Мертвые сраму не имут

Часть 18

PERP

Но от жажды тлетворной

стала кровь его черной...

Пир

В замке шло бурное веселье. Пир был в самом разгаре. За длинными дубовыми столами, ломящимися от яств, полусидели-полулежали раскрасневшиеся от вина, духоты и похоти благородные сэры. Вся компания походила на скопище жуков, копошащихся среди чадящих огней на остатках званого обеда. На серых каменных стенах под дудки менестрелей лихо плясали тени, отбрасываемые толстыми свечами в витых подсвечниках и факелами.

Потная рыжая девица в красном бархатном платье сидела на коленях у сэра Дамаса и, обнимая своего кавалера за шею, безудержно хохотала.

Во главе самого большого стола восседал хозяин замка, сэр Рейнольд. Держа одной рукой массивный серебряный кубок, наполненный вином, он неподвижно смотрел поверх голов веселящейся публики. Его светлые прозрачные глаза выражали нечто среднее между удовлетворением и крайней усталостью. Пир продолжался третий день, а вернее, третью ночь. Его подданные так упились, что уже не помнили своих имен и уж тем более позабыли про этикет и чопорность, растворившиеся после первых же часов обильных возлияний.

Повара старались на славу. Желая угодить хозяину, они изловчились украсить блюда так, что те принимали совершенно необычный вид. Жареная оленина, перепелки, пирог, начиненный изысканной дичью, крепкий эль, лучшие вина... Легче было сказать, что отсутствовало на этом пиру.

А отсутствовало самое главное блюдо. Главное для хозяина этого праздника - леди Морэна. Высокая, белокожая, с пышной гривой каштановых локонов, спадающих до самого пояса, украшенных жемчугом и драгоценными камнями. Леди Морэна с ее томными с поволокой глазами и изящными тонкими руками. Дама сердца, дерзко игнорировавшая приглашение сэра Рейнольда, вассалом которого был ее отец, сэр Дамас. Леди Морэна сослалась на недомогание и просила разрешения отсутствовать на пиру. Это, конечно, была лишь отговорка. Она не вышла ни на первый день, ни на второй, ни на третий.

Рейнольд безуспешно пытался завоевать ее расположение уже целый год. Но сегодня, сидя в мрачном одиночестве за праздничным столом, он наконец решил, что единственный путь добыть себе леди Морэну - это выкупить ее у сэра Дамаса. Просто и без затей, как породистую лошадь. Дамас не сможет перечить, он всего лишь сакс, а сам Рейнольд был большим другом норманнов. Одно слово против - и славный сэр Дамас будет разорен и за долги упрятан в темницу.

Светлые глаза оживились, на лице заиграла легкая улыбка человека, предвидящего очередную победу. Он расправил плечи и поднял кубок.

- Пьем во славу благородного сэра Рейнольда Лотианского! - раздались выкрики.

Присутствующие возбужденно загудели, обращая взгляды к хозяину, и те, кто еще был в состоянии, встали, протягивая свои кубки в его сторону. Он поднялся, благосклонно кивнул гостям и залпом осушил свой кубок.

На первый взгляд можно было сказать, что человек этот холоден и сдержан. Чуткий же наблюдатель мог копнуть глубже и увидеть бурную и сложную натуру, кипящую страстями. Говорил он то тихо и вкрадчиво, заставляя слушателей невольно затихать, чтобы не пропустить ни слова, то громко и страстно, бурно жестикулируя, когда был раздражен, был по характеру своему своенравен и нетерпим.

В третьем часу ночи, когда бульшая часть гостей уже спала под столами, Рейнольд покинул зал и направился к себе в спальню. Слуга помог ему раздеться.

- Где Бернардина? - спросил он у слуги.

- Она уже спит, мой господин.

- В такую рань? Веселье только начинается, - с усмешкой сказал Рейнольд. - Нагрей воды и приведи ее сюда, да поживей, не то шкуру с тебя спущу, - привычно пообещал он и зевнул.

Через несколько минут на пороге показалась заспанная девушка, зябко кутающаяся в покрывало.

- Что вам будет угодно, мой господин? - тихо спросила она, глядя в пол.

Рейнольд обернулся от окна.

- Что мне будет угодно, что мне будет угодно, - проворчал он. - Будто ты не знаешь.

Она в нерешительности переминалась с ноги на ногу.

- Ну иди же сюда, черт тебя дери! - тихо сказал он, протягивая ей руку.

Девушка боязливо подошла к своему господину и закусила губу, все так же глядя в пол. Рейнольд взял ее за подбородок и поднял лицо так, чтобы их глаза встретились.

