Фохт Мартин : другие произведения.

Исчадие Жизни_2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая часть черновика.
  Птица в силках
  
  Мужчина наслаждался пешей прогулкой. Зима, господствующая в Европе, словно чуралась здешних мест, и нагнала сюда лишь прохладу, столь желанную после летнего зноя. Этот пригородный район утопал в зелени, а из крон оливковых деревьев и вечнозелёных дубов по округе разливалась переливчатая музыка птичьего многоголосья.
  Несмотря на прелесть прогулки в окружении радующейся жизни, мужчина не мог ею наслаждаться в меру своего желания - его торопили дела.
  Вскоре он достиг искомого места. Он отворил калитку и вошел во двор большого особняка, выложенного из тёмного красновато-коричневого кирпича. Пройдя по мощёной дорожке, подошёл к двери, постучал в неё надверным кольцом-молотом, удерживаемым в клюве бронзового грифона.
  Через пару минут из-за двери послышались быстрые шаги и приятный женский голос сообщил:
  - Бегу, бегу!
  Дверь отворилась. Хозяйка явно только что владычествовала в кухне: рукава её белой сорочки были закатаны повыше локтя, на ней был передник и синяя косынка в крупный белый горох.
  
  - Это вы, святой отец! - громко сказала она.
  - Кто там, Эдит?! - послышался вопрошающий мужской голос, откуда-то из глубин дома.
  - Это отец Теренсий, дорогой, - крикнула Эдит. - Проходите, отче, - и, почти в полголоса, - Он скоро уезжает, Иоло.
  
  Теренсий сделал глубокий поклон головой и прошёл в холл особняка. Из недр дома показался мужчина лет пятидесяти, плотной комплекции, румяный и улыбающийся.
  
  - Дорогой отче, как я рад вас видеть, - сказал мужчина густым баритоном. - Давненько Вы у нас не бывали. О! Я впервые вижу вас в мирском! Вам идут костюмы. Жаль, я должен скоро уехать, но если вы задержитесь до вечера, мы сможем с вами критского вина и поболтать.
  - Я, наверное, не смогу, дорогой Аристотель...- начал было Теренсий.
  - Отец, как всегда страшится доставить неудобства, но я думаю, он дождётся тебя, дорогой, - с улыбкой перехватила инициативу Эдит.
  - Очень на это надеюсь.
  - Я готовлю обед - скоро приедут мои малютки. Семья большая, хлопот много, - засмеялась Эдит. - Вы составите мне компанию, отче? Ничего что на кухне?
  - Нет, конечно - кухня с детства любимое моё место в доме, - улыбнулся Теренсий.- Мне всегда хотелось, есть и в юности я был довольно толстым.
  - Надо же! По вам не скажешь. А я, напротив, был когда-то стройным, как кипарис, а сейчас...- смеясь, сказал Аристотель, похлопывая себя по небольшому, но всё же заметному животику. - Ну, ладно, я должен ехать в контору. Пока, дорогая. Отец, надеюсь увидеть Вас вечером.
  
  Аристотель Мелидопулос, особо не жаловавший духовенство, относился к Теренсию с симпатией. Во-первых, он не надоедал визитами - появлялся нечасто и, как правило, на час-другой, не более. Этот священник никогда не говорил на религиозные темы, не учил, не наставлял и никогда не проявлял ханжества в отношении употребления вина или табака. Теренсий не курил, но и не кривил лица, когда Аристотель закуривал в его присутствии. Вино же святой отец употреблял на равных с Аристотелем, смакуя и нахваливая напиток.
  Отец Теренсий приходил, прежде всего, к его красавице-супруге, Афродите Мелидопулос, которую он на французский манир звал Эдит. Она имела степень по теологии и увлекалась историей оккультизма, была почётным членом нескольких научных исторических и лингвистических обществ при европейских университетах, имела несколько публикаций по древней оккультной символике, языкам и эзотерике. Священник и на это смотрел сквозь пальцы или даже проявлял интерес, отчего симпатии Аристотеля к нему только укрепились. С некоторых пор, он решил быть для святого отца образцово внимательным гостеприимцем.
  К увлечениям супруги Аристотель относился со снисходительной благосклонностью - домохозяйка должна была себя как-то развлекать. Он никогда не возражал, когда супруга сообщала ему о том, что уедет на недельку на очередной семинар или симпозиум. Это был своеобразный откуп за недостаток времени, проводимого в родных пенатах. Аристотель был деловым человеком, обеспечивающим семью с преизбытком. Может, он и не имел собственного острова, но деньги у него водились и не малые.
  Эдит проводила его и вернулась к своему визитёру. Настало время дел непраздных.
  
  - Ну, что приехал, Иоло? - спросила она, по-прежнему улыбаясь. - Снова просить за своего солдафона?
  - Да, лучезарная мать, - сказал Теренсий, сгибаясь в низком поклоне. - Он самоуправец, но, согласись, он сделал для дела Жизни больше, чем весь орден за многие века.
  - Ты знаешь, как я отношусь к сумасбродным воякам, - ответила женщина, не прерывая своих кухонных занятий. - К тому же, у меня нет никакого желания вступать в конфронтацию с Селезиной или Зульфат. Арицея и прочие тоже не восторге от его самоуправства. И Круг Света, и орден получили за эту победу, которой, как ты говоришь, нет равной в веках, довольно крупный счёт. Тысячи ни в чём неповинных людей погибли в результате мести вампиров, от 12-го Витанского отряда осталась жалкая горстка каллимертов. Мы получили ультимативные ноты от Ватикана и даже из Мегана. Ильзат, как тебе известно, была способна образумить даже самых норовистых из наших вояк. Не внявшие её предупреждениям, поплатились головой, несмотря даже на нашу эгиду.
  - Да, но если прикинуть, сколько погибло каллимертов и людей за века вялой безуспешной борьбы и отнести к числу истреблённых кровопийц, то все эти жертвы оправданы успехами Борнифаля.
  - Ты, наверное, уже забыл, Теренсий, - возразила Эдит, начиняя жирнющего гуся пахучими яблоками и черносливом. - Пожалуйста, подай мне соль и перечную смесь... там, в пенале...нет, нет, справа. Да, здесь. Так вот, ты, наверное, забыл, что орден Жизнесияния прежде всего жреческая корпорация. Когда-то мы согласились на учреждение и воинской организации, к чему, в конечном счёте, пришли все члены Круга. Но каллимерты стали слишком настойчивы в своих притязаниях на управление делами ордена. Магистерская бюрократия стала благоволить им в последнее время больше, чем жреческим конам. Такие зарвавшиеся капитаны, как Зогаш ради славы или мщения путают многовековую игру Круга. Если Совет матерей позволит Зогашу остаться безнаказанным, это запомнят. Это будет примером и сигналом для многих горячих голов. Все решат, что так и следует поступать, ибо победителя не судят.
  
  Она, не скупясь, натёрла гуся солью и смесью специй, отчего в кухонной атмосфере разлился густой пряно-перечный дух.
  
  -Кстати, - продолжила она, - военная организация Круга не одобряет самодеятельности Зогаша наравне с членами Круга и матерями нашего ордена. Легат Круга в ярости. Мне всегда было странно, почему ты его выгораживаешь, Иоло?
  - Я трижды уже докладывал, и Кругу и Совету Матерей о своём видении, - ответил Теренсий-Иоло. А ярость легата вызвана его завистью успеху Борнифаля.
  - Иоло, видение могло быть ложным или сном. Мы, жрицы Жизни, учимся принимать видения многие годы. Ты, конечно, могучий маг, но ощущать эфир - одно, а общаться с проекциями богов или их посланниками, другое.
  - Уважаемая Хлориана, я уверен, что могу отличить ложь от истины. Такие ощущения немыслимы в обычном сне или в бреду. Это было то, что человек не способен почувствовать иначе, как в божественном присутствии.
  
  Мать-хранительница улыбнулась.
  
  - Что же ты хочешь? - спросила она. - Чтобы мы, хранительницы, не почувствовав ничего из того, что ты нам сообщил, - а мы должны бы в первую очередь ощутить богиню - оправдали Зогаша и вверили ему пополненный новобранцами Отряд Жизни?
  - Больше, - твёрдо сказал маг. - Я хочу больше: чтобы Зогашу была дана отмашка на подготовку осады Меганского замка.
  - Я подозревала твоё сумасшествие, - рассмеялась Эдит-Хлориана. - Вы, маги, кажетесь очень деловитыми, а культовые церемонии презираете, но должна разочаровать вас - в культе Жизни магии больше, чем в любом вашем, самом мощном, заклинании. И ещё больше в нём мудрости и ощущения Необходимости. Пока ни одна из матерей-хранительниц не ощутила такой необходимости.
  - Может именно поэтому, явившаяся мне дева, - угрюмо сказал Иоло, - намекала на то, что глаза наши застланы дымом Астарка? Может, мы потеряли чувствительность?
  
   Хлориана зло блеснула глазами.
  
  - Не забывайся, магистр, - процедила она. - Магистрат уже давно лелеет идею ограничения Совета Матерей, укрепляя мнение новообращённых и адептов культа в декоративности Совета. Мы не просто церемониальные фигуры, Иоло. Или ты забыл? Чего бы там не хотели верующие и вояки, аллозеоты, никогда не присягнут магистрату или каллимертским выскочкам. Они будут исполнять свой долг вместе с матерями. Ты хочешь раскола, эрф?
  - Прошу прощения, лучезарная, - Иоло Меддже согнулся в почтительном низком поклоне.
  
  Зазвонил телефон. Иоло и Хлориана вздрогнули от неожиданности. Женщина схватила рулон с бумажными полотенцами, наскоро вытерла перепачканные жиром и специями руки, отмотала ещё пару и, используя их, как рукавицу сняла трубку, поворотившись спиной к магу-магистру.
  
  - Алло... А это ты, Клара! Рада слышать... Нет, нет, я одна, говори пожалуйста...Что?!
  
  Она развернулась и посмотрела на Иоло широко распахнутыми глазами.
  
  - Ты уверена? Хорошо, встречаемся завтра, в Скенце, - она повесила трубку.
  - Что случилось, досточтимая? - нахмурился маг.
  - Звонила Арицея. Ты знаешь, в России есть такой Розовый Камень?
  - Не припоминаю.
  - Это малоизвестное древнее капище, посвящённое Вите и Неозое. Тамошние сёстры ордена не избалованы святынями и посещают это место, проводят там гимнопения.
  - Да? И что же?
  - Вчера вокруг него обнаружили дикорастущие и распустившиеся розы. Представляешь, посреди снегов и льдов? - задумчиво вымолвила она и, тут же, словно очнувшись, сказала - Завтра мы устраиваем Совет в Скенце - собери магистрат.
  
  *****
  
  Циппиох, отбившись от докучавших ему муафалей, спешил к фйорм-муафаль. Скандал с третьим, римским силентиумом кипел всё также яростно, давая обильную пену пересудов и угроз в адрес магистратуры. Муафалям-смутьянам, во главе с Барго Кассом и Селлио Свенцца на фоне произошедшего, легко удалось настроить большинство клановых глав против магистрата и сплотить их. Месяц, в течение которого магистрат, "благодаря" Ильзат, отказывал в созыве Совета, лишь усугубил ситуацию. Семь муафалей в открытую говорили о своём намерении выйти из Нарсгоны, остальные не выражали своих мыслей так явно, но заявляли о понимании такого шага.
  Когда Совет уже было, собрался, происшествие с Ивэном отвлекло внимание Ильзат, и Бха был вынужден перенести заседание, что вызвало бурю негодования. Поскольку стараниями придворных всезнаек причина занятости княгини не могла остаться тайной, главной обсуждаемой фигурой стал "дорого доставшийся ордену проходимец Крэй".
  Те, кто питал к нему особую неприязнь, предложили лишить его эпитет "Нарсгонского Сокровища" и не признавать клановым супреатом. Афроника, сестра Ормы Гром заявила, что внимание владычицы к этому мальчишке не только избыточно, но и преступно, чем повергла в молчание даже самых активных критиков магистрата. Такое обвинение могло стоить вечного существования. Афроника была разражена тем, что её сестра высказывалась об Ивэне с какой-то неестественной теплотой, которую можно было принять за "скотскую" любовь, не будь Орма истинной тэули. Афроника винила в этом "сопляка Крэя", его пагубное влияние на самых именитых представителей таурианского мира.
  Марина Ладербрём, представлявшая Иллиуров, вместо раненого при покушении в Лондоне и доставленного в Меган Гильфиона, призывала всех к спокойствию и умеренности в выражениях. Тем не менее, она поддерживала идею Касса и Свенцца об отмене режима Пиньо-Латта.
  Сэр Джаред Орсби отзывался обо всём очень осторожно и туманно - влиятельного британского протектора донимали вопросами поминутно. Единственно - он недвусмысленно и резко осудил скороспелые заявления некоторых о выходе из Нарсгоны. Кроме того, он заявил, что Нарсгона таки взяла немалую компенсацию у Жизни за свой ущерб и осуществила ещё нечто, что заслуживает внимания, но он якобы не уполномочен сообщать об этом до времени.
  Магистр Озехэм, исходил все углы своих покоев, отказывая во встречах даже чиновникам магистерской канцелярии. Он размышлял над тем, какую позицию принять ему. О своём посещении Прукса он благоразумно помалкивал, ибо таури, мягко говоря, недолюбливали жадных и завистливых магов-крахоборов, и особенно коупхов, не щадивших таури в равной степени с живыми созданиями.
  Его расследование в меганских подземельях ни к чему конкретному не привели. Старый хитрец, Гурга, повинуясь воле Ильзат, провёл Бха в подземелья через бреши и провалы в кладке замковых строений. За многими ветхими домами Мегана и под ними, можно было обнаружить зияющие дыры, словно пасти невиданных чудищ, темнеющие глубокой тьмой. Бха побывал в высоком зале, где находился охраняемый истуканами-болкхами мост. Изумлению некрокса не было предела. Он все ходил вокруг них, странно пощёлкивая длинными пальцами, и удивлялся, что они таки сохранились, и очень расстраивался тому, что Гурга повредил им "быстрые" глаза. Но Гурга взывал к необходимости самозащиты - о вкладе Ивэна в победу над зологлинянными изваяниями он умолчал, как умолчал и Хозяине. В зал Тьмы, за стрельчатой аркадой Бха пока войти не решился, почуяв нечто непонятное и неприязненное. Разберёмся после, думал он.
  Итак, рядом с мальчишкой, с момента его появления в Мегане, происходили странные вещи, объяснение которым явно лежало за пределами обыденных явлений. Попахивало игрой могучих глэма или даже богов. Втягиваться в эти "забавы" без должной осведомлённости о сторонах игры было крайне опасно, как подсказывала его многовековая память. С другой стороны, по положению в Нарсгоне он не мог оставаться в стороне.
  Час Совета муафалей Запада пробил. Внешне бесстрастные тэули заняли свои места, тайком поглядывая друг на друга, как бы оценивая готовность к решительным действиям. На чрезвычайном Совете, по Уложению, присутствовали и магистры и даже, вопреки традиции, супреаты кланов. Таким образом, в зале собралось более двухсот таурианских глав.
  Открыл заседание совета Бхадрау.
  - Высокочтимые муафали, по настоянию двенадцати наших собратьев был созван этот Совет. В эти нелёгкие для всех таури времена, и вопреки отговорам магистрата, мы вынуждены подчиниться закону, отвлечься от дел и предоставить уважаемым главам уважаемых кланов слово, на которое они, несомненно, имеют право. Думаю, не ошибусь и никого не оскорблю, если скажу, что первым по доблести и древности, из подписавших ноту о Созыве, будет глава Алых Клыков, Селлио Свэнцца. Ему и предоставим слово.
  - Благодарю тебя, монселар Озехэм за оказанную честь. Однако я не вижу нашей владычицы - где она, господа магистры? Разве не должно ей возглавлять нас в делах и совещаниях?
  - Фйорм-муафаль присоединится к Совету в скорости. Прошу тебя, благородный Селлио, продолжай, - прогудел Бха.
  Усевшись в магистерское кресло, он написал на бумаге, на роминассэ:
  "Они ещё не чувствуют себя уверенными. До любых голосований их надо расколоть, во что бы то ни стало. Нужно хвалить и возносить одних и пенять другим, монселары".
  Он передал записку Францу, тот Аффолиану, затем она перешла Циппиоху. Сэр Орсби присутствовал, как глава своего, хоть и вненарсгонского клана - он не мог голосовать и тем более сидеть в магистерском ряду. Он хотел бы знать, о чём написал сейчас Бха, но не мог этого.
  
  - В общем, - продолжил Свэнцца, - и об этом речь тоже. Мы обижены невниманием нашей госпожи.
  
   В зале послышался одобрительный шёпот.
  
  - Но главное, что подвигло нас на созыв Совета - это неприемлемая ситуация с режимом Пиньо-Латта. В течение нескольких месяцев пали три крупнейших силентиума. Погибли тысячи наших собратьев. Магистрат же не удосужился нас даже осведомить о причинах внезапной уязвимости этих покоев, простоявших в недосягаемости пятьсот лет, и не предпринял никаких мер по их защите. Такого катастрофического поражения Нарсгона не знала за более чем тридцать пять веков своего существования! У моих подданных, равно как и у моих собратьев-муафалей есть все основания подозревать магистрат в беспомощности. Мы также находим, что положения режима покоя Пиньо-Латта безнадёжно устарели и не отвечают нынешним временам. Мы желаем, чтобы магистрат и великая муафаль пересмотрели установления полутысячелетней давности и повернулись лицом к таури.
  
  На это раз шёпот перешёл в гулкий гомон. Доблестные насргонские рыцари, "хозяева анорных душ" явно были расположены к идеям Свэнцца. Давно расположены.
  С места встал Циппиох.
  
  - Тихо! - вскричал он и, дождавшись тишины, продолжил. - Положения меморандума Пиньо-Латта действуют, как заметил, наш высокочтимый Свэнцца, более пятисот лет. Наверное, это не случайно. Наверное, о чём-то мудрые Пиньо и Латт думали, создавая этот режим. Наверное, чем-то мы все его заслужили. Память многих здесь, по молодости лет, не хранит причин этого режима. Повторять меморандум целиком я, конечно, не стану, но некоторые строки приведу:
  "Неумеренности нашей в новообращении, платой будет Ограничение. Чрезмерным деяниям нашим, уздой будет Покой.
  Не бывать хищнику в большем раздолье, чем может дать ему его добыча. Мы не сеем, не жнём, не правим пастьбой, а потому природой нашей уделены на то пропитание, что само по себе нарождается и в малости пребывает. Но ни кровавым раздором меж собой, ни дрязгами, недостойными анорного благородства не пристало таури оспаривать лакомые куски равного, а уступкой и самоограничением пребывать в согласии должно".
  Когда-то мы поставили самих себя на грань междоусобия, деля стада потучнее. Размножились до невиданного числа и схлестнулись, на потеху Жизнесиянию и прочим ненавистникам. Что ж вы, долговечники, молчите? Те, кто помнит, что же не скажете?
  - Всё ведь верно говорит монселар Теранос, - отозвался с рядов Барго Касс. - Только ведь скот на месте не стоял всё это время. Он плодился и множился. Что сейчас нас заставляет держать от трети до двух третей нюктов и тэули в двадцатилетнем покое? Чего мы тревожимся?
  - Я отвечу тебе, Барго, - отозвался Циппиох. - Согласно режиму каждый нюкт или тэули имеет право на добычу раз в шестьдесят дней, хотя мог бы потерпеть и более того. Сейчас в Европе около семидесяти тысяч нюктов и тэули. Итого в год, по чистому расчёту, выходит около полумиллиона погибших. Вряд ли это останется незамеченным тертас. Но и это не самое главное. Многие тэули, и особенно нюкты, не придерживаются этого ограничения, таким образом, число жертв вдвое или даже втрое больше, уже сейчас. Все мы знаем об этом, но не произносим вслух. Есть и другие нарушения режима, а именно, самовольные новообращения, в результате - новые нюкты и чедли, требующие новой добычи. Рейдмейстерство Наргоны сообщает и о полуукушениях, когда добыча не умерщвляется, а только частью иссушается. Когда действовал Первый режим все думали, что это позволит, не убивая, но сохраняя скот, нормально питаться. Но, как оказалось, укушенные жертвы становятся невменяемыми и никем неконтролируемыми чедле, и без поддержки своего хозяина всё равно погибают в течение трёх-шести лет. Так мы только приумножаем гибель тертас, себе в убыток и рискуем быть обнаруженными.
  Я думаю, что большинству всё это хорошо понятно. Почему же мы возвращаемся к этому вновь?
  - Наверное, потому, монселар, - ответил Свэнцца, - что режим лишает наших братьев возможности обороняться, когда каллимертские бандиты крушат их сосуды покоя. Новообращения происходят вынужденно, ибо многие кланы совершенно умалились числом, их ряды прорежены каллимертскими одельёнами. Пока Нарсгона не слишком удачно нас защищает. Как мы поняли, магистрат ждёт, пока таури будут истреблены до известного предела и находим это крайне оскорбительным и жестоким. Если магистрат не пересмотрит свои установления, мы будем вынуждены заявить о выходе из ордена. Это не желание, но необходимость.
  - Если бы не Нарсгона, Свэннца, ты бы, из-за добычи, перерезал здесь добрую четверть своих собратьев, - послышался позади голос Ильзат.
  
  Все обернулись. К ним, медленно ступая по алой дорожке, приближалась великая муафаль. Свэнцца почтительно склонился пред ней, магистры и остальные встали. Позади неё шёл Ивэн, силящийся выглядеть гордо, с вызовом. Он был ещё бледен, аура его была рыхлой, колеблющейся и почти бесцветной.
  Ильзат взошла на ступенчатое возвышение, предназначенное для неё, и присела в магистерское кресло. Ивэну она указало место на ступеньку ниже, где был поставлен роскошный резной стул.
  В зале послышался ропот. Недовольство было адресовано, конечно же, Ивэну.
  
  - Ты, арузион Селлио, многим обязан Нарсгоне, - холодно продолжила Ильзат. - Однако таури из уважения к тебе припоминают только твои заслуги перед орденом. Ну, коль сейчас ты решил свести счёты с обласкавшей тебя некогда корпорацией я тоже не стану миндальничать. Клан Алых Клыков всегда находился на особом счету в виду твоих давних заслуг. Ты никогда не отдавал в Отряды Сумерек и половины должной тебе квоты воинов. Ты, желая прослыть великодушным и щедрым патер патронус среди своих подданных, десятки раз занимал у орденской казны немалые суммы, вместо того, чтобы пополнять её, как все остальные. Охотничьи территории, на которые ты негласно предъявил права, затрагивают интересы ещё четырёх кланов. Ты оказывал давление на местных епископов и Епископат с целью получить эти лакомые куски и для других целей. Неужели ты думал, что мне, твоей владычице, всё это неизвестно?
  Известно, и хорошо. Как известны и твои тайные притязания на пост шеф-капитана Ставки Сумерек, который по праву занимает доблестный Афиурн Гиэрн.
  
  В зале воцарилась гробовая тишина. Муафали успели отвыкнуть от строгости Ильзат и никак не ожидали такой отповеди. Селлио Свэнцца буравил Ильзат тяжёлым взглядом исподлобья.
  
  - Вы, - сказала Ильзат, обращаясь к собравшимся, - благородные муафали! Неужели вам мало того, что имеете ныне?! Ваши дома превратились во дворцы, ваши шарьезы полны эмпатье, которые многие превратили в храмы изошрённейшего разврата. Вы жалуетесь?! Вы хотите отмены ненавистного режима?! Вы хотите оставить Нарсгону?!
  Нарсгона - это союз равных: и в праве голоса, и в долге перед всеми таури. Держать насильно в ордене никто не станет. Однако помните, что как только тот или иной клан отложится от Нарсгоны, он станет защищаться от каллимертов сам. А если его интересы войдут в противоречие с нарсгонскими, то и здесь ему не будет пощады.
  - Я поражён моя госпожа! - хрипло сказал Свэнцца. - Впервые я слышу, чтобы вы говорили на Совете равных языком угроз и обличений.
  - Значит, время пришло, Свэнцца, - улыбнувшись, ответила Ильзат. - И это не угрозы - я хотела лишь, чтобы каждый принявший решение о выходе отдавал себе отчёт о последствиях.
  - Забудем об этом, - рявкнул Селлио. - Выход из ордена сулит беды, как изволила напомнить нам твоя милость. Мы не можем влиять и на дела ордена. Так что нам остаётся? Где союз равных?
  
  Зал загудел.
  
  - Чего ты хочешь, Селлио? - спросил его Бха. - Ты со своими территориями и интригами вполне доволен положением и тебе не нужна никакая свободная охота. Это всё лукавая маска. Твои таури пребывают в покое в меганском силентиуме. Они в безопасности. Может, тебе нужен магистерский пост?
  - Мне не нужны посты, но мне и не нужен такой магистрат, - прорычал муафаль. - Её милость уже несколько месяцев не принимает важных решений; ни Отряды Сумерек, ни Рейдмейстерство оказались неспособны защитить силентиумы. Зачем мне нужна такая организация?
  
  Свэннца повернулся к членам Совета.
  
  - Но вы правы, магистры - союз таури необходим, только не такой, каким стала сегодня Нарсгона. Так может, нам просто не повезло иметь такой магистрат? Может нам стоит переизбрать его и поставить тех, кто способен справиться с каллимертами и править нами справедливо? Так давайте созывать Собор Сумерек, братья!
  - Высокочтимый, - вступил Франц Д"Ольён. - Вы призываете к бунту, я правильно понял?
  - Почему же? - подал голос Касс. - Муафаль Свэнцца призывает к законному переизбранию магистрата.
  - Вы давали присягу... - начал было Афиурн.
  - Мы присягали Нарсгоне, а не магистрату! - перебил его Свэнцца.
  - Позвольте мне, - встал со своего места Орсби.
  
  Ильзат с тревогой посмотрела на своего протеже.
  
  - Говори, сэр Джаред, - сказала Ильзат.
  - Я думаю, что ни у кого нет сомнений, что Нарсгона должна остаться целостной корпорацией. Для некоторых, конечно, есть соблазн стать большим сувереном, чем он есть сейчас, но это частные безответственные вожделения, а не интересы всех таури. Эти местники не могут смириться с законом, ибо у них есть сила, а сила позволяет им больше, чем может дать закон. Они хотят территорий тех, кто послабее, но Нарсгона не даёт им этого сделать. Они желают быть первыми в своих уделах, и не заботиться о бедах себе подобных, но Нарсгона требует с них исполнения долга перед всеми таури Запада. Нарсгона - это ключ к нашей силе здесь. Мы сможем выстоять против натиска Круга Света только в единстве.
  Наши внутренние трения связаны с падением силентиумов, гибелью наших братьев и недовольством режимом Пиньо-Латта. Необходимость режима объяснил Циппиох. Падение силентиумов было результатом хитроумного заговора, не все действующие лица которого нам известны. Есть подозрение, что среди нас есть предатели.
  
  Муафали загомонили, тайком поглядывая друг на друга.
  
  - В Европе стали модны идеи свободной охоты, - продолжил сэр Джаред, - Это привело к тому, что появились многочисленные, дикие, малоуправляемые банды нюктов и чедлей, которым законы Нарсгоны нипочём. Оспаривая добычу и территории, они убивают нарсгонских нюктов и тэули, нападая внезапно, не утруждая себя правилами чести и достоинства, принципами благородства. Часто их услугами тайком пользуются некоторые муафали в своих междоусобиях с соседями. Наносят удары друг другу исподтишка, чужими руками, что отвратительно. Поэтому мы не можем позволить стихийное существование этих таури. Незаконно новообращённые подлежат казни.
  Но есть и ещё более опасные наши соплеменники. Это те, кто пытается организовать эту дикую массу и направлять её против Нарсгоны. Нам удалось схватить самого влиятельного из них. Он известен, как Чёрная Звезда. Имя, данное ему при консурменции - Доминэль Филагор. Он арестован мной в Лондоне, вскоре после покушения на Гильфиона Леаноса. Очевидно, что он причастен к этому покушению.
  Он доставлен в Меган и вскоре предстанет перед судом Епископата. За этим, безусловно одарённым таури, стояли три тысячи незаконно обращённых чедлей и нюктов. От его рук погибли десятки, а может быть и сотни наших собратьев. Не исключаю, что он выполнял заказы для Жизнесияния и Круга Света. А вы говорите отменить режим! Образумьтесь! Сколько таких ублюдков, как Филагор ещё носит земля?! Сколько из них нарекут себя благородными вождями Свободной Охоты, и будут истреблять ваших подданных?! И кто будет им противостоять, как не Нарсгона?!
  
  Орсби замолчал. Тишина в зале нарушилась через минуту. Робкие одобрительные шёпоты постепенно нарастали, став, через некоторое время, громкими возгласами. Свэнцца недовольно оглядел членов Совета.
  
  - Хорошо, - сказал Селлио. - Твое протекторское превосходительство убедило нас в необходимости режима и сохранении власти Нарсгоны. Будем надеяться, что орден оправдает своё предназначение в борьбе и с Жизнесиянием. Однако, я не нахожу никаких препятствий для усиления нашего магистрата. Предлагаю ввести в магистрат ещё трех магистров: Барго Касса, Тивия Леверке и... Кстати, а почему столь славный тэули, как сэр Джаред ещё не магистр? Все мы знаем, что он пользуется исключительным уважением в ордене.
  - Я не член Нарсгоны, - ответил Орсби, - но служу ей.
  - Вот именно!- подхватил Свэнцца. - Если её милость считает, что ты, сэр Орсби, можешь выполнять обязанности протектора Британии, то почему не магистра? Я прав, владычица?
  
  Орсби посмотрел на Ильзат - она тяжелым взглядом буравила его.
  
  - Назначить протектора, епископа или советника может первый магистр, - медленно и равнодушно проговорила она, - с одобрения Высокого магистрата. Утвердить магистра может только Собор Сумерек по представлению магистрата или Совета муафалей. Но время ли сейчас для соборов?
  - Как не время? Самое оно, - ласково улыбнулся Свэнцца.
  - Мне показалось, Свэнцца, - сказала Ильзат, немного подавшись вперёд, - мне показалось, что ты выражаешь недоверие не магистрату, а лично мне.
  
  Селлио бросил на неё вызывающий взгляд. Зал замер.
  
  - Я лишь недоволен...
  
  Он осёкся и посмотрел на Ивэна
  
  - Чем ты недоволен, арузион? - с нажимом спросила Ильзат, почувствовав раздражение от этого взгляда.
  - Твой эмпатье, владычица, - сказал Свэнца, переведя взгляд на неё. - Он занимает слишком много твоего времени, а его супреатское достоинство в неанорном виде оскорбительно для многих... мы считаем.
  - Мы?! - делано удивилась Ильзат. - Значит, этим недовольны многие?
  
   Она оглядела зал.
  
  - Что ж, если юноша так встал вам всем поперёк горла, то ради целостности Нарсгоны и сохранения моей частной жизни, я слагаю с себя обязанности первого магистра Нарсгоны в пользу достойнейшего и менее занятого частными делами, какового вы и определите на соборе.
  
  Зал охнул. Магистры открыли рты от удивления.
  Свэнцца попятился, чувствуя, что всё пошло совсем не так, как он этого хотел.
  
  - Что ты, владычица?! - вымолвил, таращась на неё Свэнцца. - Никогда...никогда...
  - Твоя милость! - встал с места Циппиох. - Что ты такое говоришь?
  - Моя госпожа, - обернулся к ней Ивэн. - Что вы делаете?!
  - Не надо думать, - глухо сказала Ильзат, - что моё решение сиюминутно. Я долго размышляла над тем, как мне совместить интересы одной таурианской корпорации с интересами всей Аноры и мои личными, и не нашла лучшего способа, чем этот. Власть стала слишком тяжела для меня, я решила немного её поубавить.
  Ваши руки теперь развязаны, и вы можете управлять собой так, как вам вздумается. В конце концов, я и таури-то лишь наполовину. Я займусь делами, которые лежат за пределами вашего понимания - их ещё вдоволь. И у меня ещё достанет власти, я не в обиде на вас.
  За мной остаётся титул фйорм-муафаль всех таури Запада, хранительницы Мегана и реликвий Западного Мирхатуса, и, что ещё более важно, сан верховного жреца Векры и архипримара Меганской храмовой области.
  - Подожди, твоя милость, - начал было Бха, но Ильзат не слушала его.
  - Убытки Нарсгоны от моего самоустранения, - продолжала она, не обращая внимания на останавливающие жесты и громкий шёпот изумления в зале, - я постараюсь возместить, но не в ущерб другим моим делам и обязанностям. Как правитель Мегана я дозволяю ордену Сумерек находиться на территории замка и иметь здесь штаб-квартиру. Меганский силентиум не изменит своего назначения, и будет принимать на сменный покой тех, кому будет определено Нарсгоной.
  Поскольку все вы остаетесь моими подданными и, одновременно, членами Нарсгоны княжеская, орденская и замковая казна будут разделены. Шабралахатский дворец принадлежит либо моргаулу, либо наместнику-хранителю, то есть мне, так что вам придётся покинуть его.
  Надеюсь, Нарсгона не станет препятствовать найму охраны Мегана из числа своих членов. Я готова оплатить и услуги ордена по охране замкограда, чтобы не заниматься поличным наймом. Сюда также, в полном числе, будут призваны мои кланы Акопос и Танатос, а при необходимости нам окажет поддержку орден Анзуби, возглавляемый моим братом, Кувладаром.
  Поскольку я свободна теперь от оков моей магистерской власти, я завещаю, на случай моей гибели, свой муафальский титул и средства Ивэну Крэю. Кроме того, я назначаю Ивэна своим светским соправителем в Мегане и области, то есть Управляющим Кастеляном и Ключехранителем Мегана. Прости, Циппиох, но такова моя воля.
  Все, кто имел духовные звания, должности или сан, остаются при них - я не потеряла к ним доверия.
  Все письма и прошения передавайте моему старому секретарю, Фэллону. Я ему предложила эту должность вновь, и он остаётся со мной.
  На этом всё, благородные муафали. Благодарю вас за то, что доверяли мне всё это время.
  Возражений моей воле я не приму, моё решение окончательно. Для того чтобы не дать вам втянуть меня в бессмысленные разговоры, я покидаю Совет немедленно. Суапреате Ивэн, ты можешь остаться, замещая меня - кланы Акопос и Танатос пока ещё ведь в составе Нарсгоны.
  
  На Ивэна устремилась пара сотен глаз - непонимающих, любопытствующих, ненавидящих, презирающих. Парня как будто придавило чем-то мягким, но очень тяжёлым. Он сглотнул и сказал:
  
  - Вряд ли я буду сегодня более желанным гостем, чем ранее, - он старался говорить громко и уверенно, но выходило среднепаршиво - Я предпочту последовать за моей госпожой.
  - Быть посему, - сказала Ильзат, вставая с места.
  
   Она поклонилась Совету и направилась к выходу. Ивэн также поклонился муафалям, затем магистрату и устремился за меганской правительницей.
  
  *****
  
   Он укрылись в Верхнем Тронном Чертоге. Это не столь внушительное, как Зал Советов, но тоже довольно просторное помещение расположилось на самом верху, над стеклянной крышей Шабралахата. Оно имело круглую форму и укрывалось под металлическим каркасом-куполом со вставками из бледного сине-зелёного стекла. Удерживающий стёкла каркас шипастыми ветвями сплетался над головами своих прибежчиков, хищно выставляя длинные мечевидные листья и матово-белые воронковидные цветы, напоминающие дурман.
   По краю подкупольного чертога высились редкие тёмно-вишнёвые колонны, на которых купол и покоился. Меж ними расположились высокие широкогорлые вазы из двухслойного черно-белого стекла, с резьбой наподобие камеи. Основания ваз были охвачены золотыми и серебряными рельефными оковами, изображающими сцены бытия некроксов, таури и людей.
  В вазах покоились связки камыша, какого-то золотистого метельчатого растения и бордовые цветы на длинном стебле, украшенные золотыми и серебряными нитями в своём торжественном растительном загробии.
  Ильзат улыбалась и даже что-то напевала себе под нос. Её эмпатизм уже вовсе не проходил, но только сейчас Ивэн осознал, что Ильзат не тронулась рассудком, как многим казалось.
  Она очеловечилась. Её наполнили эмоции, с которыми она, с непривычки, не силах была совладать поначалу. Сейчас она чем-то напомнила Ивэну его мать, но он не забывал кто перед ним.
  Если эмоции нюктов сводились к нехитрым удовольствию-неудовольствию, любопытству, тревоге, злобной раздражительности, смешливой радости, чаще всего, тоске; были "стёртыми" и могли длиться не более минутного приступа, то тэули были одарены куда как богаче. Впрочем, и их эмоциональная сила не могла долго обходиться без подпитки сеансами эмпатии. Эмоции, для утративших их давным-давно тэули, были вроде драгоценных красок и тканей, которыми они украшали своё заиндевелое анорное существование.
  Ильзат присела на роскошный трон-диван, драпированный, как и отдельные окна-стены, синим с фиолетовым отливом шелком. Она явно не была расстроена произошедшим, чем повергала Ивэна в недоумение.
  
  - Мадам, вы уверены, что поступили верно, - вкрадчиво спросил Ивэн.
  - Более чем, - улыбаясь, ответила она. - Пойми, они потеряли почти всё, а я - лишь освободилась от уз уставов и уложений, повседневной маеты, бумаг, совещаний и докладов. И самое главное, я отомстила наглецам-заговорщикам, которые осмелились выступить против меня в открытую. Свэнцца теперь не поздоровится - что ни говори, моё отложение будут связывать именно с ним, Кассом и другими мерзавцами. Их недовольству не будет предела - они ведь, кроме прочего, лишатся более трети казённых поступлений.
  И главное - Совет совершенно забыл об отмене Пиньо-Латта и расколе и будет занят разбирательством случившегося ещё несколько дней. Будут искать виновных в моей отставке, припоминать друг другу старые обиды, а кто-то, пользуясь моим уходом, будет пытаться провести своих доверенных лиц в магистрат или магистратские канцелярии.
  - Вы не боитесь остаться одна, в окружении ненавистников?
  - Одна?! Ну, нет, я еще долго буду терпеть поток посетителей, да поболее обычного. Ко мне потянутся просители и лизоблюды, чтобы засвидетельствовать своё почтение хозяйке Мегана. Не все поняли этот мой шаг и, скорее будут думать, что это хитрая уловка с моей стороны, с целью выявить заговор или что-то в этом роде. Пускай тревожатся.
  А те, кто был верен мне, верны и останутся - в Нарсгоне или вне нее. Лишь истинные враги или осторожные; те, кто понял, что для меня это было скорее укреплением, чем ослаблением постараются пока не выступать. Обождут немного, затаятся.
  - Вы говорите укреплением? - спросил Ивэн.
  - Конечно! Ведь это не их руки я развязала, а свои, - Ильзат захохотала. - Большинство ведь не знают чего от меня теперь ждать - это мой козырь. Я осталась при своих интересах. И меня сейчас нельзя обвинить в невнимании к делам ордена, а моё частное бытие не подлежит критике, только пересудам.
  - Иной раз пересуды опаснее открытого противостояния, - возразил Ивэн.
  - Слова государственного мужа, - хохотнула Ильзат. - Всё верно, и поэтому я всех выгнала прочь, из Шабралахата. Однако, и это не спасение от досужих языков. Но истинный правитель может свести эти сорочьи труды на нет сделав, что либо приятное многим и сразу. Тогда облагодеянные и симпатизирующие сами заткнут глотки сплетникам.
  - Например, что можно сделать?
  - Ну, прежде всего, следует задобрить воинов меганского караула и дружины. Они нам нужней клановых и магистерских пустобрёхов. Сейчас зима, время трудное. А ну-ка, господин Управляющий Кастелян, распорядитесь-ка, лично, выдать всем несущим караульную службу бензиновые грелки, - Ильзат захохотала вновь.
  
  Ивэн сперва немного растерялся, а затем расхохотался вместе с ней. Упокоившись, он спросил:
  
  - Вы думаете, подействует, миледи?
  - Это очень экономно с казённой точки зрения, но мелочи всегда ценятся. Порой больше, чем роскошные подношения. От них веет неискренностью и подхалимажем. Позже мы можем оборудовать несколько заброшенных домов, находящихся в собственности Мегана для развлечений сменившегося караула. Я не знаю, почему Циппиох до сих пор этого не сделал. Я, знаешь ли, мало вмешивалась в его хозяйственные обязанности.
  - Какие развлечения? - чуть прищурясь, спросил Ивэн.
  - Да любые! - весело ответила Ильзат. - Таури не потеряли интерес к играм, и, к тому же, в подземельях томятся около двух сотен невостребованных тертас. Можем устроить что-то вроде гарнизонного шарьеза. Далеко не у всех тэули, есть средства содержать Цепи Блаженства.
  - Фу, - скривился Ивэн. - Как портовый кабак со шлюхами.
  - Ишь, каков чистюля! - качая головой и улыбаясь сказала она, и тут же, внезапно строго заметила, - Тебе пора уже придти в себя, Ивэн. Да, здесь люди находятся на положении игрушек. Более того, здесь убивают людей. Такова природа таури. Много ли ты рыдал над бифштексом или печёной индейкой? Мир таури ничем не кровожаднее мира людей, только вы на ступень ниже, в пищевой пирамиде, как говорят ваши умники-учёные. Я видела этот мир в самые разные его времена, и никогда не испытывала симпатии к людям, хотя сама наполовину была когда-то человеком. Ты теперь человек долга... И, кстати, мой эмпатье.
  
  Она снова рассмеялась. Ивэну стало дурно от её слов, и он плюхнулся на резной золоченый стул, стоявший рядом.
  
  - Я не понимаю - зачем вы меня так вознесли? - спросил он тихо, после некоторых раздумий.
  - Это для того, чтобы ты поскорее пришёл к пониманию своей значимости. Ведь пока ты себя считаешь жертвой обстоятельств. А это не так. Выбор пал на тебя - это верно, но стать жертвой ты решил сам. Теперь перед тобой новый этап - стать героем, лидером, творцом обстоятельств, а не их жертвой. Я не стану тебе помогать или мешать, да и обязанности у тебя не шибко хитрые.
  - Но я даже не представляю, что должен делать, - развёл руками Ивэн.
  - Не волнуйся. В твоём ведомстве служат чуть более двух сотен существ - они отлично знают своё дело, без всяких напоминаний. В каждом ярусе Мегана, есть старший, или ярусный, кастелян. Они будут тебе ежедневно докладывать о том, что творится в замке. Это касается запасов топлива, провианта; содержания тертас, принадлежащих Мегану; торговых дел замкограда.
  - И всё? - бросил недоверчивый взгляд парень.
  - Ну-у, - затянула Ильзат, вскинув брови и закатив глаза. - Также ты должен будешь, время от времени решать проблемы территорий - часто соседи не сходятся десятилетиями в своих межевых спорах. Чем выше ярус, тем меньше хлопот у тебя будет - там живут господа, предпочитающие не выносить сор из своих благородных домов. Да успокойся ты - сейчас в Мегане почти никого нет, может тысяч пять всех голов: таури, людей, цернимортов. К наступлению Зимы Эфира у тебя будет дел побольше, но я советую тебе больше доверять своим подчинённым. Да и когда она ещё будет, Зима эта.
  - Вы сказали, что я должен буду решать споры? - недоверчиво спросил Ивэн. - Это значит, что я буду кем-то вроде судьи?
  - Ну да, - ответила Ильзат. - Так, мелкие вопросы, споры по имуществу, склоки на рынках, кража замкового или частного имущества. Это административные дела и они подсудны светским властям. Тебе будет подчиняться патрулирующая стража, но не дружина замковой обороны. У неё свой капитан. Возможно, им останется Афиурн - он занимал этот пост до сих пор. Пока не знаю, кто это будет. Решу, когда всё уляжется.
  - А если произойдёт что-то и ряда вон? Что-то я не чувствую в себе достаточно сил и ума.
  - Ты проходил у Гурги пантеоны божеств?
  - Ну?
  - В Тёмном архипантеоне кроме Стихий Смерти, какой ещё?
  - Безумия и Эмоций.
  - Верно. Многим кажется странным, что безумие роднится с чувствами, переживаниями, а на самом деле они чистый яд для рассудка. Вот и у тебя сейчас страх парализует разум. Прекрати дрожать!
  По серьёзным происшествиям и преступлениям решение принимает жреческая коллегия Мегана и я, как архиинис. Бояться судить не надо, суди по совести и уму, которого у тебя вдоволь, хотя он и подавлен. Наказывай сурово - здесь это уважается.
  В Мегане было много правителей и законов, но главный закон - это слово нынешнего господина. В разборе дел, здесь всё куда проще, чем у современных людей с их условностями равенства, которое никогда не имело места.
  Да и к тому же, скорее всего, тебе и не придётся разбирать никаких дел. Ярусные кастеляны утрясут все трудности ещё до тебя. Так что, не волнуйся и занимайся себе учёбой. Для дремлющих меганских дел ты понадобишься лишь на пару-тройку часов в день.
  
  Ивэн не слишком верил успокоениям Ильзат, но паника всё же отступила.
  
  - А что с эрфангуаром Гургой? - спросил Ивэн.
  - Я сильно ошибалась на его счёт, - с некоторой досадой, ответила Ильзат. - Уцелевший Свияр рассказал мне, что это благодаря ему, вы продержались так долго, да и Поль молодец. Впрочем, почему Прукс не убил вас остаётся загадкой. Я была в бешенстве, когда узнала о случившемся, но потом новости о твоём выздоровлении меня смягчили. Никогда больше не шатайся по Мегану и предместью без Гурги или кого-то, кто знает про здешние гибельные места. Слышись?!
  - Да, госпожа, - ответил Ивэн, потупив взгляд.
  
  Ильзат смягчилась.
  
  - Я решила вознаградить Хамзуфаила, - сказала она, после короткой паузы.
  - Правда?! Здорово, - зашёлся радостью Ивэн. - Как же?
  - С уходом с поста великого магистра Нарсгоны у меня не стало советника по магии, им назначен Гурга. Фэллон должен был нарочным отправить мой субдикцит на 6-ю Ветреную улицу. Он принят на недурное жалование и ему предоставлена мастерская в Шабралахате. Хотя думаю, этот старый упрямец не пожелает сменить свою занюханную лачугу, на здешние условия.
  - О да, - улыбаясь во весь рот, подтвердил Ивэн. - Эрфангуар большой упрямец и ворчун.
  - Я заметила, - сказала Ильзат и хмыкнула. - Он умчался к себе, как только пришёл в себя. На редкость быстро очнулся, после такого удара, надо сказать. Над тобой ещё чего-то там поколдовал, но мне эти чары незнакомы. Что-то в этом Гурге странное и знакомое, но что - я понять не могу.
  - Теперь учитель будет гоголем ходить, - улыбался Ивэн. - После стольких лет забвения он служит Шабралахату и Мегану! Подумать только!
  - Да, уж, - подтвердила стряхнувшая какие-то думы, княгиня. - Совет магов Мегана не сможет игнорировать факт его назначения. Как бы его недолюбливали Бха и в ордене Ворона, но из желания польстить мне они, скорее всего, пригласят его в Совет. Главное, чтобы он их не оскорбил каким-нибудь грубым отказом.
  - Я на него повлияю, - поспешил заверить её Ивэн.
  - Гляди как бы он сам на тебя не "повлиял", - сказала Ильзат улыбаясь. - Маг он неслабый, это точно.
  - Разве посмеет он обидеть Управляющего Кастеляна и меганского Ключехранителя, - деланно надулся Ивэн.
  
  Ильзат рассмеялась тихим скромным смехом, словно невинная молодка.
  
  - Входишь в роль замкового управителя? Ну, входи, входи. Давно пора.
  
  Ивэн рассмеялся.
  Они провели ещё около часа вместе, перемежая серьёзные темы шутками, пока их покой не нарушил низкое гудение, открывающейся тяжеленной двери в Тронный Чертог.
  Вошёл Фэллон.
  
  - Ваша милость, вот вы где! - воскликнул он и тут же поклонился им обоим. - Господин Кастелян примите мои поздравления!
  - Благодарю, господин секретарь, - учтиво ответил Ивэн.
  - Ваша милость, - залепетал Фэллон, - в приёмной Зёлёного Кабинета, вас ожидает депутация от Совета муафалей, но прежде просятся монселары Д"Ольён и Теранос.
  - Началось! - устало вымолвила Ильзат.
  
