. Яблоко она держала гордо, словно это была держава.
   - Наташа, согласись, что дом пока нельзя оставлять без присмотра.
   - Это верно.
   - И нельзя оставлять в доме дорогие вещи, чтобы нас грабили, да еще и думали, что мы - люди с достатком, и у нас есть что взять!
   - Тоже правильно.
   - И документы и деньги придется всегда носить с собой.
   - Будем носить с собой. Ваня, мне пора к Павлу. Он уже пришел?
   - Если бы я знал!
   Наташа так никуда в тот вечер и не пошла, так как Глечик приехал к ним сам. Привез еще запас продуктов - неусыпная забота тети Гали. Его приезду очень обрадовались, усадили за стол и поставили перед ним тарелочки со скромным угощением поселенцев. Он улыбался и не отказывался.
   - Везу вам большие приветы от мамы и Айше, - сказал он. - А еще я кое-что узнал об этом домике.
   Ваня и Наташа заинтересованно придвинулись ближе.
   - Никакой тайны в этом нет, - сразу оговорился он. - Дело настолько давнее, я даже удивляюсь, как это твой отец, Наташа, про него вспомнил. Может быть, ему кто-нибудь подсказал? Дом принадлежит господину Царенко, он вместе с участком взят в долгосрочную аренду... В общем, это дом твоего отца, Наташа. Он, насколько мне стало известно, хотел перевести его в нежилой фонд и открыть здесь магазинчик, но почему-то передумал.
   - Очень на него похоже, - отозвалась Наташа. - Странно только, что передумал.
   Глечик пожал плечами:
   - Почему странно? Логику твоего отца я могу понять. Все-таки здесь Селянка, да и улица тихая, без активного движения, на окраине микрорайона и города. Словом, место застойное, торговля здесь не пошла бы. А земля и дом достались ему наверняка за бесценок. За такой бесценок, что жаль было отказываться - возможно, пригодится в будущем. А потом его увлекли другие проекты, более удачные и перспективные. Он и забыл про этот домик. Пока ваш выпад ему не напомнил. Так что можете смело жить. Никто, кроме вас, на это жилище не претендует.
   - Если только папе не придет в голову нас выселить, - предположила Наташа.
   Ваня покачал головой:
   - Вряд ли. Не сгущай краски. Он, конечно, очень сердит на нас и долго еще будет помнить обиду, но вредить нам сознательно, мне кажется, не будет. Зачем ему это?
   - Я тоже надеюсь на это, - медленно произнесла Наташа. - Но не уверена в этом так твердо, как ты. По крайней мере, ему действительно еще могут подсказать мои сестры, особенно Анька. Она бы, наверное, меня со свету сжила от зависти...
   Глечик мягко остановил ее:
   - Почему бы не забыть о них? Они теперь далеко, у вас разная жизнь. Не позволяй себе отравляться дурными предположениями. Разумеется, я не исключаю возможности, что со временем по каким-нибудь причинам наш мэр решит вас выгнать и отсюда, это в его власти, но это произойдет не сейчас, у вас есть пауза, чтобы прийти в себя, встать на ноги. Так сказать, окрепнуть. Не слишком приятно жить в подвешенном состоянии, под угрозой выселения. Но вот вам мой совет: пользуйтесь моментом и живите, а ко времени предполагаемого выселения вы сможете позволить себе сменить место жительства.
   - Это правда, - ответил Ваня.
   - Как хорошо, что ты к нам заехал, Павел, - сказала Наташа. - С тобой все сразу стало ясно и спокойно. Ты для нас - как посланец небес. Большое спасибо за хорошие новости! Смотри, вот ты появился - и у нас прибавилось оптимизма, мы полны надежд и уже завтра будем покорять весь мир! И у нас все получится!
   Глечик так же мягко улыбался:
   - Зачем вам весь мир? Куда вы его денете?
   - Да, - сказал Ваня. - Нам хватит кусочка.
   - Ну, пусть кусочка, - ответила Наташа. - Все равно мы его завоюем! Кстати, Павел. Пока ты не пришел, мы тут решали, что мне делать дальше.
   - А что случилось?
   - Меня прогнали отовсюду. Никому не нужна такая работница. Опальная дочь.
   Глечик сразу понял, в чем дело:
   - Не стоило и пытаться. Ты же знала, как они к вам относятся! Знаешь что? Я тут недавно слышал про заезжего бизнесмена, он пока поселился в гостинице, прибыл из Краснодара. Зовут Юрий Яковенко. Он открывает в Кариновке свое дело - новую пекарню. У нас, в заречье, в новостройках.
   - Правда? - удивилась Наташа. - Он набирает штат?
   - Вот именно. Сходи туда. Это на улице Светлой, рядом со школой номер четыре.
   - Знаю, знаю! Павел, ты просто ангел. Что бы мы без тебя делали?
   - То же, что и со мной, только чуть медленнее.
   Уход Глечика сопровождался приглашениями заходить в гости и к Глечикам, и к Майоровым. Он пообещал прийти и на следующий день, после работы, если не случится ничего непредвиденного, и еще раз напомнил им об их праве жить в этом доме. Лишь бы отбиться от прежних жильцов.
   Ночь прошла в тревоге, но гораздо легче, чем предыдущая, словно над головой рассеялся мрак. Бродяги топтались в палисаднике и заглядывали в окна. В кухне снова горел свет, и в его рассеянных лучах можно было разглядеть две фигуры, которые спали в крохотной, как шкаф, спальне.
   А утром они покинули дом оба. Взяли с собой все, что нельзя было оставлять на разграбление - деньги и документы, поскольку не сомневались, что в их отсутствие дом проверят. Но они решили, что это временное явление, и чем меньше они будут о нем думать, тем спокойнее будет их жизнь.
   Наташа отправилась в район новостроек.
   Это был кусочек делового центра в сонном и тихом частном секторе. Словом, активная жизнь перебиралась и на этот берег Каринки. Частного сектора это как будто и не касалось - люди охотно шли работать в Новостройки, но глухомань их жилых улиц оставалась нетронутой.
   Господин Яковенко, прибыв из Краснодара, держался весьма независимо, по мнению мэра Кариновки и его свиты, но давить на новичка никто не решался - за ним стояли более крупные силы, чем Царенко, и сдвигать парня с места было небезопасно.
   Он был молодой и невозмутимый. Наташа никогда не видела его, да и представители свиты мэра не вели себя так по-деловому. Его не заинтересовала фамилия соискательницы - мало ли Царенко в этой местности. Он лишь задал ей обычные для собеседования вопросы. Оживился он, когда услышал, что девушка - опытный пользователь персонального компьютера, с доскональным знанием необходимых для работы в офисе программ.
   - Свидетельство есть? - спросил Яковенко.
   - Нет. Я работала дома, для папы, - сболтнула Наташа и осеклась.
   Вот тогда он задумался, но все равно не связал соискательницу с мэром Кариновки. А может быть, ему было безразлично, родственница она градоправителю или нет.
   По крайней мере, Наташа с замиранием сердца ждала его слов, вопросов или намеков.
   Не дождалась.
   - Вы мне подходите, - наконец, постановил Яковенко. - Но не кладовщицей. Какого черта я буду разбрасываться опытными пользователями! Если справитесь с нашими программами, то я жду вас здесь, в офисе.
   Сердце у Наташи стукнуло от радости.
   - Спасибо! - вырвалось у нее.
   - Режим работы - с девяти до пяти. Попрошу не опаздывать.
  
   Колхоз "Кариновский" оказался гораздо крупнее и зажиточнее, чем даже в Агеево, а Агеевский колхоз Ваня до сих пор считал самым лучшим из всех, которые он знал. Здесь были крепкие дома, асфальт на дорогах, полный порядок везде, куда ни глянь. Никто не шлялся без дела, только детвора носилась по улицам и устраивала свои шумные игры.
   С одной стороны, видеть такой размах было приятно, но с другой - Ванины шансы быть принятым в такое успешное объединение стремительно падали.
   "Сюда наверняка стремятся все специалисты, - подумал Ваня. - Взяли бы хоть трактористом... Или пастухом?"
   Пастухом быть не хотелось - меньше времени останется для Наташи. Все лето придется прожить почти в разлуке. Да и подготовиться к поступлению не удастся как следует.
   Председателя Ваня нашел в правлении. Это был мужчина невысокого роста, в зеленой бейсболке, которая прикрывала, как выяснилось впоследствии, розовую лысину. Когда Ваня вошел в кабинет, председатель кричал в телефонную трубку:
   - Ничего не желаю знать! Вы-то для чего туда поставлены? Что значит - при чем здесь я? Все это делалось под мою ответственность! Если завтра не сдвинетесь с мертвой точки, я приеду сам и разберусь, что к чему. До свидания.
   Он положил трубку на рычаг допотопного телефонного аппарата и, не садясь, обратился к Ване, который улыбался. Председатель Кариновского колхоза был похож на маленького бойцовского петушка.
   - Вы ко мне, юноша?
   - К вам, наверное. В центре занятости мне сказали, что вам требуется агроном.
   - А вы агроном?
   - Пока нет.
   - Тогда зачем явились?
   Ваня смутился. Председатель раздраженно продолжил:
   - Вот так всегда! Вы что, думаете, раз у нас колхоз, так мы принимаем кого попало? Наш колхоз - не шарашкина контора! Нам нужны специалисты, а не всякие балбесы... Таких-то балбесов у нас и своих хватает, никак не заставим их работать.
   - Я могу работать на любом месте, - сказал Ваня.
   Председатель заинтересовался, помолчал минуту и несколько раз смерил его взглядом, словно оценивая его как тягловую силу.
   - А почему же метишь сразу в агрономы? - спросил председатель.
   - Я буду учиться в сельскохозяйственной академии по этой специализации.
   - Заочно?
   - Да.
   - Уже поступил?
   - Нет еще. Экзаменов пока не было.
   Председатель рассмеялся:
   - И не поступишь. Из молодых да ранний! Надумал! Из колхоза - в академию!
   Ваня улыбнулся:
   - Поступлю. Я занимаюсь этим с детства. И на конкурсе мне говорили, что уровень знаний вполне позволит мне осилить экзамены и учебу.
   Председатель насторожился:
   - Что за конкурс? "Южный край"?
   - Он самый.
   - Ты в нем участвовал?
   - Я в нем победил.
   Председатель сразу сел за стол и достал из ящика бумагу. Он смотрел на Ваню своими острыми глазами и уже не насмехался.
   - Как зовут? - спросил он.
   - Иван Майоров.
   Председатель припомнил:
   - Да, был такой. В номинации...
   - Проект "Золотые яблоки", - напомнил Ваня, уже уверенный в успехе.
   - Пиши заявление.
   В тот же день Ваня стал вторым агрономом колхоза "Кариновский". Один агроном там уже был, но хозяйство так стремительно развивалось, что он не справлялся с наплывом работы. Ваня познакомился с этим милым старичком и тут же нашел в нем единомышленника. Агроном не относился к нему свысока лишь из-за отсутствия у новичка образования. Он взял его с собой на поля и в сады и именно там, своим опытом и интуицией, проверил Ванины знания и присвоил ему свою собственную квалификацию.
   Председатель не отставал от них ни на шаг и прислушивался: не жулика ли он пристроил на такое хорошее место.
   - Ну что? - настойчиво спросил он у агронома.
   - Дельный парень, толковый, - ответил агроном.
   Этим вопрос был исчерпан. Председатель тут же успокоился и исчез - у него было множество других занятий, и хозяйство нужно было держать под постоянным контролем.
   А Ваня испытывал самые приятные ощущения. Он попал туда, о чем мечтал, золотые яблоки сослужили ему службу и буквально явились его благословением. Как давно он не бывал в колхозе! Как он отвык от его забот и проблем! Это очень живо напомнило ему жизнь в Агееве, но разница была весьма ощутимая. Тогда, в детстве, он был в колхозе никем, им все помыкали, и ни один не поощрял его таланты. Наоборот - все словно ждали, когда он вырастет и станет как все.
   Теперь же ему была предоставлена свобода действий, он мог беспрепятственно заниматься любимым делом, учиться этому делу, набираться опыта, расти во всех смыслах этого слова, да еще и получать за это деньги. Не такие большие деньги, правда, как в саду у Царенко, но и не такие жалкие, как в некоторых жалких спивающихся селах.
   Жизнь на земле тут же обрела для Вани смысл, точку приложения сил.
   Его беспокоило лишь, как изнеженная Наташа отнесется к такому выбору.
   Но она ему улыбнулась и ответила на его беспокойство:
   - Как здорово видеть тебя с осветившимся лицом! Я тебе по-хорошему завидую, Иван. И буду учиться у тебя этому.
   - Чему?
   - Ты нашел себя. А я пока еще не знаю, что может меня вот так осветить. Я пока что уверена только в одном: я хочу быть с тобой.
   Первые дни оба приглядывались к своей новой жизни, к своему новому месту работы и к жилью. А после этого короткого застоя из них хлынула деятельность. К домику они привыкли, и Ваня уже знал, к чему приступать в ремонте. Он поставил в известность Наташу, они вместе обсудили план, по пунктам, и выложили его на стол - на самое видное место. Глечик просмотрел его, внес пару коррективов, но в общем одобрил и помогал, по мере возможности.
   С этого момента Ванино существование стало еще интереснее - физический труд давал возможность безгранично мыслить, мечтать, фантазировать. С утра он спешил в колхоз, после обеда так же спешил домой. Постепенно их жилище обустраивалось, приобретало комфортность и приятный вид. Когда им поставили счетчик, с сухомяткой было покончено. Глечик привез им большое зеркало, а по выходным они с Ваней занимались серьезными ремонтными вопросами - заменили водопроводные трубы, заново отштукатурили стены и выложили керамической плиткой ванную комнату и кухню.
   Приходила помогать и Айше. Она не знала, что Глечик такой мастер на все руки. А он ловко орудовал мастерком, попадал раствором именно в то место стены, куда надо, и ровно затирал. На голове у него была старая, заляпанная краской джинсовая кепка, надетая козырьком назад, от чего он казался мальчишкой-хулиганом, и такой несолидный, невзрослый вид не сочетался с его умением штукатурить стены, класть плитку и при этом собственными руками освобождать заложников из плена. Айше смотрела на его улыбку, и на глаза у нее наворачивались слезы.
   Попутно с этим домик постепенно наполнялся вещами. Этим преимущественно занималась Наташа, при участии Айше, с которой они подружились еще со времени пикника на озере. Советы Айше были для Наташи очень полезны - в хозяйстве Айше разбиралась гораздо лучше и охотно делилась своим опытом.
   У Наташи тоже появилось свое увлечение, и с ним она собиралась связать свое будущее, если получится. После недели работы на новой пекарне, у Яковенко, она всерьез заинтересовалась руководством предприятия и начала приглядываться к Яковенко, к бухгалтеру, рядом с которым Наташа работала и которому помогала. При этом она открыла для себя заново свою специализацию в университете, поняла ее пользу и оценила преимущества - без экономической подготовки нипочем не стать хорошим руководителем предприятия.
   Это дало ей дополнительный стимул заниматься.
   - Какая прелесть! - воскликнула она. - Ваня, дорогой мой, я открываю глаза в мир! До этого я была абсолютно слепая! У родителей я не видела ничего и не могла увидеть! А сейчас у меня буквально проходит слепота!
   Он слегка охладил ее пыл:
   - Это у тебя очередной прилив энтузиазма, потому что тебя хвалят на работе и все получается. А вдруг, не дай Бог, случится какая-нибудь неудача? Яковенко сделает тебе выговор, прочитает мораль и даст понять, что ты сиди на своем месте и не выпендривайся...
   Она показала ему язык.
   Таким образом, тяготы жизни лишь подчеркивали их близость друг другу.
   Так им было только интереснее.
   Про запас Ваня держал при себе несколько купюр из трофеев, украденных у Шута, но не пускал их в ход, дожидаясь, когда станет совсем невмоготу и Наташа начнет притворяться довольной. Но Наташа не притворялась, они обходились своими силами, тем более что у него было свободное время, и он иногда "калымил", как и в Агееве - ремонтировал технику. За это удовольствие ему хорошо платили, потому что он работал быстро и качественно.
   Вскоре он прямо-таки прославился.
   Наташа называла его "мой мастер".
   Да и Селянка оказалась на так уж страшна. Первые дни их внезапное появление здесь возбуждало удивление и любопытство, но потом к ним привыкли, они даже стали непременным атрибутом своей улицы, своего дома, тротуаров, по которым они каждый день ходили на работу и с работы, здоровались с соседями и знакомыми.
   Первые дни и Ваня, и особенно Наташа передвигались в пределах Селянки с опаской, постоянно ожидали неприятных встреч, окриков и инцидентов. Ничего этого не было. Обычный частный сектор в небольшом городе, только дома в нем зачастую попадаются очень странные, и люди разные, как будто приехали на международный фестиваль.
   Когда познакомились с этим местом поближе - притерпелись и перестали бояться, оглядываться через плечо, вздрагивать от голосов или шагов.
   Жила Селянка тоже по-разному. Были тут и богатеи, были и совсем бедняки. У многих были собственные машины, но движение на улицах Селянки было не активнее, чем в других жилых районах города. Здесь было много зелени, деревьев, кустов, это придавало району свежесть, красоту и уют. Во многих палисадниках хозяйки разводили целые клумбы цветов.
   Через неделю-две Ваня и Наташа уже получили в Селянке свой статус - о них знали как о юной паре самостоятельно пытающихся встать на ноги ребят. Они вызывали у людей только симпатию, хотя ни в коем случае не заискивали.
   Особую симпатию вызывал Ваня, а Наташе доставалась и толика зависти из-за того, что у нее такой прекрасный муж.
   Они поженились в течение первого же месяца совместной жизни, как только смогли позволить себе пригласить на праздничный обед Глечиков, Айше, Кускова и соседей справа и слева от их домика, с которыми Ваня и Наташа очень подружились.
   В загс Наташа оделась нарядно - в белое шелковое платье с длинной широкой юбкой, талию она подпоясала розовым кушаком с бахромой по краям, на ногах у нее были элегантные белые туфельки, а простую прическу она украсила нежными белыми живыми цветами, источавшими сладкий аромат.
   Ваня просто онемел от восторга, когда ее увидел. Она была хороша, как видение, как сон, она улыбалась ему навстречу, глаза ее блестели, и она радостно протянула ему руку.
   Он же оделся в свой единственный нормальный костюм, в котором ездил на конкурс в Ставрополь.
   На регистрацию их сопровождали Глечик и Айше, они ехали в машине Глечика. А тетя Галя и соседки между тем накрывали на стол. Поженили их быстро и без всяких вопросов. Глечик сфотографировал их несколько раз на красивых фонах городского парка и отвез молодоженов домой.
   В соседях у Майоровых были еще две дружные семьи - молодая и старая. Молодая - узбек со странным именем, по-русски его звали просто Миша, и его жена, украинка Оксана, а также их сынок, тоже Миша, трех месяцев от роду, в голубой колясочке и с голубой соской на шелковой ленточке.
   С другой стороны домика Майоровых жила пара стариков-армян, Маргарита Арутюновна и Григорий Григорьевич. Их дети давно умерли, внуков не было, они остались одни на свете, но не озлобились и охотно радовались за других людей.
   Главным украшением стола был свадебный торт, с кремом из масла и вареной сгущенки, подкрашенным в розовый цвет свекольным соком. Из цукатов были сделаны обручальные кольца на нем, золотистые, как настоящие. А перед местами молодоженов стояли десертные тарелочки с еще одной выпечкой - на каждой тарелке по лебедю.
   Подарки были скромные, но из числа самого необходимого для их пустого пока дома: постельное белье, посуда и кухонные принадлежности, занавески, половики и коврики. Они справляли сразу и свадьбу, и новоселье. А к новоселью Глечик привез им и вовсе оригинальный подарок - рыжего полосатого котенка с бантиком на шее. Это развеселило всех и разрядило слишком уж волнительную обстановку, тетя Галя даже перестала плакать от умиления.
   Котенку тут же налили в блюдечко молока и назвали Рыжиком.
   А после праздника пошли рабочие будни, которые, по большому счету, не очень-то отличались от праздников, настолько они были счастливы вместе.
   Они жили крайне скромно, старались по возможности все делать сами, своими руками, им нравилось составлять планы на ближайшее будущее, высчитывать, как дорого им это обойдется, и успеют ли они скопить на учебу.
   В конце июля, в субботу, к ним вдруг нагрянула госпожа Царенко, трепеща от страха, каждую минуту ожидая броска камнем в лобовое стекло машины или какого-нибудь другого выпада. Она насмотрелась американских фильмов, и Селянка мнилась ей одним из неблагополучных кварталов Нью-Йорка или Сан-Франциско, где шагу негде ступить от хулиганов и где обязательно разобьют машину, а чужака поколотят и обязательно пырнут ножом.
   Появление здесь огромной дорогой машины, которая едва могла вписаться в размеры здешних улочек, вызвало в домах скрытый от посторонних глаз переполох. Людям показалось, что это кто-то опасный приехал устраивать разборку с провинившимся.
   Но обошлось без разборки.
   Госпожа Царенко увидела домик снаружи и внутри и немедленно начала плакать и приглядываться к дочери - не похудела ли она, не посинела ли, не подурнела от голода, холода и вдали от родительских забот...
   Нет, Наташа, как будто назло всем возможным невзгодам, была радостная и свежая, как цветок, и не могла сдержать улыбку. Это обидело мать, которая в глубине души ждала от дочери раскаяния в том, что раскапризничалась, поступила по-своему в таком важном вопросе, не ценит родителей, ни в грош не ставит... Смеет быть счастливой в такой нищете и в непрекращающихся хлопотах...
   Тогда госпожа Царенко перестала плакать и поведала последние новости.
   Отец не смягчился, наоборот, снова пришел в ярость от сообщения, что мятежный ребенок обошел-таки все преграды и устроился на работу, причем хорошую для нынешнего своего положения работу. Он, как и мать, позволил ей безнаказанно уйти с садовником лишь в порядке сравнения: чтобы она осознала, чего может лишиться в случае неповиновения и к каким страданиям ее приведет упрямство. А потом, после осознания и покаяния, желательно публичного, родители простили бы блудное дитя, помурыжили бы немножко в отместку и приняли бы ее обратно в семью, чтобы делать с ней что угодно, а на ее возражения указывать ей безжалостно, как она им обязана, как она перед ними виновата и как должна жить при этом...
   Поэтому Царенко заявил в очередной раз, что она ему не дочь и пусть выпутывается, как знает.
   - Из чего же мне выпутываться? - с улыбкой спросила Наташа.
   От столь прямого вопроса госпожа Царенко пришла в замешательство и ответила:
   - Из нищеты, наверное...
   - Но мы не нищие, мама. Нам пока всего хватает. А если не хватает, то нам помогают наши друзья. Мы не нуждаемся в подачках, мама.
   Госпожа Царенко раздраженно заметила:
   - Ваши друзья - такие же нищие. Чем они могут помочь?
   - Зато они ничего не требуют взамен, помогают бескорыстно.
   Госпожа Царенко убедилась, что дочь абсолютно ничего не осознала и решила сократить визит. Обратилась к Ване, который поблизости разбирал какой-то мотор.
   - Жаль, что так получилось. Сад у нас совсем запущен. Второй садовник за ним ухаживает плохо и никаких замечаний не слушает. Тыкает всем в глаза свой диплом, мол, он лучше всех разбирается в своем деле, а по правде-то он баклуши бьет! Мужа это очень злит. Когда сад испортится, я уверена, он пожалеет о твоем увольнении. Может быть, если удачно выбрать момент для просьбы, он примет тебя снова.
   Ваня посмотрел на нее сумрачными глазами:
   - Не стоит стараться. Я не буду просить, унижаться перед вами только ради того, чтобы быть вашим слугой. Ищите себе нового садовника, раз Дылда вас не устраивает, а я прислуживать больше не буду. Хватит...
   На этом месте госпожа Царенко поняла, что осознание даже еще и не предвидится, поцеловала дочь на прощание, пожелала удачи и уехала.
   После этого и Ваня, и Наташа вздохнули свободнее.
   - Как они могут до сих пор так жить? - удивилась Наташа. - Это же не жизнь, а могила!
   Примерно такими же словами думала о них госпожа Царенко.
   В саду у Царенко и впрямь царил хаос. Хозяина это действительно не устраивало, он выражал Дылде свои претензии и бурное недовольство, чем доводил Дылду до крайнего озлобления. Он не в силах был постичь причину своей вопиющей неудачи, ведь у него имелся диплом с отличием и специализация.
   Между тем причина была проста: никакой диплом не сделает из лентяя мастера.
   А Наташа активно работала, тем более что ей очень нравилась ее работа, сослуживцы и то, что эта работа приближала ее к намеченной и желанной цели.
   И вообще, новая жизнь Наташи приносила ей массу удовольствия.
   Однажды ей пришлось задержаться на работе до темноты. Яковенко ей доверял, одобрял ее стремление к росту и помогал в этом. На сей раз они расширяли цех, точнее, въезжали в новый цех, расширенный старый, и это было хлопотное занятие, но они увлеклись и не стали откладывать на завтра, хотя это была их собственная инициатива, а не распоряжение неумолимого начальника.
   Поэтому Наташа не успела кое-что доделать в офисе и взяла документы домой. В сумочку папка не влезла, Наташа несла ее в руках и даже время от времени пыталась прочесть бумаги, несмотря на мрак.
   Неожиданно из этого мрака выступили фигуры, которые сначала озадачили Наташу - она даже не сразу поняла, что им нужно. Но вот она увидела перед собой знакомое лицо и пришла в еще большее недоумение.
   - Не ожидала, киска? - ехидно поинтересовался Дылда.
   - Что такое? - спросила она.
   Она пока не испытывала страха, жизнь не приучила ее к воздействию грубой силы, и она не знала, как ей противостоять.
   - А твои родители меня уволили, - сказал Дылда с деланным смехом. - Как тебе это нравится? Ты ведь всегда этого хотела!
   Она пожала плечами:
   - Если честно, мне все равно. Я теперь там не живу. Да и с какой стати меня должна волновать твоя судьба? Ты мне кто?
   - Ты могла бы заступиться за меня, если бы захотела! А так я лишился хорошего места и хороших денег, и все из-за тебя!
   До Наташи, наконец-то, дошла бессмысленность этого разговора, и она пожалела о том, что позволила втянуть себя в него. Она решительно сунула папку под мышку и сказала:
   - Послушай, у меня нет времени рассуждать на отвлеченные темы, я спешу домой. Насколько я знаю, ты не очень любишь вкалывать, а без этого тебя не станут держать на любом месте, не только у моих родителей. Это тебе совет на будущее. Всего хорошего.
   И она сделала несколько шагов. Такая прыть удивила компанию Дылды, но он быстро опомнился. Его обозлило ее равнодушие и отсутствие серьезного отношения к нему.
   Он выхватил у нее папку и с необычайной силой разодрал ее на части. Клочки документов плавно, как листопад, закружились в лучах фонарей. Наташа вскрикнула, но опять же от неожиданности, а не от страха.
   Дылда засмеялся, схватил ее за руку и притянул к себе.
   - Дурак! - крикнула она, пытаясь вырваться и роняя при этом сумочку.
   Но он гадко смеялся и держал ее очень цепко.
   Вот тут она запаниковала и начала кричать. Впервые в жизни ей не помог ее здравый смысл и такт, и впервые в жизни получил оскорбление ее миролюбивый и спокойный характер. Ведь она никому ничего плохого никогда не делала и на этом основании полагала себя защищенной от посягательств сил зла.
   На упавшую сумочку тут же набросились желающие. Открыли ее и перерыли всю. Там не было ничего интересного - всего лишь пудреница, губная помада, расческа, паспорт, студенческий билет. Деньги она держала в карманах джинсов, поэтому ощутимых ценностей хулиганы в сумке не нашли.
   Наташа звала на помощь, но, к несчастью, Дылда выбрал удачное место для нападения - окрестности городского стадиона "Динамо". Здесь и днем прохожих было мало, и жилых домов поблизости не было.
   Это была одна из глухих улиц в промежутке от Нового микрорайона до Селянки.
   Внезапно тут все же появились люди. Они очутились тут именно в этот момент по чистой случайности - как и Наташа, они возвращались с работы домой, только не в Селянку, а еще дальше - в Жилу.
   - Что вы делаете? - воскликнул один из них.
   - Не вмешивайся, черномазый! - ответил Дылда. - Вали своей дорогой, пока самому не врезали! Духи недобитые!
   - Помогите! - закричала Наташа, вырываясь.
   После этого ребята из Жилы налетели на хулиганов, как коршуны, и изрядно потрепали, а когда Дылда и его приятели сбежали, а некоторые и уползли, Наташа рассмотрела своих спасителей и узнала одного.
   - А я тебя видела, - сказала она, прокашливаясь. - С моей подругой, Айше.
   Еще два парня подобрали разбросанные из сумочки вещи, сложили их обратно и вернули сумочку хозяйке. Она машинально приняла и прижала к груди. Она все еще была в шоке.
   - Не ходи так поздно одна, - посоветовал ей тот, кого она видела с Айше. - Опасно. Тебя проводить? Где ты живешь?
   - В Селянке. Улица Виноградная.
   Ребята переглянулись.
   - В Селянке? Мы тебя точно проводим.
   Они проводили ее до середины Селянки, где на них наткнулся Ваня. Он уже извелся от ожидания и беспокойства и не мог просто сидеть и ждать, поэтому вышел встречать Наташу.
   Она немедленно бросилась ему на шею и расплакалась. У него на груди она чувствовала себя в полной безопасности.
   А он между тем вглядывался в лица ее спутников.
   - Что случилось, Наташенька?
   - Это Дылда! - плакала она. - Его уволили, а он собрал своих друзей и набросился на меня! Боже мой, Ваня, Ванечка мой! Я чуть не пропала!
   - Тише, тише, крошка, Натулечка моя.
   Он обнимал ее и целовал ее виски и волосы.
   - Не надо ходить так поздно в таких пустынных местах, - хмуро сказал тот, кого она видела с Айше. - Мы могли там не оказаться. Это случайно. Нас задержали на работе.
   - Меня тоже! - сказала Наташа.
   Ваня протянул руку для рукопожатия:
   - Спасибо большое.
   Рукопожатие состоялось без промедления и натянутости и напомнило Ване Глечика.
   - Не за что. Любой на нашем месте поступил бы так же.
   Ваня снова вгляделся в него и сказал:
   - Послушай, ведь это тебя я видел на днях с Айше Алиевой!
   - Да, - был ответ. - Айше Алиева - моя двоюродная сестра.
   - Значит, твой отец - Нурали! - ахнул Ваня.
   - Да. Нам пора идти. Уже поздно.
   - Еще раз спасибо.
   - Не за что. Всего хорошего.
   Они снова сделали друг другу приветственные жесты и разошлись. Ваня повел Наташу домой, обнимая ее и успокаивающе гладя по плечу. Он очень за нее испугался, и теперь его трясло от того, что все благополучно завершилось.
   Дома он накормил Наташу сам, напоил ромашковым чаем и уложил спать.
   От его нежности и заботливости Наташа окончательно пришла в себя и смогла обстоятельно рассказать о происшедшем. Ваня слушал ее и хмурился. Наташа заметила опасный блеск его глаз, взяла его за руку и прижалась к ней своей мягкой щечкой:
   - Только не надо за меня мстить, я тебя умоляю. Он уже получил свое. Расул ему треснул как следует. Он ведь дурак, ничего не понимает. Не ставь себя на одну доску с ним, милый.
   - Не ставлю. Но как ты себя чувствуешь?
   - Сейчас - замечательно. Ты меня совсем избаловал. Так чудесно со мной никогда не обращались. Ваня мой, я же не принцесса.
   - Так что? Если не принцесса, так тебя и обижать можно, что ли? И вообще, разве можно тебя обижать? Быть к тебе равнодушным?
   - Равнодушным быть нельзя, не только ко мне.
   - А что касается Дылды... Подойдет к тебе еще раз - и Расул покажется ему ангелом небесным. Кстати, надо будет сходить к Нурали, поблагодарить его еще раз.
   Наташа всполошилась и приподнялась на локте:
   - К Нурали, в Жилу? Тебе не страшно?
   Он улыбнулся:
   - Нет. Чего мне бояться? Я пойду туда как друг.
   - Ты воевал в Чечне, - напомнила Наташа.
   Ваня снова улыбнулся:
   - Не преувеличивай. То есть я допускаю, конечно, что и здесь живут всякие экстремисты и бандиты, но согласись, не обязательно в Жиле.
   - Как это? Там живут сплошь мусульмане!
   - Ислам здесь не при чем, Наташа. Честное слово. Я много всего наслушался и навидался за время службы и могу сказать точно: ислам для бандитов всего лишь средство достижения целей. Они опасны именно этой вот промывкой мозгов. Ведь мусульманин обязан верить, несмотря ни на что.
   Наташа вздохнула:
   - Я вижу, ты не боишься идти в Жилу, ты уже все решил.
   - Мне нечего там бояться, - повторил Ваня.
   - А ведь и Павел тебя предупреждал.
   - Павел - перестраховщик, когда речь идет о его друзьях. А сам ведет себя так неосторожно, что его мама с каждым днем считает новые седые волосы.
   Наташа рассердилась:
   - Да оба вы одинаковые! Герои, чтоб вас!.. Вот скажу Айше, пусть не выходит за него замуж, о то натерпится лиха... Ложись спать, в конце концов. Я устала сегодня. Весь день занималась физическим трудом, а потом Дылда меня напугал... И я без тебя страдаю.
   Ваня действительно твердо решил идти в Жилу, невзирая на все предостережения. Ему казалось свинством не подтвердить свою благодарность еще раз, лично, и обязательно при Нурали. Для этого необходимо было пройти испытание Жилой, хотя ему, служившему в Чечне, и правда лучше было не лезть на рожон.
   Это была не бравада, а долг перед самим собой.
   Поэтому он, не теряя времени даром, отправился в Жилу.
   Первое впечатление живо напомнило ему переселение в Селянку. Вокруг царила напряженная атмосфера недоверия к чужаку, именно к данному чужаку в данный момент, и эту атмосферу можно было почувствовать всей кожей, она буквально сочилась из земли и из воздуха. Ваня старался шагать спокойно и уверенно, ничем не выказывая своего волнения. Кроме волнения, он еще испытывал любопытство к личности Нурали. Он, конечно, не собирался с ходу атаковать его вопросами о Шуте. Но кое-что его очень интересовало, и он хотел спросить обязательно, если будет подходящий случай, и если сам Нурали позволит об этом спросить.
   Жила была меньше по площади, чем Селянка, и совсем не такая пестрая. Напротив, дома здесь были однотипные, и все одинакового белого цвета. Чтобы найти дом Нурали Алиева, пришлось спрашивать у прохожего, который сначала провел по нему недобрым взглядом, словно оценивая, стоит ли сообщать ему местонахождение такого уважаемого человека, как Нурали.
   Все-таки сообщил.
   Перед входом в дом Ваня замешкался. Слишком уж связана с именем Нурали была его судьба, и нужно было решиться посмотреть в лицо. Обвинять Ваня никого не собирался, но вопрос к Нурали у него был: зачем он ввязался в этот бизнес, чем Шут его продавил? Неужели же любого человека можно продавить? Неужели нет от этого никакого противоядия, неужели невозможно ответить "нет" насилию? И у кого вообще хватит на это сил, если, быть может, насилие грозит дорогим и близким людям?
   Нурали встретил Ваню очень напряженно и очень сдержанно, как и вся Жила в целом. Гость увидел перед собой, как и ожидалось, благообразного мужчину средних лет, с тяжелым взглядом и сединой в волосах.
   Этот человек был приемным отцом Айше и не приветствовал Павла Глечика в ее жизни.
   - Здравствуйте, - сказал Ваня.
   - Здравствуйте, - ответил Нурали. - Расул рассказал мне, что вчера произошло. Я советую вам встречать свою жену, если она и дальше будет задерживаться на работе допоздна.
   - Увы, - отозвался Ваня. - Это случайность. Обычно она приходит с работы пораньше, просто вчера так сложились обстоятельства. Хулиганы специально поджидали ее и совершили бы нападение в любом случае, независимо от времени.
   - Почему?
   - Потому что руководил ими наш с ней старый знакомый, которого уволили ее родители.
   - За что?
   - Плохо работал. Он посчитал, что может отомстить за свои неудачи теперь, когда родители уже не защищают мою жену. То есть он думает, что за нее вообще некому заступиться. Ваш сын поступил благородно в такой ситуации...
   - Мой сын поступил как мужчина, - заявил Нурали.
   - Это верно, - согласился Ваня. - Но по нынешним временам это редкий поступок, ведь девушка была незнакомая, а хулиганов было гораздо больше числом.
   Нурали вздохнул и кивнул:
   - Да, нынешние времена - не самые лучшие. Но не надо оправдывать грехи людей какими-то временами, плохими или хорошими. Подлость или благородство от времен не зависят. Они одинаковые во все времена.
   Ваня удивленно посмотрел на него и ответил:
   - Да. Но люди, к сожалению, разные. Лет двадцать назад на мою жену даже никто не напал бы. И заступаться за нее не пришлось бы.
   Нурали остановил его:
   - Не будем рассуждать о том, что было бы двадцать лет назад. Тогда здесь был прекрасный руководитель, он держал все под контролем, и при нем все жили очень хорошо... Теперь - не то. Совсем не то. И чтобы вернуть сюда порядок, нужно гораздо больше усилий, чем... В общем, жаль, что так получилось. Я рад, что Расул оказался рядом, что он был не один и что ваша жена не пострадала.
   Ваня смущался под его немигающим взглядом и не мог спросить про Шута. Вместо этого он вдруг посочувствовал Глечику - как ему, должно быть, тяжело общаться с таким человеком по поводу Айше, и с самой Айше встречаться непросто, под угрозой обрушения этой скалы.
   Но вот из комнаты в глубине дома вышла сама Айше и быстро направилась к двери. Она приостановилась при виде Вани, но после его улыбки улыбнулась ему с намеком на Глечика и с тем же намеком помахала ему рукой в знак приветствия. И тут же исчезла в дверях, во избежание бури.
   Нурали сильно нахмурился.
   Ваня поспешил ответить:
   - Мы знакомы с Айше. Я не знал, что вы ее родственник.
   Нурали и на сей раз хотел вздохнуть, но сдержался.
   - Айше сирота, - сказал он. - Но у нас сироты не остаются без семьи. Айше мне как дочь. Я воспитываю ее с самого детства.
   - Она уверена, что вы ее очень любите, - произнес Ваня с улыбкой.
   Тут Нурали сделал нетерпеливое движение, но снова сдержался:
   - Как мне ее не любить? Родных дочерей у меня нет, сыновья только. Айше всегда меня радовала, только...
   Он запнулся и решительно закончил:
   - Всегда.
   - Она очень хорошая, - сказал Ваня, изо всех сил избегая упоминаний о Глечике, чтобы не рассердить хозяина.
   Интересно, почему он настроен против Глечика? Только потому, что он из другого народа и иноверец, или тут дело обстоит сложнее? Нет ли у них каких-то застарелых распрей? Тогда Глечику вряд ли можно рассчитывать на успех.
   В этот момент в комнату вернулась Айше, слегка кивнула в сторону Нурали и обратилась к Ване:
   - Ты увидишь Паню сегодня?
   - Да, мы с Наташей пойдем к ним в гости.
   - Тогда захвати с собой его книгу. Я не смогу с ним увидеться, наверное, целую неделю, так получается, заботы свалились. Пойдем, я отдам книгу.
   Нурали метал глазами молнии, как Зевс Громовержец, но Айше тоже нахмурилась, упрямо сжала губы и все-таки отвела Ваню в свою комнату. Там он глубоко вздохнул.
   Айше спросила:
   - Что, мой отец такой страшный?
   - Нет, не страшный. Непреклонный только, а это еще хуже.
   Она улыбнулась:
   - Это кажется на первый взгляд. На самом деле он очень добрый и даже мягкий. Не такой, конечно, как ты или Паня, но... Он такой же, как мы все, и какими были наши предки. Он любит нас всех. К тому же, его легко обидеть, он вспыльчивый. Не надо его бояться. Вот книга. Не забудешь?
   - Нет, отнесу обязательно.
   Книга была аккуратно уложена в целлофан. Это был вузовский учебник по психологии, что Ваню не удивило. Впрочем, его не удивило бы и наличие в пакетике любовного романа. И от Глечика, и от Айше можно было ожидать чего угодно.
   - Нурали твердый, как камень, - сказал Ваня. - В этом смысле и Глечик такой же. Я уже начинаю сомневаться, будете ли вы с ним когда-нибудь вместе. У него есть хоть малюсенькая надежда?
   Она посмотрела на него с изумлением:
   - Конечно, есть!
   - Почему ты так уверена?
   - Странный вопрос. Потому что я его люблю.
   - Ну и что?
   - А Нурали это знает. Он хочет мне добра. Когда он убедится, что мы с Паней созданы друг для друга, он сам сделает всё для нашего счастья. Не будь ребенком, в конце концов! Ты и без меня об этом знаешь. Ваша с Наташей любовь ведь тоже помогает вам, и пока она есть, не страшны никакие катастрофы.
   Она помолчала, закусив губу, потом все-таки добавила:
   - Я тебе даже больше скажу: он уже колеблется, и очень скоро согласится со мной. Я это чувствую. УзанаЮ по голосу.
   Ваня скептически усмехнулся.
   - Не веришь? - улыбнулась она. - Но я же почти с самого рождения живу рядом с ним, изучила все его манеры. Ты только Пане не говори пока, пусть это будет для него сюрпризом.
   - Зачем зря его обнадеживать? - пожал плечами Ваня. - Я поверю в ваше счастье в тот момент, когда собственными глазами увижу ваше бракосочетание. Не раньше.
   - Дело твое. Книжку не забудь.
   - Ладно.
   Он направился было к двери, но она спохватилась и воскликнула:
   - Да, и еще передай большой привет Наташе! Я скучаю без нее, правда. Если получится, то зайду к ней на работу. Расул рассказал о том, как на нее напали хулиганы. Это ужасно. Она, наверное, очень испугалась.
   - Да. Ты не переживай за нее, она уже успокоилась. По крайней мере, я на это надеюсь. Приходи в гости. Мы всегда ждем.
   Айше засмеялась:
   - Не помешаю?
   - Никогда!
   - Ловлю на слове!
   - Пожалуйста!
   Ваня снова развернулся к двери, и вдруг ему на глаза попала фотография в простой рамочке. На ней были запечатлены Расул и Айше, и еще Айше держала за плечи поставленного впереди нее мальчика, а при виде этого мальчика Ваня застыл на месте от удивления и почти суеверного страха.
   Медленно, словно опасаясь чего-то, Ваня протянул руку к рамке и спросил:
   - Можно посмотреть?
