"Корпоративное право в Бергхаузен Клее теряет сиятельного Айке Вольфинга. (супротив заголовка - фотка улыбающегося Вольфинга, давности где-то десятилетней, не припомню его таким). Айке Вольфинг (известен на рынке) покидает Бергхаузен Клее - далее следует перечисление штук пяти крупных сделок за последние шесть месяцев.
Кликаю на ссылку на его профиль и мне навстречу вопит-захлебывается своими слоганами известный мне уже сборник отзывов клиентов, рейтингов и пиров, конкурирующих коллег:
"Souverän, pragmatisch, konstruktiv, weiß wovon er spricht und arbeitet lösungsorientiert." Суверенен, прагматичен и конструктивен, знает, о чем говорит и ориентирован на то, чтобы находить решения."
"Clients appreciate his ability to keep proceedings calm when dealing with difficult parties. Brillant." Клиенты ценят его за способность сохранять спокойствие во время переговоров с трудными сторонами. Великолепен."
"Eike Wolfing delivered excellent-quality work, being proficient, responsive and quick. This is the advice you seek as a client. Оutstanding transaction lawyer". Айке Вольфинг работал первоклассно и быстро, он опытен и быстро реагировал на запросы. Такой консультации хочется клиентам. Выдающийся юрист по проведению сделок."
Усмехаюсь, припоминая, каких геморроев стоили команде этого сиятельного и великолепного его сделки.
"1. Bundesliga, sehr starker Verhandler. Ein echter Corporate-Rainmaker. Genießt eine hohe Reputation und überzeugt durch unglaubliches Fachwissen." Первая бундеслига, очень сильный переговорщик. Пользуется отличной репутацией. Впечатляют его невероятные профессиональные знания."
"One of the most visible figures on major M&A transactions. Одна из самых значимых фигур в самых крупных сделках по слияниям и поглощениям."
Охренеть от него прямо. Перевожу дух и читаю далее сводку:
"Компания не предоставила информации о дальнейших планах своего именитого эквити партнера, только недавно перешедшего к ним из Гринхиллз (ссылка на предшествовавшие сводки в Стар Лекс, осветившие сей знаменательный переход). Сам Айке Вольфинг отказался прокомментировать свой уход и был недоступен для интервью. Редакция располагает сведениями о том, что он покидает рынок юридических услуг по состоянию здоровья, намереваясь в дальнейшем сосредоточиться на научной деятельности на кафедре корпоративного и экономического права в его альма матер, "родном" университете, в Гамбурге.
А Сальвина, думаю беззлобно, одна будет куковать в вилле "Тоскана" - так окрестили мы с женой их хату на Зюдзайте.
- Чего новенького? - щебечет Оксанка, впархивая в машину, насколько можно впорхнуть с ее животиком. - А... - прочитав заголовок на моем смарте.
- А ты мне не рассказывала, - говорю, целуя ее.
Она в ответ только пожимает плечами: - А чего рассказывать? Чего вообще о нем говорить? Андрюш, я там растение в багажник поставила. Потихоньку кабинет разгружаю. А то кто потом за ним ухаживать будет.
- Ага. Надеюсь, не фикус?
- Не, орхидея.
- Не ручаюсь, что до твоего декрета дома за ними будут ухаживать лучше, - выруливаю на Нюрнбергский проспект. Потом - налево, на Европу, а потом, пересекая Аденауэра, к реке.
- Хорн договор не прислали еще?
- Все резюме моего ждут, - ухмыляюсь.
- Так ты не отправил? Или передумал?
- Да не передумал я. Не боись, успею.
Садимся ужинать. Сегодня у нас домашняя пицца, которую приготовил я. Она восхищенно потягивает носом воздух и спешит накрыть на стол, "а то остынет". Поскольку ей нужны витамины, пицце предшествует зеленый салат со свежими овощами.
У нас дома нынче в моде Латинская Америка - за кадром ей бодренько подыгрывает Хуанес.
- Да, надо же, - говорю задумчиво, пока мы жуем, потому что думаю все это время об одном.
- Чего? - спрашивает она с набитым ртом, давая мне понять, что прется от моего ужина.
