|
|
||
Мертвые сраму не имут
Часть 9
LOGR
Ломаные линии, острые углы.
Да, мы здесь, мы прячемся
в дымном царстве мглы.
Город Хаоса
Мрачные готические бастионы. Хрупкая изломаная фигура с саксом. Звук ударяется в стены. Иду мимо, в сумке окровавленный нож. Умопомрачительно... Легкость. Сумерки пульсируют в дожде. Гибкость и страсть, страсть к темноте. Человек сжимает сакс, как будто это последнее, что связывает его с жизнью. И вообще-то это правда; если он перестанет играть, я убью его, как только что убила себя. "Рэнэ, тебя больше нет". Но звук льется, и я иду дальше.
Если вы хотите постичь тьму сути вещей, встретьтесь с Ним. Хотя, лучше не надо... Я видела его одну секунду. Его красивое, но мертвое лицо отразилось в витрине, и блеск не по-человечески острых клыков... Огонь изо льда. Стоит ему назвать свое Имя - и ты в его власти. Ступени вниз, виток за витком. Храм из стекла. Кто-нибудь, разбейте его!
Шум... Он убивает меня. Он дробится в стеклах, сотрясает их. Ты должен спасти меня. Возьми мою кровь, отпусти меня!
Он был издалека. Она была лишь здесь. И в вихре снежинок закружились страшные сны.
Это было на далекой планете за сотни световых лет отсюда. Она плыла бледным, мертвенно-серебристым шаром среди миллиардов осколков стекла в бездне...
Ее звали Лорэн.
Огонь его зрачков зеленый...
Что такое быть вампиром, понимаешь обычно в двух случаях. Когда пьешь кровь, и когда слишком долго не пьешь ее. В моем случае я слишком долго воздерживался от этого, и мне это явно не пошло на пользу. Я вижу все как будто сквозь матовое стекло, руки сводит, я не могу думать ни о чем другом. Кровь - нечто большее, чем просто источник жизни, это сама жизнь. Когда ты пьешь кровь, с этим мало что может сравниться, это не утоление голода, это совсем другое. Ты пьешь страх, агонию, боль, наслаждение. Ты вонзаешь клыки... и этот вкус на губах. Ты чувствуешь, как биение сердца жертвы отдается у тебя в висках. Ваши сердца бьются в одном ритме, вместе с кровью ты пьешь агонию чувств. Вот почему обычно вампиры убивают.
Для того, чтобы получить просто пищу, чтобы пополнить свои силы, убивать не обязательно, жизнь можно сохранить. Но это лишает вас эмоционального наслаждения. Собственная психика уже не может доставлять нам всю гамму чувств. Поэтому нам нужны чужие эмоции, сильные эмоции. Это либо любовь, либо страх.
Чтобы вызвать страх, не нужно много усилий, иногда интересней вести игру с жертвой так, чтобы в последний момент она сознавала, что происходит. Любовь - более сложное чувство. Это подчас слишком хлопотно; можно заставить кого угодно упасть в твои объятия, но это внушение, а не любовь. Страсть не подходит вообще, так как она перейдет в страх.
У меня была одна знакомая, которая не жалела на это времени, она выбирала себе жертву, флиртовала с ней, играла (это могло длиться не один месяц). Время от времени она подкреплялась на стороне, но это наспех, для поддержания сил. На самом деле ее интересовала только игра.
Но это не для меня. Меня всегда устраивал ужас в глазах, в том числе, вероятно, и ощущение собственной власти. Сильнейший эмоциональный заряд, который я не могу найти нигде еще.
...Измененное состояние психики...
Ночь вливается в меня вместе с кровью. Страсть и смерть - как банально... Мне нужно больше. Мне нужно все. И звезды гаснут одна за другой. Больно. Почему я не могу разорвать этот круг? Черная вспаханная земля, желтые яркие цветы рядом - так я всегда представлял себе смерть.
Тоскую без тебя. Убиваю, чтобы не помнить. Пусть тени, словно расплавленный металл, притаились на стеклах. Ты задыхаешься - я ничего не сделаю. Я вне игры. Как всегда, впрочем. Ты считаешь, что я банален. Мне все равно. Пусть жизнь превратится в кошмар, пусть сны уже давно напоминают наркотическое опьянение. Чтобы жаловаться на это, нужно сначала бросить улучшать себе настроение с помощью героина. А стоит ли бросать? Часто перед глазами встают реальные картинки из твоего прошлого, в котором я никогда не был. Иногда проклинаю этот свой дар провидца.
Пустота. Часы сломались, остановившись на 9.08 РМ. Нет ничего в моей голове. Впрочем, вне ее - тоже ничего. Тогда в чем разница? Жизнь отличается от смерти, но самое интересное, что доказать вы этого не сможете. Пространство одушевлено, но я согласен признать, что только оно имеет душу. Все остальное - лишь форма; вопрос о содержании, как я полагаю, риторический. Что? Вы и не думаете спрашивать?
