Аннотация: Авторская легенда по мотивам древнеиндийского эпоса о любви и магии.
На далеком севере, в краю мглы и снегов, возвышается священная гора Меру, обитель богов и блаженных. Высота ее такова, что ни человеческое, ни орлиное око не может разглядеть вершины, четыре ее склона подобны драгоценностям - серебру, лазуриту, яхонту и золоту. Все жилища богов изваяны из кристаллов, и бесчисленные источники священных вод орошают леса и поля. В совершенном покое бродят по склонам Меру стада бронзоворогих антилоп, а над ними в голубом небе парят птицы с жемчужноперыми крыльями. На рассвете радужные рыбы выпрыгивают из озер и воспевают мудрость Создавшего все миры, а на закате бабочки танцуют в садах и славят вечную радость хранителей равновесия. Солнце, луна и звезды вращаются вокруг вершины Меру, средоточия совершенства, и так будет продолжаться, пока не надоест Создавшему все миры, и Он не моргнет три раза.
Много историй случалось и случается на горе Меру, и вот вам одна из них.
Пуластья, один из праджапати, рожденный могучим разумом Брахмы, был великим мудрецом и наставником многих жаждавших знаний. Лик его был одновременно грозным и светлым, одежды напоминали то белоснежный лед, то алый огонь, речь - то бурлящий водопад, то тихоструйный ручеек. Мановением руки Пуластья мог вырастить дерево, затем он кивал головой - и ветви покрывались сразу и цветами, и плодами, а потом, после легкого дуновения мудреца, на этом месте появлялась охапка дров. В минуту моления сосредоточенность его была такова, что, если бы и молния упала рядом, ритм его дыхания не изменился бы и ни единый мускул не дрогнул. Когда Пуластья диктовал ученикам длинные пураны, останавливался он не ради себя, ибо усталости не ведал, а ради их смертной немощи. Он исследовал добро и зло повсюду, и мало-помалу сумма его знаний неимоверно возросла.
В эпоху Трета-юги уменьшилось благочестие во всех мирах, и даже аскеты, столпы мудрости, пошатнулись в своих убеждениях и поддались порокам, что уж говорить о простых смертных и мелких божествах. И вот однажды Пуластья решил совершить паломничество в один из величайших ашрамов горы Меру и взойти на следующую ступень духовного совершенства. Однако по пути его стали одолевать мрачные мысли. "Увы, миновала эпоха, когда все живые существа чтили Брахму, Вишну и Шиву, теперь не песнопения слышу я в жилищах блаженных, а крики и ругань, не молитвы, а смех и стоны сладострастия. Если и здесь нет мне радости, то куда уйти, чтобы вновь ее обрести?.."
И с хмурым ликом и тяжелым сердцем мудрец вошел в ашрам, склонился в поклоне, зажег благовония перед статуями божеств, поприветствовал других насельников и отыскал местечко для моления. Но сосредоточиться, как прежде, он не мог. Часы шли за часами, и Пуластья почти отчаялся обрести точку равновесия. Но он попытался еще раз, и - о, счастье! - все получилось.
Однако стоило ему увидеть как наяву священный лотос и рассмотреть каждый его лепесток и даже росинки на лепестках, покой ашрама был нарушен. Толпа апсар, хмельных и бесстыдно одетых, ворвалась туда, а за ними последовала толпа их еще более пьяных и дерзких любовников.
- Эй, эй, мудрецы! - орали они аскетам. - Что вы сидите тут, созерцая собственные пупки? Жизнь так хороша, и надо успеть получить все ее удовольствия! Ну и дураки же вы! Э-эй!
Апсары же хохотали и танцевали самые сладострастные танцы, да так, что выведенные из равновесия обитатели ашрама в ужасе закрылись накидками и разбежались кто куда.
Пуластья встал с земли. Лик его был ужасен, глаза метали молнии, и черные потоки гнева исходили от простертых рук. Но еще страшнее были его слова.
- Вы, дикие и безумные, как посмели осквернить тишину ашрама своим визгом и непристойностями? Каждый нарушитель покоя этого священного места будет изгнан и наказан за свое преступление. Мужчины, станьте сухими деревьями! Женщины, станьте увечными птицами и вовек каркайте на этих деревьях, и запомните - та, которая еще раз переступит порог ашрама, понесет ребенка во чреве и родит его себе на позор и на горе!
Апсары заметались, поняв, что произойдет, и кинулись вон, к дороге, следом помчались их любовники, но - поздно. Стопы их коснулись утоптанной земли, и все исполнилось по слову Пуластьи, сына Брахмы. Видя превращение, другие мудрецы благодарили его за вмешательство. Только один из них, старый, почти глухой Тринабинду, ничего не понял - он все это время мирно проспал в уголке ашрама.
В маленьком селении недалеко от ашрама жила дочь Тринабинду, светлоликая и скромная дева Хавирбху-Манини.