- Кто бы мог подумать, что и Вольфинг задолбится у "больших". Блин, - смеюсь, - "научная деятельность" - это ж как у меня почти - работы с госа проверять. И из-за чего - берн-аут у мужика. Все-таки хлипкий оказался. Аж неловко, что подставил его тогда с рэббитами.
Хоть и не сказать, чтобы меня особо грызла совесть. Скорее, наоборот.
- Это не ты его подставил! - говорит Оксанка вдруг возмущенно. - И нечего его жалеть! Он козел последний.
- Ты просто из-за меня предвзято к нему относишься. Слушай, ладно тебе, - вижу, что ее уже трясет и лезу обниматься, успокаиваю. - Не волнуйся так, тебе вредно, - глажу ее пузико, целую раскрасневшееся личико. - Я ж забил уже давно. Никогда, собственно, не парился.
- Андрей, я тоже у "больших" не первый год работаю, но таких козлов, чтоб так ложили на людей, не встречала. У него перед глазами только биллабл аурз, часы, за которые счет можно выставить. Он - бессердечная машина и при этом еще и редкостный говнюк. Не я одна так думаю. Думаешь, все плачут, что он уходит? - она в возмущении ковыряет тирамизу, на которое я тоже отважился, исключив, правда, сырые яйца, которые ей теперь нельзя.
- По крайней мере, теперь он себе здоровье надорвал, если Стар Лекс не гонит. Значит, не совсем машина. Мне даже не кажется, что это из-за сделки. Может дома стряслось чего.
- Андрей... - она смотрит на меня в упор. - Андрей, это я.
- Чего?
- Я сделала так, чтобы он ушел.
Тихонько кладу на стол вилку. Стараюсь не делать резких движений. Безмолвствую, приготовившись слушать, что она... эта... моя... блин... сейчас расскажет мне.
- Вернее, я этого не планировала.
Она успокоилась и говорит теперь почти безэмоционально, деловито, не переставая жевать.
- Его уход не входил в мои планы. Просто надо было... наказать его.
А я ушам своим не верю.
- Оксана, - говорю ей сквозь зубы, тихо, но раздраженно. - Вот конкретно его не за что наказывать. Тогда надо наказывать систему. Мы об этом уже говорили.
- Я иного мнения, - возражает она спокойно. - Меня не волнует система, ее не изменишь. Я не дура, чтобы лезть бороться с ней в одиночку, кроме того - да, она и меня кормит. И меня не волнуют другие, которых я не знаю. А его я узнала и поняла, что его край как надо проучить, иначе он так и помрет скотиной.
- Так, - говорю, закипая в ожидании подробностей.
- Это несложно было, - пожимает она плечами. - Он перетащил к нам одного особенно стервозного клиента. Вероятно, тебе он был известен.
- Интерсептор? - спрашиваю, чувствуя, как у меня долбит в висках.
- Да. Вечно требовали выполнения в нереальные сроки, но чтоб при этом любая хрень согласовывалась с ними самым нудным образом. Да ты и сам помнишь. На этом я решила его прижучить.
Понимаю, что мне не хочется знать подетально, но заставляю себя слушать. Чувствую, что обязан быть в курсе всей этой, мать ее, аферы.
- Интерсептор хотели продать финансовому инвестору одно свое портфолио. Проект был огроменный и меня тоже пытались к нему подключить. У них был рил эстейт. Недвижимость. Билетик мой в проект. Но в имэйлах, на которых высвечивался Вольфинг, я всячески выеживалась, мол, у меня приоритетные проекты, согласуйте и тэдэ. Мазу себе построила четко. Думаю, он сразу обо мне забыл. А я на самом деле подключилась, но делала все так, чтобы он был не в курсе, что я вообще существую. Я даже часы свои по этому проекту не записывала, а набрала дофига.
- Ты перед новым годом поэтому так часто оставалась допоздна? - спрашиваю тихо.
- Да.
Тук. Тук. Тук. У меня сердце лупит, а перед глазами картинки сменяют одна другую. Но на всех она - моя жена, скромный работник крупной юридической фирмы Бергхаузен Клее. Неприметный работник, каких море. Изо дня в день ходит она на работу, выныривая из метро, а после работы заныривает обратно. Она ждет ребенка, и на фирме об этом уже известно тем немногим, с которыми она имеет дело.