Вчера мне, наконец, удалось освежить вкус крови. Не твоей крови, другой. Приходится довольствоваться малым, но я жду именно тебя. Я не могу ждать долго, силы мои на исходе. Я уже здесь. Я иду. Скоро, очень скоро...
И это не игра. Это что-то гораздо более серьезное. Возможно, порок?..
Сотни теней разбивают матовое стекло вдребезги. Запертые в него сумерки бешено пульсируют. Хищный свет фонарей придает немыслимую гибкость, запах мокрого асфальта пульсирует в слезах.
Когда сумерки бесшумно прокрались в город и затопили его своей тенью, он в ответ истерично вспыхнул сотнями неоновых огней.
Наркотик темного влажного воздуха проникает внутрь . Это сводит меня с ума.
Город жесток, он живет этими звуками судорожной борьбы. Кровь и дождь ночью на асфальте выглядят одинаково. Наша жизнь здесь быстрая, легкая; не останавливаться, не вспоминать. Улыбка - в ней так много всего, и больше всего - жестокости. Лица мелькают в бледном свете - страшные карикатурные маски.
Я до сих пор чувствую на губах легкий, как поцелуй ветра, вкус крови и этот знакомый до боли аромат...
Ее каблуки стучали по асфальту, эти тонкие черты, нервные движения, бледная тень. Я почувствовал, что меня бросает в дрожь, и шагнул из тени ей наперерез, взял за руку. Испуг в глазах...
- Мы знакомы? - голос дрожит, как лист на ветру. Если бы она знала, сколько тысяч раз мне задавали этот вопрос!
- Да. Теперь уже да. Меня зовут Стэйл Край.
Она даже не вскрикнула, когда я прижал ее к себе, только эти широко распахнутые глаза. Пульсация вен, слабый стон. Дешевая шляпка с приколотым букетиком фиалок медленно падает, падает... Умопомрачительно... Мокрый асфальт, как бархат.
Сумерки пахнут знакомыми духами... "Angel". Так они называются.
Кровь - это рождение заново. Череда лет пройдет мимо, не оставив следа, сотни жизней вольются в одну. Страдания, радость, слезы, надежды этих людей перечеркнут мое бесцельное существование. Не правда ли, забавно?
Я редко вспоминаю свою жизнь до Тьмы. Сначала мне казалось, что, став бессмертным, я могу тоньше чувствовать все вокруг. Но иногда мне не хватает этого чувства временности, которое часто угнетало меня раньше. И бывают моменты, когда мне действительно хочется стать смертным. Чтобы после конца быть всегда с тобой. Это - мой рай и ад.
Мы сами выбираем свою смерть, а то, что за ней следует, предопределено судьбой.
Ты ведешь мотоцикл на бешеной скорости; воздух плотнее стали, небо бешено несется навстречу - это чувство свободы. Одно неправильное движение - и мотоцикл с наездником превращается в кучу бесполезного дымящегося металла. А что дальше? Пустота... или то, во что верят эти люди. А скорее всего то, во что веришь ты сам. Иначе презабавная получается ситуация: миллионы новопреставленных ожидают увидеть Христа, а их встречает Будда и с сожалением в своей грустной улыбке сообщает, что выбор был сделан неправильно. Играл, но не угадал.
Дамы и господа, делайте свои ставки! Крутаните колесо рулетки, поставьте все свои деньги и добавьте к этому свою душу. А теперь поприветствуем нашего первого игрока! Поаплодируем, ему предстоит первый раунд. Итак, вы сделали свой выбор. Дамы и господа, вы имеете редкую возможность заключить пари на его счет. Правда, ответ вы узнаете после того, как умрете, но кого это когда-нибудь смущало. Итак, внимание на нашего игрока. Он берет пистолет, вкладывает три патрона из шести. Осталось крутануть барабан и посмотреть, что принесет нам Фортуна*. Бах! Он выиграл, выиграл! Дамы и господа, аплодисменты! Он выиграл свою смерть! И в придачу все то, что следует за ней, все прелести рая и ада всех когда-либо придуманных религий. Восхитительно!..
Укус вампира в центре города
Фил задержался в своей лавочке допоздна. Был праздник, народу толпилась тьма тьмущая, и выручка была огромной - людей тянуло на эротические приключения.
Уже заполночь Дакота, счастливо взвесив на руке увесистую пачку банкнот, перетянутых резинкой, улыбнулся своему отражению в экране одного из мониторов и собрался было закрывать кассу, как вдруг на его плечо легла рука. Фил вздрогнул, потому что точно помнил, что перед тем, как закрыть двери, основательно проверил помещение на предмет присутствия посторонних лиц. Уж не влез ли кто в окно, которое пока оставалось незапертым? Хотя - нет, окна слишком высоко.
