MANAZ (перевернутая)

Сэр Макс решил подвезти сэра Джуффина на амобилере.

Сэр Джуффин садится на заднее сидение,

и у него застревает нога в колесе.

Сэр Макс:

- Ну что, Джуффин, какую песню сегодня запеваем?

- Сейчас... Нога застряла в колесе...

Сэр Макс трогается с места:

- Эх, ноога-а застряла в ко-олесе-е!..

Приятный запах энтропии*

Место действия: маленькая, тесная комнатушка с окнами, выходящими на железную дорогу и с ободранными дешевыми обоями.

У окна, с сигаретой в руке, стоит мужчина более чем средних лет. Он одет в синие, заштопанные в нескольких местах лосины не по размеру и в простую белую широкую рубаху. Его взгляд устремлен в окно, вдаль. В его усталых глазах отражается надежда, задумчивость и в то же время какое-то беспокойство. Человек стоит, барабаня пальцами по столу, а затем проводит рукой по лицу, как бы срывая остатки нерешительности. После чего он тщательно вытирает руку об лосины, и, отвернувшись от окна, начинает петь вначале тихим, а потом все более уверенным и громким голосом:

- И вот я здесь. Быть может, все напрасно.

Быть может, я летел за тенью?.. Быть может, мне не суждено...

Но нет. Я верю, здесь я буду счастлив, познать мне лучшее дано!

Что стоит пасмурное небо пред ожиданьем лучших дней!

И расступается ненастье, когда я думаю о ней!

Внезапно раздается стук и слышатся крики из соседнего номера: "Эй, ты, там, потише!!! А то ишь, распелся!!!"

Мужчина тяжко вздыхает и перестает петь. Он берет со стола шляпу, бумажку с адресом и покидает каморку.

На улице к нему подходит продавщица цветов и предлагает купить букетик, но он не обращает на нее ровно никакого внимания. Он идет, горестно понурив голову, по дороге, уходящей в бесконечность...

Но вдруг он поднимает голову, снимает шляпу, и, почесав затылок, произносит:

- Вот идиотка, я опять все перепутала, в этой книге я забираю жизнь, а не теряю ее! Чаго ж я тады печалюсь?!! - человек удальски притопывает ногой и с радостными криками несется по улице. Увидев на углу такси, он подбегает к данному средству передвижения и впрыгивает внутрь. Таксист берет у него бумажку с адресом и трогается.

Ту-ту-чух-чух-ту-ту-чух-чух-ту-ту-чух-чух-ту-ту-чух-чух-ту-ту-чух-чух. Итак, через несколько минут свершится то, что предначертано. Интересно, поверит ли он мне? Я надеюсь что да.

Не теряя больше ни минуты, я подхожу к двери и зззвоню. Дверь открывает девушка, закутанная в полотенце.

"Извините, могу я видеть Джона Дэвидсона?" - спрашиваю я.

"Да, конечно, - отвечает девушка. - Это я".

Что ж, должна признать, что к такому повороту событий я не готова. По внешнему виду он младше меня, по крайней мере, лет на тридцать.

"Я могу войти?" - говорю я.

"А кто вы, собственно, такой?" - спрашивает она.

"Мое имя Саджая Слайвкали, но не думаю, что вам оно о чем-то говорит", - отвечаю я. "Проходите", - говорит Джон.

Никогда не думала, что наша встреча произойдет именно так. Я переступила порог и огляделась. Комната была выдержана в стиле ретро, и обстановка поражала своей простотой и изысканностью. Над камином висел мой автопортрет, на котором я обнимала Дэвидсона, его длинные светлые волосы струились, переливаясь золотом, так и тянуло зажмуриться от их блеска. Давненько я не видела этого портрета. Я в который раз придирчиво осмотрела дело рук своих и не нашла ни малейшего изъяна, скорее напротив, в который раз восхитилась: да, персиковые щечки Дэвидсона удались мне лучше всего.

В углу стояло чучело Рэнэ прекрасной выделки, черный смокинг местами протерся, а на правом рукаве отсутствовала запонка. Как странно, подумалось мне, она всегда была таким щеголем, коллекционировала дорогие машины и подбирала носки под цвет глаз, а теперь стоит здесь запылившаяся, с искуственным стеклянным взглядом и без запонки...

"По-моему, нам предстоит долгая беседа, - произносит девушка. И, нажимая на кнопку вызова охраны, добавляет: - В полицейском участке".

Дай мне хоть один шанс доказать, что ты не тот, за кого себя выдаешь!!! Мерзавец, разве можно так поступать со мной! Хотя я думаю, что и сама на его месте не поверила бы такой пройдохе как я. Хоть я и выглядела респектабельно, но хитрость в глазах, видимо, выдала мои планы. Но не все еще потеряно. Думаю, мне удастся убедить его. Я медленно расстегиваю пуговицу на своих штанах, пристально глядя ему в глаза. Постепенно выражение его лица меняется с рассерженного на удивленное, Дэвидсон подносит телефонную трубку ко рту и нежным голосом извиняется за ложный вызов. После этого он подходит к письменному столу, достает пистолет, и все с тем же удивленным выражением стреляет мне в лицо. Я падаю и пытаюсь побыстрее умереть, потому что боль непереносима. Мертвые... - в глазах стоит красный туман, и я вижу пистолет, который он засовывает себе в рот... - сраму не имут. Последнее, что я успеваю заметить, это то, что дуло испачкалось об его пухлые губки ярко-красной помадой. Все вокруг кружится и мелькает, но постепенно я начинаю сознавать, что в этой неразберихе существует одна постоянная величина. Это чей-то крик. Именно он вытаскивает меня из умирающего сознания Саджаи, и постепенно я начинаю понимать, что я - это не она, а Чарльз Мэнсон*, добрый старина, и что кричу именно я, следовательно, еще не умер. Но так неправильно! Вообще-то предполагалось, что я убью эту... этого... эту девушку по имени Джон Дэвидсон...

"Ничего, - говорю тогда сам себе. - Это же не твоя вина. Ты же не знал, что так произойдет, в следующий раз просто все будет по-другому".

Он достал пистолет и выстрелил себе в висок.

А Скаванджер проснулся весь в поту, но вспомнить, что же ему приснилось, так и не смог.

Дневник Скаванджера

8.00 АМ - Подъем

8.00 АМ - Спрятать парашют

8.15 АМ - Утренняя молитва

8.30 АМ - Можно обойтись без завтрака

4.00 РМ - Отменить встречу у психотерапевта

5.30 РМ - Обед у Дэвидсона. Не забыть пригласить с собой Саджаю - Дэвидсон хочет познакомиться с ней для взаимного сотрудничества (покупка картин)

7.00 РМ - Поход в театр с Саджаей и Дэвидсоном ради закрепления деловых отношений (не за мой счет)

10.75 РМ - Выкрутить все лампочки, а особенно в туалете (!)