Ее не замечают. Ее всегда это устраивало, а теперь, скажем прямо, ей это на руку. Потому что по вечерам, когда синяя темнота спускается на город, она не смотрит вниз из окошка, под которым горят тысячи огней. Она не задерживает взгляда ни на одном из этих огоньков. Она засиживается в офисе, взгляд ее прикован к мониторам на ее рабочем столе - одному, второму. Пальцы ее пляшут по клавишам в такт бьющемуся от злобы сердцу. Она роет. Роет яму объекту ее злобы. И пока не выроет, не успокоится.
Я все еще уверен, что знаю ее? Десперадо - так назвал ее однажды. Мстительна до паранойи, так сама она недавно про себя сказала. Зря не уточнил, о чем она, хотя мог бы догадаться. Она же говорила - уроет. А я ведь просил... блин... требовал не заниматься фигней.
Tengo... Tengo una camisa negra... Надел я черную рубашку... - бодро поет чувак, а я его понимаю. Интересно, как скоро все всплывет наружу?
- С дилом была реальная проблема или ты подвинтила?
- Была парочка фиговых моментов. И естественно, чтобы их мордой в лужу не шлепнуть, мы, как их юрисконсульты, им все эти моменты вовремя озвучили. Почти все.
- Ты задержала информацию?
- На одном объекте им предстояли работы по реконструкции на миллион почти. Если такое всплывает неожиданно, то неприятно до ужаса. Их местные проперти менеджеры, конечно, были в курсе, но ты же знаешь клиентов: они понятия не имеют, что у них там за хрень творится на объектах и пока им не скажешь, что они обязаны это озвучить перед покупателем, они будут в полном, блин, неведении. Когда все было сделано, имэйл от Интерсепторов пришел почти сразу. Его отправили на весь рассылочный список, и было там только это: "HERR WOLFING KÖNNEN SIE BITTE ZURÜCKRUFEN!!!!!!!" Г-н Вольфинг, пожалуйста, перезвоните. Вольфинг только вернулся в офис, а его ребята как раз выслали отчет. Когда проходил мимо моего кабинета, я спряталась за дверью, чтобы не спалиться, что в тот день вообще там была.
- Его кабинет был рядом с твоим?
- Нет. Но ему надо было проходить мимо. Я собиралась уйти, понимая, что делать мне уже нечего - я все сделала. Но я отчего-то медлила - и через некоторое время увидела, как он глотал на кухне перед кофейным автоматом таблетку. Или две. Ему было реально плохо.
- Что ты чувствовала? - не удерживаюсь от вопроса.
- Ничего.
- А если б его реально шарахнуло?
- Не знаю.
- Оксана... Оксана, Оксана... - закрываю глаза. - А тебе не приходило в голову, что месть - дело бесполезное? ДО БЛЕВОТИНЫ???
- Это не месть была. Прости, что приняла это решение, не посвятив тебя. Но тут дело уже не в тебе было. Андрюш, я люблю тебя. И я смирилась с твоим отношением ко мне.
Э-э-э... щас у меня мозги закипят.
- Ты о каком конкретно отношении?
- Ты меня любишь.
- Так.
- Сильно.
- Так.
- Очень сильно. Но ты не допускаешь за мной права на самостоятельные решения, хотя свои решения принимаешь всегда сам. Ты... в какой-то мере не воспринимаешь меня всерьез, будто я - ребенок. И я с этим смирилась. В какой-то мере это очень даже приятно, правда. Я приняла это, потому что тоже тебя люблю. Невозможно, чтобы двое любили друг друга в одинаковой форме, потому что все люди разные. Просто любовь - она или есть, или ее нет. Я приняла это и счастлива с тобой. И я никому не мщу и никому ничего не доказываю. Это тупо и пошло. А Вольфинга надо было тормознуть.
- Ты же с женой его общалась... Общий язык вроде нашли... Если б мужика ее не стало по твоей милости...
- Сальвина мне и правда понравилась. И я не знала, что так будет, он мне казался крепким. А почему ты так за него переживаешь?
- За него? Оксана... Ты послушай себя... И ты способна на такую холодную, расчетливую злобу? Оксан, а если сын у нас родится нервным... психически ненормальным... Ты же, пока ходишь с ним, только негативом этим питаешься... Разве можно...
- А это можно - чуть что, попрекать меня сыном? Шантаж прямо. Слушай, ты и дальше так будешь?
