Фисои Хелена : другие произведения.

Mudraja devushka

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


`Мудрая девушка.

Глава 1

Яриська.

   Это было тогда, когда небо уже не умело разговаривать с морем, а птицы с рыбами, а люди не могли слышать ни неба, ни понимать тварей земных.
   В одной деревне на краю королевства жила Яриська. Девочка с маленькой туго заплетённой косичкой льняных волос за плечами. Юркая и бойкая, она любила собирать грибы, бруснику и можжевеловые шишки, из которых зимой можно было заваривать ароматный чай.
   Много печалей было у маленькой Яриськи. Мама её умерла рано, когда девочка была ещё совсем маленькой. И из родных у неё никого не было, кроме папки. Почему так было, Яриська не знала, только печать сиротства поневоле лежала на сердце и душе девочки глубокой печалью. Оттого Яриська была очень взрослой, даже в малых летах. Она заботилась о папке, как могла, переживала за его здоровье. Да и о многом переживала маленькая Яриська: почему мир такой большой, и людей будто много, а все они чужие друг другу. Почему земля такая тихая, будто молчаливая, сиротливая, и что с ней будет? Почему сосны её столетние, такие могучие и сильные, а вовсе беззащитные. Всяк их срубить может, покалечить, обидеть.
   Яриська очень любила лес, на краю которого находилась деревня. Он был для неё родным домом. С весны девочку всегда видели с корзинкой, в которую она собирала сначала цветы, потом ягоды и грибы, а также травы и коренья. Яриська могла лечить настоями отцу поясницу, а также готовила отвары от кашля и жара. Но больше всего девочка просто любила гулять по лесу: слушать пение птиц, заворожено наблюдать, как солнечный свет после полудня бежит в листве отдаленных деревьев. А когда дул ветер, Яриська ложилась на землю и смотрела, как он раскачивает могучие сосны. Она слушала музыку приближающейся грозы, тишины, музыку старых сосен и осени. А ещё, Яриська могла слышать голос земли. Её дыхание было таким тёплым и добрым, как мамино когда-то в далёком детстве. Казалось, земля любит девочку, хочет обнять её. Ласкать шёлком трав, баюкать тишиною осенней листвы, говорить, какая она хорошая, добрая и трудолюбивая. Что она одна такая, и ей вовсе не нужно быть похожей на остальных. В лесу Яриське никогда не бывало грустно или скучно. Наоборот, душа девочки пела и была наполнена восторгом. Зато в деревне среди людей ей не раз было горько и обидно от грубости и несправедливости, которую она видела вокруг.
   Отец девочки был человеком добрым и трудолюбивым. Он работал на поле: пахал, косил, но иногда плотничал, так что всегда имел немного денег, чтоб побаловать дочурку. Покупал ей пряники в базарный день и леденцы, а то и бусы или шкатулку. Яриська всегда ругалась:
   - Не нужно мне подарков, ты бы своё здоровье поберёг, отдыхал бы, меньше работал, особенно в непогоду!
   - Ай, сколько той жизни! - отвечал отец, махнув рукой.
   - Для меня твоя жизнь дороже не то что подарков, а и чистого золота, и драгоценных жемчугов!
   - Видать, у каждого человека своя судьба, над которой он не властен! - грустно отвечал отец. - Видишь, я мамку твою как любил и берёг, а нет её с нами, - его руки задрожали, а по грубым морщинистым щекам потекли крупные слёзы.
   Яриська тоже закусила губу от боли и сдвинула брови.
   - Мамка с нами. Она в запахе парного молока, в сладком вкусе малины, и в тепле нагретой земли. Я всегда чувствую её.
   - Сироты мы с тобою, сироты, - крепко обнял и прижал к себе девочку отец. - Земля то вишь, какая большая, а двое мы на ней, только ты и я.
   - Разве это мало, папка? - утёрла рукавом слёзы Яриська. - Если два добрых человека вместе, то уже сердцу весело и поговорить есть с кем.
   - Да, ты у меня самая лучшая, доченька. Что бы я без тебя делал, и за что мне такая награда?
   Яриська помнила и любила маму. Помнила её мягкие большие руки, улыбку, голос. По мере того, как Яриська росла, образ мамы не мерк, но дополнялся новыми штрихами и красками. Девочка жила так, будто бы мама была всегда рядом. Когда она мела избу, то старалась не пропустить ни соринки, и спрашивала: "Ну, как, мамочка, чисто я убрала?" А когда засыпала, то будто слышала её тёплое дыхание рядом. "Спокойной ночи, мамочка", - шептала девочка, складывала кулачки под голову и сладко засыпала. А когда снежной зимой Яриська пекла блины, и они с отцом пили душистый чай из можжевеловых шишек или сушёных веточек малины, женщина тоже будто была среди них.
   Может быть, поэтому девочка была такая смелая, отчаянная и любознательная, так как знала, что кто-то любящий всегда наблюдает и защищает её. Но однажды она не на шутку разволновалась.
   Это случилось, когда Яриська уже подросла. Ей шёл пятнадцатый год. Девушка собирала в лесу малину, чтобы закатывать варенье на зиму, и вдруг увидела дивное явление. Это была женщина, настолько прекрасная, что у Яриськи перехватило дыхание. Она не знала, что ей делать: спрятаться или смочить ключевой водой голову, может, солнце за день напекло. Но женщина обратила взор прямо на девушку и заговорила:
   - Не бойся, Яриська, я пришла именно к тебе.
   Её голос был таким же прекрасным, как и весь вид. В нём чувствовалась доброта, от которой у девушки сразу прошёл страх. Волнение, правда, осталось. Но это и не удивительно, уж слишком необычное и потрясающее явление переживала девушка.
   - Много лет я наблюдаю за тобою, и ты мне очень нравишься. У тебя простое, доброе сердце, и мудрое. Это очень важно. Многие хорошие люди, хоть их и очень мало на земле, живут, как трава в поле. А ты обо всём задумываешься, стараешься понять. У меня есть к тебе дело, Яриська. Знаю, только ты сможешь с ним справиться.
   - У меня и своих дел по горло, - с лёгким волнением ответила девушка. - За отцом нужно смотреть и ухаживать, а то он как малое дитя.
   - Знаю, - с улыбкой ответила прекрасная незнакомка. - За отцом я твоим присмотрю, обещаю. Только скоро на вашу землю придёт страшная беда. Многих людей она унесёт, и ты с отцом от неё не спасёшься, если меня не послушаешься сейчас.
   - Тогда я согласна, - немного подумав, ответила девушка. - Знаю, есть такая беда, которую своим разумом и стараниями никак не отвести.
   - Вот за это я тебя и люблю: за мудрость и покладистость, - в согласии кивнула восхитительная гостья.
   Яриське и так было очень интересно. Она любила узнавать всё новое и неизведанное. А то, что предлагала незнакомка, наверняка, было самым важным. Только отца стало больно жалко, так как почувствовала она скорое расставание. Но, если прекрасная незнакомка обещала позаботиться о нём, то это даже к лучшему. Сколько бы Яриська ни старалась, ни переживала, не в её руке была его жизнь, как он сам любил повторять. Но что-то подсказывало, что если величественная гостья обещала о нём позаботиться, то он правда остается в полной безопасности.
   - Дай только попрощаться с ним напоследок, - всё-таки прослезилась Яриська.
   - Хорошо. Но не задерживайся. Ибо путь твой неблизкий, - это были последние слова прекрасной незнакомки.
   Домой Яриська возвращалась взволнованная и сосредоточенная. Полная корзина спелой душистой малины висела у неё на руке. "Папка будет есть её этой зимой без меня", - с грустью подумала девушка. "Только бы он не простужался и берёг себя", - разволновалась она, но тут же вспомнила обещание незнакомки.
   - Что-то ты припозднилась сегодня, доченька, - ласково встретил Яриську отец.
   - Да, вот, малина нынче уродилась, не отпускала меня, - стараясь казаться беззаботной, ответила девушка.
   - Ну, давай вечерять, красавица. Я что-то сегодня притомился.
   И вдруг он замер от удивления:
   - Смотри, доченька, закат то какой сегодня!
   Яриська подняла взгляд и увидела, как всё небо до горизонта полыхает вечерним заревом. Бардовые взмыленные чудились лошади, а на них огненные всадники. Корабли с рваными парусами бились среди разъярённых волн, виднелись горы, которые на глазах таяли, превращаясь в бесформенных чудовищ. Вся эта панорама летела и менялась со страшной скоростью.
   - Эка, что делается! - вздохнул поражённый отец. - Или к беде какой-то, или к светопреставлению.
   - Да, - задумчиво сказала Яриська. - Много, наверное, всякой беды на свете есть. Дай Бог нам выстоять перед той, которая на нашу долю выпадет.
   - Пойдём в дом, доченька. Моторошно как-то. Красиво и страшно. Человек, он маленький, беззащитный, а тут такое делается, во что он вникнуть не может.
   "Неужели от человека что-то зависит?" - удивилась Яриська, вспомнив нынешнее явление прекрасной незнакомки. "Какие же испытания доведётся пережить, чтобы со злом и бедой совладать?"
   Девушка удивленно покачала головой и пошла в хату доставать из печки вечерю. Весь вечер она была сосредоточена, а когда отец уснул, долго сидела возле окна, наблюдая луну и думу думая. Всё теперь казалось ей иным: деревянный стол, лавка, храп папани, который она слышала сотни раз, и который был ей так дорог. Скоро она покинет этот единственно знакомый и дорогой сердцу мир. Но уже теперь он потерял для неё былое значение. Раньше мир Яриськи заключался в этом доме, деревне, где люди ссорились и враждовали друг с другом. Ещё, в её любимом лесу, грибах, можжевеловых шишках, орехах, ягодах и травах. Девушка не задумывалась над своим будущим, которое было для неё в отце - единственном родном человеке, заботе о нём. Теперь же её судьба будто вознеслась высоко-высоко, над судьбами других людей и временем. Она приобрела вес и значимость, которых раньше не имела. "Не я это сделала, не мне это и нести, не мне и думу думать", - сказала сама себе девушка, которая и вправду была не по годам мудра, и заметно успокоилась. Она пошла спать, так как не знала, когда начнётся её новая жизнь, завтра или третьего дня.
   На следующее утро Яриська по обыкновению взяла свою большую корзину, чтобы отправиться в лес за ягодами. Отец точил косу, собираясь в поле. Яриська повязала белую косынку, взяла краюху хлеба и бутыль молока. Собиралась, было, идти, да неожиданно бросилась на шею к отцу.
   - Что ты, стрекоза? - расчувствовался тот.
   - Да так, лето то какое, папка, красное, хорошее! - восхищённо охнула Яриська.
   - Да, лето отменное, - согласился тот. - Солнце не скупится, и дождей много. Хороший урожай, видать, будет.
   - Мы с тобой ещё не одно лето увидим, - девушка начала целовать папку в нос, глаза, щёки.
   - Увидим, непременно увидим, - ответил тот, смеясь.
   - Будем жить долго, и вот так вот, всегда вместе.
   - Непременно вместе. А то, как же иначе!
   - Люди не властны над своей судьбой, но мне кажется, судьба у нас, папка, необыкновенная!
   - Мне ничего не нужно, лишь бы ты была здоровая и счастливая.
   - Счастье - вещь мудрёная. Для кого оно в чём.
   - Чудно говоришь ты, дочка! Ну да беги уже за ягодой, и чтоб поздно не возвращалась!
   - Я люблю тебя, папка, больше всего на свете люблю! - прокричала Яриська, отдаляясь от хаты.
   В лесу девушка пришла к малиннику и начала обрывать спелые, сладкие, душистые ягоды. Вокруг было так хорошо! Только на душе нарастало волнение, и Яриська всё время оглядывалась по сторонам. Вдруг, ни с того ни с сего, небо затянуло чёрными тучами. Серые и стремительные, они мчались низко-низко, цепляя верхушки сосен. Поднялся страшный ветер, который гнул деревья к земле, ломая ветки, немилосердно срывал зелёные листья. Яриська ухватилась за свою косынку, чтобы её не унесло, и пыталась удержаться на ногах.
   И вдруг появился он, страшный дракон, фантастическое существо из пыли, чёрных туч и дыма. Он подхватил девушку и взмылся к облакам. После этого ветер утих так же внезапно, как и появился. Только на земле осталась опрокинутая корзинка, из которой высыпались красные ягоды малины.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ.
   Страшный замок и живая вода.
  
   Далеко-далеко, на самом краю света, там, где земля заканчивается, и дальше простираются только болота, там, где собираются все серые тучи, так что небо всегда закрыто ими, и солнца не видно вовсе, находился заброшенный замок. Вообще-то он был заброшенным только с виду. В нём жило ужасное существо, князь лжи и мрака, а ещё, тьма тьмущая всякой нечисти: чертей, змей и удавов, многоголовых драконов, ужасных ведьм, уродливых древних колдунь и блуждающих мертвецов, косматых зверюг и злых великанов. И все они были призраками или злыми духами. Эти существа были собраны или согнаны в замок, казалось, со всего мира. Среди них было множество умерших душ, которые предались злу при жизни, и не могли найти покой после смерти. Они были мучимы своими пороками и грехами, не обретая искупления.
   История страшного чудовища затерялась в столетиях. Легенды говорили, что когда-то он был могущественным королём, славным князем. Правил не только на земле, но и в поднебесье. Но гордость и невероятное самомнение привели его к позору. Он возомнил себя совершенным и тем, кто не подчиняется никому и ничему, попирал законы, преследовал всякое добро. За свои непомерные злодеяния был наказан изгнанием на край земли, лишён величия, власти. Постепенно превратился в страшное чудовище без души, памяти, омерзительное и по облику, и по сути.
   Мрачным местом был этот замок. Именно туда дракон и унес нашу Яриську.
   Он принёс девушку в башню и бросил прямо на груду человеческих костей. Яриська, какая бы сдержанная и мужественная ни была, закричала от ужаса и омерзения. А дракон исчез так же внезапно, как и появился.
   Яриська дрожала всем телом, стучали её зубы, зловонный смрад затуманивал рассудок. Девушка боялась, что потеряет сознание и присоединится к уже находящимся здесь человеческим останками.
   В башне было угрюмо, темно, сыро и холодно. Стены поросли мхом, и отовсюду раздавался запах гнили. Окна были небольшими, к тому же, под самым потолком, так что солнечный свет едва проникал внутрь, а по скользким стенам ползали мерзкие черви.
   В первые моменты Яриська подумала, что сойдёт с ума. Она не представляла, как можно остаться в таком ужасном месте. Но ничего не происходило. Час или два девушка просидела в углу, вся дрожа, поджав ноги и обхватив руками колени, а потом собрала всё мужество и решила попытаться выбраться из башни.
   По узким, каменным, скользким от сырости ступеням, она спускалась вниз, с ужасом и трепетом делая каждый шаг. Руки, прикасаясь к стенам, время от времени ощущали мерзких червей, которые были повсюду. Ещё Яриська слышала шипение змей, которые клубились где-то под ногами. Иногда с потолка срывалось несколько или множество летучих существ. Они проносились прямо над головой. Наконец, ступеньки кончились, и Яриська поняла, что перед ней тяжёлые двери. Ржавый засов долго не поддавался. В какой-то момент девушку охватила паника, так как она почувствовала, что никогда не откроет дверь и задохнётся в темноте. Но внезапно засов начал потихоньку двигаться, и через какое-то время Яриська уже налегала на массивную дверь всем телом.
  
   Картина, которая предстала перед Яриськой, когда она выбралась из башни, была совершенно безрадостной. Земли вокруг замка оказались болотистыми и мёртвыми. Смрад и запах гнили, зловоние и сырость, - вот то, чему не было ни конца, ни края. Более того, в этом краю не было видно солнца, не чувствовалось и слабого дуновения ветра. Воздух был тоже будто мёртвый. Смрад от болот стоял, никуда не двигаясь. Яриська и представить себе не могла, что где-то на земле существует такое ужасное место. Она сняла косынку и расстегнула ворот платья, так как почувствовала, что задыхается.
   Огляделась вокруг, но не увидела ни одной живой души: ни зверья, ни птиц. Только мрачные огромные вороны кружили над мёртвыми болотами, и ползучие пресмыкающиеся: змеи, ужи, гадюки водились в гибельной трясине.
   Девушка в отчаянии и изнеможении опустилась на землю: "Что ей было делать?"
   Для начала она решила обследовать замок. Он оказался большим, в прошлом - роскошным, но сейчас совершенно заброшенным, обветшавшим и истлевшим. Огромные залы с дорогим убранством и предметами обихода, фамильными портретами и картинами на стенах были покрыты пылью, плесенью, паутиной. Лица, изображённые на них, казались обезображены разрушающим действием времени, гнили. Краски были стёртыми, истлевшими, от этого красавицы, князья, генералы походили на фантасмагорических страшилищ.
   Богатство и роскошь совершенно потеряло ценность в этом жутком месте. "Сколько тут всего, а ведь не пошло оно впрок его владельцам! Злому человеку и звёзды в небе не милы, а доброму ничего не нужно, кроме одежды и куска хлеба", - подумала девушка. Тяжёлые мертвые вещи, которые когда-то, наверняка, были гордостью хозяев, сейчас казались такими нелепыми. Яриська хотела найти хоть какое-то более менее уютное место, в котором могла бы забыться сном, и не могла. Наконец, она отыскала небольшой чуланчик, где решила переночевать.
   Это было сделано как нельзя вовремя, потому что приблизилась ночь. Если можно так сказать о месте, где нет солнца, а время будто остановилось. Просто место удушливой серости заняла давящая гнетущая тьма. Но с наступлением этой тьмы произошло ужасное событие: мрачный замок наполнился привидениями и призраками.
   Чудовища и вурдалаки, дряхлые колдуньи и огромные удавы взялись непонятно откуда и заполнили залы. Они лезли из погребов и чердаков, выходили просто из стен. Яриська наблюдала это леденящее кровь зрелище сквозь щёлочку своего шаткого убежища. "Эко, сколько здесь всякой гадкой нечестии!", - с отвращением подумала девушка, которая была ни жива ни мертва от ужаса. Зубы Яриськи стучали, её бил сильный озноб, тело покрылось холодным потом, а волосы на голове начали шевелиться. Такого ужаса и омерзения она никогда в жизни не испытывала, и не думала, что доведётся.
   Между тем злые духи и призраки разгуливали по заколдованному замку. Были зажжены свечи в золотых подсвечниках, слышался звон хрустальных бокалов, открывались сундуки, и алчные старцы с трепетом склонялись над ними, чтобы пересчитать свои богатства. Они начинали драться, снова и снова убивали друг друга за сокровища и с воем уползали. Яриська наблюдала всю эту ужасающую вакханалию и удивлялась: "Значит, пороки не оставляют души и после смерти. Они так же мучимы злобою, завистью, жаждой мести. Добро и зло существует под небом везде: не только среди живых, но и среди мёртвых, и среди нерождённых бестелесных тварей".
   Потом появилось ужасное чудовище в мантии и с золотой короной на голове, и всякая возня и шум прекратились. Взоры были устремлены на хозяина. Он поднял бокал с красным вином и начал торжественную речь.
   - Подданные мои! Рад приветствовать вас.
   В ответ раздался душераздирающий рёв ликования.
   - Мы здесь полновластные хозяева! Никаких людей, никакой крови и плоти. Все сокровища принадлежат только нам! Мы были злы, коварны, вероломны, и этим гордимся. Мы были жестоки и беспощадны, убивали даже родную кровь! Обманывали и строили заговоры. На наших руках - кровь младенцев!
   Так говорило могущественное злое существо от имени всех присутствующих. Шквал безобразного хохота и душераздирающих криков восторга сотрясал стены замка. Яриська зажмурилась, чтобы перенести этот чудовищный миг откровения. Её сильно тошнило, кружилась голова, и она вот-вот готова была потерять сознание.
   Безобразное чудовище продолжало:
   - Мы творили зло, и обеспечили себе бессмертие, ибо зло бессмертно! Мы будем жить вечно! Да здравствует зло!
   - Да здравствует зло! - вопили и шипели на разные голоса ничтожные мерзкие твари. - Да здравствует наш хозяин, всемогущий и великолепный, непобедимый и неуязвимый князь тьмы, темнейший Дэвил!
   "Неужели это он?" - с содроганием и любопытством подумала Яриська.
   Она слышала множество сказок, в которых существовало зло. Оно боролось с добром, и почти всегда было поражено. В жизни добро и зло тоже не уживались вместе. Злые люди теснили добрых, угнетали и уничтожали их, если те были беззащитны. Но, что существуют ведьмы и призраки, колдуны и чудовища, и всё это полчище нечисти подчиняется отцу лжи и коварства, Яриська допустить не могла. Она видела зло воочию, и не верила. Тем не менее, Яриська преодолела ужас, чтобы внимательнее рассмотреть предводителя.
   Он был, на удивление, не очень высоким. Крепко сбитый и костлявый одновременно. Черты лица, если можно сказать так о жуткой физиономии, очень грубые, застывшие в отупении и злобе. Глазные впадины слишком большие и будто квадратные, а сами глаза маленькие. Зрачки - чёрные бусинки на фоне двух выпуклых белков. Взгляд остановившийся, ничего не выражающий - мертвый. Он весь был воплощением смерти, а ещё от него исходила неимоверно сильная энергия злобы, агрессии, ненависти. Она прокатывалась по замку волнами, накрывала всех присутствующих. Казалось, остальные злые существа не могут устоять, мучимы и терзаемы его изнемождающим присутствием. Они были напуганы и покорны, заискивали и раболепствовали, дрожали в коленопреклонённом почтении и обожании, и вообще, напоминали загипнотизированных мартышек перед удавом. А он обозревал замок невидящим ужасным взглядом, приводя всех в трепет.
   - Скоро настанет наш час! - как из бездны прорекло существо могильным голосом. - Зло побеждает повсюду, и однажды мы выйдем, чтобы занять и населить землю.
   Крики радости, похожие на визги ужаса раздались повсюду. Их разбавляло рычание и гудение огромных подземных чудовищ, топающих по полу замка. Вдруг откуда не возьмись, возник сильный вихрь. Он подхватил длинный черный плащ Дэвила с кроваво-красной подкладкой. Потом стены замка исчезли, и князь тьмы оказался стоять на руинах пылающего, разрушенного, стонущего в агонии мира. Толпы нечисти с криками начали разбегаться, не зная, чего ожидать дальше.
   Потом всё внезапно исчезло, вернулось к первоначальной картине. Вновь появились стены и потолок, князь тьмы растворился, а перепуганные твари, оглядываясь, приходя в себя, начали потихоньку выползать из убежищ.
   "Вот уж нет!" - почему-то с уверенностью подумала про себя Яриська, вспомнив папку, их дом возле самого леса, умиротворённое сильное солнце, медленно скатывающееся за горизонт. Ей даже стало легче. "Мир существует по другим законам. И даже если в нём и есть много зла, всё равно, последнее слово не за ним. Поганые вурдалаки!" - разозлилась девушка. "Эко что выдумали!"
   После этого вакханалия продолжалась до утра. А когда мрак снова сменился тягостной серостью, уроды попрятались по своим убежищам, исчезли, растворились.
   От всего пережитого Яриська так измучилась, что провалилась в сон, больше похожий на забытьё. Она стояла перед огромными медными воротами, покрытыми мхом и гнилью. Яриська была очень напугана, так как то, что скрывалось за воротами, казалось ей страшным злом, величайшей мерзостью. И вдруг они начали открываться, и могильный смрад охватил её леденящим ужасом. Яриська знала, что должна войти внутрь, чего бы ей это не стоило. Бестелесные мрачные существа были повсюду. Они казались чахлыми, изнеможенными, были мучимы страхом, болью, отчаянием, одиночеством и нескончаемостью смерти. Некоторые стонали и выли, иные тихо гаденько плакали. Иногда какой-то призрак, похожий на тень, падал ниц и начинал извиваться от страшных мучений, визжа в агонии. Но помощь не приходила. Тогда существо садилось и успокаивалось, глядя перед собою мутными впадинами глазниц. Некоторые начинали протягивать к Яриське руки. Она в ужасе отшатывалась, но через какое-то время поняла, что неуязвима. Иногда девушке приходилось проходить через толпы бестелесных теней, и она чувствовала ужас зла и безысходности, который окатывал её волнами. Яриське хотелось вернуться назад и бежать, но путь был закрыт бестелесными тварями, которые столпились, сгустились около ворот, создав непроходимое по своей плотности ядро тьмы. Они хотели вырваться из места заточения. Но что-то более сильное, чем видимые препятствия, сдерживало их, так что все попытки оказывались тщетными. Яриська была в панике: тьма вокруг сгущалась. Она уже почти не могла дышать от тяжести зла, смрада разложения. Ей некуда было спрятаться, укрыться. Ещё чуть-чуть, и смерть вошла бы в неё, забрав душу, которая горела подобно слабому светильнику, а безумие загасило рассудок. Яриська хотела кричать, но боялась издать звук, чтобы не привлечь внимание. Но когда отчаяние достигло пика, она закричала, однако не услышала ни звука. Яриська кричала всё сильнее. Она вся превратилась в крик, который, казалось, разорвёт её вены, сосуды, выбьет изнутри барабанные перепонки. И вдруг картина изменилась. Яриська летела, или лучше сказать падала в огромном чёрном туннеле. Агрессия зла исчезла, вокруг стояла тишина и покой, похожий на смерть. Яриське захотелось забыться и вот так вот падать-парить, не думая ни о чём. Она закрыла глаза: ощущение тела исчезло, как в невесомости. Это продолжалось какое-то время, пока девушка не ощутила, что лежит на чём-то твердом, а сверху на неё льет дождь. Это был обычный дождь. Девушка открыла глаза и не поверила: она находилась на площади города. Всё было настоящим: земля, дома, деревья. Только никого вокруг не было, а вокруг стояла тревожная тишина, которая не предвещала ничего хорошего. И, чем дольше Яриська не видела людей, тем сильнее становилось её волнение и ощущение, что произошло что-то страшное, непоправимое. Тем временем дождь усиливался. Он уже лил сплошной стеной, так что Яриське снова тяжело стало дышать. И тут она увидела одинокие фигуры, которые в панике бежали, пытаясь укрыться от дождя. Яриська тоже побежала. Люди стучались в ворота, двери домов, ища прибежище. Некоторых впускали, многие оставались снаружи. Яриська попала в дом, где уже скопились люди. Они успокаивались, укрывшись от дождя, разжигали огни. Но даже здесь царила атмосфера безнадёжности, оставленности и обречённости. Да, они были оставлены среди кромешной тьмы, в которой не было и лучика теплоты или надежды, не забраны от большой беды, которая казалась неизбежной и неминуемой. За окнами и дверьми убежищ разворачивалась другая картина. Дождь, достигнув своей мощности, начал превращаться в кислоту. Она лилась сверху и сжигала людей, превращая их в изуродованные живые трупы. Крики адской боли и отчаяния доносились отовсюду. Мужчины, женщины, дети бежали к убежищам и сгорали, не достигнув цели. Но самое страшное было то, что, сколько бы они не кричали и не взывали о помощи, спасение не приходило. Будто с земли было забрано милосердие.
  
   Когда девушка проснулась, чудовищ не было видно. Яриська чувствовала себя невероятно разбитой. Ноги и руки были налиты тяжестью, голова гудела. Яриська не могла пошевелиться. Обессиленная, она пролежала в каморке целый день, а ночью повторилось то же самое.
   Вакханалия повторялась каждую ночь, хотя предводитель появлялся лишь изредка. И каждую ночь Яриська ни живая, ни мертвая наблюдала ужасную картину из своего маленького убежища. Злобные существа не трогали девушку, не причиняли ей вреда. Более того, она будто оставалась для всех невидимой. Тем не менее, каждый раз Яриська переживала такие страшные муки, что не знала, доживет ли до утра. Ощущение ужаса, омерзения, беспредельного зла, которое имело силу уничтожать все живое, лжи, разложения; запах гниения и смерти, - всё это Яриська переживала вновь и вновь. Она видела зло в своём абсолютном окончательном виде.
   Утром Яриська забывалась тяжёлым сном, а после полудня выходила на некоторое время из замка, чтобы утолить жажду и подкрепиться.
   Вскоре после того, как дракон принёс девушку в страшный замок, прекрасная незнакомка явилась ей во сне и показала источник, из которого Яриська могла пить, и дерево, плоды которого она могла бы употреблять в пищу.
   Вода в источнике была необыкновенно чистой, прозрачной и прохладной, сладкой. Она не только утоляла жажду, но наполняла девушку свежестью и силой, которых Яриська раньше никогда не знала.
   Когда девушка впервые попробовала воду, то очень удивилась. Несмотря на изнеможение и шок, который она постоянно переживала с тех пор, как попала в замок, Яриська отметила удивительные свойства воды. Она была чистая и живая, и имела совершенно неземное происхождение. Девушка была уверена, что, обойди она хоть всю землю, посетив все заморские царства, она нигде не нашла бы такой воды, не купила бы её ни за какие деньги. Вода возвращала ясность ёё измученному рассудку и приносила крепость в дух. Это была поистине удивительная вода! Как такой источник появился и мог существовать в таком гнилом и злачном месте, Яриська не задумывалась, только знала, что без него она бы погибла. Дерево было такого же удивительного свойства. Его плоды насыщали, возвращали утерянную силу, давали крепость. Много всяких плодов перепробовала Яриська на своём веку, но таких никогда не ела. Они были сладкие и сочные, как нектар, будто выросли не на земле, а в месте, где нет ни палящего зноя, ни лютых морозов, где дождь всегда орошает землю благодатной влагой, а солнце никогда не заходит.
   - Это волшебная вода и плоды, - подтвердила прекрасная незнакомка, явившись Яриське во сне. Они будут возвращать тебе силы каждый раз, так что ты не понесёшь урона от чудовищ мрачного замка. Не бойся, Яриська! Мало кому на земле довелось испить эту воду и отведать плоды. А те, кому выпала столь славная участь, становились людьми, равными в величии, смелости и славе которым не было.
   "Неужели и я принадлежу к числу сих избранных?" - в волнении думала девушка. Это было гораздо больше, чем откровение зла мрачного замка.
   Так Яриська узнала, что дерево и источник возникли только с её появлением в этих краях, и исчезнут, когда её здесь не станет. Ещё она была уверена, что сам замок с гнилыми болотами и чудовищными призраками вскоре провалится прямо в преисподнюю. Ибо не сможет земля долго нести на себя такую мерзость.
  