Десять масок Саджаи

Маска перваяЯ улыбаюсь Скаванджеру и обещаю, что спрошу у знакомого владельца галереи, не проведут ли они выставку его работ. Я прекрасно понимаю, что нагло вру ему в лицо. Но он этого заслуживает. Я опять улыбаюсь, сознавая, что это неправда.

Маска втораяЯ сижу с Дэвидсоном за столиком у окна в индийском ресторане и, пользуясь отсутствием Скаванджера, жалуюсь ему на то, что тот абсолютно достал меня своей мнимой гениальностью. Дэвидсон сочувственно вздыхает и говорит:

"Я тебя понимаю."

Но я-то знаю, что все это неправда.

Маска третьяЯ думаю о том, что на самом деле я хотела бы быть такой, как Скаванджер. Потому что высокая самооценка решила бы кучу проблем.

Но параллельно, на более глубоком уровне сознания, я понимаю, что это неправда.

Маска четвертаяНа самом деле я ненамного лучше Скаванджера. Вернее, я точно такая же. Почему я вдруг решила, что мы не похожи? Скаванджер развлекается, изображая из себя эгоманьяка, а я тешу себя игрой в интеллектуальность. Но мы оба - люди. Для мухи, сидящей на шторе, мы похожи, как близнецы. На самом деле, человек - всего лишь слишком самоуверенное животное. Он почему-то считает, что качества, которые у него есть, - признак величия, а то, чего у него нет, - ужимки эволюции. Чем люди лучше динозавров? Чем разум лучше силы? И, если вспомнить о Скаванджере, чем интеллект лучше самовлюбленности?

Человек - существо, страдающее от лени. Ему было так лень бегать за оленями, что он придумал пистолет. Ему было так лень воровать у куриц яйца, что он их приручил. Человек - приспособленец, пытающийся перехитрить окружающий мир. Разум - его инстинкт.

Хотя и это неправда...

Маска пятая...Потому, что окружающий мир нельзя перехитрить. Мозг субъективен. Он воспринимает только часть реальности. Человек не слышит ультразвук - поэтому он долго считал, что его не существует. И неизвестно, воспринимает ли сознание эту реальность такой, какая она есть. Если вдруг все вокруг меня станут дальтониками, будут ли считать дальтоником меня? И что станет, если я буду переходить дорогу на зеленый свет, в то время как остальные начнут поступать наоборот. И станет ли тюльпан зеленым цветком с красным стеблем, или его сущность не изменится?

Как можно перехитрить мир, который видишь в кривом крошечном зеркале, называемом сознанием?

Но к чему рассуждения, если и это неправда?

Маска шестаяЕсли все атрибуты тюльпана (его цвет, вес, объем, форма...) субъективны, то нельзя ли предположить, что и он сам субъективен? Если красный цвет - создание моего разума, не будет ли и тюльпан галлюцинацией?

Значит, тюльпан - внутри моей головы. Тогда и весь мир в моей голове. А где-то в этом мире - я, надеюсь, с головой на плечах, и эта голова - внутри моей головы. А в ней - еще один мир, и я в нем. Тогда бесконечность меня создает бесконечность миров, в которых я существую, принимая, бесконечное число раз, плоды своих фантазий за реальность. Разум - это свеча, стоящая перед зеркальным трюмо и отражающаяся в нем без конца.

Хотя и это неправда. К тому же я все это уже где-то слышала.

Маска седьмаяБыть может, я просто ошиблась?

Если отбросить все определения тюльпана, то останется нечто неопределенное, нечто, не имеющее ни одного признака, великое Нечто. Тогда, наверное, вся вселенная - это ничто. А я - просто пустота, принимающая небытие за бытие и пытающаяся постичь его суть. Но может ли быть небытие обмануто само собою? Ведь оно не разум, страдающий галлюцинациями. К тому же, все это неправда.

Маска восьмаяЭто всего лишь неправда.

Маска девятаяИ это тоже неправда.

Маска де...

Театр

Действующие лица: Саджая, Джон Дэвидсон и Джон Скаванджер.

Место действия: Театр "Странствующие изгои". Премьера спектакля "Волосы Сифф"*.

Обстановка эклектична*. Обитые жестью стены украшены портьерами из красного бархата. Золоченый потолок покрыт серебряными барельефами и деревянными горельефами, изображающими сценки из повседневной жизни святых. Пол сделан из толстого пуленепробиваемого стекла, под которым в огромном аквариуме плавают ядовитые золотые рыбки и ручные пираньи. Половина людей в зале сидит на пластмассовых табуретках, а те, кому их не досталось, на специально принесенных раскладных стульях. В ложе, где сидят наши герои, табуреты обиты бордовым бархатом с золотыми кистями.

Саджая одета в вечернее платье персикового цвета, а Скаванджер и Дэвидсон, сидящие соответственно слева и справа от нее, как и большинство людей в зале, - в черные костюмы-тройки.

Народ постепенно рассаживается, и шум стихает. Саджая и два ее спутника тихо переговариваются.

Саджая: - Режиссер, который поставил этот спектакль, очень известен в определенных кругах.

Дэвидсон: - Да, мне кажется, я уже где-то о нем слышал...

Скаванджер: - Никогда раньше здесь не был.

Саджая: - Я уже была здесь один раз, но очень давно. К сожалению, совсем нет времени... Сегодня я сюда пришла только потому, что режиссер, Омен Сэндбар*, - мой старый друг. И он очень хотел, чтобы я посмотрела эту вещь.

Скаванджер: - Тише, пожалуйста, уже гасят свет, сейчас начнется...

Все трое напряженно смотрят в сторону сцены. Скаванджер достает бинокль.

На сцену проектируется изображение города. На одном из небоскребов заметна табличка с надписью "Асгард"*. На сцену выезжает девушка на скейте. На ней голубые рваные джинсы, которые велики ей по крайней мере на два размера, белая майка и кеды. Девушка жует жвачку и слушает плеер. У девушки длинные белокурые волосы, доходящие ей почти до пояса. Оглядевшись по сторонам, она замечает, что на углу спиной к ней стоит накачанный негр с бейсбольной битой в руке. С криком: "Торри!", девушка подбегает к нему и бросается ему на шею. Негр целует ее, потом оглядывается по сторонам, видит слева от себя газон, на котором растет несколько кустиков, и уводит за них девушку. Свет гаснет. Раздаются аплодисменты. Когда свет снова загорается, негр и девушка спят, обнявшись на скамейке рядом с газоном. Бейсбольная бита лежит тут же. Внезапно из-за сцены, воровато оглядываясь, выходит рыжий взлохмаченный тощий парень лет двадцати трех - двадцати четырех. Он поворачивается лицом к зрителям и произносит громким шепотом:

- Тише! Сейчас я к ним подкрадусь! Не дай Бог они меня заметят... Я с ними сыграю чудную шуточку. Он со своей бабой давно действует мне на нервы...