Кажется, ей больно от моих слов.
- Не знаю. Мало ли, что ты мне еще преподнесешь. Оксан, я люблю тебя очень сильно, ты права. Но сейчас то, о чем ты рассказала, разочаровало меня.
- Почему?
- Из-за твоего эгоизма. Как ты могла не думать... о себе... о сыне... обо мне... о нас. Ты не одна уже давно. Ты - это уже не ты. Ты - это мы. И нас теперь будет трое. Да, это шантаж, потому что теперь ты никогда, никогда не имеешь права о нас забывать. И я... Оксан, я тоже не буду забывать о нас. Больше не буду. А когда тебя возьмут за задницу за то, что ты сделала...
- ...не возьмут...
- ...возьмут, блин, вопрос времени!!! - на что ты надеешься?! Что я тебя вытащу?!
- Тебе не придется этого делать. Я все устроила.
- Какого хрена ты устроила?
- За три дня до того, когда мы должны были высылать финальный отчет, я взяла больничный. Когда меня не должно было там быть, вышла на работу. Я так устроила, что меня не видели. Пришла после обеда, залезла через гостевой аккаунт и подхимичила документацию. Ввела эти косячные сведения. Когда их ввели в отчет и кто их ввел, установить уже не представлялось возможным. Дальше могу не рассказывать, не так интересно.
- Прошу, продолжай, - я - ей, шепотом.
- Короче, отчет потом еще дополняла куча народу, была кутерьма. Андрей, там сам черт ногу сломить мог. А на меня сроду не подумают, я ж выстроила себе все. И самый прикол в том, что Вольфинг опосля и не пытался искать виноватых. Он будто смирился с тем, что накосячил именно он. А я этого и хотела.
- Так, теперь слушай сюда, ты... - я уже не выдерживаю и говорю ей устало. - Я не смогу тебя вытащить. Но я буду пытаться. Все. Пошли спать. У меня ломит башку.
- Андрей... - ее под конец вроде как-то пронимает эта моя реплика, но поздно, я только отмахиваюсь:
- Башку ломит, говорю. Оксанка... Ты - десперадо. И поверь, в этом ничего хорошего. Ты ошибаешься, я никогда не держал тебя за подстилку. "Любимую мою подстилку". И меня не долбит, что ты... блин... "не поставила меня в известность" после - а, как я понимаю, о том, чтобы тупо посоветоваться... поделиться с мужем, прежде чем косячить, вопрос даже не стоял. Оксанка... Да, я собственник. Я иногда сожрать тебя готов. Я... возможно груб с тобой, жёсток, там, когда сексом занимаемся. Да, я говорил, что ты принадлежишь мне. Но это ж я... про любовь, блин. Про тебя, как женщину. Жену мою. Про твое тело, про... чувства твои. Не про мозги. Тут ты полноценный человек, что ж я - тормоз, не понимаю? Разве ж я имел в виду, что ты не в состоянии своей головой думать... Нет, ты ей думаешь... Еще как... Делай, блин. Делай, как знаешь. Только с тобой, как на вулкане. Тебя недооцениваешь. Даже я. И это печально, поверь. Больно как-то. Да, кому-то ты, возможно, кажешься простой. Наивной. Но ты умна. Ты хитра, коварна и изворотлива. Ты лжи... - не выдерживаю уже, - ...ты... порядочная вообще-то, честная и хорошая, и ты... врушка, если это удобно тебе.
Неожиданно она кивает.
- Да, я тоже лгал тебе, но ты...
- ...но у меня селективная правдивость не знает тормозов.
- Знает. Но устанавливаешь их ты и только ты. И вроде бы гуманна ты. Справедлива. Но... у тебя своя этика. Своя мораль. И действуешь ты по своим правилам. А другие правила для тебя не писаны. Ты... Ты... Ты выбираешь то, что удобно тебе, а остальное отметаешь...
- А ты - нет?
- И я, возможно, тоже... Возможно, все мы... Но ты... Ты мечешься из крайности в крайность. Ты хочешь урвать от этой системы то, что можешь, а поработаешь на нее - бежишь домой, слушаешь панк-рок и считаешь, что лучше остальных. Считай, ради бога. Только ты ведь еще и на обман пойдешь, если будет надо. И мне тоже будешь врать.