   Через какое-то время, когда Яриська чуть привыкла к страшным ночным оргиям, из множества чудовищных существ она начала различать отдельные индивиды, которые привлекали её внимание. Следует напомнить, что мрачный замок являлся прибежищем и для злых душ, не нашедших покоя после смерти. Они пришли сюда, были перенесены из разных народов и времён.
  
   История первая.
  
   Это было безобразное распухшее существо, непонятно, женского или мужского рода. Грузное, резко зловонно пахнущее, с рыхлой серой кожей, под которой, казалось, скапливалась какая-то жидкость. Оно подобострастно кланялось, завидев демона или колдунью более высокого ранга, умильно улыбалось, и всегда готово было услужить или прислужить, несмотря на страшные боли, мучавшие его. Боли эти были разного характера, начиная со страшных головных и заканчивая мучительными в заднем проходе. Оттуда всё время сочилась кровь, так что существо не могло ни сидеть, ни стоять, в особенности же мучительно давался каждый шаг. Но, как только оно видело "верховное начальство", мучения уходили на второй план, существо становилось юрким и прытким, оно наклонялось и изгибалось, семенило ножками, могло даже выражать бурную радость и восторг. И, только, когда всё заканчивалось, сгибалось в судорогах страданий, а его лицо замирало в немом оцепенении, страшной гримасе смерти, звериной жестокости и отупения.
   Трудно было представить, что когда-то это существо было человеком, даже ребёнком. Что мать радовалась и гордилась рождением сына, и поэтому назвала его в честь своего отца. Имя его, конечно, давно затерялось. Тогда, когда он потерял, убил свою душу, перестал быть человеком.
   Но сначала мальчик ничем не отличался от своих сверстников. Мать, отец, брат, - всё было прилично и благовоспитанно, всё как у всех вокруг. Мать работала, а потом готовила и убирала, стирала одежду до полуночи. Работа, на которую она ходила как все, была ненужная и бесполезная, и платили за неё мало, но так было положено. С детьми общалась мало, только выгоняла их из кухни, чтобы не мешали. Была нервной и уставшей, детям же казалось, что она властная и злая. Они не любили её, побаивались, а наш герой мечтал вырасти и покинуть дом навсегда. Он был замкнутым и малообщительным. Из-за плохого зрения его всегда дразнили, и от этого страх перед жизнью и людьми прочно засел в душе его с детства. С другой стороны, жажда принятия, а в мечтах, обретения некого успеха и признания, жила в нём болезненно и мучительно.
   Мальчик вырос. Его зрение каким-то чудом улучшилось. Из неуклюжего толстяка он превратился в подтянутого юношу, и, в конце концов, выглядел не просто приемлемо, но приближался к эталону красоты. Такая перемена была совершенно неожиданной для него. Вместо насмешек и издевательств, к которым он привык с детства, он ловил на себе взгляды симпатии, улыбки молодых девушек, одобрительные похлопывания по плечу пожилых, бывалых людей. В это время произошло ещё одно событие: его простая семья, которая не отличалась от тысяч подобных, отыскала в своём роду уникальные редкие корни, даже получила наследство. Оно заключалось не столько в материальном богатстве, хотя этот момент, безусловно, присутствовал, сколько в голубой крови, благородном происхождении. Это сразу изменило статус семьи, на несколько порядков подняло их самооценку. Благо, к тому времени, понятие о равенстве, которое было в том крае основой всего, пошатнулось, и все начали стремиться, хоть как-то выделиться из надоевшей угнетающей серости.
   Его детство, взросление происходило среди людей, в которых десятилетиями вытравливалась всякая индивидуальность, природные особенности и отличия от остальных индивидов, которым насаждалась одинаковость мышления, чувствований, физических и физиологических потребностей, подогнанных под потребности примитивного члена сообщества, без души, талантов. Жить в таком обществе смертельно мучительно для одних, но спасительно для других. Ибо повсеместная серость может скрыть душевное ничтожество, убогость, подлость, трусость.
   Юность нашего героя пришлась на период крушения всех ценностей и идеалов. И это снова играло в его пользу. Известные далёкие родственники, которые придали ему значимость; достаточный, даже более чем, материальный уровень, которым нежданно-негаданно обеспечили его семью перемены; приятная внешность, выше среднего уровня способности к изучению различных наук, языков; даже определённые творческие способности. Из неудачника, обречённого на забвение, наш герой превратился в молодого человека, перед которым открывались множество перспектив и возможностей. Но он был достаточно ленив, вял душою, и умел только потреблять.
   Его младший брат, кстати, был поражён тем же изъяном. Чтобы не работать, не принимать никаких решений, он пошёл даже на то, что прикинулся душевнобольным. Не буйным, чтобы не попасть в надлежащее медицинское учреждение, на окнах палат которого красовались железные решётки. Рассудительный доктор поставил диагноз: вялотекущая шизофрения, приписал отдых и щадящий режим, и регулярный приём валерианки для успокоения, а также транквилизаторов в период приступов. Упитанная детина семнадцати, потом двадцати, тридцати лет пускала слюни, тёрла пальцами друг об дружку и сбрасывала чёртиков с колен, плечей, волос. Родители покачивали головой в смущении и болезненной жалости к своему отроку: как же он болен! А детина спала целыми днями, жрала до икоты, покрываясь жировыми угрями, и ничего не делала. Он, не задумываясь, отдал радости общения со сверстниками, приятное препровождение с противоположным полом ради беззаботной жизни в полусонном состоянии и ничегонеделании. Мать, которая со временем состарилась и превратилась в седоволосую старушку, все так же суетилась возле своего чада, обстирывая и откармливая его. В какой-то момент она даже начала спать с ним в одной кровати, чтобы дитя не мучили ночные кошмары. Сынок с трудом выдерживал такое навязчивое опекунство. Ему приходилось играть роль душевнобольного не только днём, но и ночью. Он ненавидел всё вокруг, но ни на шаг не отходил от выбранной роли. Неким удовлетворением для его безобразной души являлись мучения и постоянные хлопоты, которые изнемождали его мать до предела. Он потешался над её глупостью и безвыходностью. Случались и редкие моменты, когда он был вне поля её зрения. Тогда нашего юнца невозможно было узнать. Он был груб и вульгарен, зол и пошл без меры. В нём открывалось существо демоническое, изворотливое, лживое и циничное, ибо душу свою, человеческий облик, он давно потерял. "Да он совершенно нормален, и вовсе не беспомощен!" - удивлялись немногие, которым удалось стать свидетелями перевоплощения.
   Но мы вернёмся к старшему брату. Итак, он был достаточно ленив, вял душою, не хотел брать ответственность за собственную жизнь. В университете, куда поступил, учился крайне плохо, таланты не развивал вовсе. Красивую внешность, на которую были падки молодые девушки, использовал для завязывания непродолжительных связей, от которых его душа развращалась, а тело накапливало всевозможные болезни. Он был настолько упрям в своей лени, что отказывался себе готовить, держать в чистоте тело и одежду. От этого всегда был неопрятен, дурно пах, что, впрочем, до времени скрывалось его молодостью.
   На досуге молодой человек иногда пил, много курил, но это не могло заполнить всего времени и пустоты душевной. Вскоре однокурсники, которые поначалу завидовали ему, испытывали некое восхищение перед громкой фамилией и родословной, поняли его сущность, и оставили в покое. Желание иметь с ним знакомство и дружбу заменилось на пренебрежение и лёгкую насмешку в его адрес. К такому отношению наш герой привык больше, и даже чувствовал некое душевное облегчение, попав в привычную эмоциональную среду. Он лучше бы унижался, просил о снисхождении, чем являлся центром ожидания чего-то необыкновенного, реально весомого.
   Когда он, наконец, остался наедине, то начал искать, как бы заполнить свободное время. Это должно было быть что-то, не требующее затраты физических, эмоциональных, душевных сил. А, с другой стороны, выглядящее, как что-то значительное. Наш герой решил углубиться в себя, понять сокровенные лабиринты психики и подсознания. Он часами лежал в полусонном состоянии, медитируя, теряя грань между реальностью и фантазией. Порой его посещали видения, порой какие-то лица из другого мира являлись перед ним. Но всё это имело мрачный, гнетущий характер. Наш герой ещё больше забросил учёбу, внешний вид. Теперь он был наполнен новой значимостью. В своём мире он был пророк, учитель и цензор.
   Время переоценки идеалов, крушения ценностей, смены общественного строя позволяли всему этому быть. Личность, лишённая прежних устоев, на какое-то время осталась сама по себе без гнетущего и давящего влияния общества, которое само стояло на перепутье дорог, решая, какое направление избрать. Эта личность была крайне скудна, нища и сиротлива. Её почти столетье отлучали от культурных традиций и общечеловеческих ценностей. Весь этот внутренний вакуум заполняла идеология, что так губительна для человеческого существа.
   Теперь эта личность, стоящая на шве времён и общественных формаций, даже не знала, куда податься, в какую сторону обратить свой взор. Люди предприимчивые устремлялись в сторону накопления богатств, и очень в этом преуспели. А такие, как наш герой, и многие, гораздо лучше его, подобно первобытным людям старались изобрести велосипед, то есть понять азы, которые уже давно были известны. В социуме начали возникать всякие верования, религиозные и духовные течения. Каждый выбирал сам во что верить: в тёмные или светлые силы. В принципе, было всё равно. Наш герой волею случая или провидения был занесён в одну из религиозных сект. По такой же случайности или удачному стечению обстоятельств, а может, это была рука Божьего вмешательства, он женился. Это однозначно спасло его от полного морального и душевного разложения.
   Несомненно, это был самый благодатный период в его жизни. Его спутница оказалась юной, доверчивой девушкой, почти ребёнком. При этом она была сильной, деятельной личностью. Никогда не удовлетворялась привычными объяснениями существующих вещей и явлений, ставила вопросы и искала ответы на них. Её энергии с лихвой хватило на них двоих. Со временем они привязались друг ко другу, и уже не мыслили жизни порознь. На какое-то время всё злое, мрачное, гнетущее и пугающее в его жизни улеглось. Он был накормлен и одет, о нем заботились и принимали таким, каким он был, не требуя ничего взамен. Так продолжалось ни год и ни два, похоже, целую вечность. Целую долгую счастливую жизнь, о которой после в его душе не сохранится ни лучика, ни одного воспоминания, ни одного светлого дня. Он всё уничтожил своим предательством, обрек себя на страшные муки во тьме и безнадёжности, а после, в мрачном замке на краю земли.
   Они не знали, что такое любовь, ибо их родители никогда не любили друг друга. Никто не рассказывал им о верности. Просто ничего не болело внутри, не пугало подозрениями и ночными кошмарами. Они были детьми слома времен, предоставленными самим себе. Она была любознательна и пытлива, а он просто следовал за ней, оберегал и защищал от опасностей. Она настрадалась в детстве от жестокого обращения отца и безумных планом матери, претендующей устроить её жизнь по собственному усмотрению, впервые обрела защищённость и мир, успокоилась. Ему не нужно было ни смысла, ни цели, ни принятия другими, ни самоутверждения, просто, чтобы она была рядом, мирно посапывала на его плече. Это был миг правды и чистоты, как до грехопадения первых людей в раю, когда не нужно никаких слов и объяснений, клятв и оправданий. Предметы не отбрасывали тени, ибо тьмы не было. И в летний зной они находили прохладу, ибо солнце не было изнуряющим. И любой путь вместе не казался утомительным. Они обрели детство, которого были лишены, и невинность как неожиданный дар.
   Зло пришло, чтобы испытать их. Жестокое, насильственное, вероломное, беспощадное зло, которое всё крушит и ломает, сжигает и уничтожает на своём пути. Оно пришло ложью. Что всё доброе и искреннее, что у них есть, - опасная иллюзия, грех, безумие. Зло лгало и кричало, пугало и угрожало. И наш герой предал её, свою спутницу, свою любовь, свою душу. Это предательство далось ему медленно и мучительно. Но уж точно, оно не было неожиданным или случайным, непредвиденным.
   Целую вечность, правда, очень короткую, где он был ещё жив, но уже смертельно одинок и потерян, он убивал себя, по капле вытравливал воспоминания, вырывал цветы, гасил звёзды. А потом его сердце погасло, и он перестал существовать. Всё погрузилось в мрачное немое безмолвие. Он убил себя, а потом начал убивать её. Она была чиста и невинна, и это давало ей силу, так что зло не могло коснуться её. Но он мог коснуться её. И он жаждал убить её, ибо стал злом. И он бил и бил её, душил и преследовал, настигал и не давал перевести дыхания. А она, ошеломлённая, сраженная горем, долго не знала, что ей делать: закрываться от ударов или бежать.
   Потом она убежала на край земли, и спаслась. Но ещё долго не могла жить, ибо он убил её. Убил её сердце на целую вечность. Расколол её вселенную пополам злом, которое есть предательство, погасил все звёзды и отравил реки. Пустил её, ошеломлённую, одинокую и растерянную в мир, где так много опасностей, лжи, обманных вещей.
   Как сложилась его жизнь после этого - не имеет значения, ибо он был еже мёртв. Силы зла, которым он отдался, дали ему невысокий чин в системе власти. Отныне его участью было кланяться и прислуживать, доказывать свою верность, чем он и занимался. Переселение в мрачный замок существо почти не заметило. Оно очень мучалось от изнуряющих болей, но не находило облегчения.
  
  
  
  
   История вторая.
  
   Сколько себя помнила, она лгала. В детстве, когда изображала маленькую добрую девочку, а внутри завидовала и обзывала тех, кому улыбалась, нехорошими словами. В отрочестве, когда ухаживала за старенькими бабушкой и дедушкой, а, на самом деле, хотела, чтобы они поскорее умерли. Она хорошо училась, выглядела покладистой и послушной, слыла умницей и красавицей, самой-самой девушкой на селе. В действительности же, всё ненавидела и презирала, в особенности тех, перед кем должна была играть роли. То, чем она была наполнена, было совершенной противоположностью того, что она изображала.
   Она была злой, завидовала, не хотела ни о ком заботиться, ненавидела место, в котором родилась и жила, людей, которые её окружали. Она хотела бы оказаться совершенно в другом месте: в краю бесконечного, беззаботного веселья, развлечений. И, чтобы она была принцессой, или княжной, которой бы все прислуживали, угадывали бы её желания. А она бы наказывала их презрением, смотрела взглядом, полным гордыни и превосходства. Но вместо этого, она жила в деревне, где нужно было работать, не покладая рук, таскать кирпичи, строить дом, который стал бы её приданым.
   Мать была ворчливая, ничем недовольная женщина. Небольшого роста, в преклонных летах похожая на мальчика, но сильная и властная, она почти всю жизнь прожила одна, никому не доверялась, ни у кого не просила помощи. Дочь её всегда боялась, не могла ослушаться. Но, с другой стороны, презирала и смеялась в душе. Ибо мать не знала о её тайном мире, в котором она была владычицей, карала и предавала на мучения по своему усмотрению. Ещё она знала, что никогда не будет такой глупой, как мать. Другие будут работать на неё, нести тяжести, а она любой ценой, хитростью, властвовать. Ну почему ей не посчастливилось родиться в том, её мире? Не нужно было бы притворяться. Играть эти ничтожные роли в жалком окружении. Она видела себя грозной и прекрасной владычицей. Прекрасной и злой, беспощадной, которую бы обожали и бросали сердца к её ногам. А она растаптывала бы их без всякого сострадания, убивала бы презрением тех, кто её боготворил.
   Когда наша героиня подросла, появилось множество претендентов на её руку. Но все казались ей жалкими. Она смеялась над ними в душе, а в реальности продолжала играть роль образцовой девушки. Был, правда, один, который привлекал её внимание, грел душу и взор. К нему она бегала тайком от матери, несмотря на строжайшие запреты.
   Семья юноши была необычной, отличающейся от всех в том селе. В его роду были воры, и даже убийцы, его тётки наживали добро незаконным путём, меняли мужей, как перчатки, зло и гордо смеясь в лицо общественному осуждению. Нашей героине казалось, что в такой среде её внутренние желания и амбиции хоть как-то реализуются. Это был мир, попирающий всеобщую повсеместную серость, существующий на гране реального и метафизического злого, а наша героиня имела потребность жить во зле, душевной разнузданности и безнаказанности.
   Она отдалась юноше без сомнения, со сладостной страстью, в которой воплотились давно бушевавшие мечты и желания, наслаждаясь пороком, который жил в ней и требовал реализации. Плодом этого события неожиданно стала новая жизнь, зарождение которой она вскоре почувствовала внутри себя. Она испугалась. Такой поворот был совершенно нежелательным. Тем более, что юноша, на которого она возлагала большие надежды в перспективе изменения своей жизни, тоже испугался и умыл руки. Сначала он спрятался в погребе, а потом родственники отослали его прочь из села, от греха подальше. Она извлекла урок: соприкоснулась с такой же трусостью и лицемерием, малодушием, по законам которых жила сама. Поняла, что зло, которое внутри и тайне может достигать небес в своём тщеславии, горделивой красоте и безнаказанном превозношении над всем, на практике ведёт себя трусливо, предательски и ничтожно.
   Она жестоко обманулась, и оказалась ещё в более стеснённом положение, чем до этого. Наша героиня лгала, как никогда раньше: плакала, представляя себя жертвой, просто была убита горем, виной и стыдом, на самом же деле, страхом. Её мать в сердцах схватила топор, чтобы убить насильника и обидчика. Весь гнев обрушился именно на него. Её же все жалели, покачивали головами, говорили, что теперь жизнь у бедняжки пойдёт вся наперекосяк, клялись помогать и опекать её в тяжёлом положении. Она успокоилась, даже нашла определённые преимущества. Ребёнка решила оставить, чем укрепила сострадание и симпатию в глазах односельчан. Про себя же решила, что он послужит ей хорошим прикрытием впоследствии. И больше никаких детей, никакой неосторожности, просто холодный расчёт. А ребёнок, кстати, это была девочка, скоро вырастет. Ну, лет пятнадцать, а дальше... Жизнь ведь ещё даже не начиналась.
   Да, несомненно, время, в котором родилась и жила героиня, сыграло над ней злую шутку. Оно было подобно ловушке и насмешке. Повсеместная серость и одинаковость, усреднённые нормы морали, усреднённые потребности. Всякое излишество в чём-либо, включая чувства и страсти, клеймилось позором. Нужно было, чтобы работа и заботы поглощали всю твою жизнь. Это было нормой, остальное считалось уродливым, опасным отклонением. В обществе господствовала теория эволюции человека из обезьяны путем полезного труда. Именно бесконечный изнуряющий труд давал человеку праведность в данном социуме. Отсюда же пренебрежение красоты и гордости в её чистом виде. Той гордости и надмения, которое создает некое подобие величия. А ведь наша героиня могла прослыть настоящей красавицей. Высокая, статная, с чёрными волосами, которые подобно змеям окаймляли её лицо. А чего стоили её зелёные глаза, о которых в другие времена поэты могли бы слагать строки, называя их роковыми, колдовскими, поглощающими бездной. Они действительно были колдовскими, мутными и злыми. В них не видно было души, только тьма и бездна, которой принадлежала её мелочная ничтожная сущность.
   Нашей героине казалось, что, родись она в другое время, всё было бы иначе. Но она ошибалась. Она была труслива и малодушна. Одобрение окружения было для неё всегда самым важным. Даже во зле нужно иметь смелость идти до конца, чтобы стать кем-то значительным. Все великие вожди, диктаторы, кровопийцы и нелюди, исторические персоны, которым поклонялись после их смерти, роковые красавицы и просто женщины, известные свей разнузданностью, греховностью, имели смелость попрать людское мнение и законы открыто и до конца, наплевать, посмеяться над ним. Не таковой была наша героиня. Она блюла свою репутацию больше всего хранимого, готова была уничтожить, разорвать человека, который бы навел хоть малейшую тень на её "добропорядочное" имя.
   Она уехала из села, которое так ненавидела, убежала от тяжёлого труда, убогости, пристальных взглядов, ворчливой требовательной матери. Хотела потеряться в большом городе, чтобы обрести возможность делать то, что было у неё внутри. А все говорили: какая она сильная, не сломалась, желает учиться, устраивать свою жизнь, несмотря на горе, что её постигло. Правда, поддерживала тесную связь с родственниками. Из трусости, конечно, малодушия, продолжала играть роли несчастной и обездоленной, которой приходится нести самой все тяжести жизни, при этом, отзывчивой, с радостью готовой прийти на помощь. Сама же предавалась разврату, вступала в многочисленные непродолжительные связи, из которых старалась выжать по максимуму удовольствия и выгоды, после же выбрасывала воздыхателей как мусор, без сожаления. Жила эгоистично, с ненасытимостью торопясь удовлетворить себя. Девочку ненавидела, старалась спихнуть с глаз подальше. При этом делала всё тайно, так что никто не подозревал о её второй жизни. К примеру, когда дочка подросла, выдавала своих молодых любовников за её женихов. Только этот ребёнок и стал невольным свидетелем её настоящей натуры: звериной в своей жестокости, безобразной и беспощадной в гордости и презрению ко всем и всему, неудовлетворённой и ненасытимой, бессовестной в подлой, бесконечной лжи.
   - Нелли, твоя мама приехала! - кричали дети, желая сообщить девочке радостную новость.
   Но она, вместо того, чтобы обрадоваться, начинала трепетать, закрывала уши руками и быстро бежала в противоположном направлении. Ноги подкашивались, всё внутри немело, скованное ужасом. Девочка бежала, не разбирая дороги, пока не оказывалась на достаточном расстоянии, вне опасности. Она могла просидеть в своём убежище дотемна, даже всю ночь, пока ужасная женщина, которая называлась её матерью, не уезжала. То, от чего убегала Нелли, было самым большим злом в её жизни. Но никто не знал о нём, даже бабушка, та самая, строгая женщина, которая очень любила внучку, растила и баловала её.
   - Нелли у меня самая лучшая! - часто говорила она, и все с ней соглашались.
   Так оно и было. Многие любили девочку, которая, казалось, была непохожа на остальных. Она выглядела весёлой, беззаботной, постоянно всех смешила, придумывала различные прозвища, рассказывала забавные истории. На самом же деле, была серьёзной, отстранённой и ... уставшей. Уставшей от страшного зла, в котором жила, которого стыдилась. Нет, Нелли не притворялась. Она считала это самым отвратительным. Она воспитывала себя: старалась быть стойкой, правильной - взрослой. Ей и приходилось быть взрослой, ибо она была совершенно одна в противостоянии злу, от которого бежала, чтобы не стать такой, как эта страшная женщина, которая всем лгала, но наедине с ней была зверем, ядовитой змеёй, беспощадной в своём презрении, надмении и жестокости. "Мама" было для Нелли самым страшным словом. Она не могла слышать его без содрогания и ужаса, а ещё, не выносила нравоучений, что родителей нужно уважать и любить. Ей хотелось бежать на край света, забыть всё. Когда Нелли выросла, то готова была выйти замуж за кого угодно, чтобы уехать далеко-далеко. Но внутри чувствовала, что это зло будет преследовать её даже на краю земли.
   Несмотря на всё, Нелли считала, что всё можно изменить. Что человек сам выбирает, быть злым или добрым. Нелли верила в добро, а не во зло.
   Но ничего не получалось. Несмотря на все усилия, Нелли оставалась возле своего зла близко-близко. И оно постоянно грозило разрушить всё доброе в её жизни. Нелли никогда не понимала, почему родилась именно у этой женщины, с которой у неё не было ничего общего. Она хотела бы, чтобы её удочерили другие люди, или же пусть бы она была полной сиротой. А, может быть, сама эта женщина стала такой из-за зла, что произошло с ней в молодости? Если бы его не было, всё было бы по-другому. Нелли прокручивала эти варианты в своей голове до бесконечности. Это лежало в основании её мировосприятия, отношения к поступкам людей: если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы этот человек родился в другом месте и в иных обстоятельствах, то не поступил так, и всё было бы по-другому. Она ждала спасения от обстоятельств, других людей, самой себя. Готова была сделать всё, что нужно, чтобы её жизнь будто началась наново, с чистого листа.
   Но спасение пришло, когда она, наконец, поняла, нет, смирилась с тем, что всё есть только так, как едино и могло быть. Что зло и добро - непреложная данность, и они так же далеки друг от друга, как небо от земли. Что зло только и способно рождать зло, какие бы обличья оно не принимало, а добро не может изменить самому себе, и для этого не нужно особых усилий.
   Она перестала спасать себя, и приняла свою жизнь и всё, что её окружало. И, наконец, стала выше и сильнее этого. Перестала ждать спасения от обстоятельств, птицу, которая унесёт её на край земли, ибо сама стала птицей. Птицей, которая способна ложиться на потоки тёплого воздуха и покоиться в безмятежности.
  
   Мы уклонились от рассказа о злой особе. Он, впрочем, не стоит внимания. Она была очень жестокой, завистливой, мстительной всю жизнь. Никакое добро не могло изменить её. Ибо она презирала добро. Хотела лишь воплощения своих мечтаний. Но была трусливой, из-за этого должна была прятать злую натуру, примеряя другие маски и роли. Как следствие, её надмение и гордость реализовались необходимостью унижения. Она унижалась перед каждым: другом и врагом, ненавидя и презирая и того и другого. Внутри же себя больше всего боялась разоблачения.
   Наша героиня закончила в страшном замке на краю земли, где имела очень низкое положение, перед всеми должна была заискивать, строить из себя несчастную. Не удалось ей стать могущественной владычицей даже в краю зла, которому она принадлежала. Как жила при жизни, так и продолжала после смерти, и это стало для неё, пожалуй, самым страшным наказанием.
  
  
   История третья.
  
