Фохт Мартин : другие произведения.

Исчадие Жизни_1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фэнтези не для всех. Написано для тех, кто не боится "многоперсонажности", множественности сюжетных линий, столкновения множества интересов (маги, вампиры, орден Жизнесияния, Маска...), долгоповествования. Любителям простого, прямого как линейка квеста - не подойдёт. Жду не оценки, а комментарии. Лучше комментировать по ходу прочтения. Спасибо. NB В начале могут быть "проблески" первого лица, невымаранные мной - изначально роман задумывался так.
  Тётушка (Вымаранная глава)
  Трое подростков - две сестры и их брат - чьи родители бесследно исчезают, приезжают к своим опекунам, в огромный и зловещий замок Клё на уступе скалы, вдающейся в глубокое и холодное озеро.
  Основной их опекун - родная тётка, баронесса Мерелла Орн, мрачная и неразговорчивая женщина отводит им целое крыло второго этажа в своём замке и строго-настрого запрещает появляться в других его частях.
  Старый дворецкий Онурл больше похожий на лешего, чем на человека, каждое утро кормит их завтраком и отвозит в школу в городок Сьевл, что в нескольких километрах от замка.
  Школьники уже знают, что их новые соученики - подопечные хозяйки замка Клё, и всячески их избегают. Владельцев замка в этих краях всегда уважали, точнее боялись.
  Куратор класса Ивэна и учитель математики, госпожа Ванда Краммелих, а также директор Фрида Бридл принимают детей и объясняют, что данная школа имеет строгий устав и распорядок. Здесь не любят болтовни и порока, а, для особо ретивых, здесь имеются свои способы воздействия - розги.
  Ребята удивлены такой средневековой дикости, однако, выбора у них нет.
  Несмотря на строгий присмотр со стороны учителей, воспитателей и школьной дружины не поощряющих дружбы, Терна сближается с мальчиком из её класса - Таром.
  Он сообщает Терне, что все в округе, считают, что их тётя - злая колдунья или что-то вроде того.
  После школы Онурл увозит ребят в замок, и так происходит каждый день. Они ни в чём не нуждаются, но чувствуют, что находятся под пристальным наблюдением. Онурл практически не спускает с них глаз. Замок же наполнен чём-то таинственным, хотя и безмолвным и бестелесным.
  
  Баронесса часто отсутствует в замке. Подслушав разговор прислуги и Онурла, узнают, что замок готовится к приёму каких-то необычных гостей и о какой-то капелле.
  Однажды, когда тёти не было в замке они спускаются вниз и замечают, что всегда закрытая загадочная дверь с изображением Ворона, Змея и Паука не заперта. Они проникают во внутренний двор замка выходящий на уступ над озером. Во дворе стоит множество странных статуй, в центре - здание, напоминающее базилику.
  Они проникают внутрь здания и обнаруживают в нём зал с множеством тёмных панелей в рамах, картин со странными расплывчатыми изображениями, чёрный алтарь и очень древний орган.
  Терна внезапно чувствует себя дурно, и они покидают странный храм.
  Вернувшаяся тётка появляется в их покоях и сообщает, что знает об их проступке. Она говорит, что Ивэн совершенно безнадёжен и скоро она отправит его в кадетский корпус, а воспитанием девочек она решила заняться сама.
  После этого она разделяет детей и размещает в разных частях замка.
  Теперь они могут видеться только в школе. Наступил день, когда в замке Клё должны собраться таинственные гости.
  В школе ребята договариваются проследить за тем, что будет происходить в замке. Куратор класса, госпожа Ванда тайком даёт Ивэну три кулона и говорит, что с его помощью он сможет видеть то, что обычно не видно. Два кулона он передаёт сестрам.
  По возвращении Ивэн и сёстры удаляются в свои комнаты. Незадолго до девяти часов он засыпает...и видит, как меняются очертания замка, как по небу плывут фиолетовые и розовые дымы, а лес рядом с замком наполняется тускло светящимся туманом.
  Ивэну удаётся покинуть свою комнату и довольно легко. Он не узнаёт интерьеры замка, к тому же, в нём появляются залы и комнаты, которых раньше он не замечал. В одном из залов, окна, которого были обращены во внутренний двор, он видит, как загадочное озеро покрылось густым салатным туманом, в котором просматривались огни и силуэты каких-то посудин, безмолвно, направляющихся к замку. Призрачные фигуры поднимались откуда-то снизу из-за скалы, на которой стоял Клё и безмолвно проследовали в капеллу. Ивэн спешит вниз, к выходу во внутренний двор, и, несмотря на то, что сталкивается с Онурлом нос к носу, по неизвестным ему причинам остаётся инкогнито. Он спешит далее, к капелле.
   На Собор Консурменции являются Дравара, приезжает адвокат семьи Орнов, доктор Иппль, родовитые маги-некроманты, два ещё чудом уцелевших некрокса Пеанор и Нгатотер, множество ведьм и колдунов, князь хештери (мертвогоблинов) Пшагат и другие зельбы (нелюди).
  Они должны обсудить судьбу чад Оделии и планы Ордена.
  Мерелла настаивает на том, что все они должны быть умерщвлены в честь Векры и духа Мелленгроста. Князь хештери, преданный слуга Ирдженивела тоже требует принесения их в жертву. Их не поддерживает Дравара, повадками похожая на не очень воспитанного мужчину. Она считает, что сейчас, когда дети Оделии в руках Ордена, бояться их нет оснований, и было бы неплохо изучить магию, связанную со смешением аноры и зеота (anora&zeot), т.е. сил Нежизни и Жизни.
  Мерелла не может спорить с тёткой, ибо последняя и по расовым, и по возрастным, и по жреческо-орденским понятиям стоит гораздо выше её. Дравара, является верховным жрецом Векры, и вторым магистром Консурменции, замещая своего брата Ирдженивела на посту великого магистра. К тому же, она полунекрокс, наследница могущественных андромортов Мирхатуса.
  Однако Мерелла делает ещё одну попытку и предлагает спросить совета у духа Мелленгроста.
  Дравара пользуясь властью временного главы Консурменции, запрещает использовать орган "по таким пустякам". Она обращается за советом к "старцам", некроксам Пеанору и Нгатотеру, пользующихся огромным уважением в ордене и за его пределами.
  Пеанор говорит, уклончиво, туманно. Он рассуждает вслух о том, что искусство некромантии ещё очень далеко от цельного понимания и совершенства, и что, несомненно, сочетание аноры с другими стихиями сулит великие открытия а, возможно, и обретение огромного могущества. С другой стороны, эти силы могут оказаться разрушительными для всего мира нежити и, в этой неизвестности, таится риск. Следует ли рисковать в данном случае - решать главам Консурменции.
   Пеанор заявил, что некроксы, скорее всего, обречены, как раса, так великое Древо Аноры уже много тысячелетий не может быть отыскано. Но от этого не должно страдать дело реставрации Мирхатуса. Второй Мирхатус будет принадлежать некромантам, а некроксы станут анорными символами, святыми мира Нежизни. Скорее всего, предположил Пеанор, последние некроксы пройдут ритуал Освобождения и станут коупхами, так как срок аноры некроксов хоть и велик, но не беспределен.
  Внезапно в Органный Зал вбегает Онурл и что-то шепчет своей хозяйке Мерелле. Та меняется в лице и сообщает Собору, что в замок прибыла глава Нарсгоны, муафаль западных тэули Ильзат Пурпурная. Все поражены этим событием, взоры обращены к Мерелле и Драваре.
  
  - Что ж, наша благородная сестра, с коей мы придерживаемся мира уже более 35-ти веков, вполне достойна того, чтобы присутствовать в святая святых современного мира Аноры и Консурменции. Кто считает иначе? - спросила эта высокая с грубым хриплым голосом женщина, криво улыбаясь и оглядывая собравшихся.
  Немного выждав, она обратилась к Мерелле:
  - Моя дорогая племянница, Вы как хозяйка замка и капеллан Ордена имеете какие-то возражения? - твёрдо сказала Дравара, испытующе вперившись взглядом в баронессу.
  - Пожалуй, нет. Не думаю, что лицо столь знатного происхождения и с таким высоким титулом совершит какой-нибудь необдуманный поступок, да ещё в таком представительном собрании, - ответила Мерелла.
  - Превосходно! - по-хозяйски выпалила Дравара, как бы окончательно расставив точки над i в иерархии.
  - Эй, любезнейший, - сказала она, обращаясь к Онурлу. - Проси благороднейшую муафаль оказать нам всем честь своим высоким присутствием.
  
  Уже! - послышалось со стороны входа в Органный Зал.
  Бесшумно ступая по черной с красным ковровой дорожке зала, в направлении магистерского тронного возвышения, шла высокая женщина необыкновенной красоты. Черты лица её были правильные, кожа лица цвета "кровь с молоком". Прямая горделивая осанка и высокий рост излучали властность и уверенность.
  Она была одета в длинное платье из плотного шелка темно-синего с переливами цвета, с пышной юбкой, с высоким и тонким воротником, по типу испанского "голилла" и двойными рукавами - облегающими руки почти по фаланг внутренними и наружными длинными, свободно свисающими чуть пониже локтя. На плечи был наброшен пурпурный переливчатый длинный плащ с капюшоном. Черные с отливом волосы были аккуратно убраны в плотную невысокую причёску и заколоты T-образным гребнем, инкрустированным драгоценной триадой из двух бледных рубинов и крупного алмаза. Только две толстых кисти волос торчали по бокам гребня.
  Она подошла к возвышению, на котором в креслах сидели Дравара, Мерелла, оба некрокса, и Пшагат.
  
  - Рада видеть тебя, моя благородная сестра, да будет несокрушимой твоя анора, - сказала неприятно удивлённая Дравара, встав со своего кресла.
  - Не сомневаюсь ни секунду, что это так. И я желаю тебе всего того, чего и ты мне желаешь, - ответила Ильзат, церемонно улыбаясь в ответ.
  - Чем мы обязаны такой чести? - спросила уязвлённая Дравара, улыбаясь не менее церемонно.
  - Давно я не была здесь, - сказала владычица вампиров, как бы не услышав обращённого к ней вопроса. - С тех пор, как мой высокочтимый брат, да пребудет он в согласии со своей анорой, объявил эту святыню своей собственностью!
  
  Мерелла вскочила со своего места, но Дравара сделала едва заметный жест рукой и это, по-видимому, несколько охладило ведьму.
  По рядам собравшихся волной прошел ропот возмущения.
  Ильзат обернулась вокруг своей оси, глядя на присутствующих, тихо и очень женственно засмеялась, точно молодая девушка.
  
  - Ой, я совсем забыла, где нахожусь! Это же собрание великих магов Консурменции! Нашей анорной аристократии! - сказала Ильзат, продолжая смеяться. - Всевеликий Векра, да простит меня за этот смех! Только, боюсь, он, как и я хохочет!
  - Да как вы смеете! Какое неуважение к нам и моему отцу! - не сдержалась таки Мерелла Орн.
  - Довольно! - гулким многократным эхом отозвался ледяной голос Дравары. Она стояла на три ступени выше Ильзат, и к тому же, казалось, стала ещё выше ростом. Вокруг неё сгустилась её тёмная аура в форме клубящегося чёрного дыма.
  - Оставим обмены колкостями для девочек-подростков и стареющих матрон, сестра! Ты ведь явилась сюда не для того, чтобы оскорблять глав Консурменции и напрашиваться на конфликт с орденом, не так ли? Или ты растратила своё благоразумие на балах в Меганском замке? По какому делу ты здесь? Говори, у нас немного времени.
  
  Ильзат перестала смеяться, но всё ещё улыбалась. Выдержав паузу, она немного жеманно оправила плащ, который обвился вокруг неё во время её поворотов.
  Улыбка вовсе сошла с её лица, и она не менее ледяным голосом, чем Дравара сказала:
  
  - Орден Сумерек в моём лице, то есть, великого магистра и муафаля всех западных таури, предъявляет свои права на одно из чад Оделии и Ирдженивела Орна!
  
  Волна бессвязных криков и яростных протестов всколыхнула присутствующих на Соборе. Ильзат оглядела крикунов и пристально посмотрела на Дравару - та подняла руку в знак тишины. Громкоголосье стихло, уступив место тихому перешептыванию. Ильзат продолжила:
  
  - Благодарю, сестра. По разумению членов Высокого Магистрата Нарсгоны мы имеем на то все права. Учитывая многовековую обделённость таури, отлучение их от всех важнейших анорных святынь и реликвий, нередко зависимое от некромагов положение, я бы сказала порой почти рабское, мы вправе требовать усиления своей расы с помощью новой крови Орнов.
  Всем известно, что эта кровь - дар богов и их проклятие одновременно. Почему же мы, вампиры, подвергающиеся нападениям каллимертов не менее, а порой и более часто, чем другие расы Аноры, мы, находящиеся на переднем крае войны Жизни и Аноры не вправе иметь хоть какой-то шанс на спасение? Клинки Оделии, как их называют сами воины Жизни, косят вампирские души по всему миру. Так почему же, спрашиваю я вас, мы должны оставаться безоружными, тогда как Консурменция будет изучать свойства крови и плоти, дарованной нам всем? Откуда такие привилегии вам, не более анорным чем мы?
  Как один из пяти верховных жрецов Векры я утверждаю - таких привилегий у вас нет!
  
  - Я напомню вам, тётушка, - подала голос Мерелла Орн. - Что Владыка Аноры безмолвен уже более трёх десятилетий, и Вы не можете утверждать, что бы то ни было о его воле.
  
  Ильзат двинулась в её сторону, волоча за собой плащ, который стал почти алого цвета.
  
  - Именно так, дорогая племянница! Но поскольку Владыкой не изъявлено иного, мы придерживаемся статус кво. Здесь всего лишь два верховных жреца Векры - я и моя сестра, Дравара. И уж кому как не нам, прожившим тысячи лет, знать положение вещей в мире Аноры!
  Я повторю, для тех, кто не понял или не услышал - таких привилегий нет! Или клянитесь именем Векры, что у вас они есть по его воле!
  
  - Не надо столь велеречиво, сестра! Никто не утверждает, что они существуют! - сказала Дравара, коротко и зло, взглянув на Мереллу. - Однако, по трезвому размышлению, нам не вполне ясно, почему именно потомки барона Орна, предводителя Консурменции, к которому вы, вампиры, находитесь в оппозиции, должны быть дарованы вам? Разве у ордена Сумерек не было достаточно времени, чтобы экспериментировать с собственной плотью и добиться того же результата?
  
  - Вы получили сие по случаю, благодаря слепой удаче, а не благодаря корпению в алхимических лабораториях и магической практике! Не стоит преувеличивать собственное усердие, Дравара! Вам просто повезло, точнее, повезло всему миру Аноры! Потому эти дети - достояние всех нас! Мы же требуем только одного из трёх.
  
  - Что ж, Высокий Магистрат и Собор Консурменции обдумает это заявление великой муафаль, - зарокотал голос, справа от Дравары. Это был уже несколько тронутый тлением Нгатотер, не вымолвивший ни слова за всё время с начала Собора.
  
  Ильзат слегка кивнула в знак уважения к старцу элитной анорной расы.
  
  - Я очень надеюсь, - сказала она, обращаясь как бы к нему, - что Собор Консурменции будет достаточно мудр, чтобы не допустить величайшей ошибки за всю историю Нежизни. Последствия отказа трудно будет переоценить. Обещаю.
  
  Владычица вампиров лёгким поклоном простилась с магистрами, развернулась и зашагала прочь. Не дойдя четверти пути до арки выхода из Органного Зала, она не оборачиваясь и не останавливаясь, произнесла:
  
  - Забыла сказать - мы предъявляем права на Ивэна Крэя!
  
  В этот самый момент Ивэн увидел и физически почувствовал её взгляд, и её улыбку, предназначенную ему, она подмигнула и ... Ивэн проснулся.
  Его комната была погружена в кромешный мрак. В дверь кто-то тихо, но настойчиво стучал.
  Ивэн встал, и чуть было не вскрикнул, когда босыми ногами коснулся каменного пола, показавшегося поистине ледяным. Подошел к двери и прислушался. Казалось, что за стуком собственного сердца ни за что не услышать повторного стука, но он его услышал. В душу вполз ледяной ужас.
  Человек, отгороженный дверью от непрошенного кого-то, жаждущего войти и стуком призывающего впустить его, часто воображает себе нечто враждебное и коварное. Если бы в дверь ломились, то враждебность становилась очевидной и почему-то не так пугала.
  Парень полушупотом-полу-в-голос спросил: "Кто там?".
  "Друг. Ивэн, отопри дверь!" - ответил из-за двери довольно приветливый, и оттого ещё более подозрительный голос. Кому он мог принадлежать, я мог только догадываться. Немного успокаивало названное "другом" имя.
  Ивэн немного повозился и зажёг масляный фонарь. Подошёл к двери, отпер её и тут же отступил на два шага. Через пару секунд дверь медленно отворилась, но в её темном проёме никто не появился. Дверь затворилась сама собой.
  Ивэна словно пришпилили к месту ледяной спицей.
  
  - Ой, какой же ты трус! - сказал весёлый, без тени враждебности голос и передо Ивэном возник мужчина, лет двадцати пяти, с тёмными коротко стрижеными волосами, с серебряной серьгой в ухе и довольно нагловатым выражением лица. Одет он был, как-то средневеково: длинный жилет светло-песочного цвета поверх белой рубахи, кожаные штаны того же цвета, что и жилет, и сапоги из мягкой кожи коричневого цвета. На голове красовался ярко-красный фригийский колпак.
  
  - Привет, я - Поликсис, твой новый друг, - сказал он, явно забавляясь растерянностью парня.
  - Привет, моё имя ты, кажется, знаешь и без меня, - сглотнув, выдавил Ивэн.
  - Ага, знаю, - ответил "друг". - Мне велено сопроводить тебя туда, где у тебя больше друзей, чем ты можешь себе представить. Собирайся.
  - Куда это? Каких друзей? - Ивэн стал понемногу приходить в себя.
  - Ну, не думаю, что именно я должен говорить тебе об этом. Лучше это скажет тебе кто-нибудь повлиятельнее меня, - сказал Поликсис, осматривая комнату. - Послушай, мне же необязательно помогать тебе одеваться, правда? Нас уже ждут, поэтому я был бы очень признателен, если бы ты покончил с этим побыстрее. Лады?
  - Да я, в общем, никуда не собираюсь, - возмущённый бесцеремонностью непрошенного гостя Ивэн стал дерзить.
  - Ого, вот это уже кое-что! А то я стал уже разочаровываться в тебе, - сказал Поликсис. - Люблю вспыльчивых человеков. Постыдное тление в тебе быстро обращается в благородное пламя гнева. Прям поэма духа... Мммм. - Поликсис замычал, прикрыв свои крупные глаза, словно смаковал какую-то вкусность.
  
  Это мычание совпало с каким-то неведомым Ивэну ощущением. Словно к его мозгу прикоснулись чем-то прохладным. Это было не очень приятно, но и не вызывало дурноты.
  
  - Да, я не ошибся! Ты очень ...как бы это сказать ...вкусный, - сказал Поликсис, посмотрел на Ивэна, и затрясся в беззвучном хохоте.
  
  По своему темпераменту, Ивэн должен был вспылить ещё больше, но по какой-то причине смех Поликсиса передался ему и разрывающие изнутри волны хохота сотрясли его тело. Но Ивэн хохотал в голос, чем напугал своего визитёра.
  
  -Тссс! - Поликсис, прижал палец к губам и воровато обернулся.
  
  Парень не мог остановиться. Хохот рвал его на части. Он не помнил, когда с такой силой смеялся прежде. Поликсис сделал нетерпеливое движение рукой, и Ивэн ощутил, будто с него бы сняли слой чего-то мягкого, тёплого и пушистого. Он мгновенно заткнулся. Не то, чтобы его охватила тоска, но смеяться точно не хотелось, хотя он ещё ощущал щекочущие остатки смеха где-то в глубине мимических и грудных мышц.
  
  - Давай-ка, всё же собираться, - с улыбкой, но настойчиво сказал Поликсис. - Тебя ждёт госпожа Ильзат.
  
  Ивэна словно ударило током.
  
  - Да, да, да - немного устало сказал Поликсис, - та самая, которую ты видел на Соборе. Думаешь, это было такой уж тайной? Для всех, кроме меня и госпожи Ильзат. Мы тебя сильно прикрывали. А ты вёл себя, как слон в посудной лавке, уж прости за сравнение. Хмм, очень интересный у тебя кулончик. У тебя и твоих сестёр. Кто ж тебе его дал-то? Мне это не отчего-то открывается, а ведь я, можно сказать, мастер своего дела.
  - Вы меня убьёте? - тихо спросил Ивэн, и тут же проклял себя за этот овечий вопрос. Если бы ответили - "да" то, что он мог бы сделать супротив, и стало бы ему легче? А если "нет" - то, как проверить, правда ли это? Так зачем вообще нужен был ответ, если он не давал никакой "весёлой" для него информации? Кто знает, возможно, сама смерть была лучшим из исходов.
  - Ну, я бы точно не стал бы этого делать. Слишком ты редкая особь, - сказал со вздохом Поликсис. - Но не мне это решать. Я всего лишь порученец. Думаю, смерть тебе не грозит. Возможно, нежизнь.
  
  Сказав это, Поликсис усмехнулся. Только сейчас Ивэн заметил примостившуюся на его левом плече, у самой шеи маленькую чёрную мышь. Она застыла, вперившись своими крошечными блестящими глазками Ивэна, и только подрагивание её усиков, выдавало в этой неподвижной фигурке живое существо. Поликсис уловил это.
  
  - Это - Муня, моя подружка, - сказал он и легонько пихнул мышь пальцем. - Эй, чего застыла, Мунь!
  - Очень милое создание...Ладно, я сейчас.
  Ивэн быстро влез в брюки, надел футболку поверх той, что уже была, и лёгкий свитер из меланжевой шерсти неплотной вязки.
  - Я готов, - сказал он, стараясь, чтобы это звучало не слишком обречённо.
  
  Поликсис отвлёкся от Муни, которую всё это время терроризировал тычками пальца. Трусливое по природе животное отважно бросалось в атаку на палец обидчика, потом отскакивало от него, вставало бочком и, казалось, укоризненно смотрело на Поликсиса.
  
  - Ну что ж, тогда пойдём, - сказал он и повёл Ивэна навстречу моей судьбе.
  
  Замок выглядел вполне обычно. Никаких дополнительных галерей и дверей Ивэн больше не видел. Они подошли к глухой стене, Поликсис сказал: "За мной!", вступил в стену и исчез в ней. Парень последовал за ним, обещая самому себе, ничему больше не удивляться. Мы оказались в большом зале, в центре которого, на толстом ковре фиолетового цвета, стоял массивный резной стол. За ним сидела, раскладывая карты таро великая муафаль. Не отрывая взгляда от карт, она поманила рукой.
  Поликсис кивком указал в сторону Ильзат, продолжая стоять на месте. Ивэн медленно побрёл к столу.
  
  - Великий Мальгинор, ну скорее же! - сказала Ильзат, немного прикрыв глаза. Отложила карты, взглянула на молодого человека. Под пристальным взглядом её глубоких сапфировых глаз он словно погрузился в жидкий азот - еще одно движение и, ему казалось, что он треснет, рассыпаясь миллионами заиндевелых осколков.
  
  - Присядь, дорогой внучок, - сказала она, улыбаясь, и властным жестом указала на резной стул.
  
  Мысленно стряхнув с себя мерзлотное оцепенение, Ивэн сел.
  
  - Ты уже знаешь, что мы заявили на тебя свои права и не важно, что ты сам думаешь по этому поводу. Меня тревожит твоя абсолютная неосведомлённость о происходящем. Как бы ты глупостей не наделал. Ведь что ты знаешь о нашем мире? Ничего. Ну, да ладно. Я даю тебе шанс уцелеть и стать могущественным, взамен мы будем брать у тебя менее чашки крови в неделю. Я, полагаю, это мизерная плата за спасённую жизнь.
  
  Ивэн сглотнул. Что ему теперь - благодарить её за спасение, или опасаться её истинных намерений? Чашка крови в неделю? Звучит подозрительно просто. Они за кого его принимают?
  Раз от его воли не зависело ничего, он решил воспользоваться шансом, хоть немного прояснить ситуацию. Ведь, по крайней мере, с ним ещё разговаривают, а не везут в неизвестном направлении с мешком на голове. Значит, эти церемонии не случайны. Хотят поторговаться о том, что не могут взять силой? Ну, это точно не та чашка крови в неделю. Будь у них только эта нужда, они слили бы его всего, потом отжали бы в центрифуге и пару раз прокатали под вальцами. Или же они хотят получить его расположение для чего-то, что зависит от него? И почему именно он так ценен для них? Не любовь же это бабули к внучку.
  
  - Это может и хороший выход из моего положения, но только в том случае, если тётя и госпожа Дравара отпустят меня, - ответил Ивэн, немного успокоившись осознанием своей значимости в абсолютно неясной ему игре. Одно было ясно - ставка в ней может быть даже больше чем жизнь.
  - Мой мальчик, Нарсгона - весьма могущественная корпорация, - с улыбкой ответила Ильзат. - Независимо от того, что решит магистрат Консурменции, мы заберём тебя отсюда. Только вот результат будет разный: если против их воли - война, если же с их согласия - шаткий мир. Раздоры сейчас несвоевременны. Вселенная нежити переживает не лучшие свои времена, у нас много общих и весьма сильных врагов. Я думаю, они примут самое верное решение, какое сейчас возможно - отпустят тебя.
  - А что будет с Терной и Кариной? - с тревогой спросил Ивэн.
  - Им уготована иная судьба, чем тебе, и даже я не в силах им помочь. Их будущее определит верхушка ордена. Жизнь им, скорее всего, сохранят. Таковы намерения Дравары, насколько я знаю. А если так, то это намерение и всего ордена. Ваша тётя жаждет крови, но против моей сестры она не пойдёт. Что будет дальше - мне неизвестно.
  Кроме жизни, тебе выпадет возможность отомстить за своих родителей, в назначенный час. Тогда же ты сможешь помочь и сёстрам. Твоей подготовкой займутся лучшие бойцы и маги Нарсгоны. Ты получишь достойное твоего происхождения образование и будешь, силён в том, к чему предрасположен с рождения. А в течение лет ты решишь - оставаться ли тебе смертным, или принять анору, как свой рок на века. Неволить тебя я не стану.
  
  Мысли Ивэна бешено носились в голове. Одно было понятно - выбор негуст.
  Поликсис кашлянул, пытаясь привлечь внимание.
  
  - Да, Поль, я знаю, - ответила Ильзат, не сводя с меня испытующего взгляда.
  
  Раздался низкий звук гонга и в комнату, в которой не было дверей вошли, один за другим: Мерелла, Дравара, доктор Иппль, Пшагат и Пеанор.
  
  - Ах, так мальчишка уже здесь! - всплеснула руками Мерелла.
  - Я же должна была осмотреть товар, - спокойно ответила даже не вставшая с места Ильзат.
  
  Ивэн обратил внимание, что Поликсис исчез, словно испарился.
  
  - Товар, сестра? - удивлённо спросила Дравара.
  - Неверно выразилась. Я просто подумала, что было бы учтиво, с моей стороны, выразить благодарность Нарсгоны за понимание и добрую волю, проявленные Консурменцией, - лениво проговорила Ильзат.
  
  Дравара вопросительно воззрилась на "заклятую" сестру.
  
  - Я думаю, что тридцать миллионов вполне достаточно, чтобы привести в порядок несколько запущенное имение моего несчастного брата, - сказала Ильзат, глядя на Мереллу. - По крайней мере, мне оно показалось увядающим, с момента последнего моего визита в Клё.
  - Деньги - не проблема для Орнов, - сухо сказала Мерелла, уязвленная этим замечанием.
  - Я, впрочем, не настаиваю... - начала было Ильзат.
  - Я думаю, что деньги лишними не бывают, - поторопился сказать доктор Иппль, косясь на дымящуюся от злости Мереллу.
  - Сестра, одних денег маловато, - сказала своим жандармским голосом Дравара, немного недоумённо оглядывая зал. - Помниться Нарсгона, как владелец Меганского замка, была объявлена хранительницей чаш Нетотера. Почему бы ордену Сумерек не добавить к деньгам этот воистину щедрый подарок? Это ведь тоже дар высших сил, принадлежащий всем анорным расам.
  
  Ильзат поднялась со стула, её лицо окаменело. Минуту она молча буравила взглядом Дравару, которой что-то явно не нравилось в пространстве зала, и она точно принюхивалась к его атмосфере.
  
  - Чаши Нетотера - великие реликвии. Те немногие реликвии, которые ещё не оказались в руках Консурменции. Не слишком ли крутую цену вы заломили? - медленно, как бы взвешивая каждое слово, вымолвила Ильзат.
  
  Дравара тупо уставилась на сестру, а потом расхохоталась грубым смехом, немного приседая и хлопая себя по ляжкам. Все недоумённо на неё посмотрели. Дравара успокоилась внезапно.
  
  - Ты всё же торгуешься, Элсекет! Кто бы мог подумать?! Приехав сюда незваной, бросив нам в лицо ультиматум, ты думала уехать обратно с кучей подарков от Санта-Клауса?! - с наигранным умилением сказала Дравара.- Что ж, на мой воздушный поцелуй ты можешь вполне рассчитывать. Итак, сестра, каково будет твоё решение?
  - Мне кажется, что это не я, а ты торгуешься. Притом торгуешься стихийно, наобум, - со злой улыбкой ответила Ильзат. - Не в моей власти решать судьбу этих реликвий. Это в компетенции высокого магистрата.
  - Мы все хорошо осведомлены о пределах вашей власти, великая муафаль, - парировала Дравара, церемонно изображая реверанс. - И полагаем, что вы вполне можете решить этот вопрос без предварительных согласований с магистратом.
  Ильзат хранила молчание примерно с минуту, потом, бросив короткий взгляд в сторону Ивэна и медленно вымолвила:
  
  - Пусть будет, как того хочет орден Консурменции.
  
  На лице Мереллы изобразилось разочарование, Дравара улыбалась, но тоже не излучала блаженства. Ильзат села за стол, взяла лежащую на нём писчую бумагу и перо и, окунув его в чернильницу, что-то быстро начертала на листе. Затем взяла сургучную палочку, находившуюся здесь же, подержала её над свечой, жирно капнула сургуч на бумагу и проставила в нём печать, перстнем, не удосужившись снять его с пальца.
  
  - Вот - здесь моё слово чести. Никто из вампиров не станет мне доверять, если я вас обману, - сказала Ильзат, оглядывая собравшихся и протягивая гарантию Драваре.
  - Досточтимая муафаль, я надеюсь, вы не сочтёте перестраховкой, если я наложу на вашу печать и перстень Черную Эгиду? - вступил Пеанор. - Печати и подписи - дело юристов, оставим это доктору Ипплю. Мы, маги, предпочитаем более надёжные узы для сторон контракта.
  
  Ильзат вперилась в некрокса негодующим взглядом.
  
  - Ваше недоверие дочери Ануморта Глорна, оскорбляет не только меня, верховную жрицу Векры, но и память моего великого отца, - гневно сказала она. - В подтверждение того, что никто не смеет сомневаться в слове Ильзат Пурпурной я без колебаний дозволяю наложить Черную Эгиду на мою гарантию.
  
  Ильзат выставила вперёд руку, на которой был перстень-печать.
  
  - Пожалуй, этого вполне достаточно. Я приношу свои извинения за эту необходимую провокацию, - сказал некрокс, который впрочем, не выражал ни голосом, ни видом какого-нибудь раскаяния.
  
  - Что ж, отлично! Мы удовлетворены. Поскольку я не хочу выслушивать скулёжные просьбы о прощании, скажу прямо - завтра у тебя, Ивэн, будет пять минут, чтобы в последний раз увидеть сестёр. Не больше. Желаю успеха в делах Нарсгоне и тебе, сестра. Да хранит вас Векра! - поставила точку в переговорах Дравара, сделала лёгкий поклон в сторону Ильзат и, развернувшись, направилась к выходу.
  
  Последним выходил Пеанор. Он, как и Дравара оглядел зал и, бросив короткий взгляд на Ивэна, покинул помещение.
  
  Путь в Меган
  
  Прощание с сёстрами прошло очень странно. В обширном холле первого этажа, стояли Карина и Терна, а позади них тётушка Мерелла. Остальные магистры стояли чуть поодаль. Ивэн подбежал к ним и выпалил сходу, что, мол, должен уехать, но что мы обязательно скоро увидимся, и всю полагающуюся в таких случаях чепуху, когда эмоции через край, а время поджимает. Его дорогие сестрёнки же стояли как вкопанные и совершенно на него не реагировали. Точнее они плакали. Горько, но абсолютно беззвучно плакали, без стенаний, рёва, всхлипов и сотрясания тела.
  
  - Великий Мальгинор! Какая дешевизна - заклятия немоты и оцепенения! Я так разочарована в тебе, племянница! Такая мелкая мстительность, - сказала Ильзат, с презрением глядя на Мереллу. Та, растянув рот в ядовитой улыбке, прикрыла глаза и сделала в ответ поклон.
  - Пойдём, мальчик! Они всё слышали. - Сурово, приказным тоном сказала Ильзат. - Ответить они всё равно не смогут. Бесполезные эмоции всё это. Идём, слышишь?
  
  Теперь слёзы навернулись на глаза Ивэна, и он, сотрясаемый беззвучным рыданием, побрёл за своей госпожой.
  Вскоре длинный чёрный лимузин с неимоверной быстротой уносил меня от мрачного замка и от моих сестёр - единственных оставшихся близких мне существ во всем этом мире.
  Кроме Ивэна и Ильзат в салоне сидел уже знакомый Поликсис, мужчина лет тридцати с суровым выражением лица и молодая женщина с не менее суровым видом. Их лица были очень бледные, губы иссиня-чёрными, а под глазами красовались чернеющие круги. Короче видок их был более чем готический.
  После примерно двух часов езды, Ивэн пришел в кой-какие чувства. Никто в это время ни разу не вторгся в мир его скорби, не одёрнул и не приободрил.
  Словно почувствовав его успокоение и, как бы оправдываясь, Ильзат сказала, без тени мягкости в голосе, впрочем:
  
  - Я могла бы снять заклятие немоты, но не была уверена, что твоя тётушка не наложила связанные с ней заклятия вреда. Снимая немоту, я могла бы собственной волей нанести вред девчонкам. Так что уж прости.
  - Угу, - промычал я, не испытывая особой благодарности.
  
  Она повернула голову и посмотрела на меня, потом опять устремила взгляд впереди себя. Так мы промолчали ещё минут десять.
  
  - Что это - Черная Эгида? - нарушил Ивэн тишину, удивившись сам, как это быстро сквозь плотный грунт его горя пробились ростки любопытства.
  - Одно из многих заклятий гарантии по сделке или клятве, - ответила Ильзат, не поворачиваясь ко мне, - и одно из самых жутких. Было изобретено некромантами для надёжного исполнения сделок между любыми магами.
  - Зачем же их так много, и чем это так ужасно? - увлёкся Ивэн.
  - Старое заклятие - Печать Молога - служило гарантией для сделок между немагическими существами или слабыми магами. В случае если одна из сторон обманывала другую, она получала возмездие в виде хворей, неудач, гибели имущества обманщика и даже смерти, - поддержала мой интерес Ильзат. - Но оно было слишком слабо для солидных магов. Тогда некроманты изобрели Чёрную Эгиду. Нарушаешь клятву или контракт - в тебя вселяется особый дух-паразит, Маашташ, который несколько лет подтачивает твою душу, ослабляет волю, лишает почти всех эмоций, кроме страха, горя и тоски, причиняет невыносимую боль. В конце концов, он убивает тело и утаскивает душу в Олдуз-Куат, если кредитор не простит должника с помощью ритуала Искупления. При этом должник, или клятвопреступник всё равно жертвует свою конечность или глаз или что-нибудь ещё.
  
  Ивэн посмотрел на других. Поликсис смотрел на них с Ильзат с каким-то виноватым или недоумённым видом, а двое других своей неподвижностью и полной отрешённостью напоминали восковые фигуры. Ильзат заметила это откровенное разглядывание.
  
  - Это муафаль Гильфион, епископ франкфуртский и наш доблестный воин, - сказала она, указывая мне кивком и глазами на сурового мужчину. - А это, муафаль Орма, епископ парижский, капитан одного из отрядов Сумерек и не менее доблестный воин. Наша валькирия, если хочешь.
  
  Ивэну показалось, что на лице госпожи Ормы едва заметно отпечаталась улыбка. Гильфион заинтересовал Ивэна, ибо был назван епископом Франкфурта. Они мало походили на лиц духовных, и парень, конечно, понял, что эти "епископы" не те, что привычны людям.
  
  - Рад познакомиться, - ответил Ивэн, не зная принято ли в этом обществе рукопожатие.
  
  Решив, что прикосновение к чуждым существам не доставит особой радости, он рискнул не предлагать руки.
  Орма и Гильфинон на мгновенье ожили и сделали приветственный кивок в адрес Ивэна, опустив глаза при этом.
  "Что это - выражение почтения? - думал он.- Может быть, я на самом деле такая сверхважная штучка?"
   Его Самолюбию стало намного просторнее, и оно грубо отпихнув Страх расположилось поудобнее в ожидании новой порции комплиментов, толкаясь в очереди с Любопытством.
  
  - Ну, а этого мерзавца ты уже знаешь, - сказала Ильзат, негодующе посмотрев на Поликсиса, который уставил глаза в пол, и казалось, сейчас разрыдается.
  
  Ивэн не знал, в чём тот провинился, но решил вступиться за него.
  
  - Почему же мерзавца? Поликсис прикрывал меня. Он мне показался свойским парнем.
  
  Ильзат, удивлённо посмотрела на Ивэна.
  
  - Н-де, - крякнула она, - прикрывал. И ещё чуть не изнасиловал, как черт монашку. Безответственность, непослушание и хулиганство - сущность и проклятие его расы. О чем я только думала?
  
  Ивэн выпучил глаза.
  
  - Изнасиловал?!
  - Мда, я совсем забыла, - озадаченно сказала Ильзат. - Ты же ничего не знаешь о мире магии. .. (короткая пауза)... Поль - фрель, вампир духа. Они живут эмоциями, переживаниями других существ, а люди, особенно, такие как ты - самое лакомое лакомство. Под изнасилованием я, конечно, имела в виду не то, что ты мог подумать. Но Поль, вопреки моему строжайшему запрету касался твоего духа личной анорой. А это очень серьёзный проступок.
  
  Ильзат сказала последнее медленно, по словам, словно, вдалбливала нравоучение в голову малолетнему хулигану. Затем она продолжила.
  
  - Во-первых, ослушание, во-вторых, ни он, ни кто-либо ещё не знает серьёзности последствий этого поступка, в-третьих,...да меня просто бесит распущенность всех фрелей, их неумение контролировать свои желания, отказываться от соблазнов. Свяжись с фрелем - получи проблемы...
  
  Она повернулась к Поликсису и почти сквозь зубы сказала:
  
  - Послушай, убрал бы ты их отсюда! И так тошно.
  - Но они в сотне метрах от нас. Я... - начал мямлить Поликсис.
  - Довольно! Делай, как сказано. Если бы это была пара-тройка твоих флюмов, то пусть они хоть в салоне вьются вокруг тебя, под твоим же небула, но такое скопище даже я не могу переносить и за сотню метров! Вышли одних вперёд, других отдали хоть на километр.
  
  Поликсис надул губы.
  
  - Разбегутся ведь, - тихо пробурчал он.
  - Хватит болтать! - прикрикнула Ильзат.- Наловишь новых! Поль!
  
  Потом она посмотрела на Орму и Гильфиона, и, вскинув брови и вздохнув, уже тихо сказала:
  
  - Великий Векра! Помыслы твои - воистину тайна. Почему ты создал вместо расы воинов и мудрецов, банду подростков?!
  
  Орма и Гильфион коротко переглянулись, и Ивэну показалось, что их глаза просто разрываются от хохота. Поль тем, временем сложил руки на груди, привалился к дверце авто и уставился в окно, с деланным интересом рассматривая мелькающий однообразный лесной ландшафт.
  
  Поняв, что лучше сейчас не напоминать о Поликсисе, Ивэн решил заговорить о другом. А его очень подмывало спросить про тех, кого нужно было "выслать" и "отдалить".
  
  - Мадам, а как долго мы ещё будем в пути? - спросил он, заглядывая в окно.
  - Ещё часа три. А что?
  - Значит, мы будем далеко от Клё?
  - Вообще, далековато. Клё - на границе Германии и Франции, а мы едем в Румынию.
  - Понятно. А что... - начал, было, Ивэн.
  - Всё! Началось! - встрепенулся Поликсис. - За нами погоня!
  - Ты уверен? Чёт я никого не чую, - с недоверием спросила Орма. У неё была такая прикольная манера говорить, как девчонка-негритянка из рэпперской тусовки: немного лениво вытягивая слова, "круто-безразлично", немного с превосходством надо "все и вся".
  - Я чувствую, хотя ещё и слабовато, но сейчас мне всё сообщат точно, - выпалил Поликсис.
  - Я доверяю чутью этого хулигана. Всем быть готовым, - спокойно приказала Ильзат.
  
  В этот момент в салоне как будто стало душно, и все развернули головы к фрелю. Кроме Ивэна, разумеется - он просто вращался вокруг своей оси: выглядывал то в окно, то обращал непонимающий взгляд на своих, э-э... "попутчиков".
  Ильзат легко дотронулась своей рукой до бедра Ивэна и тут же её убрала. Он обернулся.
  
  - Тебе надо бы это видеть. Я подсвечу, - сказала она и медленно потянула руку к Поликсису.
  
  По мере этого движения вокруг её кисти возникло неясное свечение, словно облачко светлой пыли, подсвечиваемое лучом фонаря. В полуметре от лица фреля облачко окутало нечто темнее, чем оно, полупрозрачное, искажающее изображение всего, что было за ним. Это нечто напоминало каплю жидкого геля или масла, висящую в воздухе и постоянно меняющего форму.
  
  - Это флюм, хворепорча. Когда ты научишься видеть такие штуки, если научишься, конечно, старайся обходить их стороной, - сказала Ильзат. - Для фрелей они игрушки, для почти всех остальных - беда. Я, к сожалению, не в силах показать тебе, как Поль с ним общается, могу только сказать, что этот флюм на цепи у Поля.
  
  Ивэн оцепенело уставился на чуждую сущность, широко открыв глаза. Для полного сходства со слабоумным не хватало только открыть рот и пустить слюну. От этой штуки веяло смесью голода, злобы и удушающей духоты.
  Поликсис раздражённо взмахнул рукой и смазал по "злой" масляной капле. Флюм покрылся мелкой рябью и выпустил тонкие прозрачные иголочки, а вокруг запахло болотом. Ещё мгновенье и он исчез. Ильзат опустила и прижала к себе руку, будто она была обожжена.
  
  - Ну и дрянь же. Ещё немного и у меня бы проступил пот, - сказала Ильзат.
  
  Орма и Поль прыснули, Гильфион лишь улыбнулся.
  
  - Это такая шутка, Ивэн, - сказала Ильзат. - Мертвецы ведь не потеют, как известно.
  
  Ивэн содрогнулся.
  
  - Ты разве не узнал ещё на Соборе, что я возглавляю таури, - немного рассержено спросила она, уловив неприязнь. - Даже в ваших глупых человечьих сказках пишут, что вампиры - "живые мертвецы".
  - Я бы хотел всё-таки вернуться к нашей проблеме, - перебил её фрель. - Нас действительно нагоняют, и насколько я успел понять - это каллимерты.
  - Что?! - в один голос спросили Ильзат, Гильфион и Орма.
  - Ага. Каллимерты. Десятеро, - ответил фрель. - Плюс три мага Света. Я уже спустил на них ораву флюмов. И с той и другой стороны уже есть потери. Двое вооружены одельёнами.
  - Это не просто сторожевой отряд, на который мы случайно нарвались, - задумчиво сказала Ильзат. - Это запланированная охота. А я специально не взяла сопровождения, чтобы не привлекать внимание. Как они видят сквозь твой небула?
  - Во-первых, за нами движется целая туча флюмов, - сказал фрель. - Даже мне их сложно скрыть. И, боюсь, у нас на борту маячок.
  
  Поликсис уставился на Ивэна.
  
  - Что?! Я?! - у парня непроизвольно возникло ощущение, что его застигли за чем-то предосудительным.
  - Твой кулон, - улыбаясь, сказал Поликсис.
  - Какой кулон?! Дай его сюда. Быстро! - потребовала Ильзат.
  
  Ивэн трясущимися руками выудил янтарный кулончик на тонком кожаном шнурке, снял его и передал бабке. Она взяла его в руки и вгляделась в его медовую плоть.
  
  - Вот оно что. Искусная работа. Я даже не почувствовала его, - тихо сказала Ильзат. - Откуда он у тебя?
  - Мне дала его мой классный куратор, госпожа Ванда, - ответил Ивэн.
  - Ванда значит...
  - Да. Она сказала, что с ним я увижу больше, чем всегда.
  - Это точно. Значит, ты не сам проник на собор? Ты не владеешь никакими способностями к вытяжению духа?
  - Конечно, нет! Я не могу ничего такого.
  - То-то я думаю, как ты без всякой подготовки смог то, что и не всякому магу под силу. Ладно, довольно разбирать ошибки - у нас серьёзная ситуация уже сию минуту. Поль, можешь мне помочь накрыть кулон?
  - Конечно, муафаль, - ответил фрель. - Чем?
  - Синим покровом сначала, зелёным напоследок.
  - Лжеобороть?
  - Да. Думаю, что изменённый на время, он будет светить обыкновенной жизнью. Кровь живого существа у нас есть.
  - Попробуем, но шансы невелики.
  - На счёт "три-четыре"! Три... четыре!
  
  Ильзат и Поль руками окружили кулон. Ивэн не понимал их пассов, но ему было любопытно.
  
  - Ивэн, дай руку! - сказала напряжённым голосом Ильзат.
  - Но...
  - Бегом!
  
  Он медленно протянул руку. Складки плаща Ильзат всколыхнулись, и через секунду на подушечке пальца Ивэна проступила толстая капля крови. Через мгновение он ощутил тупую пульсирующую боль и с шумом вдохнул от неожиданности. Ильзат быстро коснулась капли кулоном. Кровь быстро растеклась по невидимым прожилкам снаружи и внутри камня, и тот абсолютно почернел. Она небрежно отбросила руку Ивэна.
  
  - На "три-четыре"...Три... четыре!
  
  Ильзат и Поль снова окружили камень руками. Внезапно он покрылся тонкими чешуйками копоти, потом шерстью и превратился... в мышь. Практически в точную копию Муни Поля.
  Она вяло, словно полудохлая, шевелилась в руке Ильзат. Та нетерпеливо достала откуда-то что-то вроде черного бархатистого кисета, впихнула в него животное и спрятала где-то в складках плаща.
  
  - Будем надеяться на лучшее, - сказала она, обернулась к Ивэну и подмигнула. - Поль, направь всех флюмов в атаку. Нам нужно только оторваться и они потеряют наш след. Всем усилить небула.
  - Флюмы уже давно атакуют, но эти маги... - раздражённо ответил Поликсис. - Наверное, это одни из сильнейших.
  - Ладно. Задержат их - и то хорошо, - Ильзат нажала на кнопку интеркома. - Азлем, поднажми.
  
  Тот, кому это было сказано "поднажал" так, что пейзаж за окном смазался, как на чересчур быстро снятой фотографии.
  
  - Что ж мы раньше так не ехали? - спросил Ивэн, отлипая от спинки сиденья.
  - Это только для коротких рывков, - пояснила Орма. - На длинной бы дистанции быстро выдохлись.
  - Ясно.
  
  Лимузин резко затормозил. Ивэн вылетел вперёд и приземлился прямо на Орму. Автомобиль развернуло и сильно накренило. Было ощущение, что она сейчас перевернутся, но этого не произошло. Потом Ивэну было стыдно, так как он единственный, кто орал. Лимузин встал как вкопанный.
  
  - На изготовку! Принимаем бой! Ивэн, сиди здесь! - вскричала Ильзат и выскочила наружу. Гильфион, Орма и Поль последовали её примеру. Послышалось гулкое хлопанье передних дверей. Ивэн метнулся к проёму распахнутой дверцы и высунул голову.
  
  Лимузин стоял на пригорке посреди поляны, очерченной редколесьем. Никакой дороги под машиной или вблизи её не было и в помине. Выходит, подумал Ивэн, мы ехали не по шоссе, а по какими-то диким, необжитым местам.
  Ильзат и фрель стояли ближе всех к Ивэну, почти напротив, Орма - чуть поодаль, левее и боком. Гильфиона Ивэн не видел. Он бросил взгляд на колёсо и чуть не вскрикнул. Вместо него он увидел три чёрные, покрытые шерстью лапы, то переминающиеся и, время от времени, поджимающиеся кверху. На них налипли комки земли и травинки.
  Ивэну не хотелось даже представлять того, кому они принадлежали. "Тьфу ты! - подумал Ивэн, переведя дух. - Пора привыкать к тому, что я сбрендил, и впредь буду видеть и более странные вещи". Он огляделся.
  Внезапно послышался звук рассекаемого воздуха и, рядом с Ормой приземлилось невообразимое чудовище. Наголову выше самой Ильзат, почти без кожи, с огромными лилово-красными мышцами, и серповидными костяными выростами, очевидно острыми. Существо имело две пары рук, вооружённых короткими, и судя по всему, тяжёлыми мечами. Стояло оно, пригнувшись и подаваясь вперёд, на мощных "лосиных" ногах то ли с копытами, то ли с когтями. Морда чудища была невидна.
  
  - Вот они! - вскричала Ильзат. - Азлем, Зарг вперёд, остальные - держим оборону! Поль, наслаждайся! Теперь можешь себя не сдерживать.
  
  Ильзат держала узкий и длинный клинок, сияющий начищенным серебром, Орма же была вооружена двумя чуть загнутыми кверху мечами длиной в руку. Одновременно, как по команде, мечи в руках воительниц обратились тонкие, сияющие диски, издающие мерное гудение.
  Вокруг же Поля, невероятным образом, сгустился воздух - он стал тягучим, как сироп и, пульсируя, начал раздаваться окрест. Внутри этой капли зазмеились едва видимые светлые нити, исходящие из груди фреля.
  На пригорок, словно вихри, влетели две дюжины фигур-теней. Чудище, которое и было очевидно Азлемом (или Заргом?) бросилось вперёд, к ним. Скорость его была ужасающей, а его монструозную силу можно было только воображать.
  Две фигуры с головокружительной скоростью обрушились на Азлема-Зарга, а через секунду к ним присоединились ещё две. На мгновенья они застывали на месте, и Ивэн мог различить людей в красных одеяниях, вооружённых мечами. За три-четыре секунды схватки от огромной туши монстра отлетело несколько кусков плоти, килограммов по десять-пятнадцать и поднялась густая туча мясных брызг.
  Для двоих из четырёх напавших это был последний бой. Они отлетели от монстра в разные стороны как два куска мяса: один недоразрубленный вдоль, второй по двум отдельным частям, поперёк. Люди были одеты в красно-бурые одежды, с повязками на лицах.
  В это время Ильзат и Орма странным образом исчезали в одном месте и появлялись в другом. Мечущиеся тени их противников, составляли им своеобразную компанию. Всё происходящее напоминало, какой-то жуткий ритуальный танец, исходом которого, для некоторых участников, была смерть.
  Иногда Ильзат или Орма явственно проявлялись, окруженные несколькими вихрями мечущихся противников. Ивэн не видел их движений их рук, которые появлялись лишь на доли секунд, поблескивая мечами, и снова исчезали. Тела воительниц, часто совершали невероятно быстрые по человеческим меркам движения. Ивэн расценил их, как приёмы уклонения.
  Всё время боя вокруг стояла оглушительная какофония из резких свистящих звуков и более низких и редких, напоминающих звук колебания узкой ленты из жести. Они задавали основной, почти непрерывный звуковой фон, сквозь который, прорывались частые серии жуткого металлического лязга и скрежета.
  Несколько раз появлялся Гильфион, стремительно перемещавшийся, подобно Ильзат и Орме. Однажды его тело в доли секунды описало в прыжке высокую и довольно протяжённую дугу, по ходу которой он проявился одновременно в пяти-шести отдельных, смазанных позах, высвеченный по кадрам, словно его освещал стробоскоп.
  Поль всё это время творил что-то совершенно непонятное. Он стоял почти в центре сражения, но ни одна тень супостата, казалось, не могла его достичь. Два воина противника в тёмно-зелёном одеянии, с ярко блестящими короткими мечами стояли как вкопанные внутри пузыря, у самой его границы, метрах пятнадцати от Поля. Третий воин стоял на коленях всего в пяти метрах от фреля. Его напряжённое тело сотрясали волны крупной дрожи. Лицо воина было наполовину скрыто маской, широко открытые глаза выражали смесь неимоверного страдания и ужаса. Внезапно он обмяк и упал, словно здоровый кусок мяса. Те, что раньше стояли, увязнув в жуткой капле фрелевой ауры, медленно, как бы с неохотой опустились на колени и затыли в напряжённых неестественных позах. Их тела оплетали, ощупывали и хлестали едва видимые нити, то ли из света, то ли из тьмы, исходящие от Поля.
  Через чуть более минуты с начала столкновения пригорок был усеян трупами людей в красно-бурых, липнущих одеждах и множеством частей человеческого тела. Ивэна помутило.
  Внезапно раздался боевой клич, и на пригорок невесть откуда влетело ещё шестеро воинов.
  
  Послышался крик Ильзат:
  
  - Берите их на себя! Атака Прэгуа Мара! По-о-ль! Ты и я берём на себя эрфов!
  
  Ильзат возникла недалеко от Ивэна, Поликсис, очевидно, покончив с воинами, метнулся к ней.
  
  - Хватит забавляться с ними, как с куклами! Мы вляпались нешуточно! - строго сказала она фрелю. Всё её великолепное платье было не просто пропитано кровью, а покрыто её толстым слоем вперемежку с фаршеподобной плотью. Это стало последней каплей и Ивэна от такого зрелища тотчас вырвало.
  Ильзат обернулась.
  
  - Ивэн, быстро в салон и запри дверь!.. А теперь сюрпри-и-из!
  
  Он поднял голову. Слёзы застилали глаза. Проморгавшись, он разглядел, как из вытянутых вперёд кистей Ильзат било тусклое свечение. Трупы нескольких противников издали протяжный стон страдания и заворочались. Одного за другим, Ильзат подняла шестерых зомби и указала им куда-то вперёд.
  Вопреки расхожему представлению зомби оказались вовсе не медлительны. Возможно сейчас, это было связано с их прижизненными способностями. По крайней мере, эти двигались очень быстро. Они были немедленно отправлены в помощь Гильфиону и Орме.
   Только Ильзат закончила, как над пригорком возникло клубящееся полупрозрачное зеленоватое облако с желтыми переливами, нависшее на всей ареной сражения. Ивэн почувствовал, как упругая бодрящая сила наполняет его, расправляет его мышцы, напрочь сносит усталость и дурноту, которой он раньше и не замечал.
  
  - Поль, действуй, наконец! - Крикнула Ильзат.
  
  Фрель рванул куда-то вперёд, а в руках Ильзат, вместо клинка, возникла вещица, напоминающая трость, которой она начала быстро вращать над головой. Смена этих предметов произошла на недоступной зрению скорости, такой, что можно было увидеть лишь старт и финиш, но ни одного отдельного движения в процессе.
  В секунду трость, как ранее её клинок, обратилась в сплошной черный диск, с края которого стал стекать тяжёлый, немного вихрящийся черный дым. Дым стал расползаться вширь и одновременно подниматься вверх. Достигнув зеленоватого облака, он стал обтекать его, не смешиваясь. Ильзат прекратила вращать "тростью" и так же стремительно заменила её клинком. Ощущение полнящей бодрости заметно покинуло Ивэна
  Из гущи мечущихся теней выскользнул Гильфион. Пару теней метнулись, было к нему, но Ильзат, сама, обернувшись тенью-молнией, ударила наперерез, оборвав линию их броска. Раздались два резких щелчка-хлопка и противники, в уже вполне различимом виде, по частям и с дикой скоростью разлетелись от фигуры великой муафаль по разные стороны.
   Ивэна опять помутило и вырвало. Ильзат уже вернулась к Гильфиону. Тот вытянул вперёд руку. Его кисть была чисто срублена чуть повыше запястья. Кровь, как ей приличествовало в норме, из раны не била пульсирующим фонтаном. Её не было вообще. Сечение обрубка блестело влажной, темной, почти чёрной, поверхностью. Несмотря на отсутствие крови, гладкий, почти зеркальный вид раны с белой костью в центре был отвратителен.
  Ильзат молниеносно вспорола рукав гильфионовой куртки, и Ивэн увидел, как по бледной коже предплечья вампира медленно расползаются багряные веточки, словно его вены и венулы были переполнены кровью и лежали под самой кожей. Не сказав ни слова, Ильзат отсекла руку Гильфиона повыше локтя. Тот даже не поморщился. Ивэна же вырвало ещё раз, но, на него уже никто не обращал внимания.
  Появилась Орма - очевидно бой был закончен.
  
  - Что?! - громко спросила она. - Одельён?
  - Да, - ответил Гильфион. - Повезло. Задели только руку.
  - Посмотрим, - мрачно молвила Ильзат и кинжалом разрезала его куртку одним движением. - Пока ничего худого не вижу. П-о-оль! Ты скоро?!
  
  Издалека послышалось: "Бегу!"
  
  - Быстро ищем одельёны и уезжаем отсюда, - сказала Ильзат. - Зарг! Ты где?
  
  Из высоких кустов, что росли поблизости, вышел шатающийся монстр, точная копия растерзанного, как теперь выяснилось, Азлема. Две руки с правой стороны его тела были отрублены, тело сплошь иссечено, голень прорублена в самую кость, угрожая вот-вот надломиться. Он подошёл, по ходу перенося вес тела на уцелевшую ногу, и встал, покачиваясь перед Ильзат. Голые мышцы чудища стали чёрными и частично разошлись на отдельные волокна, торчащие в разные стороны, как скрюченная проволока. Голова монстра, неописуемо безобразная, часто дрожала.
  
  - М-да. Здесь уже ничем не помочь. Прости, - сказала Ильзат и, обратившись в вихрь, менее чем за полминуты искромсала Зарга в мелкие ошмётки, и кК ни в чём не бывало, вернулась на исходную. - А теперь скорее отсюда, пока нас не настигли другие!
  
  Вскоре они уже неслись прочь. За руль, или что там у него было, нашего "лимузина" сел Поликсис. Орма и фрель нашли и принесли с собой четыре клинка с очень красивой, замысловатой гравировкой и наклёпом. Наклёпанные завитки и жилки были столь тонки и плоски, что практически не создавали рельефа на поверхности оружия, а уже в десяти сантиметрах от эфеса плавно переходили в вырезанные с волос толщиной желобки, ажурной вязью плетущиеся по полотну лезвия и переходящие в косые параллельные линии в последней трети клинка.
  Ивэн невольно коснулся этого узора на полотне клинка. Ильзат с любопытством наблюдала за его движениями. Металл был холодным. Ивэн чуть касаясь провел рукой по плоскости оружия, и ему показалось, что изнутри металла в пальцы стало лучиться и течь тепло. Он вгляделся в узор клинка. Желобки, казались черными, воронёными лишь издали, но при ближайшем рассмотрении, можно было узнать скорее бардовый цвет или цвет запекшейся крови. Прикосновения Ивэна просветлили эту загадочную субстанцию. Она стала более яркой, как бы слабо подсвечиваемой изнутри и влажно блестящей.
  
  - Это одельёны. Клинки, закалённые в крови твоей матери, - сказала Ильзат.
  
  Ивэн дёрнулся от внезапно нахлынувшего отчуждения и глубоко порезал ладонь.
  
  - Осторожнее! - гаркнула Орма и осторожно забрала клинок у напуганного парня.
  
  Орма сняла с себя плащ, сложила в него клинки и замотала их. Ильзат достала свой шелковый платок, весь пропитанный кровью умерщвлённых противников и быстро туго перевязала руку Ивэна. Орма жадно следила за этой процедурой.
  Ивэн стряхнул с себя минутное оцепенение и воззрился на Ильзат. В носу у Ивэна защипало, а под веками разлилась жгучая волна подступающих слёз.
  
  - Как в крови? - голосом, колеблемым острой смесью горя и робкой надежды, спросил Ивэн - Она убита?
  - Если и так, то не нами и не теми, кто закалял эти клинки, - тихо и спокойно ответила Ильзат. - Кровь твоя мать давала добровольно, это общеизвестный факт. И это не было опасно для неё. Память захваченного нами жреца Миякансиса, который имел отношение к ковке одельёнов, открыла нам, что для закалки одного клинка, было достаточно чайной ложки этой драгоценной крови. О теперешнем местонахождении Оделии мы не знаем ничего. Она и вы были тщательно оберегаемы Орденом Жезнесияния. И как только ваша тётка Мерелла отыскала вас остаётся загадкой.
  - Зачем мы вам всем сдались?! - вскричал Ивэн, наполняясь гневом и тоской одновременно. - Оставьте нас в покое, наконец!
  
  Он физически ощутил, как ненависть, горе и тоска в остром удушливом коктейле мощным фонтаном ударили в горло, перехватили дыхание, заполнили голову. Бурным и разрушительным потоком прошли они по памяти, подняв взвесь самых добрых и самых горьких воспоминаний недалёкого прошлого. Однако ненависть оказалась самым крепким и легковоспламенимым компонентом этого коктейля. Перебив, заглушив все оттенки остальных эмоций, вобрав в себя всю их мощь, она заполнила весь окружающий эфир и показалась в мир, воплотившись в маску ярости на лике Ивэна.
  Орма, Гильфион и Ильзат были поражены, обездвижены этим взрывом. Их обычное бесстрастное выражение лиц, меняющееся, лишь в минуты серьёзной опасности или в бою, было искажено то ли удивлением, то ли сочувствием, то ли страхом.
  Ивэн мог с закрытыми глазами почувствовать, как эти трое тщетно пытаются приглушить недоступное слуху глухое, внутренне сотрясающее клокотание его пробудившегося вулкана духа. Они испытывали давно угасшие в них боль и страх, попутно напитываясь извращённым мучительным наслаждением; заслонялись могучими по их меркам эфирными щитами, но всё же души их обгорали до мяса, обдуваемые огненным ветром ярости; их эфирные тела мучительно сгорали в волнах легкоподвижного духовной жара.
  Внезапно Ивэн почувствовал уже знакомый холодок в голове и беснующийся огонь, терзавший всех, включая самого Ивэна, мгновенно погас. Ивэн безошибочно узнал "руку" Поликсиса.
  Лица его попутчиков ещё с минуту сохраняли выражение сильного шока.
  
  - Я знала, что рано или поздно твои эмоции проточат путь наружу, - немного придя в себя, с усилием вымолвила Ильзат. - Удивительно даже, что ты мог так долго сдерживаться. Однако я не была готова к такой мощи, парень.
  - Что?! - растерянно спросил Ивэн. Так вдруг лишившись своей пламенности, он остался наедине лишь с тоской, досадой и опустошенностью.
  - Так меня никогда ещё не укатывало, - отрешённо сказала, потрясённая Орма. - Ни в одном поединке или бою. Меня словно сжигали в печи, а я никак не могла сгореть. И было в этом ещё что-то такое... Не могу объяснить...
  
  Внезапно ухнул Гильфион.
  
  - Что с тобой? - сурово спросила Ильзат.
  - Не знаю, госпожа, - ответил тот.
  - Покажи торс! - приказала муафаль.
  
  Гильфион приотворил лоскуты разрезанной на нём куртки. По обрубку плеча и низу шеи пошли иссиня-чёрные жилки, перекрытые черной мелкой сеточкой. Такая ветвисто-сетчатая гангрена, что ли.
  
  - Н-да. Плохо дело, - сказала глава Нарсгоны. - Тебе бы нужно усилить анору, чтобы хотя бы дотянуть до Мегана. Там, возможно, тебе поможет Бха или кто-нибудь другой, если это вообще возможно.
  
  Она посмотрела на Ивэна, потом на его кисть.
  
  - Нам понадобится твоя помощь, Ивэн.
  - Чем я-то могу помочь? - равнодушно спросил Ивэн. Он был опустошён.
  - Ты сам - ничем. Твоя кровь нужна, как лекарство. Ты единственное живое существо здесь, а вампиров укрепляет, как ты знаешь, живая людская кровь.
  - Ну, нет...
  - Не надо бояться. Тебя никто не будет кусать. Ты всё равно ранен. Дай крови течь самой. Мы возьмем немного.
  
  Она взяла из бара "авто" бокал из гравированного хрусталя и поднесла его ко мне. Ивэн неохотно протянул руку. Кровь пропитала платок насквозь и капала с пальцев густыми тяжёлыми каплями. Ильзат развязала повязку и быстрыми движениями помассировала его руку, отчего кровь пошла сильнее.
   Набрав половину бокала, она протянула его Гильфиону.
  
  - Возможно здесь твоя смерть, а может быть - шанс на существование, - сказала она Гильфиону. - До Мегана ты, скорее всего не дотянешь. А если дотянешь, то успеют ли тебе помочь? Реши свою судьбу сам.
  
  Гильфион немного помедлив, взял бокал с кровью и посмотрел на Ивэна. Ильзат тоже.
  
  - Мы, не знаем, повторяет ли кровь Ивэна свойства крови его матери, - сказала Ильзат. - Нужно рискнуть. Давай, Гильфион!
  
  Ветвисто-сетчатая зараза уже тронула его лицо. Он осушил бокал одним махом и застыл, прислушиваясь к ощущениям. Глаза его остекленели, на бледном лице проступил румянец, губы приобрели живой цвет.
  Меганский замок.
  
  Ильзат и Орма долго и быстро о чём-то говорили, на неизвестном Ивэну языке. Наверное, это был румынский или язык другого народа, населяющего Прикарпатье.
  Иной раз то Ильзат, то Орма хмуро поглядывали на Ивэна. Он же решил делать вид, что не замечает их повышенного внимания.
  Гильфиону выглядел заметно лучше, хотя он и был в отключке с того времени, как принял кровь Ивэна. Его ветвистая напасть сократилась и побледнела до почти неразличимого с его бледной кожей цвета. Кроме того, обрубок его плеча с некогда открытой раной превратился в культю, которая необъяснимым образом, немного подросла. Орма время от времени проверяла её состояние.
  Через пару часов лапчатый лимузин великой муафаль достиг Карпатских гор, и, наконец, въехал на территорию Мегансы - области окружавшей Меганский комплекс, как сообщила Ивэну Ильзат. Двигались они чудовищно быстро. Только сейчас Ивэн осознал демоническую мощь их транспорта, а также его маневренность. Поскольку неслись они напрямик, по горному лесу, не пользуясь таким даром цивилизации, как асфальтированные дороги, Ивэну оставалось только гадать, как им удаётся не столкнуться ни с единым деревцев или валуном.
  Ильзат что-то сказала Орме на своём таинственном языке. Потом они несколько минут производили над ним пассы и шептали заклинания.
  Ильзат дала Ивэну некоторые разъяснения и указания.
  
  - Меган окружен многочисленными сферами и плащами древнего небула, в том числе и зеркальным небула. Они не позволяют простым смертным видеть замок и окружающие постройки. Ауры тревоги, отвращения и страха отгоняют крестьян и любопытных. Для наших противников этот замок также труднодоступен. И хотя некоторые из них способны видеть сквозь небула, многочисленные иллюзии зеркального небула, в точности повторяющие замок, обманывают даже магов и экстрасенсов. Вместо одного замка чужак увидит сотни абсолютных его копий. Для того чтобы увидеть истинный Меган нужно, чтобы он признал тебя и открылся.
  
  Ильзат замолчала. Ивэн не стал ничего расспрашивать, боясь вызвать её гнев - сейчас он ощущал вину за тот эмоциональный фейерверк, что ненароком устроил им несколько часов назад. Вскоре Ильзат, словно очнувшись, продолжила.
  
  - Многие тэули, живущие в Мегане имеют людей в качестве, ммм... своих духовных избранников, или, по-нашему, эмпатье. Я дам тебе свой браслет Наречённого. Замок непременно узнает его, и, думаю, впустит тебя. К прочему, браслет поможет понимать всех, кто говорит на роминассэ или илликтеле. Это древнейшие языки, которые не известны людям. Он же оградит тебя от многих неприятностей, и будет держать незримую связь со мной. Но, главное, Меган. Он должен впустить тебя.
  В конце концов, в него нередко приводят и других людей, не эмпатье, правда они отмечены особым знаком и не остаются в нём надолго.
  