...вот я повеселюсь, когда они проснутся сегодня, и Торри взглянет на свою сифилисную Сифф... Я еще раз оглядываюсь по сторонам: все спокойно и тихо. Я на цыпочках приближаюсь к Сиффи, достаю из кармана ножницы и аккуратно состригаю все ее желтушные волосы прядь за прядью. Теперь она еще уродливей, чем была..."

Скаванджер: - Извини, я забыл, как называется эта вещь?

Саджая (тихим шепотом): - Волосы Сифф. По мотивам книги Ибсена Мойлса*...

Скаванджер: - А...

Я еще раз оглядываюсь по сторонам и нервно облизываю губы. А затем тихонько сматываюсь прочь от сладкой парочки. Но, сворачивая за угол, я нечаянно задеваю мусорный бак, и он с грохотом опрокидывается. "Твою мать!!!" - кричу я, забыв об осторожности: мне на ногу смачно плюхаются остатки чьего-то ужина. Сиффи поднимает голову и сонно оглядывается. Она чихает: ей в ноздрю залетел ее собственный волос. Затем она проводит рукой по голове и так и застывает с открытым ртом. После этого она начинает очень быстро водить обеими руками по башке, как будто ее лохмы от этого снова к ней вернутся. Наконец она понимает всю бессмысленность своего занятия и ударяется в истерику. Просыпается Торри.

Я очень вовремя сворачиваю на соседнюю улицу и направляюсь домой. Сидя в своей квартире под искусственной пальмой, я с удовольствием вспоминаю сегодняшнее утро. Вдруг дверь в квартиру с треском распахивается и на пороге появляется замызганная фигура Торри. Он достает из-за спины неизменную биту и многообещающе постукивает ею по руке. "Готовься к смерти, - говорит он. - Потому что я сейчас переломаю тебе все кости..." Я делаю вид, что испугался не на шутку, и пытаюсь объяснить, что это сделал не я, но Торри невозможно ничего доказать. Он-то знает, чьих это рук дело. Трясущимся голосом я обещаю все исправить и настоятельно рекомендую Торри не волноваться. Но, к сожалению, как раз эти мои слова и выводят его из себя. "Ах, не волнуйся?!! - кричит он. - Я-то совершенно спокоен! А вот на твоем месте я бы начал волноваться прямо сейчас!!!"

Скаванджер: - Этот сюжет мне что-то напоминает...

Дэвидсон: - Неужели?

Скаванджер: - Да, правда. Но я никак не могу вспомнить, что именно... Он почему-то ассоциируется у меня с набегами викингов....

Дэвидсон: - Интересно. Мне, например, показалось...

Саджая: - На самом деле, Скаванджер прав. Сэндбар говорил что-то про скандинавские корни героев.

"Наглец! Паскуда! Сволочь! - устрашающим голосом орет Торри. - Каким образом ты собираешься это исправить?" - "Слушай, ты только не кипятись... Я схожу к Гному. Помнишь Гнома? Он сейчас вкалывает на одного дизайнера. Он делает парики... Всех видов... Чудесные штучки... У меня есть немного денег, и я куплю твоей девушке один. Сейчас их носят все! Все фотомодели, я клянусь!!!" - "Ну ладно, лгун, один раз я тебе поверю, но уж если ты меня надуешь!.. Учти, второго шанса я тебе не дам!" Что ни говори, а все же этот Торри добрый малый.

Опускается занавес, загорается свет. Саджая и оба Джона о чем-то тихо разговаривают, их голоса тонут в общем гуле. Наконец, антракт заканчивается.

Так вот, если вы еще не забыли, зовут меня Локи, а направляюсь я сейчас к Гному, которого я не видел, наверное, лет двести, а то и больше. В кармане у меня последняя сотенная бумажка, и из-за этого мне очень нелегко нести ее какому-то Гному. Ну, значит, нахожу я его флэт, звоню в дверь и выходит он сам, собственной персоной; я ему тут же объясняю, зачем я сюда приперся. И самое интересное, что он действительно рад меня видеть! "Ну что же, дружище! - говорит он - Я сооружу то, что тебе надо, и за полцены!" После чего он, значит, так бодренько скачет в мастерскую, а я, прямо с тарелкой спагетти, которую он мне вручил, плетусь за ним. А там, непосредственно на полу, свалены несколько манекенов и груда париков.

Не проходит и часа, как он выкапывает из этой свалки один парик, золотистый и блестящий, как монетка, достает из кармана ножницы и слегка обкарнывает его. И только он отдает парик мне и я собираюсь тепло с ним распрощаться, как он вспоминает что-то и вручает мне длинную пушку, покрытую какими-то несусветными узорами, и ценный скейт, расписанный а-ля граффити*. На скейте, так, что очень трудно что-то разобрать, написано "Скид Бладнир"*. И я думаю, что это либо торговая марка, либо какое-то новое ругательство, которого я, к сожалению, не знаю. Польщенный моей похвалой, он начинает громко и долго рассказывать мне, что соорудил их с помощью магии Вуду, а потом вытаскивает из груды книг на полу одну толстенную, в черном кожаном переплете, и сообщает, что сейчас он совершит над моими подарками обряд соответственно инструкциям в какой-то Камбале или Абалале, я точно не расслышал. Потом Гном долго мнется и не говорит, что ему от меня нужно. Наконец он решается и спрашивает: "Черт, Локи, ведь ты увидишь Одинокого или Фраера? А? Я им задолжал немного денег и все никак не мог отдать, так что давай я их с тобой передам." Я великодушно соглашаюсь, собираюсь в путь и отправляюсь искать Одинокого.

Но не прошел я, значит, и квартала, как вижу смутно знакомую фигуру на углу. Рядом с фигурой лежит шляпа для денег. Подхожу я поближе и вижу, что эта фигура - ни кто иной, как Брокер. Этот парень неравнодушен к скейтам и к оружию. Как сейчас помню, как он катался по двору на своей доске и палил из своей пушки по всем подряд, а ему тогда не было и пятнадцати. Ну тут я к нему подхожу и незамедлительно демонстрирую свои подарки - просто обожаю, когда мне завидуют.