- Ты боишься меня, - сказал он. - Почему? - он склонил голову слегка набок и хитро сощурил глаза. - На мне даже нет шрамов и я достаточно привлекательный мужчина. Почему ты ведешь себя, как раненная овечка? Ты ведь знаешь, чтобы мне понравиться, нужно быть более живой.

В глазах девушки появились слезы.

- Ну-ну-ну, я чем-то обидел тебя? Ну извини, - он прижал ее к своей груди, успокоительно похлопывая по спине. Но она не знала, что он просто издевается.

В соседней со спальней комнате стоял огромный деревянный чан, доверху наполненный водой. Клубы горячего пара поднимались и расползались во все стороны. Вокруг стояло множество приземистых свечей, создавая удивительную картину, напоминающую ночное видение после изрядной порции дурманящей травы.

Раздевшись, Рейнольд погрузился в горячую воду, а следом за ним и девушка. Он тут же приступил к делу, покрывая ее тело поцелуями, надо сказать, не особо с ней деликатничая. Ласки с признаками борьбы продолжались минут десять. Девушка вскрикивала и захлебывалась водой, когда Рейнольд с силой кусал ее шею и плечи, оставляя на коже багровые подтеки. Еще одна ночь боли, страха и унижения.

Она не умела получать наслаждения от этого. А жаль. Рейнольд вытащил ее из воды и, уложив на пол, устеленный шкурами, взял одну из свечей и склонился над Бернардиной.

- Расслабься и получай удовольствие, глупышка, - сказал он.

Воск горячими каплями падал на грудь и живот, нестерпимо обжигая кожу. Девушка каждый раз вскрикивала.

- Ну же, пой, мой соловей, - подбадривал Рейнольд. - Где твой ангельский голосок?

Бернардина стонала в голос и умоляла прекратить пытку. Рейнольд хохотал и поливал ее воском.

Когда, наконец, ему это надоело, он придумал новое развлечение. В его замке жила пара сумасшедших карликов; он держал их для своих диких забав. Кликнув слугу, он велел позвать уродцев. Это были мужчина и женщина устрашающей наружности, облаченные в нелепые платья и рыскающие своими выпученными глазами в поисках очередного развлечения. Все в замке обходили карликов стороной и старались не попадаться им на язык; но тем не менее эти двое пользовались бешеной популярностью как среди обитателей Тендора, так и в соседских владениях.

Узрев голую девицу, растянувшуюся на полу, они с радостными воплями набросились на нее без всяких предисловий; Рейнольд только успел отпрыгнуть. И теперь стоял и наблюдал со стороны, как они выделывают с вырывающейся и плачущей от ужаса девушкой разные неимоверные штуки, на которые только была способна их извращенная фантазия.

Свадьба

Невеста была отчего-то грустна. Более того, в ее прекрасных глазах читалась скорбь. Роскошное платье и дорогая диадема еще больше подчеркивали бледность и мрачное настроение новобрачной.

Стены собора украшали пышные букеты белых лилий, слепые блики света играли в цветных витражах, пахло свечами и благовониями.

Рейнольд не слушал священника. Он упивался своей победой. Он привык побеждать и всегда добивался своего. Казалось, само небо благоволило ему; хотя, зная его жестокую властную натуру, точнее было сказать - преисподняя.

В подвале часовни фамильного замка Тэндор, куда незадолго до венчания Рейнольд как бы невзначай, в качестве экскурсии, завел благородного рыцаря Дамаса, отца невесты, успел раскаяться не один грешник, о чем красноречиво свидетельствовали истлевшие скелеты вдоль стен. Сэр Дамас как-то сразу согласился со всеми условиями, поставленными Рейнольдом, и сделка состоялась: во владения сэра Дамаса отходили его же фамильные земли, захваченные некогда отцом Рейнольда, доблестным рыцарем Гайадером, а сам Рейнольд получал в жены прекрасную леди Морэну, правда, против ее воли, но какое это имело значение?

Тут же была назначена дата венчания. Несомненно, сэр Рейнольд торопился, но его можно было понять - невеста день ото дня грустнела и бледнела, и скоро от ее красоты могло не остаться и следа. Узнав от своего отца, что он все-таки согласился отдать ее в жены этому негодяю, безответно ухаживающему за ней вот уже несколько месяцев с поразительной настойчивостью, леди Морэна лишилась чувств - ведь сбылись самые худшие из ее страхов: быть насильно отданной на поругание человеку, которого она ненавидит всем сердцем, всей душой. По натуре независимая и сильная личность, девушка не могла противиться воле отца, и это было ужасно. У нее даже не оставалось времени на единственно возможное решение - принять постриг, навсегда стать монахиней; а она была готова даже на это, лишь бы избежать уготованной ей участи. Но отец запер ее во флигеле одной из боковых башен, и ей оставалось только оплакивать свою судьбу за толстыми чугунными решетками, сквозь которые в ее темницу проникали последние тоскливые лучи умирающего осеннего солнца. Вокруг суетились многочисленные служанки; словно паучихи, они ткали вокруг нее воздушный наряд из легчайших тканей облачно-белого цвета, обшивали это все драгоценными камнями и серебряными нитями. В результате получилось великолепное свадебное платье, но его красота никак не радовала погасший взор прекрасной дамы.