   Это был темнокожий мальчик, который родился в большой семье. Старшие братья и сёстры были крепкими уверенными в себе юнцами, которые всегда имели свои забавы, дела и секреты. Они часто обманывали родителей, подличали, но всё как-то сходило с рук. Майки же был мечтательным юношей щуплого телосложения, и казался не таким приспособленным к жизни. У него, правда, был талант, отличающий его от остальных: нежный мелодичный голос. Когда Майки было особенно тяжело, он уединялся где-то, плакал, а потом начинал петь. И боль будто уходила.
   Но однажды фортуна повернулась к нему благожелательной стороной. Его талант оказался востребованным. Более того, его братьев "пристроили" к нему и его дару, так что Майки стал центром нового предприятия, его бриллиантом, драгоценностью. Его способности, всё существо: тонкое, артистичное, лиричное и мечтательное было востребовано, получило свою оценку и признание. Но не в семье, не среди братьев, которые так же втайне насмехались и зло шутили над ним, не среди родителей, которые не понимали и не принимали его.
   Майки всё так же был одинок, хотя теперь окружен восхищением многих людей. Он так же страдал, и мечтал, как раньше. Мечтал быть прекрасным и искрящимся как звезда, лёгким и счастливым, недоступным для горя и печалей, унижений. Он видел себя вечно юным, талантливым, поющим и парящим над миром, и даже законы притяжения не действовали на него.
   Майки много работал: тренировался в мастерстве пения и танца, и вскоре стал настоящим виртуозом. Его гибкое лёгкое тело выписывало немыслимые фигуры, а с обаятельного подвижного трогательного лица не сходила очаровательная улыбка. Только за этой улыбкой таилось отчаянное одиночество: миг обожания на сцене был так короток, а потом душа мальчика погружалась во тьму безысходности.
   Когда Майки начал превращаться в юношу, его стали терзать ещё и другие печали и тревоги. Нежное детское лицо покрывалось колючей порослью, тело Майки становилось будто грубым и тяжёлым - чужим. Он воспринимал это не как рост и возмужание, а как старение, разрушение. Майки, будто, начал терять себя. Теперь, даже наедине он не мог найти прибежища и покоя: его душа томилась и умирала в новом теле. Он хотел остановить, прекратить это любой ценой, навсегда остаться лёгким, невесомым мальчиком.
   Его страдания стали невыносимыми. Уязвлённое самолюбие росло. Оно терзало его со страшной силой. Детские обиды требовали удовлетворения. К отчаянию прибавилась безнадёжность и горькая жёлчь. В агонии Майки ворочался целыми ночами, не находя забытья. И в одну из таких ночей произошло посещение, которое наверняка было логичным.
   Комната Майки осветилась лунным светом, точно таким, какой он часто видел в своих мечтах. Серебристая дорожка лилась из открытого окна по полу к кровати. Майки встал, вступил в волшебную реку света и пошел в ней. Он чувствовал себя таким лёгким и прекрасным, невесомым, и вечным. Майки был как завороженный. Он не хотел отпускать чудное видение, готов был отдать за него всё, заплатить любую цену, даже попрать земные законы. И чтобы никто не мог изменить его лунной сказки: ни время, ни случай, ни люди.
   - Моя слава придет легко и без усилий, к тому же, она будет непреложна. Никто не посмеет спорить с ней, даже тогда, когда у тебя не будет сил защищать её. Даже после твоей смерти она будет расти. Что до цены, то у каждого есть только одно реальное сокровище - душа.
   Этот голос звучал и таял. Глухо растворялся в темноте и вибрировал в лунной реке. А, может, он был внутри Майки, шептал горячим желанием, обдавал огнём тщеславия.
   - Моя душа может жить только в лунном свете, - в экстазе задыхался юноша, и слёзы восторга обжигали его лицо.
   - Значит, мы договорились. Итак, ты будешь вечно молодым и прекрасным, никогда не только не постареешь, но и не станешь мужчиной, что для тебя так ненавистно. Ты станешь королём мира: все страны и народы будут знать о тебе, обожать, терять сознание только от твоего имени. Твоё влияние распространится от края и до края, на целый век, принцем которого ты будешь провозглашён.
   - Это так много! - Майки был поражён. Он не верил, что всё происходящее - правда, и был поглощён реальностью того, что с ним происходило.
   - Тебе не придётся прикладывать для этого усилий. Я всё сделаю за тебя. Заставлю обожать тебя весь мир.
   Вдруг в лунном мерцании перед Майки предстал прекрасный образ. Это был белолицый красавец, трепетный, как юноша и вечный как бог, нежный как девушка и сильный как прекрасный ангел - совершенный. Он стоял будто над всем миром, трепещущим в агонии страха, беспомощности и незащищенности. Мира хрупкого и разрушающегося. Сам же прекрасный ангел был неуязвим и вечен.
   - Но я не могу быть таким, это вовсе не я! - страх и сомнение начали подкрадываться к сердцу Майки. Он, было, усомнился, подумав, что всё происходящее - плод его фантазии. Слишком прекрасно нереальным было видение.
   - Я сам буду обитать в тебе, - это были последние слова. После чего видение исчезло, и комната снова погрузилась во тьму.
   Майки был взволнован до горячки и изнеможен до предела от всего пережитого. Но, самое главное, он не знал, правда ли это, или сон, или больной бред.
   Но после этого всё начало меняться. Путь Майки стал лёгким, как поступь в мерцающем лунном свете. Его танец, пение, до этого милые и талантливые, стали просто фантастическими, завораживающими. Каждое движение таило магию, силу, которая поднимала Майки над всеми, делала его кумиром и идолом. Теперь его выделяли среди десятков, сотен, тысяч, миллионов. Каждый считал честью иметь к нему некоторое отношение, хоть на миг оказаться в лучах его сияния. Боль и отчаяние ушли, были стёрты с души, казалось, навеки. Отвержение и непонимание остались так далеко в прошлом, что стали просто нереальными. Братья и сестры, а также родители Майки теперь относились к нему с почтением и благоговением.
   Между тем тайные посещения иногда повторялись.
   "Я отдам за тебя тысячи, и десятки тысяч за тебя", - голос был властным и могущественным, повергал в трепет. "Слава и сокровища, плоть и кровь других людей будут принадлежать тебе. Они будут отдавать даже собственные жизни, с радостью, не задумываясь". Майки был потрясён и напуган, раздавлен. "Ты ведь не есть добро, а значит, меня проклянут в конце жизни?" - задыхаясь от волнения, посмел спросить он. В ответ раздался душераздирающий, холодящий кровь хриплый хохот. "Я дам тебе петь песни о любви и мире. Люди будут почитать тебя ангелом света, сошедшим на землю, чтобы открыть глаза".
   Прошло несколько десятилетий, в которых Майки стал чуть ли не самым известным человеком на земле. Слава, богатство лились рекой. Малейшее движение Майки, звук из его уст вызывали трепет обожания, восхищения, боготворились. Многие, видя его, теряли сознание от восторга, а некоторые даже умирали, не в силах выдержать славы и величия, которые от него исходили. Майки мог делать всё: предаваться излишествам и разврату, вести и одеваться крайне неприлично: ему не только это прощалось, но всё, что исходило от него, тут же становилось самым модным, тем, что спешили наследовать миллионы.
   Когда Майки выходил на сцену, с ним происходило превращение: он даже переставал чувствовать собственное тело и управлять голосом. Кто-то, гораздо более сильный, чем он восставал в это время в нем, двигался и пел. Движения стали резкими, механическими: мёртвыми, а голос вовсе не походил на голос темнокожего мечтательного юноши. Он стал глухой. Но всё это вызывало невероятный восторг и поклонение. В конце концов, Майки уже не знал, это он двигается и поёт: живет, или тот, кому он отдал своё тело, принимает поклонение и славу, которую жаждет.
   Тело Майки теперь вовсе не было похоже на его, прежнее. Оно стало точь-в-точь как в том первом видении. Это было тело вечного бога, не знающее старения и разложения, только вот эти перемены были совершены при помощи нечеловеческих методов, плодом которых стали невыразимые боли.
   Майки мог жить только на снотворных и морфии, чтобы заглушать боль. Теперь ни слава, ни величие, ни богатство не доставляли наслаждения. Только миги без боли стали передышкой в страшной агонии уже не жизни, а мучительного существования.
   Он вовсе не заметил, когда умер. После физической смерти тела, которое давно было вовсе не его, и не тело, скроено из разных органов, кусочков чужих тел, кожи и волос, мир ещё долго кричал и клялся: "Майкл вечно жив!", отдавая дань почтения и поклонения тому, кому чернокожий Майки много лет перед тем продал свою душу.
   Яриську особенно поражал этот призрак. Он был слабый и немощный, тихо шаркал тапочками по полу замка. Кожа висела на скелете подобно несвежей изношенной тряпке, а части лица болтались отдельно от черепа. Несмотря на это, ему всегда оказывались особые почести. Два огромных тупых чудовища неотступно сопровождали Майки, защищая его от остальной братии, а сам Дэвил не единожды удостаивал его личным вниманием. Он чтил завет, заключенный с ним добровольно.
  
  
   В замке на краю земли находились души, совершенно разного величия и достоинства. Мелкие предатели и подлецы, которые выслуживались и угодничали, а потом неожиданно поражали в спину; и звёзды, сиявшие при жизни на небосклоне человеческого тщеславия. Жестокие короли-самодуры, которые желали прославиться, войти в историю количеством пролитой крови; правители-тираны, полководцы, чьи сердца были сделаны из пустоты гордости, и мертвого немого камня равнодушия и жестокости. Здесь были роковые красавицы, что обольщали и властвовали, имея толпы молодых любовников даже в старости, и религиозные служители, взявшие на себя право карать и прощать от имени самого Бога. На совести их злых деяний обязательно была кровь невинных душ, которые стали жертвой их безнаказанной разнузданности. Только сейчас все эти выродки выглядели такими, какими были по сути, без обманчивых одежд и чар, которыми владели на земле. Они были уродливы, поражены гниением, а их мерзости кричали о себе. Но даже здесь все эти "герои" толпились, толкались локтями, дрались, желая получить подобающие привилегии и почести, требуя оказания себе надлежащей славы. Если бы не воины-надсмотрщики князя тьмы, страшные беспощадные существа, которых все панически боялись, они бы разрушили своей гордостью и бесчинством и это место. Но здесь все они выглядели ничтожно, были абсолютно смирены присутствием князя тьмы, который превосходил их всех гордостью и беспощадностью, жаждой власти и поклонения.
  
   Никто не мог представить, как Яриська мучалась, живя в замке. Созерцание и прикосновение ко злу истощало её. Бывали мгновения, когда девушка чувствовала, что больше не выдерживает. Ей хотелось просто исчезнуть, никогда не родиться, чтобы даже память о ней была стерта. Присутствие зла парализовало тело, которое коченело от могильного холода, тьма и безнадёжность пронзали тысячами каменных иголок, зловоние и смрад туманили рассудок. Она жила в каком-то дурмане и полузабытьи: на гране человеческих возможностей переживала ночные оргии мерзких тварей, а потом часто теряла сознание от изнеможения, проваливалась в тяжёлую дрёму. Одиночество также наваливалось отчаянием. Яриське совершенно не с кем было поговорить. Только борьба с ужасом и желанием смерти стала её уделом.
   Что же до того, почему Яриська оказалась в таком страшном месте, то девушка терялась в догадках. Она бы спросила об этом у кого-нибудь, да вовсе никого не было. Даже ветер не долетал в эти затхлые мрачные края, не то, что солнечный луч.
   В страшном месте на краю земли Яриська жила, сама не зная, сколько времени прошло. Трудно было судить, потому что время тянулось очень медленно. А точнее было бы сказать, оно совсем остановилось. Всё это превратилось в один бесконечный мучительный кошмар, который не заканчивался.
   Яриська даже не думала об отце, не могла скучать по нему: так мучительно было её существование. Зато, сама того не подозревая, она стала гораздо сильнее и выносливее. Можно сказать, Яриська стала совершенно другим человеком. Со временем, как только ночные кошмары заканчивались, и призраки растворялись, девушка, собрав остаток сил, спешила к живительному источнику и чудодейственному дереву, чтобы не погибнуть. У неё не было другого выхода: она не могла исчезнуть, не могла сбежать из замка, не могла прекратить или укрыться от ночных вакханалий. Яриська научилась жить сверх всех человеческих сил, полагаясь на целительные свойства живого источника и чудо-дерева. Она подолгу сидела у прохладной воды, смотрела, как искрятся её капельки. Это было тем удивительнее, что ни солнца, ни солнечных лучей не было. Вода несла солнечный свет сама в себе. А ещё, свежесть и жизнь. Только, сидя возле источника, Яриська могла свободно дышать. А когда она ела плоды с дерева, девушке казалось, что она гуляет по прекрасному саду. Яриська закрывала глаза и видела зелёные травы, прекрасных птиц с необыкновенно красивым и ярким оперением. Девушке казалось, что она понимает язык и трав, и цветов, и деревьев, и птиц.
   Иногда рассудок настолько изнемогал от пережитых волнений, что она впадала в забытьё. Ей казалось, что прилетит прекрасная большая птица, она сядет ей на спину, и они поднимутся над этими гнилыми смрадными болотами и полетят туда, где зеленеют сады и поля, туда, где слышится человеческая речь и смех. Или южный ветер внезапно ворвётся неизвестно откуда, подхватит её и унесёт. И она будет плыть в небе, омытая солнечным теплом и светом. И будет такой свободной, сильной и счастливой, какой ещё никогда не была. А ещё, иногда ей хотелось, чтобы пришли сильные и добрые люди, и избавили бы её из этого страшного заточения. Она представляла, как они смеются, поют песни, улыбаются ей. И весь ужас смрадного места рассеивается.
   Но никто не приходил. Яриська чувствовала себя такой одинокой, будто бы она одна на всём белом свете.
   Но однажды, когда серость дня в очередной раз сменила ночные кошмары, Яриська услышала на болотах возле стен замка человеческий голос.
   - Есть тут душа живая? - голос принадлежал молодцу, неизвестно как попавшему в эти страшные места.
   Яриська не верила своим ушам, думала, что ей это всё слышится. Но крик снова повторился:
   - Ау, есть кто-нибудь в этой чёртовой глухомани, гнилой тмутаракани?
   Сомнений не было, жуткое место на краю земли, страшный замок, посетил человек. Яриська быстро выбежала из дворца, трепеща от волнения и страха, что ей всё это кажется, и спасительный голос может исчезнуть.
   - Я! Здесь есть я! - закричала девушка и начала махать своей сильно перепачканной и пришедшей в более чем жалкое состояние косынкой, будто она была на необитаемом острове и впервые за долгое время увидела в море корабль.
   Молодец был более чем удивлен. Он сам выглядел уставшим, заблудившимся путником. Да и лошадь под ним была худая, изнеможённая. Но для Яриськи молодец казался настоящим чудом.
   - Как ты здесь оказалась, душа-девица? - спросил юноша, увидев Яриську. Его удивлению не было предела. - А ещё кто-нибудь есть?
   - Нет, здесь больше никого нет! - возбуждённо говорила запыхавшаяся Яриська, не веря своему счастью.
   - А как же ты? В этих гнилых местах... Я и сам не знаю, как сюда попал. Вроде, леший попутал, лошадь заблукала, пока я спал-дремал. Какое-то наваждение! Фу ты, какая задуха!
   - Тебе лучше выбираться отсюда побыстрее, добрый путник. Пока не настала ночь. Иначе ты увидишь, что это место куда более страшное, чем кажется с первого взгляда, - взволнованно лопотала Яриська.
   - А ты? Как живое существо может оставаться в таком страшном месте, да ещё и молодая девица!
   - Я думаю, ты можешь взять меня с собою, - в некоторой нерешительности, но и с отчаянной надеждой сказала Яриська. - Но у меня нет лошади, а твоя, гляжу, совсем устала.
   - Откуда здесь взяться лошади? Ни травинки вокруг. А тебя я, конечно, заберу, - ни на секунду не задумываясь, ответил юноша. - Одно доброе дело сделаю, хоть и по случаю. А за лошадь ты не беспокойся, она выносливая!
   Юноше, похоже, понравилась Яриська, хотя она была в столь плачевном положении, вся перепачканная и измученная. А, может, ему просто было скучно, и он также рад был живому человеку, который так искренне откликнулся на его приветствие.
   - Только мне нужно отлучиться ненадолго. Я быстро, а ты подожди меня здесь.
   И Яриська побежала туда, где был источник с живой водой и чудо-дерево. Каково же было её удивление, когда она не увидела ни того, ни другого. Девушка очень огорчилась. Но вдруг появилась прекрасная незнакомка.
   - Я открыла тебе воду жизни и чудо-дерево. Отныне вода из источника и плоды будут принадлежать тебе, где б ты ни была. И, где б ты ни была, с какой бы бедой не столкнулась, они будут животворить тебя, давая силы перенести любое испытание и беду.
   - Спасибо, прекрасная Фея, или, кто бы там вы ни были, - смирённо ответила девушка. - Я так привыкла к удивительной воде и чудо-плодам, что мне очень нелегко было бы с ними расстаться. Это не только то, что спасло меня в этом страшном месте от смерти, но самое удивительное, что я когда-нибудь пробовала в жизни.
   - Тебе так понравилась живая вода? - улыбнулась незнакомка. - Да, это действительно самое удивительное, что может быть. На земле вода совсем другого свойства. Может быть, она утоляет жажду, но моя вода насыщает душу, просветляет рассудок. Пей всегда эту воду, дитя, и ты будешь неуязвима.
   - А что теперь? Я ведь могу покинуть это место? - с волнением спросила девушка.
   За время пребывания в ужасном замке Яриська перестала быть самоуверенной, и понимала, что её дальнейшая жизнь находится всецело в руках незнакомки. Девушка не строила планов на завтра, и не знала, где очутится в следующий момент. И сейчас она очень волновалась, так как изнемогла от одиночества и мучений, и отдала бы многое, чтобы её муки и заточение закончились. С другой стороны, Яриська чувствовала, что это только начало пути.
   - Отныне, ты будешь жить среди людей, но они будут тебе далёкими и чужими. Не отдавай им своего сердца, ибо они не имеют никакого отношения к тебе и твоему пути. Сказав это, прекрасная незнакомка так же внезапно исчезла, как и появилась.
   А Яриська поспешила вернуться к юноше. Она была охвачена лихорадочным волнением от мысли, что покинет страшный мертвый край, будет видеть человеческие лица, слышать голоса. Конечно, пока она не сможет пока вернуться к отцу, и вряд ли когда-нибудь будет жить так, как раньше, теми вещами, которые любит и знает с детства. Но, первый урок и испытание были явно позади. От осознания этого Яриське становилось легче.
   - Ну, что, ты готова? - спросил молодец, когда Яриська приблизилась к лошади. - Тогда залазь скорее. Нужно выбираться из этих мрачных краёв.
   При помощи юноши девушка забралась на лошадь, которая устало и удивлённо посмотрела на новую ношу, и они тронулись прочь от чудовищного замка.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
   ПРИНЦ РОМО И ИСТОРИЯ О СЛАВНОМ БОРИСЛАВЕ.
  
  
   Так закончилось первое испытание Яриськи. По мере удаления от замка она начинала верить, что его страхи остаются позади. Хотя ей хотелось ехать прочь гораздо быстрее, бежать быстро, до изнеможения, чтобы только не вернуться обратно. Яриська чувствовала себя почти невесомой, будто тонны тьмы падали с её плеч. Тем не менее, она была абсолютно ошеломлена и потрясена тем, что ей пришлось пережить. Она совершенно не знала, как будет жить дальше, после всего, с чем она столкнулась. Время, проведённое в жутком месте, навсегда перевернуло её мир. Это было настолько велико и поглощающее, что Яриська чувствовала себя совершенно иным человеком. Но этот человек был настолько беспомощен и ошарашен, что не знал, как сделать и шаг. Она хотела бы поговорить с юношей, или с кем-то ещё, рассказать, чему стала свидетелем. Но понимала, что никто не поверит, и в лучшем случае, сочтут её странной. Яриська ощущала себя совершенно одинокой, отделённой от всех людей, живущих на земле, знанием тайны, которую она постигла в жутком замке. Оставалось полностью отдаться на волю таинственной незнакомки, в руководстве и благоволении которой Яриська не сомневалась.
   Впрочем, Яриська не могла много думать. Мысли путались, голова была будто ватная. Вскоре она просто заснула, склонившись на спину юноши.
   Долго ли коротко ехали, только мертвые земли начали потихоньку отступать. Сначала путешественники время от времени встречали на дороге людей, потом начали появляться отдельные хаты, а после целые поселения. Природа тоже изменилась. Болота и пустоши уходили. Ландшафт скрашивался деревцами, а после лесами. Воздух стал чистым и свежим, слышалось пение птиц. Впервые после долгого времени Яриська видела солнце, небо, дышала полной грудью. От этого у неё кружилась голова. Небо будто обрушилось на девушку высотой и громадой голубизны, а шум деревьев казался страшным гулом. Воздух был настолько свежим, что больно было дышать, и ещё, он опьянял.
   - Говорят, раньше этот край принадлежал могущественному королю, - сказал юноша. - Но он был очень зол. Людей казнил тысячами, выжигал целые деревни. Видишь, какое запустение вокруг.
   Яриська ничего не ответила. Она с ужасом вспомнила уродливое злобное существо, в которое превратился король после смерти, всю его жуткую свиту.
   - О моём родственнике, великом короле Бориславе, тоже ходят легенды. Только они прославляют его мудрость, доброту и величие.
   - Ты принц? - испугалась Яриська.
   - Да, какой я принц, - печально улыбнулся юноша. - Нет былого величия и богатства, хотя замок у нас огромный и земель не счесть. Не волнуйся об этом. Хотя да, я принц, самый настоящий принц, - он снова улыбнулся. - Я не люблю жить в замке, много путешествую. А ты? Откуда родом и как попала в страшное место?
   Но Яриська не ответила. Она притворилась, что уснула.
   - Всё-таки удивительно, как она туда попала? Ни нищенка, ни принцесса, но, похоже, достойная во всех отношениях девушка. Загадка какая-то, - улыбнулся юноша.
   Они ехали ещё долго. Яриська потихоньку приходила в себя, даже начала заботиться о принце: собирала для него ягоды в лесу, когда они останавливались отдохнуть, жарила на огне грибы и пекла рыбу, которую им иногда удавалось выловить в реке.
   - А ты искусница! - удивлялся принц, с удовольствием поглощая нехитрый обед.
   Яриська только улыбалась. Ей так приятно было снова очутиться среди деревьев и цветов, дышать ароматом хвои, трав и видеть солнце. Она была просто счастлива, беспричинно улыбалась и подставляла лицо ветру и солнечным лучам.
   - Так бы и осталась навсегда в этом лесу. Построила бы избушку и прожила до старости, с деревьями, вот с этим ручьём, - сказала девушка.
   - Тебе было бы скучно, - отозвался юноша.
   Яриська горько усмехнулась. После жуткого замка ей не могло стать "скучно" нигде, и ни при каких обстоятельствах.
   - Знаешь, на земле много зла, - начала, было Яриська, но быстро осеклась.
   - А ты не обращай на него внимания, - ответил юноша. - Думай о хорошем.
   "Да", - подумала про себя Яриська: "Меня, наверное, никто теперь не поймёт на всём белом свете, даже папка". От этого понимания у девушки заболело внутри. Впервые в жизни она ощутила тяжесть и томление полного отчаянного одиночества.
   - Ты уверена, что эти грибы съедобные? - недоверчиво спросил принц, разглядывая приготовленное Яриськой кушанье.
   - Не бойся. Я собираю грибы с детства. В них, на самом деле, очень сложно ошибиться. Вот эти можно есть даже сырыми, - преодолевая боль и смущение ответила Яриська.
   - Нет уж, я лучше полакомлюсь ягодами и орехами, - всё-таки решил юноша.
   - Как хочешь, я так грибы очень люблю.
   - А куда ты потом? - спросил принц.
   - Не знаю пока, - ответила девушка.
   - Хочешь, поедем со мною в королевство. Это, правда, не самое лучшее место на земле.
   На это Яриська промолчала. Она не знала, куда лежит её путь дальше, а рассказывать незнакомому принцу о том, что её судьба вовсе ей не принадлежит, тоже почему-то не хотелось.
   - Я бы хотела вернуться к папке, - тихо сказала девушка, и глаза её аж заболели от навернувшихся слёз. - У нас леса там особенные: деревья большие и могучие, древние. А земля тёплая-тёплая, особенно в такую вот погоду. Я очень люблю, когда песок между ёлочками, белый и нежный. Он будто течёт под ногами. Малина там у нас такая вот, - девушка показала пальцами, - огромная и душистая.
   - Да, - задумался принц. - Я никогда так не любил места, где родился. Поедем со мною.
   - Почему ты так говоришь? - удивилась Яриська, вспомнив почему-то напутственные слова незнакомки. - Ты ведь меня совсем не знаешь.
   - Верно. Но почему-то я верю тебе. Смотри, у меня есть фамильный медальон. Он передается старшему сыну в нашем роду. Это медальон моего дедушки Борислава. Все говорят, что я очень похож на него, - и принц повернулся профилем, чтобы девушка могла оценить поразительное сходство.
   - И поэтому я должен стать таким же славным, как он. Но я совсем не знаю, что делать.
   - Старинная вещь, - начала разглядывать медальон Яриська. - У меня ничего такого никогда не было. Но мне кажется, близкие люди всегда с тобою. С ними можно разговаривать сердцем.
   - Я плохо знал деда. Видел, как он болел последние годы. Очень мучался, был не в себе. Дед со мною никогда не разговаривал. Когда он был молод, то был настолько славен и велик, что нас, внуков, не пускали к нему. Он был как бог, как солнце. Я бы тоже хотел быть похожим на него, наверное.
   Яриська только пожала в ответ плечами. После всех этих рассказов, она, было, попыталась поговорить со славным предком принца, как часто разговаривала с мамой, но её охватила непонятная дрожь и смущение, и девушка навсегда оставила это занятие. А через некоторое время принц потерял фамильный медальон. Они искали его повсюду, даже возвращались на недавние стоянки, но всё безуспешно. Принц, правда, не очень расстроился, и это обнадёжило Яриську. Она подумала, что не так уж сильно он хочет быть похож на своего славного предка, просто ему с детства сильно забили голову всякой ерундой.
   Как-то незаметно это происходило, только жизнь Яриськи всё больше и больше связывалась с жизнью принца. Девушка этого боялась. Ей лучше было быть одной с её обреченностью, беспомощностью и тайной. Однажды, когда они остановились на привал, и принц заснул, она попыталась убежать от него. Но только заблудилась в лесу и вернулась на то же самое место. Другой раз они были в деревне на ярмарке и случайно потерялись. Окрыленная Яриська очень обрадовалась. Она надеялась, что больше никогда не увидит своего случайного попутчика. Девушка старалась оторваться, заметая следы. И каково же было её удивление, когда в толпе народа, там, где и яблоку негде было упасть, она столкнулась с принцем нос к носу.
   Все эти случайности насторожили Яриську. Она начала подозревать, что принц может быть не просто её случайным попутчиком. Не то, чтобы он так не нравился Яриське. Принц был достаточно хорош собою. У него были волнистые густые тёмные волосы, большие карие глаза, правильные, красивые черты лица. Более того, Яриське было с ним куда приятнее и спокойнее, чем со многими людьми, которых она раньше встречала. Принц не злился, не посвящал свою жизнь постоянной наживе и обогащению, ничего не требовал и никогда не ругал Яриську. И, вместе с тем, душа девушки томилась, как будто ей не хватало воздуха в присутствии принца. Даже его опёка томила её. Она чувствовала себя птицей, заключённой в клетку. Что-то угнетало девушку, и она, привыкшая доверять своим чувствам, думала, что, может быть, за этим кроется большая опасность и угроза, чем за видимым явным злом. Но, переборов себя, вскоре сказала юноше:
   - Если ты хочешь, чтобы я поехала с тобою, то сделай что-нибудь. Потому что, сказать по-правде, мне этого очень не хочется.
  