  Магическое музицирование
  
  День сменялся другим, и ничто уже не напоминало Ивэну о тех хлопотах, которые он имел в первые три месяца своего пребывания в замкограде.
  Он почти каждый день встречался с Люксоной и Полем, которого он перестал бояться после его самоотверженного заступничества в Заповеднике Несчастий. Нередко с ними прогуливался и наставник Поля, мэтр Аффолиан, которому Поль и Ивэн были обязаны своим существованием. Он нравился Ивэну, своей немногословностью, рассудительностью, своим музыкальным голосом и изысканными манерами.
  Иногда он показывал им фокусы, в которые привлекал, обитавших здесь во множестве, духов: золотистых минхе, пылающих сильфов и клочковатых туманных бьорме. Он заплетал их в самые чудесные фигуры - как подражающие реальным предметам, так и фантастические.
  Поль пробовал состязаться с Аффолианом и, если ему с лёгкостью удавалось подчинять духов, то в художественном вкусе он явно уступал наставнику. Он жутко злился, когда Ивэн и Люксона отворачиваясь, прыскали, потешаясь над его творчеством. В последствии, он даже в одобрительной улыбке видел насмешку. На Люксону он злился пуще всего, полагая, что это она, злопыхательница, порочит его перед всеми. На Ивэна он просто обижался и гневно умолкал. Однако приятелям ничего не стоило разговорить его вновь. Переменчивое настроение Поля было впору легендарным душевным колебаниям коупхов. Только он ещё был мрачнее тучи, а через минуту смеялся как ребёнок - чистым, беззастенчивым, заразительным смехом.
  Замковые обязанности, как и сказала Ильзат, действительно, не сильно осложняли жизнь Ивэна. Правление Замкограда, или Кастелянство располагалось в пятом ярусе Мегана, на Вечерней площади. Давно непосещаемое управляющими, - Циппиох предпочитал принимать доклады в Шабралахате - оно, тем не менее, содержалось в идеальном порядке.
  Это было крепкое, выложенное в основании из крупных каменных плит, двухэтажное строение. И снаружи и внутри была использована резьба по камню и лепнина, не такие роскошные как в Шабралахате, но производящие впечатление своим мастерством.
  Кастелянство было средоточием светской власти Мегана, доступной "головам", как здесь называли население, делая акцент на разумность. Сюда могло показаться простолюдье, незнатная нежить со своими жалобами и прошениями. Попасть в седьмой ярус, в Шабралахат было делом почти невозможным, правители общались с населением посредством своих ставленников - их собственные интересы лежали вне пределов Мегансы.
  Напротив, немного наискосок от Кастелянства, на той же площади расположилась, как её здесь называли, "Старая Нарсгона" - штаб-квартира ордена Сумерек из которой, век за веком, магистратские чиновники потихоньку перекочевывали в Шабралахат. Ныне он спешно приводился в порядок в связи с переездом из княжеского дворца.
  Ивэн ежедневно приезжал на службу либо в коляске, либо верхом на гвурсе (Артемас, Поль и Мареш, каждый в своей манере, обучили его верховой езде). Выглядел он заметно: всегда в сопровождении эскорта охраны, в плотном утеплённом одеянии темно-коричневого, почти черного цвета, сшитым наподобие камзола, и длинным алым шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи - знаки отличия и цвета кастелянской службы Мегана. Зимой Управляющий Кастелян обязан был носить шапку-пирожок из каракуля с притулённым серебряной уплощенной спицей, черным, с несколькими белыми пятнами, маховым пером какого-то пернатого хищника. В неофициальных случаях и в помещении он мог обходиться черным беретом с пятью серебряными звёздочками. Подданные Мегана должны были узнавать замкоправителя на службе и приветствовать его поклоном: тем ниже, чем меньше был ранг оказавшегося на пути. Поначалу Ивэна это смущало, но он вскоре привык и отвечал коротким кивком, улыбкой или поднятием руки.
  Ярусные кастеляны и начальник смены караула, или, как он здесь назывался, шверд, или швердбон (ромин. "шэивербант" - букв. "покой города") ежедневно являлись к десяти часам до полудня с докладом о вехах в жизни замка. "Вехи" были на редкость однообразны и ничтожны: кто-то из людей-слуг, напившись, опрокинул воз с углём или дровами; на склад привезли столько-то мер хлеба и мяса; в третьем ярусе продолжается ремонт пяти казённых зданий; а у гарнизонной бани (что-что, а таури блюли чистоту фанатично, опасаясь страшной постмортальной гнили - мЕргне) в очередной раз покосилась стена.
  Ивэну не приходилось отдавать распоряжения, требующие серьёзного приложения ума, было достаточно согласно кивнуть на предложения своих ярусных помощников. Впрочем, однажды, осведомившись у Вайшы, кастеляна первого яруса, о наличии свободных зданий пригодных для бань и получив положительный ответ, Ивэн распорядился срочно произвести там ремонт и переоборудование, а затем передать его в распоряжение гарнизона и всех желающих, кому останется место.
  Это распоряжение вызвало неудовольствие нового княжеского казначея, служившего недавно под началом Циппиоха. По уставу Казначей не подчинялся Кастеляну, но в пределах своей казённой статьи Ивэн мог распоряжаться по своему усмотрению, на что он немедленно и, впервые, резко указал зарвавшемуся счетоводу. После этого случая в среде работников Кастелянства, а позже, и в среди меганских обывателей об Ивэне уважительно зашептали, как о непримиримом и строгом управляющем, знающем цену своим решениям и не дающим спуску скупым казнадержцам.
  Сложнее всего Ивэну было принимать доклады о том, сколько людей-тертас, "детей недолгих слёз", проще говоря таурианской еды, помещено в богозы, читай камеры-загоны; сколько отпущено благородным таури на пропитание. Он попросил кастелянов ему не докладывать об этом и поступать по своему усмотрению. Впервые за много месяцев он ощутил острую неприязнь к вампирам и стал считать себя предателем человеческого рода. Жизнь казённых кармеш - рабов и слуг замка - могла быть им облегчена в силу кастелянской власти, но он не мог найти способ спасти тех, кому было назначено стать жертвой. Ночью он долго не мог сомкнуть глаз, ему чудились перекошенные ужасом, заплаканные лица людей: молодых, старых, совсем малых. Наверное, на скотобойнях работают не бессердечные люди, однако, и они привыкают к своей работе. Ивэн не мог привыкнуть к своей.
  Служащих в ведомстве Кастеляна оказалось больше, чем говорила (или думала) Ильзат. Те двести человек, о которых говорила княгиня, составляли, в основном, общескладскую службу; службу смотрителей сооружений и насаждений, к коим относились казённые здания, памятники, парки, ливневые водостоки, водосборники, фонтаны и фонтанные каскады, декоративные пруды и бассейны, пожарные резервуары, бани, мусоронакопители, казённые цехи и мануфактуры, площади, рынки и прочая, прочая.
  Отсюда возникала нужда в ещё семистах работниках - мусорожогах, чистильщиках стоков и резервуаров, кузнецах, банщиках, почтарях, строительных и ремонтных рабочих, уборщиках улиц, садовниках-озеленителях, пожарных и других.
  В зимнее время целые бригады сгребали горы снега к огромным межярусным снегоспускам, который, в конце концов, сваливали в ров под стенами Мегана. Очищались крыши казённых домов и некоторых частных, тех, за догляд которых платили временно убывшие из замка хозяева.
  Все это приводилось руками многочисленных кармеш и, как узнал Ивэн, "очнувшихся и созревших" зомби.
  "Очнувшимися" называли зомби, или амагров, как их здесь называли, вышедших из постанорного оцепенения. Их "родители" - маги-некроманты - держали тела умерших "неполной смертью" в особых растворах несколько недель, не открепляя дух, чтобы тело приобрело нужную "носкость" - стойкость к тлению и повреждениям, долголетие. Затем маги проводили не самую сложную консурменцию - "вживляли" анору. В течение ещё месяца-двух амагры напоминали сильно пьяных людей - с полузакрытыми, раскосившимися или закатившимися глазами, нечленораздельной речью, неуклюжими движениями. Они постоянно бесцельно блуждали, пытаясь обуздать ставшее непокорным тело; падали, заваливая то, за что успевали схватиться и, вообще, доставляли уйму хлопот в таком состоянии. Но через пару-тройку процедур консурментного ряда анора окончательно овладевала мёртвым телом и амагр "созревал", становясь управляемым и работоспособным. При необходимости, в считанные минуты можно было "поднять" и блиц-зомби, но век такого "скороспелка" был недолог.
  Вопреки прочтённому и увиденному в кино, Ивэн обнаружил, что зомби - вовсе не раскисшие, покрытые гнилью и наспех заштопанные тупые чучела, а почти неотличимые от человека существа со своим особым разумом и чувствами. Абсолютной чушью оказалось, что они, дескать, кидаются на живых людей с криком - "мозг, мозг!". Это были абсолютно вменяемые, человекоподобные существа с крайне бледной, почти синей, обескровленной кожей, обладавшие большой физической силой, выносливостью и сносным для, прямо таки скажем, ненаучной работы умом. Один амагр - потеха меганцев - даже слагал стихи, хотя, конечно, его стиль был "несколько необычен".
  Единственной проблемой амагров, особенно "молодых", была их нечувствительность - они постоянно наносили себе увечья, не будучи способны соизмерять свою силу с возможностями тела. Анора у амагров была иная, чем у таури - она плохо управляла восстанавливающими силами. Кулак нюкта или тэули шевелением воли мог обратиться в камень и становился страшным оружием, тела же амагров были относительно мягки и не обладали непроизвольной телесной магией. Конечно, в сравнении с человеком, сила амагров была впечатляюща, но здесь, в Мегане, они слыли одними из самых хлипких видов нежити. Этот "позор Аноры" не допускался в шестой и седьмой ярус Мегана, немного их было и в пятом. Благородные господа брезговали ими, предпочитая людей или других цернимортов, например анзубусов. Собственно, поэтому Ивэн и не видел никого из них до сих пор.
  Чтобы о них не говорила анорная аристократия, но амагры оказывались важным элементом замкового хозяйства.
  Ивэн только сейчас осознал, что в Шабралахате он, нисколько не удивляясь, пользовался горячей водой о природе горячести которой не помышлял. А секрет был прост и одновременно непостижим. В недрах седьмого яруса, под зданиями Жреческой Коллегии и Совета Магов, частично захватывая территории Силентиума Кнозотера и башни Шабхабатского собора разместился огромный водозапасник. Всю зиму и весну в него собирали талые, а всё лето и осень, дождевые воды. Некая абсолютно загадочная, магическая система очищала воду из водозапасника и затем она поступала в не менее магические котлы. Они были частью "Меганской Водогрейки", или Фульджэбы. Ивэн так и не понял, было ли оно живым, эфирным существом или механизмом - доступ к ней был преграждён гигантскими бронзовыми вратами с барельефами в форме невообразимых чудищ. Ключ от этих врат был только у магистра Бха. Вот сбор снегов и чистка водозапасника - самая грязная и трудная работа - было заботой служащих Ивэна.
  Важно было то, что Водогрейка не требовала топлива. Впрочем, её хватало лишь на три верхних яруса Мегана. Вода раздавалась только на районы высшей знати, прочие же создавали себе удобства сами - углём и дровами.
   Ильзат оставила за Бха должность смотрителя магических механизмов, несмотря на на настойчивые самовыдвижения магов из ордена Ворона и лиги гаэльсорнов Молот Индабекла*. Чародеи давно высказывали недовольство монополией Нарсгоны на уникальные меганские устройства, которые являлись достоянием всей Аноры, как они говорили. Узнав о выделении Мегана из-под влияния Сумерек, маги засуетились, настойчиво предлагая свои услуги, но Ильзат была непреклонна и оставила Бха при месте, чем польстила и Нарсгоне.
  (Индакбекл* - бог-ремесленник, Великий Мастер, покровитель металлургов, рудознатцев, механиков и прочих мастеров; джо-глэма из свиты Гептона, Белый архипантеон, пантеон Разума)
  Бха, вместе со своими доверенными механиками, и занимался огнезевой Фульджебой. Старый маг, Вырья Крикун, в человечность которого было трудно поверить, глянув на него раз, значился Главным Истопником. Этот сгорбленный скелет, обтянутый сильно продубленной кожей, был почти всегда под замком, но когда появлялся на свет (даже такое ископаемое, как Бха понимал нужность отдыха), проявлял чудеса скорости и сноровки.
  Его можно было увидеть в самых злачных местах Мегана. Старый маг-гаэльсорн и, к тому же, метаморф, был охочь до "поесть и попить".
  Особливо жаловал старый механик первый и второй ярус - он любил погружаться на самое дно меганского сообщества. В меганский "несезон" там действовали три харчевни, где Вырья наедался пива или вина до такого непотребного состояния, что и Смерть им брезговала.
  Однажды Ивэн застал его при очередном объезде самых утлых построек, каковые в изобилии были во втором ярусе. Ивэн решил, что пора предъявить хозяевам претензии к содержанию домов и дворов и назначить штрафы за бесхозность. Несмотря на возражения нескольких ярусных кастелянов, которые предупредили его о возможных неприятностях с владельцами лачуг, Ивэн настоял на своём праве определять облик замкограда и его чистоту. Лишь в три епархии даже Кастеляну не было хода: культовые сооружения; внутреннюю систему магической механики и Сокровищниу, остальное было в его кастелянской власти.
  И вот, при осмотре харчевни "Болотная кочка", Ивэн повстречал Крикуна. Заведение вполне соответствовало своему названию, судя по застывшим ордам мхов и лишайников, заполонивших все стыки в каменной кладке цоколя и покушавшихся уже на суверенный пока ещё камень. Несмотря на такую запущенность Ивэну здание пришлось по душе, ибо представить в ином виде он его не мог - оно бы потеряло изюминку.
  В чреве кабака царил полумрак - скаредный хозяин экономил на масле и даже на, пустяшной цены, свечах казённой меганской свечедельни, что на Горбатой улице, близ Третьих Подковных Врат во Втором Ярусе. Народу было мал мала меньше, в харчевне висел густой удушливый букет ароматов жареного сала, пива, табачища, кож и пота. Ивэн сдержал гримасу отвращения и двинулся к столу-стойке вслед за прокладывающим дорогу ярусным кастеляном. Оторопелые люди-кармеш, широко раскрыв рты и глаза, вперились в его превосходительство, которого меж собой коряво рекли "губельнатором" или "надкОстелянцем". Ожидаемого ими разноса не последовало, хотя ярусный сурово зыркнул на них - мол, "охренели штоль, в такое-то время в кабаке прокисаете". Хозяин этого райского уголка - уважаемый местными Гунек Борода - окаменел и не смел вымолвить ни слова, узрев в полутьме кастелянские отличия. Он, за свои сорок лет в Мегане, никогда не видел Циппиоха, иль другого магистра - высшим начальником для него был ярусный Ясенец, сопровождавший сейчас Ивэна.
  В дальнем углу кто-то пронзительно крикнул "Да чтоб вы все сдохли!" и каркающее-булькающий пьяный смех. Ивэн вздрогнул от неожиданности. Гунек стал бел, как цинковые белила и чуть не грохнулся наземь без чувств.
   Ясенец недобро хмыкнул, вбуравившись взглядом в Бороду.
  
  - Непорядочек тут-с, почтенный, - язвительно пробасил Ясенец.
  - Да умолкни ты, старый черт! - почти плача, сдавлено крикнул Борода, подставившему его посидельцу.
   В ответ ему послышалось "Да чтоб вы все сдохли!" и тот же хохот, человека явно пребывающего на дальних рубежах алкогольного астрала.
  
  - Ваше превосходительство, - залепетал Гунек. - Да я его мигом, за шкварник вытряхну отсель. Старый пьянчуга, жалко его, вот и привечаю.
  - Кто это, хозяин? - спросил Ивэн, пришедший в себя.
  
  Ясенец подошёл поближе и быстро поворотился с бледным от страха лицом.
  
  - Ваше превство, это их благородие Главный Истопник, - прошептал он.
  - Да чтоб вы все сдохли! - снова послышалось из дальнего угла.
  
  Ясенец всегда побаивался магов.
  "Вот встретится тебе такой искусник - добрый-добрый на вид, в речи учтивый, ласковый, а потом глядь - а у тебя, на причинном месте, пупырь какой расти почнёт или хуже - глаз лопнет. Не-е, от всякого чародея-лихопева надобно стороной ходить, а по встрече шапку ломать или тикать, от беды подальше".
  А вот Гунек, казалось, совсем не боялся ихнего благородия Истопника. По-видимому, опорой ему служило то чувство, что греет многих содержателей забегаловок, при случае, когда они могут счесть себя превозвышеннее гостя. Часто трактирные посидельцы сами дают такой повод: пускаются в свойскости, поверяют корчмарям, да трактирщикам личные секреты. А кабачник, он кабачник и есть - слушает, лыбится, да барыш отмеряет. А про себя думает - "Ну и мразь же ты пьяная, приятель - пей, да вали уже домой".
  
  - Да когда ж ты уймешься, рыбий ты пузырь! - вскинулся Гунек и поспешил в угол, чтобы сурово покарать бузотёра.
  
  Кара материализовалась в смазанной оплеухе и вытаскивании брыкающегося и хохочущего человечка из-за стола. Гунек явно перенервничал. В его движениях решительность была сплавлена со смутным уважением к посетителю. Однако он верно подметил - Крикун был действительно похож на вяленый рыбий пузырь. Сморщенный, маленький, но необыкновенно цепкий и сильный человечек вскоре предстал пред светлые очи его превосходительства.
  
  - Отпустите его! - гаркнул Ивэн и подивился себе.
  
  Гунек выронил хохочущего старикашку и застыл, как придорожный столб. Крикун грохнулся на пол и, сильно ушибивши голову о ножку ближнего стола, ойкнул, а потом залился смехом пуще прежнего.
  
  - Чтоб вы все...га-га-га.. да чтобы вы...ой не...не мог-у-у-у, - по-бабьи воя, заходился смешливой истерикой Крикун.
  - Говорите из жалости его держите, хозяин? - строго посмотрел на Гунека Ивэна.
  - Ваше...
  - Довольно! Сколько вам должен этот уважаемый человек?
  - Э-э-э...Сию минуту, господин костелянц..., - Гунек влетел за стойку, к кассе, которой ему служила видавшая виды фанерная коробка. - Тридцать целиков и шестнадцать...
  - Ясно. Тут не жалость, милейший, - скрипнув зубами, сказал Ивэн. - Тут доход. Приведите в порядок внутренности вашего заведения! Вымойте, выскоблите, побелите и осветите его, наконец. На всё про всё три дня - ни больше, ни меньше. Иначе закрою. А вы, господин Истопник, стыдитесь. Ясенец, заплатите за него и распорядитесь отправить восвояси. Счёт за кабак и извоз, а также штраф за порочащее Меган поведение выслать завтра на дом за печатью Кастелянства. Всё.
  
  Как ни странно, эта суровая отповедь и штраф не только не отвратили "их благородие Истопника", но и напротив, обратили его к совершеннейшему обожанию "надкостелянца". По утру следующего дня, засветло, Вырья явился в Правление Замкограда и выложил почти двойную сумму против затрат на вчерашние посиделки. Он терпеливо дождался десяти часов и, встретив в холле Кастелянства его высокопревосходительство, низко поклонился и, поглядывая исподлобья, из-за роскошных кустистых бровей (или бровастых кустов) стал приносить свои извинения и благодарности за великие величины кастелянского сердца.
  Не выказав на лице признаков, распирающего внутреннего хохота, Ивэн деловито принял стариковские пардоны, буркнув "бывает, но чтоб ни-ни больше", и ушел в свой кабинет.
  И всякий раз, завидев Ивэна, он смущённо улыбался и кланялся суровому, но справедливому замкоправителю. Ивэн кивал ему с серьёзным лицом, а, отъехав, сдавленно хохотал, памятуя, пьяные истерики Крикуна.
  Однажды Крикун прислал ему на службу вещицу, назначение которой превосходительство долго не могло уяснить. Это была маленькая вытянутая прямоугольная металлическая коробочка со сложной вязью наклёпа и резьбы. К коробочке прилагалась запсика.
  "В благодарность за великодушие его Превосходительства, подносим Ключ от всех дверей, который и подобает истинному Замкоправителю".
  Какой ключ? На коробке не было заметно щелей или петель, как она открывалась, он не понял. Ключ, должно быть, был там. Не разобравшись, он отложил её в сторону. Позже Ивэн попытал Дьюлз, но тот не ответил ничего определенного, в чём парень заподозрил старую неприязнь. Когда-то такой чудодей-механик, как Крикун, заковал дух Дьюлза-мага, или кем он там был в своей воплощённой жизни, в небольшой браслет, посему неприязнь казалась справедливой. Оставался Гурга, но Ивэн решил пока обождать.
  
  ******
  
  После трёх часов пополудни Ивэн, покончив с делами, спешил на 6-ю Ветреную, где только и соглашался давать занятия Гурга. Сегодня он обещал парню показать, наконец-то, первые приёмы чародеяния.
  Зайдя в дом, Ивэн застал эрфангуара, склонённым над каким-то фолиантом. Новоиспечённый княжеский советник водил пальцем по странице с иероглифами роминассэ и что-то бормотал под свой неимоверной длины нос.
  
  - Приветствую вас, монселар Гурга, - с улыбкой поздоровался Ивэн.
  
  Старик повернулся и сказал через плечо:
  
  - Не язви, язва! Это в городе, на службе, ты - ваше превосходительство, а на занятиях ты простой школяр, - усмехнулся колдун. - Так и я здесь никакой не монселар, а эрфангуар. Ясно?
  - Ясно, - смеясь, ответил Ивэн. - Ну, приступим?
  - Ишь, каков пострел, - каркнул маг. - Ладно, хватит болтать, расскажи-ка мне лучше, что ты усвоил в формулах консурменции? Ты понял, в какой момент, и в каком порядке нужно "приклеивать" анору? А какой формы и спектра должна она быть?
  - Да, я понял.
  - Ага, щас, понял он. Ничего ты не понял. Ты же этого никогда не видел. Сегодня я покажу тебе Клетку Душ и способ призыва мелайр. Готов, великий ловец духов?! Гы-гы.
  - Готов, эрфангуар. Наверное, - неуверенно пробормотал Ивэн.
  - Ишь, ты, готов он! Гы-гы... Ничего ты не готов. Это опасный и трудный процесс. Если ты не сможешь управиться с мелайрами, они и твою душу могут открепить и унести, кто знает куда. Может оно и к лучшему было бы... Нда... Но есть способ обойтись без этих опасных духов. Например, с помощью минхе, но сначала нужно договориться с какой-нибудь их владычицей. Знаешь что это такое - прекраснокрылая зинбада? А?! То-то! Ничего-то ты не знаешь бездельник, лодырь и неуч. Великий Дауа, зачем ты свалился на мою голову?!. Ты же совершенная бестолочь! Из тебя никогда ничего путного не выйдет. Если только на ярмарках будешь забавлять детишек фокусами ...
  
  Ивэн молчал, зная, что старого Гургу, если он начал брюзжать не остановишь, пока не выговорится. Если ответил ему - значит "купился" на все его поддёвки и оскорбления и тогда-то он войдёт в раж, в полную свою чернокнижную силушку. В общем, Ивэн расценивал такие жёсткие забавы старика, как результат скуки, забытости, обиды. Одно раздражало - угадать смену его настроения было невозможно.
  
  - Тебе бы только спать целыми днями, - продолжил брюзжать старик, - да мечом махать со своим Артемасом, таким же пустоголовым, как и ты. Нечего вам в искусстве делать. Ни ума, ни рук у вас нет для этого. Основы системы небула выучил? Так, что у нас тут? Ага, вот маятник... Так, а где пастушник?.. Н-да, а ещё принц, супреат двух кланов, кастелян, прости меня Векра... скажите, пожалуйста. И как это госпожа так тебя возвысила, ума не приложу... Как там твой друг, господин Таис, поживает? Очень талантливый юноша. И совершенно напрасно он с тобой водится. Вот уж кому надо быть принцем.
  - Кто это - Таис? - мрачно спросил злой донельзя Ивэн.
  - Как это кто?! - колдун возмущённо всплеснул руками и выкатил глаза, не взглянув, впрочем, на Ивэна. - У тебя что так много товарищей?! Нет, ваше превосходительство, не думаю. Господин Поликсис пэрр Таис.... А, вот он - пастушник!...Бес, какой грязный... Ученик мэтра Аффолиана, конечно. И чего господин Таис с тобой только дружит?
  
  Ивэна не на шутку задело это замечание. Поль был, конечно, неплохим парнем, но иногда его было даже слишком много. Порой Ивэну, казалось, что фрель за ним ухаживает, как за девицей. Это смущало и раздражало. Ивэн пытался не обращать на это внимание, понимая, что Поль сродни наркоману, нетерпеливо снующему туда-сюда вокруг приготавливаемой дозы.
  Но такое возвышение Поля, вывело Ивэна из себя. Да ещё из уст Гурги, который, кажется, и себя-то никогда не хвалил. Да кто он такой этот Поль? Ивэн злился именно на него, а не на брюзгу учителя. "Ну, погоди мне, господин Таис, - зло думал Ивэн. - Принцем значит тебе быть".
  
  - Да где же эта проклятая коробка? - продолжал брюзжать Гурга. - Исхафар, ты не видел мою струнную коробочку, а, мой хороший?
  
  Старец подошёл к насесту, на котором сидел сипс и почесал его нижнюю челюсть. Чудище закурлыкало, а через мгновение всадило Гурге прямо в нос приличный искрящийся разряд.
  
  - Ах ты дрянь! - воскликнул отпрянувший Гурга. - Ты чего такой злой сегодня?!
  
  Ивэн давился от смеха, что не ускользнуло от колдуна. Тот отупело посмотрел на ученика и тоже рассмеялся - разряд привёл его в чувства и недурное расположение духа.
  
  - Что, доволен?! Отомстили за тебя, - граял в смехе Гурга. - Ну ладно, бывает. Я когда начинаю бубнить, так уж остановиться не могу. Поделом мне. А с тобой я ещё разберусь.
  
   Он, улыбаясь, погрозил Исхафару. Тот в ответ опять что-то закурлыкал.
  
  - Да, да, конечно, - махнул на него рукой маг. - Ты у меня клюва из дому не покажешь три дня. Так, ладно, к делу. Книги - это хорошо. Но без практики они совершенно непонятны. Я тебя заставляю книжки читать, чтобы потом, когда будешь чародеять, приходило понимание. Сотворил что-либо, глядь - а в памяти-то и всплыло. Так-то. Ладно, поехали.
  
  Он небрежно побросал какие-то предметы в большой кожаный ранец.
  
  - Куда?
  - В горы, куда же ещё, - буркнул маг. - В Мегане ладно чародеять не выйдет - замок мешает своим постоянным присмотром. Чуть дальше отсюда он не будет так придирчив.
  - Хорошо.
  
  Из кухни появилась Гуль с немалым тюком на плечах. Она отвесила Ивэну поклон и вышла из дома.
  
  - Так, возьми вот это, - Гурга протянул ему тонкую тетрадь в кожаном окладе.
  - Что это?
  - Ноты. Напьёмся и, будем петь сегодня, в полную глотку, - усмехнулся Гурга.
  Ивэн быстро перелистал несколько страниц. Тетрадь была разлинована наподобие нотных тетрадей и вся испещрена какими-то точками, чёрточками и другими знаками.
  Они вышли на улицу. Гуль примостила тюк к багажному уступку коляски и ловко взобралась в седло чахлого гургиного гвурса. Крысолошадь осела под бременем её доброго тела. Она хохотнула и похлопала мертвую скотину по загривку.
  Гурга взобрался в роскошную шабралахатскую коляску.
  
  - Ну?! Ты скоро? - обратился он к медлящему Ивэну.
  
  Ивэн впрыгнул в экипаж и сказал Марешу, сидящему на облучке:
  
  - В горы.
  
  Мареш, непривыкший обсуждать приказы хозяина, чуть повернул голову в его сторону и ударил гвурса в мозоль. Видимо, нервозность молодого слуги не прошла с тех пор, как они побывали в гостях у Прукса.
  Ивэн решил расспросить Гургу о Пустоте пока они ехали. Чародей много раз отказывался говорить на эту тему, ссылаясь на то, что сам ещё не совсем понял, с чем имеет дело. На этот раз удача Ивэну улыбнулась.
  
  - Видишь ли, - начал маг, - сущность Пустоты не совсем ясна. Я столкнулся с ней давно, но так до конца и не понял, что она такое. Пока мы с тобой не виделись, я порылся в библиотеках ордена Ворона. Нашёл очень скудные упоминания в дневниках одного механика, помогавшего Экуту. Это была копия и выполнена она на роминассэ четвёртой генерации. Этот язык я знаю еле-еле, но мне помогли, слава Гептону. В дневнике говорится, что сущность, обитающая в подземном Тёмном Соборе и колодезе Тишины а, судя по схеме, мы были именно там, имеет свойство показывать нечто по чьему-то заказу. То есть, то, что ты видел, было не явление, а видение, которое кто-то тебе показал.
  - Кто же это мог быть? - спросил Ивэн. - Я так явственно ощущал ту женщи... ангела или богиню. Это непохоже ни на что. Восторг, слезы, тепло.
  - Конечно, в этом лучше всего разбираются высшие жрецы, - задумчиво произнёс Гурга. - Однако и мы кой на что сгодимся. Ещё из белланских трактатов, того же Аргоха, известно, что ни человек, ни маг, каков бы он ни был, не способен выжить в присутствии воплощенного джо-глэма, поэтому боги присылают посланников, глашатаев, а также дают сами или через особые сущности - Проекции - некие видения.
  - Почему нельзя объявить что-то ясно и доступно? - возмутился Ивэн.
  
  Гурга хмыкнул.
  
  - Я думаю, что боги в своём бесконечном существовании в Медленном Мире от скуки играют в своего рода шахматы и сговорились не вершить никаких дел собственной силой. Они лишь подталкивают нас к определённым действиям.
  - И оберегают нас, - задумчиво сказал Ивэн.
  - О чём ты?! - покосился на него Гурга.
  - О том, кто остановил Прукса, - ответил Ивэн.
  - Ты видел что-то?!
  - Нет, только слышал разговор. Вот только я не помню его дословно, и забыл, как Прукс называл своего собеседника. От этого пришельца веяло такой мощью и тоской, что я потерял сознание. Свияр, мой телохранитель, тоже не помнит.
  
  Ивэн окликнул тэули. От всегда следовавшего за ним эскорта отделилась всадническая фигура и приблизилась к кастелянской коляске.
  
  - Да, супреате? - отозвался Свияр.
  - Скажи, ты вспомнил что-нибудь о том, что произошло с нами?
  - Почти ничего, супреате.
  - Может быть какие-то имена?
  - Нет, супреате. Я помню какой-то разговор между коупхом и кем-то очень сильным. Но ничего конкретного.
  - Вот и я ничего конкретного. Спасибо, Свияр. Ступай.
  - Рад служить, супреате, - тэули отдал честь и отъехал к эскорту.
  
  Для секретности эта мера не была бы успешной, но Гурга применил изощрённейшие чары тишины, поэтому тэули-острослухам казалось, будто маг и его ученик молчат.
  
  - Вот видите, - сказал Ивэн. - Память меня подвела, и я думаю это не случайность.
  - Уж конечно, - хмыкнул Гурга. - Помнишь воспоминательное заклятие, которое я тебе вложил ауру? Что же оно? Подействовало?
  - Да, я вспомнил встречу с сэром Орсби, - встрепенулся Ивэн. - Но вот что-то важное, связанное с моим прошлым, родителями я никак не могу вспомнить.
  - Я думаю, моё заклятие давно пало, тем более у тебя напрочь снесло ауру, когда ударил коупх. Где уж удержаться такому слабенькому заклятию. Ух, могильная жаба.
  
  Гурга так громко скрипнул зубами, что, пожалуй, и чары тишины должны были спасовать. Минут пять они ехали молча: Ивэн не рисковал тревожить мага в его негодовании.
   Как сказала ему Ильзат и мэтр Аффолиан - они избежали гибели чудом. Однако Ивэн знал, что Гурга взбешён тем, что его одолели, и радость выживания не разбавляла горечи поражения. Мэтр Аффолиан сказал, что шансов одолеть коупха не было, и что Гурга, как учёный маг, должен знать об этом. Ивэн не стал передавать эти слова учителю, ибо поражение раздражало само по себе, независимо было ли оно неизбежным или его можно было отвести. Ивэн понимал старика.
  
  - Учитель, - обратился Ивэн.
  - Да? - вздрогнув, отозвался маг. Он что-то глубоко переживал в этот момент.
  - У меня очень много вопросов к вам.
  - Каких, например?
  - Вы упомянули очень много вещей, которых нет в книгах, которые вы мне дали. Скажем про Медленный Мир.
  
  Они достигли последнего, Кривого Пандуса и начали спуск в первый ярус замка. Гурга крякнул.
  
  - Ну, что тут рассказать? Всё очень просто. Человечество окружают миры, словно растворённые в обыденном. Эти миры не разделяют сверхмистические стены, как в сказках или фантастике. Вратами в них служит восприятие.
  Люди видят и слышат ничтожно мало. Вот, например, эфирный мир неощутим ими, так как у людей неразвиты органы эфирных чувств. Но ощутимость эфирного мира можно усилить практикой сосредоточения. Этим ты и занимался, хотя достиг и немногого. Знаешь, меня удивляет твоя способность видеть на очень то высоком уровне, то совершенно ничтожно. Какие-то странные волны восприимчивости у тебя.
  - Не отвлекайтесь, эрфангуар, - буркнул Ивэн, недовольный этим замечанием.
  - Ну да, конечно, - сказал маг. - Так вот, это мир других колебаний, возмущений, мир иноцветия, инозвучия.
  Однако есть ещё два неощутимых Мегамира природа, которых заключается в ином темпе восприятия, мышления и ощущения времени. Это Быстрый и Медленный Миры.
  Сущности Быстрого Мира так стремительны, что люди, да и нелюди мира нашего темпа их просто не замечают, как улитка не замечает существования стрижа или стрекозы, или нашего существования.
  В свою очередь разумные сущности Быстрого мира не замечают наших движений, примерно так же как мы не замечаем роста и разрушения гор, деревьев.
  Поскольку схорны, или Блики, как их ещё называют, перемещаются необычайно стремительно, то и воспринимают и мыслят также быстро. Мы для них, в лучшем случае, - улитки или черепахи, которые встречаются на их пути.
  Мы их не замечаем, ещё и потому, что большинство из них не более мухи или муравья или её меньше, хотя есть и крупные сущности Быстрого Мира. Мы представляем для них неподвижные препятствия, которые они постоянно вынуждены преодолевать. Быстрый Мир - это мир лёгких сущностей и невысоких энергий.
  Когда ты дойдёшь до тренировки темпа восприятия, я покажу тебе пару приёмов управления им. Тогда ты сможешь увидеть Быстрый Мир. Но это очень сложно, никакой колдун-кустарь на это не способен, возможно, и ты тоже.
  
  Гурга замолчал. Они проехали ещё несколько минут, пока не достигли Западной Привратной площади.
  
  - А что Медленный Мира, эрфангуар? - спросил Ивэн, давая отмашку начальнику отряда привратного караула.
  - Увидеть Медленный Мир куда сложнее. Это даже мне удаётся далеко не всегда. В нём сложно удерживаться долго, хотя именно это и нужно. Нужен особый настрой, полная отрешённость. Вот коупхи могут себе позволить вековое оцепенение. Но их ничегонеделание - лишь кажимость.
  Явления Медленного Мира имеют куда более грандиозный масштаб, чем нашего и Быстрого Мира. Медленный Мир - это мир больших эфирных энергий, могучего Неравновесия в большом пространстве. Сущности этого мира называются эннами, или Скрежетниками. Они так же не замечают нас, как мы не замечаем схорнов. Да, ещё, очень важно - в Медленном Мире пребывают боги и полубожественные сущности. Поэтому практика погружения в Медленный мир необычайна опасна и затратна.
  Есть и третий вид сущностей называемый Скакунами, или акорхэм. Эти сущности могут менять свой темп и перемещаться по мирам разных темпов. Маги могут этому научиться, а акорхэм способны на это от рождения. Фрели, тэули и нюкты имеют ускоренное восприятие, и тоже могут видеть Быстрый Мир.
  Кхм...Очень эффектно выглядит, когда некая сущность меняет свой темп с медленного на быстрый, или наоборот. В первом случае можно наблюдать мгновенное исчезновение Странника, во втором - появление.
  - Вы можете такое, эрфангуар? - спросил Ивэн.
  - Ну, могу, но заплачу за это больше, чем Странник, - прохрипел колдун. - Пойми, что затраты должны быть сообразны прибыли. Если ты хочешь исчезнуть и появиться для циркового трюка - воспользуйся искусством небула.
  
  В этот момент Гурга исчез, медленно растворился в воздухе. Опешивший Ивэн протянул руку к тому месту, где только что сидел учитель. Он почувствовал руку старика. Раздался смех.
  
  - Ну конечно, - маг снова возник, словно из ниоткуда. - Это иллюзия, маска, туман эфира. Я никуда не перемещался, только обманывал. Обмануть человека ничего не стоит, это может самый простой колдун. А вот попробуй-ка надурить мага или таури.
  - Таури видят сквозь небула?
  - Да, через небула первых трёх степеней - от природы. Это не очень много. Остальное зависит от тренировки видения.
  - То есть таури тоже маги? Хмм... А Люксона мне говорила, что нет.
  - Вот видишь - ты столько прочёл о магии, а различать понятия ещё не научился. Даже Люксона знает эту пустяковину. Тот, кто обладает прирождённой способностью к эфирным манипуляциям не маг, а магическое существо. Маги - это живые существа. Человек, который научился чародеять благодаря уму и тренировке может считаться чародеем, колдуном, или инзузом, как правильно говорить. Но для мага этого мало. В мире полно чародеев, но не все из них маги. Маг - это почётное звание чародея, достигшего высокого уровня эфирного искусства.
  - Но я несколько раз слышал, что вы называли себя колдуном, - недоумевал Ивэн. - Так кто же вы?
  
  Гурга усмехнулся.
  
  - Генерал может называть себя старым солдатом, но солдат, даже ветеран, называть себя генералом не вправе, - сказал он.
  
  Ивэн задумался.
  
  - Выходит коупхи и некроксы - не маги?
  - Если говорить строго, то - нет, не маги. Чародеи - да. Но в просторечье они всё же так и зовутся магами. Это не академично. Коупхи когда-то были великими магами и стали анорными суперчародеями благодаря своему искусству. Некроксы тоже становились коупхами, если верить легендам об Уммкхатере и Нетотере Хабдже, но они стали таковыми благодаря божественной воле, а не из-за мастерства или знаний.
  - То есть, я, овладев каким-нибудь заклинанием, ещё не стану магом, - мрачно выдавил Ивэн.
  - Конечно, нет. В каждом магическом ордене, в каждой школе есть своя система овладения мастерством. Вот в ордене Всех Стихий три ступени, а в ордене Огненного Волка пять ступеней. На мой вкус, лучшей является система ордена Ворона - там одиннадцать классов. И, несмотря на то, что ордены не отказались от своих традиций врановая система считается эталонной.
  Так вот, в ней магом можно называться только с шестого класса мастерства.
  - Мда, чувствую, мне не скоро придётся называть себя магом, - Ивэн хмурился всё больше.
  
  Гурга зло глянул на него.
  
  - Ты что же хотел получить за год то, к чему стремятся десятилетия? - рыкнул он. - Барчук! Тебе несказанно повезло, что ты попал в высшие круги незримого человеческим стадом мира! И ты ещё не доволен?! Некоторые колдуны и ведьмы по десятку лет стремятся получить то, что имеешь уже через три месяца обучения! Я знал одного беднягу, который двадцать лет посвятил только прозрению, которое я тебе выложил на блюдечке и даже подул на него! Им никто не даёт книжек, большинство даже не видят эфир и не вполне понимают, что это такое. Знания этих бракоделов передаются изустно, а заклятия сочиняются стихийно, иногда с риском для жизни или ещё что похуже.
  
  Гурга снова разошёлся не на шутку.
  
  - Ты не представляешь, как ваши городские чародеи, едва достигшие третьего класса, по меркам ордена Ворона, гордятся своими достижениями и как им люто завидуют их коллеги. Они ведь не представляют себе, что такое настоящая магия. Они только и могут, что прыщи друг другу наговаривать, и то паршиво. А сколькие внушили себе, что они колдуны, а? Доходит же до помешательства! А сколькие, узнав от настоящих магов о существовании Мегана или других мест Силы, стремятся попасть сюда за огромные деньги, чтобы только увидеть творения древних чародеев?! Ты знаешь об этом?! Ничего ты не знаешь. Ты сразу попал из грязи в князи, тебе всё оплачено, тебе нанимают лучших.
  
  При этом Гурга приосанился и отстранился от ученика, задрав подбородок.
  
  - Учитель, я не хотел...
  - Ты думаешь то, что ты по счастью смог видеть, самый рядовой уровень чародейства, так? Но это не так.
  
  Маг презрительно хмыкнул, отвернулся и стал оглаживать свою козлиную бородку. Ивэн собрался с ответом, когда они уже миновали мост через ров и выехали на Широкий Тракт.
  
  - Я не хотел жаловаться, эрфангуар, - с досадой сказал парень. - Я огорчён тем, что не смогу освоить что-то существенное за относительно короткий срок - вот и всё. По-моему, вполне естественное нетерпение.
  - Ладно, - примирительно ответил Гурга. - На самом деле, ты достиг больших высот, чем могло бы большинство чародеев за то же время. Но не задавайся! Во многом ты обязан этим мне.
  - Конечно, учитель, - поспешил утвердиться в шатком мире Ивэн.
  - И вообще, - продолжил Гурга. - большая часть твоих талантов кем-то тебе дарована. Вот только я не знаю кем, за что и для чего. Даже Хозяин подарил тебе нечто особенное, хотя ещё надо посмотреть, не без вреда ли эта штука. Ладно, пока мы едем, попробуй сосредоточиться.
  
  Они проехали около часа, прежде чем Гурга велел остановиться. За это время Ивэн, приглушив Дьюлз, совершенно отключился от внешнего мира. Ему не мешали шумы поскрипывающих голых мышц гвурса, колясочных рессор и осей. В месяц необщения с Гургой он не терял времени. Теперь его не могли отвлечь хлопотливые посудные звяканья Таши или скрипение сапог и ремней Мареша.
  Сосредоточение начиналось особым, но знакомым ощущением лёгкого головокружения. Распущенный взгляд начинал рисовать не смазанную картину, а неясные сиреневые, фиолетовые и желтые пятна. Кожу начинал щекотать и покалывать тёплый поток, словно эфирные ветры несли мириады игольчатых кристаллов и волосков.
  Это был сигнал - непроизвольное внимание выхватило эфирный мир из обыденного и готово его рассматривать в деталях. По этому сигналу следовало свести взгляд, но уже не обычного, а эфирного зрения.
  Это было непростым делом. Обычно лишь с пятой попытки Ивэну удавалось кое-как увидеть эфирные сущности, но уровень восприятия оставлял желать лучшего. Минхе, водившиеся в окрестностях замка в изобилии, казались маленькими дымчатыми ареолами, а не чёткими феями-златокрылками, как показывал их Дьюлз.
  Что у Ивэна хорошо выходило, так это осязать эфир и слышать его. Поначалу это сводило с ума. Тысячи шумов: шепотков, уханий, бульканий, тихих ветреных посвистов и хрустальных звонов буквально разрывали голову и мешали сосредоточиться на чём-то конкретном. Чем больше Ивэн погружал себя в состояние эфирного видения, тем больше эта какофония отступала на задний план, обращаясь в приглушённый шипяще-звенящий фон.
   Пробуждать Мягкуна Ивэну не удавалось со времени столкновения с Пруксом. Но для подготовки к чародеянию этого и не требовалось.
  Гурга и Ивэн вышли из коляски. Гуль, на чахлом гвурсе, отстала безнадёжно - её стоило ожидать не ранее, чем через четверть часа.
  Маг попросил охрану Ивэна остаться на дороге. Свияр, который стал новым главой личной стражи супреата, покосился на молодого господина. Ивэн утвердительно кивнул и они с Гургой сошли с пути.
  Гурга с шумом вдохнул хрустальный воздух горной зимы и спросил:
  
  - Ну, готов?
  - Наверное, - ответил Ивэн.
  - Для начала ты должен научиться управлять своим эфирным притяжением. Это основа второго способа чародеяния - магии собственной силы. Изучать её высокие стили ещё, конечно, рано, но без основ - никуда. Когда ты используешь магию призыва, ты тратишь минимум своего потенциала. Нужно лишь, чтобы ауральные колебания были уложены в особую формулу, а не были бы стихийными, как у обычных людей. Но сначала почувствуй, что ты способен влиять на эфир. Ляг на землю.
  - В снег?
  - Ты видишь здесь какие-нибудь бесснежные участки?
  
  Ивэн недовольно поджал губы, но подчинился.
  
  - Закрой глаза и вспомни, как ты впитывал в себя очищающее заклинание, которое я тебе сплёл.
  
  Ивэна ощутил неясное тепло и покалывание в руке.
  
  - Вот так. А теперь почувствуй тяготение земли. Её физическое и эфирное тяготение.
  
  Ивэн попробовал прислушаться к тому, что было под его головой. Ничего.
  
  - Неверно. Впитай в себя землю, как впитал в себя когда-то заклятие. Разница в том, что земля должна поглотить тебя, а не ты её.
  
  Ивэн пролежал довольно долго. Было холодно и, он никак не мог сосредоточиться. Наконец, он положил руку на снег и мысленно прогрел её. Ощущения тепла не заставили себя ждать - они заструились из кончиков пальцев, вверх по руке, сливаясь в ручейки. Потом он мысленно подтянул землю к себе. Снег уже не ощущался. Рука, казалось, приклеилась к тверди и стала тонуть в грунте.
  Тонула она бесконечно долго, до тех пор, пока Ивэн перестал её чувствовать. Он захотел пошевелить пальцами, но не смог - не было ни трения, ни сопротивления. Рука словно растворилась. Однако ощущения не пропали. Это было трудноописуемое чувство. "Растворившуюся" руку распирало изнутри и сдавливало снаружи, её насквозь пробуравливали невидимые черви и многоножки.
  
  - Вот так, - послышался хриплый голос Гурги. - Земля обладает огромным эфирным притяжением. Оно отбирает твой эфир из ауры и пытается его упорядочить. Я не рассчитывал, что ты полностью сольёшься с землёй, но ты смог даже больше, чем я ожидал.
  
  Ивэн открыл глаза.
  
  - Не смотри на руку! - крикнул Гурга, но, повинуясь рефлексу, Ивэн именно это и сделал.
  
  Все ощущения мигом исчезли. Рука выглядела вполне обычной. Вернулась обычная физическая чувствительность. Руку немного покалывало, словно Ивэн слегка её отлежал.
  
  - Морк тебя задери! - устало сказал маг.
  - Извините, учитель, - виновато потупился Ивэн.
  - Да ладно. Вставай, а то простынешь. Попробуй снова ощутить тепло в руке.
  
  Ивэн сосредоточился, но ничего не выходило.
  
  - Ну?
  - Никак.
  - Это хорошо.
  
  Ивэн вскинул брови.
  
  - Ты по доброй воле слился с эфиром земли, и она была вправе поступить с тобой так, как хотела. Твой эфир солемный, а в земле, как я тебе уже говорил, эфир кристаллический, ледяной. Земля пыталась отнять часть твоей ауры и упорядочить её в кристаллическую структуру, лишив солемности. Теперь твоя рука голая. Она лишена нательной ауры. Она, конечно, восстановится, через некоторое время. Мы ускорим этот процесс, и ты сможешь почувствовать, как рука одевается в новый эфир. Как бы ни было сильно тяготение Земли, кэро разумного существа всегда больше. Дай мне неповреждённую руку.
  
  Парень протянул руку магу.
  
  - Не так. Ладонью вверх, - сказал маг.
  
  Огромная длиннопалая лапища колдуна подхватила руку ученика снизу, с тыльной стороны.
  
  - Я пропущу через тебя эфирный ток. Медленно, осторожно. Твоя задача почувствовать, как я это делаю. Я не могу тебе описать этот процесс, ибо он есть Невыразимое. Кхм...Раз земля отняла у тебя эфир - за ней должок.
  
  Маг простёр свободную руку над землей. Через минуту Ивэн почувствовал, как шершавая, цепкая рука мага сгладилась и потеплела. В кисть медленным потоком стала вливаться невидимая тёплая жидкость. Пройдя по руке, поток продолжил путь, мягко, как тёплое масло, перетекая по невидимым каналам тела. Вскоре он достиг "оголённой" руки и застыл, чуть ощутимо пульсируя.
  
  - Пока я делал всё за тебя... Твой черёд. Уплотни этот эфир и закрой брешь в ауре.
  - Но как?!
  - Не надо пытаться понимать. Просто сделай это.
  
  Ивэн стиснул зубы и часто задышал от напряжения.
  
  - Ты что делаешь? Хочешь подчинить эфир физической силой?! - строго рявкнул маг. - Расслабься. То, что ты делаешь - напрасная трата энергии. Разве тебе требовалось это, чтобы слиться с эфиром земли?!
  - Я не могу, - сквозь зубы ответил Ивэн.
  - Можешь! - крикнул маг. - Но ты хочешь к умению добавить понимание, а это знание невыразимо. Просто сделай это, потому что можешь, а не потому что знаешь как.
  - Я не понимаю, что надо делать! - крикнул Ивэн.
  - Это не теория, это практика! Здесь не надо мыслить. Делай и всё!
  
  Ивэн обессилено отнял руку от гургиной и присел на корточки.
  
  - Простите, учитель я действительно не могу!
  - Прикажи твоему браслету показать тебе!
  - Что?
  - Прикажи гемармиллу показать тебе!
  
  Ивэн повиновался. Эфирные образы стали чётче. Из земли медленно бил неоднородный бело-желтый поток и исчезал в кисти мага. Внезапно поток прекратился. Гурга начал водить рукой из стороны в сторону и вкруг его кисти, словно на клей стали налипать бледно розовые капли, образующиеся и прямо из воздуха. Через минуту вокруг мага образовался большой колышущийся прозрачный кокон.
  