Фил медленно обернулся. За его спиной стоял привлекательной внешности стройный шатен со светло-серыми глазами и слегка впалыми бледными щеками.
- Здравствуйте, меня зовут Стэйл Край, и я хотел бы приобрести у вас пару наручников, - тихо сказал он, протягивая купюру.
Дакота сглотнул, кивнул головой и пошел за наручниками, мало что соображая. Звон металла о металл его несколько отрезвил, но, вернувшись к незнакомцу и вновь вглядевшись в его неестественно светлые глаза со странно сузившимися в таком полумраке зрачками, он вновь почувствовал себя кроликом, что, надо сказать, было ему совсем не свойственно.
- Можно опробовать? - бархатным голосом вопросил Стэйл.
Фил не ответил ничего, только кивнул. Ему было как-то все равно.
Шатен ловко, едва коснувшись его руки прохладными тонкими пальцами, защелкнул браслет на его запястье. Дакота перевел взгляд с его глаз на наручники, второй конец которых тот пристегнул к себе.
Дальше события разворачивались молниеносно.
Блеснуло лезвие, мгновенная вспышка боли между кистью руки и наручниками - и струйка яркой крови брызнула на белую шелковую рубашку незнакомца.
И тут это страшное создание ночи приложилось своими тонкими губами к ране и, словно насос, стало выкачивать кровь из руки. Филлис почувствовал, как она слабеет до самого плеча.
Вампир поднял голову, и Дакота увидел, как хищным зеленоватым огнем сверкнули узкие зрачки в глубине его серых глаз. И тут словно дурман выветрился из его головы порывистым дуновением ветра в открытое окно.
Стэйл примерялся к его шее и уже нащупывал противно-холодными пальцами сонную артерию, когда Фил окончательно пришел в себя, развернулся и левой рукой врезал этому типу по уху.
Тот не ожидал такого оборота событий и слегка растерялся, в это время Дакота пытался освободиться от наручников, но пока безуспешно. Вампир, кажется, решил, что жертва еще вполне употребима на ужин и, схватив свободной рукой его за шею, приблизил к нему свои зубы. Фил же не растерялся и головой стукнул Стэйла по лбу. У обоих в глазах потемнело; но Дакота использовал этот момент темноты вполне успешно - нащупав на стойке ключ от наручников, он привычным движением освободился и двинул вампиру кулаком сверху вниз по голове. Тот, чавкнув зубами, слетел с ног.
Дакота потер ушибленную руку и на секунду отвернулся, окидывая взглядом свою лавочку в поисках перевязочного средства - с руки вовсю струилась кровь.
Тут же со стороны окна раздался шум - Фил резко обернулся, вампира нигде не было, а одна створка, скрипя, закрывалась. Он подскочил к окну, оперся руками о подоконник и выглянул вниз. Странный тип в шелковой рубашке благополучно приземлился с высоты трех метров и неспеша удирал в направлении вокзала. Но и удирал он как-то высокомерно-снисходительно.
Прометей прикованный
Im kalten Loch,
da kauernd du lagst,
wer dab dir Licht
und warmende lohe,
wenn Loge nie dir gelacht?
Was hulf dir dein Schmieden,
heizt ich die Schmiede dir nicht?
Dir bin ich Vetter
und war dir Freund:
nicht fein drum dunkt
mich dein Dank!
i>((нем.) - В этой арии поется о том, что "...было дело, вы сидели в холодной темноте, и что вас тогда согревало, как не огонь, который дал вам Логе? Меня должны вы за него благодарить!")
Локи тяжело дышал, раскрыв рот от непереносимой боли. "О боже! Сейчас начнется", - с ужасом подумал он и не ошибся. Откуда-то сверху ему на голову и плечи потекла ядовитая жидкость, разъедающая воспаленную кожу. Локи сам не заметил, как закричал. Постепенно боль утихла. До того, как ему на лицо упала следующая капля ядовитой слюны, прошло целых пять секунд.
За годы, проведенные здесь, он научился дорожить такими моментами передышки.
Но вот яд снова разлился по его телу. Корчась от боли, Локи попытался сдвинуться так, чтобы капли падали на путы, которыми были связаны его руки. Двигаться надо было осторожно, так как змея всегда была начеку. Он услышал, как за спиной шипит яд у него на руках, и улыбнулся сквозь слезы. Змей совершал ошибку раз в десятилетие, но у него в распоряжении были века. Он никуда не спешил. Иногда, в приступе ярости, он хотел остаться здесь еще на век-другой, для того, чтобы его долг перед богами вырос.
- А я ведь отдам вам еще и проценты! - шептал Лодур разъеденными губами. Правда, такие мысли посещали его все реже и реже. Теперь он мог проводить месяцы, не думая ни о чем, в каком-то вегетативном состоянии, и тогда даже боль переставала его волновать.