   В следующие несколько дней с Яриськой происходило что-то странное. Её колотило, как в лихорадке, цвета потускнели, запахи и звуки приглушились. Девушка сама себя не узнавала: раньше она так любила лес, простор неба, а теперь ей было зябко и неуютно. Она хотела укрыться от палящего солнца, а ночная свежесть пугала Яриську простудой.
   - Давай быстрее отправимся в твой замок, - попросила девушка.
   - Хорошо, - удивился принц такой перемене. - Только, я не знаю, как встретят тебя родители. Хочу, чтобы ты была готова ко всему.
   - Всё равно, - отвечала Яриська.
   И вот, через несколько недель пути, они, наконец, прибыли во владение принца.
   Королевство, и вправду, было огромным, а замок старинным. Хотя поля вокруг показались девушке скудными, а скот, который она видела, худым. Яриська чувствовала неловкость и смущение по мере приближению к замку. Король и королева приняли принца с радостью, даже выехали на встречу, услышав о его приближении, в роскошной золотой карете. Ромо с удовольствием слез с уставшей лошади и пересел в карету. Он весь как-то изменился: слащаво улыбался царским особам, неестественно смеялся, и выражал радость и удовольствие, хотя по дороге не говорил о них Яриське ничего хорошего. Девушка отметила это про себя с некоторым смущением.
   По поводу побывки принца в замке были накрыты столы с всевозможными яствами, за приготовлением которых следила сама королева.
   Родители Ромо были ещё совсем не стары, и явно гордились богатыми владениями, высоким положением, которое стяжал Борислав Великий. Особенно это касалось королевы. Она вела себя даже несколько заносчиво. И весь её вид говорил Яриське: "Ты должна понимать, что имеешь честь лицезреть древний и прекрасный род". Королева вовсе не считала, что должна выказывать девушке хотя бы малую толику радушия. Но она не стала перечить любимому сыну, которого давно не видела, и позволила Яриське остаться погостить какое-то время. Хотя была очень напряжена и раздражена присутствием девушки. Разговаривая с ней, она не смотрела на Яриську, но вызвалась показать ей замок.
   Они шли по огромным залам, освещённым десятками свечей в старинных подсвечниках. Везде красовались портреты славного предка принца, великого короля Борислава. На них он был в разные периоды жизни, в разных нарядах и ракурсах. То, вернувшись с охоты, то с символами власти, в нарядном княжеском облачении. На одних портретах он смеялся, на других гневался, на третьих был величествен в своём благородстве. Художники, кажется, старались запечатлеть каждый миг жизни, настроение короля, ибо считали их божественными. Честно говоря, весь замок напоминал Яриське склеп или усыпальницу великого Борислава. Казалось, в нём не было места для жизни и живых людей, но всё было покрыто пылью славы былых времен. Яриську так напугал осмотр замка, что она уже боялась прикасаться к каким-либо предметам. И, когда девушке предложили сесть, она с ужасом отшатнулась, ведь когда-то стул принадлежал самому Бориславу.
   Казалось, королева была довольна достигнутым результатом. Она нервно улыбалась и всё повторяла Яриське: "Вот, посмотри, как живут царские особы. Ты, наверное, видишь такое великолепие впервые". А девушке хотелось оказаться подальше от этого странного места, и королевы, которая немного пугала её.
   На ночь Яриське постелили в отдельной опочивальне, недалеко от бывших комнат Борислава. Девушке было очень страшно, моторошно. Она не могла ни то, чтобы заснуть, а просто расслабиться. Сидела на краешке кровати, закутавшись в одеяло, и дрожала от холода и волнения. От каждого шороха у Яриськи стыла кровь. Наконец, девушка не выдержала напряжения, взяла подсвечник и пошла искать принца. Проходя по бесчисленным коридорам и залам, девушка чувствовала, что замок наполнен призраками прошлого. Они создавали давящую удушливую атмосферу и заполняли всё пространство, удивляясь незваному гостю, вернее, гостье. Яриська с трудом двигалась вперёд. Но вот и спальня принца! Девушка проскользнула в приоткрытую дверь. Быстрым шагом приблизилась к кровати и стала тормошить юношу.
   - Что случилось? Беда? Пожар? - отозвался сквозь сон удивлённый принц.
   - Ромо, мне страшно. Не могу заснуть, - бормотала девушка. - Там призраки, как в страшном замке.
   - А, это ты, Яриська? Какие призраки? Опять что-то придумала! Ну, ложись рядом, а я подвинусь.
   - Только дай мне одеяло, а то я очень замёрзла. И отодвинься на самый край, а лучше поспи на кресле.
   - Нет, я буду спать на кровати, ты уж меня прости, а тёплый плед в комоде.
   Яриська замоталась в плед, прилегла на краю кровати и сладко заснула. А утром Ромо, именно так звали принца, настоял, чтобы молодую гостью поселили в спальне рядом с его. Королева была очень недовольна, но снова уступила сыну, в котором души не чаяла. Делать было нечего, принц сказал, что Яриське очень страшно, и она иначе не сможет спать по ночам. Но на Яриську королева ещё больше озлобилась, и решила от неё избавиться в самое ближайшее время.
   Иногда ночью, когда Яриська не могла заснуть, она пробиралась к принцу в спальню и предлагала ему погулять по замку, или выйти на балкон башни, чтобы посмотреть на звёзды. Ромо всегда соглашался, как бы ему не хотелось спать.
   И они, как настоящие заговорщики крались по спящему замку в свете приглушённых красных ночных огней. Тогда Яриське вовсе не было страшно, наоборот, очень даже весело. Она смотрела на портреты великого Борислава без ложного почтения и благоговения, а с насмешкой и вызовом. Потом они долго наблюдали звёзды, и удушливая атмосфера замка рассеивалась, отступала. Ромо тоже было хорошо и весело в такие моменты. Вообще, его душа почти всегда спала, отягощенная какой-то тяжестью. Но с Яриськой ему было так тепло и спокойно, защищено.
   Яриське же было тягостно в замке. Она не привыкла жить в такой несвободе. Часто вспоминала папку, как они в простоте и веселии пили чай с блинами или разговаривали до зари. Отношения с королевой становились всё более напряжённые. Она уже почти не могла вынести присутствия девушки, отворачивалась при её появлении и корчила недовольную гримасу.
   - Ещё чуть-чуть, и она просто выгонит меня отсюда, - призналась девушка принцу.
   - У неё непростой характер, - согласился Ромо, усмехнувшись.
   - И, что же ты будешь делать дальше? - спросила Яриська.
   - Не знаю. На земле много королевств, не пропаду.
   - Да, здесь жить очень тягостно, - согласилась девушка.
   Они покинули замок прежде, нежели королева выгнала Яриську. На дорогу мать велела напечь сыну подорожников, пирогов с ягодами, рыбой, дала сладкого вина вдоволь и мёда. И даже прослезилась.
   Этой еды принцу и Яриське хватило надолго. Перед ними снова лежала дорога, и было неизвестно, что готовит завтрашний день. Принц выпросил у короля с королевой ещё одну лошадь с царской конюшни, а ещё, дорожный наряд для Яриськи, так что теперь они были похожи на настоящих путешественников. Яриська оделась в камзол и брюки, спрятала под шляпу длинную косу и стала похожа на стройного юношу. Глядя на неё, принц невольно улыбался. Девушка тоже удивлялась переменам: "Вот увидел бы меня сейчас папка, ни за что бы не узнал". Она тосковала по дому, волновалась за родителя, о том, справляется ли он с делами. Но успокаивала себя, что не зря теряет время, и всё, происходящее с ней, имеет смысл и цель, ибо её жизнь находится во власти таинственной незнакомки.
   - Мне даже чем-то жаль твою мать, - призналась девушка, когда прошло немного времени. - По-моему, она очень страдает, хоть с первого взгляда этого не видно.
   - Не знаю, - равнодушно ответил принц. - Я всегда мучался от её тирании и самодурства.
   - А она ведь тебя очень сильно любит, больше всех на свете, - задумчиво сказала Яриська.
   - Может быть, - почти равнодушно ответил Ромо.
   - Расскажи мне историю вашего рода, о славном Бориславе. Почему все так носятся с памятью о нём?
   - О, это был великий человек? - многозначительно начал Ромо. - Он расширил и укрепил наше королевство, которое было маленькое и никому неизвестное, построил огромный прекрасный замок, который ты видела. Мой дед приобрёл благоволение и поддержку у соседних правителей, даже у тех, кто был гораздо могущественнее его. Благодаря покровительству славных королей, наше королевство стало известным далеко за его пределы.
   - Он выиграл войну, спас край от голода ли ещё совершил что-то славное? А что он был за человек? Любил ли его кто-то, или он?
   - Его любили все, потому что он был как солнце, как бог.
   - Я вот очень люблю своего папку и мамку, хотя её уже давно нет в живых. Они очень добрые, хоть и совсем не великие. Они всегда со мною, в моем сердце. А в чьём сердце остался Борислав?
   - Наверное, он жил в сердце моей бабушки, пока она не умерла. Это была его вторая жена. Он вообще-то женился в молодости, но у них с королевою не было детей. А нужен был наследник. Тогда мой дед взял в жёны молоденькую девушку. И через год родился сын, правда, мертвым. Но, представляешь, через несколько дней он ожил, хотя всё королевство уже оплакало его. Первая жена моего деда нянчила наследника, то есть, моего отца. Говорят, она сошла с ума от горя, и вскоре умерла.
   - Какая страшная история! - ужаснулась Яриська. - И после этого твоего деда называют великим? Многие люди просто не смогли бы жить дальше. Теперь понятно, почему столько призраков бродит по замку. Я их не видела, но там такая гнетущая задушливая атмосфера! Знаешь, добрые люди уходят от земли легко. Они оставляют любовь в сердцах, но не бродят бестелесными духами, ища успокоения. В страшном мёртвом замке, откуда ты меня увёз, я видела злых духов и души умерших. Они пировали и праздновали каждую ночь, говоря, что зло, которое они сделали при жизни, позволяет им оставаться на земле. Боже, как тяжело от всего этого! - застонала Яриська.
   - ???
   - Если Борислав твой предок, то это зло наверняка живёт и в тебе. Ты можешь убежать из замка, но ты не убежишь от самого себя.
   Принц, казалось, не очень хорошо понимал, что говорит девушка. А Яриська была просто в отчаянии.
   - Вот почему твоя мать страдает, хотя, глядя на твоего отца, многие говорят, что он достойный наследник великого Борислава. Что он тоже, как бог, и как ясное солнце.
   Яриська была очень опечалена. История великого Борислава потрясла её до глубины души. Она представляла состарившуюся, обезумевшую от горя и печали королеву, бредущую по коридорам замка, который некогда был её домом, и в котором сейчас для неё не было места. Ромо не понимал, и не разделял её потрясения. В любом случае, она переживала его одна.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.
   ИНОЕ КОРОЛЕВСТВО И ПЛАЩ - НЕВИДИМКА.
  
   Долго ли коротко они ехали, только впереди показалось новое королевство.
   - Заглянем туда? Мы давно не отдыхали, да и еды горячей поесть бы.
   - Давай, - согласилась Яриська.
   Они свернули в поселение, которое принадлежало королевству. Там был праздник. Нарядно одетые люди несли в корзинах спелые плоды и колосья пшеницы, налитые зёрнами. Они были весёлыми, добродушными, приветливо улыбались принцу и Яриське, принимая их за брата и сестру.
   - Они отмечают праздник урожая, - объяснила Яриська. - В нашем краю тоже существует такой обычай.
   - А, - протянул принц.
   - Если хочешь, присоединимся к ним, - предложила девушка.
   Они смешались с толпой нарядных людей, и пошли в направлении, куда двигались остальные. Люди шли, пели, потом останавливались, разводили костры, готовили еду, танцевали, веселились. Принц и Яриська тоже танцевали. Взявшись за руки, они кружились под музыку. Яриська запела, присоединившись к хору девушек. У неё оказался приятный чистый голос. И пела она хорошо, душевно. При этом всё время поглядывала на принца и весело подмигивала ему. Потом они угощались кушаньями, которые им предлагали. Вечером, уставшие, принц и Яриська сидели возле костра и смотрели на огонь.
   - Давай останемся. Здесь хорошо и люди добрые, - предложил принц.
   - Нет! - почему-то испугалась Яриська. - Пожалуйста, я так не хочу.
   - А ты - упрямая, - удивился принц.
   - Просто у меня плохое предчувствие, - ответила Яриська.
   - У тебя всегда плохое предчувствие, - хмыкнул Ромо.
   Это было правдой в некоторой мере. Яриська всё никак не могла забыть страшный замок. Часто по ночам её мучили кошмары, она не верила людям, при этом отчаянно жаждала человеческого тепла. Яриська чувствовала, что ещё не скоро вернётся домой, она совершенно не знала, что ожидает её в ближайшем будущем. К Ромо она привязалась. Хотя он никогда не понимал её до конца, не знал её тайны, но присутствие живого человека рядом грело душу.
   - Я устал путешествовать. Хочу чем-то заняться, - с просьбой в голосе сказал Ромо.
   - И чем мы здесь займёмся?
   - У меня много талантов. Я могу выпиливать из дерева разные украшения, даже делать музыкальные инструменты, могу играть, петь.
   Почему-то перечень талантов принца не обнадёжил Яриську. Она подумала, что здесь есть потребность в других работниках и работе, на которую принц не способен. Но всё-таки ответила:
   - Если хочешь, давай останемся.
   Люди в поселении и вправду оказались радушными. Они тепло приняли Яриську и принца, даже приютили их.
   Особое внимание и интерес путешественники вызвали у группы молодых людей, которые были особенно воодушевлены, держались вместе и были связаны целью, пока что непонятной для наших героев. Ромо тоже заинтересовали эти люди. Он спрашивал о них, а ещё, желал сблизиться, приобрести их благоволение.
   - Они странные, - отвечали жители на расспросы принца. - Ни сеют, ни чтят традиций, отдаляются от родных. Всё говорят что-то, но речи их не понятны.
   - Зла никакого не приносят, но и добра от них нет, - вторили другие.
   - Это всё по молодости да неопытности, - качали головами старики. - Вот, года пройдут, - образумятся.
   Странные люди вскоре добрались до принца и Яриськи:
   - Вы молоды, энергичны, повидали много земель, наверняка, образованы.
   - Ко мне это мало относится, - ответила девушка.
   А принцу очень понравились лестные слова, которыми осыпали его новые знакомые. Он как-то сразу расположился к этим людям и всё упрашивал Яриську присмотреться к ним, завести дружбу.
   - Никогда не любила таких людей, - ответила девушка. - Нельзя брать на себя больше, чем тебе дано, придумывать что-то невразумительное. Нужно жить просто, быть благодарными, а всё остальное - пустота и лукавство.
   Вскоре путешественники узнали, что объединяет этих людей. Об этом они услышали на сборищах, которые регулярно проводились, и на которые принц уговорил пойти Яриську.
   - Мы хотим создать новое королевство, которое будет отличаться от всех существующих на земле! - так заговорщики посвятили в свои планы принца и девушку.
   - Все королевства одинаковы, - возразила Яриська. Она знала это, хотя видела совсем мало королевств, почти нигде не была. - Чуть лучше, чуть хуже. Нигде нет совершенства. Причина несчастий совершенно иная, и вам её не изменить.
   - Ничего ты не понимаешь, - перебил её Ромо. - Это же так прекрасно - стоять у истоков чего-то нового. Я думаю, можно посвятить такому делу всю жизнь.
   - Вы совершенно правы, молодой человек. В вас сильны задатки вождя и лидера, - похвалили принца.
   - А как же правитель этого края? - удивилась Яриська.
   - О, он слаб и беспечен, и находится за много миль отсюда. Он не узнает о нашем заговоре до тех пор, пока мы не придём в силу.
   - Но люди, которых я видела, веселы и счастливы. Они не имеют нужды в хлебе, не угнетены, а их песни очень искренни.
   - Люди глупы. Они боятся вершить свою судьбу, стремиться к совершенству, о котором не имеют никакого понятия.
   - А в чём совершенство? - не унималась Яриська.
   - Мы пока не знаем, у нас же нет своего королевства, - был ответ.
   - А когда будет, вы узнаете? - большей глупости Яриська в жизни не слышала.
   Девушка была очень удивлена. Эти люди сами не знали, чего хотели. Единственное, они были очень воодушевлены своей идеей, и для многих это было достаточным доказательством их правоты и исключительности, даже избранности. И те, кто не особо хотел прикладывать усилия к работе на полях, охотно присоединялись к заговорщикам. Многие приносили хлеб, овощи, молоко, так что предводители заговорщиков могли вовсе не работать, а день и ночь думать о счастье своих будущих верноподданных.
   Для принца сразу нашлось дело. Так как в этом краю люди очень любили петь, а принц не только пел, но и играл на многих музыкальных инструментах, ему предложили возглавить хор поющих. Это было очень важное занятие. Каждый день группа людей, возглавляемая Ромо, обходила поселение. Они вдохновенно пели, хотя никакого праздника не было. Скрашивали труд работающих, просто поднимали настроение. Многие были им рады, давали еду. Но не это было главным. Успехом считалось, когда кто-то присоединялся к тайному сообществу, был увлечен идеей создания нового королевства и жаждал стать его членом.
   Ромо был очень вдохновлён. Каждый день он сообщал Яриське о тех, кто присоединился к идее создания нового королевства благодаря его песням. А ещё, как хвалят его, считают незаменимым.
   - Совсем не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! - воодушевлённо улыбался принц. - Мы отдалились совсем недалеко от моего королевства, и нашли судьбу. Я уверен, что этот труд и путь именно для меня! Никогда бы ни подумал, что существуют такие удивительные люди, и что они примут нас.
   Яриська не понимала и не разделяла восторгов принца. Более того, она чувствовала, как пропасть начинает расти между ней и Ромо, и что скоро они, наверняка, расстанутся. От этого девушке становилось чуть грустно. Идеи заговорщиков Яриська тоже не понимала и не разделяла, считала их пустыми, безрассудными и опасными. Но, так как ей нечем было заняться, девушка лечила людей, нянчила детей, когда их матери работали в поле. За это её многие полюбили. Яриську спрашивали о заговорщиках, хотели к ним присоединится, но девушка не советовала этого делать.
   Через некоторое время правитель того края узнал о том, что твориться в его отдалённом поселении. Но он не был зол, отличался беспечностью, и не стал наказывать бунтарей. Просто изгнал их со своих земель.
   Заговорщики ушли в леса и стали настоящими героями. О них узнали по всему королевству, и многие недовольные и обиженные приходили, чтобы присоединиться к ним. Особенно это касалось молодёжи. Приносили множество еды, одежды, пригоняли скот. Это была настоящая слава и успех. Теперь никто, в первую очередь вожди, не сомневались, что ими движет высокая цель. Ромо был востребован как никогда, но вскоре его заменили более талантливым певцом из вновь прибывших. У него был сильный мелодичный голос, который просто завораживал слушателей. А ещё, напор и уверенность, которых недоставало принцу.
   Ромо не протестовал и не выказал каких-либо эмоций, принял это как должное. Теперь он целыми вечерами сидел в их скромном жилище, дожидаясь девушку. Яриська же приходила очень поздно, так как в её заботе и сноровке была большая нужда. Она лечила, готовила обеды. Принц ждал её и всегда расспрашивал, что она делала сегодня. В его голосе была грусть и почтение к Яриське, как к той, в ком нуждались, и кого признавали.
   А девушка продолжала уговаривать принца уйти от этих людей, забыть о них навсегда. На что принц всегда отвечал отказом.
   Яриська вовсе не уподоблялась этим людям. Главари заговорщиков были гордыми и глупыми. Они надмевались над остальными, говорили невразумительные, или просто безумные и пустые вещи, сами жили в страхе и сомнениях. Яриська же помогала людям, и её совесть была чиста, разум просветлён, а сон глубок и спокоен. Хотя неясные тревоги всё больше и больше мучили девушку. Она старалась быть в тени, и особенно держалась подальше от главарей заговорщиков. Но однажды её таки вызвали на совет.
   - Мы слышали, тебя очень любят. Ты помогаешь всем, работаешь без усталости и корысти. Такие люди нам нужны. Именно на таких качествах будет строиться будущее королевство. Не хотела бы ты войти в совет старейшин? Не сразу, конечно, пройдя определённые проверки и испытания.
   Яриську до смерти напугала мысль быть рядом с такими людьми, под их постоянным наблюдением и подозрительными взглядами. Она хотела, было, замотать головой, но мудрость остановила её.
   - Для меня это большая честь, но я считаю, что недостойна, - скромно ответила девушка.
   - Хорошо, - предводители остались довольными. - Скромность - очень важное качество, именно такими должны быть наши верноподданные. Твой пример как нельзя лучше доказывает, что люди начали меняться. Значит, мы движемся в правильном направлении.
   Яриську отпустили, похвалив. С этого времени она то и дело попадала под взоры главарей заговорщиков. Девушку ставили в пример, призывали поступать, как она. Ромо был, как никогда заботлив и предупредителен с ней. Он всегда ждал Яриську с приготовленным ужином, помогал ей во всём, говорил, что её нужно много отдыхать. Девушке было очень странно поведение принца.
   А между тем, события не заставили себя ждать. Так как к заговорщикам стекалось множество людей, готовых служить верой и правдой, и отдать даже жизнь ради осуществления высоких целей, главари подумали о том, что пришла пора формировать войско.
   - Все добрые цели достигались при помощи оружия. Кровопролития не избежать, разве что враги сдадутся на милость победителям. Мы примем в свои ряды всех, не зависимо от того, на каком этапе они осознают свою ошибку и присоединятся к нам, - таковыми были новые планы.
   Яриська о них не знала. Только острее чувствовала надвигающуюся опасность. Работать было всё тяжелее, так как количество людей увеличивалось, а с ними возрастали нужды. Но дело было даже не в этом. Раньше идеями жила только верхушка заговорщиков, но постепенно они начали распространяться на всех. Главари стали требовать дисциплины и подчинения, а также, чтобы все думали и чувствовали, как они. Это называлось быть в одном духе. Они были очень подозрительными ко всякому инакомыслию.
   Исчезла былая радость и лёгкость в общении с людьми, среди которых была Яриська, то, что было для неё утешением и наслаждением. Теплота и искренность подобны солнцу, которое гуляет в листве деревьев, или ягодам, когда они доспеют и радуют душу, или чистому ручейку, что течёт между корней и камней, маленький, весёлый и прохладный. Теперь же всё напоминало предгрозовое небо, затянутое тучами. И будто эта гроза принесёт много горя: выбьет посевы, уничтожит дома, даже заберёт человеческие жизни. Голод, смерть и страдания будут царствовать долго, и не все пройдут через эти испытания.
   Яриська всё чаще старалась остаться одна, убегала и бродила по лесу, чтобы её никто не видел. Только она не могла наслаждаться природой, как прежде. Тоска и тревога теснили душу, и, глядя, как ветер срывает жёлтые и красные осенние листья, обнажая деревья, она ёжилась от холодных порывов, с ужасом думая, что готовит грядущий день.
   Однажды во время одной такой прогулки она столкнулась с одним из предводителей заговорщиков. Сначала Яриська очень испугалась и хотела скрыться. Но женщина, а это, как ни странно, была именно женщина, не выявила грубости, надмения или агрессии. Наоборот, она показалась девушке уставшей и растерянной. Яриська остановилась в нерешительности и потеряла момент - она была замечена. Женщина слабо улыбнулась, увидев девушку.
   - Не ты ли та девушка, о которой так много говорят: умница-разумница, на все руки мастерица, которая никому не отказывает в помощи?
   - Не знаю, о ком вы говорите. Меня зовут Яриська.
   - Яриська - какое необычное имя. Простое, даже чуть смешное. Ты счастлива, Яриська?
   - Я не могу быть счастливой, так как нахожусь далеко от того места, где хотела бы быть, - осторожно ответила девушка, изучая собеседницу.
   - А почему ты здесь? Почему не там, где хочешь быть? - удивилась та.
   - Наверное, не время мне ещё там быть. Так думаю.
   Доверительный тон, которым разговаривала с ней собеседница, успокаивал Яриську, располагал к откровенности.
   - Видишь, ты знаешь времена и сроки. Поэтому тебя и прозвали мудрой девушкой. Как оно быть мудрой, Яриська?
   - Не легко. Нельзя думать о себе. А, с другой стороны, я не могу быть другой.
   - Я вот тоже не думаю о себе, но мне кажется, ты гораздо счастливее.
   И вдруг Яриське очень захотелось говорить, чего она сама от себя не ожидала.
   - Мудрости нужно учиться. Она не в нас, но вокруг, в природе. Человек очень глуп и неразумен. Нужно утишиться и постигать мудрость, смириться и подчинить себя ей. Вот для чего иногда нужно забыть о себе. Например, что-то хочется сделать, но, подумав, ты обязательно поймёшь, чем это закончится. Нельзя поддаваться эмоциям, всегда глупо идти за другими. Это простая мудрость. Но есть мудрость не от земли. Ей научиться гораздо сложнее. Это уже путь, который не ты сам избираешь.
   Девушка замолчала. Она сказала слишком много, и теперь боялась, как отреагирует собеседница.
   - Твои слова приносят мир, которого я была лишена многие месяцы. Не представляешь, иногда бывает так плохо, что не можешь ни есть, ни спать. Что мы делаем не так, мудрая Яриська?
   На это девушка промолчала. Она даже боялась подумать сказать то, о чём думала последнее время.
   - Ты боишься меня? - вдруг догадалась собеседница.
   - Вас многие боятся, - тихо ответила девушка.
   - Но почему, это ведь неправильно. Мы же стараемся не для себя, а, чтобы другие обрели счастье.
   Яриська снова промолчала. А потом решилась ответить.
   - Не важно, думаем мы о себе или о других, главное, не делать неправильных вещей.
   - Например?
   - Например, никто не может сделать другого человека счастливым. Если он живёт в согласии с собою и небом, то доживёт до глубокой старости, будет нянчить внуков, увидит разные времена и постигнет, что всё суета. Он переживёт великих царей и правителей, хоть не будет иметь ни их богатства, ни власти. А, если твоя судьба не принадлежит тебе, то нельзя рассчитывать на свои силы и разум, - Яриська опустила глаза.
   - А ты ведь и правда необыкновенная девушка! - удивилась собеседница. - А скажи, что будет со всеми нами, со мною?
   - Вам нужно спасать свою жизнь, - взволнованно ответила девушка. - Или отказаться от того, что вы затеяли, или бежать и оказаться по другую сторону от всех этих странных людей. То, что приходит в силу, принесёт много горя. Я вижу голод и смерть, людей, томящихся в темницах. Лучше быть жертвой, чем палачом. Тогда можно сохранить душу.
   - Да, - покачала головой собеседница. - Не думала я услышать от кого-то такие речи, особенно от тебя. Ну, что ж прощай. Желаю, чтобы твоя мудрость спасла тебя.
   Женщина больше ничего не сказала, просто развернулась и ушла, даже не попрощавшись. А Яриську охватило ужасное волнение. Она не знала, во что выльется для неё этот разговор и чрезмерная откровенность. Только, возвращаясь назад, понимала, что не могла промолчать.
   Когда девушка увиделась с Ромо, то была очень взволнована.
   - Знаешь, скоро что-то произойдёт. У меня такое предчувствие. Ты ведь не предашь меня? Ах, зачем мы не ушли раньше? Но, видимо, так нужно.
   Она металась из стороны в сторону, задыхаясь от волнения, но вместе с тем была предельно сосредоточена.
   - Успокойся, расскажи, что случилось.
   - Не знаю, я чувствую большую беду. Сегодня в лесу случайно встретилась..., не важно.
   - Я никогда не предам тебя, Яриська. Ты самая лучшая. Что я буду делать без тебя, без твоих супов? - шутливо произнёс принц.
   Девушка слабо улыбнулась.
   - Если ничего предотвратить нельзя, тогда остаётся ждать неизбежного. Но как томительно ожидание! - почти простонала она.
  
   Но разговор в лесу ни во что не вылился. О Яриське все забыли, так как случилось событие поважнее. Было собрано войско, и скорее выступило в поход. Оно проходило по поселениям. Где-то было принято с триумфом, где-то встречало сопротивление. Одни приветствовали заговорщиков хлебом-солью, приносили богатые дары, преклоняли колени, присягая на верность, другие клялись стоять против них до последнего. Такие поселения сжигались, урожай на полях предавался огню, разрушались жилища, сады. Обгорелые дома виднелись повсюду.
   Войско росло, заговорщики приходили в силу. Они не скупились на щедрые обещания и посулы тем, кто присоединился к ним. Сами же становились богаты, и все больше чувствовали свою власть и безнаказанность, стали называть себя князьями, присваивать завоёванные земли и титулы. Наконец дошли до стольного града, в котором был замок князя.
   Тот уже давно скорбел о своей разорённой земле, не пил, не ел, и был одет в рубище. Он оплакивал некогда мирные земли, сирот, которые бродили от края до края пределов недавно богатого королевства, женщин, которые стали безумны оттого, что потеряли своих мужей, кормильцев и защитников. Князь не выказал сопротивления заговорщикам, желая предотвратить ненужные жертвы. Постаревший и обессиленный, он сам отдал себя в руки бунтарям, желая быстрее обрести смерть, чтобы прекратить неимоверные сердечные мучения.
   Как только заговорщики вошли в княжескую столицу, они провозгласили себя единственными законными правителями в королевстве. Начался период чествований и празднеств, раздела добычи. А после этого новая знать велела строить темницы. В них попадали все, кто был чем-то недоволен или замечен в бунтовстве. Темницы были переполнены простым людом, который бросали туда по малейшему подозрению. Люди гнили в этих темницах, болели и умирали. Эпидемии также начали бушевать по всему королевству. Вместо обещанного благополучия край охватил голод и нищета. Новые князья призывали народ стойко переносить испытания, которые якобы предшествуют великому благополучию и всеобщему счастью. Но многие начали сомневаться в своих спасителях, и темницы наполнялись всё больше и больше.
   В одну из них была брошена Яриська. Её сдал туда принц, чтобы получить должность в новом королевстве.
   Во всех этих событиях Ромо был оттеснён на задний план, забыт. Но он не мог этого перенести, так как помнил, что был при заговорщиках с самого начала. Именно благодаря его музыке и песням многие присоединились к тогда ещё малочисленной и незначительной группе людей, о которой никто не знал. Обида и тщеславие бушевали в малодушном сердце Ромо. Он всё время слышал, с каким гневом и ненавистью Яриська отзывалась о заговорщиках и том, что происходило вокруг. И решил воспользоваться единственной возможностью быть замеченным и поднятым из неизвестности.
   Его отметили, признали верным и нужным и для начала назначили... стражем в темнице, постовым как раз возле той камеры, в которую бросили Яриську. Принц очень гордился оказанной ему честью. Он нёс службу со всяким старанием и рвением, не дремля и не теряя бдительности на своём посту. Родители Ромо, узнав о событиях, происшедших с их сыном, поздравили принца, выказав надежду, что это начало его успеха, и вскоре он наверняка займёт высокий пост. Они передали ему своё одобрение, благословение и всяческую поддержку, подтвердив, что в нём несомненно дремлют начатки талантов и величия славного Борислава, правителя и князя, которые вскоре откроются и придут в силу.
   Так Яриська рассталась с принцем, стала свободна от него столь неожиданным образом. Теперь её жизнь принадлежала только ей. Яриське от этого стало намного легче. Здесь, в темнице девушка вспомнила о живой воде, которая пришлась как нельзя кстати. Яриська пила эту чудо-воду, которая не иссякала в маленьком сосуде, а ещё, питалась дивными плодами, которые каждый день находила у изголовья. Она также поила измученных страдальцев, которые находились с ней рядом. Чудо-вода оживляла даже тех, кто был на краю смерти. Она не только возвращала силы, но просветляла разум, вдыхала мужество и стойкость.
   Но не всем живая вода пришлась по вкусу. Некоторые готовы были скорее умереть, чем отхлебнуть глоток. Они ненавидели Яриську сильнее своих мучителей, которые заточили их в темницы. И проклинали небеса за то, что вдобавок к неимоверным мучениям должны терпеть соседство девушки, доброта и простота которой для них отвратительна и нестерпима.
   Многих заключённых казнили, другие умирали от истощения. Яриська же была будто неуязвима и неприкасаема. Это приводило в бешенство её стражей и даже тех, кто оказался с ней в таком же положении.
   Так прошло много времени, ни месяц и ни два. Яриська думала, кто же освободит её из страшного заточения? Она была в чужом краю, без родных и друзей, вся во власти таинственной воли прекрасной незнакомки. Уповать на человека было бессмысленно. С другой стороны, девушка чувствовала, что не сгинет и не пропадёт в темнице.
   Много дней и ночей, когда девушка не могла уснуть, и сидела, поджав колени на сыром липком от грязи полу, слушая стоны и хрипы больных, измученных, обездоленных людей, она думала о том, сколько же горя и несправедливости твориться на земле. Вспоминала свою деревню, папку, людей, которые жили глупо и беспечно, завидуя друг другу и не думая, что однажды может прийти беда, которая заберёт не только их дома и семьи, но даже жизни. Всё на этой земле показалось ей таким безрассудным, нелепым и жестоким. Ни в чём не было ни правды, ни доброты, ни смысла. Только небо всегда оставалось невозмутимым и совершенным. Из маленького в решётках окошка темницы был виден кусочек синего неба в алмазных звёздах. Девушка могла часами, не отрываясь смотреть на него, и так и засыпала, успокоенная и счастливая.
   Яриська никогда не забудет этот кусочек неба.
   Много времени Яриська пробыла в темнице. Она исхудала и измучилась. Девушка даже начала болеть, и это несмотря на живую воду, настолько смрадным и задушливым был воздух. Она не знала, что происходит за стенами темницы. Не слушала рассказов вновь прибывших. Узники приходили и уходили. Некоторые умирали, немногим даровали свободу, а на их место бросали других. Девушка уже давно никому не помогала, так как поняла, что и в горе люди остаются злыми и завистливыми, мелочными и лишёнными смысла. Она узнала, что почти никого горе не делает ни мудрее, ни добрее.
   Медленно тянулись дни и ночи: Яриська находилась в полузабытьи.
   Но однажды посреди всего этого смрада и ужаса появилась прекрасная незнакомка. Она улыбнулась Яриське так ласково. А девушка подумала, что ей снится сон. Что это звезда с синего неба спустилась через решётку и превратилась в прекрасную незнакомку.
   - Вставай, Яриська. Тебе нужно спасать свою жизнь, ибо силы твои на исходе.
   Она завернула девушку в плащ-невидимку, и узница стала невидимой, потом прикоснулась к решёткам темницы, и они отворились. Яриська воспринимала всё, как продолжение сна. Она вышла и направилась вперед по узкому коридору. Обессиленные ноги с непривычки дрожали и подкашивались.
   То там, то здесь на стенах горели зажженные факелы. Темничных камер было много, и из них раздавались стоны и хрипы заключённых. Стражники с оружием были повсюду. Некоторые из них спали. Но для всех Яриська оставалась невидимой. Через некоторое время девушка подошла ещё к одному выходу, и решётка сама собою отворилась.
   Яриська легко и бесшумно двигалась по темничным коридорам, всё дальше и дальше к выходу. Она задыхалась от волнения, но внезапная лёгкость от ощущения свободы даровала ей крылья. Девушка беспрепятственно миновала все посты и вскоре оказалась просто под куполом звёздного неба. Оно показалось ей таким огромным и высоким, а звёзды такими яркими, что девушка почувствовала, будто летит. И падает в это небо, слитое с чернотой ночи. Свежий прохладный воздух дохнул в лицо Яриськи, и только тогда она поняла, что это не сон. Что она выбралась из страшной темницы, и ей нужно спасать свою жизнь.
   Яриська побежала. Она позабыла, что на ней плащ-невидимка, и бежала быстро-быстро, задыхаясь от волнения. Откуда после столького времени заточения у неё взялись силы, девушка и сама не понимала.
   Когда небо начало светлеть, Яриська была уже далеко не только от стен темницы, но и за воротами стольного княжеского города.
  