  - Смотри! Ты веришь своим глазам?! - вскричал маг. - Это явь или сон, по-твоему? Может быть, ты бредишь? Могу ли я это по-настоящему или всё это иллюзия? Почему же не можешь ты?
  - Потому что я не понимаю!
  - А кто понимает, по-твоему?! Может быть я?! Нет - я просто это умею. Разве можно понять, почему вода это вода, а воздух это воздух. Почему они таковые, а не другие? Может потому, что ты не способен этого представить? Почему ты сын своих родителей, а не других? Как так вышло? Почему весь мир таков, каков он есть, а совсем не иной? Почему ты думаешь, что существуешь? Разве кто-то может ответить на эти вопросы? Ты можешь ответить? Нет, и это тебя не беспокоит. Но ты хочешь заковать весь мир в цепи понимания, формул. Великий Ивэн Крэй! Да кто ты такой?! Тебе не постигнуть даже суть песчинки, её истории и будущего, но ты хочешь познать невыразимое. Почему?
  - Потому что мне нет дела до песчинок! - крикнул Ивэн.
  - Так почему же тебе есть дело до такого пустяка, как эфир? Ах да, песок для тебя банален, я понимаю. Выходит, принятие эфира как повседневной данности для тебя вопрос времени? Ты вообще уверен в реальности происходящего? Скажи мне, как ты отличаешь реальное от нереального?
  
  В руке Гурги медленно возник и затрепетал зеленовато-желтый огонь. Два языка пламени сорвались с руки мага и со скоростью пули метнулись к Ивэну. Один из них опалил палец парня, второй - ухо. Ивэн охнул и схватился за ухо.
  
  - Так как ты отличаешь реальное от нереального, я спрашиваю?!
  - Я не знаю! - заорал взбешённый Ивэн. - Вы что убить меня хотите?!
  - Я могу, если хочешь! - заграял в смехе Гурга.
  
   Взгляд чародея стал жестким, колючим, пронзающим насквозь. Сердце Ивэна бешено заколотилось, он уловил в этом взгляде кровавую жажду и неутомимый огонь злобы.
  
  - Ну, так как ты считаешь - может ли этот огонь убить тебя, Ивэн Крэй?! - Гурга перестал смеяться и в упор посмотрел на испуганного парня.
  
  Пламя в руке Гурги забилось в бешеном танце, загудело и обратилось в метровую струю-луч, наподобие той, что бьёт из горелки паяльной лампы.
  
  - Я не знаю, - прошептал сжавшийся Ивэн.
  - Разве страх не подсказывает тебе, что это именно так?
  - Да.
  - Значит, обыкновенная эмоция оказалась выше твоего понимания.
  
  Гурга сделал резкий выпад рукой в сторону Ивэна. Пламя голубой стрелой промелькнуло между двумя их фигурами и с глухим хлопком угодило парню в грудь. Ивэну на мгновение показалось, что внутри него поместили доменный горн, но лишь на мгновение - от ощущения невыносимой боли не осталось и следа. Ивэн глянул на свой камзол - никаких следов пламени.
  
  - О, нет! Как же ты тогда живёшь, если не способен отличить реальное от иллюзии? - мрачно улыбаясь, спросил Гурга. - Это пламя и опалило тебя, и не причинило вреда в другой раз. Как же ты это себе объяснишь, несчастный задавака, карабкающийся по отвесным стенам Понимания?
  
  Ивэн тяжело дышал. Он стал мокрым от пота, ноги подкашивались. Ещё минуту он глядел на Гургу исподлобья, ощущая смесь острой неприязни и надежды на разумное объяснение случившегося.
  
  - Чтобы твоему драгоценному пониманию реальности была пища, - сказал Гурга, приблизившись к Ивэну вплотную, - твой палец и ухо будут её щедро давать, некоторое время. Надеюсь, тебе всё же удастся стереть грань между реальным и нереальным, потому что она условна и зиждется на шатких ощущениях, эмоциях, ненадёжных каналах обычного восприятия. А если так, то подумай: почему ты не можешь создать свою реальность? Есть Данность, которая превыше Понимания. Она не укладывается в формулы. Её можно только принять, верить в неё. Нет, даже не верить, просто несомненно принять. Погуляй пока. Эй, Гуль, ну наконец-то! Давай, ставь стол.
  
  Гурга направился в сторону дороги. Навстречу ему шла, переваливаясь как утка, немая старуха с добрым тюком за плечами.
   Ивэн, вне себя от злости, отошёл довольно далеко. Он сильно досадовал на мага, но что-то в глубине души подсказывало ему, что старый злыдень говорит нечто осмысленное.
   Так, наверное, устроено мышление, когда в нагромождении непонятностей, не кажущихся глупостью или, напротив, в абсурде оно начинает отыскивать зерно истины. Часто это цинично эксплуатируют разного рода мошенники, поживляясь на тучных нивах недалёких.
  Представить нечто, что можно было бы уметь "не зная как" было для Ивэна непреодолимой преградой. Интуиция подсказывала, что преграда тонка как бумажный лист, но прорвать этот лист было трудом сотни исполинов.
  Он по лесу бродил больше часа и совсем замёрз. Далеко уходить он не решался, в силу незнания местности, да и не сильно разбежишься в нагорных-то лесах. Уже стало темнеть, когда он решил возвращаться. По пути он заметил огромную сосну. Дереву было не меньше сотни лет и в нём чувствовалось нечто особенное. Проваливаясь в снег на полголени, он приблизился к исполинскому растению. Закрыл глаза, попробовал ощутить дерево магическим видением. Что-то доброе и мягкое, но очень слабое двигалось в лесном великане. Ивэн не видел очертаний дерева, но явственно ощущал поток эфира очень медленно текущий внутри ствола, вниз, к корням. Он подошёл к дереву и обнял его.
  Через две-три минуты поток остановился и стал собираться в ком, загустевая в месте, к которому прильнул молодой человек.
   Это был приятный, за гранью обычных ощущений, ком бодрости. Не возбуждения, а именно бодрости - ненавязчивой, вкрадчивой, не ломящейся в него, волной будоражащей энергии, а аккуратно вливающейся крохотными струйками, заполняющими невидимые поры эфирного тела.
  Он осознал, что поток каким-то чудесным образом уравновесил его эмоции. Он не стал считать, что Гурга поступил с ним справедливо, но гнев его, затрепетав, как агонизирующий крохотный язычок пламени, угас. Ему стало вдруг отчётливо ясно, что Гурга и Ильзат второстепенны в его завтрашнем дне, и что он сам есть сущность чего-то нового; он, как страница книги, где главы будут наречены его именем. Обижаться на них не имело смысла. Ивэн впервые поставил себя на место нанимателя - Гурга, Ильзат и Меган будут служить его целям. Каким? Это-то и составляло загвоздку - Ивэн не вполне себе представлял, чего он хочет. Но, каковым бы не было его будущее, оно будет принадлежать только ему и оно будет делом его рук. Как сказала Ильзат - он станет творцом обстоятельств, а не их жертвой.
  
  ******
  
  - Ну, наконец-то! - воскликнул Гурга. - Мы заждались твоё превосходительство.
  
  Он сидел на большом складном стуле возле низкого столика, уставленного чайными принадлежностями и сдобой. Гуль соорудила целое уличное кафе, и даже воздвигла небольшой красный шатёр, пока он бродил по карпатскому лесу. Метрах в трёх от столика билось, утоляя свой голод, пламя небольшого костра.
  Ивэн подошёл к столику, никак не отреагировав на мага. Гуль разложила ещё один стул и приставила его к столу. Ивэн поблагодарил её и присел. Старуха омыла фарфоровую чашку кипятком и налила чая.
  Ивэн выпил две чашки пока не почувствовал что наконец согрелся.
  
  - Продолжим, - холодно сказал он.
  - Хорошо, - ответил Гурга. - Но ты пока ещё не можешь притягивать эфир.
  - Вы сказали, что могу. Значит, так оно и есть.
  - Тогда сделай это.
  
  Ивэн повернул голову вбок, чтобы не видеть происходящего, вытянул руку перед собой и... притянул окружающий эфир. Тот в форме капли окутал кисть и слабо пульсировал.
  
  - Надо же! Посмотри на это! - воскликнул Гурга.
  
  Ивэн повернул голову и посмотрел на руку. Эфирная капля тотчас же растворилась.
  
  - Ну что ж, понятно, - покачал головой Гурга. - У тебя трудности с управлением сознанием.
  - С чем? - скривился Ивэн.
  - Твоё сознание не зависит от воли, оно у тебя в плену у мышления. Оно прислушивается к твоему рассудку, воспитанному в рациональном и скептическом духе. И этот рассудок, как коварный советник-царедворец шепчет твоему сознанию - "Не верь! Отринь видение! Этого не может быть!".
  - Но я думал, что это нормально.
  - Видишь ли, как это ни странно звучит, но даже самый рассудительный человек больше склонен доверять чувствам, чем рассудку. Такова природа его духа. Поэтому все умозаключения подкрепляются особым ощущением - убеждённостью. Многие считают, что это не чувство, а состояние ума, но это не так.
  Убеждённость - это дитя чувств. Убеждённость закрепляет в сознательной памяти правильное и неправильное, разумное и бессмысленное, чудесное и обыденное. Она, как очень крепкий клей, на который присаживаются всё новые и новые личные истины, но ещё чаще - заблуждения.
  Всё начинается с первых лет жизни человека, когда убеждённость в чём-то исходит от авторитета родителей. Родители дают первые составляющие этого клея. Когда окружающий мир ещё не знаком, у сознания и первичного мышления нет иной опоры, как вера в то, что говорят взрослые.
  Затем друзья, учителя, случайные люди вмешиваются в твоё понимание мира. Таким образом, сознание, снабжённое этим, не всегда качественным, клеем убеждённости расклеивает кусочки твоего миропонимания по своим местам в памяти. Так созидается твоё вторичное мышление. Но через некоторое время сознание попадает в плен собственного творения. Эта самая мозаика-мышление начинает указывать сознанию на то, что следует принимать за истину, а что отметать. А чем меньше у человека времени на размышления или чем сложнее задача, тем чаще это происходит помимо сознания.
  Даже твоя воля пасует перед вторичным, рациональным мышлением. Сознание это поле битвы между волей, и рациональным мышлением. Если ты сможешь, опираясь на волю, обеспечить перевес в этой войне свободному восприятию тебе откроется многое. Частично ты уже это сделал.
  То, что происходит в эфире - данность, реальность, не вписывающаяся во вторичное мышление, скреплённое убеждённостями. Твои умения тоже реальность, но они не могут быть тобой поняты, ибо, как я уже сто раз говорил - они невыразимы. Но если они не могут быть выражены или поняты, это не значит, что их нет.
  Фокусники держат свои трюки в тайне, и только всеобщая убеждённость в их немагической сути заставляет аплодировать ловкости и уму иллюзиониста. Но если ты не знаешь секрета фокуса, откуда убеждённость в том, что это не настоящее чародейство? Сделай свою волю хозяином, не дай рациональности диктовать тебе правила.
  - Да, но как это сделать - вот в чём вопрос!
  - Очень просто! Раз все истины приклеиваются на убеждённость, а убеждённость это всего лишь чувство, поддающееся вспоминанию, вспомни что-то, в чём ты убеждён, попробуй прочувствовать свою убежденность, и примени к своим возможностям, которые лишь кажутся необычными. Прими это. Ты ведь это уже неосознанно сделал, только что. Но стоило тебе глянуть на руку, как ты разуверился. Сознание вновь подчинилось вторичному мышлению. Подави это своей волей, разуверься теперь в правильности мышления, стань доверчиво внимающим ребёнком. Вспомни сны, наконец, когда самые необыкновенные вещи происходят с ощущением естественности и не вызывают удивления, сомнения. Притяни эфир! Глаза не закрывай, не отводи взгляд.
  
  Ивэн сделал попытку. Ничего.
  
  - Ты не принимаешь это всерьёз! Но вот же оно! Смотри!
  
  Гурга набрал розоватый эфир в горсть и тут же распустил его. Он повторил это быстро раз десять.
  
  - Ты можешь, но ты не чувствуешь уверенности, - прохрипел Гурга, - не убеждён, не понимаешь, но считаешь, что понимание необходимо, а на самом деле, именно жажда понимать сокрушает в тебе чародея. Яблоко брякнулось на голову Ньютону и с тех пор мы говорим о тяготении, но разве мы можем понять, что оно такое? Нет, только описать его, провозгласить факт. А раз мы не можем понять то, как же мы можем отвергать возможность зависания яблока в воздухе? Только потому, что на наших глазах падают тысячи предметов, возникает ощущение убеждённости в неизбежности тяготения. Но если я тысячу раз сделаю вот так?
  
  От стола оторвалась и взмыла вверх метров на пять чашка Ивэна. Затем она опустилась на место и снова взмыла вверх.
  Ивэн вытянул обе руки и, глядя на них, вообразил, как он собирает в них розовую жидкость, возникающую прямо из пространства. Нет, что-то не так.
  Ивэн глянул, как ловко Гурга играет его чашкой с остатками чая, и принял всё происходящее, как сон - благо, ему часто казалось, что всё с ним происходящее в последнее время, действительно, дурной сон. А во сне не надо задумываться, "почему?" и "как?". Во сне твоя воля всесильна.
  "Я могу делать всё, что захочу", - ощутив уверенность, подумал он и немедленно притянул к себе здоровенный колышущийся, как желе, эфирный кокон.
  
  - Отлично! - всхрапнул Гурга. - Это то, что надо. Развей его теперь.
  
  И снова удача! Кокон медленно растворился в воздухе, словно его и не было.
  
  - Ну вот! Наконец-то! И ведь как это происходит, ты понятия не имеешь, но это ничему не мешает. А вот теперь перейдём к знанию. "На" и "в" ауре нужно постоянно создавать и тренировать особые пятна и сгустки, назовём их рабочими. Это области, которыми ты будешь создавать эфирную музыку. Чем больше таких зон, тем лучше, но до определённого уровня. Часто эти зоны будут пересекаться друг с другом, некоторые будут находиться внутри других. Со временем на поверхности и внутри ауры создадутся десятки пятен и сгустков. Они набиваются как мозоли - тренировками. Когда уровень подготовки будет достаточно высок, некоторые пятна будут запускаться помимо твоей воли, например у охранных заклятий. Остальные ты сможешь запускать, или как говорят "выводить", "бросать", по своей воле. Достаточно будет только помыслить об этом. Каждой зоне будет соответствовать целое заклятие или общий эпизод. Да-да, у заклятий, особенно у длинных, есть много схожих мест.
  Обычно рабочие пятна расположены на поверхности прительной ауры, в обозримой части, то есть впереди и в верхнем её полушарии. Увлекаться нагромождением рабочих пятен перед собой не стоит, лучше распределять их равномерно. Обычно имеют округлую форму и величиной не более маленького блюдца, существуют и большие пятна. Есть заклятия, требующие колебаний всей ауры. Их называют окружными. Всё это самые типичные чары Призыва.
   Для того чтобы сплести чару Призыва необходимо знать особые звуки-хаоны. Их очень много: одиннадцать главных, и двести сорок два побочных, или оттеночных. То есть на один главный хаон приходиться двадцать два оттеночных, которые расположены справа и слева от главного на линейке призывных хаонов. Кстати, где тетрадь, которую я дал тебе перед выездом?
  - Наверное, в коляске оставил, - растерялся Ивэн.
  - Быстро тащи её сюда.
  
  Через пять минут Ивэн уже вернулся с потрёпанной тетрадкой, испещрённой значками.
  
  - Открой первую страницу. Вот обозначения главных хаонов. Это своего рода нотная грамота. Называется сиппаи. Один знак - сиппай.
  
  Ивэн с любопытством разглядывал сведённые в столбик символы.
  
  
  
  
  
  Гурга продолжил объяснения.
  
  - Это простейшие хаоны. Их надо будет научиться воспроизводить колебаниями ауры. Давай-ка я покажу. Вот хаон скру - мощный, колебательный.
  
  Ивэн почувствовал дрожь, похожую на подземные толчки, однако ни один предмет на столе не сдвинулся с места.
  
  - Попробуй воспроизвести его вместе со мной. Сейчас я сделаю его окружным. Ну-ка!
  
  Минуту, Ивэн тщетно пытался понять, как это происходит. Осознав свою ошибку, он перестал думать "как" и у него вышло повторить этот эфирный звук.
  
  - Отлично. Самые низкие и самые высокие хаоны - это самые действенные хаоны. Обычно их много в самых могучих заклятиях, но по отдельности они почти ничего не означают. Давай-ка попробуем остальные.
  
  Прошло несколько часов. В лесу стало совсем темно. Ивэну пришлось отправить одного тэули из эскорта, чтобы доложить не в меру беспокойной княгине, что с ним всё в порядке и что он вернётся в Шабралахат поздно, возможно под утро. Гуль нарубила ещё гору еловых лап, так что топливом они себя обеспечили.
  Эфирная музыка давалась нелегко. В конце концов Ивэн смог повторить за Гургой все одиннадцать, но не всегда мог узнать тот или иной хаон, когда Гурга начал выводить их вразнобой.
  
  - Ладно, на сегодня хватит мелодики, - сказал Гурга. - Вот тебе. Это поможет разучивать хаоны.
  
  Гурга покопался в своей суме и поставил на столик что-то вроде крупного яйца из стекла и золотистого металла. Прибор покоился на четырёх острых металлических лапках-зубцах, словно на перевёрнутой короне. Гурга осторожно нажал на острый конец яйца. Оно хрустнуло и со стеклянно-металлическим звоном разошлось по двум швам-параллелям. В результате образовались нижняя и верхняя крышечки и срединный матово-прозрачный поясок. Внутри яйца что-то двигалось и поблёскивало. Ивэн присмотрелся - это была установленная на вертикальную ось золотистая крыльчатка, медленно движимая то ли токами воздуха, то ли иной силой. Крыльчатка имела сотни маленьких лопаток-крылышек и напоминала шишку и щётку одновременно. Были здесь и другие детали из металла, и каких-то игольчатых кристаллов.
  
  - Что это? - спросил Ивэн, разглядывая внутренности прибора.
  - Крыльчатый звонник, или бриллярия, - ответил Гурга, улыбаясь неподдельному любопытству Ивэна. - Попросту говоря - эфирный камертон. Прибор несложный, но очень тонкий. Вот тебе хаон скру.
  
  Гурга вывел хаон и, тотчас стремительно завращалась крыльчатка, а где-то по бокам от неё вспыхнули тёмно-янтарным светом игольчатые кристаллы. Засветился и срединный матовый поясок прибора-яйца.
  
  - А вот тебе хаон ю, - сказал маг.
  
  Крыльчатка, как оказалось, не была единым целым, а выполнена из отдельных сегментов. Она разделилась натрое: верхний и нижний пояса крыльев закрутились по часовой стрелке, средний - против неё. Игольчатые кристаллы тотчас изменили цвет. Теперь неровное голубое сияние наполнило чрево бриллярии и разлилось по среднему пояску корпуса.
  
  - Ну и так далее, - закончил демонстрацию Гурга. - В тетради должны быть подсказки, как различать хаоны по цветам. Все чары достигают цели только целиком, поэтому можешь попробовать простейшие отрывки - вреда, я думаю, не будет. Они должны быть в тетради.
  
  Ивэн полистал тетрадь. Сиппаи были написаны тесно, нагромождались друг на друга. Ивэн поделился этим наблюдением.
  
  - Если они написаны рядом, это значит, что они должны выводиться одновременно, - сказал маг. - Для этого тебе нужно будет тренировать несколько пятен. Не забывай чистить ауру перед упражнениями, как я тебя учил. Ладно, время пришло. Сейчас я покажу тебе кое-что.
  
  Он опять запустил руку в свою сумку и извлёк оттуда прут, который он называл пастушником и стеклянную коробку внутри которой были натянуты какие-то нити, или волоски.
  
  - Это струнная коробка, или Клетка Душ, - сказал маг. - Устройство не хитрое на вид, но весьма могучее. Видишь эти струны? Они, как решётки тюрьмы не дают пойманному духу покинуть её. Конечно, не всякого духа можно заточить в такое устройство. Но есть клетки и помощнее.
  - Для чего она нужна?
  - Ну, для многого. В неё можно временно поместить дух умершего человека, перед консурменцией. Или, например, тебе нужны духи воздуха, бьорме. Их используют для приготовления небула.
  - Что-то я не заметил, чтобы использовали эту коробку, для того чтобы стать невидимым.
  - Это потому что мои плащи небула ещё не пришли в негодность. Магические туманы и маски, как одежда подвержены износу и нуждаются в починке. Для этого эфир и духов набирают в запас, а когда надо используют, как заплаты. В такую клетку можно поместить и минхе и многих других духов.
  - И как это сделать?
  - По всем правилам охоты. Счала их приманивают чарами Призыва, а затем ловят с помощью других чар. Тем, кто не очень силен, помогает пастушник. Это и удочка, и плеть, и манок.
  - Вы говорили, что есть чары, с помощью которых можно поработить духов. К чему же такие сложности?
  - Духов сотни видов. Люди же не ловят разных зверей, птиц и рыбу с помощью одних и тех же приёмов. Духи очень отличаются по мощи и разумности. Бьорме, например, глуповатые духи, но вместе с тем трудно поддаются чарам порабощения. Минхе умны, любопытны, легко откликаются на чары, но, при этом, благоразумно держатся в стороне от охотников на духов. Они чуют опасность. Поэтому ловить их тоже сложно. Впрочем, всё зависит от мастерства. Я знаю чары, которым минхе не в состоянии сопротивляться, но большинство колдунов просто заключают с ними своего рода контракт. А поскольку минхе могут быть весьма своенравны, чары часто неудачны. Хотя эти духи очень распространены, начинающему чародею нельзя на них очень-то полагаться в каком-нибудь важном колдовстве - могут подвести.
  - И кого же мы будем ловить сегодня?
  - Попробуем призвать мелайр. Это опасные духи. Не помню, говорил ли я тебе, они созданы богом Дауа, Стихией Смерти, которая сотворила первых хищников. Если помнишь, Дауа - бог насильственной смерти, покровитель воинов и просто убийц, один из разжигателей войн. Так вот, мелайры это духи, которых можно было часто обнаружить над полями брани. Они собирают жатву душ и долго держат свою добычу в своих узилищах. Что они с ними делают неизвестно. Так вот, будучи зачарованными, они могут помочь некроманту собирать души для того, чтобы он мог поднимать нежить. Есть и другие духи, способные на это, например, кладбищенские кримиды, порождения Векры. Но они очень привязаны к погостам, не любят путешествовать, да и нрав у них не менее злобный, чем у мелайр.
  - Вы говорите, что эти духи опасны, а нельзя использовать менее опасных духов для сбора душ?
  - Можно. Я же говорил тебе про минхе. Мелайры и кримиды могут откреплять дух, а минхе - нет.
  - А его нужно откреплять?
  - А как же?! Ты что же не читал того, что я тебе дал?
  - Я, наверное, упустил или забыл...
  - Мне всё ясно, - укоризненно глядя на парня, перебил Гурга. - Узы духа, например, зеот очень крепки даже после смерти тела. Она слабеет постепенно и держит дух несколько дней после смерти. Затем, постепенно ослабевая, уза разрывается, и дух человека устремляется вверх, к Уго-Ал-Норге, что буквально означает "Врата за Смертью". Но бывает, что дух не может открепиться или, по каким-то причинам, покинув тело, сопротивляется притяжению Уго-Ал-Норге и остаётся в материальном мире. Вот тогда-то и вступают в игру кримиды. Они перерезают узу, на которой болтается дух, и освобождают его, но чаще всего ещё долго терзают душу несчастного. Это худшая участь в первые посмертные дни. То же самое делают и мелайры, но они не привязаны к кладбищам. Они вездесущи. Вот их-то мы и призовём. Мне они будут нужны в работе.
  - Я что смогу их увидеть?
  - Наверное, но лучше попроси Дьюлз показать их тебе. Сам ничего не делай. Не привлекай к себе внимания. Мелайры не очень-то интересуются живыми людьми, ибо их уза надёжно упрятана в тело, под завесами тёмной мантии, но в ярости и при большом числе могут попытаться отсечь твою душу.
  - Вы меня пугаете? - спросил Ивэн, недоверчиво глядя на мага.
  - Отнюдь. В исступлении они способны на самые отчаянные поступки. Конечно, для них губительно соприкасаться с аурой живого существа, поэтому все атакующие духи поплатятся своим бытием, но тебе, ужё обездушенному, это вряд ли будет утешением. Ладно, хватит болтать. Следи за мной и постарайся поменьше волноваться, это сильно их возбуждает.
  
  Гурга встал и отошёл на десяток шагов от их бивака. Через мгновение Ивэн услыхал, как по округе разлилась странная мелодия, тревожная и низкая. Она напоминала и рожок, и хоботный призыв и волчий вой, одновременно. Звуки сплелись в немощную, но грозно звучащую симфонию. Заклятие длилось не более пяти секунд. Ничего не произошло.
  В течение часа Гурга повторил заклятие не менее двадцати раз. Затем он вернулся к Ивэну.
  
  - Не выходит? - спросил Ивэн.
  - Наверное, они очень далеко отсюда, но это ничего. Чара, даже не ощутимая эфирным слухом найдёт своего адресата. Это вопрос времени. Будем ждать.
  
  И они стали ждать, разбавляя скуку пустыми беседами и, иногда, чаепитиями. Близилась полночь. Гурга только начал рассказывать об основах искусства кукольника, которое он относил к высочайшему уровню магического мастерства, как вдруг их потревожили. К их стоянке кто-то приближался. Был слышен хруст снега, падение снега с задетых еловых ветвей. Время от времени существо останавливалось и издавало звуки, в точности повторяющие приглушённое мяуканье маленького котёнка в пустом просторном помещении. Снеговой хруст был слышен довольно далеко. Гурга вскочил со стула так, что тот опрокинулся и, сложившись, упал на снег.
  
  - Это они, учитель? - спросил также вскочивший Ивэн. - Это мелайры?
  - Нет. Это не они, - медленно проговорил Гурга, тщательно всматривавшийся в темноту. - Меньше всего мне бы сейчас хотелось слышать это мяуканье.
  - Так что же это такое?
  - Абба-ога, власогон по простому. Сомнений быть не может. Как он оказался здесь - не могу понять. Редкое существо и весьма неприятное. Наверное, старый очень - вот и перепутал мою чару призыва мелайр со своей. Раздери меня стифрия, и готового заклятия у меня на него нет.
  - Одолеть-то его можно?
  - Конечно. Мне это несложно, тебе - невозможно. Вот только трудность не в том, как его одолеть, а как потом избавиться от последствий.
  - Не понял.
  - Поймёшь, может быть, после, а пока не мешай.
  
  В руках Гурга вспыхнуло зелёное пламя. Пару секунд оно гудело в его руках, быстро разгораясь, пока не стало ослепительно белым. Маг вытянул руку вперёд, пламя тотчас же сорвалось с руки и устремилось во тьму, туда, откуда раздавались звуки. Оно пронеслось между огромных елей, освещая их заснеженные лапы и окрестности, и скрылось из виду, напоминая о себе лишь приглушенным дальним свечением. Через секунду раздался хлопок взрыва и свет погас. До них долетел леденящий душу звук, напоминающий хохот гиены. Затем послышались звуки бешеной скачки тяжёлого создания, задыхающиеся хрипы и короткие низкие похрюкивания "грум-грум".
  
  - Морк побери! - воскликнул Гурга. - И впрямь старый, матёрый! Тебе лучше уйти, я его уложу.
  - Нет, я останусь с вами, учитель! - упрямо вскинулся Ивэн и обнажил клинок. Он знал, что не смог бы сейчас заслужить похвалу Артемаса, но предпочитал быть вооружённым.
  - Не время геройствовать! Он идёт мстить! Он в ярости!
  
  Не успел Гурга договорить, как рядом, словно из воздуха возникли тэули эскорта. Они мгновенно среагировали на шум, отсветы и, наверное, на колебания враждебной ауры. Их "слышал" даже Ивэн.
  Чуть зеленоватый туман местного эфира словно пульсировал, сгущая и разрежая свой окрас.
  
  - Мы закроем вас, - спокойно сказал Свияр.
  - Не надо, старшина, - чуть морщась, возразил маг. - Это магическое существо, в физическом столкновении нет никакой необходимости. Просто прикройте меня, если он окажется не в меру ловким. Если он сейчас в бешенстве, то гибель его не устрашит. Опасайтесь приближаться к нему ближе, чем на пять-семь метров
  
  Огромная, огруженная снегом лапа ели, что стояла в двадцати метрах от бивака колыхнулась и сбросила свой искрящийся покров на потревожившее его чудище. Ивэн успел заметить лишь, что оно покрыто густыми длинными космами, сквозь которые на мгновение блеснули чёрные круглые глаза. Чудище метнулось в их сторону и застыло, разглядывая дерзких двуногих, очевидно, оценивая силы.
  Впрочем, оценивало оно их не долго. Пружинисто оторвавшись от земли, оно взвилось в воздух и кинулось на одного из тэули, того, который был ближе всех. Гуль увидев, наконец, причину беспокойства хозяина всплеснула руками, зашлась истерическим воплем, попятилась задом и, наткнувшись на шатер, упала, увлекая своим грузным телом некрепкое сооружение.
  Космы длинных волос или шерсти, что у там было у монстра, раскинулись по сторонам, когда он резко изменил направление полёта и направился к стоящим у костра Ивэну и Гурге. В этот момент в воздухе раздался пронзительный короткий свист - это был тэули, которого, судя по первому рывку, атаковал власогон. Воин промахнулся! Не угадав фальшивого броска, он разрезал клинком лишь воздух и приземлился на землю. Он недооценил интеллект существа, потому что не был знаком с подобными тварями. Долгое пребывание на холоде сделало его движения не столь стремительными и ловкими, несмотря даже на бензиновые грелки, пожалованные щедрым Кастеляном эскорту и всей караульной службе.
  Гурга мгновенно создал вокруг себя и Ивэна стену зеленоватого огня, в которую и врезался монстр. Волосы его мгновенно вспыхнули, и существо с диким воем молниеносно отпрянуло, рассыпая вокруг золотистые искры. Часть волос монстра отделились от его тела, каким-то образом, преодолели преграду и окатили Ивэна гадким колюче-пушистым облаком. Гурга отпустил какое-то сложное проклятие, Ивэн чертыхнулся и, отплёвываясь и сбивая с себя мерзкую субстанцию, отпрянул назад. К удивлению Ивэна пламя стены не обратило косматое чудище в живой факел. Похоже, оно вообще не сильно-то пострадало. Припорошенное снегом существо вновь взмыло в воздух, на этот раз так высоко, что совершенно скрылось в небесной мгле.
  
  - Он владеет хорошим небула! - вскричал Гурга. - Невероятно! И прыжки подкрепляет магией!
  
  Гурга мгновенно "ощупал" эфир в радиусе тридцати метров. Ощущалось нечто злобное, но невозможно было угадать направление на источник этих ощущений. Существо словно было повсюду.
  
  - Мы разобьемся по одному и прочешем окрестность, - предложил Свияр.
  - Нет, - возразил Гурга. - Он здесь. Я чувствую, что он недалеко. Вам не стоит...
  
  Не успел он договорить, как в метрах двадцати от них появилась тёмная, словно чернильная клякса, косматая фигура. Она рванулась с места и черной молнией пролетела над ними. Через мгновение она словно растворилась в воздухе.
  
  - Я просто в это не верю! - оторопело проговорил Гурга. - Он похож на обученного кем-то зверя. Он изматывает нас, не торопиться сгинуть, пока не доберётся до хотя бы одного. Не похоже это на обычное поведение власогонов. Ну что ж, раз так, пусть пеняет на себя.
  
  Гурга вывел объёмное секущее заклятие известное как "Бритвенное облако". Выпустил его из своей ауры и стал прочёсывать им окрестности. Ветви всех попадающиеся на его пути елей мгновенно превращались в кучу опилок и хвойного порошка вперемежку со снегом, кора начисто сбривалась, оголялась и кромсалась желтоватая заболонь.
  Через минуту незримое заклятие, направляемое Гургой, натолкнулось на схрон твари и принудило её бежать. Подняв облако снежной пудры, власогон метнулся под прикрытием этой завесы к ближайшему тэули и сбил его с ног, не причинив ему видимого вреда. Затем он снова взмыл в воздух и растворился во тьме.
  Гурга был вынужден отклонить заклятие, чтобы не искромсать воина. Он выругался на каком-то неизвестном языке и вновь стал обшаривать окрестности с помощью заклятия. Огненная стена пала.
  
  - Слишком много энергии трачу, - сказал он Ивэну, кряхтя. - Это довольно ёмкая чара. Попробую по-другому.
  
  Он вывел новое заклятие. Из его ауры сгустилась и выползла неширокая чёрная лента. Она беззвучно заскользила над снегом, а через мгновение метнулась ввысь чёрной молнией и исчезла.
  
  - Пока он ищет нашего проказника, передохну, - сказал маг. - Ху-ух, не думал, что будет столько возни. Раззадорил меня этот лохмач.
  - Что это за чара?
  - Ночной Червь. Неприятная штука даже для чародея. Сейчас посмотрим, как он справится с нашим гостем.
  На самом верху высокой разлапистой ели, стоявшей неподалёку, послышались вопли и шипение дюжины котов, сцепившихся в территориальной битве. Снег комьями и ручьями устремился вниз, распыляя вокруг стеклянно поблескивающую пудру.
  
  - Ага! Вот и попался! - воскликнул чародей.
  
  Свияр и четверо тэули рванулись к поднимающему снежные брызги клубку сцепившихся бестий.
  
  - Нет! - вскричал Гурга. - Не подходить!
  
  Но было поздно - засвистели тэульские клинки. Власогон пружинисто взвился в воздух, увлекая за собой некое подобие черного шарфа, крепко обвившего его тело, частично прикрытого длиннющими волосами своей добычи. Сверху раздался ещё один вопль. Темная косматая масса рухнула на снег в пяти метрах от Гурги и Ивэна.
  
  - Стоять! - крикнул Гурга, предупреждающе вытягивая руку в сторону тэульского отряда. - Он сам разберётся!
  Власогон лежал неподвижно. Узкая лента Червя, казалось, намертво сдавила немалое тело твари, и отупело рыскала где-то под его патлами, создавая иллюзию вздымающихся от дыхания боков. Рыло Червя, если это было оно, показалась наружу. Конец тела был словно отсечён ножом. С него черной влажно блестящей бородой свисали упругие змеящиеся щупальца, толщиной с палец. Тварь поводила мордой из стороны в сторону, словно принюхиваясь к окружающему пространству, и стянула свои кольца посильнее, так, что хрустнули кости её добычи. Потеряв интерес к обстановке вокруг, Червь вернулся к жертве и стал "обнюхивать" и ощупывать её словно удивляясь такой редкой удаче. Внезапно щупальца его распрямились со звуком щёлкающего хлыста и каменными шипами глубоко впились в бок жертвы. Власогон жалобно взвизгнул и замолк, тело Червя задрожало, напружинилось и с треском вырвало добрый кус плоти. Ивэну даже стало жаль лохмача, но жалость моментально иссякла, уступив место гадливости.
  
  - Только не это! - Гурга, не подходя к месту разыгравшейся драмы, вновь вывел Бритвенное облако и направил его на сцепившихся тварей.
  
  Полетели брызги черной плоти. Червь быстро отпустил жертву и пружиной отскочил в сторону, укороченный на добрую треть, если не больше. Гурга знал, что заклятие "Упокоение Червя" теперь не действовало. Нарабуги, черви Ночи, поддаются заклятию, сотворившего их, до первого вкушения плоти. После него они становятся истинными сущностями - свободными, обладающими собственной волей и разумом. Гурга прозевал этот момент. Он не ожидал такой развязки, ибо тяга нарабуг к плоти сразу после сотворения была признаком изъяна в заклинании. Возможно мелкого, незначительного, но достаточного, чтобы тварь повела себя немного необычно. Таких червей надлежало немедленно уничтожить, ибо они не в меру хищны, коварны, обладают невообразимо тонким эфирным "обонянием" и быстро растут. Их раны латаются Тьмой с небывалой скоростью, а каждая добытая жертва серьёзно усиливает их.
  Выбор средств был невелик - свет и пламя. Гурга метнул целую очередь голубоватых огненных шнуров, навроде того, которым он "учил" Ивэна ощущению реальности. Лишь пара их достигла цели. Черное, словно сотканное из самой темноты, тело червя загорелось, словно фитиль. Тварь метнулась к Ивэну и обвила его тугими, режущими кольцами. Раздалось щелканье хлыста, мягкие щупальца твари обратились в крепчайшие шипы, на которых все ещё были видны ошмётки старой добычи. В глубокой черноте меж щупалец прорезался ещё более черный овальный рот. Тварь уже сгорела более чем на половину, но очевидно вознамерилась принести последнюю жертву, покровительствующим ей ночным богам. Дьюлз стиснул запястье так сильно, что казалось ещё немного, и он отрежет кисть хозяина.
  Ивэн мысленно похоронил себя уже трижды, но тварь почему-то медлила с расправой. Внезапно она ослабила кольца, и сползла по его телу вниз. Мягко обвив ноги парня, гибнущее существо льнуло к нему, как к родному, и не выказывало никакой агрессии. Через пару секунд огонь окончательно проглотил бестию, не оставив ни сажи, ни пепла.
  Тэули давно стояли вокруг него, не зная, что им делать. Гурга тоже был рядом, его лицо выдавало сильное потрясение.
  
  - Не пойму, что пошло не так, - рассеянно пробормотал он, немного придя в себя. - Чара была верной, чистой. Я уверен.
  - Нам надо уходить отсюда, супреате, - обратился к Ивэну Свияр.
  - Теперь уже не надо торопиться, - слабо улыбаясь, ответил измождённый Ивэн, - Тварей больше нет.
  - Госпожа, наверное, уже знает о случившемся, - возразил старшина эскорта, указывая на Дьюлз. - Она не поймёт.
  - Ах, да, - растерянно ответил Ивэн.
  
  Он велел Дьюлзу передать княгине, что тревога оказалась ложной.
  "Мне ничего не удалось передать, господин. Слишком много здесь было разного рода магии. Чуждой мне магии, особенно у этой черной бестии. Я не знаком с заклятиями такого уровня. Тут Гурга сведущ, но не я".
  
  - Всё хорошо, Свияр, - сказал Ивэн. - Владычица ничего не знает. Дьюлз не смог передать тревожный сигнал из-за червя.
  
  Гурга отошёл в сторону и задумчиво уставился на тело власогона. Из глубин своего просторного одеяния он достал серебристый стилет и отрезал прядь волос чудища, аккуратно свернул их в бухту и положил в небольшой кожаный мешочек, что висел у него на поясе. Затем он отошёл в сторону, вывел Сферу Света и метнул её в тело твари. Ослепительно сияющий шар словно капля жидкости растёкся по волосатой туше и за пару секунд не оставил от неё даже золы. Маг вернулся к тэули и Ивэну.
  
  - Нам всё же нужно вернуться в Меган, - сказал колдун. - И как можно быстрее.
  - Что случилось? - спросил Ивэн и закашлял. В горле сильно першило.
  - Вот это и случилось, - недовольно покачал головой Гурга.
  - Что? - сдавленно спросил Ивэн.
  - Не болтай без нужды, - рявкнул Гурга.- Уезжаем. Старшина, Гуль быстро соберите вещи и уходите к коляске вместе с супреатом. Я пока дам отбой чарам призыва мелайр. Сейчас нам только их не хватало.
  
  Вещи были собраны за пару минут, костёр был щедро засыпан снегом. Через пять минут они скоро ехали в направлении Широкого Тракта. Мареш гвурса не щадил. Задубевшие мышцы мертвой твари оглушительно звенели поначалу, несмотря на особую масляную смазку и зимнее облачение, называемое пишма.
  "Эх, порвутся видать, - подумал Мареш. - Жаль гвурсину".
  Гурга, опасаясь того же, окатил крысолошадь потоком согревающего заклятия. Гвурс пошёл быстрее, увереннее. Перекатывающиеся мышцы твари стали скрипеть, как десяток кожаных ремней.
  Через полчаса они достигли Западных Врат. Ивэн почувствовал во рту привкус крови, пальцы рук и ног безбожно ныли тупой болью, кожу словно натёрли щёткой из грубой щетины. Больше всего болела кожа головы, под волосами.
  Мареш на полном ходу провёл коляску по Кривому Пандусу, рискуя опрокинуться, и въехал во второй ярус.
  
  - Морк тебя задери! Медленно! - хрипло крикнул Гурга на Мареша. - Ещё целый ярус нужно ехать.
  
  Мареш делал что мог. Гончая мозоль гвурса была исполосована лиловыми бороздами от гибкого, в кожаной оплётке, понукального прута. Гвурс отзывался на каждый удар жутким челюстным щелканьем и судорожными рывками. Они пронеслись по Канальной Дуге, мимо заведения Гунека Бороды, влетели на Круглокаменный Спуск, к главному пандусу, соединяющему второй и третий ярусы.
  Ивэн поморщился, почувствовав жгучую разливающуюся боль в груди и животе, и положил руку на грудь. Гурга всё понял, лишь коротко глянув на него.
  
  - Старшина! - окрикнул маг. Свияр немедленно приблизился к коляске.
  - Скачите в Шабралахат! Привезите Го Пора, и скажите ему, что необходимы снадобья от волосенницы. Я не настоящий лекарь, но сдерживать недуг некоторое время смогу.
  
  Свияр кивнул. Однако он остался при своем супреате и послал во дворец одного из тэули эскорта.
  
  - Нам нужен кипяток, - крикнул маг, когда они встали у калитки дома Гурги. - Этим займётся Мареш - Гуль слишком отстала от нас. Старшина, вы и ваши тэули должны сгрести как можно больше снега к крыльцу. Ивэн, ты можешь идти?
  - Кон... - начал было Ивэн, но поперхнулся и закашлял.
  
  Горло першило и жгло невыносимо. Что же это такое? Ивэн больше минуты задыхался сухим, раздирающим горло и грудь кашлем. Каждый вдох отзывался уколом сотен игл и неудержимым желанием откашляться. Его тошнило, сознание помутилось.
  
  - Пошли скорее, - сказал Гурга и потащил парня за собой, в дом.
  - Что со мной? - подавляя желание кашлянуть, сипло спросил Ивэн.
  
  Гурга молча взял его за руку и показал её владельцу. Ивэн чуть не упал в обморок - его ногти пожелтели, местами посерели и отрасли на пару сантиметров.
  
  - То же самое происходит с волосами, - серьёзно проговорил Гурга. - Только они растут у тебя и внутри тела: в легких, в желудке, в кишках, во рту, в горле. Об этих последствиях я тебе и говорил. Понимаешь теперь, почему эту тварь кличут власогоном?
  
  Он приволок его в купальню и велел раздеться донага, а сам быстро ушёл. Через четверть часа Гурга вернулся с большим лотком, уставленным склянками с порошками и жидкостями.
  Мареш, к тому времени, наполнил два огромных бака, встроенных в печь, здесь же, в купальне, и растопил печь. Маг что-то подсыпал и подливал в небольшую каменную ступу, изрыгая проклятия, что-то бормоча под нос и фыркая.
  
  - Неси масло, - крикнул он Марешу.
  - Какое? - спросил слуга.
  - Любое! - заорал Гурга, потом, снизив голос, сказал. - Нет, лучше вранниковое. Оно такое... тёмное, коричневое.
  
  Мареш умчался во владения Гуль. В этот момент появилась и сама экономка. Она охнула и стала раскочегаривать печь купальни.
  
  - Молчи! - крикнул Гурга, завидев попытку Ивэна заговорить. - Ты располосуешь горло. На вот прими это.
  
  Он взял со столика ступку, зачерпнул в ней керамической ложкой какую-то субстанцию и сунул её под нос Ивэну. В ложке шипела и пузырилась розоватая, с алыми прожилками паста. От неё сильно пахло чесноком и ещё чем-то кисло-сладким. Тошнота только усилилась.
  
  - Принимай и не вздумай блевануть! - прорычал Гурга.
  
  Ивэн с трудом проглотил мерзкую пасту. В горле запекло, заскребло металлическими щётками, в груди возник ком пульсирующей боли. Парень поперхнулся, согнулся пополам и стал кашлять, разбрызгивая вокруг недопроглоченную пасту.
  
  - Так, так, это хорошо, что больно, насколько я в этом понимаю, - сказал Гурга, хлопая парня по спине. - Я мог бы навести обезболивающие чары, но не уверен, что это сейчас можно. Пусть лекарь этим займётся, так что терпи. У-у, Морк меня задери, вода слишком долго греется, ну-ка, поможем ей!
  
  Вода тотчас забурлила, хотя огонь в печи остался неизменным.
  Пока ехал придворный лекарь, Ивэну пришлось трижды испытать на себе действие горячей воды и снега, попеременно. Его кожа готова была то лопнуть от кипятка, то стянуться до звона от огромной массы высыпаемого на него снега. Растираясь снегом, Ивэн почувствовал что-то колющее на поверхности кожи. Он недоумённо посмотрел на руки и грудь - из под его, почти лишённой волос кожи, пробивалась жёсткая щетина.
  "Боже, в кого я превращаюсь?" - внутренне завопил Ивэн.
  Тучный Го Пор ворвался в купальню, когда щедро смазанный маслом и какими-то солями, спеленатый белой простынёй Ивэн сидел в плетёном кресле возле ванны. Лекарь осмотрел Кастеляна, провел своей пухлой ручкой, унизанной перстнями, по щетинящейся коже руки супреата и прицокнул языком.
  
  - Нде, нде, нде, - пролепетал маг-ээнже, качая головой. - Когда это случилось?
  - Около полутора часов назад, - сказал Гурга.
  - Что-то очень быстро, - озадаченно заметил лекарь. - Очень. Это плохо. Волосенница развивается в течение суток или двух, обычно. Ваше превосходительство оказались чувствительнее большинства.
  - К чему эти подробности? Он будет жить, лекарь? - недовольно спросил Гурга.
  - О, да! Конечно! - встрепенулся придворный медик. - Рост плетеницы вы замедлили. Вы сделали всё более чем правильно.
  - Можно сделать или правильно или неправильно, - негромко фыркнул Гурга.
  
  Го Пор пропустил эту колкость мимо ушей. Он склонился над своим саквояжем и извлёк оттуда два пузырька из тёмно-зелёного стекла. На одном из них была красная бумажная бирка, на втором салатная.
  
  - Вот это, с красной биркой, нужно будет принимать дважды в день, - промурлыкал лекарь с придыханием - тучность душила его. - А это вот, с зелёной, только раз в два дня. Ежедневно - растирания вранниковым маслом, спиртом и кипятильной солью, сразу после ванны. Остальным тоже придётся принимать эти снадобья в течение недели. Это предупредит заболевание. Ваше превосходительство, избегайте любых разговоров, как минимум неделю. Не тревожьте горло. Лучше всего отлеживаться в покоях, а не ходить. Я буду навещать вас каждый день и накладывать особые чары, чтобы ускорить выздоровление. К сожалению, против волосенницы нет заклятий сводящих недуг моментально.
  - Скоро я смогу выйти...на службу? - сипло, с трудом спросил Ивэн.
  - Не надо говорить, ваше превосходительство, - ласково улыбаясь и грозя пухлым пальчиком, напомнил лекарь. - Точно не знаю, думаю, что через месяц, если всё пойдёт как надо. Это редкий недуг, редкий, как и та бестия, которая вам его причинила.
  
  
  
  Мятежник
  
  Ивэн проболел куда как дольше - до конца апреля. Выздоровление стало настоящим адом. Его рвало комьями волос, горлом шла кровь, кожа покрылась сплошными корками от расчёсов и язвящего действия снадобий, мучил кашель. Парень в край исхудал, спал по три-четыре часа в день, почти не ел, его мучила сильнейшая жажда.
  Каждый день, порой по два или по три раза, к нему приходила Ильзат. Ивэну стоило немалых усилий убедить её в невиновности Гурги. Ильзат не могла ему сопротивляться. Вскоре она стала и вовсе податливой и старалась угадать все его желания, чтобы тут же удовлетворить их. Она так и льнула к своему сокровищу, постоянно держала его руку в своих, поминутно трогала его лоб, выискивая признаки жара, влюблено разглядывала каждую черту его лица.
  К концу марта его кожа выгладилась, щетина бесследно исчезла, однако, на голове волосы продолжали расти с ужасающей быстротой, удлиняясь на добрых три-четыре сантиметра в день.
  Ильзат, как и раньше, любила запустить пальцы в его волосы и была несказанно рада тому, что теперь они так длинны. В среде эстетствующих тэули длинноволосость считалась шиком и многие, используя шиньоны, придавали себе более аристократичный вид. Неосознанный протест Ивэна состоял в том, что он регулярно стригся накоротко, вопреки уговорам Ильзат и даже Люксоны, которая считала, что ему это очень пойдёт. Несмотря на своё расположение к этой девчонке, Ивэн не поддался уговорам. Теперь же на пути самовыражения Ивэна стояло непреодолимое препятствие.
  После визитов княгини к Ивэну являлись Люксона, Поль, иногда Гурга, мэтр Аффолиан и Артемас.
  Часто стали бывать у него Гильфион Леанос и Орма Гром. Гильфион бывал у него и раньше, ещё после первого выздоровления от сетчатой заразы, причинённой ударом каллимертского одельона. Орму Ивэн не видел с тех пор, как приехал в Меган - как парижский епископ, она была вынуждена сразу покинуть замкоград и разбираться с делом павшего силентиума. Эти двое своим поведением напоминали ему Ильзат, единственно, - они не позволяли себе прикасаться к чужому эмпатье.
  Несколько раз приходил и Бха. На удивление он был не только неагрессивен, но и напротив, весьма дружелюбно настроен, уверял в готовности предоставить ему любую необходимую помощь.
  Когда болезнь поутихла, к нему зашёл совсем нежданный гость - сэр Орсби. Он был как всегда предельно вежлив: поинтересовался здоровьем супреата, дал несколько советов по владению мечом и даже предложил свои услуги в качестве спарринг-партнёра. Внутренне содрогаясь от страха перед изысканным господином с холодными волчьими глазами, Ивэн вежливо отклонил последнее предложение, сославшись на то, что не хочет оскорбить этим своего наставника, Артемаса.
  Но на этом предложения сэра Орсби не иссякли. Протектор Британии отвесил пару комплиментов служебным достижениям Управляющего Кастеляна. Особенно он хвалил его смекалистость насчёт выдачи караулу бензиновых грелок. Ивэну стало стыдно - ведь идея эта принадлежала не ему.
  