  Ильзат пристально посмотрела на Ивэна. Он уловил её мысль и внутренне содрогнулся. Ему было ясно, что Ильзат его чувствовала, Своим молчанием она дала ему полную свободу разбираться в собственных чувствах, а вместе с ней и бремя.
  
  - Не хочу тебя пугать, но у этого древнего строения колоссальная сила и могучий разум, которую даже сильнейшие не могут контролировать до конца. У тебя же очень мощный и плохо управляемый дух, и что самое дурное - дух живого существа. После твоего приступа гнева он ещё долго будет возжигать твою ауру. Если бы я знала таких как ты раньше, то могла бы точно сказать, сколько это продлится. Но Ивэн Крей - загадка для всех. Н-да... Если Меган узрит в тебе угрозу и возмутится... Но я думаю, что всё пройдет хорошо. Мы с Ормой покрыли тебя очень сильным небула, отражающим часть твоей ауры внутрь, а Поль будет прикрывать тебя своим небула, на всякий случай. А пока постарайся не выходить из себя и, вообще, подавляй бурные эмоции.
  - Хорошо, я сделаю всё что смогу, - торопливо ответил Ивэн, заворожённый рассказами о местных чудесах и собственном могуществе. В то же время в душе его росла тревога и страх перед встречей с Меганом.
  
  Ильзат хмыкнула.
  
  - Теперь о порядках в Мегане. Тебе предстоит ещё многое узнать о незримом мире, но это всё после. Чтобы было ясно, объясню привычными тебе словами: таури - вообще все вампиры; нюктли, или нюкты - вампиры плоти; фрели - вампиры духа; тэули - высшие вампиры, или высокородные вампиры. Они вампиры и плоти и духа. Слово "вампир" не употреблять - это будет привлекать внимание, и раздражать окружающих! Ты сразу снизойдёшь до уровня добычи, которая так нас и называет. Понял? Повтори!
  
  Она заставила Ивэна четырежды повторить эти названия.
  
  - Дальше: муафаль - глава клана таури, фйорм-муафаль - князь таури. Кланы могут состоять из нюктов, тэули, или быть смешанными. Фрели почти всегда стоят особняком, и лишь иногда присягают кланам или нанимаются на время.
  
  И снова Ивэн по приказу Ильзат многократно повторял ею сказанное.
  
  - Сейчас же запомни кто я такая, ибо при меганском дворе ты должен обращаться ко мне как это подобает благородному подданному княгини таури. Панибратства со мной тебе не простят.
  Я - великий магистр Нарсгоны, фйорм-муафаль всех таури Запада, муафаль тэульских кланов Акопос и Танатос, хранительница Мегана и реликвий Западного Мирхатуса, верховный жрец Векры, оплот Аноры в Карпатах, страж Меганского Силентиума. Обращаешься ко мне - великая муафаль, моя госпожа, владычица.
  Ты будешь представлен двору и объявлен Великий Даром, Сокровищем Нарсгоны и моим эмпатье. Это защитит тебя от покушения или похищения. Покушение на жизнь или свободу чужого эмпатье приравнивается к порче, краже собственности. А покушение на собственность муафаля ставит негодяя вне закона. Все таури будут обязаны его уничтожить или передать в руки ордена.
  Твой статус при дворе будет, несомненно, выше статуса простой вещи или домашнего животного, но на многое не рассчитывай. Ты - мой внучатый племянник, и будь мы людьми, это означало бы многое. Для таури, которые почти никогда не связаны кровно, родственность - пустой звук.
  По клановому уложению Нарсгоны, персона, имеющая одно или два препятствия для принятия титула, имеет право на статус "персоны в претензии". Персона в претензии не является носителем титула, но условно им обладает, пока не устранит эти препятствия, на что имеет срок не более десяти лет. Твоё главное препятствие - ты живой, зеотный, как у нас говорят.
  Чтобы подстраховаться, я объявлю тебя супреатом, то есть принцем кланов Акопос и Танатос и потребую тебя признать в Совете муафалей.
  
  Орма бросила быстрый взгляд на Ильзат, та ответила встречным, и валькирия тут же опустив глаза, отвернулась к Гильфиону, якобы проверить его состояние. Ивэн рассудил, что Ильзат не очень склонна делиться планами с окружением. Орму это известие застало врасплох - это очевидно.
  Ильзат, меж тем, вернулась к наставлениям.
  
  - В своём клане я могу делать, что хочу, но принцем таури Запада ты стать не сможешь по моей воле. Можешь быть "персоной в претензии" на этот титул, хотя это для тебя опаснее твоей тётки и всех испытаний Мегана. Ладно, хватит об этом.
  Ещё раз призываю тебя к осторожности! Не води дружбы ни с кем, по возможности. Тебя обязательно попытаются втянуть в одну из придворных партий, и потом будут разыгрывать, как мощную, но безвольную карту. Может быть даже против меня. На меня в этих играх не рассчитывай. Живи своей головой. Всё остальное у тебя будет. Оплошаешь - выкручивайся сам, а помыслишь что против меня - голову твою лично насажу на шпиль Вероникейской башни. Понял меня?!
  
  Ивэн сглотнул. Он совсем забылся. Ему казалось, что у грозной его бабки есть хотя бы симпатия к нему, но это был самообман, грёза, непреодолимое желание восполнить потерю родителей, а теперь ещё и удаление от сестёр. Он здесь всего лишь подопытный кролик, потенциальная пища местных кровопийц и растлителей душ. Он вновь ощутил щемящую боль и горечь.
  
  - Понял, - выдавил он.
  
  Ильзат никак не откликнулась.
  
  - У тебя будут личные покои. Довольно просторные и удалённые от других обитаемых частей замка. Большую часть твоего времени будет занимать постижение боевого искусства и, немного, некромагии. Заниматься ли тебе магией более глубоко - решишь сам. Быстро учиться, конечно же, не выйдет, так как тебе нужен ежедневный отдых. Тэули отдыхают раз в пять-семь дней, но могут обойтись и без него очень долгий срок, иногда годы. Нюкты днём лишь скрываются от солнца, а не спят, потребность в отдыхе у них тоже невелика. Ты же в сравнении с самым жалким чедлем будешь обучаться в три раза медленнее.
  Короче, сосредоточься на тренировке своего тела и сознания. Возможно, это тебе очень пригодится и, не исключаю, всем нам. Подъезжаем!
  
  Она быстрым движением сняла металлический многозвенный браслет и протянула его Ивэну.
  
  - Надень это! Его зовут Дьюлз.
  
  Ивэн принял украшение и бросил взгляд на Ильзат. Та утвердительно кивнула ему.
  Что ж, вещица была сделана очень искусно. Каждое прямоугольное его звено украшено бледно-фиолетовыми огранёнными камнями плоской формы, в витом обрамлении из белого металла. Отдельные звенья имели небольшие острые шипы, формой напоминающие розовые. Браслет не был замкнут - его концевые звенья соединялись полоской трепещущей чёрной замши, два коротких язычка которой свободно трепыхались у пряжек браслетных звеньев. Ивэн пришёл в замешательство, узрев жизнь в этом "ремешке".
  
  - Успокойся, - словно выдыхая слова, пошептала владычица западных таури. - Успокойся и надень. Посмотри на меня!
  
  Заворожённый Ивэн смотрел в глубины огромных синих глаз Ильзат. Несмотря на то, что владычица оставалась недвижимой, её зрачки приблизились к нему вплотную, и... он полетел вниз головой к поверхности сапфирового океана. Из глубин того океана навстречу устремились бледно-голубые тени, засияли и закружили в толще маленькие огоньки. В голове Ивэна возникло чувство тепла, он ощущал чью-то несокрушимую защиту и безмерную заботу, окутавшую его. Блаженство заключило его в объятия, овеяло приятным тёплым туманом.
  Он ощутил острую боль на запястье, и это мгновенно сорвало все покровы с наваждения. Опустил глаза - браслет плотно обтянул запястье, его шипы ушли на всю длину в кожу. Из проколов слабо сочилась тёмная кровь. Замшевый ремешок затягивался всё туже, но вскоре прекратил сжатие и даже ослабил хватку. В глубины прозрачных камней, тонкими струйками впрыскивалась ярко-красная жидкость. Она клубилась густым рубиновым дымом, как кровь клубится при заборе в шприц с прозрачным раствором. Да это и была кровь. Его, Ивэна кровь. Он это сразу понял.
  Подавив в себе желание, содрать с руки оккупанта он закрыл глаза и глубоко вдохнул.
  
  - Вот так. Успокойся. Теперь вы одно целое. Он твой, а ты его, - услышал он мелодичный голос Ильзат. - Теперь смотри вокруг! Твой новый друг даёт тебе силу, защиту и прозрение!
  
  Ивэн разверз веки. Боль мгновенно улетучилась, и с её уходом наступили покой и блаженство. Новые ощущения нахлынули на него волной. В салоне медленно плавали чуть видимые плёнки, клочки тумана и блестящие пылинки. Меж ними летали несколько крылатых и бескрылых созданий величиной от пшенного зернышка до горошины. Одни летали с головокружительной скоростью, другие же вальяжно плыли в воздухе, словно вязли в нём, как в сиропе.
  
  - Посмотри наружу! Это Меганса!
  
  Ивэн выглянул в окно. Лимузин нёсся по лесистому склону горы. Напротив виделся склон соседней горы, также покрытый лесом. Пространство в широкой ложбине между ними было заполнено клоками слоистого и нитчатого жиденького тумана. Целые облачка мельчайших поблёскивающих созданий гнали эти клоки куда-то. Ивэн был очень далеко от них, но он знал, что это существа подобные тем, что летают в салоне машины.
  Он обернулся к Ильзат, дыхание его участилось, сердце бешено затрепыхалось.
  
  - Что же это такое?
  - Духи, конечно. Древние духи стихий, силы природы - ответила Ильзат, проверявшая в это время состояние Гильфиона вместе с Ормой. - Те маленькие и быстрые называются златокрылками, или минхе, а туманные - бьерме. Минхе - младшие божества, часто служат погонщиками других, менее разумных и диковатых духов.
  
  Изредка, прямо из воздуха появлялись бледные и яркие языки пламени. Одни стремительно уносились прочь по прямой или ломаной линии, но большинство языков медленно проплывало по воздуху, завихряясь ослепительными кудрями и меняя цвет.
  Чудовищная бледно-розовая капля, змеясь, медленно проплывала по воздуху. От задней её оконечности отрывались, не поспевая за "маткой", и тут же вливались обратно меньшие капли: одни - размером с легковой автомобиль, иные - с футбольный мяч.
  
  - Госпожа, а это что?
  
  Ильзат даже не обернулась к нему.
  
  - Эннут - жижец, дух дождей. Он только недавно народился. Наступит день - насобирает он облаков в тучи, прольётся ливнем до капли, и уйдёт под землю или в какое-нибудь озеро. За многие годы соберётся там по частям и снова возродится. А те огоньки - это сильфы, духи воздуха и небесного огня.
  
  Всё пространство от земли до небесных высей рассекалось редкими прозрачными плоскостями, точно Бог разделил здешний мир стеклянными перегородками на отдельные секции. Они становились, видимы только под определённым углом, а иногда исчезали вовсе. Иногда в них отражались участки местного ландшафта.
  Деревья здешних мест были в основе своей привычны - ели, иногда буки. Но были среди них и другие, причудливые и высокие, грозно возвышающиеся над хвойным лесом, словно сторожевые башни.
  За пару-тройку минут они пронеслись мимо десятка огромных строений, совсем не похожих на средневековые замковые постройки Европы, но зато точно повторяющие друг друга. И уж не было конца их счёту.
  Все двойники имели неправильную форму, но вся их асимметрия и неправильность дышала неизъяснимой гармонией. Они наминали слоистый торт, приготовленный неумелой кухаркой: каждый замок состоял из нагромождённых друг на друга слоёв крепостных стен несовпадающих по размеру и форме. Иногда край вышележащего "коржа" выступал за пределы нижнего и нависал высоко над землёй или вдавался в гору, но большинство вполне себе умещались в пределах нижележащего яруса-опоры. Всего Ивэн насчитал семь ярусов. Линии комплекса были скорее плавными, чем угловатыми.
  В массивной кладке стен и башен преобладал грязно-жёлтый и белый камень. Неравновысокие стены меганских двойников вздымались порой метров на тридцать вверх и венчались зубчато-шиповатой металлической кромкой. Основания шипов были собраны в единый слой, вмурованный в стену: один ряд их был направлен горизонтально, остальные под разными углами смотрели вниз.
  Некоторые башни, господствующие над стенами тоже объёжились тремя поясами тонких железных игл: двумя узкими и одним широким.
  Все замки-близнецы были размещены примерно на стометровом расстоянии один от другого. "Лапомобиль", как прозвал лимузин Ивэн, стремительно нёсся меж их нависающими стенами, то, въехав на горку, двигался вровень с верхними стеновыми проходами или площадками некоторых башен.
  Случайность нагромождения ярусов при внимательном рассмотрении оказалась иллюзией. Эта стопка была подчинена единому порядку: каждый вышележащий ярус, в той или иной степени, смещался в сторону некого центра "притяжения". На месте этого центра, в седьмом ярусе размещался примечательный архитектурный ансамбль. Он включал в себя площадь в форме пятилепесткового белого цветка с тёмными жилками; великолепный, то ли дворец, то ли собор из сине-зелёного стекла и ажурного железа, с овальным куполом; и три высоких чёрных башни-пики.
  Вкруг этого комплекса закручивались в спираль жиденькие слоистые облачка, гонимые серебрящимися и золотящимися стайками минхе. Из невидимых с такого расстояния окон или щелей башен изливался тяжёлый фосфоресцирующий туман, стекал по их стенам и, разряжаясь, расползался по площади.
  
  - Меган пока не признал тебя, - задумчиво сказала Ильзат. - Раз всё ещё держит всех нас в облаке иллюзий. Ты что-нибудь чувствуешь, Ивэн?
  
  Ивэн оторвался от окна, уселся поудобней и прислушался к ощущениям. Нет, ничего. Он чувствовал всё тот же покой и блаженство, что наполнили его с "приручением" Дьюлза. Возможно, это был обман чувств под влиянием этого мистических сил браслета.
  
  - Нет, моя госпожа, я ничего не ощущаю. Должно быть, он не обращает на меня внимания.
  - Это невозможно, Ивэн. Как только кто-то, даже мышь, пересекает границы Мегансы, замок тут же начинает пристально наблюдать за нарушителем. Похоже, что он пока не ощупывает тебя, или делает это незаметно. Однако посмотри, сколько он прислал сюда своих соглядатаев.
  
  Ильзат развела руками, обозначая пространство салона. Действительно, пока Ивэн изучал местные достопримечательности, в салоне появилось множество других минхе. Мельчайших, размером с пылинку. Они медленно, плавали в воздухе, как золотистый дым, или как маленькие блёстки в масле. Иногда этот дым сгущался и медленно клубился, но вскоре вновь разряжался.
  
  - Ладно, попробуем ускорить процесс знакомства, - фыркнула Ильзат. - Иначе мы тут до пришествия Йоморнла будем кататься. Ивэн, ты должен обратиться к Мегану лично и торжественно приветствовать его, вверить свою душу и судьбу его мощи. Язык не важен, у Мегана нет преград в понимании.
  - И что я должен сказать? - пролепетал Ивэн, и, приоткрыв рот, уставился на владычицу.
  - Подумать, а не сказать. Есть древний гимн Мирхатуса, посвященный Мегану, который уже давно не используется, но ты случай особый. Обычно замок либо принимает гостя, либо отвергает его, уничтожая, но с тобой он почему-то медлит. Возможно, он что-то подозревает, но наложенный на тебя небула ему помеха. Даже моё сопровождение его не убеждает, как и мой браслет. Короче, мысленно повторяй за мной.
  
  Ильзат взмахнула рукой, требуя внимания и готовности.
  
  "О, Мервелах, Омирах и Кхетатур,
  Силы свои завещаю я вам без условий.
  
  Мобех, Ассэм и Вальбатур,
  Башням и стенам - творениям вашим
  Душой трепеща, восхищаюсь.
  
  Визма, Экут, Паранэй и Ильвас
  Мыслей сплетенье моих я вам открываю без страха
  
  Всех кто творил неустанно Меган
  Векрой самим вдохновленный
  Путь указать я прошу сквозь туманы
  В рабство себя предлагая".
  
  Ивэн повторил за Ильзат каждую строчку немного корявого гимна. Должно быть, перевод с тех древних языков, подумал он.
  Что-то обожгло его внутри, в лёгких, как будто он сглотнул жар из печи, но тут же боль исчезла без остатка. Ивэн охнул и замер, прислушиваясь к ощущениям.
  
  - Что?! - нахмурившись, спросила Ильзат.
  
  Ивэн не ответил. Он ожидал. В его мозгу начал расти и распускаться фантастический цветок, или, пожалуй, морской анемон. Ивэн мысленно соприкоснулся с ним - на ощупь он был как холодный мокрый труп. Его лепестки-щупальца, дрожа и вытягиваясь, стали копошиться в памяти и образах прошлого. Ивэн возмутился такой бесцеремонности и шлёпнул эти щупальца. В ответ он мгновенно получил сильнейший удар всеомертвляющей стужи, от которого его выгнуло, в дугу. Нестерпимая боль тысячей ледяных спиц пронзила его. Ивэн, преодолевая страх и боль, думал только о выживании, но что он мог для этого сделать? Сознание его помутилось, разум угасал за ненадобность. Меган решил уничтожить его? Что ж тогда путь это будет быстро.
  Пробуждённое кризисом хозяина Подсознание выдало мощный каскад атакующих ударов. Стужа едва заметно ослабла, но лишь на мгновение. Ивэн ощутил, как иссякла поддержка Дьюлза - боль и стужа усилились мнократно.
  
  - Ивэн, не сопротивляйся! Иначе ты погиб! - закричала Ильзат. - Орма, помоги мне закрыть его!
  
  Ивэн не мог вымолвить не слова, он не мог не сопротивляться, так уже не "командовал парадом". Воля его убыла до ничтожества, сознание было поглощено бесконечно длящейся ледяной болью - он ничего не слышал и не видел. Время застыло, мысль остановилась. Самоё Подсознание вошло в апогей своей власти и независимо от своего суверена мобилизовывало силы, о которых не подозревал и сам Ивэн.
  
  - Именем Векры! Я, верховная жрица Его повелеваю - остановись! - оглушительными громовыми раскатами зазвучал вокруг голос Ильзат. - Ори иаль дюшасес, Десмект ар раххал! Цваи-клоц-таш-аамат!
  
  В единый миг ледяной ад прекратил своё пребывание в теле и духе Ивэна. В ушах стоял оглушительный хрустальный звон.
  Бия по щекам, Орма привела Ивэна в чувства. Он сел. На руке отчаянно запульсировал Дьюлз. Ивэн глянул на него - побледневший браслет жадно втягивал в себя его кровь. Через пару секунд Ивэн почувствовал невероятное облегчение, от его запястья вверх по руке заструилась упругая сила бодрости и блаженства. Ещё секунда, и Ивэн, как будто и не подвергался мощнейшему ментальному испытанию.
  
  - Он таки принял тебя! Не знаю, что стало последней каплей, но он принял! - Ильзат улыбалась, держа в своей холодной, как лёд руке руку Ивэна и смотрела в окно.
  Ивэн повернулся к нему же и ахнул. Вокруг происходило невероятное: сильные порывы ветра откуда-то несли струи бледно-сиреневого и лилового тумана. Соприкоснувшись с постройками замков-близнецов, ветер буквально стирал их, отдельные детали делал смазанными, сминал, словно лепщик пластилиновую поделку.
  Ещё секунда, другая... За окном разразилась чудовищная беззвучная буря. Она крушила все строения, превращая их в связанные глиной блоки, отдельные обтёсанные камни, тучи песка и пыли, раскручивала их в вихре и стремительно уносила прочь. Мимо окон лимузина проносились оконные рамы, целые куски некогда огромных дворцовых кровель, тучи битых стекол, верёвки, столы, мечи, чьи-то тела и даже гробы.
   Стихий такой силы Ивэн не видел даже по телевидению. Особенно поражало безмолвие этой грандиозной катастрофы.
  Лимузин остановился и стал боком к фронту бури. Ильзат и Орма вышли наружу. Ивэн, поддерживаемый Дьюлзом вышел тоже.
  Его обдувал лёгкий ветерок, но никак не демоническая буря, должная, будь она реальностью, просто унести его на окраину Земли, как мельчайшую пылинку. Но она не была реальностью. Это была поражающая воображение сила искусства небула.
  В к ним стремительно приближался циклопический ветровой фронт. Прозрачный, в основе, и немного искажающий виды позади, и совершенно непроницаемый внизу, клубящийся пылью и обломками. Секунд за десять эта ударная волна накрыла их, и на доли секунды Ивэн ощутил колоссальную магическую энергию этого масштабного обмана. Впрочем, эта силища не причинила ему вреда.
  Пред ним лежал новый мир. Мир без замков-двойников. Немного изменился горный рельеф, всё прочее осталось нетронутым: и стайки минхе, погоняющих бьерме, и деревья на склонах гор нисколько не пострадали от бури.
  
  - Я смотрю на это уже тысячи лет, но никогда не устаю, - улыбаясь, молвила владычица таури. - Вперёд! Путь открыт!
  
  Меган расположился в V-образном предгорье. Въезд в пределы первого яруса обозначали гигантские окованные воронёной сталью врата меж двух привратных башен. Башни имели форму усечённого конуса с высокими, метров в пять-шесть, щелевидными окнами, двумя поясами наискось пересекающими поверхность башен.
  С внезамковой стороны к вратам вёл красный каменный мост, переброшенный через ров. Шириной тот ров был метров в пятьдесят, с почти отвесными каменными стенками высотой метров в тридцать. На дне рва, словно расплавленный битум крупно волновалась чёрная вода.
  Мост оказался разводным. На центральной его опоре размещалась поворотная плита длиной метров в пятнадцать, вращающаяся вокруг центральной оси опоры. При разведении моста она разворачивалась перпендикулярно продольной оси.
  Впечатляет, хотя и излишне сложно для простой преграды, подумал Ивэн. Подъёмный мост был бы проще и надёжней.
  Наконец, они въехали под высокие стены первого яруса замка. Здесь не удалось увидеть ничего особенного - лимузин сновал по тоннелям и узким проходам с высокими стенами. Чувствовалось, что они поднимаются в гору.
  Следующие три яруса замка включали бесчисленное множество небольших каменных и деревянных домиков прилипших друг другу, а также несколько довольно внушительных теремов. Улицы здесь были просторней, чем в нижнем ярусе, хотя и узких было ещё вдоволь.
  Пятый и шестой ярус состояли из роскошных особняков с прилегающей территорией и маленькими аккуратными флигельками, очевидно для прислуги. По дороге попалась и парочка настоящих дворцов, а также впечатляющие постройки культового назначения, как решил Ивэн.
  Седьмой ярус был явно отведён исключительно под административные здания и ещё какие-то строения, назначения которых Ивэн не смог предугадать.
  
  - Площадь Мелфаноры. С прибытием в Меган, - сказала Ильзат, обращаясь к Ивэну. - Выходишь сразу за мной. Не забудь об учтивости, мой мальчик. Тебе не положено кланяться, так как ты мой раб. Все будут кланяться мне, поэтому ты не вправе принимать эти поклоны даже ответным кивком. Просто иди за мной и смотри под ноги.
  
  Лимузин остановился метрах в пяти от широчайшей лестницы, ведущей к громадному княжескому дворцу.
  Дворец имел плавные очертания, и, казалось, являл собой нечто живое, имеющее сотни глаз и отростков. Металлический каркас этого перекати-поля в своих причудливых растительных изгибах и завитках удерживал поблескивающие сине-зелёные стёкла.
  За дворцом высились три гигантские чёрные башни, источающие зеленоватый и лиловый туман.
  Дверцу автомобиля отворил подбежавший воин в металлических, но необычайно гибких доспехах. Лица его не было видно - оно было забрано.
  Ильзат, а затем и Ивэн ступили на багряную, с черным растительным узором по краю, ковровую дорожку. Вышли Орма и Поль. Ильзат гордо распрямилась и огляделась окрест. Её платье и плащ, проклеенные толстым слоем запёкшейся крови и плоти, даже не всколыхнулись, в потоках господствующего здесь ветерка.
  У лимузина, стоял вытянутый в линию отряд из дюжины воинов - по-видимому, княжеской стражи. Все стражи были точной копией того, кто отворил дверь авто перед меганской владычицей.
  По сторонам лестницы стояли не менее двух дюжин человекообразных фигур в черных, лиливо-чёрных и красных одеждах. На середине её, на первой ступени ожидали ещё двое. Один из них был ростом определённо выше двух метров и Ивэн узнал в нём некрокса. Он был похож на Нгатотера и Пеанора из Ордена Консурменции. Некрокс был облачён в чёрный балахон, с синим отливом. Его тяжёлые почти чёрного цвета руки держали массивный резной посох из белого материала, похоже, кости. Навершие посоха было выполнено в форме трехвитковой спирали и инкрустировано красными и фиолетовыми крупными камнями, поблескивающими в лучах солнца. Глубоко посаженные и сильно разведённые по сторонам лица глаза, казалось, горели, тусклым синим светом.
  Второй встречающий тоже был довольно рослым, но вполне по-человечески. Он и был человеком, когда-то. В его лице было что-то орлиное, оно излучало уверенность и силу и, в целом, было приятным. Главное, у него не было такого мрачного "грима", как у Ормы и Гильфиона. Кожа лица смотрелась живой и здоровой, как у Ильзат. Ивэн немного расслабился.
  Эти двое двинулись к Ильзат. Ивэн чувствовал, как колеблется его аура при их приближении, как от некрокса исходят невидимые, но ощутимо острые ледяные лучи, стремящиеся пронзить самоё его существо. На запястье трижды дёрнулся Дьюлз, и зондирующее излучение тёмного гиганта отдёрнулось.
  
  - Приветствуем тебя, моя госпожа, в земле твоей и твоей твердыне,- церемонно вымолвил высокий мужчина и низко поклонился. На вид ему было лет пятьдесят. Лицо его было приятным, хотя и хмурым. Некрокс повторил жест мужчины.
  - Приветствую и я тебя, магистр Циппиох, - церемонно ответила Ильзат, глядя на мужчину.- И тебя, магистр Озехэм, я тоже приветствую. Закончим с церемониями. В машине Гильфион. Он серьёзно пострадал от каллимертских одельёнов. Бха, сделай всё необходимое, чтобы спасти его анору.
  - Да, моя госпожа, - отозвался некрокс и сделал лёгкий поклон в её сторону. - Я займусь этим.
  
  Он громко щелкнул пальцами, указал страже на лимузин и, бросив на Ивэна короткий леденящий взгляд, тяжёлой походкой направился к машине.
  Ильзат двинулась по лестнице, принимая поклоны подданных. Ивэн поплёлся за ней. Взойдя на пару ступенек выше остальных, муафаль развернулась к ним.
  
  - Господа! Сейчас у нас есть важные дела, поэтому буду кратка: заседание Совета муафалей состоится сегодня ночью, но до того момента хочу представить вам своего нового эмпатье. - Ильзат подняла руку, и Ивэн подался вперёд, словно его дёрнули за поводок.
  
  Он почувствовал установившуюся нерушимую связь между ним и Ильзат. Дьюлз бешено пульсировал на запястье.
  
  - Ивэн Крэй, мой внучатый племянник, сын Оделии Орн, был выкуплен нами у Ордена Консурменции. Отныне, сей великий дар, послужит делу Сумерек и будет ценнейшим сокровищем Нарсгоны.
  
  Жребий брошен
  
  В роскошном полукруглом зале, построенном по типу невысокого амфитеатра, собрались главы таурианских кланов. Их набралось около сотни. Это были мужчины и женщины таури, в основном, молодые, реже зрелые и крайне редко старые. Истинный их возраст, разумеется, не соответствовал их внешнему облику. Очевидно, становиться таури в молодом возрасте было правилом.
  Лица, одежда, украшения и манеры таури свидетельствовали об их приверженности утончённому стилю, культу эстетизма. Объяснить эту склонность у бессмертных существ Ивэн не мог. По-видимому, эти кровопийцы внушили себе идею собственного превосходства, рафинированности. Хотя, например, грубоватые повадки Ормы, никак не вписывались в эту атмосферу мнимого совершенства.
  Циппиох и некрокс Бха отсутствовали на Совете. Как объяснила Ильзат, по причине того, что они не являются главами кланов. Кроме того, древний обычай запрещает без специального приглашения присутствовать в Совете магистрам. Всем, кроме великого магистра, разумеется.
  Ильзат же была самим воплощением царственности. Восседающая на широком резном табурете с Х-образно перекрещенными ножками, она излучала беспредельную всеподчиняющую волю. Табурет был установлен на небольшом возвышении в центре зала, указывая на то, что Ильзат, среди равных здесь, первая. Она покоилась на своём сидении неподвижно, словно мраморная статуя на постаменте.
  Великолепное платье из ультрамаринового шелка, с корсетом и очень широкой юбкой, распласталось по полу спереди. Белоснежная длинная шея владычицы была увита нитями бус из крупного и среднего жемчуга, а плечи её были соблазнительно полуобнажены. Чернющие волосы вампирессы были утянуты в "хвост", пропущены сквозь ажурный украшенный брильянтами каркас и подняты на высоту кулака, откуда четырьмя тёмными потоками струились вниз. Главу венчал черный блестящий полуобруч с единственным зубцом спереди, украшенным рубиновым ромбом в серебряной оправе, утопленной в обруче. На её правое плечо был наброшен багряного цвета плащ из тяжелой парчи, расшитой золотистыми нитями. Руки были скрыты от взоров длинными, наползающими на пясть рукавами.
  Ивэн сидел на ступень ниже владычицы на незатейливом табурете и немного в стороне. На магистерском возвышении был ещё один человек. Он сидел на собственных голенях, поверх толстого шелкового матраца, справа от ног Ильзат. Этот юноша, облаченный в чёрный, под горло кожаный комбинезон, был любимым из многих, как оказалось, эмпатье Ильзат. Глаза его были завязаны плотной шелковой повязкой алого цвета.
  Это было крайне неприятное, на вкус Ивэна, зрелище. Что-то вроде вечеринки в стиле "садо-мазо". Как позже ему станет известно, публично демонстрировать своих лучших рабов остальным были вправе только сильнейшие.
  Вскоре Ивэн был торжественно представлен и, как и обещала Ильзат, объявлен Великим Даром и Сокровищем Нарсгоны, а также её эмпатье. Когда же Ильзат объявила Ивэна супреатом Танатос и Акопос, и потребовала от Совета муафалей признать его права, некоторые попросили слова.
  
  - Да, сэр Джаред! Ты хотел что-то сказать?! - молвила Ильзат.
  - С твоего позволения, фйорм-муафаль, - сказал сэр Джаред, встав со скамьи и легко поклонившись. - Я согласен с тем, что сей юноша бесценное сокровище Нарсгоны и всей таурианской расы. Никто здесь не станет подвергать сомнению и твою мудрость, владычица. Однако же, я скромно полагал, что его статус не будет выше положения твоего эмпатье или предмета исследований монселара Бхадрау Озехэма. Объясни нам, для чего зеот, даже не чедль, должен носить столь высокий титул? Что скажут благородные тэули Акопоса и Танатоса, когда узнают, что дитя Жизни - их второй после тебя повелитель; что они должны склонять головы, и чтить его словно пред ними сам патер патронус? Я искреннее не понимаю мотивов такого возвышения? Объясни же нам.
  - Спасибо, что дал мне возможность объясниться с Советом, - холодным властным тоном начала Ильзат. - Видишь ли, сэр Джаред Орсби, уже давно ни для кого не секрет, что двор опутали мелкие интриги, которым я решительно намерена положить конец. Совсем скоро Нарсгоне предстоят тяжелейшие испытания, и я вовсе не намерена отвлекаться на тех, кто предпочитает вязь дворцовых козней участию в боях. Сегодня мне доложили печальные известия о том, что практически уничтожен афинский силентиум, а парижский существенно пострадал.
  
  По залу пронеслась волна шепотков. Ильзат замолчала, призывая к вниманию. Когда стихийное обсуждение стихло, она продолжила.
  
  - Нам ясно, что война с Орденом Жизнесияния близка, как никогда. И исход этой войны не очевиден. Каллимертов стало, в последнее время, слишком много. Никто не знает, сколько одельёнов у них в арсенале. Нюкты, тэули и их слуги гибнут ежедневно - не мне вам об этом напоминать. Ныне в тяжелом состоянии находится епископ франкфурсткий и наш собрат, Гильфион, подвергшийся вместе со мной нападению каллимертов. Пустячная для тэули травма, нанесённая одельёном, вышвырнула его на грань небытия.
  Нам также не приходится рассчитывать на помощь Ордена Консурменции. Это касается и большинство суверенных таурианских кланов, которые порой ненавидят Нарсгону и проклинают наше тщание привести всех таури к порядку и закону, ибо они мыслят себя свободным племенем.
  Так вот, возможно этот мальчишка - наш единственный шанс на сохранение расы. И я намерена застраховать его жизнь даже на случай моей гибели. Это, если у кого-то возникнет соблазн устранить его. Убийца или похититель супреата клана будет до конца своих дней преследоваться тэули Акопоса и Танатоса. За простого же эмпатье мстить должно только мне самой.
  Нападение, которому мы подверглись на пути из Клё в Меган не было случайностью. Надеюсь, что это не было следствием предательства, ибо кара за такой проступок жутка.
  Есть ещё один мотив подтянуть Ивэна Крея к положению благородного тэули - я намерена дать ему надлежащую школу нарсгонского воинского воспитания и магии. В качестве эмпатье он не будет сочтён достойным этой чести ни одним наставником в Мегане.
  - Да, но, моя госпожа, - парировал сэр Джаред, - зачем смертному все эти знания? Он всё равно не сможет освоить и малой их доли, не будучи хотя бы чедлем.
  - Кто знает, мой дорогой Орсби, - со снисходительной улыбкой ответила Ильзат, - возможно, пройдет несколько лет и я решу подарить ему шанс консурменции.
  
  Зал ахнул. Ильзат взяла паузу для того, чтобы клановые вожди могли вдоволь наобсуждаться.
  
  - Могу ли я спросить, великая муафаль? - раздался звонкий девичий голос с верхних скамей амфитеатра.
  
  Ильзат и присутствующие обернулись.
  
  - Афроника?! Что ты делаешь здесь, на Совете? - холодно спросила Ильзат, недовольно подняв бровь.
  - Моя сестра и госпожа, муафаль Орма, не может присутствовать на Совете. Нарсгонский епископ Парижа обязан быть на месте катастрофы, в силентиуме, - бойко ответила девушка, лет двадцати на вид. - Как супреат клана Ангья я представляю её в Совете.
  - Понятно. Что ты хотела спросить, девочка? - не снимая маски досады, спросила Ильзат.
  - Правильно ли я понимаю, фйорм-муафаль, что Ивэн Крей, возможно, займет одну из воинских или административных должностей в Нарсгоне, а когда-нибудь, не исключено, примет магистерское достоинство.
  
  Совет в гробовом молчании буравил свою владычицу сотней пар глаз. Тихо, понуждая внимательно себя слушать, но твёрдо и с лёгкой улыбкой она ответила:
  
  - Если он будет столь же успешен в магии и в воинском искусстве, как ты, то определённо - нет.
  
  Зал грохнул от хохота. Афроника стала вдвое бледней, чем была и закусила губу. Лишь лёгкая усмешка отметилась на лице сэра Джареда и мгновенно его покинула. Ивэн осознал, что это его личные недруги. По крайней мере, пока. Причины были не важны, важно - он их знал в лицо. И уважал, так как они не побоялись снять маски прилюдно. Куда опаснее были те, кто, сидя в этом зале её не снял. А такие точно должны были быть.
  
  - Если серьёзно, - продолжила Пурпурная княгиня, - то я ровным счётом не нахожу оснований препятствовать карьере кого бы то ни было; того, кто преуспевает в науке или ратном деле.
  Не хочу никого выделять в фавориты, так как это может быть опасно для самого любимца. Но я также не хочу, и "задвигать" кого-то, кто не нравится отдельным кланам и дворцовым партиям, о которых, кстати, я превосходно осведомлена уже не одну сотню лет, о чём не раз говорила. Отсюда, Вы все можете заключить, что и Ивэн Крей, как личность, а в будущем, возможно, и один из нас, имеет равные со всеми шансы стать тем, кем будет способен стать. Если он окажется, бездарен, то вполне обойдётся титулом супреата двух кланов, которые будут его холить, аки дитя. Если же боги будут благоволить ему, то может он окажется более полезным делу Нарсгоны нежели полезен сейчас.
  Пока же обсуждение будущего статуса Ивэна считаю неуместным.
  
  Члены Совета одобрительно загудели и закивали головами.
  
  - Полагаю, можем голосовать, - утвердительно сказала Ильзат. - Кто признает за Ивэном Креем его права супреата Акопоса и Танатоса?
  
  Со скамей встали все присутствующие до единого, включая сэра Орсби и Афронику.
  
  - Превосходно, - сказала Ильзат, запустив пальцы в длинные, слегка вьющиеся волосы своего любимца. - Есть ли у кого ещё вопросы, требующие Совета муафалей?!
  - Если позволит муафаль, - подал голос, среднего роста, сухощавый мужчина, лет тридцати пяти в черном сюртуке из плотного шелка со стоячим воротом "под горло".
  
  Ильзат с тревогой глянула на него, не отрываясь от своего любимца, впрочем.
  
  - Монселар?! - холодно отозвалась она. - Разве тебе здесь место?
  - Твоя милость, я нарушил традицию и явился на Совет, будучи членом магистрата, хоть я и муафаль своего клана. Однако я еще и шеф Рейдмейстерства и был обязан находиться здесь по долгу службы.
  - Совершенно не вижу в этом нужды, магистр, - холодно ответила Ильзат. - Исполнительные органы Ордена и его высшие должностные лица для того и удалены от муафалей, чтобы не влиять на их мнение. Твой муафальский титул роли не играет. Так что ты хотел сказать нам, раз уж ты здесь?
  - У меня есть приглашение муафаля клана Длани Маашташа - это меня оправдывает - и всего два коротких вопроса.
  - Глава клана должен был уведомить меня об этом, ну, да пусть уж будет как есть. Итак, какие вопросы, Франц? - с нетерпением сказала владычица.
  - Первый вопрос касается наших боевых потерь. Мы отчаянно нуждаемся в рекрутах. Я обращаюсь к благородным муафалям с просьбой направить своих людей для пополнения Отрядов Сумерек и рейд-дивизиона Нарсгоны. Необходимые квоты будут в письменном виде переданы каждому из вас по окончании Совета.
  Второй вопрос касается наших проблем с Черной Звездой. Этот негодяй распространил манифест "О Свободе Охоты" и объявил себя благородным вождём, грохштомом "свободных охотников". У Рейдмейстерства есть сведения о том, что некоторые нюкты и даже тэули не просто сочувствуют бандиту, но и оказывают ему поддержку - дают средства и приют. Часть его банды уничтожена бригадами рейд-дивизиона, часть захвачены и доставлены в Меган, но главарь до сих пор на свободе. Я требую оказывать всем рейдмейстерам самую активную помощь в поимке бандита.
  - Что ж мы услышали тебя, монселар, - ответила Ильзат, явно ждавшая от него чего-то худшего и потому зримо успокоившаяся. - Однако я недовольна, Франциск.
  - Чем же, моя госпожа? - бесстрастным голосом спросил шеф Рейдмейстерства.
  - Многим. Во-первых, работой твоих рейд-бригад, во-вторых, тем, что ты поднимаешь на Совете вопросы, касающиеся компетенции Высокого Магистрата. В конце концов, и о потерях бойцов Сумерек должен докладывать шеф Ставки капитанов, а не ты, и опять же - магистрату, а не Совету муафалей. Но с этим мы разберёмся позже. Нам ясны твои просьбы и требования. Что касается Черной Звезды, я также требую безоговорочной поддержки Рейдмейстерства. Ещё вопросы?
  - Фйорм-муафаль, могу ли я просить о помиловании члена моего клана? - спросил мужчина средних лет с далёкой верхней скамьи.
  - О ком и о чём речь? - спросила Ильзат, не поднимая глаз, увлекшись ласканием своего эмпатье. Она рассчитывала провести Совет в более короткие сроки, и его затягивание начинало её раздражать.
  - Речь о моём верном слуге и соратнике из клана Армаза, который устроил охоту на территории другого клана, по крайней необходимости, - продолжал муафаль. - Члены этого клана напали на него, и он, защищаясь, был вынужден уничтожить двух воинов Аноры, моя госпожа. Его схватили, и муафаль их клана - досточтимый Аргонас - приговорил его к коннорге, а местный епископ, честнейший Гильфион Франкфуртский утвердил этот приговор. Я подал прошение о повторном рассмотрении в Епископат и получил ответ, что, де, сие есть нарушение порядка обжалования - мол, раз епископ не усмотрел нарушений в судопроизводстве и превышения меры наказания, значит, приговор был законным. Я нижайше прошу сохранить анору и душу моего слуги, ибо действовал он по обстоятельствам. Он честный и преданный воин Нарсгоны уже более двухсот лет, фйорм-муафаль.
  - Я не вижу причин вмешиваться в епископское уложение, дорогой Ильмир, - со вздохом ответила Ильзат. - Ведь я сама его и утверждала. Однако, памятуя слова монселара Франца де Ольёна о потерях Нарсгоны, не имею намерения приумножать их. Я дам шанс вашему слуге. Его дело будет рассмотрено в Высоком Магистрате, как высшем суде Нарсгоны, хотя он только для муафалей. В качестве штрафа вы будете обязаны предложить серьёзную компенсацию истцу. Кроме того, я налагаю ограничение на оправдательный приговор - ваш соратник проведёт не менее десяти лет в Силентиум Эвум, а затем искупит своё преступление в отрядах Сумерек, а не на службе у вас.
  
  Зал охнул.
  
  - Великий Векра! Силентиум Эвум?! Это может быть похуже небытия, твоя милость! - воскликнул ходатай.
  - Тебе решать, Ильмир, - холодно ответила Ильзат. - Прошение должно быть подано в магистрат не позднее ближайшего полудня. Такова моя воля. Еще что-нибудь?!.. Отлично! Благодарю всех за ваше внимание и усердие в делах Сумерек.
  Совет был закрыт.
  
  После Совета Ильзат препоручила Ивэна своей любимице и эмпатье Люксоне. Люксона имела совершенно ангельскую внешность и ангельский же характер. Как и Ивэн она была живым человеком, очутившимся волей случая в обществе упырей. Кроткая и ненавязчивая она предложила свои услуги гида - Ивэну надо было найти его личные покои. За ними увязался Поль, как всегда весёлый и слегка перевозбуждённый.
   Ивэну были отведены личные покои в северном крыле дворца, называемого Унн-Шабралахат.
  Дворец был построен, очевидно, для гигантов - и объём помещений, и коридорные расстояния в нём подавляли.
  Через добрую четверть часа они достигли покоев Ивэна. Это были четыре огромные комнаты, драпированные белыми, красными, пурпурными тканями, обставленные необычайно красивой и, очевидно, страшно дорогой мебелью. Холл и гостиная не имели окон. В них лежали толстенные ковры, на полу стояли высокие, в человеческий рост, вазы, высоко над головой горели масляные лампы и свечи.
  Спальня имела форму кругового сектора. Массивное резное ложе (кроватью назвать это было нельзя) укрывалось под балдахином с тяжёлыми завесами из лилового шёлка. Комната имела гигантские окна с бледными сине-зелёными стеклами, вставленными в промежутки ажурного металлического каркаса, заполнявшего пространство внутри оконной рамы.
  К Ивэну, по приказу Циппиоха, приставили двух слуг - людей, к его вящей радости. Это был мужчина лет двадцати пяти и хлопотливая полноватая женщина немного за тридцать. Оба они были на редкость немногословны. Вели себя словно напуганные, послушно и быстро выполняли все несложные просьбы Ивэна.
  Молодого человека звали Мареш, женщину - Таша. Мареш был определён в камердинеры Ивэна, а Таша была обязана накрывать на стол, убирать покои и заниматься многими другими хозяйственными хлопотами господина.
  Ивэн обратил внимание, что Мареш носил металлический браслет, отдалённо напоминающий Дьюлз, только не столь тонкой работы и без инкрустаций. У Таши браслета не было.
  Ивэн получил привычную в этих местах одежонку, времён средневековья, но, как оказалось, весьма удобную. Мода кровопийц, мягко говоря, отставала от времени. Просторные хлопковые или шелковые рубахи с дутыми или обтягивающими рукавами, сюртуки и камзолы, кожаные штаны и жакеты - всё это напоминало какой-то нелепый карнавал. Однако Ивэн быстро привык к этим причудам.
  Одно обстоятельство сильно озадачило Ивэна - в покоях порхало огромное количество минхе.
  Завихряясь серебристой метелью они вились вокруг него. Духи явно проявляли повышенный интерес к Ивэну, почти игнорируя остальных. Правда, Поля они явно сторонились, отхлынув густой серебристой волной при его появлении.
  
  - Они бывают крайне назойливы, - с улыбкой сказала Люксона. - И часто кусаются по ночам. В спальне должен быть аэрозоль отпугивающий минхе.
  - Почему их так много здесь? - спросил Ивэн.
  - Здесь, в Мегане, средоточие эфира и ветра, - ответил Поль. - Лучшее место для них. Их, правда, полно и среди людей, только никто их не видит.
  - Ты хочешь сказать - они были всегда рядом со мной?
  - Ну да. Минхе - одни из самых распространённых духов. Кстати, если ты их видишь вот так, без подготовки - это ненормально. Среди людей есть экстрасенсы и медиумы, которые также могут видеть астральных, эфирных существ, но они прилагают недюжинные усилия для этого.
  - Что ты хочешь сказать?
  - Я хочу сказать, что даже мне и таури приходится включать особое зрение и тратить некоторые силы на то, чтобы видеть духов, поля и эфирные потоки. Тебе они доступны из-за этого гадёныша! - с плотоядной улыбкой сказал фрель, тыча пальцем в браслет на запястье Ивэна.
  - О! Дьюлз! - воскликнул Ивэн.
  - Вот именно. Ты очень крепкий парень, коль так долго его носишь не приглушая, - тихо, словно что-то внушая, сказал фрель. - Он ведь пьёт твою кровь и вытягивает из тебя духовные силы, взамен на особые способности и блаженство. Такого как ты он должен высушить за полтора-двое суток.
  - Да, мне Ильзат говорила, чтобы я не злоупотреблял Дьюлзом, - морща лоб, ответил Ивэн.
  - Ага. Только она, конечно, забыла, что львиная доля высасываемого попадает к ней, как твоему эмпату. Приглуши этого паразита! - сказал Поль. - Если хочешь - давай я это сделаю.
  - Нет! - неожиданно вмешалась Люксона-ангелочек. - Пусть это сделает сам Ивэн. Поль, ты итак уже провинился перед госпожой, зачем же ты пытаешься ещё вбить клин между ней и Ивэном? Ты ведёшь себя как ревнивый мальчишка!
  - И это мне, семидесятипятилетнему старцу, говорит тэульская кукла, которой нет и двадцати, - скривился в недоброй улыбке Поликсис - Ты так отчаянно защищаешь своего эмпата? Что это может значить? Преданность рабыни? Или нечто большее?
  
  Люксона пристально посмотрела на Поликсиса и опустила глаза.
  
  - Как говорил мой наставник - фрели в эмоциональном плане не отличаются от подростков и остаются таковыми навсегда, - учительским тоном парировала Люксона. - По-моему, он был слишком вежлив - фрели и умом не очень удались.
  
  Поль закусил губу, и, окатил Люксону злым холодным взглядом.
  
  - Дурак, твой наставник, - тихо сказал он, стараясь скрыть досаду. - Мэтр Аффолиан говорит, что мало кто может превзойти фреля в понимании духа.
  - Мой учитель не дурак, Поль! - прикрикнула Люксона и покрылась румянцем, который её здорово красил. - А мэтр Аффолиан имел в виду фрелей типа себя, а не взбалмошных юнцов, как ты. Хотя таких как он и нет больше.
  - Хватит! - крикнул Ивэн и чуть погодя, тихо добавил, - оставьте меня одного. Я устал. Пожалуйста.
  
  Поль с нескрываемым возмущением зыркнул на Ивэна, перевёл взгляд на Люксону, и явно сдерживая какие-то слова, почти выбежал из комнаты. Минхе, что вились вокруг Ивэна серебристой пургой, в мгновение ока разлетелись кто куда.
  
  - Вообще-то, Поль, прав, - тихо сказала Люксона. - Браслет сушит тебя, тебе нужно его приглушить. Я удивляюсь, как ты стоишь на ногах. К нему надо ещё привыкнуть.
  - Я на самом деле устал, - ответил Ивэн. - От дороги, Совета и всего что происходит в последнее время. И хотел бы поспать немного.
  - Я понимаю, - ответила Люксона и повернулась, чтобы уйти.
  - Погоди, Люксона! Как приглушить Дьюлза?
  - Множеством способов. Например, мысленно прикажи ему, упоминая его имя. Может не получиться, поскольку у тебя ещё не было практики сосредоточения. У звена, где крепится ремешок, есть тонкий потайной шнурок с такой серебряной капелькой на конце. Возьмись за неё и потяни. Браслет расслабится во всех смыслах. Это считается грубостью по отношению к гемармиллам, но тебе, как неопытному, простится. А вообще, учись управлять им мысленно, это может пригодиться, когда ты не сможешь задействовать руки. Ну ладно, я пойду, пожалуй.
  - Спасибо тебе, - сказал Ивэн, разглядывая её тонкую бледную шею и отливающие платиной, распущенные волосы. - До встречи.
  
  Поймав этот взгляд, Люксона опустила глаза.
  
  - Как тут говорят, нерушимого тебе покоя, - тихо сказала она и с легким поклоном удалилась.
  
  Ивэн проводил взглядом её хрупкую удаляющуюся фигуру. Эта девчонка ему определённо нравилась.
  Он вдруг вспомнил про Карину и Терну, оставшихся в Клё. В душе его ледяные кристаллы тоски и боли зазвенели и затрещали, омываясь пузырящимся кипятком гнева. Не успел дух его воспламениться, как Ивэн физически ощутил сильный ледяной поток, гасящий это его кипение, опустошающую волну чьего-то влияния. Он не мог объяснить, откуда он знает источник этой эфирной стужи. Но он знал.
  
  Новые знакомства
  
  Ильзат уже на следующий день по приезду вызвала Ивэна к себе и познакомила с капитаном меганской стражи Афиурном. Он также возглавлял Ставку капитанов Сумерек, то есть был в замке и Нарсгоне большой шишкой.
  Он имел довольно суровый вид воина, в чём-то схожий с Гильфионом. Тэули на вид лет тридцати-тридцати трёх, довольно крепкого телосложения, высокий, с короткими черными волосами и пронзительным взглядом карих глаз.
  Ильзат приказала ему назначить Ивэну отдельного наставника по боевым искусствам, притом одного из лучших, а присутствующему там же Циппиоху велела совместно с Бха подыскать подходящую кандидатуру учителя магии.
  Афиурн уже к вечеру прислал к Ивэну лейтенанта Артемаса в качестве учителя боя. Занятия проходили либо в одном из пустующих залов в северной части Шабралахата, либо в одном из четырёх его внутренних дворов. Артемас велел Ивэну каждый день выбирать разные клинки и мечи и размахивать ими как будет угодно не менее трёх-четырёх часов в день. Лезвия мечей были заглушены специальными предохранителями, чтобы Ивэн ненароком не оттяпал себе руку или ногу. Чем сложнее и заковыристей движения, сказал Артемас, тем лучше и быстрее ты поймёшь поведение оружия и привыкнешь к его весу. Поначалу Артемас был весьма серьёзен, даже суров, особенно, на занятиях, но день за днём становился всё ироничнее, смешливее и непосредственней. Он нравился Ивэну, хотя и выматывал его по полнейшего изнеможения. В Артемасе не было той натужности, с которой, обращались к нему дворцовые обитатели.
  Впрочем, встречи с этими обитателями были редкостью. Циппиох поначалу проведывал Ивэна раз в два дня, а после полностью препоручил его Артемасу. Когда у Артемаса наступало время принять караул по замку, Ивэн мог видеть Афиурна и других тэули-офицеров, которые издали коротко и сухо приветствовали его кивком. Ивэн немного надувался от такой сухости: он ведь, как-никак, теперь супреат клана, почти муафаль, потомок древнего рода магов и жрецов. Потом, конечно, внутренне смеялся над собой.
  От Бха раз в неделю приходили два человека, один из которых был врачом. Он брал небольшое количество крови из вены Ивэна, кланялся и удалялся. Сам Бха ни разу не почтил Ивэна своим визитом, и не вызывал его к себе. Основная миссия Ивэна выполнялась так вот незатейливо.
  Почти каждый вечер он виделся с Люксоной, которая нравилась ему всё больше и больше. Она терпеливо отвечала на все его вопросы, но вскоре стало очевидно, что она и сама знает не очень много. Только самые основы, в которые её посвятили для общего представления. Учить серьёзно её никто не собирался, и она очень печалилась этому.
  Она пользовалась расположением Бха и, когда у него было хорошее настроение, он допускал её в княжескую библиотеку. Люксону живо интересовала история мира магии и, особенно, история Нежизни, Нарсгоны и Меганского замка. Но, будучи самоучкой, она пока слабо владела письменным роминассэ, на котором, в основном, были написаны древние свитки и книги, поэтому читала медленно, как по слогам. Язык некроксов был, по её утверждению, крайне сложным. К тому же, жаловалась она, регистры библиотеки были так запутаны, что отыскание требуемого было непростой задачей. Просить же помощи у Бха она не решалась. Она его побаивалась, хотя Ильзат и убеждала её в незлобивости жутковатого на вид некрокса. Ивэн также помнил этот испытующий взгляд и лучи-щупальца, направленные к нему некромагом при первой их встрече.
  Люксона много рассказала Ивэну о Стихиях Жизни и Смерти, о предвечных духах, незримо наполняющих мир, о нелюдях, обитающих не только в людских сказках и фантазиях.
  Ивэн слушал её, открыв рот, а когда она заканчивала и собиралась восвояси на него обрушивалась волна самых трепетных чувств к этой красивой девчонке. Её изящные манеры и кротость не были похожи на нагловатые повадки одноклассников и одноклассниц Ивэна из школы во Франкфурте или даже в Сьевле.
  Поиски преподавателя магии оказались куда хлопотней. В городе все свободные от службы маги отказывались браться за обучение молодого человека под предлогом того, что они уже наняты состоятельными меганскими тэули и нюктами.
  Прошло три недели, а учитель так и не был найден.
  
  - Чую, что это бойкот, - задумчиво проговорила Ильзат.
  - Очень возможно, моя госпожа, - ответил Циппиох. - Очень многие муафали и тэули недовольны тем, что человек был поднят практически на их уровень достоинства. Ведь даже чедли не получают уроков некромагии. Да и их хозяева не особенно к ним стремятся. Традиции сильны.
  - Ты мне это рассказываешь? - изогнув бровь, сказала Ильзат.
  - Прости мою дерзость, - сказал Циппиох, склонив голову.
  - Вот что: передай Бха, что если он в течение суток не отыщет свободного мага, - Ильзат не мигая, вперилась взглядом в магистра, - то образованием Ивэна займётся он сам. Такова моя воля.
  
  Уже вечером того же дня Ивэна везли вниз по Мегану, на встречу с его наставником. По словам Люксоны он был известным в своё время колдуном, давно отошедшим от публичных дел, считавшийся в Мегане отшельником и выжившим из ума чудаком. Звали его - Хамзуфаил Гурга.
  Бескожее существо, напоминающее крысу, только величиной с лошадь и, с почти, "под корень" обрезанным хвостом несло его коляску по улицам Мегана с головокружительной быстротой. Правил Мареш.
  Промчавшись добрые четыре мили по зигзагам Верхнего Мегана, они, наконец, прибыли в какие-то трущобы в третьем ярусе. Домишки здесь были худые, не выше двух этажей и плотно теснились по сторонам прямых и волнистых здешних улиц. Их каменные фундаменты ещё стояли крепко хоть и покрылись мхом и плесенью, а вот деревянные опоры и балки уже изрядно раструхлявились. Уже было довольно темно, пустые улицы в этом районе освещались едва видимым светом каких-то палочек, закреплённых у входа некоторых домов.
  Мареш притормозил, напряженно вглядываясь в сгущающуюся темноту. Возможно, таури и не нуждались в свете, но Мареш был человеком и уже едва мог различать очертания домов. Послышались частые цокающие шаги. Кто-то двигался им навстречу, кряхтя и фыркая. Возникли неясные очертания. Это было существо, размером с крупную собаку, но передвигающееся на двух ногах.
  - Эй, уважаемый, - окликнул существо Мареш. - Подскажите, где здесь дом досточтимого Хамзуфаила Гурги?
  - А?! Что?! - захрипел грубый и низкий голос. - О! Шабралахатская коляска?! Да узнаю. Да вы важные шишки я смотрю!
  - Это вас не касается, уважаемый, - с несвойственной властностью отреагировал Мареш. Здесь, в меганском гетто, даже дворцовый слуга-зеот чувствовал себя господином.
  - Ну-ну, вы парни, наверное, забываете, где находитесь, - голос существа сквозил сарказмом и недружелюбием. - Я не слуга вам, мясцо.
  
  Ивэн постарался рассмотреть существо, которое подошло вплотную к коляске. Пахнуло гнилой капустой и нечистотами. Мареш, повозившись, достал и включил электрический фонарик, который почему-то не использовал раньше. Ивэн даже разозлился на него, но промолчал.
  Луч электрического света высветил уродливое создание, в точности представлявшее собой уменьшенную копию Зарга и Азлема, погибших при нападении каллимертов.
  Эти существа назывались анзубусы, как уже было известно Ивэну от Люксоны. Анзубусы обладали огромной силой, скоростью и особым астральным чутьём; и имели три размерные группы: малые, большие и гигантские анзубусы.
  Этот относился к малым и имел только одну пару лап-рук. Однако, мощь даже самых некрупных из них, согласно уверениям Люксоны, была ужасающа в сравнении с людской силой. Анзубусы обычно исполняли роль стражей при влиятельных особах. Двух больших анзубусов Ивэн видел по сторонам дверей покоев Ильзат, когда бывал там по её приказу. Но Люксона говорила, что их довольно много в Мегане. Их и других тварей "шьют" на заказ особые мастера-некроманты, называемые кукольниками. Некоторые анзубусы иногда остаются без присмотра или отпускаются своими хозяевами ввиду старости или болезни. Анзубусы не бессмертны, но живут лет по двести, а лучшие творения самых искусных кукольников - до трёхсот лет. Характер анзубуса зависит от того, чей дух в него поместили при "сшивании".
  Монстр даже не моргнул, когда его высветил фонарь Мареша. Он полураскрыл пасть и тяжело "задышал" (на самом деле, так анзубусы активируют мускулярный аппарат), очевидно, ему было несладко. Это был древний анзубус, лет под двести. Мыщцы его были черны, как битум и где-то уже полопались отдельные их волокна. Да, он был стар, и его натужные движения также подтверждали это. Передние лапы, полморды и весь торс церниморта покрывали крупные грязно-белые "пушистые" пятна с рваными краями. Признаки неумолимой гнили.
  Мареш быстро оглядел лапы и шею твари и нигде не увидел ни браслета, ни ошейника. Анзубус был отпущен и теперь за него никто не отвечает. Это было серьёзно. Мареш затрясся от страха, и это не могло остаться незамеченным сверхчувствительной тварью. Анзубус одним ударом лапы сбросил его с козел. Убить парня ему не удалось, толи он сам растягивал охотничью игру, толи окаменелые старые мышцы не могли дать уже достаточной силы. Мареш упал на уличную брусчатку и, оглушенный, застыл.
   Ивэна подбросило вверх от неожиданности. Анзубус жутковато и тихо расхохотался.
  
  - Я буду рвать тебя медленно, тэульский щеночек, - сказало чудище.
  
  Его нижняя челюсть дрожала и ходила ходуном, как это бывает у стариков с неврологическими расстройствами. Тварь вскочила на подножку коляски, та не устояла под этим тяжелым куском мумифицированного мяса и стала заваливаться на бок. Пронзительной болью отозвался на запястье Дьюлз.
  
  "Ты должен приказать мне, - зазвучало в голове у Ивэна. - Прикажи".
  
  - Что?! - крикнул Ивэн, падая вместе с коляской на анзубуса. Чудище на мгновение уставилось на Ивэна.
  
  "Я не могу сказать, что, - радировал Дьюлз. - Ты решаешь и приказываешь".
  
  Коляска упала на анзубуса вместе с Ивэном. Монстр в бешенстве ударил в неё задними лапами и та, отлетела в сторону, как щепка, увлекая за собой Ивэна, не отпускавшего ни на миг её боковых поручней. Да уж, силища этих тварей вызывала благоговейный трепет.
  Совершенно не умея управлять своим телом в таких ситуациях, Ивэн шмякнулся на коляску, больно натыкаясь на её выступающие детали. Дикий страх, который вызывал монстр, не давал ему вспомнить о боли, поохать и постонать. Ивэн бросил взгляд в сторону чудища и начал быстро вставать. Анзубус уже стоял рядом и ждал, пока добыча очухается. Ему было забавно. Он перебирал длинными, в два с половиной дюйма, кинжаловидными когтями, прокручивая в своём мрачном сознании сцены потрошения.
  В следующее мгновение произошло то, чего гадина не ожидала - бесхвостая "крысолошадь", смирно до сих пор стоявшая, невзирая на возню сзади, резко подпрыгнула и, развернувшись в воздухе, схватила анзубуса поперек тулова своими огромными челюстями. Мощь этого прыжка с разворотом была такова, что тонкие пружинистые оглобли из черного древоподобного материала с треском лопнули и обломались, обнажив серо-желтую сердцевину.
  Под давлением мощных челюстей тело анзубуса заскрипело и захрустело как семь кож. Однако сила его была все же огромна, несмотря на старость и поразившую его гниль. Он с трудом, дрожа от напряжения, но все же разжал челюсти крысолошади и отскочил в сторону. Взбешенный такой развязкой он удивительно тонко заверещал:
  
  - Тебе не жить, насекомое! Я сожру тебя медленно, начиная с ног! Ты увидишь месиво собственных кишок!.. - исступленно визжал анзубус, закрыв глаза и тряся мордой.
  
  Ивэн повторно отдал приказ Дьюлзу.
   "Сдерживай его до тех пор, пока я не скажу", - мысленно диктовал он гемармиллу.
  "Да, господин", - отозвался браслет-вампир.
  
  Анзубус, потрескивая железными мускулами, начал метаться из стороны в сторону, клацая челюстями и мотая уродливой головой. Крысолошадь преградила путь беснующейся твари. Анзубус внезапно успокоился и молниеносно атаковал её...
  
  Ивэну было чем заняться. Он подбежал к лежащему на брусчатке Марешу. Тот был без сознания. Ивэн поднял фонарик валявшийся неподалёку. Затем приподнял парня и, с чертыханием взвалив его на спину, поволок подальше от места схватки жутких тварей.
  
  - Помогите! - закричал он.
  
  Дома казались мертвыми.
  
  - Помогите! - крикнул он ещё раз.
  
  Вероятно, дома были пусты. Лучше бы так и было. Ивэн представил, как из чернеющих глазниц-окон этих развалин смотрят любопытные смеющиеся глаза. Глаза нелюдей. Мороз стягивающей болезненной волной пронёсся по коже.
  
  "Боже, на что я рассчитываю?" - подумал Ивэн, обледеневая. Он вообразил, кто может отозваться на его призыв.
  
  Он рванул вперёд. Позади слышались звуки ожесточённой схватки. Жуткий хруст, царапанье и визг когтей по брусчатке.
  
  Вскоре Дьюлз сообщил, что они отошли на слишком большое расстояние и скоро он не сможет контролировать "крысолошадь".
  
  - Хорошо, - начал говорить вслух запыхавшийся Ивэн. - Ты можешь замаскировать или спрятать нас?
  
  "Анзубусы отлично видят сквозь маски и туманы. По крайней мере, мой туман точно не помешает ему видеть".
  
  Через минуту вдали послышался хруст ломающихся костей, металлическое звяканье, потом злобный рык и скрежет зубов.
  
  "Наш боец проиграл, - сообщил Дьюлз".
  
  - Чёрт! - Ивэна окатила свежая волна страха.
  
  Он потащил Мареша что есть сил, хотя это, все одно, было очень медленное бегство. Ничего другого в голову ему не приходило. Они удались всего метров на сто пятьдесят от коляски. Дома здесь были совсем покосившиеся и грозили завалиться: кто на соседа, кто на мостовую. Светящиеся палочки-гнилушки здесь, были у местных домовладельцев в большем почёте и светили довольно сносно.
  Вдруг послышался какой-то странный хруст и лёгкие, чуть слышные посвисты. Каким-то шестым чувством, которое известно каждому из нас Ивэн ощутил присутствие... Это было что-то огромное, несокрушимое как гора и могучее как море. И оно стояло прямо перед ними.
  Ивэн застыл, боясь дышать, и призвал Дьюлз. Вампир не ответил, он был словно в коме.
  Крупные капли пота покрыли лицо Ивэна. Он закрыл на мгновение и снова разомкнул глаза, силясь успокоиться. Превозмогая страх, он начал разгибаться и поднимать голову. Мареш застонал, и его носильщик-спасатель, застыл, чуть не обделавшись от неожиданности.
  Перед глазами Ивэна предстали колоссальные когтистые лапы. Он резко воздел голову. В десяти метрах от него стоял худющий, как велосипед, пёс... высотой со слона. Точнее это был практически скелет пса, обтянутый грязно-белой шкурой с короткой, как трёхдневная щетина и редкой шерстью. Строением тела пёс походил на добермана, который сам по себе не отличается массивностью.
  Кожа и целые лески щетинок зверюги тускло фосфоресцировали в темноте, как и белки глаз. На груди нечётко обозначилось темное пятно, формой напоминающее кирку. Пасть была лишена губ, острые зубы обнажились в жутковатой улыбке. От чудища веяло таким холодом, тоской и отчаяньем, что даже страх Ивэна истончился и бесследно исчез.
  Пёс, немного наклонив набок голову и переминая передними лапами, с любопытством рассматривал Ивэна с Марешем на спине, своими непропорционально огромными, как у какого-нибудь долгопята, глазами. Ивэну стало дурно, ноги подкосились, он перестал чувствовать собственное тело.
  Даже без магического видения, которое раньше давал ему ныне оглушённый Дьюлз, он видел, как тело монструозной собаки обтекает могучая магия. Полужидкая, едва видимая ледяная аура скорби, словно слизь, кусками сползала по бокам и лапам монстра и тяжёлыми шмотками беззвучно падала на брусчатку. Но этим страшные чудесы не заканчивались. Эта слизь и сам воздух вокруг пса пели какие-то жуткие шипящие и "кха-кающие" гимны, шептали, стенали и приглушённо вопили десятками голосов.
  Мареш простонал ещё раз и сполз наземь со спины хозяина. Пёс осторожно вытянул шею и поводил носом, словно принюхиваясь к ним.
  Где-то позади, послышались частые удары лап о каменную мостовую, визг когтей, стремительно несущегося к ним разъярённого анзубуса. Мчась по улице, он тявкал и кашлял, как кашляют собаки.
  Ивэн уже совершенно ничего не боялся. В присутствии гигантского пса он испытывал лишь смертельную тоску и обречённо ждал приговора Судьбы.
  
  - Ну, погоди же, насекомое, - загудел анзубус совсем близко, жутковато порыкивая. - Я с каждой косточки срежу всё твоё мясо. С живого!
  
  Ивэн медленно повернулся в его сторону и равнодушно воззрился на стремительно приближающуюся тварь. Послышался визг когтей. То затормозил анзубус, увидев, наконец, пса, спокойно стоящего посреди улицы.
  
  - Ух-ты, ё-моё!... - голос анзубуса выражал крайнее изумление. Человек или нелюдь, чья душа послужила наполнением тела анзубуса, был не лишён пусть и грубого чувства юмора. Скорость твари была столь велика, что торможение перевернуло его, и он кубарем пролетел последние метров десять, остановившись в считанных метрах от лап пса.
  
  Пёс вытянул шею и так же, поводил носом, изучая монстра. Тело пса коротко, в доли секунды, сотрясла мелкая дрожь.
  
  - Не-е-е...- нервно улыбнувшись, проблеял чем-то взволнованный анзубус и, закрываясь от пса, занёс мускулистую лапу - Не надо этого делать, ваше высокопревосходительство. Я ж просто пошутил. Балуюсь тут от скуки, ваше высокостепенство. Не взыщите с болвана.
  