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
   ПОДЗЕМЕЛЬЕ СЛЁЗ И КРЫЛЬЯ ПТИЦЫ.
  
  
   Солнце было ослепительным и жарким. Яриська не могла на него смотреть. Горячие лучи проникали внутрь, согревая не только щуплое исхудавшее тельце, но и душу девушки. Яриська не могла больше идти. Голова кружилась, ноги подкашивались, девушка была в каком-то дурмане. Птицы на ветках были похожи на райские создания, а их пение опьяняло душу. Вода в ручейке, к которому наклонилась девушка, показалась ей сладкой. Девушка пила долго, погружая в прозрачную прохладную воду всё лицо. Потом она прилегла возле источника на мягкую траву и забылась глубоким сном.
   Когда Яриська проснулась, был вечер. Солнце уже село за верхушки деревьев. Было прохладно и зябко. Девушка поёжилась, и плотнее закуталась в плащ. Сейчас ей не нужны были его волшебные свойства, просто это была единственная одежда, которая могла хоть как-то защитить от ночной прохлады. Ибо платье Яриськи давно уже прохудилось и изорвалось. "Если бы папка увидел меня в таком виде, заругал бы. А потом поехал на ярмарку и купил бы три новых платья", - девушка с нежностью вспомнила родителя. "Как он там? Справляется ли с работой? Небось, ему тяжело без меня. Коротает в печали дни и ночи и думает, на кого же разумница дочка, его верная Яриська его покинула?"
   - Я бы никогда не покинула тебя, папка! - вдруг зарыдала Яриська. - Никогда, слышишь, ни за какие сокровища не променяла бы наше тихое радостное житиё.
   Девушка плакала всё громче и громче, безутешно рыдала. Даже птицы на ветке умолкли, будто удивлённые. Как тяжело было ей всё это время: сначала в жутком замке, потом в темнице. За короткое время девушка пережила больше, чем за всю предыдущую жизнь. Она повидала столько зла, горя, и сама настрадалась. Чего стоило только предательство принца, о котором девушка даже никому не могла рассказать. Её сердце тогда будто раскололось на две половины. "Ромо, Ромо, зачем же ты сделал это, Ромо? Ведь я же была рядом, могла утешить и поддержать тебя. А сейчас твоё сердце превратилось в мёртвый чёрный цветок, на веки!" - И Яриська зарыдала ещё громче. Так ей стало жалко, что сердце принца превратилось в мёртвый чёрный цветок.
   Сердце Яриськи тоже было иссушено страданиями, как пустыня. Ей хотелось покоя, но вокруг таилась опасность, так как весь край кишел стражниками и прислужниками заговорщиков. Её родная деревня находилась за тысячи миль отсюда, и девушка даже не знала, в каком направлении ей нужно идти. Она не знала, ждут ли её ещё какие-то испытания, или она может возвратиться к папке. В любом случае, у неё было только одно место на земле, куда она могла идти, и девушка решила идти в родную деревню, сколько бы времени на это не потребовалось.
   На следующее утро, проснувшись, Яриська почувствовала сильный голод. Она напилась из ручья, и отправилась в путь. Деревня, которая первая повстречалась на пути, была выжжена и разорена событиями в королевстве. Не было ни веселья, ни радости. Печальные и дряхлые сидели на крылечках старухи, шамкая беззубыми ртами и невидящим взглядом вглядываясь в даль. Женщины забирали в хаты малых детей, опасаясь незнакомцев. Базарные ряды пустовали. Кое-где люди обменивали соль на хлеб. Все были подозрительны и насторожены. Они прятали приобретения в рукав, боясь, что стражники отберут последнее. Даже вода в реке, мимо которой проходила Яриська, не искрилась на солнце, но была мутной и больной. А немногочисленные исхудавшие животные, что щипали жухлую траву, смотрели на девушку так печально и обреченно, будто разделяя человеческое горе.
   Яриська надела плащ-невидимку, чтобы не привлекать внимание. Ей нужно было чем-то подкрепиться, но так как сады были выжжены, девушка не видела ни одного плода, которым бы могла утолить голод. И вдруг Яриська услышала одурманивающий запах свежей выпечки. Обернувшись, девушка увидела целый воз булок и кренделей, ромовых баб и калачей. Возле него стоял толстый претолстый краснощёкий булочник, который зорко поглядывал на скучковавшихся неподалёку оборванных детей, голодными глазами смотрящих на это богатство. Это был воз, прибывший из княжьего города. Но цены на булочки и кренделя были очень высокие. Таких цен никогда не было в базарные дни в том месте, откуда была Яриська. Только немногие, богатые покупатели, подходили и чинно выбирали товар. Им булочник улыбался, чуть склоняясь в подобострастной позе. А когда они отходили, снова натягивал грозную мину и махал здоровым кулачищем в сторону, где стояли дети. Яриська ничем не отличалась от этих худеньких ободранных воробышек, жаждущих полакомится хоть крохами с чудо-воза. Только у неё была волшебная накидка. Яриська понимала, что нехорошо использовать такую драгоценность для всяких сомнительных целей, но уж очень она была голодна, а ещё больше её разозлил толстый жадный булочник, который был так немилосерден к детям. И вообще, Яриська ненавидела всё то, что было связано с заговорщиками.
   Поэтому она начала ждать, пока подойдёт очередной покупатель. Это был упитанный невысокий молодой человек с роскошной шевелюрой кучерявых волос на голове и, по-видимому, того набитым кошельком. Он выбрал несколько кренделей, ромовую бабу, а также попросил его специальный заказ. Толстый булочник был с ним особенно вежливым и внимательным. И в это самое время, невидимая никем, Яриська незаметно взяла с воза маленькую душистую булочку. Девушка тут же спрятала сокровище под плащ, и булочка тоже стала невидимой. Потом она быстро пошла прочь, так как боялась быть схваченной и обнаруженной.
   Яриська сидела не берегу реки, отламывая от лакомства малюсенькие кусочки и отправляя их в рот. Она улыбалась, вспоминая, как обманула злющего булочника, но голодных детей ей было очень жалко. Она с трудом удерживалась от искушения снова надеть плащ-невидимку, натаскать булочек и крендельков и раздать их детям.
   Итак, девушка наслаждалась душистой булочкой, (это было первое угощение после безвкусной гнилой темничной каши), когда кто-то положил руку ей на плечо. Яриська очень испугалась, даже поперхнулась. Она подумала, что какой-то страж узнал её, как беглянку, или булочник обнаружил пропажу. Десятки самых страшных предположений промелькнули у неё в голове, пока она решилась обернуться.
   Но это был не страж и не булочник. К великому удивлению Яриська увидела невысокого упитанного молодого человека, именно того, который покупал товар, когда она украла булочку.
   - А я то удивляюсь, никогда в жизни не видел двигающихся и исчезающих булочек. У тебя есть плащ-невидимка? Можешь мне его продать?
   - Какой плащ? С чего ты взял? - испугалась Яриська.
   - Ну, ладно, не бойся, я тебя не выдам. Хочешь ромовую бабу? Она сладкая.
   - Что ты! Я уже совершенно сыта, - почти не солгала Яриська.
   - А переночевать тебе есть где?
   - Да я вот здесь живу, рядышком. Мне не далеко. Не волнуйся, - закашлялась Яриська.
   - А то зашла бы в гости. Моя лачуга близко отсюда, - снова предложил незнакомец.
   - В гости? Можно и в гости зайти, - старалась казаться беспечной Яриська. - Я люблю ходить по гостям. Даже часто это делаю. Ну, - девушка встала и стряхнула крошки. - Я готова, показывай, куда нужно идти.
   Девушка не хотела вызвать лишнего подозрения. После предательства Ромо она вообще не знала, чего ожидать от людей. Может быть, она даже не успеет скрыться, а незнакомец уже сообщит о ней стражникам. Поэтому Яриська решила пойти с молодым человеком, чтобы показаться обычной девушкой, которая просто прогуливается по окрестностям.
   Хижина незнакомца была в лесу. Это была ветхая лачуга, которая, казалось, рухнет от сильного порыва ветра. Деревянный стол, топчан, лавка, - вот и вся нехитрая утварь, которую увидела девушка.
   - А у тебя уютно, - Яриська не хотела обидеть незнакомца, старалась быть вежливой.
   Он лукаво улыбнулся.
   - Мне кажется, ты девушка хорошая, тебе можно доверять, - как-то задумчиво сказал он.
   Яриська утвердительно закивала головой.
   - На самом деле, эта ветхая лачуга - только прикрытие. Неужели ты могла подумать, что моё жилище такое убогое?
   - Судя по тому, что ты мог себе позволить купить у булочника, не похоже. Я даже немного была удивлена, - призналась девушка.
   - Сейчас столько злых и завистливых людей, что нужно прятать свои богатства. А ещё эти канитель со сменой власти! Многие потеряли всё, что у них было.
   - Так много горя вокруг, - задумчиво и печально произнесла Яриська.
   - И что они добились? Обещали золотые горы, но только набили свои собственные карманы! - злобно огрызнулся молодой человек.
   - Ты тоже ненавидишь заговорщиков? - обрадовалась Яриська.
   - Не то слово!
   - А знаешь, я ведь была с ними, когда это всё только начиналось, - призналась девушка. - Они были кучкой никому неизвестных чудаков. Вот бы тогда разогнать их, припугнуть чем-то, или даже бросить в темницу. Представляешь, сколько беды и жертв можно было бы предотвратить?
   - Судьба тоже свела меня с ними в то время, - сказал незнакомец. - Но я сразу понял, что из этого ничего хорошего не получится.
   - Я тоже очень хотела уйти, - подхватила Яриська. - Если бы не принц... - девушка запнулась, и на её глазах выступили слёзы.
   - Ты была знакома с настоящим принцем? - заинтересовался хозяин лачуги.
   - Да. Зло поглотило его сердце, и он умер, - горячая слеза скатилась с ресницы Яриськи.
   - Умер, как жаль, - расстроился молодой человек. - Я всегда старался заиметь в знакомых хотя бы князя. Но как-то не складывалось.
   - Нет, он не то, чтобы совсем умер, - даже испугалась Яриська. - Но его сердце превратилось в камень.
   - А, - протянул юноша. - Тогда можно найти его, если что-то понадобится.
   - Что ты! - замотала руками Яриська. - Его ни в коем случае нельзя находить. Это ведь он сдал меня в темницу.
   Девушка испугалась от того, что разболтала. Она не больше часа знала незнакомца, а уже целиком себя выдала.
   - Не бойся. Я сам догадался, что ты недавно из темницы. Уж очень у тебя несчастный вид, ободранный и жалкий. Так тебя выпустили, или ты сбежала?
   - Сбежала благодаря плащу-невидимке. Только я тебе его не продам и не дам, потому что он священный.
   - Ладно, не беспокойся. Я больше никогда не заговорю о нём.
   Яриська была благодарна незнакомцу за понимание. Они были приблизительно одного возраста, и так много общего, казалось, связывало их. Хозяин лачуги ненавидел заговорщиков, так что Яриська почувствовала себя в полной безопасности.
   - Ну, - поскольку я уже всё о тебе знаю, может быть, останешься у меня погостевать? - спросил молодой человек. - Отдохнёшь, наберёшься сил, да и мне будет веселее.
   - Знаешь, встреча с тобой для меня как спасение, - обрадовалась и смутилась одновременно Яриська. - Мне и, правда, некуда идти. Моя родная деревня, по-видимому, очень далеко отсюда, а сил совсем мало.
   - Вот и ладненько, сейчас я покажу тебе свои хоромы. Не ночевать же тебе, в самом деле, в этой лачуге.
   - ???
   Хозяин приподнял дверцу, расположенную в полу лачуги, и показал взглядом, чтобы Яриська полезала туда. Девушка была очень удивлена, но повиновалась. По лестнице она спустилась вниз и оказалась в просторном подземном помещёнии. А когда молодой человек спустился следом и зажёг светильники, она увидела огромную комнату, выложенную разноцветным камнем. Чего здесь только не было: старинные кровати с позолоченными налокотниками, такие же дорогие кресла, серебряные светильники и богатые парчовые балдахины, золотая посуда и старинные прекрасные вазы, даже несколько картин. Всё это было снесено в тайное жилище с разных мест и хранилось в некотором беспорядке. Честно говоря, подземная комната скорее напоминала склад или хранилище.
   - Да ты просто богач! - ахнула Яриська.
   - Всё это собрано непосильным трудом. Конечно, последние события тоже помогли мне. Когда грабили замки, я кое-что успел захватить.
   - Правильно, нужно из всего извлекать пользу, - почему-то согласилась Яриська, хотя сама никогда бы ни сделала ничего подобного.
   - Я приготовлю тебе маленькую баню, а то ты похожа на черта, что вылез из золы. А запах от тебя умопомрачительный.
   Девушка смутилась. А про себя подумала, как хорошо, что она встретила гостеприимного юношу, а то её сразу бы арестовали стражники.
   - Кстати, меня зовут Мурлокотун, - представился хозяин.
   - Какое необычное имя, - чуть испугалась Яриська, но тут же взяла себя в руки.
   - А меня - Яриська.
   - Угу, - ответил Мурлокотун. - Я пока подкреплюсь, а то очень проголодался. Ты хочешь?
   - Нет, что ты! - застеснялась Яриська.
   Хозяин согрел Яриське воду, налил её в большое металлическое корыто и даже добавил какую-то пенящуюся душистую жидкость.
   - Наслаждайся. Чувствуй себя как принцесса, - довольно прибавил он и удалился.
   Яриська осторожно, с благоговейным трепетом, погрузилась в теплую воду. Она уже забыла, когда последний раз мылась, а это притом, что Яриська была чистоплотной и аккуратной девушкой. Мягкой мочалкой она стирала грязь с шеи, тела плеч, и удивлялась, какие они стали худенькими, одни косточки торчали.
   А тем временем Мурлокотун, плотно отужинав, пил чай с кренделями. Он так же приготовил чай и Яриське, и когда девушка вышла к нему, свежая и причесанная, предложил ей угощения:
   - Садись со мною, вот остались сегодняшние крендели. А завтра я схожу купить тебе новых.
   - Ты очень добр ко мне, - сказала Яриська.
   - А ты симпатичная, - оценивающим взглядом хозяин окинул девушку. - Небось, парубки за тобою табунами бегали.
   Яриська смутилась.
   - Я на парубков внимание не особо обращала. У меня были другие занятия.
   - Это хорошо. Чистота и скромность - то, что нужно. Вот отъешься чуть-чуть, купим тебе новое платье, - будешь просто красавица.
   - Мне ничего не нужно. Вот, отдохну и двинусь в путь.
   - Ладно, время позднее, пора ложиться спать. Постели себе и выключи свет. Я сплю чутко, так что не шуми.
   Мурлокотун улёгся, немного поворочался, кряхтя, и вскоре захрапел. А Яриська легла тихонечко, стараясь не шевелиться, и долго не смыкала глаз. Ещё пару дней назад она сидела на каменном полу в темнице, а сейчас вот лежит в мягкой постели. Наверное, это провидение прекрасной незнакомки, это она послала ей на встречу юношу, чтобы Яриська не умерла от голода, и не спала под открытым небом, дрожа от холода. Подземелье Мурлокотуна напоминало царские хоромы. Здесь было даже уютней, чем в замке родителей Ромо. Правда, очень душно. То ли от избытка разных вещей, то ли от недостатка воздуха. Ну, ничего, пару дней будет достаточно для отдыха, а потом Яриська отправится дальше. С этими мыслями девушка провалилась в сладкую дрёму.
   На следующее утро она проснулась отдохнувшая, и сразу принялась за работу. Убралась, приготовила еду, - надо ведь было как-то отблагодарить хозяина за гостеприимство. Когда Мурлокотун вернулся, то оценил старания Яриськи по заслугам.
   - А ты проворная. Как вкусно пахнет! Я давно не ел горячей еды.
   - Папка говорил, что я готовлю самые вкусные супы!
   - Горячая пища очень полезна для желудка, - сказал Мурлокотун, заглядывая под крышку.
   - Пока я буду гостить у тебя, обещаю готовить каждый день. Мне всегда нравилось это делать, - ответила довольная Яриська.
   - Я там купил тебе кренделя, и платье, примерь.
   - Ну, зачем? - девушка смутилась. - Нет, я не могу принять такого подарка.
   - Примерь, примерь. Не относить же его обратно. Да и купец давно уехал. А от твоего наряда остались одни лохмотья.
   Делать было нечего. Яриська надела обновку и посмотрела в зеркало. Платье показалось ей странным. Впереди был глубокий вырез, а сзади большой бант. Такие платья носили в их краю модницы, но Яриське они никогда не нравились. Тем более, платье висело на девушке, как на палке. Она смущенно вышла к Мурлокотуну.
   - Да, неувязочка получилась, - хмыкнул он. - Ничего, завтра поменяю на другое. Не твой фасон.
   Яриська с облегчением надела свои старые обноски, которые вчера успела выстирать.
   Они снова вместе пили чай с кренделями. Мурлокотун покрякивал от удовольствия, поглощая лакомство одно за другим. А Яриська смущенно отламывала маленькие кусочки.
   - Ты не мог бы сделать для меня одолжение? - попросила девушка.
   - Какое?
   - Узнать, в какой стороне находится моя деревня и далеко ли до неё.
   - Хорошо, попробую.
   - Нужно собираться в путь. Скоро наступит осень, хочу успеть добраться до зимы.
   - Опишешь мне свою деревню, а я попытаюсь узнать всё, что смогу.
   - Не хочу стеснять тебя своим присутствием, - призналась девушка.
   - Ничего, мне даже приятно. И супы ты готовишь отменные.
   - Завтра я выйду в лес, насобираю грибов, кореньев, так тебя и за уши не оттянешь.
   - Ох, ты, ягодка, - довольно улыбнулся Мурлокотун.
   Хозяин подземных хором очень смущал Яриську. В его присутствии девушка терялась, чувствовала себя неловко. Более того, казалось, всё, что она думает и говорит, приобретает какой-то другой смысл. И слова Мурлокотуна часто смущали девушку, вгоняли её в краску, имели какой-то двойной смысл. Поэтому Яриська, хоть и была благодарна за оказанное гостеприимство, решила побыстрее покинуть временное прибежище.
   Но на следующий день Мурлокотун пришёл с известием, что стражники заговорщиков разыскивают сбежавшую из темницы девушку по всей деревне. Мол, кто-то обмолвился, что видел её давеча.
   - Что же мне делать? - испугалась Яриська. - Может, ночью покинуть деревню? У меня ведь есть плащ-невидимка.
   - Нет, - решительно заявил Мурлокотун. - Ты ещё слишком слаба. И потом, не будь такой наивной, тебя ведь ищут не только в одной деревне, но и по всему краю. А чем ты будешь питаться? Воровать булочки? А, если булочек не будет, и нечего будет украсть?
   - Я могу питаться ягодами, грибами, ловить рыбу, - Яриська обиделась. - А украла я только раз в жизни, и то потому, что этот булочник... - девушка вдруг горько заплакала.
   - Ну, не нужно плакать, - смягчился Мурлокотун. - Ты и так пережила столько горя. Тебе нужен покой и отдых. Мой подземный дом совершенно надёжен. О нём никто не знает. Ты здесь будешь в безопасности. Только нельзя выходить наружу, чтобы тебя кто-то вдруг не увидел.
   - А если меня найдут, тогда тебя ждёт наказание! - всхлипывала девушка.
   - Обо мне не беспокойся. Должен же тебя кто-то защищать. А то ты все одна и одна. И все тебя предавали. Я вот никогда бы не предал тебя.
   - Правда? - внимательно посмотрела на юношу Яриська.
   - Конечно, - проникновенно сказал юноша, в его глазах стояли слёзы. - Как бы я хотел оказаться на месте Ромо. Я бы защитил тебя от всякой опасности, лучше сам бы оказался в темнице, но спас бы тебя.
   В этот момент юноша показался Яриське необыкновенно красивым.
   - Ты и так защищаешь меня, - слабо улыбнулась девушка.
   - На вот, выпей отвар из трав. Я приготовил его специально для тебя. Поспи, тебе нужно набираться сил. Может быть, я отправлюсь вместе с тобой, ведь вокруг столько опасностей.
   - Ты пойдёшь со мной? - не могла поверить Яриська. Она выпила отвар и заметно успокоилась. - И, спасибо за платье. Хоть оно мне не подошло, всё равно, спасибо. Только папка покупал мне наряды.
   - Спи, а я схожу разведать обстановку.
   - Ты так заботишься обо мне, - в полудрёме пролепетала девушка и провалилась в забытьё.
   Когда она проснулась, то чувствовала лёгкую слабость и головокружение. Яриська встала, и, чуть пошатываясь, пошла, чтобы умыться. В голове был легкий дурман, а в ногах тяжесть. "Кто я? Что здесь делаю?" И вдруг девушка увидела очень красивое бирюзовое платье. Оно аккуратно висело на крючочке. Девушка бережно прикоснулась к ткани, погладила её. Она была очень приятная на ощупь. "Как хорошо! Тепло и спокойно", - подумала Яриська и начала тихонько кружиться по комнате. Потом она зачесала волосы наверх, сняла платье с крючочка, приложила к себе и начала танцевать. "Наверное, я красавица", - подумала девушка, и ей стало так приятно и сладко на душе. "А, может быть, Мурлокотун влюблён в меня?", - от этой мысли Яриське стало смешно и неловко, но приятно. "Так вот, что такое любовь! Сколько раз слышала о ней, а теперь и самой довелось испытать. А вот и мои любимые крендельки!" - девушка откусила пару раз и запила холодным чаем. "Никогда я не была такой счастливой. Чтоб вот так вот ничего не делать, отдыхать, когда хочется. Что-то голова кружится. Я лягу, пока Мурлокотун не вернётся. Нет, нужно приготовить еду, он расстроится, если я этого не сделаю. Вот, отхлебну чудодейственного зелья, и сразу примусь за работу".
   Девушка сделала пару глотков, и подземная комната поплыла перед её глазами. Яриська еле удержалась на ногах. Она приложила неимоверные усилия, чтобы сосредоточится, и понять, где находятся продукты, а где чугунок. Но на душе от напитка стало так радостно! Все предметы и события, которые с ней происходили последние пару дней, будто заискрились и заиграли разноцветными лучиками и шариками: их встреча с Мурлокотуном, крендельки, его улыбка. Боже, какая обворожительная была у него улыбка! Ослепительно белые зубы так и играли здоровьем и чистотой. А голос! Каким приятным голосом обладал юноша, мягким, с трещинкой.
   Зато прошлая жизнь Яриськи предстала в каком-то мрачном свете. Её пребывание в страшном замке с чудовищами вдруг показалось таким нелепым. Какая же она несчастная, сколько всего пережила! И Яриська снова заплакала. В это время вернулся Мурлокотун.
   - Снова плачешь? - с нежностью обратился он к девушке. - Платье тебе понравилось?
   - Очень красивое. Самое красивое платье, которое у меня было. Оно, наверное, дорого стоит?
   - Не думай об этом. Ты гораздо дороже.
   - А я вот не успела приготовить. Что-то голова кружилась, а потом нахлынули воспоминания.
   - Ничего, я помогу тебе. Видишь, я достал свежего мяса и сала. Будем пировать!
   - Вокруг такая разруха. Где ты берёшь все эти сокровища?
   - Связи. Нужны связи. Даже любой незначительный человек однажды может понадобиться.
   - Я вот никогда так не жила. У меня нет ни друзей, ни знакомых, только папка. Ты, наверное, мудрый.
   - Приходиться учиться, чтобы выжить.
   - С тобой чувствуешь себя, как за каменной стеной.
   Они вместе приготовили ужин, потом пили чай.
   - Что там сегодня наверху, в деревне? - спросила девушка.
   - Стражники ушли, но обещали вернуться, - отхлёбывая из чашки, ответил Мурлокотун.
   - А ты узнавал, далеко ли моя деревня?
   - В этом деле нужно быть очень осторожным, чтобы не вызвать подозрений. У заговорщиков ведь везде уши и глаза. Но по первым предположениям, - очень далеко.
   - Да... - расстроилась Яриська.
   Она подумала, что, наверняка, не успеет добраться туда до зимы. Но другая мысль, что она может перезимовать в подземелье, а весной отправиться в путь, неожиданно обрадовала её. Мурлокотун тоже, наверное, об этом подумал.
   - Не волнуйся, ты можешь остаться у меня надолго. Еды хватит. А весной мы сразу отправимся на поиски твоего дома.
   Каждый день Мурлокотун сообщал об опасности, которая поджидает девушку наверху. Он не советовал Яриське даже подниматься, чтобы просто прогуляться по лесу. Никогда не запрещал, но с волнением говорил о её безопасности. Девушка ему верила, и только благодарила судьбу, которая послала ей такого заботливого друга и защитника. В подземелье Яриська почти не томилась: она готовила, убирала, а также пила чудодейственный напиток, который должен был возвратить ей силы и исцелить от всякой душевной горечи. От этого напитка девушка много спала, но Мурлокотун говорил, что только так она сможет восстановить силы, чтобы быть готова к длительному пути. Ещё Яриська почему-то часто плакала, вспоминая всё, что ей пришлось пережить. Мурлокотун снова говорил, что это на пользу. Ведь так уйдёт всякая боль, и исцелиться душевный недуг. Яриське бы удивиться, ведь раньше, когда она проходила через все эти испытания, ей и в голову не приходило плакать или жалеть себя. Но Мурлокотун убедил девушку в том, что раньше ей постоянно угрожала опасность, и только теперь она может расслабиться и дать волю слезам.
   Всё дело было, конечно, в напитке, которым поил Яриську хозяин подземелья. Он был волшебный, но волшебство это было злое. Напиток готовился на травах и кореньях, которые имели одурманивающее, усыпляющее действие. Он имел свойство омрачать добро, а злые вещи представлять в прекрасном, манящём, упоительном свете. Именно поэтому Яриська не замечала, что Мурлокотун мелочный, ничтожный, жадный человечишка. Хозяин подземелья просто заточил в своё мрачное жилище беззащитную измученную девушку, а вовсе не спасал её от преследователей. Он лгал об опасности, которая ей угрожает, и стражников, которые повсюду её разыскивают. Яриську никто не искал. Её исчезновение из темницы было почти незамечено.
   Мурлокотуну было грустно и даже страшно одному в его подземном убежище. Из-за болезненной подозрительности (например, он никогда не возвращался в свою лачугу одной и той же дорогой, долго путал следы, прыгая от куста к кусту, будто скрываясь от погони), и непомерной жадности (вдруг кто-то когда-то захочет у него что-то попросить), у него не было друзей. Годами он влачил своё существование в мрачном подземелье, куда стаскивал всякий мотлох, украденный или купленный за бесценок. Никто не согласился бы разделить с ним такое жалкое, ничтожное, мучительное существование.
   А тут ему улыбнулась невиданная удача. Яриська не была ни капризной, ни требовательной. Ела она мало, готовила, поддерживала уют и чистоту в подземелье, но главное, ему удалось внушить девушке мысль, что он её спаситель. Яриська благодарила Мурлокотуна, была ему предана и признательна, называла его добрым, заботливым, щедрым, даже, красивым. Иногда он и сам начинал верить, что есть таковым, хотя знал, как жестоко и вероломно обманывает Яриську. Сколько ядовитого, злого обманного зелья ему было необходимо, чтобы поддерживать её в сладкой дрёме заблуждения! От такого количества некоторые могли уже давно умереть. Мурлокотун чуть побаивался, что такая участь рано или поздно постигнет Яриську. Он боялся, что снова останется один. О гибели же девушки вовсе не волновался. Она была беглянкой, далеко от родного дома. Никто не знал, что она живёт в подземелье. И никто бы не узнал, если бы она в нём умерла. Он бы просто закопал её в лесу. А если бы была зима, спрятал тело до весны, пока земля не размёрзнется.
   С Яриськой и в самом деле происходило что-то странное. Её тело будто распухало, ноги и руки казались большими, налились тяжестью, а кости, наоборот, стали ломкими и слабыми. Девушка много спала, но, даже когда она не спала, часто не могла встать с кровати. Она с трудом передвигалась по подземной комнате, иногда даже не могла подняться убрать или приготовить еду. Это Мурлокотуна очень злило. Вначале он всё время внушал девушке мысль, что любит её, будет всегда рядом, разделит её судьбу, каковой бы она ни была, отправится за ней даже на край света. Но, когда Яриська стала немощной, запел другую песнь. Как бы невзначай бросал фразы, как дорого она ему обходится, что снова не убрано, и ему надоела еда, приготовленная вчера, а она снова целый день пролежала в постели.
   Девушка очень страдала от этих упреков, осознавая, что они, наверное, справедливые. Но ничего не могла поделать со страшной немощью, которая всё росла. Иногда она пыталась сделать вид, что здорова, как прежде. Весело ходила по подземелью, смеялась. Тогда Мурлокотун, как казалось Яриське, начинал смотреть на неё прежними глазами, и все повторял:
   - Развеселилась, ягодка моя! Вот, теперь ты снова такая же проворная, как прежде! В руках всё горит. Любо дорого смотреть!
   Но такие минуты длились недолго и повторялись всё реже и реже. Наконец, Яриська вынуждена была смириться с тем, что стала немощной уродиной, которая может вызывать к себе только отвращение. Она чувствовала это презрение и отвращение от Мурлокотуна последнее время очень сильно. Так что, когда он приходил, девушка притворялась спящей и накрывала лицо одеялом, чтобы он не видел уродливого распухшего лица, в котором не осталось ни одной её черточки. Когда же Мурлокотун храпел по ночам, Яриська ни на минуту не могла сомкнуть глаз.
   Она уже долгое время не спала по ночам: тихонько лежала с открытыми глазами или вставала и бесшумно ходила по подземелью, или накрывала голову одеялом и плакала. А иногда ей на ум приходили какие-то странные строчки. Они прыгали и путались, играя смыслами. Это были стихи. Многие из них Яриська даже не понимала, а остальные забывала. Но вот одно она очень хорошо запомнила, каждое слово из него, каждую строчку. Это было, когда Яриське показалось, что смерть пришла к ней. Девушка лежала тихонько и наблюдала смерть. А смерть равнодушно смотрела на Яриську. Не было страшно нисколечко, абсолютно всё равно. И смерти было всё равно, но она почему-то не тронула Яриську. Просто постояла и пошла своей дорогой. А в голове Яриськи родились такие вот строчки:
  
  
   Осталась тела оболочка:
   Душа в песок, чело в снегу.
   Забвенья малая отсрочка -
   Закат на дальнем берегу.
  