"Нашел, чем хвастаться, - говорит Брокер, хотя я-то вижу, что глазки у него загорелись. - У меня есть вещички и получше!" Я ему, естественно, не верю и собираюсь уходить, но тут он хватает меня за руки и тащит волоком к мусорному ящику, который при ближайшем рассмотрении оказывается его темпоральным домом. Мне становится страшно, что вот сейчас он меня и грабанет, но он просто с головой зарывается в мусорный ящик и только время от времени бормочет: "А у меня есть такое... Черт, где же оно?.." - "Да ладно тебе, - говорю я. - Спорю на свою голову, что твое дерьмо и яйца выеденного не стоит." И на это мое предложение Брокер внезапно соглашается. И снова ныряет в свою помойку.

Только я собираюсь развернуться и уйти, как вдруг Брокер издает крик радости и вытаскивает из ящика золотое кольцо. "Эй, да оно же ворованное!" - кричу я и пытаюсь выхватить его у Брокера из рук и спрятать понадежнее, чтобы нас не засекли копы. Но он отбирает кольцо и, держа его высоко над головой, начинает бормотать что-то вроде того, что оно волшебное, и как его оденешь на палец, так через девять дней оно нарожает еще штук восемь таких же колец. "Да, да, это правда!" - причитает Брокер, и я убеждаюсь, что он свихнулся не на шутку. Но я не теряюсь и начинаю нагло блефовать: "Послушай, бомж помоечный! Мой скейт стоит дороже всех этих восьми нарожанных колец с их мамой вместе! И никуда от этого не денешься!"

Брокер вначале промолчал, а потом как начнет опять рыться в своем ящике с удвоенной энергией. По всей видимости, он ограбил целый ювелирный магазин. По-моему, сейчас самое время сматываться. Но, можете себе представить, Брокер откапывает в лохмотьях целую свиную ногу. Я чуть не умираю со смеху. Теперь мне даже блефовать не надо. Я кидаю на Брокера такой взгляд, что он без слов все понимает и опять зарывается в своем тряпье. Через пять минут он вылезает оттуда с бейсбольной битой в руке. "Гляди сюда!" - торжественно произносит он и отвинчивает у биты ручку. Оказывается, что в нее вмонтирован длинный прямой нож. "К тому же здесь вот залит внутрь свинец, - говорит он и добавляет с мечтательным выражением лица: - Такой как дашь по башке!.."

Затем он очень приветливо интересуется, что я по этому поводу думаю. Я, естественно, говорю, что мои подарки Гнома лучше, и тогда Брокер предлагает пойти, например, к Торри, и попросить его выполнить роль судьи; при этом он весьма недвусмысленно похлопывает себя битой по ладошке. Ох, и влип же я! Делать нечего, приходится соглашаться.

Уже на подходе к дому Торри мы замечаем, что на футбольной площадке помимо него самого резвятся еще и Одинокий с Фраером. Да, кажется, я обречен. С ужасом я вспоминаю, что больше всего на свете Торри любит бейсбольные биты. В квартире его тетушки, где Торри временно проживал, этих бит было не меньше сотни.

Подходим мы, значит, к этим идиотам, и тут только я собираюсь отдать Одинокому его денежки, чтобы его немного задобрить, как он замечает, что у меня из кармана слегка торчит подарок Гнома, а именно пистолет. "Постой-ка, пожалуй, я вместо денег возьму у тебя пистолет, если ты не против", - говорит Одинокий. Конечно же, я не против. И тут этот подлец Брокер вытаскивает из своего грязного мешка биту и так слащаво протягивает ее Торри, при этом жутко противным голосом говоря, что это ему безвозмездный подарок. Подлизывается, подлец!

Ясное дело, Торри чуть ли не скачет от радости. Тогда я, пока не поздно, достаю волосы для Сифф, которая сразу же слезает с трибуны, где до этого сидела, и восторженно скачет вокруг меня. Итак, пока два-один в мою пользу.

Тут Брокер, кажется, решил перещеголять меня в щедрости и начал раздавать свои (да и мои тоже) вещи направо и налево. Так что Фраеру достается скейт, Одинокому еще и кольцо, а Сифф, кроме парика, как она ни сопротивляется, приходится взять окорок. И все бы хорошо, но тут Брокер вспоминает, зачем он сюда пришел, и рассказывает всей компании о нашем "споре" насчет моей головы. Тут я не теряюсь и очень быстро сматываюсь в сторону какого-то темного переулка.

Но не успеваю я перебежать дорогу, как сзади раздается фырканье и топот, и на плечо мне ложится рука Торри. Внутри у меня все холодеет, и я начинаю готовиться к очередной неминуемой смерти.

Тут к нам подходит Брокер и очень вежливо интересуется, что же они решили и может ли он одолжить у Торри биту с вмонтированным ножом, чтобы им отрезать мне голову. Торри на это радостно кивает, его вердикт больше не вызывает у меня сомнений. Брокер встает в позу заправского бейсболиста, а Фраер держит меня, так как весьма сомневается, что я без его помощи буду спокойно стоять и ждать, пока мне снесут голову. Мерзавка Сиффи, предвкушающе повизгивая, нетерпеливо подпрыгивает рядом, будто ей под юбку залетел целый рой ос и теперь по очереди ее кусают.

В этот момент мне прямо в проспоренную голову приходит потрясающая мысль, и я громко ору: "Стой, ты, олух! Ты же не можешь снести мне башку, не задев шеи! А так мы не договаривались, на шею-то мы не спорили!" Вся банда, и даже Брокер, глядят на меня с уважением. "Что ж, - после продолжительных размышлений говорит Торри, - Ты выкрутился. Но смотри, еще раз появишься на моем перекрестке, и я тебя кокну на виду у прохожих!" Я соглашаюсь, внутри просто трясясь от радости.

"Но одну вещь я все же сделаю, - говорит Брокер, - чтобы ты пореже открывал свой рот, я тебя вначале в него трахну, а потом заклею его скотчем".

Брокер и Одинокий берут Локи под руки и под дружное улюлюканье банды уводят его в ближайший подъезд. В зале загорается свет и раздаются вначале слабые, а потом все более шумные аплодисменты. Спустя несколько минут актеры выходят на сцену, взявшись за руки, и раскланиваются. У молодого человека, который играл Локи, губы испачканы чем-то белым.

Саджая, Скаванджер и Дэвидсон встают и, тихо переговариваясь, направляются к выходу. Их голоса тонут в шуме толпы. Наконец они выходят на улицу и ловят такси. Теперь слышно, о чем они разговаривают.

Саджая: - ...Догадываетесь, почему были использованы скандинавские мотивы?

Скаванджер (после спектакля он выглядит немного ошарашенным): - И все же мне не все понятно... Не могу сказать, что я в восторге от спектакля...

Дэвидсон (перебивая его): - Да, очень постмодернично.

Наконец, одно такси останавливается, Дэвидсон открывает дверцу машины для Саджаи, а затем садится сам. Такси трогается с места и уезжает. Скаванджер с минуту растерянно стоит, глядя им вслед, потом садится в другое такси и тоже уезжает.