   Айше проследила взглядом и ответила:
   - Можно, конечно. Только это уже старая фотография. Мы с Расулом еще учились в школе. В восьмом и девятом классе.
   Ваня долго рассматривал изображение, время от времени отводил глаза в сторону и тщательно сверялся с памятью. Ошибки нельзя было допустить. Но чем дольше он смотрел, тем больше убеждался в своей правоте. Так ему казалось.
   - А это кто с вами? - спросил он.
   Айше нахмурилась:
   - Это сын Нурали. Младший сын. Заур. Это грустная история, Ваня. Заур пропал. Уже давно. Нурали не любит вспоминать об этом. Прошло уже несколько лет, а о мальчике ни слуху ни духу. Мы все, честно говоря, не надеемся увидеть его.
   - Почему? У Нурали что, много врагов, что его сына так просто решили убить?
   - Я не знаю. Боюсь, что у Нурали есть враги, потому что он живет по строгим правилам, которые не всем нравятся. Но убивать Заура... Он же еще ребенок совсем!
   - Это неважно.
   - Я ничего не могу тебе сказать. Я не знаю.
   Ваня снова принялся рассматривать фотографию. Сомнения у него, разумеется, оставались, но ему по-прежнему казалось, что он не ошибся. У него сильно билось сердце и вздрагивала рука, а сомнения... Ну, что сомнения? Они всегда есть.
   Наконец он решился.
   - Айше, минутку. Я соберусь с мыслями. Мне нужно поговорить с Нурали. Как можно скорее, извини, пожалуйста.
   Он вернул ей фотографию и вышел из комнаты.
  
   Нурали проявлял недовольство и нервно расхаживал вдоль стены. Он был готов оберегать приемную дочь от напастей, а все эти посторонние парни сбивали с толку и ее, и его, а он очень не любил, когда что-то шло не так, как он хотел.
   Друг Глечика слишком долго находился наедине с Айше.
   Это недопустимо.
   Внезапно Ваня вышел и направился прямо к хозяину. Тот намерен был отчитать наглого гостя и постараться выпроводить его, но у Вани был такой странный вид, что Нурали вопросительно посмотрел на него и ничего не сказал.
   А Ваня, наоборот, поспешил заговорить:
   - Нурали Алиевич, я должен вам кое-что сообщить. Это серьезно. Я боюсь делать скоропалительные выводы и раньше времени вас обнадеживать, но молчать я все равно не могу. Да и смысла нет в молчании, потому что никто, кроме вас, нам с Глечиком не поможет.
   Нурали сразу насторожился и стал серьезным, даже суровым.
   - При чем здесь Глечик? - спросил он.
   - Просто мы с Глечиком оказались втянуты в это дело. А теперь именно Глечик занимается им, и только он занимался им, пока я служил в армии.
   - Какое еще дело?
   Ваня снова помолчал, приводя мысли в порядок.
   - Я вынужден начать издалека, - произнес он. - Обстоятельства в жизни сложились так, что меня сделал своим рабом человек по прозвищу Шут. Я знаю, что он вам известен. Ваше имя и имя Глечика я тоже узнал, когда пытался от Шута убежать.
   Нурали смотрел на него страшным от эмоций взглядом, так что у Вани мурашки пробежали по спине. Нурали тяжело дышал, сжимая кулаки, и долго не мог ничего сказать.
   Видимо, Шут причинил Нурали слишком много страданий, чтобы тот спокойно воспринимал этот разговор. Айше была права, нужно соблюдать осторожность. Нельзя делать несчастному отцу еще больнее.
   - Шут мертв, - прорычал Нурали с трудом.
   - Да, - мягко сказал Ваня. - Он мертв. Речь не об этом. Мне удалось сбежать от него. Для этого мне пришлось собрать из отдельных запчастей автомобиль, пока Шута не было дома. Это был очень необычный автомобиль. Мы назвали его "хаммер", хотя на самом деле это не совсем "хаммер".
   Нурали был бледен, его глаза сверкали.
   - К машине, - продолжал Ваня, - был приварен необычный ящик. Только мы с Глечиком смогли вскрыть его, с помощью специального оборудования. Там мы нашли мальчика в коме.
   Ваня стал говорить очень медленно, обдумывая каждое слово, поскольку в каждом слове теперь находилась двойная, даже тройная норма информации. А эта информация требовала тщательнейшей проверки.
   Нурали смотрел на Ваню не мигая и тем самым заставлял его еще медленнее и обдуманнее продолжать свой рассказ.
   - Мы с Глечиком нашли мальчика, очень похожего на того, на фотографии, которая стоит у Айше в спальне. Я не буду утверждать совершенно точно, что это он. Говорю сразу, что я не уверен. Просто мальчик очень похож. Поэтому фотография у Айше меня поразила.
   Нурали был взволнован до глубины души, это бесполезно было скрывать. Он крепко взял Ваню за руки и держал, словно боялся, как бы гость не ушел, не сказав всего, что ему известно. Но Ваня не уходил. Он говорил по-прежнему мягко и с паузами и не отводил глаз.
   - Он жив? - спросил Нурали.
   - Да, мальчик жив. Но он в плохом состоянии. В очень плохом. Он до сих пор не пришел в сознание.
   - Откуда тебе это известно?
   - Глечик поместил его в специальную клинику. За мальчиком наблюдает врач и сообщает Глечику обо всем, что с ним происходит. К сожалению, пока не было положительных сдвигов. У мальчика тяжелейшие травмы. Видимо, после пыток. И в крови у него обнаружили неизвестный препарат. В общем, мы с Глечиком были сильно напуганы. И мы не знали, кто это, даже не догадывались. Мы и дальше не догадались бы, если бы не фотография у Айше.
   Нурали закрыл лицо ладонями и замер. Он молился. Ваня смотрел на него с почтением и жалостью. Ему казалось, что он не ошибается.
   Нурали открыл лицо и посмотрел на Ваню с надеждой, которой Ваня так боялся.
   - Я могу прямо сейчас поговорить с Глечиком? - спросил он.
   - Не знаю, - ответил Ваня. - Может быть, он дома.
   - Пойдем прямо сейчас, - попросил Нурали.
   - Пойдемте.
   Неожиданно раздался голос Айше:
   - А можно мне с вами?
   Нурали не нашел в себе сил нахмуриться.
   - Нет, Айше, - сказал он. - Это очень серьезное дело, не вмешивайся.
   - Это касается Заура?
   Ваня присоединился к Нурали:
   - Пока ничего не известно, Айше. Я потом тебе расскажу. А еще лучше - тебе расскажет об этом сам Глечик.
   Она вдруг обиделась:
   - Конечно, расскажет он! Жди-надейся! Он молчит так, как будто я могу ему навредить!
   У Нурали на лице было забавное выражение - он хмурился и одновременно улыбался.
   - И правильно делает, - сказал он. - Не следует женщинам совать нос куда не просят... Глечик занимается такими делами, которые не рассказывают посторонним. Он молодец, раз держит язык за зубами.
   - Я не посторонняя! - воскликнула Айше.
   Нурали взял Ваню за локоть и повел за собой:
   - Пойдем, сынок. У нас нет времени.
   - Да.
   У Нурали была машина, но они пошли пешком. По дороге Ваня, переполненный радостным возбуждением, лихорадочно вспоминал, какие были планы на этот день у Глечика. Вечером они намечали собраться "на семейный чай", как шутила Наташа над такими посиделками, где они с тетей Галей обсуждали хозяйственные вопросы, а Ваня с Глечиком в очередной раз устраивали демонстрацию всяких единоборств и тренировали друг друга до полного изнеможения.
   Но это намечалось на вечер. А что касается дня, то в отношении занятости непредсказуемый Глечик мог быть совершенно недоступен, и пока он сам не появится, искать его бесполезно.
   Тетя Галя остолбенела, увидев Нурали. Но он сам попросил ее разрешить им поговорить с Глечиком, по очень важному делу.
   - Пожалуйста, - ответила она и впустила их в комнату. - Только Пани сейчас нет дома. Он уехал в какой-то магазин, что ли. Я не знаю. Обещал вернуться за полчаса.
   У Вани на мгновение остановилось сердце. Полчаса Глечика вполне могли растянуться на часы и даже на сутки, если он уехал по работе, а ведь он еще и не знал, что его ждут и что ему надо спешить в первую очередь домой.
   - Можно, мы подождем? - спросил Нурали.
   - Да, пожалуйста. Проходите. Ванечка, побудь хозяином пока, у меня пироги стоят.
   - Хорошо, тетя Галя.
   Гости расположились в большой комнате. Нурали сделал несколько неудачных попыток посидеть на диване, но все время вскакивал и начинал расхаживать по гостиной широкими шагами. И вообще, он был слишком велик и опасен для дома Глечиков. Ваня смотрел на него с возраставшим сочувствием. Он видел, как на лице этого могучего человека выражается временами подлинное отчаяние. Айше была права: при всей своей внешней силе Нурали был очень уязвим. Из него можно было вить веревки, если найти к нему подход.
   Тетя Галя была не на шутку встревожена появлением гостя из Жилы и не могла этого скрыть - почти ежеминутно выглядывала из кухни в гостиную и на глаз пыталась определить, нет ли здесь непосредственной угрозы. Ей было хорошо известно, кто он такой, и о его напряженных отношениях с Глечиком она прекрасно знала, и о причине этого напряжения тоже.
   Правда, присутствие Вани несколько успокаивало: Ваня не стал бы вредить Глечикам, да и вообще кому бы то ни было, а так он сидит и волнуется, но отнюдь не напуган. Значит, уверен, что со стороны Нурали ничего не грозит.
   Скорее всего, у них вдруг появились какие-то общие дела.
   Никакие дела не интересовали тетю Галю, даже дела сына. Она знала о них лишь одно: Паня из-за них ежедневно рискует жизнью и все же идет на этот риск, не задумываясь. За это тетя Галя смиренно и молча ненавидела работу сына и ничего не хотела знать больше, чтобы окончательно не сойти с ума от беспокойства. Ведь на данный момент и работа Глечика, и грозящая ему опасность были для нее абстрактными понятиями - его работа просто по определению не могла быть безопасной, а вокруг убивали и похищали людей, и вообще творится беспредел. Но вдобавок к этому тетя Галя не знала, что, к примеру, сегодня утром Глечик поехал на встречу с посредником, которая вполне может обернуться засадой, перестрелкой, ранением, захватом в плен, смертью. В плену наверняка будут пытки, увечья, смерть. Расчленение живьем. Электрический ток. Сведение с ума болью и страхом. Страдания. Смерть. Но сначала - страдания.
   При мысли о гестапо тетя Галя вся холодела.
   А если заложников приходилось освобождать силой? Для этого нужно было разработать и совершить дерзкий рейд на территорию врага. При этой мысли тетю Галю не спасала от ужаса даже молитва.
   А ведь если Паня до сих пор жив, до сих пор работает, значит, его деятельность успешна, поэтому враги могут ополчиться против него, против него одного.
   И погубить.
   Нет, лучше об этом ничего не знать и не думать.
   Она еще раз выглянула в гостиную. Там все было без изменений. Ваня сидел только уже не на диване, а на стуле за столом. Нурали ходил, сложив руки на груди. На лице у него было такое выражение, что тетя Галя сжалилась.
   Нурали прижал руки к сердцу:
   - Простите меня. Я очень переживаю... Ваш сын... От него сейчас зависит вся моя жизнь. Я не могу просто ждать. Не привык. Простите.
   Его голос дрожал.
   Тетя Галя и вовсе смягчилась:
   - Ничего страшного. Он должен приехать. Вы не уходите. Давайте лучше я угощу вас пирогами. С чаем, с компотом, с молоком. С чем хотите.
   Он хотел возразить, но она сказала:
   - Вы хотя бы отвлечетесь, и время пройдет быстрее. Ванюша, достань из холодильника молоко. А вы присядьте.
   Нурали не успел глазом моргнуть, как оказался сидящим за столом, перед ним стояла чашка горячего чая и миска с горячими, душистыми пирогами на любой вкус, а напротив сидели Ваня Майоров и хозяйка и приветливо улыбались.
   Взгляд Нурали стал совсем жалобным, и он вдруг спросил тетю Галю:
   - Вы не боитесь потерять своего сына?
   - Ох, - всплеснула руками она, - очень боюсь. Каждое утро молюсь за него и за его товарищей, чтобы все было хорошо. Я ничего с ним не сделаю, я не могу на него повлиять. Но мне страшно.
   - А я думал, что потерял Заура, - сказал Нурали. - Только сегодня узнал, что могу вернуть его. От вашего сына теперь зависит все...
   Она глубоко вздохнула и покачала головой. Ваня улыбнулся кончиками губ. Замечательно! Вот уже и Нурали тронут до глубины души, а тетя Галя преисполнена сочувствия. Теперь Нурали для нее не опасный гость из опасно района, недолюбливающий Паню, и не приемный отец и воспитатель нежеланной здесь девушки, а человек, считавший своего сына мертвым. Это она понимала и всеми силами хотела помочь, а Нурали видел это по ее глазам и таял, как мороженое.
   И вот в такой момент вернулся Глечик.
   Он вошел как-то так тихо и незаметно, что успел застать в гостиной эту идиллию и побледнел. В его фигуре чувствовалось напряжение, Ваня понимал все его мысли, которые почти в точности повторяли мысли тети Гали по поводу появления здесь Нурали. То есть лично тетя Галя и Нурали знакомы не были, и привести сюда этого человека могли только чрезвычайные обстоятельства. А присутствие при этом Вани Майорова, явно в качестве действующего лица, озадачило Глечика.
   - Здравствуйте, - сказал он негромко. - Не ожидал. Что случилось?
   Тетя Галя тут же заплакала, не выдержав сгустившейся атмосферы.
   - Что-нибудь с Айше? - уточнил Глечик, нахмурившись.
   Впрочем, если бы проблемы были с Айше, Вани здесь не было бы. В дела, касающиеся Айше, Ваня и вмешиваться бы не стал.
   Лицо Нурали дрожало от волнения. У него еще тряслись руки, и вдруг он заговорил на каком-то незнакомом для Вани кавказском наречии, чем привел Ваню в изумление. Глечик, так же для Вани неожиданно, ответил на том же языке и перешел на русский:
   - Минуточку, минуточку, Нурали Алиевич, успокойтесь. Сейчас разберемся.
   Нурали провел по лицу ладонью. В его глазах снова появилось отчаяние.
   Тогда в дело решил вступить Ваня. Он молча протянул Глечику фотографию, взятую у Айше. Сам Глечик у Алиевых в доме никогда не бывал, не знал, как живет Айше, и эту фотографию не видел.
   Он бросил беглый взгляд на изображение, замер. Посмотрел внимательнее и побледнел, обвел глазами Ваню и Нурали и негромко сказал:
   - Не может быть.
   Затаив дыхание, тетя Галя следила за ними со стороны и не пыталась вмешиваться. Это были их собственные, посторонние для нее дела, и если будет нужда, Глечик сам ей все расскажет. А если не сочтет нужным - что ж, пожалуйста. Пусть.
   - Вот так, Глечик, - ответил Ваня.
   - Не может быть, - повторил Глечик. - Это невероятно.
   Он посмотрел на фотографию еще раз, пристально, и вернул ее Нурали, но тот этого даже не заметил. Фотографию взял Ваня. А Нурали теперь переключил всю свою требовательность с Вани на Глечика, поскольку понял, что Глечик тоже узнал Заура. Волнение мешало ему говорить по-русски, и он принялся объяснять на своем языке, которого Ваня не знал, а Глечик знал очень хорошо.
   Глечик слушал его около минуты, не отводя глаз, потом мягко перебил:
   - Подождите меня.
   Нурали удивленно замолчал, а Глечик ушел в свою комнату, откуда затем прозвучал отзвон его телефона, характерный для набора номера. Ваня улыбнулся Нурали. Тот снова провел ладонью по лицу, и глаза его были все такие же красноречивые.
   Разговор Глечика был коротким и для них непонятным, а когда Глечик вышел, то на ходу сделал жест, чтобы шли за ним:
   - Поехали. Мама, я позвоню. Не беспокойся за меня, я надолго.
   - Счастливо тебе, сынок.
   Она второпях крестила их, уходивших, и шептала молитву.
   Глечик вел машину уверенно и спокойно, хотя выражение его лица Ваню слегка тревожило. Он не сомневался, что звонил Глечик в санаторий, предупреждал о приезде, но необходимость свидания Нурали с сыном его отнюдь не радовала, потому что сын этот был в ужасном состоянии. Он с точностью ясновидения мог предсказать чувства Нурали и заранее хмурился и морщился от боли.
   Наконец, он сказал:
   - К сожалению, ничем не могу вас обнадежить, Нурали Алиевич. Если это действительно он, то он жив. Все остальное очень плохо. Его жизнь поддерживается искусственно, и пока нет никаких сдвигов.
   - Он в коме? - спросил Нурали.
   - Да.
   - Но он жив?
   - Да. Вам необходимо его опознать, чтобы все были уверены... В общем, это необходимо. Вы понимаете?
   - Да.
   Не понять это было нельзя. Кроме того, в машине как будто возникло единое пространство одной-единственной мысли, и все трое думали примерно одинаково об одном и том же - о Зауре и Шуте. И Ване, и Глечику стало ясно теперь, каким образом Шут заставил Нурали на него работать. Правда, им было неизвестно, зачем Шут так жестоко обошелся с мальчиком. Свет на это мог бы пролить последний свидетель и, видимо, непосредственный участник истязаний - Веткин. Но он был парализован и лишен дара речи, да и в любом другом случае вряд ли согласился бы давать показания.
   Ехали долго.
   Глечик покорился судьбе. Его взгляд, устремленный на дорогу, с каждой минутой все больше мрачнел, и он не разговаривал ни с Ваней, ни с Нурали. Только однажды он ответил на вопрос Нурали о том, где находится санаторий, и однажды остановился на заправке.
   Ваня и не пытался разговорить его или успокоить. Она оба изредка косились назад, на Нурали: как он себя чувствует, не слишком ли расстроен. Но и Нурали, судя по всему, покорился судьбе и просто ждал.
   - А нас пустят к мальчику? - задал он еще один вопрос, когда они проехали половину пути.
   - Пустят, - ответил Глечик. - Я договорился с кем надо.
   Больше Нурали вопросов не задавал, и до самого санатория они ехали в молчании, размышляя о том, на самом ли деле это Заур, или они все ошиблись, и что им делать с Зауром, если это действительно Заур.
   А еще Ваню стало беспокоить, сможет ли Нурали держать себя в руках. Но это было пустое беспокойство, так как Нурали, хоть и очень волновался, старался контролировать свои эмоции, и его состояние выдавали лишь дрожащие пальцы.
   Знакомый Глечика, заведующий отделением, который и взял мальчика под личную ответственность, встретил посетителей у входа. Он был совсем молод, и у них с Глечиком давно, еще со времени службы в прокуратуре, сложились товарищеские отношения, о чем говорило их обращение друг к другу на "ты" и по фамилии.
   - Здравствуй, Зимин. Ты готов?
   - Да, вполне. Главное, чтобы был готов отец.
   Они посмотрели на Нурали. Глечик сказал с предупреждением:
   - Надеюсь, Нурали, вы готовы к опознанию.
   - Да, - ответил тот. - Я могу его увидеть?
   Зимин жестом пригласил их следовать за собой. Их обрядили в белые халаты. Потом повели по лабиринту коридоров, попутно Зимин давал Нурали объяснения:
   - Я понимаю ваши чувства, товарищ, но и вы поймите, что можете сильно повредить мальчику, если будете слишком активно выражать свои эмоции. Например, его нельзя хватать и трясти, и кричать ему. Он вас все равно не услышит, а вот косточки хрупкие вы ему наверняка сломаете...
   - Я не буду его хватать, - пообещал Нурали.
   Зимин устало усомнился:
   - Свежо предание... Вот палата. Пожалуйста, помните о мальчике.
   Они с Нурали вошли в открытую дверь, Глечик с Ваней остались в коридоре, но следили за происходящим. Ване вдруг стало страшно, до холода в волосах: Нурали не видел сына несколько лет, за это время мальчик физически изменился. А сможет ли Нурали узнать своего ребенка в изуродованном теле, найденном в "хаммере"? Вообще, возможно ли узнать?
   Глечик от волнения постукивал ногой по полу.
   Зимин подвел Нурали к кровати и указал на мальчика. Теперь Нурали трепетал, как лист. Он впился взглядом в лицо больного и неожиданно заплакал. Очень осторожно провел руками по телу мальчика и закрыл лицо, но прятать слезы уже не было смысла.
   - Заур, - нежно прошептал он. - Заур мой. Это Заур, доктор.
   Зимин, Глечик и Ваня с облегчением вздохнули и даже заулыбались.
   Это Заур Алиев!
   Пусть это ничем не меняло его физического состояния, но в корне меняло состояние вокруг него. Еще утром он был никем, даже имени не имел. А сейчас у него появились родственники - люди, которые от всей души желают ему чуда выздоровления, они будут молиться за него днем и ночью, они создадут животворящую атмосферу именно для него, потому что именно он нуждается в этом больше всех, они сосредоточатся на возвращении к жизни Заура, и Бог не сможет отказать такому количеству искренних просьб и пожеланий...
   Зимин легонько прикоснулся к плечу Нурали и жестом попросил идти за ним.
   Нурали покачал головой.
   - Я расскажу вам подробности о состоянии мальчика, - напомнил Зимин. - Это поможет вам понять ситуацию и принять правильное решение. Потом, если хотите, вы еще раз навестите его.
   Нурали послушался и вышел вслед за ним. Собственно, ему теперь было уже не так важно, где находиться и выслушивать подробности. Главное он уже знает - Заур жив, и никто, слава Всевышнему, на него не покушается.
   Они вышли на террасу, где Нурали снова помолился, отстав от них на пару шагов. Зимин подождал его. В общем, им некуда было спешить, раз мальчик опознан. Ваня улыбался, ему казалось, что это напоминает пазлы - последний кусочек, который долго упрямился и не хотел вписываться в оставшуюся дырочку, вдруг сам встал в надлежащее место.
   Глечик смотрел на Нурали с сочувствием и неожиданным дружелюбием.
   А Зимин не позволял себе отвлекаться от дела.
   - Мне нужны все медицинские документы ребенка, до того момента, как он был похищен, - сказал он. - Это возможно?
   - Да, - ответил Глечик. - Если, конечно, Нурали Алиевич не будет возражать.
   - Делайте что хотите, - отозвался тот. - Лишь бы помочь Зауру. Бумаги, деньги, лекарства, люди - я все достану. Заур жив!
   Глечик и Ваня переглянулись.
   Зимин мягко возразил:
   - Нет-нет, не горячитесь. От вас не требуется никаких жертв, только содействие.
   - Я понимаю.
   Зимин еще немного помолчал, подбирая не слишком резкие слова, чтобы не шокировать отца. А то разгорячится и станет непредсказуемым... Но Нурали на повесть о своем сыне реагировал вполне адекватно, крушить ничего не собирался, лишь стискивал руки от переживаний, когда представлял себе страдания, перенесенные сыном в плену. Уточнения и вопросы, которые Нурали задавал, показывали, что он вполне владел собой и был согласен на конструктивное сотрудничество в деле спасения Заура.
   Глечик и Ваня вздохнули с облегчением.
   Потом Зимина позвали к больному, у которого возникли проблемы, требующие срочного вмешательства врача. Зимин извинился:
   - Мы уже почти все обсудили. Если будет что-то нужно, я вам позвоню. Или позвоню Глечику.
   Нурали опять заволновался:
   - Я хочу еще увидеть сына!
   - Хорошо, но чуть позже, - сказал Зимин. - Сейчас я не могу. Прогуляйтесь пока в парке, обдумайте ситуацию, успокойтесь немного. Это полезно и для вас, и для Заура.
   И он поспешил к больному.
   А Глечик, Ваня и Нурали и впрямь решили пройтись по парку. Там было прохладно и уютно. Кое-где встречались выздоравливающие ребята - стайками, под присмотром медсестер и санитаров, гуляющие и играющие в этих райских зарослях. Здесь царили тишина и покой, так что неприлично было буянить и тревожить мирных жителей. Целебная аура этого места сама собой входила в сердца и наполняла силой и добром.
   - Я рассказал всем, что сын уехал учиться в Москву, к родственникам, - произнес Нурали вполголоса. - Заур умный мальчик, он всегда был впереди своих одноклассников. Поэтому соседи не удивились такому сообщению... Удивлялись только, почему он перестал приезжать на каникулы. А он и не приезжал никогда. Просто они так думали.
   - Понятно, - сказал Глечик.
   - Я не мог говорить правду, - продолжал Нурали. - Никому. Жизнь Заура... Я не мог этим рисковать. А Шут... Он делал что хотел. Ему всегда было все равно. Главное, чтобы исполнялись все его желания, и без промедления.
   - Вы были посредником? - спросил Глечик.
   - Да, одним из посредников.
   - В целой цепи посредников?
   - Нет, не в цепи. В этом регионе. Точнее, в Ставропольском крае. Думаю, этот человек обслуживал и осваивал еще другие каналы.
   - Активно осваивал, - подтвердил Глечик.
   Ване, как обычно при упоминании о Шуте, стало трудно дышать, будто слова и воспоминания вызвали этот призрак из могилы, оживили мертвеца, и от него снова надо убегать и спасаться.
   От тени Шута Ване стало неуютно в райском саду, холодок пробежал по спине, а Глечик и Нурали продолжали обсуждать этого человека, чтобы раз навсегда с ним покончить. Им тоже были крайне неприятны упоминания о Шуте, но они не общались с ним так тесно, как Ваня, поэтому он чувствовал его влияние гораздо острее, даже теперь, спустя годы после его гибели.
   - Кому же вы, в конечном счете, передавали оружие? - спросил Глечик.
   Вид у него при этом был такой, будто он немедленно отправится на поимку бандитов. Нурали покосился на него и горько усмехнулся:
   - Вряд ли вы сможете его взять прямо сейчас. Никто не знает, где он. Может быть, даже не в России.
   - Кто это?
   - Энвер Мусаев.
   Глечик задумался.
   - Вот как, - протянул он. - Мусаев-средний.
   Ваня насторожился. Это имя он видел в бумагах Шута и слышал в его разговорах. Точнее, не имя, а фамилию. Братьев Мусаевых было три. Одного из них действительно звали Энвер.
   Между тем Глечик продолжал выстраивать в уме свои планы.
   - Да, повесткой его не вызовешь, - пошутил он. - И наряд милиции за ним не вышлешь.
   Нурали сказал оправдывающимся тоном:
   - Я правда не знаю, где он находится. Ты же сам видел, наверное, какая там обстановка!
   - Сплошной военный лагерь, это верно. Но вам ведь приходилось как-то с ними связываться, чтобы передавать оружие.
   Нурали покачал головой:
   - Нет. Они не доверяли мне. Энвер сам посылал ко мне своего человека, а тогда уже я встречался с ними... В такой ситуации я не мог сопротивляться. Ради Заура.
   - А как вам удавалось хранить такие крупные партии оружия? Ведь за вами было установлено наблюдение, но ничего не удалось найти!
   Нурали снова усмехнулся:
   - Всё было продумано. Я не прикасался к оружию, я его даже не видел. Шут покупал проводников и устраивал тайники. Сообщал мне, где это, или присылал проводника... если тайник был новый. А уж я вел туда Энвера. Вот и всё моё посредничество. К сожалению, я ничем не могу помочь.
   Глечик смотрел ему в глаза очень внимательно.
   - Зря вы так думаете, Нурали Алиевич. Почему именно вы? Разве купленный проводник не мог выполнять то же самое?
   Нурали опять покачал головой:
   - Это было требование Энвера. Он не стал бы выдавать себя тому, кого можно купить. Кроме того, он часто расплачивался прямо на месте, наличными. Такие суммы он доверял только мне. Для этого и похитили Заура. Я и так не взял бы денег, но... Я тогда вообще отказался иметь с ними со всеми дело. Я не подумал о своих детях. Я не предусмотрел, что они зайдут так далеко... Заур!
   У него на глазах выступили слезы, которых он стыдился и потому отворачивался.
   - Все позади, Нурали Алиевич, - напомнил Глечик. - Шут мертв, Заур жив. Бог даст, он поправится. И Мусаевых мы возьмем обязательно, когда наступит время. Не расстраивайтесь.
   - Не всё позади, Павел, - возразил Нурали. - Не всё.
   Тут они услышали торопливые шаги. К ним спешил Зимин.
   - Вот вы где! - воскликнул он. - Куда забрались!
   Нурали сразу забыл о Шуте, Мусаеве и оружии.
   - Ты освободился? - спросил Глечик у доктора.
   - Да. Я хотел узнать, останетесь ли вы ночевать. Тогда я заранее приготовлю для вас местечко. В тесноте, да не в обиде.
   - Нет, - отказался Глечик. - Какой толк от ночевки? Все, что нужно, мы уже выяснили и можем ехать домой. Но если Нурали Алиевич хочет остаться...
   Нурали тоже отказался:
   - Зачем? Вот только посмотрю на него еще раз, и поедем.
   - Тогда пойдемте.
   - Да.
   Теперь он смотрел на мальчика с необычайной нежностью и не скрывал надежды на лучшее. Он даже взял сына за руку, словно для того, чтобы поделиться с ним своей силой и здоровьем.
   - Он меня слышит? - спросил Нурали у Зимина.
   - Не знаю. Скорее, всего, нет. Но вы все равно поговорите с ним, если хотите. Его душа услышит вас и, может быть, вернется к нему.
   Глечик круглыми от удивления глазами провел по врачу, который рассуждает о душе так, будто в нее верит. Зимин покосился на него и показал язык. А Нурали в это время прижимал руку мальчика к своей груди и что-то шептал, горячо и убедительно. Ему было очень трудно оторваться от сына, но он осознавал необходимость этого и пользовался последней минутой свидания для эмоциональной вспышки, переданной Зауру на прощание.
   Когда они вышли в коридор, Нурали спросил:
   - Скажите, а можно поставить ему музыку? Я слышал, это иногда помогает коматозникам...
   Зимин задумался и ответил:
   - Его состояние - не кома. Точнее, не совсем кома. Но идея интересная.
   Нурали смутился:
   - Вам, конечно, лучше знать... Пожалуйста, если это ему и другим ребятам здесь не повредит, включайте ему музыку. Он всегда очень любил грузинские народные хоровые песни. Если это не повредит...
   Зимин махнул рукой:
   - Как это может повредить? Я подумаю об этом. Сегодня же. Интересная идея!
   Нурали глубоко вздохнул.
   Обратно они ехали совсем с другим настроением. У каждого были свои мысли и предвкушения, но одинаково приятные. Нурали планировал обрадовать семью новостями о возвращении живого Заура. Глечик намеревался встретиться с Айше и пригласить ее в гости, невзирая ни на какие отговорки. Ваня мечтал о Наташе, вкусном ужине и полноценном отдыхе перед рабочей неделей. Придется, конечно, извиниться за отлучку без предупреждения. Лучше будет даже купить Наташеньке букет цветов и что-нибудь вкусненькое - шоколадку или конфет, в знак раскаяния. Ведь раньше таких отлучек не было. Ваня надеялся, что и впредь не будет. Он же не Глечик, в конце концов, чтобы вот так исчезать.
   - Кстати, Майоров, - сказал Глечик. - Нам на днях звонил Кустов. Напоминал про вступительные экзамены. Ты в курсе, что они уже скоро начнутся? Тебе нужно будет брать отпуск и ехать!
   - Я помню, - ответил Ваня.
   Глечик опасливо на него покосился. Уж не хочет ли он опять отнекиваться? Но нет, Ваня открыто посмотрел на него и улыбнулся.
   - Не бойся, Глечик, - сказал он. - Я уже знаю даты экзаменов и обязательно туда поеду. Моя работа дает мне стимул. Наш председатель, Безлюдов, тоже настаивает на учебе. А уж агроном наш, Лютиков, вообще дал мне полный курс поступления в сельхозакадемию и всякими "ценными указаниями" вооружил, и подсказал нужную литературу, темы, на которые особенно стоит обратить внимание. Он ведь тоже учился в Ставрополе. Правда, давно. Но говорит, что преподаватели-то остались в основном те же самые.
   - Преподаватели преподавателями, программы обучения меняются, - ответил Глечик. - Но он все равно прав.
   - Вокруг меня очень хорошие люди, - сказал Ваня. - С тех пор, как я избавился от Шута, жизнь сводит меня только с самыми лучшими.
   - Слава Богу.
   - Боюсь, я этого не заслужил.
   Глечик пожал плечами:
   - А это и не нужно заслуживать. Богу лучше знать. Не думай об этом, Майоров. Ты тоже не самый бесполезный человек, чтобы находиться на задворках общества. Ты подготовился к экзаменам?
   - Надеюсь, что да.
   - Поедешь на пару дней раньше, так Кустов устроит тебе тест и подтянет еще, где надо. Он же, наверное, тоже в этом году будет экзамены принимать.
   - Разве профессора принимают экзамены?
   - Он принимает. Он заранее выбирает себе студентов, на свою кафедру. Чтобы были и специалисты, и энтузиасты.
   - Губа не дура.
   Они почти забыли о Нурали, который, погрузившись в себя, тихо сидел позади и смотрел в окно. Казалось, он тоже забыл обо всех и ничего не слышал. Он думал о Зауре и о том, как теперь, с его возвращением, изменится жизнь их семьи. Заур жив! Можно не избегать людей и не бояться правды.
   Все будут рады до небес - Заур жив!
   А Ваня и Глечик говорили о посторонних вещах.
   - Слушай, нам уже начали подкидывать политические листовки, - сказал Ваня. - Почтового ящика у нас нет, но всякими бумажками уже замусорили весь палисадник. Мы с Наташей еле-еле отчистили его от зарослей и грязи, там же была целая свалка! И вот Наташа у меня недовольна. Она посадила там цветы. Соседки дали ей маргариток. Она сама за ними ухаживает, она на них не дышит. А вчера и позавчера их засыпали листовками и вызвали у Наташи негодование. Она их не то что выбросила, она их перед этим собственноручно измельчила.
   Глечик засмеялся, потом ответил:
   - Я ее понимаю! А что ты хочешь - выборы.
   Ваня оторопел:
   - Какие еще выборы?
   - Самые обыкновенные. В органы местного самоуправления. В частности, избрание мэра. Ты не успел заметить, не было ли там листовок твоего тестя?
   Ваня все еще не понимал:
   - Так выборы уже скоро, что ли?
   - Да не очень. В декабре, вместе с парламентскими выборами.
   Ваня присвистнул:
   - Разве уже можно вести предвыборную агитацию? Ведь еще очень рано!
   - Рано, - согласился Глечик. - И сомневаюсь, что уже можно агитировать. Но кому это надо?
   - Тем, кто в результате проиграет.
   Глечик, в свою очередь, присвистнул:
   - Майоров, дорогой, не смеши людей! Лично я убежден, что простым людям это недоступно, всю власть разыграют между собой те, кто давно ею владеет, и те, кто давно к ней рвется. И те, и другие имеют для этого возможности. А выборы, по крайней мере, официальная их часть, вынесенная на потеху публике - это всего лишь хорошо срежиссированная постановка. Спектакль, Майоров, не более того. К тому же, ты знаешь примеры, чтобы из-за нарушений в предвыборной кампании кого-нибудь лишили победы?
   Ваня ошеломленно молчал. Он допускал, что это правда, но Глечик высказал ее так прямо и резко - дух захватывало.
   Впрочем, он всегда знал - мягкость Глечика весьма относительна.
   - Кстати, - сказал Ваня, - ты думаешь, Царенко снова пройдет в мэры?
   - Понятия не имею, - ответил Глечик. - Если честно, мне на это наплевать. Они все одинаковые.
   - Да ну!
   - Главное, чтобы работе моей не мешали. А уж помощи я даже не прошу - бесполезно. Я не преувеличиваю, Майоров. Я не первый год занимаюсь этим делом, и еще не сталкивался с чиновниками, которые были бы заинтересованы в моих успехах. Почему-то.
   Ваня был подавлен.
   В разговор вступил Нурали.
   - Павел прав, к сожалению.
   Глечик так удивился его неожиданной поддержке, что на мгновение обернулся. Нурали спокойно выдержал его взгляд и продолжил:
   - Я тоже почти не сомневаюсь, что Царенко останется на своем посту. Он еще не успел воспитать и разрекламировать себе преемника. А большинству людей действительно недоступны тонкости политики различия в идеологиях и программах. Они голосуют, но от их голосов ничего не зависит. Или они попросту лгут.
   - Тоже вполне вероятно, - согласился Глечик.
   - Нет, - возразил Ваня. - Это мрак какой-то!
   - Вот именно, - подхватил Глечик. - Именно мрак! Я, конечно, не замахиваюсь на федеральную систему выборов, но здесь, на местах, все решается по старинке, а выборы и прочие атрибуты - это пустая формальность.
   - На самом деле они давно уже распределили между собой все доходные места, - подтвердил Нурали. - Они же - свои люди.
   - И вряд ли допустят в свой тесный круг посторонних, - добавил Глечик.
   - Неужели ничего нельзя изменить? - спросил Ваня.
   - Можно, - сказал Глечик. - Ситуация изменится, когда Кариновка придется по вкусу людям, которые сильнее нынешнего клана. Правда, я не уверен, что обыватель заметит разницу. Все правители, за очень редким исключением, озабочены лишь собственным обогащением. И очень мало шансов, что Кариновке повезет с новой властью.
   Но Ваня был возмущен:
   - Значит, коррупция?
   - Сверху донизу.
   - Тогда их нужно наказать. Посадить в тюрьму.
   Нурали улыбнулся.
   Глечик вздохнул:
   - Майоров, не изображай из себя идиота. Ты видел Царенко? Ты жил у него! Кто его посадит? У него зять - начальник УВД района! Второй зять - начальник гарнизона! Здешние власти прогнили насквозь, они раздулись, как клопы, но пока они на встали, как кость в горле, вышестоящим властям, они останутся здесь царями... Сместить их можно только сверху. Из Ставрополя, из Москвы. Но революции снизу не будет, даже если в Кариновке начнется вовсе беспредел. Вы вообще можете себе представить революцию в Кариновке? Кто из кариновцев полезет на баррикады?
   - Павел прав, - снова сказал Нурали.
   - Спасибо, - поблагодарил Глечик, еще не остывший от своей ожесточенной тирады.
   Они слегка оживились, потому что приближались к дому. Они уже проезжали по территории соседнего района - Тихомирского. Наступал вечер, за спиной у них опускалось желтое солнце, они видели знакомые поля, сады и поселки.
   Внезапно они наткнулись на столпотворение в центре поселка Васильевка. Здесь были и зеваки, и милиция. Проехать было трудно. Глечик сначала маневрировал, затем остановился и вышел спросить, в чем дело.
   Вернулся он помрачневшим и несколько минут сидел неподвижно, не заводя машину. У Вани появились плохие предчувствия.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Убийство, - ответил Глечик.
   Ваня и Нурали переглянулись.
   - А почему такая толпа? - спросил Ваня. - Все село!
   - Потому что у целой семьи отрезаны головы. Пять человек.
   Ваня осекся. Нурали стал дышать глубоко и шумно. Он раньше Вани понял смысл происшедшего. Глечик продолжил:
   - Здесь на окраине поселились беженцы с Кавказа. У них целая улица новых деревянных домов. Чужаков тут явно не приветствуют. Иногда по пьяному делу, в клубе, после танцев, возникали потасовки. А тут еще один из приезжих познакомился с местной девушкой и начал за ней ухаживать. Это спровоцировало новый конфликт. Кавалера подкараулили вечером и избили до полусмерти. И вот - ответ. Самый крикливый местный паренек, его брат, родители и дед.
   У Вани задрожали руки. За время жизни в Кариновке он отвык от межнациональной розни. В Кариновке тоже, конечно, имелись крикуны и драчуны, но в основном в Кариновке царил мир. Об этом наглядно свидетельствовали Селянка и Жила.
   - Смотрите! - воскликнул Нурали и указал рукой вперед.
   Глечик и Ваня вздрогнули.
   Там разгоралось какое-то странное зарево, а ветерок пахнУл им в лицо странным жаром и запахом гари.
   - Пожар!
  
   Стихия распространялась, как цепная реакция, охватывая дома, деревья, людей, воздух. Часть жителей ударилась в панику и вопила в ужасе. Другая часть устремилась к пожару - поглазеть или помочь.
   Глечик немедленно завел машину и отправился туда, обгоняя толпу и непрерывно сигналя. Горели деревянные постройки беженцев. Всем было ясно, что их подожгли в отместку за вырезанную семью. Это тоже была своего рода цепная реакция, остановить которую было уже очень трудно, потому что разум затуманивался кровью.
   Глечик, Ваня и Нурали - все трое чувствовали себя как стрелы на натянутой тетиве. За очередным поворотом им открылась картина огромного пожара - зрелище, ужасающее масштабом и силой. Пожарные еще не приехали. Из эпицентра выбегали пострадавшие, они обезумели от горя и страха и бросались к каждому, требуя сделать что-нибудь. Все звуки слышались приглушенно из-за специфического шума большого огня и треска горящего дерева.
   Огонь двигался на людей, как стена высотой до самого неба.
   И люди растерянно смотрели на это, не зная, что делать.
   Машина остановилась. И Глечик, и Ваня, и Нурали выскочили из нее, не сговариваясь, даже не сделав знака, даже не взглянув друг на друга - у них не было на это времени. Они бросились в самую гущу событий и тут же оказались именно на тех местах, на которых могли принести наибольшую пользу.
   Нурали подбежал к колонке и налег на рычаг всем телом. К нему присоединились мужчины, подставляя ведра под струю. Такими мерами, конечно, невозможно было затушить эпицентр, но дома на краю еще можно было спасти, и они спасали, насколько хватало сил.
   Глечик, который при самых экстремальных обстоятельствах сохранял хладнокровие, растворился в толпе и своим спокойствием упорядочил эмоции. С его появлением люди стали организовывать локализацию пожара и действовать с толком, а не метаться, как сумасшедшие, их стороны в сторону. Казалось, Глечик знал всё о пожарах, как специалист МЧС.
   Попутно с организацией тушения он постоянно уходил в огонь и возвращался с ранеными, в бессознательном состоянии. Тем же самым был занял и Ваня Майоров, уже весь черный и потерявший счет времени, но с твердой и быстрой походкой и силой. Эту силу ему давало осознание того, сколько еще народу надо спасти, и пока последний пострадавший находится в опасности, он, Иван Майоров, не прекратит движения.
   Иногда они сталкивались с Глечиком или шли параллельным курсом, но даже не кивали друг другу. Это было им не нужно. Они и так, на расстоянии, чувствовали свое сотрудничество и братство. Каждый из них знал, что не один здесь, в хаосе свершившейся катастрофы. А раз они вместе - еще не все потеряно.