  "Собачка" издала низкий звук, напоминающий глубокий выдох и с шумом втянула воздух ноздрями. Сию секунду вокруг тела анзубуса появилось синеватое сияние, словно из пор его тела вышел светящийся пар. Струи этого пара устремились к ноздрям пса и исчезли в их чёрных провалах.
  Монстр так пронзительно и жутко завизжал, что не будь у Ивэна такой тоски и апатии он бы, наверное, тоже закричал от ужаса. Казалось, окружающие горы должны были впитать в себя этот вопль всеми своими трещинами.
  Анзубус развернулся и пробуксовывая всеми четырьмя лапами, спотыкаясь, вяло поскакал прочь от жуткой зверюги. Его большая голова безвольно болталась из стороны в сторону, словно шея была сломана.
  Пёс не тронулся с места, продолжая смотреть на уже перешедшего на тяжёлый шаг анзубуса. Он опять вздрогнул и втянул ноздрями воздух. Метрах в пятидесяти коротко вспыхнула бледным сиянием коренастая фигура, и снова синеватый, тускло светящийся пар струями устремился к ноздрям пса. В темноте послышались звуки падения тела.
  Ивэн глянул на собаку, пёс ответил, скосив на него глаза, шумно вздохнул и затрусил к тому месту, где упала жертва.
  Через пару секунд фосфоресцирующая громада достигла тела анзубуса. Послышался едва слышный хриплый стон:
  
  - Прошу вас, не надо. А-а-а!
  
  Затем раздался хруст костей, звук глотания и воцарилась оглушительная тишина. Пёс обернулся, коротко глянул на Ивэна, затем отвернулся и потрусил дальше, бросая бледные отсветы на окружающие дома. Вскоре его фосфоресцирующий силуэт исчез. Где-то вдалеке завыли собачьи или волчьи голоса. Ивэн не был уверен, что они принадлежат зверям.
  
  - О-о-очень интересно, - раздался хриплый, задыхающийся голос рядом. - Ну, очень интересно! Кто же ты такой, Ивэн Крэй?
  
  В пяти шагах от Ивэна стоял здоровенный худой старик с фонарём, классической колдовской внешности. У него было вытянутое лицо, покрытое целыми каскадами морщин-складок, нос его был длинный как у цапли и прижат к лицу, так, что из-за него были видны только уголки рта. Как же он ест-то, подумал Ивэн.
  Седая козлиная недлинная борода, глубоко посаженные глаза. Несмотря на то, что дед горбился, рост его едва ли не был выше двух метров. Бросались в глаза его руки с длиннющими пальцами. Они были одеты в тканые перчатки, чёрные с серебристой вышивкой. Перчаточные пальцы были обрезаны на размер крайней фаланги - ногти и подушечки пальцев были оголены.
  Тщедушный торс, руки и ноги его были туго замотаны огромным количеством плотной алой ткани, в виде неширокой ленты, словно перебинтованы. Поверх всего этого хитросплетения был небрежно навит, наподобие тоги, широкий кусок такой же алой ткани с черной окантовкой. На голове деда красовался твёрдый, по-видимому, из фетра, колпак в форме груши изогнутой вперёд.
  
  - Гурга? - заикаясь, спросил Ивэн.
  - Для тебя - эрфангуар Хамзуфаил Гурга, невоспитанный мальчишка. А ты принц Ивэн, я же не ошибся? - прохрипел Гурга.
  - Да, - сдавленно ответил, ещё полуоцепенелый парень.
  - Ступай за мной!
  - Но мне нужно...
  - Я не собираюсь его волочь. Тащи его сам, если он тебе так дорог. А по мне так бросил бы ты его. Его и без тебя здесь подберут. Гы-гы-гы!
  
  Старик затрясся в хриплом смехе, переходящем в почти собачий лай. Продолжая трястись, он развернулся и пошёл по улице.
  Ивэн снова взвалил Мареша на себя и потащился за колдуном. Они прошли метров двести, Ивэн сильно отстал и шёл на свет фонаря Гурги. Тот пару раз окликнул его, поторапливая.
  Фонарь Мареша потух и не отзывался на энергичные встряхивания, которыми Ивэн пытался вернуть его к жизни.
  - Чёртов дед, хоть бы помог немного, - пыхтел Ивэн.
  
  Внезапно очнулся Дьюлз. Он затрепетал на запястье и начал вкачивать в Ивэна бодрящую силу. Ивэн легко подхватил свою ношу и припустил быстрым шагом. Фонарь исчез из виду - улицы опять освещались одними гнилушками. Благо луна ещё давала хоть какой-то свет. Через пару минут Ивэн достиг перекрёстка. Огляделся: слева, метрах в тридцати ожидал Гурга, что-то ворча про себя.
  Вскоре они достигли двухэтажного старого дома стоявшего особняком от остальных. По сути это был крайний дом, за ним открывалась небольшая мощеная площадь, на которой были нагромождены здоровые деревянные ящики. Что располагалось дальше, мешала узнать темнота. Здесь сразу стал ощутимее чувствоваться ветер. Свободное пространство за домом было для него, как луг для игривого жеребца.
  Особняк был огорожен забором высотой в человеческий рост, негусто оплетённым каким-то вьющимся колючим растением. Гурга побряцал ключами и открыл калитку.
  От калитки к массивной двери дома вела грубо выложенная камнем короткая дорожка. Справа от неё дворик зарос высокой травой, которая уже пожухла и неаккуратно спуталась. С левой стороны от калитки рос куст, в два человеческих роста с прямыми, как спицы ветвями, на вид острыми и крепкими. Листвы на нём было не много, а в глубине кроны чернели гроздья блестящих ягод.
  
  - К нему не подходи, - сказал, уже открывший дверь дома колдун, заметивший, как Ивэн рассматривает растение. - Есть уже один контуженный. Хватит. Давай, заходи уже.
  
  Старик нырнул в недра своей обители. Да, дом действительно очень старый, но ветхим не выглядит. Ивэн поблагодарил судьбу, что здесь не было высокого крыльца, и направился к входу, волоча бесчувственного Мареша.
  Утроба жилища Гурги была мрачновата и пребывала в жутком беспорядке. Освещалось помещение пятью масляными лампами.
  Перед ним открывался обширный холл с массивным столом посередине. Поверхность стола была погребена под толстым слоем бумаг и лоскутов пергамента, кроме них на нём покоились предметы неопределенного назначения из металла, дерева, камня и стекла. Некоторые бумаги и книги лежали на полу.
   Слева от входа стояла древняя на вид козетка с кучей книг. Ивэн смахнул книги на пол и уложил Мареша. Молодой человек был без сознания, но его внешний тревоги не вызывал. На лбу запеклась приличная кровяная бляшка, в остальном же Мареш выглядел невредимым. Ивэн проверил пульс и дыхание, ощупал руки и ноги - норма. Он огляделся вокруг.
  Стены холла справа были оштукатурены, слева - голые, каменные на глиняной связке. На многочисленных настенных крючьях висели какие-то шнуры, трубки, цепи. Три тяжеленных шкафа, разместившиеся по стенам были наполнены предметами в соответствии с их назначением, которое определил хозяин: в одном стояли книги, во втором множество пустой лабораторной посуды, разноразмерные каменные ступки с пестами, а в третьем - склянки и трубочки с сотнями различных субстанций.
   Хозяина нигде не было видно. Лишь из бокового входа, ведущего, очевидно, в коридор или комнату раздавалось какое-то шуршание и шепот.
  Рядом со столом стоял штатив с насестом, на котором восседало странное крылатое существо, вперившееся в Ивэна огромными белыми глазами с малюсенькими черными точками вместо зрачков. Тварь имела тело размером с мартышку, покрытое серебристо-серыми пёрышками-волосками, сквозь которые отчетливо проглядывалось чернеющее тело. Оно держалось на насесте шестью толстыми щупальцами вместо задних лап, имело длинный голый хвост и кожистые крылья. Голова напоминала шакалью с длинными острыми ушами и была абсолютно голой, бесшерстой. Тело зверюги зримо обтекал, словно марево, и потрескивал воздух.
  Достаточно сегодня диковин, подумал Ивэн, и не стал проходить вглубь холла, чтобы не спровоцировать странное создание. Кто знает, какими способностями оно обладает.
  Внезапно в холл влетел Гурга неся в охапку какие-то небольшие книжицы.
  
  - Так. Времени у меня на тебя немного, - буркнул он, бросив кучу инкунабул на стол. - Давай к делу.
  - Сначала нужно оказать помощь моему слуге, - сказал Ивэн, напустив на себя господскую важность.
  
  Гурга отмахнулся, скривив лицо.
  
  - С ним всё в порядке. Я и так вижу.
  - Надо сообщить в Шабралахат о том, что здесь случилось.
  - Ну, всё бы я на твоём месте рассказывать не стал. Вы наделали столько шума, что и без всяких донесений сюда явится местный караул. Точнее уже явился.
  
  В этот самый момент за дверьми послышались шаги, затем брань и проклятья. В дверь забарабанили.
  
  - Гы-гы-гы. Кто-то напоролся таки на волчатник, - затрясся хохотом колдун. - От-крыто!!!
  
  Дверь резко распахнулась и гулко ударила в стену. В холл ввалились трое вооруженных таури. Старшей у них была девчонка, лет семнадцати на вид.
  
  - Гурга! Ты что же, старый чёрт, так запустил двор? Один из моих нарвался на твой волчатник, - рявкнула она, разглядывая Ивэна. - Кто такой?
  - Ивэн Крей, - зло улыбаясь, ответил за Ивэна маг. - Супреат Акопоса и Танатоса, великий Дар Нарсгоны.
  
  Девица недобро глянула на Ивэна, но сделала лёгкий поклон головой в знак приветствия и уважения титулованной особы.
  
  - Сержант Вудль. Это ваша коляска там разбита? - спросила она, обращаясь к Ивэну.
  - Моя, сержант. Мы подверглись нападению...
  - На господина Крея напал анзубус, но я ему помог,- перебил его Гурга.
  - И где он?
  - Кто знает? Он скрылся. Вот - пострадал слуга его благородия.
  
  Ивэн открыл рот от удивления. Гурга не давал ему вставить слова, честно говоря, Ивэн и не смог бы, так как язык его онемел. Очевидно - чары.
  
  - Понятно, - буркнул сержант. - Я доложу шефу караула. Мы отловим вашего приятеля... Я так понимаю, господину Крею потребуется новая коляска, чтобы вернуться в... Где вы пребываете в Мегане?
  - Его благородие живут в Шабралахате. Я же тебе сказал сержант, кто такой господин Крей.
  
  Вудль удивлённо приподняла брови.
  
  - Я человек службы, Хамзуф, такие детали мне не интересны. О новом супреате Акопоса и Танатоса знают, конечно, все в Мегане, но "где, с кем и зачем" он живет, знают только те, кто бывает в седьмом ярусе и вращается при дворе. Мне там делать практически нечего... Яно, отошли вестового в Ставку!
  
  Один из воинов караула поклонился и вышел из дома.
  Гурга явно нервничал.
  
  - Что-нибудь ещё, сержант? Тогда прошу покинуть мой дом. У нас с господином Крэем есть дела.
  
  Вудль глянула на колдуна исподлобья.
  
  - Что-то ты подозрительно торопишься меня выпроводить, старый кукольник. Ох, и не люблю я вас, книжников, за ваше высокомерие. Живёте тут у нас, под нашей защитой, а ведёте себя здесь как хозяева. Не знай, я тебя полста лет, и не будь ты сумасшедшим стариком, вышибла тебе дух за дерзость.
  
  Лицо Гурги покраснело под цвет его одеяний, он распрямился и навис над сержантом. Ростом он и впрямь был выше двух метров. Ивэн "открыл" магическое видение. Глаза мага пылали зеленоватым огнём. Вокруг него сгустился воздух, и что-то незримое и душное ворвалось в холл из боковых комнат, разогнав стайки вездесущих минхе.
  
  - Ты идиотка, Вудль! Я тебе этого не говорил?! - загудел голос старого мага, словно он говорил в большой медный чан. - Ты знакома со мной полвека - это верно, и никогда не выказывала мне уважения, а я это терпел. Но знай ты меня всерьёз, ты бы никогда не позволила себе так говорить со мной. Я не только искусный кукольник, если хочешь знать. Я одним движением мысли мог бы скрутить тебя в такую жалкую фигуру, что и дюжина магов не раскрутила бы. Одним только шёпотом я мог бы заморозить твою жалкую душонку. А что касаемо Мегана, то мы, книжники, и есть истинные его хозяева, как наследники Мирхатуса. Магами был заложен и выстроен Меган, жалкая ты кровопивица! В-о-о-н отсюда, пока я не надумал с тобой разделаться!
  
  С последними словами колдуна вокруг Вудль образовалась бледная жидкая тень. Как пыльная завеса она лениво клубилась вокруг караульного сержанта. Вудль и её стражник одновременно, с недоступной восприятию скоростью, обнажили клинки и угрожающе выставили их в сторону мага. Широко раскрытые глаза Вудль бешено вращались, озирая, окружившую её враждебную тень.
  
  - Ты совсем сдурел, колдун?! Это нападение на караул! - зарычала Вудль.
  - Пока ещё не нападение, - преисполненный ярости, прошипел Гурга. - Убери меч - ты все равно не успеешь меня ударить, Вудль. Убирайся из моего дома сейчас же и тогда тебе не придётся ни о чём жалеть. Я никому не позволю так с собой обращаться. В-о-о-н!
  - Что здесь происходит? - раздался голос со стороны входа.
  
  В дверном проёме стоял никто иной, как сэр Джаред. Ивэн помнил этого утончённого господина с внешностью юнца и глазами библейского старца, выступавшего в Совете муафалей. Это он возражал против обучения Ивэна магии и пожалования ему титула.
  Орсби был одет в тесный, наглухо застёгнутый чёрный сюртук из тонкой бархатистой ткани, длинный, до щиколоток. На шее небрежной вытянутой петлёй висел серебристый длинный шарф, на лацкан сюртука был выведен ворот белоснежной сорочки, нагрудный карман проткнула серебряная булавка с то ли цветком, то ли пауком.
  Он вопросительно посмотрел на сержанта и стражника. Те поклонились ему, он кивнул в знак того, что принял их поклон.
  
  - Ваше превосходительство, вы сами видите - этот колдун напал на меня, - затараторила Вудль, оставаясь в полукольце тени.
  - Да, сержант, я вижу. Что же вы, уважаемый Хамзуфаил, так себя ведёте? - спокойно сказал Орсби, проходя в холл. - Вы же учёный человек. Зачем так себя срамить?!
  
  Гурга молчал. Похоже, всё это было для него полной неожиданностью.
  
  - Сержант оскорбил моего эрфангуара, господин Орсби, - выпалил Ивэн.
  
  Орсби резко развернулся к парню.
  
  - О, господин Крей, и вы здесь? - вскинул брови Орсби. - Не ожидал Вас здесь увидеть.
  
  Ивэн уловил явную фальшь в тоне сэра Джареда. Чувствовалось, что появление этого господина неслучайно.
  
  - Вы говорите, что уважаемый мастер Гурга - ваш учитель? - осведомился муафаль. - А я слышал, что вам никак не могут найти наставника?
  - Я только сегодня с ним познакомился, - сухо ответил Ивэн.
  - Вот как. Н-да, жаль, что так вышло, после того, как вам с таким трудом отыскали наставника, - вздохнул Орсби.
  - О чём вы, сэр? - встревожился Ивэн.
  - Знаете, по законам Мегана, да и Нарсгоны нападение на караул - тяжкое преступление, - Ивэну показалось, что глаза Орсби улыбаются. - Вашему эрфангуару грозит суд Нарсгоны.
  - Я не являюсь членом Нарсгоны, тэули, - прохрипел Гурга. - Здесь я - житель Мегана, древнего мирхатусского града и подсуден только его правителям и по его законам.
  
  Орсби покривился.
  
  - Меганом правит Нарсгона, старик.
  - Фактически так. Но по закону владыкой Мегана является верховный жрец Векры или наместник моргаула, а житель Мегана подлежит только духовному суду. Ныне этим жрецом является фйорм-муафаль Ильзат и именно она наняла меня. И, кстати, дала мне эгиду Мервелаха.
  - Что-о?! - Орсби уставился на Гургу широко распахнутыми глазами. - Она дала тебе эгиду, которой никто не получал уже сотни лет?!
  - Да, у меня есть священная эгида, - ласково поворковал Гурга, явно довольный, тем, что досадил тэули. - Если вы хотите меня обвинить в нападении - обратитесь к жреческой коллегии Мегана и подателю эгиды.
  
  Он достал из складок своей тоги бронзовый медальон на длинной цепочке. На аверсе было изображено оскаленное лицо некрокса в зубчатом венце.
  
  - Что происходит в Нарсгоне? - тихо и с досадой вымолвил Орсби.
  
  Он медленно повернулся к Ивэну.
  
  - Кто же вы такой, господин Крэй?
  
  Парень недоумённо уставился на тэули. Глаза кровопийцы разрезала вертикальная щель, казалось, он надвинулся на Ивэна, хотя не сделал ни шагу. Ивэн почувствовал его ментальное прикосновение - леденящее, острое и неглубокое.
  
  - Боюсь, его превосходительство, наш хладнокровный протектор Британии, - ехидно усмехнулся Гурга, - сам на грани серьёзного преступления.
  
  Аура Орсби отдёрнулась. Лицо упыря выглядело немного растерянным.
  
  - Это позор... - тихо сказал он. - Инцидент исчерпан. Сержант, вам тоже, здесь больше нечего делать.
  
  Он развернулся и вышел в темноту улицы. Немного помешкав вышла, зло кипя Вудль, а следом, её подчинённый.
  
  - Ну-с, вечер сегодня выдался щедрым на события, - покрякивая от удовольствия, заявил Гурга. - Эй, Гуль! Ты где там, дорогая?! Поставь-ка нам с моим учеником чаю и что-нибудь поесть. Я жутко проголодался от всего этого.
  
  Странно разводя и сводя руки, колдун "сматывал" наведённую им жуткую тень в небольшую черную петлю. Из коридора послышалось шарканье и кашель. Загремела посуда.
  
  - Это моя служанка. Она нема и служит мне уже лет тридцать, - сказал маг. - Пока она готовит, я спрошу у тебя кое-что.
  
  Быть колдуном
  
  - Ты намерен заниматься магией или просто хочешь знать о ней?
  
  Ивэн задумался. Конечно, стать колдуном было заманчиво, ведь это обещало недюжинные возможности. С другой стороны, Ивэн подозревал, что за обладание этими знаниями может последовать немалая плата. Однако выбор был невелик: чтобы выжить в мире этих странных существ, нужно было обладать не менее странными способностями. Ивэн видел скорость и силу вампиров и их противников. Он мог представить свою участь, случись с ним неприятность ввязаться в схватку с таким противником. Если среди таких воинов у него будут враги, никаких шансов на выживание быть не может. А враги, похоже, у него были.
  Гурга явно охладил пыл девчонки-сержанта, значит, магия что-то да значила.
  
  - Я бы сначала хотел начать понимать, как устроен ваш мир, - сказал Ивэн. - Потом станет ясно, буду ли я магом. И...
  - Это ясно и сейчас, - перебил его чародей. - Не будешь. Ты совершенно не создан для этого. Но твой выбор меня более чем устраивает. Несмотря на оказанные почести после семидесяти лет забвения и неплохую оплату мне не особенно охота возиться с тобой. Я не вижу в тебе ничего особенного, хотя меня и удивляет то, что происходит рядом с тобой. Ты - центр притяжения внимания, но сам по себе фигура наислабейшая. Как пешка, решающая важный эпизод партии.
  
  Ивэн вскипел не на шутку. Он и сам догадывался о своём марионеточном положении, но слышать это от старика, который, по словам Люксоны был многими забыт, и еще большим числом откровенно презираем, было невыносимо.
  
  - Вы грубы, господин забытый всеми, одряхлевший колдун, - взвился он. - Вы сами-то способны кого-то чему-то научить? Есть чему учить-то?
  
  На лице Гургу появились признаки того же раздражения, которые Ивэн наблюдал в стычке с Вудль. Колдун ещё не смотал тень полностью. Он снова распрямил спину и угрожающе двинулся на Ивэна. Дьюлз часто запульсировал и стал вливать силу неимоверными порциями. Страсти не успев потухнуть, разгорались вновь. Ивэн почувствовал утомление от перенасыщенного событиями вечера.
  
  - Говорите ничего во мне нет! - с вызовом в голосе продолжал Ивэн. - Но меня ведь даже тот пёс не тронул, что сожрал анзубуса! Вот вам моя особенная сила!
  
  Гурга оцепенел и уставился на мальчишку, открыв рот. Потом он потряс головой из стороны в сторону, словно стряхивал оцепенение.
  
  - Наглец. Ничьей силы из известных мне магов, - тихо сказал он. - Не хватило бы на этого пса. Значит, мне всё-таки не почудилось. А я уж подумал, что сошёл с ума.
  
  Он явно успокоился, от его угрожающего вида не осталось и следа. Он отошёл и присел на массивный табурет рядом со столом.
  
  - Хорошо, - выдохнул он. - Я буду тебя учить, но поблажек от меня не жди. Это будет жесткая подготовка. Думаю, что может быть какой-нибудь колдунишка из тебя да выйдет. Я дам тебе знания, но ты должен помнить главное: во всяком деле, чтобы быть кем-то нужно не знать, а уметь.
  
  Он встал и взял со стола чистый лист бумаги.
  
  - Я кое-что хочу вдолбить тебе с самого начала, мой ученик, - усмехнувшись, сказал Гурга. - Подойди.
  
  Ивэн, всё ещё бурлящий гневом, попросил успокоения. Дьюлз мгновенно его дал. Парень подошёл к столу и пристально посмотрел на колдуна. Тот, кивнул ему на лист, взял что-то вроде палочки для письма и немного дрожащей старческой рукой начертал символ.
  
  
  
  
  - Что это за знак? - спросил Ивэн.
  
  - Древний символ белланской школы магии под названием "кахо". Ему более десяти тысяч лет. Ты знаешь, чем отличается искусство от науки и ремесла?
  
  Ивэн вопросительно уставился на мага.
  
  - Ремесло - это умение делать; делать руками, ногами, головой. Чем угодно. Наука - знание. Знание того, как делать, чтобы делаемое не было простым ремеслом, топорной работой. Правая опора - "хо", означает ремесло, умение; левая - "амнос", науку, знание. А перекладина символизирует искусство, "эймэ". Я дам тебе левую опору и, немного, помогу возвести правую. Но перекладину ты должен будешь установить сам.
  
  - Тут чего-то недостаёт, учитель, - задумчиво сказал Ивэн, глядя на кахо.
  
  Маг внимательно разглядывал лицо Ивэна и улыбался, выставляя напоказ свои удивительно крупные и белые зубы.
  
  - Может и впрямь из тебя выйдет что-то путное, - тихо пробормотал он. - Действительно, не достаёт. Третьей опоры.
  
  Он прочертил вертикальную линию посередине.
  
  
  - Символ "као", той же школы, только более поздний.
  - И что же означает эта третья опора?
  - Гы-гы-гы! Ты ведь сам сказал, что чего-то не достаёт, вот и скажи, что это такое?
  - Но я почувствовал на уровне интуиции, я не знаю что это. Не знаю.
  - Гы-гых! Никто не знает. Это древнейшая загадка. Белланский мудрец Аргох, которого мы будем не раз с тобой вспоминать, сказал: "Если кахо - это искусство, то као - это совершенство". Многие мудрецы пытались трактовать эту третью опору как дух мастера, или как божественную силу, гармонию, музыку души. Но всё это не более, чем красивые эпитеты третьей опоры. В современной традиции её принято называть "итман", то есть "дар". В некоторых поздних манускриптах можно прочесть, что якобы Аргох был вдохновлён самим Гептоном Великим, богом разума, душевного порядка.
  
  Прервав их мудрствования, в комнату ввалилась толстая старуха, разодетая, словно капуста, во множество кофточек и юбок. Несмотря на вполне осязаемый возраст, она была обладательницей гладкого румяного лица и довольно сильных рук. Об их силе свидетельствовал огромный поднос с большой чашей варёного картофеля, здоровенным блюдом жареного мяса и медным кувшином с водой или вином, наверное.
  
  - О, Гуль, ну наконец-то! Приведи-ка в чувство вот того мальчишку, - приказал Гурга, указывая на Мареша, который уже долго оставался в тени событий. - У тебя это хорошо выходит. А ты, отойди от стола, ученичёк.
  
  Ивэн отпрянул от стола, а Гурга стал выхватывать из воздуха и мять что-то невидимое. Магическое видение у Ивэна ещё не было приглушено, но он не видел ничего. Только минхе закружились весёлым вихрем вокруг чародея. Скоро их стало так много, что, казалось, колдун стоит в центре снежной бури. Струями и вихрями устремились к столу духи, подняли в воздух книги, бумаги, пергаменты и начали растаскивать их по полкам. В мгновение ока поверхность стола почти опустела - на нём лишь сиротливо стоял подсвечник. Гуль поставила поднос и, смешно переваливаясь, потопала к козетке у входа, к Марешу.
  
  Минут через пять Хамзуфаил Гурга, Ивэн и Мареш сидели за столом. Мареш, приведённый старухой в чувство неизвестным Ивэну способом, никак не мог понять, что произошло. Но Ивэн не стал ему ничего объяснять, сказал только, что Гурга помог справиться с анзубусом. Ни про пса, ни про Орсби он рассказывать не стал.
  Мареш отказывался садиться за стол с господами, видимо, меганская традиция не допускала и мысли, чтобы раб мог есть с хозяином за одним столом. Однако, Гурга, который хотел есть, рявкнул на парня так, что тот и думать забыл перечить. Уселся на табурет полубоком, бросая короткие взгляды на яства, но боялся притрагиваться к пище, чем создавал обстановку крайней неловкости. Гурга ещё раз рявкнул, чем окончательно выветрил из Мареша "бедного родственника".
  Ивэн только сейчас понял, как сильно проголодался. Очевидно, череда событий, происшедшая в столь короткое время, вытянула из него много сил. Ивэна поразил аппетит старого мага. Тот ел с жадностью, много и при этом громко чавкал, облизывал губы и пальцы.
  Через полчаса Гурга, отвалившись от стола, закурил большую кривую трубку. Он велел Марешу убираться в кухню, к Гуль и спросить, не нужна ли ей помощь. Мареш, лучащийся благодарностью, скрылся в указанном Гургой коридоре.
  
  - Итак, - сказал он, густо пыхнув трубкой. - С чего бы мне начать?
  - С начала, я думаю, - предложил Ивэн. - Я уже знаю о Стихиях Жизни и Смерти, ну и так, вообще кое-что...
  - Говорить такое - обнаружить глупость, - твёрдо, но без издёвки, заявил колдун, поцокивая языком. - Никто не знает про это достаточно, чтобы просто сказать "знаю". Левая опора твоего кахо упала и придавила тебя, надменного зазнайку. Но ты подсказал мне идею, как начать тебя обучать. Начнём с мифологии и расставим по полочкам все существа, не встречающиеся в известном человеку мире, но вполне обычные, тем не менее. Всё, что я расскажу о происхождении и устройстве мира, лишь ненадёжный взгляд на то, что могло быть и есть на самом деле. Это просто очень старая легенда.
  Итак, во времена, которые не помнит никто из живущих, Земля была пуста и безжизненна. Так случилось, что астральный мир - Фоа, и материальный мир Ка, получили связь друг с другом в этой части Вселенной. Никто не знает, имеются ли во Вселенной подобные проходы ещё. Посредником между мирами стала особая ткань, среда и фактически новый мир - эфир. Вскоре множество духов, имеющие особую связь с эфиром появились в мире Земли. Здесь они соткали себе полуплоть и наполнили все уголки Земли. Эта полуплоть, в эпоху человечества, была названа метаплазмой и будет часто тебе встречаться в книгах. Запомни это.
  Великое множество духов стихий, или глэма, как верно их называть, управляли веществами и силами мира и были они единственными разумными существами в нём.
  Многие духи безучастно созерцали мир, познавая его устройство, и размышляли о том, кто же создал его, другие же наслаждались играми с силой и субстанциями. Были и те, кто мало задумывался о происхождении мира и грезил новым, более совершенным всеобщим домом.
  Среди этих духов фантазии был и тот, что дальше всех ушел в своих помыслах и делах. Он смешивал различные вещества, прилагал к ним силу стихий и получал удивительные плоды. Многие из его творений росли, вбирая в себя окружающие их вещества, некоторые самостоятельно перемещались. Затем они научились сами отыскивать наиболее нужные вещества и силы, необходимые им для роста. Так возникла самая простая и неразумная жизнь, названная Темной Жизнью.
  Тогда их покровитель, мечтательный и созидательный дух, воодушевленный своим открытием дал этим существам особый дар - дар порождения себе подобных. За многие тысячелетия он создал, и другие виды живых существ и всех одаривал свойством самопорождения. Дух-создатель известен нам как Полекта, или Мать Жизни.
  Все эти века существа вбирали в себя субстанции мира, а их число стало столь огромно, что многие духи обратили внимание на них.
  Большинство духов забавлялись с существами Полекты и не придавали им особого значения. Были и те, кто завидовал фантазии и успеху Полекты. А нашлись и те, кто роптал на прожорливость и вездесущесть его тварей. Прошло еще много тысяч лет, и мир наполнился громадным числом тварей и более никто не радовался им, кроме Полекты. Раздраженные духи уничтожали и коверкали создания, используя собственную силу, но существа все более и более прирастали, пожирая субстанции мира. Они сами стали особой стихией - Стихией Жизни.
  Тогда самый умный и могучий из духов, Алморгеп (или Сей-унн), прибыл к Полекте с несколькими другими могущественными духами. Он сказал, что миру угрожает гибель от пожирания, если живые твари не перестанут прирастать числом.
  Потому он и другие духи решили, для спасения мира они создадут новую силу - Стихии Смерти.
  Алморгеп сказал, что тот, кому удастся лучше всех умерщвлять тварей, станет главой Стихий Смерти. Изначально в Стихии Смерти вошли могучие духи: Дауа, Барбериал и Теал, а также множество более мелких стихий-элементалей.
  Дауа вначале просто убивал тварей. Затем, извратив творения Полекты, сотворил первых хищников.
  Барбериал следил за тем, чтобы каждое существо не порождало слишком много себе подобных и не пожирало слишком много природных субстанций. Для этого он отмерил каждому виду тварей свой срок жизни, по прошествии которого оно должно было умирать. Кроме этого, он насылал на тварей стихии, которые медленно подтачивали их жизненные силы, приводя их к немощи.
  Мудрейший Теал обратил жизнь против жизни - он использовал живые субстанции из тел полектиных тварей и создал мельчайшие существа, невидимые глазом, которые обладали способностью населять внутренности и поверхность тварей, питаться их соками, постепенно истощая или вовсе убивая их. Эти мельчайшие существа были названы хворями.
  За много веков мир Полекты очень сильно пострадал от Стихий Смерти. Поверхность суши, и дно морей стали покрывать бесчисленные тела умерших тварей.
  Тогда мудрый Дауа изобрел способ разлагать тела тварей на более простые субстанции. Но не удалось ему окончательно разрушить эти тела до самых простых жидкостей, газов и твердей. Они оказались столь сложно устроены, что и Полекта не до конца понимал, как. Будучи страстным и порывистым духом, Полекта долго творил, не познавая суть своих творений.
  Стихии Смерти сильно преуспели в своем труде, и мир Полекты редел. Великий дух жизни все чаще приходил в уныние.
  Мудрейший Алморгеп посоветовал Полекте не приумножать тварей, а совершенствовать их.
  По его совету Полекта начал наделять существа первым разумом, подарил им чувство пресыщения, умеренности в еде и рождении. Эти времена стали началом Просветленной Жизни. Для этого Полекта создал силу Жизни - зеот. Это было величайшее его творение. Зеот был чем-то вроде связи, нити или клея, которым дух связывался с телом.
  Вскоре суша заросла лесами, а в их чащах стали обитать просветлённые животные. Моря также наполнились жизнью.
  Полекта одаривал свои создания понемногу. Вместе с духом разумным твари перенимали страстность и порывистость Полекты, которых у него было более всего.
  Узрев разгул Стихий Смерти, Полекта загрустил, но мудрый Алморгеп опять утешил Творца Жизни и породил совместно с ним духов-помощников: Неозою, Виту и Барену.
  Вита и Барена сдерживали Барбериала и Теала, а Неозоя принялся следить за рождением новых существ, увеличивая их плодовитость и первородное здоровье.
  Стихии Смерти были сильно уязвлены и совсем отдалились от Полекты и его помощников.
  Те существа, что были всех умней, стали процветать, но, будучи больше духом фантазии и эмоций Полекта не мог дать им достаточно разума. Тогда воззвал он к совету Алморгепа.
  Тот после долгих раздумий решил, что время бесплотного разума было слишком долгим. Волей своей разделил он себя самого на две части: Гептона и Алморгена, или Эль-Моргена.
  Первая из них вобрала в себя большую часть разума, вторая стала творцом вместилищ душ. Алморгепу было жаль, что часть разума, вкладываемая им в каждое рожденное живое существо, после смерти освобождается и становится свободной и неуправляемой стихией. Поэтому он решил, что после умирания тела душа с ее разумом и эмоциями должна была отправляться к Эль-Моргену. Тот, должен был помещать ее в тайное вместилище, из которого впоследствии пополнялись бы духовные запасы Гептона.
  Так эра Алморгепа закончилась, и вместо одного духа сотворилось два. Гептон остался с Полектой и совместно они наполняли духом тела нарождающихся тварей. Полекта создавал тело, а Гептон наполнял его рассудком.
  Эль-Морген же отправился к Стихиям Смерти и возглавил их. Он следил за тем, чтобы при гибели живого существа его дух отправлялся к нему. Он стал верховным надзирателем за законом Смерти: тело принадлежит Стихиям Смерти при жизни и после смерти; душа, по смерти, отходит к Эль-Моргену.
  Но, обладая собственной волей, Эль-Морген воспротивился завету прародителя и не захотел отдавать все души Гептону. В астрале Фоа он создал два мира-вместилища: Дар-Теарэнхе и Олдуз-Куат. В Дар-Теарэнхе попадали души предназначенные для Гептона, а в Олдуз-Куате он оставлял свою долю.
  Гептон возмутился этому и с тех пор братские духи, рождённые одной сущностью, испытывали неприязнь друг к другу. Гептон предложил Полекте избрать существа, которым он будет дарить свой разум, остальные же будут довольствоваться тем, что может дать сам дух Полекта.
   И тогда Полекта создал: бодэров, или мягкотелых; сомалитов, или камнетелых и фоапирий, или духопламенных.
  Полекта считал, что наиболее совершенны бодэры, Гептону по нраву более пришлись фоапирии, а сомалитам стал покровительствовать дух Индабекл, предрасположенный к стихиям недр. Эти народы стали предтечами людей и всех антропоморфов. Они были первыми существами, наполненными ясным рассудком, поэтому их называют Древнейшими Воплощёнными Разумами. С их приходом настала Эра Светлой Жизни, продолжающаяся и поныне. Именно они назвали духов-покровителей богами, дали им имена и образы, воздали им почести, возвели им храмы. Гимны и молитвы, придавали силы тем богам, к которым, они были обращены.
  Много позже и эти народы сгинули, сокрушённые ходом истории, и на смену им пришли другие.
  Во времена их господства на Земле, которую они называли Сейяммин, дух стал драгоценностью. В течение жизни существ дух насыщался чувственным опытом и знаниями, многократно обогащался, созерцая, познавая и преобразуя мир.
  По каким-то причинам, души некоторых усопших существ не покидали мир Ка, оставались в разлитом повсюду эфире. Некий мудрый и могучий дух стал собирать эти заблудшие души. Вскоре его могущество возросло, что стало очевидным для всех.
  Эль-Морген, главный бог Смерти, призвал этого собирателя к себе. Вскоре к Стихиям Смерти примкнул Десмект, которого ныне мы зовём Векрой. Он покровительствует всем некромагам и нежити. Он - единственный, кому удалось создать разумные воплощённые существа, как и Полекте. Но это были существа Нежизни. К мёртвому телу дух крепился новой материей - анорой, или силой Нежизни. Векра бросил вызов Матери Жизни, и она назвала его своим главным врагом навечно.
  Вот и все о предначальных временах.
  
  Гурга затянулся и выпустил пять плотных и крупных колец дыма.
  
  - Интересно. Только вы ничего не рассказали мне о свойствах эфира и магии, эрфангуар- сказал Ивэн.
  - Нос не дорос, - буркнул колдун. - Я так скажу: свойства эфира напоминают свойства вещества, только он им не является. Он может быть и жидким, и воздушным, и твёрдым, и трепетать, как пламя. А ещё он может образовывать поля силы. Но чтобы им управлять, нужно познать сами принципы магии. Для разных существ они различны. Духи взаимодействуют с материей посредством метаплазмы - это один коленкор. В нашем же с тобой случае мы имеем тело, которое влияет на материальный мир. Но что может человек? Топнуть ногой. И только. А что может маг сделать с материей посредством эфира? Обрушить бурю, породить молнию и огонь, вызвать волнение моря и землетрясение.
  Есть три основных способа отправления магического воздействия. Первый из них и самый часто употребляемый - посредством заклинания и очаровывания духов, которыми просто кишит эфир. В результате - духи либо откликаются под влиянием доброй воли, либо попросту принуждаются к действию. Это магия Призыва. Вот сегодняшнее колдовство с уборкой книг - типичное заклинание минхе. То есть книги и прочие предметы перемещались по моему желанию, но эта магия была исполнена не моей собственной силой, а силой призванных духов. Моя же сила была лишь маленьким толчком, от которого начался камнепад. Я лишь спел пару заклятий.
  - Спел? - вытаращился Ивэн. - Но я не видел, чтобы вы даже рот открывали, эрфангуар. Да и произошло всё в секунды. Когда б вы успели хоть две строчки сказать?
  
  Гурга расхохотался жутким людоедским смехом.
  
  - Это называется эволенцией, немым заклинательством, - сказал он, перестав смеяться. - Техника эта крайне сложна и будет доступна, когда ты возведёшь своё кахо, если это когда-нибудь случится. Вот в людских сказках, часто описываются совершенно бессмысленные звуки и выдаются за заклинания. И всё-то в них просто: сказал "Мутабор!", загадал желание и на тебе - получите! Идиоты! В сказках, маги чуть ли не горы двигают и моря осушают одним движением мысли, но чтобы отворить дверь читают заклинания. Ха-ха-ха! Ну, это вообще никакого отношения к магии не имеет. Тот, кто может читать заклинание молча, никогда не опустится до сотрясания воздуха. Это постыдная практика, с головой выдающая слабость чародея. Хотя на самом деле подавляющее большинство чаротворцев именно так и заклинают, то есть с помощью слышимых звуков. Это такой примитив, что даже говорить не хочется. Но тебе всё равно придётся с чего-то начать, поэтому расскажу. Звуковое заклинание духам не интересно, как правило. Звуки нужны, прежде всего, заклинателю, чтобы настроиться на нужную частоту и такт мысленно произносимого заклинания. Это как метроном для изучающего музыку. Но это в десятки раз замедляет чародейство.
  
  Ивэн вспомнил Ильзат, и её защитное заклятие, произнесённое в лимузине, когда его убивал Меган. Он рассказал об этом Гурге.
  
  - Хмм.. Интересно. Говоришь, Меган не желал тебя впускать. Н-да. Про меганскую госпожу я мало, что могу сказать. Тэули вообще-то владеют магией, но своей, особой и очень непростой, - сказал он, отведя глаза.
  - Кроме того, её милость - полунекрокс, а у всех некроксов есть затруднения с освоением, например, заклятий воздуха и пламени. Зато они отлично заклинают воду и твердь, им нет равных в управлении и резонировании аноры. Но об этом я когда-нибудь тебе расскажу. Ты должен понимать, что сейчас я преподаю тебе общую теорию магии. При этом учитывай, что мы с тобой зеотные, а это будет накладывать отпечаток на всё изучаемое тобой.
  Итак, магия с заклинанием и очаровыванием духов осуществляется, в основном, в три фазы: привлечение или призыв духов; указание на предмет и изложение сути деяния; и отметка времени начала деяния. Иногда могут потребоваться дополнительные фазы, например, порабощение или усиление очарования, обман духов, если для магии требуются капризные, своенравные духи. Для каждой из фаз могут потребоваться усилители. Например, артефакты или субстанции. Чем выше уровень твоего искусства, тем меньше тебе требуется приспособлений. Таков общий принцип действия этого способа чародейства.
  
  - Я не совсем понял, - начал Ивэн. - Заклинания вслух нужны самому чародею, а что же в них нужно духам? Почему они всё-таки откликаются на эти звуки?
  - Ты что же не понимаешь таких простых вещей?! Как же тебя учить?! - взвился Гурга. - Болван!
  
  Ивэн был шокирован такой сменой настроения учителя. Гурга лихорадочно что-то искал глазами по сторонам, лицо его стало багровым от злости.
  
  - Я же тебе сказал, что заклятие и гимн читается в эфир, а не в воздух! - загремел Гурга.
  - Но вы ничего такого...
  - Молчать! Ху-ух! - Выдохнул Гурга.
  
  Он пососал уже потухшую трубку и грубо бросил её на стол. На Ивэна он даже не смотрел, бешено водя взглядом по потолку. Потом всё же снизошёл до недоумевающего парня и, придвинувшись к нему почти вплотную, заглянул в глаза, будто хотел узреть в них душу ученика. Ивэн опасался, что колдун вполне это может.
  
  - Эфир, как воздух, - сквозь зубы начал Гурга. - Шевеля языком и вибрируя связками ты говоришь, поёшь, а, вибрируя аурой, ты создаёшь подобие звука в эфире. Волну поднимаешь. Аура и есть твой язык в мире магии. Понятно? Но полного подобия, конечно же, нет. Когда, тебе откроется эфирный слух, ты действительно начнёшь слышать музыку и пение. Духи и их метаплазма имеет чувствительность к этим возмущениям, и они откликаются на гимн и заклятия. Есть последовательности эфирных звуков, которые только привлекают или отпугивают, есть те, что порабощают, и те, что уничтожают. Для каждого вида духов эти последовательности свои. В высшей магии Призыва - Симфонии - ты сможешь попробовать составить своё заклинание или гимн, возможно, более действенные, чем все изобретённые ранее заклятья.
  
  Он встал с табурета и прошёл к шкафу с книгами. Провозившись возле него минут пять, он вернулся к столу с парой нетолстых, древних на вид книжек в мягком кожаном окладе.
  
  - Эти дневники были составлены одним английским колдуном не так давно, - сказал эрфангуар. - Обучаясь, он записывал заклинания в тетрадь. В основном здесь откровенная чепуха, не стоящая внимания настоящего чародея. Но поскольку ты не знаешь ни латыни, ни тем более роминассэ - это единственный способ начать возводить твое хо. Заклинания в дневниках пропускай. Не дай Гептон, какое-нибудь сработает, хотя и вряд ли. Рано тебе ещё заклинать. Возьмёшь лишь упражнения из курса экстрасенсорики. Они нужны для сосредоточения, развития эфирного слуха и зрения. Да, кстати, когда будешь этим заниматься, не забудь заглушить твоего друга.
  
  Он ткнул своим нечеловечески длинным пальцем в Дьюлза.
  
  - Иначе не будешь знать толи, сам ли ты чувствуешь что-то особенное, толи это он тебе показывает. К тому же, он все эти фокусы делает исключительно за твой счёт. Тебе нужно учиться воспринимать мир без помощников, типа него.
  Так. Что ещё? Ага, тренируйся каждый день столько, сколько сможешь, но если начнёшь испытывать усталость и раздражение - ни в коем случае не продолжай. Потеряешь много сил, а толку точно не будет. Практика сосредоточения - стержень твоего обучения. Уставшим и раздражённым такая практика недоступна. Понял?
  
  Ивэн кивнул.
  
  - Ну, всё тогда. Устал я от тебя. Занятия построим так: опоре амнос - два дня в неделю, опоре хо - остальное время и самостоятельно. Ну, давай, уходи уже. Тебя уже час как ждут на дворе.
  
  Ивэн изумлённо глянул на старика. Тот изобразил на лице не меньшее удивление.
  
  - Что удивительного?! Я же маг! Конечно, я знаю, что творится у меня возле дома. Коляску и охрану прислали из Шабралахата давно. Думаю, о случившемся здесь, стало известно еще, когда Вудль не появилась. Эй, как там тебя?! Твой хозяин уже уезжает!
  
  
  Надтреснутая царственность
  Покои были темны и холодны. Лишь отсветы пламени, кипящего в камине, падали на фигуру сидящей подле него княгини. Она ожидала главу Рейдмейстерства в компании существа древнее её самой. Её, созерцающей смену дня и ночи уже более сорока веков. Тепло и свет огня, так радующие людское племя, в этих покоях лишь отпугивали зловредных ночных глэма, чьи полуплотные тела не выносили яркого света.
  Бхадрау Озэхем, её главный советник по некромагии, беспрестанно огорчал её сегодня.
  Во-первых, кровь Ивэна, на взгляд древнего мага, мало чем отличалась от обычной людской крови. Бха обнаружил лишь некоторый лекарственный эффект, максимально проявляющийся у нюктов и некоторых цернимортов, в частности, анзубусов.
  Заплатить такую цену, за кровь, которая лечит анзубусов? Этого ей не простят. А ведь она не сообщила даже магистрам, что оплатила Ивэна чашами Нетотера. Какой удар по её авторитету! Ладно, пусть мудрый зануда, ещё поэкспериментирует, а там посмотрим, думала Ильзат.
  Во-вторых, Гильфион Франкфуртский, глава Иллиуров всё ещё пребывал в болезни, хотя кровь Ивэна, судя по всему, спасла его анору. Это обстоятельство ослабляло позиции Нарсгоны во Франкфурте и всей Германии. Нужен был тот, кто заместил бы Гильфиона на посту нарсгонского епископа. В клане Иллиуров правой рукой Гильфиона была Марина Ладербрём - нюктль, и ещё менее управляемая особь, чем её патер патронус. Её подозревали в симпатиях Чёрной Звезде, она не раз выражала недовольство ограничениями, наложенными на охоту.
  Такую взбалмошную девицу нельзя поставить во главе епископской области. С другой стороны, нельзя поставить и представителя другого клана. Иллиуры слишком могущественны, чтобы можно было бы так откровенно испытывать их лояльность. Остаётся только жалеть, что могущество часто оказывается в наименее достойных руках.
  В-третьих, Бха заявил, что в Мегане происходит что-то необычное. Ильзат аккуратно закрыла всколыхнувшуюся волну тревоги с помощью небула. Бха, конечно, мог это заметить, но вряд ли это удивило бы его. Скрываться за масками было в порядке вещей у таури и магов, которым постоянно открыты чьи-то ауры. Подглядывать же за колебаниями ауры и тем паче, откровенно "ощупывать" её было верхом неприличия, а порой и смертельным оскорблением.
  Вчера произошло нападение на Ивэна, и Бха, похоже, ничего не знал об этом. Ильзат приказала молчать всем, кто был осведомлён об этом. В первую очередь караулу. Даже Афиурн, капитан меганской стражи не был осведомлён о произошедшем. Сама она получила отчаянный, но неразборчивый сигнал опасности от Дьюлза. Потом связь оборвалась.
  
  - Я не понимаю, Бха, - заявила Ильзат. - Что именно тебя тревожит?
  - Вчера вечером я намеревался провести время за проверкой устройств отражения, - начал маг-гигант. - Я спустился в экранные камеры Экута. Я долго возился с механизмом малых камертонов, как вдруг почувствовал сильное возмущение эфира.
  Все камертоны второго, двенадцатого и двадцать седьмого разряда начали так гудеть, что я совершенно оглох и...
  - Я не понимаю в разрядах камертонов, Бха, - ледяным голосом, оборвала его Ильзат. - И в других магических механизмах тоже. Избавь меня от подробностей. Так что же случилось, по твоему мнению?
  
  Некрокс поднялся в кресле, в котором сидел достаточно долго, чтобы сползти, и гневно воззрился на муафаль.
  
  - Я всегда принимал в расчёт твою нелюбовь к науке и магической инженерии, Ильзат, - начал Бха своим низким грубым голосом, - и никогда особо не злоупотреблял ими в разговорах с тобой. Но хочу напомнить тебе, что именно им Меган обязан своей защищённостью и мощью.
  - Ладно-ладно, старый брюзга, - отмахнулась от него Ильзат. - Я просто действительно мало, что соображаю в этом. Продолжай.
  - Так вот, я оглох от этого звона. Теперь к науке, которую ты не любишь. Камертоны названных мной разрядов не звучат, когда рядом пролетают минхе, треммы или эннуты. Не могут они реагировать на вибрации и других слабых духов. Это камертоны настоящей силы. К тому же, я и сам почувствовал нечто.
  - Да, Бха, я тоже вчера почувствовала что-то мощное и дурное. Но это было так кратко, что я списала это на случайный порыв амуна, хотя зима ещё нескоро.
  - Да, волнение было кратким, но камертоны держали вибрацию около пяти минут - так они настроены. Я даже успел записать их на мальвихские стёкла.
  - И к чему же ты пришёл Бха?
  - Пока ни к чему. Пока ищу в библиотеке звуковые рисунки разных существ, которые могли бы потревожить эти камертоны. Боюсь, что могу и не найти. Экут считал, что Гонг Мегана должен быть секретным, что никто не должен знать, как он устроен, чтобы не соорудить или не повредить его. Он ведь не думал, что погибнет. Надеялся жить вечно, рядом со своим детищем. Это потом, почти через полторы тысячи лет, Ильвас прорисовал его устройство и изучил некоторые свойства. Могу сказать лишь одно: в Мегане вчера был кто-то очень могущественный, но самое неприятное, что Меган впустил эту сущность.
  - Раз вибрация была столь кратковременной, значит это что-то, явилось, и тут же убралось восвояси, - рассудила Ильзат. - Возможно, поэтому Меган не применил силу?!
  - Не думаю, - тихо молвил некрокс, растирая свои тёмно-серые ручищи. - Меган должен реагировать на всё чуждое, даже если оно проявляется в считанные мгновения. Иначе, некоторые виды колдовства позволили бы появиться, скажем, у тебя во дворце, оставить какую-нибудь дрянь, флюма, например, и исчезнуть. Мне кажется, что эта сущность просто не пожелала быть обнаруженной и скрыла своё пребывание.
  - Скрыла от Мегана?! - глядя исподлобья, спросила Ильзат. - Кто это был? Сам Гептон?
  
  Выражение её лица было скептическое.
  
  - Ну, на самом деле, Меган тоже не всемогущ, - ответил ей некрокс, - и может быть подвергнут очарованию усилиями нескольких очень могущественных магов, или коупха.
  - Мы так уязвимы, монселар Озэхем?! - недовольно спросила Ильзат. - Ты всё время меня убеждал, что Меган неприступен. Как это понимать?
  - Ни в коей мере, госпожа, мы неуязвимы, - церемонно ответил Бха. - Даже для могучих магов такое короткое незваное пребывание будет очень трагическим событием. Это тоже идея гениального Экута. Меган постоянно насыщает пространство вокруг особыми флюмами. Очень злобными и невидимыми на обычных уровнях магического зрения. Если уж кто-то враждебный проникает на территорию Мегансы, за Завесу Отвращения, Меган незримо ощупывает чужака и, если тот не попадает в меганские ловушки и плен иллюзий, замок уничтожает супостата. Если этот кто-то сможет остаться незамеченным и обойти эти небула, то срабатывает магия Возмездия Мегана. Но за многие тысячелетия никто не смог остаться незамеченным. Поэтому про Возмездие Мегана никто и не знает. Даже вот ты, как оказалось, уважаемая фйорм-муафаль. Это даже хорошо.
  - Но если всё же кто-то сможет обмануть Меган и остаться незамеченным?
  - Когда Меган кого-то узнаёт и открывает к себе дорогу, он помечает его особым эфирным знаком. Выдаёт своего рода пропуск. Если у существа не окажется такого "пропуска", оно подвергнется жуткой инфлюменции. Очень скоро флюмы сожрут его душу или утащат в Олдуз-Куат. В общем, никто не знает, что происходит с ними, но судьба такого отчаянного лазутчика ужасна.
   - А если эта сущность "убедит" Меган в том, что она "свой"?!
  - Ну, тогда... - некрокс замялся. - Я же уже сказал, что этого не произошло за несколько тысяч лет.
  - Да уж, сказал, - Ильзат гневно смотрела на магистра. - Как и сказал, что вчера ночью в Мегане обреталась некая сущность! Бха, ты же сам понимаешь, что говоришь глупости, очевидно, рассчитывая, что и я не очень умна. Или ты уже не знаешь, что сказать. Как можно утверждать, что никто не остался незамеченным за тысячи лет, если эти "никто" незаметны по определению?! Это означает, что Меган не изучен досконально, но за десятки веков замок можно было бы срисовать по каждой песчинке и трещинке!
  - Нет, Ильзат, нельзя, - парировал некрокс. - Ярусы под Меганом - это огромный нескончаемый лабиринт. Иногда его ходы проложены так, что сам того не заметив, попадаешь в эфирный мир, а на следующий раз, в том же месте уже и нет никакого эфирного хода. В своих мемуарах сам Экут похваляется, что, де, замок столь сложно устроен и непостоянен в форме, что он и сам неуверен, что смог бы пройти все его западни или отыскать нужное помещение. В нынешнем Мегане никто лучше меня не знает, что где находится, но и я не возьмусь лазить по некоторым проходам. Большая часть камер, залов и коридоров - уже много веков непосещаемое место. Только служебные помещения Гонга и залы силентиумов и сам Силентиум Эвум изучены хорошо.
  
  - Нужно срочно провести обряд в капелле Гонга или в храме Векры и расспросить Великий Дух Мегана обо всём этом.
  - Это можно будет сделать лишь через неделю, когда взойдёт луна Нейола, - сказал некрокс. - Я бы попробовал обратиться к духу Вальбатура в силентиуме Кнозотера. Ведь он тоже отдал свою душу Мегану при развоплощении. Только вот нужно подобрать хор с консонацией, чтобы усилить гимн.
  - Вот и займись этим, - приказала владычица, махнув на Бха рукой.
  - Как прикажет госпожа, - отступив на расстояние церемонности, ответил Бха.
  - Как там обучение Ивэна, - спросила Ильзат, притворяясь, что, де, не знает о визите к Гурге. - Ему нашли наставника?
  - Насколько мне известно, он должен был вчера впервые посетить своего эрфангуара, ответил Бха.
  
  "Вчера. Вечером", - промелькнуло у некрокса.
  
  - И кто же он?
  - Некто Хамзуфаил Гурга, в прошлом - член высокого магистрата ордена Ворона, - чем-то, смутившись, ответил Бха. - Известный кукольник и очень искусный маг.
  - Гурга, Гурга, - притворно пробормотала Ильзат. - Это не тот ли Гурга, который хотел создать Академию Высокого Искусства и приглашать в неё и нгаш, и эрфов? Тот, что проповедовал объединение темнотников и магов Света?
  - Н-н-да, это он, - натужно ответил Бха. - Он был очень знаменит ещё совсем недавно.
  - То есть супреата моих кланов будет обучать клоун? - в голосе Ильзат слышалось откровенное недовольство.
  - По-моему, больше никто не отозвался на призыв Шабралахата, - съязвил Бха. - У тех немногих, кто сейчас в Мегане, свои дела. Магов в замке не более дюжины, если не считать жрецов. Но жрецы не обладают достаточными знаниями, как впрочем, и большинство из той дюжины.
  - А упомянутый орден Ворона? Где они все?
  - Ты же знаешь, Ильзат, - некрокс возмущённо загудел. - У ордена здесь зимняя резиденция, а тот десяток, который я упомянул и есть те, кто постоянно к ней приписаны. Придёт зима - найдём ему другого наставника. Найти незанятого мага сейчас невозможно. И я, будучи одним из злейших врагов Гурги, переступил через себя и попросил его об этой услуге. Ты знаешь, чего это мне стоило?
  - Интереснее - чего это стоило фйорм-муафальской казне? - отпустила шпильку Ильзат.
  - Хм... Десятилетия забвения и наши нужды подняли цену его услуг. Гурга, при всем моём к нему отношении - сильный маг, и сможет дать мальчишке нужные знания. Хотя зачем это тебе не понимает никто в Нарсгоне.
  - Не смей распространять свои рассуждения среди моих подданных! - грозно сверкнув глазами, выпалила Ильзат. - Мои приказы не обсуждают!
  - Как будет угодно госпоже.
  - У тебя всё?
  - Да, всё. Перед тем, как уйти я кое-что скажу тебе, Ильзат, не как владычице таури Запада, и не как главе Нарсгоны. Я скажу тебе, как твой сподвижник на протяжении тысячелетий: ты изменилась после возвращения из Клё, муафаль. Я перестал понимать твои действия, но остаюсь твоим верным советником и соратником. Надеюсь, что и таури, на которых зиждется твоё могущество, принимаю твои поступки за должное.
  
  Ильзат встала с кресла и медленно отошла к окну. Над горами тускло, светясь изнутри, медленно кружились, закручиваясь в гигантскую спираль сиреневые облака.
  
  - Что ты хочешь сказать, Бха? - тихо спросила она.
  - Ты стала более эмоциональна, чем рассудительна, - пробасил Бха. - Раньше я не замечал за тобой этого перекоса. Твоё решение об усилении статуса Ивэна лишь недалёким покажется логичным, на самом же деле - избыточно. И, главное, ты перестала доверять своему окружению, владычица.
  - Объяснись, - потребовала Ильзат, рассматривая беззвучную пляску молний и сполохов в низком небе над Меганом.
  - Ты скрываешь от меня то, что знаешь о вчерашнем происшествии с Ивэном, - ответил некрокс.
  
  Она резко развернулась к нему. Плащ и полы её юбки ожили и заволновались, словно колеблемые токами воздуха.
  
  - А ты откуда знаешь об этом? - ледяным тоном спросила княгиня. - Я сделала всё для того, чтобы инцидент остался тайной. Караулу было запрещено обсуждать это, с кем бы то ни было.
  - Кроме караула там были и другие, - спокойно ответил маг. - Это верные тебе тэули, поэтому кроме меня и них никто не знает о случившемся.
  - Кто эти тэули? - голос Ильзат зазвенел и возвысился.
  - Этого я не могу сказать. Я дал слово.
  - Бхадрау Озэхем, я взываю к твоему долгу и данной присяге: кто эти тэули?
  - Именно руководствуясь долгом и присягой, я действую сейчас исключительно разумно и не раскрываю тебе имён этих благородных. Ты стала очеловечиваться, и слишком подвержена эмоциям. Я боюсь, что ты причинишь вред этим тэули и тем самым себе и всей Нарсгоне!
  - Это заговор?! - прищурилась Ильзат, и стала медленно продвигаться к некроксу. - Ты что - заговорщик, Бха? Если ты не назовёшь имён, я сочту тебя таковым и поступлю, как следует в таких случаях!
  - Ты дала Гурге эгиду Мервелаха! - рявкнул некрокс и резко встал с кресла. - Ты перестраховалась и защитила даже наставника Ивэна! Это ли не признак твоего безумия! На что ты ещё готова пойти, чтобы защитить своего никчёмного эмпатье?! Может, заточишь меня в Силентиум Эвум?
  - Если того потребуют обстоятельства! - прошипела Ильзат.
  - Сними гемармилл, связывающий тебя и Дьюлз Ивэна, - загремел Бха. - Это его чары так действуют на тебя!
  - Стража! - вскричала Ильзат.
  
  В покои в ту же секунду вихрем ворвались стражники. Бха поглядел на них, потом перевёл свой тяжёлый взгляд на Ильзат.
  
  - Надеюсь, владычица понимает, что делает? - негромко, но слышно для всех, сказал Бха.
  - Как архиинис Векры и архипримар меганской храмовой области я временно отстраняю тебя от храмового служения и слагаю с тебя жреческий сан, до выяснения твоей роли в заговоре против меня, - загудел голос владычицы. - Кроме того, я отстраняю тебя от должности советника великого магистра. Отныне ты являешься находящимся под следствием и предстанешь перед судом Высокого Магистрата. Памятую твои заслуги перед Нарсгоной, я не подвергаю тебя аресту, но тебе запрещено покидать не только Меган, но и Шабралахат. Нарушение этого условия будет заочным признанием твоей виновности. Стража, проводите монселара Озэхема в его покои и никого не допускайте к нему до моего особого распоряжения. Того, кто пренебрежёт моим приказом, ждёт Силентиум Эвум. Пока этот инцидент сохранять в строжайшей тайне.
  - Ваша милость, но монселар Бха - магистр Нарсгоны и неприкосновенен, - возразил старшина стражи. - По уставу я не вправе даже преградить ему путь в коридоре, иначе меня ждёт суровое наказание. Это какое-то противоречие. Как же его разрешить?
  - Старшина, здесь ты служишь владыке Мегана и княгине таури, - прошипела Ильзат. - Как верховный жрец Великого Владыки Аноры я здесь высшее духовное лицо и обладаю приоритетом над любыми другими титулами, достоинствами и чинами, даже над собственными. Я вправе вершить суд священным именем Векры непосредственно, даже не будучи главой Нарсгоны и не прибегая к своему положению в Ордене. Сам монселар Озэхем не сможет отрицать это. Так ли я говорю, магистр?
  - К сожалению, это так, старшина, - с тяжким вздохом отозвался Бха. - Высшие светские полномочия на территории Мегана у главы храмовой области, то есть у архипримара, а высшая судебная власть у архииниса, то есть верховного жреца. Превосходит этот сан только сам моргаул, священный анорный государь, первый ангел и наместник Всевеликого Векры. Но уже на протяжении шести тысяч лет и доныне никто не вправе принимать на себя этот первейший из всех высших титулов. Так что, фйорм-муафаль - высшее судебное и духовное лицо, и высочайший властитель Мегана независимо от её положения в Нарсгоне и любом другом ордене или корпорации. Вы обязаны ей подчиниться, даже если она прикажет вам уничтожить нарсгонского магистра или вообще всю Нарсгону.
  
  Старшина повернулся к Ильзат, опустился на колено и склонил голову.
  
  - Богоугодная Судия, боговозлюбленная Первослужительница*, богодоверенная Владычица**, мой Аасселом*** я умоляю снять с меня такое бремя. Я служу Мегану и Нарсгоне более четырёхсот лет и знаю верность монселара Бхадрау вам и ордену. Прошу вас принять моё поручительство за него и снять с него подозрения.
  - Это лишнее, старшина, - тихо сказал Бха.
  - Да уж, это точно, - сказал Франц де Ольён, вошедший в покои Ильзат без доклада. Очевидно, он был свидетелем всех остродраматических моментов. Он поклонился Ильзат и посмотрел на Бха.
  - Монселар, - старшина вскочил и отдал честь главе нарсгонского Рейдмейстерства.
  - Я стал невольным свидетелем произошедшего, моя госпожа, - сказал Франц. - Я, нисколько не оспаривая ваше решение, всё же должен поддержать Бхадрау в его сомнениях в Ивэне Крэе. Мальчик, действительно может быть опасен, во всех смыслах. Прежде всего, спокойствию и целостности Нарсгоны, фйорм-муафаль.
  - Таким уж невольным свидетелем, Франц, ты был? Я вижу, и ты туда же, - недобро улыбнулась Ильзат.
  - Я лишь искренне разделяю опасения магистра Озэхема, и обязан, не таясь об этом высказываться, но я не оспариваю вашей воли, - ответил шеф-рейдмейстер и ещё раз сделал поклон головой.
  - Я считаю, что воплощение моей воли несколько затянулось и это уже оскорбляет мою персону и умаляет авторитет, - совершенно успокоившись, сказала Ильзат. - Если ещё пару минут назад я, пожалуй, и могла бы дать обратный ход делу, то теперь не могу этого сделать по принципиальным соображениям. Старшина!
  
  Стражник обернулся во фронт к муафаль и встал в стойку "смирно", подобострастно вздёрнув подбородок.
  
  - Ваше доверие магистру Озэхему делает вам честь, также как неповиновение мне и пререкания бесчестят вас. Как только выполните мой первый приказ, сдайте оружие капитану Афиурну и отправляйтесь к магистру Циппиоху. Пусть определит вам место в интендантской службе, среди людей и чедле. Там вы вполне сможете найти благодарную публику для ваших пламенных речей. Вам ясен приказ, старшина?!
  - Так точно, ваша милость! - отчеканил страж.
  - Тогда выполняйте, - приказала Ильзат.
  - Твоя милость, можем мы на пару минут отложить исполнение приказа и выслать старшину за дверь? - попросил де Ольён.
  
  Ильзат посмотрела с весёлым изумлением, поочередно на де Ольёна, Бха и застывшего старшину и, вдруг, звонко рассмеялась. Минуту она заливалась смехом, потом успокоилась и, не снимая улыбки с лица, сказала:
  
  - Ну, знаете, моё терпение всё же имеет границы, - голос звучал дружелюбно, но все сообразили, что это предвестие бури. - Видимо, не все поняли, что означает - "вершить суд непосредственно". Я воспользовалась этим своим правом лишь дважды, и никто уже, кроме, наверное, Бха, не помнит, что это такое. Ну что ж, если закон и безоговорочное послушание
  * - официальные эпитеты архииниса - верховного жреца
  ** - официальный эпитет архипримара - главы храмовой (культовой) области
  ***аасселом - повелитель (моей) души (т.е. обращающегося к аасселому)
  
  перестали что-то означать в Меганском замке, я, пожалуй, и сама смогу принудить вас к покорности.
  
  Ильзат в пояс поклонилась троим своим подданным, сложила крестообразно руки на груди и закрыла глаза. Старшина стражи и Франц искренне не поняв слов и действий Ильзат, переглянулись и посмотрели на Бха. Тот был явно взволнован, его аура расколыхалась и стала разливаться вокруг жгучей ледяной волной.
  
  - Богоугодная, довольно, - прогремел он и упал на колени перед владычицей. - Я в ничтожестве своём прошу простить меня и всех твоих недостойных рабов. Они просто не соображают, кому бросают вызов. Сержант, Франц, вы действительно зашли слишком далеко. Сопроводите меня в мои покои. Воля владычицы неоспорима и священна.
  
  Он резко встал, низко поклонился Ильзат и быстро вышел из каминного зала. Сержант отдал честь и выбежал следом. Шеф Рейдмейстерства, немного помешкав, решил также покинуть покои владычицы.
  
  - Франц! - громко позвала Ильзат, не открывая глаз, когда рейдмейстер уже почти вышел из покоев. - Ты останься.
  
  Бха уже вышел в коридор, когда услышал, что Ильзат остановила де Ольёна. Позади него вольным шагом двигался конвой. Бха остановился и развернулся к ним. Старшина налетел бы на него, не будь у него реакции нюкта. Магистр протянул свой драгоценный костяной посох старшине, затем снял с шеи железную, кованую тяжёлую цепь с каменьями и также передал её недоумевающему стражнику.
  
  - Вы слышали - я лишён сана и больше не советник великого магистра. Носить это я не имею больше права.
  - Но, монселар, это же позор! - возразил стражник. - Почему вы не убедили владычицу отказаться от обвинений? Это же вопрос чести, здесь позволительно спорить даже с князьями.
  - Честь пред лицом архииниса не имеет существовать, - прогудел Бха, уставившись в пол, - но только поступки и помыслы.
  
  Затем он поднял глаза и сказал:
  
  - Ты даже не представляешь, старшина, какого кошмарного суда, и кары мы все избежали. Дойди дело до крайности - нас бы судил не великий магистр Нарсгоны, и не великая княгиня таури. Нас бы судил сам Меган. Ныне я молюсь за невредимость де Ольёна. Помолись же и ты, страж.
  
  Шепоты
  В комнате старого пансиона царил полумрак. Обстановка комнаты была не роскошной, но весьма пристойной, как в доме аристократа, небогатого, но ещё могущего позволить себе прислугу.
  Он сидел в мягком резном кресле, слегка постанывающем иногда. На нем были свободные брюки из тонкого вельвета светло-серого цвета, пиджак из мягкой чёрной кожи поверх белой сорочки.
  Он поднёс бокал к лицу и вдохнул аромат местного вина. Улыбка чуть приподняла левый угол губ. Он не мог почувствовать его аромат и вкус, как и вкус сигарет, которые он курил во множестве, но ему нравилось пить и курить. Так он ощущал себя более живым. Такое часто случается представителями его племени. Тоска по жизни.
  В коридоре за дверью послышались тяжелые шаги. Кто-то проследовал по коридору и стал за дверью, прислушиваясь. На самом деле эти шаги были на редкость тихи. Не всякое дикое животное, приученное постоянной опасностью быть осторожным, могло бы их услышать. Но он их услышал, как если бы по коридору прошел медведь.
  Он не только слышал, но видел силуэт человека за дверью. Его красноватая аура колебалась в такт его сердцу и выпирала в комнату, совершенно игнорируя дверь, как преграду.
  Не успел человек занести руку для стука, как услышал "Входите!". Человек отжал ручку вниз и толкнул дверь перед собой. В темноту комнаты он не вошёл, явно чего-то опасаясь.
  Хозяин комнаты поставил бокал на стол.
  