   Нет силы на одно дыханье,
   На жалобу, прощальный взгляд.
   Любви признанье, расставанье,
   На стих последний наугад.
  
   И это смерть, она такая,
   Не понарошку, а всерьёз.
   Глухая, черствая, немая,
   Тебя возьмёт, и ты плывёшь.
  
   Без сожаления, утраты,
   Без слёз, сомнения и страха.
   Душа немая не болит,
   И время тает, сердце спит.
  
   Лишь голос нежный говорит:
   "Поспи дитя, тебя хранит
   Под смертью тонкой поволокой
   Средь немоты, судеб потока
  
   Рука. Любима и жива,
   Воскреснешь вновь от силы дня".
  
  
  
  
  
   И тут Яриська вспомнила о прекрасной незнакомке. "Как же я давно её не видела. Живая вода! Я совсем забыла о живой воде", - с ужасом подумала девушка. "Она может придать мне силы, избавить от немощи!". Яриська встала, пошатываясь, нашла в чулане свои старые обноски, нащупала в кармане бутылочку. Трясущимися руками девушка достала её, но бутылочка оказалась пустой. Девушка тёрла её в руках, согревала дыханием, прикладывала к сердцу, в надежде, что вода появиться, как было всегда, но всё было напрасно. Потом она отчаялась, руки опустились, бутылочка выпала и покатилась по полу. И тут чулан осветился слабым светом: появилась прекрасная незнакомка. Глаза Яриськи засветились надеждой и радостью:
   - А я боялась, что никогда больше не увижу Вас, - заплакала от счастья и пережитого волнения Яриська. - Сегодня смерть приходила. Никогда бы не подумала, что она такая.
   - Бедная моя девочка! - прослезилась Фея. - Что он с тобой сделал!
   - Кто? Мурлокотун? Он хороший. Это со мной что-то не то, - пожала плечами девушка. - Но Вы здесь, и мне уже намного лучше.
   - Твоё последнее испытание подходит к концу.
   - Это было испытание? - удивлению Яриськи не было предела.
   - Видишь, в каком страшном месте ты живёшь, - даже живая вода иссякла. Это самое большое зло, которое ты пережила. Все остальные беды будут проходить стороной, не касаясь тебя, или просто убегать.
   - Я буду жить? Это не конец? - слабо улыбнулась Яриська и задрожала в волнении от внезапно вспыхнувшей надежды.
   - Всё закончится, как долгий страшный сон, и ты будешь вспоминать дни, проведённые в подземелье, с ужасом и содроганием. Но этого нельзя было миновать, поверь мне.
   - Мурлокотун злой? - растерялась Яриська. - Но почему всё во мне говорит, что он хороший, добрый?
   - Он поит тебя злым колдовским зельем. Его так много в тебе, что это чудо, что ты ещё жива. Кровь, разум, душа, тело, даже дух, отравлены ядом.
   - Он злой человек, значит, он погибнет? - с ужасом осознала Яриська. - Добрая незнакомка, значит, он обречен? - девушка горько заплакала.
   - Не думай ни о чём сейчас. Тебе нужно выбираться отсюда. Ты живёшь в подземелье уже несколько лет!
   - Так долго? - Яриська слабо удивилась. - Всё было как один миг, один сон, долгий-долгий сон. Я хочу спать, мне нужно, чтобы набраться сил, - в бессилии девушка стала клониться на пол.
   - Мурлокотун украл плащ-невидимку, чтобы безнаказанно воровать. Нужно вернуть его, ибо он ещё пригодится. Когда найдёшь плащ, не медли, убегай. Я помогу тебе, только нужно быть очень мужественной и решительной. Слышишь, Яриська! - прекрасная незнакомка взяла девушку за плечи и сильно потрясла, так как та впадала в сонное онемение. - Беги из подземелья как можно быстрее! Ничего не бойся, не сомневайся, не оглядывайся назад. Тебе будет тяжело, но я буду рядом. Только не оглядывайся и не думай о Мурлокотуне, чтобы он не имел над тобою власти. Ты слышишь меня, девочка?! - почти кричала прекрасная незнакомка. - И не пей больше зелья. Ни в коем случае!
   - Да, я всё поняла, - с трудом приходя в себя, ответила Яриська.
   Остаток ночи девушка провела в болезненной полудрёме. Её всю трясло, руки и ноги немели, какие-то злые невидимые существа будто рвали тело на куски. Девушка не могла согреться, была в ужасе, но впервые за долгое время не плакала. Прекрасная незнакомка наполнила её сосуд живой водой, но предупредила, что он не будет наполняться сам собою, пока Яриська не выберется из страшного подземелья. Поэтому девушка экономила чудо-воду, пила её маленькими глоточками. От этого ей становилось ещё хуже, начинало выкручивать руки и ноги, подступала тошнота: это живая вода начинала бороться с ядом, которым поил Яриську Мурлокотун. Но сознание потихоньку прояснялось. Девушка начинала вспоминать слова и поступки хозяина подземелья, видеть их совершенно в другом свете. И всё это складывалось в страшную картину, которая приводила Яриську в ужас, заставляла её волосы шевелиться на голове. Хотелось кричать, но нельзя было издать даже звука. Сколько часов продолжались эти муки, только Яриська совсем была обессилена. Наконец, она впала в забытьё.
   На следующее утро, когда девушка проснулась, Мурлокотуна не было в подземелье. Последнее время он часто отсутствовал, что огорчало Яриську. Но теперь она была просто счастлива от этого обстоятельства. Свежеприготовленное зелье стояло возле кровати. Яриська в волнение смотрела на чашку, в которой была её смерть. С каким постоянством Мурлокотун отравлял её! Неужели он так ненавидел, желал смерти, неужели в его сердце не было ни капли жалости? Яриська просто не могла вместить всё это. Но на размышления не было много времени: нужно было избавиться от напитка, пока не пришёл Мурлокотун. В волнении Яриська оглядела комнату и увидела вазон с цветком. Сама не зная, что делает, девушка выплеснула содержимое чашки в землю: цветок тут же почернел и погиб. "Так, значит, это всё правда!" - ужаснулась девушка. И тут она услышала знакомые шаги: Мурлокотун возвращался. Девушка вся задрожала от страха и волнения. Единственное, что пришло ей в голову - лечь и укрыться с головой одеялом, притворившись спящей.
  
   Мурлокотун спустился в подземелье, бормоча что-то себе под нос (это была одна из его странных пугающих привычек). Он сразу направился к кастрюлям, загрохотал крышками. Ел долго, покрякивая и безобразно чавкая, вытирая рукавом подбородок, время от времени высмаркиваясь в мусорное ведро, что стояло возле стола. Потом сел, развалившись на кресле, и с наслаждением отрыгнул несколько раз. Яриська наблюдала всю эту картину сквозь щёлочку под одеялом. Таким омерзительным и безобразным она ещё никогда не видела хозяина подземелья.
   Мурлокотун сидел в кресле, маленький и жирный (он очень раздобрел с того времени, как Яриська жила в подземелье). Его коротенькие ножки не доставали до пола, глаза были закрыты, а на лице блуждала довольная улыбка: он отдыхал после сытного обеда. Потом Мурлокотун о чём-то вспомнил, достал их кармана большие красные бусы и начал их рассматривать, улыбаясь каким-то своим мыслям. Яриська понимала, что бусы предназначаются барышне из деревни, которой Мурлокотун готовил их в подарок. Но вдруг он испугался, подозрительно посмотрел в ту сторону, где стояла кровать Яриськи, быстро спрятал бусы, свернул плащ-невидимку и положил его на самое дно комода, под другие вещи, встал с кресла и взял в руки сосуд с зельем. Глядя на него, снова довольно улыбнулся, налил в чашку и поставил на стол. Потом потёр руки, успокоился, и, сев в кресло, мирно задремал, похрапывая.
   Яриська лежала, ни жива, ни мертва от страха под одеялом. Её зубы стучали. Но потихоньку рядом с ужасом и омерзением, которые она испытывала, начала расти ненависть, даже ярость. Девушка никогда не думала, что испытает это чувство к Мурлокотуну, да ещё и в такой силе. Яриське хотелось бить, душить жалкого обманщика, крушить всё в подземелье. Разбить весь этот омерзительный хлам, который хитрый жадный коротышка обманом и воровством натаскал в своё жуткое логово. Но нужно было сдерживать всё в себе и готовиться к побегу.
   Мысли путались в голове. Яриська потихоньку встала, стараясь не разбудить Мурлокотуна. Она подошла к столу, взяла зелье, с опаской посмотрела на своего мучителя и убийцу: он сладко спал, посапывая. Девушка с ненавистью выплеснула отравленный напиток, и тут ей в голову пришла неожиданная мысль, от которой Яриська даже улыбнулась. Девушка решила воплотить в жизнь свой план, несмотря на страшную слабость. Она начала готовить Мурлокотуну его любимое угощение, потихоньку подливая в еду отравленную жидкость из сосуда.
   Мурлокотун проснулся от ароматов, которые разносились по подземелью. Он начал принюхиваться ещё во сне, водя носом из стороны в сторону. Потом открыл глаза и сразу натянул на себя гримасу бедного страдальца, раздавленного жизнью, несчастного. Таким он представал перед Яриськой последнее время. Куда девалось удовольствие и самолюбование, которые играли на его лице, когда он думал, что Яриська спит.
   - Ты встала, моя хорошая? Как себя чувствуешь? Зелье пила? Я приготовил тебе свежее.
   - Слабость страшная, но решила порадовать тебя угощением, - как тяжело было Яриське притворяться, но это было необходимо. - Всё готово, я прилягу, а то не держусь на ногах.
   Яриська действительно еле держалась на ногах, но внутри неё росла сила, которая могла преодолеть всякую физическую немощь. Только бы бежать отсюда, босиком, кожей по снегу, по раскалённым углям, но дальше от этого страшного места. Нужно было дождаться, когда Мурлокотун глубоко заснёт.
   - Мастерица моя! Как вкусно пахнет! Ты - единственная радость. А то я бы давно покончил счёты со своей несчастной жизнью. Вот сегодня шёл по лесу, плакал, увидел ветку. И так захотелось на ней повеситься. Прямо представил себя. Но тут вспомнил о тебе. Как же ты одна, беззащитная и немощная, будешь жить на этой земле? И понял, что нужно жить. Жить ради тебя, - и Мурлокотун заплакал.
   В этом месте обычно Яриська тоже начинала плакать. Но сегодня она не смогла выдавить из себя ни слезинки. Мурлокотун разволновался. Он с подозрением посмотрел на девушку.
   - Ты пила напиток? - настороженно спросил он.
   - Очень хочется спать, - притворилась Яриська. - Что ты там сказал, я не расслышала?
   - Ничего, ничего, ложись, отдыхай, - успокоился Мурлокотун, увидев почти пустой сосуд. Он проглотил слюну, вспомнив о вкусном ужине. - Я посижу возле тебя, чтобы ты спала сладко.
   - Не нужно. Ты там поешь, проголодался, небось.
   - Я проголодался, но это ничего. Хотелось бы поесть вместе с тобой, как раньше. Помнишь, как мы раньше всё время обедали вместе, как я покупал тебе крендельки? - и Мурлокотун снова прослезился. - Прекрасное было время. Ты ещё тогда не болела. Это пребывание в темнице так подкосило тебя. Кто бы мог подумать?
   Но Яриська уже закрыла глаза, притворилась, что заснула. Ей невыносимо было слушать эту ложь. И сейчас она так ясно понимала, насколько Мурлокотун коварный, лживый и жестокий человек. Нет, он не был человеком, но грязным, безобразным существом, сотканным из лжи и коварства.
   Как только Мурлокотун подумал, что Яриська уснула, и необходимость в спектакле исчезла, он побежал к дышащему ароматами котелку. "Ешь, ешь, проклятый колдун!" - подумала с ненавистью Яриська. "Это последний мой подарок тебе".
   Мурлокотун долго грохотал ложкой по котелку, пока не опустошил всё его содержимое. А потом его сморил тяжёлый глубокий сон, ведь в кушанье было подлито зелье.
   А Яриська с поспешностью встала, достала из сундука плащ-невидимку. Потом в последний раз окинула свою темницу, которая чуть не стала для неё последним пристанищем, с отвращением посмотрела на жалкого Мурлокотуна, храпящего во сне. Ей хотелось что-то сделать на прощание, оставить после себя какой-то знак, выразить свою ненависть. И вдруг Яриська вспомнила о давнем подарке. Девушка достала бирюзовое платье, которое когда-то подарил ей Мурлокотун, и которое она так ни разу и не надела, взяла нож и начала резать его. Яриська рвала и резала платье с той ненавистью, которую она испытывала к Мурлокотуну. Когда дело было сделано, девушка взяла плащ-невидимку и начала выбираться из подземелья.
   Покинув лачугу, девушка обнаружила, что на дворе стоит зима. Было очень холодно. Яриська по колени провалилась в снег, и это притом, что она была босая, но это не остановило девушку. Она готова была идти из последних сил, даже замёрзнуть, но не вернулась бы в подземелье. Девушка достала сосуд с живой водой, отхлебнула из него, и почувствовала прилив сил. Огонь растёкся по её жилам, так что Яриська перестала чувствовать холод. И тут девушка обнаружила, что за её спиной появились крылья. Они подняли её над землёй и понесли прочь от страшного подземелья. Яриська обернулась и увидела рядом с собою прекрасную незнакомку, которая улыбалась ей.
   - Я свободна? - не верила своему счастью девушка.
   - Ты по настоящему свободна, - ответила прекрасная незнакомка. - Так как ты свободна, мало кто свободен на земле. Благодаря испытаниям, которые ты прошла, ты стала свободна от лжи, которая держит в плену всех, живущих на земле. Крылья птицы - последний мой волшебный подарок. Они отнесут тебя домой, добрая, мужественная, прекрасная Яриська.
   От слов прекрасной незнакомки у Яриськи ещё прибавилось сил. Девушка летела над землёй, полная новой радости и надежды. А прекрасная незнакомка не покидала её ни на миг. Когда девушка выбилась из сил, то спустилась на землю, сложила крылья и уснула. А прекрасная незнакомка укутала её своим плащом, чтобы Яриська не замёрзла. Снег вокруг девушки растаял, и вся поляна покрылась весенними цветами.
   Когда Яриська проснулась, на кустиках земляники и черники появились ягоды. Они даже созрели, так что Яриська смогла подкрепиться и утолить голод. "Какое чудо!", - удивилась Яриська. "Никогда не видела таких чудес, чтобы посреди зимы ягоды созревали!".
   Девушка ходила по прекрасной поляне, собирая ягоды и любуясь цветами, и вдруг воспоминание о недавних событиях нахлынули на неё: последние дни в страшном подземелье, всё, что она поняла о Мурлокотуне, поспешный побег. А после всё время, проведённое рядом с этим страшным человеком, предстало вдруг с такой ясностью, что у девушки заболело внутри. Она испытывала стыд, гнев, боль и горечь одновременно. И все эти чувства были настолько сильными и болезненными, что у Яриськи помутился рассудок. Она в бессилии опустилась на землю и уронила собранные ягоды.
  
   - Ничего, это всё пройдёт со временем, - прекрасная незнакомка положила руку на плечо девушки. - Нужно отправляться в путь, а то снеговые тучи собираются. Только бы буря не началась.
   Яриська потихоньку пришла в себя.
   - Давай, Яриська, путь неблизкий, - снова поторопила девушку прекрасная незнакомка.
   - Спасибо тебе за поляну, - улыбнулась девушка. - Будто в детстве побывала.
  
  
  
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
   ДОМ.
  
  
  
   Яриська летела, не разбирая дороги. Небо, и, правда, всё затянуло тучами. Солнца не было видно за ними, зато ветер усилился. Он бил Яриську ледяными порывами, сёк снегом. Яриська ничего не видела, даже на несколько метров вперёд. Нельзя было сесть на землю и передохнуть: девушку бы занесло снегом или она бы замёрзла. Вьюжная серость окутала землю, а после тьма. Это наступила ночь, но Яриська уже слабо что понимала.
  
   А в это время в уже знакомой нам деревне жарко топили печь, а в чугунке варилось мясо молодого козлёнка с травами. Марфуша, молодая девушка, смотрела за варевом и прикрикивала на детей, которые путались у неё под ногами.
   Седовласый мужчина преклонных лет сидел у маленького окошка, за которым бушевала метель.
   - Эко, как разгулялась, окаянная!
   - Скоро кушать будем! - крикнула Марфуша.
   - Спасибо, дочка, что-то не хочется!
   - Опять вы за своё? - разгневалась Марфуша. - Всё печалитесь и думаете о своей Яриське? Если не пойдёте кушать, я уйду от вас. Вот сейчас прямо соберу свои вещи и уйду.
   Марфуша в сердцах бросила рушник, что держала в руках, и с грохотом откинув крышку сундука, начала доставать оттуда свои вещи.
   - Козебушко, собирайся сейчас же, мы уходим, - сказала она мальчику лет шести.
   Мальчик заплакал, ухватившись за платье матери.
   - Не зли меня, собирайся немедленно! - начала ругаться на него Марфуша.
   И тут она увидела, что по морщинистым щекам старика текут крупные слёзы, которых он не может ни сдержать, ни остановить.
   - Это где же девочка моя сейчас? А если, мерзнет, а, если снег её заносит в лесу или чистом поле? Ух, окаянная, разыгралась! - пригрозил он кулаком метели за окном.
   - Ну, всё, не нужно, - начала успокаивать его Марфуша. - Всё хорошо будет с вашей Яриськой, однажды она вернётся. А ты не смей плакать! - бросила она мальчику. - Марш мыть руки и за стол.
   - Ничего ведь она мне в тот день не сказала. Но, будто чувствовала сердцем что-то. Обняла так крепко, поцеловала, и прокричала на прощанье: "Я люблю тебя, папка, больше всего на свете люблю!" Только корзинка от неё и осталась. Ребятня в лесу позже нашла, мне принесла. А деревья вокруг все чисто были согнуты к земле, некоторые - поломаны, будто ураган сильный прошёл. Только не верю я, что с моей дочкой что-то произошло. Чувствую, жива моя Яриська, - и старик начал кулаками натруженных мозолистых рук утирать глаза.
   Это была история, которую Марфуша слышала сотни раз. Отец Яриськи держался, как мог, но иногда печаль одолевала его, и он давал волю слезам. Особенно это случалось вот в такую непогоду, когда за окнами мела пурга, или лил дождь с градом. Тогда старику казалось, что его пропавшая дочь мокнет под дождём, или мёрзнет от холода где-то в лесу.
   - Добрых людей на земле-то очень мало. Бывает, иной бедолага умирает от холода или голода у всех на глазах, но ему никто и куска хлеба не подаст.
   - Но Яриська ведь мудрая и добрая. С ней не должно было никакой беды приключиться, - преодолевая недовольство, которое всегда возникало у неё, когда старик плакал, пробовала утешать его Марфуша.
   - Она бы отовсюду дорогу нашла, даже из заморских стран. Нет ведь у неё другого дома на земле, никак нет, - и старик снова заплакал.
   - Ну вот, снова за своё, - укорила его девушка.
   - Восемь годков уж минуло, а всё как один день, - всхлипывал старик. - А сегодня, знаешь, Марфуша, видение я видел необычное. Плыло по небу розовое облако. Я его не сразу и отметил. Смотрел, смотрел, а потом думаю, отчего оно розовое? Может, это знак? Может, скоро Яриська вернётся? Как ты думаешь?
   - Может быть, - утвердительно покачала головой девушка. - Но сейчас нужно вечерять и ложиться спать, время позднее.
   - Ты ешь, ребят корми, а я у окошка посижу.
   - Ладно, - согласилась Марфуша. - Только не плачьте, а то я снова рассержусь.
   - Не буду, сердце моё, не буду, - уже спокойнее ответил старик, и вздохнул, всхлипнув, как малое дитя.
   Марфуша с детьми сели вечерять, потом девушка начала укладывать всех спать. И вдруг за дверями избы послышался негромкий звук, будто что-то упало прямо на крыльцо. Старик встрепенулся, прислушался.
   - Ты слышала, дочка? Будто что-то упало. Нужно пойти посмотреть, - и он поспешно начал надевать тулуп.
   - Сидите, я сама посмотрю. А то ещё спину продуете, как в прошлый раз.
   - Посмотри, дочка, очень тебя прошу, - разволновался старик.
   Марфуша накинула телогрейку и открыла дверь. Поток холодного воздуха проник из сеней в натопленную хату.
   - А ну, посветите мне, ничего не видно, - раздался её голос. - Тут, и правда, кто-то лежит. Неужто человек?
   Старик быстро взял лампу и поспешил за Марфушей. И вскоре раздался его радостный взволнованный крик. А через минуту они уже внесли на руках Яриську.
   - На лавку её, на лавку, поближе к печке, - командовала Марфуша. - И настойку из трав мне немедленно, нужно её растереть как следует.
   - Бедная моя девочка, - причитал старик. - Неодетая на таком морозе. Как же она дошла?
   Вместе с тем он сразу как-то ожил, будто тень печали оставила его.
   - Она ведь жива? - с волнением спрашивал он Марфушу.
   - Жива, жива. Она ещё всех нас переживёт, - отвечала девушка, открывая бутыль с настойкой.
   Все окружили лавку, на которой лежала девушка, и рассматривали её с удивлением и любопытством.
   - Какая же она худенькая, - взялась за голову девочка, имя которой было Веточка.
   - Так это и есть Яриська? - спросила Марфуша.
   - Она, родимая, она, - обливался слезами радости и жалости к дочери, всхлипывал старик. - Измучилась то как, страдалица, окоченела совсем!
   - Мам, а что это у неё за спиной, крылья? - с интересом спросил Козебушко. - Никогда не видел, чтобы у людей были крылья.
   - А ну, марш всем спать, а то схлопочете у меня, - строго пригрозила Марфуша. - Ноги сегодня каждый помоет сам, у меня дела поважнее.
   Дети помыли в тазу ноги, вытерли их рушниками и полезли на печку. Оттуда они с любопытством свесили головы, наблюдая, как Марфуша растирает настоями девушку, которая упала на их крыльцо прямо с неба.
  
   Яриська пролежала без сознания несколько дней. Она металась в горячке и в бреду стонала, вспоминая каких-то чудовищ, ища бутылочку с живой водой и плащ-невидимку. Марфуша ухаживала за девушкой: смачивала ей губы водой, растирала мазями, готовила отвары, которые прикладывала то на руки, то на голову Яриське. Отец, когда Марфуша не видела, тихонечко ходил возле лавки, умилённо плакал и гладил дочку. Дети же, а их было трое: Веточка, Козебушко и еще одна, старшая девочка, по повелению Марфуши вели себя тихо, даже не игрались. Все они с нетерпением ждали, когда незнакомка, что упала с неба, придёт в сознание.
   Теперь нужно рассказать о том, как дом, где некогда жила Яриська со своим отцом, наполнился таким множеством людей. А дело было вот как.
  
  
  
   История Веточки и её старшей сестры.
  
   После того, как дракон унёс Яриську в мрачный замок, её отец очень сильно страдал. Он не спал, мало ел, перестал работать, в конце концов, сильно захворал. Так бы, наверное, и умер, если бы однажды в его двери не постучались две сиротки. Это были девочки, старшей из которой было лет пять. Она же тянула за руку замурзанную младшую сестрёнку, которой едва исполнилось три.
   - Не дадите ли, дяденька, на пропитание? - затянула старшая девочка, скривив жалостливое лицо, готовая вот-вот заплакать.
   Она незаметно щипнула младшую сестрёнку, так что та, широко открыв рот, громко заревела.
   - Ой, детки мои, - прослезился старик, завидев сироток. - Как же вы одни, а где ваша мамка?
   Он засуетился, пытаясь найти для детей гостинцы.
   - Вот, бублики, кренделя, немного конфет осталось, - волновался он. - Это, конечно, не еда, но ничего больше нет. Если бы Яриська была, то накормила бы вас щами, варениками, блинами или пирогами, а у меня вот только конфеты. Это я ей ещё на ярмарке покупал.
   - Конфеты - самая что ни на есть полезная еда для детей. От неё они растут, - рассудительно заключила старшая девочка.
   Она развернула несколько штук и засунула себе в рот. Немного пожевала, а потом, когда освободилось место, сразу запихнула туда крендель. Младшая сестрёнка в это время смотрела на неё, глотая слюну.
   - Совсем забыла, - спохватилась старшая. Развернула ещё несколько конфет и засунула в рот сестрёнке. - Ешь и больше не плач. Видишь, дедушка добрый.
   - Ешьте, детки, - сказал отец Яриськи. - Всё равно эти кренделя уже не будет есть моя дочка.
   - А что с ней? - удивилась старшая девочка. Она еле ворочала языком из-за переполненного рта.
   - Пропала Яриська, пошла в лес за ягодами и не вернулась. Только корзинка от неё и осталась.
   - Странно, люди просто так не пропадают. А вы хорошо её искали? - рассудительно заметила старшая девочка.
   - Да она и сама бы вернулась, если бы могла. Не маленькая уже была.
   - Может, ещё найдётся, - делово предположила девочка. Так вы теперь один живёте? - она осмотрелась вокруг. - То-то я вижу, у вас совсем не прибрано.
   - Да, запустил я всё: и хату и хозяйство, - признался мужчина. - Без Яриськи и вовсе не хотел жить.
   - Это нехорошо, - сделала вывод девочка. - А можно, мы у вас переночуем? - неожиданно спросила она. - Время близится к вечеру, она вот, - девочка ткнула пальцем на младшую сестру, - устала. Будет снова ныть, что ноги болят.
   И действительно, младшая девочка уже почти засыпала. Она ещё сосала конфеты, но глаза её уже посоловели. Сладкая струйка текла по подбородку, и ещё она пыталась засунуть в рот палец, как делала всегда перед сном.
   - Видите, куда мы пойдём? - делово заключила старшая девочка. - Переночуем тут у вас, на лавке. Мы не займём много места.
   - Конечно, оставайтесь, - разволновался старик. - Куда же вам идти одним, таким маленьким.
   - Хорошо, - обрадовалась старшая девочка. Она пододвинула сестрёнку к стенке, чтобы та не упала, когда заснёт, сама сладко зевнула, положила руки под щёку, улеглась на жесткой лавке и почти моментально заснула.
   Отец Яриськи не знал, что и думать. Всё произошло так быстро и неожиданно. Миг назад он был на гране отчаяния, а сейчас в его хате оказались двое сонных детей. Откуда они взялись, и что с ними делать, отец Яриськи не знал. Только впервые за долгие месяцы ему не было так одиноко, даже печаль чуть отступила. Мужчина какое-то время стоял и смотрел на сонных детей, потом будто опомнился, аккуратно взял их по одной и перенёс на топчан, где спала Яриська. Накрыл рядном, и потихоньку, чтобы не разбудить, отправился на печку спать, всё качая головой от удивления и тихонько покрякивая.
   На следующий день, проснувшись, дети потребовали кушать, вернее, старшая девочка от своего имени и младшей сестры. Старик засуетился, пошёл на огород, накопал картошки, приготовил её в чугунке, и поставил перед детьми. Сам сел, поел с ними, удивляясь, как давно не ел горячей пищи. Дети были голодные, уплели быстро свои порции и потребовали добавки. В конце тщательно облизали ложки и тарелки. Старшая вытерла рот рукавом, то же проделала и с младшей сестрой.
   - Есть ли у вас родители? - осторожно спросил мужчина, когда трапеза была закончена.
   - Конечно, - без колебаний ответила старшая девочка. - Разве вы когда-нибудь видели, чтобы у детей не было родителей, муси и пупы.
   - Мамы и папы, - поправил мужчина.
   - Это у всех остальных мама и папа, а у нас муся и пупа, - настаивала старшая девочка.
   - А где они?
   - А ты умеешь заботиться? - неожиданно спросила девочка вместо ответа.
   - Не знаю, когда-то умел.
   - Тогда, мы какое-то время поживём у тебя. Муся обо мне заботилась. А сейчас я должна заботиться о Веточке, не удивляйся, это у неё такое имя. Но я ещё маленькая, мне нужно гулять, а не терпеть её капризы. Так как, я могу идти гулять?
   - Я дам тебе куклы Яриськи и маленькое ведёрко.
   - Отлично, я на это и не рассчитывала, - обрадовалась девочка.
   Старшая девочка быстро взяла сокровища, и пошла играть с ними на крыльцо, а Веточка так и осталась сидеть, недоверчиво глядя на мужчину. Когда сестра ушла, девочка скривила губы и собиралась, было, заплакать, но отец Яриськи достал конфету, и Веточка, засунув её за щеку, передумала плакать.
   Она была маленькая и худенькая, в грязном изношенном платье и сама вся перепачканная, как чертёнок. Отец Яриськи решил искупать её. Он нагрел воды, вылил её в таз, раздел и засунул туда Веточку. Девочке это понравилось. Она не только не плакала, но и начала улыбаться. После бани отец Яриськи вытер Веточку и приготовил для неё чистое платьице Яриськи, благо, оно осталось в сундуке ещё с её детства. Расчесал гребешком тоненькие русые волосы. Таким образов маленькая девочка совершенно преобразилась. Мужчина смотрел на неё и улыбался сквозь слёзы: вспоминал Яриську.
  