   Прошло не меньше получаса, пока приехали пожарные из станицы Тихомирской. После этого народ вздохнул свободнее, а у самых активных будто открылось второе дыхание. Правда, и профессионалы смогли отстоять лишь края поселка, соприкасавшиеся с селом Васильевкой, поскольку огнем была охвачена огромная площадь, высохшее за лето дерево занималось мгновенно и сгорало дотла, так что от целого дома оставалась только горстка пепла и красные светящиеся головешки.
   Над бедствием трудились всю ночь, не замечая смены суток и видя впереди лишь цель: спасти как можно больше. При этом прокоптились насквозь, несмотря на множество вылитых на себя ведер воды, и тяжело дышали и кашляли от дыма. У них слезились глаза. Они валились с ног от усталости, но все же не позволяли себе остановиться ни на секунду.
   Остановились они лишь на рассвете, когда удалось подавить последние языки пламени. На месте поселка теперь расстилалось черное, пышущее жаром и удушьем пространство, куда страшно было даже смотреть, не то что туда идти. Глечик и Ваня подошли к ближайшей колонке и напились воды из одного ведра.
   Неподалеку стояла их машина, а рядом с ней, на скамейке у чьих-то ворот, сидел Нурали. Он откинулся спиной и затылком к забору, вытянул руки и ноги и закрыл глаза. Его лицо выражало страдание. И Ваня, и Глечик понимали, из-за чего. Они тоже боялись последствий этого глупого и жестокого поджога.
   Ваня воскликнул:
   - Вот не живется людям мирно, как в Кариновке!
   Нурали открыл глаза.
   - По-твоему, Кариновка - это рай? - с иронией спросил Глечик.
   - Во всяком случае, кариновцы не жгут Селянку, - ожесточенно сказал Ваня. - А люди из Жилы пока никому не отрезают головы.
   Нурали сказал хрипло:
   - Это не заслуга властей. Просто Кариновка - это другое место и другие люди. Она возникла на целое столетие раньше станицы Тихомирской, и ее жители ни разу не убивали друг друга. Даже в гражданскую войну. Мой отец работал над летописью Кариновки. Это наше... как сказать? Семейное дело. Мы передавали его по наследству. Сейчас эта летопись хранится в кариновском краеведческом музее.
   Глечик возразил:
   - Я тоже много слышал об этом. Но такого не бывает. То, что вы говорите - сплошная мистика. То есть это правда, конечно, потому что в Кариновке бывают драки и прочая толкотня, но не было и нет кровопролития. А вот реального объяснения этому у меня нет.
   - Твоя мать тоже преподавала историю в школе, - напомнил Нурали. - У нее-то есть какое-нибудь объяснение?
   Глечик улыбнулся:
   - Есть, конечно. Она убеждена, что Кариновку защищает ангел-хранитель, который не позволяет нашим жителям пострадать при любых обстоятельствах.
   Нурали тоже улыбнулся и покачал головой.
   - Такое объяснение меня не устраивает, - добавил Глечик.
   Они посмеялись и снова напились воды из ведра. Внутри у них все казалось сухим и требовало утоления жажды.
   И их жажда пахла дымом.
   У Глечика, как оказалось, было много знакомых среди тихомирских пожарных и милиционеров. Они, увидев его здесь, удивлялись и останавливались, чтобы перекинуться словечком. Теперь, в минуты отдыха, Глечик улыбался своим приятелям, а они подшучивали над его чумазым видом.
   Но вот перед ними появилось озабоченное лицо районного прокурора, причем это была вовсе не та озабоченность, которой были заняты все вокруг, а какая-то почти растерянность. Он подошел к машине Глечика, где сам Глечик смеялся над собой и над своими собеседниками, тоже испачканными сажей с головы до ног.
   Районного прокурора поразило такое легкомыслие:
   - Глечик!
   Тот обернулся и улыбнулся еще шире:
   - Да, Николай Николаевич! Здравствуйте!
   - Что вы здесь делаете?
   - Я здесь совершенно случайно. Мы ехали домой и попали прямо на пожар. Чем могли, помогли. Теперь отдыхаем. Сейчас вот придем в себя и снова поедем домой. А то родные с ума сойдут.
   У Николая Николаевича на лице появилась мучительная гримаса, словно у него разболелся зуб, и он как-то жалобно простонал:
   - Какие родные? О чем вы говорите, Глечик! Тут такое творится, а вы...
   Глечик пожал плечами:
   - Я понимаю, но мы сделали все, что было в наших силах. Свидетелями мы быть не можем, поскольку приехали уже в разгар катастрофы. Поэтому...
   Николай Николаевич с такой же гримасой протянул:
   - Я не об этом, Глечик! Вы новости сегодня слышали?
   Глечик махнул рукой:
   - Какие новости! Мы с самого утра в отъезде. Точнее, со вчерашнего уже утра... И наверное, неплохо было бы поесть. Так что мы поедем быстрее. - Он покосился на милиционеров и шутливо добавил: - В пределах ПДД, разумеется.
   Милиционеры засмеялись, но Николай Николаевич не воспринял шутки и воскликнул:
   - Так вы ничего не знаете! Ради Бога, перестаньте ржать, как жеребцы! Из Чечни напали на Дагестан! Так восстание! Мятеж! Война!
   Смех тут же умолк.
   Все переглянулись и с угрозой уставились на районного прокурора. Но он больше ничего не сказал, покачал головой и отправился восвояси, потому что отчаялся найти единомышленников среди этих молодых и резвых ребят, которые даже после пожара способны смеяться.
   А ребята снова переглянулись и бросились врассыпную. Местные - к себе, а кариновцы - в машину Глечика и срочно домой. Теперь уже они не улыбались. Они не могли осознать сообщение как правду. У них в голове не укладывалось, что на них или на их соседей можно напасть.
   Но вряд ли районный прокурор стал бы врать. Тем более - на такую тему.
   Может быть, они все что-то не так поняли?
   - Кошмар какой-то, - сказал Ваня. - Глечик, это возможно?
   - Не знаю.
   - А ты как думаешь?
   - Майоров, что толку рассуждать об этом, совсем ничего не зная?
   У всех троих на лицах снова появилось одинаковое выражение сосредоточенности, они снова одинаково замерли в напряженной готовности действовать. Они уже не чувствовали ни усталости, ни голода, и забыли о сне. Слишком уж шокирующие новости они услышали, чтобы спать.
   Ведь за административной границей Кариновского района - Чечня.
   Так или иначе, руководство Тихомирского района приняло кое-какие меры в связи со сложившейся обстановкой - расставило по трассе усиленные милицейские посты. Но они стояли лишь на территории Тихомирского района, а дорога Кариновского района была пуста - для активного движения еще слишком рано, и даже постов ГАИ не было вообще.
   Ваня чертыхнулся:
   - Куда они смотрят? Весь Северный Кавказ под угрозой!
   Глечик горько усмехнулся:
   - Ты думаешь, они уже в курсе?
   Ваня изумленно на него посмотрел:
   - Им должны были доложить в первую очередь! Чтобы они обезопасили граждан! Ведь уже новостям все известно!
   - Ты забыл, о ком говоришь? Это же Царенко! Даже если он знает о нападении на Дагестан, ему все будет безразлично, пока не прижмёт его самого. Вот если господин Мусаев приставит автомат к его затылку, вот тогда он чуть-чуть пошевелится. Только тогда, не раньше.
   Глечик замолчал, вспоминая про себя карту региона и прикидывая, в каком именно направлении могло быть совершено нападение. Вряд ли на подобную авантюру можно было решиться без твердой уверенности в поддержке местного населения, иначе это было бы самоубийством.
   Об этом же думал и Ваня, спрашивая:
   - Глечик, ты говорил недавно, что где-то в Дагестане намечается мятеж. Какие районы Дагестана ты тогда имел в виду?
   - Правильно мыслишь, Майоров, - сквозь зубы сказал Глечик и свернул куда-то в сторону автовокзала.
   - Так ведь где тонко, там и рвется... Ты куда?
   - К моему приятелю, в военкомат.
   - Почему в военкомат? Почему не в милицию?
   - Потому что все, кроме этого приятеля, едят со стола Царенко... Милиция тоже. А друзьям своим я доверяю. Нурали Алиевич, вы с нами?
   - Нет.
   Он сказал это так взволнованно, что и Глечик, и Ваня обернулись к нему. Но на их вопросительные взгляды он лишь покачал головой и произнес:
   - Пожалуйста, дождитесь меня тут. Я должен узнать... по своим каналам. Узнаю точно и приду к вам сюда. Все объясню.
   Глечик и Ваня переглянулись.
   - Как хотите, - сказал Глечик.
   И Нурали, выйдя из машины, направился куда-то, к "своим каналам". Глечик в очередной раз пожал плечами. Они с Ваней встретились с приятелем Глечика в его кабинете в военкомате. Его фамилия была Ачуев. Он занимал здесь не очень высокую должность, но медленно и верно двигался вверх по иерархической лестнице, что не мешало ему сохранять человеческий облик, за что Глечик его и уважал.
   Они застали Ачуева на ногах. Он расхаживал по своему кабинету, поминутно звонил кому-то, требовал решительных действий, но отовсюду получал отказы и советы не лезть не в свое дело и ругался вполголоса вслед положенной на рычаг трубке.
   Приход Глечика его не удивил.
   - Привет, - сказал он. - Я ждал тебя еще вчера.
   - Вчера меня здесь не было, - ответил Глечик. - Как только узнал, сразу к тебе.
   - Я так и понял. Это Майоров?
   Глечик улыбнулся:
   - Да. Знакомьтесь.
   Ваня и Ачуев обменялись рукопожатием. Заочно, со слов Глечика, они уже были знакомы, но пока ни разу не встречались лично.
   Ачуев указал им на стулья:
   - Садитесь, если вы в такой ситуации способны сидеть.
   Они тут же сели. Глечик ничуть не смущался:
   - Представь себе, мы способны. Мы со вчерашнего вечера на тихомирском пожаре не присели ни разу. Я бы сейчас не только сел, а и лег бы с удовольствием...
   Вот тут Ачуев вышел из стрессового состояния и проявил удивление:
   - Вы были на тихомирском пожаре?
   - Это было ужасно, Ачуев, не спрашивай об этом сейчас...
   - Есть погибшие?
   - Увы, да.
   - Ты мог что-нибудь сделать?
   - Мы сделали все, что могли.
   - Тогда не зацикливайся на этом.
   - Я знаю. Но я устал, проголодался и хочу спать, поэтому мне тяжело.
   Ачуев сочувственно похлопал его по плечу и перестал спрашивать о пожаре. Он знал, что потом, когда все вокруг успокоится и им выпадет свободная минутка, Глечик сам все расскажет в подробностях, а до этого момента его лучше не теребить.
   Тем более что теперь у них хватает и других проблем.
   Глечик требовательно смотрел на Ачуева. Тот вздохнул и рассказал все, что ему было известно о нападении на Дагестан. Известно ему было не так уже много, но и этого было достаточно, чтобы бить тревогу. Он и бил тревогу, но это никто из начальников не слушал, а один он ничего не мог. Это доводило Ачуева до белого каления, он не переносил равнодушия, а тут еще и угроза войны... С самого утра Ачуев метался по кабинету и искал выход из тупика.
   А еще он ждал прихода Глечика. Или хотя бы его звонка.
   Глечик не должен был его разочаровать.
   И не разочаровал, конечно.
   - Так, - сказал он. - Ачуев, не нервничай. Случай, прямо скажем, из ряда вон выходящий, но пока нет смысла так убиваться. Не будем заранее посыпать голову пеплом.
   - Кавказ в опасности, - настаивал Ачуев.
   - Да. Но Кариновке пока ничто не угрожает. Поэтому я сейчас поеду домой, высплюсь как следует и пообедаю, а там уже можно будет принять нормальное решение.
   Ваня напомнил:
   - Нурали попросил дождаться его здесь.
   - Хорошо, подождем здесь...
   Но ждать его не пришлось. Он сам пришел к ним, и вид у него по-прежнему был взволнованный, тогда как Глечик и Ваня, получив информацию, напротив, успокоились и от этого расслабились и стали клевать носом.
   - Нурали Алиевич, - сказал Глечик. - Время терпит. Нападение произошло в направлении, противоположном Кариновке, так что мы пока в безопасности. Давайте отдохнем.
   - Мы отдохнем, - сказал Нурали. - Но мы не в безопасности. В некоторых районах Дагестана действительно готовился мятеж, и бандиты собирались идти именно туда. Они поддерживают друг друга, мятежники и бандиты. Это правда. И теперь нужно ждать, как ответит на это народ Дагестана. От этого зависит судьба всего Кавказа.
   У Глечика и Вани тут же открылись глаза.
   - А вы как думаете? - спросил Глечик.
   - Я думаю, что народ не примет их.
   Ачуев скептически скривился:
   - Многие орлы давно рвутся воевать. Им нынешняя наша жизнь не нравится.
   - Она многим не нравится, - возразил Нурали. - Но воевать рвутся только эти орлы, как вы говорите. Хотя на самом деле они не орлы, а шакалы. Народ уже почти десять лет видит, как проходит война, совсем рядом. Народу это не нужно. Мир нужен.
   - Хотелось бы надеяться на это, - сказал Ачуев.
   - Отлично, - вмешался Глечик. - После обеда обсудим наши действия. А сейчас - спать.
   Но Нурали попросил:
   - Подождите еще минуточку. Напали на Дагестан, это действительно далеко, с другой стороны Чеченской республики. Но и мы тоже не в безопасности. Именно Кариновка. Я предполагал это и раньше, а теперь почти уверен. То есть такой широкомасштабной операции, как в Ботлихе, здесь не будет, но зато они наверняка предпримут рейд на Кариновку.
   Его собеседники нахмурились.
   - Что это значит? - спросил Глечик. - При чем тут Кариновка?
   - Мусаевы знают, что Шут присылал оружие перед своей гибелью, и вся партия сейчас в тайнике.
   Глечик и Ваня побледнели.
   - Я послал за сведениями Расула, - продолжал Нурали. - Он вернется нескоро. Можно подождать у меня дома. Там отдохнете, выспитесь и пообедаете.
   Так и сделали. Ачуев шепнул несколько слов дежурному, объяснил, что отлучается по делу, и присоединился к Нурали, Глечику и Ване. При этом он недовольно бормотал, садясь в машину Глечика:
   - Остолопы... Никому ничего не надо... Как можно так жить?
   - Не расстраивайся, - попробовал успокоить его Глечик. - Потому что изменить это невозможно. И в конце концов, вокруг тебя ведь не одни инфузории, настоящие люди тоже встречаются.
   - Этого слишком мало, оказывается.
   - Ерунда. Все будет хорошо.
   - Даже если на нас нападут?
   - Даже.
   Они приехали к Нурали и этим массовым визитом напугали женщин, которые увидели их напряженные лица и немедленно заподозрили неладное. Но их не стали посвящать в подробности. Глечик нашел в себе силы лишь улыбнуться Айше. После этого Нурали увел гостей в комнату Расула и уложил спать. Они уснули сразу, несмотря на ошеломляющие новости и, как выяснилось, угрозу Кариновке. Просто усталость их превратилась в апатию и отупение, Глечик уже не мог вести машину и заговаривался, а Ваня не держался на ногах.
   Нурали тоже прилег отдохнуть и даже забыл сообщить домашним о Зауре.
   Озадаченная Айше стояла в дверях, смотрела исподлобья и думала, что такое могло случиться. Ваня Майоров зачем-то пришел к ним и нарушил покой в их доме: после разговора с ним приемный отец ушел без предупреждения, исчез на два дня, вот теперь вернулся, не собирается давать никаких объяснений и вдобавок привел с собой Глечика, Ваню и еще одного парня, которого Айше даже никогда не видела!
   Может быть, у него-то как раз и спросить?..
   Айше спросила.
   Но ответ получила вовсе не тот, на какой рассчитывала. Точнее, не о том. Ачуев вполголоса, чтобы не нарушать тишину в доме, начал говорить о нападении на Дагестан и этим сбил Айше с толку. Она и без того знала о нападении на Дагестан - центральные и краевые программы новостей только об этом и вещали. Тревожно, конечно, но при чем тут ее приемный отец, любимый парень, его лучший друг и еще один совершенно посторонний человек?
   Нет, Ачуев не мог сказать ей то, что ей было нужно.
   Глечик?
   Не исключено, что Глечик решил не посвящать ее в подробности происходящего. Тогда от него ничего не добьешься, кроме мягкой улыбки, которой невозможно сопротивляться и на которую невозможно сердиться. Айше вздохнула. Опять придется добывать сведения обходными путями.
   Кстати, не распоряжался ли приемный отец насчет обеда для всех?
   Кажется, распоряжался.
   Значит, надо готовить.
   Айше фыркнула от неожиданной обиды - опять эти деловые мужчины лишают ее возможности поучаствовать в их жизни на равных! Не будет она готовить им свежий обед, а пойдет все-таки на учебу, хотя предполагалось, что учеба подождет, пока Нурали вернется из своей отлучки и расскажет семье о случившемся.
   Впрочем, гораздо сильнее ее обидело бы следующее наблюдение - когда приход Расула всех разбудил, никто не обратил внимания на отсутствие Айше, настолько их поглотило предчувствие близкой войны, нежелание этого и стремление предотвратить.
   Зато с приходом Расула все сразу зашевелились, наскоро пообедали и собрались в большой комнате на совещание.
   Расул выглядел бледным от усталости и волнения.
   И новость он принес одну. Очень плохую.
   - Ну, что? - спросил Нурали.
   - Ильдар Мусаев, - ответил Расул. - Но не тайник.
   - Как это?
   - Сначала - Доброфёдоровка.
   Все, кроме Вани, помрачнели. Ачуев сжал кулаки и беззвучно чертыхнулся. А Ваня смотрел на них и пока ничего не понимал. Пришлось объяснять.
   В непосредственной близости от города - девять с половиной километров - располагался некий объект под названием Доброфёдоровка, или Кариновка-4. В городе этот объект именовали просто гарнизоном, хотя это был не только гарнизон, а и действующая войсковая часть, и, главное, большой арсенал. От хозяйственного магазина туда два раза в час отходил рейсовый автобус, перевозивший жителей поселка в город и обратно. Всем пассажирам предстояло при этом проходить паспортный контроль на КПП со шлагбаумом.
   Объект был неотъемлемой частью Кариновки, как Селянка и Жила, никто не смущался при упоминании Доброфёдоровки или Кариновки-4. "А, гарнизон!" - тут же восклицали местные жители и отсылали к хозяйственному магазину, на остановку автобуса.
   Об арсенале тоже все знали. Мало того, все настолько привыкли к нему, что никому и в голову не приходило задуматься о его ценности или опасности. Все вздрагивали при слове "оружие", но родное слово "арсенал" вовсе не вызывало грозных ассоциаций.
   Ваня начал понимать и побледнел.
   - Похоже, это лакомый кусок для Мусаевых, - сказал он.
   - Самый что ни на есть, - подтвердил Глечик. - Майоров, ты соображаешь слишком быстро для приезжего.
   Ваня улыбнулся:
   - Я уже почти местный житель, Глечик. Благодаря тебе, кстати. Но дело не в этом. Почему сначала Доброфёдоровка, а потом тайник?
   - Доброфёдоровка как раз по пути, - ответил Расул. - Зачем им делать крюк?
   Вмешался Нурали:
   - Это говорил Хайрула?
   - Ахмед.
   Нурали нахмурился и произнес:
   - У нас есть время?
   - Уже нет. Они перешли вброд Туру.
   Нурали забеспокоился:
   - Надо ехать. Предупредить их.
   - Может, лучше позвонить? - предложил Ачуев. - Все равно они не станут нас слушать.
   - Тем более надо ехать! - воскликнул Глечик. - Пусть только попробуют отвернуться! Я доложу об арсенале в Ставрополь!
   - У тебя бензина хватит? - спросил Нурали.
   - Заправимся. А не захотят слушать - подавим их количеством. Вон нас сколько! Ты с нами, Майоров?
   - Обязательно. Спрашиваешь!
   - Тогда пошли без разговоров.
   Больше никто не заикался о том, нужна ли поездка и нужны ли они в этой поездке. Все пятеро погрузились в тесную старенькую машину Глечика и отправились в Доброфёдоровку.
   Там царила полнейшая беззаботность.
   Ваня слегка смущался перед встречей с мужем Анны Царенко. Он хорошо помнил его и не сомневался в том, станет ли он слушать их разношерстную компанию. Конечно же, не станет. Он же начальник гарнизона! Он лучше посторонних знает, как ему поступать в том или ином случае! К тому же, в его семье имеется мэр города, если кому не известно, и любая попытка повысить голос повлечет для наглеца неотвратимые последствия...
   Что им тогда делать?
   А встреча их так и не состоялась.
   Зять Царенко и его помощники и сослуживцы, разумеется, уже слышали о нападении на Дагестан, но даже не думали принимать хоть какие-то меры. Где Ботлих, и где Доброфёдоровка! С какой стати нервничать? Это была с их стороны не патологическая боязнь быть или казаться трусливыми, приводящая к самоубийственно глупым, безрассудным поступкам. Это была всего лишь банальная халатность и привычка к безнаказанности.
   Но ситуацию в корне изменило неожиданное для Первого Зятя сообщение от беглеца с блокпоста, расположенного у реки Тура. Беглец ни о каком нападении не подозревал, как и все остальные мальчики на этом посту, поэтому их очень удивило появление именно здесь, в спокойной Кариновке, крупной банды из Чеченской республики. Эта банда разбила не готовый к экстриму блокпост, прошлась по нему, как пылесос, и почти не заметила этого.
   Спастись смог только этот мальчик, так и не вышедший из шокового состояния. Он бежал оттуда, как марафонец, настолько он был напуган.
   Выглядел он, по мнению командиров, презабавно: перепачканный с головы до ног, в пятнах крови, бедняга заикался и даже не сразу смог поведать всем о случившемся. А когда поведал, над ним еще раз добродушно посмеялись и чуть было не наказали за самоволку. Но он был напуган всерьез и закричал в панике:
   - Как вы не понимаете? Они идут сюда! У них пулеметы! У них автоматы! Они нас всех перестреляют! Ради Бога! Нам крышка!
   И его увели в санчасть.
   Командиры снова посмеялись, но тут до них дошел смысл услышанного, и их лица вытянулись. Не то чтобы они сразу поверили в слова несчастного солдатика, однако задумались и пришли к выводу, что тут что-то не так. Напали на Дагестан. Почему же не напасть и на Кариновку, и на Ставрополь, и на Москву?
   У них сразу появилась одна-единственная мысль на всех: жить хочется!
   Стало уже неважно, правду говорил дезертир или пытался оправдаться таким необычным способом.
   Надо же, какие сказочки могут придумывать подчиненные, чтобы избежать наказания за вопиющее нарушение воинской дисциплины!
   Но эта реплика звучала не очень убедительно, особенно в свете последних новостей из Дагестана...
   К тому же, перед кем им отчитываться в своих действиях? Кто может им указать, правильно ли они поступают? И какое может быть благородство, когда их собственная шкура подвергается опасности!
   Не глядя друг на друга и не сговариваясь, командиры покинули Доброфёдоровку на своих личных автомобилях.
   Потом по гарнизону распространилась паника, которую никто не мог остановить, или просто дать объяснения, что само по себе прекратило бы безобразие и мобилизовало бы силы для достойного отпора.
   Офицеры и рядовые метались по вверенной им территории без толку.
   Затем офицеры, в порядке от высших званий к низшим, начали хватать первые попавшие им в руки средства передвижения и уезжать в Кариновку.
   Рядовым оставалось надеяться лишь на свои собственные ноги.
   Это массовое бегство никого не смущало, ни в ком не пробуждало совести или хотя бы опасений, что они оставляют военный объект врагу. Они забыли даже, что никакая банда, пусть и самая крупная, не сможет одолеть целую воинскую часть, если в ней соблюдается порядок.
   Ведь это противоестественно, когда кучка наглецов до такой степени пугает людей.
   Когда машина Глечика въехала в Доброфёдоровку, было уже поздно призывать кого-либо к порядку. На КПП было пусто, шлагбаума не было, а заменявшая его цепь валялась на земле. Ачуев чертыхнулся в полный голос, Глечик сильно нахмурился, а Ваня и Алиевы с любопытством оглядывались.
   Глечик увеличил скорость, выруливая прямо к штабу. На улицах было пусто. Совершенно пусто, как в фантастическом фильме. Это, наконец-то, дало понять Ване и Алиевым, что здесь что-то не то.
   - А где все? - спросил Ваня.
   Ачуев ехидно ответил:
   - Судя по всему, с достоинством отступили перед превосходящими силами противника.
   - Мертвая зона, - сквозь зубы произнес Глечик.
   На его лице было презрение, удивившее Ваню - от не знал, что лицо Глечика может выражать это, а сам Глечик может такое испытывать.
   Впрочем, он старался взять себя в руки.
   - Никого! - воскликнул Ачуев, высунув голову в окно.
   Ваня думал о другом.
   - Глечик, - спросил он, - а если Мусаев уже побывал здесь?
   - Нет! - в один голос ответили Алиевы.
   Глечик сделал гримасу и сказал:
   - Вряд ли, Майоров. Отсюда не уйти так быстро. Надо же взять с собой всё, что может пригодиться, и всё, что можно обратить в деньги. Не зря же Мусаев сюда идет. Не для того, чтобы напугать. Точнее, не только для этого.
   Он энергично рулил по переулкам, словно знал эту территорию как свои пять пальцев.
   Ни души.
   Но вот неожиданно они заметили фигуру бегущего человека в камуфляже, который спрятался от них в каком-то закоулке.
   Ачуев с укоризной мотнул головой:
   - Совсем обезумели от страха.
   Это был мальчик-первогодок, в шоковом состоянии, и он не сразу смог говорить, не сразу даже смог поверить, что это его догнали не враги.
   Ачуев дал ему хлебнуть воды из своей бутылки.
   - Опоздали, - констатировал факт Глечик.
   - Они эвакуировались? - спросил Ваня.
   - Видимо, да.
   Но Ачуев так же ехидно возразил:
   - На эвакуацию не похоже. Они просто сбежали!
   Глечик пожал плечами:
   - Ну и пусть. От них этого и следовало ожидать. Главное - чтобы они прихватили с собой арсенал.
   Глечик увидел вернувшийся на щеки мальчика румянец и спросил:
   - Где все?
   - Убежали.
   - Все?!
   - Все.
   - А ты?
   - Я... Не успел. Страшно. Я не знаю, в какую сторону бежать, я ведь не местный. А тут попадешь в плен - и крышка...
   - Не дрожи, - проворчал недовольный Ачуев. - Не один ведь. Мы здесь.
   Глечик вздохнул и спросил:
   - Фамилия?
   - Сергеев... Ой, а вы не доложите командирам? Меня же лишат отпуска! За нарушение дисциплины!
   Глечик и Ачуев невольно рассмеялись.
   - Твоим командирам самим давно пора получить по полной программе... За нарушение дисциплины. Арсенал вывезли, я надеюсь? Деньги, бумаги, продовольствие?
   Сергеев затряс головой:
   - Ничего не вывозили, только убегали.
   Глечик и Ачуев переглянулись.
   - Арсенал до сих пор здесь? - переспросил Глечик.
   - Всё здесь.
   Ачуев сказал:
   - Глечик, а ты уверен, что этих кретинов можно напугать Москвой?
   - Их можно и Ставрополем напугать, просто они думают, что никто не осмелится доложить об этом в Ставрополь или Москву. Нурали Алиевич, сколько у нас времени?
   - По-моему, не больше часа.
   - Сергеев, водить умеешь?
   - У меня прав нету...
   - При чем здесь права? Ты водить умеешь?
   - Да... легковушку.
   - Тогда идешь с нами!
   Они доехали до арсенала. Гигантские склады, окованные ворота и соответствующие запоры заставили Ваню присвистнуть.
   - Противопожарный щит, - скомандовал Глечик.
   Ачуев и Расул поняли его с полуслова. Схватили топоры, лом и принялись крушить замки. Ваня вооружился какой-то кочергой, стал выковыривать петли, упираясь ногами то в стену, то в створки, уже поддававшиеся такому дружному напору.
   А Сергеев ужасался:
   - Что вы делаете?
   - Мы вывезем арсенал сами, - ответил ему Глечик. - Помогай.
   - А на чем? - спохватился Ваня. - Разве есть транспорт?
   - Три "Урала". По крайней мере, были, когда я видел склад изнутри.
   Сергеев захныкал:
   - Ключей зажигания нету! Они у командира! У начальника гарнизона!
   Глечик усмехнулся Ване:
   - Слышал? Зять Номер Один присвоил ключи. Отставить нытье, Сергеев. Нам не понадобятся ключи. Мы просто угоним машины. С оружием. Помогай!
   - Я не умею водить грузовик!
   - Сядешь за руль "Жигулей"... Помогай же, в конце концов!
   Они, наконец, выломали ворота и ворвались внутрь. От яркого солнечного света перед глазами стояла темнота. Тут и впрямь находились три "Урала". Ваня и Расул тут же вскарабкались под тенты, откинули задние борта и приготовились принимать груз.
   Не сговариваясь, они все вели себя как детали отлаженного механизма.
   - Сергеев, все-таки ты трус, - раздраженно сказал Ачуев. - Не мешайся под ногами! Займись делом - помоги Глечику!
   Сергеев наивно заметил:
   - А я подумал, что вы тоже убежите. И меня с собой прихватите.
   Никто не улыбнулся.
   - Мы убежим, но только с оружием, - ответил Глечик. - И ты убежишь с нами. Нурали Алиевич, вы знаете реабилитационный центр в Разиновке?
   - Да, это рядом.
   - Успеем сделать рейс и вернуться?
   Нурали подумал и покачал головой:
   - Нет.
   - Тогда остатки взорвем. Сергеев, таскай боеприпасы в мою машину. Грузи везде, до самой крыши. Оставь только себе местечко за рулем.
   Глаза у Сергеева были жалобные:
   - Меня оштрафуют!
   - Пусть они твоих командиров штрафуют, - резко сказал Глечик. - Носи груз и прекращай ныть. Здесь нет гаишников. Некому штрафовать.
   Сергеев предпочел не раздражать его и послушно начал начинять "Жигули" патронами, гранатами и взрывчаткой.
   А Глечик стал готовить материалы для минирования.
   Нагруженные под завязку "Уралы" один за другим выгоняли на улицу и разворачивали в ту сторону, куда собирались уезжать, чтобы не суетиться в состоянии цейтнота. Они стояли с заведенными моторами, и среди этих громад вовсе неуместной казалась маленькая машина Глечика. Сергеев уже сидел за рулем и в волнении кусал губы, ожидая, когда колонна, наконец, тронется. Он бы давно уехал, да не знал, куда, а банды Мусаева боялся до смерти.
   Рядом с "Уралами" стояли Ачуев, Нурали и Ваня, готовые в любую секунду прыгнуть в кабину и давить на газ.
   Расул помогал Глечику минировать склад.
   - Неужели не успели бы спрятать где-нибудь поблизости и вывезти арсенал весь? - спросил Ваня. - Они так близко?
   Нурали нервно сжал руки:
   - Они очень близко. По-моему, они уже почти тут.
   Ваня с сожалением посмотрел на склад:
   - Сколько добра пропадает!
   - Пусть лучше пропадает, чем убивает...
   Вдруг Сергеев пискнул:
   - Ой, а кто это?
   Впереди них, в конце улицы, появились фигуры людей в камуфляже, которые вели себя по-хозяйски. На них-то и указывал дрожащим пальцем Сергеев.
   Ваня и Нурали вздрогнули. Ачуев снова чертыхнулся.
   - Глечик, закругляйся! - крикнул Ваня. - Духи!
   - Расул! - позвал Нурали. - Скорее!
   Сергеев смотрел на них во все глаза, стараясь не упустить момент начала бегства и спастись, если из таких переплетов вообще можно спастись.
   - Свалились на мою голову, - бормотал он себе под нос. - Супермены, тоже мне... Удирать надо, а не арсеналы вывозить!
   - Глечик! Духи! - снова крикнул Ваня.
   - Расул!
   Люди Мусаева планомерно прочесывали Доброфёдоровку. Они появились одновременно с двух концов улицы и быстро пошли к складу, направляя на противника автоматы.
   - Расул!
   Глечик и Расул выскочили из ворот и побежали к машинам.
   - Стоять!
   Эта команда их не остановила.
   Тогда Мусаев сам дал очередь из автомата. Беглецов, правда, не задело, но Нурали не выдержал и рванулся навстречу сыну.
   - Стой! - одновременно закричали Ваня и Мусаев.
   Тут Мусаев увидел, что одно лицо ему вроде бы знакомо.
   - Нурали! - обрадовался он. - Брать живым!
   Из переулка наперерез беглецам бросились трое и сшибли с ног. В какой-то момент все пятеро смешались в один клубок.
   - Расул!
   Из клубка рукопашной на долю секунды вырвался Глечик. Он швырнул Нурали, который был ближе всех к нему, взрыватель и крикнул очень резко:
   - Идиоты! Вон отсюда!
   Нурали недолго думая взорвал арсенал.
   Взрыв был такой силы, что некоторое время абсолютно все лежали, прижимаясь к земле и не в силах приподнять голову.
   Ачуев опомнился первым. Точнее, он воспользовался этим моментом, чтобы подготовить автомат к бою, и теперь мог прикрыть отступление огнем.
   - Уходим! - еще раз крикнул он.
   Нурали не успокаивался:
   - Расул!
   Мусаев из-за угла приказал:
   - Остановить! Сына возьмите хотя бы!
   Расул и Глечик вскочили и бросились одновременно, но Расул был ближе к машинам. А Глечик вдруг подвернул ногу и упал на одно колено. Его тут же схватили. Расул и Нурали затормозили и развернулись, чтобы его выручить, но он закричал им на их языке - что-то очень повелительное, и успел лишь добавить по-русски:
   - Убирайтесь отсюда, чтоб вас!
   Обрадованные бойцы Мусаева оттащили его к командиру, и этим, собственно, их успех и ограничился, потому что Ачуев уже стрелял из автомата, прикрывая товарищей. Нурали, Расул и Ваня во мгновение ока оказались в кабинах "Уралов" и тронулись с места. Между вторым и третьим грузовиками пристроилась машина Глечика с перепуганным насмерть Сергеевым за рулем.
   Часть банды Мусаева попыталась перерезать узкую улочку, возникая цепочкой на пути и стреляя, хотя Мусаев приказал беречь оружие в "Уралах". Сергеев обливался холодным потом от мелькания бородатых лиц за окнами, но во главе колонны ехал Расул, которого трудно было смутить свирепым взглядом или дулом автомата. Расул ни на мгновение не снижал скорости и гнал огромный грузовик вперед, готовый всерьез давить тех, кто в надежде остановить его лез под страшные колеса.
   От гранат беглецов спасала только ценность груза и транспорта.
  
   Остановилась колонна возле деревни Разиновка, о которой упоминал Глечик, когда предлагал Нурали сделать еще один рейс. Это было чудесное, тихое место, напоминающее парк в Пятигорском санатории, где лежал Заур Алиев. Но Ваня не замечал этого - он был взбудоражен схваткой и переживал за Глечика.
   Впрочем, он был намерен тут же разгрузить одну из машин прямо под кустик и ехать на ней освобождать друга.
   Ачуев остановил его:
   - Не валяй дурака, Майоров. Его ты сейчас не освободишь, а только добавишь им еще одного пленного. Остановись, остынь. Надо подумать.
   - Сначала надо увезти оружие, - сказал Нурали. - И ликвидировать тайник.
   - А Глечик? - не унимался Ваня.
   - А потом - Глечик, разумеется, - ответил Ачуев.
   Они нашли замечательный родник и по очереди умылись и напились. Ваня набрал воды в горсть и полил себе на голову. Он был в отчаянии, но спасти Глечика не мог - стремления к этому было в избытке, но не было ни одной подходящей мысли.
   В таком состоянии атаковать Мусаева было бесполезно.
   - Почему он говорил не по-русски? - спросил Ваня.
   Алиевы переглянулись. Расул опустил глаза.
   - Боюсь, он ввел Мусаева в заблуждение, - ответил Ачуев. - Его бойцы решили, что Глечик - это Расул. Ему не удастся притворяться долго, да он и не будет. Зато мы благодаря этому выиграли время, и в плен попал тот из нас, кто опаснее всего для Мусаева.
   - Он прикрыл Расула, - растроганно добавил Нурали.
   Ачуев возразил:
   - Не наделяйте его чрезмерным благородством, Нурали Алиевич. Скорее всего, он хотел лишить их возможности использовать Расула как орудие шантажа... Это ведь ваше слабое место.
   Ваня возмутился:
   - Неужели ты совсем за него не боишься?
   - Не боюсь. Он в большой опасности, но не надо биться головой об стену, он человек опытный и бывал в передрягах...
   - Ты хочешь сказать, что он справится сам и ему не нужна помощь?!
   - Нужна помощь обязательно. Но он может справиться и сам.
   Ваня фыркнул. Ачуев улыбнулся:
   - Майоров, я близко знаю его много лет. Мы учились в одной школе. Я почти каждый день вижу, как он работает. Поэтому - сначала оружие.
   Ваня отнюдь не успокоился от этих слов. В мыслях у него возник образ Глечика, как он тренировался по утрам, и как из него исчезает его мягкость и он становится острым и опасным, как сталь. Сломать его Мусаев не сможет, это точно, но ведь это не значит, что его позволительно бросить в беде, оставить без помощи!
   - А что он сказал, вы знаете? - спросил Ваня хмуро.
   - Да, - ответил Нурали. - Только это странно... Он сказал, чтобы мы немедленно уходили, и еще... Он сказал: "Майоров, можешь взять хаммер, он все еще там". Не знаю, что это.
   У Вани просияло лицо.
   - Ты что-нибудь понял? - спросил Ачуев.
   - Да, конечно. Глечик умница!
   - Что за "хаммер"? - поинтересовался Ачуев.
   - Долго объяснять. Это почти не "хаммер", но он пригодится... Нурали Алиевич, сколько отсюда до Кариновки?
   - Километров семь, шесть.
   - Нормально. Машина Глечика нам только помешает, лучше будет отогнать ее в Кариновку, а вместо нее взять "хаммер"... Надо только избавиться от оружия.
   Тут они окинули взглядом три "Урала" и беспросветно напичканный "жигулёнок" и все вместе скривились. Легко сказать - спрятать! А куда? Это ведь не игрушка!
   - Нужно большое помещение. Такой же ангар, как в Доброфёдоровке. Что будем делать? - спросил Ачуев.
   - Я - пас, - сказал Ваня. - Я не местный.
   Ачуев, Нурали и Расул смотрели друг на друга и думали.
   Ваня огляделся, заметил Сергеева, с трудом выползшего из машины и глубоко дышавшего на свежем воздухе. Он был счастлив тем, что выбрался из гарнизона и не попал в плен, и не ранен, и косо посматривал на своих спутников, надеясь, что они не намерены больше спасать арсенал, а отвезут его куда-нибудь... в безопасное место.
   От дальнейших размышлений их отвлек человек, который был одет и вооружен как боец Мусаева. Ачуев и Ваня тут же подтянулись, а Нурали оставил с ними Расула и пошел навстречу незнакомцу, бросив как объяснение:
   - Это Хайрула.
   Никто, кроме него самого и Расула, не знал, кто такой Хайрула. Но он не собирался стрелять по ним. Да и вообще он хотел сообщить им полезную информацию.
   - Вы изменили ситуацию, - сказал он Нурали. - Если бы все шло по плану, Ильдар забрал бы оружие и ушел. Но теперь не так. Ильдар позвонил Энверу.
   Нурали поморщился.
   - И Энвер вместе со своим отрядом выступает сюда, - добавил Хайрула.
   - Большой отряд?
   - Большой. Я не знаю точно, сколько у него человек. Но гораздо больше, чем у нас.
   Нурали спросил:
   - Как пленный?
   - Не знаю. Я его не видел.
   Хайрула пристально посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
   - Это ведь не твой сын, Нурали!
   - Это неважно.
   Нурали чуть было не назвал Глечика своим зятем, но поостерегся. Доверять Хайруле как самому себе он не мог. И подвергать Глечика опасности лишний раз не стоило.
   А Хайрула между тем улыбнулся:
   - Как это ты решился на такую вылазку, Нурали? Никого не побоялся!
   Нурали сдержанно ответил:
   - Так получилось.
   Хайрула заглянул ему за плечо и усмехнулся:
   - Значит, вас всего пятеро. А Ильдар подумал, что такой же отряд. Лучшие офицеры Доброфёдоровки или спецназ из Кариновки.
   Тон его был издевательский. Никто из пятерых не походил на офицеров даже издалека, а Кариновка не располагала спецназом такого уровня, чтобы действовать в обход распоряжений Царенко и его свиты. Это была вылазка на свой страх и риск.
   Теперь Нурали понял, насколько им не хватает Глечика в такой момент.
   Взгляд Хайрулы упал на "Уралы". Он уважительно покачал головой:
   - Это был ход гроссмейстера, Нурали.
   - Спасибо.
   - Куда ты все это денешь?
   Нурали не ответил.
   - Неужели повезешь в Кариновку? Не советую. Ильдару нужно это оружие, и он получит его. Любыми путями.
   - Пока оружие у меня, его никто не получит, - сказал Нурали.
   Хайрула покачал головой:
   - У тебя не хватит сил, Нурали. Сюда идет Энвер, да и Ильдар не сидит без дела. Он выслал погоню. Так что спасайся, Нурали.
   Нурали, в свою очередь, усмехнулся:
   - Это он пусть спасается. Вместе с Энвером.
   - Вас всего пятеро, - напомнил Хайрула.
   - Зато у нас арсенал. Хватит, чтобы уничтожить целую армию.
   Они около минуты смотрели друг другу в глаза. Затем Хайрула отступил:
   - Как знаешь, Нурали. Я тебя предупредил. Избавься от оружия, пока не поздно.
   - Спасибо, - еще раз сказал Нурали.
   И спокойно повернулся к Хайруле спиной, чтобы вернуться к своим. Хайрула окликнул его:
   - Нурали! Ответь мне на один вопрос.
   Нурали остановился.
   - Ты всегда отказывался от работы с Мусаевыми. Скажи, какая тебе разница, кому достанется это оружие?
   Нурали медленно поднял голову и сказал:
   - Оружие - это смерть.
   - Да. Смерть для неверных.
   Нурали вздохнул:
   - Не втягивай меня в религиозный диспут, сынок. Я прекрасно знаю, что ты можешь сказать на эту тему. Меня это не интересует. Я живу мирной жизнью и хочу, чтобы мои дети просто жили. А Мусаевы этого не хотят.
   - Смерть за веру - лучшая смерть.