  - Ну, входи же, капитан, - тихо сказал он.
  - Доминэль?! Это ты?! Я почти не вижу тебя, - ответил человек в дверях.
  - Зато я тебя вижу, Борни, - весело ответил тот, кто скрывался в густой тени и закурил сигарету.
  - Давай без фамильярности, - ответил посетитель и вступил в темноту. - Борнифаль, а никакой не Борни.
  
  Человек был одет в плащ из черной парусины до пят, на голове его красовалась черная широкополая шляпа. Так он выглядел для тех, кто мог видеть сквозь небула, для окружающих - он был якобы одет в цивильный льняной костюм.
  
  - Извини, дорогой, - продолжал веселиться хозяин. - Ты очень напряжён. Я не стану тебя атаковать. У меня есть принципы.
  - Я не верю кровососам, - ответил Борнифаль.
  - Фу, как же ты всё-таки дурно воспитан, - поддельно возмутился Доминэль. - В конце концов, это ты настаивал на встрече.
  - Ладно-ладно, давай к делу, - проворчал Борнифаль.
  - Хорошо, давай к делу. Садись. Может, вина выпьешь? Я вот пью, хотя и не чувствую вкуса.
  - Нет, спасибо. Я постою и пить не стану. Этот твой прихвостень, которому я сохранил его жалкую рабскую жизнь всё тебе рассказал? Ты догадываешься о чём пойдёт речь?
  - Нет, не совсем, хотя меня заинтересовали твои слова о крахе Нарсгоны, - с весёлой беззаботностью ответил Доминэль. - Что это означает?
  - Это значит, что очень скоро мы могли бы уничтожить сорок тысяч нарсгонских подданных. Твоих трогать не будем. Мне и тебе интересна только корпорация.
  - Ты либо глуп, смертный, либо очень умён. Ну да, ладно. И как же ты собрался их уничтожить?
  - Ты и впрямь наглец, как о тебе говорят. Только безумный упырь может так говорить со мной. Кхм...Ладно, к делу. Скоро, как водится в Нарсгоне, наступит время, когда в Европе две трети вампиров будет находиться в двадцатилетнем оцепенении.
  - И?
  - Что "и"? Мы уничтожим силентиумы вместе со спящими вампирами. Высокий эффект при наименьшем сопротивлении.
  
  Доминэль пристально посмотрел на человека. На ауре Борнифаля не было видно признаков откровенной лжи. Очевидно, он был искренен в своём сумасшествии. Или маскировал её.
  Вампир вгляделся в пространство за покрытой мелкой рябью, пульсирующей поверхностью прительной ауры. В красноватой толще притяжённого эфира он узрел едва заметную, медленно "плавающую", головокружительной сложности вязь заклятия. Нюкт мгновенно отпрянул. Даже рассматривание этого застывшего эфирного звука, могло быть опасно. Доминэля поразила сложность плетения заклятия - оно не было похоже на банальную защиту. Оно имело симметричный рисунок, что свидетельствовало об искусстве мастера и о потенциальной опасности. Кроме того, оно находилось в неторопливом внутреннем движении - не нарушая симметрии, отдельные нити и волокна заклятия проникали внутрь композиции, переплетались между собой,
  Доминэль был очень одарённым нюктом - не всякий таури, даже высший, интересовался магией и тем более, не всякий нюкт имел такую развитую чувствительность к эфирным сущностям. Таури вообще недолюбливали магию, хотя и владели своей специфической и не очень разнообразной. Доминэль же заинтересовался чародейской наукой сразу же, как подвергся Освобождению. Он очень сожалел, что попал в рабы к нюкту, вместо того, чтобы стать учеником мага, пусть и заштатного. Освободившись от своего хозяина-депота, Доминэль увлёкся магией.
  
  - Ты, наверное, рехнулся? Как ты собираешься отыскать и штурмовать силентиумы?
  - Ну, с парижским и афинским же вышло!
  - Так это твоих рук дело?! - Доминэль подался вперёд.
  - А то чьих? - в голосе Борнифаля явно слышалось довольство собой.
  - Но как тебе удалось?! Силентиумы закрыты мощнейшим небула и проходы к ним проложены в небула, и постоянно меняются.
  - Мне обязаны многие свободные маги, в том числе и некроманты. Они оказали мне услугу, за много лет отыскав Ключника Парижского Покоя.
  - Маг, который создаёт небула для силентиума?
  - Да. Эта тварь оказалась очень вёрткой. Мы трижды его упускали, но однажды всё-таки он попался.
  - Вы пригрозили ему смертью, и он показал вам путь к силентиуму, - завершил своё рассуждение Доминэль.
  - Ну, не всё так просто вышло. Ключник оказался верным рабом своего долга и был готов отдать жизнь, лишь бы силентиум остался в секрете. Но среди моих должников есть тот, кто владеет магией Астарка*.
  
  Вот оно что, подумал Доминэль. Если среди его подручных есть столь искусные чародеи, связываться с ним крайне опасно. Возможно, это астаркиид "вморозил" в прительную ауру вояки то сложное заклятие. Это точно не работа эрфов или жрецов Жизни. По крайней мере, Доминэль не видел таких заклятий Жизни раньше.
  Какие могли быть долги у столь могущественного мага перед каллимертом? Да, слава Борнифаля Зогаша, капитана 12-го Витанского отряда, беспощадного истребителя нежити трубила на весь мир, но вряд ли сам воин Жизни владел магией выше среднего уровня, и уж тем более такого, чтобы заигрывать с духами из свиты Астарка. Да и маг, владеющий этим страшным и сложным искусством, не должен был нуждаться в услугах даже столь известного и влиятельного капитана. Что их могло свести?
  
  - Вы подвергли Ключника фамуляции? - с тревогой спросил Доминэль.
  - Что?! - скривился в полумраке каллимерт. - Что это ещё за дерьмо?
  - Я спросил, поработили ли вы Ключника? - поморщившись от грубости, переиначил вопрос Доминэль.
  - Я не знаю, что с ним делал нгаш, но он указал нам путь к силентиуму. То же самое произошло и с афинским Ключником.
  - Понятно. А зачем тебе понадобился я? Я ведь таури, зачем мне помогать тебе, уничтожать своих собратьев?
  - Ты ненавидишь Орден Сумерек. Ты же сам сказал, что тебя заинтересовал её возможный крах. Твой клан многочислен, вы изобретательны и дерзки. Нарсгона неслучайно вас боится.
  - Нюкт не способен ненавидеть. Это слишком сильная эмоция. Но я заинтересован в падении Нарсгоны. Однако и у меня есть принципы: я не буду вступать в альянс с заклятым врагом илликты, чтобы решить свои, таурианские трения с узурпаторской корпорацией.
  
  Борнифаль усмехнулся улыбкой чеширского кота, старого кота. На вид ему было не более тридцати пяти, действительный же возраст Борнифаля был примерно тот же, что и у Доминэля -шестидесят пять. Доминэль был юн для таури, а Борнифаль вполне зрел для человека-каллимерта. Чары Жизни давали возможность лучшим из воинов проживать более ста пятидесяти лет.
  
  *- бог господства и раболепия из пантеона Мотри (верховного бога Безумия и Эмоций); один из могущественнейших богов (джо-глэма)
  - Посмотри на это по-другому: считай, что ты просто используешь меня и ситуацию для достижения своих целей. Всё что я сделаю сверх твоих ожиданий, расценивай как моё самоуправство или блажь. Послушай, сейчас момент что надо, другой нескоро будет. Посуди сам: скоро большинство таури будут покоиться в силентиумах Мегана. Понимаешь к чему я?
  - Не совсем.
  - Меган неприступен для разумных зеотов, неотмеченных особой меткой. Все наши лазутчики, отправленные туда, бесследно исчезали, не смотря на сильнейшие маски и защитные чары. Видимо наши эрфы не могут постигнуть древнюю магию этого проклятого замка. У тебя есть свои люди в Мегане? Нюкты, или тэули? Говорят, тебе многие сочувствуют.
  - Предположим, но и среди твоих должников, агентов и осведомителей наверняка есть те, кто пережидает зиму в Мегане. То есть у них есть меганская метка. Почему ты не обращаешься к их услугам?
  - Почти все они изгои, а те, кто может там появляться - мелкие сошки, не имеющие хода в княжеский дворец. А мне нужно понять суть меганской магии и нейтрализовать её.
  - Ты хочешь войти в Меган?! Ты более сумасшедший, чем я думал, - рассмеялся нюкт. - Нет, таких связей нет даже у меня.
  - Что ж, я разочарован, - ответил капитан каллимертов, пропуская мимо издевки собеседника.
  
  Доминэль уловил характерный "звук", издаваемый аурой каллимерта. Но капитан вряд ли мог подумать, что нюкт может быть настолько грамотным и чувствительным.
  
  - Позволь я задам тебе ещё два вопроса, - попросил Доминэль.
  - Валяй.
  - Почему ты якшаешься с врагами своего Ордена: с таури и нгаш? Разве это не запрещено каллимертам? А?
  - Да, каллимерты обязаны выполнять только миссию истребления и ничего больше. Только вот я думаю, что Круг Света проводит очень вялую, нерешительную политику. Орден Жизнесияния ныне могуч, как никогда, и вполне может позволить себе настоящую войну. Я считаю, что именно сейчас можно уничтожить большинство таури, а затем и прочую нежить. Ну, другая нежить, по крайней мере, не нуждается в жратве и сама на людей не нападает, а вот таури и нгаш я ненавижу всем сердцем.
  - Да, я слышал, что твои родители, а также брат пострадали от моих соплеменников.
  - Пострадали?! - рявкнул Борнифаль. - Мои родители погибли, а брат и племянник находятся в рабстве. Я молю Великую Мать отнять у них такую жизнь! К чему прозябать в таком ничтожестве?! Уж лучше смерть.
  
  Аура каллимерта разгорелась ярко-красным огнём, его голос немного дрожал.
  
  - Твой брат и племянник - чедли? - спросил Доминэль.
  
  Борнифаль только слегка кивнул. Доминэль видел его лицо отчетливо, как если бы комната была полна светом. Бравый капитан не позволил себе надеть даже маску легкой печали, но его аура была весьма красноречива.
  
  - Я догадываюсь, что они находятся не вообще у какого-нибудь таури, а в Мегане? Я прав? Именно поэтому ты так туда рвёшься.
  - Да. И не просто в Мегане, а у Ильзат. Брат находится на рабском положении, а племянник теперь один из её многочисленных пёсиков в гареме. Так говорили некоторые тэули, которых я смог припереть к стенке.
  
   Доминэль присвистнул.
  
  - Ну, не пёсиков, а эмпатье, и не в гареме, а в Цепях Блаженства, - задумчиво произнёс нюкт. - Быть эмпатье - значит находиться на привилегированном положении, хотя после участь их незавидна.
  - Да какая разница! Чедль, эмпатье... Ладно, хватит об этом. Так ты будешь нам помогать?
  - Да, но я не вижу, чем именно я мог бы вам помочь. И, собственно, кроме падения Насргоны, что мне это даст? Тебя, в качестве усилившегося врага? Я хочу, чтобы Нарсгона пала как организация, но вовсе не хочу гибели таури.
  - Что ж я удивлён. Я был уверен, что ты заинтересуешься моим предложением.
  - Как видишь, нет.
  
  Аура Борнифаля уже "звенела" вовсю и нюктль мысленно усмехнулся. В тот же миг каллимерт с молниеносной быстротой рассек пополам кресло, в котором, впрочем, уже не было вампира. Половинки кресла медленно повалились по сторонам и, глухо громыхнув, устроились на полу.
  Одельён загудел, обратившись в диск вокруг кисти каллимерта, а капитан отскочил сперва к окну, затем рывками пересместился к столу, к стене, шкафу, двери. На всё это потребовалось не более двух секунд. Нюкта нигде не было.
  Бонифаль был взбешен. Как мог он так опростоволоситься? Слишком много он рассказал этому вампиру - теперь его непременно нужно уничтожить. Он слишком много вообразил насчёт Доминэля, был уверен, что этот нюкт-бандит по-настоящему беспринципен и жесток, как о нём говорят. Такой развязки он не ожидал. А что теперь?
  Он затаил дыхание и прислушался к эфиру. Нюкт стремительно удалялся отсюда. Но как он смог исчезнуть так быстро? Борнифаль убил не одну сотню упырей, и знал их возможности.
  Их сила и скорость были поистине огромны, такие, что не всякий каллимерт мог бы в одиночку истребить посредственного нюкта. Но всё же их способности не были неограниченными.
  Скорость и реакция Борнифаля были вытренированы до предела десятилетиями. Практика сосредоточения наделила его способностью чувствовать живые и анорные существа на большом расстоянии и даже оглушать и дезориентировать кровососов с помощью специальных ауральных приёмов.
  Фокус Доминэля же его обескуражил. Уже начало смеркаться, но солнце ещё было слишком ярким для кожи нюкта. Мог ли кровосос пренебрегать этим?
  Время неизбежно отдаляло его от противника. Он влил силу в ноги и, мощно подпружинив, выпрыгнул в окно. Осколки и части рамы ещё не успели достигнуть земли, а каллимерт уже значительно отдалившись от стен пансиона, нёсся в погоне за своим несостоявшимся союзником. "Звук" Доминэля совсем ослаб. Тренированное чутьё Борнифаля "обозревало" недюжинный радиус, и оно подсказывало ему, что нюкта уже не настигнуть. Как смог кровопийца бежать при столь ярком свете, не теряя сил? Должно быть, очки и солнцезащитный грим, подумал капитан. Значит, нюкт с самого начала не очень верил в успех встречи и, поэтому, предусмотрел пути отступления. Борнифаль сплюнул с досады и побрёл к своему BMW, припаркованному метрах в двухстах отсюда.
  В пансионе, в апартаментах на третьем этаже зашевелились тени. Свет, проникавший теперь сюда из развороченного окна, мешал им сгуститься, и они медленно сползлись в тёмный угол, рядом с окном, напротив освещённой стены. Сгущаясь и клубясь, они стали обволакивать фигуру нюкта, сбросившего с себя все краски, ауру и, приглушившего пламень аноры и духа.
  
  - Что, дорогой капитан, не ожидал такой фортели? Ха-ха-ха! - зазвучал не вполне восстановившийся голос Доминэля. - Ничего, старая псина, ты ещё удивишься, когда я буду безнаказанно таскать тебя за хвост.
  
  Интересно, чтобы он сказал про своё заклятие в ауре? Чёрт, не успел спросить!
  Нюктль был ещё немощен. Но уже сейчас, то, что было ему родным, вливалось в него пузырящимся потоком и возвращало к бытию. То, что он сделал, не всякому магу-академику удалось бы. Но он был тем-кто-может и тем-кому-дано.
  
   ******
  
  - Ты считаешь, она это серьёзно? - задумчиво спросил сэр Орсби, глядя в окно.
  - Бха заключён под стражу, - мрачно выдавил Франц. - Страже велено молчать. До сих пор никто не осведомлён о произошедшем. К чему такая секретность? А можешь ты припомнить арест магистра? Я тоже не могу.
  - Да, согласен. Это не похоже на обычный порыв, - ответил сэр Орсби. - Да и она, сама на себя не похожа.
  - Вот именно. Все мы становимся более эмоциональными после контакта с эмпатье, но Ильзат удивила всех, оказав такие почести мальчишке и так ревностно заботясь о нём. Что дальше?
  
  В воздухе повисла пауза. Орсби разглядывал клубы необычно густого желто-зелёного тумана, поглотившего предместья замка и его нижние ярусы. Де Ольён сидел за резным столиком и беззвучно барабанил пальцами по столу. Тишина, воцарившаяся в библиотеке особняка шефа рейдмейстеров, потрескивала в жёстких ментальных лучах двух тэули.
  
  - Мне необходимо уехать, - голос Орсби разрушил хрустальное кружево мыслей де Ольёна. - Хотя слухи уже донесли известия о Даре Нарсгоны и его статусе, в Британии до сих пор ждут официального подтверждения вестей из Мегана. К тому же, эти нападения на силентиумы...я должен проверить надёжность лондонского покоя. Как нарсгонский протектор я обязан быть там. Да и текущих дел поднакопилось вдосталь, пока я был здесь.
  - Понимаю. (Пауза) Скажи, Джаред, что ты делал на 6-ой Ветреной улице, где с Ивэном случилась эта неприятность.
  
  Орсби бросил на рейдмейстера короткий холодный взгляд.
  
  - Ты знаешь, что я там был?
  - Да, знаю. Бха ведь тоже знал об этом, ведь это ты рассказал ему о случившемся, как ранее, и он жаловался тебе, что Ильзат вынудила его обратиться к Гурге, с просьбой обучать Ивэна. То есть ты знал, что Ивэн будет у Гурги. Я уговорил владычицу дать мне шанс переговорить и повлиять на Бха после его ареста, и тогда он мне сообщил о беседах с тобой.
  
  Орсби с полминуты молча буравил взглядом рейдмейстера.
  
  - Да, я знал, но я искал кукольника. Хотел заказать у него церниморта, - сухо ответил протектор. - Ты же знаешь о моей коллекции. Я не желал об этом рассказывать, по понятным теперь причинам.
  
  Франц пристально смотрел на Орсби. Он разделял опасения этого английского хлыща насчёт Ильзат, и, вполне мог считать его союзником, но так же был крайне неуверен, что Орсби не ведёт свою игру.
  Сэр Джаред являлся личным подданным Ильзат и выполнял свои обязанности протектора лишь по доброй воле, даже не являясь членом Нарсгоны. Эта обособленность, часто подчеркиваемая самим Орсби, всегда не нравилась Францу. Больно уж этот тэули был независим. Помимо этого, он почти всегда присутствовал на Высоком Магистрате, не являясь магистром. Такова была милость и воля фйорм-муафаль.
  Конечно, столь высокая приближенность к меганскому трону не могла не сделать его чувствительным к глубинным течениям придворных интриг. Орсби чутко прислушивался ко всему, что происходит при дворе. Не личная ли неприязнь к Ивэну движет им, не он ли спустил с цепи анзубуса?
  Взгляды и поступки Орсби всегда были скрыты за маской гламурного образа жизни, который он вёл. Он тщательного вылепливал образ великосветского бездельника, пребывавшего в символическом чине протектора. Любой его поступок молва могла списать на легковесность, но Франц видел за ней нечто большее.
  Орсби был главой влиятельного клана. Человек, посвятивший себя эпикурейству, вряд ли долго мог сохранять свой авторитет. Франц знал, что Орсби не тот, за кого тщательно себя выдаёт. Его влияние в Лондоне, было максимумом возможного. Да, пожалуй, и во всей Британии вряд ли нашелся бы равный ему.
  
  - Да, знаю. Кстати, в твоей коллекции нет никаких пропаж?
  - Я понимаю, что ты хочешь сказать, - Орсби осклабился белоснежной хищной улыбкой. - Нет, Франц, я не пытался убить мальчишку. Я, действительно, искал кукольника и тут, в разговоре с Бха, всплыл Гурга. Ведь он слывёт одним из лучших в мире. Я не знал, что именно в этот день и час мальчишка явится к нему. Это простое, хотя и подозрительное совпадение.
  - Хорошо, а почему караул не доложил Ильзат о том, что ты был там?
  - Я не знаю. Ты думаешь, я способен на чары молчания или забвения?
  - Не знаю. Возможно.
  - Послушай, всё очень запутанно и нам нужно хотя бы друг другу доверять. Для Нарсгоны настали трудные времена. С момента моего выступления в Совете муафалей я хожу по тонкому льду. Ильзат и без того может подозревать меня в интригах против Ивэна. Вряд ли ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы так неосмотрительно появляться возле мальчишки.
  - Хорошо. Я верю. Так что будем делать с Бха?
  - Я думаю, что мог бы поговорить с Ильзат перед отъездом.
  - Не знаю. Хороша ли эта идея? Ильзат стала непредсказуема. Что если и ты будешь арестован? К тому же это бросит тень на меня. Формально - ты ничего не знаешь, а я тебе ничего не говорил. Ильзат изменила свой первоначальный приказ и, под предлогом неповиновения, заточила всю ту смену её караула в Вероникейскую башню. Поэтому об аресте Бха теперь знаю только я и его прислуга, которой приказано отправлять посетителей восвояси. Всем говорят, что, дескать, монселар занят важнейшими делами, исполняет поручение владычицы. Ему только передают некоторые документы.
  - Что?! Она, должно быть, с ума сошла?! - Орсби уставился на де Ольёна, удивлённо вытянув лицо. - Таких чудес я не видел ещё.
  - Не знаю, сошла она с ума или нет, но факт остаётся фактом - она настроена серьёзно. Если ты пойдёшь к ней, она догадается, откуда дует ветер и решит, что мы с тобой заговорщики. Я и так едва избежал ареста, став невольным свидетелем её ссоры с Бха. К тому же, я пошел против долга и присяги и не сообщил ей о тебе. Я не уверен, что она воспримет мои повторные извинения и оправдания всерьёз.
  - Да уж, - задумчиво сказал Орсби. - Что ж, тогда остаётся плыть по течению, пока поток сам вынесет нас к броду.
  - Да, пожалуй, так и поступим. Я пока займусь поисками того, кто сможет помочь нам понять поведение Ильзат. Через неделю заседание Высокого Магистрата по делу Бха. Ты будешь на нём?
  - Странно, мне ничего об этом не известно. Да, я вернусь к тому времени, и если мне официально сообщат... А Циппиох знает о Бха?
  - Да, Ильзат вызвала его, когда я ещё был у неё. Вряд ли она рассчитывала долго хранить этот арест в тайне от третьего магистра Нарсгоны. Чтобы там ни было, но она действует осмотрительно. Что вот только ею движет? Афиурн...хм, скорее всего, догадывается, что происходит что-то неладное. Его подчинённые арестованы, причём моими нюктами. Я сказал Афиурну, что наказал их за небрежность в службе и это ненадолго. Хотя башня для этого слишком строгое наказание. Не думаю, что он поверил мне, но расспрашивать он не стал.
   - Меня всё же интересует Циппиох. Как он воспринял такую новость? Можем ли мы рассчитывать на его поддержку?
  - Ты говоришь, как заговорщик, Джаред. О какой поддержке ты ведёшь речь? Мы, что тут на заседании тайного общества?
  - Твоя работа сделала тебя параноиком, Франц. Я имел в виду, что арест Бха несправедлив, и в этом смысле, я тот, кто принимает волю великого магистра, но не согласен с ней. Ты же не станешь спорить, что Бха нужно освободить? И в этом деле Циппиох нужен нам как союзник.
  
  Де Ольён снова беззвучно забарабанил пальцами по столу. Затем перестал и, приподняв подбородок, сказал, не глядя на Орсби:
  
  - Циппиох фигура нейтральная. Он был изумлён таким оборотом дел, да, но воспринял эту волю владычицы с покорностью. Он будет рассматривать дело Бха, как велит ему долг и присяга, я уверен. Ни в какие коалиции он вступать не станет.
  - Хорошо. Значит, нам нужно быть очень убедительными. Раскола в Нарсгоне допустить нельзя.
  - О чём ты?
  - Брось, Франц! - усмехнулся сэр Джаред. - Со мной эти штуки не проходят - ты же отлично знаешь обо всех нарсгонских партиях. Внутри Нарсгоны и кланов веками зреет недовольство.
  - Это мне известно, но ты упомянул раскол...
  - Так что с того? Что странного в том, что на Ильзат смотрят, как на сумасшедшую. Взять хотя бы нас: что мы здесь обсуждаем, если не странность владычицы? Другое дело - мы её обсуждаем, как верные подданные, желающие помочь ей разобраться с этим и не дать на руки её врагам хорошие козыри. Даже если заговора не существует, мы обязаны его предполагать, как вероятный, и ты - в первую голову. Разве не так?
  
  Что-что, а выводил Орсби ладно. Сейчас Франц доверял ему ещё меньше, чем прежде. Орсби знал что-то особенное о грядущих проблемах корпорации и оговорился, а теперь оправдывается перед рейдмейстером. Или он оговорился намеренно?
  Де Ольён давно получал тревожные донесения о делах на туманном Альбионе. Его секретная канцелярия, не предусмотренная орденскими уложениями, созданная им втайне ото всех, работала как часы. Некоторые агенты в Британии докладывали, что таурианская "молодёжь" и маги, симпатизируют нарсгонскому протектору, пожалуй, больше, чем самой Нарсгоне и её главе. Идеи "свободной охоты" там распространены, как нигде, и не исключено, что популярность протектора связана с терпимым отношением к этим идеям. Тщеславность Орсби также не была новостью. Возможно, он сам был заинтересован в расколе корпорации и своём суверенитете в Британии больше, чем предполагаемые им неизвестные заговорщики. Говоришь, заговор нужно предполагать? Что ж, тогда я буду иметь в виду и тебя.
  
  - Всё так. Извини, моя работа - подозрение. Разговаривать с Циппиохом до заседания Высокого Магистрата опасно и неразумно. Если по случаю об этом узнает Ильзат нам несдобровать. Поезжай в Британию, как и планировал.
  
  Франц задумался. Так или иначе, Орсби ему нужен. Может он и ведёт свою игру, но он прав в одном - нельзя допустить раскола Нарсгоны, и для этого нужно быстрее вернуть Ильзат к её обычной хладнокровности и рассудительности. И для этого нужен Бха.
  Непонятно, о чём она думала, когда на глазах муафалей так вознесла простого эмпатье? Десятки таурианских вождей не могут получить у неё аудиенции, помногу месяцев переписываются с магистерской канцелярией, пытаясь вытребовать себе какие-то привилегии или решить вопрос спорных охотничьих территорий. Ильзат пережила десятки заговоров и конфликтов, но никогда они не выходили за рамки претензий или непокорности одного или двух кланов, которые быстро приводились в чувства или уничтожались. Ильзат была принципиальна во всём и очень требовательна к себе, а потому кристально чиста. Конечно, её ненавидели те, кто под давлением давно потерял суверенитет и был принужден присягнуть Нарсгоне. Она хладнокровно балансировала все эти века между интересами разных кланов и партий, оставаясь суровым, но совестливым и справедливым арбитром, об умалении авторитета которого было невозможно помыслить.
  Даже Бха, Циппиох, шёголь Орсби и он сам, Франциск де Ольён, шеф Рейдмейстерства не раз получали серьёзные выволочки от неё, и никто не мог быть назван любимчиком. Она была удалена ото всех на недосягаемую высоту. Её власть и влияние блистали над подвластным ей миром грозно и божественно чисто.
  В последние десятилетия все ждут перемен. Вольнодумство, распространяемое Чёрной Звездой, отравляет миропорядок таури, они смотрят на Нарсгону, как на угнетателя. Если древние нюкты и тэули ещё помнят, почему Нарсгона является оплотом порядка и безопасности, то молодёжь не желает, подчас, не только нарсгонского владычества, но даже членства в кланах. Они предпочитают сходиться в жестокие и слабоуправляемые банды, которые не знают закона. На сдерживание этой опасной стихии уходит много сил ордена.
  Кроме того, орден Жизнесияния усилился невообразимо, а нюкты и благородные тэули сотнями гибнут от клинков каллимертов. Теперь ещё эта катастрофа с силентиумами. Многие ждут послаблений по режиму Пиньо-Латта и требуют освободить ото сна в силентиумах хотя бы самых достойных воинов и рыцарей ордена, но Ильзат всегда непреклонна. Девять из десяти прошений о пожаловании титула супреата, которые, как и муафали, освобождены от пребывания в силентиумах, она так же отклоняет.
  А тут простой эмпатье, получает супреатское достоинство сходу. Такого не бывало за всю историю. Возмущение Орсби, высказанное им на Совете муафалей вполне оправдано. Но только ли о своёй неприязни к этой идее он заявил? Возможно, он выражал своё личное недовольство, или всё же он в какой-то партии. А может, он хотел дать возможность Ильзат разумно всё объяснить? Как бы там ни было, наверняка, среди тех, кто предпочёл отмолчаться были и те, кто начнёт распространять слухи о неуравновешенности фйорм-муафаль, её странностях.
  Если бы Ильзат всерьёз думала о безопасности Ивэна, то лучшим решением было бы представить его в качестве эмпатье и уж точно не в Совете муафалей, а где-нибудь на официальном приёме, или в "круге удовольствий". Может, она сама провоцирует смуту? Зачем это ей? Хочет выявить заговорщиков? Слишком уж рискованная игра, да и как их выявишь, когда от таких фортелей будет негодовать добрая половина кланов. Нет, отпадает. Логика в её действиях не просчитывается, выходит это порыв. Значит, она и впрямь находится под влиянием чар, как полагает Бха. Своим поведением Ильзат даёт повод для смуты в и без того, смутные времена.
  
  - Да, кстати, я лишь посчитал, что Ильзат не знает о твоём участии в инциденте с Ивэном, так как она не упомянула об этом. Но, я не исключаю, что она притворялась. Может, твой отъезд будет выглядеть, как бегство?
  
  Орсби медленно подошёл к столу, за которым сидел рейдмейстер. Посмотрел на Франца. Слабо улыбнулся.
  
  - Не думаю. Иначе, чего бы она так настойчиво требовала от Бха назвать ей имена, которые и так знала?
  - Может, она играла? Например, она хотела понаблюдать со стороны за всеми участниками инцидента. Впрочем, думай сам.
  
  
  Испытание
  
  - Так ты никогда не станешь воином, - улыбаясь, сказал Артемас разозлённому Ивэну. - Ты не признаёшь клинок частью себя, так чего же ты ждёшь от него?! Он тоже тебя отвергает. Оружие таури одухотворено, на нём лежат заклятия, но они останутся немы, если ты не почувствуешь их. Тебе нужно уделять больше внимания практике сосредоточения. Смотри!
  
  Артемас беззвучно вынул из ножен короткий, чуть изогнутый, обоюдострый меч, типа фалкаты. Он указал пальцем левой руки на правую кисть, крепко сжимавшую рукоять оружия.
  
  - Я покажу это медленно, как смогу.
  
  Он вытянул правую руку перед собой, клинок повернул вкрест предплечья, тыльную сторону кисти кверху.
  
  - Почувствуй оружие и забудь о его тяжести, - тихо сказал лейтенант. - Оно само выполнит требуемое движение, тебе лишь необходимо давать ему малую энергию и направлять по необходимости.
  
  Артемас разжал кисть, но прежде чем оружие начало падать, резко повёл ладонью вниз. Полотно меча пошло вверх, описывая четверть-круг. Достигнув вертикального положения, оно устремилось вниз, увлекаемое неумолимым тяготением. Рукоять обогнула ребро распрямлённой кисти тэули. Не позволив падающему клинку пройти и половины следующей четверти круга, Артемас сделал короткое и скорое, но не резкое движение вверх.
  Рукоять, обтянутая антилопьей кожей, ни на миг не потеряв соприкосновения с кистью, устремилась по распрямлённым пальцам хозяина, обогнула другое ребро кисти, завернула под ладонь, и так, вернулась в исходное положение. Артемас сомкнул пальцы на рукояти.
  
  - Теперь не обращай внимания на движение меча, следи только за моей рукой, - сказал Атремас.
  
   Он повторил прием, сделав десяток медленных оборотов, затем ускорил вращение так, что меч обратился в сияющий диск, в центре которого зияла дыра. В ней ритмично колебалась кисть вампира. Вверх-вниз, вверх-вниз. Затем он добавил движение "вперёд-назад".
  
  - Если обладать силой и скоростью тэули, которых у тебя нет, можно сделать вот так.
  
  Колеблющаяся кисть Артемаса обратилась в неясное облачко. Медленное восприятие Ивэна не поспевало различать её даже в крайних точках колебания. Диск-фалката характерно загудел.
  
  - А можно и ещё чаще.
  
  Звук от вращающегося клинка стал выше. Примерно через минуту Ивэн увидел тусклое красноватое свечение. От вращающегося клинка пошли волны теплого воздуха.
  
  - Резко остановить клинок в таком состоянии сложнее, чем довести до него, - сказал Артемас, который даже не смотрел на оружие.
  
  Он внимательно смотрел на Ивэна, изучая его реакцию. Тот был захвачен зрелищем.
  
  - Я никогда не сумею. Ты прав, - тихо сказал Ивэн. В его голосе не было обречённости или сожаления. Он просто признавал недостижимость такого уровня физической подготовки.
  
  Артемас внезапно прекратил вращение клинка, прихватив кистью её рукоять. У обычного человека кисть, должно быть, была бы вывернута, но тэули не выглядел травмированным.
  
  - Ты должен научиться верить в себя. Если ты сумеешь убедить себя в том, что это простой приём - ты это точно сможешь. Не так как мы, но для человека ты будешь необычайно силён и искусен. Откинь сомнения. Ты должен чувствовать себя властелином положения. Подчини клинок себе. Забудь думать, что у тебя может не получиться, или ты можешь нанести себе вред. И тогда всё выйдет само собой. Пребывая в полной уверенности в себе, владей оружием, прилагая минимум усилий. Тебе лишь нужно подумать, что нужно сделать и клинок выполнит этот приём сам. Когда ты привыкнешь к ощущению господства над оружием, я научу тебя вот этому.
  
  Он вновь привёл клинок во вращение. Свободной рукой он указал Ивэну отойти. Тот повиновался. Внезапно, диск вращающейся фалкаты пополз от кисти к плечу тэули. Артемас сделал стряхивающее движение и клинок, продолжая вращение, перескочил на другую руку! Через секунду клинок выделывал трюки, которые совершенно не согласовывались с законами физики: он перелетал из одной руки Артемаса в другую, метался по его груди и спине, не причиняя вреда, вылетал вперёд и, точно привязанный, возвращался обратно в руки воина. Всё это происходило необычайно быстро, на грани возможностей Ивэна к восприятию.
  
  - Господин! - послышался позади голос Мареша. - Ваше благородие, Вас требует к себе её милость.
  - Что ж, увидимся послезавтра, - улыбнулся Артемас. - Я советую тебе максимально посвятить себя практике сосредоточения. Это решающее умение во всём - и в воинском деле, и в магии. Удачи, и до встречи.
  
  Он отдал честь Ивэну, тот кивнул в ответ, как требовал того этикет.
  
  - Спасибо за терпение, Артемас. И до встречи, - сказал Ивэн и направился к Марешу.
  
  ******
  Владычица приняла Ивэна в просторном круглом зале, задрапированном в красные и чёрные ткани. Она непринуждённо, немного завалясь вбок, сидела на атласном диване. У её ног, на пышном шелковом матраце сидел её любимец - Альмонд. Он не был одет в костюм "раба для удовольствий", как в тот раз, на Совете муафалей, но в нём недоставало некой мужской небрежности - слишком он был ухожен. Вид у него был смурной, где-то даже обречённый.
  Люксона рассказывала, что Ильзат любит немного поиздеваться над своими эмпатье. Своих любимцев она часто одевает в шелка, кожу. Иногда она, точно зная, что это вызовет жгучий приступ стыда у Альмонда, нарумянивает и напомаживает его, как какую-нибудь девицу из борделя. Очевидно, "выпивая" это ощущение позора, Ильзат наслаждалась. Доставалось, хотя и крайне редко, и Люксоне.
  В мире таури отношение к людям было весьма пренебрежительным. Они не занимали в жизни кровососов большего места, чем пища или игрушки. Грубые забавы с людьми и даже их убийство были не только непредосудительны, но, и поощрялись. Больше всех доставалось тертас, "скоту", "детям недолгих слёз", "чашам утоления" - эти люди вскоре после появления погибали, их роль сводилась к удовлетворению жажды крови таури. В открытой охоте их умерщвляли на месте поимки, а тело уничтожали. Все они значились в "пропавших без вести".
  Хотя, возможно, многие рабы и чедли завидовали такой скоропостижной участи. Но, если чедли - полувампиры - и были рабами, то только на время. Все они, после известного срока безропотного служения своему господину или госпоже, получали шанс консурменции, обретения нежизни. Большинство из них выбрало свой жребий добровольно.
  Рабы, или кармеш служили столько, сколько было угодно господину. Часто их рок состоял в том же, что и тертас. Иногда, несколько тертас или кармеш сдавались кукольнику, такому, как Гурга, например, и тот шил из них цернимортов - химерических созданий, составленных из тел и органов разных людей и нередко животных. Одухотворялись эти твари по-разному. Иногда в них заключали дух только одного человека, принесённого в такую жертву, иногда его составляли из нескольких.
  На вершине пирамиды рабов находились духовные избранники, или эмпатье. По сути, оставаясь рабами, они меж тем имели определённые привилегии: освобождались от тяжёлой работы и тщательно охранялись. Их времяпровождение было праздным по сути. Разрешались им игры и прогулки. Это были любимцы и любимицы, рабы для наслаждений. Младшие слуги, из числа кармеш и чедле, обеспечивали им тщательный уход.
  Мораль таури в отношении эмпатье была весьма лицемерной - с одной стороны они воспевали чистоту духовных отношений с эмпатье, единственность и "настоящесть" такой любви, с другой стороны, они часто содержали целые гаремы, называемые здесь Цепями Блаженства, или шарьезом. Но и это постыдное ханжество таурианские философы и поэты щедро припорашивали пудрой запредельно циничного сладкомудрия - мол, иной господин или госпожа столь преисполнены добрых чувств, что в состоянии дарить любовь многим. А есть ли нечто более благородное, чем забота о многих, тем более, забота о таких несовершенных и жалких созданиях, как люди. Ох, уж эти кролики со сломанными лапками!
  Таурианская система ценностей была насквозь пропитана ложью. Ложью неизменно оправдывающей таури. Большинство из них, кроме самых отвязных вояк, всегда нарочито демонстрировали изысканность; держались, подчёркнуто отстранённо; соблюдали субординацию; много говорили о чести, долге и достоинстве. В последнем, впрочем, у Ивэна не было возможности явным образом разубедиться.
  
  - Как твои успехи, внучёк, - холодно спросила Ильзат, не поворотив головы в сторону приближающегося Ивэна.
  - Не знаю, моя госпожа. Разве мои наставники не отчитываются вам? - ответил Ивэн.
  
  Ивэн подошёл вплотную к дивану и отвесил поклон.
  
  - Ты много говоришь лишнего. Я спросила, как по твоему мнению собственные успехи, а не что думают твои наставники.
  - Я не очень доволен собой.
  - Это плохо, что ты недоволен, хотя я тоже, впрочем, не в восторге от тебя, - Ильзат тихонько пихнула Альмонда ногой. - Эй, ты чего там?
  
  Тут она обратила, наконец, свой взор на протеже.
  
  - Артемас пытается оправдать твою неловкость в обращении с оружием, но меня не провести. Месяц работы прошёл даром. Впрочем, я и сама не очень ставила на это умения.
  - Но Ваша милость, сказали, что это главное, чему меня будут учить. Тогда, на совете.
  - Сказала. Но больше для отвода глаз. Достичь мощи нюкта и даже чедля тебе не под силу и через десять лет тренировки. Для этого тебе надо пройти обряд Освобождения или первого Вкушения, но ты этого, очевидно, не желаешь, а я обещала тебя не неволить. Да и кровь твоя ещё нужна. Каллимертам удаётся стать необыкновенно сильными, но их искусство скрыто от нас. Так что твой единственный шанс на спасение в магии.
  - Да, но мой эрфангуар, досточтимый Хамзуфаил Гурга не видит во мне никаких способностей для мага.
  - Глупости. Или Бха перехвалил этого старого хрыча или тому нравится тебя унижать.
  - Но...
  - Прекращать занятия магией я запрещаю. Я не могу тебя научить. Аура нюктов и тэули, да и всех анорных созданий отличается от ауры живых существ. Другой спектр, другое звучание. Гурга живой маг, и пока единственный, кто взялся тебя учить, поэтому ты будешь у него учиться. Это вопрос твоей безопасности. Жизни и смерти, понимаешь? Ты слишком дорогой ценой достался Ордену, слишком многим я заплатила за тебя, чтобы потерять. Ты должен сам суметь за себя постоять, если придётся.
  - Но разве я не под защитой вашей милости? Разве вашего слова недостаточно для моей безопасности? Судя по разговорам здесь, вы почти всемогущи.
  
  Ильзат испытующе посмотрела на Ивэна. Потом, недовольно поджав губы, укоризненно сказала:
  
  - Что ты знаешь о могуществе, мальчишка?! Ты вырос в необычной, и меж тем простой семье. Вы не представляли собой ничего особенного даже по людским меркам. "Всемогуща"! Надо же... Никто не всемогущ. Даже боги. Заруби себе это на носу. За любым могуществом, всегда, плетётся вереница его ограничений. Это его проклятие. Как только ты получаешь власть, от бога ли, от подобных ли себе, ты попадаешь в её стальные цепи. Что даёт власть? Если она средней руки - это каторжный труд постоянного уравновешивания чужих интересов, ограждения от заговоров, поддержания порядка.
  Обретая силу, ты сразу становишься её рабом. Она тут же начнёт соблазнять тебя применить, испытать её. Иначе, зачем она нужна, правда? Нет, это сила обретает тебя, в качестве пленника. Применив её успешно, ты захочешь ещё и ещё. И будешь искать всё более новые цели для её приложения и не всегда благие. И, если однажды это нечто лихое, неправильное, сойдёт тебе с рук, ты будешь искать возможность повторить это снова и снова. До тех пор, пока не найдётся сила иная - противостоящая твоему бесчинству. Но и она может проиграть тебе. И в этом великое несчастье победителя. Испытать себя всякий раз, когда есть возможность - вечное желание того, кто не может совладать с собственной силой.
  Имеющий настоящее могущество рискует превратиться в тирана, монстра-убийцу или поработителя, избалованного безнаказанностью. Мощь может возвысить тебя над всеми условностями - дружбой, честью, совестью, умом, законом, порядком, состраданием. Над всем. Такая мощь на самом деле не принадлежит тому, кому она принадлежит, как это дико ни звучит. Это тот, кто ей обладает, находится в плену у собственной мощи. Он лишь её носитель, содержит её в себе, как хворь.
  Великий закон силы в том, что она стремится распределиться между многими. Если же она концентрируется в одних руках, это вызывает неравновесие, возмущение в мире сил и тогда рождается ещё большая сила, чем та, сконцентрированная. Она рождается в противовес ей, для уничтожения её носителя, после гибели которого, она вновь разжижается, бледнеет, расползается на части, делится между многими. Так уже давно порешили боги.
  Истинная власть - это власть над собой. Истинный властитель сам, насколько способен, умаляет свою мощь, дабы она не поглотила его.
   Так поступаю и я. Поэтому - нет, я не всемогуща, и даже не столь могущественна, как об этом говорят.
  
  Ильзат замолчала и посмотрела на Альмонда, потом перевела взгляд на Ивэна и легко, душевно рассмеялась.
  
  - Но это не значит, конечно, что я слаба. Я могущественна, в меру своей власти над собой и воли богов.
  
  Ивэн был совершенно растерян. Он не понимал, как реагировать на эти проповеди своей патронессы. Они ведь не давали ответов на его вопросы.
  
  - Если позволит госпожа, я не совсем понял: вы не можете дать мне защиту, но при этом достаточно могущественны? - подколол он Ильзат.
  - Ах ты, жалкий кролик! - захохотала Ильзат. - Ну и трус! Трус, который от отчаянья осмеливается язвить саму Ильзат Пурпурную! Ха-ха-ха!
  
  Ивэн густо покраснел. Он, конечно, не мог признать себя смельчаком, но слово "трус" больно резало его самолюбие.
  
  - Я не трус! Я просто хочу понять, на что я могу рассчитывать, учитывая мои невесть какие способности к магии.
  
  Ильзат хохотала пуще прежнего.
  
  - Он ещё и оправдывается! Да, трус, самый настоящий! - не унималась она.
  
  Потом внезапно остановилась и всё ещё улыбаясь, сказала:
  
  - Кошка сильней полсотни мышей, но может ли она всех переловить за раз?!
  - Не понял.
  - Ты не просто трус, ты глупый трус. Иди-ка, сядь рядом, - она похлопала по дивану, рядом с собой.
  - Вы меня постоянно оскорбляете. Наверное, это доставляет Вам удовольствие, - проворчал Ивэн, решив изобразить из себя обиженного ребёнка. Он осторожно присел в полутора метрах от княгини.
  - Ну, хватит театралить, это к лицу девицам и комедиантам, а ты супреат двух моих кланов. Позор! - сказала Ильзат, но совершенно беззлобно. Было очевидно, что она продолжала потешаться над ним.
  
  Ивэн чувствовал, что уже начинает свирепеть.
  
  - Ну-ка, ну-ка, - она чуть прикрыла глаза, и Ивэн тотчас почувствовал "прикосновение" к мозгу. Оно не было таким холодящим, как прикосновение Поля или сокрушающая экспансия Мегана. Оно было тёплым и прохладным одновременно, и каким-то бархатистым. Его ум и воля запротестовали.
  - Не забывайся, мальчик, ты, конечно, не простой раб, но ты мой эмпатье, и я могу делать с тобой всё что захочу, - серьёзно, даже немного угрожающе сказала Ильзат, не снимая улыбки с лица.
  
  От этих слов дух Ивэна возмутился ещё больше, хотя мысленно Ивэн тщился прекратить сопротивление, страшась разгневать Ильзат. Всё происходило помимо его воли.
  
  - Да ты не уймешься! - посерьёзнела владычица.
  
  В глазах у Ивэна померкло, в ушах раздалась приглушённая какофония. Мысли спутались, воля ослабла до ничтожества, неприятные предощущения наполнили его тело. Оглушающий бесконтактный удар, нанесённый Ильзат, был первой демонстрацией ауральной силы с её стороны.
  Так же внезапно, он наполнился ласковым и в то же время бурным огнём, на который отозвалась его аура.
  
  - Кажется, я перестаралась. Я совсем несильно тебя шлёпнула, но ты совершенно неспособен себя защитить. У иных простых людей аура менее жиденькая, чем у тебя. Даже не знаю, стоишь ты того, что я за тебя так щедро отмерила?
  
  С этими словами сознание и воля вернулись к Ивэну. Он вскипел. Да как она смеет! Унижение, которому он подвергся, преобразовалось в шторм Гнева, и эта смесь мыслей и чувств выплеснулась из его души, гигантской ударной волной пройдя по его ауре. Эта волна эфирного огня мгновенно достигла Ильзат и поразила её. Не остался в стороне и Альмонд. Он резко отпрял в сторону, упал и откатился от развязавшегося конфликта.
  Ильзат навела мощнейший эфирный щит, уплотнила его почти до осязаемой плотности, и, корчась от боли, которую несла каждая исходившая от Ивэна волна эфирного жара, ударила этим щитом. Волна Ивэна отразилась от щита и столкнулась с позади идущей. Ивэна словно отнесло на сотню метров, хотя физически он оставался на месте. Он внезапно увидел свою ауру, ауру Ильзат и даже Альмонда. Его эфирная оболочка была багрового цвета с желтыми сполохами, розовато-лиловая у Альмонда, и синеватая у Ильзат. Аура Ильзат заполняла пространство в радиусе десяти метров от неё и была довольно причудливой формы. Она стремительно сокращалась, подбиралась крупными складками к хозяйке, её цвет сгущался.
  Его собственная аура была не более двух метров и ярко полыхала, таким образом, Ивэн и вся его оболочка находились внутри эфира Ильзат.
  Его собственная аура была не более двух метров и ярко полыхала, таким образом, Ивэн и вся его оболочка находились внутри эфирной сферы Ильзат. Он представил, как его сила разливается по залу, но аура раздалась лишь вдвое от своей первоначальной величины. Внезапно видение померкло. Длилось оно не более пары секунд. На руке железными челюстями сомкнулся Дьюлз. Острая боль пронзила всё его тело, и Ивэн потерял сознание.
  
  
  
  
  ******
  Очнулся он в своих покоях. Рядом, у кровати сидела Люксона, в проходе в смежную комнату были видны мечущиеся Мареш и Таша, у окна стоял Поль и разглядывал что-то вовне. Он резко обернулся в тот момент, когда Ивэн увидел его.
  
  - Как ты? - спросила Люксона.
  - В общем, неплохо, а что стряслось?
  - Это должен знать ты и её милость, - ответил Поль. - Между Вами что-то произошло. Она выглядела несколько...взволнованной. Это даже звучит странно. Великая муафаль взволнована. По-моему, это были признаки эмпатизма.
  - Ваше благородие, Вы очнулись! - проворковала, вбежавшая в комнату Таша, - Вам непременно нужно подкрепиться.
  - Да уж, я бы не отказался. Вы составите мне компанию, - Ивэн обвёл взглядом приятелей.
  
  Люксона и Поль переглянулись и засмеялись.
  
  - Я могу составить только компанию, - смеясь, сказал Поликсис.
  - Тьфу ты! Я не могу привыкнуть, что тебе не нужно есть, - сказал Ивэн и тоже засмеялся.
  
  Он действительно проголодался. Странно, но он не сильно волновался, по поводу случившегося, память о котором уже вернулась к нему. Наверное, это Дьюлз. Ивэн глянул на браслет. Гемармилл мягко обнимал руку, не причиняя боли и других неудобств. Ивэн спросил, где сейчас владычица.
  "Она намерена навестить тебя, но остальное от меня сокрыто. Я её раб, такой же, как и ты, и не могу знать больше, чем мне позволяет моя хозяйка", - ответил вампир.
  
  Вскоре приятели сидели за большим круглым столом, в гостиной.
  
  - Долго вы здесь? - спросил Ивэн, жуя бутерброд с нежным паштетом.
  - Около восьми часов, сразу как тебя сюда принесли, - ответила Люксона, которая немного подавила стеснение и позволила себе съесть яблоко.
  - Вы меня принесли?
  - Поль, Мареш и Артемас, - ответила она.
  
  Ивэн глянул на своего странного приятеля. Чувство благодарности захлестнуло его, но он сдержался.
  
  - Спасибо, Поликсис, - кивнул он фрелю.
  
  Тот ответил кивком же. Он жадно наблюдал за недоступным ему действом. Еда доставляла ему удовольствие, когда он был жив, в анорном состоянии он был лишён этого счастья.
  
  - Значит, говоришь, и Артемас был здесь?
  - Да, был. И навещал ешё раз, часа полтора-два назад, - ответила Люксона.
  
  Она взяла бокал с гранатовым соком и немного отпила из него. Поль заёрзал.
  
  - Ты хочешь поэмпатировать? - спросила Поля Люксона, слегка улыбнувшись. - Ты же знаешь, что это запрещено. Мы, с Ивэном, эмпатье фйорм-муафаль и наши чувства - её собственность.
  - Без тебя знаю, - раздражённо бросил Поль.
  
  Люксона тихо засмеялась.
  
  - Правильно говорят, что фрели никогда не взрослеют, даже через тысячу лет.
  - Попробовала бы ты, побыть на моём месте - посмеялись бы вместе, - огрызнулся, явно разозлённый Поль.
  - Ну, уж нет. Эта ноша не для меня. Я вообще-то сочувствую тебе, а не издеваюсь, - с улыбкой сказала Люксона.
  - А похоже на другое, - насупился фрель и взъерошил рукой коротко стриженые волосы.
  - Ладно вам. Почему вы постоянно собачитесь? Поль, ты можешь взять себя в руки? Уступи Люксоне, она же девушка.
  - Она меня постоянно задирает, смеётся надо мной. А мне и без неё тошно, - вампир духа действительно порой напоминал ребёнка, а ведь ему было уже семьдесят пять лет от роду.
  
  Обряд консурменции он прошёл в двадцать четыре, и навеки застыл в маске этого возраста. Но по своим повадкам он был больше похож на шкодливого и капризного подростка. От него разило бунтом, проказой и вызовом всему сразу.
  
  - Поль, ты несправедлив ко мне, - уже серьёзно, и с некоторым возмущением ответила фрелю Люксона. - Я лишь ограждаю тебя от неприятностей.
  
  Поль фыркнул. Ивэн решил отвлечь их от пикировок.
  
  - Так вы говорите - Артемас навещал меня? - спросил он. - Мда, теперь он будет потешаться надо мной.
  - Нет, не думаю, - сказал Поль. - Он, наверное, тоже считает, что ты просто не выдержал сеанса эмпатии. Такое часто случается с неопытными эмпатье. Ты, наверное, сопротивлялся эмпату, а нужно учиться гармонии с ним. За это ты почти всегда вознаграждаешься своим покровителем бурей ощущений, которые человеку не дано прочувствовать в обычной жизни. Такой восторг могут испытать только эмпатье тэули и, конечно, фрелей.
  
  Поль зло зыркнул на Люксону (та, поджав губки и опустив глаза, улыбнулась) и продолжил:
  
  - А если ты начинаешь сопротивляться, то аноре или ауре эмпата проходится проламывать довольно болезненный барьер. Вот и у тебя не вышло отдаться на волю своего эмпата.
  - Я думаю, что это было наказание Ильзат за то, что я гневился. Всё-таки это не самое приятное ощущение, если Ильзат хотела получить от меня эмоциональную плату.
  
  Поль и Люксона рассмеялись.
  
  - Ты и не платишь, - сказал Поль. - Добровольная эмпатия между человеком и вампиром случается, но не слишком часто. Эти отношения воспеты в нашей лирике. Обычно же, люди находятся на положении эмпатье-кармеш. И ты тоже. Ну, а гнев - это очень сильное чувство, Ильзат могла только наслаждаться твоим пламенем. Для тэули или фреля любое ощущение - ценный подарок, а такое сильное, как гнев - настоящая драгоценность, высшее наслаждение. Ммм, как я завидую, Ильзат. Конечно, сладострастие, удовольствие эмпатье - это бесконечное блаженство и для эмпата, кстати, более опасное, коварное, чем боль, или гнев, стыд или тоска. Любой эмпат должен уметь владеть собой, ибо всегда есть соблазн применить эмо-интерференцию, обратную связь, а не каждый эмпат способен это контролировать.
  - Эмо-что? - недоуменно спросил Ивэн.
  - Ну, понимаешь, есть три основных техники эмпатии. Первая, самая грубая и убийственная для жертвы - "выпивание", или "осушение". Эмоции, да и вообще весь дух, поглощается эмпатом. Жертва, как правило, немедленно погибает. На это способны только фрели и коупхи, тэули - нет.
  Второй способ, называется "скольжением". Используется аура или анора эмпата, они как руки или губы, лишь касаются твоей ауры, её слоёв и снимают, считывают, прослушивают эмоции, не повреждая ни ауру, ни зеот.
  Третий способ, самый сложный, называется "отдачей", или эмо-интерференцией. Когда эмпат принимает эмоцию и тут же возвращает её эмпатье, причём так, чтобы такт эмпатии эмпатье более или менее совпадал с тактом отдачи. Ощущения усиливаются многократно, с каждой отдачей.
  Это может так повысить эмпатию, что она станет роковой. Есть очень неприятный эффект от отдачи - анауктация, паралич воли. Первым он наступает у эмпатье, часто, уже с первой отдачи, а у эмпата, в зависимости от его опыта и умения, может не наступить и после четвёртого возврата.
  Когда эмпат перестанет контролировать этот процесс, анора и зеот обоих необратимо разрушится, они сгорят в гиперэмпатии, попав в цикл бесконечной отдачи.
  Если эмпат и его эмпатье постоянно практикуют эмпатию отдачи, то постепенно они привыкают к такой эмоциональной встряске, но несчастные случаи с эмпатье, всё одно, довольно часты. Эмпат может выдержать многое, ибо он тэули, и развивается плавно, а вот предел конкретного эмпатье предугадать сложно. Вроде так же, развивается плавно, а потом - бац, и сгорел!
  - Всё-всё-всё! Мне понятно. Возможно, Ильзат сделала мне подобную отдачу, которую я не выдержал. Её аура принимала непонятную форму, подбиралась складками, как какой-нибудь парашют после приземления и сильно переливалась оттенками синего.
  
  Поль и Люксона переглянулись и уставились на него, вытянув лица. Ивэн не знал, как это понимать и онемел. После минутной паузы тишину нарушила Люксона:
  
  - Ты хочешь сказать, что видел их ауру Ильзат? - спросила она.
  - И свою, и Альмонда, - ответил Ивэн, удивлённым голосом. - Я видел ауру Поля во время боя с каллимертами, духов, тени, опутывающие сержанта караула, поссорившегося с Гургой и прочие вещи. А что собственно странного?!
  - Видишь ли, обычно ауры видны лишь хорошо подготовленным магам, - ответил Поль. - Мне они видны, так как я фрель. Даже не все нюкты способны на это. А ты... не имея никакой подготовки... Всё это очень странно.
  - Обычных духов ты видел за счёт Дьюлза, - перебила фреля Люксона. - Их могут видеть многие чародеи, даже не очень сильные, но и они затрачивают на это значительные силы и имеют подготовку в разы лучше твоей. Некоторые из них лишь ощущают эфир, более подготовленные - слышат, и лишь немногие могут его видеть. Я вот, не могла бы их видеть, не будь у меня гемармилла. Твой Дьюлз когда-то был магом или кем-то, кто обладал способностями к эфирному зрению, но всё же не такими мощными.
  - Ты хочешь сказать, что Дьюлз... - начал было Ивэн.
  - Да. Дьюлз когда-то был живым или анорным существом, но по какой-то причине его тело было уничтожено, возможно, в качестве наказания. Затем какой-то гаэльсорн поместил его в браслет. Так он стал браслетом-таури, гемармиллом.
  - Гаэльсорн? - спросил Ивэн.
  - Мастер вещей, или кузнец-чародей. Такая магическая профессия, как и кукольник, - ответила Люксона. - Очень уважаемая каста в мире магии. Искусный гаэльсорн - это необычайная редкость. Каждый из влиятельных господ желал бы заполучить его в свой клан или ко двору, но благодаря своей редкости они чаще остаются вольными мастерами, не покоряясь никому.
  - Да, всё так, но Ивэн видел ауру! Это-то поразительно! - перебил её Поль, которого это открытие, очевидно, интересовало больше всего.
  - Да уж, ты имеешь какие-то скрытые таланты, Ивэн, - задумчиво произнесла Люксона.
  - Да такие, которых ты даже не представляешь, - тихо пробормотал Поль.
  
  Люксона сделала вид, что не услышала его и продолжила:
  
  - Мы, люди, видим благодаря излучению света, слышим благодаря колебаниям воздуха. Наш мозг преобразует их в образы и звуки. В эфире непрерывно рождается множество возмущений. И они больше похожи на звуки, чем на свет.
  - Да, Гурга мне говорил об этом. Хаоны, - припомнил Ивэн.
  - Именно. Хаоны, - подтвердила Люксона. - Кто-то их смутно осознаёт, например, очень чувствительные люди. Кто-то способен их ощущать явственно, как эмоцию. Кто-то их слышит, как шум или музыку, но это уже высокий уровень практики восприятия и чародеяния. Для того же, чтобы увидеть ауру, нужны десятилетия практики сосредоточения. Тогда узы духа изменяются настолько, что могут преобразовывать эфирный звук в зрительный образ. Я думаю, тренированный зеот приобретает особую структуру, подобную той, что у дельфинов и летучих мышей преобразует звуки в образы. А уж видеть образы в цвете и подавно нелегко. Мне вот не суждено, видимо, научиться всему этому. (пауза) Магия очень сложна. В библиотеку меня пока допускают, но обучать никто не спешит. А самой читать на роминассэ необычайно трудно. Почти не используются гласные звуки, символы очень многозначны, понять смысл можно только из целикового отрезка текста. Да и роминассэ целых шесть генераций. Всё очень запутанно.
  - Какая же ты зануда, Люксо! Достойная смена Бха! - усмехаясь, сказал Поль. - Я вот, например, так и не научился роминассэ. Да и кому нужны эти книги? Лучшее что можно получить исходит от практики, передаётся наставническим примером.
  - Книги всё-таки необходимы, Поль, - хмуро урезонила Люксона. - Невозможно запомнить всё и не всё постигается наставническим примером. Например, эфирная механика, высшая чародейская мелодика. Иногда нужно рассчитывать некоторые гимны и заклинания. Конечно, опыт здесь, вещь наиважнейшая, но можно достигнуть гораздо большего, используя книжное знание.
  - Мой эрфангуар сказал мне, что магия это скорее искусство, чем наука, - возразил Ивэн.
  - Он прав, но даже пение и музицирование, требует знаний, - парировала Люксона. - Это одна из опор этого искусства. Представь, что тебе нужно насвистеть или напеть что-то конкретное, то, что ты никогда не слыхал до этого, а нотной грамоты ты не знаешь.
  
  Ивэн припомнил первый урок у Гурги, где тот рассказал ему о символе "кахо" - перекладине на двух опорах.
  
  - Да, но я могу воспроизвести это на слух, если кто-то мне напоёт, - ответил Ивэн. - Поэтому Поль прав - на примере наставника можно учиться, обходясь без писанины.
  - Это в том случае, если твой наставник знает это конкретное, - настаивала Люксона. - А что если он знает только посредственные или пошлые произведения? Конечно, личный опыт - великое дело, но многие ли из поющих в душе или будучи пьяными, могут быть названы настоящими певцами? Все поют, но делать это по-настоящему мощно, могут лишь профессионалы. Книги - это путь саморазвития без чьей-то помощи. Ты вполне можешь превзойти своего, предположим, посредственного учителя, если изучишь по книгам могучие заклинания, если уловишь смысл и законы мелодики, изложенные в книгах. Книги - это чужой опыт, который не нужно получать, начиная с нуля, его нужно только суметь воспроизвести, а без грамоты это сделать очень сложно. С Гургой тебе повезло - он учёный чародей, и весьма искусный к тому же. Как-то я прочла в библиотеке несколько протоколов магистрата ордена Ворона, довольно серьёзной корпорации магов-темнотников. Когда-то давно Гурга был в числе её магистров. Потом я услышала из разговора Бха со жрецами местных храмов, что тембр его ауры очень оригинальный, а звучание широчайшее.
  - Музыка и пение не очень удачное сравнение, мне кажется, - сказал Ивэн, немного подумав.
  
  Гургу с его грубым грающим голосом трудно было представить тенором Ла Скала, хотя, конечно, речь шла не о совсем обычном пении.
  
  - Возможно, это я не могу ладно высказать мысль, - немного смущённо сказала Люксона. - Музыка, напротив, наилучшее сравнение, ведь магия призыва - это именно пение в эфир. К книгам это, конечно, прямого отношения не имеет. Я просто хотела сказать, что сложно запомнить огромное количество заклинаний и гимнов, а также рассчитать их, не используя письменность, формулы, как ноты в музыке и пении. Да, воспроизвести заклинание можно, но только то, которое тебе напоют. Опыт, искусность, одарённость чародея играют огромную роль, но и наука немалую. Как излагать строгое знание, не используя книги, я не знаю. Вот оттого, что многие книги утрачены или недоступны, или скрываются от всех в библиотеках, подобных шабралахатской, по-настоящему искусных чародеев немного, а кустарей-колдунов и колдуний - пруд пруди. Они и передают другу знания тем самым примером и упражнениями, используют устные заклинания для того, чтобы держать его ритм, но глубокого понимания они не достигают, действуют наобум, интуитивно, пробуя колебать ауру и так и сяк.
  - Ты хочешь сказать, что я не смогу переиграть Гургу потому что не читаю книг? Фрр, - скривился и фыркнул Поликсис.
  - Не знаю, Поль. Ты анорный, а Гурга и Ивэн живые, как и я. Твоя анора, аура звучат по-другому. Ко всему прочему ты фрель, и имеешь большие расовые возможности. Ты, как человек, получивший при рождении певческий дар. Но быть способным к пению и быть выдающимся певцом - не одно и тоже. Если дар не развивать, никто не услышит твоих прекрасных арий. Думаю, Гургу тебе не переиграть, ведь ты будешь применять уже ранее изученное, а если и начнёшь экспериментировать, то наобум. А вот Гурга будет действовать по строгому расчету, и использовать десятки, сотни, или даже тысячи комбинаций хаонов. И звучание его будет чище, так как он не просто подражает чьему-то голосу, а точно рассчитывает собственный.
  - Ты ничего об этом не знаешь, ничего такого не умеешь. Разве ты можешь судить об этом лучше, чем я? - улыбаясь, язвил Поль. - Я бы не советовал состязаться с фрелем никакому магу.
  
  Видно было, что он доволен собой и гордится своей силой.
  
  - Самоуверенность тебя погубит! - вскинулась, обиженная Люксона. - Маги бывают разные, и порой настолько могущественные, что тебе и не представить. И если ты...
  - Хэх, кажется, у нас будут гости, - перебив девушку, огорчённо вздохнул Поль.
  - Что ты сказал? - одновременно спросили Ивэн и Люксона.
  
  В передней послышался шум. Через секунду к ним влетел испуганного вида Мареш и громко, взволнованно прошептал:
  
  - Сюда идут её милость, господа Теранос и де Ольён.
  - Ещё и Циппиох с Францем? - встрепенулась Люксона. - Что за царский визит?
  
  Ивэн почувствовал, как стремительно распускается цветок его страха. Страха перед Ильзат.
  
   В передней послышались оханья Таши, а через секунду-другую в высоком дверном проёме показалась фигура владычицы. Позади неё чернела фигура Циппиоха.
  
  - Ой, какая милая компания! - сказала она улыбаясь. - Воркуете?!
  
  Приятели вскочили со своих мест и низко поклонились муафаль.
  
  - Может ли древняя, как мир женщина присоединиться к вам со своими друзьями? - спросила она.
  
  Ивэна будто парализовало, он не знал, что делать. На выручку пришёл Поль.
  
  - Мареш, не окажешь ли честь госпоже, предложив ей сесть? - прошипел он, и дал лёгкого пинка слуге.
  
  Молодой человек, позеленев от страха, подбежал на подгибающихся ногах к свободному стулу и отставил его от стола и поклонился княгине.
  
  - Какой шустрый юноша! Премного благодарна, - хохотнула Ильзат, и обратила испытующий взгляд на Поля. - Это не твой малыш, монселар?
  - Уже нет, твоя милость, - прохрипел Циппиох, тяжело входя комнату. - Теперь он слуга благородного супреате Ивэна Акопосского и Танатасского.
  - О! Как здорово! - делано изумилась Ильзат, усаживаясь на предложенное ей место и не отрывая взгляда от Поля. - Не мог бы ты одарить всех моих эмпатье личными слугами? Мне нравится эта идея.
  - Боюсь, твоя милость, твой шарьез слишком велик для моих скромных возможностей, - сухо рассмеялся магистр и уселся следом за Ильзат (в этот раз Марешу не пришлось напоминать о сервисе).
  
  - Ну, что же вы?! - улыбаясь, спросила Ильзат. - Присаживайтесь.
  
  Поль, Люксона и Ивэн повиновались. Ильзат выглядела довольно возбуждённой. Она попеременно смотрела: с жадностью - на Ивэна; с неприязнью и ехидством - на Поля. Впрочем, последний не отводил взгляда, хотя и не задирал, вызывающе, подбородка. Циппиох выглядел немного встревоженным и часто поглядывал на владычицу.
  
  - Что ж, Ивэн, как ты чувствуешь себя? - спросила она.
  - Неплохо, моя госпожа, - ответил Ивэн, прикладывая все силы к тому, чтобы выглядеть непринуждённо.
  - Я очень рада, - сказала владычица и внимательно посмотрела на Ивэна блестящими синими глазами. Радужка их будто бы трепетала и, то затенялась, то просветлялась местами.
  - Если ты был испуган нашей маленькой игрой, - продолжила она, - не бойся, я не только не сержусь на тебя, но и очень тобой довольна.
  
  Сказав это, она чуть скосила глаза вбок, в сторону Циппиоха, но так, что он этого не увидел. Затем, улыбнувшись, она посмотрела на Люксону.
  
  - Я вижу, Люксона, вы с Ивэном стали по-настоящему дружны? - в её голосе почувствовалось нечто необычное, но совершенно неопределённое. Ревность?
  