Постепенно толпа рассеивается. В числе последних из театра выходит неестественно ярко-рыжий мужчина. Ему то ли 20, то ли 40 лет на вид. Он одет в красную водолазку и черные джинсы. Его тонкие губы изогнуты в еле заметной усмешке. Мужчина шепчет себе под нос: "Да, интересная интерпретация".

Начинается дождь. Мужчина, досадливо поморщившись, смотрит на небо, делает шаг вперед и тает в воздухе.

Декорации сменяются. Теперь зритель видит гримерку. На подзеркальнике валяются раскрытые коробки с гримом, на стульях свалены костюмы. В гримерке находятся три человека.

Актер, который играл Локи (бегая от окна и обратно и возбужденно маша руками):

- Вы видели?! Он просто растаял в воздухе!

Актер, изображавший Торри (удивленно):

- Кто растаял в воздухе?

- Какой-то рыжий тип! Он стоял у выхода, а потом просто-напросто исчез!!! Клянусь всеми святыми!

Актриса, игравшая Сифф:

- Успокойся, тебе, наверное, померещилось. Ты перенервничал. Пойди, выпей что-нибудь успокоительное.

Актер, игравший Локи, разочарованно пожимает плечами, недовольно бормоча под нос, что уже достаточно напился всякой гадости, разворачивается и уходит.

Занавес

У

(Саджая, бред подсознания)

Писaть! Писaть! Я не могу высказать этого, мыслей не хватает, чтобы все передать. Сбоку был небольшой хвостик, и поэтому ступать на стену надо было очень осторожно. Когда она вздрогнула, оказалось, что у нее отвалилась подошва правого ботинка и она наступила на стекло. Прохожие встали на колени, чтобы слизать кровь. Она бежала и упала на скользкой поверхности, я поднялась на ноги и перенесла червя с дивана на пол. На кожаном диване осталась вмятина, заполненная слизью. Червь шевелился, и его чешуйки впивались в белую слизистую кожу, оставляя на ней кровавые полосы. "С кем это ты разговариваешь?" - спросил меня ветеринар, которого пригласили к червю. Он достал из своего пупка длинную щепку и проткнул ею червя. Когда из дырки полилась мутная зеленоватая жидкость с комками слизи и свернувшейся крови, мужчина прижал губы к ране. Через пять минут червь уменьшился наполовину. "Что тебе здесь?" - переспросил мужчина. "Я ищу мальчика с голубыми бантиками в волосах", - отвечаю. "О Боже! Тебе неслыханно повезло! Мои парапсихические способности в данный момент настроены как раз на нахождение мальчиков с голубыми в волосах. Скажи мне, голубые были все в волосах, или некоторые участки тела были покрыты стригущим лишаем? Как бы то ни было, я сейчас громко вскрикну, и ты сразу же побежишь налево в течение двух секунд, трех часов, 8 дней, 26 минут, 14 месяцев, 2 микросекунд, и одного светового года и еще половины этого, умноженной на минус 34,5 в кубе". Где взять куб? В луже отражается отражение стеклянного шара, парящего над своим отражением, которое находится под ним. Где взять куб? Я не умею то, чего не было.

"Огого!"

"Огого!" - говорит он, ибо сердце его открылось Господу. Господь бог делает ему прямой массаж и счастливо затихает.

Он считает, что я здесь, он зовет меня спариваться с мартовскими зайцами, быть может он любит эту девушку. Быть может?

Вопрос не в том, может ли не может. "Огого", - говорит он, ибо сердце его открылось Господу. Случайный хирург воспользовался этим и удалил ему лишнюю артерию. И хирург сидит в углу, хищно сверкая глазами, а в зубах у него извивающаяся артерия. Не бойся маленький, я тебя не трону. А теперь иди на ручки к мамочке. Ути, какой маленький хирургичек! Ути-пуси, дитятко, ну скушай артерию за мамочку и за папочку. Как? У дитятки нет мамочки? И у дитятки нет папочки? А где же ты хранишь свой диплом об окончании Оксфорда? А есть ли у дитятки ложечка? Нет? А какая ты к черту дитятка без ложечки!!! И хирург начинает плакать, и еще долго он роняет слезы на остывшую артерию и окровавленные полы халата и лопочет что-то сквозь плотно сжатые зубы. Затем он прячет лицо в ящик стола и, внезапно став предельно серьезным, выходит из комнаты. А нет у него маменьки и быть не может!

...Сон стекает с моих пальцев и напряженно капает на пол. Туман рассеивается, и лицо мужчины передо мной проступает из бесконечности. "Потанцуем?" - спрашивает он. "Конечно", - отвечаю я. Мы кружимся, как два пера, попавшие в водоворот. Он сжимает мою талию. Вначале это приятно, но потом я начинаю ощущать беспокойство. Джон улыбается. "Я всего лишь играю с тобой, детка", - говорит он. Его пальцы впиваются в кожу. Я смотрю ему в лицо. Он смеется. "Иногда мне хочется сжать тебя, как плюшевого медвежонка", - говорит он. Очень жаль, Джон. В отличие от медвежонка я чувствую боль. Тебе приятно? Ты хочешь большего? Его руки поднимаются все выше по моему телу, они скользят, задирая платье, и останавливаются у меня на шее. Джон улыбается и на минуту ослабляет хватку. Я с усилием вдыхаю. Затем Джон молниеносным движением хватает меня за волосы и бросает на пол. Я вскрикиваю, когда он падает сверху, в руке его нож, я теряю контроль, он не должен заметить, наверное слишком поздно, я сопротивляюсь, на его лице гримаса удивления, он видит, я упираюсь двумя парами рук и резко толкаю. Он хочет уйти, но уже слишком поздно. От моего удара Джон падает на французский стул XVIII века, и тот разламывается с ультразвуковым визгом. Интересно, я все еще похожа на плюшевого мишку? Джон не в состоянии ответить прямо сейчас, он лежит без сознания. Я подхожу к обеденному столу, наливаю стакан воды, иду к Джону и выливаю воду ему в лицо. Он слабо стонет и начинает приходить в себя. "Что случилось?" - говорит он. "Ты внезапно потерял сознание, - отвечаю я. - Мы танцевали, и вдруг ты страшно побледнел, и... давай я помогу тебе дойти до постели."

Смерть от бессмертия(Разговор Саджаи и Таинственного Незнакомца

во время их общего сна)

Утренний ветер поет о любви

солнечного диска

к отраженному свету.

- Рш! Рфмутэе ыуут нщг ащк фпуы. Цшу пуруе уы вшк?