   Нурали побледнел от гнева:
   - Скажи это своему сыну! Почему он не с тобой, не умирает за веру? Я слышал, он учится в закрытой элитной школе в Швейцарии!
   Хайрула не ожидал такого от Нурали, и выражение его лица изменилось.
   - С тобой трудно договориться, Нурали.
   - Со мной не нужно договариваться.
   - Мирный житель не угоняет машины с оружием.
   - Не я первый начал.
   Вдруг Хайрула спросил:
   - Ты никому не скажешь о последнем тайнике?
   Нурали вздрогнул:
   - Тебя это не касается, Хайрула.
   Тут Хайрула сделал вид, что скучает, и небрежно заявил:
   - Вообще-то, это уже не имеет значения.
   Нурали с превосходством улыбнулся:
   - Мусаевым уже не нужно оружие? Не верю в это!
   - Мусаевым оружие нужно всегда. Чем больше, тем лучше. У нас ведь постоянное пополнение... От нашей службы не убегают, как русские от своей армии. Наоборот, к нам все хотят. Поэтому оружие... Кстати, а ты сам видел тайник?
   - Да.
   - Партия большая?
   - В руках не унесешь, - презрительно ответил Нурали.
   Хайрула по-прежнему изображал пренебрежение:
   - Ничего, я думаю, в "Уралах" еще хватит места...
   - Ильдар не получит оружие. Он не знает, где тайник.
   - Уже знает. Энвер выдал ему проводника.
   Улыбка Нурали застыла. Хайрула, довольный произведенным эффектом, еще добавил тоном сожаления:
   - И все-таки, Нурали, с тобой трудно разговаривать. Подумай хорошенько, стоило ли тебе так поступать. Мы не такие страшные, ты просто не хочешь видеть...
   - Ошибаешься, - перебил Нурали. - Я все вижу. К сожалению.
   - Как знаешь, - повторил Хайрула, развернулся и ушел.
   Нурали вернулся к товарищам взволнованный и бледный. Сразу спросил у Расула:
   - Ты уверен, что говорил с Ахмедом? Именно с Ахмедом?
   - Именно с Ахмедом.
   - Почему сейчас тогда пришел Хайрула?
   - Откуда я знаю?
   - Отвечай мне: ты собственными глазами видел Ахмеда?
   - Собственными глазами. Как тебя. В чем дело? Я помню все твои предупреждения! И про Ахмеда, и про Хайрулу! Поэтому и повторил тебе его слова. Если бы это был Хайрула, я бы так и сказал!
   - Ты не мог перепутать?
   Расул обиделся:
   - Я что, дурак? Я хорошо знаю Хайрулу! И Ахмеда тоже!
   Ачуев и Ваня удивленно смотрели то на одного, то на другого.
   - Кто такой Ахмед? - спросил Ачуев.
   - И чем он отличается от Хайрулы? - добавил Ваня.
   Но озабоченный Нурали и обиженный Расул не ответили. Они оценивающе разглядывали "Уралы" и теряли настроение. Спрятать их было слишком трудно. Даже если не иметь в виду помещение, и даже если не иметь в виду разгрузку машин.
   Нет, они решили не разгружать "Уралы". Во-первых, это потребует много усилий. Во-вторых, им просто некуда этот груз сложить. И главное - на этот груз идет охота, поэтому в мобильном состоянии, на колесах, хранить и защищать его гораздо удобнее.
   В конце концов, Нурали сказал:
   - Прошу вас, не задавайте мне вопросов сейчас. Иван знает, в чем дело, он объяснит вам уже по пути. У нас уже почти нет времени. У нас совсем нет времени!
   Они на удивление быстро догадались.
   - Погоня? - уточнил Ачуев.
   - Да. По горячим следам.
   Это было понятно, и этого следовало ожидать. Все же они имели дело не с простыми людьми и не с мелкими хулиганами.
   И на кону стояло слишком много.
   Теперь Нурали обращался только к Ване:
   - Он сказал, что Ильдар Мусаев знает, где находится тайник.
   У Вани вытянулось лицо:
   - Откуда?
   - Якобы Энвер выдал брату проводника.
   - Это может быть правдой?
   - Может, конечно. Я не доверяю Хайруле так же, как доверяю Ахмеду... Но это похоже на правду. И даже если это провокация, чтобы мы сами привели их к тайнику, нам нужно как можно быстрее этот тайник опустошить.
   Расул и Ачуев прислушивались к их разговору. Ачуев понял суть дела и без объяснений.
   - В тайнике оружие? - спросил он.
   - Да.
   - Много?
   - Очень много. Больше, чем всегда. И гораздо дороже. В этот раз Шут превзошел сам себя. Я не знаю, с кем он об этом договаривался, с Энвером или с кем-нибудь еще. Но такая партия - не банальное вооружение для банд-группы. Эта партия заказывалась, готовилась и покупалась, как я думаю, для определенных целей. У кого-то есть планы... ужасные планы. Шут не мог не знать этого. Но он все равно пошел на это. А ведь планы эти видны невооруженным глазом.
   - Почему?
   - Потому что это ПЗРК. Два десятка, не меньше. Полный боекомплект.
   У Вани снова вытянулось лицо.
   - _ _ _! - воскликнул Ачуев.
   Ване на службе приходилось работать с ПЗРК. Это было оружие разрушительной силы, которым очень удобно сбивать с земли цели, находящиеся в воздухе. Как правило, вертолеты. Ваня собственными глазами видел два вертолета, сбитых такой штукой - перед ней вертолет бессилен, он не может от нее увернуться. Ваня вспомнил фрагменты вертолетов и фрагменты тел так отчетливо, словно увидел их только что.
   Нурали прав - у них есть план. Так вещицы за такие деньги не приобретают, как автомат или пистолет, на повседневные нужды.
   - Так, - сказал Ваня. - Уносим ноги. Немедленно. К тайнику. Знают они это место или нет - не имеет значения. У нас есть небольшой гандикап, и у нас есть преимущество: им нужен и наш груз, и транспорт. По крайней мере, пока к ним не пришло подкрепление.
   - Подкрепление к ним уже вышло, - сказал Нурали.
   Ваня умолк, и его взгляд снова стал требовательным.
   - Хайрула так говорил, - ответил Нурали. - Может быть, он солгал. Но Ильдар Мусаев не ожидал сопротивления. Видимо, он хорошо знал обстановку в гарнизоне и в городе, и о трусости командиров, и о том, что Царенко на все наплевать. Поэтому он рассчитывал без проблем получить то, что хочет.
   Ачуев ухмыльнулся:
   - Приятно вот так разочаровать нахалов!
   - Мы ему помешали? - спросил Ваня.
   - Очень помешали. Он же ничего не получил, за чем пришел - ни арсенала, ни тайника. Только Павел... Но это больше головная боль, чем ценный трофей.
   Ачуев еще раз ухмыльнулся, а Ваня не удержался от недовольной гримасы. Похоже, они все считают Глечика суперменом, героем боевика, с которым никогда ничего страшного не случается.
   - Так что очень скоро сюда придет Энвер Мусаев с большим отрядом прекрасно обученных бойцов и поможет младшему брату справиться с возникшими неприятностями, - завершил Нурали.
   Ачуев нервозно хихикнул и пошутил:
   - Какая радость! Это для нас большая честь...
   Ваня приказал:
   - Немедленно уезжаем отсюда. Горючего пока хватит, уж до заправки дотянем как-нибудь. Едем к тайнику. Скорее! Нурали, вы идете впереди?
   - Да.
   Нурали направился было к "Уралу", но вот Расул, морщась от усилий вспомнить, произнес:
   - Нам с Ахмедом помешал договорить Хайрула. По-моему, Ахмед упоминал Разиновку. Но не успел сообщить точно, в чем дело, и сам не был уверен в достоверности. Честное слово, не понимаю, при чем здесь Разиновка.
   Вдруг оживился Сергеев:
   - Разиновка! Это замечательно! Наши все хотели туда поехать... Даже офицеры.
   - Зачем?
   - Туда в летний лагерь приехала группа "Мега". Пообещали такой концерт!
   Нурали резко остановился.
   Ачуев припомнил:
   - Да, это верно. Я тоже что-то слышал. Про лагерь "Зарница". В эту смену наши "шишки", некоторые, конечно, отправили туда детей, а сами разобрали отпуска и уехали на море. Детишки, само собой, сделали эту смену элитной. Вот и повезло тем, кто сейчас отдыхает там вместе с ними!
   - Им не повезло! - крикнул Ваня в панике.
   Ачуев пока не понимал:
   - А что? Кормят от пуза, вкусной и здоровой пищей, уж папаши-то позаботились об этом... И развлечения, как выяснилось, у них тоже не слабые... "Мега"!
   "Мега" была одной из популярнейших групп региона. Появиться в населенном пункте уровня Разиновки она могла лишь за большие деньги и лишь для "золотых" деток.
   - И Мусаевы под боком, - жестко добавил Ваня. - Ты представляешь себе, какая это для них приманка?
   Ачуев осекся, потом разозленно крикнул:
   - Тогда почему мы до сих пор здесь?!
   Сергееву некуда было деваться. Глубоко вздохнув, он вынужден был подчиниться обстоятельствам и окончательно примкнуть к ним, которые с легкой руки Ачуева назвали себя "группой Глечика". Хотя Глечика в тот момент с ними не было, они все почему-то именно его считали своим командиром, идейным вдохновителем и знаменем, буквально символом сопротивления.
   А то, что он в плену - это временно. Скоро они его освободят, и он снова присоединится к своим товарищам, возглавит свою группу.
   Нурали сел за руль и заметил про себя:
   - А Хайрула не сказал о Разиновке. Не знал или не хотел говорить?
   Хайрула между тем вернулся в Доброфёдоровку и сразу прошел к Мусаеву. Тот разговаривал по мобильному телефону и жестом велел вошедшему подождать.
   Хайрула остановился в почтительном отдалении, но уши все равно навострил. Кроме любопытства, в этой попытке подслушать была и кое-какая подстраховка - ведь с Мусаевыми было опасно иметь дело, было легко погибнуть самому.
   Впрочем, и шантажировать Мусаевых тоже страшно.
   Наконец, Ильдар завершил разговор и обратился к Хайруле:
   - Они там?
   - Они были там. Но уже ушли дальше.
   - За тайником?
   - Да.
   - В каком направлении?
   - Не знаю. Если бы ты дал мне время...
   Ильдар махнул рукой:
   - Не надо. Сами разберемся.
   Он помолчал, потом выглянул в окно штаба и приказал привести пленника.
   - Которого? - уточнили из-под окна.
   - Здешнего!
   Они находились в кабинете начальника гарнизона. Зять Номер Один сбежал отсюда так поспешно, что бросил все как есть, взял с собой только деньги.
   Пока бойцы прочесывали Доброфёдоровку, Мусаев успел бегло просмотреть документы. Полезная информация была, пожалуй, лишь в данных о продовольствии, кассе и содержимом похищенного неизвестными арсенала. Остальные бумаги годились только на растопку.
   Ильдар с превосходством улыбался, оглядываясь вокруг.
   Именно этого он и ожидал!
   Так и должно было случиться.
   Но почему тогда Нурали Алиев решил взбунтоваться?
   Дверь открылась, и в кабинет Первого Зятя не спеша вошел Глечик, сопровождаемый не одним, а сразу пятью конвоирами - это были, собственно, те, кто схватил Глечика на подходе к "Уралам". У него были связаны руки за спиной, а на лбу запеклась кровь от рассечения, но он шел самостоятельно и даже не пошатывался, и осанка у него была исполнена достоинства.
   Впрочем, Мусаев не удивился этому: очень многие держались перед ним с таким же достоинством, пока на них не оказывали воздействия...
   Удивило Мусаева другое, причем неприятно удивило. Он побагровел от гнева и воскликнул:
   - Кого это вы привели?
   Конвоиры окинули Глечика взглядом и подтолкнули его вперед. Может быть, командир просто не разглядел?
   - Пленник, - ответил кто-то. - Сын Нурали.
   - Это не Расул Алиев! - крикнул Мусаев. - Вы что, совсем идиоты? Разве это Расул?
   Они окружили Глечика и придирчиво и недоверчиво его осмотрели. Они не могли так ошибиться!
   Но, невзирая на черные волосы, карие глаза и легкую смуглость кожи, перед ними явно стоял славянин, и теперь, когда его ярко освещало солнце и когда он улыбался им в лицо, они это видели и понимали.
   - Но он... - запинаясь, оправдывались они. - Он же говорил с Нурали! По-аварски говорил!
   - Не расстраивайся, сынок, - сказал по-аварски Глечик. - В суматохе легко было перепутать.
   Оскорбленный превосходством пленного боец изо всех сил ударил его в лицо. Но Глечик не упал, а отступил на несколько шагов и уперся спиной в стену. Он задохнулся от удара и некоторое время не мог говорить, а в глазах было темно.
   Мусаев терпеливо подождал, пока он опомнится, потом спросил на чеченском языке:
   - Ты кто?
   - Ты меня все равно не знаешь, - так же по-чеченски ответил пленный.
   - Имя?
   - Глечик Павел.
   Ильдар задумался и вдруг вспомнил:
   - Ошибаешься. Я тебя не знаю, но слышал о тебе от моего брата, Салтана. С ним вы встречались лично. Много раз.
   - Мы с ним не встречались, - возразил Глечик.
   - Молчи!
   Глечик послушно умолк и нашел в себе силы оторваться от стены. Ильдар так разозлился, что встал со стула и начал расхаживать по кабинету и угрожающе смотреть на всех, кто попадал в поле зрения. И все, кроме Глечика, спешили отступить.
   Наконец, Ильдар остановился прямо перед ним и спросил:
   - Как ты сюда попал?
   - Мы хотели предупредить гарнизон о вашем приближении.
   Ильдар рассмеялся:
   - Опоздали!
   - Увы, да.
   - Кто был с тобой?
   - Нурали Алиев.
   - Еще?
   - Расул Алиев.
   Ильдар постепенно терял терпение от хладнокровия, которое проявлял Глечик, находясь в столь незавидном положении.
   - Я их видел и сам! Кто был с тобой, отвечай!
   Глечик улыбнулся:
   - Назвать их всех поименно? Но ты их точно не знаешь. Лучше не теряй времени, Ильдар. Уходи отсюда к себе домой и займись делом. Только нормальным делом, а не разбоем. Тогда правнуки скажут тебе "Спасибо".
   Ильдар размахнулся, но не ударил его, настолько его поразили холодные и уверенные глаза пленника. Эти глаза свидетельствовали о силе.
   - Тебя это не спасет, - сказал Ильдар. - Молчать не в твоих интересах.
   Глечик вздохнул:
   - А я и не молчу. Что еще ты хочешь знать?
   - Сколько с тобой было человек?
   Глечик усмехнулся:
   - Какая разница? Нас было меньше, чем твой отряд. Но это не имеет значения, потому что у них сейчас масса оружия, и они могут уничтожить любого противника.
   Ильдар вернулся за стол.
   - Куда они поехали?
   - Вот этого я не знаю.
   Ильдар зловеще улыбнулся.
   - Мы не успели это обсудить, - пожал плечами Глечик. - Все произошло само собой. Мы просто действовали по обстановке.
   Голос Ильдара вдруг прозвучал очень мягко:
   - А какие у тебя самого предположения, куда они могли поехать?
   Но прямой взгляд Глечика показывал, что он не поддается этой мягкости:
   - Могу только догадываться.
   - И куда же?
   - Я на их месте немедленно перепрятал бы тайник.
   Лицо Ильдара тут же стало серьезным:
   - Что тебе известно о тайнике?
   - Только то, что он есть.
   Ильдар подошел к нему вплотную, однако Глечик не выглядел подавленным его ростом и мощью. Несмотря на связанные руки и следы побоев, он не терялся.
   - Тебе не удастся молчать дальше, щенок! Ты мне все расскажешь.
   - Да я уже все рассказал.
   - Имей в виду...
   У него в кармане запиликал телефон.
   Тогда он вынужден был отвлечься - отошел к окну и понизил голос. Это звонил Энвер. Спрашивал, что у них там происходит, нет ли чего-нибудь новенького.
   Ильдар сообщил, что все обстоит по-прежнему, арсенал ускользнул пока, и подходящих транспортных средств нет. Как в такой ситуации преследовать хорошо оснащенный отряд?
   Энвер ответил, чтобы брат дожидался его в Доброфёдоровке.
   Ильдар сказал о пленном по фамилии Глечик.
   Энвер выразил удивление: полчаса назад это вроде бы был Расул Алиев!
   Ошибка. Во время схватки его люди погорячились. Они услышали, как он обращался к Нурали по-аварски, и сделали неправильные выводы.
   Кстати, а сам Энвер не в курсе, кто такой Глечик? Может быть, это фигура?
   Энвер рассердился: какая там фигура! Никогда про такого не слышал.
   Ильдар оправдывался: ну ведь не зря же он был с Нурали. Они вместе с Расулом минировали склад и взорвали его, это показатель...
   Энвер шипел: здесь любой пацан способен заминировать и взорвать склад!
   Тут уж и Ильдар рассердился: нечего, мол, учить! Разве он не может определить, пацан стоит перед ним или не пацан?!
   При этом он покосился на Глечика и встретил тот же прямой взгляд.
   Лучше пусть Энвер сам приезжает, да побыстрее, и убедится в том, что Глечик не похож на человека с улицы. Надо навести о нем справки.
   И Энвер, он знает о тайнике.
   На этом месте Энвер умолк и надолго задумался.
   Ильдар торжествовал.
   В конце концов, последовал приказ:
   - Не спускать с него глаз. И никуда не уходите из Доброфёдоровки, я скоро буду.
   - А Нурали?
   - Нурали пускай едет к своему тайнику. Так даже лучше. Мы возьмем сразу всё.
   - Слава Аллаху!
   - Слава.
   Ильдар отключил телефон.
   За дверью раздался шум и крики. Ильдар не успел распорядиться, как в кабинет ввалились несколько молодых бойцов и с ними - еще один пленник, взятый накануне, еще до начала похода.
   - В чем дело? - закричал Ильдар.
   - Он бесится!
   Глечик заинтересованно следил за ними. Какая удача - он не один, есть надежда на напарника по бегству.
   Правда, эта надежда исчезла в тот момент, когда он узнал во втором пленнике Дылду.
   Тот был изрядно помят и вид имел жалкий, но слишком уж жестоко с ним пока не обращались. Даже не связали. Впрочем, это было не обязательно: он и без того трясся, как осиновый лист, и приходил в шоковое состояние от малейшего движения.
   "А этого каким ветром сюда занесло?" - невольно подумал Глечик.
   Оказалось, он пришел к Ильдару сам.
   - Кто это еще? - спросил Ильдар.
   Дылда назвался. Голос его дрожал и срывался. И вообще, он вел себя как кролик, вызывая отвращение, брезгливость и желание раздавить гадину, потому что здесь собрались люди, презирающие любое проявление трусости.
   - Как ты нас нашел? - спросил Ильдар.
   - У меня есть знакомые... Я специально интересовался... Мне сказали... Сказали, что ты... вы... ой... Только не убивайте меня! Я ни в чем не виноват! Я...
   Ильдар раздраженно топнул на него ногой, и он испуганно замолчал. В конце концов, было не так уж важно, откуда он узнал о приближении Ильдара Мусаева к Кариновке. В общем-то, Мусаевы и не скрывали своих планов.
   - Что за знакомые? - задал вопрос Ильдар. - Об этом поподробнее! Кто это у нас тут предатель? Через кого у нас идет утечка информации?
   Дылда совсем смешался.
   Глечик смотрел на него с сочувствием. "Зачем он все-таки сюда явился? У него же нет никаких данных, он не воин по натуре! И как он надеется от этих товарищей вырваться?"
   Но вот Дылда сделал глубокий вдох и заговорил:
   - Я не могу сказать вам, кто у вас предатель, я сам узнал о вашем приближении случайно... Но если хотите, я назову вам имя того моего знакомого, который проболтался об этом в клубе "Родина", на дискотеке, а я услышал.
   Ильдар прервал:
   - Что дальше?
   - Эта новость... У меня от нее возникла мысль. В Кариновке есть человек, который мне много всего должен. Он испортил мне жизнь. Увел девушку, прямо из-под носа. Из-за него меня выгнали с работы. Я лишился прекрасного заработка и хороших рекомендаций.
   Глечик посмотрел на него прямо и сурово, но тот не замечал, он униженно обращался к Ильдару и рассчитывал на его помощь и содействие, в том числе и защиту от его собственных головорезов.
   - Я давно следил за ним, - продолжал Дылда. - Собрал о нем много сведений. Я всё о нем узнал! Он воевал в Чечне, служил на дагестанской границе...
   - Какая мне разница? - недоумевал Ильдар.
   - У него жена - дочь мэра Кариновки!
   Ильдар поднял брови и умерил раздражение:
   - Вот как? Это уже интересно...
   - Я за ней проследил. Она работает бухгалтером, скоро пойдет на повышение, и учится в Ставрополе, в институте... Живут они в Селянке, могу сказать их точный адрес...
   Ильдар скривился:
   - Селянка... Паршивый район!
   Дылда продолжал:
   - Я в точности знаю расписание ее дня с утра до вечера! Она всегда ходит на работу и в магазин одной и той же дорогой, и всегда одна. За те месяцы, что они там живут, она всего лишь два раза пошла в магазин с подругой.
   Глечик сильно хмурился.
   И Ильдар смотрел на Дылду с улыбкой и поглаживал свою аккуратную черную бородку, что сам Дылда воспринимал как поощрение.
   - Дочка мэра, говоришь? - произнес он задумчиво.
   - Наталья Царенко. Младшая дочь, - с готовностью подтвердил Дылда.
   - И он заплатит за нее выкуп?
   - Какой угодно.
   Глечик неожиданно засмеялся и заявил:
   - Он лжет! Ничего Царенко не заплатит, ни копейки.
   Все повернулись к нему. Дылда сделал гримасу, а Ильдар вдруг заинтересовался еще сильнее. В принципе, Дылда предлагал неплохой вариант - можно было задействовать всего пару ребят, и вот ценный заложник будет у них. Дочь кариновского мэра - это не какой-то там Глечик.
   - Ты тоже знаешь эту девушку? - спросил Ильдар.
   - Я живу от них недалеко.
   Дылда извернулся:
   - Брехня! Он - лучший друг ее мужа! Он всегда им помогает! Не слушайте его. И живет он вовсе не по соседству, а в другом районе города.
   - Как интересно, - сказал Ильдар. - А как зовут ее мужа, если не секрет?
   - Майоров Иван.
   Ильдар порылся в памяти, но ничего не вспомнил. Это имя ни о чем ему не говорило, как и имя Глечика.
   - Майоров Иван, - повторил Ильдар. - Значит, это и есть твой враг?
   - Да! Я о нем и рассказываю!
   - И ты решил ему отомстить?
   - Да! Вы получите его жену, а он ее очень любит. Он с ума сойдет, когда ее потеряет. С ним можно будет делать, что хочешь. И я его уничтожу.
   - Вряд ли, - усомнился Ильдар. - Он же воевал. А ты... щенок.
   Он явно хотел обозвать его каким-то другим словом, но в последний момент сдержался. Ему начинала нравиться идея этого приключения.
   Дылда продолжил:
   - А вы вдобавок полУчите свой выкуп! Видите, всем выгодно мое предложение. А вы еще сомневаетесь. Главное - действовать быстро, пока Майорова нет дома и он не может сам защищать свою жену.
   - А где он?
   - Уехал в Ставрополь, поступать в какой-то там институт...
   Глечик округлил глаза от удивления. Вот так новость! Кто это придумал? И тут его осенило: а что еще могли подумать об их отъезде? Они сорвались с места так резко и больше не появлялись дома! У Глечика-то работа такая, Нурали ни перед кем не отчитывается, а Ваня как раз собирался уезжать на вступительные экзамены!
   Там. С этим нужно кончать.
   И Глечик зашевелился снова. Он поднял голову и сказал уверенно:
   - Допускаю, что все это правда, кроме одного: никакого выкупа за Наташу Майорову ты не получишь. Тебе не стОит рисковать людьми ради такого дешевого заложника.
   - Разве она не дочь Царенко?
   - Она дочь Царенко. Но она вышла замуж за садовника и тут же всего лишилась. Их со скандалом выгнали из дома. Отец публично от нее отрекся. Он и пальцем не шевельнет, чтобы ее спасти. Теперь они живут в нищете. Муж ее работает в колхозе. И все друзья у них - сплошная нищета. Они никогда не смогут собрать выкуп.
   Дылда завизжал:
   - Брехня! Не слушайте его! Он просто хочет ее спасти! Ради своего друга!
   Ильдар переводил взгляд с одного пленника на другого и видел перед собой диаметральные противоположности: Дылда извивался, как полураздавленная гусеница, хотя ему никто не угрожал, а Глечик вел себя как хозяин положения и не выказывал никакого страха.
   В этот момент снова зазвонил телефон.
   Ильдар в раздражении отошел к окну. Это снова был старший брат. От этого разговора отвлекаться было нельзя, и Ильдар жестом приказал увести обоих пленников, они его до невозможности утомили.
   Глечик не удостоил Дылду взгляда, а тот фонтанировал ругательствами. У Глечика было такое чувство, словно само присутствие Дылды поблизости могло его испачкать. В энтузиазме бессильной ненависти Дылда рвался к Глечику, поэтому конвоиры крепко взяли его сзади за шею и затылок, развернули и повели в отведенное для пленных помещение.
   А Глечика вел молоденький боец, ровесник, и что-то в его прямом взгляде Глечика насторожило.
   - Я - Ахмед, - шепнул по пути боец. - Веди Нурали в Разиновку. Лагерь "Зарница" на очереди.
   Глечику показалось, что их подслушивают, и он шепнул в ответ:
   - Позже.
  
   В Кариновке пока не наблюдалось никаких признаков надвигавшейся катастрофы. Все напряженно следили за событиями в Доброфёдоровке, но никто и не догадывался, что им может грозить то же самое.
   И кто вообще способен покушаться на Кариновку?
   Она никому ничего плохого не сделала.
   Первым в городе появился начальник гарнизона. Был рабочий день, но он направился прямо домой, на улицу Звездную, дом семь, и спрятался в комнатах, отведенных им с женой. Та нисколько не удивилась его внезапному приезду. Он же начальник, что хочет, то и делает. Решил вот приехать домой - и молодец. Побольше бы таких вот выходных дней.
   И поведение мужа не показалось ей странным, хотя он выглядел слишком возбужденным. Ничего ей не сказал, закрылся в комнате и то падал в кресло, как подстреленный, то вскакивал и метался от двери к окну, вытягивая шею и озираясь, словно на него готовилось нападение из-за угла.
   На всякий случай Анна спросила:
   - Что-нибудь случилось?
   Он вздрогнул, посмотрел на нее внимательно, но поскольку особого интереса она к нему не проявляла, а спрашивала исключительно для проформы, то он и ответил ей с формальной точки зрения:
   - Абсолютно ничего, дорогая. Мне просто надо перекинуться словечком с твоим папой.
   Она ласково пожурила его:
   - И стоило ради этого ехать! Позвонил бы.
   - Дорогая, на такие темы не разговаривают по телефону.
   - Значит, это все-таки важно?
   - Очень важно. Но не для нас, а для города и гарнизона.
   Она сразу же утратила всякий интерес к этим проблемам и уехала к подруге посплетничать. Первый Зять с облегчением вздохнул и расслабился.
   Правда, это было не окончательное расслабление. Время от времени он вспоминал события в Доброфёдоровке и содрогался от ужаса: какой опасности он подвергался! Он мог попасть в плен! Как унизительно было бы попасть под горячую руку бандитам, его бы побили, покалечили, изуродовали... Это больно.
   И это страшно.
   Кстати, хорошо, что тесть вернется домой не прямо сейчас. Можно успеть собраться с мыслями, с силами, перестать трястись.
   Было, конечно, и осознание (в глубине души) собственного ничтожества, которое отравляло радость безопасности, от него даже тошнило.
   Но еще больше хотелось забыть о пережитом страхе.
   Надежда на уединение не оправдалась - Царенко тоже решил устроить себе короткий рабочий день, пользуясь чрезвычайным положением в соседней республике и прикрывая им свою лень. К тому же, в город уже просочились кое-какие слухи о том, что группа вооруженных людей движется на Кариновку.
   Слухам Царенко предпочитал не верить, потому что и про него самого слухи распространялись слишком уж неприятные.
   Мало ли кому выгодно нагнетать в округе обстановку, нагонять панику. Вспомнить только станицу Тихомирскую - буквально накануне жуткое убийство и грандиозный пожар. Ситуация там взрывоопасная. Одно неверное движение с любой стороны - и пожар вспыхнет уже во всем регионе, и полетят всякие головы...
   К тому же, пограничники ничего не сообщали о нарушениях границы.
   Не могли же вооруженные люди просочиться на чужую территорию без шума!
   Из-за всего этого на работе было тоскливо. Все лица смотрели на мэра преданно и испуганно, в полной уверенности, что шеф обязательно их спасет, что бы ни произошло. Это были души либо слабые, либо продажные, таких людей не хотелось спасать, даже если бы он мог.
   В таких случаях даже приятно разводить руками с беспомощным и извиняющимся видом: мол, и рад бы, да возможностей нет... Вы же сами знаете, какой у нас бюджет! Да и этот ресурс мы исчерпали еще в марте месяце...
   И вообще, с какой стати эти мелкие людишки смеют рассчитывать на помощь сильных мира сего?! Они кто такие? Обслуживающий персонал, не более того!
   Поэтому, как только мэра стала снедать тоска, он объявил секретарше, что возьмет документы на доработку домой, а после обеда у него назначена важная встреча в ресторане "Русь", так что сегодня его на рабочем месте можно не ждать, пусть смело отфутболивает посетителей, в особенности просителей, в особенности небогатых...
   Секретарша равнодушно согласилась.
   Она и без его распоряжений ловко всех отфутболивала.
   За годы работы в его приемной не просто научилась, но прямо-таки приобрела навык. Она с усмешкой думала, что претенденткам на такую вакансию нужно, для определения профпригодности, предлагать именно такое тестовое задание - отправлять посетителей восвояси. Всех, без разбора.
   А Царенко с легкой душой вернулся домой.
   Неприятным сюрпризом для него стало нахождение во дворе машины Первого Зятя. Это сразу наводило как раз на те мысли, которых он старательно избегал на работе, потому что Зять должен был в это самое время быть в Доброфёдоровке, на своем посту.
   Конечно, разные обстоятельства могли побудить его к внезапному приезду домой, в том числе и сущие пустяки. Не впервой.
   Однако регион - пограничный, в соседнем регионе идет война, и весьма странным выглядит приезд домой начальника гарнизона.
   Таких совпадений не бывает.
   Царенко вздохнул и вошел в дом.
   Настроение безнадежно портилось.
   Первый Зять и впрямь сидел здесь, в своих апартаментах, и вел себя не совсем понятно. Ему тоже явно не по вкусу было столько раннее возвращение тестя. Во всяком случае, он не спешил к нему поздороваться и рассказать, в чем дело.
   Ну и ладно.
   Захочет попросить о чем-нибудь - спустился в холл сам. Не маленький.
   Принесенные с работы бумаги в кейсе отправились наверх, в кабинет хозяина. Подождут. Говорит, когда человек не в духе, ему нельзя ничем заниматься - все равно не впрок, только все испортить может...
   Весьма полезное наблюдение!
   А пока можно просто посидеть на диване, листая развлекательные журналы и брошюрки и иногда закрыв глаза и полностью отрешившись от окружающего мира. Лучше всего было бы задремать. Но этому мешали рекламные блоки и слишком частые выпуски новостей по телевизору.
   Телевизор вообще штука навязчивая.
   Жаль, что они не успели приобрести спутниковую антенну. Жена умница, она настаивала на этом с самого начала, как только они переселились в этот дом и справили новоселье. Он и сам все понимал, и хотел, и даже планировал, но до сих пор у него не получалось. Следовало самому заняться этим, а не перекладывать на других людей - как бы не обманули, ловкачи этакие.
   А у самого не всегда доходят руки.
   Последовало специальное распоряжение для кухарки:
   - Шампанского сюда и конфет шоколадных.
   Она не удержалась и фыркнула.
   Он строго добавил:
   - У меня сегодня выходной!
   Она не спеша ушла за вином и конфетами, а ему стало хорошо от тепла домашнего очага и от того, что он самый главный, его все слушаются.
   На лестнице послышались шаги.
   Это был наверняка Первый Зять, поэтому Царенко закрыл глаза и притворился, что дремлет. Зять видел его притворство, но все равно приблизился не сразу, а несколько минут кружил по холлу, то хватаясь за журналы, то порываясь выключить телевизор, который все же вещал новости, то подходя к окнам и обводя взглядом окрестности.
   - Можно подумать, ты ждешь нападения! - рявкнул Царенко голосом командира.
   Первый Зять вздрогнул.
   - Его не нужно ждать, - нервно сказал он.
   - Естественно. Потому что его никогда не будет.
   Первый Зять покачал головой:
   - Да нет. Потому что оно уже произошло.
   Царенко рассмеялся.
   В этот момент кухарка принесла вино и коробки с конфетами. По ее мнению, это была не пища, а извращение, и когда она поставила это все на стол, то украдкой вытерла фартуком руки, словно прикасалась к грязным вещам.
   - Еще что-нибудь? - спросила она. - Может быть, покушаете?
   - Нет, иди. Я позову, если что.
   Она вышла.
   Зять подождал этого, подошел к дивану и прошипел:
   - А вы зря смеетесь, папа. Сразу видно, как далеки вы от реальной обстановки в городе. Вы были сейчас на улицах?
   Царенко с наслаждением отпил шампанского из бокала и закусил конфеткой. Все-таки такая кислятина это шампанское, в следующий раз лучше приобрести крепленое...
   Потом он холодно ответил:
   - Я был сейчас на улицах. Не по воздуху же я езжу!
   - И вы ничего не заметили?
   - Абсолютно ничего.
   Зять не поверил, сбегал к окну и снова обозрел округу.
   Там действительно было очень спокойно, но ведь этот район всегда напоминал сонное царство, здесь никого не затрагивают общественные бури и частные людские треволнения. Здесь живут сытые и равнодушные ко всему коты, уверенные в своей безопасности и неприкосновенности.
   Какое им дело до нападений?
   - Не может быть, - пробормотал Первый Зять.
   - Очень даже может. Ты похож на сумасшедшего, мой милый. Надеюсь, это всего лишь от страстно-идиллических отношений с Анютой. Я где-то читал, что слишком бурная деятельность на любовном фронте доводит мужчин до полного физического и эмоционального истощения, так что даже начинается бред и галлюцинации...
   Зять растерялся:
   - О чем вы говорите, папа? Какие отношения, какая любовь?
   - Угощайся.
   Царенко щедро подвинул ему вино и шоколад.
   Зятя передернуло от отвращения:
   - Какая гадость! Вы вот тут сидите и напиваетесь с самого утра, а надо срочно что-то предпринимать! Иначе мы все погибнем!
   Царенко снова засмеялся:
   - Это ты о чем? О Дагестане, что ли?
   - И о нем тоже!
   - Да он за тридевять земель отсюда.
   - Зато Доброфёдоровка слишком близко!
   Царенко посмотрел на него с искренним огорчением:
   - Сынок, ты явно переутомился. Это странно, потому что у тебя не очень утомительная должность. Сам выбирал. Но раз уж тебе противопоказаны даже такие нагрузки, то могу предложить тебе оформить отпуск и махнуть с Анютой на Черное море... Там сейчас хорошо. И романтическая обстановка, и можно контакты наладить с нужными людьми, которых там много, и здоровье заодно поправить. Представь себе, какие перспективы!
   - Ужас!
   - На тебя не угодишь. Но Мальдивы ты сможешь себе позволить только после назначения в Генштаб, и никак не раньше.
   - Вы совсем пьяный, что ли?
   - Я пока еще совсем трезвый, к сожалению. Что тебе нужно от меня, в конце концов? Если пришел что-нибудь просить - так проси быстрее, а если нет - оставь меня в покое, у меня и без того плохое настроение, чтобы смотреть на твою растрепанную морду и слушать всякую ахинею.
   От возмущения Зять несколько раз пробежался вокруг холла, не понимая, как это можно не проникнуться его проблемами.
   Но вот он обессилел и рухнул в кресло, в котором можно было лишь полулежать, откинув голову и раскинув руки и ноги, как морская звезда, не помещающаяся в тарелке.
   Царенко ухмыльнулся и добавил себе вина, а от конфет ему стало тепло и уютно.
   - У тебя неприятности, сынок?
   Его тон был обманчиво сочувствующим.
   А Первый Зять в тот момент и такому тону был рад, хотя успел изучить тестя и все с ним соприкасающееся.
   Ему хотелось верить в небезразличие ближних.
   - Неприятности, папа.
   - Большие?
   - Очень большие. Я даже боюсь.
   Царенко с превосходством смотрел на него из своего винно-шоколадного отдаления и продолжал изображать сочувствие падишаха к несчастному:
   - Брось, мой милый! Мы с тобой переживали уже трудные времена. Помнишь Асламбекова Рустема?
   Зятя вдруг передернуло:
   - Помню.
   - А фирму "Норис"? Мы тогда чуть в тюрьму не попали! Если бы только прокуратура края сама не оказалась замешанной, мы бы...
   Зять поморщился:
   - Я все это прекрасно помню, папа. Я сознаю, что обязан вам спасением во многих случаях... На меня, не скрою, временами находило заблуждение...
   - Вернее, помутнение рассудка, - вставил Царенко. - Потому что умные люди тебя предупреждали, чтобы ты не ввязывался во все эти авантюры - они прогорят.
   Зять очень внимательно на него посмотрел и негромко заметил:
   - Они не прогорели бы, если бы вы этого не захотели. Но они не стали вашей собственностью или вашими игрушками, потому-то вы их и прикрыли.
   Царенко поправил жестко:
   - Не прикрыл, а уничтожил. Такова жизнь. А ты проявлял удивительное легкомыслие в этом отношении. Неужели всерьез думал под меня подкопаться?
   Зять испуганно двинулся в кресле:
   - О чем это вы, папа? Что за ерунда?
   - Не ерунда это... Впрочем, это неважно. Мне даже понравился тогда твой энтузиазм, твоя рьяность... Ведь кому-нибудь из моих зятьев мне придется однажды передать вотчину и со спокойной душой уйти на пенсию...
   Первый Зять лениво шевельнул рукой:
   - Вы хотите, папа, столкнуть лбами нас с Маниным благоверным?
   - Да в этом нет нужды, вы и так рычите друг на друга, когда надо и когда не надо... Нет, я просто объективно оцениваю каждого из вас и выбираю наиболее подходящего для меня наследника... Ведь главное - это мои гарантии после ухода на пенсию. И я присматриваюсь к вам обоим.
   - И какие выводы, если не секрет?
   - Да оба вы одинаковые.
   Первый Зять ожидал услышать именно это и вздохнул. Рывком поменял позу, потянулся рукой к столику и взял бокал вина и целую горсть конфет.
   Царенко с одобрением прищелкнул языком:
   - Давно пора! А то мне уже неловко пить и есть в твоем присутствии...
   Зять отхлебнул вина и сжевал конфету. И правда, стало чуть-чуть полегче. От состояния паники он перешел к состоянию тупой тяжести и почти безнадежности.
   - Папа, теперь не тот случай. Такого у нас еще не бывало.
   - Да ну!
   - Не смейтесь!
   - Да я и не смеюсь. Мне просто интересно услышать, чего это у нас еще не бывало. Наверное, какая-нибудь потрясающая любовная интрига...
   Первый Зять воскликнул в отчаянии:
   - Как несерьезно вы ко всему относитесь!
   - Поживи с моё - сам таким будешь. Бери еще конфет.
   - Лучше водки бы...
   - Водка в холодильнике, иди возьми...
   - Нет...
   Они помолчали, глотая шампанское и шоколад, и у обоих было окончательно испорчено настроение. Царенко думал, что это безобразие, нигде ему нет покоя, даже в собственном дома. А Первый Зять сокрушался по поводу окружающего равнодушия и отсутствия необходимой поддержки.
   Наконец, Царенко спросил:
   - Так что случилось?
   - Нападение.
   Зять почувствовал изменение тона и решил не увиливать, хотя еще полчаса назад самой лучшей тактикой ему казалось от всего отпираться.
   Правда, тогда он был убежден в мятеже в Кариновке от приближения вражеских войск.
   А выяснилось, что никакого мятежа нет.
   - Я знаю про нападение, - устало сказал Царенко. - Уже несколько дней вся страна знает об этом чертовом нападении. Ты хорошо изучал карты региона? Можешь мне ответить, сколько километров от нас до места военных действий?
   - Приблизительно могу. Но они напали не только на Дагестан. Они напали на Доброфёдоровку.
   - Ты не в своем уме.
   - Я вам говорю - они, скорее всего, уже там.
   Царенко сердито на него смотрел:
   - С чего ты это взял?
   - Они разбили блокпост на реке Тура. Спасся только один человек. Он-то и рассказал нам о банде. Это большая банда. И они хорошо вооружены.
   Первый Зять умолк и опустил голову.
   Царенко сглотнул. В памяти у него вдруг возникли вовсе нежелательные ассоциации под названиями "Беслан" и "Первомайск" - тогда он переживал не лучшие времена, регион шерстили, и слава Богу, не слишком-то шерстили, но пришлось вдоволь поволноваться, пока ситуация не вошла в привычное русло.
   - Сколько их?
   - Кого?
   Царенко прикрикнул:
   - Дурак! Численность отряда знаешь?
   - Откуда?
   - С чего ты взял, что это враг?
   Зять смотрел на него в недоумении.
   - Что это значит, папа? Они пришли из Чечни! Разбили наш блокпост, поубивали всех! Вы что, не слышите меня?
   - Не слышу пока ничего разумного. Ты их видел?
   - Кого?
   - Бандитов, конечно!
   Зять затрясся и даже стукнул зубами о край бокала, проливая вино. От страха у него снова сжалось сердце, словно он находился не дома, а в Доброфёдоровке.
   - Зачем мне их видеть, папа? Чтобы они меня убили?
   Царенко смотрел на него свирепо:
   - Тогда с чего ты взял, что это правда?
   - Блокпост!
   - Вы получали донесение от пограничников о нарушении границы?
   - Нет!
   - Тогда с чего ты взял, что они из Чечни?
   Взгляд Зятя наполнился ужасом.
   - Папа, вы понимаете, о чем речь? Или вы уже пьяный? В Дагестане война! Война теперь грозит всем везде, где живут мусульмане! Про тихомирский пожар вы слышали? А у нас в Кариновке мусульман - целая Жила!
   - Ты дурак!
   - Вы представляете себе, что будет, если Жила взбунтуется, каждый возьмет в руки автомат Калашникова и выгонит нас к чертовой матери?