  - Да, ваша милость, это так, пожалуй, - ответила Люксона, покраснев и опустив глаза.
  - Что ж, дружба это очень хорошо, - немного задумчиво сказала Ильзат и тут же, как бы придя в себя, прибавила назидательно, - Я полагаю, что этим добрым чувством и надо ограничиться. Ты же знаешь закон, не так ли, Люксона?
  - Конечно, моя госпожа, - покраснев ещё больше, ответила Люксона.
  - Я не понимаю, о чём говорит её милость? - спросил Ивэн, поочередно переводя взгляд на Ильзат, Люксону и Поля.
  - Её милость говорит, что любовь между эмпатье нежелательна, - прохрипел третий магистр. - Точнее, более чем нежелательна - она запрещена под страхом сурового наказания. Вы молоды и такое может вполне случиться. Её милость, обладая мудростью и прозорливостью государя, делает вам честь, предупреждая вас об опасности такого поворота в отношениях.
  - Ты выразился слишком уж прямолинейно, монселар, - попеняла ему Ильзат. - Они ведь ещё совсем дети... Впрочем, магистр прав. Вы должны избегать сильной привязанности, влечения друг к другу. Я обязана быть примером для подданных, и потому не могу допустить непорядка в моём шарьезе. Это бросит на меня тень неумелой госпожи, которая не может разобраться с собственными слугами. Прочие совместные забавы вам не возбраняются.
  
  Ивэн хотел, было открыть рот, но Ципиох нахмурив брови и выразительно сверкнув глазами, остановил его. Люксона, в тот же момент, толкнула Ивэна ногой, под столом.
  Ильзат, конечно же, не упустила из вида этой немой борьбы. Выглядела она ещё очень возбуждённой, пожирая его глазами.
  
  - Вот что, мой мальчик, - голос её звучал властно, но не грубо, а по-матерински нравоучительно, - тебе придётся взрослеть ещё быстрее, чем я планировала. Ты должен понимать свою особенность...
  
  Здесь она сделала короткую паузу.
  
  - Во всех смыслах. У меня, к сожалению, не будет времени наставлять тебя, оберегать тебя на каждом шагу, да я и не хочу, признаться, ловить для тебя рыбу. Я хочу, чтобы ты научился ловить её сам. Для этого я наняла Гургу, за весьма немалую сумму, между прочим.
  Как ты сам признался, успехи твои невелики, и это то, чего от тебя многие ждут. Твоей слабости, твоей никчёмности, твоей бесполезности и ненужности ордену. А мишень, в этой игре - я. Когда твоя слабость станет и моим позором, меня обвинят во взбалмошности, в чудачестве, сумасшествии, фаворитизме. Я ведь и так уже вознесла простого эмпатье на невиданную доселе высоту, подчёркивая твою ценность дл всех таури. Ты имеешь абсурдный статус - раб в благородном достоинстве. Что же может быть безумней?!
  Если ты и впрямь окажешься бесполезен - то что я смогу всем им ответить на упрёк в недальновидности? Будь уж хотя бы магом, чтобы отплатить службой Нарсгоне и защитить себя.
  
  Она помолчала немного.
  
  - Я знаю, что ты не беспомощен, - продолжила она. - В тебе есть что-то сильное и невыразимое, чем ты пока не способен воспользоваться. Но я не знаю что это, и как сделать это твоим оружием или защитой. Убеждена, что твоя единственная надежда - Хамзуфаил Гурга. Поэтому, ты обязан бывать у него не реже четырёх раз в неделю, остальные три дня посвящать тренировкам духа. Ни дня покоя, Ивэн. Такова моя воля.
  
  Она обвела взглядом приятелей.
  
  - Я, не таясь, говорю эти вещи в вашем присутствии, Люксона и Поль. Ибо теперь вы знаете, что ваши ошибки и безответственность могут быть оплачены жизнью вашего друга и моим унижением. Поступайте так, чтобы не навредить нам обоим или будьте прокляты.
  
  Казалось, в воздухе гостиной вот-вот раздастся треск от создавшегося напряжения. Выдержав паузу, Ильзат обратилась к Поликсису.
  
  - Я знаю, почему ты здесь, Поль, и предупреждаю тебя - не сделай роковой для себя и для Ивэна ошибки. Я могла бы удалить тебя не только из Шабралахата, но и из Мегана, но я не хочу разрывать твою душу, которую сама же и спасла однажды. Я не желаю, также, чтобы Ивэн оставался без друзей, услуги которых ему могут отчаянно понадобиться в час злой судьбы. Нет, я не стану изолировать Ивэна от угрожающего ему мира, хотя порой мне кажется, что именно так и надо сделать.
  
  Всё это время Циппиох внимательно слушал Ильзат и хмурился всё больше с каждой произнесённой ею фразой. То ли его тревожили слова Ильзат, то ли он их просто не понимал. Или, и то, и другое.
   Не для него Ильзат играет всю эту драматическую сцену, думал Ивэн. Возможно, это послание всем сразу.
  
  - Я постараюсь не разочаровать тебя, госпожа, - холодно отозвался Поликсис.
  
  Ильзат улыбнулась.
  
  - Вот и хорошо, - сказала она. - Ах да, хорошие новости - сегодня, наконец, Гильфион вышел в свет, впервые после болезни. С твоей стороны было бы учтиво, если бы ты, как-нибудь поприветствовал его. Он ведь чуть было не погиб, защищая тебя и меня.
  
  - Какие отличные новости! - воскликнул Ивэн. - Конечно, я сделаю что-нибудь в этом роде.
  - Да, Гильфион один из достойнейших тэули Нарсгоны, - улыбаясь, сказала Люксона.
  
  Циппиох вздохнул, а Ильзат беззвучно хмыкнула.
  
  - Я разыщу его, - сказал Поликсис. - И может, приглашу сюда отпраздновать его выздоровление. Как ты думаешь, Ивэн?
  - Да, конечно, - радостно ответил Ивэн. - Это большая честь принимать его и я бы хотел поблагодарить муафаля за оказанные услуги.
  - Отлично! - возбуждённо сказала Ильзат. - Ты быстро научился говорить как придворный. А теперь, я бы хотела остаться наедине с моим протеже. Ненадолго. Впрочем, монселар Циппиох, Вы останьтесь.
  
  Поль и Люксона встали из-за стола, поклонились господам и вышли из гостиной в переднюю. Ильзат молча и внимательно смотрела на Ивэна около минуты. Потом нарушила тишину и спросила:
  
  - Скажи мне, мой мальчик, - голос её был дружелюбным, но твёрдым, требовательным. - Почему ты не сообщил мне о том, что в вечер, когда ты впервые был у своего эрфангуара там был и сэр Джаред?
  
  Ивэн удивлённо поднял брови.
  
  - А он там был? - спросил он.
  - Разве похоже на то, что я шучу?
  - Нет, конечно, но я не видел там никого, кроме Гурги и караула.
  - То есть ты уверен, что были только они?
  - Конечно, - ответил Ивэн, искренне удивляясь вопросам Ильзат.
  - А вот твой эрфангуар был удивлён, что ты не сообщил о сэре Джареде, - сказала она. - Я вызывала его в Шабралахат и он мне рассказал, как всё было. Он говорит, что ты даже разговаривал с сэром Орсби.
  
  Ивэн подумал, стоит ли рассказывать про таинственного пса. Интересно, Гурга рассказал об этом? Вряд ли - он ведь и сам не советовал об этом говорить.
  Циппиох рассматривал орнамент на столе - красивую аппликацию из тончайших кусочков дерева разных пород и цвета под толстым слоем светлого лака - и, казалось, о чём-то усиленно думал.
  
  - Я не знаю, что сказать, миледи, - растерянно сказал Ивэн. - Я не припомню сэра Орсби в тот вечер.
  - Я верю, - сухо ответила Ильзат. - Но всё это странно... и караул ничего не упомянул об Орсби. Повторюсь - будь предельно осторожен в Мегане и предельно усерден в изучении магии.
  - Я сам заинтересован в этом, моя госпожа, - ответил Ивэн, и опустил голову в поклоне.
  - Надеюсь на то, что эта заинтересованность когда-нибудь спасёт твою душу, - она встала и, не попрощавшись, направилась к выходу.
  
  Ивэн вскочил с места и поклонился ей вслед. Поднялся и Циппиох. Он спешно попрощался с Ивэном, пожелал ему успехов и быстро удалился.
  
  Когда магистр нагнал княгиню, она, чуть повернув к нему голову, спросила:
  
  - Что думаешь, монселар?
  - Я думаю, что могли быть применены чары забвения, которые не подействовали на Гургу, - сказал он. - Но очаровали караул и Ивэна. Странно, что Гурга не почувствовал наведения чар, хотя он искусный маг. Получается, что чары были наведены весьма искусно и мягко, а защита Гурги сработала пассивно, непроизвольно и он не заметил колдовства. В общем, не знаю. Пока в голову приходит только это.
  - Ты считаешь, Орсби способен на такую магию? - с тревогой спросила Ильзат.
  - Ну, не знаю. Таури, конечно, не очень глубоко ею увлечены, - ответил Циппиох. - Но это не означает, что кто-то из нас не интересуется ею. Может быть, и сэр Джаред практикует некоторые заклинания. Он, вообще, странный тип.
  - Неужели за столько веков мы не смогли бы распознать в нём опытного чародея, - говоря как бы сама с собой, произнесла Ильзат.
  - Ну, всё меняется: вчера мир был таким, сегодня он уже другой, - расфилософствовался Циппиох. - Возможно, сэр Джаред недавно обрёл некоторые умения, а мы этого просто не заметили. Я вот, особенно и не увлекался этим предметом - не было ни времени, ни особого интереса. Так, основы прошёл, ещё до консурменции.
  Больше и не интересовался, да и негде, особо, взять сведения о ней, кстати. Магия таури ведь отличается от обычной, и книг по ней почти не осталось. Может в библиотеке Шабралахата и найдётся пару-тройку свитков тех авторов, кто изучал или разрабатывал таурианское чародейство в древности.
  Сама посуди: большинство ауральных приёмов передаётся изустно и включено в боевую подготовку; практика сосредоточения способствует развитию эфирного видения и эмпатии - что ещё нужно тэули или нюкту? Если сэр Орсби и занимался магией, то у него либо должны быть такие книги, либо наставник. Кто ныне владеет такой специфической магией? Хмм... И я не уверен, что он способен читать на роминассэ или илликтеле, даже будь у него такие раритетные источники. Что-то я уже сомневаюсь в том, что Орсби мог зачаровать.
  - Но книги могли быть переведены, - возразила владычица.
  - Не думаю. На современные человеческие языки их переводили, точнее, заново составляли люди, практикующие чародеяние, - парировал Циппиох. - Для нас, их книги не годятся, а таури всегда были слишком мало заинтересованы в магии, чтобы заниматься переводами книг. Хотя всё может быть. Может, и был, такой подвижник, давным-давно.
  - Принципы магии одни и те же, - настаивала Ильзат. - Мог ли он воспользоваться основами?
  - Да, но знать основы не означает уметь чародеять, - опять возразил Циппиох. - Это искусство. Нужно тренироваться и довольно много, и без гарантии на успех. Здесь наставник нужен. А чары забвения, действующие на таури, относятся к высокой степени искусности, насколько мне позволяют судить мои скромные познания в магии. Одно дело, подавить воспоминания человека, а совсем другое - наши. Будь с нами Бха, он бы смог объяснить.
  
  Ильзат тяжело посмотрела на своего главного советника по законодательству и делам Ордена.
  
  - Ходатайствовать за Бха, таким замысловатым способом не стоит, - железным тоном отозвалась она. - Даже в его нынешнем положении он остаётся доступным, и нам ничто не мешает спросить его обо всём, что нас интересует.
  - Я извиняюсь за дерзость, - ответил Циппиох, - но не могу не отметить вреда, который наносит этот инцидент твоей репутации. Да и всей магистратуре.
  
  Ильзат слегка поджала губы, но не ответила. Через пять минут они достигли высокого сводчатого коридора, ведущего в княжескую рекреацию. Ильзат остановилась и повернулась к Циппиоху.
  
  - Возможно, ты прав, - твёрдо сказала она. - Я уже не вижу в Бха той угрозы, какую видела совсем недавно. К тому же, все вы так убедительно единодушны во мнении о вреде его ареста. Я освобожу его и верну ему все звания, но он всё равно остается на подозрении и Высокий Магистрат по его делу всё же состоится. Ты сам сообщишь ему об этом, а заодно и побеседуй о магии.
  
  
  
  
  
  
  Начала гургианства
  
  Ивэн сидел на скамье за столом, на заднем дворе дома Гурги. Эрфангуара он не застал. Гуль впустила его в дом и провела во двор. Корча гримасы, и подталкивая его руками, она указала ему сесть и ждать.
  Было солнечно, безветренно и довольно тепло для октября. Над ним распростёрлись могучие ветви старого бука ещё не сбросившего окончательно листья.
  Чтобы скоротать время Ивэн решил ещё раз прочесть некоторые отрывки из данной ему тетради. Он безуспешно пытался понять смысл текстов, записанных неким Гордоном К. - так была подписана тетрадь, которую дал ему учитель.
  На страницах, посвященных практике сосредоточения были описаны странные, непонятные приёмы: закрыть глаза, прищурить их, скосить в сторону, часто моргать не менее минуты, рассредоточить зрение (по-видимому, расфокусировать). Что этим достигалось, Ивэн не мог сообразить. Кроме быстро наступающей усталости глаз, никаких новых ощущений эти приёмы не давали.
  Люксона предлагала свою помощь, так как сама не была обучена этому и пыталась делать это самостоятельно. Она считала, что вместе им будет проще понять, что же требуется в результате практики. Ивэн вежливо отклонил это предложение - он не хотел в результате какого-нибудь конфуза или неудачи показаться ей совсем уж непроходимым тупицей и бездарностью. Поля же он стал остерегаться с тех пор, как побольше узнал о способностях фрелей.
  Ивэн уловил, что практика сосредоточения представляет собой примерно то же что и медитация. Он пробовал закрыть глаза и расслабиться, не представляя себе, что необычного должно произойти в результате этого. Прислушиваться к себе быстро надоедало, кроме того, внимание постоянно переключалось вовне, на звуки, издаваемые Ташей и Марешом в соседних комнатах.
  В конце концов, Ивэн сдался и признал, что не понимает, чем и для чего занимается. Ему явно не хватало помощника. Он пробудил Дьюлз и спросил его, что ему необходимо делать. Вампир ответил, что именно то, что он и делал. Ивэн посетовал на безуспешность этого занятия. Тогда Дьюлз сказал, что физически Ивэн делал всё верно, но он ничем не был удивлён и не стремился удивиться, а главное - он не верил в успех этих приёмов.
  
  - Я совсем не понимаю, чему я должен удивиться? - недоумевал парень.
  - Чему-нибудь, - загадочно ответил браслет.
  - Как же я могу чему-то удивиться, если я буду выбирать это что-то? - спросил Ивэн. - Ведь это должно быть что-то совершенно неожиданное. Значит, я не могу его сам нафантазировать, оно должно придти само.
  - Верно, но ты не готов к этому, - ответил Дьюлз. - Я уже многого не могу повторить. Нельзя войти в одну воду дважды. Поэтому, я не могу и объяснить тебе и даже показать тебе, как это сделать. Это невыразимое и неповторимое ощущение - НОВОЕ ощущение умения. Оно длится недолго и затем исчезает, обычно, навсегда. Я могу лишь результат этого продемонстрировать, как делал это не раз, показывая тебе минхе, например.
  - Как же так? Ты научился видеть эфирные сущности, но не знаешь, как это делать?
  - А разве ты можешь вспомнить, как ты узнал, как читать? - парировал Дьюлз. - Опиши мне, как ты умеешь читать?
  
  Вопрос звучал абсурдно. Да нет же, скорее был построен непривычно для слуха, но вместе с тем смысл в нём был. Ивэн немного подумав, стал рассказывать, как он учился сочетать буквы в слоги и "сливать" их в обозначаемые ими звуки.
  
  - О, да, это именно так и было, - ответил Дьюлз. - Выходит, что чтобы читать нужно, складывать буквы в слоги и пытаться произнести обозначенные звуки слитно, а потом слоги "сливать" в слова? Но разве ты сейчас делаешь также - читаешь по слогам?
  
  - Нет, - нахмурившись, ответил Ивэн.
  
  - Тогда как же ты читаешь? - спросил Дьюлз
  
  Ивэн затруднился с ответом.
  
  - Представь, что я не умею читать, - продолжил гемармилл, - и ты мне рассказал, как это делается. Разве могу я, только лишь выслушав тебя, начать читать? Разве будет у меня после твоих слов знание "как надо" это делать? Нет. Я сам должен буду это многократно пробовать это сделать, раз за разом стремясь угадать способ, каким тебе удаётся читать. Но я его никогда не угадаю, ибо умение читать придёт ко мне неосознанно и не в форме знания "как", а в ощущении, что "я это умею". Бац! И в один прекрасный день я пойму, что умею это делать. Но как это делать я не знаю, ибо я не читаю по слогам. Умение приходит не плавно, а скачком. Вот только ещё ты не умел этого, а вот через мгновение уже понимаешь, что можешь это. Для этого ты постоянно делаешь то, чего не понимаешь, и никогда не сможешь объяснить, как это произошло. Это значит, что ты не должен пытаться понять, ты должен просто приобрести умение, повторяя упражнения, кажущиеся бессмысленными.
  
  Ивэн чувствовал на ускользающем от ясного мышления уровне, что Дьюлз прав, но в душе его царило отчаяние.
  
  Примерно через час во двор вошёл чародей. Он был, как и в прошлый раз, одет в своё странное алое одеяние. Настроение у него было неплохим, судя по ухмылке, которую он выдал, увидев Ивэна.
  
  - Что, ученичок, много ли успел за эти три дня? - спросил он с ехидцей.
  
  Ивэн сказал, что находится в тупике, и не может понять, чего он должен достигнуть в практике сосредоточения. Так же он передал Гурге беседу с гемармиллом. Старый маг усмехнулся и громко позвал Гуль. Когда старуха появилась в дверном проёме, он велел ей начинать готовить ужин, а сейчас не мешало бы им с Ивэном выпить вина, добавил он.
  
  - Возможно, твои проблемы заключаются в трезвом рассудке, - говорил он, ухмыляясь, фыркая и утробно смеясь. - Мы немного расслабим создавшееся напряжение ума. Кхм... Твой страж-браслет, молодец. Не уверен, что сам бы я смог бы объяснить лучше.
  - Что же он мне объяснил, что стало бы для меня понятно? - недоумевал Ивэн. - Я так ничего и не приобрёл в результате.
  - Что ж тогда себе повтори всё то, что рассказал мне, - ответил маг. - И повторяй до тех пор, пока до тебя, болвана, не дойдёт, что "понятно" - это от знания "как надо", а могу - это от умения. От тебя требуется не знание, а умение и, как объяснил тебе Дьюлз, умение часто приходит без всякого "понятно". О том, что ты приобрёл некое умение ты узнаешь по неповторимому и невыразимому ощущению.
  - Хорошо, - сказал, сбитый с толку Ивэн. - Я скажу иначе: я не знаю, как получить умение без понимания.
  - А его можно получить именно так, - хмыкнул Гурга. - Без понимания.
  
  Наступила долгая пауза. Ивэну не хотелось долбить эту стену сию минуту, а Гурга не настаивал на беседе, лишь пару раз хитро глянув на него. Ивэн уловил, что никаких подсказок, пояснений не будет. Через пять минут появилась Гуль. Она принесла маленькие медные чаши, медный узкогорлый кувшин с вином и поставила их на стол. Гурга рукой указал Ивэну, чтобы тот налил им обоим вина.
  
  - За мощь ясного рассудка, который, иной раз, нужно затуманивать, чтобы что-то уметь, - улыбаясь, хрипло произнёс Гурга.
  
  Ивэн беспомощно посмотрел впереди себя, не ища взглядом ничего определенного, и глотнул вина. Оно было прохладным и немного терпким на вкус.
  Внезапно его охватила бесконечная тоска. Вот он, простой парень из огромного города, который мог бы стать автомехаником или барменом, банковским клерком или телеведущим. Или не мог стать, но он знал, по крайней мере, что для этого делают...там, в его мире - мире людей. Здесь же, он чувствовал свою полную чуждость и ощущал чуждым себе всё окружающее. Может быть всё это дурной сон? Наслоение снов?
  Здесь, в мире застывшего средневековья и технического примитива, он не мог постигнуть вещи, которые, должно быть, были доступны самым плохеньким колдунишкам. Сейчас он хотел стать самым малозначительным существом на свете, чтобы никто и никогда не требовал от него какого-то знания и умения. Титулы, положение, которые дала ему Ильзат стали для него колоссальной ношей. Он страшился неоправдать доверие Ильзат, упасть в глазах Люксоны и даже Поля. Мукой стала мысль, что он может явиться причиной несчастий и непорядка в Нарсгоне, подвести тех, кого он толком не знал. Вкупе с абсолютной неуверенностью в своих силах, все эти его сверхпредназначения стали ядом уныния, точившим его душу. Не ощущая себя хоть сколько-нибудь способным, он видел свою участь в позоре, изгнании и отчаянном одиночестве. Нет, в нём не было сил. Он слаб и безволен.
  Время, которого у него никогда не было в динамичном, современном мире, и появившееся в избытке здесь, наталкивало его на выводы о собственной никчёмности. Ему никогда не приходило в голову, что запрограммированная человеческим миром жизнь наполнена множеством ничтожно простых и ложных целей, бесполезных для остальных и для самого человека, в конце концов. Работа, развлечения, сон, еда, питьё, информация, болтовня с друзьями-приятелями. Круговорот простоты, повседневный поток несущественностей, вихрь мелкостей, не дающий поднять головы и осознать всю эту необычайно мощную стихию бессмысленного людского существования.
  И сейчас, когда, ему выпал случай стать значительным; когда волею сил, древнее самого человечества, он поставлен в некий центр могучего тяготения, ему остро захотелось быть поглощённым стихией банальной человеческой жизни. Забыть про Нарсгону, Ильзат, вампиров, некроксов и прочую нечисть. Внезапно он вспомнил про Карину и Терну и ощутил пощипывание в носу и вкруг глазных яблок. Он с трудом сдержал слёзы, чтобы не показывать лишний раз грубому и язвительному Гурге свою слабость.
  Он тяжко вздохнул. Гурга закашлял и, прочистив глотку, сплюнул в сторону.
  
  - Нажалелся? - негромко спросил он.
  
  Ивэн ничего не ответил. Он был близок к тому, чтобы разрыдаться. Гурга явно чувствовал это.
  
  - Я говорил тебе про символ "кахо"? - спросил он.
  
  Ивэн недоумённо посмотрел на него и уныло кивнул.
  
  - Разве умение "хо", и знание "амнос" - одни и те же опоры?
  - Нет, но я всегда считал, что чтобы уметь что-то, нужно знать, как это делать, - устало отозвался Ивэн.
  - Конечно. Есть умения, которые основываются на знании. Этого никто не отрицает. Однако, есть и те, которые приходят не от понимания, а от стремления уметь. Никто не объяснит тебе, как это получается, ибо это происходит по наитию, интуиции. Ты ведь не можешь, например, сказать мне, что знаешь, как ты говоришь, но умеешь это. А ведь когда-то не умел.
  - И когда я учился говорить, и когда учился писать, я подражал кому-то и знал, чего хочу, а сейчас я не могу понять, что от меня требуется.
  - Отлично! От тебя требуется. Госпожой, мной, твоим статусом. А когда ты ребёнком учился говорить, ты этого хотел, тебе было это интересно.
  - Ну, наверное... Да, я этого хотел. Это была как игра, наверное. Сейчас, конечно, не помню.
  - Хорошо. Значит тебе не интересно, что тебя на самом деле окружает? Тебе не интересны сущности эфира? Магия?
  - Почему же? Очень даже интересны, но я не знаю...
  - Достаточно. Прекрати ныть, что ты не знаешь. Ты и не будешь знать, но ты будешь уметь. Я тебе это говорю!
  - Но, я не чувствую в себе...
  - У тебя совершенно нет права сомневаться в моих словах! - перебил его маг. - Или ты думаешь, что я не достаточно мудр и могуществен, чтобы говорить с такой уверенностью?!
  - Да нет же, я просто... - сказал Ивэн примирительным тоном.
  
  Ему казалось, что Гурга опять начинает "самовоспламеняться". Перепады его настроения уже не были в новинку.
  
  - Нет, ты мне хочешь верить, - опять перебив его, загромыхал чародей. - Но ты сомневаешься, а это не то, что мне от тебя нужно. Ты человек, который должен стать чародеем. Человек и маг - совершенно разные существа. Человек мягкотел, слаб, нечувствителен, невнимателен и ленив по своей природе, он не достоин уважения. Тысячи тысяч вещей могут покалечить или убить его. Сам же он, даже разрушить может лишь немногое, если будет использовать только физическую силу. Например, разрушить этот стол ударом руки обычному человеку не смочь. Но, слава Гептону, мы и не собираемся уничтожать мою меблировку.
  Применение грубой собственной силы в защите или нападении - дело воина, но не чародея. Чародей прибегает к услугам духов, эфирных сущностей в первую очередь, так как это наименее затратно. Всю грязную и опасную работу должны делать слуги, ибо настоящий чародей никогда не замарает себя грубой работой. Чародей предназначен богами, для того чтобы властвовать, заниматься искусством и познавать.
  Однако бывают случаи, когда и магу нужна физическая сила. Тогда он может превратить свою мягкую, нежную руку в стальной прут, гранитный столб. Вот так!
  
  Гурга невысоко поднял руку и не ударил ею по столу, а просто уронил её. Раздался громкий тяжёлый стук, словно на стол упала плоская свинцовая гиря килограммов пять весом. Кувшин с вином коротко подскочил, закачался, но не упал.
  
  - Если бы чуть посильнее - стол бы разлетелся в щепки, - сказал Гурга серьёзно, ничуть не красуясь перед учеником.
  - Но как? - изумился Ивэн. - Вы, конечно, великан по людским меркам, но даже гигантам такое бы не удалось?
  - Что именно не удалось? - спросил Гурга.
  - Я не могу это объяснить, но такие звуки издаются от падения больших тяжестей. Рука, даже ваша, не может столько весить, а для большей мощности удара вам надо было бы, как следует замахнуться, но я-то видел, что вы только чуток приподняли руку.
  
  Гурга был явно доволен этими недоумениями Ивэна.
  
  - Для начала - я наловил рукой окружающего эфира. Как я уже и говорил тебе, эфир имеет субстанциональную, полевую и энергетическую формы. В отличие от обычной материи он способен непосредственно преобразоваться в энергию из субстанциональной формы.
  Так вот, часть наловленного эфира я обратил в твёрдую субстанцию, часть в энергию, которой и воспользовался для удара. Твёрдая оболочка, на секунды образовавшаяся вокруг руки, защитила её от повреждения и придала твёрдости, а энергия обеспечила силу удара.
  - Кхм...Понятно...То есть, я, конечно, все равно ничего не понял, - пробурчал Ивэн.
  - Конечно, непонятно - подтвердил колдун. - Это была магия с использованием собственной силы. Тебе ещё очень далеко до такого способа чародейства. То, что от тебя требуется сейчас, называется Прозрением. Те упражнения, которые приведены в тетради, могут показаться бессмысленными, но на самом деле они провоцируют непроизвольное внимание человека искать определённость в иных ощущениях. Проблема в том что, расстраивая зрение, ты обостряешь, прежде всего, слух. Слух - главный заместитель зрения. Ты применял беруши, когда тренировался?
  
  - Нет...- недоумённо ответил Ивэн. - Я не знал, что надо было.
  - Это необязательно, - спокойно сказал Гурга. - Но часто бывает очень полезно. Кроме того, желательно находиться в помещении без сквозняка, не в холодном и не в жарком. Нужно быть одетым в удобную одежду - не стесняющую движений, не давящую, не колючую и не слишком тёплую. Рядом не должно быть источников резких, непредсказуемых звуков и игры яркого света. Все вокруг должно быть предсказуемым, бесхарактерным, знакомым, монотонным, неинтересным. Поза должна быть удобной, такой, чтобы она не стала обременительной после часа нахождения в ней. Понимаешь о чём я?
  - Да, пожалуй.
  - Естественно, не забывай приглушить свой страж-браслет, - Гурга ткнул длиннющим пальцем в гемармилл. - Так вот, пройдёт немало времени прежде, чем ты начнёшь прислушиваться к себе. Я не знаю, что ты там ощутишь, но ты не должен слишком этим увлекаться. Твоя задача - делать те упражнения, что описаны в тетради. Поистязай своё непроизвольное внимание, помучай его как следует. Например, надолго распусти взгляд...
  - Как это? Расфокусировать, что ли? - спросил Ивэн.
  - Да, расфокусировать, - ответил Гурга. - В практике сосредоточения этот приём называется "распустить взгляд". Так вот, распусти его настолько долго, насколько сможешь. Твоё непроизвольное внимание будет искать способ восполнить пробел в чёткости ощущений, оно будет стремиться искоренить неопределённость.
  - Я не совсем понимаю, - задумчиво произнёс Ивэн. - Какую неопределённость?
  - Это долгая и сложная тема, - ответил Гурга. - В основе этого лежит третий способ чародеяния - создание Неравновесия. Я расскажу тебе об этом, когда придёт время. Сейчас тебе достаточно знать, что сознание - это алчная до сведений сущность. Сведения необходимы человеку для выживания, и сознание постоянно и независимо от Воли пытается закрыть пробелы в сведениях об окружающем, то есть устранить неопределённость. Неопределённость - это одна из движущих сил экстрасенсорики и магии и одна из форм, которую принимает Неравновесие. Именно она провоцирует сознание, а оно в свою очередь понуждает непроизвольное внимание искать новые уровни ощутимости мира, как только другие - обычно доступные уровни - обедняются или закрываются. Например, у ослепших обостряется слух, осязание и обоняние. Твоя же цель куда сложнее - обеднить все обычные, банальные каналы и уровни ощутимости мира для того, чтобы раз за разом непроизвольное внимание искало эфирные возмущения и неоднородности.
  Несомненно, будут трудности. Даже тогда, когда ничто не будет мешать тебе, сознание начнёт "развлекать" само себя, порождая фантомы. Оно будет поднимать образы и эмоции из памяти, и лепить из них нечто бесформенное - порой увлекательное, порой угрожающее. Так оно будет отлынивать от обозрения внешнего мира, ибо тот неожиданно станет для него пустым и неинтересным. И не в твоей корысти, чтобы сознание начало замыкаться на фантазировании. Это и будет самым трудным. Попробуй применить приём "заглядывание за спину". Мне он помог... много десятилетий назад.
  - Как это?
  - Попробуй увидеть то, что у тебя за спиной. Направь туда своё произвольное внимание, не поворачивая головы.
  - Но...
  - Не перебивай! Неважно, что это физически невозможно, важно, что сознание не сможет долго игнорировать интерес своего хозяина, и рано или поздно направит непроизвольное внимание на нечто неопределённое за спиной. Так ты заставишь его искать ощущения во внешнем мире, но не при помощи слуха, зрения или осязания. Улавливаешь мысль?
  - Ммм...
  - Великий Гептон, ты не в тупого зомби превращаешься, надеюсь?! - рявкнул маг. - Вот уж повезло учить остолопа.
  - Нет, эрфангуар, - заоправдывался Ивэн, внемую злясь на Гургу. - Согласитесь, трудно понять такие вещи сходу.
  - Ладно, начинай уже уметь, а не понимать, - недовольно прохрипел Гурга. - Даю тебе месяц на первое Прозрение. Если через месяц ты не почувствуешь ничего нового придётся применить эффективный, но не самый приятный способ подтолкнуть твое внимание. Я вообще не должен был этим заниматься. Моя работа дать тебе знания, а практика сосредоточения - это не моя забота.
  - Я так понимаю, знания - ничего не стоят без этих практик, - нахмурившись, сказал Ивэн и требовательно посмотрел на Гургу. - Вам не заплатят ни гроша, если я не стану хотя бы посредственным магом. Думаю, в Ваших интересах заниматься мной как подобает.
  - Наглец! - возмущённо выпалил Гурга, но запнулся и более ничего не ответил.
  
  Подождав с минуту, он натужно сказал:
  
  - Продолжим... Сегодняшняя тема - устройство аурального аппарата человека. Кхм... Как я уже говорил окружающий мир наполнен особой тканью - эфиром. Все материальные предметы имеют свойство притягивать эфир. Это явление носит название кэро. Живые объекты имеют больший потенциал притяжения, чем неживые. Разумные существа имеют ещё более выраженное кэро. В связи с кэро, вокруг людей, скапливается притяжённый эфир самых разных сортов и консистенций и образует ауру, которая у всех разумных существ носит еще название эаномы. Таким образом, не верно говорить, что аура - это излучение или поле человека.
  Аура человека неоднородна и образует вложенные друг в друга эфирные оболочки, в основном, жидкой или полужидкой консистенции.
  
  Гурга остановился, прокашлялся, выпил немного вина и продолжил вещать в нудной академической манере:
  
  - Аура несет на себе отпечаток прошлых действий человека, включая мыслительные, а также создаёт колебания при мышлении, но особенно выражено при эмоционировании.
  Эанома человека имеет слоеную структуру и, более или менее, симметричную форму, обычно сферическую или яйцевидную.
  
  Гурга остановился, внимательно и строго посмотрел на раскрывшего рот Ивэна и, очевидно, удовлетворившись увиденным продолжил:
  
   - Итак, первая, глубокая аура, или фоаза, которую часто образно называют "пламенем духа", представлена плазмоподобным эфиром. Она прилегает непосредственно к зеотному "шнуру" у живых, к анорному - у нежити и создаёт впечатление накаленности аноры или зеота. Выполняет множество функций, в том числе, барьерную. Фоаза "сжигает" флюмов, которым удалось пройти внешние оболочки.
  - Я ничего не знаю про зеотный шнур и не совсем представляю, что такое флюм, - перебил его Ивэн. - Я видел флюма, но что это такое так и не понял.
  - О флюмах узнаешь со временем, - буркнул маг. - Сейчас тебе достаточно знать, что дух разумных существ, точнее сурме, связан с телом с помощью особого эфирного образования - "узы духа". У живых это - Сила Жизни, то есть зеот, у неживых - анора. Узы духа имеют разную форму, но в основном шнуровидную. У человека это именно так. Пролегает этот шнур от мозга, вдоль позвоночника, пронизывает туловище и исходит из тела в виде зеотного хвоста из области копчика. У обычных людей шнур не разветвлён, или имеет слабые, короткие отростки на уровне плеч и поясницы. У опытного мага после долгих лет тренировки зеот пронзает ноги и руки, каждый палец на них, и выходит наружу.
   Так, ладно, продолжим... Второй слой ауры называют тёмной мантией, он наполняет тело, не выходя за пределы кожи. Он похож на жидкость, то равномерно мутную, то с причудливо расплывающимися чернилами. Назначение этого аурального слоя до конца неясны, но ему точно принадлежит барьерная и восстановительная функции. Этот слой "привязан" к аноре или зеоту и закрывает их от эфирного зрения любопытных. Обычно, его серьёзные повреждения фатальны для зеотных существ, и для примитивных анорных.
  Третий слой, нательная аура обволакивает тело словно слизь, повторяя его форму, выдаваясь над поверхностью на 1-2 см. Выполняет барьерную функцию, прежде всего в отношении мелких любопытных духов и флюмов. В обычном состоянии, нательная аура слизеобразна, как густая метаплазма, но под воздействием эмоций может "разжижаться", превращаться в "газ" и даже "пламя". Этот слой очень индивидуален, он как бы несёт собственную неосознанную магию существа. Для инородных духовных сущностей этот слой крайне "ядовит". Единственная ауральная оболочка, несвязанная с анорой и зеотом. Она является именно слоем, находящимся на расстоянии от духовной узы.
  
   Четвёртый слой, внешняя, или прительная аура. Обычно именно она и называется просто аура, хотя, строго говоря, это не верно. Слой так же привязан к аноре или зеоту и пронизывает всё тело. Это постоянно волнующийся под воздействием эмоций, притяжённый полужидкий эфир. Иногда его образно называют "радаром души". Волнуемая нижележащими слоями, в основном, фоазой, он посылает в окружающий эфир, аналог звуков - хаоны. Обычно, аура имеет четкую поверхность раздела и жидкую консистенцию, прозрачна. Отстояние ауры от тела составляет от 1 до 15 метров, обычно - 2-3 метра.
  На этом, так называемые, главные, или чёткие слои заканчиваются. Совокупно они и образуют эаному живых существ. Кроме них есть ещё несколько аур, в том числе, эхо-аура, т.е. воображаемая область вокруг существа, в которой ещё слышны пульсации его прительной ауры.
  Аура постоянно отвечает на то, что происходит в сурме человека. Эмоции читаются относительно легко - по волнению поверхности ауры, её окраске (спектру), инородным и неординарным элементам в ней. Это если маг не маскирует ауру. Её волнения вполне могут быть притворными или невидимыми.
  - Понятно. А как прикрывать ауру? Я часто слышу: небула, маска, зеркальный небула, искусство туманов, но понять, что это такое не могу.
  - Небула - это туман, точнее эфирный парообразный шлейф, составленный из младших примитивных духов воздуха и воды, например бьёрме или неорганизованного парообразного эфира. Это несложный, в принципе, вид магии, но и в нём можно совершенствоваться бесконечно. Небула обманывает обычное и даже эфирное видение. Подготовленные маги способны видеть сквозь слабый небула и даже отбрасывать его. Тебе, впрочем, рано ещё даже думать об этом, вот прозреешь, тогда и поговорим. Уверяю тебя, после Прозрения тебе придётся узнать ещё так много, что совершенно не будет времени на придворные забавы. Магия очень многолика, сложна и, заниматься ею нужно с пониманием и усердием. Если практиковать её на уровне городского колдуна-самоучки, то можно, конечно, освоить десятка два-три пустяковых заклинаний, и то не очень качественно. Скоро ты увидишь здесь массу бездарей, которые приедут сюда и заполнят улицы Мегана, все эти дома вокруг.
  - Так эти дома всё же принадлежат кому-то? А уже решил... Когда я проезжаю мимо них, они кажутся такими брошенными.
  - Эти дома пустуют лишь временно. Когда придёт зима, эти обиталища наполнятся колдунами и таури со всех концов света, - недовольно ворчал Гурга. - На улицах станет тесно, а на рынках невозможно будет протолкнуться, чтобы купить восковникового уксуса или орехов вранника. Ох, и не люблю я это время. Вечно эти старухи, да наглая илликта и прочая рвань... Снуют туда-сюда.
  - Но, эрфангуар, на дворе уже почти зима, - возразил Ивэн. - А я не вижу ни одного огонька в окнах и ни единой души на улице. Неужели все приедут в самый последний момент?
  - Ты что, совсем болван? Я имею в виду не обычную зиму, а настоящую Зиму, зиму магии, эфира. Понимаешь?
  - Не совсем. Откуда мне знать про какую-то другую Зиму, учитель?
  - Как откуда?! Я тебе уже говорил сто раз о ней! - совсем распалился Гурга. - Ну что же здесь неясного, бестолочь ты эдакая?! В эфире наступает Зима. В эфире! Во всём мире начинает дуть Ветер Стужи - амунаамат. Это самые худые времена для магов. Ледяной аамат отнимает силы, ослабляет ауры и колдовство. Ясно? Управлять Ветрами Стужи могут очень немногие.
  
  Ивэн уже давно понял, что Гурга - личность крайне неустойчивая. Перепады его настроения были поразительно беспричинными, а память работала парадоксально - он помнил огромную массу сведений о магии, но совершенно забывал то, что говорил Ивэну. Из-за этого он то повторялся, то злился на парня, за то, что тот, якобы, не помнил уже рассказанное им. Ивэн счёл за лучшее не пенять эрфангуару за то, что тот ни разу не упоминал об эфирной Зиме.
  
  - И когда же она наступит, эта Зима?
  - Через год-два, должно быть. Это никогда точно не скажешь. Она приходит примерно каждые семь-десять лет и длится девять-десять месяцев.
  - Понятно...Странно - вот обычная зима наступает ежегодно, ибо каждые полгода разные полушария сменяют друг друга в очереди за светом и теплом Солнца. А здесь - раз в десять лет. Почему так?
  - Никто не знает, - буркнул колдун. - Это ветры из Олдуз-Куата и ими распоряжается сам владыка Стихий Смерти. Понял?
  - Да, я понял.
  - Тогда отстать уже с вопросами! Занимайся тем, что я говорю, - сказал Гурга, начавший успокаиваться.
  
  Приступ злобы проходил у него так же, как и начался - без видимых причин.
  Они замолчали. Ивэн решил немного отвлечься от учёбы и спросить у Гурги про тот вечер, когда они познакомились.
  
  - Простите, я хочу спросить кое-что не по магии, - начал Ивэн, опасливо поглядывая на Гургу.
  - Ну, - буркнул чародей, не глядя на ученика.
  - Вы сказали госпоже Ильзат, что здесь был Орсби.
  - Сказал, - равнодушно ответил Гурга.
  - Но я не помню этого.
  - Да - я уже догадался. Её милость сказала мне, что никто ей не сообщил того, что сообщил я. Вудль явно не относится к числу интриганок - она и от двора далека и хоть и тупа, как пробка, но всё же фанатично верна долгу. В таком её не заподозришь. Ммм...хотя всё может быть. В тот вечер я что-то смутно почувствовал, но стычка с Вудль привела меня в сильное раздражение, и я отмахнулся от этого ощущения. Так вот, похоже, это было заклятие забвения, составленное негромко, ненавязчиво. Необычайно искусно, я бы сказал.
  - Кто же это мог быть? - задумчиво произнёс Ивэн. - Может, сам сэр Джаред.
  - Не знаю. Скорее всего, он, - равнодушно ответил Гурга. - Мне нет дела до придворных интриг. Хотя такая магия мне интересна, я не хочу впутываться в какие бы то ни было политические дрязги.
  
  Они промолчали пару минут.
  
  - Кхм... А есть ли способ вернуть мне память? - спросил Ивэн.
  - Ну, если это не было прямым вмешательством в сознание... пожалуй, да. Большинство чар забвения лишь так красиво называется, а на самом деле они лишь "оглушают" некоторые области памяти, например, связанные с этим эпизодом. Ряд главных образов эпизода просто маскируется под сведения не важные для поиска, и механизмы вспоминания пропускают их. Я неважный маг по части именно таких манипуляций с сознанием, но простейшие чары навести, конечно, могу. Главное - я могу и защитить себя от них. А вообще, этот вид магии запрещен всеми легальными корпорациями, даже у магов-темнотников. Нгаш сейчас - это, в основном, маги Стихий Смерти; маги, практикующие некоторые разрешённые чары эмоций и иллюзий. А вот магия Астарка под запретом с момента первых упоминаний о ней.
  
  - Может, Вы поможете мне, эрфангуар? - с надеждой в голосе спросил Ивэн. - Я ведь теперь совершенно в тисках между собственным незнанием и неумением, и нынешним положением в Нарсгоне.
  
  Гурга пристально посмотрел на ученика. Во взгляде и мимике его ощущалось недовольство, с которым он явно боролся. Колдун не желал вмешиваться в дела нарсгонского протеже и его врагов, как не хотел, и быть обвинённым в неосмотрительности, необеспечении безопасности персоны супреата и Дара Нарсгоны.
  
  - На это может уйти уйма времени, а у меня что-то нет настроения, - сопя, выдавил он.
  - Возможно, в моей памяти подавлено больше, чем тот эпизод. И это может оказаться полезным не только мне.
  
  Гурга вздохнул.
  
  - Если это неистинное забвение, то в твоей прительной ауре должны остаться следы - времени ведь прошло немного. Но, твоя аура уже кишит сотнями подвижных и неподвижных включений. Мне придётся долго искать нужный след.
  
  Ивэн вытаращил глаза.
  
  - Вы хотите сказать, что моя аура...вокруг меня что-то вроде паразитов?
  
  - Может быть и паразиты, но по большей части это эфирный хлам, застрявший в полужидком ауральном слое. Люди, поскольку они не знают ауральной чистоплотности, накапливают за жизнь столько мусора, что просто ужас. Это и прилипшие обломки чьих-то заклинаний, и кусочки тел глэма, и твои собственные эмоциональные сгустки, которые образуются после сильных волнений. Настоящие маги постоянно чистят свою ауру, чтобы эти ущербные включения не мешали им чародеять. Но ты этого не умеешь, а я за тебя не могу.
  - Что же делать? - вздохнул Ивэн. - Я чувствую, что в моей памяти есть нечто, что мне крайне необходимо вспомнить.
  - Ну, раз чувствуешь, сделаем так, - сказал Гурга. - Я сплету очищающее заклинание и вложу его тебе в прительную ауру. Оно работает медленно - неделю или две, но другого способа очистить ауру я не вижу. Оно будет медленно плавать в твоём притяжённом эфире и постепенно истреблять ущербные, уродливые сущности. Затем его нужно будет удалить, иначе оно начнёт вытирать нательную ауру или даже зеот. Оно хоть и медленное, но сильное.
  Правда оно сотрёт и след, оставленный заклинанием забвения, а без него будет трудно определить, куда оно было внедрено.
  - Тогда и очищение напрасно, - возразил Ивэн.
  - Чистая аура - напрасный труд? - вскинул густые черные брови Гурга.
  - Я имел в виду, что главное - это вернуть мою память, - поспешил сказать Ивэн.
  - А на этот случай, мы сплетём ещё пару заклинаний. Потом. Они так же, как и очищающее, будут блуждать по твоей ауре, и выискивать заклятие, оглушающее твою память. Это может потребовать еще большее время, чем очищение. Собственно я не знаю какое. Да и гарантии нет - я ведь не представляю насколько хитро и аккуратно сотворено забвение. Есть ещё немалая вероятность, что заклятие через некоторое время падёт само, так как, даже у людей аура непроизвольно очищается, путь и поганенько. Основной удар защитных сил эаномы приходится на очень активные сущности - флюмов, любопытных духов, чужие грубые вмешательства.
  
  Ивэна заинтересовало многое из сообщенного эрфангуаром. Он не совсем понимал, как можно "сплести" звук и что такое магия Неравновесия, но пока воздержался от вопросов. Он подумал и о том, каким грозным противником может оказаться сэр Джаред, и внутренне содрогался от выводов.
  
  - Ну, готов? - Гурга неожиданно выудил Ивэна из его размышлений.
  - Что?
  - Протяни руку! - рявкнул маг. - Ладонью вверх.
  
  Ивэн вздрогнул и поспешно вытянул руку. Через мгновенье огромная лапища Гурги зависла над кистью Ивэна.
  
  - Морк тебя задери, соскользнёт же! - зло прошипел Гурга. - Давай-ка, закрой глаза и глубоко подыши.
  
  Ивэн исполнил приказ. На каком-то тончайшем уровне ему показалось, что ладонь и запястье легко покалывает что-то, и они теплеют.
  
  - Ну, слава Гептону! Сиди так и глубоко дыши, думай о чём-нибудь хорошем, - послышался удовлетворённый голос Гурги. - Поплыла, наша лодочка.
  
  О чём говорил этот старый чёрт, Ивэн не понимал совершенно, он сосредоточился на ощущении в ладони.
  
  - Так-так-так, ну-ка представь, что у тебя над рукой парит мячик! - зашептал Гурга. - Представь, что ты как настоящий колдун его притягиваешь. Вот-вот. Не надо думать, как это получается. Это просто получается, и все. Теперь сделай мячик жидким и впитай его рукой... Вот. Теперь мячик начинает вливаться в твою руку. Чувствуешь?
  - Да, - Ивэн заулыбался, почувствовав, как нечто щекочущее и немного "электроколючее" входит в кисть.
  
  Это было очень тонкое ощущение, на грани самообмана. Ивэн действительно вообразил себя колдуном, и это пустячное развлечение, как-то укрепило его, повысило уверенность в себе.
  Потепление руки продолжалось секунд двадцать, а затем обволакивающий её теплый ореол начал вытягиваться вдоль руки, перетекая из кисти в предплечье. Одновременно сущность "охлаждалась". Это уже была не тёплая рукавичка, а не вызывающий тепловых ощущений "червь", который ощущался, как механическое включение, неясное ощущение чего-то инородного в предплечье.
  
  - Теперь подвигай пальцами, как будто сжимаешь резиновый мячик, - заговорил Гурга. - И представь, как ты выталкиваешь это из себя этим качанием. Направь её в локоть - там выход. Выдави эту гадину из себя!
  
  Ивэн расценил слово "гадина", как враждебную характеристику сущности. Он представил, как вгоняет в предплечье тёплую воду, как нагнетает недюжинное давление. "Червь" на мгновение застыл, как бы прислушиваясь к создающемуся напору, и устремился к локтю. Ещё пяток качаний и, "тварь" изошла вовне.
  
  - Отлично! - громыхнул Гурга. - Хоть что-то можешь.
  
  У Ивэна закружилась голова, о чём он тут же сообщил.
  
  - Что-то слишком быстро, - хмыкнул старик. - Обычно через полчаса бывает или позже. Чувствительный ты, как барышня.
  
  Гурга заграял в своём неподражаемом смехе. Он быстро успокоился, на этот раз, и пояснил:
  
  - Через твою нательную ауру и мантию только что прошла весьма активная и чужеродная сущность, и поэтому твоя эанома возмутилась. Она пыталась избавиться от заклятия, растворяя и коверкая его, при этом собирая, сгущая твою эфирную энергию - отсюда и головокружение. То, что ты чувствовал - это не заклятие, а твои же собственные стражи. Но, поскольку ты пропустил заклятие через себя по доброй воле, они больше не будут пытаться его уничтожить в прительной ауре, но и дальше не пустят. Нательная аура станет, на время, особенно едкой для любых чужаков. Даже Дьюлзу придётся теперь затрачивать много больше усилий, чтобы защищаться от неё, а ведь как таури, он обучен обманывать эти оболочки, выдавать себя за своего. И неплохо обучен, надо сказать. Ладно, на сегодня - всё. Ты уже вряд ли годен на что-то ещё. Хорошо выспись сегодня, завтра можешь приехать снова.
  
  Ивэна немного тошнило. Он глянул в сторону двери. С другой стороны дома, у парадного входа, стояла шабралахатская коляска и эскорт, составленный из четырёх тэули клана Акопос - таково последнее распоряжение Ильзат.
  
  - Позвольте ещё один вопрос, эрфангуар? - ослабевшим голосом спросил Ивэн.
  - Ну? - изогнул бровь маг.
  - Я помню ещё один момент того вечера, когда я был здесь в первый раз. Пса. Огромного такого пса. Похоже, Вы тоже его видели?
  
  Гурга недовольно сдвинул брови и устремил взгляд под ноги.
  
  - Эрфангуар?
  
  Гурга молчал.
  
  - Вы знаете, что это за существо? Вы говорили, что мне не всё нужно рассказывать - это касалось этой собаки?
  - Я уже не так хорошо помню... - неуверенно сказал Гурга.
  - Что тоже чары забвения? - сказал Ивэн, слабо улыбнувшись.
  - Ты что, насмехаться надо мной вздумал?! - вытаращил страшные глаза колдун.
  
  Ивэн уже чувствовал такую утомляющую эйфорию, что не в силах был устрашиться, и сказал ровным, почти бездушным голосом:
  
  - Так что это было, эрфангуар?
  
  Гурга сопел и сверлил Ивэна взглядом.
  
  - Я скажу, что тебе пока не нужно об этом знать, и что такие встречи бывают один раз в столетие, может быть. Если это была не иллюзия, конечно. О чём это говорит? О том, что вокруг тебя собираются недюжинные силы, а сам ты слабее козявки в моём саду. Я не взялся бы обучать тебя, не будь я в нужде в последнее время. Потому что от тебя исходит угроза, и я не пока понимаю какая. Именно поэтому я получаю плату за твоё обучение втрое превосходящую обычную. Знаешь ли ты об этом? Не накличь на себя лихо, вспоминая об этом псе. Лучше сосредоточься и прозрей, как можно скорее. А теперь ступай и забудь о том, что я тебе сказал.
  
  
  Нарсгонская трещина
  
  В воздухе давно разлилась густая ночная мгла. Городской парк давно был пуст. Лишь редкие, подозрительного вида субъекты иногда быстрым шагом проходили по грунтовым дорожкам этого отдалённого уголка парка. Слабые отблески паркового освещения едва проникали сюда и здесь же совершенно увядали.
  Ночь была совершенной средой для нюкта. Её темнотой можно было почти дышать, она уркепляла и бодрила. Кроме того, она совершенно не мешала видеть всё, что происходит вокруг. Да собственно ничего особенного и не происходило.
  Нюкт сидел на толстой голой ветви старого платана, болтая ногами. Этому дереву было не менее пятисот лет, и оно могло многое ему поведать, благо говорят, деревья охотно "болтают". Но нюкт не владел этим редчайшим умением - говорить с деревьями. Он чувствовал благожелательный настрой и мощную волну ауральной энергии, которую предлагал ему, платан, видимо, в обмен на мгновенный, его меркам, диалог. Дерево явно желало подкупить внимание вампира.
  Нюкт был особенным существом даже для своего племени, иначе дерево даже не заметило бы его, ведь все деревья принадлежат Медленному Миру, для которых мир Среднего Темпа практически не существует. Для нюкта, Медленный Мир был, зрим, но и статичен, как один кадр, и совершенно непостижим в движении.
  С севера парка послышалось едва различимое монотонное "уханье", столь тихое, редкое и низкое, что нюкт сначала решил, что это обманное порождение, фантазм его собственного эфирного слуха, который находился сейчас на пике своей остроты. Он сделал ауру ассиметричной, уплотнил и выпятил её в сторону "уханья".
   Нет, ему не почудилось. Кто-то приближался к нему, будучи сейчас метрах в ста отсюда. Она? В последнее время слишком много соглядатаев цеплялось к нему "хвостом", несмотря на все его усилия по конспирации. Это одновременно и льстило самолюбию нюкта и раздражало его. Слишком сильных эмоций он испытывать не мог в силу расовой принадлежности, хотя и был более порывист и чувствителен, чем большинство соплеменников.
  Судя по изменениям пульсаций существо, передвигалось короткими бросками, метров по десять-пятнадцать и с такой быстротой, что это мог быть только таури или необычайно одарённый каллимерт. Последнее было наименее желательно.
  Существу остался один рывок, чтобы достигнуть нюкта, и тот мгновенно, по меркам человека, рассчитал все углы возможной атаки. При всей своей скорости существо очень редко касалось земли и не задело ни единой ветки. Когда оно пустилось в последний рывок, сознание нюкта отметило образы рук и ног, и выдало ощущение "таури". С момента первых ощущений до появления Марины перед платаном прошло не более трёх-четырёх секунд.
  
  - Доминэль, - приветствовала она нюкта в три раза тише обычного человеческого шёпота, достаточного впрочем, для слуха нюкта.
  - Марина, - ответил он.
  - Извини, я немного задержалась. Каллимерты сейчас повсюду. Я уходила от них достаточно долго, и держала их вдалеке отсюда.
  - Ничего, я рад тебя видеть, - ответил нюкт. - Как наши дела?
  - Совсем дерьмово, - ответила Марина. - Гильфион поправился, однако он стал каким-то странным.
  - В каком смысле?
  - Он стал более сдержанно высказываться о нарсгонской политике и уже не высказывает мыслей о тирании Ильзат.
  - А о режиме?
  - Он пока ещё поддерживает идею отмены режима Пиньо-Латта, но я чувствую его неуверенность.
  - Что ты думаешь по этому поводу?
  - Он стал бредить этим мальчишкой, Ивэном Крэем, новым эмпатье Ильзат, провозглашённым Сокровищем Нарсгоны.
  - Это интересно. Кто такой?
  - Ильзат выкупила его у Ордена Консурменции, у своей сестры и племянницы. Он сын небезызвестной Оделии Орн.
  
  Нюкт хмыкнул.
  
  - Надо же. Я был слишком занят в последнее время, видимо. Продолжай.
  - Этот Ивэн был с помпой представлен на Совете муафалей и возведён в достоинство супреата кланов Ильзат. То есть теперь по положению он равен мне, хотя он простой человечишка, еда.
  - Очень интересно, может Ильзат, учуяв неладное, хочет привлечь внимание к мальчишке, отведя от чего-то более важного?
  - Не думаю. Говорят, она совсем сбрендила и своим поведением смущает даже своих самых ярых сторонников. Ходят слухи, что она содержит под стражей самого Бха и пытается это скрыть от всех. Ты можешь себе такое представить?
  - Ничего не понимаю. А чем так важен этот Крэй Нарсгоне?
  - Ну, говорят, что-то там про его кровь, про её возможные чудесные свойства, но пока ничего такого не предъявили. Многие считают, что его переоценили и переплатили за него консурментам, но пока молчат, ропщут тайком. Я уже связалась со многими кланами и вижу, что их мнение об Ильзат так же невысоко.
  - Это не большой секрет. Многие недовольны владычицей. Другое дело - готовы ли они пойти против неё.
  - Готовы, Доминэль, но для этого нужен более весомый повод, чем бессмысленная раздача титулов.
  - Послушай, я вижу в этом просто шикарную удачу и шанс для нас. Чем больше Ильзат будет скомпрометирована, тем терпимее кланы отнесутся к нашему выступлению. Поддержка нам нужна. Даже те, кто сейчас колеблется, могут стать нашими невольными союзниками и единомышленниками, возможно.
  - Я согласна, но пока нам маловато одних колебаний.
  - Возможно, тебе удастся уговорить Гильфиона на переговоры с некоторыми муафалями?
  - Мой патер, похоже, тоже сбрендил. Ползут слухи, что этот Крэй принёс с собой какую-то скверну и очаровал некоторых видных тэули, включая Ильзат. Шепчут, что, мол, она находится в состоянии эмпатизма несколько дней после приёмов этого Ивэна. Мой господин, - Доминэль уловил несколько презрительную интонацию в её голосе, - похоже, тоже подвергся этим чарам и стал мягкотел. Он и раньше не проявлял особого энтузиазма по отмене Пиньо-Латта - вроде высказывался о режиме, как несправедливом, но всё время меня осаживал, призывал не торопиться.
  - Ты идейный вдохновитель, Марина, - улыбнулся Доминэль. - А он рассудительный вождь. На нём ответственность, вот он и не торопится.
  - Да какая ответственность? - нюкт попал в больное место властолюбивой нюктль. - В клане почти всё решаю я, он не вылазит месяцами из Мегана. Во Франкфурте я принимаю решения в спорах между кланами. И все их признают, потому что знают, что епископ Гильфион Франкфуртский одобрит их по приезде.
  - Ладно-ладно, - ответил Доминэль.- Ты должна знать, что несмотря на мою нелюбовь к Нарсгоне я не хочу падения Мегана, но ему грозит такая опасность.
  - О чём ты?
  - Борнифаль Зогаш вознамерился взять Меган.
  
  Марина хохотнула.
  
  - Он известный псих. Это невозможно.
  - Не говори о том, о чём ничего не знаешь. Меган не так уж неприступен, как может показаться. Особенно, если действовать из его недр.
  - Ты хочешь сказать?
  - Да, Борнифаль активно вербует агентов для того, чтобы узнать, как нейтрализовать завесы замка.
  - Постой, откуда тебе всё это известно?
  - Я виделся с ним с глазу на глаз.
  - Что?!
  - Не делай поспешных выводов. Я встречался с ним по настоянию Маски.
  - Но зачем Маске этот полоумный каллимерт?!
  - Окончательно замыслы Маски мне неизвестны. Я знаю только, что он хочет уничтожить Нарсгону. Другое дело, как он видит Зогаша в этой игре. Мне не удалось договориться с капитаном, а ему - меня уничтожить. Глупый пёс. Глупый, но опасный.
  - Что ты намерен делать?
  - Пока ничего, но времени у нас мало, скоро наступит зима, и самое главное это Зогаш уничтожает силентиумы.
  - Что?! Но как бестолковый каллимертишка смог до них добраться?
  - Вот видишь, так что я не стал бы его недооценивать. Но он действительно бестолков. Он так разоткровенничался, что рассказал мне, что пользуется услугами астаркиида.
  - Я отказываюсь верить. Слишком много чудес на неполные пять минут.
  - Да уж, но, к сожалению, это чистая правда.
  - И Маска ещё толкает тебя на союзничество с этим сумасшедшим выродком. Да кто это такой, этот Маска?!
  - Это не обсуждаемо. Кто он я не знаю, но то, что знаю о нём - хватает, чтобы верить безоговорочно. Маска стоит у истоков самой идеи Свободной Охоты, и вдохновил ею меня. Это Маска обучил меня магии. Это он укрыл меня от расправы моего старого хозяина, у которого я был жалким чедлем, избиваемым по пустячному поводу по полусмерти. Я верю Маске. И я, боюсь, поступил опрометчиво, отказавшись сотрудничать с Борнифалем. Притворно сотрудничать, конечно. Я не дал ему возможность себя уговорить. Не думаю, что заслужу похвалу от Маски. Я знаю, что роль Маски в том, что происходит сейчас в мире, огромна, и он очень влиятелен, хотя всегда в тени. Мне не нравятся его загадки, но я признаю его ум, исключительную осведомлённость и терпение в борьбе с Нарсгоной.
  
  Он замолчал. Марина подумала, как этот мальчишка смог стать так влиятелен в подполье, если он всего лишь марионетка Маски? Эта таинственная фигура, стоящая за крупными событиями в мире таури вызывала тревогу и неприязнь. Откуда ей знать, что это не игра Круга Света?
  С другой стороны она подсознательно доверяла чутью этого молодого по её меркам бандита. О Доминэле ходили легенды. Он много раз выкручивался из самых, казалось бы, безнадёжных схваток, и вдобавок владел полузабытой магией таури, что возвышало его даже над некоторыми тэули. Она, Марина Ладербрём, супреат Иллиуров - одного из самых многочисленных и могущественных кланов в Европе - чувствовала себя в подчинённом положении по отношению к этому нюкту.
  
  - Так что же будем делать? - спросила она, после недолгого молчания.
  - Борнифаль не откажется от своих планов. У него слишком сильные мотивы. Подозревая или даже зная, что в наших рядах раскол он постарается воспользоваться этим. Кроме того, как ты понимаешь, его атаки на силентиумы неслучайны. Борнифаль вынуждает Нарсгону перевести всех в покой в Меганском силентиуме. То есть, через некоторое время в нём будут сосредоточены две трети из оставшихся таури. Чем не удача - накрыть всех разом и в одном месте?
  - Но как Зогаш сможет это сделать?
  - У него есть могучий маг в союзниках, он найдёт или с помощью магии подчинит кого-нибудь ещё, я думаю. И это может быть кто угодно, даже нарсгонский магистр. Для взятия Мегана, скорее всего он выберет Зиму, когда Меган будет особенно нагружен, формируя эфирный оазис в своих окрестностях. Поэтому, мы должны взять верх в Нарсгоне раньше и ещё успеть подготовить отпор Зогашу. Это будет трудно и опасно, но мы должны рискнуть. Время не ждёт. Зима уже скоро.
  - Что делать мне?
  - Насколько хватит твоего дара убеждения, перетяни на свою сторону, как можно больше кланов и убеди их дожидаться некоего знака. Не объясняй какого, тогда любое значимое событие мы будем толковать к нашей пользе. Заставь их напряженно наблюдать за развитием событий и нам удастся склонить на свою сторону окончательно. Я же пока попробую зайти с самого верха.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Маска обещал устроить мне встречу с нарсгонским протектором Британии. Для этого я еду в Бильбао, там у меня встреча с Маской, и он меня проинструктирует.
  - Что?! С Орсби, с этим хитрым лисом? Ни в коем случае! Это же подручный Пурпурной.
  - Я верю Маске. Думаю, что не такой уж он и подручный, раз Маска предлагает мне встречу с ним.
  - Ты ослеп - Маска играет тобой. Возможно, ты ему уже не нужен, по каким-то причинам. Может, он хотел твоей гибели, когда посылал к Зогашу, ты так не думал?
  - Думал, но пришел к выводу, что это не так. Я многое узнал о планах врага. С другой стороны, я мог бы узнать ещё больше и даже влиять на события, сыграй я тоньше, деликатнее.
  - Хорошо, думай, как знаешь, но мне идея с Орсби нравиться ещё меньше, чем твоя встреча с каллимертом.
  - Вот и ладно. И ещё: если со мной что-нибудь случится, ты не должна опускать руки ни в коем случае. Наоборот, всё бремя борьбы ляжет на тебя. Мои нюкты будут в твоём распоряжении. Но ты и сама об этом узнаешь, если что.
  - Ты говоришь загадками. Это меня тревожит.
  - Я лишь рассматриваю все варианты событий. На всякий случай. Мне уже пора, Марина.
  - Что ж, до встречи, Доминэль, - немного разочарованно сказала Марина. - Надеюсь тебя всё же увидеть в скором времени, или получить какие-нибудь известия.
  - Не волнуйся, и доверяй Маске, как и я, - ответил нюкт.
  
  Он спрыгнул с ветви и тотчас же сделал молниеносный рывок, переместившись метров на шестьдесят за доли секунды. Ещё через пару секунд его эфирное эхо прекратило достигать Марины.
  
  
  Круг Света меркнет
  
  Отец Теренсий вышел за ворота церкви Святой Маргариты и направился вниз по улице, в сторону рабочих кварталов. Он торопился. В храме он распорядился и мог отлучиться ненадолго, до вечерней службы. Он шёл торопливым шагом, не менее получаса. Узкие улочки, свойственные этому району города, были пусты. Только пару раз ему встретились женщины, облачённые в нечто вроде одноцветного сари, бардового у одной и чёрного у другой.
  Они прошли мимо, лишь на мгновение, остановившись для лёгкого поклона или своеобразного книксена, в знак уважения святого отца. Он знал их. Они здесь для его безопасности. Женщины-аллозеоты, стражницы Жизни, могучие и смертоносно стремительные воительницы. Охрана его персоны осуществлялась ими тайком, все они как бы случайно оказывались неподалёку.
  Отец Теренсий сделал большой замысловатый круг по району и подошёл к калитке в шершавой глинобитной стене, высотой в человеческий рост. Он толкнул калитку рукой. Она была незаперта, как и ожидалось. Священник прошёл во двор перед небогатым, но аккуратным домом. Во дворе стояла старуха и рассыпала вкруг себя пшено - кормила домашнюю птицу. Завидев Теренсия она низко, насколько позволяла её старушечья спина, поклонилась ему и кивнула головой в сторону двери в дом. Он ответил ей кивком и устремился в дом.
  Пройдя его насквозь, священник вышел на задний двор усадьбы, в котором расположился небольшой садик. В десяти метрах от входа на низкой деревянной площадке под навесом, на наброшенных матрацах и подушках сидел молодой мужчина и что-то пил, из толстой фарфоровой чаши.
  Он был одет в песочного цвета штаны из мягкой бархатистой ткани, светло-коричневую кожаную куртку и сапоги того же цвета из мягкой кожи. За спиной мужчины Теренсий разглядел рукоять одельёна. Он молча подошёл к площадке и, подобрав рясу, сел напротив мужчины.
  
  - Я слушаю тебя, Борнифаль, - сухо сказал священник.
  - Добрый вечер, отче, - приветствовал его капитан, широко улыбаясь. - Чаю?
  
  Священник молча смотрел на капитана. Борнифаль, подавив улыбку, поставил чашу на непокрытый матрацами дощатый пол.
  
  - Вы не очень-то рады меня видеть, отец Теренсий, - сказал он.
  - С чего мне радоваться? - не дрогнув и мускулом лица, ответил священник.
  - Возможно тому, что я значительно подорвал силы вампирского мира, - немного раздаржённо ответил капитан.
  - Ты действовал самоуправно, используя силы Ордена. Витанские отряды не твоя собственность, Борнифаль, а их организация не твоя заслуга. Я разочарован в тебе.
  - Но победителей не судят! Я разгромил два силентиума упырей! - вскричал Зогаш.
  - Успокойся, Борнифаль! Не ори! Ты должен быть благодарен мне. Именно я ходатайствовал о снисхождении к тебе. Твой непосредственный шеф отставил тебя от командования Второй Великой Дружиной. Ты знаешь об этом? Он будет ходатайствовать перед Кругом Света за твою отставку и в 12-м Витанском отряде.
  - Этот Мальяно! Чёртов итальяшка лезет не в свои дела!
  - Напомню тебе, что легат возглавляет воинскую организацию Круга Света на правах высшего начальника - это не может быть не его делом. 12-й отряд относится к нашей компетенции и пока матери-хранительницы согласились со мной не наказывать тебя строго. Если же Круг решит иначе...
  - Что?! Что тогда?! - злорадно оскалился Борнифаль.
  - Не забывайся, солдат! - повысил голос Теренсий. - Я, пока что, здесь магистр и ты в моём распоряжении. Если Круг решит иначе Ордену придётся выбирать между тобой и членством в конфедерации. Как ты думаешь, что решат матери? Селезина давно точит зуб на тебя, Зульфат ты тоже оскорбил своими приставаниями к её девам-жрицам, Хлориана слишком консервативна и не любит дерзких вояк. Ты зря хорохоришься. Предупреждаю тебя - ты лишишься всего и будешь сурово наказан, если не проявишь подобающей выдержки и повредишь нашему делу.
  - Вот именно! Не думаю, отче, что вы можете мне угрожать в вашем положении! - огрызнулся Зогаш. - Матери, вряд ли поймут, если магистр магии и внешних дел Ордена окажется связанным с Маской.
  - Что!? Вот ты как заговорил?! - священник вскочил со своего места.
  