  - Ты очень популярен, - сказал Орсби. - Я думаю, ты вполне заслуживаешь этого. Мне, честно признаться, ты раньше казался бестолковым мальчишкой, угрожающим интересам ордена, прости за откровенность. Теперь, когда княгиня устранилась, и твоё значение в ордене стало ничтожным, я понял, что серьёзно ошибался.
  
  Ивэн был уязвлён этим замечанием, но виду не показал. Орсби внимательно рассматривал его. Мальчишеская внешность Орсби вводила в заблуждение. Казалось, то, что он говорит - чистый порыв искренности юной души, но всё же что-то неуловимо холодное, кристаллически-разумное веяло от этих серых глаз, чуть опущенных вниз уголках рта, в кошачьих движениях протектора. Немудрено - Орсби было, без малого, пятнадцать веков от роду.
  
  - Я думал, что ты подослан, - продолжил Орсби. - Подослан нашими врагами и с помощью магии, пусть и не твоей собственной, пытаешься расшатать корабль Нарсгоны, которые и так подточили доморощенные черви.
  - Врагами, сэр Джаред? - изобразил удивление Ивэн.
  
  Как бы страшно не было, Ивэн решил сыграть в игру с непростым протектором Британии и узнать побольше от него о нём самом. Правду он скажет или нет - рано или поздно выясниться.
  
  - Да, Ивэн, врагами. Их много и у каждого разные интересы, но цель одна - Меган. Это и Жизнесияние, и алчные до власти и территорий муафали, и маги всех мастей, и орден ещё одной твоей бабки, Дравары. Есть и смутьяны, ратующие за так называемую Свободную Охоту. Мне понятна их тоска по раздолью, но, к сожалению, время для него ещё не настало, и потому они преступники. Теперь, правда, их восстание обезглавлено. Главарь заточён в Вероникейской башне и ожидает суда. Сколько бы не длился процесс, он всё равно будет подвергнут страшной казни.
  - Чёрная Звезда?
  - Да, он, но я не хотел бы, чтобы ему придавали романтический ореол таким эпитетом. Его зовут Доминэль. Доминэль Филагор.
  - Мне показалось, что монселар сочувствует его идеям, - Ивэн нарочито держался на расстоянии вежливости.
  
   Орсби покривился.
  
  - Сочувствую? Нет. Я сказал, что понимаю их тоску по раздолью. Я помню те времена, когда никаких режимов Пиньо-Латта не было. Это было время свободных охотников, хотя кланы уже тогда существовали и, конечно, следили, чтобы на их территории не охотились чужаки. Так что закон и порядок был и тогда. Преступившие черту сурово карались. Тогда закон был один, сейчас он другой, но не менее необходимый. Поэтому, что ни говори, а Доминэль - преступник. И по делам его будет ему воздаяние.
  - Какое же?
  - Силентиум Эвум, Покой Вечности, конечно же.
  - Что же в нём страшного? Я слышал о нём на Совете муафалей, но всё забывал поинтересоваться.
  - Ты не знаешь о Покое Вечности?! - удивился сэр Джаред. - О, это страшное место. Согласно преданию в нём обитают жуткие твари и духи. Там не дано ничего, кроме вечных мук души, пронзённой холодом боли, скорби, уныния, бесконечной тоски. Говорят, что время там словно останавливается, секунда подобна вечности и, самое главное, Силентиум Эвум всегда дарит обманную надежду. Но проходит время, и она обращается в пронзительное отчаяние и желание умереть, но Покой никогда не дарует Смерть, он снова издевательски даёт надежду. И так бесконечно, по кругу.
  
  Ивэн вспомнил магию коупха и внутренне содрогнулся.
  
  - По-моему, это слишком жестокое наказание, - сказал Ивэн.
  - В общем-то, да, но оно сообразно поступку, - спокойно ответил протектор.
  
  Ивэн задумался.
  
  - А что такого сделал, этот Доминэль, кроме того, что выступал против режима?
  - Ну, сложно сказать. Говорят, что он убивал таури из числа нарсгонских кланов, но это пока не доказано. Главное его преступление - это вызов Нарсгоне. Этого достаточно, чтобы заслужить Вечный Покой. Так или иначе, с доказательствами или без них, он его получит.
  - Но это же не правосудие, а произвол! - возмутился Ивэн.
  - Понимаешь, Ивэн, дела крупные решаются под влиянием интересов и любой ценой, а правосудие - это представление для легковерных. Тебе, как соправителю Мегана, придётся принять эти правила игры. К сожалению. Я тоже не в восторге от судилищ, но я понимаю опасность таких, как Филагор. Во имя великих целей иной раз уместен и неправосудный приговор. Ведь Филагор - это несомненный вред, а строгие доказательства часто недоступны по неким, принципиально неважным причинам.
  - Но как же можно быть уверенным в его виновности, когда нет доказательств? Как вы, сэр Джаред, можете говорить, что Филагор - несомненный вред, когда не видели собственными глазами его преступлений или не имеете неоспоримых свидетельств в пользу ваших подозрений?
  - Наивная душа! Ты мне нравишься, Ивэн. Такой непосредственности я давно не встречал, даже среди вас, людей, - Орсби широко заулыбался.
  
  Ивэн кипел от негодования.
  
  - Я понимаю тебя, - продолжил протектор. - Идея или мнение не должны наказываться, но, увы, против интересов не попрёшь. Даже угроза чьим-то интересам часто уже приговор. Никто не будет ждать судов и разбирательств. Полагаться на благородство или установление справедливости чужими руками всегда было уделом идеалистов и выживших из ума романтиков. Я скорблю об этом, но не я назначаю правила.
  - Монселар ...
  - Прошу тебя, давай без церемоний, - поморщился Орсби. - Я терпеть не могу всех этих эпитетов.
  - Хорошо, сэр Орсби, ты можешь как-то повлиять на судьбу этого Доминэля?
  - Процесс решено провести в два этапа - первый и кассационный. Чтобы всё выглядело по форме. Первый проводит трибунал Епископата. Тут меня могут привлечь в качестве свидетеля, в конце концов, я арестовывал Филагора. Ну и в качестве судьи, я буду присутствовать на кассационном суде. Его отправляет Высокий магистрат. Но, увы, я имею право только сказать своё мнение, но не имею права голосовать. Так что повлиять на его судьбу я могу, пользуясь только своим скромным даром убеждения. Никак иначе.
  
  Ивэн знал, что сэр Джаред всё-таки получил пост почётного магистра, хотя и без права голоса, так как не был членом Нарсгоны. Совет муафалей не дал магистерского поста ни Барго Кассу, ни Селлио Свэнцца, но всё-таки ввёл ещё две магистерские должности и отдал их наиболее уважаемым муафалям.
  
  - Значит, сделать ничего нельзя? - разочарованно спросил Ивэн.
  - Что-то существенное - нет. Да и зачем тебе это?
  - Как ты заметил, сэр Джаред, я соправитель Мегана, и не могу оставаться в стороне, когда твориться несправедливость.
  - Да, но Филагор совершил преступление против таурианского братства, а не замкограда, так что правителям Мегана он неподсуден. Как ты собираешься вмешаться в это дело?
  - Пока не знаю. Сколько продлится суд?
  - Кхм...Я думаю, до осени управятся. В апреле назначены первые слушания в трибунале Епископата.
  
  Ивэн опустил глаза и задумался, Орсби не мешал ему, внимательно следя за его мимикой. После минутной паузы Орсби сказал:
  
  - Я хочу предупредить тебя, Ивэн - то, что ты хочешь сделать, вызывает у меня восхищение и уважение, но это очень опасно. Такое вмешательство в дела Нарсгоны может стоить очень дорого. Очень. Нарсгона пошатнулась, она с давних пор не едина. Я говорил тебе о врагах в самом её сердце. Многие могущественные муафали в своих мечтах видят себя удельными князьками, неподвластными ничьей воле. Они не терпят Филагора и его банды, боятся его могущества, но были бы рады, если бы он ослабил Нарсгону, вплоть до её распада. Другие же, напротив, не желают её распада, так как потеряют защиту ордена от первых. В Совете они большинстве и, соответственно, против Свободной Охоты, Филагора и изменений в режиме Пиньо-Латта.
  Тебя не любят и презирают и те, и другие. За твоё влияние на владычицу, за её отставку, за твою неанорную форму, высокие титулы и должности, даже за твой нетаурианский вид. Орден потерял Меган в качестве своей твердыни и теперь пребывает в замкограде на правах постояльца благодаря тебе. Нарсгона потеряла привилегии, первенство в замке и стала одним из множества орденов. Но, то, что ты удалён с поля игры, сейчас устраивает всех, пусть это и обошлось большой ценой. Представь: они, только что перевели дух, и ты снова появляешься на сцене, да ещё и на стороне Филагора. Это возмутит многие кланы и создаст угрозу тебе и Ильзат.
  - С другой стороны, - возразил Ивэн. - Всеобщая ненависть ко мне сблизит старых противников и не даст ордену расколоться. Пусть на некоторое время. А ведь раскола не хочет ни Ильзат, ни я, значит, стоит рискнуть.
  
  Орсби буравился в парня своими глазами-кристаллами.
  
  - Ты рассуждаешь, как благородный государь, решивший пожертвовать собой ради единства. Это благородно, но бессмысленно. Ты же выступишь на стороне Доминэля, а это даст всем сигнал, что между тобой и владычицей возникли разногласия. Они просто разорвут тебя как свора псов. И если Ильзат выступит в твою поддержку, тем хуже для неё.
  - Возможно, и так. А может быть я докажу, что несмотря на нежелание раскола и неподдержку идей Свободной Охоты, я стараюсь сохранить законное правосудие и справедливость.
  - Уважение, возможно, это и вызовет, но справедливость сейчас никому не нужна. Интересы, подкреплённые богатством и тысячами клинков сильнее закона, как я уже говорил. В суде ты, безусловно, проиграешь, даже если тебе дадут слово. Там уже всё решено.
  - Каков же выход?
  - Я не знаю. Мне кажется, что тебе нужно принять правила реальной, а не показушной игры и усилить своё положение в таурианском мире. Благородство - хорошее качество для завоевания уважения и симпатии масс, но для того чтобы добиться уважения сильных, нужно самому быть сильным. Тебе нужна партия. Возможно, даже свой собственный орден. Лучше всего тайный.
  - О боже! - воскликнул Ивэн. - Я только хотел заступиться за правду, а ты предлагаешь мне стать интриганом!
  - Я лишь ответил на твой вопрос, - улыбнувшись, ответил Орсби. - Я ничего не предлагаю, кроме своей поддержки. И только из симпатии к твоим, достойным уважения, порывам. Ты волен сам решать, что тебе делать. Я уже нахожусь на пике своего влияния, мне ни к чему тебя подбивать тебя на интриги, но будь я на твоём месте, я бы задумался о своём усилении.
  Кто у тебя в друзьях? Гурга, Люксона, Поликсис Таис? Негусто. Ты и жив-то только из-за патронажа Ильзат. И если с ней что-нибудь случится, твоя участь незавидна. Никакие кланы Акопос и Танатос не спасут тебя, а, скорее всего даже и свергнут. Ведь ты человек, а не таури. Такого унижения, не знала история Нарсгоны. Мало кто из тэули захочет сносить насмешки своих собратьев.
  Ну, мне пора, Ивэн. Завтра я уеду в Лондон и вернусь к началу трибунальных слушаний. Выздоравливай, супреат. Ещё увидимся.
  - Спасибо, сэр Джаред. Я рад, что мы поговорили. И поздравляю тебя с назначением в магистрат. Не мог поздравить раньше - мы же не виделись с Совета.
  - Благодарю. И я поздравляю тебя, Кастелян Мегана.
  
  ******
  
  Орсби ушёл, оставив Ивэна в крайнем душевном волнении. Он ещё сомневался в искренности этого таури, но всё же находил его рассуждения не лишёнными смысла. Слова протектора о благородстве порывов и забота о его безопасности льстили парню. С другой стороны, Ивэну очень хотелось бы иметь в лице Орсби союзника, ибо в качестве врага сэр Джаред пугал его. Но выдавать желаемое за действительное Ивэн не спешил.
  "Посмотрим, что он сможет предложить, если уж он так сочувствует мне", - думал Ивэн.
  Прошло несколько дней и в голове Кастеляна сложилось, что сэр Орсби очень умело вывел его на разговоры о нарсгонских междоусобиях и его личных врагах. А его личными врагами были, в общем-то, все. Желание вмешиваться в судьбу Доминэля, вызванное душевным порывом, жаждой справедливости и отчасти гордыней, постепенно ослабло, однако интерес к легендарной Черной Звезде не иссяк.
  Ивэну казалось, что сэр Джаред не хотел, чтобы на него пала тень подозрения в сопереживании идеям Доминэля, но чувствовалось именно это. То, как он говорил о канувших в Лету временах вампирской вольницы, показалось Ивэну именно сочувствием, скрытым за маской приверженности порядку и священным интересам таурианского мира.
  Второй стороной дела было собственное место Ивэна среди этих созданий. Он не мог стать своим ибо не покрыл себя воинской славой, не достиг уважения, как мудрый державник, не стал могущественным магом. Он - "эмпатье в венце", раб и фаворит самой влиятельной таури в мире, баловень судьбы, вознесённый ею на незаслуженную вершину, во многом иллюзорной, власти. Но это не достоинство, не величие, а только рок, случай...или чья-то игра. Последнее раздражало более всего.
  Он слишком долго чувствовал себя марионеткой - сначала в игре Консурменции и Нарсгоны, затем в руках Ильзат и тайных и явных таурианских партий, в руках Гурги, наконец. Все им понукали. Но что-то ещё более могучее и нечеловечески расчётливое стояло за всем этим. Он чувствовал, что стал "дамкой" по чьему-то замыслу или замыслу многих.
  Нет, Орсби прав, ему необходима своя партия, свой тайный орден, как он говорит. Наверное, сэр Джаред решил осторожно покровительствовать ему, выступая в роли неявного советника, намёками направляя его на верный путь. Что ж, посмотрим насколько он верный. По крайней мере, других, более зрелых решений что-то не видно.
  Но кто же может составить такую тайную партию? Те, у кого общие с ним взгляды и интересы. Но общих интересов у него с таури быть не может - они вампиры, убийцы. Ивэн вспомнил кастелянские отчёты о "стадах" тертас и кармеш, находящихся в Мегане, служащих пищей, рабочими руками и развлечением таурианской мрази.
   Да что, черт возьми, у него может быть общего с этими кровососами?! Гнев накатил сокрушительной волной, в висках стучала кровь. Он словно очнулся и, наконец, осознал, кто он есть. Человек! Что с ним было до сих пор? Сон? Паралич сознания? Он был презираем таури, они пытались им понукать, эти звери, которые не видят в таких, как он, ничего кроме пульсирующего древа сосудов, оплетающего живую плоть. Почему он всё ещё считает, что чем-то обязан им, или даже Ильзат?
  А сёстры? Милые маленькие девчонки - единственное, что у него осталось в этом мире. Как же они? Как он мог забыть о них? Удушливая волна ненависти сдавила грудь. Одновременно он ощущал жалость к себе, сёстрам, несчастным меганским рабам, а ещё - и гнев бессилия.
  Стоп! Так нельзя. Орсби и Ильзат правы - пора взрослеть. Эмоциями цел и сыт не будешь. Нужно воспользоваться сложной расстановкой сил в самом сердце таурианского мира пока у него есть на руках главный козырь - благорасположение Ильзат. Твари не заслуживают уважения и жалости! Он будет хладнокровно подтачивать их мир, пока тот не рухнет и не рассыплется на сотни осколков, которые Жизнесияние легко превратит в пудру, порошок из мумий. С кого же начать?
  Ивэн растерялся. Никто из таури не стал бы входить с ним в переговоры, а если бы и стал, то для того, чтобы потом донести о заговоре. Похоже, нужно начинать с недовольных, тайно ропщущих и слабых; тех, кто сам ищет союза и поддержки. Орсби сказал, что в большинстве сейчас небольшие кланы, которые остерегаются ослабления Нарсгоны и притеснений со стороны немногочисленных, но мощных собратьев. К этим обратиться нельзя. Они заинтересованы в противоположном.
  К Свэнцца или Кассу? Как и предсказывала Ильзат, шаткая поддержка, основанная на возмущении бездеятельностью Ильзат и падением силентиумов, превратилась в гнев муафалей, обращённый на смутьянов. Клановые вожаки были возмущены разоблачением Свэнцца. Циппиох потребовал незамедлительно вернуть долги в орденскую казну, изрядно прохудившуюся после отхода Ильзат от дел.
  Да, Сэнцца и Касс могущественны и хотят раскола, но они ненавидят его. Хотя, возможно, во имя своих целей пойдут на сделку. На марафонской дистанции на них не поставишь - предадут, как только получат необходимые вольности. Ладно, оставим их в резерве.
  Кто же ещё? Маги? Хм, нужно узнать, нет ли у них какого-нибудь "зуба" на таури.
  Жизнесияние отпадает. Слишком далеко. Не дотянуться.
  Кто-то совсем рядом. Совсем. Гильфион и Орма! Отлично! Они слепо благоволят ему, и, кажется, готовы оказывать услуги. Правда, у Гильфиона, говорят, не всё хорошо внутри его клана. Но это его дело.
  Доминэль? Это тёмная лошадка, к тому же уже обузданная. Но он-то как раз больше всех нуждается в помощи. А за ним, по словам Орсби, великая сила. Как он вообще попался-то?
  Люксона и Ильзат говорили ему, что он был неуловим в течение последних тридцати лет, с тех пор, как сплотил вокруг себя первую, ещё немногочисленную, группу единомышленников. Ходили легенды о дерзких рейдах Черной Звезды - он нападал на таури и каллимертов, объявлял охоту на территориях нарсгонских кланов. Если верить муафалям от рук его головорезов пало немало доблестных таури и людей.
   И вот теперь он в оковах. Как Орсби удалось просчитать столь легендарного хитреца? Даже Д"Ольён не мог похвастаться такой сноровкой, а его считали вездесущим и всеведающим.
  Кстати, вот кого нужно опасаться по-настоящему! Он почти никогда не показывался на глаза Ивэну. О нём совершенно ничего не было известно. Ивэн не знал, что думает о нём шеф Рейдмейстерства. Может он недоверяет ему, как остальные, и тайно следит за ним. Так или иначе нужно вести себя осторожно. Ивэн даже порадовался за то, что никак раньше не проявлял себя. Возможно, рейдмейстер давно сбросил его со счетов, но верилось в это с трудом.
  Странно, как его "полюбили" Бха и Орсби. Ищут его расположения для каких-нибудь небольших привилегий? В Мегане, например. Что-то непохоже, чтобы такие знатные господа в чём-либо нуждались. Ладно, посмотрим. Но с Доминэлем нужно как-то встретиться, попробовать понять, что им движет. И делать это нужно аккуратно, не привлекая внимания. Подумаем.
  
  ******
  
  Прогулка по закрытому княжескому парку закончилась шоком. Глаза Люксоны блестели от возбуждения. В них читались страх и восхищение. Поль нахмурился, отошёл в сторону и о чём-то задумался, обхватив рукой подбородок.
  
  - Ты сумасшедший! - воскликнула Люксона. - Ты хочешь заварить кашу, не зная рецепта? Да ты сорви-голова, Ивэн!
  
  Она взяла его руку и сильно сжала её. Её грудь часто вздымалась, колеблемая переполнявшей её смесью тревожных и, одновременно, восторженных чувств. Ивэн не мог отказать себе в удовольствии рассматривать её без особого стеснения. Похоже, "лихие и плохие мальчики" заводили её, как и большинство её глупых сверстниц. Но глупой Люксону назвать было нельзя, а теперь нельзя было назвать и бестемпераментной.
  Ивэн подумал - не совершил ли он ошибки, посветив в свои планы друзей? А друзей ли? Он не знал их и полгода и его симпатии зиждились на тонком, ненадёжном ощущении взаимности. А ведь они могли быть приставлены к нему с самого начала. Но теперь-то поздно горевать об этом - дело сделано.
  Но даже если они и верны ему, он всё равно досадовал на себя - ведь теперь он втянул и их, в эту головокружительную вязь интриг. Нда, учиться молчать - это ещё одно искусство, которым придётся овладеть в самое ближайшее время.
  Ивэн не назвал имени Орсби. Он сказал, что встретился с неким лицом, которое предупредило его об опасности практически любой самодеятельности с его стороны и неминуемой гибели случись, что с Ильзат. Историю про Доминэля и предстоящий неправедный суд он рассказал и заявил, что хочет познакомиться с ним.
  
  - Нет, Люксона, - улыбаясь, ответил Ивэн. - Ты меня переоцениваешь. Я просто загнан в угол. Даже самое мирное животное, попавшее в западню, отстаивает своё право на жизнь.
  - Скромник! - хихикнула она, но тут же стала серьёзной. - Как ты собрался встретиться с Доминэлем?
  - Ну, я всё-таки Кастелян. Все тюрьмы находятся на моём попечении. Освобождать я никого, конечно, не могу, если только сам не приговорил узника, но посещать её мне никто не вправе запретить.
  - Да нет же, глупый. Я имела в виду, как ты собираешься сделать это незаметно. Ведь за ним следит десяток пар глаз, от следователей и обвинителей Епископата до соглядатаев кланов, ненавидящих его. Стража, верная Нарсгоне, обязательно доложит о твоём визите. Тем более стража Вероникейской башни. Брр... Я даже не представляю, как туда войти. Говорят, там обитают жуткие духи и твари.
  - Ну, пока я не знаю, как туда пробраться. Я думал вы мне подскажете. Поможете, наконец. У меня больше нет здесь друзей.
  - Я думаю, что твой план безрассуден, Ивэн, - отозвался, наконец, Поль. - По крайней мере, ты не должен делать ничего сам. Важные господа ведут переговоры, не являясь на такие встречи самолично, чтобы, по случайности, не быть обвинёнными в измене. А вообще, чем тебе не нравится твоя нынешняя жизнь? Большинство таури сотни лет бытуют в безвестности, без почёта, славы и титулов. У тебя же есть всё - власть, покровительство владычицы, ты сыт, одет, тебе прислуживают. Ты учишься магии. Попроси ты Ильзат устроить тебе гарем дественниц, и она тебе его даст. Я уверен. Чего ты хочешь ещё?
  - Фу, Поль - поморщила свой очаровательный носик Люксона. - Ты такой циник и пошляк. Гарем! Ишь ты! Ивэну не нужны такие подарки от фйорм-муафаль. Ты что, не видишь - Ивэн и так тяготится всем этим и считает, что не заслуживает этого. Есть такая штука, Поль, как совесть и гордость. Слыхал? Кроме того, думаю, делить Ивэна с кем-нибудь ещё княгиня не захочет.
  
  Она многозначительно посмотрела на Ивэна. Тот залился краской, а потом тихо рассмеялся над своим смущением.
  
  - Я бы тоже не захотел, - тихо сказал Поль, помолчал и добавил, - В том смысле, что знаю, что такое влюблённость эмпата.
  - Ты был влюблён, Поль? - игриво спросила Люксона.
  - Не твоё дело, кукла ты опилочная! - прикрикнул на неё Поль.
  
  Люксона рассмеялась. Что-что, а выводить фреля из себя ей удавалось на славу.
  
  - Вы опять начинаете? - рассердился Ивэн. - Мы обсуждаем мою жизнь и, возможно, судьбу Нарсгоны. А вы всё про любовь-морковь.
  
  Люксона умолкла.
  
  - Я всё же согласна с Полем, - сказала она. - Твоё положение довольно прочно. Сейчас, по крайней мере. Ты рискуешь вступить в игру, о правилах которой только догадываешься. Зачем навлекать на себя беду? Поль верно говорит - у тебя всё есть. Ну, или почти всё. Я даже не ожидала от Поля такой рассудительности.
  
  Она скосила глаза на фреля. Он, казалось, прожжёт в ней дыру своим взглядом. Она поджала губки, пряча улыбку, и перевела взгляд на Ивэна.
  
  - Значит, у меня всё есть? - раздражённо сказал Ивэн. - А слова "свобода", "родные" - для вас ничего не значат?!
  
   Люксона отстранилась и серьёзно посмотрела на Ивэна.
  
  - Ты ради сестёр это задумал, да?
  - Ради них, ради себя, ради людей, которые томятся в богозах Мегана и те, что ходят по улицам городов, не подозревая, что они пища. Неужели в этом мире не осталось ничего, кроме интересов? Как убого и скучно так жить, наверное.
  - Ты мне нравишься, самоотверженный романтик, - сказала Люксона вполне серьёзно. - Но ты погибнешь, если будешь спешить.
  - Да, спешить и питать свою душу только идеями, - подтвердил Поль. - А передо мной совершенно другой выбор: я должен предать или тебя, или Ильзат. Понимаешь мои затруднения?
  - Почему же? - уставился на него Ивэн. - Моя сила - это сила и Ильзат.
  - Она достаточно сильна, - возразил Поль. - И вряд ли она хотела бы получить помощь из рук мятежников, а ты хочешь встретиться с их главой.
  - Я хочу встретиться, да, - подтвердил Ивэн, - но никто не говорит о заговоре. Что плохого в том, что я с ним поговорю?
  - Если это станет известно таури, то на тебя посыплются доносы, начнутся кривотолки. А Ильзат скорее всего попытается тебя прикрыть - вот что плохого! Скажут, что её уход с поста великого магистра был только прикрытием, чтобы, на самом деле, продолжать вмешиваться в дела ордена подспудно.
  - Ну, во-первых, я собирался с самого начала играть в открытую. Открытая игра никому не покажется нечестной. Все подумали бы, что я просто сумасшедший правдолюб. Но потом пришёл к выводу, что никто не воспримет меня всерьёз и мои усилия зряшно пропадут.
  Так вот, я тоже не считаю, что мой визит должен быть гласным. Для этого-то и обратился к вам, и, как вижу, напрасно. Вы просто довольны тем, что имеете, но я не могу себе позволить тихой жизни под крылышком у Ильзат. Я не могу допустить ни раскола Нарсгоны, ни её усиления, потому что это навредит людям. И я не могу позволить моим сёстрам оставаться у моей кровожадной тётки, Мереллы. Я - человек! Я чувствую! Я не могу быть таким как ты, Поль. Мне не дано жить тысячи лет, я хочу прожить свою жизнь, чтобы не устыдиться себя в последний день. Я не хочу быть эмпатье, маленькой декоративной собачкой на потеху всем таури и к удовольствию Ильзат.
  
  Люксона обняла Ивэна. Поль покачал головой.
  
  ******
  
  - Не время сейчас размышлять о режиме, Марина, - Гильфион был раздражён настойчивостью своей супреатессы. - Совет решил - и точка. Ты хочешь для меня участи Свэнцца? Он, небось, не рад сейчас, что ввязался в свару. Ему нужно вернуть огромный долг и, возможно, по решению Епископата, придётся отступиться от части территорий. Мы тоже не святые, Марина, и об этом хорошо знают. Ильзат осталась недосягаема. Она, пожалуй, сейчас сильнее, чем раньше, теперь она ничем не связана.
  - Хорошо, патер, будь по вашему, - сказала Марина и поклонилась своему господину.
  
  Через час с небольшим она была за городом. Шипящий Купер должен принести ей кое-какие известия от Маски.
  После того, как Доминэля схватили, Марина совсем отчаялась. Но через некоторое время её отыскал некто, назвавшийся Купером. Марина напряглась - уж не агент ли Рейдместерства? С тех пор, как она, в схватке с каллимертами, неудачно метнула кинжал-одельон в своего патер, к ней, и другим приближенным Гильфиона, было постоянно приковано внимание. Гильфион не видел, кто покушался на него, а тот, кто видел, молчал. Он был "своим". К сожалению, даже губительная сила крови Оделии не свела муафаля в небытие. Ему снова помогла кровь проклятого мальчишки.
  Новый соратник не нравился Марине. Говорил Купер странно - пришепётывал, посвистывал и шипел - за что получил от Марины кличку Шипящий. Недоверие к нему умалилось, когда Купер передал ей письмо.
  Хотя она получила всего пару писем от Доминэля, Марина узнала его руку и печать - ассиметричную семилучевую иссиня-чёрную звезду.
  
  "Дорогой друг, если ты читаешь это, значит, со мной что-то произошло. Об одном прошу - продолжай то, о чём мы говорили, на что загадывали. Тот, кто подаст тебе это письмо - мой преемник. Он будет действовать с тобой заодно, и получать указания от Маски. Доверься Маске, как и я".
  
  Марина перечла письмо дважды и недоверчиво оглядела Купера. Этот-то будет грохштомом? Благородным вождём Вольных Охотников?
  Встречи с Купером были, не в пример Доминэлю, часты и, с течением времени, Марина изменила своё мнение о Щипящем нюкте. Дефект речи и что-то крысиное в его внешности создавал иллюзию общей ущербности, но Купер оказался отнюдь не идиотом. У него был острый ум, он был потрясающе ловок, в нём чувствовалась амбиция, но он её прикрывал почти постоянным соглашательством. Поначалу Марина думала, что Купер считает её полной дурой и предпочитает молча слушать, а поступать, как считает нужным. Она очень нуждалась в поддержке таинственной и могучей организации Черной Звезды и не могла пойти на разрыв с Купером. Она вспоминала, что Доминэль был как-то живее, чаще рассуждал вслух и даже шутил. Купер был банкой с червями в тёмной комнате. Что-то в нём копошилось и шуршало, но что?
  Каждую встречу, она просила о встрече с Маской, злясь и подозревая Купера в нежелании сводить её с этой загадочной фигурой. Купер всегда отвечал, что Маска отклоняет эти просьбы. Марина не верила ему. Сегодня он должен был рассказать ей о последней встрече.
  Марина дожидалась Купера в маленьком лесопарке, ещё по ранневесеннему голом, сыром и неказистом. Было раннее утро, только-только забрезжил свет на горизонте. Марина медленно шла по отсыпанной крупным песком дорожке, вдоль которой стояли тускло светящие редкие фонари. Чуткий таурианский слух уловил чей-то бег позади. Она обернулась и увидела приближающуюся человеческую фигуру. Это был не Купер звуки, издаваемые им, она уже знала. Марина набросила на себя теневой небула и, тотчас же, слилась с деревьями и их наземельными проекциями.
  Это был утренний бегун, мечтавший, по-видимому, прожить век или более того, укрепляя сердце.
  "Ранняя пташка, однако", - подумала Марина, провожая взглядом бегущего - мужчину лет сорока-сорока пяти.
  
  - Что ты хотела услышать от меня, девочка? - послышался сзади басовитый голос.
  
  Марина моментально развернулась и обнажила клинок. Метрах в шести-семи от неё стоял кто-то высокий в тёмном прозрачном дождевике поверх темного плаща, зелёных резиновых сапогах, черных перчатках.
  Что?! Как это?! Она не почувствовала приближения и даже присутствия в такой близости с собой? Марина была даже не нюктом, а самой что ни на есть тэули. И хорошим, тренированным тэули, надо сказать. Её реакция и эфирное чутьё были впору тем же качествам самого патер Гильфиона, а то и лучше. Не только живые существа, её потенциальная добыча, но и анорные создания были для неё пахнущими, слышимыми и видимыми силуэтами в её эфирном видении, которые она засекала на значительном расстоянии. Для неё не были преградой темнота, деревья, холмики, стены домов и даже небула седьмой степени.
  Это существо свергло её болезненное самолюбие в пучину саморазочарования и неуверенности. Но только на мгновение.
  Марина протянула к существу "улиткин глаз". Словно на длинных антеннах-стебельках приближался её взгляд к существу, укрупняя детали одежды, вылавливая участки незащищенной кожи, черты лица. Капюшон дождевика был большим, он полужестким полимерным козырьком был надвинут так, что лица существа не было видно совсем. Взору Марины что-то мешало, образ расплывался, растекался, как в слезящихся глазах. Она не была уверена, что все, что она видит не небула. Может это призрак? Их сложно засечь, если они сами того не захотят.
  
  - Достаточно высмотрела? - спросило существо низким, утробным голосом.
  
  Марина отпрянула своим зрением, физически оставаясь на месте.
  
  - Ты кто?
  - Грибник.
  - Я серьёзно, - Марина наставила на существо клинок и приняла стойку.
  - Марина, у меня немного времени на тебя, начинай соображать.
  
  Существо вскинуло голову. Марина различила длинные спутанные космы и овально скругленный низ чего-то блестящего, покрытого какими-то письменами предмета.
   Что это? Челюсть из полированного металла? По-видимому, существо почуяло недоумения Марины и руками раздвинуло края капюшона.
  Маска! Зеркальная Маска, испещрённая неясными, чуть намеченными письменами.
  
  - Как я могу быть уверена, что ты тот, кого я хотела бы видеть?
  - Никак. Доминэль доверял ощущению. Теперь Купер. У тебя не будет больших привилегий.
  - Ты мне отказывал во встрече, а теперь вдруг согласился? Это подозрительно. Я в очень уязвимом положении сейчас.
  - Это точно.
  
  Марина почувствовала что-то очень неприятное.
  
  - Здесь кто-то ещё?
  - О, да! И много кого.
  - С тобой?
  - Нет, со мной только мои малютки.
  
  Из-за спины или с боков - Марина не смогла понять - показались и вышли вперёд два чёрных собакообразных создания величиной с дога. Как они могли прятаться за спиной Маски, было совершенно необъяснимо. Магия, одним словом.
  Один пёс был чуть ниже другого, оба имели тулово походящее на бультерьера; огромные, несвойственные собакам, крючковатые втягивающиеся когти, очень массивная голова на толстой шее; крупные, немного выпученные глаза со странными опаловыми зрачками - ярко-зелёные у одного и чёрные (или тёмно-синие) у другого. Уши созданий были длинными как у осла и топорщились по сторонам, изредка вставая вертикально. Морды псов не были собачьими. Это были уродливые человеческие лица с черной лоснящейся кожей без шерсти, немного выдающейся вперёд нижней частью лица, крупным носом, полупогруженным в мякоть длинной и пухлой верхней губы и огромным ртом, от уха до уха.
  Один из псов растянулся в жуткой улыбке и часто задышал. Показался черный с розовыми пятнами длинный язык, розовые десны. Вместо зубов в десны были посажены два грязно-жёлтых костистых гребня с немного иззубренной, острой на вид кромкой.
  
  - Великий Мальгинор! Что это за твари?! - спросила Марина.
  - Не обижай моих малышей, - сказал Маска, и потрепал одного из питомцев по загривку. - Это икхубы. Это Валет.
  
  Маска указал на крупного черноглазого "пса".
  
  - А это Ганди.
  - Да, пусть не обижжжает, - недовольно сказал зеленоглазый Ганди и всхрапнул, как жеребец. - А то мы ей покажем, где раки зимуют.
  
  Икхуб клацнул челюстями и скривился в злой улыбке.
  
  - Ганди, прекрати ерепениться и закрой пасть, - спокойно сказал Маска.
  
  Зеленоглазый трусливо опустил голову и прижал уши, обижено-лупоглазо косясь на хозяина и что-то там ворча, не открывая рта.
  
  - Так что ты хотела, девочка? Купер сказал, что ты нервничаешь - вот я и здесь. Говори, у меня мало времени.
  - Я...я хотела, - Марина растерялась.
  
  Она и сама не знала, чего она хочет от Маски. Притягивала таинственность этого субъекта. Доминэль много говорил о могуществе Маски, о его потрясающем магическом искусстве, но ничего конкретного. И всегда отказывал ей во встрече с Маской, говоря, что не станет даже передавать её просьбу. И теперь, когда её желание исполнилось, она не знала, что и сказать.
  
  - Я желаю знать, каковы твои цели, - выпалила она.
  - Ну, ты и нахалка! - усмехнулся Маска. - Ты мне нравишься, такая же бесшабашная, как и Доминэль. Тебе не нужно знать мои цели, главное, что они совпадают с твоими. На очень длинном отрезке времени, Марина.
  - Но я не поведу Иллиуров в атаку за того, кто скрытничает, - заупрямилась валькирия. - В чём суть нашей сделки?
  - Сделки?! - удивился Маски. - Кто говорит о сделке? Я не заключаю сделок с маленькими тэульскими полупринцесами. О каких Иллиурах ты говоришь? Ты что, уже стала муафаль? Нет, не думаю. Побереги свой купеческий талант ко времени, когда тебе будет что-то мне предложить. Мне не так нужны твои Иллиуры, как ты думаешь, даже владей ты ими.
  Марина вскипела. Про Иллиуров Маска попал в точку. Заветная муафальская шапка ей пока не светила. Проклятый Гильфион, ну чтоб ему не сгинуть, а?
  
  - Я буду править Иллиурами, а, возможно, и Меганом, - вскинув голову, сказала Марина. - Рано или поздно.
  - Очень может быть, девочка, очень может быть, - голос Маски, чуть приглушённый и объёмный, звучал спокойно и уверенно, - Но пока побереги свой пыл для осады Мегана и займись кучами навоза, которые ты наделала на своём анорном пути.
  - Что?!
  - Ты знаешь, что ты под колпаком у Рейдместерства?
  - Догадываюсь.
  - Это плохо. Тебе надо это знать.
  - Ой, какой... - взвизгнул Ганди, потягивая воздух мясистым носом. - Ну, пожалуйста!
  
  Икхуб умоляюще смотрел на Маску.
  
  - Когда ты ел последний раз? - спросил Маска.
  - Две недели назад.
  - Да? Ну ладно, идите, погуляйте. Вам всё равно пришлось бы делать эту работу. Только чистить аккуратно.
  
  Поводы сами собой, щелкнув, отстегнулись от колючих ошейников и две химеры умчались утробно гудя.
  
  - Марина, ты должна понять, - продолжил Маска. - Мне не так важны Иллиуры. Я могу держать связь и с другими кланами, что, в общем, и делаю. Я мог бы принудить тебя к сотрудничеству, но слишком высока плата за такую магию. Иллиуры того не стоят. Поэтому я даю тебе свободу воли. Но ты должна выбрать, где будешь, когда Меган падёт - среди тех, кто в колодках и на эшафоте или среди победителей. С Иллиурами мне, конечно, будет проще, но я могу обойтись и без них. А вот сможешь ли ты обойтись без меня?
  
  Марина задумалась. Сейчас она позавидовала рассудительной медлительности Гильфиона, так резко контрастировавшей с его решительностью в бою. Не слишком ли рано она стала выдвигать условия? Пойти ва-банк? О чём говорит Маска, о каких победителях? Похоже, он претендует на владычество в замке. Тысяча кримид! Зачем она ляпнула про свои намерения насчёт Мегана! Купер был прав, что считал её дурой. Слишком много она сказала.
  Поразмысли ещё, валькирия возмутилась пренебрежительным отзывом об Иллиурах. О самом могущественном клане в Германии говорили как о заменяемой, неприоритетной фигуре в игре. Да кто он вообще этот Маска? Что он себе вообразил?
  Она сделала резкий выпад в сторону фигуры. Короткий, моментальный взмах клинком, напоминающим японскую катану. Лезвие рубануло в низ шеи, наискось, и со звоном отскочило.
  Сложно представить себе нечто более острое, чем безумно дорогой тэульский клинок, сделанный гаэльсорнами Молота Индабекла с тысячей наложенных чар. Такой удар должен был бы снести и голову и срезать руку с плечом, однако, клинок отскочил, разрезав только дождевик и одежду под ним. Ни крови, ни вскинутой к перерезанному горлу руки. Маска стоял спокойно, и казалось, рассматривает Марину толи с осуждением толи с презрением.
  Марина стала наносить удар за ударом. На это раз Маска отбивал клинок рукой. Она была словно из алмаза - твёрдой, звенящей.
  
  - Да кто ж ты такой?! - спокойно спросила Марина, нанося удары.
  - Кто? Сейчас покажу, чтобы ты, наконец, поняла какое ты ничтожество.
  
  Маску в секунду раздуло, как пузырь. Марине было достаточно времени, для того чтобы отступить на добрые тридцать метров. Раздуваясь, Маска бледнел, краски его рассеивались по всей шарообразной массе. Черты лица и конечности давно исчезли, разгладившись на поверхности пузыря. Вот он серый. Бледно-серый. Мутно-прозрачный. Прозрачный. Наконец он лопнул. Беззвучно лопнул. Пузырь, потеряв бликующие, в лучах зарева, границы, некоторое время стоял в воздухе едва заметным, искажающим картинку позади, холодным маревом, а затем растворился.
  Марина совершенно растерялась. Кого атаковать? Она сталкивалась с чародеями, но такой магии ей видеть не приходилось.
  
  - Сзади! - послышался голос.
  
  Марина развернулась и увидела Маску. Её боевое сознание и воля сработали чётко, на уничтожение. Ни одного лишнего движения. В таком состоянии мир застывает - клинок, руки, плечи движутся медленно, плавно. Клинок пошёл в удар, с минимальным замахом, с максимальной силой. Но одновременно она почувствовала, как какая-то сила срывает её с опоры и клинку уже не достать противника. Могучая волна подхватила её и несла прочь от Маски. Волна, которую невозможно рубить, в которой невозможно плыть. Волна, в которой тэульский Бросок Тени или атака Прегуа Мара бесполезны.
  Марина отлетела на полсотни метров. Волна отпустила её на половине этого расстояния и тэули смогла сгруппироваться при падении, однако, она пропахала некоторую полосу, попутно одеваясь в камуфляж из прошлогодних листьев, земли и остатков грязного снега.
  
  - Ну, девочка, может быть достаточно? - хохотнул Маска.
  - Я ждала от тебя чего-нибудь почудеснее, - дерзко ответила вскочившая на ноги Марина.
  - Первое правило мага - сохрани себе жизнь, - ответил Маска и сложил руки на груди. - От него все остальные.
  - Да, я всегда знала, что вы трусы.
  - Нет, мы не уклоняемся от боя. Мы его ведём, управляем им. Второе правило мага - обмани, напугай и отвлеки. Играй с противником. Зачем изучать небула, если не собираешься использовать?
  - Так этот пузырь был небула?! - разочарованно спросила Марина.
  - Конечно. Неужели ты думаешь, я стал бы тратить на тебя изощрённые чары? Девяносто девять из ста своих трудностей чародеи решают с помощью этого искусства. Зачем тратить заклятия вреда или подчинения, если при виде чего-то необычного у человека, да и у нелюди выпадает из внимания почти всё остальное, кроме того, что показывает ему маг. Многие промышляют воровством и крупным мошенничеством в Европе, овладев парой фокусов Великого Искусства Небула. Ну, это так, шпана.
  - Ну, и какое же третье ваше правило, колдун? - спросила Марина голосом смирившегося с поражением.
  
   Она метнулась к Маске легендарным Броском Тени и нанесла сокрушительный удар. Фигура некоторое время стояла на месте, затем правая половина стала сползать, открывая чистый срез черепа и мозга. Через мгновение, коротко брызнув, пошла кровь. Из-под полы дождевика, видимо снесённая и загнанная ударом клинка за шиворот, выпала серебристая маска.
  Марина подняла её.
  
  - Жаль, что я так и не узнала все правила магов, - с деланной грустью сказала она и отшвырнула маску. - А, впрочем, зачем мне они, если погибаешь уже на первых двух.
  
  Удар пришёл внезапно. Точнее не удар, а мёртвая ледяная хватка.
  
  - Я не могу уйти вот так, не закончив урока, - послышался знакомый голос. - Третье правило гласит - обмани ещё раз, но правдоподобно. Заставь поверить врага в свою неизбежную гибель, потерю бдительности и реакции. Свой удар маг сумеет нанести всегда, походя, играючи. Вы , воины, мясорубы, а не гурманы.
  
  Марина стояла в пяти метрах от песочной парковой дорожки. Она не могла шевельнуться. Её охватило ледяное оцепенение, её ноги и туловище сковывал настоящий лёд. По кожаной куртке, головой кисти и мечу с треском расползлись инеистые жилки.
  
  - Советую тебе не двигаться, и не напрягаться. Расколешься. А ты мне нравишься целиком. Ох, как много воды на этой Земле. Ты не находишь, что иногда это даже раздражает?
  
  Фигура Маски парила в полуметре от земли, в десяти метрах от Марины. Он мягко и медленно полетел к ней, кружась, словно в вальсе и покачивая нижней частью тела. Его дождевик теперь напоминал вращающийся колокол, а ноги в резиновых сапогах имитировали колокольный язык.
  
  - Бом-бом, настал час истины для маленькой девочки. Бом-бом! - издевался Маска.
  
  Он приблизился к ней лицом к лицу.
  
  - Ну, довольна? Я тоже. Я так давно не развлекался, что просто страсть, как тошно. Спасибо тебе. Я бы мог обойтись и без фокусов, расплести твою анору с расстояния двухсот шагов.
  А теперь к делу. Ты потратила моё время, сама не зная, чего хочешь. Теперь ты моя должница. Моё время стоит дорого. Мне нужны Иллиуры и нужна слабая Нарсгона. Чем больше колеблющихся, тем больше потенциальных предателей, а чем больше предателей, тем ближе я к Замкам Мегана. Говорят, Ильзат отложилась.
  - Это так.
  - Вот и хорошо. Но Нарсгона ещё защищает замок. А это плохо. К тому же, Нарсгона властвует во всей Западной Евразии и Северной Африке, а мне это не по сердцу. Так что твои клинки мне будут не лишними, матер Иллиури, Марина Первая и, возможно, Великая.
  
   Марина внимательно посмотрела в раструб капюшона, в изредка поблёскивающую металлом глубину. Маска хочет купить её покорность. Видать не так уж Иллиуры и не важны. Уж ей-то не знать влияние собственного клана в Европе. Интересно с кем ещё ведёт игру Маска. С Алыми Клыками Селлио? Пожалуй. С Барго Кассом? Похоже на то. Если такие кланы отколются, то это перевесит чашу сомнений тех, кто боится Нарсгоны и крупных кланов. Орден посыплется, как карточный домик. Разумеется, кто-то останется в строю и таких будет много, но это будет уже не та Нарсгона. Бледная тень некогда самой могущественной анорной корпорации.
  
  - Я хочу, чтобы ты продолжила расшатывать здание, девочка. Стравливай кланы, используй полчища Черной Звезды, делай что хочешь, но к началу Зимы Нарсгона должна быть как песочный замок. У меня пока будут другие дела. Поняла меня?
  - Да.
  - Не слышу!
  - Да, я поняла!
  - Вот и хорошо. Пока всё идёт по плану.
  - По плану? Доминэль в узилище, его братство возглавляет этот...
  - Ну, что ж такова плата за неосмотрительность. Строишь дом - не скупись на инструмент.
  - Так он был разменной фигурой?
  - А тебе-то, какое до него дело?
  - Он просто так уважительно отзывался о тебе.
  - За это он меня и уважал - за непоколебимость. Я и тебя разменяю, если оступишься. Но пока ты под моим покровительством. Ты знаешь, что в этом парке четверо шпионов Рейдмейстерства?
  - Что? Как это?
  - Да вот так! Топорно работаешь, девочка. Без огонька, без головы. Д"Ольён далеко не дурак, знаешь ли. Но волноваться не стоит, эту проблему мы уже решили. А теперь ступай и выполни своё предназначение, Марина Великая.
  
   Марину отпустили. Она ещё раз, коротко бросила взгляд на Маску, вложила в ножны клинок и рванула через парк, к трассе, где стояло её авто. Обогнув лесистый пригорок, она натолкнулась на икхуба. Он стоял возле густого голого куста, задом к ней, склонясь над чем-то. Икхуб не обращал на неё внимания, хотя явно чуял - его ослиные уши по бокам головы, подались назад, в её сторону. Бока твари вздымались, вздрагивали точно в конвульсии. Марина подошла поближе. Возле куста лежал человек. Его глаза были открыты и наполнены ужасом, на губах пузырилась быстро подсыхающая кровавая пена. Ноги и часть таза отсутствовали.
  Это и есть один из агентов Д"Ольёна? Человек? Или это случайно оказавшийся не в то время и не в том месте спортсмен-любитель?
  Внезапно глаза несчастного пришли в движение и уставились на неё. Он был ещё жив, возможно, вышел из болевого шока. Марина подошла ещё ближе. Два зеленых опала зрачков обернулись к ней. Ганди недовольно утробно загудел, напоминая о своих правах на этот кусок. Что-то заскрежетало у него внутри, словно встряхнули поднос с вилками.
  Человек смог лишь потянуться в её сторону указательным пальцем и чуть-чуть приоткрыть рот, из которого тотчас же пошла кровавая пена с тёмными бурыми кусками. Ганди развернулся в коротком и невысоком прыжке, молниеносно вытянул шею, схватил жертву за голову и зарычал, поглядывая на Марину. Левый глаз человека был виден, он смотрел на Марину, полный отчаяния.
  Раздался хруст и зубовный стук. Острые как пилы костяные дуги сомкнулись, раздавив череп, словно яичную скорлупу. Содержимое невысоко брызнуло, окатив уцелевшую часть лица бедняги, губастую морду и глазницу Ганди. Икхуб приподнял голову, высунул черный блестящий и длинный язык, облизал им глаз, нос и губы и задорно ощерился.
  