   - Жила никогда не взбунтуется.
   Но Зять его уже не слушал.
   - И вот в такой обстановке, папа, вы даже не верите, что на Доброфёдоровку можно напасть? Это даже не наивность, папа, а беспечность с вашей стороны!
   Под таким напором Царенко слегка остыл:
   - Хорошо, сынок, я допускаю возможность нападения на Доброфёдоровку, раз уж ты в этом убежден. Впрочем, узнать это мы все равно не можем.
   Зять нервно усмехнулся:
   - Можем, папа, можем.
   Царенко запнулся: ему пришло в голову, что Первый Зять хочет предложить лично посетить Доброфёдоровку и собственными глазами обозреть вражеское войско.
   - Каким же образом? - уточнил он.
   - Нет ничего проще, папа. Позвоните на мой доброфёдоровский номер. Посмотрим тогда, кто вам ответит. И ответит ли вообще.
   Царенко широко улыбнулся:
   - У тебя хороший юмор, сынок. Видимо, тебя надо регулярно пугать, чтобы проявились твои лучшие качества.
   - Меня мало чем можно напугать.
   Царенко подивился такому заявлению, но это была правда. Состояние безнаказанности приучает отнюдь не к храбрости, а к ощущению полной безопасности, когда страхов не бывает.
   - А это интересная мысль, - сказал Царенко.
   Потом перегнулся через изголовье дивана и дотянулся до телефонной трубки. Набрал номер начальника доброфёдоровского гарнизона и еще раз приветливо улыбнулся Первому Зятю. Мол, знаем мы, чего стоят ваши шалости. Но раз вам угодно пошутить... И включил громкую связь. Держись крепче, Первый Зять! Припрем к стенке.
   На том конце провода сняли трубку.
   Царенко хлебнул вина и сказал:
   - Алло, добрый день. Это начальник гарнизона?
   - Да, - ответили ему.
   Царенко поперхнулся и уставился на Зятя округленными глазами. Тот сглотнул, словно снова очутился в Доброфёдоровке, на растерзание бандитам.
   - Странно, - произнес Царенко. - А почему я тогда не узнаЮ голос моего родственника?
   - Потому что я не твой родственник!
   Акцент у голоса был ярко выраженный.
   Но в гарнизоне были и офицеры-неславяне, которые тоже могли замещать Первого Зятя в этот момент. Царенко должен был убедиться окончательно.
   - Позвольте, - сказал он. - Это Доброфёдоровка?
   - Да.
   - Начальник этого гарнизона - мой зять.
   - Возможно. Был. Теперь начальник этого гарнизона - я.
   Собеседнику, судя по всему, доставляло удовольствие водить позвонившего за нос. Вот тут у Царенко наступило вовсе неприятное состояние: ему на мгновение показалось, что от него уже ничто не зависит, и гарнизон не подчинится его приказу.
   Что тогда ему, мэру, делать?
   - Вы, - повторил Царенко. - А с кем имею честь говорить? Кто это - вы?
   - Я - Ильдар Мусаев.
   Подошла очередь Царенко нервно усмехаться.
   - Видимо, да, ваш говор вас выдает...
   Тут до него дошел смысл этого имени, и он в ужасе воскликнул:
   - Кто?! Кто, вы сказали? Ильдар Мусаев?
   Собеседник, довольный собой, смачно засмеялся в трубку:
   - Наслышаны, наслышаны, господа кариновцы! Это льстит... Кстати, а ты сам кто? Звонишь сюда без предупреждения, разговариваешь неуважительно... Ты кто вообще?
   Царенко ничего не оставалось, кроме как представиться:
   - Я мэр города! Я требую объяснений! Что с моим гарнизоном?
   Несмотря на достойные слова, мэр чувствовал себя уже не в своей тарелке и очень опасался услышать в трубке смех.
   Но Ильдар не засмеялся в этот раз. Напротив, теперь голос у него стал серьезным и даже угрожающим. Когда Царенко услышал его, по спине пробежали мурашки.
   - Мэр! Тебя-то мне и надо.
   - Зачем это?
   - Гарнизон теперь мой...
   Царенко перебил, неожиданно осипнув:
   - Что ты сделал с людьми?
   - С какими людьми? - не понял Ильдар.
   - С солдатами гарнизона!
   Ильдар снова ухмыльнулся прямо в трубку. Царенко вдруг передернуло от его грубых многозначительных смешков, но он определенно не мог повлиять на Ильдара и поэтому вынужден был терпеть.
   Даже если Ильдар откровенно его оскорбит.
   - Ничего я не сделал с твоими солдатами, - сказал Ильдар. - Я их просто не видел.
   - Врешь, - тяжело дыша, ответил Царенко.
   - Да чтоб мне провалиться! - опять смеялся Ильдар. - Доброфёдоровка была пустая. Все, к сожалению, успели убежать. Испугались, бедняжки. В твоем гарнизоне служили одни только зайцы! Советую тебе, мэр, поменять личный состав полностью.
   - Что?
   Царенко пытался собраться с мыслями, и у него ничего не получалось, к горлу подкатил ком. Это были признаки паники, которые он не испытывал уже очень давно. Последний раз был, пожалуй, еще в студенческие времена, когда у него не было ни денег, ни влияния, и неприятности сыпались на него со всех сторон, а любая мелочь могла погубить... С тех пор прошли десятилетия, его сердце огрубело и перестало реагировать на окружающий мир.
   Тем сильнее оказалось нынешнее потрясение.
   Мусаев!
   Боже милосердный!
   - Но тебе это не поможет, мэр, - вещала трубка телефона, хотя ее об этом уже никто не просил. - У тебя нет гарнизона, твои солдаты и офицеры разбежались, у тебя нет оружия, потому что ты потерял и свой арсенал, и скоро у тебя не будет города, потому что мы его захватим. Северный Кавказ будет свободен, во имя Аллаха, мы возродим здесь, на своей земле, исламское государство, а твоя голова, мэр, украсит мои ворота... если ты тоже не успеешь убежать.
   - Наглец! Как ты смеешь!
   Голос Царенко сорвался до визга.
   В трубке раздался обидный смешок. Ильдар услышал тяжелое, со свистом дыхание собеседника, дал ему время слегка опомниться, потом продолжил:
   - Можешь поступить и по-другому. Переходи на нашу сторону, мэр, и пусть все жители принимают ислам, становятся правоверными. Нам нужны люди... работники...
   - А кто не согласится?
   - Удобрения нам тоже нужны... И корм для собак.
   У Царенко затряслись руки.
   - Наглец... - повторил он, на сей раз шепотом. - Как ты смеешь...
   - Ты нас не остановишь, - продолжал Ильдар. - Никто не противится воле Аллаха. Кавказ - наш! Мы перебьем всех шакалов, уничтожим неверных. Ты неверный, мэр? Ты попадешь в ад. Знаешь, я такое про тебя слышал, что ты и в свой, христианский ад попадешь обязательно.
   - Заткнись! - завопил Царенко.
   - Потому что ты собака.
   Это переходило все границы!
   Царенко в ярости швырнул трубку на рычаг и вскочил на ноги. Он забыл про шампанское и шоколад, его уже не заботило ничто, кроме своей персоны, которая вдруг оказалась под угрозой.
   Как такое вообще могло случиться?
   Да и в разговоре с Мусаевым он показал себя не с лучшей стороны.
   Проклятие, это все слышал его Первый Зять!
   Царенко покосился на него и заметил, что тот смотрит на него с торжеством: вот вы мне не верили, папенька, а я-то оказался прав! Не выдумки все это, не миф, а самая что ни на есть действительность! И что вы теперь на это скажете?
   - Что ты на меня так смотришь?
   - А что?
   Как неожиданно поменялись их роли! Теперь почему-то на коне чувствовал себя Зять, а Царенко бегал по холлу бессмысленно, как запуганное животное, и терял способность соображать.
   - Дурак! - наконец, выкрикнул Царенко и остановился перед Зятем. - Ты круглый идиот! Как ты мог позволить этому бандиту завладеть гарнизоном?
   Зять ошалел от такого обвинения:
   - А что, этим я должен был заниматься?
   Царенко начал краснеть от негодования:
   - А кто, по-твоему, должен был этим заниматься?
   - Пусть пограничники охраняют лучше! А то у них целые армии проходят, как у себя дома! Я тут не при чем!
   Царенко наклонился к нему:
   - Не морочь мне голову, умник. Почему не обратил внимания на свой блокпост? Тебя же предупредили, черт возьми! Почему ты не принял меры сразу, как узнал о банде?
   - Я принял меры... - начал было Первый Зять, но запнулся.
   Царенко иронично закивал головой:
   - О да, ты принял меры. Очень энергичные меры! Бегство!
   - А что еще было делать? - ожесточался Зять.
   - Защищать гарнизон, придурок! - заорал Царенко. - Кто из нас военный, я или ты? У тебя была полностью укомплектованная воинская часть и арсенал впридачу!
   Царенко вдруг сменил тон и вкрадчиво спросил:
   - Кстати, а где арсенал?
   - Арсенал?
   Зять беспомощно уводил взгляд в сторону.
   - Арсенал, - подтвердил Царенко. - Насколько мне помнится, это был замечательный арсенал. Правда, я его видел только один раз. Ты его случайно не запродал? Может быть, ты толкнул его по выгодной цене, а со мной поделиться забыл! А? Вспоминай-ка!
   - Арсенал... - бормотал убитый Первый Зять.
   Стыдно признаться, но он совсем забыл про арсенал. Это грозило ему не просто отставкой, а по меньшей мере трибуналом, если он не сумеет придумать что-нибудь и вовремя выкрутиться.
   Получается, что не стоило ему нагнетать конфликт с тестем.
   Без его помощи ведь не обойтись.
   - Неужели не продал? - с издевательским сочувствием произнес Царенко. - Ай-яй-яй. Очень жаль, сынок, очень жаль. Лопухнулся ты с арсеналом.
   - Почему?
   Царенко покраснел от бешенства:
   - Потому что арсенал сейчас у Мусаева, болван! Ты сам его там оставил! А теперь он нас всех перебьет! Он с нашим арсеналом до Москвы дойдет, придурок несчастный!
   Зять тоже вскочил и схватился за голову.
   - Я же не мог сам лезть к нему в пасть!
   - Ты струсил! Вы все там струсили. Мусаев правильно сказал: в гарнизоне были одни кролики... Бандитов испугались! Целый гарнизон удирает от отряда! Позор! Боже мой!
   - Надо что-то делать!
   - Надо. Твои предложения?
   Зять умолк.
   Впрочем, у них обоих возникла одна и та же мысль.
   Они посмотрели друг другу в глаза. Им не всегда требовались слова, чтобы понимать друг друга. Они жили под одной крышей, знали, на что способны.
   В общем-то, между ними почти не было различий.
   Они были одной породы.
   Словом, они посмотрели друг другу в глаза и решили уносить отсюда ноги, пока не поздно. Но гораздо проще было бросить гарнизон - там же все было казённое!
   Бежать отсюда - совсем другое дело.
   Во-первых, это не должно быть похоже на бегство. Точнее, это не должно расцениваться всеми как бегство. Такое пятно на репутации навсегда испортит все возможные перспективы на будущее.
   Во всяком случае, безнадежным стариком и бессильным политиком Царенко себя отнюдь не считал и на пенсию пока не собирался.
   Нет, их отъезд необходимо обставить таким образом, чтобы мэр был чист и прозрачен, как стеклышко, а потом мог делать скорбные глаза и воздевать руки к небу: ах, если бы я мог!.. Но обстоятельства, господа и товарищи, обстоятельства непреодолимой силы... Так, что ли, выражаются юристы? Так вот, репутация пострадать не должна.
   Во-вторых, как быть с материальными ценностями, которые невозможно бросить? Это все-таки не казённое имущество, а свое, кровное... Можно сказать, нажитое непосильным трудом...
   Особняк, конечно, жалко. Но с собой его не возьмешь.
   Придется попрощаться и с предметами интерьера. Жалко до слез, но ничего не поделаешь. Позже можно будет приобрести такие же или намного лучше.
   А вот деньги, бумаги, документы - этим следовало заняться немедленно.
   Они сели возле телефона и занялись.
   Тем временем Кариновка потихоньку начинала прозревать. Ведь сюда вернулись насмерть перепуганные работники гарнизона, новоявленные дезертиры, и забились по своим домам, как насекомые. Они и не думали скрывать, по какой причине покинули место службы, и убедительно живописали банду из Чечни, хотя сами ее не видели, а только слышали о ее приближении.
   Впрочем, и этого было достаточно, чтобы мирная Кариновка взволновалась.
   Банда наверняка уже захватила пустой гарнизон. Она слишком близко от города! Она слишком опасна, чтобы оставлять это без внимания!
   Без внимания?
   Люди вышли на улицы.
   Они пока ничего не делали и хранили молчание. Но это было не то молчание, на которое можно махнуть рукой. К такому молчанию следует прислушиваться, оно не менее красноречиво, чем самые яркие лозунги.
   И от него - мороз по коже, такое оно ощутимое.
   Второй Зять, начальник УВД Кариновского района, уже с полчаса не мог дозвониться домой и решил ехать туда. Не для того, чтобы убедиться, что там все в порядке, а для того, чтобы узнать хоть что-нибудь конкретное.
   Царенко и Первого Зятя он застал за звонками.
   Они были недовольны действиями Сбербанка РФ - он не соглашался обналичить упомянутые суммы на их условиях и торговался за каждую копейку, как базарная баба. Кроме того, он требовал времени, несколько суток, не меньше, поскольку речь шла о слишком больших деньгах.
   Ехать налегке, без денег, Царенко отказывался.
   Еще можно было бы ехать налегке, если бы он получил гарантии.
   Но у него не было гарантий, что ему выдадут деньги тут же, по прибытии.
   А жить без денег...
   Несколько дней...
   Ильдар Мусаев!
   Второй Зять смотрел на них с нескрываемым презрением. Интересно, они хотели сбежать вдвоем, или семье тоже предлагался путь к спасению? В ситуации, выходящей из-под контроля, клан Царенко выглядел по меньшей мере некрасиво.
   - В любом случае, вы не сможете выехать сейчас, - сказал Второй Зять. - Люди толпятся на улицах и ждут объяснений.
   - Каких таких объяснений? - надменно спросил Царенко.
   - Объяснений по поводу Доброфёдоровки, - терпеливо сказал Второй Зять. - И насчет безопасности тоже.
   Царенко фыркнул.
   Он не считал нужным давать кому-нибудь какие-либо объяснения. Он ведь не виноват. Вот кто виноват - тот пусть и отчитывается. А кто виноват? Да, правильно, премьер-министр, президент, наконец. Мало ли у нас виноватых можно найти.
   - А народ? - ехидно напомнил Второй Зять.
   - Какой народ? - уточнил Царенко. - Вон тот, на улицах? Тоже мне, народ!
   На этом разговор закончился, но выехать срочно, прямо сейчас, у них не получилось. Ночь прошла очень неспокойно, никто не смог лечь и уснуть, даже инфантильная жена хозяина - все были на ногах и прислушивались: нет ли где выстрелов? Не приближается ли к ним Немезида?
   Ведь Доброфёдоровка под боком, а она занята бандитами!
   Царенко был вынужден отключить телефон, потому что его взяли в осаду журналисты. Необычайно напряженная обстановка сделала их, обычно подхалимов, чрезвычайно навязчивыми. Настолько навязчивыми, что Царенко не выдержал и высказал по телефону свое мнение о них.
   Они не смутились, однако.
   Журналиста ничто не должно смущать!
   - Господин Царенко, что вы думаете по поводу сложившейся ситуации?
   - И еще: что можно сделать для предотвращения кровопролития?
   - И еще: есть ли защита от бандитов?
   - И еще: вы уже предприняли что-нибудь для безопасности города?
   - И главное: что здесь вообще происходит?!
   Атакованный лавиной вопросов Царенко помолчал и произнес:
   - Ровным счетом ничего не происходит.
   Он изрек это по-королевски, спокойно, негромко, отчетливо. Он так презирал их всех! Продажные твари - журналисты! Быдло - на улицах! Ильдар Мусаев в Доброфёдоровке, потрясает оружием и бахвалится своей силой! Семья - и от той не жди ничего хорошего, даже поддержать в беде не могут. От власти его вдруг ничего не осталось. И деньги пока не выдают.
   Что же тогда его спасет?
   На кого надеяться?
   Рано утром, пока город не опомнился, три машины клана Царенко увезли семью под предлогом, что у старшей дочери расстройство желудка, и доктора прописали ей срочную смену обстановки и лечение в одном закрытом элитном санатории.
  
   Летний детский лагерь "Зарница" действительно был не совсем обычный, и, как ни странно, дети очень любили там отдыхать. В большинстве своем мальчишки. Девочки тоже были, но в два раза меньше. Таким образом, на смену в лагере собирали три отряда - два "мальчишеских" и один "девчоночий". Для каждого отряда было выстроено отдельное жилое помещение, а также общая кухня и столовая, медпункт, администрация и душевые кабинки.
   Никаких особых изысков.
   А нравилось ребятам там отдыхать потому, что им давали вволю проявлять свою активность и всячески за это поощряли. Каждый день им предлагались игры, забеги, заплывы в реке, призы в виде шоколада и пирожных, а постоянно питались они исключительно простой, вкусной и полезной пищей. При лагере был большой фруктовый сад, и дети могли поедать яблоки, абрикосы и виноград в неограниченном количестве.
   Кроме того, лагерь был на самообслуживании: дежурные посменно таскали воду, мыли посуду, делали уборку.
   Это было уже менее приятно, но терпимо.
   Каждый ребенок, хоть раз побывавший в "Зарнице", непременно просился туда еще раз.
   Нурали и его товарищи прибыли туда поздно вечером, когда уже почти стемнело. По периметру лагеря стояли зажженные фонари, на воротах висела яркая вывеска. В будочке сидел охранник - пенсионер, вооруженный охотничьим дробовиком. Он мирно дремал и даже не подумал поднять тревогу при приближении колонны грузовиков.
   Он лишь спросил, кто это и зачем приехали.
   Вести переговоры отправились Ваня и Ачуев - Нурали отказался без нужды мозолить людям глаза своим мусульманским видом и сразу подрывать доверие. Ваня устал его переубеждать и пошел в администрацию сам.
   Там их, естественно, не ждали.
   Больше того, директор лагеря, хрупкая женщина, специалист с высшим педагогическим образованием, сразу выразила недовольство вмешательством в их размеренную внутреннюю жизнь.
   - Посторонним здесь нечего делать, - заявила она. - Вы нарушаете наш порядок.
   Ачуев прижал руки к груди, готовый раскаиваться во всем, что они уже натворили и еще обязательно натворят.
   - Уверяю вас, - сказал Ваня Майоров, - мы не просто так сюда приехали, не развлекаться. В регионе сложилась очень напряженная обстановка, в Дагестане воюют...
   - Тссс! - зашипела на него Директор. - Не надо так громко. Услышит кто-нибудь из подчиненных - мигом разбегутся.
   Ваня и Ачуев переглянулись.
   - Подождите, - сказал Ваня.- Выходит, у вас здесь нет прессы, вы не смотрите и не знаете новости?
   - Именно так, - ответила Директор. - У нас жесткий режим, разработанный психологами специально для детей младшего и среднего школьного возраста. Всё предусмотрено для их развития и полноценного отдыха. Телевизор они пусть смотрят дома, а у нас они заняты совсем другими делами...
   - Здесь ведь не только дети, - удивленно сказал Ваня. - У вас есть вожатые, педагоги, врачи, повара, наконец! Их вы тоже отрезаете от внешнего мира?
   - По возможности да, - заявила Директор.
   У Ачуева теперь было совсем другое выражение лица - вовсе не раскаивающееся, а даже агрессивное. Он выступил вперед:
   - Но вы сами-то, слава Богу, в курсе того, что происходит. Боюсь, вам еще придется долго разбираться со своими работниками, потому что они не сразу вас поймут, а действовать нужно быстро и решительно.
   Директор слегка растерялась.
   Теперь она подумала, что в связи с чрезвычайным положением на Северном Кавказе ее лагерь закрывают, детей увозят, и вообще всему конец, а эти люди присланы для исполнения приказов сверху.
   Но почему тогда они без подходящего транспорта?
   И почему одеты в гражданское?
   Она заподозрила неладное и спросила:
   - А кто вы такие? Я не помню, чтобы вы приезжали сюда раньше.
   - У вас есть охрана, кроме того дедушки, который нас встретил? - вместо ответа спросил Ваня.
   Она с величайшим достоинством произнесла:
   - У нас детский лагерь, а не колония строгого режима!
   Он вздохнул:
   - При чем здесь это? Я уверен, что детей можно охранять и следить за ними даже совсем без этого деда. Но что вы будете делать, если на вас захотят напасть?
   Она засмеялась:
   - Напасть? Не говорите ерунду. Кому это надо?
   Ваня согласился:
   - Действительно, нападать на вас как на военный объект никто не будет. Вряд ли и применят оружие, потому что здесь никто не способен оказать сопротивление. Но нам известно, что у вас сейчас находятся дети...
   Он запнулся, подбирая не очень обидное выражение.
   - VIP-дети Кариновского района, - наконец, выговорил он.
   В глазах Директора блеснула гордость:
   - А еще Тихомирского, Яблоневского и Николаевского. Всего двенадцать человек. Уже второй год подряд они оказывают нам такое доверие.
   - А также материальную поддержку, - добавил Ачуев.
   Она вскинулась:
   - Да! А я и не скрываю! Кому в наши дни не нужны деньги? А мы работаем с детьми, не с кем-нибудь! У нас не только VIP-дети, но и простые ребята...
   На лице Ачуева появилась нехорошая усмешка:
   - Ну да, те, кто в состоянии оплатить путевку. Можете не прикидываться, товарищ Директор, или госпожа Директор, как вам угодно. Я знаю, сколько стоит ваша путевка. Простые, как вы говорите, ребята, никогда не смогут ее осилить.
   Она потеряла терпение:
   - Мы не единственный детский лагерь в округе! И не собираемся подстраиваться под демагогию какую-нибудь, вроде вашей... А теперь у нас хорошая реклама, элитные дети, мы постоянно повышаем качество наших услуг... Почему же мы должны приравниваться к какой-то дыре? Кто не в силах платить - пусть едет в другие лагеря. У нас неподалеку есть такой. "Сказка" называется.
   В голосе у нее было нескрываемое презрение к нижестоящим. Видимо, "Сказка" не обладала преимуществами "Зарницы", хотя находилась по соседству.
   - "Сказка" предоставляет льготы, - снисходительно добавила Директор. - Туда стремится вся Кариновка.
   Ваня перебил ее:
   - Пожалуйста, не отвлекайтесь. Я уже понял, охраны у вас нет. Никто, кроме вас, не знает, что в Дагестане идет война, и поэтому до сих пор еще здесь. Порядок обеспечивают вожатые, за здоровьем следят медики. Хорошо. Наверное, даже правильно. Но не в такой ситуации, когда нужно особенно думать о безопасности. Ведь у вас не просто коллектив, а дети! И именно вы отвечаете за их безопасность!
   Она насторожилась:
   - Что вы все время толкуете мне о безопасности? Кто вы такой, чтобы учить меня? К тому же, эта смена у нас проживает уже две недели, и я не могу, я даже не имею права прерывать отдых ребят, подвергать их стрессу...
   Ваня вспылил:
   - А рисковать ими у вас есть право? В конце концов, откройте глаза! Короче. Сюда идет банда. Ее главарь - некто Мусаев Ильдар. Нам об этом известно из достоверных источников, мы сами едва от него ускользнули. Он идет сюда за заложниками. За VIP-детьми. Вам ясно?
   Она смотрела на него круглыми глазами и испуганно дышала. Правда, испугалась она не мифического Ильдара Мусаева, который якобы к ним приближается, а вспышки гнева у нынешнего посетителя, который явился на ночь глядя и требует невесть чего.
   - Что же вы хотите? - прошептала она.
   - Нужно срочно вывезти детей и персонал в Кариновку, - сказал Ваня. - Всех, без исключения.
   - Я потеряю много денег! - жалобно заявила она.
   - Если с ребятами что-нибудь случится - вы потеряете не только деньги.
   Она защищалась:
   - У нас нет транспорта!
   - А вот это уже очень плохо, - ответил Ачуев. - Как же вы сообщаетесь с городом?
   - По телефону.
   - А детей как привезли?
   - Заказывали три автобуса. По одному на каждый отряд. Для вывоза детей по окончании смены мы снова их закажем. Дети здесь отдыхают, поймите же, отдыхают именно от города, от городской жизни! Мы не возим их на экскурсии, мы дали им возможность пожить естественной жизнью, не стесненной городскими рамками и условностями! Поэтому и телевизора здесь нет! Он им и не нужен вовсе! Они улучшают свое здоровье за счет природы и физической активности, повышают свой потенциал, становятся крепкими и... Боже мой, зачем вы здесь?
   Ачуев уже снова раскаивался.
   Смягчился и Ваня:
   - Прошу вас, ну не надо расстраиваться! Все поправимо. Война, мы уверены, скоро закончится. Тогда вы снова сможете собирать в лагере детей. А сейчас находиться здесь слишком опасно.
   Она смотрела на него с недоверием.
   - Вы подозреваете нас, что ли? - улыбнулся Ваня. - Тогда позвоните в Кариновку, своему непосредственному начальнику, и он сообщит вам о том, что творится в городе... Ведь Мусаев уже захватил Доброфёдоровку. Оттуда все, кроме нас, давно сбежали в город и наводят страх на жителей.
   - А вы почему не там, а здесь?
   - Мы задержались, потому что на нас остался арсенал... Кстати, странно, что ваш непосредственный начальник до сих пор вам не позвонил. Он должен был раньше всех догадаться и распорядиться вывезти детей, прислать автобус, хотя бы один, на три рейса!
   Она опустила глаза и призналась:
   - Вообще-то, у нас сейчас нет связи с городом. Вероятно, где-то произошел обрыв кабеля. Мы уже просили электрика заняться этим, но он категорически отказывается. Мол, такие поломки должны устранять только связисты! А связисты где? В городе, разумеется!
   Ваня и Ачуев переглянулись еще раз и посмотрели на нее с сочувствием.
   Ваня предположил:
   - И автобус в такой ситуации не пошлёшь. Ни один водитель не согласится выехать из города, зная, что банда Мусаева где-то рядом!
   - Верно, - сказал Ачуев.
   Они смотрели в лицо друг другу и в уме строили планы по перевозке детей. Их мысли, настроенные в тот момент одинаково, они выражали либо одним словом, либо аббревиатурой, либо даже слогом, принятыми в армейской среде, и понимали мгновенно.
   Директор даже залюбовалась.
   Наконец, Ачуев вздохнул:
   - Ничего не поделаешь. Как минимум один "Урал" придется разгрузить.
   - Ни за что, - сказал Ваня. - Нельзя. Арсенал должен быть постоянно собран и постоянно на колесах, чтобы его в любой момент можно было спрятать.
   - Арсенал не дороже детей, - возразил Ачуев.
   Голос Ваня дрогнул, но он все же возразил, в свою очередь:
   - Ачуев, дети - это деньги, и их можно будет освободить. А арсенал - это смерть. Смерть для всех.
   Он обратился к Директору:
   - Скажите, неужели нет совсем никакого транспорта? Ведь продукты питания вы должны на чем-нибудь перевозить!
   Она встрепенулась:
   - Ой, есть! Есть микроавтобус "Газель". Но он старенький и часто ломается. Мы им пользуемся только в самых крайних случаях, когда уже нет другого выхода. А питание... Вообще-то у нас запасов обычно хватает на всю смену, а скоропортящиеся продукты нам привозят из колхоза "Кариновский". У нас с ними договор на поставку молока, хлеба, яиц и свежего мяса. Только самое качественное и натуральное.
   Ваня и Ачуев обрадовались:
   - Ну вот, хоть что-то! Покажете, где это?
   - В гараже. Покажу, конечно.
   - И еще. Вам придется разбудить всех взрослых, собрать их и объяснить ситуацию. Без паники, без истерики. Спокойно и доступно. Если действовать правильно, то абсолютно никто не пострадает. Из персонала есть кто-нибудь, кто сможет вести автомобиль?
   - Да, конечно. Физкультурники, и мальчики-вожатые имеют права...
   - Прекрасно. Тогда мы будем в качестве охраны. В дороге ничего не случится, не бойтесь. Но лагерь нужно эвакуировать. Обязательно.
   - Я понимаю, - кивнула она.
   Сама проводила их в гараж и показала машину, инструменты. Ваня тут же нырнул туда и принялся проверять, все ли в порядке.
   - Тебе помочь? - спросил Ачуев.
   - Нет, я сам. Помоги лучше Нурали Алиевичу!
   И уверенная улыбка Вани напомнила Ачуеву, что этот парень своими руками собрал у Шута "хаммер". Его не нужно было контролировать!
   - Спец! - тоже улыбнулся Ачуев и ушел к Нурали.
   "Уралы" немедленно поставили возле гаража и прочих подсобных помещений. Директор собрала взрослых на срочное совещание. Они были очень удивлены и напуганы увиденным и услышанным, но уверенность странных незнакомцев придавала сил и им.
   Во всяком случае, говорили они разумные вещи и предлагали как раз то, что и следовало предпринять в таких обстоятельствах.
   Посчитали всех.
   Долго спорили, в каком порядке ехать и по сколько человек брать в рейс.
   Узнали точно, сколько километров до Кариновки.
   Выяснили расход бензина.
   В разгар совещания в комнату вошел Ваня, смущенно улыбнулся и сообщил:
   - Автобус готов к эксплуатации. Поедем быстро, поэтому можно и стоя...
   - Зачем стоя? - возразила одна из вожатых. - Есть личные вещи в чемоданах и сумках. В основном рухлядь. На этом можно сидеть. И можно младших посадить на колени, положить на колени...
   - Прекрасно! - одобрил Ваня. - Тогда легко оборудуем и фургон. Туда тоже возьмем человек двадцать.
   - Двадцать? - удивилась Директор.
   - Не меньше. Рейс может быть только один, понимаете? У нас совсем нет времени! За один рейс мы должны вывезти всех.
   Директор забеспокоилась:
   - Мы должны ехать сейчас?
   - Желательно.
   - Нет. Подождите хотя бы до утра. Дети встанут в семь, к восьми позавтракают и будут готовы к отъезду. Мы скажем им, что это учения, и как только нам разрешат, они доиграют здесь свою смену. Поймите и вы меня, дети не должны пострадать даже в малом.
   - Согласен. В восемь. Но не позже.
   - Издеваетесь? Мы будем готовы!
   - Тогда погасите всю вашу иллюминацию и поручите охранять территорию. От Мусаева всего можно ожидать...
   Директор тут же снарядила электрика и мальчиков-вожатых, а гостям лагеря предложила поужинать и поспать до утра:
   - Вы, наверное, устали.
   И вдруг спохватилась:
   - Что вы там говорили про фургон? Это тот, в гараже?
   - Конечно.
   - Он же сломан! Его никто не мог отремонтировать! Мы даже мастера из города вызывали, и он отказался!
   Ваня засмеялся:
   - Это был не тот мастер!
   - А если фургон сломается по дороге? - ужаснулась Директор. - Боже мой, что тогда будет! Мы попадем в плен! Вы гарантируете, что он не сломается?
   - Гарантирую, конечно. До Кариновки он доедет без проблем, а больше и не надо. Не волнуйтесь, я с детства занимаюсь ремонтом техники и хорошо знаю поломки и способы их устранения. Фургон действительно лучше не использовать в дальнейшем, потому что он вас подведет, но сейчас он нам очень нужен, и он нам поможет. Не сомневайтесь.
   Она вздохнула:
   - Да, остается лишь жалеть об отсутствии комфорта.
   - Для детей это будет всего лишь игра, - пожал плечами Ваня. - Игра для взрослых, в которую они нечаянно попали. Они и не заметят. Главное - успеть.
   Все огни вокруг лагеря были погашены. Не светилось ни одно окошко, словно тут и не было никакого лагеря.
   Спали гости недолго.
   Ачуев вообще не спал. Он бродил вокруг драгоценных "Уралов" и прислушивался к звукам ночи. Ночь сама по себе была изумительная, и звуков в ней было множество, и любой из них мог настроить человека на лирический или романтический лад.
   Но, как он ни прислушивался, он не замечал вблизи ничего подозрительного. А между тем из лагеря сбежал вожатый, принятый на работу только в этом году и предоставивший самые лучшие и самые надежные рекомендации.
   Никому и в голову не пришло бы сбегать, раз утром их всех все равно отвезут в Кариновку.
   Однако вожатый сбежал не в Кариновку.
   В Доброфёдоровку.
   Это был мальчик, добывающий сведения для братьев Мусаевых, мальчик без собственной личности, без различения добра и зла, послушный воле своего властелина. Сам он думал, разумеется, что этот властелин - Всевышний. Но на самом деле - Мусаевы.
   Вести из "Зарницы" чрезвычайно обрадовали Ильдара. Он уточнил:
   - Три грузовика? Ты не ошибся?
   - Три огромных грузовика. Очень тяжелые, переваливаются с боку на бок, как утки.
   - И Нурали Алиев среди них?
   - Там есть человек, которого они называют Нурали Алиевич. И его сын с ними, Расул. Я попытался поговорить с ним, что-нибудь разузнать, но они не стали разговаривать. Они приняли решение эвакуировать лагерь. Утром, в восемь часов. В микроавтобусе, в фургоне и в легковушке, которая приехала с ними. Они ее разгрузили прямо в гараже, так что там теперь целая гора стрелкового оружия, Ильдар! Я даже не представляю себе, как они смогли такую кучу засунуть в "Жигули".
   Его восторженные глаза блестели, он поклонялся оружию, потому что оно символизировало силу и славу человека, по крайней мере, для этого мальчика без собственной личности.
   Ильдар тоже широко улыбнулся:
   - Безумные сами лезут в петлю... В восемь часов, говоришь?
   - Да. Раньше не позволит Директор. Она соблюдает порядок во всем.
   - И три машины! Кто за рулем?
   - Физкультурники. И еще один, который с ними. Пацан, по-моему. Они сами уже хотят от него избавиться, он им только мешает.
   - Возьмем тепленькими...
   - А Расул и еще один, Майоров, будут их охранять. Возьмут с собой оружие и...
   Ильдар издал торжествующий клич. Нечего в такой благоприятной ситуации ждать прихода Энвера! Когда Энвер придет, он сам торжественно вручит среднему брату заложников и головы наглецов, осмелившихся встать у них на пути. И арсенал предъявит, в полном объеме, три "Урала". С этим арсеналом они завоюют Кариновку!
   - Эти неверные уже мертвецы, - заявил Ильдар. - Аллах дает мне их в руки.
   Он уже произвел в уме несложные вычисления. Пловам Хайрулы, группа и так очень мала, а теперь она еще и разделилась! Русские верно говорят, что за двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь. Они, глупые, захотели сохранить и арсенал, и детей.
   Потеряют и то, и другое!
   Часть людей Ильдар предусмотрительно оставил в Доброфёдоровке - на тот случай, если нагрянут "гости" от федералов или придет Энвер.
   Вот будет сюрприз для среднего брата!
   Ильдар даже хихикнул.
   Младшим братьям и сестрам свойственна нездоровая конкуренция со старшими, которые якобы их постоянно подавляют. Во всяком случае, Ильдар всегда, всю свою сознательную жизнь, доказывал своим старшим братьям, отцу и дяде, что ничуть не хуже их, не слабее, а в чем-то даже превосходит их.
   Основные силы отряда Ильдар повел на "Зарницу".
   Правда, перед уходом из Доброфёдоровки он допустил оплошность: не проверил, на месте ли оба пленника. Точнее, он поинтересовался у Ахмеда, все ли там как надо. Ахмед ответил, что да. Ильдар посчитал вопрос исчерпанным и продолжил движение.
   А на самом деле пленник у него остался только один.
   Ахмед долго ждал подходящего момента для побега Глечика, и, к счастью, этот момент выдался уже после совещания Ильдара с вожатым, когда поднялась небольшая суматоха, связанная с рейдом. Глечик ускользнул незамеченным и к рассвету добрался до "Зарницы".
   Его тут же принялись кормить, обнимать и хлопать по плечу, так что он давился до слез. Директор лагеря запретила к нему приближаться, пока он не придет в себя.
   Он замахал руками:
   - Я прекрасно себя чувствую! Дело не в этом.
   - Ешьте.
   И к нему придвинули тарелку борща и бутерброды с котлетой. Он послушно взял ложку и произнес:
   - С удовольствием. Только один вопрос: транспорт готов?
   - Даже уже на улице, возле ворот, - ответил Ваня.
   - Люди тоже уже не спят, я их видел, они бродят везде, как привидения, - добавил Ачуев.
   Директор согласилась:
   - Мы не смогли уснуть.
   Глечик приказал:
   - Тогда будите детей и собирайте их срочно! Без возражений! На счету каждая секунда. Кто-то из ваших людей донес Ильдару об эвакуации, и он вышел из Доброфёдоровки. Сначала соберите взрослых, следите за ними, чтобы никто из них не ушел к Ильдару снова. Пусть даже не знают, что мы уже едем. Не надо возражать, пожалуйста. Я только что оттуда. И у вас есть предатель.
   Директор лишь всплеснула руками и отправилась будить детей, взяв с собой двух помощниц - вожатую и доктора. Еще три девушки принялись по распоряжению Глечика складывать личные вещи ребят в их сумки без разбора - потом определят, где чьё, когда окажутся в безопасности, а в данный момент не имеет никакого значения, чьи вещи упакованы в чью сумку.
   Сам Глечик поглотил тарелку борща с хлебом и исчез из кухни. Его появление произвело действие катализатора, как и на пожаре в станице Тихомирская. И главное - его спасение из плена повысило настроение его товарищей, которые преисполнились силы и энтузиазма.
   Они не могут потерпеть поражение, раз Глечик с ними!
   Ему хватило одного взгляда, чтобы оценить положение и лагеря, и их группы, и действия, предпринятые товарищами. Он их одобрил и даже пошутил:
   - Какая замечательная команда! Кто бы мог предположить, что такие разные люди способны действовать и мыслить в унисон!
   - Спасибо за комплимент! - ответили они.
   Дети были недовольны столь ранним подъемом, тем более что накануне они весь день соревновались в спортивном ориентировании, в упрощенном его варианте, приспособленном для младших школьников. Они устали и хотели спать, зевали и ёжились от свежести.
   А тут их подняли ни с того, ни с сего, наговорили какой-то ерунды о том, что в районе проходят армейские учения, как раз территория лагеря попадает в зону маневров, поэтому смена прерывается, и их срочно отвезут домой.
   Так что, дети, не пугайтесь, если вдруг вокруг дяди начнут стрелять и ругаться, это всего лишь учения.
   Сонные дети подчинялись взрослым, как куклы. Безропотно усаживались на чьи-то чемоданы и сумки, тут же склоняли головки друг на друга и продолжали дремать. Какое им было дело до армейских учений? Их маленькие тела требовали отдыха и получали его, невзирая на окружающие их неудобства.
   Ваня еще раз проверил транспорт. Пощупал металл, из которого был сделан фургон, - выдержит ли он стрельбу? Не опасно ли везти в нем живой груз? В таких делах нельзя полагаться на удачу и везение. Только расчет и хладнокровие.
   Но поездка должна продлиться не более двадцати минут. Это не такое длительное время, всё должно произойти быстро. Не в Ставрополь ехать, а в Кариновку.
   Ачуев в это время следил за местностью с крыши одного из жилых корпусов - высокого сруба в виде сказочного терема.
   Расул выглянул из гаража и позвал Ваню выбрать оружие и боеприпасы. Ваня сразу пошел туда и по-хозяйски уверенно приблизился к куче грозного металла.
   - Ачуев молодец, - похвалил Расул. - Мы так свалились спать, а он всё охранял. Представляешь, если бы кто-то из здешних нашел это?!
   - Да, - протянул Ваня. - Особенно нельзя держать это рядом с детьми. Смотри, как хорошо следили за арсеналам. Хоть сейчас стреляй. Ни чистить, ни смазывать не надо.
   - Как на продажу, - грустно пошутил Расул.
   - Актуальная тема, - подтвердил Ваня.
   Он взвешивал в руке пистолеты, целился из автоматов, набивал карманы патронами и тяжелел с каждой секундой. Но в такой ситуации лучше взять побольше, чем остаться в бою безоружным. Расул делал то же самое.
   Сомнения у Вани вызывали запасы гранат. Был соблазн набрать их и сложить в салоне автобуса. Но дети могли решить поиграть этими игрушками для взрослых. За всеми не уследишь, тем более когда необходимо следить и за окрестностями, и, не дай Бог, вести бой.
   К ним вошел озабоченный Глечик и с одобрением осмотрел их "обмундирование".
   - Знаете, что меня беспокоит? - сказал он. - Дорога идет почти через Доброфёдоровку. Вам придется больше половины пути двигаться навстречу Мусаеву.
   - Это плохо, - согласился Ваня. - Дорога одна?
   - К сожалению, да. И местность сильно пересеченная, по ней не прорвешься даже на "Уралах". Вы уж поторопитесь, пожалуйста. Я понимаю, что машины старые и ненадежные. Но надо постараться и опередить Мусаева. Выдавите из них максимальную скорость.
   - Давить будем не мы, но мы их попросим.
   - И не рассчитывайте на то, что у Мусаева нет транспорта, - добавил Глечик. - Недалеко от Доброфёдоровки проходит оживленная траса. Там наверняка можно выудить парочку автомобилей, и Мусаев, скорее всего, приказал сделать это еще вчера.
   - Разбой, - сказал Ваня.
   - Самый настоящий. Так что будьте готовы каждую минуту.
   - Хорошо.
   Они быстро погрузили людей в машины и выехали из лагеря. Впереди - микроавтобус, потом "Жигули" Глечика с Сергеевым за рулем. Сергеев был очень рад, что наконец-то едет в спокойное место и больше не будет иметь дело с этими сумасшедшими, которые почему-то не уносят ноги, а постоянно ищут, кого бы им еще спасти.
   Слава Богу!
   Замыкал колонну фургон.
   Глечик собрал водителей и провел еще один инструктаж.
   - Мусаев идет из Доброфёдоровки, - сказал он. - Поэтому главное для вас - проскочить перекресток. Вы знаете, где это. Дальше - более или менее безопасно. А до перекрестка гоните изо всех сил. Машины не жалейте, километров не так уж много, помните только о скорости. Дорога позволяет это делать. Надеюсь, вы водители со стажем.
   Те усмехнулись.
   - Главное - проскочите перекресток раньше Мусаева.
   Ваня и Расул сели на передние сиденья микроавтобуса и фургона, рядом с дверьми, чтобы отстреливаться в случае нападения.