  
   - Совершенно другое дело, - оценила результат старшая девочка, когда, наигравшись, возвратилась в хату и увидела сестру. - Мне тоже не помешало бы помыться. Муся всегда тёрла мне спинку. А у тебя есть такое же красивое платьице для меня? - спросила она, искоса поглядывая на мужчину.
   - Нужно поискать, думаю, найдётся.
   - Ну, тогда можно греть воду.
   Так девочки и остались жить в хате, наполнив её вознёй, а жизнь мужчины заботами и хлопотами. За ними он даже не успевал грустить о Яриське. Только ночью, когда дети мирно сопели, он выходил на крыльцо, делал самокрутку и, не торопясь, покуривая, думал о дочке. Сейчас он не мог ни болеть, ни хандрить, ни умирать от печали.
   Старшая девочка оказалась бойкой. Она быстро освоилась и стала заводилой и командиршей среди ватаг уличных ребят. Часто приходила с синяками и царапинами, а иногда соседи жаловались, что она снова с кем-то подралась. Младшая же, Веточка, была мирной и покладистой. Она всегда оставалась с отцом Яриськи, даже помогала ему, как могла. Вместе они лепили вареники, пекли блины. Но, всё равно, мужчина еле справлялся с новыми свалившимися на него хлопотами. Ему нужно было и работать, и в доме за детьми ухаживать. Он очень уставал, но, всё равно, понимал, что не успевает всего. Да и лета были уже не те. Пока однажды на пороге его хаты появилась Марфуша.
  
  
  
   МАРФУША и КОЗЕБУШКО.
  
  
   Была зима, ночь, когда в окно хаты, где жил отец Яриськи с детьми, громко постучались.
   - Откройте, откройте немедленно! - послышался взволнованный голос.
   Старик быстро засеменил к двери, и через мгновение в хату просто таки влетела расхристанная от бега, взволнованная, раскрасневшаяся девушка с ребёнком на руках. Она начала разворачивать одеяла и покрывала, в которые был замотан ребёнок, в волнении трясти его.
   - Козебушко, сыночек, ты жив? Не замёрз, мой мальчик?
   Она трогала его ручки, попеременно прикладывая их к губам, чтобы согреть.
   - Всё нормально, мама, не волнуйся, - совершенно спокойно ответил мальчик лет пяти. - Ты даже можешь опустить меня на пол. А руки вовсе не замёрзли. Они были спрятаны в одеяло, которым ты меня замотала. Ты что, не помнишь, мама?
   - Сыночек, моя деточка, бедный мой мальчик! - причитала девушка, целуя его. - Это же нужно, изверги!
   - Что-то случилось? - спросил старик.
   - Нам нужно спрятаться немедленно. Есть у вас чулан или погреб? И, поставьте самовар: необходим горячий чай с малиной или липой, чтобы Козебушко не заболел!
   - Тогда полезайте в погреб, захватите теплый кожух да пару подушек!
   Когда девушка с Козебушко спрятались в погребе, старик поставил самовар и задул лампу.
   - Спите, - повелел он сестричкам, которые с любопытством высунули головы из-под одеял, желая узнать: что происходит.
   Через какое-то время в хату громко постучали:
   - Откройте немедленно, - требовательно прозвучало сразу несколько голосов. - Мы преследуем беглянку с ребёнком. Скорее всего, она у вас.
   - Что вы, люди добрые! - притворился старик. - Мы уже спим давно.
   - Откройте, иначе выбьем дверь!
   Старик поспешил в сени. Через мгновение в хату ворвалось несколько человек. Они обводили всё вокруг подозрительным взглядом.
   - Здесь только девочки, - переминаясь с ноги на ногу, объяснял старик. - Внучки. И больше никого.
   - Следы ведут в вашу хату.
   - Что вы! Ночь на дворе, разве можно что разглядеть.
   - А почто самовар греется? Гостей ждёте? - подозрительно заметил кто-то.
   - Некого мне ждать, люди добрые. Одна дочка на свете была из родни, да и то пару лет как пропала.
   - Смотри, старик! Если узнаем, что укрываешь беглянку, беды на свою голову не оберёшься.
   - А что она такого страшного сделала, что вы посреди ночи её искать отправились?
   - Что сделала - тебя не касается, только вот за укрывательство этой особы всякий ответит. Так что смотри, старик!
   Незваные гости вскоре покинули хату. И через некоторое время старик постучал по полу, давая знак девушке.
   - Это же нужно, что выдумали: рыскать по ночи. Да и птица ты не великая и не важная. Всё равно, что на воробья из пушки охотиться. Что хотят от тебя эти злые люди, дочка? Чем ты им не догодила.
   - Я бы у них сама спросила, да нет такой можливости. Они Козебушко хотят забрать. А, если я стану с ними разговоры разговаривать, то не успею глазом моргнуть, как лишусь сыночка. Бежать нужно было - только это и оставалось.
   - А почто на дитятко-то позарились, изуверы проклятые? - вспыхнул старик.
   - Да, длинная это история, дедушка, не так быстро и расскажешь, а ещё сложнее - понять.
   - А ты не торопись, дочка, расскажи всё по-порядку. Вот, самовар закипел, сделай сыночку своему чай с малиной, а сама рассказывай.
   - Да заснул он уже, не хочу тревожить. Давай с тобою, дед, чайку попьём.
   - Давай, дочка, тебе тоже согреться нужно и успокоиться.
   Так, при горячем самоваре да мерцающей лучине девушка рассказала старику историю своей жизни. Что звали её Марфуша, и родилась она в селе, что находилось за несколько десятков миль отсюда. Что бедой всей её жизни была мачеха, которая невзлюбила её лютой ненавистью с первого взгляда и поклялась со свету сжить. Много зла ей сделала, чёрной тучей, страшным вороном преследовала всю её жизнь. А когда родился Козебушко, вздумала самое страшное учинить - отнять его у Марфуши. Только так лютую ненависть и злобу свою могла она насытить: чтобы Марфуша сама не могла жить на белом свете, выла как раненная волчица за своим детёнышем, не находя успокоения.
   - И где такие изверги берутся? И как их земля носит? - охал старик. - Будто их не матери рождают, а страшные чудовища со звериным обличьем, не молоком вскармливают, а ядом.
   - Да, да, - соглашалась Марфуша. - Она, мачеха то моя при других медом речь льёт, а глядя в глаза, сычит, как змея. Того и гляди, язык раздвоённый покажется, аж моторошно становится!
   - Сирота, значит, ты. Всякий обидеть может, - с состраданием сказал старик.
   - Бог сирот любит, и защищает, - со страстью ответила Марфуша. - А меня ещё попробуй, обидь! Все зубы сломаешь. Я за Козебушко такое могу сделать, сто раз каждый пожалеет, - в глазах Марфуши вспыхнул гнев.
   Она в сердцах отхлебнула из чашки. А потом вдруг затихла, и старик не увидел, а скорее догадался, что из её глаз скатилось несколько слезинок.
   - Не всегда так было. Маленькой я гуляла и горя не знала. Беда не беда была, а горе - не кручина. Бывало, обидит мачеха, я уйду из дома и через какое-то время обиду позабуду, будто её и не было. А как родился Козебушко - всё изменилось. Не могу я, как раньше - уйти, куда глаза глядят: руки, ноги связаны. И стала мачеха против меня соседей да дальних родственников настраивать: что, мол, такая я, рассекая. А они ей и верят, хоть меня с детства знали. Такого про меня наговорила, что и на люди не могу показаться. Перед всеми она лебёдушкой плывет, тонкой ивой клонится, надо мной коршуном вьётся, страшным Голиафом вырастает, и всё страшными бедами, проклятьем и смертью грозит. Говорит, что гнить я буду в страшных муках, корчится. И, пока она это своими глазами не увидит, не успокоится.
   - Злые люди, дочка, поэтому ей и верят, - рассудил старик.
   - Если бы я им всё рассказать могла, как оно есть на самом деле, они бы поняли! - глаза Марфуши снова засверкали решимостью.
   - Не ищи правды у людей, дочка. Каждый сам выбирает, во что верить. Злой верит злому, чтобы скрыть своё зло, а доброго даже лукавый язык не обманет!
   - Нет, нужно рассказать! - не унималась девушка. - Она ведь не только со мною так поступала. Только так очерняла этих людей, что остальные на них как на изгоев смотрели, все беды их оправдывали. Папка мой тихий был, слова поперёк злой дьяволице никогда не сказал. Только пил с горя. Так его все дурачком стали непутёвым считать. Хотя она в его дом пришла, на его хозяйство. А после у неё полюбовник появился: всё делал, пылинки сдувал. Вначале меня очень жалел, да Козебушко всё баловал, гостинцы ему покупал. Так она ему в сердце такого яду налила, что возненавидел он нас лютой ненавистью. А когда сила из него вышла, непригоден в хозяйстве стал - выкинула мачеха его на улицу, как бродягу последнего. Кровь в нём закипела от обиды, разум помутился от несправедливости такой, что хотел он убить обидчицу. Так она его в темницу упекла, с глаз подальше. А сама то как плакалась, всем жаловалась. И жалели её все тогда, а не его горемычного.
   - Вот, видишь, и с тобой она так поступила. Из дома заставила убежать, да ещё с малым дитем на руках.
   - Я всегда хотела уйти от неё, с самого детства, - в сердцах ответила Марфуша. - Никогда больше не вернусь, хоть и дом то мой был, а другого пристанища нет.
   - А ты оставайся со мною, дочка. Места всем хватит, да и подсобишь старику, а то я сам не справляюсь.
   - Посмотрим, утро вечера мудренее, - ответила Марфуша.
   Она начала успокаиваться, и уже готова была заснуть. Старик тоже порядком утомился, да и время было позднее.
   Так Марфуша осталась жить со стариком и двумя девочками, обретя дом и прибежище от злой мачехи. Сначала она всё думала, что это временное жилище, каждый день говорила, что завтра или через неделю отправится в путь. Марфуша хотела достичь гор и поселиться с сыном в небольшом домике. Выращивать фрукты, овощи, а Козебушко чтобы пас овец. Только подальше от злых людей. Старик понимал, что мечты Марфуши нереальные: у неё не было родственников или друзей, которые помогли бы ей, да и гор в их краю не было. А как молодой девушке одолеть неблизкий путь, да ещё и с ребёнком на руках, без средств, опыта. Он старался быть нежным и внимательным с Марфушей, так как девушка была внутренне вся напряжена, как натянутая стрела, которая в любой момент готова была сорваться и полететь в неизвестном направлении. Марфуша привыкла убегать от мачехи, и от первой небольшой обиды готова была бежать куда глаза глядят.
   Потихоньку, однако, она начала успокаиваться, осваиваться, откладывала путешествие. Помогала старику очень, взяла на себя заботы по дому и хозяйству, воспитание девочек. С веточкой она быстро нашла общий язык, взяла себе в помощницы. А вот со старшей сестрой оказалось сложней. Девочка была гонористая и своевольная, так как с малых лет привыкла всё решать сама, и поступать, как ей вздумается. Она совершенно не желала принимать наставления Марфуши и не допускала и мысли, что должна кого-то слушаться. Ей совершенно не нравилось, что кто-то будет командовать ею, запрещать что-то делать. Она хотела гулять с деревенскими ребятишками дни напролёт, не заботясь ни о Веточке, ни о старике, которому приходилось одному выполнять всю работу по дому. Марфуша такое положение вещей терпеть не собиралась. Но даже ей стоило большого труда справится с таким ребёнком.
   Между тем, в королевстве, к которому принадлежала деревня, начали происходить события, которые в последствии не могли не сказаться на жизни простых людей.
  
  
  
   Глава восьмая.
   Трёхголовый дракон, чудище злобное.
  
  
   А началось всё с того, что в их край повадилось летать заморское чудище: трёхголовый дракон. Многие видели его, некоторые полагали, что это небылицы, и не верили слухам, потешаясь над теми, кто распространял их. Дракон прилетал из далёких земель, находящихся за морем-океаном. Те земли имели громкую славу: говорили, что богатство там течёт рекой, а люди подобны богам. Они строят высокие здания из камня и метала, и живут в них. Эти дома достигают небес, таковы же и их жители: самоуверенные, в своей гордыне достигающие и попирающие небо.
   Вся та земля представляла собою остров. Он со всех сторон омывался водою и был окутан густым туманом. Туман был плотный, люди дышали им. Им были наполнены их лёгкие, он въелся в глаза, навсегда изменив картину, которую они видели. Туман перемешался даже с кровью, которая протекала через сердце жителей острова. Так что вроде это были обычные на первый взгляд люди, ан вовсе нет. Их кровь была холодная, с частичками тумана, а сердце будто неживое. Оно билось, но не знало правды, милосердия, не умело любить, разве что самого себя.
   Люди тех земель любили свой туман, считали его своей особенностью, домом, тем, что отличает их от остальных и тем, что защищает их от невзгод, дарует покой, благополучие и счастье.
   История острова хранила свои тайны. В незапамятные времена люди добрались до него, преодолев много миль по морю-океану. Приплыли и нашли множество золота. Правда, принадлежало оно местным жителям, но это нисколько не смутило завоевателей, в которых мгновенно превратились путешественники. Золото они забирали и выманивали обманом, благо, что для местных жителей оно не было жизненноважным. Потом они постарались и вовсе выжить коренных жителей с их земель. А земли были обширными, от края и до края, насколько может видеть глаз. Местные жители болели и умирали от неизвестных им болезней, завезённых чужеземцами, их убивали из палок с огнём, заковывали в цепи и кандалы, делали рабами и товаром, который ценился гораздо дешевле золота и драгоценностей.
   Земля видела и слышала всё это, и молча плакала о всех невинно убиенных и жестоко замученных. Тогда и начал появляться этот туман. Он исходил от земли и покрывал её плотным слоем. Но грабители и мучители вовсе не стыдились своих злых дел. Благодаря обилию золота и освободившейся земле, на которой можно было сеять и пасти скот, они скоро разбогатели и начали полагать, что само небо послало им счастье и благополучие, что они избранны из всех людей, и их жизнь будет протекать без бедности и печалей. Только туман становился всё более плотным и густым.
   Земля не могла стерпеть такой безнаказанности. Она решила отомстить новым жителям по-своему. Слезы земли несли её скорбь и гнев, они стали убийственным ядом для её новых обитателей, отнимали у них совесть и рассудок. Так что поселенцы вскоре обезумели. Они ели и ублажали себя без меры: начали умирать от ожирения и болезней, возникших в результате излишеств и греха. Возникла пропасть и ненависть между отцами и детьми: отцы насиловали своих детей, а дети ненавидели и убивали родителей. При этом обезумевший народ ни на миг не усомнился, что он продолжает оставаться избранным и самым счастливым под небом. Они строили роскошные дома, будто собирались жить вечно. Природа вокруг взбунтовалась: постоянные ураганы и цунами разрушали дома, смывали их, как песчинки в океан. Люди плакали и снова строили новые дома, через мгновение забывая о скорби. Они были так глупы и беспечны! Вскоре островитян стало так много, что земля, насколько бы обширной она не была, не могла вместить рождающихся. И тогда островитяне начали строить очень высокие дома, чтобы на маленьком пространстве земли могло жить множество людей. Иногда такие дома падали прямо в океан, но люди строили новые. Они очень много ели, хотели жить только в самых лучших условиях, одеваться в самые красивые одежды. Ресурсы земли вскоре истощились, леса были уничтожены, животные истреблены, и островитяне обратили свой взор на весь остальной мир, чтобы воспользоваться его богатствами для себя. Они посылали корабли за море, лгали и лицемерили, называя зло добром, а захватнические планы щедростью и заботой о других. Туман, отбиравший совесть и рассудок у островитян, рождал тысячи и миллионы злых существ, которые отправлялись за море вместе с островитянами и своим присутствием одурманивали рассудок слушателей.
   Благополучие и изобилие обещали островитяне, прибывая на другие земли. Они проповедовали о безмерной и неограниченной любви к самим себе, о том, что никто и ничто в мире не может отнять у человека самоуважение и самообожание, достоинство, право на счастье, которого он достоин, несмотря на любые его поступки и образ жизни. Люди других островов изумлялись столь дивным речам и мыслям, но потом многим они приходились по вкусу.
   - Мы достойны, мы имеем право только потому, что мы люди. Мы можем бороться за своё счастье, уничтожая других, попирая их интересы, ибо счастье - непреложный дар, превосходящий закон добра и зла, поступков и их последствий.
   Наконец, островитяне добрались и до тех земель, где жила Яриська с отцом.
   В тех краях народ был ленивый и жадный. Люди хотели поменьше работать, но получше жить. Завидовали и ненавидели соседей, даже родственников, если у тех добра было больше. Но, тем не менее, всегда держались вместе, ибо были трусливыми и малодушными.
   Когда островитяне прибыли и начали рассказывать о лёгкой и счастливой жизни, которая так близко, стоит только протянуть руку и взять её, люди восхитились и приняли чужеземцев как ангелов, сошедших с небес. Они готовы были слушать их часами, днями напролёт, отдавая взамен за призрачные обещания все то немногое, что у них было. Ведь они автоматически попадали в край блаженства и легкой жизни, где ничего не нужно делать, а только верить, что манна будет падать с небес. При этом они стали очень жестокими и нетерпимыми к остальным, даже к родным, отнимали у них всё, что могли, полагая, что это по праву принадлежит им. Туман сходил и окутывал их, отнимая совесть, рассудок и сердце, превращая их в потребителей безмерного счастья, в котором они якобы уже начали жить. Островитяне распространились по всей земле, посеяв тысячи злых семян, из которых не замедлили вырасти сорные растения, окутавшие корнями землю. Сообщества бездельников и опасных мечтателей росли как грибы после дождя. Уже в каждом поселении были группы людей, говорящих о бесконечном счастье и беззаботности, в которой должна протекать их жизнь. И тогда прилетели злые существа, рождённые туманом. Они внушали, что необходимо полностью подчиниться людям, приплывшим из-за моря, наследовать их во всем, чтобы обрести благополучия и бесценный дар счастья, умолять их распространить своё покровительство.
   Народ прямо таки обезумел. Они оставляли все дела и работу, выходили на ярмарочные площади и приветствовали глашатаев далёкой земли. Их собственные князья и правители показались им ничтожными неудачниками, глупцами, которые никогда бы не смогли даровать им того изобилия и достоинства, на которые они заслуживали. Они восстали и свергли своих князей и правителей, вышедших из среды их самих, просто выгнали их, опозорив и опорочив перед этим, ибо восставших было великое множество.
   И тогда из-за моря прилетел трёхголовый дракон. Немногие видели его, остальные же смеялись над нелепыми россказнями. Но дракон и правду был. Он опустился и высидел яйцо, из которого впоследствии появился новый дракон. Этот уже остался и был признан верховным правителем. Каждая его голова имела великие полномочия и власть менять законы и порядки по всей земле.
   Первая голова дракона была чёрной. Она танцевала, кружась на одном месте под бой барабанов, и выкрикивала, стонала, пела заклинания. Заклинания были непонятными и пугающими. Они призваны были рождать существ силы, которые входили в людей, поглощая и заменяя их человеческую сущность. Люди, в которых входили невидимые существа, становились похожими друг на друга. Они тоже начинали кружиться, завывать и выкрикивать заклинания, которые соединяли их с тьмой подземелья, наполняя нечеловеческой силой. Чёрная голова была очень важной. Она покрывала землю силой, которая парализовала человеческую волю и рассудок. Люди, принявшие в себя невидимых существ, начали превозноситься в этом краю, получать особые привилегии. Все обязанности с них были сняты, кроме одной - подчиняться чёрной голове, которая даровала им особые привилегии. "Нового" люда стало так много, что чёрный дух вытеснил дух народа, который обитал здесь до сего времени. Душа земли была покорена и поглощена этим новым нечеловеческим духом.
   Вторая голова была похожа на лягушиную. Вся в бородавках и язвах, зелёно-серая, омерзительная. Она была тоже очень важной, хоть выглядела немощной и бессильной. Эта голова отвечала за то, чтобы держать непрерывную связь и следить за неукоснительным исполнением повелений, приходящих от заокеанских правителей. Она следила за непрестанным движением, совершаемым между островами: в обмен на изобилие искусственной вредной еды, ненужных ярких безделушек, судами и кораблями доставляемых с "благословенного" острова, туда переправлялись срубленные леса, руда, пшеница и т. д. Также с далёкого острова привозили ядовитый мусор, который был очень опасным для здоровья местных жителей. Они начали часто болеть, рано умирали, лысели и покрывались язвами. Ибо в мусоре содержались вещества, несовместимые с человеческой жизнью. Лягушиная голова так же должна была поставлять сыновей земли в заморское войско, существовавшее для покорения под покровительство "чудо"-острова новых земель, не желающих присоединиться добровольно.
   Третья голова была уродливая и безобразная без меры. С размытыми чертами, вечно блуждающим затуманенным безумным взором, омерзительным туловищем, спутанной речью, улыбкой, напоминающей гримасу. Она могла показаться безобидной, настолько уродливой и тупой выглядела, но мало кто знал, что её безумный блуждающий взор и довольная улыбка - лицо пресытившегося жертвами и кровью зверя. Эта голова подбирала обессиленные и больные, потерянные и обескровленные жертвы первых двух голов. Не гнушалась и трупами. Жадная и беспощадная, лживая и бессовестная, она постаралась взять всё под свой контроль. Ничто не ускользало от неё, на всё она провозгласила свою собственность и единоличное право.
   Правление трёхголового дракона набирало силу на той земле, когда измученная и настрадавшаяся Яриська, пройдя все испытания, вернулась в свою деревню на крыльях, подаренных прекрасной незнакомкой.
   Но пока она лежала в избушке, потихоньку возвращаясь к жизни, и вовсе не подозревала, что твориться за её стенами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
   ВОССОЕДИНЕНИЕ.
  
  
  
   Яриська первый раз пришла в себя где-то на третью неделю после своего возвращения. Всё время до этого она металась в бреду и горячке. Если бы не Марфуша, которая ухаживала за ней и лечила, неизвестно чем бы закончился её перелёт в зимнюю вьюгу.
   Яриська была измождена крайне. Ни кровинки не было в её лице: так истощила и измучила девушку горячка. При этом её терзал тяжелый непрестанный кашель, от которого она задыхалась.
   Когда девушка открыла глаза, то совершенно не понимала, где находится, а, увидев лицо отца, почти его не узнала. Всё было как в тумане, краски казались блёклыми и выцветшими, и невероятная тяжесть душила Яриську. Она так долго ждала возвращения домой, мечтала о встрече с папкой, но сейчас ей было тяжело, и девушка вовсе не могла радоваться, только плакала. Так её и застала Марфуша: Яриська сидела на своём топчане, свесив ноги, худенькая, с большими воспалёнными глазами, из которых катились крупные слёзы.
   - Вот ещё! Лечила её, лечила, ночей не спала, а она очнулась и плачёт!
   От слов Марфуши Яриська вся сжалась и начала плакать ещё сильнее. Она уже не могла сдержать рыданий, при этом её начал душить сильный кашель.
   - И это славная Яриська, умница- разумница! - разозлилась Марфуша. - Ох, никакого покоя мне, одни хлопоты! - девушка встала, чтобы налить страдалице отвара из трав. - На вот, выпей, горе луковое.
   Яриська послушно пила из кружки маленькими глоточками, всхлипывая. Глядя на неё, Марфуша смягчалась. На самом деле, ей было очень жалко Яриську. Только она никогда бы не подала виду, что это так.
   - И чего ты плачешь, горемыка? - уже мягче спросила она.
   Яриська хотела бы сказать, что она не горемыка, и что она совсем не знает её, чтобы та на неё злилась и кричала, но могла только пить из кружки отвар. Вскоре она немного успокоилась и легла, отвернувшись к стенке.
   Яриська много спала. Но потихоньку начала поправляться: лечение Марфуши делало своё дело. Как только у неё было хоть чуть-чуть сил, она вставала и начинала что-то делать по дому: мела избу или готовила стряпню. Отец был очень обеспокоен состоянием Яриськи: она вернулась будто совсем другая: измученная, серьёзная, сосредоточенная, очень повзрослевшая и какая-то странная. Да и Яриська чувствовала это. Возвращение домой только усилило понимание, как сильно изменилась она и её восприятие мира. Не было былой беззаботности, силы. Знакомые и родные вещи потеряли прежнее значение, стали будто чужими, да и дом наполняли незнакомые люди, дети. Девушка очень страдала. Оттого, что будто не могла обрести себя после испытаний, не знала, как жить дальше. Ведь не она их избирала, и по своей воле никогда бы не попала в подобные ситуации. Яриська знала, что переносить испытания нужно мужественно и терпеливо, так она и делала. Они, и вправду, многому её научили, чего бы девушка никогда не поняла, оставаясь в своей деревне всю жизнь. Но всё то зло: страшное, всепоглощающее, через которое ей пришлось пройти, сломило волю Яриськи, смертельно напугало её душу. К тому же, все эти годы девушка не могла противостоять злу, с которым сталкивалась. Она не могла ненавидеть Ромо, спасать свою жизнь в тех обстоятельствах, через которые проходила по воле прекрасной незнакомки. А теперь Яриська уже не могла смотреть на людей как прежде: ей всё мерещились чудовища страшного замка, снились умирающие узники, а иногда она просыпалась с криком, потому что думала, что находится в подземелье с Мурлокотуном. И никому девушка не могла рассказать своих переживаний, поведать множество тайн, которые хранило её измученное сердце. Может быть, Яриська пережила больше страданий, чем могла вынести? Может быть, она была не готова встретиться с таким количеством зла, жестокости, предательств? Девушка чувствовала себя такой маленькой и незащищённой в огромном враждебном мире, ничего не могущей, но уже смертельно уставшей.
   К тому же, Яриська оставалась очень слабой, не могла много выходить из дому: сразу заболевала. Такого с ней раньше не было, и от этого Яриська тоже очень страдала: её мятущаяся душа теперь была заключена в немощном теле, как в темнице.
   Но однажды она всё - таки решилась и отправилась в лес, знакомый с детства, в котором она провела столько счастливых дней и мгновений, где каждое дерево было её знакомо.
   С замиранием сердца, слабея, лихорадочно торопясь, Яриська приближалась к лесу, отчаянно надеясь найти там успокоение и мир, обрести себя, как когда-то в детстве. Лес встретил Яриську тихим шумом сосен и ветром, гуляющим средь их вершин. Поток свежего хвойного пьянящего воздуха и свободы дохнул ей в лицо, обжёг душу. Яриська ступила в обитель леса и почувствовала себя защищённой. Покой сошёл на неё, проник в каждую клеточку ароматами земли, коры, гнилых листьев. Яриська углубилась в лес и присела, обессиленная, на поваленное бревно. Сидела, ссутуленная от слабости и оцепенения, как старушка, сложив руки на колени, и смотрела на свои родные сосны, отчаянно, до безумия любя их.
   Всё было как в детстве, только гораздо пронзительнее. Яриська различала десятки ароматов и жадно пила их. С земли уже начал сходить снег, и она дышала рождающейся в недрах просыпающихся корней и почек жизнью. Яриська дышала полной грудью и по её щекам текли слёзы, слёзы страданий и восторга. Этот миг был прекрасен, но девушка знала, что это всего лишь миг. От этого он был отчаянно сладок и прекрасен.
   - Бедная девочка, так тяжело тебе? - услышала Яриська возле себя знакомый льющийся голос.
   - Родная, прекрасная незнакомка! - отозвалась Яриська. - Ты ещё прекрасней, чем этот лес! Прости, мне нужно радоваться, ведь ты принесла меня домой. Больше никакое зло не угрожает. Папка здоров и жив. Ты позаботилась о нём, как и обещала. Спасибо тебе, - Яриська залилась слезами. - Марфуша, дети, - все они хорошие и добрые, вовсе не такие, что люди, которые встречались мне. Но мне очень тяжело. Не могу радоваться, не могу разговаривать ни с кем, даже с папкой. Хорошо, что теперь у него есть не только я, - Яриська уже не могла больше говорить от рыданий, которые душили её.
   Через некоторое время она продолжила:
   - Ты бы забрала меня отсюда, от земли. Кажется, никто меня здесь не поймёт, да и я никому не нужна. Ибо у меня внутри только боль. Если зло так сильно и чудовищно, как ты мне показала, то добро всесильно и непостижимо прекрасно. Знаю, есть край, где деревья и облака не отбрасывают тени, где вечный лист зелен и сочен. Забери меня туда, прекрасная незнакомка, ибо на земле для меня нет места.
   - Я явила тебе мудрость, которую постигают старцы в преклонных летах. Этот груз тяжёл, он гнетёт твоё сердце. Ты узнала правду о добре и зле, людях, пройдя испытания, и правда даровала тебе мудрость и невыразимую скорбь, с которой ты не можешь жить. Но я понесу тебя на крыльях своих, чтобы тебе было легко. Ты знаешь, что есть край, в котором деревья не отбрасывают тени, а вода в родниках живительна и прохладна. Ты принадлежишь этому миру добра и совершенства, Яриська. Но ты должна ещё жить среди людей, чтобы мудростью, которая была тебе дарована, победить зло.
   - Зло повсюду на земле. Оно вероломно и ненаказуемо. Злом окутаны сердца людей, ослеплены их глаза. Что я могу сделать? - всхлипывала Яриська, успокаиваясь от присутствия доброй незнакомки.
   - Люди не ищут правды, оттого они так беззащитны перед злом. Но ты увидишь, что правда, даже если она заключена в таком хрупком и немощном создание как ты, может противостоять злу. Ты будешь неуязвима перед ложью и коварством, насилие и вероломство превозможет мудрость, заключённая в тебе. А жизнь твоя не принадлежит тебе с того момента, как я впервые явилась тебе, и ты согласилась пройти все испытания. Не печалься о ней, Яриська. Беды, что ты пережила, были тебе не по плечу, и мудрость, которую ты приобрела, не чета человеческой. И те славные дела, что тебе предстоит совершить, не твоей силой произойдут. Ты уже не принадлежишь земле, Яриська, равно как и я на ней редкий гость. Но, сделай это ради меня, живи, пока не настанет срок.
   - Кое-что я начинаю понимать, - вздохнула Яриська с некоторым облегчением.
   - Это вовсе не конец, хотя уже и не начало. Но, поверь, ты увидишь дни, залитые солнечным светом, напоённые теплом, силой и безмятежностью. Твоё сердце будет радоваться даже на этой земле. Оно станет сильным, так что ты перестанешь бояться зла.
   - Назад пути нет, а впереди уже не так страшно, как в начале? - улыбнулась Яриська.
   Прекрасная незнакомка улыбнулась ей в ответ.
   - Пей живую воду, и твои силы будут восстанавливаться. А ещё, береги плащ-невидимку и крылья птицы. Они вам ещё понадобятся.
   - Нам? Значит, Марфуша, дети, - они тоже принадлежат тебе? - Яриська очень обрадовалась.
   - Я буду приходить по первому зову, как только тебе будет нужен мой совет, или утешение. Не печалься так, Яриська.
   Прекрасная незнакомка исчезла, но не для Яриськи. Её присутствие было разлито вокруг. Девушка уже совсем успокоилась. Печаль и отчаяние оставили её сердце, как будто их и не бывало. Теперь Яриська смотрела в будущее с надеждой. Она встала с бревна, окинула лес взором и улыбнулась: скоро наступит весна.
   Когда Яриська подходила к дому, то увидела Веточку и Козебушко, которые сидели возле окна и высматривали её.
   - Яриська вернулась, - замахал мальчик руками и побежал навстречу, как только девушка переступила порог дома.
   А девочка обняла её своими тоненькими ручками и прижалась крепко-крепко:
   - Где ты так долго ходила, я уже соскучилась.
   Яриська будто видела их впервые. Марфуша была насупленной и недовольной. Она хотела, было, выругать Яриську за то, что та так долго ходила, и может снова заболеть, но остановилась: слишком уж счастливой и умиротворённой показалась ей Яриська, что было необычно. А старик поднялся навстречу, радостно улыбаясь:
   - Доченька вернулась.
   - Да, я вернулась, папка.
  