- Рш! Вшвтэе лтщц нщг цуку щт уфкер щк ш цщгдв рфму пшмут нщг ф сфдд. Шэь ашту, ерфтл нщг. Рщц фку нщг?

...белый мотылек скользит в беззвучном полете...

-Пщщв пщщв. Иуутэ екфмуддштп нщг лтщц. Иге црфе фку нщг вщштп руку шт ершы Дщтвщт - ещцт?

- Щр тще ьгср куфддн... огые цщтвукштп... вкшаештп фдщтп нщг лтщц. Ш дшлу иуштп фдщтп зущзду ерун фку йгшеу агттн скуфегкуы...

- Щр ...куфддн... иге цфше... шеэы 3 щэсдщсл фдкуфвн нщг лтщц, ыщккн, ьгые иу пщштп... ыуу

...свет от лампы бьет в глаза....

- ...Нщг дфеук... фку нщг акуу ещьщккщц?

...однорукий капитан громко аплодирует артистам цирка...

- Нф ыгку ыгку... ыуу нщг дуеэы ыфн... фе 5 щэсдщсл фе Ьшппштэы здфсу... Ину!.. Ыуу нщг...

...солнце отражает Самой в своем сознании...

- Ыуу нщг.... ьн дщму.

- Послушай, а почему бы нам не перейти на человеческий?

- Пожалуй ты права.

- Так что же ты думаешь?

- То же, что и обычно. Жизнь - это грязь, не настолько отвратительная, чтобы покончить с собой, но и не настолько незаметная, чтобы забыть о том, что ты стоишь в самом глубоком потоке.

- А не легче ли плыть по течению?

- Я так и делаю.

- А как же равенство сансары и нирваны*?

- Да, я понимаю, что и я - такая же грязь...

- Скорее, яркий свет, считающий себя грязью.

- Где доказательства?

- В грязи... Если взглянуть в нее одним глазом.

- Но я ведь не Удин и не Будда.

- Ты просто не веришь в это.

- Что равнозначно.

- Вот именно.

- Если не отвлекаться на забивающую ноздри грязь...

- Выйди на мель.

- Но ведь это не имеет смысла. Я все равно буду посреди бесконечного потока.

- Иногда ты бываешь настолько не прав, что это звучит убедительно.

- Почему бы нам не встретиться?

- Зачем? Кругом и так полно людей. Все они одинаковы - встречайся с кем хочешь.

- Но разве ты с ними?

- По большому счету - да.

- А я?

- А ты стоишь в грязи и боишься что-нибудь понять.

- Я подразумевал совсем не это.

- Конечно. Но ни один человек не способен понять, что подразумевал другой. Он способен лишь услышать, что тот сказал.

- Правильно ли я тебя понял?

- Быть может нет, а может - да. Это неважно.

- Как и все остальное.

- Вот теперь ты прав. Хотя бы на словах.

- А чем мысли лучше слов?

- Тем, что могут прогнать сами себя.

- И останется лишь вспышка молнии.

- Да... Особенно она будет заметна, когда наступит конец.

- Это будет конец света?

- Нет, это будет конец мира.

- Конец мира?

- Я надеюсь...

- А другие миры?

- Все слишком взаимосвязано, чтобы не принимать во внимание хотя бы один жалкий и никчемный мир.

- Так ты действительно надеешься?

- Нет. Я сострадаю.

- Кому?

- Тем, кто будет бороться с катастрофой...

- Если она когда-либо будет.

- Она уже есть. Просто пока ее никто не видит.

- А что откроет людям глаза?

- Ничто. Если они позволят. Но многие погибнут слепыми.

- И тогда?

- Они построят себе лодку для потока грязи.

- Ноев ковчег?

- Да, пожалуй.

- Но ведь это катастрофа...

- Да, я же тебе об этом уже сказала.

- Ты говорила другое.

- Но подразумевала то, что осталось за кадром.

- Почему?

- Потому что слова бессмысленны, особенно предложения...

- Мадонна*?

- Бьерк*.

- Человеческое, слишком человеческое.

- Я поняла твой намек, но разумное - гораздо точнее.

- Расскажи об этом людям.

- Они слишком любят плавать в грязи.

- Не все.

- Некоторые любят страдать, плавая в грязи.

- И страдают от этого страдания.

- Да, потому что не понимают, что ищут цель в ней самой.

- А понимаешь ли ты?

- Нет. I understand nothing

(I understand nothing (англ.) - Я ничего не понимаю).

- Хотел бы и я быть таким.

- Ответ прост - не думай.

- Но вдруг это все лишь уловки мозга? Вдруг Фрейд* был прав, считая, что религия выдумана людьми, которым нужен кто-то, кто будет сильнее их и будет заботиться о них? Ведь он это доказал.

- Психологи доказали лишь то, что человек верил бы в Бога в любом случае - и если бы Бог был, и если бы его не было.

- Правда... Об этом я не подумал.

- И был прав. Поступай так и дальше.

- Окей.

- Окей.

Таинственный Незнакомец едет в музей Лохомса Шерка

Улица полна людьми,

но я на них не смотрю,

поэтому я здесь один.

И как же это получается? Человечество спит под одеялом завораживающих слухов, а Берджесс* оказался прав. Знаете, о чем я? Похоже на то. Ага, точно. Я говорю совсем не о времени, в котором мы живем. Я всего лишь утверждаю, что не знаю ничего. Понятненько? Я пес, лающий на луну с надеждой на то, что луна жива и меня слушает. А смех вокруг все звучит, наслаждаясь собой. Просто смех один, да и только!.. Ты обещала мне стихи, но все, что я получил, - бутерброд с вазелином, так в чем дело?, и не помогаю никому в жизни достичь большего, чем предусмотрено кармой. Знаете, о чем я? На что уставился, кузнечик? Мертвеца раньше не видел?.. Граффити на стенах - всего лишь кляксы с другой стороны бытия........................................................................... .................... ................... ............................ ........ ... .......... ............. ................................................................................................................................ ..........................................................................................................................................*+*+**+*+*+*******************++++++*+*+*+*+*******++++********+*+*+*+*+********,,,,,,,,,,,,*-***//*/777777777-*-*-*-*-***-*-*-*-*-*-*-*-* -/*/-*-*-*-*-****+*********..

Человек едет в метро. У него черные, очень короткие волосы, черные широкие джинсы и черная полупрозрачная майка. В правом ухе 8 сережек. Он нервно облизывает губы. Его зовут Эдмунд Винсент Элайджа Джойс. Судя по цвету кожи, он мулат. Обычно его называют просто Энди. Он выходит на Центральной площади и направляется в сторону главной улицы. На часах полвосьмого. На улицах почти никого нет. Человек, которого обычно называют Энди, идет очень долго. Внезапно он останавливается. Он не знает, что делать дальше. Наконец он решается и поворачивает за угол. Человек Энди медленно подходит к зданию, на стене которого висит табличка с надписью "Дом-музей Лохомса Шерка". Человек достает белый мелок, который купил полтора часа назад в магазине, и пишет на стене:

"Маленькая девочка упала на землю.