Локи пошевелил руками, проверяя, цела ли еще веревка, и на его плечах снова зашипели полоски яда. Он почти безразлично дернулся и с интересом постороннего наблюдателя стал представлять себе, что чувствует яд, вгрызаясь в кожу. Тупо сосредоточившись, он сделал вид, что он - капля яда, и вдруг в глазах у него потемнело. Бесконечность его не было, а затем он осознал, что все вокруг переменилось. Он не знал, как описать свое новое состояние. Казалось, что он и правда был каплей, которая летела вниз, к земле, окруженная такими же каплями. Но в то же время он был и всеми остальными каплями сразу, вернее, перетекал по невидимой сети, растянувшейся на весь мир или являющейся этим миром. Перетекал, постоянно изменяясь, разделяясь на части и соединяясь вместе и то становясь собой, то соседней каплей, то всем сразу, но в то же время совсем не меняясь. Он как будто бы кружился во всеобщем танце, ритмично вращаясь и понимая, что на самом деле его нет. Его не было ни как вселенской сети, ни как отдельной капли. И хотя он догадывался, что живет и состоит из отдельных частей, как только он с противным кварканьем разделялся на отдельные элементы, он сознавал, что их не существует.
Немного привыкнув к своему новому состоянию, он понял, что может быть (не быть) и частью, и целым сразу и в то же время не терять ориентации. Тогда он сосредоточился на одной капле, напоминающей жемчужину, и усилил свое существование в ней, в то же время "боковым зрением" оставаясь всем остальным. Он "огляделся" по сторонам: вокруг него кружились миллиарды мельчайших брызг, образуя сплошную завесу. Рядом постоянно слышались звуки (вернее, это он был сетью звуков): "Бом! Бом! Бом! Бом!" - это мельчайшие частицы отделялись от капель, "Чью!" - они тотчас же были взасос проглочены другими каплями.
Он задумчиво смотрел сам на себя и наконец решил стать всем (хотя он был им и раньше). Разрастаясь и заполняя все пределы самого себя, он взглянул внутрь, на прикованную к скале фигурку, и тогда понял, чту именно уже давно мог бы сделать. Он опять сжался и теперь занимал только часть самого себя, превратившись в ничтожно малый фрагмент своего (не)существования; а затем наступила пустота (которая, впрочем, и так всегда была).
...Локи очнулся и пошевелил руками, проверяя, целы ли путы, и вдруг понял, что свободен. Только теперь он осознал то, что за столетия, проведенные в муках, настолько свыкся со своим положением, что уже и не надеялся освободиться.
Он замер на месте, не зная, что делать дальше.
Из оцепенения его вывели капли яда, зашипевшие на плечах. Он с криком отпрянул и, не в силах удержаться на ногах, упал. Бесконечность или, может быть, дольше он не шевелился. Но затем крупица здравого смысла, чудом удержавшаяся в его голове, взяла его сознание под контроль. Тогда он взглянул на солнце и понял, что уйти нужно до того как придут кормить змея, а значит в ближайшие полчаса. Он с трудом поднялся и захромал прочь.
Локи то шел, то полз на четвереньках, пока совсем не выбился из сил. Тогда он сел, прислонившись к камню. Отдышавшись, он поднял глаза к небу и чуть слышно процедил сквозь зубы:
- Надеюсь, теперь вы поняли, что пляски на моей могиле отменяются? Посмотрим, кто выиграет на этот раз!
Затем Локи рассмеялся, и его хриплый хохот унесло в бесконечность эхо.
Бебе проснулся в холодном поту и мутным взглядом обвел комнату. "Приснится же такое! - подумал он и рассмеялся. Что в этом было смешного, он так и не понял. - Ну ладно, - утешил он сам себя, - надеюсь, кошмаров больше не будет. Спокойной ночи, милый", - с этими словами он закрыл глаза и постарался снова заснуть.
Он брел по пустому шоссе. Как назло, вокруг не было ни души, ни человека. Дорога тянулась бесконечной лентой Мебиуса*, и Локи казалось, что он не может вырваться с ее единственной поверхности и ему придется шагать по ней еще миллионы и миллиарды световых лет.
Он с трудом переставлял ноги: шаг, еще шаг... Но силы его истекли, и он упал ничком на светло-серый пыльный асфальт.
Он лежал, распластавшись ниц, и тупо смотрел на трещину, проходящую рядом с его лицом. В трещине что-то зашевелилось, и на поверхность вылез большой черный жук. Он пошевелил усами и уставился на него. Локи с трудом усмехнулся и сказал:
- Привет, завтрак! - а затем, осторожно схватив жука воспаленными гноящимися губами, отправил его в рот. Жук казался невероятно невкусным, даже после четырехсотлетнего вынужденного голодания. Затем он закрыл глаза и постарался уснуть, но вместо этого потерял сознание.