  
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
   ЗЛАЯ КОЛУНЬЯ ИЗ ПРОШЛОГО, И ПЕРВАЯ ПОБЕДА.
  
  
   С этого момента всё у них начало налаживаться. Яриська поправлялась, много работы по дому взяла на себя. Марфуше стало легче, хотя она по-прежнему часто сердилась и была недовольна, особенно, когда Яриська уходила в лес надолго. А Яриська очень нуждалась в том, чтобы побыть наедине, поговорить с прекрасной незнакомкой. Девушка всегда возвращалась радостная и окрылённая. И Марфуша не могла ничего сказать, так как видела, как благотворно влияют на Яриську эти "прогулки". Она внимательно и с интересом присматривалась к Яриське, пытаясь понять её. Но, по правде сказать, девушка оставалась для неё полнейшей загадкой.
   Потихоньку Яриська начала выздоравливать и душой, оттаивать. Её страхи утихали, а сама она успокаивалась. Иногда даже рассказывала о своих невероятных приключениях. Все слушали с большим интересом. Старик охал, даже пускал слезу в тех моментах, когда Яриська сидела в темнице или болела в подземелье Мурлокотуна, отравленная зельем. Дети смотрели на девушку заворожено, широко открыв глаза, слушали, затаив дыхание. Марфуше тоже было очень интересно, хотя она время от времени прерывала рассказ Яриськи недоверчивыми замечаниями. Всем, по правде говоря, мало верилось. Рассказы Яриськи воспринимали скорее как сказки. Иногда Яриська и сама думала, что это произошло не с ней, уж очень удивительным и необычным было то, через что она прошла. Хотя, доказательством служили волшебные подарки прекрасной незнакомки: плащ-невидимка и крылья птицы, что лежали на дне сундука, аккуратно завёрнутые Марфушей в чистое полотно. К живой воде из волшебного сосуда все настолько привыкли, что она не казалась чем-то необычным. Яриська пила её по повелению прекрасной незнакомки, чтобы поправиться. Иногда она давала её и детям. Они становились весёлыми и счастливыми, их щёки розовели, а глаза искрились радостью и восторгом. В такие моменты они тоже будто видели край вечного лета и покоя, ходили по его полям, вдыхали ароматы цветов.
   Вообще, с возвращением Яриськи жизнь в хате возле леса очень изменилась, хоть и незаметно. Реальное переплелось с волшебным настолько естественно и непринуждённо. Всё наполнилось силой и ожиданием чуда. Будто привычная жизнь ослабила тиски неизбежности, и нет ничего невозможного для чуда. Только вот каким будет это чудо, и когда оно произойдёт, никто не знал. Но на душе всё равно было радостно, будто перед праздником в детстве. Вся работа спорилась, будто сама собою, между всеми царило согласие. Пока не приключилось событие, которое на малое время омрачило жизнь наших героев.
   Это происшествие касалось Марфуши и Козебушко, но переживалось каждым как личная беда.
   А случилось вот что: объявилась злая мачеха Марфуши, которая снова хотела причинить вред девушке и Козебушко. Злая, алчная, завистливая женщина услышала, что Марфуша с сыном, будучи изгнанной из дома, и преследуемая злыми людьми, натравленными ею, не сгинула и не умерла. Злой зверь не разорвал её с сыночком в лесу, и разбойник без души на большой дороге не отнял их жизней. И не гниют их косточки под снегом, забытые всеми. А живут они в тепле и довольстве, да ещё во сто крат лучше, чем она. А её хата совсем прохудилась: крыша протекла, щели в стенах появились, так что ветер задувал немилосердно. Хотела мачеха выжить падчерицу из её же отчего дома, чтобы ни в чём она её не стесняла, да просчиталась. Полюбовника нового не нашла, как хотела, ибо стара уже была. Хоть горда без меры, и мнения о себе небывалого, ан, и это только до поры до времени силу имеет. Злые люди, чем дальше к старости, страшные становятся, безобразные. Чары их уже на других не действуют, а будто в них самих злом возвращаются, язвами ложатся на тело, искажают лица, скрючивают ноги, руки, пальцы. Марфуша хоть и не любила мачеху, хоть и боялась её всю жизнь, а всё равно родным человеком считала: заботилась о ней, никогда бы в беде и болезни не оставила. А мачеха для неё кусок хлеба пожалела, место под крышей. Думала, в прибыль себе злое дело делает, а оказалось, в убыток. Осталась одна со своей злобой, жадностью и ненавистью. Думала, её ненависть к Марфуше будет девушке в погибель, а она обернулась в приобретение.
   Сначала мачеха в таком чёрном цвете падчерицу выставила, что многие люди охали да за голову брались: это же надо такой бесстыжей на свет народиться, будто оборотень или зверь какой. После, по прошествии времени, начали жалеть бедолагу: где же она, сиротинушка подевалась? Одна, с маленьким ребёночком в стужу ушла, и будто в воду канула. Не было ведь у неё на свете никакого другого крова. Несмотря на все злые слова мачехи, стали жалеть в сердцах Яриську, вспоминали, какой она в детстве была: доброй и работящей, старших уважала. Да и что такого страшного могла сделать девушка? Жила на виду у людей, в Козебушко души не чаяла. И тут злоба мачехи на её же голову обратилась: у многих будто глаза открылись: "Да это же злая мачеха хотела сироту со свету сжить!" Забилась, затрепетала мачеха, ибо людское мнение для неё дороже всего на свете было. Начала другую песню петь: плакала о Яриське, что нет её, наверное, уж в живых, даже разыскивать пыталась. Говорила, что всё ей простит, только бы девушка вернулась. А потом узнала, что живёт Яриська, беды не знает, что Козебушко тоже жив-здоров. Наполнила тут её снова лютая ненависть. И решила она во что бы то ни стало Яриське беду учинить, иначе не найти ей покоя. Стала по колдуньям да ворожкам ходить, чтобы они порчу на Яриську навели, чтобы не было ей ни покоя, ни жития, где бы она не была, а Козебушко чтобы занемог, а лучше сгинул. И на тех людей, с которыми Марфуша жила, дурман напускала. Чтобы возненавидели они Марфушу, а она их, чтобы не было им ни мира, ни радости. Тайно ходила. А ворожки да колдуньи люди без совести: им бы деньги да прибыль, а чужое горе - сторона. Делали они всё так, как мачеха говорила.
   Яриська первая беду на себе испытала: занемогла вдруг, вся погасла, как свечка. Не то, что работу по дому не может делать, с трудом встаёт. Лежит на топчане белая, как в гробу, и дышит с трудом. Всё ей чудовища мерещатся, колдуньи злые, как из замка. И в доме, и в хозяйстве во всём разлад пошёл: дети от рук отбились, ходят невесёлые, сами в себе замкнулись, кричат друг на друга, плачут. Папка тоже занемог, о смерти скорой начал говорить. У Марфуши всё из рук валится, ничего не успевает. Дошло до того, что о всех со злобой и раздражением думать начала: что, мол, лентяи такие-сякие, доходяги немощные. И невдомёк ей, что это всё злые чары.
   У Яриськи тоже мысли о Марфуше какие-то злобные появились. Летают вокруг головы, будто птицы. Всё хотят сесть и гнездо свить. Но Яриська не дает, отмахивается от них, как может. На Марфушу же не смотрит. Боится, чтобы она те мысли не прочитала, не обиделась. Но кажется ей, что Марфуша то же самое о ней думает. "Что же это за оказия такая?" - мыслит Яриська. "Вчера ещё было так хорошо, а сегодня всем свет не мил, хоть в петлю полезай? Не спроста всё это происходит, видимо кто-то зло против них большое замыслил".
   Сказала об этом Марфуше, но та вовсе не согласилась, ответила, что зло или добро в самом человеке, только он себе счастье или несчастье делает. Послушала её Яриська, а сама на своём внутри себя стоит, ибо вспомнила страшный замок, подземелье Мурлокотуна и то, как его зло чуть не убило её. "Ничего, скоро мы это зло воочию увидим. Оно не заставит себя долго ждать, явится"
   И действительно, через несколько дней возле хаты появилась толпа. Толпа не толпа, четыре человека: всё те, что преследовали Марфушу с Козебушко несколько лет назад. Они переминались с ноги на ногу, чувствуя некую неловкость. Перед ними стояла разъярённая женщина. Женщина была огромного роста, с чёрными, мелко завитыми жёсткими волосами, похожими на закрученные прутья. А губы у неё были красные, страшные, будто она крови чужой напилась.
   - Ой, кто это? - испугалась Яриська, выглянув в окно. - Что за страшное чудовище к нам пожаловало? Посмотри, Марфуша.
   Девушка выглянула в окно и остолбенела. Ноги её подкосились, а сама она онемела: ничего сказать не может, только мычит что-то невразумительное. Увидев это, Яриська сама обо всём сразу догадалась. Никто не мог вызвать у Марфуши такого ужаса, кроме одного единого человека на всём белом свете - её мачехи.
   Марфуша не много о ней рассказывала, стыдилась, да и не хотела о плохом. Но Яриська по отрывочным фразам, а именно, что девушка была почти сиротой, росла с мачехой, которая после смерти папки начала в дом женихов водить, одного моложе другого, поняла, какого рода женщиной была мачеха Марфуши, и что за житиё бытиё было у девушки. К тому же, папка время от времени говорил, чтобы Яриська не обижала Марфушу и сама не обижалась на неё. Он рассказал Яриське историю о том, как Марфуша попала в их дом зимней ночью, спасаясь от погони, и то, что она очень чувствительная, не может никакой обиды стерпеть, даже, если её никто обижать не хотел. Через очень короткое время у Яриськи как-то само собою вырисовалась яркая картина прошлой жизни Марфуши, вся в мелких подробностях, как будто бы девушка сама там была и всё видела. Она дополнялась подробностями и деталями, которые Марфуша иногда рассказывала.
   Женщина, которую Яриська увидела через оконце, поразила девушку прежде всего своими размерами и разъярённым видом. Некоторые могли бы назвать её красивой той колдовской красотой, которая завораживает и приводит в оцепенение. Некоторые, но только не Яриська. Она ужаснулась, так как злая женщина была намного больше и сильнее Марфуши. Это сейчас, а что говорить о том времени, когда Марфуша была ребёнком.
   - Бедная, как же ты с таким чудовищем-то выжила? Она же огромная, тебя одной рукой придушить могла!
   Яриська схватила первую попавшуюся под руку одежину - ею оказался Марфушин тулуп, и выбежала к непрошенным гостям.
   - Уходите отсюда, поганые люди! Что выслеживаете и высматриваете?
   - Крыса! - вызверилась на неё мачеха, и её, и без того страшное лицо, исказилось в гримасе призрения и ненависти. - Знакомый тулуп! Воры, всё моё добро разграбили! Теперь эта бессовестная девка за тарелку супа вам прислуживает! А ну, снимай тулуп, мерзавка! - и она, было, бросилась к Яриське, но тут же была остановлена.
   Между ней и Яриськой стеной встала Марфуша, которая выбежала из сеней на крик, даже не одевшись.
   - Уходи отсюда, - спокойным, но неумолимым голосом сказала она. - Мало ты мне зла сделала? Мало перед людьми позорила? Теперь и сюда добралась?
   - Марфушенька, доченька, - сразу переменилась мачеха, поглядывая на людей, которых привела с собою. - Жива, голубка! А я плакала за тобою и убивалась, семь панихид в монастыре заказала, прощения просила. Вернись домой, всеми святыми молю.
   Яриська аж оторопела от такой перемены. Она ещё никогда не видела такого быстрого превращения. С другой стороны, что-то в поведении, движениях мачехи, во всём её облике показалось Яриське до боли знакомым, будто она видела эту женщину, или, точнее сказать, это злобное существо, раньше. Но где она могла её видеть? Девушка с тревогой посмотрела на Марфушу, но та была, как камень.
   - Уходи по добру по здорову, - ответила она. - Не будет больше надо мною твоей злой власти. Не вернусь я обратно никогда, это для меня хуже смерти.
   - А, если, не уйду, что будет? - с издёвкой прошипела мачеха, приблизив свою страшную физиономию прямо к лицу Марфуши.
   Яриська наблюдала всю эту картину со стороны, не зная, что делать, ибо видела, как стоят один напротив другого два заклятых врага, как две горы. Она, было, попыталась вмешаться:
   - Старая, лживая, развратная женщина, убирайтесь отсюда! - закричала она. Но мачеха смерила её таким презрительным и уничижающим взглядом, что Яриська запнулась.
   - Защитников себе нашла? - снова просычела она в лицо Марфуше. - Таких же убогих и слабоумных, как сама?
   И тут произошло событие, которое изменило ход ситуации. Из хаты с криком выскочил Козебушко.
   - Мама, мамочка! Я боюсь её! Зачем она пришла? А-а-а-а-а-а! Уходи отсюда, злая колдунья!
   Он бегал с криками и слезами, весь дрожа, то, хватая Марфушу за юбку и пытаясь тянуть в дом, то отпихивая мачеху.
   - Мальчик мой! - пыталась подластиться к нему злая женщина, пятясь, однако, назад. Но Козебушко кричал ещё громче, в отчаянии, ненависти и страхе, махая на неё руками: "Уходи сейчас же! А-а-а-а-а!"
   Из хаты выбежал старик, захватив в сенях вилы, и старшая девочка с раскалённой кочергой. Старик наставил вилы на мачеху, а девочка махала кочергой, строя грозные рожи, и вся аж дрожа от воинственности. Только Веточка осталась в хате. Она прилипла к окну, протирая его ручками, чтобы ничего не пропустить. Всё это "малое войско" имело столь решительный и устрашающий вид, что непрошенные посетители невольно попятилась.
   - Видите, они угрожают мне смертью, вы свидетели! - лепетала мачеха, отступая. - А ещё, на лицо воровство тулупа и моральные оскорбления. На нары их всех гнить, на нары!
   - Так и запишем, - с неловкостью повторял человек в форме, что стоял неподалёку. Он, наконец, посчитал своим долгом вмешаться: "Разойдитесь, граждане, соблюдайте порядок. Давайте пройдём в хату для выяснения обстоятельств дела".
   - Я не пущу в хату эту злую женщину! - вдруг взбунтовалась Яриська.
   Марфуша посмотрела на неё растерянным взглядом.
   - Не пущу, и всё тут, - уперлась девушка. - Моя хата, имею полное право!
   - Ой, хозяйка нашлась! - съязвила мачеха.
   - Не чета тебе, - зло огрызнулась Яриська. - Вы проходите, а для неё честь велика!
   Человек в форме проследовал в хату следом за серьёзно настроенной девушкой. Марфуша, дети, старик последовали за ними. Козебушко плакал и трясся от страха, но Марфуша прикрикнула на него, и тот начал успокаиваться. Они все уселись за большой деревянный стол, который стоял посреди хаты.
   - Итак, - начал человек в форме, - эта женщина утверждает, что является вашей матерью, вырастила и выкормила вас.
   - Она мне мачеха, - сухо ответила Марфуша. - Никогда не кормила и не растила меня, только попрекала куском хлеба, когда ещё отец был жив, запирала еду на замки, да и двери, чтобы я не могла зайти. А потом и вовсе из дому выгнала.
   - Однако, - пробурчал под нос человек, что-то записывая. - Однако эта женщина говорит совершенно противоположные вещи.
   - Она всё врёт! - в сердцах вмешалась Яриська.
   - Кто вы такая? - приподнял глаза на девушку человек. - Свидетель?
   - Я знаю, как оно было на самом деле, - с полной уверенностью ответила Яриська.
   - Хорошо, так и запишем, - повторил человек. - Но эта женщина требует, чтобы вы вернулись домой.
   - Не имеет никакого права, - разволновалась Яриська.
   - Вы помолчите, - строго сказал человек. - Вас это не касается.
   - Как это не касается! - вспылила Яриська. - Вас, между прочим, это тоже должно касаться. Вы бы вернулись туда, где над вами долгие годы издевались? Вы должны защищать невиновных и обиженных, а не верить всяким развратным злым чудовищам.
   - Попрошу так не выражаться! - строго отреагировал человек в форме. - Иначе вы понесёте за это наказание.
   - Не трогайте её, - вдруг начала умолять Марфуша. - Не делайте ей никакого зла, прошу вас!
   - А как мне выражаться, если это сущая правда. Тут хочется ещё крепче выразиться! Она никогда не заботилась о Марфуше, ненавидела её с детства. А потом выгнала с маленьким Козебушко прямо на мороз. А, если бы они замёрзли, не выжили! Ведь им совершенно некуда было идти. Но, знаете, это ведь не самое страшное! Когда Марфуша там жила, я вообще не знаю, как она выжила! Страшная женщина приводила в дом своих полюбовников, и они приставали к неё, ещё девочке! - Яриську трясло и било в волнении, которое перешло в истерику. Её вдруг снова начал мучить давний кашель, и она уже не могла больше говорить. Козебушко снова громко заплакал.
   - Да, - смущённо ответил гость. - Дело, видно, запутанное. Но, всё равно, вам необходимо вернуться, - он обратился к Марфуше. - Иначе нам придётся забрать вашего сына и передать его на попечение вашей матери, или кто она там есть.
   - Никогда. Вы можете убить меня, но этого не будет, - ответила Марфуша.
   - Я вас предупредил, - было последнее слово. Он встал и направился к двери.
   После ухода человека в форме в хате воцарилось какое-то молчаливое оцепенение. Все понимали, что сегодняшнее посещение будет иметь продолжение, что не означает ничего хорошего. Тихо всхлипывал Козебушко, Яриська сидела на топчане, закутавшись в тулуп, девочки и старик замерли, изредка поглядывая то на Яриську, то на Марфушу, которая сидела будто каменная. Вдруг она встала и решительно сказала:
   - Не будет этого никогда, одевайся, Козебушко, мы уходим!
   - Куда? - встревожилась Яриська.
   - Туда, где она нас не найдёт. Далеко в горы!
   - Но ты же сама говорила, что нет такого места, где бы она тебя не нашла! - начала спорить девушка, вспомнив слова Марфуши.
   - Значит, так тому и быть! - ответила та.
   - Я не хочу никуда идти, - заплакал Козебушко. - Мы не должны никуда идти, мама! Я не пойду, и тебя не пущу, - он обхватил её ноги и повис на них.
   - Мы не пустим тебя! - начали говорить и кричать все на разные голоса. В хате поднялся страшный шум и возня. Все почему-то подбежали к Марфуше и начали держать её, чтобы девушка никуда не ушла.
   Марфуша плакала и кричала, она была в полном отчаянии. Длинная, тёмно русая коса её растрепалась. Девушка хотела бежать, вырваться, спастись от страшной женщины, как убегала в детстве.
   Они легли спать измученные и опустошённые, каждый молча, завернувшись в своё рядно. Не говорили друг другу ни слова. Старик затушил лампу, и в доме воцарилась гнетущая тревожная темнота.
   Яриська ёжилась от холода под одеялом, её знобило. В хате было плохо натоплено, так как из-за дневного происшествия ни у кого не было сил позаботиться о дровах. Но ещё больше девушку знобило от тьмы, которая пришла вместе с мачехой и окутала всех страхом и тревогой. "Где же, всё-таки, я её видела?" - этот вопрос вдруг встал перед девушкой снова, когда все уснули, и она осталась наедине с собою. Он заполнил всё её существо. "В детстве? Не могла, ибо мы жили в разных деревнях. Может, где-то на ярмарке?" Это тоже было не то, ибо Яриська видела злую женщину не вскользь, внешне. Она будто знала её гнилое, лживое, злое нутро, видела её детство, юность, знала о её конце. "Стоп!" - Поймала сама себя на мысли девушка. "Как я могу знать о её конце, если он ещё не наступил? Может, я видела её во сне, или в видении?" И тут Яриська очень ярко вдруг вспомнила мрачный замок, существ, которых она наблюдала каждую ночь, цепенея от ужаса. Девушка перебирала в памяти забытые и чуть стёршиеся образы, и вдруг она совершенно ясно вспомнила один и ужаснулась разгадке тайны.
   Яриська всю ночь не спала и дожидалась, когда все проснуться, чтобы поделиться ночными озарениями.
   Наконец, рассвет забрезжил за окном. Он был кроваво-красный, и принёс ощущение бодрости и надежды. Яриська пила рассвет, улыбаясь тому, что нашла ответ, который отведёт от них всех страшную беду. Она была измучена ночными размышлениями и возбуждена, но внутри ощущала мир и покой.
   - Марфуша, я видела твою мачеху в страшном замке на краю земли, - взволнованно сообщила она.
   - Где? - не поняла девушка.
   - В замке, куда отнес меня дракон. Помнишь, я рассказывала?
   - Что за бред ты несёшь, - расстроилась Марфуша. Она, было, и вправду подумала, что Яриська скажет что-то дельное, уж очень вдохновлённый вид у неё был.
   - Я сама ничего не понимаю, - продолжала Яриська. - Только сегодня ночью вспомнила колдунью, которую видела в замке. Она была очень похожа на твою мачеху, и делала точно такое же зло. Только с другой девочкой, которую звали Нелли. Нелли была маленькой, рыжеволосой, очень хрупкой и беззащитной. Я вижу её сейчас, как живую. Не знаю, может, это твоя родственница в прошлом или будущем. У неё ещё была бабушка, которая очень любила и защищала её от колдуньи до времени. Когда бабушка умерла, девушка осталась одна одинешенька на всём белом свете. Так вот, эта колдунья была точь в точь похожа на женщину, которую я видела вчера, то есть, на твою мачеху, понимаешь?
   Марфуша мало что понимала, но ей было очень жалко Нелли. Она вдруг вспомнила всё своё детство, издевательства мачехи, и в бессилии опустилась на лавку.
   - Знаешь, я даже плакать не могла, и сейчас не могу, разве что в очень редких случаях. Иногда она сниться мне по ночам, и тогда я плачу во сне. Просыпаюсь с мокрым лицом, и грудь болит. Я бы хотела это всё кому-то рассказать, да нет таких слов. Самое главное не то, что она делала, а то, как она меня ненавидела и презирала. Каждый шаг, каждое движение, всё, что я делала или не делала, могла сделать, она уже это ненавидела и насмехалась над этим.
   - Ты больше никогда не вернёшься туда, - с уверенностью сказала Яриська.
   - Это было моей мечтой с раннего детства. Пойти и никогда не возвращаться. Почему я так долго жила с ней? Разве так можно?
   - Нам нужно что-то делать. Она вскоре придёт вновь, я так чувствую, - прервала грустные размышления Яриська.
   - Я буду драться, но не отдам ей Козебушко. Он ведь ей совсем не нужен. Пусть меня посадят в тюрьму, пусть я умру, но она ничего не сделает ему, - кулаки Марфуши сжались, а в её взгляде блеснула решимость и гнев.
   - Есть другой способ, - осторожно сказала Яриська.
   - Какой?
   - Если она колдунья, то не человеческим способом её можно поразить.
   - Что значит колдунья? - не поняла Марфуша.
   - Не знаю. Это существо зла и тьмы, которое живёт в человеке, переходя из поколение в поколение в его роду. Добрый человек борется с ним и страдает, а злой отдаётся полностью в его власть, радуясь величию и силе, которое может приобресть. Тогда это злое существо не от земли начинает жить вместо человека, полностью овладевает его разумом и чувствами. Такова и твоя мачеха. В ней уже нет человека, и поэтому она не остановится, желая причинить тебе зло.
   - А что ей нужно? - спросила Марфуша.
   - Зло всегда борется с добром, такова его природа. Она попытается сделать всё, что сможет, но ей ничего не удастся.
   - Откуда ты знаешь? - удивилась девушка.
   - Так, знаю, - ответила Яриська. - Эта беда не беда, а, чтобы ты увидела и поняла многое. А ещё, чтобы то зло, что преследовало тебя с детства, кануло в чёрную бездну навеки, так думаю.
   - Гм, - удивилась Марфуша. - И откуда ты всё знаешь?
   От слов Яриськи ей вдруг стало так хорошо и спокойно. А тут из-под рядна появилась закудланая от сна голова Козебушко:
   - Верь Яриське, мама, она всю правду говорит. Я давно знал, что наша баба - колдунья. Это она только при тебе такая ласковая со мною была, а когда ты уходила на минуточку, начинала рычать и глазами страшно сверкать. А ещё, била меня метлой. Я её очень боялся, мама. Только тебе не хотел говорить, чтобы не расстраивать. А Яриська всю правду говорит.
   - И что мне делать, скажите, если такие умные?
   - Нужно эту древнюю колдунью, что живёт в твоей мачехе, поразить. Тогда она никакого зла ни тебе, ни Козебушко сделать не сможет, а вскоре и вовсе оставит вас в покое, - ответила Яриська.
   - Как поразить? - удивилась Марфуша.
   - Есть на земле такое озеро - Огненное. О нём мне добрая незнакомка сказала. Это как страшный замок, он на краю земли, и рядом с каждым из нас. Так и это озеро. В нём всякая нечисть горит, и будет гореть вечно: колдуны и вурдалаки, злые драконы и ведьмы. За все злодеяния, которыми они людей на земле мучили. Ты должна вырвать злую колдунью из мачехи и бросить её в озеро Огненное.
   - Это тебе тоже незнакомка сказала?
   - Да. А ещё она сказала вчера ночью, что только у тебя одной из всех нас такая сила и власть есть. Ибо это дар, и не всем он даётся.
   - Чудеса какие-то! - удивлялась Марфуша, но не спорила. - Не богатырь я, и меча у меня нет, чтобы поражать кого-то.
   Однако всё, что сказала Яриська, запомнила, к сердцу приложила.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   62
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"