Аннотация: Жемчуг из Шотландии дорог, но люди - дороже...
- Эй, парень!
Грубый оклик владельца постоялого двора Патрика О"Бэниона застал Мэла врасплох. Он тут же сунул корку хлеба, поданную сердобольной служанкой, за пазуху, и вскочил. Темно-карие умные глаза загорелись решимостью:
- Здесь, добрый сэр!
Мужчина поманил его толстым заскорузлым пальцем:
- Давай-ка сюда. Значит, так - господин Шаувельт хочет видеть товар прямо сейчас. И смотри, не вздумай подсовывать ему всякий мусор! Двух последних прохиндеев я лично спустил с лестницы, катились отсюда аж до Тэя!
Мэл замотал круглой вихрастой головой:
- Что вы, добрый сэр! Товар хороший, лучший жемчуг во всем Хайлэнде и Лоулэнде, клянусь святой Бригиттой!
- Смотри у меня, - густые брови ирландца сдвинулись, он оглядел парнишку с головы до ног и в который раз наморщил нос. Голье с Лох-Тэя, а туда же - хвастается добычей. Ха!
- Иди. И не вздумай перечить, если ему не понравится... "Лучший жемчуг". Это надо же.
Готфрид Шаувельт был занят делом - важным делом. Пожевывая нижнюю мясистую губу, он сосредоточенно считал лежавшие на большом деревянном столе, на черном бархате, жемчужины и раскладывал их по кучкам в определенном порядке. В кратких перерывах немец насвистывал веселую пастушью песенку.
Мэл запнулся на пороге - песенка оказалась знакомой. Такую поют горцы, в редкие часы отдыха и дружеской пирушки в родном клане. Мама ее напевала, когда была жива. И Бригитта, старшая сестра...
Темноватая комната с небольшими, не слишком чистыми окнами и тяжелой дубовой мебелью показалась вдруг тесной. Захотелось обратно - на родное озеро, на кранног, спрятаться в дедовой хижине да переждать. Нельзя. Никак нельзя. Дед уж почти не встает, ухаживать за ним некому, вот только добрая Мария, служанка лэрда Макнамара, вызвалась заходить, пока сам Мэл здесь, в Эдинбурге. И нужны деньги. Без них не вернуться, лучше смерть.
- Ну-с, молодой человек, - он чуть не подпрыгнул, услышав родной гэльский, пусть плохой, с кошмарным акцентом, но свой, - ты принес мне блестящие маленькие кругляшки, да?
Торговец поднял голову, блеснули диковинные стекла - кажется, это называется очки, Мэл слышал о них, но увидел впервые в жизни - и за ними обнаружились проницательные серые глаза много повидавшего человека.
- Итак?
Мэл шевельнул пересохшими губами и отважился сказать:
- Доброго вам дня, милостивый сэр. Слышал, вы просили привозить к вам хороший жемчуг.
- Именно так. - Шаувельт склонил голову в знак согласия, и плутоватая усмешка скользнула по его губам. Мэл все еще боялся, но ямочки в углах рта незнакомца намекали на добродушие, а морщинки в уголках глаз говорили о том, что незнакомец много смеется. Будь что будет... - Подчеркиваю - хороший жемчуг. И только хороший, плохого мне не надо. Если у тебя товар низкого качества, мальчик, не трать свое и мое время - ступай на рынок и попытайся сплавить их местным дурачкам.
- Меня зовут Малколм Макбрант, - мальчик с удивлением различил в собственном голосе нотки гнева. - У нас, у Макбрантов, в заводе нету привычки врать да предлагать негодный товар.
Едва договорив, он мысленно дал себе тумака. Дурак, так говорить с важным человеком!
К его изумлению, немец не разозлился. Отвернув край бархатного полотна, на котором жемчужины выделялись особенно ярко, он снял очки и аккуратно постучал одной из дужек по краю стола:
- Майн готт, да тебе палец в рот не клади. Мне нравится такая решимость и напор в молодых людях.
И Шаувельт жестом предложил посетителю показать добычу.
Мэл шагнул к столу, свет упал на его личико, и торговец подавил вздох - оно оказалось очень худым, скулы торчали, глаза глубоко ушли в глазницы, а желтовато-синее пятно на лбу указывало на недавнюю драку... или, скорее на избиение.
Доннерветтер, почему местные родители так поступают с собственными отпрысками? То ли дело добрые бюргеры его родной страны - попади мальчуган в их руки, живо бы наел щеки, порозовел и стал глядеть веселее... Где-то на задворках сознания шевельнулось давнее, неистребимое желание стать отцом и учителем такому вот сорванцу. Ах, бедняжка Лотхен, сколько они ни пытались родить здорового малыша, ничего не вышло. Схоронив пятого младенца и отправив безутешную жену к матери и сестрам, Готфрид решил развеяться и заодно осуществить давно задуманное путешествие в Англию и Шотландию.
Туманный Альбион оказался не так уж туманен в это чудное лето, а Шотландия, край древних легенд и интересного языка, который он изучал шутки ради, весьма его заинтересовала. Правда, многие дикие обычаи, не исчезнувшие и сейчас, в 1861 году от Рождества Христова, Готфриду пришлись не по вкусу. Вот, например, та история с городской ведьмой, которую разоблачили и чуть не скинули с Северного моста, что между Старым и Новым городом. Раньше там было озеро, потом его осушили, но горожане до сих пор называли местечко "лох" и с тоской вспоминали прошлые века, когда нечистую силу окунали в него десятками ко всеобщему удовольствию.