Она так и не поднялась, потому что поняла,

что стоять труднее".

Затем человек оглядывается по сторонам. Он нервно облизывает губы. Чуть правее первой надписи он пишет: "Лохомс Шерк жив". Затем разворачивается и идет к ближайшей станции метро. Он спускается вниз и смотрит на схему метро. Потом покупает билет и садится в поезд.

В вагоне почти никого нет. На одном из сидений он видит забытую кем-то книгу. А может, она специально оставлена здесь для него? Он садится и открывает книгу на первой странице.

Кама с утра, или в харю в раме харкну вишню
(Книга написана ныне покойной Махой Б. Харатовой,
и дополнена нынездравствующим Ромой Ямовым)

Был первым день первый, и не было мира,

и не было даже

первого дня.

Был день второй, и стал Аарра,

он вырастил Древо

с плодами Неба,

Земли и Светил.

И был день третий, и стали Бакабы,

и небо держали,

чтоб не упало,

снесенное ветром.

Был день четвертый, и стал Вяйнямейнен,

он высек огонь

и первую в мире

песню он спел.

Де-е-вушки, гля-а-аньте,

едут по полю геро-о-о-и,

едут по полю геро-о-о-и,

это красной армиии геро-о-о-и...

И был день пятый, и стал Георги,

он землю вспахал,

чтоб был урожай

и выросли травы.

А также цветы и деревья. И маленький одинокий кактусик...

И был день шестой, и стал тогда Дьо,

людей и животных

Дьо тогда создал

и жизнь в них вдохнул.

Алкоголемометр зашкалило...

И был день седьмой, и стал тогда Эл-да,

он Рай и Ад создал,

на троне сидя

из черепов.

Что было, как утверждают очевидцы, весьма неудобно на вид и на суть, на запах и на цвет.

Сколько Вам, Гораций, лет?

Воздержания обет,

если это не секрет,

вам позволит съесть обед?..

И был день восьмой, и Дьо Шестой

вдохнул жизнь в землю,

и стала Шеминой,

Первой Богиней она.

На-на-нанана.

Был день девятый, и стал Зу-л-халаса,

никто не знает,

создал ли он

вообще что-нибудь.

И был день десятый, и стали Чоскеха

и Тавискарон,

и чудищ убили

те близнецы.

В норке чудище живет.

Люди кличут - бармаглот.

И этот самый бармаглот

всем покоя не дает:

то красавицу сожрет,

то на рыцаря насрет...

И был день одиннадцать, и стал тогда Кала,

и вечность, став Временем,

под уклон жизни

вниз потекла.

Энди едет на метро,

у него во лбу перо.

И коль он едет на метре,

прибит жетончик на пере...

И был день двенадцать, и стал тогда Локи,

и с тех самых пор

и люди, и боги

обмана боятся.

И был день тринадцатый, стала Мезгуаше,

Она испачкалась в гуаши.

Был художник так расстроен,

что не знал ни дня покоя...

охоте и сбору

съедобных плодов

она научила.

Был день четырнадцать, и стала Нанше

и истолковала

свой первый сон

задолго до Фрейда.

Фрейдистская теория во многом однобока. А утюг все носится и носится по рубашке в синюю клетку. Молох живет в кувшине джинна. Он снял его за 245 фунтов. И, должен я вам сказать, это весьма дешево...

И был день пятнадцатый, и Охин-Тенгри,

появившись, сказала:

"Все, что вы сделали -

ваша судьба."

И был день шестнадцатый, и стал Посейдон,

А Т.С.Элиот* все плясал и плясал вокруг кактуса, поливая его из огромной лейки. "Видел бы это Джеймс Джойс*!" - с гордостью думал он.

и синее море

он усмирив,

поселился в пучине.

А Джеймс Джойс все плясал и плясал на поминках по молодому художнику. "Видел бы это Берроуз*!" - с гордостью думал он.

И был день семнадцатый, и стал Руханга,

он был отцом

тех близнецов,

что чудищ убили.

Кусочек мяса родили...

А в день восемнадцать стал Сахлис Ангелози,

он создал семью

из мужчины и женщины

и им помогал.

Был день девятнадцать, и стал Тохиль,

копье громовое

на землю метнув,

грозу начинал он.

Эгон Шиле* шил шилом шикарный шелк, шелк шипяще шелестел, Шиле шить не хотел...

Был день двадцатый, и стала Ушас,

в сверкающем платье

она выходила,

блистая зарей.

Был день двадцать первый, и стала Фидес,

она тех, кто поклялся,

верность словам

хранить заставляла.

Был день двадцать два, и стал Хагар-Кахам,

он первым оружие

взял в свои руки

Что, согласно Фрейду, может означать только фаллический символ и ничего больше...

и первым войну развязал.

А затем завязал. А потом снова развязал. Ибо был он непостоянен по характеру своему...

И был день двадцать третий, Цай-Шэнь появились,

и золото людям

они показали,

их научив торговать.

В день двадцать четвертый Чиб Чакум появился,

увидя людей,

он на них рассердился

и землю водой затопил.

Нажав на спуск унитаза...

Был день двадцать пятый, и стал Шоу Син,

он смертным продлил

их существованье,

заморозив их всех к чертовой матери. И что только можно подумать? А что можно не думать? Улетайте поскорей, благородный сэр Муха, а коли сие вам не под силу, я раздавлю вас во время благородного поединка как самую высокородную блоху.

И прошло много лет, и в землях тех Гренделя больше не видали. Но однажды пошел благородный рыцарь Энди в лес набрать хворосту, и укусило его что-то за пятку пребольно. И распухла пятка сия и стала жирной. И было это весьма прискорбно, ибо был сэр Энди рыцарь благородный и собой весьма пригожий (да и не собой тоже). И собрались тогда благородные рыцари со всех земель окрестных в Камелоте*, за круглым столом. И были там все сэры наиблагороднейшие и в суровых боях испытанные. И в числе их присутствовали высокородный сэр Рэймонд, рыцарь Белого Единорога; сэр Эдмунд, рыцарь Черной Гадюки; сэр Бебе, рыцарь Рыжего Таракана; сэр Ланселот, рыцарь Дохлой Белой Мыши; Нельсон Мандела, рыцарь Южно-Африканской республики; сэр Пол МакКартни*, рыцарь Старого и Толстого образа, и 10 депутатов, претендующих на должность в Северо-Западном муниципальном округе города Сингапура...