Очнулся он то ли через два часа, то ли через две секунды и снова попытался встать на ноги. Это удалось с большим трудом, но он сжал зубы и пошел вперед. Вдруг что-то на обочине привлекло его внимание. "Этого не может быть! - подумал он. - Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!" Все еще не смея поверить, он, неуклюже размахивая руками, спустился с магистрали и напряг слезящиеся глаза.
Это и в самом деле был костер. Собрав остатки сил, Локи шагнул к огню, но споткнулся и упал лицом в пламя. "Это конец", - подумал он и счастливо улыбнулся.
На сей раз Бебе проснулся с криком. Ощупав свое лицо и убедившись, что оно не обгорело, он встал, быстренько сбегал в туалет, а потом со вздохом облегчения рухнул на подушку и вновь погрузился в тяжелый кошмарный сон.
Он открыл глаза и понял, что опять был без сознания. Вокруг весело плясали оранжевые огоньки. Они тянулись к нему, и с каждым их прикосновением он чувствовал себя все лучше. Теперь его сил хватило на то, чтобы подтянуть к лицу руки. Локи судорожно сгреб ладонями горячие угли и беззвучно рассмеялся. Вскоре он уже был в состоянии сесть. Огонь поднялся вместе с ним так, что лепестки пламени смыкались у него над головой. Еще спустя секунду он встал. Так хорошо он не чувствовал себя долгие годы. Слишком долгие годы. Он постоял в центре костра еще несколько минут, а затем сказал себе: "Ну все, хватит!" - и с силой вдохнул горячий воздух через нос. Вместе с воздухом он втянул в себя и огонь, так что на месте костра осталось только несколько тлеющих угольков.
Локи внимательно прислушался к самому себе и оценил свое состояние как удовлетворительное.
- Но пожалуй, мне все же стоит обратиться к доктору... По крайней мере для того, чтобы избавиться от кошмаров о наркоманах в уборной, - подумал он вслух и продолжил свой путь по бесконечной дороге.
Страх
Что-то движется в соседней комнате. Филлис совершенно определенно знал, что в доме один. Нет-нет, он вовсе не боялся вампиров; и тот случай с любителем индейской крови благополучно выветрился у него из головы, практически не оставив следа. Это было нечто другое. Он встал, пошел на кухню, где в холодильнике ждала еще целая упаковка пива "Будвайзер". Приложил холодную бутылку ко лбу. Все в порядке, кроме него здесь никого нет. Главное - не оборачиваться.
Он никогда их не видел, но знал, что они существуют и преследуют его. Их было несколько, кажется, трое: один похож на огромную каменную глыбу, вставшую вертикально, с глазами, мрачно горящими красным огнем; второй был ярким, как клоун, но им не являлся, он частенько поджидал в лифтах, прилепившись к потолку, чтобы прыгнуть сверху и вонзить свои длинные когти в шею, откусывая в это же время голову; третий больше всех напоминал человека, только совершенно мертвого, со сгнившими уже глазами и огромной пустой дырой вместо рта, которая засасывала, словно мощный пылесос, он был медлительнее даже каменного призрака, но Фил-то знал, что в нужный момент любой из них обретал немыслимую силу и ловкость и способен был на самые изощренные ужасы.
Они почти всегда следовали за ним, и он научился как-то мириться с их присутствием и даже порою не замечал. Иногда они даже помогали, но это вовсе не означало, что они могли стать друзьями. Три жуткие твари были довольно злы и жестоки, но Филлис никогда не задавался вопросом, почему же они так до сих пор и не напали на него, а только изматывали нервы, незримо присутствуя во всех темных углах, следя за ним, когда он был в людном месте, неотвязно следуя на расстоянии, когда он шел по оживленной улице. Они будто подпитывались его страхом и становились все более могущественными и пугающими. Дедушка бы назвал их "союзниками"*.
Их, или, по крайней мере, одного из них, того, что напоминал каменного человека, укутанного в широкий плащ, но являлся всего лишь бесформенной твердой глыбой мрака, видела бабушка Фила. Она и пыталась предупредить его, но в тот самый момент ее настигла смерть.
Боюсь, мне придется на какое-то время оставить своих извращенцев. Ты все говорила правильно, ба, но я был, наверное, слишком глуп и молод.
Опрокинул содержимое бутылки в рот. Он был один в доме, один. Но совершенно определенно почувствовал холодеющим затылком, всей спиной, что в проеме двери кто-то стоит. Надо все время помнить одно - не оборачивайся, Фил, ни в коем случае, даже если сердце начнет выскакивать через горло и нечем будет дышать. Липкими от пота руками выломал из картонной упаковки еще бутылку и почти не почувствовал, что она из холодильника, - руки его были так же холодны, как и запотевшее стекло.