  - Ну и тварь же ты, - сказала Марина и если бы могла сплюнуть, то сделала бы это.
  
  Вместо этого она подопнула в сторону монстра лежалую прошлогоднюю листву и пошла прочь.
  
  ******
  
  - Ладно, с мелайрами у нас ничего не вышло, ну и Дауа с ними. Может оно и к лучшему, - програял Гурга. - Я думаю надо начать тренировки собственной силы. Чем раньше начнёшь, тем лучше. Когда будут результаты, никто не знает - может через пяток лет, а может через сорок. Это уж от тебя зависит и богов.
  
  Апрельское солнце уже хорошо припекало, однако, до первой зелени было ещё далеко. Ивэн сидел в редкой тени старого бука, росшего прямо посреди Надканальной улицы, в заброшенном квартале второго яруса, называемом Светлячковым. Две трети домов здесь совершенно развалились и густо заросли деревцами, мхами и лишайниками. В летние ночи этот район действительно светился от обилия грибов, светляков.
  Надканальная пролегала вдоль левого водосточного канала второго яруса - глубокой щели, рассекшей каменное тело ярусного коржа. Через канал, на улицу Подканальную, была переброшена дюжина позеленевших (а до лета серых) ото мхов подвесных мостов, изрядно обветшавших и угрожающих сверзнуться вниз каждому, кто рискнёт пройти по ним не натощак.
   Надёжнее было воспользоваться одним из двух каменных мостов, но они были разнесены друг от друга почти на два километра.
  Гурга ковырялся в каком-то небольшом мудрёном устройстве, которое взял с собой из дома. Он называл его трещоткой. По его словам это была весьма важная, чуть ли не центральная деталь его станка. А станок, тот, что находился в подземелье под домом, он называл мускулоплётом.
  
  - Я до сих пор не могу понять, - пробубнил Гурга, - что тогда случилось с червём. И откуда взялся тот власогон? Очень странно. Ну, появления власогона я могу ещё как-то объяснить его старостью и глухотой - ведь чара его призыва похожа на чару призыва мелайр. Хотя такое редкое существо...
  - А кто они такие, власогоны?
  - Бывшие чародеи-недотёпы, навроде тебя, - сказал Гурга, не отрываясь от трещотки.
  
  Ивэн фыркнул. Гурга коротко глянул на него, усмехнулся и опять углубился в потроха детали.
  
  - Ну, или наказанные более сильным чародеем.
  - Спасибо, это всё объяснило, - Ивэн недовольно сжал губы.
  
  Гурга молчал минуты три, потом отложил трещотку:
  
  - Есть такой тип магии, как обороть. Это, в отличие от небула, не обман, а реальное преображение. От природы ею обладают так называемые переверты.
  - Оборотни?
  - В том числе. Переверты - это собирательное название существ, которые владеют неосознанной магией телесного преображения от рождения. Иногда их называют на греческий лад - метаморфы. Но это не совсем верно, ведь менять форму могут, например, глэма и обученные чародеи, а их называть перевертами нельзя.
  - И что же дальше, - Ивэна распирало любопытство.
  - Ну, так вот, в телах этих самых перевертов есть особые кристаллические волокна - плетеница, или, по-книжному, метафибра. В телах перевертов её очень много. Она хорошо насыщается метаплазмой. Ты ещё помнишь, что это такое?
  - Эфирная субстанция, из которой состоят полуплотные тела духов. Из всех форм эфира наиболее близка к материи. Хорошо поддаётся непосредственному управлению сознанием, - выпалил Ивэн.
  
  Гурга покосился, но ничего не сказал. Ивэн расценил это как одобрение. На похвалу Гурга был скуповат, однако, мог выдать что-то ободряющее в силу своей эмоциональности. Впрочем, он быстро приходил в себя и снова напускал строгость и язвительность.
  
  - Верно. Так вот, плетеница тоже хорошо поддаётся управлению сознанием. Она может удлиняться, сокращаться, принимать самые причудливее формы. В телах перевертов она заменяет кости. Она очень прочна. Стоит переверту захотеть принять какой-то облик, как плетеница тотчас перестраивается по необходимому образу. Понял?
  - Ага. Здорово! Везёт же этим бестиям.
  - Ну, это как на это посмотреть. Ну ладно, к сути. Первые маги, ещё дочеловеческие, тоже были перевертами, то есть костей они не имели. Это была неосознанная магия, которой они в дальнейшем научились пользоваться произвольно.
  - Кто-то был до человека?
  - Несколько народов. Эра Воплощённых Разумов началась не с человека. Самыми известными были народы донн и калли. Калли, впоследствии, стали каллимертами, но не такими, как нынешние, а куда более могучими воинами.
  Донн развивали свои магические способности в самых разных направлениях, калли же сосредоточились на теле: физической силе, выносливости и здоровье вообще, отказавшись от стихийной магии и призыва. Но оборотью они владели в совершенстве. Ну, ладно, не уводи меня в сторону, потом про магов расскажу.
  Так вот, когда магия пришла в племя человеческое, то многие колдуны возжелали постигнуть искусство обороти. Не одна тысяча таких подвижников погибла, пытаясь привить в своём теле плетеницу. Это нелегко и сейчас. Вот одного из таких неудачливых чародеев мы, я думаю, и видели.
  Обращение во власогона довольно редкое осложнение прививки плетеницы. Обычно, если плетеница начала неуправляемо разрастаться, всё довольно быстро заканчивается смертью. А если нет, то вот тебе такое страшилище - сильное, ловкое, полубезумное и злобное от вечной боли и, к тому же, заразное. Власогону достаточно лишь чуть-чуть припорошить тебя своей плетеницей и всё - ты обречён, если с тобой нет рядом такого чародея как Го Пор, например.
  - Брр... Жутковатые у чародеев опыты над собой. Так выходит это не совсем настоящие волосы были у нашего лохматого прыгуна?
  - Ну, часть была, наверное, волосами, а часть плетеницей, прорезавшейся сквозь кожу, как твоя щетина. Помнишь? Она опасна - и как зараза, и как самое настоящее оружие. Власогон хоть и теряет человеческий облик и, частично, разум, но способен управлять плетеницей. Он мог превратить свои космы в тысячи острейших и тончайших проволок, или мельчайших пилок. Удар меча даже по простым волосам приносит меньше выигрыша в бою, чем удар по доспеху. А уж по волокнам плетеницы и говорить нечего. Можно и меч потерять, если он зацепится за такие пряди. А голую руку и вовсе до костей обстругает. Так что тебе тогда точно было б не выстоять, да и охране твоей тоже не надо было лезть к власогону.
  - Почему другие не заразились?
  - Они заразились, но не заболели, потому что пили микстуры Го Пора, по его указанию. Ты что же, не слышал? Это ты такой чувствительный, что тут же заболел. Кроме того, твоя тэульская охрана медленнее заболевает - анора всегда сильнее зеота. Сопротивление анорных созданий магии такого рода выше, чем у зеотов. Поэтому им так сложно стать метаморфами. Плетеница у них плохо приживляется.
  - Я случаем не ношу её в себе, после болезни? Вдруг какая-то частичка осталась и разрастётся после? Как накроет меня через годик другой.
  - Ну, этого я не знаю. В принципе, такое возможно.
  - А вы учитель?
  - Что я?
  - Вы владеете оборотью?
  - В принципе, да, но почти не пользуюсь. Плетеницу я приживил давно, ещё в молодости. Уже не помню, сколько лет назад.
  - Почему же не используете?
  - Зачем?! Для баловства? Это нужно шпионам или пижонам, для острастки, а мне оно зачем? Приживил я её, чтобы себе доказать, что тоже могу. Да и так, на всякий случай. Для не переверта - обороть весьма болезненная штука. Некоторые ведьмы очень её любят. Так уж растят плетеницу в теле, что подобно древним магам полностью замещают ею все кости.
  - И что, они могут превращаться в кого угодно?
  - Не в кого угодно, а только в те сущности, образы которых они выучили. Это раз. А во-вторых, только в те сущности, которые по объёму равны их телу. В мышь или кошку они превратиться не могут. Точнее могут, но это будут здоровенные мыши и кошки.
  - Круто! А что значит "выучить образ"?
  - Слушай, это тебе ещё рано знать! Любопытен ты шибко!
  - Ну, учитель! - умоляюще глянул на Гургу Ивэн.
  - Вот не люблю я таких настырных! - недовольно посмотрел на него маг. - Как побирушки стонут! Это всё долго объяснять. У каждого переверта или чародея, практикующего обороть, есть первообраз. Это такая форма и строение тела, при котором не нужно тратить энергию на их поддержание. Проще говоря - расслабленное состояние. Есть и другие образы. Те, что чаще используются, называются рабочими. Они легче всего даются их владельцам.
  Обычно все эти таланты ограничены. Если существо может принять три или более образов, то говорят, что переверт или метаморф обладает веером образов. Когда будешь читать об обороти переведённые книги, если таковые ещё сыщутся, то можешь, встреть такое понятие. А как выучить - на словах не расскажешь. Это невыразимо.
  - А что с червём, который напал на нас?
  - Тут закавыка. Не знаю даже. Заклятие Нарабуги было сплетено мной ещё года два назад, взамен уже потрёпанного и лежало у меня в ауре так, на всякий случай. Поэтому ничего к нему порочного примешаться не могло. Выходит, либо на него так повлиял власогон, уж очень он был странный, либо что-то ещё. Но я сомневаюсь, что власогон - черви Ночи очень стойкие к магии твари. Только особый огонь и свет способны их изничтожить, или контрзаклятие, которое к ним прицепляется создателем загодя, ещё в момент сотворения. Но было уже поздно - оно не работает, когда нарабуга вкушает плоть.
  - Странно, что он меня не сожрал, хотя я и не могу на это пожаловаться, - задумчиво сказал Ивэн.
  
  Гурга посмотрел на него, а потом зашёлся в диком хохоте. Колдун смеялся до слёз, глаза и нос его раскраснелись и опухли. Ивэн сначала опешивший, быстро присоединился к нему, зайдясь гортанным басовитым смехом. Потом колдун успокоился и сказал:
  
  - Да уж, повезло тебе. Я даже обмер, когда понял, что он метнулся к тебе. Это непростительно. У мага реакция должна превосходить любую физическую реакцию тэули, например. Но страх, как и другие эмоции, сковывает. С тобой он должен был покончить в секунду. Думал уже, что сложу я за тебя голову на плахе, или чего хуже отправят в Силентиум Эвум. Всё, больше так рисковать не буду.
  - Как думаете, в чём причина была?
  - Я сразу заподозрил, что это связано с нашей прогулкой в Тёмный Собор и с Хозяином. Потом я укрепился в этом мнении, так как другого мне на ум не приходило. Мне кажется, что когда Хозяин дал тебе тот мглистый шарик, он пометил тебя, как "своего". Можно сказать, взял под опеку. Черви Ночи - сущности Тьмы, а Тьма это более низкая форма Мрака. Они близкородственны друг другу. Поэтому, как я думаю, сущности Мрака и Тьмы будут к тебе благосклонны и впредь. Возможно, ты даже можешь ими повелевать, но я не знаю этой магии. Это должна быть какая-то антимагия, что ли. В общем, у меня нет ответов на такие вопросы. В книгах об этом мало написано, по крайней мере, в тех, которые читал я. В библиотеках Мегана может быть и есть что-нибудь, но, скорее всего, написаны они на роминассэ ранних генераций, а я в них ни ухо, ни рыло. Вот почему так важны библиотекари.
  - Не понял.
  - Библиотекари - это наши языковеды, роминассисты. Придёшь в книгохранилище, а так всё не переведенное на английский, или латинский, скажем. Что делать? С поклоном к библиотекарю. Он тебе и найдёт материал, может не сразу, но найдёт и переведёт на понятный тебе язык.
  - Все здесь говорят на каком-то странном английском.
  - А на каком бы ты хотел? Чтобы каждый на своём болтал? Так уж повелось последние лет двести. Раньше латынь была в ходу. Это всё потому, что людям сложно давался роминассэ, а в чародейство лезли многие, из всех народов и племён. Те, старые маги, что знали роминассэ переводили за деньги на латынь или другие язык отрывки и неплохо на этом зарабатывали, надо сказать. Целиком книги почти никто не переводил и не издавал, чтобы доходец не терять. Поэтому я и даю тебе всякие тетрадки. В них-то и записывали заказные платные переводы для самоучек. А так - каждый, кто прожил пару веков, знает множество языков, но принято говорить на английском, точнее, на аппури - смеси английского и некоторых других. Иногда французские слова, иногда из роминассэ встречаются. Ладно, заболтались мы, пора заниматься.
  - Что на сегодня?
  - То, что, как я думаю, должно у тебя получиться. У тебя должны быть неплохие отношения с землёй - ты-то этого, разумеется, не видишь, но отдельные переливы твоей ауры говорят мне именно об этом. Ты разучил сиппаи и главные хаоны?
  - Да. Минхе в моей комнате так и вьются около меня, когда я вывожу хаон.
  - Это от того, что они прислушиваются к тебе и не находят композиции, только отдельные хаоны. Теперь я покажу тебе, как добывать себе оружие, если вдруг твое окажется недосягаемым и сломанным. Ты часто попадаешь в передряги в последнее время, может сгодиться. Смотри, что я делаю.
  
  Гурга встал со старой лавки, на которой они разместились, покрутил головой и подошел к руинам одного из домов. Ивэн подошел и стал внимательно наблюдать за Гургой.
  Каменная кладка, связанная глиной, совсем обветшала - стена домишки покосилась, часть её обвалилась вовнутрь постройки. Маг выбрал камень почище и приложил к нему руку. Ивэн поспешно собирал своё внимание, чтобы открыть эфирное видение. Дьюлз он не пробуждал уже много недель, чтобы не путать свои ощущения с переданными браслетом. Незаметно для него самого, изменилось и отношение к браслету-вампиру - постепенно гемармилл стал восприниматься не как советчик и страж, а как соглядатай Ильзат. Он знал, что, не вмешиваясь активно, браслет всегда на стороже и следит за обстановкой, хотя Ивэн и держал его на строгой диете - Дьюлз не пил его крови, когда помощь не требовалась.
  Пока Ивэн сосредотачивался, камень чуть заметно завибрировал - так мелко, что это мог почувствовать только экстрасенс или чародей. Ещё секунда и Гурга протянул Ивэну ладонь, в которой лежал кусок каменистой породы по форме напоминающей кинжал. Края кинжала были чуть зазубрены у кончика и почти идеально острые, в остальной части.
  
  - Ого! Как это? - выдохнул Ивэн.
  - Вот так! - ухмыльнулся Гурга. - Только я это сделал собственной силой, а тебе придётся призвать дух камня. Но в отношении магии земли у тебя большой потенциал, должно быть. Как и у некроксов, кстати. В момент, когда тебе понадобится что-то из камня, или другого твёрдого материала, ты обретёшь это магией. Это несложная магия, но даётся не всем. Я уже говорил тебе, что земля содержит, в основном, несолемный, лишённый воли, неактивный эфир, но ты можешь придать ему солему своей силой, ведь она наделена волей, так как принадлежит тебе - существу с разумом и волей.
   Но это потом, когда натренируешь свою силу. Пока же ты можешь воспользоваться услугами духов твёрдых тел. Они, как и их стихия, малодеятельны и почти постоянно находятся в оцепенении - веками, тысячелетиями. Но есть заклинания, способные их пробудить и заставить делать некую работу.
  - Что это за духи?
  - Ну, например, подкаменники. На роминассэ - гекаа. Или ллирни, но их тебе лучше не пробуждать. Очень спесивые и злобные глэма. Чтобы их удерживать в повиновении, нужно глубоко изучить магию земли. Так вот, изучишь заклинание, подчиняющее подкаменников, и ты сможешь творить из твёрдой породы любые формы. Правда, надо сказать, что такие вещи долго не служат. Нужно постоянно выводить подкрепляющие заклятия. Это поможет удлинить срок службы предмета, но, всё равно, он разрушится или примет другую форму, со временем. Есть, конечно, заклятия вечной формы, но они сложны, отбирают много сил и аура после них, как помойная яма - чистить нужно с мылом и щёткой. Слушай простое заклинание.
  
  Гурга пропел, действительно, простую чару - не более полусотни сиппаи.
  
  - Повторяй за мной, как сможешь, - сказал маг.
  
  Ивэн начал выводить чару, повторяя за учителем. Получалось весьма грубо. Вся аура содрогалась от хаонов "скру".
  
  - Нет, нет, не надо делать его окружным, направляй его по руке, - сказал маг.- Вот так.
  
  В эфире послышался недовольный скрежет.
  
  - Меган не в восторге от твоих трелей, - усмехнулся Гурга. - Давай по-тихому, первый отрезок. Возьми мою руку.
  
  Ивэн принял протянутую ему кисть, неизменно одетую в перчатку, и почувствовал, как все его эфирные оболочки затряслись, принимая на себя чуждые колебания. Ивэн старался вторить Гурге, но от волнения часто выводил невпопад. Примерно через полтора часа ему удалось воспроизвести заклинание полностью и самостоятельно.
  
  - Ну что ж, не идеально чисто, но неплохо, - с удовлетворением отметил Гурга. - Это только первая фаза. После призыва, ты должен высказать желаемое языком образов и ощущений, и дать сигнал к началу. И главное, ты должен приложить выведенное заклинание к месту обитания подкаменников, то есть к самому камню. Лучше всего направить его вдоль руки, касающейся камня или земли.
   Прошло ещё часа два, прежде чем Ивэн смог вызвать дух камня. Результатом чародеяния была горсть острых каменных осколков, но Ивэн был доволен - он мог, по крайней мере, разрушать камень голыми руками. Покажи он такой фокус в школе и все бы выли от восторга. Однако Гурге такие развлечения не занимали, и он только качал головой и требовал повторять манипуляции. В конце концов, как и ожидал Ивэн, маг разразился руганью и оскорблениями.
  Ивэн, который с каждым разом всё хуже переносил нападки учителя, взъярился и стукнул рукой о стену. Назад привлечь руку Ивэн не смог - она словно приклеилась к камню. Он присмотрелся к кисти, лежащей на боковине каменного бруса - кожа, не то чтобы приклеилась, она срослась с камнем. Казалось, что кожа так тесно льнёт к гладкой поверхности, что ничто не может проникнуть меж ними.
  Ивэн чувствовал холод и, как какие-то очень острые иголочки, тысячами вонзившиеся в пальцы и ладонь. Впрочем, это не было больно.
  
  - Ого! - выпалил Гурга. - Это умение четвёртого класса. Ты прилип к камню собственной силой. Это хорошо. Ну-ка отлипни!
  - Я не могу - Ивэн с отчаяньем посмотрел на учителя.
  - И я не могу отлепить тебя. Это ведь твоя сила, - всхрапнул Гурга, утробно хохоча. - Так что давай сам.
  - Но я не могу, - Ивэн запаниковал.
  - Можешь. Ощути камень. Вспомни, как ты сливался с зёмлёй.
  
  Ивэн попытался успокоиться и сосредоточиться. Мысли и чувства спутались, он был растерян.
  
  - Ты опять, наверное, хочешь знать и понимать? - разочарованно вымолвил Гурга.
  
   Ивэн опустил глаза и кивнул.
  
  - Ну, тогда спроси у мухи! - воскликнул чародей. - Уж она то, точно понимает, как это ей удаётся по потолку бегать.
  - Очень смешно, - скривился Ивэн.
  
  Он закрыл глаза. Никакого покалывания нет, рука свободна и тепла, а между ней и камнем струится тёплый и скользкий поток. Кисть тотчас же отстала от камня, и рука упала плетью, не поддержанная опешившим от радости хозяином.
  
  - Отлично! - воскликнул Гурга. - И странно. Возможно, это и есть та самая, третья опора твоего искусства.
  
  Несмотря на то, что Гурга побуждал его повторить этот номер, Ивэн не осмеливался прикасаться ни к чему, отойдя от постройки и прижав руку к груди, точно она была ужалена аспидом или обожжена. Понемногу испуг сошел на нет, и Ивэн сделал ещё одну попытку. С первого раза у него вышло, и приклеить и отклеить кисть от булыжника. А вот последующие попытки давались ему с переменным успехом.
  
  - Ничего, ничего, начало положено, - говорил Гурга. - Наловчишься. А вот вынимать из камня нужную форму ты пока не научился. Ладно, потренируешься без меня. Не зубудь выучить заклинание. Вот тебе мальвихские стёкла.
  
  Гурга протянул ему продолговатую деревянную коробочку.
  
  - Что это такое? - спросил Ивэн, не принимая дара.
  
  Гурга открыл коробочку, достал оттуда десяток узких стекловидных полосок. Они переливались всеми цветами радуги, а при соударении не звенели, а стучали, как тонкие полированные костяные палочки и, иногда, похрустывали. На боковых гранях было что-то выгравировано и нанесено краской. Маг перебрал половину стёкол, внимательно изучая надписи, прежде чем отыскал требуемое.
  
  - Такое стекло отражает на себе хаоны, - пояснил он. - Вот твоё заклинание подкаменников.
  
  Он протянул одно из стёкол. На боковой грани были нанесены две небольшие серые полоски и четыре точки.
  
  - Вставь такое стекло в бриллярию и выводи чару, - сказал маг. - А прибор подскажет тебе, правильно ли ты это делаешь.
  - Ясно. Думаю, разберусь, учитель.
  - Хорошо. На сегодня я думаю, хватит. Устал я.
  
  На обратном пути Ивэн решил спросить Гургу о подарке, полученном от Вырьи Крикуна.
  - Учитель, вы можете сказать, что это такое? - сказал он, протягивая маленькую металлическую коробочку, всю в мудрёных завитках и гравировках.
  
  Гурга долго крутил её в руках, разглядывая и так и эдак, пытался открыть её по-простому и с помощью заклятий, но ничего не выходило.
  
  - Откуда это у тебя?
  - Я не могу сказать. Так вы знаете, что это?
  - Понятия не имею, - он отдал коробочку Ивэну, напустив на себя безразличие. - Но что-то магическое в ней есть.
  
  - Вот вы рассказывали про классы мастерства по одиннадцатиклассной системе, а, вы, учитель к какому классу мастерства относитесь?
  
  Гурга был явно недоволен этим вопросом.
  
  - Класс мастерства никто не назначает. Он либо есть, либо нет. Но в среде магов приняты особые церемонии признания. Ты можешь быть чародеем шестого класса, то есть уже магом по системе Ворона, но никто не назовёт тебя магом, ибо ты не прошёл испытания и не признан Мастерами. Когда я покинул орден Ворона, надо мной должны были объявить восьмой класс, а по моей кукольной специальности я должен был получить звание Мастера. Но я так и не вернулся в орден. Мне звания не нужны.
  
  Гурга отвернулся. Видно было, что он глубоко обижен. Потом он повернулся к Ивэну и не поднимая глаз сказал, как бы в сторону.
  
  - На сегодняшний день магов восьмого класса не более сотни наберётся.
  - Ого! Выходит это уже очень высоко. Что же тогда означает одиннадцатый класс?
  - Да ничего. Он введён символически. Десять, плюс один уровень совершенного искусства. Это якобы почти недостижимый уровень мастерства, достойный бессмертной славы. По легенде им обладали только Мальгиней, его сын Мальгинор и Аргох. Даже Экут и Мервелах, считается, достигли только десятого.
  
  ******
  
  Слушание по делу Черной Звезды началось только в начале лета. Ивэн не мог найти естественного повода, появиться в Вероникейской башне открыто, как не мог придумать, как попасть туда тайно.
  Визиты Орсби, Бха, Ормы и Гильфиона участились и стали для Ивэна почти затверженным церемониалом. Часто ему удавалось избежать докучливых визитёров - ведь он почти отсутствовал у себя в покоях и в Кастелянстве. Службу он предпочитал нести, находясь где-нибудь в городе, в глухих отдалённых районах.
  Дел была уйма. Ивэн распорядился разобрать ветхие дома и руины в Светлячковом квартале, а весь камень, годные брусья и доски употребить на ремонт обветшавших казённых построек и для закладки брешей в гигантском теле замка.
  Ильзат каждодневно требовала его к себе по самым пустяковым поводам. Княгиня снова погрузилась в бесконечную череду приёмов и балов, неизменно привлекая к ним парня. Кроме прочего, она велела Ивэну переехать в ближние к ней покои. Протесты молодого человека она с улыбкой отклонила и отдала соответствующие распоряжения слугам. Ивэну были выделены роскошные семь комнат, неподалёку от её кабинета. Напротив дверей его части начинался высокий и неширокий коридор со стрельчатым сводом. Там, как сказала Люксона, находились комнаты и залы муафальского шарьеза. Десятки мужчин и женщин несколько раз в неделю испытывали на себе эмоциональную жажду и просыпающийся после эмпатии темперамент Ильзат. Иногда он видел как какая-нибудь полуобнажённая девушка или парень в серебряных или золотых ошейниках и цепях показывались в полутёмном коридоре Палат Блаженства, но, завидев его, тотчас скрывались в одном из проёмов по сторонам коридора.
  О том, что там происходило, Ивэн старался не думать, ведь он был эмпатье Ильзат и при желании, она могла привлечь его к своим и её гостей оргиям. Но отчего-то не делала этого, за что Ивэн был ей бесконечно благодарен. Крики ужаса, стоны боли, перемежаемые весёлым смехом, музыкой и песнями, доносились порой из глубин княжеского шарьез-даде*, отчего воображение Ивэна рисовало самые отвратительные и мрачные картины будней тэульской знати.
   Однако Ильзат вовсе не отказывалась от своих прав на Ивэна. В своих покоях она вовлекала его в довольно изощрённые сеансы эмпатии, когда дух трепетал от восторга, гнева и страха, многократно усиленными "отдачами" Ильзат. Вампирша наслаждалась эмоциональной стихией, восторженно глядя на своего эмпатье. Ивэн порой признавался себе, что и он получает необыкновенные, ранее неизвестные переживания, сильные, густые и лёгкие, одновременно; болезненно-сладкие и требующие бесконечного продолжения.
  После каждого такого сеанса он чувствовал себя пропущенным через сотню вальцов. Превозмогая слабость и шатаясь, он брёл к себе, поддерживаемый Марешем или кем-то из своей охраны. В такие дни его самолюбию наносились глубокие, сильно язвящие раны. Понимая, что остановить это нет никакой возможности, он впадал в отчаяние.
  С каждым новым днём Ивэн тяготился вниманием владычицы, порой её ласки были ему отвратительны, как и она сама. Впрочем, бывали дни, когда он находил её весёлой и непринуждённой, без страшного огня в глазах, загоравшегося накануне очередной эмпатии.
   Люксоне, как и Альмонду - официальному любимцу Ильзат - были отведены собственные покои, находящиеся неподалёку. Это и радовало и огорчало. Возбуждённая эмпатией вампиресса, не могущая получить от Ивэна более возможного, отрывалась на этих двоих и ещё долго после этого пребывала в плену сильнейшего эмпатизма. Лишь через пару дней она могла более или менее заниматься своими княжескими делами. Её основной заботой был наём тэули для меганской стражи, культовые обязанности, суд и приём посольств, каковых оказалось немало.
  Рейдмейстерство Наргоны, согласно спешно составленному договору между орденом и княжеским кабинетом, осведомляло её милость об обстановке вокруг Мегана и в мире. Ильзат принимала доклады со скучающим видом, даже самые тревожные сообщения мало занимали её внимание.
  Азиатские муафали и нгаш, не имевшие единоначалия, слали ей приветствия и подарки, а самый могущественный из них, некто Намай Маджсинх требовал у меганской короны признания его анорным Наместником Азии и престолохранителем престола сгинувшего много тысяч лет назад некроцарства Урнус. Ильзат отмахивалась от него уже пару веков, посылая вежливые объяснения невозможности оного. Дескать, не имею такого права.
   Отношения Люксоны и Ивэна окрасились в самые теплые и нежные тона. Мягкой, но могучей волной покрыл их свет Эрота. Они почти ежедневно, тайком встречались вне Шабралахатского дворца, чтобы не вызывать подозрений у Ильзат и её соглядатаев. Ивэн уже почти не надевал Дьюлз, чем вызывал гнев княгини, который, впрочем, Ивэну без труда удавалось погасить - отказать своему истинному эмпатье было выше её сил.
  Чувствовать себя в безопасности ни Ивэн, ни Люксона не могли, памятуя о возможной слежке и обострённых чувствах таури, но не могли они, и обходиться друг без друга.
  
  - Что же ты решил насчёт Доминэля? - спросила Люксона, однажды.
  - Не знаю. По-моему надо рискнуть. Жаль, что Поль отошёл в сторону в этом деле.
  - Он беспокоится за тебя, Ивэн. Ты решил идти очень опасной тропой, и я тоже боюсь, что с тобой что-нибудь случится.
  - Я долго над этим думал, Люкси, и решил, что если я ничего не предприму, то со мной точно что-нибудь произойдёт. Рано или поздно. Нам с тобой надо выкарабкиваться из этого мира. Мы здесь или добыча или потеха.
  - Ну, зачем ты так? - насупилась Люксона. - Ильзат спасла меня, подобрала, можно сказать. Я ей многим обязана.
  - Как подобрала? - вскинул брови Ивэн.
  - Ты эгоист, Ивэн, - сказала Люксона и больно ущипнула его через льняную ткань куртки.
  
  Ивэн ойкнул и отдернул руку.
  
  - Не понял!
  -Ты ведь до сих пор ничего не спрашивал обо мне, - продолжила Люксона.
  - Извини, - смутился Ивэн. - Я просто...как-то...
  - Да ладно, чего уж там, - махнула рукой Люксона. - Мои родители погибли от рук каллимертов. Их признали нгаш. Чернокнижниками и некромантами. Жрецы Жизни сами сомневались в обвинениях против моих родителей, но пощады им не дали. Я осталась сиротой в восемь неполных лет. Жрецы хотели забрать меня к себе на воспитание, но им помешал мой дядя. Он забрал меня из нелюбви к жречеству Жизни, но не мог долго мной заниматься. У него были какие-то дела, по которым он часто отлучался. К тому же, у дяди был совершенно несносный характер. Он не очень-то любил меня и часто прикладывал руку. Когда он совсем от меня устал, он предложил меня одному тэули, за деньги, разумеется, которых ему всегда не хватало. Мне тогда было десять лет. Для вида он потребовал, чтобы я непременно попала в шарьез, но никак не в слуги или на убой. На самом деле, ему было плевать. Так я попала в один парижский дом, а потом и в Меган. Я принадлежала шарьезу одного парижского супреата.
  
  Люксона умолкла, сглотнула и поджала губы. Ивэн прижал девушку к себе, уловив её не лучшие переживания.
  
  - Потом, - продолжила Люксона, всхлипывая, - этот супреат погиб в одной из схваток с каллимертами, а шарьез стали растаскивать другие члены клана. Муафаль взял меня к себе поначалу. Он называл меня жемчужиной своей коллекции. У него не ладились какие-то дела с Нарсгоной и, по решению Епископата, он должен был заплатить штраф в орденскую казну. Частично этой платой была и я. Тогда меня и заметила Ильзат - забитую, напуганную куклу. Она взяла меня в шарьез и приблизила к себе. По здешним меркам мы с тобой имеем немыслимые вольности. Покидать шарьез обычно нельзя, а я гуляла в Шабралахате, где хотела. Ильзат была строга, но справедлива и добра ко мне, хотя и не показывала это внешне. Останься я в старом клане меня бы, наверное, уже не было в живых. Так что, я не могу не быть благодарна Ильзат. С иными она не в пример строга, порой даже жестока.
  - Да уж, это я понял. Моя жизнь стоила жизней десяти молодых здоровых человек. Я это помню, когда чуть не окочурился после Прукса. Ильзат ни на минуту не замешкалась, принося их в жертву. Она странная - иногда нежная и даже напоминает мне мою мать, а иногда ведёт себя, как помешанная.
  
  Люксона освободилась от его объятий и красными от слёз глазами глянула на него.
  
  - Они и помешана, - улыбаясь, сказала она. - На тебе, Ивэн. И не только она.
  - Что ты хочешь сказать? - нахмурился Ивэн.
  - Ты что же, правда, ничего не понимаешь? - шмыгнув носом, спросила девушка. - Они любят тебя, безумной любовью, по-моему, даже не совсем осознанной.
  - Они, ты сказала?
  - Ну, конечно. И Ильзат, и Орма, и Гильфион и уж, конечно, Поль. Ну и льдышка же ты, Ивэн, - хохотнула сквозь слёзы Люксона и шутливо дернула Ивэна за хвост, в который ему приходилось, в последнее время, собирать свои длинные волосы. - Все они считают тебя чем-то совершенно невообразимым, живой драгоценностью. Это такая любовь, какая, наверное, не дана человеку. Колдовская, смутная, но порой густая и горячая. Они зависят от тебя, как наркоманы. Ты разве не понял, почему Бха так к тебе враждебно относится? Он почувствовал твой дар, а точнее, проклятие для всех таури, рискнувших прикоснуться к твоему духу.
  - Однако, странно, что он так переменился, - тихо сказал Ивэн.
  - Что?
  - Нет, ничего.
  - Опять ты о чём-то своём. Ты хоть слышал, что я тебе сказала?
  - Да, вроде слышал. Только не понял. Я чувствую, что как-то притягиваю к себе внимание, но не думаю, что это то самое о чём говоришь ты.
  
  Люксона улыбнулась.
  
  - Эх вы, мужчины, - вздохнула она. - Ты только и делал, что упражнялся в магии, да теперь ещё и замком занялся, а я вот была этого лишена. Мне оставалось только читать. Ты знаешь, у таури очень любопытная лирика. Их поэты воспевают некую сакральную любовь к эмпатье или своим плотским любовникам. Есть в этом что-то совсем мне непонятное, видимо, потому что я человек, но их любовь не совсем похожа на нашу. Тоску, боль, страдание, томление они возводят на самый высокий уровень, как цель обожания вообще. Прикосновение к эмптье, духом или телом, - награда, которую надо заслужить и которой нельзя злоупотреблять, даже если сам эмпатье относится к этому благосклонно. Выше всего они почитают недоступную, безнадёжную любовь, когда она запрещена законом, например, или, когда эмпат даже не может признаться в этом возлюбленной или возлюбленному. Такие тайные воздыхания они называют сен-эмпатией. И вообще, всё у них как-то болезненно. О страдании духа они пишут с таким восторгом и трепетом, что даже страшно читать. Я прочла, что много веков назад, сен-эмпат, намучившись вдоволь неразделённой любовью, мог умертвить своего, ничего не подозревающего эмпатье во цвете его телесной и духовной красоты, чтобы никакая скверна не замутила этот образ и чтобы оставить себе вечное страдание на века. Это какой-то ужас, ведь часто это были самые юные создания рода человеческого. Да и таури вечны, в принципе. Сколько же они накапливают этой боли за своё бытие?
  - Ага, и, при этом, содержат целые гаремы, - скептически ухмыльнулся Ивэн.
  - Это, кстати, очень неоднозначное явление, - нахмурилась Люксона. - Многие ранние тэульские умы осуждали идею шарьезов. Они считали их духовными клоаками, притонами душевного и телесного разврата. Ведь Цепями Блаженства называли, изначально, именно пару - эмпата и эмпатье. Но потом, как водится, нашлись и адвокаты шарьезов, не менее умные и велеречивые. Появилась лирика на тему величия любви и её всепредназначенности. А ещё позже появилась идея, что шарьез положен только самым древним, как многопретерпевшим от прошлых романов. Так-то вот.
  - Не знаю, что у них там писали, но когда я не думаю об этом, я могу спокойно смотреть в глаза Артемасу, Ильзат, а вот только задумаюсь, сколько гибнет людей, так хочу поджечь это замок.
  - Такова их природа, Ивэн, как ни печально. Это не изменить, - вздохнула Люксона. - Ты же не станешь осуждать льва за то, что он убил антилопу?
  - Но что мы с тобой, две антилопы, делаем среди львов, - засмеялся Ивэн, привлек к себе и крепко обнял Люксону.
  
  Она залилась звонким девичьим смехом.
  
  - Ты стал таким рассудительным, - сказала Люксона, перестав смеяться. - Мыслишь и говоришь ты опасные вещи. Но мне это нравится.
  ******
  
  Сегодня он задержался надолго. Ильзат уехала из Мегана по каким-то делам, впервые за многие месяцы - замкоград остался на нём. Немногие посетители Кастелянства не сильно его отвлекали. Примерно в семь пополудни, в канцелярию зашёл ярусный, Ясенец. Он доложил, что началась разборка ветхого квартала и сегодня подчистую снесено два дома, пришедших в совершенное бесстыдное состояние, а также разобрано три груды камней, которые когда-то гордо именовались постройками. Со строительного камня ссадили куски сухой песчано-глиняной связки, омыли и сложили в крупные штабели по борту Надканальной улицы.
  
  - Сколько голов ты привлёк к этому делу, кастелян? - сказал Ивэн, не поднимая головы от бумаг.
  - Сорок три человека и десять амагров, ваше превство, - отчеканил Ясенец. - Люди очень устают, жалуются на тяжесть.
  - Медленно, кастелян. Очень медленно, - сказал Ивэн. - Сорок три человека, да ещё и амагры должны были разобрать полквартала за сутки-полтора. Я недоволен тобой Ясенец.
  - Но, ваше превство, я...
  - Довольно, - негромко перебил его Ивэн. - Ступай. Надеюсь, ты порадуешь меня завтра.
  
  Обливаясь холодным потом и пятясь к двери "губельнаторского" кабинета, Ясенец удалился.
  Ивэн знал, что хитрые ярусные, тайком используют казённую рабочую силу для ремонта частных построек. За услуги они получали деньги от домовладельцев, которые потихоньку стали подтягиваться в Меган, ощущая приближение эфирной Зимы. Такой бум строительства и ремонта в самых захудалых ярусах Мегана как второй и третий, стал результатом изданного Ивэном кастелянского указа о штрафах за бесхозность домовладений и распоряжения о сносе особо ветхий построек.
  Слухи об указе распространились далеко за пределы Мегана и вскоре в замкоград поспешили посыльные - с деньгами и распоряжениями о ремонте. Кастеляны часто брали деньги за догляд домов. Эти суммы должны были поступать в казну, за что Кастелянство выделяло рабочих для приведения постройки в более или менее годный вид. Но ярусные не торопились вносить деньги в Казнохранилище, более того, и не собирались. Теперь, когда ближалась Зима, многие засуетились, спешно исправляя свои упущения. Не приведи Мешрат*, хозяева вернутся раньше и увидят своё жилище в таком убогом состоянии. Ещё чего доброго, нажалуются Кастеляну.
  С пятым ярусным, Бобой Кривоносом, Ивэн обошёлся сурово. Поймал он его на том, что во время весенних каналоочистных работ, Боба намеренно повреждал и нижележащий водовод, а когда благородные господа сетовали на это, намёками предлагал им оплатить ремонт. Циппиоху некогда было этим заниматься, поэтому кастелянам было сущее раздолье. Прознав про это нехитрое вымогательство, Ивэн снял Бобу с должности ярусного, велел караулу отвести в Башню Печали (так здесь называлась тюрьма в пятом ярусе), и щедро наградить за службу пятнадцатью ударами по пяткам.
  Тшердан, главный экзекутор Мегана, с неохотой спустился с Алой башни в пятый ярус, чтобы надзирать за исполнением судебного декрета Кастеляна. Невообразимо тучный, старый и покрытый редкими шишками "шёлковый" жеамагр считал ниже своего достоинства инспектировать такое пустяшное наказание. Побивание кнутом, оклеенным стеклянной крошкой или тонкой бритвенной цепью, смоченной в восковниковом уксусе - вот это была работа по нему.
  Мешрат*, или Дженниа - божество Неудачи, предвестник Несчастья.
  
  Он знал своё дело. Его готовили не в простые рабочие, не в грузоносы и ремонтники, а в мастера тончайшего искусства боли и страдания. Тело его было совершенным, чувствительнейшим механизмом, познавшим многочисленные дозировки болезненных сил, телесные карты зон и линий, порождающих саму разную боль: краткую и бесконечную, жгучую и режущую, пульсирующую и непрерывную, острую и тупую, наружную и внутреннюю, безумящую и ясную. Тшердан, ко всему прочему, владел древнейшими техниками целительства и обезболивания. Если того требовал приговор, он мог приглушить самую острую боль, чтобы жертва не теряла сознания до положенного ей срока.
  При этом Тшердан не был изувером, он просто добросовестно выполнял свою работу. О каждом своём "подопечном" он имел своё мнение, но никогда его не высказывал. В народе ходили слухи, что многих истязуемых он, после экзекуции, выходил лично. За некоторые секреты его лекарского искусства местные маги-ээнже щедро бы заплатили, но Тшердан не давал аудиенций, запираясь в Алой, куда не было хода никому.
  К Бобе, как и ко всем кастелянам-мироедам, он питал лютую неприязнь и позволил себе отступить от правил - распорядился обвязать ступни наказываемого ячеистой сеткой с вплетенными кусочками проволоки и пропитанной рассолом и только потом начинать битьё.
  Ясенец помнил тот урок. Недовольство Ивэна скоро стало известно всем ярусным, что побудило их к большей скромности по части казнокрадства и самоуправства.
  Наконец Ивэн закончил дела и уехал в Шабралахат. Поразмыслив немного, он взял с собой плащ с капюшоном, клинок-фалкату и крошечный электрофонарь, на всякий случай. Чувства таури, конечно, не нуждались в свете, но Меган всё же был освещён. С помощью огня и света они отгоняли множество любопытных и не самых дружелюбных ночных глэма, чья метаплазма подвержена световым ранениям. Поэтому-то свет фонаря, думал Ивэн, не станет диковинкой и, скорее всего, останется незаметным в освещенном Мегане.
  Кастелян тенью выскользнул из своих покоев, набросив поверх плаща с капюшоном простейшие чары тишины, какие успел выучить. Он не был уверен, что его заклятие удержится долго, но других он не знал. По крайней мере, той чары, которой его обучил Гурга, хватило, чтобы уйти от собственной стражи незамеченным. Небула невидимости Гурга просто подарил Ивэну, сплетя их в мгновение ока по просьбе ученика.
  Пройдя не менее десяти минут анфиладами, стрельчатыми коридорами и широкими лестницами дворца, Ивэн вышел из Шабралахата и устремился к темнеющей громаде Вероникейской башни. Он обострил своё эфирное видение до доступного ему предела, но не был уверен, что кто-то более искусный не следит за ним исподтишка.
  Вот они - врата башни Злой Судьбы. На десять метров они возносятся над всяким, требующим входа. Никакой стражи, никаких замков. Проси - и войди. Разойдясь по стонам и впустив свободно, без лишних вопросов любого, эти, в точности, имитирующие переливчатые жёсткие надкрылья жужелицы створы никогда не выпустят случайного посетителя. Назови им ложное имя, и они сотрут тебя в пыль.
  Ивэн словно геккон или какая-нибудь лягушка-древолаз пустился вверх, по огромному двенадцатигранному каменному телу Вероники. Два с небольшим месяца он тренировал умение "прилипать" к тверди и неплохо овладел им. Скорости ему, конечно, не хватало, но он и не торопился. Метр за метром он карабкался по почти отвесной стене башни. Поверхность её была немного шершавой, но скользкой, словно натёртой воском или парафином.
  Чтобы не потерять сосредоточение из-за страха, Ивэн не смотрел ни вниз, ни вверх. Он представлял себе, что по-пластунски ползёт по полу зала, хотя тяготение и напоминало ему о реальном положении.
   Преодолев почти сорок метров, Ивэн достиг высокого стрельчатого окна. Обосновался на широком уступе перед ним и заглянул внутрь. Темнота. Ни единого проблеска света.
  Ивэн уже бывал здесь однажды, обходя вверенное ему замковое хозяйство. Тогда его сопровождал Тшердан и прошли они всего треть башни. Жеамагр пояснил, что башню можно осматривать по сотне раз на дню, но расположение ходов, камер и залов меняется каждые два-три часа, как горизонтально, так и вертикально, поэтому её осмотр бессмысленен. Сейчас Ивэн не знал, что его ждёт за окном - коридор, или камера. Выйди он в коридор или лестничный пролёт - нет гарантии, что они не приведут в тупик или к какой-нибудь здешней твари.
  Он осторожно надавил на створку окна. Она, конечно, не поддалась. Приложил руки к тёмному стеклу, закрыл глаза, и стал мысленно сливаться с ним, раздвигая его плоть. Ничего.
  Ну же, давай! Огромный, почти в два человеческих роста стеклянный лист мелко задрожал, передавая вибрацию на руки чародея. Ивэн опасался, что стекло лопнет и рассечет его на куски, но вместо этого оно, словно вода, покрылось мелкой рябью вокруг его рук, затем сморщилось и разошлось под ладонями словно полиэтилен, прожигаемый жаром сигареты или свечи. Движение чарующей рукой по спирали - отверстие разрослось. Из чрева башни, в образовавшуюся брешь устремился холодный эфирный поток. Наводить чару стало куда сложнее. Обливаясь холодным потом, Ивэн шагнул в созданный им овальный проём, удерживая руку в средоточии своей чарующей силы - в области, где стекло дало первичную брешь.
  Он стоял на широком подоконнике, сводчатый оконный проём пронзал четырёхметровую толщу башенной стены и образовывал подобие недлинного и высокого коридора. Ивэн резко, как только мог, рванул чарующую руку на себя. Проём со звоном и морозным потрескиванием сомкнулся, а стеклянный лист заколыхался крупной волной, постепенно обретая былую твёрдость и покой. Промедли Ивэн на миг, и его кисть уже бы лежала на оконном уступе снаружи, отсечённая смыкающейся стеклянной плотью.
  Парень сглотнул, развернулся и подошел к краю внутреннего проёма. Чрево башни тускло освещалось невидимыми источниками. На глубине двух метров под проёмом проходила лестница, вьющаяся, судя по всему, по внутренней окружности башни. Ивэн спрыгнул на ступени, потерял равновесие, и чуть было не покатился кубарем, но, используя своё новое умение, задержал падение, коснувшись стены "камнелипкой" рукой. Смачно, но беззвучно выругавшись, Ивэн пошёл вверх, по наитию. Он понятия не имел, где находится Доминэль. Впрочем, ему и не требовалось знать - в специальных камерах дознания можно было вызвать любую камеру, с любым заключённым. Правда чёртова башня обязательно запомнит того, кто приказывает ей покориться и обязательно проверит, имеет ли такой требователь право. Однако обязательный отчёт дают только Врата Изумрудной (так иначе называлась Вероникейская, за цвет), а сама башня докладывает, только если её об этом вопрошают. Ивэн рассчитывал, что обвинители и здешние тюремщики обойдутся сведениями Врат, через которые он не проходил.
  Через сотни две ступеней он набрёл на низкий и тёмных ход, в который, не раздумывая, шагнул. Несколько изгибов и лестниц вывели его на низенькую, но мощную дверь, окованную железом. В середине двери зияла небольшая замочная скважина - замок двери был встроенным или его механизм находился по ту сторону двери. Ивэн решил использовать свою силу Земли, чтобы заставить засов сдвинуться или изменить форму для отмыкания. С металлами ему это пока не удавалось, но он решил попытать счастья.
  Ничего. К неудаче с замком, добавились и другие неприятности - на руках Ивэна появились ожоги, которых он поначалу даже не заметил. Кожа была кое-где изъявлена и покрылась маленькими пузырьками, хотя и не болела. Яд или магия?
  Внезапно внутри двери что-то тихо щелкнуло, и полилась металлическая музыка, навроде той, что звучит из музыкальных шкатулок. Смешной кукольный голос пропел:
  
  - Имя в скважину шепни или ключ примени!
  