Много добра сделала она за свою короткую жизнь, и много раз поблагодарили ее за это соседи и родственники. И случилось так, что как раз в тот странный день Манини решила сходить в ашрам к отцу и отнести ему приветы от бабушки и деда, а также угощение - вкусные лепешки и сушеные фрукты с медом.
Она подошла к воротам и заколебалась. Уважая покой всех обитателей этого места, Манини очень хотела как-то вызвать отца. Но, как назло, поблизости не было ни одного мальчика-прислужника, все словно исчезли в мгновение ока. Вздохнув и мысленно обратившись к Брахме, Вишну и Шиве, юная дева все-таки шагнула внутрь.
Едва нога Манини оказалась на земле ашрама, все закружилось перед ее глазами, она пошатнулась и... упала без чувств.
Очнулась дева от причитаний отца и летевших ей в лицо брызг ледяной воды.
- Что со мной? - только и смогла она прошептать, испуганно глядя на Тринабинду.
- О, злой день! - взывал между тем ее несчастный отец. - О, зачем же дожил я до такого! Лучше бы мои глаза погасли еще до твоего зачатия, бедная моя доченька! Почему никто не сказал мне? Почему никто не разбудил? Я бы выбежал на дорогу и встал на колени, предупреждая всех дев и женщин, идущих в эту сторону, о черном слове твоем, Пуластья! Милосердия, милосердия, умоляю тебя!
И со стенаниями старик стал рвать на себе волосы и одежду и посыпать их пылью.
Смущенный Пуластья стоял рядом и качал головой. Глядя на деву на земле, он видел и всю ее жизнь, и те дела благочестия, которые она совершила и еще совершит. Точнее, могла бы совершить, не будь у нее во чреве сейчас проклятого плода...
А ведь во всем виноваты не шальные апсары, с горечью понял мудрец, а исключительно он сам и его вспыльчивость. Он потерял голову и изрек проклятье на неповинных, и вот - лежит первая жертва. Как исправить содеянное? Как искупить вину?
- Не плачь, Тринабинду, - обратился он к старику. - Слушайте все. Я признаю, что наказал одинаково и виновных, и невинных и тем нарушил закон Брахмы. Значит, мне и исправлять последствия. Я не могу вернуть изреченное слово, но могу прибавить к нему еще несколько, и вот они: плод во чреве Манини я признаю своим родным сыном и благословляю его дарами аскетизма, чистоты, милосердия и правдивости. Имя ему - Вишравасмуни. А что касается Манини...
Он замолчал и, встав на колени у головы девы, ласково погладил ее по волосам. Манини лишь раз взглянула в его глаза и медленно положила руку на сердце - а билось оно тяжело и возвещало поворот от горя к радости. Она ощутила, как под взглядом Пуластьи внутри зарождается до сих пор неведомое чувство, покраснела и опустила ресницы. Если все, что сказал этот прекрасный мужчина - правда, и она носит его сына, как ей не полюбить его? Да если бы и не было у них ребенка, подумала Манини, она бы все равно побежала за ним на край света по первому знаку...
- Ты станешь моей женой, о благословенная дочь Тринабинду? - спросил Пуластья, более не касаясь девы, чтобы ненароком не повлиять на ее решение даже искоркой силы. - Если откажешь, пойму. Ибо я обидел тебя, и сильно.
- Ты сделал ошибку, - промолвила Манини, - однако исправил ее, как подобает благородному и отважному мужу, славе Брахмы. Ты мил мне. Но пусть решает Брахма, угодна ли я ему как невестка.
- Хорошо, - кивнул Пуластья. Встав с земли, он сложил ладони у груди, закрыл глаза и воскликнул: - Отец, покажи, угоден ли тебе наш союз или нет!
И в ответ молния ударила перед собравшимися, белое облако пролило тут же несколько слезинок, и из пыли вырос белоснежный цветок высотой с человека. Когда бутон его раскрылся, все увидели венчик, похожий на розового, свернувшегося клубочком младенца.
И Манини кивнула и мгновенно оказалась в крепких объятиях жениха.
Тринабинду, увидев такой поворот событий, успокоился и вытер слезы с глаз, потом благословил дочь и будущего зятя по обычаю брахманов. И день, полный тревог, завершился веселым праздником.
Что же было с потомками Пуластьи и Манини? О, это целая история и даже целая охапка историй, и многие из них рассказаны в эпических собраниях "Рамаяна" и "Махабхарата". Читайте их и размышляйте о Вишравасе и его детях и внуках, о войнах и любви, о магии и о людях, которые только с помощью благородства и отваги преодолели множество бед и достигли счастья.
Словарь
Ашрам - обитель мудрецов и отшельников в древней Индии, которая обычно располагалась в отдалённой местности - в горах или в лесу.
Апсары - полубогини в индуистской мифологии, духи облаков или воды.
Праджапати - в ведийской и поздневедийской мифологии божество, которому приписывается создание всех живых существ и всего сущего; позднее именем праджапати называют мудрецов-риши, прародителей человеческого рода.
Пураны - тексты древнеиндийской литературы на санскрите.