  Да как он смеет! Этот тупоголовый болван, меднолобый вояка, вознесённый им на такую высоту угрожает ему. Неблагодарная тварь!
  
  - И что? Что вы сделаете? - ехидно спросил Борнифаль. - А, отец Теренсий, или как Вас там, гранд-эрф Жизнесияния, Иоло Меддже? Может мне передать Маске ваши колебания? Что с вами будет тогда?
  
  Священник вытаращил глаза, лицо его было перекошено, от недавней невозмутимости и величественности не осталось и следа.
  
  - Ты обратился ко Тьме, Борнифаль Зогаш! - прошипел Теренсий. - Или я тебя исцелю, или ты падёшь рано или поздно! Повинуйся!
  - Я уже слишком далеко зашёл, магистере - спокойно ответил капитан. - Как и вы, впрочем.
  - Я никуда не зашёл! - крикнул священник. - Я всегда был верен Великой Матери, я жизнь положил на дело Ордена!
  - И поэтому вступили в сговор с Маской? - усмехнулся вояка.
  - Это тоже делается во благо Ордена и Круга Света! Иногда и враг может временно стать союзником против другого врага!
  - Враг он или не враг мы не знаем. Но, боюсь, вам трудно будет объяснить это той же Хлориане, или Арицее. Мы вступили в сговор с кем-то, кто хорошо осведомлён и имеет большое влияние. Нас могут обвинить в преступном риске и неосмотрительности. Я тоже уже увяз в этом. Я тоже делаю всё это во благо Ордена и Великой Матери, поверьте. Однако и матери-хранительницы и Круг Света слишком увязли в процедурах и бюрократии. Орден стал могуч как никогда, но малоподвижен. Никто в Круге не станет, в здравом уме, перечить нам. Необходимо склонить матерей к избранию Матриарха, так будет проще управлять Орденом. Тогда и Круг одобрит. Нужно объяснить им, что настало удачное время для великих перемен, для великих побед. Вампиры разобщены и ослаблены, скоро Зима, разрушение силентиумов вынудит их замкнуться в Мегане. И тогда...
  - Бонифаль, ты рассуждаешь, как простой солдат, - криво усмехнувшись, ответил Теренсий. - Здесь политика и частные интересы. Матери не хотят избирать матриарха уже более пяти столетий, так как боятся узурпации и умаления своих привилегий. Твоя слава раздражает их, и даже некоторых магистров. Ты стал популярен среди рядовых посвященных в культ Великой Матери, прихожан и младшего жречества Полекты. Многие внизу шепчутся о необходимости реформ в ордене и передаче всех административных функций магистрам. Матерям хотят оставить только высшие ритуальные и частично судебные функции. Твоё дело правое, конечно, но я не могу тебя открыто поддерживать - это может мне стоить магистерской мантии и даже головы. Нужно подождать.
  - Мы не можем больше ждать, отче, вы и сами это знаете, - выпалили капитан. - Нужно убедить матерей и Круг Света в необходимости добить силентиумы в Европе, а затем сделать попытку взять Меган. Другого случая может не представиться.
  
  Теренсий задумался. Он стал оглаживать бороду и, опустив глаза, едва заметно покачивать головой вперёд-назад.
  
  - Я попробую сохранить за тобой пост командира Второй Дружины и капитана отряда, - наконец, сказал он. - По силентиумам разговор с матерьми будет нелёгкий. Нужно подать так будто это решение исходит от них самих. Кстати, если состоится слушание в Совете Матерей-хранительниц, тебе придётся ответить, как ты смог раскрыть инкогнито силентиумов. Ведь это не удавалось почти пятьсот лет, со времён принятия Пиньо-Латта.
  - Я не буду с вами юлить - была использована запрещённая магия. Некий нгаш заставил Ключников открыть проходы в силентиумы.
  - Я так и думал, но боялся это услышать, - сказал потрясённый священник. - В твоей ауре тоже есть некое, очень сложное заклинание. Это он его наложил?
  - Нет. Маска.
  - Очень любопытное сочинение. И наверняка опасное, - задумчиво сказал маг-магистр.
  - Я знаю, что оно не повредит мне, а вот вам - не знаю. О его предназначении знает только Маска, - сухо отреагировал капитан.
  - При следующей встрече я изучу его повнимательней, - тихо сказал Теренций, не сводя глаз с "живой" вязи внутри ауры Борнифаля.
  Он немного помолчал, потом оторвал взгляд от медленно плавающего вокруг капитана заклятия и сказал.
  - Скоро мне придётся отложиться от сана. Сейчас уже не до конспирации. Дела ордена зовут, и я уже не смогу как раньше совмещать своё пребывание в церкви и в ордене. Хлориана и Зульфат уже давно требуют этого, остальные поддерживают их. Так что скоро ты увидишь меня не в рясе, а магистерском облачении. Что ж, мне уже пора. О новой встрече тебе сообщат. Прошу, не делай глупостей. Дай мне вытащить тебя хотя бы из этой навозной ямы.
  
  Глубокой ночью, после встречи с Борнифалем, отец Теренсий проснулся от ощущения пульсирующего тепла. Он хотел, было зажечь свет, но голос в его сознании остановил его. В дверях его комнаты кто-то стоял. Несмотря на темноту, магистр Жизнесияния явственно ощущал в этом существе женщину, источавшую "жидкое", упругое тепло окрест себя. Словно колеблемые воздухом одежды окружали фигуру эти тёплые шлейфы, вызывая восторг, эйфорию, ощущения беспредельного комфорта.
  
  "Дай воину всё, что положено", - беззвучно "зазвучали" слова.
  
  Теренсий понял о ком речь. Он попытался возразить ангелоподобному существу.
  
  - Но я не могу...матери-хранительницы будут против, - зашептал он, покрываясь потом.
  
  "Вы с матерями, как снег смерти, толстым слоем покрыли пространства жизни... В погоне за властью, вы мешаете пробиться моим росткам. Астарка ядовитый дым вам застит глаза и разъедает души. Но мои розы расцветут и посреди снега. Пусть это будет знаком и предупреждением тем, кто слишком алчен"
  
  
  
  
  
  Меганское чрево
  
  Конец ноября. Окрестности Мегана уже оделись в ещё неглубокий рыхлый снег, а воздух вокруг насытился студёной чистотой со слабым хвойным ароматом. Красота. Горы и нагорные леса манили Ивэна своей пушистой белизной и величавым безмолвием, но Ильзат не разрешала ему покидать не только Меган, но и Шабралахатский Двор - единственное место, где он мог совершать прогулки на свежем воздухе в компании Люксоны и Поля и фехтовать с Артемасом.
  Занятия в доме Гурги были ещё одним исключением, причём Ильзат через Циппиоха потребовала, чтобы и они проводились вне Шабралахатского дворца только в случае необходимости. Это требование встретило яростный протест Гурги - он заявил, что в иных условиях он отказывается от обучения Ивэна, ибо не может перенести необходимый инвентарь и книги в Шабралахат. Эти вещи не могут покидать его обиталища - таково его требование. Ильзат была вынуждена уступить старому чародею.
   Гурга, мрачнея день ото дня, настаивал на том, что Ивэну, рано или поздно, придётся ради обучения иногда покидать Меган. Ильзат общалась с ним через Циппиоха или Бха и отвечала ему всякий раз отказом. Колдун ворчал, но поделать ничего не мог.
  Он был недоволен и Ивэном. Ожидаемое Прозрение так и не наступало, что приводило мага в злобное расположение духа и откликалось Ивэну постоянным третированием.
  По Мегану ползли слухи, о которых Ивэну сообщали то Поль, то Люксона, то его слуги. Таша, например, придя с рынка, рассказала, что в некоторых домах Мегана шепчутся о беде обосновавшейся в Шабралахате и Нарсгоне - мол, владычица серьёзно заболела. При этом служанка явно не осмеливалась сказать о характере этого нездоровья, но было очевидно, что речь о душевном расстройстве. Люксона старалась обходить эту тему, Поль же был более прямолинеен. Он сказал, что многие видят источник этого нездоровья в нём, в Ивэне.
  
  - Я? - удивился Ивэн. - А я-то здесь причём?! Я делаю всё от меня зависящее, чтобы не подвести Ильзат.
  - Дело не в том, что ты делаешь, - ответил Поль. - А в том, как Ильзат переносит сеансы эмпатии с тобой. Обычно после эмпатии признаки волнения длятся у тэули от получаса до пяти часов, а затем переходят в скрытую форму, когда на протяжении двух-трёх дней они способны явственно воспроизводить пережитые ощущения. Постепенно эмпатизм прекращается. А вот после тебя она сама не своя в течение многих дней и это беспокоит магистратуру и других приближённых. Её состояние видят многие, кто вхож к ней и это очень плохо, потому что теперь перестало быть тайной.
  
  Ивэн был вынужден признать, что иногда чувствовал взгляды в спину, притворную доброжелательность со стороны некоторых тэули, которых он знал в Шабралахате. Иногда он ловил необычный взгляд Артемаса, который казалось, пытался заглянуть в душу Ивэна. Встретившись взглядом с Ивэном, он быстро отводил глаза.
  Вовсе удивительным был визит Бхадрау. Огромный некрокс пришёл две недели назад к нему в покои, якобы взять его кровь, чего раньше никогда не делал, доверяя это своим слугам. Ивэн обомлел, когда увидел его тёмную фигуру в дверном проёме. Тёмно-серая, как и кожа некрокса, мантия из толстого, но мягкого материала крупными складками струилась вниз и разливалась по полу. Из-за свободного кроя трудно было понять, худощав или грузен был Бха. Мантия, напоминающая балахон почти полностью скрывала его тело. Голова его была покрыта капюшоном и поверх перехвачена плетёным металлическим обручем.
  Человекообразие некрокса заканчивалось тем, что он имел руки, круглую голову и был способен к прямохождению. Был ли у него хвост, более двух ног или ещё что-то отличающее его от гуманоида Ивэн не мог знать из-за просторной мантии. У Бха были пятипалые кисти с крупносуставчатыми и длинными пальцами. Ростом он был примерно два метра с четвертью, даже повыше Гурги.
  В ту, первую их встречу, Ивэн не заметил, что на лице магистра имеются длинные, иногда сливающиеся пятна, куда более светлые, чем остальная кожа. Ивэн окрестил этот рисунок "зеброй".
  Бхадрау Озехэм увидел замешательство Ивэна и первым приветствовал его. Парень пришёл в себя и ответил на приветствие. Магистр прошел в гостиную, оглядел её.
  
  - Я долго откладывал эту встречу, супреате, - громыхнул он. - Мне давно хотелось встретиться с тобой с глазу на глаз, но я избегал этого, и более того, просил не делать этого некоторых других магистров и чиновников Нарсгоны.
  - Я догадываюсь о причинах, монселар Озехэм. - сказал Ивэн.
  - Вот как?! И каковы же они, по-твоему?
  - Моё влияние на владычицу, я думаю.
  
  Бха хмыкнул и вбуравился в Ивэна своим тяжёлым взглядом глубоко посаженных глаз.
  
  - Верно. Значит, ты признаёшься в своей деятельности против нарсгонских иерархов?
  - О чём Вы? Я говорю о слухах, которые до меня дошли, - недоумённо ответил парень. - Ну, теперь, я, по крайней мере, знаю, как Вы ко мне настроены и в чём подозреваете.
  - Да, знаешь. Имей это всегда в виду, - раздраженно сказал Бха, немного досадуя на себя. - Я не доверяю, и буду всегда следить за тобой.
  - Я не понимаю, почему все так думают обо мне, - устало ответил Ивэн. - Но я не хочу об этом говорить и не стану никого разубеждать. Я ничего не делаю такого, чтобы влиять на владычицу. Если это и происходит, то без моего участия.
  - Посмотрим, - отозвался некрокс и покинул покои Ивэна.
  
  Некрокс разглядел в ауре Ивэна некое особое сияние, которое при первой встрече счёл за нечто неважное. Тогда ему помешал Дьюлз и мощные зеркальные небула, наложенные на парня. Сейчас он незаметно навёл ещё несколько слоёв небула, чтобы ослабить влияние Ивэна. Бха засомневался в своих подозрениях насчет злокозненности эмпатье. Может мальчишка и впрямь не осознаёт своей особенности? Надо будет как-нибудь посоветоваться с Пруксом, подумал магистр. У Ивэна этот визит оставил неприятный осадок, который впрочем, был совершенно затёрт последовавшим событием.
  Прибыв в очередной раз к Гурге, он нашёл его в дурном расположении духа. Гурга вышел к нему не сразу, а лишь спустя четверть часа после приезда. Он вошёл в холл одетый в кожаный фартук зеленоватого цвета, на котором виднелись причудливые влажные разводы. Ивэн впервые видел Гургу в таком облачении. Его длинные сухие руки были обнажены от локтя до плеча, а кисти и предплечья одеты в чёрные блестящие перчатки, которые он снял и бросил на пол, которые позже убрала Гуль. От мага пахло чем-то приторно-сладким, тошнотворным.
  Он не ответил на его приветствие и молча указал на стул. Ивэн сел и продолжил напряженно наблюдать за наставником. Тот ходил по комнате из стороны в сторону и что-то бурчал себе под нос. Время от времени он подходил к камину и протягивал руки к огню - в доме было прохладно. Несколько раз он гладил странное существо со щупальцами вместо лап, которое, как узнал Ивэн, называется сипс. Звали его Исхафар. Сипс обладал врождёнными магическими способностями, например, мог создавать довольно мощный электрический разряд, и поражать им неприятеля. Имел ли Исхафар полезные, созидательные способности Ивэн не знал. Гурга сказал однажды, что сипсы питаются младшими глэма, разумны и способны говорить, но эфирно и только на своём языке.
  
  - Вот что, - наконец сказал Гурга, - мне поступил большой заказ на анзубусов, а возится с тобой, как я вижу без толку - прозревать ты не собираешься. На меня давит её милость и Циппиох, а времени у меня сейчас будет не много. Надо показать им какие-то подвижки, и я не вижу другого способа тебя пробудить, как поместить в Пустоту. Сегодня же отправимся в камеры.
  - Камеры? Какие камеры? - спросил Ивэн, предчувствуя недоброе.
  - Камеры в недрах Мегана, - усмехнулся Гурга, ощутив испуг ученика. - Древние и заброшенные строения, изолированные от внешнего эфира. Я не знаю, кто их построил, наверное, гениальный Экут, но в них именно то, что нужно для твоего Прозрения. В общем, я сейчас переоденусь, и отправимся туда.
  - Но её милость будет в ярости...- начал было Ивэн.
  - Если её милость подскажет мне другой способ обучения такого болвана, я буду рад, - рявкнул Гурга. - Я и так вынужден был отказаться от части заказа, чтобы заниматься тобой. Если насгонская правительница освободит меня от обязанности учить тебя, тем лучше. Я смогу восполнить потерю оплаты за твоё обучение заказами на цернимортов.
  
  Ивэн закусил губу от обиды. Ему хотелось достичь в магии успеха, но сами боги видно были против этого. Шпильки нетерпимого наставника глубоко ранили его и, несмотря на данное себе обещание не показывать Гурге своей слабости, Ивэн часто не мог с собой совладать. Вот и сейчас лицо его выражало крайнюю оскорблённость.
  
  Немного успокоившись, Гурга сказал:
  
  - Её милость приказали тебе не покидать Меган, ты его и не покинешь. Кроме того, с тобой буду я, поэтому это будет безопасней даже твоих проездов по Мегану по пути ко мне. Даже с таким эскортом, как твой.
  - Да, кстати, как быть с ним? Охрана будет против моего путешествия за пределы этого дома, я думаю.
  - Придумаем что-нибудь.
  
  Примерно через полчаса Гурга снова вышел в холл в своём обычном алом одеянии. Он смерил Ивэна взглядом, хмыкнул и кивком указал не на входную дверь, как ожидал парень, а на тёмный коридор позади него. Ивэн никогда не бывал в той части дома, как не бывал и на втором этаже.
  Гурга провёл его в самый конец дома и остановился у старой, но крепкой двери. Колдун достал массивный ключ, пощелкал им в замке, отворил дверь и нырнул в темноту. Ивэн последовал за ним.
  Ничего не подозревавший Мареш остался в доме, по ранее заведённому обычаю он, с разрешения Гурги помогал Гуль, которая оказалась, не так свирепа и дика, как выглядела. Напротив, она баловала парня выпечкой (которую обожал Гурга) с фруктовой начинкой, чаем, а иной раз и вином.
  Колдун достал откуда-то два лёгких масляных фонаря. Возжёг один, второй протянул Ивэну. Тот имел при себе электрофонарик, взятый у Мареша.
  В Меган, как, оказалось, попадало много вещиц из цивилизованного мира, однако, пользоваться ими решались только тертас, да чедли. иногда и нюкты, хотя для таури считалось позорным использовать современные творения "еды", и, тем более, признавать их полезными. Истинному таури не нужны удобства человека, он не грязнет в бесплодных умствованиях над очередной электронной штуковиной. Таури не может интересовать лжепрогресс людей, призванный ограждать их от природы и выжимать из неё. Человек строит огромные и сложные города, развлекает и откармливает себя в них, укрывается от враждебности окружающего мира, но муравьед всегда сумеет полакомиться термитами. Конечно, многие таури измельчали и потеряли самоуважение. В них не осталось благородного презрения к этим вертикальным животным. Они предпочитают не только жить в их "термитниках", но и подражать им - носить их одежду, использовать компьютеры, ездить на автомобилях, конвульсировать в их ночных клубах, зарабатывать деньги в их офисах и по их правилам. Где мир вечных наслаждений и вечной тоски? Где благородные философы и поэты? Где сладко-болезненный поиск смысла бессмертия и бесконечное одиночество? Мир таури крошится, развращаемый, отравляемый людьми и их потребительством.
  Ивэн сказал наставнику о фонарике. Тот лишь пожал плечами и кивнул головой. За дверью оказалась крупноплитчатая каменная лестница ведущая вниз. Наверное, в подвал, подумал Ивэн.
  Гурга стал быстро спускаться по лестнице, Ивэн - следом. Откуда-то, из темноты, явственно доносились чьи-то уханья, всхлипы и стоны. Подвал был огромным, судя по звукам - их источник был не близко.
  Спустившись довольно глубоко, они пошли по очень широкому сводчатому коридору. Нет, слишком глубоко для обыкновенного подвала. Справа и слева иногда попадались массивные двери, обитые железом. За ними кто-то сопел, фыркал, ухал и стонал. А за одной из них что-то очень большое молча металось по скрытому от глаз помещению. Были слышны быстрые, сотрясающие пол шаги, яростные гулкие удары плоти о камень и дверь, которая уже не казалась такой уж массивной. Ивэн физически ощутил неистощимую звериную, но в тоже время, по-человечьи осознанную ярость того, кто был за этой дверью. На мгновение почудилось, словно из дверных щелей потекло само Зло, и текло оно в его сторону. Гурга, шедший шагах в десяти впереди, остановился, обернулся к нему и окликнул. Сделал поторапливающий жест. Похолодевший Ивэн нагнал его и остановился. Гурга вернулся назад, подошёл к тем дверям. Не было видно, что делает колдун. Не издавал он и звуков. Через минуту волны Зла оборвались, как и метания за дверью. Гурга вернулся к Ивэну и они продолжили путь.
  Впереди, по ходу движения, Ивэн, забрезжил неяркий неровный свет.
  Пройдя не меньше пятидесяти метров, они попали в обширное круглое помещение с куполообразным потолком, освещенное из центра, десятком факелов и таким же числом больших масляных ламп - не очень ярко, но вполне достаточно, чтобы подробно разглядеть то, что нежелательно видеть перед сном.
  Посреди зала стоял чудовищный стол, вернее какой-то механизм, напоминающий стол, собранный из каменных плит желтоватого цвета, полированных металлических пластин и полос. Стол был метров пять в длину и четыре в ширину. Столешница покоилась на чём-то вроде огромного шарнира, глубоко утопленного в каменное основание-полусферу. Под столешницей нечётко проглядывался какой-то механизм - очевидно поворотный.
  На полированной каменной поверхности стола, по периферии, виднелись какие-то разметки и символы, выполненные зеркальной краской. По центру, по всей длине пролегала металлическая пластина шириной в полтора метра, на которой были укреплены малые и большие крючья, розетки из шипов и тонкие цепочки. В середине пластины был проложен неглубокий округлый желоб. Вторая такая пластина пересекала стол поперёк, в четверти его длины. Обе они были размечены несколькими шкалами с разным шагом, словно логарифмические линейки.
  Поверхность стола и немного вспучившийся каменный пол были покрыты уже подсыхающим тонким слоем какой-то субстанции - где-то прозрачной, жидкой или слизистой, где-то помутневшей и рыхлой. Местами виднелись крупные бурые пятна. Вокруг стоял жуткий приторный запах, напомнивший Ивэну "аромат", источаемый странным облачением Гурги, только ещё более крепкий. Парня помутило.
  Над жутким устройством, метрах в восьми, было расположено металлическое кольцо диаметром метров шесть или больше. На нём покоилась металлическая балка, с которой свисали гирлянды цепей: с крючьями; с остро отточенными приспособлениями, непонятного назначения; с трубками и скруглёнными, причудливо гнутыми штырями.
  В пяти-шести шагах от стола расположились два крупных, в человеческий рост, металлических штатива-стремянки". В одном были установлены: ножи и серпы разных размеров; крючья на длинных древках; блестящие и тёмные пилы; связка металлических тонких полос; барабан с лентой из белой ткани в полметра шириной; катушки металлических и матерчатых нитей и другие предметы.
  Второй штатив был составлен из неглубоких ящиков, расположенных относительно друг друга, как ступени лестницы. В ящиках располагались сотни склянок, пробирок, колб с порошками, жидкостями всех цветов, какие только можно вообразить. В одной из них что-то даже медленно шевелилось - нечто черное с ярко-зелёным, влажно блестящее.
  В ещё одном, третьем и самом маленьком штативе - по колено высотой - были установлены две большие полукруглые пилы с проёмом и рукоятью в середине некруглой части. Словно кто-то, намеренно приковывал к ним внимание, поместив их в особенно яркое пятно света. Одна абсолютно черная, блестящая, как обсидиан, вторая - полупрозрачная, матовая. Обе имели очень мелкие зубчики, расположенные по режущему лимбу, их острота не вызывала сомнений.
  Дюжина металлических рам в полтора человеческих роста, наклонно стояли, прислонённые к стенам зала и ещё шесть небольших лежали беспорядочно на полу, метрах в десяти от стола. Рядом с последними громоздилось что-то накрытое крупными кусками ткани, пропитавшейся чем-то тёмно-красным.
  В левую, со входа, половину зала, открывался широкая и глубокая ниша, хорошо освещенная. В ней, выдаваясь в зал, располагался устрашающего вида агрегат, напоминающий ткацкий станок и орган одновременно. На его рамы и барабаны были натянуты металлические струны. Но не только они. С самого верха станка, с шипастого вала, тянулись красноватые волокнистые пучки, по которым стекала крупными тяжёлыми каплями густая бурая жидкость. Пучки собирались в шесть колец покрытых коричневой коркой наплывов, а из них, уже толстые жгуты уходили в недра чудовищной машины.
  
  - Я тут не всё успел убрать, - каркнул Гурга. - Давно уж не работал тут. Ну, теперь не заскучаю.
  
  Он улыбался, этот мастер мрачного ремесла, очевидно предвкушая радость творчества. Затем прошёл через весь зал и остановился у стены противоположной входу. Ивэн обошел стол на почтительном расстоянии, ежась от страха и пошатываясь от дурноты.
  Брусчатка у стены была выбрана и свалена рядом в большую кучу. На месте убранных камней зияла большая дыра. Ивэн посветил в неё фонарём. Луч выхватил серый каменный пол из крупных плит, кучки песка и пыли, куски связанных глиной камней из кладки обрушенного свода над которым находилась "мастерская" Гурги. Здесь было довольно высоко - метра четыре, не меньше. Коротко запульсировал и успокоился Дьюлз.
  
  - Наш парадный вход в меганское нутро, - оскалился Гурга.
  - А другого не было, - недовольно спросил Ивэн.
  - Полно! - продолжил довольный Гурга. - В Мегане полно трещин и брешей, но нам нужно было попасть сюда, миную твою охрану - это единственная возможность. Назад вернёмся уже по улице.
  - Тут высоко. Как будем спускаться? - спросил Ивэн, слабо надеясь, что это может стать путём отступления.
  
  Гурга отошёл в другую часть зала и вернулся со старой деревянной лестницей, легко неся её на отведённой вбок руке, удерживая её лишь кончиками пальцев.
  Ивэн всегда предполагал, что Гурга, при его росте, необыкновенно сильный человек, сколько бы лет ему ни было, но здесь он подозревал магию, подобную той, что однажды продемонстрировал маг, бия рукой по столу. Или, когда он заставил летать книги.
  Спустившись, Ивэн обнаружил, что они находятся в узком коридоре со слабо округлым сводом. Гурга явно медлил продолжать путь, о чём-то задумавшись.
  
  - Что такое, эрфангуар? - спросил Ивэн.
  - Здесь совершенно необыкновенное место, - каким-то странным голосом ответил маг. - Я всегда восхищаюсь им, хотя бывал здесь уже не один десяток раз. Внешнего эфира здесь практически нет, сюда не доходят наружные возмущения. Тутошний эфир тих и неподвижен, и любое наше шевеление будет как гром среди ясного неба, поэтому следует сохранять осторожность. Сущности, обитающие здесь - порождения самого Мегана или древние редкие глэма, поселившиеся в нём. Они могут быть весьма агрессивны в своём любопытстве к чужакам. И поскольку они практически не изучены в магии Призыва, для них не существует ни умиротворяющих, ни подчиняющих заклятий. Если придётся защищаться, я буду действовать наугад или другими видами магии. Многие из тех, кого я здесь встречал, уже знают меня и не нападают, но вот как они отнесутся к шуму твоей ауры - я не знаю. Воспользуйся Дьюлзом - прикажи, чтобы он глушил твои колебания, насколько сможет, и работал только на приём. Обитатели этих подземелий привыкли к тишине и не любят тех, кто её нарушает.
  
  Ивэн последовал совету Гурги, в ответ он почувствовал у Дьюлза нечто вроде нервозности, неудобства.
  Они минут десять шли по коридору, не встречая на пути ни лестниц, ни боговых ответвлений. Лишь однажды они прошли под выходом вертикального колодца. Он был высок - луч фонаря не высвечивал его окончания. Из хода шёл небыстрый поток прохладного воздуха - возможно, колодец выходил на поверхность.
  Наконец, они вышли к перпендикулярно пересекающему коридору, куда более широкому, чем предыдущий. Слева коридор пролегал горизонтально, справа - полого, без ступеней уходил вниз. Они свернули вправо. После не более двадцати метров коридор слабым полукругом поворачивал влево. Дьюлз показывал Ивэну бледный сизый и однородный окружающий эфир. Никаких возмущений, никаких клубов или завихрений. Правда, Ивэн уже знал, что Дьюлз способен видеть довольно яркий эфир и лишь определённого спектра, поэтому на самом деле здесь могло происходить совсем не то, что он показывал.
  Через пять минут они вышли в обширный и тускло освещенный зал. Свет был, как бы растворён в воздухе. Его источник находился где-то высоко, на колоннах, которые строгим двурядьем перерезали зал. Как Ивэн не пытался разглядеть лампы или факелы на них всё было тщетно. Колонны словно курились светом, испарения которого тут же расплывались в воздухе.
  
  - Давай-ка передохнём, - сказал Гурга, чем вызывал удивление у Ивэна - прошли они не так много.
   - Эфир здесь очень вязкий, тяжёлый, - сказал колдун. - Очень несолемный.
  - Какой?! - спросил Ивэн.
  - Несолемный, - тяжело отозвался маг. - Хух, вздохнуть не могу. У меня слишком большое кэро, я увяз в этой жиже, напритягивал к себе эту массу. Н-да, несолемный значит... Эфир переносит запас действия, что-то вроде энергии. Чем больше приходится этого потенциала, тем активнее эфир. Солема подобие температуры. Можно сказать, чем солемнее эфир, тем он горячее. Да так и говорят, собственно, солема и солемность - научные термины. Колдуны-недоучки выражаются проще, конечно. Обычный эфир имеет приблизительно одну и ту же солему, он равномерно распределён вокруг и соответствует газу. Но есть места, где он имеет повышенную солему, а есть где пониженную. Здесь вот эфир холодный и вязкий, хотя тоже газообразный. Он отбирает потенциал у моей ауры, считай энергию. И моя сила только этому способствует. Плохая здесь магия сегодня, не припомню такого в былое время.
  - Совсем ничего нельзя сделать? - спросил Ивэн.
  - Маг зависит от эфира, а не наоборот! - рявкнул Гурга.- Его здесь так много и он так липнет ко мне, что даже не знаю. Попробую кое-что.
  
  Он сел на ноги, наклонился вперёд и приложил руки к полу. Многочисленные амулеты зазвенели, свесившись с шеи. В таком положении он пробыл около десяти минут. На глазах его уставшее лицо сменило желтый цвет на красный, глаза налились кровью.
  
  - Ну вот, - сказал он, поднявшись, - этого хватит на некоторое время.
  
  На тёмных плитах пола остались четкие отпечатки его ладоней, исчерченные сеткой крупных и мелких трещин.
  
  - Что вы сделали? - спросил Ивэн, когда они уже прошли зал и несколько стрельчатых коридоров.
  - Земля - самый большой источник энергии, - сухо ответил Гурга. - В материальном мире все вещества в зависимости от температуры становятся то газами, то жидкостями, то твёрдями. Так и с эфиром. Самую низкую солему имеет твёрдый кристаллический эфир. Чем ниже активность, тем выше упорядоченность эфира. В бездействии - совершенство. Так говорил ещё Аргох. Но если солемность нулевая это не означает, что потенциал действия эфира закончился, просто извлечь его сложнее. Для этого и нужна магия собственной силы и магия Неравновесия. Я просто пополнил потерянное от кристаллического эфира в земле. От того холодного я ничего не мог взять, потому что он непрерывно отнимал у меня силы.
  - Кхм, смогу ли я когда-нибудь так же... - задумчиво произнёс Ивэн.
  
  Гурга чуть повернул голову и скосил глаза.
  
  - Не уверен, - сказал он. - Но мы здесь именно за тем, чтобы это выяснить.
  
  Они прошли еще несколько минут молча.
  
  - Я вот о чём думаю, - нарушил молчание Ивэн. - Если кристаллический эфир - это самый холодный эфир, то он должен был отнимать энергию ещё сильнее. Ведь горячие тела отдают тепло холодным.
  - Верно, но для материи, а для эфира нет, - пробубнил Гурга, вращая головой - он пытался сообразить, где они сейчас.
  - Это странно, - вымолвил Ивэн, неудовлетворённый ответом.
  - Что ж тут странного?! - удивился Гурга. - Если бы эфир в точности повторял свойства материи он ею бы и был. Не так ли? Абсолютного подобия с теплом солемность не имеет, поэтому говорить "горячий" и "холодный" эфир, строго говоря, неверно. Для этого солема и названа так. Наверное, для тебя это будет ещё сложно, но попробуй поразмыслить: подвижный эфир, то есть жидкий и газообразный - это деятельный эфир. А его деятельность вызвана тем, что он имеет некую волю, ведь, вспомни, эфир - это метаткань, среднее между материальным и астральным. А астральное - это чистое, бестелесное сознание и воля. Бессолемный эфир, кристалл не имеет воли, хотя и имеет энергию, и поэтому он не может по своему произволу отбирать твою энергию. То есть солемность - это некий сплав воли и энергии эфира; активность, только неразумная, бесцельная. Кипение без необходимости. Эфирные ветры тоже имеют волю, но действуют они стихийно неупорядоченно, если их не направляет кто-то или что-то. Воля этого неорганизованного эфира очень слаба - многократно меньше нашей, а разумность вообще ничтожна. Но именно поэтому магия возможна, именно поэтому эфир можно подчинять, заставлять работать на себя. Все наши мысли, эмоции и волевые усилия - источник огромной энергии. Все кто мыслит и чувствует - нагревает окружающий эфир, то есть мировая солема непрерывно растёт. Я думаю, именно поэтому иногда из Олдуз-Куата дуют Ветры Стужи - чтобы охладить перегревающийся эфирный мир.
  - Ого! Здорово! - восхитился Ивэн. - Только что плохого в том, что эфир нагревается?
  - А что плохого, когда ребёнок со слабым рассудком приобретает силу гиганта? - фыркнул Гурга. - Эфир начнёт бурлить и пламенеть. Обладая огромной энергией и волей, но слабым разумом, он приведёт миры к Хаосу. Именно в бессолемности кристалла, как я уже говорил - порядок и совершенство. Хаос наступает от избытка действий, а солема - это именно степень активности эфира. Чем она выше, тем ближе мир к Хаосу, а бездеятельность - источник порядка.
  - Вот это уже сложно воспринять, - поморщив лоб, сказал Ивэн.
  - Я и не надеялся на такой успех, - съязвил Гурга. - Тот эфир, что отнимал мои силы, имел пусть и небольшую волю, но её было достаточно, чтобы он направил на меня свое действие. Он был голоден, если можно так выразиться, и его было много. Но сам бы он этого сделать не смог. Кто-то с помощью магии или невольно посеял там злой умысел, точнее жажду поглощения, и воля эфира получила цель.
  - А почему я ничего не почувствовал? - спросил Ивэн.
  
  Гурга фыркнул.
  
  - Кому ты нужен?Твоя аура слишком проста для таких сущностей. Она тобой не заинтересовалась и, скорее даже не почувствовала. А вообще, странно всё это...
  
  Узилище Чувств
  
  Они прошли десяток коридоров, залов, тесных и коротких проходов, где даже Ивэну приходилось сильно нагибаться, чтобы не удариться головой, прежде чем вышли к огромной камере. Они стояли на широком уступе с невысоким прямоугольным бортом по краю, словно на балконе. Зал был тускло освещён жиденьким сине-зелёным фосфоресцирующим туманом. Луч электрического фонаря делал туман прозрачным, и, казалось, отпугивал его. Клубясь и вытягивая дымчатые "щупальца", он в спешке удалялся от луча. Противоположной стены луч не достигал.
  Ивэн подошёл бортику. Он оказался не менее двух метров шириной. Встав на него, Ивэн посветил вниз - пола видно не было. Дьюзл пару раз несильно сжал запястье.
  
  - Осторожнее! - прошипел Гурга. - Под тобой двадцать метров и то, что обитает внизу, не очень тебе понравится. Лучше не свети туда.
  
  Ивэн в страхе отшатнулся и потерял равновесие. В миг он представил себе падение, удар, хруст костей. Голова закружилась, и он стал медленно накреняться в сторону обрыва. Молниеносный выпад длинной сухощавой руки остановил неизбежную гибель. Гурга стянул его с бортика и тут же бросив, устремился по уступу к клубящемуся впереди туману.
  Ивэн тряхнул головой, сбрасывая остатки наваждения, и побежал за учителем. Туман явно сторонился колдуна, кипящими клубами утекая в стороны. Медленные же слоистые туманы, по форме напоминающие грибы разбивались о какую-то невидимую сферу окружавшую Гургу.
  Аура, подумал Ивэн. Она была велика: метров семь-восемь. Вспоминая свою, небольшую. Ивэн пришёл к выводу, что размер ауры можно сопоставить личной силе её обладателя.
  Через пару минут они дошли до широкого каменного моста и остановились метрах в двадцати от него. Мост был не менее десяти метров в ширину и имел низкие двойные перила с резным орнаментом. В отличие от светло-серого камня, из которого было сложен всё вокруг, мост был сделан из материала цвета слоновой кости и казался монолитом, точно литой.
  Вход на мост охраняли два циклопических изваяния. Это были два сильно пузатых, гуманоидного типа тела из красноватого с черными вкраплениями камня высотой четыре метра.
  Поверхность изваяний поблескивала и, казалось, что по ней время от времени рывками перемещались небольшие прозрачные черви. Наверное, капли конденсата здешнего тумана слившись и отяжелев, стекали со статуй, подумалось Ивэну.
  Головы истуканов были непропорционально крупными, яйцевидными, черты лица чуть намеченными. Носа и рта не было вообще, а чуть повыше середины лица виднелся выпуклый зеркальный элемент яйцевидной формы, символизирующий, видимо, глаз создания.
  
  Ивэн глянул на Гургу. Маг стоял, обращённый к изваянию, с закрытыми глазами. По контурам тумана было видно, как часто и мелко дрожит его аура в узком секторе, обращённом к ближнему истукану. С поверхности ауры срывался поток круглых, овальных, гантелеобразных поверхностей и, достигнув "глаза" истукана, утопал в нём. Ивэн обратился к Дьюлзу за объяснениями. Гемармилл ответил, что Гурга поёт некое неизвестное ему заклинание. Это заклинание большой силы (размаха, как выражался Дьюлз) и благодаря этому он видит его. Он сказал, что может, это даже не заклинание, а эфирное общение, диалог, но выполняется он на очень высоком уровне энергии.
  Ивэн подошёл к магу вплотную. Глянул на его лицо - оно не было напряжено, но под веками в бешеном ритме бегали глаза. Рядом с ним Ивэн ощутил немного болезненную вибрацию в зубах и темени. Спросил об этом гемармилл. Наверное, предположил браслет, это заклинание имеет такое побочное действие. Кроме этого он сообщил, что передаёт ему всё что "видит" без искажений и вырезок, но сам не способен чувствовать боль, если только его не заставят о ней вспомнить, а болевая память у него на такой глубине, что сделать это не просто. А вот у Ивэна есть, центры боли, и память о ней очень свежа и используется почти повседневно.
  Ивэн протянул руку к магу и хотел, было коснуться его плеча, впервые осмелившись на это, но его словно ударило током.
  Гурга открыл один глаз и скосил его на парня.
  
  - Отойди и не мешай, - сквозь зубы процедил он. - Я уже заканчиваю.
  
  "Да, - отозвался гемармилл. - Лучше этого не делать. Кроме того, что это считается невероятной грубостью, так ещё может быть и опасно. Никто не знает, что несёт этот ауральный луч. Даже заклинания с совершенно безобидными намерениями часто болезненны и даже смертельны для людей и животных. Если попасть на линию направленного заклинания по возжиганию огня или призыва дождеца, можно получить ожог или сильно заболеть водницей, а если в тебя угодило заклятие излома или давления, может лопнуть лёгкое, селезёнка или сердце. Лучше быть поодаль, если не владеешь магией отражения или глухого поглощения. Я не смогу защитить тебя от многих вещей, хотя слабым меня не назовёшь".
  Интересно, а приходилось ему уже это делать украдкой, подумал Ивэн. Дьюлз уловил это шевеление и ответил утвердительно. Он делал это множество раз.
  Гурга, тем временем, закончил своё чародеяние и повернулся к парню.
  
  - Это болкхи - стражи из глины и золы, возможно, самые древние из оставшихся, - сказал он, указывая пальцем на истукана. - Они существа Медленного Мира и стоят тут с незапамятных времён.
  - Медленного Мира?
  - Да, я расскажу тебе об этом...как-нибудь. Он не хочет пропускать тебя.
  - И что же будем делать?
  - Я бы мог обездвижить или даже разрушить его, но...
  - Что учитель?
  - Кхм... Тогда я привлеку внимание его хозяина, а что он такое я не вполне понимаю. Я был здесь четыре раза и ни разу не решился на столкновение с ним. Худой мир лучше войны, тем более с глэма.
  - Мда... Люксона говорила, что магистр Озехэм отлично знает меганские закоулки и разных существ в его окрестностях.
  - Не так хорошо, как он сам об этом говорит, - фыркнул колдун. - Кроме меня здесь не было никого уже лет двести. Ладно, попробуем чары умиротворения. Буду импровизировать.
  
  Аура его затрепетала, не успел он договорить. Ивэн почувствовал легкое щекотание под нижним левым ребром, затем его охватило чувство необыкновенного покоя. Ещё через полминуты всё приятное исчезло и нахлынуло ощущение гадкости, словно он вывалялся в сточной канаве.
  И этим он желает умиротворить? Он запросил Дьюлз.
  "Я не знаю этого заклятия, а то чем он начал пение - обычный начальный эпизод песни умиротворения разумных зеотов. Но эти истуканы неживые и у них другие частоты и тьерзовые тональности. Довольно мерзкие, надо сказать, даже для анорных существ".
  Между тем, туман в окрестностях пришёл в ускоренное движение и вместо равномерного тусклого свечения начал играть яркостью и цветом. Ивэн не мог сказать, откуда он знает, но точно чувствовал, что этот туман крайне возбуждён и предвкушает чьё-то появление.
  Вихрящиеся полупрозрачные клубы быстро густели и собирались в огромное непроницаемое взглядом и ярко разгорающееся облако над мостом. Ивэн посветил на него фонарём. Дьюлз дёрнулся на руке, а Гурга тряхнул головой. Ивэн расценил это как предостережение и убрал луч.
  Там где только что было пятно света, образовалась быстро затягивающая дыра, а само облако гневно вспыхнуло чуть желтоватым светом. Ивэн увидел, как аура Гургу заколебалась крупными волнами. Колебания её сферической границы имели метровый размах и невысокую частоту. Никаких потоков и лучей не было. Волны расходились вкруг фигуры мага и убегали за горизонт обозримого пространства.
  Внезапно Гурга перестал наводить чары.
  
  - Очень шумно, - сказал он, улыбаясь. - Здесь, возможно, тысячелетия не было такого грохота.
  
  Облако быстро выбросило впереди себя толстые струи плотного тумана и окутало ими статуи. На их поверхности стали образовываться крохотные язычки пламени. То там, то, здесь коротко вспыхивая, они сейчас же гасли. Гурга вновь "запел" мощно, но не резко, скручивая звук в два широко расходящихся луча, обращённых на болкхи. Он "поливал" своим пением горящие статуи, словно из брандспойта. И вскоре огненные сполохи прекратились, а поверхность болкхи стала, звеня и потрескивая, покрываться мельчайшими блестящими кристалликами. Единственно куда Гурге никак не удавалось попасть, так это в яйцевидный глаз стража. Заиндевелые статуи чуть двоились в глазах от внутреннего дрожания, и лишь зеркальца их глаз даже не запотело.
  
  - Учитель, облако! - вскрикнул Ивэн.
  
  Клубящаяся туча над мостом заполыхала местами так ярко, что Ивэн смог увидеть плоский потолок в пятнадцати метрах над ними. Глаз успел выхватить изображение какого-то дерева.
  
  - Это я! - крикнул Гурга сквозь самый настоящий звон и шипение, издаваемое истуканами и облаком.
  
  Ивэн призвал Дьюлз помочь Гурге.
  
  "Эта магия и существа древнее меня, но я попробую, - ответил браслет. - Гурга, как я вижу, самый искусный зеотный чародей, с которым мне приходилось сталкиваться. Он пытается одновременно заморозить глаз этих созданий и сдерживать туман. Поэтому-то и полыхает".
  
  Ивэну показалось, что гемармилл выразил восхищение, если он был только способен на это. Теперь он увидел, и даже почувствовал и свою ауру - она вытолкнула из себя тонкий туман, который раньше с лёгкостью пронизывал её насквозь, она стала упругой и какой-то звонкой. Что-то глубинное и могучее внутри Ивэна шевельнулось и, казалось, изумилось происходящему. Затем удивление сменилось возмущением. Мир самоощущений Ивэна будто раздвоился. Он не мог понять - то ли это он сам возмущен, то ли нечто в нём возмущается помимо него.
  На поверхности его ауры выделился круг, чуть выпуклый наружу и с многовитковой спиралью внутри. К нему тотчас устремился весь только что исторгнутый туман. Клубясь, сжижаясь и налипая на круг туман, физически ощущался Ивэном, как враждебная сущность, силящаяся проникнуть внутрь ауры и разгладить круг, нейтрализовать его.
  Его захлестнул Гнев - чей-то чужой и одновременно свой. Он возжелал во что бы то ни стало стать сильнее этого туманного существа.
  
  "Отлично! - воскликнул Дьюлз. - Мы пробудили её".
  
  Ивэн его не слушал. Он сконцентрировал внимание на тумане, обратившийся наполовину в гадкую синюю слизь и вызывающий ощущение холода. Ивэн представил, как он разогревает эту бляшку на его ауре и испаряет туман-слизь. В этот момент он задохнулся и оглох. Мигом все трески и шипения оборвались. Он увидел, словно в замедленной съёмке, как повернулся к нему Гурга. Удивление на лице наставника сменилось ожесточением. Он что-то кричал, но Ивэн не слышал его. Тишина в его голове сменилась тонким и негромким хрустальным звоном. Он видел как туман, скопившийся рядом с ним, синими сияющими брызгами разлетается прочь, а изображение выпуклого круга и спирали смазалось от вибрации. Из бляшки бил стремительный поток красноватых точных копий круга со спиралью и падал точнёхонько в зеркальное око болкхи.
  Прошла вечность, прежде чем Ивэн услышал жуткий треск, словно раскололось гигантское яйцо. С него точно спала пелена. Он ощутил, как то самое, внутреннее нечто вернулось и, слившись, растворилось в нём, вновь стало с ним целым. Как и когда "оно" покидало его тело, Ивэн не помнил.
   Гурга уже стоял рядом и тряс его, взяв за плечи. В этот момент внезапно вернулся слух.
  
  - Ну, говори же! - орал Гурга.
  - Что говорить?! - крикнул Ивэн.
  
   Маг отпустил его и отпрянул.
  
  - Ты цел? - озабоченно спросил он.
  - Да, всё хорошо, - спокойно ответил Ивэн, чувствуя, как нарастает ноющая боль под ложечкой.
  - Ты что тут вытворяешь? - гаркнул он, приняв свой обычный устрашающий вид. - Я тут стараюсь, навожу леденящие чары, а он делает всё наоборот!
  - Я...я ничего...Я попросил Дьюлз помочь вам. И всё.
  - Как же Дьюлз, - сказал он, отвернувшись.
  
  Колдун быстро подошёл к ближнему истукану, взял его руками за пузатый живот посмотрел справа него, потом слева. Поводил головой, словно принюхиваясь.
  
  - Ладно, этих мы вывели из строя, - прохрипел он. - И не знаю, сойдёт ли это нам с рук.
  - Хозяин? - спросил, подошедший Ивэн.
  - Угу, - отозвался колдун.
  
  Ивэн выглянул из-за истукана. На мосту, медленно клубясь, громоздилось густейшее облако серого тумана. Внутри него, очевидно, свершалась революция - из недр, подсвечивая внешние слои, то и дело прорывались вспышки света.
  
  - Похоже, глаз не выдержал резкой смены типов магии, - озабочено сказал Гурга. - А ведь это был единственный элемент с нашим темпом. Ну, может и восстановится когда-нибудь.
  - Что?
  - Что-что! - передразнил маг. - Я говорю, что это была единственная их связь с нашей темпоральностью. Без него они не могут нас видеть и переходить в наш темп. Понятно?
  - Нет, не понятно, - зло огрызнулся Ивэн.
  
  Гурга махнул на него рукой.
  
  - А что с этим? - спросил Ивэн, решив не отставать от наставника.
  
  Он ткнул пальцем в сторону облака.
  
  - А-а-а, это. Он пока пытается справиться с той энергией, которую я ему передал. Сейчас он более солемный, чем привык быть, эта активность приводит его в хаос. Он не может, как следует сконцентрироваться. Некоторое время ему будет не до нас. Но Посланник меня не волнует. Где вот его хозяин?
  - Так это не Хозяин?! - вытянул лицо Ивэн. - А что же это тогда?
  - Посланник. Он, как и Хозяин был в растворённом состоянии, а теперь ему придали волю и направление, вот он и собрался в тучу. До этого это был просто парообразным эфиром. Теперь - это сущность. Хозяин создаёт здесь Неравновесие, но сам почему-то не показывается. Наверное, собирает силу. Кстати, как тебе удалось управлять аурой?! Я потрясён. Может тебе уже и не требуется Прозрение? Ты меня случаем за нос не водишь?
  
  Гурга сдвинул густые брови и воззрился на Ивэна.
  
  - Я? Нет! Я просто попросил Дьюлза...
  - Ты уже говорил это, но Дьюлз не способен такое сделать. Это мог сделать только ты!
  - Одну минуту!
  
  Ивэн призвал браслет и спросил его о произошедшем. В гемармилле чувствовалась слабость, вялость.
  "Я лишь на мгновение подобрал твою ауру и слепил круг напряжения, который привлёк внимание тумана, а дальше сработала твоя сущность. Она пробудилась из-за моих манипуляций, но тут же переключилась на враждебные действия тумана. Мощь была твоей, я бы не смог управлять твоей силой, но лишь тихонько подталкивать и провоцировать её к действию. Она всё сделала сама. Это удивительно - в тебе уже заложены готовые музыки. Но ты ими не правишь. Теперь я расплачиваюсь за вмешательство - аура вокруг тебя отравлена твоей сущностью и мне дурно. Повторить этот фокус я смогу еще нескоро".
  
  Ивэн рассказал об этом Гурге. Маг помолчал немного, потом крякнул и покачал головой.
  
  - Ладно, поговорим об этом потом, а пока у нас трудности, - заявил колдун. - Как бы Посланник не был увлечён борьбой с самим собой, его мы не минуем. Надо убрать его с дороги, раз уж всё равно по-хорошему не вышло. Свети на него своим фонарём - его метаплазма чувствительна к свету.
  
  Ивэн вышел на мост и ступил на середину. Став в двадцати метрах от Посланника, он направил луч в самый центр клубящегося тумана. Свет моментально сделал в нём прореху, которая, впрочем, начала быстро затягиваться, как только он переместил луч. Гурга подошёл ещё ближе к бурлящему существу, вскоре после этого "раны" Посланника уже не затягивались. Очевидно, маг применил какие-то чары, которые не были видны Ивэну.
  Вскоре Посланник был совершенно рассеян - лишь редкие густые клочки его ещё плавали в синеватой слоистой дымке, разлившейся вокруг. Ивэн направился к Гурге. Тот не стал ждать ученика и направился вперёд, по мосту.
  Только он достиг середины, как тотчас остановился и поднял руку в знак внимания. Ивэн встал, как вкопанный метрах в пяти от него и замер. Сердце его бешено заколотилось.
  Впереди, метрах в двадцати от колдуна что-то происходило. Краем глаза Ивэн уловил медленное движение с левой стороны моста. Он резко повернул голову. Пусто.
  Он распустил взгляд, как учил его Гурга и увидел - перед ними медленно ползла вверх тёмная завеса, словно снизу, кто-то поднял столб угольной пыли. Эта завеса имела чёткий фронт и выделялась на фоне окружающего сине-зелёного тумана.
  При переходе в обычное зрение завеса смазывалась. Ивэн сделал шесть таких переходов зрения, и завеса была чётко схвачена восприятием - теперь она не пропадала и при обычном зрении.
  
  - Учитель, - негромко, но в голос позвал Ивэн.
  
  Гурга обернулся и вопросительно кивнул.
  
  - Хозяин? - шепотом спросил Ивэн.
  
  Колдун утвердительно кивнул.
  
  - Старайся не думать ни о чём, - прошептал он. - Закрой глаза и представь самую тёмную ночь в своей жизни.
  
  Ивэн повиновался. Видимо, то самое непроизвольное внимание, которое так долго не хотело обнаруживать себя в практике сосредоточения, сейчас обострилось и стало физически ощутимым. Ивэну казалось, что внутри его головы, есть другая - мягкая, растворенная в нём как в жидкости и ему не принадлежащая. И эта "вторая голова" резво вертелась внутри, словно оглядывалась по сторонам.
  Ивэн подумал, что, наверное, это та внутренняя сущность, пробужденная Дьюлзом, ещё не уснула окончательно. А может эта сущность, и была вниманием? Он не стал рассуждать дальше, а лишь прислушался к этому внутреннему ощущению.
  Вокруг него поднималось что-то огромное, но не враждебное и не дружелюбное, а нечто слегка интересующееся или удивлённое. Этот интерес или удивление вызывал не Гурга, которого Ивэн тоже чувствовал. Все эти ощущения не были ни образом, ни звуком, но они были.
  "Внутренняя" голова, которую Ивэн прозвал Мягкуном, уже не вертелась, а застыла на месте - уткнулась "носом" в левое ухо Ивэна - и внимательно "разглядывала" Хозяина. Не то Гурга что-то сделал, не то что ещё, но его образ пропал. Гурга исчез.
  Ивэн уже с закрытыми глазами распустил взгляд. Удивление Хозяина сменилось на волнение. Ивэн понял, что его ищут. Хозяин потерял его, но не надолго.
  Уже через минуту, Ивэн почувствовал лёгкое электрическое покалывание на всей поверхности кожи, и это мешало распускать взгляд. Мягкун всё же отличался от той сущности, что испытывала совместный с ним гнев - он только наблюдал. В нём не было никаких эмоций. Если бы не ощущение верчения внутри головы, Ивэн его бы и не почуял.
  Покалывание прекратилось, но вся левая сторона головы стала остывать, словно в неё дул прохладный ветерок. Однако никакого движения воздуха Ивэн не ощущал. Мягкун тоже почувствовал холод - он отпрянул от левого, остывающего уха и "пушисто" прильнул к правой внутренней стороне головы. Ивэн дал бы руку на отсечение, что у Мягкуна был нос - ощущение с правой стороны не было похоже на его тыканье "носом" в левое ухо. Это было мягкое, теплое полупрекосновение, словно в миллиметровом зазоре между черепной крышкой и Мягкуном дул легчайший ветерок.
  Хозяин обошёл Ивэна и, с другой стороны, повторил своё холодящее "дуновение". Мягкун шарахнулся в противоположную сторону и тут же Хозяин "ударил" с двух сторон. Мягкун завертелся и начал съёживаться в маленький комок в самом центре головы Ивэна, а потом исчез.
  Поначалу парень был несколько обижен - он чувствовал себя каким-то флаконом, нет, аквариумом, в котором пьяный гоняет рыбку от стенки к стенке; он стал третьей сущностью, не замечаемой этими двоими. Но, когда Мягкун стал сжиматься Ивэну стало сначала щекотно, а затем так хорошо, что он позабыл про этих дураков.
  Он почувствовал новый поток - уже крупных прохладных волн, обтекавших всю его фигуру спереди, словно гигантские крылья обмахивали его. Ивэну почудилось, что так Хозяин смеётся или выражает большое удовольствие. Откуда он это решил, он объяснить не мог.
  Ивэну жутко хотелось призвать Дьюлз, но он побоялся, да и не был уверен, что тот ему ответит. Вокруг было как-то тяжело, густо, но он знал, что протяни он руку и она не встретит никакого сопротивления.
  Внезапно перед ним возникло нечто. Ивэн знал, что оно чёрнее любой из ночей, какие бывают на Земле - это был Пещерный Мрак и Пещерная Тишь. Размером оно было с теннисный мяч и удерживалось на тонком щупальце, которое воронковидно расширялось, слабея, разряжаясь, и окончательно растворялось в поле его ощущений на расстоянии десяти метров спереди и на пятиметровой высоте.
  Этот мячик приковывал внимание, и не только Ивэна - Мягкун ласково прошёл по горлу и снова вполз в голову, немного раздавшись по сторонам. Мяч находился в полуметре от лица Ивэна. Парень не знал, что ему делать в этом положении. Что это - угроза, игра, исследовательское устройство?
  Или, может быть, дар?
  В этот момент Мягкун осторожно надавил ему на глаза. Сигнал? Снова прикосновение.
  Что же делать? Принять подарок? Мягкун часто забарабанил изнутри, уже в лоб - похоже, он бился своим.
  Ивэн мысленно потянулся к мглистому "мячику". Внезапно нечто вырвалось у него изнутри и, словно язык хамелеона, мгновенно "слизнуло" подарок, вновь скрывшись. Это произошло так быстро, что Ивэн не успел сообразить - где, это "нечто" находилось в его теле. Мягкун одобрительно заворочался, благодарно полуприльнул "щекой" к правой височной части и ... растворился в его голове. Исчез.
  Ивэн почувствовал большое облегчение, словно вокруг ослабло давление. Густота снаружи ослабевала, и через минуту другую сошла на нет. Ивэн решил пока не открывать глаз. Тан оп простоял ещё минут пять, прислушиваясь к пространству вовне.
  За тем он услышал хлопанье в ладоши метрах в двадцати о себя.
  
  - Браво! Браво! - послышался голос учителя. - Не ожидал от тебя такой концентрации.
  
  Ивэн открыл глаза. Гурга шёл к нему, аплодируя и улыбаясь. Когда он подошёл Ивэн рассказал о своих ощущениях, чем привёл учителя сначала в изумление, а затем в состояние глубокой задумчивости. Очевидно, рассказанное составило для ума мага значительное затруднение.
  Наконец он вышел из оцепенения и сказал:
  
  - Я подумал, что ты смог стать эфирно нейтральным и поэтому не привлёк внимание Хозяина. Я объяснил это тем, что тебе, наконец, удалось в какой-то мере управлять собой, своими эмоциями, сосредоточиться. Мне показалось, что ты немного прозрел и, чтобы не отвлекать тебя, я закрыл себя зеркальным небула. Но я не видел никаких признаков общения Хозяина с тобой и тем паче передачи какого-то дара.
  - Вас это тревожит?
  - В общем-то, да. Я не знаю что это за "мяч". К тому же меня удивляют твои ощущения. Слишком тонкий и высокий уровень для тебя.
  - Вы про эту штуку у меня в голове?
  - Да, про неё. Ты правильно сообразил насчёт внимания. Ты ощущал его порождение - мантийный фантом.
  - Мантийный фантом?
  - Да. Внутренняя ауральная оболочка называется тёмной мантией, если помнишь, Непроизвольное внимание, как и некоторые другие сущности в твоем сурме формируют из этого слоя особые структуры, сгустки, однако почувствовать их может только очень подготовленный и одарённый маг.
  Первое в практике сосредоточения - неосознанное использование непроизвольного внимания. Это случается, когда ты прозреваешь. Начинаешь ощущать эфир, сначала смутно, но с каждым разом всё уверенней. Одновременно растёт и уровень владения этим вниманием. Мало помалу оно становится всё более произвольным, но всё же остаётся самим собой и всегда работает "под заказ". Когда ты его не напрягаешь, оно живёт своей жизнью, независимо от воли. Так вот деятельность его сверхтонка и обычно неощутима. На высших уровнях чувствительности маг способен почувствовать работу своего непроизвольного внимания, как некое внутренне шевеление, сгущение и движение своей тёмной мантии. Подавляющее большинство магов так и не достигают этого уровня. У тебя это произошло тогда, когда ты толком не научился ни управлять вниманием, ни ощущать эфир. Очень странно, неправильно ...и интересно. Это меняет взгляд самые основы эфирного видения. Выходит, что ощутимость эфира и его образований растёт не по единому стволу, а по ряду независимых ответвлений.
  - Так что же - Прозрение уже произошло?
  - В определённом смысле. Но ты не способен управлять своим непроизвольным вниманием. И, к тому же, ты ведь не чувствуешь эфир по собственному желанию? Ну-ка, приглуши Дьюлз.
  
  Ивэн приказал гемармиллу отключиться. Светящийся туман, наполнявший окружающее пространство быстро побледнел и вскоре померк окончательно. Вокруг была пустота.
  
  - Ну? - нетерпеливо спросил Гурга.
  - Да, я не могу видеть эфир без помощи браслета...
  - Попробуй всё же сосредоточиться. Закрой глаза и ощути.
  
  Ивэн сомкнул веки и попытался вспомнить ощущения, которые недавно ему передавал Дьюлз. Через пару минут он почувствовал нечто вокруг себя, холодное и рыхлое. Оно окружало его со всех сторон, и это не было воздухом - он был ещё холоднее, и ощущался по-иному. Произошло доселе неведомое раздвоение осязания. Одни ощущения шли от кожи, вторые походили на внутренний дискомфорт, источником которого было нечто вовне. Последнее ощущение было очень нечётким, на грани самообмана. Ивэн сообщил всё это Гурге.
  
  - Продолжай. Наше обычное сознание настроено сомневаться во всём, что не имеет зрительного образа или чёткого звучания. Обычно всё это отбрасывается, как несущественное. Но все эти полуощущения, в большинстве случаев, и есть эфир. Попробуй найти меня. Указывай рукой, где я нахожусь.
  
  Ивэн снова прислушался к ощущениям. Холодная и рыхлая среда, окружавшая его, не стала чётче, однако Ивэн ощутил нечто более тёплое, несмешивающееся с ней и передвигающееся. Ивэн мог судить о величине "теплой" сущности, хотя и не видел её контуров - она была примерно пяти метров в высоту и метр в ширину. Решив, что это маг, он указал рукой в то место, где ощущалось тепло.
  
  - Всё верно, ты указываешь в мою сторону, - послышался хриплый голос Гурги. - Достаточно. Можешь открыть глаза.
  
  - Что ж, вероятно, что случившееся открыло в тебе каналы видения, - сказал приближающийся Гурга.
  - Я чувствовал очень нечётко, - сказал Ивэн.
  - К тому же ты находился в полной эфирной тиши, - сказал, подошедший маг. - Единственным сильным возмущением здесь была моя аура, и я её нарочно разогревал, чтобы ты мог почувствовать. Твой уровень восприятия ещё очень слаб, недалеко ушёл от обычного, человеческого. Просто люди игнорируют эти сигналы, а для тебя найти их было заданием. Ты чувствовал в этот раз шевеление или что-нибудь другое, особенное?
  - Нет, я ничего такого не чувствовал, - немного разочарованно ответил Ивэн.
  - Вот то-то и оно, - сказал, прицокнув, Гурга. - Нужно нечто большее, поэтому продолжим тренировку.
  - А Хозяин? - спросил Ивэн, поглядывая с моста.
  - Разве ты его ощущаешь?
  - Нет, но он же здесь, рядом?
  - Конечно, вот только мы его не интересуем больше. Это странная сущность. Когда мне доводилось с ним сталкиваться, я просто замирал и давал ей понять, что не настроен враждебно. Она никогда не прикасалась ко мне так, как ты описывал. В первый раз она лишь осторожно ощупывала, если так можно сказать, поверхность ауры; чуток колыхала её и отступала. Лишь однажды она не пропустила меня по этому мосту. Ладно, пойдём уже.
  
  Он повернулся и зашагал по мосту, Ивэн поспешил вслед. Нагнав учителя, он спросил о том, каким образом Хозяин задержал его.
  
  - Он затопил всё Мраком.
  - Это ведь не буквально?
  - Конечно. Мрак - это название особой сущности. Она очень непохожа на обычную материю, чужда ей. Я не знаю, как правильно её описать. Это самое поглощение, в котором невозможно чародеять. Поэтому я решил, что Хозяин одно из порождений Йо-морнла - Абсолютного Бессветия и Бессилия; сущности, наделённой свойством безмерного поглощения. Оно стоит над богами и над всем что существует, так же как и Абсолютный Свет и Сила. Но, возможно, это выдумки, древние мифы.
  
  Они пересекли мост, - он оказался пятидесяти метров в длину - и вышли на широкую площадку перед стрельчатой аркадой. С площадки к аркаде вела пологая короткая лестница. Проходы в арки словно дышали тьмой - луч фонарика утопал в них, не высвечивая ни единой детали внутри.
  
  - Собственно, мы пришли, - сказал Гурга. - Мост был последним переходом. Теперь тебе придётся идти самому.
  - Мне?! Самому?! - Ивэн задохнулся от накатившей волны ужаса.
  - Конечно. Я буду только помехой там. Тебе нужно попасть в неопределённость, неизвестность, пустоту, а мои колебания будут тебя только отвлекать. Отдай мне Дьюлз и фонарь.
  
  Ивэн отдал фонарь и попытался снять гемармилл, но тот намертво прихватил запястье. Гурга протянул руку и Дьюлз тут же ослабил хватку, а затем и вовсе слетел с руки. Казалось, Гурга просто лишил его сознания.
  
  - Но, куда мне идти? - спросил Ивэн.
  - Просто иди и не ошибёшься. Я скажу тебе кое-что, напоследок, и ты не обязательно поймёшь... Внутри и снаружи нас есть нечто невыразимое, но познаваемое и ощутимое, и это есть малая толика неопределённого. За этой завесой обретается ощутимое, но непознаваемое и невыразимое, и это ещё более неопределённое. Высшей мерой Неопределённости является непознаваемое, невыразимое и неощутимое - Ничто, но оно доступно лишь богам. Постарайся достичь первого состояния и это будет уже очень много. Даже приблизившись к этому, ты станешь многократно сильнее и чутче, чем был до сего дня.
  
  Гурга говорил негромко, торжественно, подчеркивая интонацией значительность говоримого.
  
  - Иди же!
  
  Внутренне содрогаясь, Ивэн повернулся к аркаде и побрёл навстречу неизвестности. Остановившись у стены непроницаемого мрака, он обернулся: Гурга смотрел ему вслед. Его слабоосвещённое масляным фонарём лицо было серьёзно, оно не выражало насмешки или недовольства. Ивэна немного успокоило, что не было на нём и тревоги.
  
  - Эрфангуар! - позвал он.
  
  Маг молча кивнул.
  
  - Вы были там? - спросил Ивэн.
  
  Гурга молчал.
  
  - Насколько это опасно? - с тихим отчаянием спросил парень.
  
  Ответ отнюдь не порадовал.
  
  - Сейчас это неизвестно, - тихо и равнодушно прозвучал голос чародея. - Опасно или нет - ты измеришь это сам. Самим собою.
  