  Вот чего Ивэн не хотел, так это называться. Эти двери, похоже, тоже давали отчёт надзирателям.
  В кармане штанов что-то щелкнуло и шевельнулось. Ивэн обмер, лихорадочно перебирая в памяти, что бы это могло быть. Он осторожно сунул руку в карман, словно там сидел скорпион.
  Ну конечно! Коробочка, подаренная странным Истопником меганской Водогрейки. Что-то он там писал о ключе от всех дверей.
  Посмотрев на коробку, он увидел круглое окошко из янтаря, которого раньше не было. Надавил пальцем. Коробочка заскрипела, металлические нити узора напружинились, и коробка стала раздаваться в длину. Удлинившись вдвое против своего привычного размера, она щёлкнула и открылась.
   Внутри, на бархатистом ложе лежал ключ. Ивэн был уверен, что это тот самый.
  Дверь отворилась без затруднений - ключ, действительно, подошёл. Он попал в круглое, хорошо освещённое помещение, по периметру которого расположились четыре двери, похожие на входную.
  Ивэн попробовал ключ Вырьи одной - не вышло. Раздосадованный он положил его обратно в коробку и закрыл её. Она тотчас же стала менять форму, зашевелился и переплёлся заново нитчато-завитковый узор. Раздался легкий щелчок, и коробочка снова открылась. На её дне лежал ключ, но вовсе не тот, что прежде. Ивэн достал его, удивлённо глядя на новый профиль отпирающей части ключа. Да и форма стала совсем иной. Вставил в скважину и повернул. Замок шел туговато, но, в конце концов, лязгнул, и дверь отворилась. В лицо парню ударила влажная духота. В проеме густела тьма. Держась за косяк, Ивэн наклонился вперёд - внизу, в неясном свете что-то блестело и шевелилось, наверху тоже что-то двигалось, но совсем уж неясно. Налицо Ивэну упала холодная капля воды.
   Ивэн подался обратно и закрыл дверь. Проверив пространство за остальными четырьмя дверьми, он обнаружил примерно то же самое. Позади него раздался стук и металлический лязг, он обернулся - входная дверь захлопнулась. Чёрт!
   Ивэн спешно подошёл к ней и открыл её ключом Крикуна. За входной дверью теперь была та же картина, что и за остальными - темнота, жар, шевеления каких-то тварей. Лестницы будто и не было. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
  Ивэн захлопнул дверь. Его взгляд упал на маленькую конторку, стоявшую позади входной двери. Он не заметил её, прикрытую створом, а потом пропустил в панике, из-за захлопнувшейся двери.
  В конторке оказались четыре дощечки полированного дерева с надписями и символами. На одной из них красовалась нарисованная чернилами черная звезда и текст на непонятном языке, видимо, на роминассэ или ещё каком-то. Таблички обозначали узников. Не сильно тесно нынче в башне, думал Ивэн. Он стал припоминать, как Тшердан вызывал камеры, тогда, при знакомстве с замковым хозяйством. Конторкой старый зомби не пользовался - дощечки были привешены к его поясу.
   Ивэн подошёл к одной из дверей и внимательно осмотрел её. В верхней части имелась небольшая, почти незаметная деревянная пластина, чуть темнее, чем остальное полотно двери. Ивэн надавил на нее, и пластина, поддавшись, утонула в двери. Размер ниши точно подходил под дощечку с надписями. Помнится, Тшердан вкладывал её именно сюда, что Ивэн и повторил. Тотчас за дверью послышалось какое-то шевеление, а сама комната, казалось, пришла в движение. Что-то сильно толкнуло её снаружи, и Ивэн чуть было не грохнулся на каменный пол. Вскоре движение прекратилось, а за дверями послышалось царапание и недовольное фыркание. Затем хриплый и низкий голос объявил:
  
  - Их превосходительство, Ключехранитель и Управляющий Кастелян Мегана к заключённому Филагору!
  
  Чёрт! Всё-таки его обнаружили. Ивэн сплюнул с досады и стал ждать. Ничего не происходило, только изредка за дверями слышалось фыркание.
  
  - Их превосходительство, Ключехранитель и Управляющий Кастелян Мегана к заключённому Филагору! - повторил всё тот же голос, через пару минут.
  
  Оправившись от волнения, Ивэн догадался таки открыть дверь ключом Крикуна. Кто-то недовольно и тихо сказал:
  
  - А ключик-то не нашенский. Странный ключик-то. А, да ну их!
  
  Пока щёлкал замок, раздался удаляющийся топот маленьких ножек или лап. Дверь отворилась, открыв зияющий темной пустотой проём. Опять пусто?!
  
  - Свет тут есть? - тихо, без всякой надежды спросил Ивэн.
  
  Кто-то опять фыркнул и через мгновение Ивэн увидел неярко освещённую, просторную камеру, чёрную, словно из воронёной стали. Стены, пол и потолок представляли собой непроходимую чащу из тонких блестящих игл и шипов, медленно колышущихся вразнобой, словно это была шкура гигантского ежа, вывернутого наизнанку. На некоторых шипах, расходясь по сторонам, поблескивали, словно обсидиан, дополнительные иглы.
  В левом дальнем углу - единственном пятачке камеры свободном от страшных шипов - сидел на собственных коленях, опустив голову, мужчина. Черные кожаные штаны, просторная белая рубаху, правда, уже изрядно испачканная, чем-то фиолетовым, ноги босы. Длинные черные волосы скрывали лицо.
  
  - Доминэль? - спросил Ивэн, стоя на пороге.
  - О, ваше превосходительство, - приветствовал его нюкт.- Какая честь! Обычно здесь бывают только дознаватели и палачи. Ни магистры, ни даже епископы не удостаивали меня такой чести. Что вы здесь делаете?
  
  Вампир поднял голову. Ему было лет двадцать пять или чуть больше на вид, кожа его была бледна, сам он выглядел хрупким и болезненным, но колючими злыми звёздами горели светло-серые глаза, выдавая в нём немалый пламень духа и силу.
  
  - Я хотел бы поговорить с тобой, - сказал Ивэн, почувствовав, как от этого взгляда у него холодеет внутри. - А что это за место такое?
  
  Что-то засвистело, словно сдувающийся резиновый шар.
  
  - Если вашему превосходительству угодно знать, - сказал негромко шелестящий и глубокий голос, - это камера заключённого Филагора и... мой желудок...
  - Один из дюжины, - уточнил Доминэль.
  - Да, так и есть, - подтвердил голос, звучащий, словно из стены.
  - Желудок?! - обомлел Ивэн.
  - Ну да, желудок, - скучающим голосом ответил кто-то.
  - Я в желудке у одного из подгорных червей, служащих Вероникейской башне и Мегану, - пояснил нюкт. - Этого зовут Шмерг.
  - Да, Шмерг. Слуга Мегана. Раб Изумрудной башни, - грустно подтвердил червь. - Рад познакомиться лично, ваше превосходительство.
  
  Ивэн привык к чудесам за многие месяцы своего пребывания в таурианской твердыне, но тут ему стало дурно. Нюкт встал на ноги и как будто исказился, словно стоял за порочным стеклом. Ивэн протянул было руку, но наткнулся на прозрачную, тёплую, редко пульсирующую и скользкую преграду.
  
  - Щекотно, - прошипел Шмерг. - Ваше превосходительство, вы не могли бы не щекотать меня, я ведь всё-таки вишу тут на высоте сорока метров. Я-то что, я ничего, но вот своих подопечных могу и растереть по неловкости, ежели упаду.
  - Не ври, - равнодушно бросил нюкт. - Не упадёт. Это он от скуки всякие небылицы сочиняет.
  
   Дальняя от нюкта стена сильно выпятилась внутрь камеры и приблизилась к нему вплотную, угрожающе перебирая и скрежеща своими чудовищными иглами и шипами.
  
  - Поговори мне ещё, бандит, - зло прошелестел Шмерг.
  
  Доминэль отстранил лицо от шевелящейся колючей опухоли и покривился.
  
  - Я что, сейчас коснулся его тела?- сдавленно проговорил Ивэн, подавляя рвоту.
  - Брюшка, вашество, - как-то неожиданно задорно прошелестел подгорный червь. - Моего бедного голодного брюшка.
  
  Ивэн отпрянул от проёма и согнулся пополам. Рвать было нечем - превосходительство не ели с утра. Придя в себя, он вернулся к поёму с немного покрасневшими глазами.
  
  - Простите, я тут...- начал Ивэн.
  - Ничего-ничего, мы привычные, - перебил его Шмерг. В его тихом голосе была слышна кроткая, детская обида.
  - У тебя что, прозрачное брюхо? - помедлив немного, спросил Ивэн.
  - Это если я захочу! - с энтузиазмом поделился червь. - А, ещё оно светится, как видите. А ещё...
  - Да хватит тебе уже, рыбья ты пожива, - перебил его кто-то, и знакомо фыркнул.
  - Что, ещё какой-то сюрприз? - Ивэн уставился внутрь червячной утробы, ища глазами сказавшего. - У тебя тут компания, Доминэль?
  - Это очень плохой... - зло зашелестел Шмерг. - Ух, как бы я его...если бы смог добраться.
  В этот момент, откуда-то из темноты выступил маленький...короче, неизвестно кто. Весь лохматый, как власогон, лица или морды не видать, по бокам четыре длинных острых уха. Существо застенчиво вышло на середину камеры, сжимая и разжимая короткие, но длиннопалые лапки, словно мяло в них шляпу. Желудочные иглы, там, где прошло существо, опали, словно прибиваемая ветром черная трава.
  
  - Надзиратель желудочных камер и управитель Шмерга Вероникейского, ваше превосходительство, - прохрипело существо и сделало что-то вроде книксена. Ивэн едва сдержал смех.
  - Управитель! Нет ну надо же! - возмутился Шмерг. - Ты же просто мой желудочный паразит, скотина ты эдакая!
  - Но-но-но! Цыц! - рявкнул Управитель и презрительно всхрапнул.
  - Я могу поговорить с заключённым наедине? - спросил Ивэн, напустив на себя важности, подобающей Меганскому соправителю. - Это вопрос чрезвычайной важности.
  - Конечно, ваше превосходительство, - закряхтел Управитель. - Я уйду на время, но вот Шмерг-то никуда не уйдёт.
  - И будет всё слышать?
  - И видеть, мой господин, - сказало существо и сделало ещё один "книксен".- У него же все рты и глаза, что одно и тоже что и уши, на брюхе. Он так на воле живёт - жрёт, что под ноги попадётся, то есть под брюхо. Дикая тварь, вашество, одно слово.
  - Скотина! - прошипел Шмерг. - Ну, доберусь я до тебя когда-нибудь!
  - Ага, - лениво ответил на выпад Управитель. - Но вы не волнуйтесь, Шмерг никому ничего не скажет. Мы же субординацию-то понимаем, да и заклятия мук на обоих. Мы можем знать что-то, но докладываем только тому, что в праве на эти сведения. Иначе - непереносимая мука.
  
  Червь будто тяжко вздохнул - камера всколыхнулась и застыла.
  
  - Мне нужно, чтобы никто из таури Нарсгоны не знал, что я здесь был, - властно сказал Ивэн.
  - Не извольте волноваться, ваше превосходительство. Никогда! - отчеканил Управитель. - Нарсгона нам не указ, мы ведь служим Мегану, а они так...просто камеросъёмщики.
  
  Сказав это, он топнул лапой по "полу", на котором сейчас же появился шов. Плоть червя разъехалась, бесстыдно раззявливая желтые и бледно-розовые потроха твари. Туда, словно в трубу водного аттракциона, резво спрыгнул Управитель - не хватало только задорного "э-эх!". Затем пол затянулся и в мгновение "зарос" иглами.
  
  - Я могу войти? - спросил Ивэн, не очень уверенный в своём желании.
  - Ну, я бы не советовал, ваше превосходительство. Это опасный бандит, - прошелестел Шмерг. - Вон как глазюками своими сверкает, злыдень. Он тут намедни весьма почтенному дознавателю, Авдалену Пальцекрюку ухо оторвал и руку сломал. Нет, вашество, это ещё тот зверь. Его бы на иголках моих расправить, но нам не велено, мол, на суде должен хорошо смотреться. А на кой он нужен, суд-то? Сразу же видать - злодей и мерзавец.
  - Тоже мне, бабочка недоделанная, - хмыкнул Доминэль.
  - Скотина! Надеюсь, по приговору тебя мне отдадут - вот тогда поиграем! - прошипел Шмерг.
  - Молчать! - крикнул Ивэн, чувствуя, что пора играть в хозяина.
  
  Червь дернулся, словно в конвульсии.
  
  - Впусти меня! - рявкнул Ивэн. - Если дёрнется, разрешаю разорвать его на тряпки.
  - Хорошо бы дёрнулся! - мечтательно прошелестел червь.
  
  Ивэн почувствовал, как невидимая преграда разъехалась - его обдало жарким влажным и зловонным воздухом. Пересиливая дурноту, он шагнул вперёд - иглы предупредительно поникли и убрались, словно растворились в полу. Червь соорудил из стенок собственного желудка что-то вроде колючего заградительного вала, окружив им нюкта сверху, снизу и с боков. Доминэль стоял внутри кокона с небольшим проёмом для воздуха и света. Бросься он - и напоролся бы на пару сотен шипов, в остроте которых Ивэн не сомневался.
  
  - Расскажи мне, - начал Ивэн, - что ты хотел от Нарсгоны? Говорят, ты хотел её краха, убивал нарсгонских таури.
  - Убивал, - спокойно ответил Доминэль. - Не больше, чем они, друг друга.
  - Выходит, ты всё же виновен, - разочарованно выдохнул Ивэн.
  - Выходит так, - равнодушно ответил нюкт.
  - Что ж, жаль. А я-то не поверил сэру Джареду, думал, что ты благородный вождь революции.
  - Кому?! Орсби? Никогда не доверяй этому ублюдку.
  - Ты зол на него, потому что он поймал тебя - неуловимого, бесстрашного грохштома Свободных Охотников. Но он оказался прав.
  - Я не зол. Я и мои Вольники боремся за свободу таури и право на бытие. Мы нападали на нарсгонские кланы, потому что хотели есть. Всех, кто не вошёл в Нарсгону вытеснили с угодий. Ты что же думаешь, что Сумерки - это закон и порядок? Да это самые отвратительные захватчики и угнетатели. Нарсгона не делится добычей на своей территории, а своей территорией они считают всю Европу и даже больше. Ты думаешь, закон Пиньо-Латта принят для того, чтобы сдержать число жертв среди людей? Глупый мальчишка, тебе морочат голову, как и большинству таури. Режим посменного покоя был введён Ильзат, чтобы удерживать кланы на привязи, чтобы держать, как можно больше клинков зачехлёнными. Она боится переворота, который сама когда-то провернула.
  - Это абсолютная чушь! - вскипел Ивэн. - Владычица сама отреклась от поста первого магистра.
  - Ну, конечно! - театрально закатил глаза нюкт. - А зачем ей этот пост в раздираемом междоусобием ордене? Гнойник созрел. Теперь она как бы в стороне и ни за что не отвечает. А развались орден - она подберёт его остатки, по-матерински обласкает, пригреет под своим пушистым крылышком и объявит Вторую Нарсгону, уже укрепившись в самовластии безмерно. Но до этого ещё подождёт, пока кланы ослабят себя сами и пока Круг Света основательно не пощиплет им пёрышки вместе с головушками. И куда же им, сироткам, деться? Только под стены Мегана. А кто у нас в Мегане, а? Ты думаешь, она проделывает подобные махинации впервые? Глупый мальчик.
  Ты ещё не знаешь эту стерву. Говорят, она сбрендила - могу представить, на что она способна в таком состоянии, если смогла и в здравом уме уничтожить меньше чем за месяц сто тысяч человек в одной маленькой области в Испании, много лет назад. Уничтожила не ради собственного пропитания, а для того, чтобы лишить его пару мятежных кланов. А когда те ослабли, она легко взяла их своими Отрядами и бросила в Силентиум Эвум, где они находятся и поныне. Что это за место я даже не буду рассказывать. Я бы предпочёл небытие.
  - Ты клевещешь! - взъярился Ивэн. Внезапно он почувствовал себя оскорблённым, став на сторону Ильзат. - Ты просто жалкий бандит, который хочет найти себе оправдание!
  - Так точно, вашество, бандит и есть! - едва слышно прошуршал Шмерг. - У-у-у, зверёныш!
  
   Ивэн совершенно не слушал червя. Он тяжело дышал, глядя прямо в блестящие серые глаза нюкта. Тот презрительно покривился.
  
  - Ты всего лишь её игрушка, жалкая марионетка, забавный зверёк в её зверинце, - сказал он. - Впрочем, твоя роль при ней мне пока до конца не ясна. Но ты ещё отведаешь её жестокости. Это неуправляемая стихия, огромная коса душ анорных и живых. Она ведь наполовину таури, а вторая половина её - неизвестно что такое есть. Ведьма с чёрной, как сам Йоморнл, душой. Злое, дикое животное, управляемое самыми тёмными намерениями. Ты думаешь, как она воцарилась в Мегане и, почитай, во всей Европе? А?! Не знаешь? Спроси у неё, глядя в лицо. Не думаю только, что ты долго проживёшь после этого.
  - Что ты хочешь сказать?! - вскричал Ивэн.
  - Она узурпатор и тиран, мальчик! Её власть в Мегане замешана на крови и душах магов и таури. Её заветная мечта властвовать во всей Аноре, как некогда властвовали моргаулы Мирхатуса. Сейчас ей собственные подданные мешают больше, чем каллимерты и эрфы. Она, не задумываясь, принесёт их в жертву, если это приблизит её к трону.
  - Ты лжёшь! - крикнул Ивэн, вне себя от ярости.
  - Зачем мне это? - усмехнулся Доминэль. - Я скоро сгину в Покое Вечности.
  
  Ивэн смотрел на нюкта со смесью неприязни и сомнений в душе. Он совсем запутался. Ведь и, правда, зачем он здесь, в Мегане? Какая от него польза Ильзат? Может она и впрямь, так обезумела, что о пользе смешно и говорить? Мысли его лихорадочно метались в голове. Он ещё раз посмотрел на нюкта - тот уселся в своём углу и отвернулся. Ивэн вскинул подбородок, развернулся и пошёл прочь.
  
  - Подожди, Ивэн! - голос Доминэля прозвучал почти как приказ.
  
  
  ******
  
  Ивэн не выходил уже довольно долго. Поль начал волноваться. Он не мог протянуть свою анору сквозь стену Вероникейской башни, защищенную тысячами, если не миллионами чар.
  Он видел, как его друг вскарабкался по отвесной башенной стене и подивился его магическому успеху и таланту. Поль не мог соперничать с нюктами или тэули в части лазанья по стенам и скалам, он сомневался, что на такую высоту смог бы влезть даже подготовленный тэули. Всё-таки телесная магия вампиров не беспредельна. Только чародей мог вот так, надолго прилипнуть к стене и постепенно перебраться, если надо, хоть на самый шпиль. Хотя, и ему это точно далось бы нелегко.
   Поль тихо материл упрямого мальчишку, рискнувшего своим существованием и его спокойствием ради беседы с преступником, братоубийцей.
   Что же делать?! Что если Ивэн попал в передрягу? Как помочь-то? Фрель мог использовать только одно средство - заставить минхе или флюмов тащить его к окну. Непривычная манипуляция. Поль не очень любил высоту, а увидеть под собой пустоту он хотел ещё меньше. Каким-то чудом, в его, абсолютно анорном духе, остались старые человеческие страхи.
  Призвав тысячи минхе, он закрыл глаза и скомандовал "Вверх, к окну!". Золотистые духи подхватили его и медленно понесли к темнеющему проёму. Прикрытый мощным небула, он остался незамеченным и благополучно достиг уступа.
  Почувствовав под ногами твердь, он открыл глаза и, не оборачиваясь назад, приник к стеклу. Темнота. Толкнул раму - окно не поддавалось. Как Ивэн проник внутрь, для Поля осталось загадкой. Не прост этот парень-то, подумал он. Да и Гурга, видать, хорошо его натаскал. Разбить стекло, если это вообще возможно? Звон прикрыть "глухим" небула. Нет, разбитое окно позже привлечёт внимание, начнутся выяснения, а это совсем не нужно ни Ивэну, ни Ильзат.
  Он вновь скомандовал минхе и они понесли его к длинным, метров десять в длину, щелевидным проёмам в теле башни, из которых валил густой сиреневый и красноватый туман холодного эфира. Щели оказались очень узкие - худоба Поля стала ключом к этой двери. Неимоверным усилием он протиснулся в дымящую щель. Он прополз три метра и остановился - щель стала непролазно узкой. Напрягшись, Поль вжал себя в проход. Раздался хруст - сломались рёбра. Теперь придётся месяц терпеть свою сплющенную грудную клетку. Позорное уродство, достойное черни.
  Поль сделал ещё рывок и влетел внутрь башни. Он не успел сгруппироваться и неловко упал на какую-то дурно пахнущую кучу, кишащую трескучими жесткими насекомыми и иными тварями. Заполошно отряхнувшись, Поль огляделся. Кругом царил мрак, но фрелю он был не помеха. Вокруг роились самые разнообразные глэма - от совершенно тупых и зловредных до хитрых и лукавых, не причиняющих вреда без нужды. При виде фреля они, вспыхивая и разряжаясь, удирали кто куда.
  Перед вампиром духа высилась одна из осей Вероникейской башни. Толстая, метров шесть в диаметре, она пронзала пол этажа, на котором он стоял, и устремлялась, ввысь теряясь из виду. Поль прошёл к ней, утопая по щиколотку в какой-то субстанции, и ощупал её своей ледяной анорой, прислушиваясь к ощущениям. Много, слишком много чар здесь. На верху он смутно ощущал нечто живое, алчное и мучимое болью. Поль попытался отыскать знакомый, дарящий тепло его заледеневшей душе, ауральный след, но тщетно. Присутствие Ивэна никак не ощущалось. Побродив по этажу, Поль отыскал старую железную лестницу, ведущую внутрь одной из осей.
   Внутри полой осевой колонны были вмонтированы ступени-скобы, скрывавшиеся в тумане, густо клубящимся наверху. Поль, не раздумывая, полез вверх. Ступеней через пятьдесят он поравнялся с круглым проёмом, открывающимся на неширокую винтовую лестницу, и вышел на неё.
  Его болезненно пронзило ощущение опасности. Она была рядом, совсем рядом. Странно, что он не почуял её раньше. В медленно плывущих лапах и волнах тумана своим эфирным видением он усмотрел четыре тускло сияющих янтарных глаза. От твари повалила нестерпимая кислая эфирная вонь.
  Так благоухают только нессмерти. Эти демоны не частые гости материального мира, они предпочитают развоплощённые путешествия в ледяном поднебесье, у самого эфирного купола - Яд-оал-мейн. Что он делает здесь? Впрочем, Вероникейскую башню всегда начиняли самыми мерзкими отродьями, как материального, так и эфирного мира, - чего удивляться? Вероника была грозным символом неприступности, безнадёжности побега и суровой кары.
  По всему видно, что демон не торопится атаковать. Он ощупывает свою добычу, не прикасаясь к ней. Миллионы эфирных оттенков способен уловить чуткий нюх этих воплощённых духов, даже сквозь собственную вонь они способны ощутить род существа и его эмоциональный настрой. Страх они обожают, но в целом им всё равно, кого жрать.
  
  - Приветствую тебя, Плетущий Сеть, - раздалось в эфире. "Голос" демона был сдавленным, словно он говорил, подавившись крупным куском пищи.
  
   Глэма и демоны (глэмадефли, если строго) часто называют фрелей и, иногда, коупхов "плетущим сеть" или пауками, за их способность в буквальном смысле расплетать свою анору и создавать сети для духов. Не даром символом и прирожденной телесной меткой фрелей был бледный субтильный длинноногий паук. Сеть можно было соорудить и из подручного эфира. За эти ловчие повадки все эфирные твари недолюбливали фрелей.
  
  - И тебе привет, Рождающая Призрачное Пламя, - ответил Поль, быстро сгущая в своей жгуче-ледяной ауре Кнут фрелей - плотный, кристаллический упругий хвост аурального эфира, подожженный Водным Пламенем, третьей ипостасью нефизического огня из семи известных.
  
  Так, началось! Вот засветились и остальные шесть глаз твари. Нессмерти отбросила окружающую её туманную пелену одной из шести пар своих членистых лап. Показалось бледное, размером с маленькую беседку тело. Голова со жвалами, колющим хоботком и пучок недлинных лап утопали в складках мягкого тела, напоминающего курагу только молочного цвета. Нессмерти разительно походили на клещей.
  Рождающая Пламя явно не подготовилась к самой своей мощной атаке, очевидно, рассчитывая схватить жертву под покровом темноты и тумана и расправиться с ней чисто физически. Но она нарвалась на не самую желанную добычу, которую бы пропустила в обычное время, не стань столкновение, как сейчас, лобовым.
  
  - Я не желаю драться, фрель, - сказал демон. - Я пропущу тебя, Плетущий.
  - Собралась ударить в спину? - усмехнулся фрель и щёлкнул сине-белым Кнутом над самой головой зловонного духа.
  - Нет, я пропущу тебя. Клянусь.
  - Ой, ли?! Разве может демон дать клятву и не соблазниться её тут же нарушить? По-моему, до сих пор они покорялись только силе.
  - Ты уверен, что сможешь меня одолеть? Я предлагала тебе своё слово.
  - Оно ничего не стоит, товарка Морка!
  
  Белое брюшко, громоздящееся над чернеющим треугольником бронированной головы и ногами, стало наливаться изнутри бледным светом. В чреве твари словно бегали гномы с множеством фонарей - часто высвечивались тёмные контуры внутренностей. По боку брюха твари загорелся поясок из дюжины янтарных глазков-огоньков - демон собирал силу. Вскоре белое брюхо твари само стало огромным тусклым, мерцающим фонарём, рассеивающим вокруг зеленовато-белый свет, словно люминесцентная лампа.
  Поль ударил Кнутом. Хвост достиг демона и прошёл сквозь него, отняв часть сокровенного личного эфира. Тактика борьбы с демонами крови проста - ранить дух и ауру настолько, чтобы принудить тварь развоплотиться, а потом можно набросить и тенета. Контртактика демона - физическое уничтожение противника.
  Нессмерти защелкала жвалами и бросилась вперёд. Поль побежал вниз по лестнице, закидывая по ходу Кнут за спину и награждая клеща ледяными муками. Пробежав полста шагов, Поль развернулся и раскрутил Кнут над головой. Упругий хвост обратился в тихо шипящее и звенящее синеватое кольцо - обманный манёвр. Рождающая Пламень резко притормозила, выбрасывая вперёд членистые ноги с маленькими блестящими коготками и чуть не опрокинулась на неудобной для нее лестнице. Брюхо твари задралось, почти вертикально, зло заморгала чревная подсветка.
  Поль внимательно вглядывался в чернеющую голову твари.
  Неприятность нессмерти, как и других лучеглазов - болкхи и гдыжей - заключалась в их способности порождать самый могучий из семи видов пламени - Пламень Незримый. Этот огонь крушил и материю, и эфир, в духовном отношении разрушительнее его мог быть только астральный огонь Ши.
  Лапы, жвала и пикообразный хоботок нессмерти, не представляли той угрозы как её лучеглаз. Этот пламярождающий орган выглядел совсем неприметно - некрасивая шишка, выпуклость на голове и иногда на теле. Светящиеся янтарные глаза нессмерти, они же уши и нос, не представляли никакой опасности и к лучеглазу отношения не имели.
  Невидимый ни людьми, ни иными существами огонь можно было лишь учуять и попытаться уклониться от него. Но фрель мог определить начало атаки по косвенным признакам. Он изменил своё эфирное видение, настроившись на синие цвета. Тварь, словно силовыми линиями, была окутана упругими синеватыми струнами, мелко дрожащими от плотного эфира внутри образованного ими заграждения. Сейчас демон сосредотачивал всю энергию эфира в своём теле, преобразовывал его в переходные, предпламенные формы. Он готовился выплеснуть весь этот гудящий потенциал на противника через внешне непрозрачное окошко лучеглаза, словно резиновая груша, выплёскивает воду.
  Силовые струны быстро сократились, подобрались и утонули в теле клещевидного демона. Через доли секунды засветилась белым тусклым светом неприметная опухоль на голове чудища - Незримое Пламя исторглось.
  Поль, конечно, ожидал этого. Когда ещё только синеватые "ребра" силовых линий начали свой путь к своему незримому центру в недрах чудовищного брюха, он рванул вперёд - в этот момент тварь всегда закрывает глаза, оберегая их от губительной струи испепеляющего жара. Стена башни затрещала и задымилась, из крошечных трещин толстенных глыб показались желтые капли, наполненные мягким светом - каменный расплав. Краснея, они сбегали вниз застывали на месте уродливым натёком. Тварь промахнулась.
  Поль с разбегу вспрыгнул на голову демона и, вкладывая недюжинную духовную силу в ледяную анорную плеть, резко опустил Кнут. Круговое движение! Резко и быстро! Хвостина эфирного кнута, не испытывая ни малейшего сопротивления со стороны материальных панцирей клеща, крушила эфирную плоть, вращаясь в недрах твари словно ротор блендера. Полетели съеживающиеся брызги мерзкой зелёно-коричневой метаплазмы, наполненной сопливыми сгустками, волосками и пузырями. Тварь подавилась собственным криком от парализующей сознание нефизической боли, доступной только истинным глэма, пусть и таким, воплощённым. Жвалы её раскинулись в стороны с такой силой, что хрустнули, очевидно, вывихнувшись из сочленений. Колющая пика хоботка вылетела вперёд, неосознанно тщась достать несуществующего впереди врага.
  Громадное брюхо качалось вверх-вниз, словно грубо сделанное опахало. Собранный демоном эфир и все его огненные полуформы скопились в нём и требовали выхода, но шокированная безумной болью тварь просто подавилась ими, отплёвывая короткие струи перед собой. Часть таких плевков попала на голову, что и явилось последней каплей. Лучеглаз открылся, и нессмерти тугой струей выдавила весь плазменный и недоготовленный эфир без остатка. Холодные и горячие фракции эфира смешались, так и не породив Незримый Пламень, однако, они были достаточно горячи, чтобы ступени и стены, принявшие на себя энергичную материю недовольно затрещали. Опустошенное брюхо, как и полагается, окрасилось в алый цвет, силовые струны вышли из тела и раздвинулись. Но им не суждено было вновь улавливать и удерживать эфир - тварь была обречена.
   Поль решил поторопить неповоротливое создание - он резко стеганул Кнутом по брюху, написав на нём "Z". Все пламярождающие органы в нём были окончательно повреждены, как и сама уза духа демона.
  Высвобождающееся из оков плоти существо выпустило тысячи щупалец, подбирая разрезанное Кнутом эфирное тело. Куски, комья, лужицы и лепестки метаплазмы, тщательно собирались нессмерти. Все эти частички метаплазмы были нужны, чтобы наскоро изваять себе как можно более мощное полуплотное тело, положенное духу. Поль не стал ждать, пока дух напитается ошмётками самого себя. Он протянул к нему свои тёмные нити-щупальца и набросил сеть. Нессмерти заверещала, забилась в бессильной злобе, но Поль не обратил на это ни малейшего внимания - так ведёт себя почти каждый дух. Смирение придёт. Сеть резко сократилась, обратив пульсирующее тело развоплощенного демона в маленькую звездочку, не более ногтя. Фрель притянул её к себе и быстро вложил в струнную коробку, прилаженную на пояс.
  Поль ещё раз глянул на грузное материальное тело оставленное духом - от него поднимался густой вонючий пар. Не пойдёт и получаса, как тщательно свитая из вещества и густого эфира туша исчезнет с лица земли, обратившись в газ и небольшое количество жидкости. Фрель покривился от резкого аромата демонической плоти и рванул вверх по лестнице.
  Вскоре он набрёл на мостик, ведущий в центр башни, её осям и межосевым строениям. Обойдя толстенную колонну он вышел прямо на маленький домишко, примостившийся на соседней осевой колонне, словно гнездо ласточки.
  Домик был сложен из недлинных бревен, а фундамент из камня. На весу, на громадной высоте хибарку удерживали пучки чёрных не то нитей, не то волос - они густой сетью прилипли к колонне, местами овивая её и сам дом. Собственно брёвна и камень только угадывались под густыми прядями черных пут.
  От каменного мостка, на котором стоял Поль к дому вел другой мост - паутинный. Широкая лента серебристо-серой плетёной дорожки удерживалась на множестве тонких, стеклянно поблескивающих нитях-растяжках, часть которых едва видимо пересекала пространство над полотном моста. Незримо для большинства глаз преграждали путь и более тонкие и острые, как бритва нити, покрытые липким и ядовитым секретом. Войди на такой мост, не замедляя хода, человек, он бы не сразу понял, что разрезан вдоль и поперёк острейшими стеклянными нитями. Так бы и свалился через мгновение на мостовое полотно грудой кровавых кусков.
   Но то человек, а то фрель. Поль знал меганских Ткачей, хотя и удивился, обнаружив их присутствие здесь. Они часто населяли тёмные уголки под гигантскими карнизами замковых ярусов, облепляли старые башни, где нечасто бывала стража, могли налепить своё гнездо на крышу чужого дома, неосмотрительно оставленного хозяином надолго.
  Ткачи были древними человекообразными перевертами. Форму они меняли неслучайно: именно в иной телесной конфигурации Ткачи занимались своим главным ремеслом. Они плели сети, паруса, канаты, да и вообще, все, что только можно представить: ковры, мосты, даже стулья, столы, диваны, вазы, статуи и дома.
  Позади себя, над головой, Поль почуял присутствие. Не оборачиваясь, бросил туда свой эфирный взор. В десяти метрах над ним висел в воздухе четырёхрукий человечек с огромным, много выше головы, горбом. Одной парой рук он обхватывал нетолстую белую веревку уходящую куда-то ввысь. Веревка свешивалась вниз, образовывала петлю пониже человечка, расходилась на волокна и устремлялась вверх, к лицу Ткача. Существо висело на собственной густой белой бороде.
  
  - Щто это ты тут делаешь? - посвистывая и пришепетывая, спросил старикашка, почуяв, что его инкогнито раскрыто.
  - Это ты что здесь делаешь, паучий ты дед? - спросил Поль, резко развернувшись на каблуках.
  
  Ткач, живущий здесь уже полсотни лет, просто опешил от такой наглости.
  - Я...я тут... Я здесь живу и несу службу, - выпалил, не сумевший вовремя собраться ткач.- Что это за допрос?! Я тут хозяин и смотритель, наглый мальчишка!
  
  Ткач выпустил из своего нозреватого горба сноп черных, как ночь нитей и метнул этот пучок в стоящего внизу фреля. Поль не стал уходить от удара. Он знал, что может противопоставить нечто большее, чем физическую силу и хитрые ловушки. Сотня толстых черных нитей липким клубком обвили его тело.
   Маленькие черные, лишенные белков глазки ткача торжествующе заискрились. Борода переверта стала удлиняться и тот двинулся к своей добыче, подтягивая себя к опутанной фигуре фреля за черные нити, начало которых скрывалось где-то в глубинах паутинного горба старикашки.
  Поль оплёл ткача незаметными, неощутимыми путами собственных сетей и стал ждать.
  Медленно и опасливо посматривая на фреля, приближалось крупное, покрытое бороздками и глубокими морщинами лицо бестии. Башнеподобная голова ткача была непропорционально огромна, частично она сплавилась с горбом. Ушки ткача - маленькие полусферы, покрытые пушком - были едва заметны на уродливой голове; нос узловатой картофелиной полуутопал в мякоти лица. Лишённый губ рот перерезал нижнюю часть лица от уха до уха.
  Подбородок и здоровенные обвислые щеки образовали тупой треугольник, разложившийся на груди и круглом пузе, под которым болтались маленькие слабые ножки. Подбородок являлся средоточием его силы - в нем, как и в горбе, рядами из сотен лент и вытянутых "груш", располагались паутинные железы, кустистые протоки которых, выходя на поверхность, были узки, как человеческие поры или даже уже.
   Маленький, не больше шестилетнего ребёнка, старикашка был одет в черную кожаную курточку с металлическими пряжками и клёпками, темно-коричневые штанишки, а на ногах красовались туфли с крохотными пряжками, поблёскивавшими синими самоцветами.
  Обогнув фреля на подвесе и убедившись в надёжности пут (а они были попрочнее стали), старикашка вскарабкался на Поля, ловко прихватывая отдельные нити всеми своими четырьмя ручками, вооружёнными длинными черными коготками. Схватив рукой бороду, он вырвал её и пустил свободно развиваться между осевыми колоннами Вероники. Он схватил Поля за подбородок и вздёрнул его вверх, заглядывая в глаза задержанного. Маленькая, бархатистая на ощупь ручка переверта наградила фреля чуть заметными царапинами на лице - когти-то никуда не делись.
  
  - Ну что, касатик, попался? - показал бесконечный ряд мелких белоснежных зубов ткач. - Будем тебя вешать, так думаю. А что ж ты без всякого спросу-то? Лезет на рожон, дык ещё и оскорбляет. Да ты, знаешь ли, кто таков Меря Живоплёт?! Я тут старший в Мегане, из Ткачей. Сама владычица заказывала у меня ковры, скатерти и балдахины! А ты говоришь!
  - Вообще-то, я молчу, - возразил Поль.
  - Молчать, коли молчишь!
  
  Поль чуть-чуть сдавил уже давно наброшенную сеть. Меря-Живоплёт заголосил, размахивая свободными ручонками - почуял, наконец, старый зазнайка.
  
  - Фрель! - выдохнул он и отскочил от Поля, как от чумного.
  
  Поль, впрочем, не дал ему уйти далеко, потянув невидимые стропы на себя. Переверт заверещал.
  
  - Чего тебе надо?!
  - Отвяжи меня для начала, а потом, если ты не будешь делать глупости, поговорим по-хорошему.
  
  Меря, дрожащими руками быстро раскидал свои путы и, закончив, задрал голову, вверх заглядывая Полю в глаза.
  
  - Вот и хорошо, - сказал Поль и ослабил натяжение сети. - Мне тут надо найти кое-кого. Ты знаешь, где заточён Филагор, Черная Звезда?
  - Ну, как не знать про этого мерзавца! - всплеснул руками Меря. - В брюхе у Шмерга, конечно. Кто-то приходил к нему сегодня - я видел, как Шмерг спускался к допросной.
  - Шмерг?
  - Подгорный червь.
  - А! Ну и где его искать?
  - Так это...вроде он больше не поднимался, а на кормежку спускаться ему тоже рано. Значится там ещё, в допросной, значит.
  - А кто приходил?
  - А я почём знаю? Башня огромная, это я так, по случаю увидел, что Шмерга вызвали.
  - Ну-ка веди меня к Шмергу твоему.
  - Ну, это опасно.
  - Я опаснее.
  - Резонно, - заметил ткач, глядя исподлобья. - Ну, давай руку.
  
   Поль, протянул руку старикашке. Маленькая ручка ткача сильно стиснула три пальца Поля. Карлик поволок его к колонне, прильнул к ней горбом и тотчас приклеился.
  
  - Ну, готов? Прыгаем?
  - Только без фокусов у меня, - строго сказал Поль. - Если сбросишь, я, даже падая, из тебя дух вышибу. Понял?
  - Да понял я, понял, - проворчал Меря.
  - Тогда поехали! - сказал Поль и прыгнул вниз, увлекая за собой ткача.
  
  Пролетев полтора десятка метров, Поль почувствовал замедление - ткач дал натяжение своему канату. Закончив свободное падение, они быстро заскользили вниз. Вскоре показалась большая каменная постройка, круглая в плане. Она покоилась на трех рельсах огибающих разные осевые колонны в сложном узоре.
  Они остановились, зависнув метрах в тридцати.
  
  - Что это?
  - Знамо дело - допросная. Видишь вот те рельсины - по ним она ездит от колонны к колонне. А на каждой колонне сидит свой червь, Вот подъедет допросная к колонне и верёвочку-то заденет, а наверху червяк почует, да и спустится.
  
  Поль только сейчас разглядел, что строение обхватывает толстое бархатисто-черное гибкое тело, метров двадцать, не меньше. Ну конечно! Подгорный червь. Тварь прихватилась ножками-присосками к коробке допросной комнаты, словно к лакомому куску. Шмерг скорее напоминал гусеницу, чем червя.
  
  - Всё, сейчас уже уходит, - прошипел Меря.
  - Откуда знаешь?
  - Вон, видишь, ножками сучит и паутину пускает.
  
  Из-под густой бахромы мягких щупалец, скрывающей брюхо червя, раздались по сторонам чёрные блестящие нити и опутали ближайшую колонну. Червь рывком подтянулся на них и прильнул к колонне. Из конца туловища твари бесшумно выстрелили два глубинно-черных, влажно блестящих щупальца, похожие на ленты.
  Секунда - и они вытянулись на длину червя, приклеившись к поверхности опоры. Ещё мгновение - и червь стремительно заскользил вверх, подтягиваясь на лентах-щупальцах. Три таких рывка и он скрылся в темнеющей выси.
  
  - Давай вниз, - сказал Поль.
  
  Меря выпустил новый отрезок паутины и через пару секунд они очутились на крыше допросной.
  Поль упал на колени и приник ухом к крыше сооружения. Тихо. Попробовал проникнуть эфирным видением - без результата.
  
  - Это ж допросная, - усмехнулся Меря. - Она вся в заклятиях тишины.
  - Понял уже, - огрызнулся Поль.
  
  Скрипнула дверь. Поль подскочил и ринулся к краю. Лёг на крышу и глянул вниз. Из дверного проёма лился поток света, нарушенный тенью человеческой фигуры. Поль почувствовал ауру.
  
  - Ивэн - тихо позвал он.
  - Поль?! - высунул голову Ивэн. - Как ты здесь оказался?
  - Долго рассказывать, - усмехнулся фрель. - Ты получил то, что хотел? Говорил с Доминэлем?
  - Да, но теперь не могу выбраться отсюда. Лестница куда-то пропала.
  - Вот так бы и просидел до прихода надзирателей, - укорил его Поль. - Давай руку и взбирайся наверх.
  
  Ветры Стужи
  
  Гурга искал что-то в кустарнике. Ивэн ловил духов на заклятие-приманку. Длинные плети заклинания, прилаженные к пастушнику, развевались на эфирном ветру, распространяя токий приятный аромат. Струнная коробка Ивэна уже была полна самыми разными духами, которые, застыв, ожидали своей участи.
  Летняя жара и рутинная ловля духов утомили парня, он хотел бы поскорее покончить с этим и уехать в Меган, к Люксоне. Он тосковал по девчонке. Память угодливо представляла целый вернисаж её образов. Её ярко-зёленые глаза, томный взгляд, вздымающуюся от волнения грудь, негромкий голос, застенчиво полуопущенные веки. Люксону нельзя было назвать сказочной красавицей, но в ней было нечто, что затмевает физическую красоту - миловидность и стеснительность. Притом, что внутри этой девочки жил чертёнок и, иногда она могла показать зубки. Однако позже она стыдилась почти всех своих поступков и очаровательно краснела при их упоминании.
  Ивэн вскрикнул от неожиданной боли и схватился за шею. Из кустов показалась голова колдуна.
  
  - Что там у тебя? - недовольно проворчал он.
  
  Ивэн не ответил, он яростно тёр шею, возле сонной артерии, шипел и ругался. Гурга быстро подошел, поднял уроненный Ивэном гибкий прут пастушника, оторвал руку ученика от шеи и хлестанул по ней пастушником - не сильно, но чувствительно. Парень дернулся и ойкнул. Жгучая боль начала быстро отступать, уступая место боли от удара.
  
  - Великий Мальгинор! Ивэн, ты уже почти четыре года как занимаешься магией, но никак не научишься выставлять защиту. В таких местах это не роскошь, а необходимость.
  - Простите, учитель.
  - И ещё: когда чувствуешь что-то неладное или боль не надо паниковать или хвататься за больное место. Лучше от этого не станет. Соберись и отгони духа, а потом хоть чешись, хоть ори.
  - Что это было?
  - Как что?! Дух, который хотел материально воплотиться. А что это означает?
  - Стать демоном крови.
  - Верно. Многие отчаянные создания из мира глэма пытаются воплотиться таким способом, но удается это одному из ста.
  - Этот погиб?
  - Нет пока, но, скорее всего, погибнет. Да вон он, собственно! - Гурга указал куда-то позади Ивэна.
  
  Парень обернулся. В пяти шагах от него вокруг ярко-голубого цветка кружилась, словно пчела, большая алая прозрачная капля. Внезапно она рухнула в траву, раздался тихий хлопок и среди стебельков заструился красноватый пар.
  
  - Ну, вот и всё, - сказал Гурга.
  
  Гурга взял в руку струнную коробочку, что висела на поясе у Ивэна, и вгляделся в неё.
  
  - Что ты тут наловил, бестолковый? - покачал головой Гурга и стал доставать духов из коробки, прикладывая к ней палец, а затем, стряхивая его, словно он был в чём-то липком.
  - Нельзя держать в одно коробке шептуний и стоглазок. Понимаешь? - ворчал маг. - Они антагонисты. Ты же не будешь содержать в одном террариуме лягушку и змею. Вот смотри, эту уже доели.
  - Ну, я не знаком, с этими стоглазками вашими, - проворчал Ивэн. - Что клевало, то и клевало.
  - Так бери альбом в шабралахаткой библиотеке и учи.
  - Да их тысячи видов! И половина такие маленькие, что и не увидишь никогда!
  - Учи, я сказал! - прошипел Гурга, страшно выкатив глаза; взял руку парня и с силой вложил ему струнную коробку, изрядно опустошённую им.
  
  Ох уж этот старый брюзга! Скорей бы увидеться с Люксоной и отдохнуть от колдуна.
  Внезапно раздался странный звук. Словно отдалённый ровный шум неистового ливня. Эфир вокруг сгустился, слабо "запах" чем-то вроде смеси лаванды и мандарина, и потемнел - разом, повсюду.
  
  - Что это, учитель?
  
  Колдун задрал голову, разглядывая потемневшее небо.
  
  - Неужели?! - сказал он почти шёпотом.
  
  Ивэн отбросил эфирное зрение. Небо оказалось вполне обычным - голубым, ярко освещённым, с редкими облачками.
  
  - Что же это такое? - заворожено, проговорил Ивэн, возвращаясь в стремительно темнеющий эфир.
  - Если это то, что я думаю, - сказал старик, - то сейчас ты будешь свидетелем грандиозного и редкого явления. Молчи и смотри.
  
  Небо стало фиолетовым, от горизонта до горизонта его перерезали алые и жёлто-красные разрывы с рваными клубящимися краями. Солнце, окруженное голубым, переходящим в ультрамарин, ореолом, светило, как огромный небесный фонарь - чуть ярче луны, но совсем не колючим, мягким светом. Его словно заслонили оранжевым стеклом.
  Один из разрывов исказился на западе. То, что его составляло, бурно закипело, фиолетовое небо вблизи этого кипения стало пузыриться мелкими иссиня-чёрными пузырями и давать сияющие синеватым светом бреши - это было похоже на то, как старая кинолента плавится проекторной лампой.
  Через пару секунд сквозь желто-красную материю бреши прорвался сине-белый шар. Он был огромен, его свет приносил "запах" - мороза и морской соли.
  
  - Всевеликие боги! - вскричал Гурга, жадно поглощая взглядом необыкновенное зрелище. - Звезда Иира!
  
  Его взгляд метнулся на восток. Там происходило нечто подобное выходу Ииры - ткань неба в разрыве кипела и ярко светилась. Из глубин горнего фиолетового океана вынырнул ещё один шар - зеленоватый, "пахнущий" дымом и сырой землёй.
  
  - Оокосп! - опять заорал Гурга. И было от чего кричать. Оба шара издавали низкое гудение и треск, за которым ничего не было слышно.
  Рядом со звёздами небо казалось гораздо темнее. Остальные его части были словно подсвечиваемы изнутри слабыми источниками.
  Шары начали мелко вздрагивать, словно ежились от холода, по небесному фиолету пошли крупные тёмно-синие волны. Наталкиваясь на разломы, они плескали в сияющие бреши, дымно клубящиеся тёмные струи, которые быстро таяли в алом и желто-красном кипящем сиропе.
  
  - Сейчас начнётся! - восхищенно крикнул маг.
  
  Ивэн почувствовал, как похолодел эфир. Это было неяркое, смазанное ощущение тяжелой жидкой прохлады, проникающей в голову, грудь, живот.
  Прямо перед ними фиолетовая ткань неба разорвалась со звуком, напоминающим урчание болотных пузырей, и на огромной скорости к земле полетела огнистая стрела, болид, окутанный ярко-зелёным с красноватыми сполохами пламенем. Через пару секунд появилась вторая, затем третья. Потто наступил минутный перерыв, и небо просто крупно волновалось, не желая выпускать из своего лона огненные капли. Но неистовая сила разрывающей её стихии преодолела это сопротивление, и на землю хлынул редкий дождь из огненных стрел разной величины.
  Гурга подошёл к ученику и посмотрел ему в глаза.
  
  - Ну, как тебе? - глаза его горели демоническим огнём.
  - Обалдеть! - пролепетал ошеломлённый Ивэн. - Это мил-нар, да?!
  - Я прощаю тебе незнание стоглазок, - засмеялся Гурга. - Да, это мил-нар! Второй в моей жизни. Восхитительно, правда?
  - О да! Что он означает и почему происходит, я забыл.
  - Означает он великое очищение. Миллионы порочных духов, осколков заклятий, исковерканных молив, прилипших к поверхности купола Яд-оал-мейн наконец сверзаются вниз. Задули Ветры Стужи из врат Олдуз-Куата. Владыка Смерти посылает земле чистоту и тишину. Пока от кусков порочного эфира очищается эфирное небо, но скоро и здесь будет настоящая Зима.
  - Да, я читал об этом. Мил-нар предшествует очень суровым Зимам.
  - Да, и происходит раз в двести-триста лет.
  
  Интересно, сколько тогда Гурге лет, если это его второй мил-нар, подумал Ивэн.
  
  - А сколько он будет продолжаться? - прокричал Ивэн.
  - Мил-нар? Дня три, не больше, а вот Зима, которая и так уже опоздала на пару лет - не известно. Обычно она длится восемь-десять месяцев, но если верить легендам, то однажды она простояла тридцать с лишним лет. Тогда тоже ей предшествовал великий мил-нар. Скоро начнётся самое интересное.
  
  Небо продолжало рваться на куски, пропуская к земле упругие огнистые струи. Поначалу они были не часты - не более двух десятков в минуту, через десять минут их число удвоилось, а ещё через полчаса, казалось, сотни их обрушивается с небесных высей.
  Яркий звездопад наполнился многоцветием - помимо изумрудных стрел появились и красные, желто-золотистые и зелёно-синие.
  
  - Учитель, а что это за две звёзды? - крикнул Ивэн, перекрывая гул, шелест и треск.
  - Это астральные звёзды, не видимые обычным зрением, как невидимо все, что здесь сейчас происходит. Иира символизирует Уго-Куат - Врата Олдуз-Куата, астрального вместилища душ, положенных владыке Смерти, Эль-Моргену. А Оокосп символизирует Уго-Аренхэ, Врата Дар-Теаренхэ. Это место для душ, положенных владыке Разума, Гептону.
  