   Двух человек для этого, конечно, было слишком мало.
   При этом гораздо лучше было бы не делить отряд, ехать всем вместе, но им пришлось слить бензин из баков "Уралов" для вновь образованной колонны, и сами они остались почти без ничего. Остатки горючего не могли позволить очень тяжелым грузовикам дотянуть до города, а рисковать ими не следовало. Поэтому арсенал остался в "Зарнице" на попечении Нурали, Ачуева и Глечика.
   Их тоже было слишком мало для обороны.
   Но они знали, что Ваня Майоров скоро вернется с бензином и подмогой.
   Оставшись одни в этом заброшенном месте, не имея возможности избежать удара, Нурали, Глечик и Ачуев приступили а активным действиям. Глечик запасся всем необходимым и исчез из поля зрения. Он начал минировать периметр лагеря. Ачуев и Нурали рассортировали выгруженную из "жигулей" гору и разложили ее так, чтобы все было под рукой, чтобы не возникало суеты. Все стрелковое оружие они зарядили.
   Тенью на входе в гараж мелькнул Глечик и сообщил:
   - Идут.
   У всех троих слегка дрогнуло сердце. Ачуев вспомнил:
   - Гранатомет?
   - Пригодится, - кивнул Нурали. - Достань парочку.
   Ачуев нырнул под тент "Урала" и подал Глечику три гранатомета. Нурали смотрел на них задумчиво, особенно на Глечика, и уже почти не находил различий между родным сыном и тем, кто хотел стать его зятем.
   Глечик встретил его взгляд и сказал:
   - Надеюсь, они успели проскочить перекресток.
   И все трое вздохнули.
   "Они" успели проскочить перекресток, но уже под носом у Хайрулы, которого Мусаев назначил командиром этой группы, отправленной на перехват колонны. И насчет машин Глечик оказался прав: на трассе, в пяти километрах отсюда, они отработанным приемом захватили два УАЗа и "Опель". Не густо, но для рейда хватит, как решили они, а потом к ним подойдет Энвер Мусаев со своим обозом.
   Перекресток так задевал любопытство всех, что взрослые одновременно повернулись туда и выглянули: что там в Доброфёдоровке? Доброфёдоровку они с этого места, разумеется, увидеть не могли, зато увидели очень близко движущиеся к ним машины, унизанные человеческими фигурами и зловещие в золотистом утреннем свете.
   Женщины дружно вскрикнули.
   Водители прибавили газу. Дети тут же проснулись и с любопытством потянулись к окнам: что там такое?
   Директор легкими подзатыльниками укладывала их обратно.
   - Всем лежать! - командовала она. - Учения начались. Не мешайте.
   Взрослые тоже пригнулись, стараясь, чтобы их не было видно в окна. У водителей не было такой возможности, и они выжимали из своих старых автомобилей все, на что были способны. Но скорость их все равно была ниже, чем у преследователей - они были перегружены и вдобавок не могли маневрировать.
   Хайрула их быстро нагонял.
   До Кариновки оставалось всего ничего, около трех километров. При въезде в город располагался и пост ГАИ, но ведь до него еще надо было добраться!
   Бойцы Хайрулы стали стрелять по колесам.
   Взрослые в машинах помертвели от страха. Невзирая на серьезность ситуации, они до той поры относились к ней легкомысленно: мол, мы вам подчиняемся, обстоятельства, но этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! А теперь у всех волосы вставали дыбом от реальности происходящего.
   Они были вовсе не готовы к этому.
   Бедный Сергеев был белый, как снег. Неужели ему не суждено выйти живым из этих проклятых старых "Жигулей"?
   Господи, спаси нас, грешных, и помилуй!
   Ваня и Расул высовывались из окон по пояс и отстреливались. При этом у Вани было прикрытие в виде высокого металлического фургона, а Расул смело подставлялся под пули, щуря черные глаза и каждый раз оставаясь невредимым. Он видел, что Ваня темнеет от ужаса, когда товарищ высовывается из автобуса, и ободряюще улыбался другу.
   Пересеченная местность рядом с колхозом "Кариновский" сменилась гладкой, как ковер, равниной, и Хайрула решился на маневр. Его УАЗ съехал с дороги и начал обгон, чтобы перерезать путь. Началась безумная по интенсивности стрельба, Расул побледнел от волнения за водителей, которые сами предпочитали воображать, что это - всего лишь страшный сон.
   Облегчая УАЗ, с него в траву спрыгнули все лишние бойцы, остались только опытные и ценные.
   Некоторых из них Расул успел расстрелять.
   Сам Хайрула, ведущий машину, стрелять не мог.
   Он был очень близко, но не с той стороны, откуда было удобно прицелиться. Расул попробовал было высунуться, но едва не получил ранение и снова спрятался.
   А Ваня был настроен решительно - ему с его места, под прикрытием фургона, было легко стрелять вперед, но он хотел вместе с тем поднять тревогу в городе, если там еще спали, и для этого показал Расулу гранату - единственную, которую он осмелился взять с собой.
   В это время водитель автобуса начал паниковать от столь опасного соседства, да и скорость кружила ему голову - руки на руле задрожали и глаза забегали по сторонам.
   - Не тормози! - кричал Расул. - Не останавливайся!
   Ваня высунулся больше, чем раньше, прицелился и метнул гранату.
   УАЗ подскочил и сковырнулся набок, пламя ослепило водителей, а звук взрыва заложил уши. Колонна промчалась мимо УАЗа, едва не задев его крутящиеся по инерции колеса. Расул показал Ване одобрительный жест и получил в ответ улыбку.
   Они въехали в город.
   По обе стороны тянулись поля колхоза "Кариновский", вдалеке темнели его же сады. Преследователей осталось совсем мало - те, что в "Опеле", да и те не успели развернуться и скрыться, потому что навстречу стрельбе и взрыву выехала милиция с поста ГАИ и применила табельное оружие.
   Четверых бандитов удалось схватить живыми.
   Возле поста все остановились.
   Ваня испытал огромное облегчение от того, что этим людям не нужно было разжевывать ситуацию, объяснять на пальцах - они сами видели погоню и стрельбу, у них в руках находились пленные, и это могло означать только то, что слухи подтвердились, и война началась.
   - Спасибо за помощь, - сказал Ваня.
   - Вы откуда? - спросили милиционеры. - Из Доброфёдоровки, что ли?
   - Да. Там Ильдар Мусаев. Он шел к лагерю "Зарница", но мы уже увезли всех. Тогда они поехали за нами.
   Из машин уже доставали сонных детей, полумертвых от страха взрослых, остатки боеприпаса. Ребята-милиционеры только качали головой:
   - Надо же, вы решились на это!
   - А что нам было делать?
   - Вы куда?
   - За машиной! - крикнул Ваня, убегая. - Расул, расскажи, в чем дело! А я скоро вернусь!
   Расул рассказал о событиях в Доброфёдоровке и "Зарнице". Милиционеры нисколько не сомневались в том, что арсенал надо спасать. Они доложили о случившемся единственному начальнику УВД, который остался на рабочем месте и выполнял свои прямые обязанности.
   - А у вас тут что? - спросил Расул.
   Милиционеры тут же помрачнели:
   - Да бардак какой-то! Кто успел, тот уже смотался! Никто ничего точно не знает! Никому ничего не нужно! Никаких распоряжений, мы действуем на свой страх и риск! Вот, перекрыли дороги.
   - Правильно сделали.
   - А толку? Смотрим, как эти сытые морды уезжают, якобы их вызвали на срочные совещания по поводу Дагестана... А то без них на этих совещаниях не обойдутся! В городе брожение, все на улицах. Люди вторую ночь не спят! Кстати, а куда твой друг убежал?
   Расул улыбнулся:
   - За подмогой.
   - Так подмога - это мы!
   - Бензин есть?
   - А сколько надо?
   - На три "Урала" до Кариновки.
   - Найдем.
   Ваня между тем бежал в мастерские своего колхоза - там с недавнего времени хранился его "хаммер", прошедший замечательный ремонт и ожидавший техпаспорта. Появление этого монстра на посту ГАИ вызвало восхищение у милиционеров и улыбку у Расула. Ваня на минуточку притормозил возле них и спросил:
   - Оружие есть?
   - Есть.
   - Бензин есть?
   - Будет.
   - Тогда грузите всё, и поехали!
   Он распереживался за Глечика, Нурали и Ачуева, оставшихся один на один с целым отрядом. Неважно, что у них там целый арсенал! Сами-то они просто люди! Слава Богу, без помощи Ваня и Расул не остались, за ними выехали две милицейские машины и машина ДПС.
   На сей раз с ними не было пассажиров, за которых, как ни крути, всегда несешь ответственность. Это сразу словно облегчило им дыхание и развязало руки. Они ехали быстро. Подорванный УАЗ Хайрулы лежал на боку, как и раньше. Из преследователей, если кто и остался жив, то вернулся к Ильдару.
   По крайней мере, кариновцы никого не встретили по пути.
   А стрельбу они услышали издалека и прибавили скорость. Есть стрельба - значит, есть кому сопротивляться. Слава Богу, они живы!
   Канистры с бензином были сложены в "хаммер". Ваня не обращал внимания на огонь. Одетый в экипировку спецназовца и как будто чувствовавший присутствие Глечика уже рядом, он разогнал свою махину, как бронепоезд, и прорвался сквозь кольцо оцепления, хотя товарищи его опешили от такого безумия и кричали ему, чтобы не лез напролом.
   А у него под боком проскользнул и еще один такой же отчаянный паренек - срочную службу он в свое время проходил в Чечне и после этого перестал чего-либо бояться.
   Им повезло - они не пострадали.
   Отряду Ильдара пришлось разделиться на два фронта. Заметив, что по ним стреляют не так интенсивно, как за несколько минут до этого, Нурали и Глечик поняли: Ваня вернулся. Ачуев ничего не замечал - он находился с другой стороны гаража и не мог оторваться от пулемета, чтобы остаться в живых.
   Глечик увидел "хаммер" и воскликнул:
   - Майоров! Догадался!
   - В следующий раз кричи по-русски, пока я не выучу аварский язык.
   Нурали улыбнулся. Ваня сменил его у автомата и сказал:
   - Бензина должно хватить. Заливайте.
   Это было делом пяти минут. Когда Нурали крикнул: "Готово!", Глечик скользнул за угол и позвал Ачуева. Канистры было не жалко оставить здесь, поэтому в багажник "хаммера" погрузили остатки стрелкового оружия, гранат и взрывчатки, которые вывозили из Доброфёдоровки в машине Глечика. Осталось, надо сказать, не так уж много.
   Тут паренек - милиционер из Кариновки - сказал:
   - Водителей перестреляют по одному. Нас слишком мало, чтобы прикрывать всех. Бензин остался?
   На него удивленно посмотрели.
   - Брандер, - пояснил он.
   Это, строго говоря, был не брандер, но идею сразу поняли. Из канистр слили бензин и безжалостно обработали им милицейскую машину, а потом подожгли. "Хаммер" снова разогнался и толкал ее впереди себя, и враг отступал от этого факела, как и от пуль.
   Ваня вдруг увидел слева, в десяти метрах, лицо, перекошенное от ярости, и руку, сжимавшую гранату. Бандит что-то кричал, хрипло и исступленно, но Ваня его не понимал.
   - Прочь с мирной земли, тварь, - сквозь зубы процедил он, хотя бандит не мог его слышать, и бросил свою гранату первым.
   А это был Ильдар Мусаев.
  
   Кариновские милиционеры вздохнули с облегчением, когда из черного дыма мимо них с грохотом пронеслись "хаммер" и три "Урала", и приготовились к отступлению, прячась за машины. Из "Уралов" им еще выкинули заряженных автоматов, про запас, на всякий случай, вдруг их оружия, взятого в городе, окажется маловато. Это сразу воодушевило подкрепление: можно не экономить боезапас.
   "Хаммер" притормозил и съехал на обочину, освобождая путь "Уралам" и милицейским машинам. Всем было ясно, что прикрывать колонну должен именно "хаммер", он подходил для этой цели лучше всего. На торможении к Ване присоединился Глечик:
   - Привет, Майоров! А тебе идет этот наряд.
   Ваня скривился и показал ему язык.
   Еще к ним присоединился Расул - уже не просто товарищ, а почти брат. С собой он прихватил целую охапку автоматов, пулемет и гранаты.
   - Погнали!
   Но, несмотря на их готовность к бою, настоящей погони не получилось, просто потому, что у бойцов Мусаева не было транспортных средств, да и сам Мусаев был уже мертв. Уже через минуту стрельба прекратилась, хотя все продолжали пристально следить за окрестностями - нет ли где рядом опасности?
   До самой Кариновки ехали без остановок и были встречены с тревогой. Здесь их рассмешил Сергеев - он нашел на посту благодарных слушателей и взахлеб рассказывал о подвигах "группы Глечика", во всех подробностях, даже в таких подробностях, которых не было и быть не могло.
   Ваня прислушался и воскликнул:
   - Это неправда! Что ты выдумываешь, Сергеев!
   - У страха глаза велики, Майоров, оставь его в покое, - сказал Глечик.
   Раздался новый взрыв хохота.
   Это дало повод расслабиться. Ваня, Глечик и Алиевы внезапно вспомнили, что уже не первый день лишены полноценного отдыха, и почувствовали непреодолимую усталость.
   У них даже не было сил добраться до дома.
   На них смотрели с сочувствием.
   - Довезти, герои? - спросили ребята-милиционеры.
   Герои с радостью согласились, и их развезли по домам. Ваня был в таком состоянии, что у него уже не открывались глаза. Напряжение военных действий его отпустило, он спал, как спали древнерусские богатыри на поле боя - вповалку, не видя снов, только оттого, что бой окончен и они живы. Он не проснулся, когда подъехали к его дому и Глечик указал на калитку.
   Это привело Наташу в шок.
   Она все эти дни металась, как лев в клетке, ждала, искала, выясняла. В последнее время они чаще всего разговаривали о поездке в Ставрополь, на вступительные экзамены. Правда, уезжать без предупреждения нехорошо, да и документы остались на месте. Но больше никуда он поехать не мог, поэтому Наташа и решила все-таки, что это Ставрополь. А тут еще и волнения в округе, Кариновка в опасности! Наташа не ставила под сомнение благородство своего мужа была уверена, что тут-то он обязательно вернется, объявится и проявит все самые лучшие качества, защитит жену и город.
   Но он все не объявлялся и не объявлялся, так что Наташа вновь начала беспокоиться.
   Уж не случилось ли с ним что-нибудь?
   И вдруг его привозят в бело-синей служебной машине с мигалками на крыше, милиционеры, они несут его, поскольку он в беспамятстве и ни на что не реагирует! Они уложили его на кровать, а он свернулся калачиком и продолжил спать!
   В такой обстановке!
   После всего того, что она о нем знала!
   Пьяный, что ли?
   Она присела на корточки рядом с изголовьем и внимательно осмотрела его лицо. Не нашла в нем никаких искажений, кроме бледности. Обычное безмятежное лицо ее мужа во сне.
   Она наклонилась к нему, но, сколько ни принюхивалась, чувствовала только запахи дыма, бензина, огня, пороха... В общем, и на работе в колхозе он частенько набирался таких посторонних запахов, потому что частенько к нему обращались за помощью, и он, как правило, не отказывал.
   Но запаха перегара не было.
   Наташа села напротив кровати на стул, закинула ногу на ногу и принялась сверлить мужа взглядом, словно этим его можно было разбудить. С каждой секундой это нравилось ей все меньше и меньше.
   Помимо того, что она была принципиально против подобных странностей и непонимания, это была ситуация, не предусмотренная в их семейной жизни. Наташа уже хмурилась и раскачивала ногой. Ее раздражало и само бездеятельное ожидание, пока Ваня соблаговолит проснуться.
   Жаль, что Яковенко дал своему офису входной день. Она, Наташа Майорова, сейчас с удовольствием пошла бы на работу и отвлеклась бы от неприятных мыслей.
   Это было настоящее разочарование - похоже, Иван Майоров не собирался защищать ни жену, ни город!
   Наташа фыркнула для того, чтобы сдержать слезы.
   Но у нее еще был и долг перед мужем - если она не выполнит этот долг, то сама перестанет себя уважать. Поэтому она терпеливо ждала пробуждения Вани и лишь время от времени отлучалась на кухню для разогревания обеда - муж ведь наверняка кушать захочет, когда проснется.
   Пыталась разобраться в документах, взятых с работы на дом, но не могла сосредоточиться и только все напутала.
   Пришлось сжать зубы и все отложить.
   Ваня спал не очень долго. По крайней мере, в понимании Наташи пьяные люди должны спать гораздо дольше, до выветривания алкоголя из мозга. Так что она и приготовилась к длительному ожиданию. У нее в связи с этим даже возникла мысль запастись кофе и потягивать его прямо тут, в спальне, на стуле напротив кровати. Иначе вид мужа начинал ее раздражать, а раздражение только угнетало, не бодрило.
   Ваня же проснулся через три с лишним часа, и пробуждение его было не такое, как обычно, и уж совсем не такое, как у пьяных. Он сразу открыл глаза, сразу узнал помещение, сразу спустил ноги на пол. Встряхнул головой, словно отгоняя от себя остатки сна и усталости.
   И Наташа, успевшая его хорошо изучить, ощутила, что он в эту минуту уже собран внутренне, и он вовсе не пьяный.
   Тут он увидел жену и с раскаивающимся видом улыбнулся:
   - Наташенька, солнышко, ты можешь меня простить? Я бы принес букет в знак моей низости и подлости, но, честное слово, я не успел. Там такое было... Даже не помню концовку. Наташа, прости меня.
   После такого самобичевания она тоже не могла не улыбнуться:
   - Не подхалимничайте, Иван Майоров, это вам не идет...
   - Просто я сам чувствую свою вину перед тобой, солнышко.
   - Догадываюсь об этом, Ванечка. Ты прощен, если это для тебя важно.
   - Очень важно.
   - Тогда ты прощен. И имей в виду, это не от жалости, а только потому, что я вижу твое искреннее раскаяние. И кстати, где ты был?
   У него на лице появилась тревога, он воскликнул:
   - О Господи, сколько времени? Мне пора!
   Наташа не успела и глазом моргнуть, а он уже был в прихожей и шнуровал кроссовки. Это неприятно поразило Наташу.
   - Ты в курсе, мой дорогой, что на Кариновку готовится нападение? - с подчеркнутым спокойствием поинтересовалась она.
   - Не думай об этом.
   - Как это? Весь город думает об этом! Нас защитить некому!
   - Наташа.
   Он протянул руку, чтобы обнять ее за шею, но она заплакала от обиды на такое отношение и спросила:
   - Куда ты идешь?
   Его рука остановилась в воздухе. Он чуть было не выложил все как было, но увидел ее глаза, полные слез, и не смог. Ему показалось жестоким обрушивать на нее все проблемы последнего времени. Да и что он сказал бы ей? Что идет к своим товарищам, организовать оборону города от банды Мусаева, и Мусаев, увы, уже слишком близко, чтобы терять время. Наташа обижена, конечно, но она любит Ваню и с ума сойдет от беспокойства за него. Или - еще хуже - пойдет вместе с ним. Она не в силах будет с ним расстаться.
   - Наташенька, солнышко, я не могу рассказать тебе сейчас. Потом, когда появится возможность... Потерпи немножко. Мне пора. До вечера, скорее всего, не вернусь, не жди. А если что, переночую у Глечика...
   - У Глечика? - опешила она. - Ваня, ты здоров?
   - Мне пора.
   И он даже не ушел, а убежал, словно стремясь поскорее избавиться от ее присутствия, как будто она ему мешала!
   Наташа сначала расплакалась еще горше. Что же это такое? Что за странное поведение? Он не пьян, он знает об опасности, грозящей Кариновке, и все равно куда-то убежал, тогда как они, наоборот, должны сплотиться перед лицом врага!
   Не могла же она ошибиться в этом человеке?!
   От этой мысли ей стало страшно.
   Дала трещину и ее независимость в суждениях, ей срочно потребовался совет другого человека, да и просто захотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. А кто мог бы понять эти переживания?
   Только тот, кто испытывал такие же проблемы.
   Айше Алиева!
   Наташа постепенно перестала плакать. Ужас, как Айше может терпеть это. Возражать Глечику бесполезно, он же любит ее, но и работу свою не бросит никогда, значит, будет и впредь уходить, уезжать, подвергать себя риску, извиняться...
   Наташа нашла Айше случайно и в том месте, где, казалось бы, ее невозможно было найти - в доме Глечиков, с тетей Галей. Наташа очень удивилась. Разве они не враждуют? Разве тетя Галя не против отношений сына и этой девушки?
   А тут они сидели за столом, за чаем со сладкими булочками с повидлом, хотя и чай, и булочки оставались нетронутыми. Тетя Галя утирала слезы, а на лице у нее уже не было никакого недовольства, напротив, она смотрела на Айше с сочувствием. Сама Айше была явно расстроена, но старалась сдерживаться.
   При виде Наташи тетя Галя пошутила:
   - Присоединяйся к нам, дочка. Мы тут создаем клуб забытых женщин "Ярославна". Вступительный взнос - стакан слез.
   - У меня набралась бы целая кастрюля, - пожаловалась Наташа со слабой улыбкой.
   Вообще-то она была намерена показать им, старшим и опытным, свою силу и здравомыслие, но при одном воспоминании о поведении Вани у нее все-таки задрожал голос, и она снова расплакалась, сердито отворачиваясь и фыркая.
   - Ну вот, - протянула тетя Галя. - Что случилось-то, дочка?
   - Он меня бросил! Он ушел от меня!
   И тетя Галя, и Айше ей явно не поверили. Тогда Наташа, возмущенная до глубины души, выложила им все свои мысли и чувства по поводу происходящего. Они выслушали, не перебивая, и одновременно покачали головой.
   - Не сходи с ума, дочка, - сказала тетя Галя. - Ты же видела, что творится на улицах. Он тоже где-то там, просто ты его не увидела.
   Наташа всхлипнула:
   - Его никто не видел! Все наши соседи спрашивают, куда подевался мой муж. Все знают о его службе на войне, считают его способным помочь в этом... Они спрашивают, а я ничего не могу им ответить! Потому что не знаю, где он! А они тут же начинают думать о нем как о дезертире, смотрят на меня и с пониманием, и с подозрением! Мол, все с вами ясно, кто вы такие. Стыдно! Мне стыдно им в глаза смотреть!
   - Всё ерунда, - с улыбкой возразила Айше. - Не забивай себе голову плохими мыслями. Постарайся отгонять негативные эмоции. Это не поможет. Поверь мне, я через это уже прошла. Я ведь тоже много раз подозревала Паню. И всегда это была неправда. Иван ведь не говорил тебе, что разлюбил, что уходит. Он даже просил прощения.
   - Но его нет на улице!
   Айше снова улыбнулась:
   - Пани тоже нет на улице. Но это ничего не значит. Я уверена, что он не сидит сложа руки, а занят нашим спасением. При этом я еще и уверена, что они с Иваном сейчас вместе. По-другому просто не может быть.
   Наташе расхотелось плакать.
   - Если честно, я на их месте не осталась бы на улице, - сказала она хмуро. - Народ кишит, как вулкан, а толку никакого нет.
   - Это верно, - согласилась Айше. - Я тоже прошлась по улицам. Бестолковщина действительно потрясающая. Все бродят, присматриваются, ищут, что может послужить оружием. Еще одно слово - и баррикады строить начнут...
   - Всё потому, что руководителя нормального нет, - заявила тетя Галя. - На что это похоже? Собственный гарнизон разбежался, вместо того, чтобы нас защищать! Из милиции все офицеры уехали кто куда! Если бы они хоть занимались раньше чем-нибудь похожим, то знали бы, что делать в чрезвычайной ситуации!
   - Ну, не надо преувеличивать, - успокаивала ее Айше. - Порядка у нас действительно нет, и все "чины" вовремя исчезли. Но это не значит, что некому взять на себя ответственность. У нас в городе есть люди, которые могут справиться с этим делом.
   Тетя Галя мечтательно отозвалась:
   - Да. Например, Паня.
   - Или Иван Майоров, - добавила Айше.
   Наташа покраснела и ответила:
   - Он не стремится к власти. Ему нравится дружить со всем миром, выращивать свои растения, опекать их, заниматься селекцией, любить меня, землю, дом, ухаживать за нами, работать, приносить пользу людям. Для всего этого власть ему не нужна.
   - Зато у него есть сила, - сказала Айше, - внешняя и внутренняя. Поэтому к нему всегда будут прислушиваться.
   Тетя Галя налила Наташе чаю, от которого та вся разрумянилась. Доводы тети Гали и Айше убедили ее в том, что муж не шляется где попало, а занят делом, пусть и не на виду, а где-то в подполье. Так даже интереснее, и больше похоже на Ваню, он же никогда не рвется вперед, он не такой...
   И так даже опаснее, вдруг подумала Наташа и перестала улыбаться. Гораздо опаснее идти в подполье, потому что те, кто кричит и митингует на улицах, не подвергаются никакому риску, а подполье занимается делом, реальным делом, значит - лезет под пули...
   - Ой! - воскликнула она. - Какой ужас!
   - Что такое еще?
   - А вы знаете вообще, что происходит? Я сейчас как слепой котенок... Мы с вами и лично я можем сделать что-нибудь для общей пользы?
   Тетя Галя притянула ее к себе и поцеловала ее голову:
   - Умница моя! Именно об этом мы говорили перед твоим приходом. Вот, Айше как раз собиралась поделиться со мной последними новостями.
   Айше махнула рукой:
   - Какие там новости! Слухи только. А уличные разговоры и слушать не хочется, сказки какие-то сочиняют. Я сегодня была в другом месте, у знакомых, спрашивала про Паню. Это на посту ГАИ, возле кариновского колхоза.
   - Кариновского колхоза? - встрепенулась Наташа. - Может, они и про Ванюшу что-то знают!
   - Они и про Паню-то ничего не знают. У них там с самого утра обсуждение новой легенды. Горстка местных жителей решила выступить против банды. Они успели угнать из гарнизона арсенал, спасли целую кучу заложников, полностью уничтожили банду, убили Ильдара Мусаева. Конечно, это фантастика, такого не могло быть, они всего лишь преувеличивают реальные события. Я так и предполагала! Ведь весь город запугать невозможно. Нашлись все-таки смелые люди! Есть кому защищать нас!
   Наташа обрадовалась:
   - Значит, банда уничтожена? На нас уже не нападут?
   - Ох, - вздохнула Айше. - Если бы так! Сюда идет еще одна банда. Ее ведет старший брат Ильдара, Энвер. Говорят, он еще страшнее Ильдара. Поэтому надо готовиться к нападению. Боюсь, это неизбежно. Никто так и не сказал мне, где Паня Глечик, и мой отец пропал, и Расул.
   - Что же теперь делать? - огорчилась Наташа.
   - Ждать, - усмехнулась Айше. - Они там, на посту, все время гадали, настоящий то был "хаммер" или переделанный из чего-то дешевенького...
   - "Хаммер"? - заинтересовалась Наташа. - Здесь, в Кариновке, есть "хаммер"?
   - А ты знаешь, что это такое?
   - Да, это машина. Внедорожник военного образца, практически вездеход. Он стОит бешеных денег. Даже мой папа не мог его себе позволить, хотя у него была такая мысль... А при чем здесь "хаммер"? В Кариновке я не видела такой машины, она бросалась бы в глаза!
   - Да просто один из их героев водит именно "хаммер". По их словам.
   Наташа возразила:
   - Вряд ли. У кого есть такие деньги? Это они придумали.
   Они выпили еще чаю, сделали несколько предположений, где еще следовало поискать Глечика и Ваню Майорова, и разошлись. Разговор с единомышленницами вернул Наташу в обычное состояние духа, бодрое и спокойное, без нервозности и напряжения. Теперь уже она сама удивлялась, каким образом позволила себе рассопливиться и едва не поставила под сомнение моральный облик мужа и их доверие друг к другу.
   Как такое вообще могло прийти ей в голову?
   Дома она обошла все комнатки, на кухне раскрыла занавесочки. На этой территории живет любовь. Никто не смеет покушаться на нее. Каждый предмет здесь сделан с любовью, за ними с любовью ухаживают. Эти предметы простые, не как в особняке Царенко, но они буквально излучают любовь, и Наташа с содроганием отгоняла мысль, что всего лишь полгода назад ничего этого не было и могло не быть.
   Потерять это она не боялась - жалко было бы, конечно, но в любом случае это можно вернуть, возродить, воссоздать. Если есть любовь, то никаких преград нет и быть не может. Наташа проверила количество продуктов, посчитала, хватит ли этого до конца месяца, и начала готовить щи. Кто же еще позаботится о Ване, кроме нее? Когда он освободится от своих серьезных мужских дел и придет домой, он должен застать здесь все как было: любовь и внимание.
   Вдруг мимо окна проехал знакомый автомобиль. Наташа нахмурилась от плохого предчувствия. Появление матери здесь в такое время могло означать только какие-нибудь неприятности.
   К тому же, разве они не уехали все в санаторий, лечиться?
   Так или иначе, от этого посещения ничего хорошего ждать не приходилось, по мнению Наташи. Она в окошко следила за тем, как госпожа Царенко вышла из машины и направилась к дому. Она предпринимала усилия, чтобы выглядеть величественно и неприкосновенно, это Наташа видела и морщилась, потому что все равно матери не удавалось сохранить вид королевы. Слишком уж опасно было тут! В этом месте и раньше каждый камешек подспудно угрожал власть имущим, а теперь и того хуже.
   Поэтому госпожа Царенко воровато озиралась и суетливо перебегала по дорожке к крыльцу, спотыкаясь своими ножками в узких туфельках на высоких каблуках.
   Наташа усмехнулась: она сама, как и ее соседи, с достоинством ходила по улицам пешком, а достоинства госпожи Царенко хватало лишь на светские мероприятия.
   Дверь была не заперта и даже приоткрыта. Наташа намеренно не стала выходить навстречу матери. Пусть заглянет в комнаты, увидит, что дочь не пропала без их проклятой власти и без их проклятых денег, а наоборот, живет и процветает.
   Так и произошло, Наташа очень хорошо знала свою любопытную маму, которая воспользовалась случаем и проверила все комнатки. Если бы там было запустение и одиночество, то был бы шанс вернуть блудную дочь в семью.
   А блудная дочь в это время поставила на плиту чайник, а на столе расставила тарелочки с вареньем из разных ягод, которое они с Ваней варили вместе, и свежие фрукты, которые Ваня приносил из колхоза. Это было не столь изысканное угощение для аристократки Царенко, но ведь нельзя встретить маму совсем без угощения. Все-таки это мама, и все-таки она навестила дочку в такой многозначительный момент.
   - Ты тут? Привет, дорогая, - слегка запыхавшись, прощебетала госпожа Царенко, когда добралась, наконец, до кухни. - Фу, как жарко.
   - Здравствуй, мама. Окна все открыты. Это на улице жарко, а тут - нормально. Даже бывают сквозняки. Какой сюрприз, я слышала, что вы все уехали.
   - Боже мой, как я устала! В городе такое творится! Просто ужас!
   Наташа указала на стул:
   - Присаживайся, пожалуйста, отдохни. Тебя накормить? У меня есть первое, второе и третье...
   - Нет, я на диете... Дорогая, ты ничуть не изменилась, по-прежнему можешь язвительно шутить... Ты же знаешь, я принимаю не просто пищу, а... Впрочем, неважно. У меня мало времени.
   Она села на стул и немного помолчала, оглядываясь и прислушиваясь. Она уже не способна была оценить уют это скромного домашнего очага, но видела спокойное, даже весьма довольное, и отнюдь не бледное, не измученное лицо дочери и сама испытывала раздраженное недоумение: разве в нищете можно быть довольным, спокойным, не бледным, не измученным?
   Объективно это была, конечно, далеко не нищета, но госпожа Царенко называла нищетой все то, что располагалось за пределами улицы Звездной.
   - Ты одна? - спросила госпожа Царенко.
   - Да. Муж на работе.
   - Какая может быть работа сейчас?!
   Наташа пожала плечами:
   - Я завтра тоже пойду на работу. Обстановка тяжелая, но кушать люди все равно хотят. Что же, из-за отморозков Мусаевых перестать печь хлеб и выращивать его?!
   Она намерена была продолжить, но тут лицо госпожи Царенко выразило презрительное утомление. Наташа умолкла и вздохнула. После ее ухода из дома ничего не изменилось, они все так же по-разному смотрят на жизнь.
   - Мы действительно успели уехать до того, как началась вся эта кутерьма, - сказала госпожа Царенко. - Мы поселились на нашей даче в Лазаревском.
   - Ничего себе, - холодно отозвалась Наташа. - Далеко же вы успели убежать!
   - А где еще, по-твоему, можно было спрятаться от журналистов? Сначала мы остановились у Миши Царенко, твоего дяди, но там нас быстро вычислили в буквально взяли в осаду. Мы шагу не могли ступить! Какой ужас!
   - О да.
   - А про дачу в Лазаревском никто пока не знает, отец приобрел ее всего месяц назад, она даже не отделана. Но жить в ней можно. Дочки, правда, стонут, им не нравится, что все не так, как было у нас дома. Капризницы! Как будто сами не понимают! Ведь когда ситуация успокоится, мы вернемся в свою колею...
   - Правда?
   - Иначе и быть не может.
   Наташа отвернулась, так ей стало противно от непоколебимой уверенности матери в собственной незаменимости. Она спросила:
   - Зачем вы тогда вернулись сюда, раз там безопасно?
   Госпожа Царенко понизила голос:
   - Твоему отцу позвонил кто-то, кого я не знаю. Но отец весь позеленел от этого звонка. Откуда этому человеку стало известно, где мы? Откуда ему известен номер телефона? Я как посмотрела на твоего отца - и побоялась даже спрашивать. Но я потом подслушала разговор с Анечкиным мужем и кое-что поняла.
   - Да? - равнодушно сказала Наташа.
   Она уже стала уставать от этой бестолковости. Мама насмотрелась всяких иностранных фильмов и теперь воображала себя героиней свалившихся на их голову приключений.
   - Это был Энвер Мусаев, - жутким голосом сообщила госпожа Царенко.
   - Да? - заинтересовалась Наташа. - Выходит, он знаком с папой?
   - Выходит, что да. Больше того! Он чем-то папу шантажировал! Он чем-то пригрозил папе! Так что папа даже вернулся сюда с Анечкиным мужем! Я, конечно, сомневаюсь, что они смогут что-нибудь уладить. Им предложили обменять компромат на какого-то Хаммера. В общем-то, это их дело, я не вмешиваюсь. Я просто решила приехать к тебе и забрать тебя с собой.
   Наташа ошеломленно на нее уставилась и уронила ложку в кастрюлю, в которой помешивала бульон для щей. От удивления она даже не сразу сообразила, что ответить, а госпожа Царенко между тем, убежденная в своем благородстве, продолжала:
   - Отцу я пока не говорила об этом решении, но в глубине души я уверена - он нас встретит с распростертыми объятиями. Он же не зверь, в конце концов! Он и сам, наверное, прислал бы за тобой машину, но не успел.
   - Мама, - остановила ее Наташа. - Ты всерьез думаешь, что я могу уехать?
   - Конечно! Используй этот шанс! Твоя жизнь вся изменится!
   - При этом, - добавила Наташа, - ты ни слова не упомянула о моем муже.
   Ровный голос дочери как будто заставил госпожу Царенко споткнуться.
   - Дорогая, - искренне расстроилась она. - Я еще могу заступать перед отцом за тебя, так как тебя он может быть готов простить и принять... но садовник... это, знаешь ли...
   - Меня не за что прощать, - отчеканила Наташа. - Я перед папой ни в чем не провинилась. Это он хотел продать меня подороже.
   - Дорогая!
   Госпожа Царенко была шокирована.
   - И потом, мама, с чего ты взяла, что я собираюсь уехать отсюда?
   - Но вам грозит нападение! Насилие! Грабеж! Все хотят убежать! - восклицала госпожа Царенко, порываясь встать с места.
   - Никто не бросит город на разграбление, - жестко сказала Наташа. - Это только VIP-товарищи спасают свои драгоценные шкуры, как мой папа. Но не надо считать, что все люди такие. Ты видела народ на улицах? Каждый из них готов лечь мертвым, но не допустить сюда бандитов. Кто, вообще-то, сказал тебе, мама, что город будет взят?
   - Сюда идет целая армия! - верещала госпожа Царенко. - А здесь на улицах - всего лишь толпа! У вас даже оружия нет! О какой защите ты говоришь?
   - Тебя это никоим образом не касается, - ответила Наташа. - Неужели трусливым людям все остальные тоже кажутся трусами, а предателям...
   Госпожа Царенко взвизгнула от этого страшного слова и зашептала:
   - Слушай, бери с собой и своего садовника. Я заступлюсь за вас перед отцом. Ты сама поймешь потом, что я права!
   - В чем это ты права?
   - Собирайся быстрее, и поехали отсюда! Где сейчас работает твой садовник? Мы заедем за ним, так уж и быть... Только быстрее, пока еще есть возможность выбраться из города.
   Наташа покачала головой и ответила:
   - Мама, ты совсем ничего не соображаешь, что ли? Даже если мы его сейчас найдем, он просто плюнет нам в лицо после твоего предложения! Он занят как раз обороной города, как и все жители! Больше того, он ведь еще и воевал, у него есть полезный опыт!
   - Дорогая, это невозможно. Вам ни в коем случае нельзя возражать Мусаеву. Он гораздо сильнее! От сопротивления он только придет в ярость и сотрет город с лица земли! А если город выполнит его условия...
   Наташа вдруг надменно вскинула голову и заявила:
   - А вот мой муж не сделал ничего такого, чем его можно было бы шантажировать. Знаешь, сейчас я почувствовала, что это повод для гордости. Раньше я просто считала это естественным, в порядке вещей.
   Госпожа Царенко снова споткнулась и опустилась на стул. Ее глаза стали жалобными:
   - Ну в кого ты уродилась такая дура? Бросай всё и бежим отсюда! Ты такая юная и красивая, тебе надо покорять столицы, а ты осела в этой норе и делаешь вид, что счастлива! Тебе пора начинать свою жизнь. Ты же принцесса! Ты же всех за пояс заткнешь, если захочешь! Я не верю, что ты не хочешь!
   Внезапно Наташа замерла и остановившимся взглядом посмотрела на мать.
   - Кого, ты сказала, Мусаев требует выдать ему в обмен на компромат? - спросила она.
   Госпожа Царенко была в недоумении:
   - Хаммера... Это фамилия? В общем, кто-то, Хаммер, убил младшего брата Мусаева, это достоверно известно. И еще он - один из главарей сопротивления. Кровный враг! А что?
   - Хаммер... - пробормотала Наташа.
   Наверняка имелся в виду парень на "хаммере". Значит, "хаммер" существовал и существует в действительности. Храбрый парень этот владелец "хаммера"! Наташа мимолетно улыбнулась и вдруг снова замерла, вспомнив последний разговор Вани у Глечиков. Павел тогда спросил, как ей показалось, с иронией: "А "хаммер" тебе не нужен, Майоров?" Ваня ответил, что без него как без рук, точнее - без ног. Этот ответ тоже прозвучал как-то издевательски. А потом Глечик сказал, что документы готовы, "хаммер" легализован, можно его забирать.
   Наташа побледнела до корней волос.
   Выходит, это была не шутка?!
   Через мгновение ужас превратился в стойкую целеустремленность. Она забыла о присутствии матери, вскрикнула и бросилась вон из дома. В голове у нее будто рассеялся туман, а все события и действующие лица озарились ярким светом. Так и должно было быть! Нужно быть дурой, чтобы не догадаться об этом раньше. Разумеется, Ваня на главарь сопротивления, но один из его активистов - это точно. Вместе с Глечиком.
   Буже милосердный, он же убил Мусаева-младшего.
   Наташа приостановилась и глубоко вздохнула. Ваня опять открывался перед ней с новой стороны. Теперь она видела в нем отчетливо ту силу, которая проглядывала иногда, а в условиях войны поставила его в первые ряды защитников города. Причем весьма деятельных защитников: они не стали срывать голос на митингах, а сразу вступили в бой, перехватили оружие и заложников, уничтожили Ильдара Мусаева.
   Ай да Иван Майоров!
   Скорее, скорее. Успеть бы найти его в этом аду раньше, чем это сделают те, кого отец купит или уже купил. И даже если отец узнает, что "хаммером" владеет Ваня... Наташа вздохнула. Отец вполне может испытать особое удовольствие, избавляясь таким образом от неугодного зятя.
   Наташа на минуту представила себе, что будет с ней без Вани, и у нее от страха чуть не закружилась голова.
   Она на бегу здоровалась с множеством знакомых, но не останавливалась поговорить, она даже не прислушивалась к обращенным к ней словам, вопросам. Зато она сама подбегала к любым группам людей в зеленом или сером камуфляже и спрашивала:
   - "Хаммер"! Где он?
   Эти требования вызывали у военных и милиционеров самую разную реакцию - от противных ухмылочек до подробнейших объяснений. Увы, Наташа не могла добраться туда, застряв на грандиозном митинге и снова находясь на грани слез. Ее не воспринимали серьезно, отсылали домой, чтобы с ней ничего не случилось, а "хаммер"... Нечего, мол, его искать. Это мифический персонаж, его и нет совсем, "хаммера"-то.
   - Идиоты, - бормотала озлобленная Наташа. - Конспираторы несчастные! Никто не защитит Ваньку моего! Он для них всего лишь товарищ! Боже мой, только бы успеть!
   Она ожесточенно толкалась в толпе, продираясь к трибуне, где она видела каких-то начальников в форме. Уж они-то должны сказать ей, куда услали ее мужа! Кроме того, ей показалось там мелькание знакомого лица. Глечик, что ли? Что он здесь делает? Впрочем, какая разница. Они все здесь смешались, самые мирные люди вдруг стали бойцами.
   Но когда она прошла уже больше половины пути, на трибуне приготовились говорить и попросили внимания. Толпа сама собой притихла и перестала двигаться, в ожидании кратких и понятных всем объяснений.
   Наташа уже успела заметить, что трибуна - это всего лишь открытый внедорожник, похожий на УАЗ, и оратор просто встал ногами на сиденье. Ведь митинг возник стихийно, и народ для начала нужно было урезонить.
   - Я прошу жителей Кариновки сохранять спокойствие! - громко произнес в рупор человек с трибуны. - Прежде всего - не надо паники и самодеятельности. Это очень опасно. Уезжать из города я вам сейчас не рекомендую, потому что мы не можем предоставить каждому надежную охрану. Но если вы все-таки решитесь ехать, то езжайте в сторону станицы Тихомирская, там по крайней мере выставлены посты. Ни в коем случае не сворачивайте на проселочные дороги, и вообще не двигайтесь в сторону границ! Лучше тогда останьтесь в городе.