  В голове неистово переплетались мысли об Ильзат, Нарсгоне, его положении, тайных недоброжелателях и снова желание сделаться маленьким, незаметным захлестнуло его.
  Мысленно подхлестнув себя, Ивэн шагнул в темноту - он не мог не войти. Быть смелым - не означает не бояться - это означает поступать, не как трус. Так говорил его отец.
  Окружающий мрак, как ни странно, не поколебал его уверенности в том, что он на верном пути. Звук шагов гулко отдавались в темноте, следовательно, он находился в просторном помещении. Через сорок шагов шаги резко "оглохли" словно тонули в чём-то мягком, но никакой помехи движению Ивэн не ощущал. Что-то подсказывало ему, что следует отыскать "громкий" путь. Он резко свернул вправо, выбрав это направление наобум. Пройдя полста шагов, вновь застучал сапогами по каменному полу.
  Почудилось, будто кто-то провёл сзади, по шее, мягким, пушистым пером. Ивэн в ужасе рванулся вперёд, одновременно разворачиваясь. Сердце бешено колотилось. Звук сердцебиения, казалось, разливается вокруг и эхом возвращается назад, отразившись от невидимых стен и сводов зала. Он ничего не мог слышать из-за грохота сердца и из-за шумного дыхания. Попробовал успокоиться - пяток раз глубоко вдохнул, стиснул кулаки.
  Мало-помалу парень пришёл в себя и прислушался к пространству вокруг себя. Ничего. Тишина. Хотя нет, что-то очень слабо то ли пульсировало, то ли звучало где-то позади. Он развернулся и торопливым шагом к источнику ощущений. Отчасти его подгонял страх. Издаваемый им звук шагов слабел, но Ивэн не стал останавливаться. Пульсирующий источник, казалось, нисколько не приблизился. Рассудив, что ему некуда торопиться он перешёл на спокойный шаг. Пройдя полста шагов, он снова осознал, что расстояние между ним и источником пульсаций сократилось.
  Это какой-то дурной сон, подумал он. Он вслушался в пространство впереди себя, мысли его потянулись к источнику. Пульсации усилились и стали звучать по-настоящему. Этот звук был похож на уханье гигантского молота или копра, падающего в песок - низкие, мощные и нечастые раскаты-сотрясения.
  Ивэн сосредоточился на этом ощущении. Образ молота стал отчётливей - колоссальный чёрный блестящий пест, украшенный тремя поясами с крупными золотыми иероглифами в круглых и ромбических серебряных обрамлениях. Он падал на какую-то сухую белую субстанцию - не то на известь, не на мел. Иероглиф в ромбическом обрамлении напоминал то ли букву "тау", то ли кирку, а в круглом находился совершенно неизвестный символ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Образ песта проявился лишь на мгновение и исчез, но издаваемый им звук был явственно слышен. Ивэн уверенно зашагал в сторону ударов. Через двести шагов он увидел, как в темноте перед ним проступила ещё более тёмная огромная полукруглая арка. Проходя под ней, он ощутил, как вошёл в нечто жидкое, но сухое. Давление при этом оставалось обычным. Как только "водораздел" был прорван, раздался самый настоящий грохот. Его источник был в нескольких десятках метров перед Ивэном. Это был тот самый пест. Ивэн вновь увидел его - медленно разгораясь, откуда-то снизу полился слабый свет и выхватил черный блестящий стержень с тремя рядами иероглифов.
  Отмахивая свои нечастые удары, рыло песта то появлялось, то исчезало в огромной круглой шахте, метров тридцать в поперечнике. Ивэн подошел к её краю.
  На дне колодца, освещённого светом из невидимого источника, покоилась груда грязно-белой грубой пудры и каких-то обломков. В центре горы виднелась правильная лунка, куда и падал гигантский пест из чёрного камня (или металла?).
  Ивэн почувствовал, что может приблизить свой взгляд к обломкам и рассмотреть их получше. И действительно, образ груды укрупнился и понёсся к Ивэну. Казалось, что ещё немного и вся эта сыпучая масса врежется в лицо, забьет рот и ноздри беловатой пылью и крошевом. Но этого не случилось.
  Парень вгляделся в субстанцию и с ужасом понял, что это толчёная кость. Подтверждением этому служили отдельные суставы, и обломки, слетевшие к подножию горки. Разглядел он и несколько черепов и крупных бедренных костей. На одной части их стояло белоснежное, чуть мерцающее тавро:
  
  остальные были чисты.
  Внезапно клейма вспыхнули и погасли. Кости распались в прах, а пест резко участил свои удары. Обзор Ивэна вновь схватывал край шахты от края до края, пест и груду толчёной кости, не улавливая в ней отдельных фрагментов.
  Пест забился мелкими, мощными и необыкновенно частыми ударами, утонув в костной муке, подняв легкое облачко беловатой пыли. Через минуту он вынырнул из лунки и поднялся вверх, на уровень Ивэна. Затем произошло нечто совсем неожиданное - пест изогнулся почти под прямым углом, словно резиновый и приблизился вплотную к обомлевшему Ивэну. В центр ударной поверхности песта - ничуть не запылённой, а чёрной и блестящей - было утоплено белое кольцо, диаметром с небольшой мяч.
  Ивэн знал, что это предназначено ему и протянул обе руки к кольцу. Что-то скрежетнуло в глубине песта и в руки к нему выпал...венец. Корона.
  Она, очевидно, была спрессована из той костной муки, но была не матовой, не шероховатой, а гладкой, полированной и словно покрытой чуть опалесцирующим лаком.
  Венец имел один крупный клыкообразный зубец и четыре прямых малых, все они расположились в пределах полуокружности венца. Корона была украшена единственным камнем, утопленным в обод пониже центрального зубца. Необыкновенной красоты крупный голубой опал, слегка овальной формы, поблёскивающий изнутри многочисленными белыми, и зеленоватыми чешуйками, изредка - медово-золотыми рваными пятнами. В центре камня разместился "зрачок" - пятно насыщенно-синего цвета, временами бликующее, как кошачий глаз.
  От царского убора веяло могучей, но ненавязчивой, не подавляющей энергией. Ровной и четко ощутимой всем телом - Ивэн чувствовал, словно он захвачен огромной морской волной, обволакивающей, не расплющивающей давлением силой, но и не выпускающей из своих объятий.
  К нему пришла необходимость - водрузить венец на свою главу. Природа этой необходимости была меньше, чем чувство, и ещё меньше, чем здравое рассуждение. Он как бы и не управлял собой. Это было актом чьей-то чужой воли, и одновременно предельно естественным для самого Ивэна поступком, будто он всегда носил этот атрибут могущества, державности.
  Вес венца был совершенно неощутим. Лишь мгновение пребывала корона на его голове - раздался громкий, но нерезкий хлопок, будто большой шар схлопнулся вовнутрь, где-то впереди. Ивэн бросил взгляд в то место - пест, края и стены шахты рассыпались в прах и устремились в необъяснимый черный просвет посреди пространства зала. Еще мгновенье - и кругом воцарилась темнота и беззвучие. Венец также бесследно исчез.
  Как ни старался Ивэн сосредоточиться на ощущении окружающего пространства, он так и не смог ничего почувствовать. Значит, все его видения не были результатом его усилий?
  Ему почудился чьё-то хихиканье. И вновь нечто пушистое прошлось по шее и коротко стриженому затылку. Он машинально обернулся. Рассчитывать на то, чтобы увидеть что-нибудь в кромешной мгле не приходилось. Хохотун был рядом - теперь Ивэн чувствовал его. Он медленно облетал парня на высоте трёх метров и на расстоянии пяти метров от него. Существо стало неторопливо удаляться.
  Ивэн последовал за ним. Хохотун плыл над полом довольно быстро и иногда останавливался, поджидая парня. Через десять минут существо сделало резкий рывок вперёд, и Ивэн почти упустил его из "вида". Он ускорил шаг, чувствуя, что это существо чем-то важно для него. Хохотун скрылся, растворился в пространстве. Ивэна бросило в пот, он побежал. Звуков его шагов практически не было слышно.
  Он ощутил перед собой зияющую пропасть, из которой истекал медленный прохладный поток. Судорожно вобрав в грудь воздуха, Ивэн затормозил у самого края бездны, размахивая руками и балансируя телом, но было поздно. Он потерял равновесие и рухнул вниз, задохнувшись собственным криком.
  В сознании промелькнуло - удар, боль и вечная тьма. Но вопреки ожиданиям падение продолжалось. Десять, двадцать секунд...минуту, дольше. Страх сменился удивлением - падение было каким-то замедленным. Вскоре он перестал ощущать прохладный поток, несшийся ему навстречу поначалу. Свист воздуха в ушах тоже отсутствовал. Воздух вокруг обдавал его мягкими волнами, его температура не ощущалась. Вскоре прекратились и эти волнения.
   Ивэн не мог сообразить падает он или просто висит в пространстве. Где верх, где низ? Тьма, тишина, и никаких внешних ощущений. Лишь тело Ивэна поначалу давало о себе знать. Через довольно долгое время его дыхание стало очень шумным, сердце стучало, как паровой молот. Он чувствовал, как пульсируют его вены и артерии, сокращается желудок и кишки. Как подергиваются некоторые мелкие мускулы.
  Однако и это вскоре прошло. Наступило абсолютное безмолвие и темнота. Ивэн попробовал шевелить руками или ногами, но не мог сказать себе - делает ли он это в действительности или только воображает эти отчаянные дерганья. Единственным его настоящим движением стали движения рассудка.
  Счёт времени в отсутствии ощущений был невозможен. События, предстающие перед человеком в чувственных образах или без всякой формы - вот источник времени, точнее его ощущения. Все знают, как долго падает капля из плохо закрытого крана или как долго наполняется водой стакан. Что быстрее - падающее перо или камешек. Все узнают и повседневно сызнова наблюдают тысячи обыденных явлений и по совокупности так определяют временную размерность и темп окружающего мироздания по "быстрее-медленнее". Человеку редко приходится удивляться при виде воробья или голубя, летящего со скоростью улитки. Этот процесс движения требует большего темпа, чтобы его поддерживать, в противном случае мы интуитивно предугадываем падение такой птицы. Полёт и скорость - четкая ассоциация.
   В этом месте способность времяисчисления теряло всякую ощутительную опору. Прошло, наверное, полчаса...или десять лет. Ивэн не мог сказать сколько. Сознание работало чётко, но было глубоко оскорблено окружающей пустотой, предельной нищетой ощущений. Работы ему было мало - разве что память, фантазия и разум могли его наполнить.
  Времени и него, как очевидно, вдоволь. Память слабо запульсировала и стала выдавать смутные, будто забытые образы - душераздирающий крик и шум борьбы в комнате матери, пульсации холодной силы, изливающейся оттуда, поцокивания и царапание в дверь его комнаты, внезапно возникшая стена красно-желтой светящейся завесы, повизгивание за дверью и шум удаляющихся прыжков.
  Ивэн мог дать руку на отсечение, что всего этого не было, но прорисовка этих образов свидетельствовало о реальности событий. То ли "вспоминающее" заклятие, вложенное Гургой, то ли нейтральная обстановка этого пространства так всколыхнули его память. Он отмахнулся от них и сосредоточился на окружающем. Ничего. Снова и снова он пытался почувствовать окружающий мир и этим попыткам, казалось, не будет конца.
  Однажды ему почудилось, словно вокруг забрезжил мягкий свет. Столь нежный и ненавязчивый, что казался обманным, фантомным. Но нет - он разгорался всё ярче. Вскоре Ивэн смог увидеть стены, сложенные гигантскими каменными глыбами. Они окружали его с трёх сторон, метрах в сорока от него. Он же был неподвижен относительно них. Под ногами его чернела неизвестность, над головой тоже. Позади него также разлилась мгла. Он пошевелил руками и ощутил, как какая-то жидкость заструилась у него между пальцами. Видеть её он, однако, не мог.
  Он отчетливо ощутил движение у себя за спиной и хотел было развернуться, но ему даже не потребовалось шевелиться для этого. Он видел всё, что происходило у него позади. Наверное, это было именно то, что Гурга называл поглядеть за спину.
  Мрак расступился и появился неясный силуэт. Он уплотнился и стал чётче. Это была женщина, прекрасная женщина, излучающая Жизнь, Блаженство и Надёжность. Сквозь её розовую кожу пробивалось неясное теплое свечение, глаза её были глубокого изумрудного цвета, они редко и тускло мерцали. Необыкновенно длинные и густые волосы её начинались ярким переливчатым золотом, а заканчивались сочной весенне-луговой зеленью. Собственно эти волосы служили ей одеждой. Что-то древнее сочилось от её молодости.
  Она протянула к нему руки и что-то сказала, но Ивэн не слышал что. Но его всё же покрыли звуки - словно далеко отсюда слышалась божественная музыка: страстная, всенаполняющая и одновременно спокойная. Она, словно слои и завихрения нагревающейся жидкости, стекала со всей фигуры женщины и устремлялась к нему, но по пути разряжалась и только изрядно приглушённой достигала его.
  Душа Ивэна рыдала, сотрясаемая и разрываемая непостижимой силы счастьем, а из глаз, размывая вид, текли чистейшие слёзы Всепрощения, могущие смыть самую жуткую скверну, позор предательства, грех отцеубийцы, звериную сущность насильника и истязателя. Взамен Ненависти и Гневу, Нечистому Помыслу и Отвращению, какие скоплены и громоздятся в каждой душе чёрными Гималаями, волнами приходила лишь Священная Любовь, не страсть, не влечение, не вожделение, но Любовь.
  Но что-то нарушило эту гармонию. Во тьме было нечто ещё - такое же древнее и незримое. Оно наблюдало за ними из непроглядного мрака, стоя особняком. Богиня, иначе нельзя было назвать это существо в образе женщины, не замечала клубящегося мрака за своей спиной. Она вновь беззвучно заговорила с Ивэном, и то, что было сокрыто пеленами мглы, одобрительно вскипело. Ивэн уловил это совершенно неосознанно. Какой-то неощутимый знак послало существо из мрака, столь тонкий и столь настроенный лично на Ивэна, что никто в этом мире, кроме него, не мог принять этот посыл.
  Ивэн не знал, как долго продолжалась эта странная встреча, ему казалось, что прошла вечность, и хотелось, чтобы она продолжалась вечность вечностей. Всё происходящее было Невыразимым, ибо Словами здесь было столь далеко от Чувства, сколь далеко воде и хлебу до божественного нектара и амброзии.
  Но вскоре образ богини стал меркнуть, он быстро истончился и поблёк, а ещё через мгновение лишь золотой дым, переливаясь и завихряясь, беззвучно растворился во мгле. Отвлечённый этим мучительно-опустошающим исходом богини, Ивэн упустил, что и существо за покровами тьмы исчезло.
  Ошеломлённое, разбитое волной титанических ощущений, ещё недавно пребывавшее в полной изоляции сознание Ивэна задёрнуло непроницаемую штору и погасло.
  
  
  
  И грянул колокол
  
  Как известно из истории Мирхатуса в нём правили четыре моргаула: Уммкхатер, Нетотер I Сиапр, Кнозотер и Нетотер II Хабджа. Все они погибли и лишь двое из них упокоились в мавзолеях-силентиумах. Прах Нетотера I канул в Лету вместе с главной мирхатусской столицей Хиштабом более пяти тысяч лет тому назад, не оставив никакого залога исторической памяти.
  Говорят, что азиатские нгаш хранят, где-то в Гималаях, голову и кисть Амматара Великого - первого и единственного моргаула Урнуса. Это некроцарство просуществовало тысячу триста лет, но сгинуло ещё раньше Мирхатуса. Державы некроксов пали, и некогда могучая цивилизация Аноры пришла в полудикое, родоплеменное состояние. Насупила эра таури и некромагов, которым, впрочем, было суждено обретаться в тени поднимающего голову Человечества.
  Тело же Кнозотера стало одной из анорных святынь, а его силентиум в Меганском замке одним из самых посещаемых и богатых храмов тайного культа в Европе. Теперь это была своеобразная Кааба для всех темнотников, и особенно некромагов.
  Право попасть в пределы силентиума получал не каждый. В шестом и пятом ярусе Мегана были выстроены два храма Памяти: храм Кнозотера Созидателя и Кнозотера Мудрого. В них могли попасть все, кто мог заплатить небольшую молитвенную плату - скё, или долг Памяти Величия. Взамен каждый паломник получал костяной жетон - ажбу, свидетельствующий об участии в службах Памяти. Когда у верующего скапливалось более восьмидесяти восьми ажбу, он допускался в силентиум Кнозотера. Жреческая коллегия время от времени меняла величину скё, чем вызывала раздражение у паломников.
  Сегодня - день княжеского поклонения и ни простой паломник, ни даже нюкты или мало знатные тэули не могут попасть в храм.
  В огромном круглом зале, перерезанном алой колоннадой, образующей трапецию в плане, стоит безмолвие. В западной части зала возвышается усечённая наполовину трёхгранная пирамида высотой девять метров, сложенная из камня болотно-зелёного цвета.
  На левой грани его выдается искусный барельеф в овальном контуре. В одной из сцен, на тронном возвышении восседает царь-жрец, принимающий дары от своих рабов. Дарами служат странные сосуды то ли с мертвыми, то ли со спящими людьми внутри. Позади процессии дарителей стоят на коленях, согбенные люди; грузные анзубусы и некроксы в доспехах стояли над ними, побивают несчастных бичами и тонкими цепями.
  На другом изображении моргаул принимает какие-то чертежи от коленопреклонённого Экута - главного гаэльсорна Мирхатуса, признанного гением эфирной механики ещё при предшественниках Кнозотера.
  В третьей, самой верхней и крупной сцене правитель изображён восседающим на высоком престоле, в облике судьи и в облачении прима - Священного Анорного Царя, Архинаместника Векры в земном мире. Главу его венчает высокий двурогий колпак-корона, длинное примское платье, расшитое затейливым шиповато-растительным узором, символизирующее бессмертие и нетленность. В его огромных руках священные символы примской власти - костяной скипетр с навершием в виде костлявой лапы, держащий шар и плодоносящая ветвь священной Мелфаноры.
  Его светские регалии, - костяной пятизубый венец с синим камнем, посаженный на шлем и доспехи - сложены у ног, что символизирует превосходство власти духовной, богоназначенной над властью добытой собственной силой, покорением и признанной лишь воплощенными созданиями.
  Здесь моргаул вершит надзор над Миром с высоты своего трона и отправляет суд над народами, изображёнными в виде массы крохотных фигурок у подножия престольного возвышения. Небольшие Солнце и Луна расположены ниже главы венценосца, а если присмотреться к небу позади всей сцены, то кажущиеся беспорядочными облака, образуют кирку на длинной рукояти, пересекающую всё небо.
  Краски и позолота не потускнели трудами жрецов силентиума.
  На правой грани мало изображений, здесь в основном письмена, прославляющие великие созидательные деяния правителя, его мудрость судии и военные подвиги.
  По ребру, на верхнюю площадку пирамиды ведёт неширокая лестница, ограждённая полированными металлическими ажурными перилами.
  Там, на площадке, стояли: княгиня, Бха, Циппиох и дюжина видных тэули Нарсгоны. Франц Д"Ольён сослался на срочные дела и отсутствовал на этом гимнопении, совершаемом каждые 33 дня.
  Службу вёл лично примар силентиума Азенод Хромой. Облачённый в просторный балахон официальных цветов усопшего монарха - зелёный с красным - он молча простёр руки над полированной плитой алого цвета, метровой высоты, по боку которой золотыми буквами было инкрустировано:
  
  
  
  "Иллаф Хелепант - Анн Кнозотер - Сем-Селит. Наследник и возлюбленное дитя Мальгинора. Единопокорением и Присягой всех рабов своих владетель пространств и душ - царь Мирхатусский; милостью и соизволением Всевеликого Подателя аноры Первый Наместник и Первый Жрец Его - прим; вкупе Всеанорный Государь Моргаул"
  
  Под хрустальной крышкой каферы, в синеватой, чуть видимой дымке покоился третий моргаул Мирхатуса. Точнее всё, что от него осталось - тысячи белесых звёздочек, отливающих стеклянным блеском и скреплённых стекловидными тончайшими нитями.
  Весь этот каркас повторял контуры тела царя и производит впечатление предмета ювелирного искусства.
  Азенод "пел" гимн Памяти Величия, обращённый к богам, прежде всего к Векре и Эль-Моргену, и духу покойного. У подножия пирамиды выстроились тридцать три жреца-хориста, вторя каждому ауральному колебанию своего примара. Еще десятеро создавали подпевную композицию. Вместе их голоса, усиленные специальным куполом разливались на многие километры мощными волнами торжественного, забирающего дух магического пения.
  Минхе, бьорме и множество других духов кружили над меганскими шпилями и куполом силентиума, синхронно вычерчивая замысловатые танцы.
  Сильфы - духи воздуха и небесного огня - выстроившись в кольца, волны и плетёные кружева вспыхивали разными цветами, молниями носились от силентиума к Шабралахатскому дворцу, вились струями и кольцами вокруг трёх башен - тёмно-изумрудной Вероникейской, Сиреневой и Алой.
  Напротив Азенода стояла Ильзат в белом с алыми лентами облачении архииниса Векры. Её белоснежный жреческий наряд был украшен изображениями серебристой кирки на спине и, черных в тонкой красной кайме, шипастых переплетённых ветвей Мелфаноры - по оторочке подола и обшлагам рукавов.
  Ильзат пребывала в тревоге: уже час прошёл с момента, как она отослала гвардейский наряд на 6-ю Ветреную улицу, обеспокоенная слишком долгой задержкой Ивэна. Так долго он никогда ещё не бывал у мага.
  
  "Я сгною тебя в Силентиум Эвум, старый мерзавец! Крысы выгрызут твой нос и глаза", - думала о Гурге Ильзат.
  Послышался шум. Через зал, чуть согнувшись, быстрым шагом продвигался Фэллон - личный секретарь её милости и начальник её канцелярии. Он склонил голову и уставился в пол, когда проходил мимо хора - своей кощунственной суетой он нарушил гармонию церемонии.
  Секретарь влетел по лестнице на площадку и застыл на месте. Четверо тэули из свиты владычицы обернулись и недовольно посмотрели на него. Не осмелившись подойти к госпоже, которая стояла всего в двух шагах от царской каферы, Фэллон боком прокрался ко второму магистру и сунул ему в руку какую-то бумажку. Шепот был бесполезен для конфиденса - его бы услышали все тэули на площадке. Бхадрау прочёл записку, немедленно подошёл к Ильзат и передал её ей.
  Азенод исполнял гимн с закрытыми глазами, но, услышав шуршание одежд и шарканье ног, открыл их, продолжая священное пение. Прервать гимн было нельзя, ибо он был лишь отрывком исполняемого в течение ряда лет одного эпизода векового Гимна. Неверное исполнение и, тем более, перерыв могли пустить насмарку певческий труд трех предыдущих десятилетий. Такой недоисполненный гимн мог стать непонятным для богов посланием, и кто знает, как бы они это расценили.
  Ильзат повернулась к Фэллону и рукой призвала его. Он подошёл. Она беззвучно спросила, глядя в лицо секретарю: "А как насчёт господина Крэя?". Фэллон умел, как большинство таури и магов, читать по губам. Он ответил, что новостей пока нет.
  Азенод крайне недовольный этой вознёй, пытался подавить в себе злость, чтобы к гимну не примешивались волны его чувств. Ильзат, тем временем, повернулась к нему и всё также беззвучно сообщила, что должна покинуть церемонию и чтобы он продолжал без неё. Она подобрала полы своего одеяния, развернулась и топливо пошла к лестнице. Знать и магистры проводили владычицу поклоном и полузакрытыми глазами. Фэллон поклонился всем и последовал за госпожой.
  
  ******
  
  Через полтора часа, когда гимн был, наконец, исполнен, примар силентиума подошёл к Бха и задержал его. Проводив глазами благородных тэули до выхода из зала прахохранилища, он отвёл магистра в сторону и спросил едва слышным шепотом, исполненным гнева:
  - Я не понимаю, монселар, что происходит с владычицей? Как возможно, что во время гимна Памяти Величия глава храмовой области и Архиинис покидает церемонию?! - Азеноду с трудом удавался шёпот - он шипел и лаял, пытаясь не перейти в полный голос или на крик. - Я должен поговорить с её милостью.
  - Твое высокослужительство, должно знать, что у Сумерек сейчас тяжёлые времена, - недовольно прогудел Бха. - Помимо церемоний в руках её милости наша безопасность. Я прошу тебя повременить с откровенностями в адрес владычицы и не горячиться. Архиинис вернётся к исполнению своего культового долга, как только всё придёт в норму. Я сам поговорю с ней.
  Про себя Бха подумал: "Старый осёл! Он думает, что великие дела вершатся под куполами храмов и у гробниц. Сдурел совсем за век беспрестанного служения"
  
  ******
  
  Ильзат спешила в третий ярус в своей скорой двухместной коляске. Никто не побеспокоился даже закрыть её. Меган был ещё почти пуст, но после того, как по дороге они встретили троих нюктов и одну постоянно живущую в Мегане колдунью, совсем забывшийся Фэллон быстро поднял и собрал верхний кожух коляски. Лица этих меганцев красноречиво выражали тревогу и шок при виде владычицы, да ещё в ритуальном белоснежном одеянии с алыми лентами и шарфом, несущейся по меганским улицам. Они даже не успели поклониться княгине.
  Фэллон призвал всю свою деликатность и умолял Ильзат вернуться в Шабралахат, куда только что пришли горькие известия.
  Но Ильзат не слушала его. Страх, неведомый таури, холодил её душу. Отчаяние тисками сдавило её грудь, душащий гнев переполнял некогда бесстрастную и порой жестокую муафаль. Мысли её были устремлены к единственному важному существу на всей Земле. Она дважды грозила кучеру карами Эль-Моргена и Векры, и тот, рискуя опрокинуть экипаж, отчаянно бил плетью, вооружённую маленькими свинцовыми грузиками, свою крысолошадь-гвурса в "гончую мозоль" - особое место в области крестца, единственную болевую зону этих цернимортов.
  "Нет, ничего не могло произойти, - успокаивала она себя. - Я просто переволновалась, слишком накручиваю себя. Мой мальчик! Это слишком тяжёлое бремя для тебя!"
  Коляска Ильзат чуть было не перевернулась, когда сворачивала за угол, где стоял дом Гурги. У калитки стояли четверо тэули Акопос, шестеро присланных Ильзат гвардейцев, Гурга, Гуль, Мареш и ... Ивэн.
  "Жив! Цел и невредим!", - зазвучал гимн Радости в её душе. Ильзат выскочила на ходу - не будь она наполовину тэули, этот отчаянный поступок закончилось бы скверно. Обомлевшая толпа замешкалась при виде фйорм-муафаль в богослужебном облачении, но Аберос - старшина супреатского эскорта - быстро сообразил и упал на одно колено, низко склонив голову перед высшим судьёй и жрецом. Все точно очнулись и рухнули наземь вслед за ним. Мареш пал ниц, а старая толстая Гуль распласталась по брусчатке, словно гигантская жаба, случайно оказавшаяся на городской мостовой.
  Ильзат мгновенным рывком перенеслась к Ивэну, подняла его за плечи над землей, словно пушинку и оглядела с головы до ног. Со стороны она могла показаться любящей матерью, поднявшей своего малолетнего сына после неудачного падения и тревожно осматривающего его в поисках ранений, несовместимых с материнским спокойствием.
  
  - Госпожа, - морщась от боли, сдавленно вымолвил Ивэн, - мне больно и...неловко перед всеми.
  
  Ильзат очнулась и осторожно поставила Ивэна на землю, поняв, что не рассчитала силы.
  
  - Ты цел?! - строго и озабоченно спросила она.
  - Да, - недоумённо ответил Ивэн. - А что случилось?
  - Как что?! Ты не вернулся во дворец, как обычно! Я подумала, что на тебя опять совершено покушение!
  
  Аберос и Лирна, ещё одна воительница из эскорта Ивэна, чуть подняли головы и глянули на этих двоих. Чудеса, да и только!
  
  - Нет, моя госпожа, - медленно и удивлённо ответил Ивэн. - Мы просто очень много занимались практикой сосредоточения с моим эрфангуаром.
  
  Ильзат вспомнила про старикашку, посмотрела на него, вспомнив заодно и об остальных.
  
  - Вы можете встать, - рявкнула она. - Гурга! Подойди!
  
  Воины поднялись и застыли перед владычицей. Для Гуль, несмотря на её силу, кажется, это был непосильный труд, но на помощь ей пришел Мареш.
  
  - Да, ваша милость? - спросил подошедший Гурга.
  - Что здесь произошло? - грозно спросила Ильзат. - Почему ты так задержал моего супреата?
  - Ваш супреат, ваша милость, - недовольно и немного язвительно програял Гурга, - сильно отставал в практике сосредоточении, поэтому я решил ускорить этот процесс, продлив занятия. Хотя я и не должен был этим заниматься.
  - Больше и не будешь! - зло отрезала Ильзат. - Оставайся в замке - я подумаю, как наказать тебя.
  - Но ваша милость, эрфангуар Хамзуфаил потратил столько времени и сил на меня, - возмущенно заступился Ивэн. - Это несправедливо.
  - Справедливость в Мегане - это моя прерогатива, - сухо ответила Ильзат, глядя прямо в глаза магу. - Впрочем, ладно - я буду, великодушна и не стану наказывать тебя, старик. Но занятия окончены. Завтра ты должен явиться к Бха и доложить о результатах обучения господина Крэя.
  
  Гурга немного морщась, склонил голову перед волей княгини.
  
  - Ваша милость, смею вам напомнить, что нас ждут срочные дела во дворце, - прошептал, подошедший сзади Фэллон.
  - Да, ты прав, - ответила уже приходящая в себя Ильзат.- Мы сейчас же уезжаем.
  
  ******
  
  Бха, Циппиох, Франц и Афиурн держали совет в покоях Бха. Были здесь и несколько влиятельных муафалей, которые, несмотря на увещевание охраны, потребовали их впустить к монселару Озехэму. Магистр велел страже не препятствовать клановым главам.
  Начал Барго Касс, су-муафаль огромного клана нюктов и тэули, контролирующих значительную территорию в Турции и части Балкан. Этот пройдоха был известен своим самоуправством, непомерной гордыней, изворотливостью и скандалами с нарсгонскими епископами. Почти все приговоры местных епископов он направлял на обжалование в Меган, в Епископат.
  - Поведение владычицы выходит за рамки, которые может себе позволить Нарсгона, - сказал Барго. - Это вопрос цельности ордена. Мир европейских таури зиждется на авторитете фйорм-муафаль и первого магистра Нарсгоны. А этот авторитет несколько пошатнулся в последнее время. Что я должен отвечать своим подданным, когда меня спрашивают: какие меры принимает орден для защиты силентиумов? А орден - это великая муафаль. Не так ли, господа?
  - Не горячись, Барго, - хмуро ответил Афиурн. - Владычица знает, что делает.
  - О, наш славный шеф Ставки! - сладким голосом заговорил Барго. - Ты, наверное, хочешь рассказать нам, как это отряды Сумерек допустили разрушение двух силентиумов и гибель нескольких тысяч таури?
  - Это сложнее, чем тебе кажется, Барго, - вступил Циппиох. - Дело не в силе, а в уме. Наш противник не обычные каллимерты, а альянс могущественных заговорщиков, обладающих изощрённым умом и магическими способностями.
  - Выходит, наши враги переиграли нарсгонский магистрат? - съязвил Барго.- Я так и думал. Так может нам всё-таки отменить призыв воинов из кланов в отряды Сумерек, если в этом нет пользы?
  - Тогда мир таури падёт, - задумчиво сказал Афиурн.
  - Неужели? - продолжал атаку Барго. - Тогда может отменить на время Пиньо-Латта?
  - Это исключено, - отозвался Циппиох. - Нас ещё слишком много, чтобы объявлять охоту свободной. Посменный покой ещё необходим.
  - Великий Мальгинор! Сколько же нужно положить таурианских душ, чтобы наш магистрат, наконец, отменил режим! Вы ждёте, пока нас останется пара тысяч?! За последние сто лет я потерял больше двухсот нюктов и трёх тэули, из них половину - меньше чем за пятнадцать последних лет. Я спрашиваю вас, монселары, когда мы будем освобождены от режима и сможем охотиться нормально? Люди прирастают числом, скота вдоволь. Что нужно ещё?
  
  Барго уставился на Циппиоха холодными водянистыми глазами.
  
  - Мы платим по счетам нашей неуёмности и неуправляемости в прошлом, - бесстрастно ответил Циппиох. - Во времена, которых ты не помнишь, Барго, наши соплеменники распоясались. Количество ритуалов освобождения было неконтролируемо, а маги охотно предлагали свои ритуальные услуги, каждому кто мог за это платить.
  - Я знаю эту заплесневелую историю, - буркнул Касс.
  - Тогда ты знаешь, - продолжил Циппиох, - почему в Европе и в передней Азии сейчас около семидесяти тысяч таури. И почему режим Пиньо-Латта...
  - Уже не семьдесят! - перебил его Барго.- В афинском силентиуме сгинуло около пяти тысяч наших братьев, в парижском - ещё семь.
  - Магистр знает, сколько погибло наших братьев и сестёр, муафаль, - прогремел Бха. - Меморандум Пиньо-Латта может быть аннулирован, если таури останется двадцать-двадцать пять тысяч. И это решит сначала Высокий магистрат, а затем Собор Сумерек, но не ты.
  
  Барго не любил некрокса, но остерегался его, как обладателя магических способностей. Вперёд выступил Селлио Свэнцца. Это был немолодой на вид тэули, муафаль клана Алых Клыков. Несмотря на не слишком привлекательную внешность, даже самые эстетствующие таури уважали его и трезво оценивали его силы. Говорили, что он был славнейшим воином Нарсгоны уже в те далёкие времена, когда в Европе ещё только зарождалось государство франков. Тогда уже он имел почётное звание "воина Нарсгоны". После ожесточённых боёв с каллимертами при Кешме Ильзат пожаловала ему звание арузиона, то есть "рыцаря Нарсгоны". Его слава позволила сплотить вокруг себя членов распавшихся, обезглавленных кланов. Так возникли Алые Клыки.
  
  - Уважаемый Бхадрау, - начал Селлио. - И вы, господа магистры, мы все прекрасно осведомлены о том, что происходит в мире таури, но никто не знает причин происходящего. Покров тайны, который набрасывает магистрат на катастрофы с силентумами, только усугубляет подозрения рядовых таури в том, что, таким образом, вы прикрываете своё бессилие. Вы должны понимать, что нам, главам кланов, сложно сдерживать недовольство своих подданных. Вы же нам совершенно не помогаете, но и напротив. Мы с моими собратьями обеспокоены ситуацией, которая сложилась вокруг...кхе...вокруг нашей госпожи.
  - Дела госпожи - это её дела, - перебил Свэнцца Афиурн.
  
  Селлио посмотрел на шефа Ставки Капитанов глазами полными иронии.
  
  - Всем известно, дорогой Афиурн, - продолжил старый муафаль, - как ты предан нашей госпоже.
  
  Все знали, что Афиурн выбирал себе эмпатье и любовниц по внешнему сходству с Ильзат. Такое неравнодушие было для тэули диковинным явлением. Если бы Афиурн мог, он бы сейчас покраснел, наверное. Но он молча выслушал Селлио, не дернув и мускулом на лице.
  
  - Но госпожа, я прошу прощения, что оспариваю тебя, не принадлежит самой себе. Она - глава Нарсгоны, её лицо, ум и сила. В нынешние времена её...кхм...здоровье пошатнулось, как мы видим.
  - Муафаль, осторожнее! - предупреждающе вступил глава Рейдмейстерства. - Вы говорите, как заговорщик.
  - Я говорю то, что вижу, монселар. Мне не к лицу закрывать глаза при виде крошащегося фундамента ордена. Если всё это вижу я, будьте уверены - это видят и другие.
  - Я полагаю, мы поняли, какие тревоги хотели донести до нас благородные муафали, - сказал Циппиох и посмотрел на Бха. Тот чуть заметно кивнул.
  - Не торопитесь нас выставлять за дверь, монселары, - урезонил Циппиоха Барго.
  - Да уж, - продолжил Свэнцца, - мы хотим предупредить магистратуру, что в ближайшее время намерены созвать Совет муафалей, и если на нём нам не будут даны ответы, то и Собор Нарсгоны.
  - Это право принадлежит Высокому магистрату, - процедил Франц.
  - Я неплохо знаю наше Уложение, монселар. По делам в моём клане ни разу не было положительных обжалований, как не было и проигранных другим кланам споров. Уложение гласит, что если главы десяти и более кланов потребуют созыва Совета, то магистрат не вправе этому препятствовать, а Совет муафалей имеет право созвать Собор, помимо воли магистрата, если три четверти проголосуют за Собор. Здесь присутствует советник по управлению и законодательству, он поправит меня, если я ошибся. Не так ли, монселар?
  
  Свэнцца посмотрел на Циппиоха.
  
  - Да, всё верно, - мрачно отозвался Циппиох. - Но я вижу только четверых муафалей с вашей стороны.
  - Я же говорю - все, что видно мне, видно и другим, - парировал Селлио. - О недостающих голосах не волнуйтесь. Случись что - и они у нас будут. Мы всё хотим сделать по закону, магистры. Не стоит ждать самораспада корпорации. Да будет наша анора нерушима! До свидания, господа.
  - Да будет! - хором произнесли присутствующие.
  
  Когда муафали-смутьяны ушли, первым заговорил Циппиох.
  
  - Похоже мы на пороге раскола, - сказал он, оглядывая сотоварищей.
  - Хуже. Мы на пороге полного краха, - ответил Франц. - Когда они узнают, что пал римский силентиум разразится настоящая буря. Сегодня в Лондоне был ранен Гильфион, отправленный туда для усиления лондонского силентиума с тремя отрядами Сумерек.
  - Опять?! Ранен? Как серьёзно? - спросил Афиурн.
  - Очень серьёзно, - мрачно ответил Франц. - Сейчас его выхаживают у сэра Джареда. Есть подозрение, что это сделала его супреат, Марина Ладербрём.
  - Измена?! - Бха встал со своего кресла.
  - Похоже на то, - ответил Франц. - Господа, вам предстоит втроём влиять на владычицу. Её положение крайне шатко. Я отлучусь на пару дней, чтобы лично возглавить рейд против каллимертов и карательную операцию против людей.
  - Против каллимертов?
  - Да, похоже, мы теперь знаем, кто разрушил силентиумы. В Риме бандитов хорошо потрепали, среди погибших много известных каллимертов, включая ближайшего помощника капитана Зогаша. Полагаю, за этими катастрофами стоит он и Круг Света.
  - Нужно отправить к ним посланника с нотой. Потребовать объяснений, - сказал Циппиох. - И посмотреть за реакцией.
  - Думаю, дорогой монселар, настало время действовать, чтобы задушить гадину пока она не выросла и не пожрала нас всех, - удручённо сказал Франц. - Вынужден признать - я плохо выполнил свои обязанности, раз не смог разглядеть такие масштабные события, не смог предотвратить нападения на силентиумы.
  - Сейчас не время казниться, Франц, - громыхнул Бха. - Я согласен с тобой, что необходимо действовать, и как можно быстрее. А заговор, я думаю, ещё сложнее и запутаннее, чем видится нам сейчас.
  - Но между нами действует договор, - возразил Циппиох. - Я не могу поддержать идею масштабного конфликта с Кругом Света.
  - Как поступает одна сторона, когда другая нарушает условия договора, - парировал Афиурн. - Неужели продолжает придерживаться его кондиций?
  - Верно, - поддержал Бха. - Циппиох, если мы покажем Кругу Света, на что способны, если встряхнём Европу волной крови и пригрозим отменой ограничений на охоту, думаю, это возымеет действие и если не устранит конфликт, то отсрочит надолго.
  - Я не могу допустить этого, - отрезал Циппиох. - Как советник по управлению, я обязан придерживаться договоров.
   - Ты погряз в бумагах, Циппиох, - ответил Бха. - У тебя слишком идеализированное представление о мире, хотя ты и немолод. Правила и договоры существуют только для того, чтобы утвердить некое временное положение. Но ни одно установление не может превзойти по силе глобальных, долговременных интересов. Вот одна сторона, как мы видим, перешла от правил к интересам.
  - Я не могу с тобой согласиться, Бха, - недовольно ответил Циппиох. - Мы недостаточно знаем силу противника, раз не смогли уберечь силентиумы. Пускаться в такие авантюры, не подготовив почву - преступление.
  - Так что делать мне? - спросил Афиурн. - Мы устраиваем европейские гастроли или нет?
  - Нет, шеф-капитан, - отрезал Циппиох. - Этого нельзя допустить.
  - Что ж, магистратура не может придти к единогласию, - вздохнул Бха. - Вот в чём положительные стороны единоначалия. Этот вопрос должна решить великая.
  - Я был у неё, около двух часов назад, - сказал Франц. - И нашёл её в хорошем расположении духа, но совершенно неспособной к принятию решения. Она постоянно улыбалась, но на мои вопросы отвечала сумбурно и постоянно меня переспрашивала. Я решил, что раз она не выражает свою волю, значит, мне нужно подсунуть ей готовое решение. Так вот, мою просьбу о рейде она одобрила. Выглядела она очень рассеянной.
  - Это эмпатизм, - громыхнул Бха. - У Крэя есть нечто в ауре. Какое-то едва уловимое колебание и особый спектр. Я думаю, что это он так влияет на неё.
  - Как нам устранить мальчишку? - спросил Афиурн.
  - Я уже думаю об этом, - отозвался Бха. - Мне только нужен один очень важный совет. Давайте вернёмся к переднему краю наших проблем. Франц, ты получил указания от владычицы, следовательно, ты можешь выполнить небольшой карательный рейд и заодно выведать обстановку. Циппиох, ты считаешь, что необходимо дипломатическое воздействие на Круг Света - поступай, как велит закон и договор. Вместе эти меры дадут какой-то отклик. Я думаю, что кровь отрезвит их, а твоя нота, Циппиох, будет недвусмысленным предупреждением, что сие есть только скромная демонстрация наших возможностей. Я возьму на себя Ильзат и Ивэна. Тут замешана магия, а это моя работа. Гильфиона Леаноса необходимо доставить в Меган. Мы не можем разбрасываться такими воинами. Чувствую, в Лондоне он не будет в безопасности. Циппиох, нам с тобой придётся взять на себя гнев клановых муафалей. Созыва Совета нужно избежать любой ценой. В столь худой час эти прения неуместны. Да будет наша анора нерушима!
  - Да будет! - подхватили все.
  
  
  Рейд Крови
  
  Машина Франца мчалась по автостраде, едва слышно шурша колёсами по дорожному покрытию. Его мысли, как и авто были устремлены на запад. Борнифаль Зогаш и Круг должны заплатить по счёту и Франц взял на себя роль взыскателя долга. Тайная ставка 12-го Витанского отряда и 2-й Великой Дружины находилась под Мюнхеном, об этом Рейдмейстерство знало давно. Однако Зогаш должен был ожидать, что после его бесчинств в Риме усилия по его поимке будут умножены. Но Франц знал не только о расположении ставки.
  Слабым местом капитана всегда были женщины. Одной из них удалось привязать ярого вампироборца к себе крепче предшественниц. Уже более пяти лет Борнифаль тайно встречался с Еленой Куше в её доме недалеко от Лиона. Елена была человеком Франца, как и три предыдущие его пассии.
  Впрочем, Франц считал, что фигура Зогаша не так важна для его миссии. Если ему повезёт - он приедет в Меган с головой капитана-сумасброда, если нет - так тому и быть. Зогаш всегда был на расстоянии вытянутой руки и при необходимости рейдмейстер мог его устранить руками Елены.
  Главное сейчас - продемонстрировать силу Нарсгоны. Круг Света должен понять, что играет с огнём. Пусть не думают, что орден бессилен. Если это не образумит отцов и матерей Круга, тем лучше, подумал Франц.
  Более всего Франца волновала загадочная фигура, способствующая делу капитана. Елена давно уже донесла, что доверяющий ей капитан не очень сильно осторожничает, когда говорит по телефону. Неоднократно она украдкой подслушивала его телефонные разговоры.
  Борнифаль регулярно использовал слово "маска". В дальнейшем она поняла, что речь не о маскарадных нарядах. Выяснилось, что капитан каллимертов получает советы от некоего Маски и действует сообразно им. По отрывочным сведениям, сообщённым Еленой, у Франца составилось тревожащее мнение - Маска не просто давал советы, а практически крутил капитаном и ещё целым рядом лиц. Лишь на первый взгляд Борнифаль казался центром, куда стянуты ниточки связей - агентов, связников, дружинников, храмовых и магистратских чиновников Жизнесияния.
  Этот пёс доставлял много хлопот Нарсгоне, но эта невидимая вялотекущая война была заботой шеф-капитана отрядов Сумерек, то есть Афиурна. Франц возглавлял диверсионно-карательное и сыскное ведомство.
  Среди "знакомых" Борнифаля Зогаша, Франца заинтересовал ещё некто, кого капитан называл "отче", или "отец". Речь не могла идти о Серенале Зогаше, отце Борнифаля - старом потомственном каллимерте, павшем в схватке со свободными кланами нюктов у турецкого Измира почти тридцать лет назад.
  По сообщениям Елены, "отче" имел на капитана влияние, сравнимое с влиянием Маски. Эти двое составляли два сильнейших внешних вектора воздействия на Бешеного, как его иногда называли нюкты. Но у капитана были и свои побуждения, которые выводили его за рамки беспрекословного повиновения кому бы то ни было. На Бешеного можно было только влиять, и то только тогда, когда он был готов слушать.
   Францу редко удавалось покидать Меган, и сейчас он наслаждался дорогой, скоростью и проносящимися видами. Ему вообще нравились вещи тертас. Всё-таки скот умел создавать удобства для себя, начиная от комфортных джинсов и курток, какие были на нём и заканчивая квартирным бытом, машинами и компьютерами. Компьютером и Интернетом он, тайком от посторонних глаз, пользовался. Он давно осознал, что неприятие благородными тэули преимуществ современного мира Человека - глупая эстетская поза, отчаянное цепляние за дряхлеющие традиции. Таурианская молодёжь уже всё реже заглядывала в рот своим более древним соплеменникам, но ещё остерегалась выступать со "скотскими" идеями. В городах, впрочем, почти никто из них не пользовался небула - все одевались, как люди, не маскируясь магией. И лишь в Мегансу все пребывали в традиционном "аристократическом" костюме.
  До Мюнхена оставалось менее 200 км, когда шеф Рейдмейстерства свернул с автострады и устремился на север. Примерно в 20 км от шоссе располагался небольшой городок, полностью находившийся под контролем Рейдмейстерства, точнее под контролем Д"Ольёна. Не каждый рейдмейстер знал об этом.
  Франц создал эту цитадель нарсгонского надзора и диверсии семьдесят лет назад, наводнив её членами клана Эйрин. Клана, где он был "патер патронус" - отец-покровитель, муафаль. Название клану Франц дал по имени единственной и любимой жены, которую он потерял, в те времена, когда ещё был человеком. А было это шестьсот семьдесят лет назад.
  Ныне почти весь его клан состоял из самых искусных убийц и диверсантов Нарсгоны, самых скрытных агентов универсального назначения. Каллимерты называли их ночными кошмарами, а таури - "чёрными осами". Сами они называли себя Тенями - внушительно, но без лишней демонизации.
  Используя своё положение, Франц создал организацию Теней, не обременяя Ильзат и магистратуру излишними сведениями. Его первоначальная задумка состояла в том, чтобы действовать против чужих, и особенно, своих (а это иногда приходилось делать) не бросая тень на репутацию Нарсгоны. Тени оставались тайной для всех - никто не мог сказать, кто совершил то или иное нападение - каллимерты, таури или некая третья сила.
  Впоследствии Франц уже и сам мысленно отделял Тени от Нарсгоны, считая их своей личной организацией, плодами его пахоты и засева. Но, однако, Тени всё же служили Сумеркам, так как их господин служил ей.
  Городок, в который въехал Франц, был крайне мал - каких-нибудь 500-600 человек - и располагался в стороне от более крупных поселений. Его знали здесь, как герра Клюшара, французишку "не в себе", изредка заезжающего в эти места и являющегося владельцем небольшого дома, но довольно большого закрытого клуба. Этот клуб с гостями, которых никто никогда не видел, вполне естественным образом привлёк внимание местных жителей, неизбалованных диковинами и часто скучающими.
  Открытое неудовольствие горожан появлением чужаков быстро пошло на спад, после того, как герр Клюшар и его странные друзья объяснили "что почём" отдельным негодующим. Франц быстро понял, что страхом ему не снискать симпатии местных, а тогда и не бывать их инкогнито. Воспоминания об инциденте были затёрты в памяти горожан искусственно. Но это не могло продолжаться долго - рано или поздно неприязнь вновь дала бы ростки.
  Что ж, охота пуще неволи. Франц выкупил здесь добротный ресторанчик, хозяин которого, впрочем, не сильно разбогател на своём деле. Франц переоборудовал пустующие помещения в колбасный цех и пекарню, дал работу нескольким молодым бездельникам, что нашло одобрение у жителей. Пивовары в округе получили от него неплохой, по местным меркам, заказ.
  Вопреки ожиданиям соседей, Франц не заломил новые цены, и даже немного снизил их против старых. Таверна герра Клюшара была молниеносно облюбована местными геррами и фрау.
  Городок незначительно пострадал в войну - чины Рейха, а затем и войска союзников по странным причинам сторонились или просто не замечали оплота Теней. Части города, что всё же подверглись ущербу, Франц восстановил, по наступлению мира, за свой счёт (и счёт Нарсгоны, между прочим).
  В ту войну Клё изрядно пополнил свои запасы зомби и цернимортов. Тысячи ненайденных тел стали вместилищем иных душ и иного разума с лёгкой руки Консурменции. Любая людская война покрывала преступления таури и нгаш, нарушавших ограничения на охоту и открытое применение магии. Но особенно бесчинствовали таури на Востоке, - в Польше, Балтии, в России, на Украине, на Кавказе - куда не всегда дотягивалась одергивающая и карающая длань Мегана, увязшего в переднеевропейских делах. Ильзат сменила за полвека двух протекторов Востока - такой частоты ротации в высших должностях Нарсгона не знала.
  За многие годы в городке Теней произошли разительные перемены - всё меньше и меньше горожан выходило из домов в светлые часы, а в продовольственных магазинах падал оборот. Рождаемость тоже упала, а тела некоторых горожане, по непонятным причинам словно утратили ощущение времени - годы были им ни почём. Старая Эльза, жившая ещё при кайзере была одной из первых, чьё нестарение выглядело подозрительным, только вот подозревать её было уже почти некому. Город наполовину состоял из чедлей, на пятую часть из нюктов, а остальные делали вид, что не замечают этого. Многие из живых, особенно те, кто помоложе, с вампирско-романтическим супом в котелке, сами искали обращения, не осознавая, что умрут по-настоящему, духовно обеднеют, лягут в поток нескончаемой с течением веков тоски и жажды ощущений. Или будут влачить жалкое существование в виде чедлей - полувампиров, жаждущих крови, но всё ещё смертных, несмотря на обретённую новую силу, в сравнении с которой человеческая - мощь курицы или кошки.
  Создав городок Теней, Франц нарушил ряд важнейших уложений Нарсгоны и заслуживал упокоения в Силентиум Эвум, но он оправдывал своё преступление интересами Нарсгоны, призывом долга, вдохновенной целью. Его работа научила отличать преступление по форме и, по сути. И как бы ложна не была эта самоустановка, ему она служила индульгенцией, избавляющей от парализующей тяжести содеянного.
  На центральной улице городка ему встретились два чедля - Йозеф и Кёрт. Они поприветствовали своего патер, как и было уговорено - простым кивком, для непривлечения внимания случайных заезжих людей, и ещё долго провожали глазами его неновый Рено Меган (такова вот ирония).
  Эти двое были "не разлей вода", и наделали лет десять назад, много шума, напав на двух парней, приехавших сюда к своим дальним родственникам. Чедль не способен обратить укусом человека, в другого чедля, он просто убивает жертву, напившись крови. Инцидент пришлось притормаживать местному ставленнику Франца, рейдмейстеру и его поверенному Дирку Стагу. Он был из местных.
  На первом этаже "Клуба Клюшара" Франц столкнулся с Керной - одной из лучших его воинов. Она возглавляла ударную группу Теней. Кто бы мог подумать, что смуглая, худощавая девица, смахивающая на молоденькую хрупкую итальянку, ударом кулака может запросто пробить дверь легкового авто, и одним рывком, за полсекунды, настигнуть цель на расстоянии ста двадцати метров от неё. Керна поклонилась своему муафалю и доложила о готовности групп.
  
  - Где Дирк? - сухо спросил Франц.
  - Наверху, патер.
  - Через пять минут жду командиров в гостиной, распорядился рейдмейстер.
  
  Керна коротко кивнула.
  
  - Какие новости, Дирк? - спросил Франц, когда четыре командира Теней уже сидели в холле за большим квадратным столом.
  - Небольшая часть воинов двенадцатого отряда Виты, уже вернулась в ставку. Остальные где-то задерживаются.
   - Что ж мы знаем, что после короткого совещания, - начал Франц, - все они разъедутся по домам до нового сбора и будут, как ни в чём не бывало вести жизнь простого европейского обывателя. Вылавливать их по одному нам не с руки. Занимаем позицию у дороги в Мюнхенскую ставку и рубим подъезжающих ровно столько, сколько успеем за десять минут. Большинство их должно быть уничтожено без вступления в рукопашную. Небула максимальные - среди них может быть и сам Зогаш, а чутьё у него настроено тонко.
  Далее - в бою остаётся группа Керны, для того чтобы связать их прибывающие силы, остальные делают бросок в ставку, и "работают" там "уборку". Керна, твои бойцы отступают врассыпную, в ставку, примерно через четверть часа после нашего ухода. Там мы поджидаем тех, кто бросится на помощь своим товарищам в ставке. Ясно?
  
  Тени почти одновременно коротко кивнули. Орать, словно глупые солдафоны - "Так точно!" - у Теней было не принято.
  
  - После этого рейда вы пройдёте по нескольким районам Мюнхена, - холодно проговорил Франц. - Пол и возраст не имеют значения. Думаю, нескольких сотен хватит. На некоторых трупах должны быть нарсгонские метки. Нужно произвести максимально ошеломляющее впечатление на скот и их покровителей. Расчленение, вспарывание животов, отсекновение голов - все способы хороши. Новости покажут всё это и пусть Клечет* пирует. В путь.
  
  Клечет (Эбрил) - бог страха из пантеона Безумия и Эмоций
  
  
  ******
  Они ударили в ответ.
  Две минуты назад Тени выбили две трети каллимертов, осыпав их градом сюрикенов и маленьких духовых отравленных стрел. С остальными покончили быстро. Добивая последних, они почуяли вражеских бойцов, спешащих на помощь гибнущим товарищам. Вероятно, ожидая нападения, они немного растянули отряд, чтобы он не был погублен одним ударом, бомбой например. Теперь же, почуяв гибель сотоварищей, они неслись во весь опор.
  Для Теней сложность атаки заключалась в том, что каллимерты мчались в ставку на машинах. Передовую часть отряда им удалось застать врасплох. Наехав на полном ходу на разбросанных "ежей", два микроавтобуса вошли в кручение, один из них вылетел на обочину и перевернулся. Третий фургон успел затормозить. Выскочившие из двух последних автобусов воины были поражены сразу. Перевёрнутый автобус атаковала группа под предводительством Вальса.
  Теперь, уже подоспевшие каллимерты поливали таури плотным огнём из автоматов с глушителями. Они создали облако разрывных пуль, но Тени уже рассыпались по сторонам дороги. Секрет успеха такого удара был именно в плотном огне, в надежде на то, что пара-тройка сомкнувшихся противников попадёт на траекторию пулевого облака. Бегство врага россыпью из зоны обстрела сводило эти шансы на нет. Даже попытка поразить одного из множества бойцов наталкивалась на трудности командования согласованным ударом по единой цели. Да и вообще, только одно затруднение - как попасть в объект, движущийся рывками по ломаной линии, включая вертикальные перемещения, со скоростью 100-300 м/с; чувствительной к звукам нажатий на спусковой крючок - делало автоматы почти бесполезными. И хотя некоторые каллимерты и были близки к таури по скорости передвижения и реакции, предугадать движение по ломаной, чтобы стрелять на упреждение, было невозможно. Тени же, отступая, умели делать броски спиной вперёд, предварительно осмотрев препятствия и, таким образом, постоянно держали в поле зрения все, даже самые мелкие, движения противника.
  Отвлекающие группы Вальса и Крюка сделали бросок с двух сторон, навстречу витанцам и сомкнулись. Вновь последовал плотный огонь, по меньшей мере, из двадцати стволов в левую группу Теней - группу Крюка. Но, упреждая стрельбу, таури вновь рассредоточились, начав разбегание за доли секунды до вылета пуль из стволов. Франц, стоявший в двухстах метрах от фургонов, усмехнулся этой бесполезной трате боезапаса.
  Во время стрельбы группа Вальса сделала ещё один рывок и настигла первые два фургона. Десять тэули, описав длинную и высокую дугу в упругом прыжке, обрушились на воинов Жизни, не издав ни единого звука. Обе стороны знали, что в отсутствие неожиданности только рукопашная могла решить исход стычки. Не пули, не стрелы, не дротики или сюрикены, а старые добрые мечи, ближний бой, скорость, реакция и способность предугадывать движения противника.
   Предвидя цель манёвров Теней, часть витанцев уже приготовились к нападению и встретили врага мечами наголо. Непрерывным потоком полился звон металла. Тени Крюка ударили через секунду, сверху. Керна чуть было не начала атаку, но Франц остановил её.
  
  - Они справятся или отступят, - сказал он таурианским шёпотом. - Тебе держать их четверть часа, копи энергию.
  
  Керна кивнула.
  Вальс заслужил своё прозвище по праву - его мастерство выражалось в боевом танце. Кроме него этим стилем владели ещё полторы дюжины тэули в мире, но ни один из них не "делал" бой с такой грациозностью. Сосредоточенность и невозмутимость его завораживали. Если бы не бешеная скорость боя можно было бы увидеть, как он, не делая и миллиметра лишнего движения, отражает один удар и одновременно наносит его другой рукой второму противнику; и тут же отправляет отразившую руку в колющее движение третьему. Если бы не лицевая повязка, то можно было бы увидеть как спокойно и даже печально его лицо. Серебряная длинная прядь выбилась из под облегающего чёрного капюшона и струится теперь над глазом, по носу, нисколько не являясь ему помехой.
  
  "Двадцать против сорока шести...Это далеко не предел для Теней", - подумал Франц.
  
  - Эти, из 12-го отряда хороши, правда? - обратился он к Керне.
  - Да, патер, - ответила Керна. - Слишком хороши. И в их аурах столько магии...Я вижу как Вальс и Шершень вязнут в этом сиропе.
  - Пустяки. Парни справляются.
  - Но витанцы всё же сильны, патер.
  - Хех, только вот они привыкли "работать" нюктов и обычных тэули, а не Тени.
  - Тени также гибнут от одельёнов, как и все таури, - задумчиво сказала Керна, после короткой паузы.
  
  Это был ненамеренный укол. Рассуждение вслух. Керна тревожилась за группы Крюка и Вальса. Франц понял, о чём она говорит. В прошлом году один из её бойцов был ранен во время особого рейда против аллозеотов, охраняющих тайное хранилище Жизнесияния. Схватка была жестокой, и даже Теням не удалось прорвать стену физической силы и магии стражей Жизни. Повторять нападения, у Теней не было принято - орден Жизнесияния всегда перевозил свои реликвии в другое тайное хранилище, а обнаруженное оставлял, напичканным магическими ловушками. Тогда её любимец, Леван получил небольшую царапину на щеку, однако в течение суток он в муках сгинул, почернев и сморщившись, как мумия, а затем и вовсе рассыпался в пыль. Одельёны.
  
  - Ладно, пора заканчивать, - шёпотом скомандовал Франц. - Керна, работаете с парнями пару минут, а затем они отступают сюда, и мы движемся к ставке, а ты работаешь, как условились.
  
  Керна кивнула и подала сигнал своим бойцам. Через мгновенье пятнадцать Теней врезались в гущу схватки и просто прошли по ней, словно гребень по волосам, оставляя только трубы по сторонам себя. Время даже сэкономили - Вальс и Крюк отступили на минуту раньше и вместе с группой Дирка Стага и во главе с Францем метнулись сторону от дороги, в лесок. Там стояли покрытые маскирующим небула гвурсы, запряжённые для верховой езды.
  Сейчас был тот случай, когда никакие машины не могли заменить крысолошадей. Двигаясь по сильно пересечённой местности, Тени отсекали от себя погоню на автомобилях и сокращали путь.
   Впереди их ждала великая битва. Франц не был до конца уверен, что им удастся проникнуть в неприступное убежище витанцев. Но даже дерзкое нападение было бы хорошим сигналом Кругу Света.
  Ставка представляла собой большой дом с окружавшим его поместьем, примерно в 120 гектаров. Вся территория поместья была ограждена высоким забором, предназначенным служить заслоном от любопытных людских взоров - для таури, и тем паче, Теней он не мог стать преградой.
   Конечно, истинные хозяева поместья, а не Герман фон Зейц, как было записано в документах на дом, побеспокоились, чтобы проклятые кровососы испытали максимальный "дискомфорт" при попытке проникнуть сюда.
   Когда Франц приблизился к дому на расстояние чуть менее 300 метров, он совершенно потерял веру в успех своего предприятия. По всему периметру клубилась не завеса, а настоящая стена магии. Над усадьбой медленно вращался настоящий эфирный смерч.
  Всё же они подготовились. Ждали такого развития событий. Ещё вчера, судя по донесению Дирка, здесь не было ничего подобного. Только обычная замедляющая магия, которую часто использовали каллимерты; она мешала развивать скорость и снижала реакцию, что тоже было крайне опасно ведь реакция в бою - это сам бой.
  
  - Что-то непонятное, - сказал Дирк таурианским шёпотом. - Очень скверная магия.
  - Да, потому что, это не магия Жизни или Света, - ответил Франц. - Жаль, что Бха нет рядом, или владычицы. Они разбираются в этом лучше меня. Но если это то, что я подозреваю, то нас там ждёт гибель, или ещё хуже.
  
  Франц интересовался магией, но в попытке не привлекать к этому внимания, обрёк себя быть самоучкой. А это было нелегко. Книги в библиотеке Шабралахата были написаны на роминассэ разных генераций, в основном третьей и четвёртой. Медленно читать Франц едва научился на роминассэ последней, шестой генерации. На илликтеле - древнем языке таури - на котором были написаны основы магии таури он читать не мог вовсе. Этот язык использовался совсем недолго и канул в Лету за ненадобностью - тайных языков хватало. Таури тех давних дней уже сгинули, наверное, в боях, а любящие покопаться в книгах, символах и заклятиях маги были или молоды, или им хватало книг, переведённых на людские языки и на роминассэ.
  Франц давно пытался заполучить хорошего, неординарного мага к себе в Рейдмейстерство, а ещё лучше в Тени, но колдовское отребье - худони, да старики-инзузы - коих было пруд пруди не годились, а настоящие маги, например, из ордена Ворона, сторонились Рейдмейстерства. Спесивые заклинатели всегда высоко неслись перед таури и брали за свои услуги непомерные деньги. Многие таури были буквально в долгах у некоторых чародеев, хотя те, снабжали вампиров сущими пустяковинами, например, наводили укрепляющие чары на оружие. Самой дорогой услугой была, конечно, консурменция - переход из жизни к анорному состоянию чедлей, и градация - преобразование из нюкта в тэули. Тэули сами могли проводить обряд Освобождения, что и делали это из долга перед таурианским братством. Взамен, освобождённому требовалось дать присягу верности, обратившему его тэули, или заплатить умеренную плату. Маги, теряя доходы, всегда ворчали и утверждали, что число фатальных неудач при обрядах освобождения и градации у них гораздо меньше, чем у тэули, но врали, пожалуй.
  Франц долго вёл переговоры и с Гургой, которого считал одним из лучших мастеров в своём роде. Ведь когда-то Хамзуфаил Гурга опрокидывал чары сразу троих эрфов высшего ранга, а на меганском рынке, во втором ярусе, он однажды учинил переполох, вызвав посреди толпы чудовищную тень, отнимающую силы и вызывающую странную икоту, от которой, казалось, кишки выворачивались и поднимались до самой глотки.
  Просто на двадцать метров вокруг него стало пасмурно, свет поблёк, не смотря на ясный, безоблачный день. Тогда он то ли поругался с торговцем, не сойдясь в цене, то ли сцепился с кем-то в очереди. Никто не мог унять эту тень, но когда Гурга успокоился, он просто ушёл с рынка, забрав создание с собой. Францу Гурга тоже отказал, сославшись на дела.
  Сейчас на Д"Ольёна работала дюжина колдунов и магов, но куда менее одарённых, чем Гурга и другие. Он мысленно бранил себя за то, что не взял хотя бы одного из них. С другой стороны, маг мог быть обузой, стремительным Теням, да и посвящать наёмников в дела своей организации он не хотел. Можно было бы, потом убрать свидетеля, но он знал, что чародеи также не доверяют ему, могут перестраховаться и наделать потом много ненужного шума. Раскрывать инкогнито Теней Францу было совсем не с руки.
  
  - Так что же это, патер? - спросил Вальс, стоявший тут же.
  - Похоже, это мотрионическая магия, - медленно произнёс Франц, завороженный мрачным величием тёмно-фиолетового с отдельными малиновыми струями эфирного вихря. - Насколько я могу судить - это не сущность и потому, в усадьбе есть кто-то, кто поддерживает эти завесы и смерч.
  - Вы думаете, эрфы используют запрещённую магию? - спросил Дирк.
  
  Франц посмотрел на Стага, как на сумасшедшего.
  
  - Простите, патер, - сказал Дирк и опустил глаза.
  - Я вижу, ты не совсем понимаешь, - сказал Франц. - Я объясню: эрф перестанет быть магом Света и Жизни, если он применит чары Стихий Смерти или бога Безумия. В последнем случае, считается, хотя это и не доказано, что применяя, например, чары Астарка или самого Мотри чародей заключает с ними магический контракт. Это отвращает Гептона и Полекту от предателя. Ведь часть силы эрфа - это не собственное достижение, а божественный дар его покровителей. Поэтому, если эрф решится на такое, то его не спасут никакие саны и титулы в орденах - боги всё равно лишат его своей опеки и дарованной ему силы. С этих пор он должен будет рассчитывать только на собственное умение.
  - Выходит, - сказал Вальс, - в доме мотрионик?
  - Ты впечатляюще смышлён, Вальс, - сказал Франц.
  - Спасибо, патер, я знаю, что Вы меня цените, - спокойно ответил Вальс.
  
  Франц знал, что этого отчаянного "паренька", в отличие от Стага не проймёшь. Этот "скороспелок", застывший на своё двадцатипятилетие и проживший, с тех пор, ещё шестьдесят три года был остёр на язык, неглуп, но все, что его интересовало - это бой и чувственные удовольствия. Вальс был эмпатийным наркоманом. Он не держал своих многочисленных эмпатье взаперти, как предписывал режим Пиньо-Латта. В свободное время он бывал в Лондоне, Марселе, Лионе, Риме, Неаполе и других местах, где жили его эмпатье. Часто он собирал нескольких из них в своей огромной и немного пижонской квартире в Праге или в барселонском особнячке.
  Деньги у него водились, так как одно время, будучи ещё нюктом, он тайком выполнял некоторые сомнительные заказы для мафии. Когда это вскрылось и Франц хорошенько "оттаскал его за уши", Вальс передал часть денег брокеру, а на другую - приобрел небольшой пансион во французской Ривьере. Во "второй" жизни, Вальс представлялся Антуаном Сигё, последние пять лет работал менеджером на одну франко-немецкую компанию, занимающуюся пассажирскими перевозками. Когда-то давно жил в Лилле, затем переехал в Мюнхен. Это была единственная Тень, которой Франц разрешал жить вне их постоянного лагеря. Обладая наблюдательностью, хорошими агентскими качествами, вращаясь в обществе дельцов и чиновников, которые считали его "душкой", "своим парнем", он доставлял Францу изрядное количество информации, в обмен на свою полусвободу.
  Вальс обратился в таури добровольно, рискуя своим существованием на лице Земли. Консурменция прошла на удивление легко, и уже через три года Вальс запросил обряд градации в тэули. Франц, в пику своенравию нюкта, заставил его ждать своего часа сорок пять лет. Вальс всегда был немного не в себе и при всей своей общительности оставался крайне замкнутой личностью. Никто не мог сказать, что у Вальса на уме.
   Помимо секретных приёмов Теней, которым все они обучались, Вальс обладал нечастым талантом - "Оком Орла". Эта способность давалась очень немногим. Суть этого приёма состояла в том, что часть внутренней ауры и анора могли на короткое время вытягиваться над головой на значительную высоту и обозревать все предметы вокруг, включая самого себя. Острота такого "зрения" вполне соответствовала птичьей. Слышать Око тоже могло.
  Вот и сейчас он воспользовался, пытаясь заглянуть на территорию врага. Франц резко его одёрнул, но было поздно. Его ауральную "жирафью шею", похоже, заметили - в их сторону нёсся клубящийся иссиня-чёрный ком, отделившийся от смерча.
  
  - Ты что!? - прошипел Франц, и тут же, обращаясь ко всем, - навести максимальный небула.
  
  Ауры тэули заколыхались крупно, упруго, как крепкое желе. Ком остановился точнёхонько над тем местом, где был секунду назад Вальс - он отъехал на своём гвурсе метров на двадцать в сторону. Шарообразная туча покружила над группой ауральных пузырей затаившихся Теней и стала спускаться. Франц знаками приказал сгрудиться вместе.
  
  - Сливаемся в единую ауру, - сказал он.- Напрягаем до предела.
  
  Ком достиг большущей полусферы, распластавшейся по земле, и остановился. Маг, управлявший этой сущностью, почуял сопротивление тридцати тэульских аур, преобразованных в одну и звенящую силой. Прорвать её он не мог.
  Франц понял, что маг и не пытается повредить им. Он хотел узнать, кто это тут бросает ему вызов, а уж затем уничтожить - сегодня или через двадцать лет. Рейдмейстер был убеждён, что этому магу это вполне под силу. Но сегодня был не его день. Тридцать тэули - это много, а тридцать Теней и подавно.
  
  - Глушить сплоченным ударом на счёт три, - в голос сказал он. - Раз, два...три!
  
  Единая аура чуть прогнулась вовнутрь, а затем в течение секунды нанесла пару сотен ударов по дымному шару. Их тонкий тэульский слух уловил истошный крик, раздавшийся со стороны особняка. Ярость, лютая злоба и жажда их душ ударной волной прокатила над ними через мгновение, немного смяв их единую ауру.
  Вальс, который уже вернулся на исходную позицию, к муафалю, присвистнул. Франц, не поворачивая к нему головы, дал ему такую затрещину, что тот едва удержался в седле, несмотря на свою неимоверную силу. Никто из тэули не посмел усмехнуться - Франц имел право делать с ним всё то, что сам Вальс имел право делать с ними. В свободные часы, от тоски они выделывали и не такое. Все они умели терпеть и регулярно сносили самые различные наказания.
  Тени из группы Вальса были солидарны со своим командиром, даже понимая и принимая его виновность. Конечно, не свистом он заслужил такое унизительное взыскание - их инкогнито и так уже рухнуло.
  Талант и ценность Вальса состояли в том, что он мог долго плести интриги, исподволь манипулировать людьми, когда он был в не боевой обстановке; на рейдах он мог только драться, показывая и здесь высший класс собранности, расчёта, предвидения и управления телом. В командовании и подготовке своей группы он так же был безупречен.
  Сегодня он понял намерения своего господина абсолютно неверно и совершил проступок. Полагая, что бой всё-таки будет, и не вполне понимая с чем, он столкнулся (а это знал только Д"Ольён) он решил принести пользу, произведя разведку с помощью "орлиного ока". До сих пор Око никем не обнаруживалось, и он частенько его использовал. Виноват он был в том, что в присутствии муафаля сам принял решение - при всех достоинствах Вальса за ним водился этот, отравляющий всё остальное, грешок.
  Теперь поздно было сожалеть и раскаиваться - дело сделано. Бой уже не входил в планы Франца.
  
