Если в понедельник я не выскажу тебе все, о чем я так долго думал - меня разорвет на части маятник больших старинных часов.
Я действительно не хочу делать больно. Проще до крови закусить губы и все проглотить, чем сделать больно, но, кажется, слезы у меня уже закончились. Они закончились сегодня, когда я узнал - ты действительно не способен отличить мою игру от меня самого.
Маленькие секреты имеют обыкновение делаться большими жуткими тайнами.
Не хочу никого больше рядом с тобой. И не потому, что я ревнив - не знаю ревности. Я просто не хочу больше терпеть того, что они делают с тобой. Не хочу видеть печали в озерах твоих глаз, не хочу, чтобы ты знал, что такое слабость и нерешительность.
Сейчас я для тебя скучен. Я не умею играть так, как умеют это делать они - актеры твоего маленького театра, где каждая роль написана и выучена заранее. Какая жалость, что зрительный зал пуст.
Роль моя была вдохновенна, но в какое-то ледяное мгновение сцена вдруг опустела. Не осталось никого, кроме тебя и меня. Свет сплошным потоком окатывает тебя. Пряди смоляных волос, глаза твои, полумесяцы бровей, змеящиеся губы, острый подбородок, плечи, которые я так люблю целовать в темноте, холодные руки, силуэт твой - я могу обнять ладонями, и еще останется.
И разве плохо то, что я не хочу делить тебя с недостойными? С однообразными? С лжецами и потаенными предателями? С теми, чье самомнение надежным щитом прикрывает дохленькое создание с замашками пиявки? Прости, не могу и не желаю. Смотри мне в глаза. Я - та часть тебя, которую ты отринул.