   Толпа зашелестела, но снова умолкла, когда он продолжил:
   - В районе у нас сложилась чрезвычайная обстановка. Администрация города и района не предпринимают никаких мер по защите города, поэтому мы создали временный совет. Он расположен в здании ГАИ, которое находится на улице Виноградной, перед колхозом Кариновский. Со всеми вопросами и сообщениями обращайтесь туда. И главное, повторяю еще раз: сохраняйте спокойствие, друзья мои дорогие, не впадайте в панику, и я вам обещаю, что никто не пострадает.
   После этого к человеку пробрался Расул Алиев и сообщил что-то очень важное, так что человек показал успокаивающий жест толпе и слез с машины. У них явно было поступление новостей с фронта. Наташа сразу опомнилась, зашевелилась и устремилась туда. При этом она почувствовала, как изменилось настроение толпы, изменилось в лучшую сторону. Теперь никто не хотел брать власть в свои руки, никто не собирался поднимать бунт. Несколько удачных слов от тех, кто взял всю ответственность на себя, направили людей в нужное русло.
   Прежде всего, у города есть враг: Энвер Мусаев и его банда. Говорильней и кулаками с этим врагом справиться не получится. Необходима правильная организация горожан, которую уже проводили Глечик, Ачуев, Алиевы и другие, способные к этой организации. Народ объединялся в добровольческие отряды: либо коллеги по работе - тогда они именовали себя по своему учреждению, либо соседи, жившие на одной улице, и тогда они назывались по названию улицы. Ребята из Кариновского поста ГАИ прекратили хаос стихийных митингов, умерили воинственный пыл одних отрядов, а другим дали задания по патрулированию и соблюдению порядка в городе.
   Принятые временным советом меры тут же изменили атмосферу в Кариновке. Шум и суматоха сами собой перешли в напряженность глухой силы, в ожидание, в мобилизацию всех ресурсов на борьбу, в готовность к победе и никак иначе.
   К работе были привлечены не только военные или бывшие военные. Инженеры, водители, врачи - любой мог оказаться полезен в чрезвычайной ситуации. Бизнесмены, как ни странно, в большинстве своем остались в городе, вывезя лишь членов своих семей, и обещали помочь деньгами, и, как ни странно, помогали. Ребята из Жилы, знавшие окрестности на ощупь и умевшие буквально передвигаться по тропинкам и оврагам с закрытыми глазами, сами, по собственной инициативе, организовали разведку и незамедлительно докладывали результаты своему непосредственному начальнику - Нурали, а он уже советовался с Человеком с трибуны, с другими военными, с штабом.
   В момент опасности Кариновка стала как единый организм с замечательным инстинктом самосохранения, это придавало всем силы и стойкости.
   Человек с трибуны уже собрался уезжать на пост, когда к нему подбежала взъерошенная Наташа и сразу потребовала себе "хаммер".
   Все заулыбались.
   - Вы ничего не понимаете! - обиделась она. - Там мой муж! Ваня Майоров!
   Улыбки изменили выражение.
   - Садитесь, - кивнул на свою "трибуну" начальник штаба. - Я не знаю точно, где "хаммер", но надеюсь, что на посту. Там он бывает чаще всего.
   Наташа просияла и села в машину.
   Но до штаба она не доехала, потому что увидела "хаммер" издалека на площади, возле фонтана. Необычайный автомобиль бросался в глаза, а силуэт водителя заставил ее сердце стучать с удвоенной силой. Она закричала, выскочила из машины, напугав своих спутников, и бросилась наперерез, прямо под колеса "хаммера".
   - Ванька! Иван! Майоров! Стой!
   Он резко затормозил, машину даже чуть-чуть занесло, и побледнел от страха. Но Наташа не пострадала. Наоборот, она очень обрадовалась долгожданной встрече и ловко карабкалась к Ване, как котенок на колени.
   Из "трибуны" увидели, что "хаммер" найден, и уехали в штаб. Но при этом каждый из них про себя решил выкроить минуточку и навестить свою семью. Наташа напомнила им о близких людях, оставшихся дома и ожидавших.
   - Наташа, Наташенька, я так и знал! - воскликнул Ваня. - Ну, что ты здесь делаешь? Зачем вышла на улицу?
   - Думаешь, дома сидеть безопаснее?
   Она стояла на подножке и держалась за боковое зеркало обеими руками, поэтому не могла обнять Ваню за шею и поцеловать, хотя ее глаза блестели, а губы улыбались.
   Он смотрел на нее с нежностью, от которой она слабела и таяла.
   - На улицы вышли не только патриоты, - напомнил он, - но и мародеры. Не хуже, чем банда Мусаева.
   Наташа пропустила мимо ушей это предупреждение. От радости видеть Ваню она чуть не забыла, зачем искала его.
   - Знаешь что? - сказал он. - Ты и дома одна не будь. Иди лучше к тете Гале Глечик. А еще лучше - к Айше Алиевой. Там тебя точно никто не тронет.
   - Айше Алиевой сейчас нет дома, и я не знаю точно, где она.
   - Как это?
   - Она ищет своего Паню.
   Ваня засмеялся:
   - Вы обе - безобразницы! Зачем ей искать Паню?
   - Затем, что она его любит и не хочет потерять.
   Он не нашел, что на это ответить.
   - Слушай меня внимательно, - серьезно сказала Наташа. - Мой отец вернулся сюда. Мама - вместе с ним. Она хотела забрать меня из города и разболтала о папиных планах. У Мусаева есть на папу какой-то компромат. Как я поняла, за этот компромат Мусаев требует сдать Кариновку и выдать лично ему убийцу младшего брата.
   - Не слишком ли дорого он продает этот компромат?
   - Компромат для моего отца - это такая вещь, за которую и пол-России отдать не жалко.
   - Кариновка больше не подчиняется твоему отцу.
   - Зато он может еще купить кое-кого за деньги. Будь осторожен, Ваня, особенно с теми, кого не знаешь. Я очень боюсь за тебя.
   - Не понял, а при чем здесь я?
   Она нахмурилась:
   - Не увиливай от меня, Иван Майоров! Ты меня за дуру принимаешь? Ильдар Мусаев убит неким парнем на "хаммере". В Кариновке есть еще один "хаммер"? А у папы к тебе еще старые счеты остались.
   Ваня опустил голову.
   - У тебя есть чем меня успокоить? - после минутного молчания тихо спросила Наташа.
   - Да, - ответил он. - Не переживай из-за этого. Со мной ничего не случится. Меня не так просто схватить, тем более что сейчас я постоянно среди людей и занимаюсь делом.
   - У них оружие.
   - У меня тоже, - улыбнулся он. - И у Шута когда-то было много оружия, но это его не спасло. Ради Бога, Наташа, солнышко, пожалей меня и иди к тете Гале Глечик или к Алиевым. Я с ума сойду, если ты этого не сделаешь.
   - А ты? - настаивала она.
   - Обещаю, что буду помнить о твоем предупреждении.
   - Поклянись.
   - Слово чести.
   Этим Наташа удовлетворилась. Ей все-таки удалось дотянуться и поцеловать Ваню, после чего она спустилась на землю и отпустила "хаммер".
   И украдкой перекрестила его, совсем как тетя Галя Глечик.
  
   Ваня был взволнован этой встречей, но это было хорошее волнение, поэтому он и не старался успокоиться. Оно не могло ему помешать, да и постепенно проходило по мере приближения к командному пункту. В штаб он вошел бодренький, словно не было бессонных ночей, и вместо бледности на щеках играл яркий румянец, а глаза блестели.
   Такой праздничный вид удивил Глечика, который изучал почти бесполезную карту района. Она уже давно устарела, и с каждым годом местность менялась все больше.
   - Что случилось? - спросил Глечик. - Хорошие новости?
   - Да. Я поговорил с Наташей.
   Глечик улыбнулся.
   - А здесь что? - спросил Ваня. - Я ничего не пропустил?
   - Ничего существенного. Ждем Начальника, без него нет смысла начинать совещание. Присаживайся пока. Устал же, наверное.
   - Очень устал. Но надеюсь на то, что эта ерунда скоро закончится, и тогда уж отдохну как следует. Не может быть, чтобы у нас развернулись такие же масштабные действия, как в Дагестане. Ведь Дагестан для них - стратегическая территория, для оккупации, а Кариновка - всего лишь отдельный рейд за оружием и заложниками.
   Глечик задумчиво покачал головой:
   - Не скажи. Есть данные, что Дагестан им не по зубам. Народ их не принял и воюет с ними, прогоняет со своей земли. Это означает, что они в большой луже. Чтобы диктовать Москве условия, Мусаевы нуждаются в чем-то вроде Буденновска...
   Ваня побледнел.
   - И Кариновка в этом смысле весьма удобна, - закончил свою мысль Глечик.
   - Но мы же этого не допустим, правда? - сказал Ваня.
   - Мы сделаем все возможное.
   Они оба прислушались - им показалось, что раздались шаги в коридоре. Нет, пока все было тихо. Оба вздохнули.
   Здание было не очень большое, тесное для такого назначения, но никто не жаловался. Некоторые вопросы решались не внутри, а снаружи, возле крыльца и на парковке. А сюда, в кабинеты, люди приходили только на совещания.
   Внутри помещения и вокруг него царила атмосфера деловитости и сосредоточенности. Сохранялся строгий порядок и сама собой установилась такая же строгая дисциплина. Никто этим не возмущался, поскольку все понимали: от этого во многом зависит теперь их жизнь.
   При звуке шагов Глечик и Ваня одновременно подняли голову. На сей раз это действительно был штаб. Они вошли в кабинетик и нисколько не удивились присутствию здесь Глечика и Майорова. Они успели зарекомендовать себя как профессионалы и заслужили уважение всех защитников города.
   - Майоров, вы здесь уже? - удивился Человек с трибуны. - По-моему, вас искала жена.
   Ваня безудержно покраснел и опустил глаза, чувствуя себя мальчишкой среди мужчин. Но заострять момент не стали и сразу перешли к обсуждению дел.
   - Мы доложили о нашей ситуации в Ставрополь и Москву, - сообщил Человек с трибуны. - Ответ скоро будет. Лично я надеюсь, что наши властители получат по заслугам. Особенно Царенко. Знаете, мне не верили. В его бегство, я имею в виду. Политикам, как мне показалось, трудно поверить в политическое самоубийство столь видного товарища. А бегство - так они и выразились - самое настоящее политическое самоубийство.
   - Он вернулся в Кариновку, - отозвался Ваня.
   - Да, он и начальник Доброфёдоровского гарнизона, его зять. Но его поведение говорит о полной деградации. Он не сказал ни слова по поводу происходящего, не сделал никакого официального заявления, не предложил путей выхода из кризиса. Он не сделал вообще ничего, чтобы вернуть власть в свои руки, взять ситуацию под контроль. Что касается меня, то я порадовался бы сильному и умному руководителю. Увы, он не такой. Иначе мы не допустили бы такого безобразия. По-моему, его ждет тюрьма.
   - Главное, чтобы мирным жителям ничто не угрожало, - сказал Глечик.
   - Мы сделаем все возможное, - ответил Человек с трибуны. - Кстати, несколько замечательных идей по созданию обороны нам подал агроном колхоза "Кариновский", Лютиков. У него очень интересный взгляд на сложившееся положение, он как будто рожден для этого... Председатель колхоза разрешил нам вырубить для засады часть виноградника. Бодрый товарищ, очень активный, везде успевает.
   Ваня зарумянился от гордости.
   - Я верю в наших людей, - сказал Человек с трибуны. - Слава Богу, и они сами в себя верят. Где Нурали Алиевич?
   Как будто в ответ на этот вопрос открылась дверь, и вошел бледный Нурали. Вид у него снова был взволнованный. Он принес очередную порцию новостей.
   Его выслушивали не перебивая, тем более что он говорил кратко и точно.
   К Кариновке приближалась небольшая армия Энвера Мусаева - иначе он не мог назвать гигантский отряд под руководством среднего брата, у которого в глазах было красно от обиды за Ильдара. Нурали серьезно посмотрел при этом на Ваню. Тот покачал головой и пожал плечами, и оба обошлись без слов.
   Штаб обратил внимание на эту пантомиму, но тоже промолчал. В общем-то, это было личное дело Ивана Майорова и Энвера Мусаева. Так получилось. А обсуждать они собрались не личные дела, а одно общее - оборону Кариновки.
   - Большой, говорите, отряд? - переспросил Человек с трибуны.
   - Три больших отряда и остатки группы Ильдара. Теперь у них есть транспорт и много оружия. Им нужен арсенал, заложники и личный враг Энвера. Они не отступят сами ни при каких обстоятельствах, их можно только остановить.
   - Остановим.
   - Они продвигаются быстро и могут появиться здесь с минуты на минуту.
   - Откуда идут?
   - Из Доброфёдоровки. Скорее всего, напрямую к Кариновке.
   Двое тут же повернулись к двери и вышли. Их никто не останавливал - они шли в колхоз, готовиться к встрече непрошенных гостей. Ваня Майоров тоже двинулся было вслед за ними, потому что считал себя частью колхоза и хотел проявить некий патриотизм, помочь именно своему колхозу, тем более что на него обрушится первый удар нападающих.
   - Нурали Алиевич, а вы уверены, что они идут напрямую? - спросил Человек с трибуны. - Это не хитрость, чтобы отвлечь нас, а самим напасть с другой стороны?
   Нурали Алиевич подумал, потирая подбородок, потом покачал головой и сказал:
   - Вряд ли. Судя по их поведению, они не ждут особого сопротивления, не верят вообще в организованное сопротивление.
   - А арсенал?
   Нурали поморщился:
   - Горстка активистов не внушит им опасений. Энвер посчитает и уже считает это досадной случайностью. Вообще, и те, кто напал на Доброфёдоровку, и банды Мусаевых настолько уверены в своей силе и непобедимости, что мысли о сопротивлении даже не приходят им в голову. Впереди них идет их слава, слава их жестокости, слава их поступков. Эта слава парализует слабых. К счастью, в Кариновке живут не слабые люди.
   Он помолчал, опустив голову, но все-таки добавил:
   - А еще Мусаевы думают, что их поддержит Жила.
   Больше по этому поводу не было сказано ни единого слова, но лица у всех присутствующих посветлели. Мусаевы плохо знали Жилу! Ей не нужна вражда. Как и Селянке, и Кариновке в целом. Иначе они не объединились бы перед лицом опасности.
   - Хорошо, допустим, - согласился Человек с трибуны. - Но если он все же поймет, что сопротивление будет, то, видимо, решит применить свои военные таланты.
   - Разумеется. Тогда начнется поединок. Нешуточный поединок.
   Человек с трибуны нахмурился:
   - Впрочем, зачем забегать вперед... Все равно кариновский колхоз у них на пути, самое уязвимое место, и им это наверняка известно.
   - Я пойду туда, - заявил Ваня.
   Но не успел он дошагать до двери, как Нурали сказал:
   - И еще одна плохая новость: у Энвера все-таки есть проводник, который знает, где тайник.
   Ваня сразу остановился.
   - Этого следовало ожидать, - вздохнул Человек с трибуны. - Такой кусок упускать нельзя, с ним действительно можно диктовать условия кому угодно. Ваши предложения, Нурали Алиевич?
   - Понадобятся люди.
   - Неужели не найдем?
   Ваня вернулся к столу и принялся слушать. Из-за Шута этот тайник касался его гораздо больше, чем колхоз "Кариновский", за который можно было не беспокоиться - там уже находилось много способных ребят, они не дадут Мусаеву добраться до Кариновки. А вот тайник - это разговор отдельный и имеет для Вани особое значение. Он не может от этого уйти.
   Похоже, ему придется снова вмешиваться в планы Шута и нарушать их, хотя сам Шут уже давно лежит в могиле.
   Почему могила не останавливает Шута?
   К тому же, обстоятельства всегда складывались так, что без Ваниного участия с грозным старичком никто не мог справиться.
   Об этом никто не знал. Даже Глечик только догадывался, что Ваня и Шут - это нечто глубоко личное, куда заглядывать не рекомендуется.
   Так или иначе, тайник решено было вывезти и поспешить с этим, чтобы успеть раньше Энвера. Нурали предположил, что это возможно осуществить, потому что из Кариновки до тайника ближе, чем от Доброфёдоровки, только надо поторопиться. Для Мусаева это очень важно, ради тайника он может даже пожертвовать своими лучшими людьми. Настолько важно, что он, пожалуй, разорит всю Кариновку, пока не найдет содержимое тайника, если горожане опустошат его и перевезут сюда. Военные, которые понимали ценность спрятанных в тайнике боеприпасов, не нуждались в дополнительных аргументах, чтобы идти к тайнику.
   Вопрос был серьезный. В такой рейд нельзя было посылать людей несведущих, они могут все испортить и провалить задание. А из профессионалов каждый человек был на вес золота. В конце концов, "разбавили" отряд ребятами из Жилы.
   По словам Нурали, к тайнику вели две дороги. Одну из них знают многие, и некоторые даже пользуются ею. Она ведет в направлении заброшенного селения, которое раньше называлось Сардалы. Тайник находился неподалеку от этого селения. В штабе все слышали об этом месте, но никто не знал, где это, и уж точно никто там не бывал.
   Нурали сообщил, что эта дорога заброшена давно, но вполне проходима и даже проезжаема. Скорее всего, именно по ней двинутся люди Энвера Мусаева. И по ней же нужно отправить вооруженную группу на грузовике. Это должны быть сильные и смелые бойцы, которые не побоятся засады, перестрелки и рукопашного боя, поскольку все это весьма возможно за пределами города и наверняка случится. Человек с трибуны ласково улыбнулся при этих словах, ведь в тот момент абсолютно все в городе подходили под эту характеристику. Но он хорошо понял, кого имел в виду Нурали Алиевич.
   - Это будет похоже на погоню, - сказал Человек с трибуны. - Мы не имеем права так рисковать.
   - Я знаю, - ответил Нурали. - Есть еще одна дорога в Сардалы. Она короче, но гораздо хуже. По ней можно пройти пешком или проехать верхом, но не на машине.
   Человек с трибуны тут же подхватил его мысль, и у него заблестели глаза:
   - Вы предлагаете послать вторую группу?
   - Да, конечно.
   - Насколько вы знаете обе дороги?
   - Я объясню Расулу.
   За Расулом Алиевым тут же послали. К счастью, он находился в этом же здании и не заставил себя упрашивать. Их разговор с Нурали производил такое впечатление, как будто они говорили на каком-то неизвестном языке, хотя говорили они по-русски. Просто в объяснениях Нурали было столько аварских названий и имен, что остальные даже не пытались запомнить это.
   Вопросы мог вызвать лишь сам факт, откуда Нурали и Расулу это известно и почему они так хорошо ориентируются в давно заброшенных селениях.
   Но никто им эти вопросы задавать не собирался.
   Ведь они защищают Кариновку, это само по себе доказывает их добропорядочность и законопослушность.
   - Верховые лошади? - спросил Нурали.
   - Табун есть в колхозе "Единство", - сказал Ваня. - Но я не знаю, как с ними связаться. Лошади, конечно, не совсем верховые, но, я думаю, для этого рейда подойдут.
   - Не волнуйтесь, Майоров, - отозвался Человек с трибуны. - Всадники у нас тоже не совсем профессиональные, поэтому не заметят разницу между колхозной работягой и чистокровным скакуном.
   Глечик уже пролистал телефонный справочник Кариновского района и набирал номер колхоза "Единство".
   - Алло, - сказал он. - "Единство"? Прекрасно. А кто у телефона? Васильев Дмит...
   Неожиданно Человек с трибуны сделал шаг, отобрал у Глечика трубку и заговорил сам:
   - Митя, дружище, здравствуй! Это Абашев тебя беспокоит... Ты что делаешь там, где ваш председатель? Сбежал... Понятно. Так это ты теперь командуешь? Вот замечательно! У меня к тебе просьба. Нам срочно нужны лошади. На какую колбасу, ты что, спятил? Мы повезем на них груз. Небольшой. Верхами, какие телеги? Если бы можно было на телегах, мы лучше на машинах бы рванули... Поможешь нам? Без вопросов? Ты настоящий друг.
   Расул Алиев без промедления отправился туда, вместе со своей группой, чтобы сразу оттуда ехать к тайнику. А в штабе состоялось совещание и формирование основной группы, которая поедет по основной дороге, отвлекать Энвера Мусаева и, если случится столкновение, принимать бой.
   В общем-то, это совещание не заняло много времени, тем более что ядро группы было определено заранее и не вызывало сомнений, это решилось само собой, когда все заметили взгляды Глечика, Вани Майорова и Нурали Алиева, обращенные друг к другу.
   Они-то точно не сомневались в том, что в рейд отправятся именно они, и никак иначе.
   Абашев забеспокоился:
   - Так, минуточку! Я все понял. Вы что, хотите нас обескровить?
   Все трое одновременно улыбнулись.
   Абашев не мог в тот момент повлиять на них, на их общее решение, принятое в одно мгновение и без единого слова. Поэтому только махнул рукой и перешел к обсуждению следующего вопроса, и Глечик, Ваня и Нурали вышли на улицу. По пути они прихватили с собой Ачуева, паренька, который помог им в лагере "Зарница", и еще несколько человек, готовых к настоящему риску. При этом те видели, что в какой-то рейд отправляются Глечик и Майоров, а это само по себе обозначало опасность. Поэтому к ним присоединились только те, кто близко знал Глечика и Ачуева, и Глечик с Ачуевым им доверяли.
   А на крыльце их ждал еще один сюрприз. Точнее, это был большой сюрприз конкретно для Глечика и Вани Майорова. Они столкнулись на крыльце с профессором Кустовым.
   - О Господи, - воскликнул Глечик, - что вы здесь делаете?
   - Панька, слава Богу! Ты куда?
   Он был так рад, что обнял Глечика, и удивился, когда тот высвободился и сделал шаг в сторону Вани Майорова, Нурали и Ачуева. Он забыл о профессии Глечика, о его характере.
   - У меня нет времени, - извиняющимся голосом сказал Глечик. - Совсем нет, я не могу говорить... Мы потом с вами встретимся и поговорим... А еще лучше - уезжайте отсюда, здесь слишком опасно.
   - Я не могу уехать, автобусы не ходят.
   - Как же вы сюда приехали?
   - На извозчике! Он уже смотался давно, спасся бегством... Я от твоей мамы. Она плачет...
   Он увидел лицо Глечика с необычайно колючим взглядом и упрямыми губами и осекся. Он вдруг понял, что Глечик не может поступать иначе, и этому возражать бесполезно.
   - Когда ты вернешься, сынок? - упавшим голосом поинтересовался профессор.
   - Когда враг будет уничтожен, - голос Глечика тоже смягчился.
   - А такого врага можно уничтожить?
   - Непосредственного - можно.
   Глечик сделал еще несколько шагов в сторону своих товарищей.
   - Удачи вам, сынок.
   - Спасибо.
   Группа Глечика без спроса заняла уже знакомый им "Урал". А Ваня, махнув рукой Глечику, сел в свой "хаммер", родной до последнего винтика. Глечик усмехнулся и дал водителю сигнал двигаться. "Хаммер" не помешает. Он доказал на деле свою полезность.
   "Урал" ехал быстро, но пассажиры вели себя с величайшей осторожностью: они осознавали, что в любую минуту могут наткнуться на людей Энвер Мусаева.
   А еще они надеялись, что Расул успеет добраться до тайника.
   Ваня не отставал от "Урала" и также проявлял максимум внимания, но вместе с тем не мог не заметить, по каким живописным местам они передвигались. Местность была сильно пересеченная, съехать с дороги было затруднительно, да и частые повороты на ней не внушали доверия, хотя провести эту дорогу по-другому, без таких извилин, не позволяла сама земля, дорога как будто сама выбрала оптимальный вариант.
   Вокруг буйствовала роскошная зелень, часто попадались прелестные ручейки с каменистыми руслами. Если бы не шум моторов, было бы слышно пение птиц, которые словно соревновались между собой в вокальном искусстве и создавали оглушительную разноголосицу. Здесь редко появлялись люди, нарушающие такую идиллию.
   Люди, вообще-то, любой райский уголок способны превратить в сущий ад.
   А вот Ваня был просто очарован этой дикой дорогой и дикой природой. "Интересно, - думал он, - насколько же тогда красивее те места, где поехал Расул? И зачем люди покинули это селение? Неужели такое бывает?"
   Тайник находился не в самом селении, а в отдалении, в отдельно стоявшем доме, в специально оборудованном хранилище. "Урал" и "хаммер" застали здесь только что прибывшую группу Расула - те уже разобрали крышку, но еще не успели извлечь боеприпасы. Так что помощь вновь прибывших оказалась очень кстати.
   Совместными усилиями они достали из хранилища ящики. Кроме ПЗРК, там были еще автоматы и пулеметы, но они впечатлили ребят гораздо меньше. Стрелковое оружие немедленно перенесли в "Урал" и "хаммер", а ракетами навьючили лошадей и послали в Кариновку. Нурали призывал их к осторожности и умолял не лихачить ни в каких смыслах этого слова, пока оружие не окажется в Кариновке. С Расула потребовал обещание следить за этим.
   Расул в ответ развел руками:
   - Как получится!
   Нурали был недоволен таким уклончивым ответом, но спорить было некогда.
   - Пора, - скомандовал Глечик.
   Всадники сели верхом и скрылись в зелени окружающего рая, будто их и не было. Даже звуков их продвижения не было слышно.
   - Они точно не столкнутся с какой-нибудь частью отряда Энвера? - спросил Ваня.
   Глечик помолчал, вспоминая карту Кариновского района, и ответил:
   - Маловероятно. А вот нам, скорее всего, придется сражаться.
   - Думаешь, не проскочим?
   - Теперь уже нет.
   Впрочем, Ванино чутье, обострившееся в условиях войны, тоже подсказывало ему о близости врага. Он давно не испытывал этого чувства и отвык от него. Оно вновь напомнило ему о борьбе - о постоянной борьбе, которую, в отличие от его родителей, он вел по-настоящему.
   А вообще, заброшенное селение навело Ваню на печальные мысли. Он все-таки улучил момент и прошелся по улице, оглядываясь вокруг. Ему очень ясно представилось, как люди жили здесь раньше, когда селение процветало. И хотя на месте любого дома остались лишь руины, заросшие дикими растениями, покрывавшая останки жилищ зелень не мешала Ване каким-то внутренним взором видеть прошлое селения и грустить оттого, что всё давно уже прошло. Он не знал, почему. Он на своем веку повидал не одну заброшенную деревню и всегда ощущал при этом почти физическую боль, словно это он умер, а не деревня.
   Деревни не должны умирать.
   Ни при каких обстоятельствах. Это противоестественно.
   - Уходим отсюда, - сказал Глечик. - Майоров, ты где?
   - Иду.
   - Поторопись, пожалуйста.
   Ваня вернулся и со вздохом сел за руль своего "хаммера". Глечик присмотрелся к другу и заметил его подавленный, отнюдь не боевой вид.
   - Что случилось, Майоров?
   - Смотрел селение.
   - Зачем? Нас слишком мало, чтобы выдержать осаду здесь. Мы же не знаем еще, сколько людей идет за Энвером. Так что поехали.
   - Да я не об этом. Деревни умирают. Это неправильно.
   Глечик с облегчением улыбнулся и покачал головой.
   - Майоров, ты просто уникален, если в такой обстановке способен думать о глобальных вопросах. Если хочешь, я привезу тебя сюда еще раз, когда покончим с Мусаевыми. Вот тогда можешь страдать за все деревни мира, сколько душе угодно. Только это не поможет, Майоров. Не меланхолией надо заниматься, а делом. Заводи машину и погнали отсюда, в конце концов, пока нас не заперли, действительно, в этой могиле.
   "Урал" снова отправился впереди, "хаммер" - за ним. Ваня присматривался и прислушивался к окрестностям, а за Ваней из-под тента грузовика следил Паренёк, помогавший им в лагере "Зарницы". Он уже ощутил в Ване нечто родственное и мгновенно понял бы малейший сигнал об опасности.
   Первое время Ваня только улыбался ему, потом ему показалось, что в зелени листвы мелькают совершенно определенные тени. Он сразу узнал эти полупрозрачные тени, они были хорошо знакомы ему еще со времен службы в армии, он чувствовал их буквально корнями волос. Тут уж было не до улыбок. Он покосился на автомат, лежавший на коленях, и показал "Уралу" древнеримский жест, которым кровожадные зрители требовали добить еще живого гладиатора.
   Паренёк тут же скрылся под тентом.
   Ваня примерно догадывался о том, что происходило внутри "Урала". Такое он уже проходил, много раз, теперь нужно было лишь получить подтверждение присутствия вражеского отряда. При этом Ваня демонстрировал свою нарочитую беззащитность - не нем не было даже бронежилета: стреляйте, люди добрые!
   Глечик по этому поводу кусал губы и винил себя за непредусмотрительность. Нурали это заметил, тронул его за руку и покачал головой:
   - Они не застрелят его, сынок. Он - кровный враг Энвера Мусаева. Они будут брать его живым.
   - Откуда они знают, что это - он? - возразил Глечик.
   - Он же на "хаммере".
   Глечика это не убедило, но было похоже на правду, поскольку в него действительно не стреляли, а вокруг уже явно были враги, и застрелить его было проще простого.
   Пока что защитой им служила иллюзия, будто именно они везут содержимое тайника. Но это была временная защита.
   За поворотом "Урал" неожиданно чуть не наехал на посторонний автомобиль, поставленный поперек дороги, и резко затормозил, так что ребята, сидевшие в кузове, попадали на пол, хоть и готовились к началу боя.
   В доли секунды "Урал" облепили люди Энвера Мусаева. Водитель и его товарищ, которые находились в кабине, погибли первыми. Остальные успели покинуть кузов, стали отстреливаться и кинулись к "хаммеру".
   Этот маневр озадачил нападавших - они были нацелены преимущественно на "Урал", ведь там должен был находиться бывший тайник, а "охранники" тайника бандитов не очень-то интересовали. Поэтому их внимание в тот момент занимало обследование "Урала" на наличие тайника.
   Это дало кариновцам время добраться до "хаммера".
   Целыми и невредимыми.
   Вокруг "хаммера" уже завязалась возня. Ваня не растерялся от внезапной остановки и дал задний ход. Необходимость вести автомобиль лишала его возможности взять в руки оружие, но то, что "хаммер" двигался, а брать его хозяина приказано было живым, не давало врагу к нему подступиться.
   Тем временем подоспела и подмога.
   - Сворачиваем налево, - скомандовал Глечик.
   - Там можно проехать?
   - Не знаю. Скорее всего, нет. Но у "хаммера" есть шанс. Он - наша баррикада.
   Недолго думая, Ваня послушался.
   Мотор ревел, как сумасшедший, Ваня от напряжения взмок и мысленно взмолился: "Дружок, не подведи! Мы же с тобой такое пережили вместе! Ты не оставишь нас. Дружок, я в тебя верю". В продвижении вперед им не помешал бы и топор. Ребята несли потери. Ваня сжал зубы и правил в обход затора. В стороне остались "Урал", взлохмаченный от стрельбы тент которого трепетал, как окружавшая дорогу листва, и несколько машин Энвера Мусаева.
   Наконец, Ване удалось вырулить на дорогу, и "хаммер", казалось, облегченно вздохнул.
   "Спасибо, дружочек. Ты молодчина".
   Краем глаза Ваня видел, как много народу уже полегло вокруг машин, и их самих у "хаммера" осталось всего ничего. Гнать по дороге было нельзя - ребята передвигались пешим ходом, их не бросишь. Но и затягивать дальше эту перестрелку было нельзя. И так уже слишком много потеряли времени и людей.
   Глечик отступал последним. Ваня оглянулся и окликнул его.
   - Все в "хаммер"! - крикнул в ответ Глечик. - И жми на газ!
   И в тот же миг опустился на колено, чуть не выронив автомат, потом упал на бок.
   - Глечик! - закричал Ваня и рванулся к нему, перемахнув через дверцу. "Хаммер" остановился. За руль поторопился сесть Нурали, а Ваня бежал те десятки метров до друга, который лежал без сознания. Но не успел. Рядом с Глечиком присел красивый молодой человек в безупречно подогнанном и подтянутом камуфляже, как с картинки. Пока Ваня подбирал на ходу автомат, этот парень оценивающим взглядом окинул Глечика с головы до ног и обратно, обаятельно улыбнулся и вынул из ножен традиционное оружие кавказца - кинжал.
   От голубого зеркального блеска в смуглой руке у Вани застыло сердце.
   Он закричал, и главарь банды повернул к нему лицо с выражением самоуверенного превосходства. Он до последнего мгновения не верил, что умрет. Но Ваня расстрелял его без малейшего сомнения, в одну секунду всадив в него полмагазина свинца. В глазах у него потемнело от бешенства. Тут его и поймали бежавшие за "хаммером" Ачуев и Кариновский Паренек, дотащили до "хаммера", хотя он всей душой рвался к Глечику и кричал до хрипа. И поехали в Кариновку.
   Им следовало спешить, так как эта часть мусаевского отряда связалась по радио с основными силами и сообщила о случившемся, и им навстречу выслали еще людей.
   А в "хаммере" из дюжины ребят "группы Глечика" осталось шесть человек - ровно половина. Это была невосполнимая потеря не только для группы, но и для Кариновки в целом.
   Впрочем, погоня за беглецами продлилась недолго, потому что Кариновка тоже не дремала и выслала подкрепление навстречу "хаммеру". Подкрепление это, кстати, возглавлял Расул Алиев, который слышал в отдалении стрельбу, или ему казалось, что он слышал, но от этого не мог сидеть спокойно на месте и ждать.
   Абашев ходил туда-сюда и как будто не обращал внимания на умоляющие глаза Расула и хмурые лица всех остальных, однако через несколько минут и сам не выдержал и замахал на них руками.
   Они тут же сорвались с места и заняли еще один "Урал". Абашев только качал головой, видя из взгляды и целеустремленность. В штабе и вокруг него царила одна-единственная идея: Кариновка не даст своим ребятам погибнуть! При этом уже состоялось первое столкновение разведки из Жилы с авангардом Энвера Мусаева, на подходах к колхозу "Кариновский".
   Вообще-то, авангард Энвера поначалу не хотел нападать - они узнали вроде бы не славянские лица и предложили присоединиться к воинству. Ребята из Жилы ответили стрельбой и скрылись в Кариновке.
   Это должно было дать понять Мусаевым, что безоговорочной капитуляции не будет.
   В это время в штаб пришел учитель физики из средней школы N 3 и сказал, что может наладить радиосвязь и перехваты. Это обрадовало Абашева, он отправился вместе с предприимчивым педагогом к связистам. Точнее, на узел связи района, потому что его директор и главный инженер уже несколько дней как уехали из Кариновки. Учитель Физики быстро сколотил себе команду помощников и организовал работу.
   С радиоперехватами стало интереснее - пусть и не слишком им доверяя, можно было хотя бы отслеживать действия и намерения Энвера Мусаева и его отряда. Абашев слушал и подключал к этому еще и свою интуицию, и богатый опыт военнослужащего.
   Мусаевы и впрямь не ждали сопротивления. Они шли на Кариновку напрямую, продолжая маршрут Ильдара - через Доброфёдоровку на колхоз "Кариновский". Расположились они в крохотной деревушке в двух километрах от города. Оттуда еще в самом начале рейда к тайнику был сделан звонок в городскую и районную администрации, потом - лично Абашеву, так как сразу стало ясно, что Кариновкой в данный момент руководил именно он.
   Абашев не удивился этому звонку и не ушел от разговора, но пресек любые попытки обращаться к нему лично и к городу вообще с позиции силы.
   Энвер выслушал это со снисходительным пониманием. Находясь в положении Абашева, он и сам вел бы себя так. И любой уважающий себя командир тоже. К словам Абашева он отнесся как к обязательной программе, некоей формальности, дани традиции. Он даже ожидал этих слов и был бы, наверное, разочарован, не услышав их. Так разочаровал его Царенко, мэр Кариновки. Этот господин от одного голоса Энвера размазался, как весенняя распутица, хотя находился далеко от военных действий, в Сочи, на даче. Царенко - даже не шакал. Он - мерзкая гусеница. С ним крайне неприятно иметь дело. Такое впечатление, будто пачкаешься в грязи.
   Поэтому после отповеди Абашева Энвер с ходу приступил к изложению своих приказаний. Во имя Всевышнего он требовал оружия, денег и заложников. Причем это были не абстрактные понятия, а конкретная сумма в американских долларах, конкретное количество единиц вооружения, увезенных из доброфёдоровского арсенала, конкретные лица из числа горожан. Среди них фигурировал почему-то и некий Иван Майоров... Были в списке и Павел Глечик, и Нурали Алиевич Алиев, и Ачуев, мелкая сошка из районного военкомата... По странному стечению обстоятельств, Абашев тоже был в списке, это была как бы его святая обязанность, долг командира, раз уж он добровольно взвалил на себя эту ношу.
   Назвался груздем - полезай в кузов.
   Впрочем, в списке эти люди были явно не заложниками, а приговоренными к смерти. А заложниками, собственно, должны были стать другие люди, совсем мирные.
   Список был длинный, Абашев даже не стал дослушивать его до конца.
   - Вышли факсом, - посоветовал он с иронией. - Что дальше?
   Ах, как хорошо иметь дело с понятливым человеком.
   Хотя список и был длинный, возглавлял его именно Иван Майоров.
   Это показалось Абашеву странным, и он уточнил у Энвера этот нюанс. Голос у Мусаева сразу изменился - никаких шуточек, никаких усмешечек, никакой бравады, а неприкрытая ярость.
   Иван Майоров - кровный враг. Он убил Ильдара.
   Доказательства? - поинтересовался Абашев.
   Доказательства есть. Неважно какие, но неопровержимые.
   Ладно, - уступил Абашев. Это, в общем, не имеет никакого значения. Что еще Энвер Мусаев может сказать?
   Только то, что доллары, люди и оружие должны быть предоставлены в течение трех часов и препровождены в Доброфёдоровку, и без фокусов. Хотя какие фокусы, они же умные люди...
   Трех часов? - ужаснулся Абашев. Что за сумасшествие, это нереально - собрать народ по списку. Только на поиски уйдет не меньше трех суток, а что касается Глечика и его товарищей - то их вообще вряд ли возможно найти, они же профессионалы...
   Трое суток? - возмутился Энвер. Он понимает и принимает торг, но в пределах разумного. Сутки - и не больше.
   Иначе? - спросил Абашев.
   Иначе город будет захвачен, жители вырезаны и уведены в рабство, а Москва примет ислам, или ей перережут горло... России нет, - усмехнулся напоследок Энвер.
   - Не тебе судить об этом, - побледнев, сказал Абашев. - Ничего не получишь, можешь даже не ждать. Возвращайся к себе домой, так будет лучше всего.
   Энвер устало вздохнул и положил трубку. Абашев вел себя до обидного банально. Придется учить его уму-разуму. Не он первый, не он последний.
   После этого были предприняты две попытки проникнуть в город - со стороны колхоза "Кариновский" и со стороны деревушки, штаб-квартиры Мусаева. Обе попытки были отбиты, причем этому Энвер также не удивился - это были не настоящие попытки, далеко еще не полноценные атаки и тем более не штурм, а всего лишь подступы. И отпора следовало ожидать, раз у руля встал человек, подобный Абашеву.
   Кроме того, Энвер планировал дело, не терпящее отлагательств - тайник.
   Абашева отнюдь не впечатлили первые успехи защитников города, но зато сами защитники ощутили довольство собой и прилив сил.
   Абашев провел совещание, отправил "группу Глечика" к тайнику, получил обнадеживающее сообщение от председателя колхоза "Единство", которому вернули его лошадей в целости и сохранности, потом наведался на узел связи, но не узнал ничего нового и интересного и вернулся в штаб.
   Там его ожидал приятный сюрприз - два отряда добровольцев и Тихомирского района. Они от беженцев узнали о напасти и решили помочь соседям, не дожидаясь какой-либо реакции своих официальных властей.
   Абашев был растроган.
   - Вас же...по шапке стукнут...- сказал он и протянул им руку.
   - Победителей не судят! - ответили ему.
   Абашев сквозь слезы засмеялся. Эти люди уверены в победе! Несмотря на то, что против них выступили бандиты, много бандитов с оружием, выученных вести войну! Они же умели только воевать, и ничего больше не умели. А горожане - наоборот, умели делать что угодно, лишь воевать их никто не учил. То, что они так встали на защиту своих родных мест - это генетическая память и общая напряженная атмосфера на Кавказе в последние годы, а вовсе не выучка.
   - Победители... - проворчал Абашев. - Если пострадаете, ведь я за вас перед соседом отвечать буду.
   - А мы к вам жить переселимся!
   Ничем нельзя было смутить бойких жителей станицы Тихомирской.
   - К тому же, - добавили они, - Мусаевы в случае победы двинутся на нас. Слышали их лозунги? Экспансия! Не допустим этого.
   Абашев понял, что спорить с ними бесполезно, и с улыбкой покачал головой. Два дополнительных отряда Кариновке, в конце концов, не помешают. Только не пострадали бы они, бойцы новоявленные.
   Кстати, где "группа Глечика" и Расул, посланный им навстречу?
   Мысли Абашева тут же пролистали все возможные варианты развития событий, вплоть до самых неблагоприятных. Но самых неблагоприятных вроде бы как быть не должно, все-таки не мальчишек желторотых туда послали. И в любом случае - хотя бы частично - они уже должны быть здесь.
   Словно в ответ на это, из окна второго этажа бывшего поста ГАИ высунулась голова Сергеева, который радостно возвестил:
   - Едут! Едут!
   Абашев вздрогнул.
   Ему стало тревожно: каких ребят он увидит сейчас и каких больше никогда не увидит? Впереди ехал "хаммер". За рулем сидел Нурали Алиев, как вскоре разглядели все.
   Что с Иваном Майоровым?
   Иван Майоров, слава Богу, не погиб, но был в ужасном состоянии, так что Ачуев и Кариновский Паренек крепко - на всякий случай - придерживали его рядом с собой. Абашев пробежал взглядом по оставшимся от группы лицам, не нашел среди них Глечика и все понял. И лица их были застывшие и серые - они потеряли товарищей.
   Вслед за "хаммером" подъехал и "Урал". Там были совсем другие лица - бойцы выполнили свое дело без потерь и успели спасти целых пол-группы Глечика, да еще и захватили пленных.
   - Молодцы, - похвалил Абашев. - Потом обменяем их на наших. Как погиб Глечик?
   - Он не погиб, - хрипло сказал Ваня и прокашлялся. - По крайней мере, тот мерзавец хотел его зарезать. Зачем резать мертвого?