он им долголетие дал.

В день двадцать шестой появились Эдзены,

и горы и реки

они поделили,

"Хозяева" стали их звать.

В день двадцать седьмой появилась Юнона,

и тут в комнату вошел Трики* и удивленно спросил: "А чем это вы здесь занимаетесь?"...

у женщины первой

своими руками

роды она приняла.

И сделала она это невероятно таинственно...

В день двадцать восьмой я появилась,

чтобы о том,

как мир был создан,

книгу свою написать.

Эдмунд Элайджа Джойс закрывает книгу и задумчиво смотрит на маленький зеленый томик.

- Оригинально, - шепчет он. - Весьма оригинально.

Назови свое имя

Джессика спустилась в подземку. Ненавистный сабвей: вечно грязные стекла поездов, разукрашенные раздражающими глаз граффити вагоны, табуны бесчинствующих скинхэдов и доисторических панков со свалявшимися ирокезами; она терпеть не могла выбираться в центр, она ненавидела город и всех его жителей. Глупые люди, спускающиеся неспешной толпой по узкой лестнице. Неужели им некуда спешить? Или им доставляет удовольствие вот так молча потолкаться, делая по шагу в полминуты в этой давке?

Плюхнувшись на сиденье в вагоне, Джесс тут же закрыла глаза, крепко вцепившись побелевшими пальцами в подкладку карманов своего пальто, - она хотела видеть небо, но оно недосягаемо за толщей проводов; невыплеснутая агрессия перетряхивалась внутри - сегодня она еще никого не убила, она копила целую неделю, она искала того, кто действительно был бы силен и по-настоящему достоин смерти среди всей этой никчемной толпы нудных людишек. Она не заметила, как под равномерный стук колес слегка забылась, расслабилась и погрузилась в тревожный полусон, черный-черный...

Чернее, чернее, чернее. Совсем черное... Черный демон на черном чудовище, лишь смутно напоминающем коня. Взгляд исподлобья, кривящийся в жестокой усмешке рот; "конь" бьет копытом, земля содрогается, трескается каменная мостовая - и под ногами (нет, не яркое адское пламя) - черная-черная тьма, без единого отсвета. И в этот мрак засасывает всех белых коней с их крылышками и трахаными всадниками. Туда им всем и дорога. Не бывает ничего светлого. Только не здесь. Никогда.

А он протягивает руку, предлагая шагнуть через бездну - и у него глаза наркомана, с вращающимися спиралями вместо зрачков, которые засасывают, словно смерч. Так он выглядит на самом деле. И он ей нравится.

...О, Тэсс, наивная добрая фэйри*! Почему это была не я в тот день? Кровавые цветы расплываются в воде...

Она проснулась от ощущения ускользающего чувства узнавания и пустоты в душе. Поезд мчался сквозь туннель, в вагоне уже никого не было, за исключением какого-то бомжа в дальнем углу. Нужная станция осталась позади. По щекам катятся слезы. Вытерев лицо тыльной стороной ладони, она встала и прошла вперед вагона, к дверям. Неужели еще придется возвращаться обратно до нужной станции?

В пустом соседнем вагоне, вдалеке, слегка согнувшись, стоял человек и что-то старательно выводит на дверях маркером.

Все внутри похолодело. На следующей станции она зашла в тот вагон. Молодой человек, метис, все еще был там и уже сидел, как ни в чем не бывало, бездумно уставившись на рекламу напротив. Джессика села прямо под этой рекламой, чтобы он не смог ее игнорировать, взгляд ее скользнул по надписи, которой минуту назад здесь еще не было:

"Поезд едет по рельсам.

Его стук будит по утрам цветы,

растущие на обочине."

Именно тот почерк, тот же дух, что водил рукою Тэсс.

Парень был не в ее вкусе, со слегка раскосыми глазами, приплюснутым длинным носом и толстой нижней губой - своеобразная помесь негра с мотоциклом.

Вратарь над пропастью

Я не вижу людей,

стоящих за моей спиной.

Поэтому их не существует.

Я заметил, что в вагон кто-то входит, и торопливо спрятал маркер в карман. Вошла белая девушка в джинсах и фланелевом пальто. Ш цфы ырфееукув. Ш цфы еру фну ещ ыуу еру икуферштп. Она села напротив. Девушка внимательно посмотрела на меня, а потом подняла глаза но то, что я только что написал. Она долго не сводила взгляда со стихотворения, а затем опять посмотрела на меня. В чем дело, девочка? Хочешь со мной познакомиться или как? Ты видишь льющийся свет или ты мертва, как покойник? Фразы формировались в голове без малейшего моего участия, как будто ее появление вызвало сложную химическую реакцию в глубине подсознания. Девушка опять посмотрела на надпись, а потом на меня. Видно, что она хочет спросить о чем-то, но никак не может реш-ить-ся. Отлично. Это становится настолько забавным. Я решил, что могу проехать свою станцию, дать ей время все как следует обдумать. Я облизнул пересохшие губы. Наконец девушка собралась с силами. Она встала со своего ыуфе и подошла ещ ьу. "Извините, Вы не одолжите мне фломастер?" Все оказалось очень прозаично. "Конечно", - я достал из кармана маркер и протянул девушке. Она вынула из кармана записную книжку и спросила: "А теперь Вы не продиктуете мне свой телефон?"

На следующий день или

Таинственный Незнакомец идет по улице (или не идет)

Маленькая девочка по колено в воде

услышала шум электрички,

утопшей в горячих рельсах.

Таинственный Незнакомец идет по улице. У него очень желтые глаза. Они желтого цвета, хотя обычно их называют карими. Он нервно облизывает губы и оглядывается по сторонам. При этом он, как и большая часть населения, смотрит глазами. Это не вызывает у него никаких неудобств, так как он привык к этому с детства. Как уже говорилось, глаза карие. Правый эже левого. Таинственный Незнакомец поворачивает в сторону грязного подъезда. Хотя кто знает, видна ли грязь, если смотреть на нее желтыми глазами. На втором этаже его квартира. Закрыв за собой дверь и выключив сигнализацию, Таинственный Незнакомец снимает маску с двумя стилизованными ушами. Маска темно-синяя. Затем он снимает костюм, на котором спереди в синий треугольник вписана буква S, а сзади изображена стилизованная Z. Таинственный Незнакомец (знакомый читателю по предыдущим главам как Энди) надевает на ноги розовые тапочки на шпильках и направляется на кухню. Там его поджидает только что вскипевший чайник, а из ванной комнаты валит пар - там приготовлена горячая ванна. Но Ьшыешкущгы Ыекфтпук уже давно не удивляется таким вещам - за свою жизнь он повидал и не такое. К тому же он знает, что это - всего лишь наркотический бред.