   Через минуту Гурга наклонился к Ивэну и сказал:
  
  - Смотри время от времени по сторонам. Если увидишь что-то странное, скажи мне.
  - А что я должен увидеть?
  - Это ни с чем не спутаешь.
  
  Ивэн разрывался между небом и землей, пытаясь не пропустить ни единого чуда.
  Пару десятков "звёзд" с глухим "пуу-ф" впились в землю в нескольких метрах от Ивэна и мага. Было немного страшновато, но, одновременно, чарующе красиво.
  Внезапно Ивэн учуял движение. Посмотрев по сторонам, он увидел, как шевелится трава, словно кто-то бежит в её гуще. В его ноги ткнулся какой-то грызун и тотчас отпрянул. Сотни мелких тварей неслись куда-то, не обращая внимания на людей, не выказывая страха или агрессии. Несчётным числом неслись белки, полёвки, крысы; торопливо семеня, прошла пара барсуков; испуганно шарахнулась от людей вылетевшая на полянку косуля; озабоченно грумая вела куда-то своих малышей дикая свинья.
  
  - Что это, учитель?
  - То, о чём я тебе говорил. Праздник Мира и Равенства. Пойдем-ка за ними, я не могу пропустить это.
  
  Он потащил Ивэна через лес, следуя за живым потоком. Над их головами, чуть не задевая, шурша крыльями и крича, проносились горлицы, сороки, несколько глухарей и прочая пернатая живность.
  Гурга шёл напролом, ломая чахлый подлесок, Ивэн только и успевал уклоняться от брошенных магом лап елей и вздрагивая от изумрудных и красноватых вспышек обрушающихся с неба заклятий и молитв.
  Внезапно елово-сосновый лес сменился лиственным, подлесок исчез, пошло буково-ясеничное редколесье, а затем и вовсе открылась обширная поляна, окружённая вековыми буками и, в северной части скалистыми уступами.
  Севернее примерного центра этой лесной площади красовалась небольшая озёрная чаша. Свет трёх солнц порождал удивительные радужную игру на водной глади озерца. Сюда, на поляну и в озеро, рушились десятки огнистых стрел, копий. Разбиваясь о землю, они издавали хлопки и ярков вспыхивали и распространяли мириады светящихся брызг. Были и такие, которые уходили в землю, словно твердь не была для них преградой. Несколько было слышно, как они сотрясают земную плоть глухим "у-у-у", постепенно звуки стихали, и очередной эфирный осколок находил, наконец, своё пристанище в чреве Матери-Земли.
  Именно сюда, на эту поляну, как оказалось, стремилась живность. Казалось, что и деревья тянутся к этому месту, склоняя свои стволы и протягивая ветви. Поляна постепенно наполнялась животными. Хищники не только не проявляли своего плотоядства к своей обычной добыче, столь любезно пожаловавшей к столу, но и позволяли ей совершенные безобразия. На голове у рыси устроились, словно в театральной ложе, две мыши, а у лап обосновалась белка, окруженная пушистым кольцом куницы. Полдюжины оленей и косуль соседствовали с огромным медведем, усевшимся на задницу почти у самой воды. Появившиеся на поляне волки тоже не вызвали паники у копытных или ещё более мелкого зверья.
  
  - Давай-ка покроем себя защитой, а то мало ли что среди этих осколков падает, - сказал Гурга.
  
  Над его головой разросся полупрозрачный салатного цвета зонт. Ивэн так же воздвиг эту нехитрую заслону, выученную почти три года назад. Затем маг и его ученик влезли на высокий бук, используя "липкую руку". Гурга, несмотря на древность, проделывал этот фокус даже более ловко, чем Ивэн. Деревья поддавались липучей магии куда хуже, чем камень - почуяв эфирное вмешательство, они старались отторгнуть прилипшую конечность, наводя в стволе эфир противоположной полярности. Но из-за медлительности им никогда не удавалось сделать это удачно.
  Потеснив многочисленных, бросающих недовольные взгляды и возмущённо кричащих пернатых, Гурга устроился на толстой ветви лесного гиганта.
  
  - Учитель, неужели эта поляна вместит всё зверьё в горах? - спросил, устроившийся в двух шагах Ивэн. - Тут и так уже места почти нет.
  - Нет, конечно. Таких полян и других мест силы великое множество.
  - А почему звери так странно ведут себя?
  - В дни мил-нара вся природа одухотворяется и становится разумной, даже растения. Заклятия, что падают вниз, наполняют эфир остатками разума, ведь они созданы разумными людьми. Такой эфир тяготеет к узе Жизни, притягивается ею. Анорные и демонические создания совершенно невосприимчивы к осколкам мил-нара. Некоторые глэма страдают от него, некоторые, напротив, обретают новые силы. Все животные и растения в такие дни насыщаются разумом и магической силой. Собственно первыми чародеями были животные и растения, у них учились первые маги донн. Чародеяние у животных было неосознанным, телесным, как большинство магических способностей у таури, которые срабатывают помимо воли их хозяев. Сегодня мил-нар даёт тварям ясное сознание и разум. А здесь, по-видимому, расположился источник каких-то эфирных сил, но я пока его не чувствую. Зверьё всегда чувствительнее нас, даже по части эфира.
  - Круто! Интересно, что сейчас творится в городах, - спросил Ивэн, восторженно озирая поляну.
  - Да то же самое. Кошки, собаки, крысы, птицы мечутся по домам и улицам.
  - Странно, что люди никогда не упоминали об этом раньше. Как они всё это будут объяснять себе?
  - Да никак. Никто не вспомнит эти дни потом, кроме магов. Правда, будут отдельные неприятности.
  - Какие это?
  - Будет несколько больше аварий, чем обычно. Много людей погибнет. Хотя не чародеи и не видят всего этого, они всё равно чувствуют мил-нар и влияние астральных звёзд. Многие испытают тревогу, другие радость, третьи печаль. Чародеи, как существа прозревшие, оставят это событие в своей памяти, а обычные люди - нет.
  - Но это же катастрофа! Если мил-нар так редок, то в последний раз он происходил во времена, когда у людей не было ни самолётов, ни поездов, ни автомобилей. Что же будет сейчас, если людей охватит безумие!
  - Не знаю, что будет, но всеобщего безумия не наступит, это точно. Чувства у людей будут нарастать постепенно и войдут в полную силу только через много часов. Поэтому, я думаю, почувствовав нечто странное, люди постараются избежать неприятностей. Время у них есть.
  
  Ивэн задумался. Ему было странно, что эфирный мир, его грандиозные, причудливые явления остались не замеченными людьми - существами, которые влезли в самые основы мироздания, построили удивительные машины и приборы, главенствуют на планете уже многие века. Ивэн, даже набравшись некоторого опыта в чародеянии, иногда всё ещё сомневался в реальности происходящего. Казалось совершенно невозможным держать в секрете такие вещи.
  Как-то он поделился своими рассуждениями с Гургой. Старик усмехнулся и ответил тогда:
  
  - Так никто и не держит в секрете.
  - Но как же тогда этот мир проходит мимо носа у учёных?
  - Ну, это вопрос не ко мне. Видишь ли, сложно увидеть то, во что не веришь, и практически невозможно в то, чего даже не допускаешь. Так уж повелось у людей, с некоторых пор, полагаться на рассудок и приборы. Но приборы это часть материи и устроены они с уже предопределённой материальной задачей. Поэтому они не способны засечь эфир. Образно говоря: нельзя искать грибы там, где их нет в принципе. Их не найти в пустыне, они растут в лесах. Люди пока бродят по пустыням и отрицают существование грибов, потому что на них там нельзя натолкнуться даже случайно.
  Люди очень мыслят очень прямо и верят в то, что-либо могут увидеть, либо высчитать, но мир больше чем формула или образ, много больше. Люди отвергают или игнорируют незримые сущности и всё то, что выходит за пределы рационального мышления. Но ведь большинство вещей находится именно вне рационального мышления, они просто данность. Как вот твои умения видеть эфир, и немного управлять им.
  Ощущения не считаются наукой надёжным инструментом познания, а чародей развивает в первую очередь именно чувствительность. Он видит, слышит и осязает то, что лежит за пределами банальной материи, которую вы разобрали уже по косточкам. Чувства и многие эфирные силы, действительно, сложно уложить в формулы и определения, которые так любят учёные. Но кто сказал, что знание должно укладываться в формулы? Всё, что сейчас заключено в эти мудрёные закорючки, изначально дано нашими глазами и ушами, и лишь затем разум позволил найти этому объяснение, хотя и объяснение не одно и то же, что истина.
  Маги древности пошли другим путём, они доверяли своим чувствам, несомненно, более тонким, чем чувства современных людей и даже некоторых чародеев. Они не отбрасывали в сторону то, что не могли объяснить, проверяли то, что казалось невероятным. Необъяснимое или необъяснённое служит не хуже разумно обоснованного и доказанного - они это понимали. Народу донн магия давала почти всё, что им было необходимо и это сдерживало, развитие техники. Они пришли бы к такому техническому уровню, как человек сегодня, думаю, за сотню тысяч лет. Но мир выглядел бы совсем по-иному. Механизмы, машины этих народов были бы скорее всего магическими и основывались на совершенно иных принципах действия.
  
  - Ну, должен же был хоть кто-то, хоть случайно натолкнуться на эфир, - задумчиво сказал Ивэн.
  - Как я тебе уже сказал, люди пошли путём пустыни и слишком привыкли к её видам, чтобы поверить в существование леса. Может, кто-то и натыкался на эфир и, возможно, даже горячо доказывал его реальность своим собратьям-пустынникам, но могли ли они воспринимать его всерьёз? Едва ли.
  
  Ивэн вынырнул из океана своих мыслей, словно очнулся от глубокого сна. Зверьё и птицы так громко заревели, защебетали, завыли, заграяли, что Ивэн зажал уши, спасая слух от этой какофонии. Множество осколков рушилось прямо на спины и головы лесных обитателей, сильно преображая их. Могло показаться, что взгляды их приобрели осмысленное выражение, а действия стали согласованными. Они расположились вокруг озерца дюжиной правильных кругов и стали покачиваться из стороны в сторону. Птицы залились восхитительными трелями, покачиваясь из стороны в сторону на ветках и скалах, следуя мановениям невидимого дирижера.
   Это было поразительное зрелище, животные подражали человеку - многие из них совершенно немыслимым образом вставали на задние лапы, некоторые звериные круги повели хороводы. Поляну наполнили призрачные тела духов. Они были везде: на деревьях, в воздухе, многие бросились в воду, и она тотчас же заполыхала зеленовато-жемчужным светом. Немногочисленные рыбы рисовали замысловатые фигуры, двигаясь в подводном танце. Минхе и призрачные огоньки сильфов собрались в гигантскую золотисто-серебристую тучу. Меняя свою форму, туча изображала то зверей и птиц, то растительные узоры и цветы, то взрывалась блестящим фейерверком.
  Ивэн наконец заметил свою охрану, которую почувствовал уже давно - тэули ни на шаг не отступали от своего супреата. Свияр находился в пятнадцати метрах от крупного оленя, у крупного ясеня. На правом плече у него примостилась сорока. Она трещала без умолку, иногда вытягивая шею и заглядывая таури в лицо, ища, по-видимому, одобрения своего вокала. Свияр не гнал её, его взгляд был прикован к дереву, на котором сидели супреат и его учитель. Увидев его, Ивэн подумал, что пора возвращаться в замок - Ильзат вновь отсутствовала, и Кастеляну надлежало быть в пределах досягаемости постоянно, по всем статьям. Мало ли что могло произойти. Да ещё этот мил-нар... Ивэн не мог представить какие-нибудь последствия эфирного звездопада на меганские дела. Люди, как утверждал Гурга, будут чувствовать себя необычно и лишатся памяти об этих днях. Несмотря на завораживающие картины праздника Мира и Равенства, Ивэн решил воротиться в Меган и сказал об этом магу. Гурга кивнул и сказал, что останется.
  
  Въехав на Западную Привратную площадь, Ивэн окинул взглядом своё хозяйство. За три с лишним года он приложил немало сил для того, чтобы выглядевший изрядно запущенным замок, видимо преобразился.
  Многие общественные постройки были отремонтированы и побелены, перепланирован главный рынок, во втором ярусе. Склады топлива, продовольствия и материалов, ранее часто смешанные, были приведены в строгое соответствие своему назначению и освобождены от хлама и вредителей. Выбоины и ухабины в брусчатке улиц, и особенно вызывающие бреши в стенах замка по его приказу заделаны камнем, что был добыт разборе самых ветхих кварталов Мегана. Большинство подвесных мостов через водоспускные каналы были отремонтированы или перестроены.
  Корчмари и трактирщики, даже те, кто приехал поздно, набрать жирку в сезон, были принуждены спешно наводить чистоту и истреблять крыс, мышей, часто жировато, грузно разгуливавших прямо у ног посетителей. Разбавление пива или вина, по новому кастелянскому приказу, грозило недельным закрытием заведению и огромным штрафом в придачу. Прохудившаяся кровля или прогнивший пол в любом торговом или питейном заведении означали его бессрочное закрытие.
  Корпорациям, имеющим на территории Мегана официальные квартиры, включая Нарсгону, было указано загодя уведомлять власти замкограда о созыве массовых собраний. Военизированные корпорации, при сборах в Мегане обязывались сдавать оружие, вредоносные, боевые магические предметы. Содержание анзубусов, других опасных цернимортов подлежало рассмотрению и учёту в Правлении Замкограда.
  По указу её милости фйорм-муафаль и шенерат (замкоправительницы) Меганской, составленному Ивэном, таури и магам, запрещалось чинить самосуд в отношении казённых тертас и кармеш, как часто бывало ранее. Отныне все административные дела, даже по обвинениям в оскорблении анорного или магического благородства, решались Кастелянством, а в серьёзных случаях - передавались княжьему суду. Вызвав этим указом многие неудовольствия, Ивэн не решился распространить его на частных слуг.
  На Рыбьей улице, прозванной так за кровельную черепицу домов в её округе, напоминающую треугольную чешую, Ивэн встретил сэра Орсби. Он стоял в сопровождении десятка своих тэули и рассматривал небесное сумасшествие. Приблизившись к нему, Ивэн осадил своего гвурса.
  
  - Рад видеть, сэр Джаред. Не знал что ты в замкограде, - сказал Ивэн, кивнув нарсгонскому магистру и протектору.
  
  Орсби повернулся к нему.
  
  - Я тоже рад видеть твое превосходительство, - ответил он, улыбаясь. - Я приехал несколько часов назад. Вот выглянул посмотреть на фейерверк. Ты в Шабралахат?
  - В Кастелянство.
  - Вот как. Наш неутомимый управляющий. Ты преуспел в наведении порядка, Ивэн.
  
  В ушах Ивэна это прозвучало как издёвка - по его мнению, сделано было гораздо меньше, чем можно было. К тому же не верилось, что некоторые нововведения Ивэна по вкусу тэули - и Орсби и его тэули были вынуждены расстаться со своими клинками ещё в первом ярусе.
  
  - Спасибо, сэр Джаред. Что нового у Нарсгоны?
  - Близится война, я полагаю. И это самый красноречивый её знак, - сказал протектор, обводя рукой пылающее небо.
  - Мил-нар? Почему? - недоумённо спросил Ивэн.
  - Скоро будет Зима, и суровая. Это, по моим сведениям, то, чего ждут наши враги. Магия будет слаба, а для слабых чародеев практически невозможна. Меган сможет только-только сдерживать порывы амунов. Оборонять Меган придётся почти, что собственной силой.
  - Но Меган неприступен. Да и Меганса вся закрыта завесами отвращения и иллюзиями.
  - Очень надеюсь, что всё это действительно надёжно, кастелян, - озабоченно сказал Орсби.
  
  ******
  
  
  Круг Света хоть и одобрил осаду Мегана ещё три года назад, но ордену это решение далось немалым трудом. Розы, зацветшие у Розового Камня посреди студёной российской зимы, поставили точку в сомнениях матерей насчёт видений Иоло Медже. Магистр магии не солгал, и ему не почудилось, как они поначалу подумали. Необходимо было действовать, как того желали боги, и, главное, посвященные в культ Матери.
  Коллегия эрфов и Воинский Совет давно оказывали давление на матерей-хранительниц, симпатизируя, как и рядовые посвящённые, славному капитану. Оплот их сопротивления затеям взбалмошного капитана рухнул. Они единогласно решили поддержать идею взятия Мегана.
   Однако глава Круга Света и представители других орденов потребовали согласования боевого плана. И только с этим условием Круг Света согласился предоставить две Великие Дружины каллимертов в распоряжение Зогаша. Пока Борнифаль такого плана не предоставил.
  
  - Так как, всё-таки, вы собираетесь брать замок, вице-легат, - обратилась Хлориана к Борнифалю. Она была явно на взводе.
  - Я не могу Вам этого объяснить, досточтимая мать, - глядя на неё в упор, ответил капитан. - Разве что помахать здесь, в Совете, мечом. Успех боя зависит от многого, и даже самый чёткий план не может заменить воодушевления войска и веры в своего полководца. А этого у моих бойцов не отнять. Планы рождаются в кабинетах и рушатся на поле брани. Мой план будет составлен возле Мегана.
  - Послушай, Борнифаль, - сквозь зубы процедила Селезина, - орден сохранил вам пост капитана 12-го отряда, от которого мало что осталось, и выторговал у Круга ещё и вице-легатский для тебя, но пока ты походишь на главаря уличной банды, а не на полководца. Мы не можем предложить Кругу только наше честное слово. Защита Мегана должна быть каким-то образом обезврежена, хотя бы на время. Как вы собираетесь это сделать?
  
  Селезина на дух не переносила Борнифаля, как, впрочем, и остальные матери. Раньше их раздражали его выходки и неуправляемость, теперь он стал так популярен благодаря разрушению силентиумов, что просто затмевал авторитет матерей-хранительниц.
  
  - Позвольте мне, досточтимая, - вступил Иоло. - В Мегане есть наши люди. Они позаботятся об этом и сообщат нам, как только всё будет готово. Остальное - за Борнифалем. Не будем же мы заставлять его рассказывать непонятные нам премудрости воинского дела. До сих пор капитан справлялся с весьма необычными задачами. Вспомним силентиумы, хотя бы.
  - Спасибо, магистр, - холодно прервала его Хлориана.- Мы помним. Мы тоже имеем своих людей в Мегане, но нам заметно одно лишь его укрепление. Кстати, а как насчёт лондонского силентиума? Он ведь теперь укреплён просто сверх всякой меры. Сколько там мы положим душ?
  - Этот вопрос решится в ближайшие дни, - хмуро ответил Борнифаль. - Лондонский силентиум действительно охраняется очень тщательно. Но это уже не важно.
  
  Селезина немного подалась вперёд, в сторону Зогаша.
  
  - Капитан, ты отказался поведать нам, как тебе удалось добраться к трём предыдущим силентиумам, - ласково начала она. - Мы это проглотили. Теперь же ты говоришь, что тебе удастся взять самый укреплённый покой после меганского. Почему же мы, верховные иерархи ордена, до сих пор не осведомлены о твоих воистину головокружительных планах? В битве с Тенями ты почти потерял 12-й отряд. Теперь он пополнен совсем неопытными бойцами, а весь отряд не стоит и десятка ветеранов. Мы не можем так рисковать. Тем более, перед предстоящей осадой Мегана. Расскажи нам, кто или что тебе поможет взять лондонский силентиум?
  
  Иоло знал, что Маска пока не подтвердил успех своих переговоров с неким пособником, поэтому Борнифалю нечего было сказать.
  
  - Капитан? - настаивала Селезина.
  - Сейчас я не могу сказать. Я же сказал, что всё будет решено в течение нескольких дней.
  - Кем будет решено? - ледяным голосом потребовала мать-хранительница. - Кто тебе помогает? Что за игры с Советом?
  - Я... я не могу сказать, - выдавил капитан витанцев.
  
  На лице Селезины вырисовалась злорадная усмешка. Постоянно напоминая Совету о скрытности Борнифаля, она приближала отказ оказывать ему поддержку.
  
  - Я так и знала, - сокрушенно сказала она. - Мы недостойны посвящёния в тайны великого вице-легата. Конечно!
  - Ты спрашиваешь, досточтимая мать, - вскипел Зогаш, - почему иерархи не осведомлены о моих планах? А почему иерархи вообще не посвящены ни во что?! Почему они знают меньше чем простой орденский капитан? Может матери утратили дар слышать волю богов?!
  - Борнифаль! - одёрнул его Иоло. Сейчас этот легковоспламеняемый идиот загубит всё дело.
  - Думай, что говоришь!
  - Нет, отчего же? - вступила Хлориана. - Пусть говорит. Возможно, мы действительно оглохли или ослепли, но мы хотим исправиться. Поверь нам, научи нас слышать волю богов. Кто говорит с тобой от их имени?
  
  Хлориана, не менее остальных, кипела гневом, но улыбалась. Бонифаль молчал громко сопя.
  
  - Кстати, магистр Иоло, - снова принялась крушить их тайную партию Селезина. - Ты всегда защищаешь нашего доблестного капитана - может быть, ты знаешь этих наших таинственных союзников?
  - Я?! - выпучил глаза Иоло. - Я просто хочу, чтобы разногласия между нами превратились в понимание и доверие, а Борнифаля я защищал и буду защищать. Он единственный, кто смог за многие тысячелетия нанести такой урон вампирам. И какими бы средствами он бы это не делал - я на его стороне.
  - А вот я не могу представить эти средства, - холодно урезонила Селезина. - И уж точно более разборчива в их выборе. Любые я принять не могу.
  - Давайте отложим собрание, - подала голос Арицея. - Я чувствую, что сегодня мы не добьёмся ответов от нашего капитана. Мы дадим ему время подумать. Если он не посвятит нас в свои планы, мы просто не станем рисковать воинской частью ордена. Дадим ему время на выбор - интересы ордена или своё честолюбие.
  - Я согласна, - сказала Селезина.
  - Вы верите своей сестре Хлориане, досточтимые? - спросил Борнифаль, обходя тяжёлым взглядом собравшихся.
  
  Магистры и все семь матерей непонимающе воззрились на него.
  
  - Что за вопрос, капитан? - раздраженно и негодующе спросила Селезина.
  - Во имя Великом Матери, её дочерей и всего живого, я расскажу Хлориане о своём источнике, но только ей, если она поклянётся до срока не рассказывать об этом никому. Вам она сообщит лишь - одобряет она мои действия или нет. Считаете ли вы, что у неё достанет мудрости принять верное решение? Доверите ли вы ей это?
  - Борнифаль, ты переходишь все границы, - магистр Иоло как мог, играл негодование. - Что за условия ты тут выдвигаешь?
  
  Меддже охватил отчаянный страх. Дуралей-капитан идёт напролом и нагребёт немало шишек и синяков, а заодно утащит и его.
  
   - Решайте сами. У меня нет выбора - я не могу посвятить в эти дела многих, только одного из Вас. Я выбрал мать Хлориану и ставлю на карту выигрыш Жизни в долгвечной войне, а так же свою судьбу против ветхих правил нашего ордена. Я выйду отсюда и, если вы решите наделить досточтимую Хлориану полномочиями совета, то пусть она выйдет ко мне, и я расскажу ей.
  
   Борнифаль встал поклонился Совету и в гробовой тишине покинул зал. Через пять минут его нагнал магистр Меддже.
  
  - Ты что с ума сошёл?! Ты что там устроил?!
  - У меня нет выбора. Они отправят меня в отставку, если я не расскажу. Хлориана единственная, кто может выслушать и принять правильное решение, хотя и на это немного надежды. Но остальные старухи и вовсе мнят себя некоронованными королевами. Им плевать на орден.
  - Борнифаль, ты боишься за отставку? Ты головы можешь лишиться!
  - Я мог лишиться головы сотни раз. Магистр ты не поймёшь, ты не ходил в бой. Риск для тебя ничто, или даже глупость, а для меня - судьба. Не волнуйся за себя, я не скажу, что ты причастен.
  Борнифаль замолчал. Пересекая небольшой приусадебный парк к ним спешно приближался молодой человек неброской внешности. Иоло напрягся. Посторонний? Здесь, в Скенце, охраняемой Стражами Жизни?
  
  - Это мой человек, у него орденский медальон и мои чрезвычайные пропуска главы Воинского Совета, - успокоил капитан. - Поэтому его пропустили.
  
  Парень подошёл к ним и глянул сначала на Борнифаля, а затем на магистра.
  
  - Всё хорошо, - успокоил капитан. - Можно говорить. Почему ты здесь?
  - Я думал, успею до Совета. Он сказал, что это срочно.
  - Говори.
  - Он согласился. Через четыре дня. Больше попыток он не даст.
  - Хорошо, покинь территорию поместья и жди меня на дороге. Я же говорил тебе, чтобы ты не показывался на глаза никому из орденских.
  
  Молодой человек кивнул, сделал поклон головой капитану и магистру и удалился.
  
  - Маска? - с тревогой спросил Иоло.
  - Да. Он сообщает, что один наш жаркий поклонник распахнёт нам двери в Лондоне.
  - Кто же это?
  - Я не знаю. Это дела Маски. Надо признать - он крепко нас приручил. Без него мы как без глаз и без ушей. Ведет переговоры, сводит разные стороны. Разделяй и властвуй, одним словом.
  - Борнифаль! - послышалось сзади.
  
  Магистр и капитан обернулись. В колоннадной галерее Скенцского особняка стояла Хлориана. Согласно этикету вызванному следовало подойти к верховному иерарху.
  
  - Не волнуйся, магистр, - сказал Борнифаль и направился к матери-хранительнице.
  - Что ты хотел мне сказать, капитан?
  - Вы поклянётесь, что не расскажете никому, до времени?
  - Я же вышла к тебе. Чего же ещё?
  - Это не ответ. Точнее ответ, но на тот вопрос, который я вам не задавал.
  - Хорошо. Я клянусь своим саном и всем своим Живым Существом, что не расскажу то, что ты мне поведаешь.
  
  Борнифаль быстро, без лишних деталей, поведал матери о Маске и их сотрудничестве против Мегана. Ошарашенная Хлориана смотрела на капитана полными ужаса глазами.
  
  - Я думаю, что вам нужно встретиться с Маской, - сказал Борнифаль. - Это положит конец сомнениям.
  - Ты понимаешь, как ты рисковал?! - медленно произнесла Хлориана, оправившаяся от ужаса. - А тебе не приходило в голову, что это могли быть агенты Пурпурной?
  - Которые помогают мне сокрушить покои с оцепенелыми кровососами? Что-то слабоватая версия.
  - Когда ты начинал с ними переговоры, ты не знал их намерений, - отрезала Хлориана. - Это могла быть и ловушка. А если с помощью магии тебе бы развязали язык или сделали бы тебя своим соглядатаем здесь? Ты понимаешь, что своим безрассудством ты ставил под угрозу весь орден?!
  - Но ведь вышло же! Силентиумы разбиты. Таури теснятся к Мегану. Нарсгона на грани раскола.
  - Неизвестно, что ещё вышло. Намерения этого твоего Маски нам неизвестны.
  - Ясно, что они лежат не на чаше кровопийц.
  
  Хлориана заглянула в ауру Борнифаля. Это считается дурным тоном среди магов и жрецов, но она пренебрегла этим. В полужидком притяженном эфире капитана плавала весьма бледное, едва различимое, но необычайно сложное плетение чары. Увидеть чётко его она не могла, так как практиковала только культовую магию, в отличие от Меддже. Она отстранила взгляд и оступила на два шага назад, почуяв опасность.
  
  - Что это у тебя за чара в ауре? - спросила она.
  - Подарок Маски, - ответил Борнифаль.
  - Вот как? И что она делает?
  - Маска сказал, что она защищает меня и даёт возможность оглушать таури.
  - Что-то слишком сложна она для таких пустяковин.
  - Мне пришлось поверить, я ведь не силён в магии.
  - В этом-то и проблема. Тебя могут использовать против нас, не только как шпиона, но и как живое оружие. Матери, конечно, неуязвимы, но вот остальные...
  - Магистр Иоло изучает его. Говорит, что пока не видит ничего страшного.
  - По частям оно может и не быть страшным, а вот вкупе эти части могут быть очень опасны. А магистр в курсе всех твоих дел?
  - Нет. Про заклятие он думает, что его мне подвесили вражеские чародеи и старается меня исцелить, но пока не трогает его основательно, - Борнифаль врал естественно, самозабвенно.
  - Правильно делает. Теперь к главному: если сможешь добиться встречи с твоим Маской - так тому и быть. Уже слишком поздно отступать, втянул ты нас по самые уши. Возможно, мне удастся понять, что им движет. Пока не встречусь с ним - я не дам своего "да" Совету Матерей. Понял?!
  - Понял, но у меня всего четыре дня до открытия силентиума.
  - Это меня не волнует. На этом всё, - Хлориана сделала жест жизненной силы, предназначенный для капитана, повернулась и направилась к входу в особняк.
  
  Четыре дня. Успеть можно, но уговорить Хлориану - это одно. Теперь нужно как-то рассказать это всё Маске. Он будет в бешенстве. Но делать нечего - поставлено всё.
  Ветераны его отряда, конечно, останутся с ним, а вот новобранцы - это ещё вопрос. Но даже будь с ним весь его старый добрый отряд - Меган ему не взять. Нужны Дружины Круга. Как воздух нужны. Иначе он не стал бы играть по правилам ордена, и послал к Векре всё Жизнесияние вместе с Кругом Света.
  
  ******
  
  Мил-нар - это дурной знак. Ослабления магических завес Мегану не миновать. С дуновением первых ледяных амунов Сердце замка забилось чаще, усердствуя в поддержании Завес Отвращения и всех созиданных сущностей, стерегущих замковые предместья. Миражи, зеркальные и обманные небула, флюмы и глэма дрогнули, почуяв нервное шевеление своего творца. Меган готовился встретить цунами вымороженного до звона и эфира, посылаемого владыкой Стихий Смерти в земные пределы. Уго-Куат, заиндевелые врата мрачных кладовых Эль-Моргена отверзлись, неся эфирной оболочке Земли очищение.
  Теперь замок не сможет, как раньше, тщательно наблюдать за своими обитателями. Вскоре он наводнится отребьем, готовым продаваться любому, кто готов платить. Шпионаж в Мегане был всегда, но он был поверхностен. Самые его секреты были недоступны мелким соглядатаям. Всех, кто оказывался рядом с видными фигурами из Нарсгоны или владычицей, Меган прощупывал подробно, иногда грубо, как Ивэна. Конечно, он игнорировал всё, что не касалось собственной безопасности - его не трогали гневные или заговорщические ауры нарсгонских интриганов или магов.
  
  В нынешнее время сил на такой надзор просто не останется. Замкоград уже наводнён таури и чародеями со всех концов света. А с приближением суровой Зимы, предвозвещенной мил-наром, сюда устремятся орды.
  Три года назад таури реками влились в Меганский Покой, отдавшись во власть двадцатилетнего оцепенения в угоду закону. Нарсгоне удалось сохранить режим Пиньо-Латта, хотя и не без серьёзных трений с клановыми вожаками.
  Теперь в Мегане пребывает около семидесяти тысяч живых и анорных существ и это создает новые опасности, учитывая грядущую эфирную Зиму.
  По сообщениям Франца Жизнесияние усиленно готовится взять Меган. В рядах Круга Света не менее пятидесяти тысяч каллимертов, десяток тысяч магов, включая эрфов. Что ж, замок будет к этому более или менее готов. Непонятно, на что рассчитывают каллимерты? Впрочем пусть пробуют, если жизнь не дорога. Главное не допустить мятежа в меганских стенах.
  Об этом размышляла Ильзат, возвращаясь в Меган от своего брата, Кувладара. Глава ордена Анзуби обещал ей поддержку, случись у меганского престола неприятности. Влияние Кувладара распространялось на северо-запад и центральную часть России, Скандинавию, Балтику, Польшу, часть Германии. Однако по большей части его империя была рассеяна, распылена по территориям, смешиваясь и накладываясь на области влияния других анорных и неанорных владетелей, что было вполне обыденно. Почти в каждом крупном городе Европы и Азии имелись тайные круги его последователей. Полунекрокс покровительствовал всякой нежити, благоволил некромагам и особенно кукольникам. Основу его сил составляли анзубусы и другие церниморты, коих было около девяти тысяч.
  Кувладар многие столетия оставался в стороне от значительных свершений в мире магов и магических существ. Он никогда не примыкал ни к одной из сторон многочисленных конфликтов в незримом мире, а его владения слыли надёжным прибежищем для отверженных своими орденами магов и беглых таури. Это были те, кто предпочёл свободное существование в землях Кувладара дороге в мрачное государство Проклятых - Идджи. В мире магии выражения: "идти путём Идджи", или "искать дорогу в Идджи", означают, что поступки мага грозят привести его к крайне позорному положению, изгнанию или расправе.
  Выбирая между бегством в Идджи и покровительством Кувладара, выбор гонимых чаще останавливался на последнем. Он не был их хозяином, все они служили ему добровольно и в той мере, которую считали достаточной, однако все они могли быть подвергнуты его суду и сурово наказаны за неуважение к неписанным законам его владетельства. В Аноре он принимал сторону своей сестры Ильзат и не разделял планы Консурменции по превращению мира в абсолютно анорную вселенную.
  С тех пор, как дети великого некрокса Ануморта Глорна раскололись на два лагеря, минуло более тридцати пяти веков. Старшие братья, Кувладар и Рогнадар, средняя сестра Ильзат придерживались идеи равновесия Жизни и Нежизни, младшие Глорны - Дравара и Ирдженивел тщились возродить Мирхатус и распространить анору во всем мире.
  Телесная гибель их отца, увлекшегося малоизученными формами чародейства совпала с Первым Всеанорным Собором, где по единодушному решению Глорны были провозглашены единственными истинными верховными жрецами Векры после угасания Мирхатуса. Дабы развести непримиримые стороны, Собор разделил между ними полномочия и области. За Ильзат, Кувладаром и Рогнадаром остался Меган. За Ирдженивелом и Драварой всё остальное, на их усмотрение. Они были вольны создавать какие угодно партии. По сути, Собор просто утвердил давно сложившуюся расстановку сил. Младшие Глорны остались недовольны разделом, но приняли волю Собора. Вокруг них обосновалась могучая партия самых разных чародеев, в основном, некромагов. Их чаяния были обращены к памяти блистательного Мирхатуса, идеям его реставрации.
  Впоследствии к ним примкнули и хештери - некрогоблины - единственные представители древнего горного народа, недобро представленного в людских сказаниях. Истребленные почти подчистую жалкие остатки гоблинов нашли свой путь в бессмертии, даруемого анорой. Отказавшись от Жизни, хештери стали верными союзниками консурментов. В благодарность за обретение бессмертия они присягнули Ирдженивелу Орну и возглавляемому им ордену Консурменции.
   На другой чаше весов оказались таури и их покровители - старшие Глорны и Ильзат. Вскоре Рогнадар бесследно исчез, а Кувладар оставил сестру и удалился на восток. С тех пор Ильзат безраздельно властвовала в Мегане и таурианском мире. Её детище - Нарсгона - многими трудами превратилось в могучий оплот противостояния главному, всеанорному врагу - Жизни и её последователям.
  По возращении в Шабралахат Ильзат натолкнулась на целую делегацию Нарсгоны во главе с её нынешним первым магистром, Ильмиром Гешкеном, муафалем Армаза.
  
  - В чем дело господа? - холодно спросила Ильзат, отвыкшая, за три с лишним года, от нарсгонских многолюдных совещаний и представительств. - Монселар Ильмир?
  - Твоя милость, случилась беда, - сказал средних лет мужчина, к которому обратилась фйорм-муафаль. - То чего Нарсгона боялась, свершилось.
  - Можно выражаться яснее? - раздраженно выдала Ильзат.
  - Лондонский силентиум пал, княгиня, - выдохнул Ильмир. - Погублено пятнадцать тысяч таурианских душ.
  - Что?! Как это?! - Ильзат, даже окончательно утратившая интерес к орденским делам, была поражена. Новость говорила ей не только о гибели таури, но и конце Нарсгоны.
  - Мы не знаем, как это произошло, - ответил Ильмир. - Этим занимается Франц Д"Ольён и Орсби. Боюсь, доверия Нарсгоне, как защитнику больше не существует. За четыре года мы потерпели неудачи, каких не было за всю историю. Сгинула почти половина всех таури Европы. Это конец, твоя милость.
  
  Ильзат была уязвлена. Явно что никто не осуждал Ильмира, ведь Ильзат правила Нарсгоной три с лишним тысячелетия, а он не более трёх лет - какой с него спрос? Это поражение без всяких колебаний приписывали ей - она не сомневалась. Ильзат решила вести себя нарочито церемонно, делая вид, что не понимает всех этих немых укоров нарсгонских посланников. Они ведь пришли посмотреть на её отчаяние и беспомощность, так не дождутся.
  
  - Что же вы теперь намерены делать, господа магистры? - спросила она, надев на себя непроницаемую маску холодности.
  - Мы?! - удивлённо спросил кто-то из делегации.
  - А кто же? - изобразив не меньшее удивление, спросила Ильзат. - Я уже не явлюсь магистром Нарсгоны, как вы знаете. Вы теперь решаете, чему быть, а чему нет. Если меганская правительница может вам чем-то помочь...
  - Но твоя милость, таури не только члены Нарсгоны, но и твои подданные, - возразил Ильмир. - Ты не можешь остаться в стороне.
  - Верно, монселар, - согласилась Ильзат. - Но я подумала, что с моей стороны будет верно отдалиться от дел, как я это и обещала, покидая пост первого магистра. Не думаю, что вы были бы в восторге, если бы на каждом шагу вопреки или помимо вашей воли обнаруживали моё влияние. Теперь, когда в Европе не осталось ни единого крупного силентиума и миру таури нанесен непоправимый урон, вы вспомнили о моём почётном титуле? Очень умно.
  - Я думаю, что сейчас не время разбирать старые обиды и делить полномочия, - подал голос Аффолиан, стоявший где-то в задних рядах многочисленной делегации.
  - Ты прав, мэтр, - согласилась фйорм-муафаль. - Я естественно не сидела, сложа руки. Двери замкограда открыты для таури, ищущих прибежища. Те, кому необходим покой по меморандуму Пиньо-Латта могут получить его в меганском силентиуме. Все получат защиту. Оборона Мегана - моя забота. Нарсгону я прошу лишь не мешать мне и, по возможности, помогать с поддержанием порядка в замке. Если Отряды Сумерек присоединяться к меганской страже и дружине я буду только благодарна. Не думаю, впрочем, что опасения насчёт осады Мегана достойны внимания. Замок неприступен. На этом всё господа, я очень занята.
  
  ******
  
  - Ваше превосходительство, - прокричал ворвавшийся к нему Ясенец.
  - В чём дело, кастелян? Почему ты так орёшь? - спросил, недовольно поморщившись Ивэн.
  - Господин Касс увёл десять голов прямо с работ, - задыхаясь, выпалил Ясенец.
  - Что значит увёл? Куда увёл? - озадаченно уставился на него Ивэн.
  - К себе в усадьбу! Я говорил ему, что это казённые работники, а не тертас, а он говорит, мол, казна мне задолжала и что-то ещё...я не понял.
  Через четверть часа Ивэн с нарядом меганского караула и своими телохранителями стоял во дворе роскошного терема муафаля Мертвых Волков, Мортвольфов. Во двор высыпала немногочисленная охрана во главе с муафальским распорядителем.
  
  - Дорогу властям Мегана! - прорычал Ивэн. Перевес в силе был явно на кастелянской стороне. Стража расступилась.
  - Но господин кастелян, - затараторил распорядитель, семеня за Ивэном, - мой господин сейчас занят. У него очень важные дела!
  - Он просто пока не знает, что у него есть и ещё более важные, - буркнул Ивэн.
  
  Обойдя весь первый этаж терема, Ивэн устал от бесплодных поисков и сурово глянул на распорядителя.
  
  - Где твой хозяин?
  
  Распорядитель опустил глаза.
  
  - Хорошо, - сказал Ивэн. - Арестуйте его за сопротивление властям. Мы всё равно отыщем Барго.
  - Он в нижних помещениях, - прошептал распорядитель, не поднимая глаз. - В шарьезе.
  
  Помещения шарьеза отыскались быстро. Ивэну предстало отвратительное зрелище. Муафаль Мертвых Волков полулежал на расшитых золотым позументом подушках и матрацах. В зале курились десяток ароматических палочек, и горело не менее сотни свечей разных форм и цветов.
  В руках у тэули билась молодая полунагая женщина, тщетно пытаясь освободиться из мощной хватки анорного создания. Её густые длинные волосы разметались по шелкам одеяний вампира и подушкам. Губы таури жадно прильнули к коже жертвы над ключицей. Шея, запястья и локтевые сгибы женщины были покрыты иссиня-чёрными пятнами кровоизлияний.
  В двух шагах от них на роскошном ковре лежал, широко раскинув руки, мертвенно-бледный мужчина, воззрившийся остекленелыми невидящими глазами на вошедших. Ещё пять или шесть человек полулежали, по сторонам от хозяина и не выказывали ни страха, ни других эмоций. По-видимому, их накачали какими-то дурманящими снадобьями. Тело распростертого на полу мужчины покрывали точно такие же небольшие пятна, остальные люди казались невредимыми. Видимо, очередь их ещё не настала.
  Вопреки, расхожему убеждению нюкты и тэули не обладают никакими выдающимися клыками и не прокусывают кожу, в отличие от низших кровопийц - тгашны, у которых от природы имеются особые приспособы. Кровь сама устремляется в то место, где вампир решает отведать крови. Такова неосознанная телесная магия проклятого анорного народа.
  Кровососание продолжается долго, от часа и больше и доставляет жертве адские муки. Оглушать добычу физически или ауральным ударом считалось у таури благородным, милосердным поступком, предшествующим трапезе. Кровопийцы, ставившие себя высоко над людским скотом, не могли уподобиться зверям, медленно терзающим живую, верещащую добычу.
  Барго же, по-видимому, было чуждо всё благородное. Он самозабвенно наслаждался кровопийством и муками жертвы, совмещая медленное умерщвление жертвы с эмпатией.
  Он, конечно, давно учуял присутствие чужих в своих владениях, но даже не оторвался от приёма пищи, когда в зал вбежали вооружённые таури во главе с Ивэном. Можно было только позавидовать его самоуверенности.
  Подавив в себе приступ отвращения, Ивэн выдавил:
  
  - Барго Касс, муафаль клана Мертвых Волков, вы арестованы по обвинению в хищении собственности Меганского замкограда. Ваше имущество в Мегане поступит в распоряжение замковой казны, пока вы не будете оправданы или не понесёте соответствующее наказание.
  - Боюсь, ваше превосходительство, вы сами нарушаете закон, - сказал Касс, растягивая, покрытые коркой запекшейся крови губы в ядовитой улыбке. - Вы поторопились ворваться в частные владения и предъявить мне обвинение в том, чего я не совершал. Разве вы видите здесь тертас заклеймённых казенным тавро?
  
  На жертвах Касса действительно отсутствовало тавро Мегана, проставляемое обычно на руке. Ивэн подошел к телу лежавшего на ковре мужчины. Кроваво-красные зрачки Касса медленно опустились к предмету кастелянского интереса.
  Ивэн медленно провел кистью над рукой убитого, пытаясь стереть возможные небула, прикрывающие тавро. Ничего. Или магические туманы были слишком сильны для его магии или Барго не лгал. Судя по поведению тэули было верно последнее. Ивэн сконфузился. Обвинение рассыпалось мгновенно. Неужели идиот Ясенец что-то напутал? Не мог же он так пошутить, не принимая в расчёт последствия.
  
  - Я готов забыть этот инцидент, - начал Барго. - Но позвольте в таком случае потребовать несколько минут вашего внимания, кастелян. Наедине, конечно.
  
  Ивэн был страшно раздосадован, растерян и, помедлив минуту, кивнул головой в знак согласия. Он сделал знак сопровождавшим его воинам, и они тотчас же удалились.
  
  - Мы что должны говорить именно здесь? - Ивэн выразительно оглянул зал и остановился на женском полутрупе, до сих пор находящимся в железных объятиях вампира, но уже прекратившим свои попытки обрести свободу.
  - А почему нет, кастелян? - наигранно удивляясь, спросил Барго и, посмотрев на свою обескровленную жертву, вплеснул руками. - Ах, это?!
  
  Тело женщины безвольно упало на колени таури, словно кукла.
  
  - Действительно нехорошо это всё, - сокрушенно покачивая головой, продолжал иронизировать Барго. - Я понимаю. Человеку трудно воспринимать себя, как пищу. Вы же не анорный.
  - Довольно, Касс! Уберите тела или найдём другое место для разговоров.
  
  Клановый глава хлопнул в ладоши и в комнату вошли четверо дрожащих от страха молодых людей, одетых в дорогие шелковые одеяния. Слуги шарьеза, чья судьба пока отсрочила их неминуемую гибель. Хозяин играл с ними, как сытая кошка играет с оцепеневшей, несколько от нанесённых увечий, сколько от страха мышью.
  Выглядели они довольно сильными и здоровыми парнями и их очевидный страх, дрожание, неловкие движения и испуганно бегающие глазки составляли их мускулатуре вызывающий тошноту контраст. Ивэну никогда не приходилось видеть, сколь скверно выглядит страх взрослых и сильных людей. Слуги помогли своим одурманенным сородичам подняться и кое-как уволокли их из зала. Тела подвергшихся "осушению" слуги не тронули.
   Барго поворотил голову назад и издал ряд свистящих и цокающих звуков, столь тонких, что слух человека едва мог уловить их. За огромной золотистой ширмой, расположенной в самой конце зала, послышалось утробное ворчание и шевеление исполинского тела.
  
  - Давай, Раджа, вставай, - сказал Касс. - Тебя ждёт угощение.
  
  Из-за ширмы показалась огромная черная медвежья туша. Зверь весом, наверное, с тонну, приоткрыв пасть и часто дыша, словно пёс, направился к ним, цокая огромными когтями по узорчатому полу зала. Подойдя к телу мужчины, он обнюхал его, а затем резко схватил его за плечо и быстро уволок в один из боковых входов в зал. Ивэн зажмурил глаза и отвернулся, прогоняя жуткий образ. Он услыхал тихий смешок Касса и вскипел от ярости.
  Через пару минут медведь вернулся и утащил ещё живую, хоть и совершенно бесчувственную женщину.
  
  - Теперь мы одни, - сказал таури.
  - О чем хотел говорить муафаль? - спросил Ивэн, не снимая с лица маски омерзения.
  - Я посылал вам сообщения, но вы на них не ответили.
  Это была правда, Барго присылал своих людей с просьбой о встрече, но Ивэн воспринимал его, как заклятого врага Ильзат и своего собственного. Таури состоял во враждебной партии и говорить с ним Кастелян отказывался.
  
  - Мне пришлось устроить этот маленький цирк с якобы похищением казённых тертас, чтобы вы сами пришли ко мне.
  - Так значит мой подчиненный, Ясенец, с вами заодно?! Вы заплатили ему, чтобы он ввёл меня в заблуждение?
  - Ясенец - человек, даже не амагр, его зрение легко обмануть такому как я.
  - Понятно, - Ивэн с недоверием посмотрел на кровопийцу. - Так что же вам от меня нужно?
  - Присядьте, кастелян, - Барго сделал приглашающий жест рукой.
  
  Ивэн глянул на подушки, на которых только что сидели люди обреченные на смерть или ещё что похуже.
  
  - Я постою, мне так удобно.
  - Понимаю, - усмехнулся таури.
  
  Он достал шелковый платок, смочил его какой-то красноватой жидкостью из золотого кувшина, наверное, вином или травяным настоем, и обтёр окровавленные губы.
  
  - Мне хотелось бы обсудить с вами последние новости. Вы конечно уже знаете о падении лондонского силентиума?
  - Да, знаю, - холодно ответил Ивэн.
  - Всем известно, что Жизнесияние сильно потрепало наши ряды за последние четыре года, а крушение главных силентиумов совершенно опустошило таурианский мир. Те, немногие уцелевшие таури и те, кому ещё только предстоит погрузиться в покой, вскоре прибудут в Меган.
  - Да, всё это мне известно, Касс. К чему вы клоните? - с раздражением спросил Ивэн.
  - А вы нетерпеливы, супреат, - улыбаясь, укорил его вампир. - Мой клан самый могущественный и многочисленный Передней Азии и в Восточной Европе. В Нарсгоне найдётся еще пяток кланов близких по силе моим Волкам.
  - И?
  - Нам нужны территории, а с учётом упадка большинства европейских кланов должны высвободиться новые угодья. К тому же, мне по вкусу европейская кухня.
  - Я всё же не понимаю, каким образом это относится ко мне?
  - Нарсгона стала условной корпорацией после отхода от дел Пурпурной владычицы. Падение лондонского силентиума довершит развал ордена. Из-за своей настойчивости на Совете муафалей, на котором вы присутсвовали, я и Селлио Свэнцца не пользуемся любовью и вн вниманием магистратуры и Епископата, несмотря на наше могущество. Но поскольку Нарсгона и так почти развалилась, единственным источником закона остается княжеский престол, то есть её милость Ильзат Пурпурная. Мир таури скоро будет переделен заново, и я стараюсь хлопотать о своих интересах загодя. Я бы хотел, чтобы владычица утвердила за мной некоторые угодья в Румынии, Австрии и Венгрии. Я конечно достаточно силён, чтобы взять их без всяких разрешений, но не хотел бы прослыть захватчиком. Мне приходится восстанавливать репутацию, знаете ли.
  - Ну, так и обратитесь к владычице, муафаль.
  - О нет, меня не выносят в магистратуре, а двери Шабралахатского дворца и подавно затворены для меня. Письменное прошение я подавать не хотел бы - бумага пройдёт через секретариат, поползут слухи о моих притязаниях.
  - Вы что же, хотите, чтобы я передал вашу просьбу владычице?
  - Ну, конечно же, нет, я не могу поставить вас в положение обычного вестового. Кхм...Всем известно ваше влияние на фйорм-муафаль, - Барго многозначительно посмотрел на Ивэна и изогнул бровь, как бы спрашивая, понята ли его мысль.
  - На что вы рассчитывали Барго? - презрительно усмехнулся Ивэн. - Я не так лоялен к таури, чтобы выпрашивать, особенно для таких как вы, свежие угодья. Вы, наверное, не поняли, насколько мне отвратительно было видеть то, что происходило здесь несколько минут назад. Моё отношение к владычице не такое, как к таури вообще.
  - Это-то я как раз понимаю, - вздохнул Барго. - Но давайте рассуждать здраво: Нарсгона скоро рассыплется, начнётся жестокий передел, тут ещё Жизнесияние со своими каллимертами, да и Зима наступает. В общем, Мегану придётся несладко. Кто же окажет поддержку владычице и вам, кастелян? Я готов присягнуть Ильзат повторно, уже как полновластной самодержице Западных таури, без всяких там нарсгонских условностей. А вам, кастелян, я могу помочь разобраться с судьбой вашей великой матери, чья кровь так страшит весь таурианский мир.
  - Что?! - глаза Ивэна полезли из орбит. - Что вы знаете о моей матери?
  - Не стану скрывать - когда я заметил ваше растущее влияние на владычицу, я счёл, что будет полезным знать о вас как можно больше, и не ошибся в своих ставках на вас, как вижу. Я знаю пока немного, но уверяю, что помогу вам отыскать её - живой или мёртвой, в зависимости от того, как с ней поступили.
  