Нет, он, конечно, добрый христианин, но решительно непонятно - как швыряние кого-то с изрядной высоты может доказать причастность к плохим делам? А если обвинение не подтвердится, поди потом собери кости несчастной и предъяви родне...
Мальчик вдруг выбросил сжатый кулачок, опустил его на стол и медленно разжал. Слова застряли в горле Готфрида, он с шипением выдохнул и схватился за слишком тугой воротничок рубашки.
Очки вернулись на законное место - на переносицу. Очень, очень осторожно торговец достал из кармана складную лупу, сделанную в Цюрихе по особому заказу, открыл, взял жемчужину двумя пальцами другой руки и посмотрел на нее через стекло.
Мальчик переступил с ноги на ногу, с надеждой глядя на Готфрида.
Поперхнувшись, Готфрид необыкновенно нежно положил драгоценность на вновь расправленный краешек бархата. Бурю, воцарившуюся внутри, даже с его опытом удалось усмирить не сразу. Однако он справился и сухим тоном заметил:
- В общем-то, экземпляр неплох... н-да.
В комнате повисла тишина. Она продлилась недолго - мальчик не выдержал:
- Так она ценная, да, добрый сэр? Вы сможете дать за нее несколько шиллингов?
Шаувельт прищурился, как наевшийся старый кот. "В подарок королеве. Да. Именно Ее величеству, и никак иначе. Майн готт, это же такой шанс наладить нужные связи в Лондоне, и кроме того..."
- Сэр? - тонкий, еще не переломавшийся голос подростка звенел отчаянием.
Готфрид встрепенулся и широко раскрыл глаза - теперь в них не прятались смешинки.
- Что ж, молодой человек, - сказал он, легким движением большого пальца правой руки поглаживая голубоватую речную красавицу, - думаю, дельце у нас выгорит.
Мэл издал ликующий вопль, но тут же, спохватившись, прикрыл рот грязноватой ладошкой. На ней видны были пятнышки воспаления - результат долгих часов, проведенных в быстрой реке в поисках моллюсков.
- Сэр, я буду век молить о вас святую Бригитту, Пресвятую Деву и Спасителя! - разволновавшись, мальчик стал сыпать словами. - И деда попрошу - говорят, молитва умирающего доходчивее, потому что около него уже витают ангелы, готовые проводить на тот свет. Я...
Готфрид жестом прервал его речь.
Снова порылся он в кармане, достал увесистый кожаный кошелек, спрятанный еще и в кольчужную сетку, непроницаемую для ножиков уличных воров, и положил на стол.
Мэл, не веря глазам своим, следил, как одна за другой появляются в руках немца монеты. Столбик рос.
Легким движением Готфрид подтолкнул его через стол к гостю.
Мальчик разложил их по одной. Шесть полусоверенов.
- Три фунта. Ах, сэр... ах, сэр.
- Да, да, - ворчливо отозвался торговец на немое восхищение, светившееся в глазах Мэла. - Я решил, что такому хорошему мальчугану пригодятся в хозяйстве лишние монетки. Не так ли?
- Еще бы, добрый, милостивый сэр. Вы и не представляете...
Захлебнувшись счастьем, мальчик сгреб монеты и, приподняв полу килта, уложил в потайной кармашек.
- Ступай, - Готфрид завершил сделку и больше не интересовался судьбой гостя. Сентиментальный порыв давно прошел.
- Да, сэр, спасибо вам, сэр, - мальчик несколько раз низко поклонился, прижав левую руку к сердцу, и, пятясь, словно перед ним был сам король, исчез.
Шаувельт блаженно прикрыл глаза. Поистине день чудес и благоволения. День, когда казавшееся неопределенным будущее вдруг засияло неземным блеском идеально круглой малышки.
Что из того, что драгоценность куплена за ничтожную по сравнению с ее истинной стоимостью сумму? Зато английская корона вскоре украсится новой прелестницей, равной которой не найти, пожалуй, ни при одном европейском дворе.
Мэл сидел у постели умирающего и, не стесняясь, плакал. Пожилая служанка хлопотала у очага, готовя нехитрое угощение для предстоящих поминок.
В углу хижины заплакал младенец. Мэл вздрогнул, вытер по-прежнему перепачканной ладошкой лицо и побежал туда.
- Малютка Роз, - замурлыкал он колыбельную, улыбаясь крохе, - ты чище неба, ты прекрасней всех долин...
Маленькая капризуля затихала.
- Как ты ловко с ней, - пробурчала Мария, вытирая пот со лба. - Словно сама покойная Бригитта.
Он взглянул на нее - серьезный, неулыбчивый подросток с изможденным лицом. В этом лице виднелся мужчина, которым Мэл станет несколько лет спустя. Хороший мужчина.
- А как же. Я ведь теперь дядя, единственный родственник. Значит, мне и заботиться. И деньги есть. А надо будет - еще заработаю, вон меня в помощники паромщика зовут на Тэй.
Пахло свежим хлебом и вареной рыбой. Очаг поддымливал. Мария напевала пастушью песенку, заглушая тяжелое дыхание старика.
Солнце заходило, последние лучи падали на древний кранног. На том берегу высился замок владетеля здешних мест, гордо возносились башни, щетинились острые зубцы крепостной стены... А здесь все было мирно. Рождения и смерть переплетались в вечном круговороте дней.
Глубоко на дне песчинка попала в приоткрытые створки юной жемчужницы. Та захлопнула их, но поздно - нежные внутренности уже вздрогнули от пронзившей их боли. На свет рождалась новая драгоценность, которой сотню лет спустя суждено было попасть в далекую северную страну...