  ******
  
  Зависть не то чувство, какое можно было сейчас испытывать к Керне. Несмотря на то, что четыре отряда Теней истребили подчистую семьдесят каллимертов, последняя группа из двадцати шести человек, которую пришлось сдерживать ей, стоила остальных семидесяти помноженных на два, а то и на три.
  Это были ветераны. Как в своё время поступали и римляне, ветеранов берегли и пускали в бой в самый решающий момент. Те семьдесят, что лежали на дороге были хорошими воинами, но всё же оставались сопляками в сравнении с этой каллимертской элитой.
  Керна приняла на себя двоих. Одного из них она узнала. Это был Габриэль Тункес, опытный воин и товарищ Зогаша. Он яростно атаковал, постоянно пытался зайти с боку или со спины и сделать выпад, но Керна была начеку и всегда за полсекунды до начала удара становилась во фронт Габриэлю. Второй противник был не намного слабее Тункеса. Керна его не знала. Второй, короткий меч воительницы работал на отражение ударов этого воина. Длинным и тонким мечом она не подпускала к себе Габриэля.
  Ох уж эти люди! В их телах столько воды! Они так инертны. Керна видела всё, как в замедленной съёмке: как движутся жидкие, переполненные влагой мышцы под одеждой Габриэля, как это тормозит его движения, как сокращаются они перед ударом.
  Она только что позволила пройти его одельёну в миллиметре от роговицы глаза, сделав обманную ошибку, притворно замешкавшись. Но зато она сократила расстояние между ними и, пользуясь большей длиной своего клинка и дополнительной вытяжкой руки за счёт разрыва сустава, она всадила полотно прямо между рёбрами, справа, пропоров лёгкое. Габриэль даже не вскрикнул.
  Он, поняв свою ошибку ещё раньше, спешно уходил из зоны поражения, "снимаясь" с клинка. Каллимерт - это вам не просто крутой парень, это очень крутой парень. Его просто так не возьмёшь. Ещё до того, как клинок Керны прорезал его кожу, в его кипящем Жизненной Силой теле самозапустились процессы кровоостановки и заживления, с недоступной человеку обычному скоростью. Когда он отпрыгнул назад и в сторону, брызжа кровью, края его раны уже потянулись друг к другу, а сосуды спешно заваривались благословениями Великой Матери.
   Ауры их были переполнены чарами. Керна вязла в них, но темпа не снижала, перерасходуя энергию.
  Через четыре минуты трое ветеранов были выведены из строя: один убит, второй лежал на земле и зажимал обрубок руки, третий, тяжело привалившись к борту фургона концентрировал энергию, чтобы остановить внутреннее кровотечение и начать наводить порядок в кишках, превращённых в полукисель особым ударом одной из Теней.
  Внезапно, грянул гром. Не настоящий конечно. Оглушающий ауральный удар. Те, что пытался обрушить на Керну Габриэль она пусть и с трудом, но отражала, да и битва не давала, как следует сосредоточиться каллимерту. Но этот удар был особенным - он был настроен на таурианскую анору и не был направленным. Причиняя каллимертам лишь кратковременную острую боль вдоль позвоночника, волна удара совершенно ошеломила Теней. Керна словно в замедленной съёмке увидела, выходящего из-за фургона, улыбающегося Зогаша. В голове её промелькнула мысль - как он смог это сделать?
  
  - Уничтожьте их, - сказал Борнифаль.
  
  ******
  
  - Уходим, - тихо скомандовал шеф-рейдмейстер. - Навстречу Керне.
  Он ударил своего гвурса и понёсся прочь во весь опор. Тени устремились за ним.
  Когда угрюмый Вальс поравнялся с муафалем, тот спросил:
  - Кого ты видел в доме и что слышал?
  - В доме я никого не увидел. Снаружи было много каллимертов, они сторонились особняка, и было видно, что им приходится нелегко. Они словно плавали в нечистотах.
  - Так ты ничего не расслышал?
  - Почти ничего. Один лишь воин сказал другому: жду, мол, не дождусь, когда этот кроха уедет. Говорил с брезгливостью и страхом.
  - Кроха значит, - почти беззвучно произнёс Франц. - Где же Керна?
  
  Керна должна была уже отступить к ним и встретиться на пути. Тревога охватила Франца. Через пять минут они уже прибыли к месту схватки. Спускаясь к дороге по некрутому склону, Франц уже знал, что Керны и четырнадцати Теней больше не существует.
  
  
  Древний ангел
  
  Целый месяц в Мегане не утихали страсти, вызванные кжизни вестями о гибели римского силентиума и о карательной операции, проведённой Рейдмейстерством.
  Даже Ивэн, все эти месяцы пребывания в Мегане, получавший скудные сведения о происходящем от мало осведомлённой Люксоны и своих слуг, не мог не заметить всеобщего волнения.
  Поль заглядывал к нему уже не так часто и был пасмурнее обычного. В Меган приехал его бывший наставник - мэтр Аффолиан Дже-Сеньен, нарсгонский епископ Рима и магистр Нарсгоны. Он часто призывал Поля к каким-то делам и фрель не мог ему отказать, хотя отзывался без особого энтузиазма.
  По словам Люксоны мэтр Аффолиан был довольно могущественной персоной - сказочно богатым, влиятельным фрелем. Со слов всё той же Люксоны, мэтр считался самым искусным из ныне бытующих фрелей, если не считать безвестно пропавшего Ивью Сельвейна. Кроме того, он был единственным фрелем, присягнувшим ордену Сумерек и возглавляющим свой собственный тэульско-нюктльский клан - Длань Маашташа. Обычно фрели не любят быть связанными обязательствами и присягами и стоят особняком от всяких чужих дел.
  Поль оставался при Ильзат по собственной воле, отдавая долг чести, как он это называл. Люксона рассказала, что один тэули, явно неровно к ней дышавший, но не осмеливавшийся прикоснуться к эмпатье самой великой муафаль, рассказал ей о Поле. По его словам "этот сопляк и психопат" Поль насолил однажды одному коупху и тот, изловив фреля, уже хотел было превратить его существование в сущий ад, а после уничтожить, но Ильзат вступилась за парня. Она предложила коупху выкуп - какой-то древний, но малоценный артефакт или книгу. Все знают, как коупхи трясутся над такими реликвиями - этот, по крайней мере, согласился принять выкуп. С тех пор Поль получил место при Шабралахате.
   Поскольку тот, кто проводил обряд освобождения Поля то ли погиб, то ли без вести пропал фрель остался необученным. Мэтр Аффолиан добровольно вызвался наставлять Поля. Двадцать лет он прожил у Аффолиана, в Риме, часто наведываясь в Меган при этом.
  Потом, говорят, он приехал к Ильзат и заявил, что его воспитание закончено, чем удивил её. Нарсгонский епископ же по приезде ничего не стал объяснять владычице, с улыбкой сказав, что Поль ещё вернётся к тому, что не завершил, но в своё время.
  Мэтр Аффолиан нечасто бывал в Мегане, даже когда его присутствия требовали заседания Высокого магистрата. Сейчас он приехал по чрезвычайным мотивам - из-за крушения римского силентиума.
  Ильзат приняла фреля весьма радушно, чем несколько смутила его - он не привык видеть её в неуравновешенном состоянии. У вампиров это всё одно, как человеку показаться на людях сильно пьяным. Обсудив проблемы в Риме и Италии, Аффолиан покинул владычицу со смешанными чувствами. Он встретился с Циппиохом и Бха, которые ждали от него поддержки в борьбе с болезнью Ильзат.
  
  - Я думаю, нам не придётся рассчитывать на здравомыслие владычицы, - сказал Аффолиан своим приятным, музыкальным голосом. - По крайней мере, ещё достаточно долго.
  - Ты считаешь, она обречена, быть такой всегда? - спросил Бха, чей голос был похож на скрежетание металла, в сравнении с голосом фреля.
  - Трудно сказать, - ответил фрель. - Я знаю только, что у нас совершенно нет времени ждать пока прояснится этот вопрос. А где Франц?
  - У Франца сейчас тяжёлые времена, - ответил Циппиох. - Он потерял много тэули во время рейда и теперь разрабатывает план реванша, насколько я могу судить.
  - Да, я слышал об этом. Я всё равно с ним повидаюсь, - сказал фрель. - Я здесь надолго. А вы решили уже, что будете делать со всем этим?
  - Ждём ответа Круга Света на нашу ноту, - ответил Циппиох. - Европа, да и весь мир стоит на голове из-за резни, которую устроил Франц. Его подопечные уничтожили полторы тысячи человек в одном только Мюнхене, ещё столько же в Париже. В Берлине со всеми прочими был выпотрошен посол...
  - Да-да, я знаю, - сказал Аффолиан. - Такова плата Жизни за тысячи павших от рук каллимертов доблестных тэули.
  - С требованием остановить резню, - продолжил Циппиох, - обратились из папской курии и из нескольких православных церквей. Это мы уже знаем наперёд, но официальной реакции пока не получили.
  - Кругу Света теперь будет можно хорошо заработать, - усмехнулся Аффолиан. - Думаю, церкви отстегнут за урегулирование конфликта щедрую сумму.
  - Не знаю, - отозвался Циппиох. - У них давний договор - все магические практики и нехристианские культы должны оставаться тайными и за это им и платят, а вот...
  - Достаточно, монселар, - сказал Бха. - Вся эта дипломатия сейчас ничего не стоит. Я чувствую, что началась крупная игра. Я много их перевидал, но сейчас нам ударили в самое сердце, как сказали бы люди.
  - Ты хочешь сказать... - начал Циппиох.
  - Да. Состояние владычицы наступило неслучайно, - сказал Бха. - Ивэн приходится внуком барону Ирдженивелу Орну, брату владычицы. Последняя из его жён, Меделли Орн тайно состояла жрицей в культе Полекты и ещё с рождения была посвящена культу Виты. Она якобы была одарена богиней особой аурой и зеотом, но Клё хранит это в тайне и неизвестно, что это был за дар. Не уверен, что они и сами знают, с чем имеют дело. Консурменты никогда по доброй воле не откроют нам этих тайн.
  Меделли родила Орну двух дочерей. Но Оделия сильно отличалась от своей сестры Мереллы. В ней кипела и светилась Жизнь. Концентрат Жизни. Когда Ирдженивел увидел, каких она ему родила дочерей, то пришёл в ярость. Заговор Жизнесияния против Консурменции пал. Меделли Орн передала Оделию своей помощнице и та бежала к матерям-хранительницам, под защиту Жизнесияния.
  Барон подверг супругу пыткам. Он хотел вернуть Оделию и уничтожить её. Говорят, Меделли воззвала к самому Векре и предложила себя, избранницу Виты, в жертву в обмен на жизнь Оделии. Согласно древним условиям между Стихиями Жизни и Смерти, которые вам могут быть неизвестны, такая жертва должна приниматься богом. И она была принята. Взамен Векра повелел консурментам оставить преследование Оделии на 30 лет, а Ирдженивела Орна развоплотил в наказание за такой крупный просчёт.
  - Откуда тебе это известно, Бха? - спросил Аффолиан.
  - В любой большой организации есть свои слабые места, - усмехнулся Бха. - Не только в Нарсгоне. Чем больше звеньев в системе, тем выше шанс найти в неё лазейку. Я, как советник по некромагии, возглавляю Совет Магов Мегана, если помните. Орден Ворона имеет сношения с орденом Консурменции и знает многих их магов. Так что, не только у Франца есть разведка. Я тоже имею связи, даром, что существую уже семьдесят веков, - хвала Мальгинору!
  Так вот, кровь Оделии, как мы знаем, обладает губительными свойствами для анорных созданий. Ивэн, её чадо обладает другим даром. Пока неясно, каким и кто его наделил им, но его появление в Мегане, да ещё и в высшем кругу, при дворе, мне случайным не кажется.
  - А собственно я уже не совсем понимаю, почему он был так важен для нас, - начал Аффолиан. - Кто предложил потребовать его у ордена Консурменции? Кто особенно сильно настаивал на его ценности?
  
  Бха и Циппиох переглянулись.
  
  - Я не знаю, - ответил Циппиох. - Я услышал о Крэе от самой владычицы.
  - Я тоже, - проскрежетал Бха. - Правда, я поддержал её, так как считал, что исследование крови мальчишки даст ответы на некоторые вопросы.
  - И что? Ты получил ответы? - спросил Аффолиан.
  - Его кровь любопытна, но не более, - ответил Бха. - Никаких умопомрачительных чудес я пока не увидел. Ну, кроме, конечно, чудесного исцеления Гильфиона.
  - Так, всё же, - словно говоря самому себе, спросил Аффолиан, - кто подсказал эту идею. Мне мнится, что именно здесь следует искать источник заговора.
  - Ты прав, - сказал Бха. - Но я не знаю, кто это был.
  
  ******
  
  Рассказ Ивэна, по всему было видно, потряс Гургу. Он бормотал что-то про знаки богов, про шутки Правды и Кривды, про особенное предназначение. Ивэн терпеливо дождался, пока маг успокоится, и задал ему вопросы о том, где он был и что означали все эти происшествия. Не успел Гурга открыть рот, как появилась Ильзат и решительно расстроила всю их беседу, и, к тому же, запретила все занятия у чародея.
  Гурга, никогда нестремившийся дать Ивэну настоящие знания, с неохотой выполняя своё поручение только из-за денег, на этот раз заинтересовался мальчишкой всерьёз и даже посетил штаб-квартиру ордена Ворона, где когда-то был большой величиной.
   Его лишили магистерского звания, но не могли лишить его членства в библиотеках ордена, бо они существовали по независимому уставу. Члены библиотечного совета воспринимали отставку Гурги, как несправедливое решение и впротиву магистратуре не только не исключили заслуженного мага, но и избрали почётным сопредседателем совета библиотек. Правда, Гурга обиделся на орден так сильно, что не появлялся здесь с момента сложения своих полномочий. Сейчас же он, презрев честолюбие, отправился в шестой ярус Мегана, чтобы получить ответы.
  В кармане его сложного одеяния лежал аккуратно сложенный листок с начертанными рукой Ивэна символами. Пройдя по лесу массивных кувшинообразных колонн, испещрённых барельефами, Гурга вошел в главный зал Союза библиотек ордена. Как и во всем Мегане в ордене совсем не было народа. Зима ещё не загнала магов в их меганские обиталища. Из-за приёмной стойки торчала знакомая горбатая спина.
  Лека Арбин, старый горбун, главный библиотекарь ордена лично возился с чем-то, не имея нынче помощников. Почуяв ауру Гурги, он медленно распрямился - ровно настолько, чтобы голова могла показаться над стойкой. Увидев "чужака" он выпрямился уже в полную, насколько позволяла его горбатая спина.
  
  - Что вам угодно? Мэтр, э-э-э... - спросил Лека, подслеповато щурясь. - Великий Гептоне! Ты ли это, Хамзуф?!
  - Я, старый ты жук-книгоед! - ответил Гурга, широко улыбаясь. - Пришёл проведать тебя.
  - Вот это да! Вот так номер! - засуетился книгостраж, неловко пытаясь обойти то, что было скрыто от Гурги приёмной стойкой.
  
  Наконец, чертыхаясь, библиотекарь обошел неведомую преграду и, прихрамывая, почти подбежал к приятелю. Похлопав высокорослого Гургу по пояснице и взяв его за руку, он повёл его свой кабинет, беспрестанно прыская и выражая восторженное удивление столь негаданному визиту.
  
  - Ну, удивил, ну сразил! Пойдём-ка, по такому случаю надо... Ох, полчаса как ушёл Зоуль Витник, уж он поперхнулся бы увидев тебя здесь. И Кармус был сегодня. Сейчас редко кто заходит, но ты-ы-ы!.. Это что-то космическое.
  
  Зоуль Витник - второй магистр ордена Ворона, главный и всегдашний оппонент Гурги по старым временам. Да, этот точно бы поперхнулся.
  Кармус же был сотоварищем Гурги, опытным симфонистом, из числа Мастеров магии, но не в должности магистра. Он яростно отстаивал Гургу на Совете магов и Совете мастеров, но магистрат, настроенный против Гурги Витником и Бха, был непреклонен. Кармус, как и Лека, иногда посещали Гургу в его жилище, не часто, но бывало.
  
  
  - Нам непременно надо осушить бутылочку, - радостно, возбуждённо и смешно пришепетывая, говорил Лека.
  - Я взял с собой моего собственного, - ответил старому товарищу Гурга, - но тебе его и оставлю. Выпью немного твоей кислятины - и будет.
  - Ох, и острослов же ты. Всё такой же язвительный, - ответил Лека, смеясь. - Меня не проведёшь, старая развалина - ты по делу пришёл. Не поверю, что ты меня проведать заявился в эти ненавистные тебе стены. А я вот их люблю.
  
   Гурга ничего не ответил, лишь улыбнулся.
  
  - Так что же тебе надобно, плут? - улыбаясь, спросил горбун, когда они уже накатили по третьей чарке весьма крепкого самогона, настоянного на травах, но пахнущего густым яблочным духом.
  - Хорошо, что ты здесь оказался, Лека, - сказал Гурга. - Ты мне и поможешь. Кто кроме властелина книжной пыли и кожеедов способен разобраться в этом библиотечном хаосе?
  
  Лека заклекотал в смехе, закинув назад голову - в аккурат устроив её на горбину.
  
  - Ох, люблю я твои остроты, - ответил Лека, отдышавшись. - И укусишь и вроде как похвалишь в одно время. Чего ж тебе надобно?
  - Я хочу знать что это, - сказал улыбающийся Гурга и протянул бумажку с каракулями Ивэна. - Я не уверен в том, что знаки переданы в точности, но ты должен знать, что это такое. Ты ж у нас великий роминассист.
  - Да ладно тебе, - смущаясь, ответил Лека, раскладывая листок бумаги.
  
  Он глянул в бумажку, затем, на Гургу. Засопел.
  
  - Ну, это я тебе могу сказать и без обращения к книгам, - ответил он. - Слишком давно я занимаюсь роминассэ, чтоб не знать величайшее имя. Это древнейшая символика, роминассэ первой генерации.
  
  Лека воззрился на приятеля, ожидая должной оценки его недюжинных знаний. Гурга поджал губы и покачал головой - мол, ничего себе. Не вполне удовлетворённый этим способом выражать восхищение Лека продолжил:
  
  - Тогда ещё писали такими вот замысловатыми иероглифами - теппэ. Это вот, - он ткнул пальцем в знак
  
  
  
  
  
  Символ - "Мелфанора, цветущая во славу и по благословению Векры". Над обозначением Мелфаноры древнейший символ Десмекта, точнее звучит это имя как "дэзмиттэу", однако, у некроксов он именуется Векра, вот так и дошёл до наших дней. От основного символа осталась кирка, которую ты и видишь внизу символа, стоящей на рукояти и лезвии.
  Внизу справа, спираль с внутренним ушком - это...
  - Это некрокс, я знаю, Лека, - перебил его Гурга. - Этот символ встречается в роминассэ всех генераций.
  - Да, конечно. Я не хотел тебя... я увлёкся, - смущенно пробормотал Лека. - Вообще-то этот символ имеет более десятка значений.
  - Да нет, всё хорошо. Ты отличный языковед, Лека. И тебе не с кем поделиться своими знаниями, так что - я понимаю тебя. Ну, давай ещё по одной?
  - Пожалуй.
  
   Они выпили ещё по чарке и посидели несколько минут молча. Затем Гурга сказал:
  
  - Мне потребуются книги по толкованию видений и знамений, потом я загляну в главное симфоническое хранилище, если ты не против.
  - Конечно нет, Хамзуф, не против. Всё что потребуется. Я рад помочь старому товарищу.
  - И ещё - в библиотеке леврэ есть сведения о магических механизмах Мегана?
  - Стоящих - нет. Подробно они никогда не составлялись. Их держали в секрете. Экут оставил лишь описание результата действия механизмов и способов управления ими, ну и отдельные советы. У нас есть пару неполных копий. Полный экземпляр только в библиотеке Шабралахата и нам он не выдаётся даже для просмотра. О снятии копии и речи нет. Бхадрау не допускает к меганским тайнам.
  - Кусок навоза! - выпалил Гурга.
  
  Лека хихикнул.
  
  - Монселар неплохой маг, и не так свиреп, как его древние соплеменники, канувшие в небытие, - сказал горбун. - У вас просто не вышло взаимопонимания.
  - Ладно, всё это уже быльём поросло, - смягчился Хамзуфаил.
  
  ******
  
  Приключение в меганском чреве стоило более месяца необщения с Гургой. Ивэн мрачнел день ото дня, не находя ответов на вопросы, которые у него возникли в Пустоте.
   Ответы ему дать было некому. Не к Бха же обращаться.
  Явившись, в очередной раз, пред очи её милости Ивэн, надувшись, уселся в кресло и стал без энтузиазма наблюдать, как Ильзат принимает работы "молодых" таурианских дарований.
  Сегодня это были художники и ваятели. Она похвалила безвкусную, примитивную работу одного нюкта, пыжащегося доказать свою утончённость. Такую ерунду в стиле абстракционизма, кубизма, чего-угодно-изма он мог видеть по ТВ и во франкфуртских галереях, которые, правда никогда не посещал, ибо презирал тщетные потуги "выскокохудожественной" фантазии. Но мог увидеть их всегда и вдоволь, если бы захотел.
  Ильзат же была очень мила с творцами и практически каждого одарила своим вниманием и похвалами. Её критика сводилась к словам "это один шаг до совершенства, но мы знаем, что оно недостижимо". И улыбалась. Совершенно ошалевшие от такого небывалого благорасположения внезапно романтизировавшейся фйорм-муафаль, меганские творцы удесятерили свои усилия в надежде поразить воображение княгини. Они просто завалили её стихами, одами, картинами и изваяниями.
   Ильзат же с удовольствием и с изрядным ущербом своим орденским и культовым обязанностям сама устраивала такие смотры. Она жаловала их и раньше, но только тогда, когда секретарь Фэллон находил в её расписании свободное для праздности время.
  По её просьбе, а не приказу, Ивэн уже являлся к ней каждодневно. Рассматривая очередной "шедевр", она бросала вопрошающие взгляды на Ивэна. Парень отвечал кивком, насилу наполняя его одобрительным содержанием. Мимика, однако, слушалась его не всегда, и вскоре он прослыл суровым придворным критиком, к которому прислушивается сама владычица. Теперь уже взгляды этих маляров от искусства, каменотёсов от скульптуры были в первую очередь обращены к нему, ибо мнение владычицы, полностью совпадало с мнением супреата. Многие "дарования" боялись и даже ненавидели Ивэна за его неограниченное влияние на княгиню.
  При этом никто из них, в итоге, не был обижен. Даже самые паршивые работы, хоть и не дорого покупались и тут же относились в хранилища, где им было негласно присуждено оставаться до конца дней мира.
  Ивэн, как и все остальные, не мог не заметить перемены в характере Ильзат. Он не знал её годы, или века, как многие из её соратников и придворных, но он точно мог сказать, что это была не та властная и злоироничная госпожа, которая несколько месяцев назад забрала его из Клё.
  Сеансы эмпатии, от которых Ивэн не имел возможности отговориться (он уже давно разобрался в своих правах здесь, не без помощи Поля и Люксоны) проходили не столь жёстко, как в первый раз, но напротив, весьма аккуратно. Ильзат постоянно следила за состоянием ауры Ивэна и контролировала себя. После этих сеансов Ивэн ощущал крайнюю усталость, на грани истощения. Ильзат, напротив, была весела, шутила и, как показалось Ивэну, даже кокетничала с ним.
  Ивэн смущался от этого, чем, казалось, приводил её в умиление и ещё большую весёлость.
   Бесспорно, она была безумно привлекательной, харизматичной... но женщиной ли? А даже если и так, то она всё равно приходилась ему двоюродной бабкой.
   Ивэн не вполне понимал, что она за существо. Выглядела она абсолютно по-человечески, но разве не мог это быть обман, небула или что-то ещё более изощрённое?
   Люксона шепотом (словно это могло здесь, как-то возвести стены конфиденциальности) рассказала, что владычица - уникальное существо, полунекрокс. Что она была наполовину человек, когда-то, но и эти ростки жизни она сгубила в себе, приняв таурианскую анору, как способ существования. Она и не таури, и не некрокс, и не человек, а нечто совершенно особенное теперь.
   Ильзат Пурпурная. Воплощенный коктейль качеств и способностей. В отличие от подавляющего большинства таури она владеет магией, но не жизненной, ибо она уже абсолютно анорна и не магией некроксов, а всеми ими сразу и некой ещё, особенной, свойственной только детям Ануморта Глорна, полунекроксам.
  
   - Что с тобой, мой мальчик? - спросила Ильзат. - Ты чем-то недоволен, я вижу. Хотя... (она скосила глаза) ты такой капризный и редко бываешь рад чему-нибудь.
  - Ничего подобного, - поспешил возразить Ивэн, чувствуя, как подкатывают волны стыда, - я просто теряю драгоценное время, не обучаясь чародеянию.
  - Опять ты за своё! - сверкнула глазами Ильзат. -Ты понимаешь, что это опасно сейчас?
  - Помнится, вы утверждали обратное, мадам. Что, дескать, это единственный мой шанс на спасение.
  - А теперь не думаю! Я доверяла Гурге, но он потерял моё доверие, подвергнув тебя опасности. А что дальше этот старый башмак учудит? Я не могу так рисковать.
  
  Ивэн насупился.
  
  - Ивэн, дорогой мой мальчик, я делаю всё это ради тебя, - ласково сказала Ильзат и протянула руку, чтобы поершить его короткие волосы. В последнее время она взяла такую моду.
  
  Ивэн уклонился. Ильзат поджала губы и сказала:
  
  - Мы уже ищем тебе нового наставника, Ивэн. Это нелегко - сейчас в Мегане почти нет настоящих магов, а те, что есть, ссылаются на занятость. Отправить тебя за пределы Мегана я не соглашусь.
  - Мне не нужен другой наставник. Благодаря Гурге я частично прозрел. Я уже ощущаю эфир, особенно по ночам.
  - Это всё прекрасно, но способ, который выбрал твой эрфангуар, не был лучшим. Бха...монселар Озехэм уже занимается этим вопросом. Он выясняет, что за сущности вы встретили в поземелье.
  - На этот вопрос не может ответить даже эрфангуар Хамзуфаил!
  - Он может и хороший маг, но Бхадрау столь древен и мудр, что твой Гурга и в подмётки ему не годится.
  - Однако эрфангуар, а не монселар Озехэм отыскал эти ходы и бывал там сто раз! И, если монселар так мудр и древен, то почему он пытается сейчас понять, что там обитает, а не знает ответы наперёд?
  - Достаточно. - Ильзат огляделась. Они увлеклись и повысили голос так, что привлекли внимание присутствующих здесь деятелей искусств.
  
  
   Они перестали гомонить и молчаливо наблюдали за разногласиями между владычицей и её эмпатье (можно ли такое вообразить!).
  Ивэн сглотнул, поняв, какой недостойный и опрометчивый поступок он совершил. Только этого сейчас Ильзат не доставало. Слухи, которые уже вовсю гуляли по Мегану, получили публичное подтверждение.
  Труды магистров, тщательно скрывавших влияние Ивэна на княгиню даже от придворных, сгинули втуне. Ивэн устыдился, осознав что, незаметно для себя, увлёкся ролью капризного ребенка, которому почти ни в чём не было отказа. Недостойный, немужской и, главное, крайне вредоносный для Ильзат и тысяч таури, поступок.
  
  - Я прошу прощения, моя госпожа, - Ивэн проклинал свой предательски дрожащий голос. Выглядел он жалко и знал это.
  - Вот что - ты устал и раздражён. Такой эмпатье, что просто дрянь, - пыталась исправить положение Ильзат, окатывая его деланным высокомерием и оскорблениями. - Нам ты не нужен таким. Где эта девчонка?! Люксона. Найди ее, и оправляйтесь на прогулку в предместья, по горам. Мы дозволяем.
  
  Несмотря на сталь в голосе, в глазах её читалась мольба о прощении за грубость, и от этого Ивэну сделалось ещё хуже. Она ведь даже откупила свою "вину", разрешив прогулку - впервые за всё время! - за крепостными стенами Мегана. Это было невероятно!
  "Я и вправду дрянь", - подумал Ивэн уходя и силясь войти в образ побитой собаки.
  
  ******
  
   Люксона, Ивэн и четверо его телохранителей из Акопос шагали по малохоженым дорожкам Мегансы. Коляска, управляемая Марешем, тихо ехала им вслед, метрах в двадцати.
   На территории, в радиусе пятнадцати километров от замка, которая, собственно, и называлась Мегансой, как сказала Люксона, имелись три людских поселения. Все эти люди были так называемыми присяжными вольными, или ннотами. Они были осведомлены, где живут, и кто обитает в замке. К своей выгоде, добровольно они исполняли роль кормильцев и хозяйственных работников Мегана. Они были теми немногими, кто мог беспрепятственно преодолевать главный барьер Мегансы - многослойную Завесу Отвращения.
   Первые слои внушали именно отвращение и девятеро из десяти любопытных поворачивали восвояси, даже не успев углубиться и на пару десятков метров в вызывающий омерзение невидимый слой. Те же, кто сумел превозмочь себя и преодолевал преграду, попадал в Тенета Тревоги и немедленно поворачивал обратно. Не было известно случая, чтобы кто-либо смог дойти до слоёв панического страха - Стены Ужаса.
   А вот нноты могли. Они привозили скот, зерно, вина, земледельческие орудия - ведь если таури и не нужна была обычная еда, то тертас, эмпатье, а также магам она была необходима. Нужны были и одежда, уголь, ламповое масло и дрова.
   С наступлением зимы вечные таури испытывали трудности не меньшие, чем люди. Их мертвые тела, лишённые внутреннего тепла, схватывались холодами и оттого приобретали тугоподвижность. Поэтому по зиме можно было наблюдать, как таури, находясь на воздухе, пьют(!) горячую воду или, что лучше всего, масло. Что происходило в их "организмах" было неведомо ни Люксоне, ни, тем более, Ивэну. И куда это все потом девалось?
  Некоторые воины использовали бензиновые грелки, несмотря на нетерпимость к "скотским" вещам.
   Караулы зимой сменялись чаще. К слову сказать, таури обладали особыми магическими приёмами, и могли отогревать пространство, прилегающее к коже ауральными манипуляциями, но это не могло продолжаться слишком долго, ибо требовало концентрации недюжинной энергии и сильно истощало вампирскую анору.
   Вот нноты и работали на замок, приводя в Меган караваны провианта, топлива и другой всячины. За пределами Мегансы никто из них не мог сболтнуть лишнего, например, о том, где он живёт - на всех них были наложены заклятия условной немоты, срабатывавшие, как только мысли болтуна устремлялись не в то русло. Впрочем, это было весьма ненадёжным заклятием. Для верности, присяга жителей окрестностей находилась под охраной страшнейшего заклятия -Чёрной Эгиды. Той самой, которую хотел наложить Пеанор на гарантию Ильзат. Многие недотёпы поплатились за свою говорливость страшными муками и в течение нескольких недель увядали на глазах парализованных страхом односельчан.
   Люксона в сотый раз переспрашивала о путешествии в подземелье, а также про его разговоры с Ильзат. Ивэн, обычно, уклонялся от обсуждения владычицы, но сегодняшний прокол так терзал его, что он излил душу девчонке. Она, потупив взгляд, робко попыталась его утешить, но было очевидно, что она разделяет самооценку Ивэна.
   Он переключился на приключение в подземелье, отгоняя от себя самонеудовольствие. Люксону очень интересовал туман, отнимавший силы у такого маститого мага, как Гурга, болкхи-истуканы и, конечно же, Хозяин.
   Она выдвигала одну версию за другой, но Ивэн, под руководством Гурги, уже превзошёл её и вежливо опровергал её предположения, ссылаясь на законы эфирной механики. Впрочем, Люксона в наименьшей степени пыталась объяснить природу этих существ, она тщилась угадать их намерения, что сложно было оспаривать или подтверждать.
   Они прогуляли более четырёх часов и давно покинули отроги, где возлежал многослойный пирог меганского замка. Он почти скрылся из вида - лишь Вероникейская, самая высокая из трёх башен седьмого яруса, господствовала над Мегансой, выглядывая из-за гор.
   Стража ни разу не остановила своего супреата. Она неотступно следовала за ним в пяти-шести шагах, готовая в любой миг придти на помощь. Однако вряд ли таковая понадобилась бы в такой глуши, думал Ивэн.
   Солнце начало садиться, и они повернули назад, но пошли другой дорогой, под сенью зимнего леса.
   Вскоре к Ивэну подошёл Аберос.
  
  - Мой супреате, нам нельзя идти этой дорогой, - без нажима, но внушительно сказал старшина.
  - Почему это? - удивился Ивэн.
  - Потому что здесь якобы происходят неприятные происшествия, - решила хвастнуть знаниями Люксона. - Нноты называют это место Заповедником Несчастий. Но по мне - это всё суеверия. Когда здесь последний раз что-либо происходило, старшина?
  
   Аберос даже не удостоил взглядом раздухарившуюся рабыню, игрушку из шарьеза Ильзат. Люксона поняв его реакцию, осеклась и покраснела от стыда и обиды одновременно.
  
  - Старшина? - спросил, пропустивший этот момент, Ивэн.
  - Да, супреате?! - отчеканил Аберос.
  - Когда здесь происходило что-либо? Вы знаете?
  - Много лет назад, я полагаю. Но я плохо знаю здешние места - я ведь приписан в Меган недавно, для охраны персоны моего супреате. Меня просто осведомили о нежелательных для посещения местах в пределах Мегансы. Карту я помню наизусть. Это дурное место. Проклятие Мегана - так говорят в замке.
  - Что-то уж больно красивые виды для проклятого места, - усомнился Ивэн.
  - А кто сказал, что проклятие должно иметь отвратительную личину, - возразила Люксона. - Наилучшие проклятия - это невидимые, тонко сотворённые, исподволь действующие чары. Я так думаю. А про гнилые болота, руины и пепелища любят писать в книгах.
  - Ну, не знаю, - задумчиво отозвался Ивэн и, тут же встрепенулся. - Смотри-ка!
  - Что?! - спросила Люксона, вертя головой по сторонам.
  - Да вон, на пригорке - какое здоровенное дерево, - ответил Ивэн, тыча пальцем влево. - Ух, ты! Таких я ещё не видел. Здесь же ели одни, да буки попадаются иной раз. А тут... такой гигантище.
  - Ого! - выдохнула Люксона.
   Метрах в двухстах от них высилось действительно громадное растение. Столь огромное, что не сразу разберёшь - дерево это или большая скала. Ствол его был будто бы сложен из огромных валунов, связанных глиной. Одна только его ветвь могла сойти за взрослое дерево. Кора была гладкой и серой, как булыжник.
  - Позвольте мне, супреате, сначала пойти вперёд и разведать обстановку, - настаивал Аберос. - Не стоит рисковать, коли, нет нужды, да еще и когда предупреждён заранее.
  
   Ивэн посмотрел на бесстрашного тэули и согласно кивнул. Раз так надо для исполнения долга - пусть будет, как он хочет. Тем более, что опасности Ивэн не чувствовал. Зимний лес стоял безмолвный, чистый, умиротворяющий. Дьюлз тоже молчал.
  
   Аберос взял с собой Лирну и в мгновение ока они умчались в сторону лесного гиганта. Позади нервно запищали гвурсы эскорта и запряжённый в коляску Ивэна.
   Впереди послышался шум. Что-то происходило у подножия дерева, скрытого от взора огруженными снегом еловыми лапами.
  Позади, послышался цокот и крик. Все разом обернулись. Это мчался Поль, нещадно охаживая своего гвурса в гончую мозоль.
  
  - Стойте! Ивэн! Люксона! - кричал он.
  
  Он подлетел и натянул поводья так, что гвурс запрокинул голову и встал на дыбы, чуть было, не сбросив седока.
  
  - Туда нельзя, Ивэн! - задыхаясь, прокричал Поль. - Там Прукс!
  - Какой такой Прукс! - вытаращив глаза, спросила Люксона.
  - Такой такой! - педразнил Поль. - Коупх, который меня чуть было не укокошил.
  - Что-о-о?! Коупх?! Здесь?!
  - Здесь, конечно. Он всегда здесь и был. С незапамятных времён.
  - Но там мои тэули, - растерянно сказал Ивэн.
  - Ну и всё! Хана им теперь! - громыхнул Поль. - Но нам туда - ни ногой!
  - Что значит "ни ногой"? Я не могу оставить моих воинов, - вскипел Ивэн.
  - Их уже не существует. У всех коупхов гадкий характер, но у этого Прукса наипресквернейший. Кстати, сюда направляется и эрфангуар Гурга, я встретил его у поворота. Он сказал, что издали, увидел, как Вы свернули, и теперь спешит на всех парусах, но вот гвурс его худоват. Кукольник, а гвурс у него дрянь. Сапожник без сапог. Он тоже искал встречи с тобой, Ивэн. А я в был Шабралахате и узнал, что тебя владычица отпустила на прогулку, за крепостные стены. Решил присоединиться. В самое время получилось.
  - Хватит болтать, Поль! - грозно прикрикнул Ивэн. - Верон, Свияр! За мной!
  
   Ивэн побежал по направлению к дереву. Смешно было то, что Ивэн взялся вести тех, чья скорость недоступна была ни птице, ни насекомому, разве что пуля могла обогнать тэули в рывке.
  
  - Ты что, с ума сошёл?! - заорал Поль. - Вернись!
  
   Тэули немного помешкав, устремились за своими супреатом. Поль стиснул кулаки.
  
  - Он псих, честное слово! Люксона, ты хоть останься с Марешем. Мне придётся идти с ним. Пожалуй, это будет последняя моя прогулка.
  
   Поль стремглав пустился вдогонку свихнувшемуся приятелю. Люксона выпученными от ужаса глазами смотрела ему вслед, закрыв рот руками.
  
   Ивэн несся во весь опор, к древу несчастий. Верон и Свияр шли по бокам, почти сжимали его, готовые сомкнуться впереди супреата, если потребуется. Ивэн приказал Дьюлзу принять оборону (что он будет делать сам, он пока не решил). Это был отчаянный порыв. Он был виноват перед Ильзат, теперь на нём и гибель двух верных ему тэули. Сейчас он не боялся смерти. Напротив, что-то внутри жаждало её, принимая гибель за справедливую плату за все провинности. Наверное, это была совесть.
   Дьюлз запульсировал на руке, когда ещё Ивэн, стоя на дороге, услыхал возню у дерева. Но предупреждение вышло запоздалым, а объяснения Поля только подогрели решимость Ивэна вступиться за "своих", пусть и неживых, чуждых его человеческой сути созданий, но своих.
  "Господин, я не смогу ничего противопоставить коупху. Никто из магов не может. Если только сдержать его на несколько секунд, но - это всё. Ты идёшь к собственной неизбежной смерти. Остановись, прошу. Это бессмысленная жертва"
  "Если не собираешься мне помогать - усохни", - мысленно рявкнул Ивэн.
  Дьюлз промолчал.
  Ивэна словно током ударило - впереди предстала страшная картина. В воздухе, без всякой видимой опоры или подвеса повисли два тела, точнее то, что ими было когда-то. Они были обращены головами к земле и медленно вращались вкруг вертикали. Рядом с ними, поблёскивая в лучах исходящего из мира солнца, летали то ли бритвы, то ли кристаллы, то ли стёкла. В общем, что-то жутко острое, так как эти вещицы изрезали кожу и мышцы несчастных на тончайшие полоски и веретенца, которые бело-чёрной бородой-бахромой свисали вниз, покрывая тела тэули. Конечности были отделены от тел и покоились в воздухе. Внутренности тэули были чёрного или иссиня-чёрного цвета (Ивэн вспомнил раны Гильфиона).
   Таури, конечно, не чувствовали боли, ибо все их нервы были мертвы, но чудовищная магия коупха могла возродить их к жизни на некоторое время, а если это не удавалось, маг-мертвец мог поднять в памяти болевые воспоминания или навеять собственные фантазии.
   В ту секунду Ивэн не боялся - он не знал, что коупхи способны карать чем-то, что похуже смерти.
   За пять десятков шагов до исполинского древа Ивэн ощутил знакомое шевеление в голове. Мягкун "повертелся" немного, а затем, стал отчаянно барабанить Ивэну в лоб, изнутри.
  "Привет, - с раздражением обратился к нему Ивэн. - Ты моя суть, а не я твоя. Помогай или уймись".
   Ивэн окатил его волной злости, недовольства чинимой помехой. Мягкун словно задумавшись, застыл. Через мгновение мир вокруг Ивэна преобразился. Чистый, прозрачный воздух леса наполнился жиденькой дымкой, чуть заметно фосфоресцирующей лимонным светом. На земле целиком или частично утопая в ней, мерцали желтым какие-то сферы, наполненные газом, сине-фиолетового цвета. Исполинское древо было овито двумя дымно клубящимися красноватыми спиралями.
   Вокруг разливалась гнетущая, напряжённая музыка. Казалось, будто в воздухе левитирует гигантский невидимый динамик - сплошное переливчатое пение сдабривалось низкими "ухающими", враждебными ударами-взрывами. Восприятие обращало эти неощущаемые телом волнения в привычные слуховые и осязательные ощущения, переводило на понятный человеческому сознанию язык.
   После каждого удара Ивэна обдавало короткой, но мощной волной "воздуха", разумеется, эфирного, существующего за пределами банальной физической ощутимости.
  Душа похолодела. Без всякого движения мысли, оценки или разбора она узнавала в этих звуках колоссальную угрозу всему, что пытается здесь мыслить и, вообще, существовать без позволения местного владыки.
   Ивэн "услышал" колебания, оценённые им как неприятный смех, злобную радость, кровожадное самодовольство, смертное предвкушение. Источник этого звука находился на огромном, уродливом выросте, впаянным в ствол древа, внизу глубокой расщелины в гигантском стволе. Там, словно на балконе своего дворца, стояло существо явно бывшее когда-то человеком.
   Ивэн с лёгкостью приблизил "взгляд" и рассмотрел врага. Скелет, обтянутый грязно-желтой и серой кожей, покрывшейся кое-где бурыми, коричневыми и черными пятнами. Лицо нелюди было в буквальном смысле сшито грубыми нитями и местами прихвачено к черепу ржавыми скобками и гвоздями. Несмотря на грубые приспособления, в целом, лицо было вполне человеческим - коупх напоминал несчастную жертву автокатастрофы, явно идущую по пути выздоровления.
   Лоб мертвяка обжимал ярко блестящий металлический обруч, нетронутый ржой. То ли он служил украшением, то ли прихватывал кожаный чехол, натянутый на череп.
  Поверх обруча был водружён платинного цвета венец, зубцы которого располагались не спереди, а на затылке: два длинных, в форме вытянутых, ланцетовидных листьев - по бокам и средний, кинжаловидный, короче своих соседей на треть.
   Ультрамариновое одеяние коупха было просто царским по обилию самоцветов и золотого шитья, правда, смотрелось оно несколько нелепо, на его тщедушном теле, поддерживаемом в вертикальном положении не силой давно увядших мышц, а токмо одной магией.
  
  "- Мо-о-ой! - раскатно прогремела вкруг древа не речь, но чистая воля коупха.
  - Не дождёшься, - мысленно ответил ему Ивэн, не испытывая ни малейшего испуга".
  
  Коупх даже замешкался и удивился. За тысячи лет он знавал яростный напор многих безумцев, посягнувших на его покой, но его память не отыскивала ничего, кроме отчаяния, тревоги и страха своих жертв. Аура Ивэна же пылала уверенностью, решимостью и бесстрашием.
  Замешательство коупха длилось лишь мгновение. Он в голос расхохотался, - это было похоже на дробь, выбиваемую дятлом и щелканье токующего тетерева. Супермаг был приятно удивлён такой нежданно свалившейся на его голову забавой - мысли о немедленном убийстве нарушителей священного покоя покинули его.
  Слабым шевелением воли коупх свалил с ног, рванувших было к нему Верона и Свияра. Они повисли в воздухе, отчаянно болтая руками и ногами. У Ивэна промелькнула мысль о том, какова должна быть реакция мага, чтобы упреждать молниеносные броски одних из лучших тэули Нарсгоны. И, главное, какова должна быть магическая сила этого существа? Это что - полубог?
  Он казнил себя за то, что так не прочёл, переведенную на английский, краткую каллимертскую энциклопедию "Ксенодион", которую ему подсовывала Люксона. Слишком был занят своей практикой сосредоточения и считал, что всё самое интересное он успеет прочесть. Он ничего не знал о коупхах, кроме того, что это бывшие маги, принявшие анору на пике своего могущества и что обряд консурменции коупхов является самым грандиозным по сложности из существующих и заканчивается фатально в девяти случаях из десяти. Спасибо Люксоне - она успела хоть это рассказать.
   Впрочем, эти сведения никак не могли помочь сейчас.
  Ивэна пронзила бесконечная боль, и вместе с ней тоска и равнодушие. Этот невыносимый коктейль вызывал только одно желание - быстрой смерти. Но коупх не был бы коупхом, если бы не мог вызывать столь изощрённых мучений. Секунда такого состояния ощущалась, как вечность. Всё замерло вокруг, всё остановилось
   В этом магическом рецепте была лишь одна слабость - нестерпимая боль, растворённая в безразличии, не мешала думать. Ивэн обратился к Мягкуну, который не мог угаснуть пока работало сознание Ивэна. Чувствовалось, как наделённое свои собсвенным и одновременно его, Ивэна, разумом полусущность-полу-он-сам, дрожит от напряжения. Мягкун переживал боль не менее остро, чем его хозяин.
  "Призови мою силу", - "подумал" Ивэн не словами, а желаниями(?!).
  Трясясь, Мягкун растворился.
  Ивэн испытал небольшое облегчение - внимание коупха частично переключилось на что-то другое.
   В душе существа распускались бутоны старой неприязни.
  
  - Мрр-ой старщщщ-ый зн-аакомый! - заикаясь, выдавил из себя коупх в настоящий свой голос - его органы речи, судя по всему, пришли в негодность ещё веков десять назад.
  
   Это "приветствие" было адресовано Полю. Ивэн, обращённый спиной к Полю увидел, как мощная, чёткая аура фреля раскинулась уже метров на двадцать вкруг него и продолжала расти, упруго пульсируя и звеня. Тонкие чуть видимые тёмные нити-щупальща исходили из груди фреля и "гуляли" внутри его сферической ауры, словно разряды в плазменной лампе.
  
  - Да трр-ы, кх-ооое-чему научийса, я вишуу, - просипел, прохрипел, прорычал коупх. - Ну, это всё рррр-авно нищщ-тошшно.
  
   Прукс снова разразился дятловой дробью смеха. Поль ударил. Мощно, густо, зыбко, втягивая в себя светящуюся субстанцию, срывающуюся с тела коупха. Верон рухнул наземь, Ивэн ощутил ещё одну волну облегчения.
  Прукс, очевидно, не подготовился к такому удару. Однако Ивэн не обольщался. Большого вреда коупху удар Поля не нанёс. Не успела окончиться фрелева атака, как сокрушительный ответ настиг тэули, Поля и Ивэна. Волна непереносимой боли, сосредоточившейся в ушах и внутри головы, стремящаяся разломить череп изнутри, накрыла их.
  "Именем владычицы Мегана - остановись!" - мысленно прокричал Ивэн.
  Он почувствовал презрительную усмешку коупха.
  "Здесь, в прахе земном, нет для меня владык", - прозвучал ответ.
  Эфирный голос коупха был очень даже приятным, не то, что его шипение-хрипение в яви. Этот голос завораживал, от него веяло таинственной, неодолимой силой, вековым спокойствием на грани безразличия.
  Внезапно, коупха потряс ещё один удар, а затем в пространстве разлилось шептание сотен разных приглушенных голосков. Рядом с фрелем стоял Гурга. Поверхность его ауры была смазана от частого дрожания. Вместо чёткой границы аура мага оконтурилась двадцатисантиметровым туманным поясом, светящимся слабым желто-зелёным светом.
  Ивэн чувствовал удовольствие коупха - тупые физические схватки, которых он и не допускал, разочаровывали его примитивностью, а тут - недурной силы фрель, могучий маг и странный мальчишка, которого древнее его сознание не могло охватить вполной мере(!). Ну что за дар Судьбы, что за царский подарок за тысячелетия его скуки!
  Нет, никто не умрёт быстро... А может вообще не умрёт?! Ведь какие интересные из них выйдут рабы, а? А если спаять их с его самыми одарёнными флюмами? Это ж шедевр духовного зодчества будет! Он, Прукс-Штакх-бохур станет, подобен Великому Гептону, рождающему новые разумы! Везна обзавидуется, этот старый чванливый урод. Хвалится, понимаешь, своей коллекцией огненных зомби и архифлюмами! Подумаешь... Выскочка! А у него, у Прукса Меганского, будет кое-что потоньше, поизящнее. Он сотворит такой шедевр, что и Мирхатус перевернётся во тьме покрывших его веков. Какое счастье, когда скучающему уму даётся столь тучная нива!
  Эти слова, заимствованные, никогда не пахавшим коупхом, из разума погубленных им тысяч крестьян и нескольких велеречивых философов сладостным бальзамом ложились на его измученную тоской душу.
  В единый миг ауры Ивэна и Поля схлопнулись, а их жалкие клочки были снесены могучим потоком враждебного ледяного эфира, направленного Пруксом (коупхи не имеют ауры, но практически всемогущи в отношении эфира). Аура Гурги с десятками брешей ещё стояла, переполненная предсмертной, а потому истинной гордостью и вызовом. Прукс зауважал эту троицу, однако, не испытал и намёка на жалость.
   Ивэн впервые увидел то, о чём когда-то говорил учитель - сквозь пальцы Гурги на полметра выдавались красные, пламенеющие изнутри "когти". Зеот, "узы Жизни", горели в нём могучим, слышимо гудящим пламенем.
  Гурга замахнулся этой упругой эфирной "граблей" и тотчас же, из недр земных, полилсЯ красноватый поток, прямо в его руку. Неравновесие?
  
  "Да ты неплох! - услышали все мелодию мыслей Прукса, - Очень неплох".
  "Тебе не понять насколько, могильная ты сыть", - ответствовал ему Гурга.
  
   Только юмор мог сразить наидревнейшее, скучающее существо настолько, что все волны его силы отхлынули. Коупх потерял сосредоточение, заходясь в смехе. Всё что случилось до этого, заняло десяток секунд, сейчас же Прукс хохотал не менее полутора минут, "кашляя", захлёбываясь и свистя окаменевшими останками своего, когда-то человеческого, тела.
   Изможденный Ивэн закрыл глаза. В мгновение ока перед ним пронеслись образы матери; Хозяина; Ильзат; мглистого "мячика"; богини, окутанной сиропной музыкой Священной Любви; песта, украшенного золотыми иероглифами...
  Вот она! Его внутренняя сущность пробудилась. В его сиротливости, бесконечном одиночестве появился двойник, точнее он сам, но другой - пламенеющий, мощный, продирающийся наружу кипящей огненной силой! Мантийный фантом, как говорил учитель.
  Все увидели, как Сила-Противная-Нежизни ослепительным неописуемым светом вырвалась из каждой клеточки Ивэна и ударила в ультрамариновую, тщедушную фигуру Прукса.
  Коупх поперхнулся в смехе. Собравшись за сотые доли секунды, он навёл экраны, отвращая от себя ненавистную Жизнь. Это был настоящий вызов - в лицо мёртвого мага словно плеснули помоями.
   Переменчивость настроения коупхов слыла академической аксиомой среди магов, но Ивэн не знал об этом.
   Сотрясший эфир удар Гурги, был с лёгкостью отражён, рассвирепевшим Пруксом.
   Поль ухватил анору неприятеля и стал её стремительно поглощать - вампир духа, одно сказать.
   Ивэн не ослаблял натиск - его жгучая сила уже почти разрушила экран коупха и стремилась добраться до него самого.
   Черное полотно, словно гигантское знамя, заколыхалось за спиной Прукса и в следующий миг метнулось в сторону фреля, окутав его с ног до головы. Поль упал на колени, но хватку не ослабил.
  Ивэн позволил себе мысленно улыбнуться, воображая, как сейчас разъярён Гурга. Однако, надежда гасла с каждым новым ударом Прукса.
  Из ветвей дерева на нелюбимый свет выползли флюмы - большие, маслянистые, слабо фиолетовые грязные капли, сочившиеся лютой злобой и голодом. Их господин бросил их в атаку, вознамерившись поработить наглых вторженцев.
  Фрель был вынужден отвлечься на них - это был его конёк, тем более, что связываться с анорой коупха дело бесполезное и мучительное. Он отпустил Прукса и "заковал" флюмов в собственные цепи.
  "Да как ты смеешь! - вскинулся Прукс. - Это мои рабы. Да ты...ты...".
  Прукс явно жалел о своих чадах, взлелеянных им за тысячелетия. Воздаяние пришло Полю немедленно. Тёмно-фиолетовое, почти чёрное пламя охватило фигуру Поля, и он рухнул наземь без чувств.
  По случаю освобождённый Верон, сделал попытку атаковать коупха, но тут же был превращён в груду крошек облаком кристаллов-лезвий.
  Вокруг Гурги собиралась, густея и слабо светясь "остро" ощутимая эфирная туча. Коупх ухмыльнулся и в мгновение, в отличие от готовящегося Гурги, собрав вкруг себя десяток ядовито-зелёных шлейфов. Ещё секунда и шлейфы устремились к магу, налипая и пенясь на остатках его ауры. Гурга упал на колени, глаза его закатились, и он обмяк, погрузившись в беспамятство, как до него Поль.
  Обретшие свободу флюмы уже подлетали к Ивэну, сторонясь, бьющей из него, струи жизненной силы.
  Первый из них, - пузырящийся от предвкушения человеческого духа - мучимый исторгающейся Жизнью прилип к груди Ивэна, отчего сияние силы заметно приугасло. Как только это произошло, остальные, словно свора псов, набросились на парня. Они явно были усилены магией.
  Ивэн чувствовал, как липкие бесы, средоточие порчи и мерзости, сливаются с его мантией, проедая и "отплёвывая" едкую нательную ауру. Кожа словно пузырилась, прикипая к маслянистым духам, стремящимся проникнуть в самые глубины ауры Ивэна. Сознание помутилось, появилась тошнота и ощущение ползания внутри позвоночника.
  Прукс самодовольно заклекотал.
  Внезапно воздух вокруг потемнел и сгустился. В двадцати метрах от дерева, над невысоким скалистым шипом, втягивая окружающее пространство, формировалась рослая человеческая фигура. В ледяной душе Прукса что-то щелкнуло. Эфир, притягиваемый фигурой, всё более уплотнялся и делал черты существа более чёткими.
  
  "Что здесь делает могучий Витрог, интересно нам?" - промузыкалил удивлённый Прукс.
  
  Зрение Ивэна, как обыденное, так и эфирное, совершенно расстроилось, но он ощущал рядом с собой два источника колоссальной мощи. Один из них был Прукс. Второй был кем-то знакомым, но остался неузнанным. От него исходила такая тоска, что смерть казалась вожделенной целью.
  
  "Тебе, ангел, не позволено вершить судьбу этих существ - вот почему Витрог здесь", - этот голос был столь могуч, что Ивэну показалась, что и сама земля осела и сморщилась от грозной мощи.
  Этот раскат создавал ощутимое давление, голова от него закружилась, Ивэн потерял равновесие и брякнулся на землю.
  Прукс и незнакомец обменялись какими-то эфирными посланиями или заклятиями, их Ивэн почуял, однако они были столь коротки, что разговаривай так люди, они б не слышали друг друга. Только благодаря новому видению Ивэн смог уловить сам факт этого обмена. Затем он погрузился в забытье.
  
  ******
  
  Магистр Озехэм спешил в Заповедник Несчастий. Время поджимало его. Совет муафалей он, как старший после Ильзат магистр, отложил на сутки, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства, в связи с которыми на Совете не смогут присутсвовать ни великий магистр, ни он, ни Дже-Сеньен, что делало Совет не ценнее частного совещания.
  Попытки Барго Касса устроить препирательства в зале Совета Бха пресёк на корню, заявив, что если муафали считают нужным провести предварительное заседание, они могут это сделать немедленно, магистры же присоединяться только через сутки, что невеликий срок для вечных таури. Под возмущённый ропот смутьянов Бха покинул зал Совета, поставив точку в прениях.
  Он сожалел о том, что Прукс не прикончил мальчишку. Состояние Ивэна было близким к смерти, но пока он ещё боролся за жизнь. Ильзат призвала всех магов-ээнже, т.е. лекарей, чтобы вырвать парня из крепкой хватки недуга.
  Однако услуги алчных колдунов не потребовались. Мэтр Аффолиан предложил свою помощь Ильзат. Этот искусник, великолепный знаток духовного строительства в течение четырёх часов просидел у Ивэна и Поля, пребывающих в беспамятстве. Ильзат находилась тут же.
  Четырежды Фэллон появлялся в покоях княгини и сообщал ей, что чрезвычайный Совет муафалей ожидает свою владычицу в зале Совета и требует её немедленно. Ильзат отвечала - "Подождут!" - и отсылала секретаря.
  Наконец, у Поля появились признаки кэро. Эфир вокруг него пришёл в движение и медленно, словно оседающая тонкая пыль, устремился вовнутрь тела фреля, заполняя прорубленные магией коупха прорехи, вливая в него новую мантийную плазму.
  Гурга же, как стало очевидно, был готов к неприятностям всегда. В его ауре, сильно пострадавшей, к слову сказать, но всё же устоявшей, кипели более сотни восстанавливающих заклятий. Самозапустившись, после потери сознания хозяином, они спешно "латали и штопали" эфирные бреши, возводили повреждённые заклятия охраны, защиты сознания, восполнения сил, очищающие ауру заклятия. Внутри тёмной мантии кипели заклятия-антидоты, обезвреживая эфирные и вещественные пагубы, содержавшиеся в зелёных шлейфах. Иллотль Го Пор - придворный ээнже - добавил несколько полезных, по его мнению, чар и заявил, что Гурга очнётся через сутки, максимум двое и ему ничто не угрожает.
  С Ивэном дела обстояли похуже, ценой его спасения стали жизни десятерых молодых, полных сил людей, из числа тертас. Прительная аура у Ивэна отсутствовала вовсе, нательная была "прошита" насквозь в нескольких местах атаками архифлюмов Прукса. Тёмная мантия также сильно пострадала и находилась в неподвижности, а не в бурном восстановительном движении, как ей положено в случаях "ауральных травм". Тем не менее, Аффолиан справился с задачей великолепно, и кэро открылся и у Ивэна. Притяжение эфира было совсем слабым, но тёмная мантия уже кипела вовсю, а вкруг зеотного шнура, по позвоночнику, стала разгораться, уже было погасшая фоаза - "пламень духа". Все признаки выздоровления были на лицо. Коупх не успел нанести непоправимого вреда, если вообще собирался. Их спасение было чудом, и теперь Бха намеревался узнать, в чём причина оного. Прукс никогда никого не щадил и никто никогда не слыхал, чтобы кто-либо мог перенести и малую толику мощи мертвяка.
  Бха быстро скользил над землёй, легко огибая крупные камни и деревья. Он любил перемещаться этим весьма затратным способом, однако, его уровень магического искусства позволял ему это делать. Две сотни ллирней, одного из видов духов земли, несли его к гигантскому калифиону - камнедубу, где обретался супермаг. Капризные создания, ллирни норовили избавиться от порабощающего заклятия Бха, но он постоянно "подсвежал" его новыми порциями, затрачивая столько энергии, что другой на его месте маг упал бы без чувств. Кроме того, ллирни были весьма недружелюбны и не так уж слабы, а то, что Бха вызвал их на дневной свет, бесконечно ярило их. Свет ослаблял их, что было на руку некроксу - он сберегал энергию.
  
  Вот он, Меганский калифион Ангела. Он рос здесь ещё во времена Кнозотера и был старше самого Бха.
  
  - Приветствую, ваше лучезарное анорное сияние! - крикнул Бха, остановившись в добрых полусотне метров от древа.
  
  Прукс, конечно, давно был осведомлён о появлении некрокса в его владениях. Пока он не выражал гнева или неудовольствия, но приближаться к калифиону без явного согласия коупха было бы роковой ошибкой. Использование эфирного призыва или другой "громкой" магии без его разрешения тоже означало верную гибель. Но в целом Прукс благоволил Бха - единственному разумному существу, кроме камнедуба (а он тоже был одухотворён) сопоставимому с ним по древности. Бха, единственный, кто мог нечасто посещать коупха. В основном же, коупхи, эти магические гиганты пребывают в оцепенении, наслаждаясь божественным Медленным Миром.
  
  - Несс-чем так ораххь, - ответил Прукс из недр своей обители, не удостоив второго магистра Нарсгоны своим выходом.
  "Говори в эфир, - продолжил коупх. - Мне трудно говорить телесно. Зачем пришёл?
  -Я хотел спросить совета, мудрейшего из мудрых, - церемонно начал Бха.
  -Прошу тебя, не лебези, - устало ответил Прукс.- И с меня довольно визитов за один день. Ступай.
  - Но ангел, ты не можешь отказать жрецу Векры совсем. Ответь хоть на некоторые вопросы".
  
  Прукс "вздохнул".
  
   " - Ну, чего тебе?
  - Почему мальчишка цел? Что остановило тебя?
  - Мммм, то, что должно было остановить.
  - Хочешь поиграть в загадки? Понимаю. Неужели сила мальчишки, фреля и старого колдуна оказались превыше блистания ангела Векры?
  - Ты что, совсем сбрендил, кусок торфа? - в музыке эфирного голоса коупха слышалась обида и раздражение. Бха передавил немного.
  - Нет, я просто поражён тем, что кто-то избежал смерти после встречи с тобой, поторопился объясниться некрокс. - Это какая-то небывальщина".
  
  На наросте-балконе показалась тщедушная рослая фигура.
  
  "- Маг был силён, - сказал коупх. - Не в пример тебе силён, некрокс. И фрель тоже. Но им до меня, как дождевой капле до могучей реки.
  - Это ещё менее понятно, - посетовал Бха. - Почему же тогда ты...
  - А я тут не подряжался тебе на гадания, - рявкнул Прукс. - Брось кости - может, они расскажут тебе побольше моего".
  
  В мире магов гадание с использованием бутафорских атрибутов - карт, костей, дощечек с рунами, свечей и хрустальных шаров - считалось признаком полного непонимания основ чародеяния или разыгрываемым мошенниками дурацким цирком для невежд.
  
  "- Я не понимаю, почему ты злишься? - смущенно отозвался Бха. - Тебе же нравилось со мной беседовать все эти века. Я нуждаюсь в твоём совете - не откажи в такой милости.
  - Нечего тут понимать! Сказано тебе - отпустил их, потому что так надо. Совет ему, видите ли , нужен... Я вдосталь тебе насоветовал в своё время... Это не мои тайны и не мне их раскрывать. Настанет время - всё узнаешь.
  - Но кто может заставить тебя держать обет тайны? Постой, ты хочешь сказать, что в игру вступили...
  - Я?! Я хочу сказать?! Да ты с меня клещами тянешь по слову, Бхадрау Озехэм Иррешет Сте лаххар джехра-себет - некрокс, взявший себе имя!"
  
  Бха передёрнуло. Это было очень ядовитым замечанием, смертельным оскорблением, но в данном случае, за него нельзя было взыскать - ибо коупх, раздери его Маашташ.
  "Священное Правило Имён", давно изничтоженной анорной расы, могло знать только такое древнее существо, как Прукс. Некроксы, появляясь на свет, не приобретают имя просто по факту своего воплощения в подлунном мире. "Родовое" имя Озехэм Иррешет обозначало прозвище или имя того, кто высадил когда-то в болотный субстрат его овалент - семя Великого Древа Аноры. Озехэм Иррешет был названным родителем Бха; согласно сакральной традиции, несущим за него ответственность и имеющий на него господские притязания. "Сте лаххар джехра-себет" можно было перевести с роминассэ четвёртой генерации, как: "от ветви Сте, повторно расцветшей" - все главные, отствольные ветви Мелфаноры имели собственное имя, а некроксы из овалентов, данных одной ветвью считались единоанорными братьями.
   Личное же имя некрокс получал только по заслугам и мог его дать только другой, именованный некрокс, магически начертав его на теле и на ауре вновь именуемого. Иной некрокс мог иметь множество почётных имён, дарованных ему в отдельности, по каждой заслуге. Каждым из них или всеми сразу он был вправе подписываться или называться. Великий Экут, например, имел более пятидесяти почётных имён.
  Однако первое данное имя считалось прирождённым и всегда главенствовало над остальными, ибо с него начинался отсчёт истории конкретного некрокса. Первое значимое деяние, сколь бы оно не было мелким в сравнении с последующими ценилось особенно. Некроксы, не имевшие ни одного личного имени составляли "подлое" сословие своей расы, хотя их положение, в эру Мирхатуса, было всё равно выше положения большинства магов, например.
  Сейчас же Прукс намекал на то, что не совершивший ничего выдающегося некрокс, присвоил себе имя Бхадрау - "Темнеющий (темнота могла иносказательно означать и густоту) воздух (пар, туман)" - сам, что было тяжелейшим преступлением против сакральности, заслуживающим небытия или изгнания, презрения.
  
  "- Маг, что был здесь в сотню раз способнее тебя, Бха", - не унимался Прукс, наслаждаясь оскорблением, досадившего ему некрокса.
  
  Бха решил игнорировать желчного Прукса, зная его любовь к уничижению всех и вся, часто намеренно сгущённому. Его переменчивый нрав мог служить эталоном неустойчивости и несносности. Прукс иногда впадал в детство и заводил домашних животных - среди которых были и люди - но затем, пребывая в раздражении, губил их. Ещё через некоторое время он, словно раскаявшись, поднимал в Нежизни полуразложившиеся тела безвинно убиенных. С некоторыми "любимцами" так бывало многократно. Мертвое тело часто было одухотворено уже иным сурме. Бха вспомнил одного юношу, который изначально был в помощниках и, недолгое время, в учениках у Прукса - нашла на него однажды такая блажь. Это несчастный был убиваем и воскрешаем не менее дюжины раз, и когда тело парня совсем уже пришло в негодность, Прукс переселил его сурме в то ли собаку, то ли волка, то ли в птицу. Где-то он сейчас?
  
  "-Ты мне постоянно рассказываешь о Гурге и фреле, - попенял ему некрокс. - Мне нужно знать кто этот мальчишка. Каково его предназначение в игре богов? Именем государя Аноры, я, служитель его, заклинаю.
  - Вот клещ коровий! - устало промузыкалил Прукс. - Ну ладно, слушай".
  
  Его злобство и ругательства сосем не походили к его приятному эфирному голосу. Он подобрался, разгладил складки на своём царском платье (если бы мог и горло бы прочистил). Позади него распростёрлись в широком размахе призрачные пернатые крылья (а как же? - ангел ведь) и полилось белоснежное, холодное анорное сияние.
  Бха, как и полагается в случаях "неожиданных" явлений божьих ангелов, почтительно упал на колени, разогнав ллирней по сторонам.
  
   "В час гибельный свой Анора услышит набат. То Жизнь, истощившая силы её, услугу окажет Нежизни впервые".
  
  Бха молчал, ожидая кульминации. Прукс понял это.
  
   "В общем-то, всё", - в голосе чувствовалась острейшая ирония. Ещё чуть-чуть - и Прукс расхохочется своим неподражаемым смехом.
  "- Я вообще ничего не понял, - с притворным недоумением выразил Бха, пытаясь вытянуть из коупха нечто более определённое.
  - А тем хуже для тебя, магистр, - Прукс явно был доволен собой - Иди себе".
  
   Ангел и не обязан, точнее категорически не должен, разжевывать тут будущее, понимаешь. Ведь Будущее с сегодняшнего угла зрения - это лишь Божественные Намерения, уже завтра они могут быть иными. Так с какой радости ангел должен нести за это ответственность? Чтобы завтра прослыть пустомелей? Ну, уж нет! Репутация - это всё. Лучше объяснять всё как можно туманней, чтобы потом можно было переиначить толкование.
  Эти хозяева совершенно забывают о своих порученцах. Боги надменны и неблагодарны. Пашешь тут, понимаешь, день-деньской, а никакого воспремировАния. Присылают тут только Витрогов своих, Йоморнл на них всех.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"