Она застыла, а я продолжаю:
- Только не надо сейчас блевать бежать от того, что я тебе сказал. Я все равно тебя люблю и ничего в этом не изменится. Но я намерен вылечить тебя от селективного вранья, насколько это возможно. Мне ж не положить на тебя, что бы ты там ни думала. Вот и говорю с тобой искренне сейчас, не щадя. Как со взрослой.
Она молчит, а у меня и сил больше нет ничего слушать. Говорю уже больше сам себе:
- Нет, если б ты втихаря сделала что-нибудь путное - разве стал бы я возникать? А теперь - блин... говорю же, ломит башку. Так что спать пошли.
Хлопаю на кухне стакан воды, потому что, блин, обезвожен.
"Бери жену с Дону - будешь без урону" - утыкаюсь в надпись на магнитке на холодильнике. Да уж...
***
Конечно, мы с ней повзрослели, и вчерашняя ее сознанка не навела отчуждения между нами.
Нет, сегодня я уже не жду, что вот-вот в дверь постучится кто-то - ее вязать. Да и не вязать - просто тупо предъявы какие-нибудь на работе толкать. В худшем случае денежного плана. С последующим увольнением и очень нехорошей дыренью у нее в резюме. Это ж анафема по гроб жизни и по сравнению с ее художествами то, что сделал я - детский лепет. Но вряд ли что-то будет. Ладно, на крайняк не сможет она больше нигде устроиться на работу - ничего. Будет дома сидеть, детей рожать. Мне же спокойнее.
Сегодня я отошел от чувства острого беспокойства, понимая, что дело уже прошлое, и что Вольфинг, вероятно, реально забил. Задолбался чувак, вот и не стал копать, а то давно раскопал бы.
И только разочарование, подернутое какой-то грустью, что не понимаю ее, не разглядел, не разгадал - это гложет до сих пор. И хоть вчера говорил ей, что от ее индивидуализма не страдаю, сейчас страдаю, чувствую.
Она сейчас на работе, а я задумчиво ковыряю резюме, которое собираюсь отправить хорнам, прежде чем мы свалим в Нижнюю Калифорнию - а это уже завтра. На фоне вчерашних открытий предстоящие танцульки кажутся мне безобидными.
На улице совсем светло еще, когда она заявляется домой, заявив, что сегодня просто ушла пораньше и приехала на метро.
- Оксан, тебя ж не уволили, а? - осведомляюсь спокойно.
- Не-а. Все о"кей.
Вот, блин, какие разговоры у нас теперь.
- Опять шкафы свои разгребала, - поясняет она, а сама тащит офисную обувь. Несколько пар "шпилек". - Не могу уже в них ходить. Тяжело и ноги отекают.
Она тащит обувь, а там, в куче уже издалека светофорным цветом зажигается одна, особенная пара. Еще один результат несогласованности со мной. Непостановки меня в известность. Сгусток ее индивидуализма.
Красные туфли. Молча смотрю на них. Она ловит мой взгляд.
- Хочешь, выброшу? - говорит она почти шепотом. - Отдам кому-нибудь?
- Все равно - деньги, - это я - ей, строго так, наставительно. - А ну, надень, - приказываю.
- Хорошо, - елейным голосочком.
В ее глазах уже давно шалость, вспыхивает едва заметный огонек, озорная искорка. Она понимает и понимает, что я понимаю, что она понимает, но предчувствует игру и играет в нее.
Вообще-то, это не совсем игра, а нечто большее. Она и это просекает и тушит искорку, сменив ее на темный, глубокий взгляд. Медленно надевает красные шпильки из лаковой кожи, дефилирует в них мне навстречу. Остановившись на полпути, подбоченивается и демонстрирует, словно на подиуме, затем подходит ко мне вплотную и, словно ненароком, легонечко, едва заметно, еле уловимо, на сантиметр приподнимает краешек юбки, скользя ей по ногам. Ткань юбочки ползет выше, открывает на чулках телесного цвета краешек красного кружева, которого не ждешь там. Она приоткрывает рот чуть-чуть, лишь на узенькую щелочку размыкая губы. Все это время мы, не мигая, смотрим друг на друга.
![[]](/img/f/flo_rencen/glava15czernoeikrasnoe/20190814_151333_improved_mini.jpg)