Пока неподдающиеся пальцы пытались открутить пробку, голова его непроизвольно поворачивалась на одеревеневшей шее, будто самовольно хотела посмотреть назад.
Взгляд его случайно скользнул по темному оконному стеклу, в которое с обратной стороны изредка долбились тяжелые капли дождя, и краем глаза уловил (или ему показалось?) какое-то движение. Резко выдохнув, будто его пнули ногой в живот, Фил обернулся, едва не выронив выскользающую из рук бутылку.
Конечно же, сзади никого не было. И не могло никого быть. Оперевшись одной рукой о стол за спиной, он поднес темно-коричневое горлышко ко рту и сделал глоток. Пиво приятным, обжигающим горло роем пузырьков потекло внутрь, охлаждая разгоряченные нервы.
Сделав передышку после нескольких больших глотков, Дакота вытер вспотевший лоб и снова приложился к бутылке. И понял, что кто-то смотрит на него с той стороны оконного стекла. Ощущение было довольно сильным и, мало сказать - неприятным, оно просто приводило в ужас. Что может быть страшнее лица в окне, выглядывающего из кромешной тьмы, тем более на уровне второго этажа.
Фил чуть не захлебнулся льющейся в горло жидкостью, потому что забыл глотать.
Чьи красные глаза смотрят на него из-за стекла? Он не хотел этого знать. Ни за что.
Огромным усилием воли заставив себя отлепиться от стола, он медленно, будто ничего не происходило, вышел с кухни, даже не подумав выключить там свет, и так же медленно пошел по темному коридору в сторону гостиной. При всем желании, двигаться быстрее он не мог - все мышцы были словно парализованы. Это ощущение многим, наверняка, приходилось испытывать во сне, когда надо от кого-то спастись бегством, а ноги не желают повиноваться - и вы бежите, преодолевая сопротивление воздуха точно так, как если бы бежали в воде по пояс. Отвратительнейшее чувство, надо заметить.
По мере приближения к темной гостиной с зашторенными окнами (как хорошо, что с утра он догадался хоть здесь их завесить!) чувство тревоги нарастало, хотя он и знал, что там, на овальном столе, его ждет заряженный револьвер.
В кого он собрался стрелять?
Это неважно. Если в окно на вас смотрит лицо на уровне второго этажа, этот вопрос отпадает сам собой.
Ноги все-таки довели его до распахнутых створок двери, но не остановились на пороге. Единственное, что Филлис успел сделать, - это закрыть глаза; это давало ему право не видеть того, кто сидит там на диване и поджидает его. С синими ногтями, вцепившимися в ткань выцветших на коленях джинсов, с пустыми провалами глазниц, с огромной дырой вместо рта. Кто-то безмолвный и... неживой.
Пальцы Фила сжались на холодной стали, и рука приятно ощутила тяжесть револьвера.
По-прежнему держа глаза закрытыми, он прошел мимо дивана с притаившимся на нем чужаком, на миг ощутив, как тот со свистом втягивает в себя пространство, чтобы поглотить его, и быстро вышел вон из гостиной.
Прижимая ко лбу ледяной корпус оружия, Дакота в изнеможении прислонился к стене и уставился в белеющий во тьме потолок.
Он все понимал. Прекрасно понимал, что это паранойя.
Когда это началось?
Он сполз на пол и уронил руки, не выпустив, однако, револьвер.
Нет, вернее, с чего все началось?
Когда... С чего...
Скорее всего, это началось еще в детстве, он не помнил точно. Может, оно было с ним всегда.
Он помнил, как будучи еще в младших классах, когда жил в резервации, испытывал себя, бродя по темным закоулкам школы, и специально не включал свет в чулане, если его посылали туда за мелом. Каждый раз, когда он проделывал такие штуки, у него напуганно и вместе с тем радостно билось сердце; и одноклассники считали его смельчаком и даже прозвали Храбрым Орлом. В то время этим прозвищем Фил гордился и полагал, что заслужил его по праву.
Теперь же он понимал, что всегда знал о том, кто его ждет за всеми этими дверьми, и просто испытывал судьбу, когда с замиранием проходил мимо разверзшихся черных дверных проемов, так и всасывающих тебя в неизвестную темноту, населенную призраками умерших или духами никогда не живших; когда в одиночку гулял ночью по старым индейским кладбищам, где малейшее дуновение ветерка заставляет сухие ветки деревьев стучать друг о друга, словно старые пустые кости...
Оно все ближе.