  В висках Ивэна стучала кровь, воспламененная робким чаянием. Не было и мига, за прошедшие годы, когда надежда увидеть мать или хотя бы узнать о ней что-то определённое посещала его. Старый влиятельный таури, выторговывая для себя лакомые куски, дал себе труд порыться в его делах и подарил ему эту надежду. Хитро. Ивэн по достоинству оценил дальновидность вампира.
  В конце концов, когда-то он сам подумывал о привлечении и Касса и Свэнцца к своей тайной партии против таури. По прошествии лет, его пыл в отношении использования нарсгонских смутьянов приугас. Этому способствовал сэр Орсби, ставший Ивэну почти другом. От окончательного сближения с британским протектором и почётным магистром Ивэна отвращала какая-то особая неэфирная аура Орсби - аура недоговорённости, хитроумия и кошачьей хищности в облике и повадках сэра Джареда.
  Орсби всегда довольно нелестно отзывался о "разрушителях Сумерек", к которым он относил Касса и Свэнцца. Он говорил, что с падением Нарсгоны мир европейских таури ждет междоусобие и скорая гибель. Ивэна это устраивало, если бы не тот факт, что с падением Нарсгоны первыми, кто ощутит последствия будут невинные люди. Режим Пиньо-Латта сделает охоту неуправляемой, а число бодрствующих таури восрастёт на десятки тысяч, что неизменно повлечёт за собой новые жертвы среди "скота". По этой причине он посчитал привлечение Касса и Свэнцца к своей партии неудачной идеей и тщательно избегал контактов с ними. Нарсгона была одновременно и оплотом человекоубийц и главным сдерживателем их кровавой жажвы. Такие как Касс могли открыть ящик Пандоры, выпустив на волю самых необузданных и кровожадных анорных созданий.
  Теперь же предложение Барго застало его врасплох, он не знал что ответить, разрываясь на части между желанием узнать о судьбе матери, какой бы ужасной она могла бы не оказаться, и твёрдым намерением не давать смутьянским кланам добиться отмены Пиньо-Латта. Кроме того, он испытывал к Ильзат нечто вроде благодарности, симпатии и сопереживания, несмотря на её раздражающе-ласковое отношение к нему.
  Ежедневные встречи с Ильзат становились всё длиннее и эмоциональнее и, как следствие, всё короче и скрытнее становились встречи с Люксоной, что безмерно огорчало парня. Чувства молодых людей из простой, но искренней и трепещущей огненной страсти переросли в не менее искреннюю глубоко волнующую душу, щемящую потребность хотя бы в молчаливом присутствии любовника. Даже прикосновения были уже не так важны, как созерцание любимого человека, ощущение принадлежности ему и обладания им.
  Ильзат была стеной между ними, но Ивэн не мог судить её строго, потому что испытывал схожие чувства к Люксоне. Он сожалел, что невольно стал причиной её страданий и удовольствия одновременно. Он не мог дать ей взаимности, но ценил её заботу о нём и старался быть с ней предельно учтивым и обходительным. Эта своеобразная симпатия затмевала самую суть Ильзат - и то, что она была наполовину таури и то, что кем она была для них. Ивэн не мог воспринимать её, как всех тех чудовищ, кому Меган выделял на убой людей-тертас.
  Симпатия к владычице стала последним затвором окончательно отгородившим от него муафалей-смутьянов.
  Ивэн решил сбить цену, назначенную Кассом.
  
  - Раз вы смогли раздобыть некие сведения о моей матери, то, я думаю, смогут и другие. Среди муафалей не вы один ищете расположения владычицы и не вы один пытаетесь использовать меня как посредника. Не вижу причин отдавать предпочтение вам, муафаль, да ещё за такую плату, - солгал Ивэн.
  - Кхм...Вот уж не ожидал от вас такой прыти, кастелян. Вы умеете торговаться, ухмыльнулся Касс. - Но и я не иду ва-банк с одним тузом в рукаве. Может вас убедит то, что я знаю о вас и этой девчонке, Люксоне.
  - Что вы имеете в виду? - насторожился Ивэн.
  - Вы знаете, супреат, что я имею в виду. Думаю, что неудовольствие владычицы этой связью станет неполезно для здоровья вашей сердечной подруги.
  - Вы угрожаете мне? - вскипел Ивэн.
  - Я только преследую свой интерес, как уже говорил. Вам нужно всего лишь попросить владычицу подписать некие надельные грамоты.
  
  Ивэн прикусил губу, гнев кипел в нём неистово, но тут же орошался холодными струями благоразумия. Не знай, он огромную силу таури он тотчас бы бросился на Барго, но он понимал, что это стало бы бессмысленным самопожертвованием или, скорее всего, позорным поражением.
  
  - Мне не нравятся ваши приёмы вести дела, Барго, - чеканя слог и чувствуя, как холодеет внутри, сказал Ивэн. - Я рискну пойти лишь на часть сделки. Я обращу внимание владычицы на вашу персону, но ни о каких конкретных землях речь не пойдёт - получите то, что мы сочтём возможным вам дать. И помните - гнев владычицы может пасть и на вас, случись, что с Люксоной. Стоит ли хлопотать о наделах, когда тебе грозит Покой Вечности?
  
  Барго расхохотался.
  
  - Вы мне всё больше и больше становитесь симпатичны, ваше превосходительство. Вы удивили меня своей деловой хваткой, надо сказать. Я не очень-то тщательно приготовился к вашему визиту - думал, вы не столь крепкий орешек. Что ж будь, по-вашему, но мы ещё вернёмся к этому разговору, обещаю.
  
  ******
  
  - Мы хотим просто быть уверены, что Мегану действительно ничто не угрожает, Ильзат, - прогромыхал Бха.
  - Что тебя заставляет думать иначе, магистр? - устало отмахнулась от него Ильзат. - Ты ведь главный смотритель магических механизмов, разве ты знаешь о мощи замка недостаточно?
  - Механизмы Мегана - это ещё не всё. Они не сами по себе. И Гонг, и башни и стражевые флюмы - это части замка, они подвластны ему. В твоей душе истинный Ключ от замка, богоугодная, ты же знаешь это. Ключ, вручённый самими ангелами Векры. Мы хотим быть уверены, что твой дух связан с Великим Духом Мегана.
  - Послушай, Бха, я не понимаю, зачем вы пришли ко мне с этими просьбами и вопросами. Нет никаких причин беспокоиться. Я ведь здесь хранительница, неужели ты думаешь, что я не волновалась бы, будь моя связь с Меганом нарушена. Я чувствую её. Постоянно. Уже многие столетия.
  - Твоя милость, - вступил в разговор Франц. - У нас есть сведения, что при взятии силентиумов, которые, как и Меган были надёжно укрыты небула высших степеней, была использована запрещённая магия господства. Ключники трёх силентиумов были подвержены фамуляции неким астаркиидом.
  - Фамуляции? Порабощению?! - недоверчиво глянула на него Ильзат. - Что ж у наших противников проблемы. Эрф не сможет оставить себе светлую силу, если применяет чары Астарка или мотрионику. Ему не позавидуешь. Да и с трудом верится, чтобы он уцелел, применив чары Астарка не имея опыта. Ключники ведь тоже не дурные маги и подвергнуть их фамуляции может только магия высших степеней. Нет, я что-то не верю, чтобы эрфы или матери-хранительницы рискнули своим светлым существом, да ещё имея минимум гарантий на успех. Всё-таки это магия высокого класса, с налёту её не освоишь.
  - Это не были эрфы. Жизнесиянию помогает настоящий астаркиид, - сказал Франц.
  - Вот как?! У Круга Света должно быть совсем отчаянное положение, если они прибегли к услугам такого мага. Плата их будет непомерно высока.
  - Кроме Круга Света в игре некая третья сила - некто Маска. Он, по моему мнению, и предоставил Жизнесиянию этого мага. Я видел его в действии, когда пытался взять Ставку Зогаша и Второй Дружины, под Мюнхеном, четыре года назад. Это необыкновенно могущественный маг. Возможно, он чем-то обязан Маске или нуждается в ответных услугах.
  - Да, я припоминаю, - задумчиво произнесла Ильзат, - ты рассказывал об этом. Кто он?
  - Мы не знаем наверняка настоящего имени. Каллимерты называли его Крохой. Мои лучшие рейдмейстеры нашли следы его присутствия в городах, где расположены главные силентиумы. Он был там как раз накануне каллимертских атак. Он назывался множеством имён, когда останавливался в отелях. В разговорах Зогаша с переговорщиками Маски, они называют его господин Сюи.
  - Если он был в ставке Дружины Полекты, почему бы твоим рейдмейстерам не взять кого-нибудь из каллимертов и узнать об этом Сюи поподробней.
  - Уже пробовали. Этот Кроха очень аккуратен. На всех кто с ним встречается, он налагает чары забвения, кроме, конечно, ключевых фигур. Никто не может вспомнить ни внешность, ни какие-то особенные детали одежды, амулеты. Вообще ничего. Помнят только страх, тревогу и чудовищное давление в голове и груди. Признаки астаркаики. У тех, к кому лучшие маги ордена Ворона применяли заклятия вызова глубинной, астральной памяти через считанные секунды лопались сосуды, заливались кровью белки глаз, чернела от кровоизлияний кожа. Все они погибли в считанные мгновения.
  Но мы выяснили, кто оплачивает почти все счета Крохи - некто мсье Редье Карбушар.
  - И кто же он таков?
  - Француз, как и я, по происхождению. Мультимиллионер. Проживает в Марокко, в своём обширном поместье Морская Соната. Похоже, что Карбушар, Кроха и Сюи - одно и тоже лицо.
  - Вы проникли в поместье этого Карбушара?
  - Нет, твоя милость, - ответил Д"Ольён. - Я счёл это неоправданным риском. Астаркиид не по зубам моим таури, кроме того, они могли быть захвачены им и порабощены. Ему бы стало известно, что он обнаружен и кто за ним следит. Такой пленник мог быть, потом отпущен с подтёртой памятью и стал бы ничего не подозревающим орудием в руках врага. Мы бы даже не заметили в своем агенте перемен.
  - Я поняла. Ты поступил разумно Франц. Что намерены предпринять?
  - Мы отклонились от основной темы, - напомнил Бха. - Рассказ Франца говорит о том, что защитные покровы силентиумов пали благодаря этому магу. Есть ли у нас гарантия, что так же не падёт Меган?
  - Для этого магу нужно попасть сюда, и, каков бы он ни был с Великим Духом ему не совладать.
  - Но ты и сама покидаешь замок, - возразил Бха. - Через Истинный Ключ он может добраться и до Мегана.
  - Я приму необходимые меры предосторожности, - с холодцой ответила Ильзат. - Спасибо, Бха, за напоминание. А теперь прошу меня оставить, я утомлена и хочу немного прогуляться. Поступайте с этим магом по собственному разумению, а за Меган не беспокойтесь.
  
  ******
  
  - Похоже, её состояние только ухудшилось, хотя мне казолось, что она вернулась к своему прежнему здравомыслию и решительности. Советоваться с ней, нет никакого прока, - ворчал Бха.
  - Я вообще не понимаю, почему мы до сих пор не убрали этого мальчишку, - спросил Франц. - Это ведь он так влияет на неё. Из-за её импульсивности и безразличия к делам мы в мгновения ока утратили Нарсгону, Меган под угрозой.
  - Мы слишком долго думали над этим, - ответил Бха. - Теперь её состояние необратимо. Гибель или пропажа Ивэна скорее всего приведёт её к безумию. Как бы то ни было, без неё мы обойтись не можем. Меган принадлежит ей по праву, данному ей величайшими силами. Нарсгону мы пока не потеряли, хотя, конечно, ущерб ей нанесён непоправимый. Будь Ильзат сейчас в строю, она бы вдохновляла слабых и умаляла неуёмную прыть могучих. Но этого нет, и не предвидится. Я попробую поговорить с Крэем. если он единственный рычаг влияния на Ильзат, мы должны им воспользоваться. Он не такой уж тупой и капризный малый, как мы себе его представляли поначалу.
  - Что ж, попробуй. А что будем делать с Крохой и Маской?
  - Нужно нанести визит этому Карбушару и тряхнуть его хорошенько. Через него мы выйдем и на Маску. Нам нужен очень искусный маг. Я поговорю с кем-нибудь из магических орденов. Сейчас в Мегане чародеев хоть отбавляй. Если никто не согласится, я поеду туда сам.
  
  ******
  
  - Ты совсем забыла себя, - тихо сказал он.
  
  Она слегка улыбнулась, и, не переставая расчёсывать его длинные вьющиеся волосы роскошным черепаховым гребнем, спросила:
  
  - Что ты имеешь в виду?
  - Ты стала очень мягкой, менее рассудительной, потеряла интерес к делам. А ведь в тебе нуждаются твои подданные.
  - Ну, обойдутся пока. Я слишком долго опекала их, вот тогда я действительно забывала, кто я такая. Когда-то я была женщиной, пусть и наполовину некрокс, полукристаллическое, полуживое создание. Я чувствовала и мыслила в соответствии с тем, что чувствовала, а что потом? Приняв анору однажды, я на тысячелетия стала пустым, хотя и драгоценным сосудом, в котором лишь холодный ветер гудит. А для таури я была символом их свободы, успеха и господства. Мне надоело быть и символом и пустой оболочкой, в которой обретается лишь дух. Я бы многое отдала, чтобы вернуть время, когда моя человеческая половина была жива. Я бы никогда не приняла анору. Сколько времени утекло, сколько потеряно из-за моего самообмана!
  - Самообмана?! - удивился Ивэн.
   - Конечно. Самого великого самообмана тех, кто ищет богатства и власти. Анора не дала мне ничего кроме власти, но та оказалась тяжела, малоприятна и безумно дёшева. Человек с его мимолётной жизнью мог бы считать себя счастливым, обретя власть и славу, но для бессмертного существа господство становится бесконечной игрой, нагоняющей тоску своим однообразием и неясностью целей. Ты, мой самый большой подарок, оживил меня, подарил мне то, что не смог бы сделать ни один чародей. Мне постоянно твердят, что ты губителен для меня, что тебя оплетают сокрушительные и загадочные чары, делающие меня вспыльчивой, безумной, легкомысленной. Дураки. Конечно же, я знаю об этом, но я бы хотела, чтобы эти чары были в тысячи раз сильнее, потому что столь сладостного безумия я не могла бы и сама себе пожелать. Безмерно велики боги Эмоций и Безумства. Хвала тебе Мотри - Разрушитель Душевного Порядка, Повелитель Безумства и Чувств и горе тебе, Гептон, холодный рассудительный старик, замшелый мудрец, не познавший счастья любви и боли утраты.
  - Ты так скоро стихами заговоришь, твоя милость - подколол её Ивэн.
  - Мы же условились - никаких титулов и эпитетов! - сказала Ильзат и тихонько кольнула парня в затылок зубьями гребня.
  - Ой! Извини, я забываю иногда.
  - Я, кстати, раньше, очень любила стихи, похоже, мое старое увлечение возрождается. Знаешь, я была знакома с таким количеством поэтов, что уже позабыла половину. Не всех их сейчас можно найти в библиотеках.
  - Могу только представить себе, с кем ты могла быть знакома.
  - О да, фараоны, цари, короли, герцоги, графы, маркизы... Я и сама носила несколько людских титулов, правда, время от времени приходилось умирать, чтобы не вызывать подозрений и излишнего внимания. Иногда всё же меня подозревали в нечеловечности, а через годы слагали неприятные, кровавые легенды.
  - Значит, я могу знать о тебе из истории?
  - Вряд ли. Ты можешь знать то, что придумали невежественные крестьяне и чокнутые священники. Но это не я, а их представления обо мне, а порой и откровенные наветы.
  - Дракула, например? Он имеет к тебе отношение.
  - Забавный был малый, но жесток до глупости. Нет, ко мне и к таури он не имеет никакого отношения. Но поскольку мы незримо соседствовали здесь, в Карпатах, люди иногда приписывали кропийство именно ему. Это очень походило на него, а набожные и малограмотные долго не рассуждали. Но по большей части сказания о Дракуле - это современные сказки. Впрочем, я совсем немного знаю об этом. Люди так много и так бесполезно пишут, что нас, таури это не очень занимает. Все эти истории для меня - секунда, а помнишь ли ты каждую свою секунду?
  - Да, но секунда секунде рознь. Иную никогда не забудешь.
  - Это верно, но уж точно не Дракула или Джек-Потрошитель меня интересовали. У меня были дела поважнее разборок ваших королей и герцогов. Нам они никогда не были ровня и даже сейчас не представляют опасности. Каллимерты - другое дело.
  - Но сейчас у людей столько нового оружия и техники! Разве человек не стал опаснее.
  - Стал, не намного. Гораздо опаснее он для подобных себе. Для нас нет. Нас почти невозможно обнаружить человеческими средствами, а если и случится, то ответ человека будет в сотни раз медлительнее удара таури. Маг и тэули может вывести всю вашу примитивную технику из строя в считанные секунды, даже не понимая, как она устроена. Ну, и главное, наше оружие - это неверие в нас и наш мир, неверие в чародейство и вампиров. Представь, если кто-нибудь из ваших военных инженеров предложит правительству антивампирскую пулю или снаряд.
  - Но о вас кто-то должен знать. Я не могу представить, что вы абсолютная тайна.
  - О нас знают, конечно, некоторые ваши политики и религиозные иерархи. Но заявить об этом они не могут - подымут на смех. Да и побоятся расправы. Предпринять что-то серьёзное они вряд ли смогут, тем паче, что многие таури хорошо встроились в мир людей, среди них есть и очень богатые, и влиятельные бизнесмены, политики и даже сотрудники особых служб. С нашими способностями это несложно. Так что люди у нас на коротком поводке. Вот чародеи для нас - настоящая угроза. Пока они довольствуются своим вольным положением и не объединены, но будь у них нечто вроде Нарсгоны - и быть беде. Они живые люди и подвержены самым разным чувствам, чаще всего наихудшим - алчности, зависти и тщеславию.
  - Думаешь, будь они сплоченнее - они бы покусились на власть?
  - Они первые кто властвовал на Земле, потом их сменили некроксы, которые сами были неплохими чародеями. Потом Мирхатус и весь Древнейший мир пришёл в упадок и здесь, в Мегане установилась жутчайшая тирания мага Аббарна, а потом Кау Хурагэ. Они объявили себя наследниками и престолохранителями падшего Мирхатуса. Таури, тогда ещё служившие сторожевыми и охотничьими псами магов, находились в самом низу иерархии. Уже почти вымершие тогда истинные каллимерты ещё пытались взять Меган и опрокинуть тирана, но потерпели неудачу.
  - Невероятно! Маги были столь жестоки?!
  - Конечно. Это в сказках они белобородые мудрые старцы в длинных колпаках со звёздами, доброжелательные и приветливые. А я помню те дни, когда над Карпатскими горами, а потом над всей Европой один за другим в небо взлетали три сотни воздушных шаров, неизвестные тогда ещё только набиравшим силу людям. Поддерживаемые магическим пламенем шары летели невысоко над городами, чтобы всем кто ещё тешил себя надеждой победы над Аббарном, видели, что готовит судьба дерзким. А затем они вновь взмывали в небо и медленно бесшумно плыли над землями тогда ещё спящей Европы. На этих шарах были повешены бунтовщики и каллимерты, осмелившиеся штурмовать Меган. Иногда на них красовались целые гроздья отрубленных голов, связанные воедино за длинные волосы или колючей проволокой. Аббарн был большим затейником по части жестоких представлений.
  - Ты хочешь сказать, что тогда люди, обладавшие способностями к чародеянию, стояли над таури?
  - Да нет же! Тогда ещё были живы настоящие, прирождённые маги из дочеловеческого народа донн.
  - Ах да, Гурга рассказывал мне о них.
  
  Ильзат перестала расчёсывать его волосы и задумалась.
  
  - Что такое? - встревожившись, спросил Ивэн.
  - А? - встрепенулась Ильзат. - Нет, ничего, просто задумалась!
  - Ты стала рассеянной и мечтательной, как самая настоящая человеческая женщина, - усмехнулся Ивэн.
  
   Ильзат звонко рассмеялась.
  
  - Это самый превосходный комплимент, какой мне делали за последнюю пару сотен лет.
  - Я рад, что угодил тебе.
  - Знаешь, я никогда не показывал тебе свои магические способности, а ведь я могу кое-что побольше таури, даже не все маги способны на такое. Ведь во мне воплотились и некрокс и человек, обратившийся в таури. Моя магия особенная, хотя и не очень хитромудрая. Пойдём, я покажу тебе Меган.
  
   Она резко встала и протянула ему руку.
  
  - Что?! Ты покажешь мне Меган? Да за почти четыре года я знаю все его закоулки, кроме подземелий, конечно.
  - Дурачок, - рассмеялась она вновь. - Я покажу тебе настоящий Меган, того, кто мыслит и чувствует. Его небула так мощны, что сильнейшие из нынешних чародеев не могут его видеть, но ты увидишь!
  
  Ивэн поднялся и взял Ильзат за руку. Высокая и необыкновенно сильная, она увлекла его в Зеркальный Чертог, затем вывела на огромный Северный Балкон.
  
  - Приготовься и ничему не удивляйся, - сказала она, загадочно улыбаясь.
  - Чему не удивляться? - Ивэн моментально включил своё эфирное зрение.
  
  Эфир под их ногами сильно уплотнился и принял форму прозрачного зеленоватого ската. Ильзат не использовала минхе или других духов - они поднялись в воздух благодаря её личной силе. Возможно, это была магия Неравновесия, о которой Ивэн знал ещё не очень много. Медленно взмахивая крыльями-плавниками "скат" быстро удалялся от дворца, неся на себе Ивэна и Ильзат.
  Взгляду представала потрясающая панорама Меганского колосса. Он напоминал семипалубный корабль, вытянутый с запада на восток на четыре километра. Корабль несколько неправильный, несимметричный, местами ветхий, но внушающий благоговейный трепет. Смежные ярусы словно насаженные на общую вертикальную ось слегка расходились по разные стороны от оси простирания замка, как расходятся листья, стремящиеся не заслонять друг друга от живительных прикосновений солнца. Лишь седьмой, княжеский ярус целиком укладывался в границах нижележащего.
  Три Великие Башни седьмого яруса окутывали обычные сиреневые и зеленоватые туманы, доступные эфирному зрению. Сами Башни, словно гигантские заводские трубы, исторгали через стенные прорези этот цветной эфирный дым. Он тяжело и медленно сходил вниз и растекался по окрестностям. Достигнув бортов яруса, он, крупно клубясь, переливался через край и ниспадал на строения шестого яруса.
  В воздухе, над замком и его окрестностями, и особенно у башен, ни на секунду не прекращалось движение, десятки тысяч самых разнообразных глэма витали над циклопическим строением; часть их двигалась стремительно, подчас молниеносно, другие же вальяжно плавали в воздухе, словно бродили меж торговых рядов, прицениваясь к незримому товару.
  У Ивэна захватило дух - высота и величественный вид замка порождали в нём коктейль восхищения и страха. Взяв себя в руки, он повернулся к Ильзат и спросил:
  
  - Почему маги так редко летают? Ведь они могут.
  - Это затратно. К тому же полёт трудно замаскировать. В воздухе ты заметнее. Но иногда это умение очень даже полезно. Дай-ка мне руку.
  
  Привычный, немного болезненный холод прикосновения. Сапфировые глаза владычицы блестели, полногубый рот застыл в едва намеченной улыбке. По руке Ивэна пробежал колючий эфирный поток и быстро наполнил всё его существо таурианской эфирной плазмой. Внутри его взбунтовалась и забурлила тёмная мантия, всколыхнулся зеот - уза Жизни - словно чья-то незримая рука сильно и быстро дёрнула за этот важнейший для каждого живого существа эфирный "шнур", скрепляющий тело и дух. Ивэну стало дурно, он глубоко вздохнул, пытаясь выйти из неприятного состояния.
  
  - Вот он, - сказала Ильзат, обводя рукой пространство окрест замка.
  
  Ивэн недоумённо посмотрел на неё.
  
  - Неужели не видишь еще?! - вскинув брови, спросила Ильзат.
  
  Парень ещё раз посмотрел на замок. Нет, определенно его эфирное видение не выхватывало ничего особенного, не виденного ранее. Он призвал Мягкуна. Если его таинственные внутренние силы так и оставались необузданными и, по мнению Гурги, давали о себе знать только в критических ситуациях, то подчинить свой мантийный фантом за последние годы Ивэну удалось.
  Однако его услуги не понадобились - Ильзат применила эмпатию. В считанные секунды в душе Ивэна распустились мрачные цветы знакомых ощущений, десятки раз прочувствованные на сеансах. Но на этот раз было в них и нечто необычное. Воздух вокруг словно потемнел и сгустился. Перед взором Ивэна медленно проступила невообразимая масса красно-синего прозрачного эфирного сгустка. Он целиком вмещал в себя замок и захватывал часть окрестностей. Он походил на крайне ожиревшего, оплывшего великана, проглотившего замок и усевшегося отдохнуть, привалившись к стенам горных отрогов. Огромный пузырь-"брюхо" покрывал более двух третей гигантского сооружения, а остальная часть, та, что привалилась к горе, напоминала формой округлый куль, вознесшийся над пузырём и покрывавший три великие башни седьмого яруса.
  Брюхо колосса медленно вздымалось и опадало, словно он дышал. Нижняя часть "брюшинного" пузыря была усеяна гибкими тонкими щупальцами-волосками и выростами, напоминающими неаккуратные лоскуты полупрозрачной ткани.
  Сзади, из-за куля-"головы" широко раскинувшись по сторонам и вверх, медленно колыхались четыре длинных, в несколько километров, крыловидных выроста. Верхняя пара была шире и мощнее нижних, на вид - два выпуклосторонних треугольника со скругленной вершиной. Нижняя пара разительно походила на крыло стрижа или поморника.
  
  - Это и есть Великий Дух Мегана, Ивэн, - от голоса Ильзат Ивэн вздрогнул. - Наш страж и защитник. Три башни Экута - это его глаза.
  
  Действительно, проёмы верхних башенных утолщений тускло светились, напоминая демонические очи. Каждое око излучало мягкий, изредка пульсирующий свет, соответствующий цвету башни: алый, сиреневый и изумрудный у Вероникейской башни. Они образовывали внушительный треугольник, разместившийся внутри эфирного тела Великого Духа.
  Очертания тела Духа частично повторялись тремя тусклыми ореолами, отстоящими друг от друга на десятки метров.
  Седьмой ярус Мегана словно подсвечивался изнутри мягким красноватым светом, сквозь камень площади Мелфаноры, Шабралахата и других строений пробивался этот волнующийся, играющий оттенками поток.
  
  - Что там такое? - спросил Ивэн, указывая на свечение.
  - Сердце Мегана, - Ильзат зачарованно глядела, куда показывал Ивэн, и улыбалась. - Это зрелище никогда не надоедает.
  - Да уж, нет слов, - ответил Ивэн.
  
  Ильзат осторожно взяла его за плечо.
  
  - Он говорит с тобой, Дух Мегана?
  - Почти никогда. Его сознание смутное, тяжёлое, не похожее ни на какое другое. Он поступает так, как ему предписано его создателями и Векрой. Я могу в какой-то мере влиять на него, но самое большее, что мне доступно - это его приглушение и пробуждение, ну и заклятие кары, которую я могу обращать на любого в Мегансе. Никто, кроме тебя, не знает об этом, все считают, что Дух абсолютно покорен мне. И то, что это не совсем так - наш с тобой секрет.
  - Странно... Почему ты до сих пор не разделалась с Пруксом, например. Или хотя бы не изгнала его из Мегансы.
  - Меган - дух под благословением Веркы, а коупхи одни из ангелов бога. Замок не имеет власти над себе подобными. Он ведь тоже синкоупх.
  - Синкоупх? То есть коупх, помещённый в тело предмета и лишённый воли?
  - Не лишённый совсем, но очень ограниченный в проявлении воли. Синкоупхи, обычно, зависят от воли и разума комплемента - разумного существа особым образом настроенного на синкоупха. Вот Меган настроен на меня, а я на него. Есть, конечно, и такие синкоупхи, которым подойдёт любое разумное существо, оказавшееся поблизости, но почти для всех таких несчастных, синкоупх станет поработителем и гибелью, а не слугой.
  - Что же делает Дух?
  - Сейчас он в наивысшем своём напряжении. Его мощь брошена на поддержание Завесы Отвращения и Зимней Дамбы, сдерживающей напор Ветров Стужи.
  - Эфир всё равно холодный, - возразил Ивэн. - Я ощущаю это.
  - Конечно, - кивнула Ильзат. - Меган не всемогущ, ледяные амун-аамат - это божественная воля, которой сложно противиться даже ему. Но за пределами Мегансы, почти каждое заклятие сейчас обращается в бесполезный кристалл, а ауры становятся вязкими и тяжелыми. Там царит настоящая эфирная Антарктида. Только самые могучие маги способны на чародеяние в таком холоде. Слабые колдуны и ведьмы, и другие создания чувствуют себя весьма дурно. Многие из них погибнут, как чародеи, некоторые и вовсе сгинут.
  - Зима это так серьёзно.
  - Конечно. Разве Гурга не говорил тебе, что эфирная чувствительность - это палка о двух концах?
  - Нет. Он много мне рассказывал, но что кто-то может погибнуть во время эфирной Зимы, он не говорил.
  - Это упущение. Магия даёт человеку силу, но одновременно делает его уязвимым. Люди, приобретя эфирную чувствительность, внутренне перестраиваются. Даже их тела становятся иными. Внешне это незаметно. Многие инзузы насыщаются, подобно духам, метаплазмой, часто не подозревая этого. А она очень чутка к эфирным изменениям. Меган прикладывает титанические силы, чтобы оградить своих постояльцев от зимних неприятностей. Поэтому сейчас замкоград, словно бочка, набитая селёдкой. Все прячутся от болезненного дуновения из Врат Олдуз-Куата. А в этот раз Зима особенно сурова, как видишь.
  - Да уж, - вздохнул Ивэн.
  - Знаешь, я решила: сделаю тебя настоящим Кастеляном, мой мальчик, - сказала владычица. - Ты получишь истинный ключ от замка и будешь почти равен мне в своей власти над ним.
  
  Это именно то о чём говорил ему Доминэль, несколько лет назад, когда Ивэн уже собрался, было уходить из чрева Шмерга.
  
  "Найди, как можно скорее, истинный ключ Мегана. В роковой час он пригодится тебе и всем нам. В это время мои таури будут ждать от тебя сигнала, чтобы освободить Меган от тирании и защитить его от внешних врагов. Великий Гонг должен ударить трижды", - сказал он в конце той единственной их встречи.
  
  Ивэн узнал за эти годы о Ключе одновременно и много и ничего. Все нити к великому артефакту выводили на Ильзат - она была той, кто был награждён им, как и старшие братья - Кувладар и Рогнадар. В основном меганскую историю рассказывал ему Гурга или Люксона, которая не оставляла попыток научится чародейству и благодаря библиотекам и помощи Ивэна имела даже небольшие успехи в этом деле.
  Куда больше пользы было от Леки Арбина, главного библиотекаря ордена Ворона, который изредка заходил к Гурге. Однако ни учитель, ни Люксона, ни его горбатый приятель не могли описать, как выглядит этот ключ и не знали места, где он хранится.
  Ивэн подсознательно чувствовал важность этого артефакта. Он не испытывал особой симпатии к Доминэлю после их разговора в Вероникейской башне, и интересовался Ключом не из-за него.
  
  - Что ты задумала? - спросил Ивэн. Сердце его предательски заколотилось.
  
  Ильзат не ответила, она лишь выбросила руку вперёд, указуя на мерцающее сияние в седьмом ярусе. Эфирный скат мгновенно соскользнул вниз, словно до этого они сидели в санях, на вершине крутой снежной горки. Не более трёх секунд понадобились им, чтобы достичь низа колоссальной пологой лестницы Шабралахатского дворца. Восточный предел площади Великого Мертводрева - Мелфаноры.
  Идеально круглая, с гигантским изображением белоснежного семилепесткового цветка легендарного создания Мальгинора, она хранила в себе немало тайн. Когда в Меган явились тысячи таури, чтобы найти покой в силентиуме замка, волей Ильзат цветок покрылся мелкой иссиня-черной сеточкой прожилков, затем совершенно почернел, и взгляду открылось зияющее чернильной темнотой чрево яруса. Один за другим таури сошли в него и, вскоре, площадной рисунок вновь засиял мрачной костяной белизной.
  В четырёх местах, у края площадного круга обманный рисунок и небула скрывали глубокие лестничные спуски. Не зная о них можно было сломать шею, оступившись.
  Один из спусков вел в широкий и высокий сводчатый коридор, заканчивающийся большими бронзовыми вратами с изображением разных тварей - клещевидных бестий и огнедышащих ящероподобных созданий со странными птичьими головами и кожистыми наростами, напоминающими петушиные гребни. То были врата Фульджебы, предваряющие владения Вырьи Истопника.
  
   - Это кратчайший путь, - пояснила Ильзат, остановившись у створов. - Ну, давай глупая. Очень медленная штука.
  - А что ты делаешь? - изумился нетерпению Ильзат Ивэн.
  - Жду, когда она соизволит узнать собственную хозяйку, - ответила таури. - Здесь так редко бывают, что, похоже, её дух постоянно спит.
  
  Ивэн вспомнил об "умных" дверях Вероникейских комнат.
  Тяжело заскрежетали петлевые кольца и тут же утихли - правый створ медленно пошёл назад, открывая проход в секретное нутро Фульджебских подземелий. Оттуда бурным потоком вырвалась свистяще-шипящая симфония
  Наконец проём увеличился настолько, что в него можно было свободно пройти. Ильзат бесшумно скользнула внутрь, увлекая за собой Ивэна.
  Они оказались на широкой лестнице, ведущей вниз, в Зал Огнезевой Фульджебы. В просторном помещении царил полумрак и лишь редкие вспышки из утопающих в облаках пара глубин зала, освещали массивные колонны и свод зала. Колонны были выполнены в виде сплетённых тел пары десятков змей. На полу зала симметричной розеткой красовались кончики их хвостов, каждый из которых был окован в стальной напёрсток с хищно изогнутым тонким когтем, что придавало ещё некоторое сходство со скорпионьим жалом. Причудливо изогнутые тела и шипастые головы бестий свисали со свода, словно твари вознамерилась вкусить плоти глупых вторженцев.
  Послышалось шарканье слабых ног, и из клубов пара с недовольным видом вышагнул Вырья. Завидев владычицу и Кастеляна, он удивлённо вскинул брови и открыл рот.
  
  - Ваша милость?! Ваше превосходительство?! - пролепетал он. - Что вы тут...
  
  Истопник осёкся. Задавать такие вопросы меганским владетелям? Ильзат проигнорировала его и двинулась вперёд в самую гущу паров, дымов и всполохов Фульджебского царства, таща за собой соправителя. Под ногами зашумела вода, тонким слоем покрывавшая пол водогрейного зала.
  Ивэн чувствовал здесь недюжинную магию, густую, упругую и тяжело, как дёготь, пахнущую. В десятке метров от них шевелилось что-то огромное - тёмные грузные, но нечёткие силуэты вырисовывались на густых клубах испарений, словно на экране. Что-то ухало в вышине, фыркало и шипело, иногда слышался рёв огня, словно открывали дверцу печи - тогда клубы пара освещались бело-синим светом.
   Они подошли к облицованной белым полированным камнем стене, сплошь покрытой капельным ковром, прорезаемым маленькими ручейками. Прямо перед ними красовался небольшой изящный барельеф - рвущийся струями и рваными лоскутами в небо белый огонь на зеленоватом фоне. Изображение было обрамлено в белоснежный круглый пояс из густо переплетенных шипастых ветвей Мелфаноры.
  Ильзат коснулась пламени рукой и каменное пламя ответило ей тусклым свечением точно повторяющим контуры её кисти. Прямоугольная глыба с барельефом бесшумно пошла назад, затем вбок и наполовину утонула в специальной боковой нише. Для Ильзат этот проход был очень низок - ей пришлось довольно сильно наклониться вперёд, чтобы пройти.
  И снова - лестницы, ведущие вниз, коридоры, аркады. Вскоре они подошли к исполинской пузатой фигуре, в которой Ивэн узнал манхуба - разумную древнюю тварь из альбома-энциклопедии Гурги. Изображения монстра произвели на него изрядное впечатление.
  Манхубы - в определённом смысле антропоморфы, рост их шесть метров, из-за очень длинной, почти двухметровой мускулистой шеи, они неимоверно пузаты, тело ожирелое, но не обрюзгшее; ноги мощные, короткие и кривые; руки-лапы длинные, очень мускулистые, хотя плечи гигантов невыдающиеся. Пальцы вооружены слабо кривыми когтями, зеленоватыми с бурыми и черными пятнами и прожилками. Голова массивная, с выдающейся вперёд верхней челюстью, рот широкий, толстогубый. Вместо носа между глаз то смыкается, то отверзается узкий разрез в виде перевернутой буквы "Т", в глубинах носовой щели виднеется влажно блестящая красная поверхность, становящаяся рубиново-красной и даже кровоточащая в моменты особо сильного возбуждения. Глаза огромные с круглым синим зрачком, создающие впечатление ужасающего безумия. Отлично видят в темноте. Уши, как и нос, замещены неоформленным раковиной круглым отверстием, с неглубоким слуховым ходом, упирающимся в сложную лепестковую и очень чувствительную мембрану.
  Голова манхуба практически лысая, но на её срединной линии, ото лба, берёт начало роскошный высокий гребень, черного, с синим отливом цвета. Он проходит по темени, затылку, нисходит по шее к неширокой спине и устремляется дальше, до самого копчика. Шею и плечи порывает длинная иссиня-черная грива.
  Если верить альбому, то манхубы были истреблены или вымерли ещё в дочеловеческие времена. Помимо чудовищной силы, неприятные качества манхубов заключались в умении поражать врага волосенницей, подобно власогонам абба-ога, только неизмеримо быстрее. Вспомнив свою мучительную хворобу, Ивэн содрогнулся.
  Манхуб был словно вмят в стену. Голова его покоилась на огромной животе. Почуяв пришельцев, тварь издала звук, напоминающий шум сливающейся в туалете воды и подняла голову. Ильзат даже не замедлила шага. Она подошла к твари и раздражённо сунула его в живот кулаком. Манхуб крякнул, заворчал, сгорбился и подался назад, открывая проём, почти повторяющий контуры его фигуры. Ильзат прошла в открывшийся вход, Ивэн быстро последовал за ней, опасливо поглядывая на манхуба. Чудище, впрочем, нимало не заинтересовалось его персоной.
  Они очутились на просторном балконе с тонкими резными колоннами. С балкона открывалось необычное зрелище - мраморный квадрат замысловато-резных бортов очерчивал резервуар. Сторона этого квадрата была не меньше семидесяти метров.
  Жидкость, наполнявшая этот внутренний пруд, была двухслойной. Нижний слой был чернильно-синим, он лениво, крупно волновался метрах в трёх от наивысшей линии борта. В верхнем, бледно-синем слое непрерывно двигались густые сиропные струи. Переплетаясь друг с другом, они устремлялись к центру сооружения. Этот слой тускло светился у края резервуара и набирал яркость по мере приближения к центру, где расположился идеально круглый остров метров двадцать в диаметре, из розового полупрозрачного то ли стекла, то ли камня. Движущаяся к нему со всех сторон жидкость, полыхала многоцветьем, и за пару метров до островных пределов обращалась в упругий красно-оранжевый пар. Жидким туманом он окутывал нижнюю часть бьющего в центре островка колоссального белого факела; распадаясь на янтарные или красновато-карамельные рваные лоскуты, куски узловатой толстой сетки, он вспыхивал и, наконец, сливался с пламенем факела.
   Неистовый огонь в форме пики взмывал метров на тридцать. Последнюю пару метров он приобретал фиолетовый цвет, а на самом его острие обосновался бархатно-черный шар-звезда, змеящийся волнистыми лучами-щупальцами на десятки метров вокруг.
  В зале стоял мощный гул, словно здесь зажгли тысячу паяльных ламп. Пламя испускало яркий свет, однако Ивэн мог смотреть на него абсолютно безболезненно.
  
  - Это Сердце меганского Духа, - сказала Ильзат, заворожено глядя на огненную пику.
  - Разве у духов есть сердца? - скептически заметил Ивэн, озираясь по сторонам в поисках вероятных здесь созданий.
  - Условное название, конечно. Это средоточие его бытия, воплощение его сознания, и якорь, держащий его в пределах замка. Пошли!
  
  Ильзат быстро прошла к широкой лестнице ведущей вниз, к квадратному пруду, Ивэн старался не отставать, памятуя о манхубе - кто знает, какие ещё тут могут быть твари.
  
  - Пока ты со мной - тебе ничто не грозит, - сказала Ильзат, учуяв его испуг. - Здесь не бывает никто, кроме меня. Это запрещённое место и оно надёжно охраняется, тот манхуб - слабейшее звено в здешней охране.
  - Неужели здесь никто не бывает? Даже высшие иерархи?
  - Бха был здесь два раза, и предыдущие примары Кнозотерского силентиума и Шабхабатского собора. Но они уже умерли, а те, что сегодня главенствуют в этих храмах, не удостоены такой чести. Это священное место и оно обладает собственной волей и непостижимым разумом.
  
  Они очутились у белоснежной лестницы из всего трёх ступеней, ведущей наверх прудового борта. Ильзат быстро поднялась и обернулась к Ивэну. Тот, ощутив неясную тревогу, замешкался на секунду, но всё же пересилил себя и последовал за владычицей.
   По сторонам прямоугольной площадки стояли два странных белых деревца высотой в три метра. Стволы и ветви их украшали угрожающего вида шипы, крона была образована густым переплетением ветвей и множеством длинных мечевидных листьев.
   Ивэн открыл рот от удивления.
  
  - Мелфанора?! Как это? Её же уже нет на свете многие тысячи лет.
  - Это её самые мелкие ветви и по-настоящему мертвы - в них нет жизни и нет нежизни. Эти ветви были сохранены некроксами Мирхатуса, как величайшая святыня. Они были привезены из столицы Мирхатуса - Хиштаба, когда меня ещё не было на свете. Но плодоносить и цвести они уже не могли. Согласно древним источникам ветви Мелфаноры могут стать на корень и постепенно возродить свою проматерь до четвертого ответвления включительно. Но для этого нужна огромная жертва. А эти ветви пусты - в них нет ни духа, ни соков.
  - Я очень мало знаю об этом. Все самые интересные источники на роминассэ, а я даже не начал его изучать.
  
  Ильзат улыбнулась.
  
  - Ты ещё только начинающий чародей. Конечно, ты овладел некоторыми приёмами раньше большинства, но всё равно ты ещё в самом начале пути.
  
  Она повернулась к столбу пламени и ступила на поверхность жидкости, которая тотчас застыла в синюю ледяную кору.
  
  - Не отставай от меня, - сказала она и двинулась дальше.
  
  Так, по ледяному мосту, который оказался совсем не скользким они прошли на остров.
  
  - Чтобы на тебе остался меганский знак, мы должны войти туда вместе, - крикнула Ильзат, стоя у фонтанирующего огня. Ивэн понял её, скорее читая по губам, чем услышав. Он непроизвольно щурился от яркого, но совсем неколючего света. Жара от огня он тоже не чувствовал, скорее, наоборот, от факела веяло прохладой.
  Ивэна сковал страх. Ему не очень улыбалось от предложения Ильзат войти в гудящий поток. Было очевидно, что это колдовской огонь и отсутствие жара не должно было обманывать. Он мог испепелить или заморозить, мог наказать жуткими болезненными язвами или превратить в крошево все его кости, в зависимости от заклятий, что неслись в его потоке. А то, что они в нём были, он попросту слышал.
  Порой грубо составленная чара слышна своему адресату. Чародеи говорят - "заклятие объявило себя". Обычно это свидетельство неопытности инзуза её составившего или его самомнения. Гурга говорил, что некоторые маги делали открытой "последнюю чару", то есть посланное противнику смертельное заклятие, которое, по мнению сотворившего невозможно отвести или обезвредить. Такое самодовольство нередко было роковым для незадачливого "убийцы". Гурга всегда пользовался способом "закрытой чары" и был крайне педантичен в этом; настаивал, чтобы и Ивэн следовал этим путём. Он считал, что отсутствие "закрытия" - признак небрежности, кустарности, низводящее искусство магии на уровень грубого ремесла, порочащее истинного чародея. Чару следовало закрывать всегда, даже если она могла быть зримой для некоторых чародеев.
  Похоже, что здесь, у Сердца Мегана, никто просто не заботился о закрытии чар. Тысячи протяжных гудков, шипений и стонов обращались холодящей душу какофонией.
  
  - Не нужно бояться, - улыбаясь, сказала одними губами Ильзат, потом она наклонилась к нему и громко сказала в самое ухо, - Если бы он был против, как тогда, ты не прошёл бы и трети пути в это место.
  
  Ивэн хотел попасть сюда больше всего на свете, но он боялся.
  
  - Я войду первой, - голос Ильзат вывел его из оцепенения. - Смотри!
  
  Вампиресса ступила в огненный столб, и скрылось за непроницаемой белой стеной. Посыпались белые и жёлтые искры, яркость пламени резко умалилась, и Ивэн увидел Ильзат, стоящую в центре факела. Точнее это было существо, которого он никогда не видел раньше.
  Тело существа в точности повторяло тело владычицы, но оно было прозрачно, а внутри него сияли сотни маленьких блестящих звёздочек, скрепленных чуть заметными стеклянными нитями в единый каркас. От головы до крестца пролегал толстый ослепительно белый шнур. На уровне плеч и таза он ответвлялся на две стороны, и уходил в конечности, пронзал их и расщеплялся на пять новых веточек, имитируя пальцы. В полупрозрачной голове существа что-то коротко вспыхивало холодным белом светом, как магниевая вспышка. От плохо видимого источника этих вспышек отходило множество сияющих белым "щупалец". Они колыхались, словно развеваемые ветром и походили на густые пряди волос.
  Казалось, что кто-то поместил внутрь блестящего бисеринками каркаса примитивную модель человеческого существа.
  Существо сделало приглашающий жест. Парень поколебавшись, глубоко вздохнул и сделал шаг вперёд...
  
  Тело пронзили ледяные иглы, но лишь на мгновение. Гул смолк, его сменили мягкие шёпоты и приглушенный хрустальный звон.
  Ивэн медленно, словно боясь увидеть что-нибудь отвратительное или жуткое, оглядел себя - он был наг, его тело стало полупрозрачным, но вместо внутренностей он увидел свою узу духа. Ветвящийся шнур, сияющий красноватым светом.
  Заклятия, текущие по огненному шпилю, наполнили его новыми ощущениями и силой. Он почувствовал себя гигантом, увидел и ощутил Мегансу, каждый её уголок. Он мог рассмотреть горы с огромной высоты и взгляду стали доступны их недра. В отдельных местах от земли, словно пар или дым, поднимались гигантские столбы эфирных потоков. Ивэн что это такое, но совершенно не мог сказать, откуда ему это известно.
  Сила его стала столь велика, что он и сам не мог постигнуть её пределы. Все обитатели замка и его предместий были видны ему одновременно и в массе, и каждый в отдельности. Он видел поселения ннотов и их самих, Прукса-Штакх-бохура и много других созданий, о чьём существовании даже не догадывался. Высоко над замком, над горами медленно кружили злейшие, свирепейшие существа - архифлюмы, незримые творения Мегана, его рабы и стража.
  От всего этого кружилась голова. Ивэн покачнулся, с трудом удерживая равновесие. Он почувствовал, что не справляется с этим грандиозным потоком новых ощущений. "Руки" Ильзат легли ему на плечи, удерживая от падения тело.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"