   - Он был ранен и лежал без сознания, - добавил Ачуев. - К нему подошел дух с кинжалом, а Майоров духа расстрелял. Мы его самого еле успели вытащить из этого ада.
   - Он жив! - упрямо сказал Ваня.
   Два отряда из станицы Тихомирской с сочувствием смотрели на горстку ребят, только что выскочивших из-под огня. Это показало соседям кариновцев реальность войны: это сражение, а не громкая ссора на кухне.
   Сражение настоящее.
   Настоящим оружием.
   Не на жизнь, а на смерть.
   Именно о смерти говорили лица в "хаммере". И именно поэтому притихли на минуту отряды станицы Тихомирской.
   В этот момент на пост прибежал какой-то мальчишка и крикнул:
   - Наступление на улице Революции! Они идут к больнице! Их очень много!
   По собравшимся здесь людям словно проскочила искра. Расул Алиев, который наполовину вылез из кабины "Урала", расслабился и улыбался, теперь снова вернулся туда, уже привычным жестом завел мотор и положил руки на руль. Ребята из Жилы вернулись в кузов, к ним захотели присоедититься тихомирцы и расселись по своим машинам. У них, кстати, в распоряжении был один автобус - междугородная маршрутка.
   Нурали Алиев в очередной раз помолился и уступил Ване Майорову место за рулем "хаммера", когда пристально посмотрел ему в глаза и увидел, что Ваня пришел в себя. Вот такому Ване они готовы были доверять.
   Как Глечику.
   Они отправились на улицу Революции, даже не взглянув на Абашева, не дожидаясь его приказа. Он улыбнулся им вслед. Зачем им его приказ, если они и сами понимают, что нужно действовать без промедления и в одном направлении?
   Только бы они успели.
   При слове "больница" у Абашева возникла стойкая ассоциация с событиями в Буденновске, поэтому у него мороз пршел по коже, а глаза начала застилать ярость.
   К счастью, он мог рассчитывать на жителей Кариновки.
   И кстати, почему он сам до сих пор тут, у штаба, а не на передовой? Он сразу встряхнулся, огляделся, будто очнулся от сна, и сделал несколько шагов в ту сторону, где минуту назад скрылась колонна.
   Его остановил Учитель Физики, который так спешил, что спотыкался и тяжело дышал. Он вцепился в рукава Абашевской куртки и с каждым вдохом хотел что-то сообщить, но у него ничего не получалось. Абашев отвлекся от нагнетавшейся ярости - у Учителя была плохая физическая подготовка, и это вызывало сочувствие, но не жалость.
   - Зачем вы здесь? - спросил Абашев. - Сейчас по городу передвигаться опасно. Мы предупредили жителей, что Мусаевы могут послать парочку своих бойцов для похищений. А вы - ценный кадр. Умоляю вас, больше так не делайте.
   Учитель Физики замотал головой и сглотнул.
   - Я пошлю вас назад на машине, с ребятами... Так будет лучше, безопаснее.
   Учитель Физики снова помотал головой и смог выдохнуть:
   - Нет!
   - Что-то случилось? - насторожился Абашев.
   - Да. Это ужасно. Честное слово. Минуточку. Я передохну.
   - Давайте присядем. Не волнуйтесь.
   Абашев довел Учителя Физики до лавочки и усадил, сам сел рядом и подождал, пока собеседник немного успокоится. Когда Учитель заговорил снова, голос у него дрожал.
   - Это ужасно. Я не знаю, что делать в такой ситуации! Они пошли на нас все, весь отряд, и... Боже мой, они потеряли голову, потому что Энвер Мусаев убит.
   - Что?!
   - Да. Энвер Мусаев сам возглавил рейд к селению Сардалы, его часть отряда понесла, как выяснилось, огромные потери, а сам он был убит, расстрелян в упор человеком, сидевшим за рулем "хаммера".
   - О Господи, опять, - вздохнул Абашев. - Майоров.
   - Вот именно. Но не это главное. Теперь остаток отряда будет прорываться для... для Салтана Мусаева. Остаток отряда - это и так очень много, но им дали приказ от Салтана. Он идет сюда со всеми своими людьми... бойцами... Боже мой, Салтан Мусаев! Его армии хватит для осады всего города!
   Абашев закусил губы.
  
   Салтан Мусаев, мрачнее тучи, сидел в той комнате, откуда руководил отрядом его брат Энвер. Это было здание правления колхоза, кабинет председателя. Если бы не обстоятельства, Салтан воспринял бы как должное то, что увидел на блок-посту у реки Тура, и в Доброфёдоровке, и на подходах к Кариновке, и собственно в этой вот деревне, в штаб-квартире Энвера.
   Но это все было уже неважно.
   Ведь от всех посланных в Кариновку людей осталось не больше десятка, и те едва сумели избежать гибели по пути к тайнику и в самой Кариновке. Было ясно, что город хорошо подготовился к обороне и имеет возможность защищаться.
   Салтана удивляло и раздражало то, что Кариновка не затрепетала перед ним, что не все люди сбежали от надвигавшего на них ужаса, что Жила не распахнула перед ним свои двери, и вообще, к такому обращению он не привык.
   Ему привычнее либо страх противника, либо льстивость продажных подхалимов.
   Иными словами, слабость оппонента.
   А Кариновка оказалась вовсе не слабой.
   И хуже всего было то, что нынешних начальников Кариновки невозможно купить и уже поздно вербовать. Они не имеют ничего общего с Царенко, патриоты Кариновки, и вдобавок с умом подходят к вопросам обороны города. Иначе Ильдар уже давно хозяйничал бы там, а не застрял в Разиновке... Или в Доброфёдоровке...
   Подумав об этом, Салтан резко оттолкнул ногой стул.
   Ильдар был еще слишком молод, ему не хватало опыта. Но зато он был храбрый и сильный, уже почти орел. Он поступил неосторожно, не дождавшись старшего брата там, где ему приказано было ждать, но он ведь хотел всего лишь показать, какой он хороший боец! Он не просто не заслуживал гибели, он был слишком молод для смерти!
   Салтан начал дышать шумно и часто.
   Ильдар был слишком молод, допустим, но Энвер, несмотря на молодость, был настоящий боец - и горячий, и опытный, он давно уже занимался такими делами, которые поручают лишь самым лучшим. Энвер пользовался заслуженным авторитетом среди командиров, к его мнению прислушивались, ему доверяли, а это дорогого стоит! И тем не менее, он тоже погиб здесь, на подступах к этой проклятой Кариновке, причем погиб от той же руки. Это какой-то враг, не иначе.
   Личный враг, который должен быть уничтожен.
   Салтан снова сел за стол и позвонил Царенко.
   Тот, конечно же, был на месте. Он покорно ожидал указаний, как раб. Впрочем, он и был рабом, раз позволял так с собой обращаться.
   - Ты меня не понял, - прорычал в трубку Салтан. - Хочешь, чтобы все материалы сегодня же попали по назначению?
   Царенко ослабел даже голосом.
   - Какие... материалы? - пролепетал он, хотя прекрасно знал, какие материалы имеются в виду. Это был убийственный компромат.
   - Сегодня я их передам, а завтра тебя не спасет никакое бегство, - сказал Салтан.
   - Не делай этого! Я же исполнил все, что ты мне говорил!
   - Тогда почему Кариновка до сих пор не сдалась?
   - Она не подчиняется мне!
   Салтан захохотал:
   - А кому же? Ты - мэр!
   - Ну и что? Здесь мятеж, бунт! Нет ни одного человека, на которого я могу рассчитывать! Силовики новые, они сами захватили власть в свои руки и творят что хотят! Я не влияю на их решения! Как я могу за них отвечать?
   Салтан жестко ответил:
   - Мне это безразлично. Ты пообещал мне, что Кариновка будет моя уже сегодня утром, и без единого выстрела, а Ивана Майорова ты сам привезешь мне в багажнике автомобиля...
   Царенко взвизгнул:
   - Не обещал! Ты слишком спешишь! Это невозможно выполнить так скоро!
   - Если ты не в силах...
   - Я сделаю! - воскликнул Царенко. - Я все сделаю! Только отдай мне документы! И пленку тоже! Пожалуйста! Я сделаю! Сделаю, как ты хочешь!
   Салтан помолчал с улыбкой, выдерживая жестокую паузу и слыша в трубке свистящее и всхлипывающее дыхание собеседниа.
   - Ладно, - наконец, соизволил ответить Салтан. - Даю тебе еще один шанс. Последний. Больше ждать не буду. Мне надоело с тобой возиться.
   - Спасибо! Спасибо!
   Салтан с отвращением плюнул. Энвер был прав, когда давал характеристику хозяину Кариновки. Теперь уже бывшему хозяину, это точно. Энвер умел определять сущность человека на глаз, с первого взгляда.
   Дорогой, убитый брат.
   Ты не останешься неотомщенным.
   После этого пришлось звонить и Абашеву. Он уже несколько раз пытался связаться с командным пунктом города, но Абашев не подходил к телефону. В этом, в общем-то, не было ничего странного: Абашев был воин и вел себя как воин, а не как трусливый заяц. Трудно было бы ждать от него круглосуточного дежурства возле телефона.
   Но могло быть и так, что он избегает разговора с Салтаном, а это уже признак слабости.
   Попытка захватить больницу в Кариновке закончилась неудачей, хотя туда были брошены немалые силы, в том числе остатки отряда покойного Энвера. Улица Революции ощетинилась и превратилась в непреодолимое препятствие для людей Мусаевых. Они, вначале двигавшиеся вдоль нее чуть ли не маршем, стали тормозить, потом совсем остановились, а когда огонь начал косить их, как траву, они побежали обратно.
   Спастись из этого пекла смогли немногие. Настолько немногие, что Салтан не поверил своим глазам. Глупо было надеяться на то, что Кариновка вовсе не будет сопротивляться, но в мозгу Салтана все же был образ недотепы-мужика с вилами в руках - он, конечно, оскорблен нападением на него, мирного жителя, однако после крепкого удара в ухо ни на что уже не способен и согласен на все.
   Этот стереотип был разрушен. Мужик оказался не совсем мирным жителем, и в руках у него были отнюдь не вилы.
   Противник менял обличье в уме Салтана Мусаева, но не становился от этого понятнее и по-прежнему не заслуживал уважения настоящего бойца.
   Салтан, морщась от неприятной необходимости, еще раз набрал номер кариновского командного поста.
   На сей раз Абашев был там, но все равно к телефону подошел не сразу. То ли нарочно заставлял ждать, для унижения противника, то ли действительно был очень занят.
   - Слушаю вас, - сказал Абашев.
   Голос у него был обыкновенный, даже безликий. По нему Салтан не смог определить ни возраста, ни внешности оппонента, ни то, был ли он только что чем-нибудь занят.
   - Большие потери? - поинтересовался Салтан.
   - Переживём, - сдержанно ответил Абашев. - С кем я говорю?
   - Не узнал меня?
   - А должен узнать?
   - Я по поводу капитуляции города.
   - Что?
   Абашев догадался, с кем говорит.
   - Через полчаса я буду готов, - заявил Салтан.
   - Ты в своем уме?
   - И еще через пять минут я буду в городе.
   Абашев положил трубку, чем доставил Салтану истинное удовольствие. Он снова набрал номер, уверенный в том, что теперь Абашев обязательно ответит на звонок.
   Абашев снял трубку.
   - Нервничаешь, командир, - со смехом сказал Салтан. - Не советую. Так я даю тебе полчаса на размышление. Ты же умный парень, все понимаешь. У тебя нет другого выхода.
   - Ты в этом уверен?
   - А что?
   - Энвер тоже так говорил. Даже такими же словами.
   Салтан вскочил на ноги и ударил кулаком по столу. Абашев вовсе не так прост! Не стоит относиться к нему пренебрежительно.
   Как и ко всей Кариновке.
   - Не надо крушить мебель, - продолжил Абашев. - Я не собирался тебя оскорблять. Твоему брату не в чем себя упрекнуть, с точки зрения воина. Он погиб в бою. Другое дело, что вам не нужно было все это затевать и нападать на чужую землю...
   - Это наша земля! - рявкнул Салтан. - А вы - захватчики!
   Абашев тут же отступил:
   - Я не буду спорить с тобой на эти темы, у меня нет на это времени. К тому же, ты хорошо понял, что я имею в виду. Ради Богв, возвращайся к себе домой. Неужели тебе не жалко своих солдат? Я видел некоторых, они же еще совсем дети!
   - Они служат Всевышнему.
   - Ты - не Всевышний.
   - Если через полчаса я встречу сопротивление хотя бы одного человека, то сотру Кариновку с лица земли.
   Абашев усмехнулся:
   - Попробуй!
   Салтан помолчал, приходя в себя. Говорить с Абашевым было гораздо труднее, чем с Царенко. Салтан отказался от бравады и перешел на серьезный тон.
   - Послушай, командир, зачем тебе это надо? Вы не сможете выдержать! Ты рассчитываешь на то, что мы отступим? Но мы не отступим. Мы уже заблокировали все въезды и выезды, все подступы к городу. Ты скажешь: жителей больше, чем нас. Но половина жителей уехала, половина оставшихся - женщины, дети и старики, а по-настоящему боеспособных людей в Кариновке почти нет. Они не смогут противостоять моим бойцам, которые ничего, кроме войны, не знают.
   Абашев молчал.
   - Может быть, ты рассчитываешь на помощь федералов? - продолжал Салтан. - Зря. Какое дело Москве до какой-то там Кариновки? Даже если бы Москва и решила вам помочь, в чем я сильно сомневаюсь, у нее нет на это сил. Ей бы Дагестан удержать, а Кариновка - потом. К тому же, Москва еще подождет, посмотрит, как будут развиваться события, в чью пользу.
   - Дальше? - сказал Абашев.
   - Ты проиграешь эту борьбу, потеряешь Кариновку и самого себя, и всё зря, потому что твои подвиги никто не оценит. Они никому не нужны. И ты никому не нужен.
   Салтан помолчал, ожидая ответной реакции.
   - Дальше? - сухо сказал Абашев.
   - А я предлагаю тебе выход!
   - Капитуляцию, что ли?
   - Да!
   Абашев тихонько засмеялся в трубку. Он вдруг понял своего собеседника. Это сделало врага доступным и не страшным, а сам Абашев ощутил дух победы, ее прикосновение, несмотря на опасность, которая на этот раз была серьезнее, чем всегда.
   - Это неправда, - с улыбкой сказал Абашев. - Я не буду сдавать город. Но если бы я и принял такое решение, то жители Кариновки подняли бы меня на штыки. А Жила? Они стали бы презирать меня - предателя. О чем ты говоришь, Салтан? Мне жаль тебя, ведь ты никогда не знал и никогда уже не узнаешь того чувства, которое сейчас сплотило Кариновку. Ты прав, у нас сейчас мало настоящих бойцов. Но наши жители, хоть и не обучались войне, будут защищать свою землю до последней капли крови. И победа будет за нами, потому что с нами Бог.
   - По-твоему, это героизм? - усмехнулся Салтан.
   - Нет. Просто по-другому нельзя.
   Салтан встал и резко сказал:
   - Твое время истекло. Я тебя предупредил. И еще: мне нужен тот человек, который водит "хаммер". Он убил моих братьев и должен ответить за это. Его зовут Иван Майоров. Он настоящий боец, я знаю, он служил на войне. Обычный человек не смог бы справиться с моими братьями. Еще у него есть наличные деньги в долларах, которые принадлежали Энверу. Они мои, все, до последнего цента. Пусть вернет их мне. И еще. Его "хаммер" мне тоже нужен.
   - Зачем?
   - На память о мести за братьев.
   - Это безумие?
   - Ты можешь обменять Майорова, вместе с долларами и машиной, на пленного, на Павла Глечика. Из пленных с вашей стороны он один остался в живых. Я ясно выражаюсь?
   - О да, вполне.
   Салтан улыбнулся:
   - Так что доставьте мне его и всё причитающееся.
   - В этом нет нужды, - ответил Абашев. - Боюсь, он сам к тебе придет за Глечиком.
   На этом разговор и закончился, так как Абашева ждали дела. Кариновка и впрямь находилась в осаде, ей оставалось лишь сдаться или принять бой. Сдаваться никто не хотел.
   А в последнем столкновении на улице Революции среди жителей появились первые раненые. Их своевременно госпитализировали, они чувствовали себя поистине героями, даже бОльшими, чем те, кто остался невредим. Легко раненные уже планировали возвращение в свои отряды, а кому предстояло основательное лечение, утешали себя тем, что развлекали других больных - "мирных" - рассказами о противостоянии с Мусаевыми и своей победой.
   Несмотря на объявленное в районе чрезвычайное положение, больница работала в обычном режиме. О предпринятом именно на нее нападении она знала, но не считала нужным прекращать прием и лечение больных, и врачи, и вообще весь медперсонал остался на своих местах. Хотя многим очень хотелось уехать, и было куда, но чувство долга перевесило.
   Теперь всем стало известно, что город окружен войском Салтана Мусаева, и выехать никуда уже не удастся. Впрочем, и эта новость не вызвала никакого ажиотажа - Кариновка притерпелась к чрезвычайному положению, и такие "сводки" воспринимала спокойно, как и внезапно нахлынувшую на всех военную лексику, которая стала понятна каждому жителю, даже отсталым старушкам.
   A la guerre, comme a la guerre.
   Абашев предполагал, что больница будет и очередной, и последней целью врага. Все остальное можно захватить потом, а больница позволит диктовать условия, поэтому Салтан, по мнению Абашева, обязательно пойдет на больницу.
   Ведь кроме уже разоренного гарнизона, в Кариновке нет каких-то особо ценных объектов, ради которых стоило рисковать своими отборными людьми.
   Абашев приостановился, вспоминая инфраструктуру города.
   Районная и городская администрация, шесть школ, детско-юношеская спортивная школа, почта, узел связи, УВД, военкомат, отделение Сбербанка, пассажирское автопредприятие, две библиотеки, педагогическое училище, медицинское училище, ветеринарная лечебница, ПТУ, сельхозуправление, отделение федерального казначейства, еще масса каких-то мелких организаций и предприятий... Вряд ли они могут всерьез заинтересовать Салтана Мусаева, тем более что большинство из них закрыты и пустуют, либо переведены на военное положение и контролируются военными, а финансовые учреждения уже давно эвакуированы - как только до них дошло, что Царенко сбежал.
   Зачем, на самом деле, Салтану администрация, или почта, или военкомат? Что он получит от захвата библиотеки или какой-нибудь пекарни?
   А вот больница - совсем другое дело.
   Она заполнена людьми, которые не смогут оказать достойного сопротивления. Такое количество заложников снова изменит ситуацию на Северном Кавказе и заставит Дагестан умолкнуть и больше не препятствовать движению террора по России.
   Абашев вздрогнул.
   Они это уже проходили, спасибо за напоминание.
   Дагестан не собирался сдаваться. Местное население, вопреки ожиданиям нападавших, не потерпело насилия и встало на защиту своей земли.
   Кариновка тоже их не подведет. Нечего заранее хоронить районную больницу.
   Абашев заспешил туда, чтобы лично убедиться в безопасности объекта, но в коридоре вдруг столкнулся с Царенко и его Первым Зятем. Они очень обрадовались его появлению, поскольку уже проверили несколько кабинетов и никого там не нашли, а у них был важный разговор к Абашеву.
   Он рассердился на эту помеху, но вынужден был вернуться вместе с ними в кабинет. Он досадовал на них за неожиданный приход, отвлекавший его от срочного дела.
   В кабинете он даже не присел. Оперся кулаками о стол и сказал:
   - У меня мало времени. Прошу вас излагать побыстрее.
   От официального тона они заметно поёжились. Вообще, они вели себя тише воды, ниже травы, старались не попадаться никому на глаза, чтобы не напоминать о себе и не раздражать лишний раз. Народ стал агрессивный, властей никаких не признаёт, а Царенко так надоел всем даже в апогее славы, что боялся расправы.
   - Вы не понимаете, - сказал Царенко. - Вы не понимаете ситуацию.
   - А вы понимаете? - спросил Абашев.
   - Да, - заявил Царенко. - Мне звонил Мусаев.
   - Мне тоже, - ответил Абашев. - Мне звонили даже двое Мусаевых - и Энвер, и Салтан. Что дальше?
   Царенко бросил на него быстрый взгляд и понизил голос:
   - Надо сдать Салтану город.
   - С какой такой радости?
   - У нас нет возможности защищаться. Сопротивление разозлит врага, и они нас всех перережут, - проблеял Царенко.
   Абашев устало вздохнул.
   - У вас, - подчеркнул он, - действительно нет никаких возможностей. А у нас - есть. И мы будем сопротивляться. И мы победим врага. В отличие от вас.
   Он сделал шаг к двери, намереваясь уйти и надеясь, что на этом-то разговор и закончится, и неприятные гости сами покинут штаб. Но они все еще сидели и уходить пока явно не собирались, чем тормозили Абашева.
   Царенко колебался минут пять, прежде чем заговорить снова. А когда он заговорил, Абашев поневоле вернулся к столу, потому что теперь он говорил искренне и не выслушать его было бы совсем жестоко в данном случае.
   - Как вам легко, Абашев, - сказал Царенко. - Я вам так завидую, вы себе и не представляете! Вы никогда не находились на самом верху, вы не знаете, как это захватывает, так, что очень трудно бывает остановиться. Да и зачем останавливаться, когда удача сама идет в руки? На официальном языке это называется "злоупотреблять властью". Очень точное выражение. И я могу всем сообщить, что за много лет не встретил ни одного челвека, который не занимался бы этим. А что тут такого? Грех не взять то, что плохо лежит!
   Он заметил гримасу отвращения на лице Абашева и криво усмехнулся:
   - Вы просто мелкий идеалист, Абашев. Вы не способны постичь прелести этой игры, этого упоения властью! Вы такой низменный, Абашев!
   Тот перебил:
   - При чем тут Мусаев?
   Царенко и его Зять оба вздрогнули, как будто сам Мусаев оказался здесь.
   - Я нахожусь в безвыходном положении, Абашев, - сказал Царенко. - Мусаев держит меня на крючке. Если город не капитулирует, то весь компромат обрушится на меня.
   - Ну и что? - холодно спросил Абашев.
   - Как это "что"? - крикнул Царенко. - С какой стати я один буду отвечать за то, в чем виновен каждый чиновник в России? Ведь если бы не эта война, ничего не открылось бы. Я продолжил бы свою работу, а Кариновка... Я не хочу погибать, Абашев. Я не могу бросить дело, к которому давно привык. Я же не стану каким-нибудь чернорабочим, а экономистом меня вряд ли возьмут, если я буду скомпрометирован...
   - Раньше надо было думать, - жестко сказал Абашев. - Перед тем, как "злоупотреблять".
   - Откуда я мог знать, что начнется война?
   На лице Абашева снова появилась гримаса.
   - Ну что вам стОит, Абашев? - попросил Царенко. - Ведь этого все равно не избежать! Мусаев перережет половину города, а вас повесит на фонарном столбе... или на кол посадит. А так я за вас заступлюсь. И потом не забуду, какую услугу вы мне оказали. Вы всегда можете на меня рассчитывать.
   - А Кариновка? - уточнил Абашев.
   - Что "Кариновка"? - не понял Царенко. - При чем тут Кариновка?
   - Вы подумали, что станет с жителями, когда я соглашусь на капитуляцию? Салтан их пощадит, что ли? Он требует людей, денег и оружия! По-вашему, это приемлемые условия для города?
   - Какое мне дело до этого? - потерял терпение Царенко. - Вы сдадите Кариновку или нет?
   - Нет. Плевать Кариновке с высокой колокольни на ваши интересы в политике. Вы бросили жителей в самый опасный момент. Так почему они должны отвечать своей жизнью за ваши "злоупотребления"?
   - Я - мэр! - закричал Царенко так, что Первый Зять вздрогнул. - Я тебя в порошок сотру, гниль болотная, как только война закончится!
   Абашев с превосходством улыбнулся:
   - Желаю удачи. Good bye.
   И ушел к больнице.
   Там он нашел весь свой актив, в том числе Ачуева, Нурали Алиева и Ивана Майорова. Впрочем, их состав постоянно менялся, так как город был окружен со всех сторон, и требовалась буквально круговая оборона. Единственный рубеж, который не вызывал опасений у штаба - это колхоз Кариновский. Там был готов свой план, и неугомонный председатель гарантировал сохранность этого участка.
   Ваня Майоров, весь исцарапанный, был разрисован йодом и зеленкой, но в целом не пострадал. Судьба хранила кариновский актив: не были ранены ни Ачуев, ни Алиевы.
   Только вот Глечик...
   Ваня выпрыгнул из "хаммера", вернувшись с участка школа N 4 - улица Песочная. И сразу воскликнул:
   - Что же это вы делаете, друзья мои дорогие? Так нельзя! Мы о чем с вами договаривались?
   - А что? - спросил Расул Алиев.
   - Кто готов принять больных и раненых?
   Расул подхватил мысль товарища не лету и широко улыбнулся:
   - Я спрошу.
   Тут к ним приблизился Абашев и поинтересовался:
   - Шумите? Есть идея?
   - Есть. Только нам нужно большое помещение. Полевой госпиталь. И как можно дальше отсюда, где-нибудь в центре города.
   Абашев пожал плечами:
   - Да любое помещение в центре города берите. Районная администрация самая большая. Подойдет?
   Ваня взглядом спросил Расула, тот подумал и одобрил выбор.
   - Можешь организовать? - предложил Ваня.
   - Конечно. Направим женщин. Это нетрудно, а они просятся в дело, хотят помочь. Я видел тут Айше, она толковая девочка, все поймет.
   - Я тоже помогу, если получится.
   Расул улыбнулся:
   - Наташу твою тоже привлеку, если вдруг встречу.
   - Обязательно. Главное - чтобы она не была одна.
   Расул развернулся к больнице и побежал на реализацию плана. Видя его готовность к делу и целеустремленность, Абашев покачал головой. Он не сомневался, что Расул исполнит все как надо, потому что между ребятами "группы Глечика" и другими, похожими на них, возникло полное взаимопонимание, которое, вероятно, было бы недостижимо в обычных условиях.
   - Можно узнать, что за идея? - спросил Абашев. - Или это секрет?
   - Какой секрет? Нет. Просто мы подумали, что это неэффективно - постоянно только отражать атаки такого большого войска. Большого урона мы им так не нанесем, и он сможет осаждать нас целый месяц, если понадобится.
   - Верно, - одобрил Абашев. - Что делать?
   - Провести операцию. "Котел". Как в Великую Отечественную.
   - Нужно много людей и хорошая подготовка.
   - Нет, надо лишь правильно их распределить и выбрать подходящее место для засады.
   - У нас уже нет времени.
   - И не будет.
   Абашев вздохнул и положил руку Ване на плечо:
   - Это верно. Я прямо сейчас займусь этим. Но сначала я должен вам кое-что сказать, Майоров. Мне звонил Салтан Мусаев. Требовал капитуляции. Но это неважно. Он сообщил, что у него есть пленный для обмена.
   Ваня вздрогнул и побледнел.
   - Глечик?
   - Да, Павел Глечик. Менять его Салтан согласен только на убийцу его братьев, плюс баснословные доллары, плюс "хаммер" как символ мести.
   Ваня немедленно шагнул к "хаммеру" и спросил:
   - Он все еще там?
   - Это может быть провокация, Майоров.
   - Я знаю. Он все еще там?
   Абашев смотрел на него с удивлением:
   - Он же убьет вас, Майоров! Думайте головой!
   - Зато Глечик будет жив. Он там или нет?
   - Там. Был. Сейчас, может быть, уже идет на Кариновку.
   Ваня забрался в "хаммер" и завел машину. Абашев видел его упрямое лицо и взгляд, устремленный в одну точку, и не пытался больше его остановить. Сообщение могло быть провокацией, и не факт, что после расправы над Майоровым Глечика отпустили бы живым. Все это Ваня прекрасно понимал, но поступить иначе было невозможно - это было предательство.
   По дороге домой он подобрал Нурали Алиевича и сказал:
   - Салтан требует меня в обмен на Глечика. Мне нужна ваша помощь.
   Нурали присоединился к нему без единого слова.
   - Надеюсь, Наташа не дома, - пробормотал Ваня.
   Наташи не было дома. Расул встретил ее вместе с Айше Алиевой и увел за собой. Дома Ваня не задержался, вышел вскоре с толстой спортивной сумкой в руках.
   Потом "хаммер" двинулся к кариновскому автобусному парку - там, в гаражах, было складировано оружие и боеприпасы из доброфёдоровского арсенала и тайника Сардалы. Охрана с энтузиазмом приветствовала Ваню Майорова, выслушала его очень внимательно и на просьбу помочь не отказала.
   Пока ребята-охранники выполняли в глубине гаражей его указания, он сам вышел на свежий воздух и несколько раз задумчиво прошелся взад-вперед.
   На лице его было волнение за Глечика - лишь бы он был жив, лишь бы удалось его освободить! Если в прошлый раз его спас Ахмед, то теперь Ахмеда уже нет, а есть Салтан, старший из братьев Мусаевых, самый авторитетный из них, самый сильный и опасный...
   К Ване незаметно подкрались два солдатика и чуть было не схватили за руки.
   Он резко обернулся и увидел знакомое лицо.
   - А, это ты, Сергеев, - улыбнулся он. - Как дела? Почему ты не на посту?
   Они мучительно краснели и переминались с ноги на ногу.
   Ваня вдруг заподозрил неладное и спросил:
   - Мусаев начал штурм?
   - Нет еще.
   - Тогда что случилось?
   - Царенко пообещал нам по пять тысяч долларов, если мы отвезем тебя к нему, а он - к Салтану Мусаеву.
   Ваня усмехнулся:
   - Нет нужды меня везти. Я сам к нему еду.
   Сергеев наивно протянул:
   - Так мы же привезли бы тебя связанным. А не связанный ты можешь причинить им вред.
   - Салтану Мусаеву все равно. Пока у него Глечик, я ничего не могу им сделать.
   Из гаража выехал "хаммер", и Нурали уступил место Ване. Он с жалостью посмотрел на бедных запуганных мальчишек и, улыбаясь, предложил:
   - Ну, если хотите, прыгайте ко мне! Я - к Мусаеву!
   Они ужаснулись и бросились бежать. Ваня скривился. Эти избалованные малыши - из породы кроликов, их не заставила возмужать даже настоящая война. Что же с ними делать? Защищать их, как и прочих детей...
   - Может быть, я все-таки поеду с тобой? - сказал Нурали.
   - Не нужно собой рисковать.
   - А тобой - нужно?
   - А Глечиком?
   Нурали умолк.
   Это должна была быть встреча один на один, и Нурали похолодел от страха за ребят. Он, конечно, видел их в деле, но как же было трудно отпустить мальчика на съедение гидре, без поддержки, без прикрытия!
   Впрочем, встречи один на один получиться уже не могло, потому что Салтан подошел к Кариновке, а Кариновские жители в ответ проявили свое присутствие на этих широких улицах. Салтан сделал небольшую остановку, раздавая указания подчиненным, и в эту минуту из-за поворота появился "хаммер".
   Он двигался быстро, но спокойно. Слегка притормозил, чтобы высадить Нурали Алиева, и продолжил путь. Салтан улыбнулся. Как предсказуемы эти несчастные!
   "Хаммер" ехал по улице в полном одиночестве, но это было обманчивое впечатление. С ним была вся Кариновка, и Селянка, и Жила. Просто в тот момент именно он оказался на острие, а Кариновка не спускала с него глаз и в любую секунду готова была защитить.
   Примерно та же ситуация складывалась и с противоположной стороны.
   "Хаммер" выехал за пределы города, чем заставил Кариновку еще сильнее насторожиться. Но Ивану Майорову, "человеку на хаммере", она доверяла: раз он так поступает, значит, у него есть план. Главное - вовремя успеть ему на помощь, чтобы он не пострадал.
   "Хаммер" не снижал скорости и не сворачивал ни на сантиметр, пока не подъехал к свите главаря. Там он остановился с математической точностью напротив Салтана. Ваня сразу определил, кто в этой группе главный: он держался как повелитель и был внешне похож на своих братьев. По крайней мере, при взгляде на него Ваня в то же мгновение вспомнил лица убитых. Это могло бы вызвать страх, но в душе у Вани было лишь ожесточение.
   Враг покушался на всё, чем он дорожил по-настоящему.
   Ваня вышел из "хаммера".
   Салтан сделал шаг вперед. Окинул смельчака оценивающим взглядом.
   Ваня Майоров стоял перед ним во весь рост, не выказывая даже тени страха, и смотрел прямо в лицо Салтану, не отводя глаз. Салтан подумал, что этот мальчик никак не старше Ильдара, такого же роста и стройного телосложения.
   И вид у него весьма похвальный.
   - Ты слишком молод, чтобы справиться с моими братьями, - сказал Салтан. - Или тебя послали вместо другого, настоящего бойца, чтобы сохранить ему жизнь?
   - Где Глечик?
   - Но вы ошиблись. У меня есть свидетель, который опознает тебя, потому что знает Ивана Майорова в лицо.
   Салтан щелкнул пальцами, и из глубин отряда вытолкнули зеленого от ужаса Дылду. Ваня увидел его и усмехнулся. Естественно, Дылда опознал своего коллегу по садоводческому цеху.
   - Удовлетворен? - спросил Ваня. - Где Глечик?
   И тут он увидел своего друга, за спиной у Дылды. Глечик был очень бледен, на виске у него была огромная шишка и синяк, от чего лицо слегка исказилось, но от этого казалось еще благороднее, чем всегда. Он выглядел ослабевшим, но стоял на своих ногах без посторонней помощи. В отличие от Дылды, кстати, который шатался и трепетал от самого низменного страха.
   Встретив взгляд своего друга, Глечик улыбнулся ему уверенно и открыто.
   Ответная улыбка Вани была мимолетной. Он обращался к Салтану.
   - Я не снимаю с себя ответственности за смерть твоих братьев, - сказал он. - Но они нападали первыми, а я защищался сам и защищал своих товарищей.
   Салтан кивнул на Дылду:
   - Этот трусливый пёс все рассказал мне о тебе. И я знаю, что ты хороший боец, ты воевал, это по тебе видно. Но ты слишком молод, мальчишка! Я не верю, что ты можешь справиться с Мусаевыми!
   - А мне все равно.
   - Иди сюда, - приказал Салтан.
   Ваня приблизился. Без возражений позволил обыскать его с головы до ног. При этом он был демонстративно одет в джинсы на ремне и тоненькую рубашку без рукавов. Глечик пристально смотрел на него и старался понять, в чем зацепка, к чему готовиться и что делать, когда Ваня даст сигнал.
   Приезжий был без оружия. Единственное, что привлекало взгляд на нем - массивные электронные часы на тяжелом металлическом браслете. Салтан заинтересованно осмотрел их на руке противника, увидел гравировку "Люблю" на застежке и с брезгливостью скривился: эти нечистые твари смеют претендовать на человеческое!
   При этом Салтан сжал запястье Вани, словно собирался выкрутить ему руку, но Ваня двумя движениями освободился. Эти движения выдали в нем профессионала. Салтан насторожился и впился в него взглядом. Ваня вновь не отвел глаз, хотя Салтан был очень близко и имел возможность скрутить его голыми руками.
   - Ты достойный противник, - признал Салтан. - Но у меня сейчас нет времени разбираться с тобой, хотя допускаю, что это доставило бы мне удовольствие.
   - Хочешь играть со мной, как кот с мышью? - усмехнулся Ваня. - Не получится.
   - Посмотрим.
   - Шут тоже играл со мной. Или думал, что играет.
   Салтан услышал в его голосе намек и нахмурился:
   - Не угрожай мне, мальчишка. Я не Шут.
   Потом он подошел к "хаммеру" и произнес:
   - Какая хорошая машина. На ходу. Где ты ее взял?
   - Я ее собрал сам.
   Салтан посмотрел на него с изумлением и больше не задавал вопросов по поводу автомобиля. Он осматривал "хаммер" придирчиво, щупал обивку сидений, проверял панель на работоспособность. Впрочем, все окружающие наблюдали за вождением Вани и теперь, и при других обстоятельствах, и эти наблюдения лучше всего характеризовали как мастерство водителя, так и ходовые качества машины. Поэтому претензии тут были неуместны.
   - Где деньги? - спросил Салтан.
   - Сумка на заднем сиденье.
   Салтан нашел сумку и встряхнул ее.
   - Здесь всё?
   - Я разменял полпачки на хлеб насущный.
   - Без фокусов! - предупредил Салтан.
   Ваня пожал плечами.
   - Майоров, - сказал Глечик, - не делай этого.
   Ваня улыбнулся ему, но старался все же следить за Салтаном. Тот расстегнул "молнию" на сумке и нашел там настоящие доллары. В чем, честно сказать, до этого сомневался. На глазок, конечно, трудно было подсчитать количество пачек, но было похоже, что противник считал ниже своего достоинства заниматься мелким надувательством. Салтан еще раз тряхнул сумку и спросил:
   - Почему ты не заминировал сумку?
   - У тебя мой друг.
   Этому заявлению Салтан не очень-то поверил, но он понимал мотивы противника. Ведь он мог ради подстраховки заставить Ваню самого доставать сумку и открывать ее.
   - Я разберусь с тобой после города, - пообещал Салтан, вернул сумку на заднее сиденье, по-хозяйски сел за руль и так же по-хозяйски похлопал "хаммер", как породистую лошадь.
   Ваня побледнел от такого неуважительного отношения к драгоценной машине.
   - Отпусти Глечика! - сдавленным голосом напомнил он.
   - А я его не держу. Пусть уходит... если сможет...
   Свита дружно захохотала и толкнула пленника в спину и плечо, от чего он чуть не упала, но это дало ему возможность приблизиться к Ване. Тот стоял, опустив голову и нервно перебирая браслет часов на запястье. Утрата "хаммера" потрясла его до глубины души, казалось, он пребывал в трансе.
   А Салтан завел мотор и опробовал машину на послушание.
   Она отвечала на каждое движение.
   Салтан издал одобрительный возглас и крикнул:
   - Все за мной! Беречь Майорова, он мне нужен живым!
   Отряд двинулся следом, но Салтан уехал уже на десяток метров вперед. За Ваней следили, вокруг него столпилась свита, он даже заметил в руках у кого-то проволоку - связать нового пленного, на всякий случай. Они же оттеснили Ваню от Глечика, который пытался догадаться, что же произойдет.
   - Bang, - пояснил, специально для него, Ваня, не поднимая глаз и головы, и нажал одну из кнопок на часах.
   Они пикнули, и через секунду "хаммер" взлетел на воздух.
   Глечик успел уловить мысль своего друга: не так давно они слушали записи группы "Парк Горького" и обсуждали название песни `Bang", переводили ее. И теперь они оба, одновременно и одинаковыми приемами, обезоружили ближайших противников и в два прыжка спрятались за отрядными машинами, просчитывая в уме варианты спасения и отхода в Кариновку.
   Но произошло нечто совершенно необычайное.
   Около минуты опешившие бандиты смотрели на пламя, охватившее "хаммер', а потом вдруг заметили стодолларовые купюры, которые кружили в воздухе, как листопад, и уже устилали землю плотным слоем. При этом они пахли дымом, но совсем не обгорели!
   Появление такой массы денег словно послужило сигналом к действию. Отряд ринулся собирать бумажки и набивать ими карманы и прочие запасники. Забыты были пленники, забыта и Кариновка, откуда уже мчался свой отряд, во главе с Нурали Алиевым. Они без труда обезвредили бойцов Салтана и поздравили Ваню Майорова с удачно проведенной операцией.
   Они с Глечиком между тем подошли к останкам "хаммера". От него несло жаром раскаленного металла, вид у бывшего "хаммера" был ужасный.
   Ваня невольно сглотнул ком в горле.
   Все-таки он сроднился с этой машиной.
   - Круто ты с ним обошелся, - пожалел "хаммер" Глечик. - Майоров, с тобой опасно иметь дело.
   - Ты-то как? Цел?
   - Да. Спасибо, Майоров. Я в тебя верил.
   - Я в тебя тоже.
   Они обошли "хаммер" со всех сторон. От этого удручающего зрелища Ваня постепенно терял мужество.
   - Слушай, - спросил Глечик, - а восстановить его никак нельзя?
   - Вряд ли, - усомнился Ваня. - Минировали его мастера-подрывники, и делали это как следует.
   Они улыбнулись друг другу, пожали руки и пошли в Кариновку пешком, оставив Нурали на этом участке командовать, обороняться и сортировать пленных, в том числе и Дылду, который был в невменяемом состоянии и противно хихикал, глядя на подобранную купюру.
   Тем временем Кариновка успешно отбивала атаки на всех направлениях. На всех, кроме одного - к районной больнице медленно, но верно продвигалась основная часть войска Салтана Мусаева, теряя людей, однако наращивая скорость и натиск. Командиры атакующих потирали руки в предвкушении большой победы и подсчитывали, хватит ли им кадров на все помещения и отделения больничного комплекса.
   На поликлинику решили не размениваться, а сосредоточиться на родильном, хирургическом и физиотерапевтическом отделениях.
   К комплексу прорвались на волне вдохновения, на одном дыхании заняли вышеупомянутые отделения, отшвырнув с пути людей в белых халатах. Все койки были заняты больными, кроме родильного отделения. Там-то атакующие раньше остальных поняли, в чем подвох, но было уже поздно.
   Больные и врачи были эвакуированы в городскую администрацию, а в больнице под видом больных и врачей разместились военные. Руководил операцией Абашев лично.
   Попавшая в капкан часть мусаевской армии пыталась вырваться, но не смогла. Те, кому удалось покинуть больницу, пробовали прикинуться местными жителями, однако тут же были разоблачены и сданы в руки военным.
   Все атаки к вечеру были отбиты, а в сумерках на подступах к городу вдруг возникла колонна больших машин - министерство обороны не оставило Кариновку совсем уж на растерзание, и Москва распорядилась выслать из Ставрополя и Краснодара помощь.
   А поздно вечером Глечик, Нурали и Ваня пришли домой к тете Гале Глечик и застали там, как всегда, Наташу Майорову и Айше. Уставшие, измученные за день женщины немедленно принялись плакать, а Глечик сказал:
   - Мы сейчас залезем в душ, по очереди, я первый! Только прослушаю телефон.
   Он включил автоответчик. На нем скопилась масса сообщений за те дни, когда хозяин отсутствовал. Но последнее сообщение записалось громче всех, это был Зимин из Пятигорского санатория, и он был очень взволнован.
   - Глечик, где тебя носит??? Уже вторые сутки не могу тебя застать! Передай Алиеву Нурали Алиевичу, что у его сына наметилась положительная динамика, он открыл глаза. Невероятно! Вы были правы! Если можно, приезжайте!
   Ваня и Глечик переглянулись, посмтрели на Нурали Алиевича и в один голос заявили:
   - Только без нас!
   И все засмеялись.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"