Первая встреча вампира с наркоманом
Сегодня вечер наступил как-то слишком внезапно. Я достаточно насладился прелестью ночного города и пошел в бар. Рестораны и казино разевали свои светящиеся пасти окон и дверей в попытке поглотить людей, живущих ночью. В каком-то смысле мы все вампиры этого города; мы жадно пьем все мыслимые и немыслимые удовольствия, придуманные человечеством за сотни лет, а утром бросаем безжизненно серый город, именно потому, что он мертв и в нем нет более живительной крови.
Однако, если не говорить столь высокопарно, а изъясняться приземленней, я пошел в один из баров, чтобы напиться. Надежда на то, чтобы выпить что-нибудь поинтереснее, чем виски, была очень слабой, ибо одно из правил гласит, что нельзя убивать в незнакомом месте, не оглядевшись. И тогда я огляделся, и место показалось мне очень знакомым.
Бар был отвратительно дешевый, и я заметил, что меня раздражает буквально все, начиная от грязного стола и заканчивая сосредоточенно грызущим куриное крылышко типом с расстегнутой ширинкой, что сидел рядом. Последнее, надо отметить, настолько меня покоробило, что я, переступив через чувство приличия, указал ему на это. И как только он на меня взглянул, перед моим внутренним взором тут же промелькнуло все, что произойдет в течение следующих пяти минут. Я уже хотел было спешно покинуть это заведение, пока он не обратил на меня более пристального внимания; на мне была новая атласная рубашка, и было совсем ни к чему, чтобы кто-нибудь вытер об нее свои жирные руки, но тут у меня перед глазами возникла пленительная картина: щедрый незнакомец платит за коктейль крупной купюрой. Я постарался прогнать эту мысль, но не успел, поймав себя уже на том, что мило улыбаюсь и приветливо машу рукой этому типу. Дело в том, что я был временно на мели, и состоятельный друг мне сейчас вовсе бы не помешал. Он же явно обрадовался и, довольно небрежно промокнув руки салфеткой, поспешил ко мне. Моя рубашка тут же получила все, чего заслуживала, и молодой проходимец уже перешел было к брюкам, но тут я прервал его и предложил сменить тему.
Парень, который представился мне как Бебе, завел долгий разговор об античной литературе, от которой резко перешел к рассуждениям об Оскаре Уайльде*. Я рассеянно следил за тем, как он сбивчиво говорит, меняя предмет обсуждения, и по общей подборке тематики понял, что парень не прочь со мной познакомиться несколько в ином плане, нежели в дружеском. Ну что ж, особенно консервативен я никогда не был, хотя сейчас я бы не отказался от знакомства с иной целью, но вид его грязной худой шеи, которую откровенно обнажала рваная майка, отбил у меня на сегодня всякий аппетит.
Я уж смирился с тем, что придется отказаться от цели, носившей гастрономический характер и перейти к более возвышенным (хотя, на мой взгляд, более упрощенным) отношениям.
Бебе весьма галантно пригласил меня к себе. Я настроился расслабиться в шикарной обстановке и тут же согласился. То место, куда он привел меня, превзошло все мои ожидания. Если бывают миллионеры, предпочитающие жить на помойке, то он был явно из их числа. В не слишком большой комнате находилось рекордное количество вещей, лежащих не на своих местах. Если в доме нормального человека вообще может быть место для подобных предметов. На полу валялись шприцы, галстук ядовито-розового цвета, чулки, зубная щетка, презервативы; пустые бутылки в несколько рядов стояли вдоль стен. Я тут же наступил на что-то липкое и чуть не свернул себе шею, споткнувшись о ворох тряпья. Бебе с неотразимым шармом стряхнул с кровати кучу скомканной одежды, поверх которой лежали остатки заплесневелой пиццы, и предложил мне сесть (или, вернее, лечь). И тут же без предисловий стал расстегивать мою многострадальную рубашку. Особого восторга это у меня не вызвало. В такой отвратительной обстановке не могло быть и речи ни о сексе, ни о том, чтобы укусить его; меня раздирало только одно желание - выяснить, что же это, черт побери, прилипло у меня к подошве и нельзя ли это как-нибудь отодрать. Мой друг придерживался явно других взглядов...
То же самое, только наоборот
Бебе любил ночную жизнь. Не то чтобы ему нравились новые знакомства, просто он любил хорошую компанию. Даже если она не имела к нему никакого отношения. Иногда не быть одному становилось для него кредо. Итак, Би сидел за стойкой бара и, как ему казалось, загадочно улыбался. Он обдумывал, что сегодня запишет в своем дневнике. Наверное, что-то вроде: "Я сегодня особенно хорошо выглядел"... или "Я был хорош, как никогда"... Или, еще лучше: "Я был хорош, как всегда, и даже лучше". Придумав столь замечательную фразу, он довольно засмеялся. Один раз он посмотрел по телевизору выступление известного психотерапевта и с тех пор всегда старался следовать его предписанию и говорить себе комплименты.
Бебе заказал себе еще один коктейль. В голове промелькнула мысль, что, возможно, не надо пить после героина, но Би мужественно не обратил на нее внимания. Ему уже почти удалось расслабиться, когда внезапно он услышал голос:
- У вас ширинка расстегнута...
Обернувшись чтобы посмотреть, кто же произнес столь вызывающую фразу, Би увидел человека, от которого никогда не стал бы ждать подобной откровенности. Это был молодой, почти элегантный мужчина. В почти милой кружевной рубашечке. Он выглядел так, как будто черпал информацию об окружающем мире из исторических мелодрам или фильмов о вампирах. Его разорванный сапог был вызывающе застегнут бриллиантовой булавкой. И в довершение этому и так пошлому и изношенному за века многоразового использования образу, у него были светлые глаза и темные волосы. Бебе, который полусознательно стремился ко всему новому и вкусы которого слишком быстро менялись, чтобы оценить костюм, вышедший из моды еще до наступления этого века, чуть поморщился при взгляде на незнакомца. Но все-таки прерывать еще не начавшийся разговор вот так, сразу, было неудобно, и поэтому Бебе показал пальцем на булавку незнакомца и ответил:
- А у вас к сапогу что-то прилипло...
Незнакомец элегантно рассмеялся. И не менее элегантно сел на соседний стул.
- Давайте выпьем! - предложил он. Бебе занимался этим последние полчаса, но отказаться у него не хватило сил. Ведь не каждый день с тобой знакомятся псевдо-вампиры. А рубашка незнакомца ему почти что понравилась, ну а после третьего стакана виски он и весь казался очень даже ничего. Би решил, что несмотря на излишнюю манерность, для его целей он прекрасно подойдет.
Необходимо было запечатлеть в его памяти свой образ, и Бебе расплатился за выпивку сотенной бумажкой. Незнакомец растаял и жадным взглядом проводил его кошелек. Бебе начинал чувствовать себя меценатом. Голос незнакомца стал еще более нежным, а светлые глаза незнакомца засветились бескорыстной любовью с первого взгляда. Он даже представился. Его звали Стэйл Край. Бебе уже был готов пригласить своего нового друга на чашку чая. Но может быть, он сам проявит инициативу?.. Незнакомец беззастенчиво разглядывал Бебе. Бебе беззастенчиво ждал приглашения на чай, но почему-то так и не дождался. "Придется действовать самому", - вздохнул он. От приглашения в гости Край, как и следовало ожидать, не отказался.
Дома был небольшой беспорядок, и Бебе поспешил скинуть излишки одежды с кровати на пол, для того чтобы поудобнее расположить своего гордого и брезгливого на вид гостя. После чего его поведение внезапно стало иррациональным: когда Би попытался его обнять, тот вдруг начал отбиваться и кидать такие взгляды, как будто был пятнадцатилетней девственницей, которую пытаются соблазнить. Он явно требовал вторичной обработки. Скрепя сердце, Бебе вытащил из под матраса пакетик с самым дешевым джанком, который специально хранил для гостей, и отсыпал ему немножко. Последовал незамедлительный эффект. Он не только перестал сопротивляться, но и сам стал проявлять инициативу. Стащив с него рубашку, Бебе понял, что Стэйл был не так уж прост - на поясе у него висели наручники. И тогда Би решил, что грешно не использовать такую возможность, но, по всей видимости, был слегка не в себе, так как проснувшись утром, обнаружил, что прикован к кровати не Край, а он сам. Но Стэйл повел себя как настоящий джентльмен. Он нашел ключ и отстегнул Бебе. Оказывается, с ним можно было иметь дело.
"А дальше? Что же случилось потом?" - спросит заинтересованный читатель (в отличие от незаинтересованного читателя, который порвет эту книгу на кусочки и выбросит в мусорное ведро, где ей, разумеется, и место). А дальше все шло своим чередом. Бебе и его новый знакомый еще не раз встречались. Бебе - для того, чтобы удовлетворить свои скромные сексуальные потребности, что, впрочем, у него плохо получалось, в основном из-за того, что Стэйл настойчиво сопротивлялся. А Стэйл - для того, чтобы узнать, были ли эти нескромные потребности Бебе когда-либо удовлетворены, так как сам он обычно под утро ничего не помнил, а Бебе ничего не рассказывал. Но даже самым романтическим отношениям в конце концов приходит конец, и, нет сомнений, уже не далек тот день, когда Би и Стэйл встретятся последний раз.
Как говорят в народе, се ля ви (а также ля се ви, ля ви се, ви се ля, ви ля си и се ви ля), шерше ля фам, же суи ле щьен, хау ду ю ду, камикадзе, май нейм из олга, фудзияма, хуедах, шпрехен зи дойч, ла история эс ля сусесьон, танкб и фальцваген бип бип.
THE END THE END (англ.) - Конец
...