Смириться с такой участью она не могла, но выхода не было - и она ее приняла, спасая тем самым отца от позора и полного разорения. В конце концов, так велел ей христианский долг.

И вот теперь она стоит под венцом в этом мрачном склепе, лишь с большой натяжкой напоминающем часовню, и слушает священника, более похожего на жреца какого-нибудь культа. Дурнота накатывает периодически, а мигрень, кажется, навсегда наполнила ее голову, такую тяжелую от вплетенных в густые волосы драгоценностей. И жених, в сторону которого она старается не смотреть, стоит, облаченный в доспехи, словно обрядился для рыцарского турнира, а не для свадьбы, и нетерпеливо притопывает ногой, от чего по гулкому пространству часовни разносится металлический лязг, вторя монотонным молитвам священника.

Каким-то образом ей удалось выдержать эту жертвенную церемонию. Она прошла под руку с тем, кто сейчас стал полновластным ее хозяином, мимо застывшего в почтительном полупоклоне отца, старающегося не встречаться взглядом с дочерью, и не почувствовала ничего. Она сделала все, что было в ее силах, для спасения своего рода. Пожалуй, если бы она знала, что ей предстоит пережить в первую брачную ночь, христианский долг перестал бы быть веской причиной.

Спальня молодоженов занимала большую круглую комнату на самом верху одной из башен Тэндора. Стены, затянутые роскошными гобеленами мрачных оттенков, большая кровать с тяжелым темно-лиловым балдахином, обшитым золотой тесьмой, массивный резной сундук для одежды, небольшой столик с канделябром и камин, занимающий полстены, - все вместе создавало атмосферу молчаливой таинственности, хранило тени прошлого, давило сумраком.

Рейнольд молча затащил застывшую на пороге супругу в спальню и, заперев дверь тремя поворотами, положил ключ на высокую полку над дверью. При всем желании леди Морэне было до нее не дотянуться, и это обстоятельство напугало ее безмерно. Стоя посреди комнаты с видом обреченного человека, она содрогалась всем телом не столько от дуновений холодного ветра, проникающего сквозь щели окон и заставляющего пузыриться настенные гобелены, сколько от холода внутреннего. Тем не менее, она была преисполнена решимости сопротивляться до последнего. Даже если бы ей пришлось умереть в этой неравной схватке. Леди Морэна гордо вскинула голову навстречу своему законному супругу. Откуда же она могла знать, что именно непокорность и горячит кровь такого необузданного прелюбодея как сэр Рейнольд.

Он преклонил колено перед дамой своего сердца, мужественно громыхнув доспехами о каменный пол, и взял ее руки в свои.

- Я счастливейший из смертных, - нараспев начал он. - Смел ли я надеяться, что однажды на меня снизойдет счастье стать вашим супругом, о прекрасная Морэна!

Она невольно поморщилась, вспомнив, каким образом он заставил счастье снизойти на него.

- Мое сердце сгорает в пламени страстного желания, я стремлюсь прильнуть к вашим устам, подобным лепесткам розы на рассвете. Будьте моей, разделите со мною супружеское ложе, о дивная Морэна! - скороговоркой произнес он, желая поскорее закончить с формальностями.

Девушка резко выдернула свои руки из горячих ладоней ненавистного лицемера и в гневе отвернулась. Губы ее тряслись от невысказанной ярости и обиды; ведь ей не предоставили никакого выбора; она даже не могла надеяться, что он оставит ее сейчас в покое, дав какое-то время освоиться со своим новым положением - она читала это по его алчно горящим глазам; и все эти высокопарные слова - всего лишь прикрытие.

Рыцарь поднялся с колен, и на лице его заиграла опасная самодовольная улыбка. Волосы леди Морэны, сверху забранные в серебряную сетку с мелкими жемчужинами, спадали из под нее на белоснежную шею; изящный стан, затянутый в кремовый атлас и тончайший бархат подвенечного наряда, притягивал взгляд. Рейнольд резким движением потянул за шнурок на спине платья, девушка испуганно отскочила: она не ожидала такого грубого поведения в первые же минуты нахождения в спальне.

Рейнольд, казалось, только этого и ждал. Не особо церемонясь, он грубо схватил ее и швырнул на кровать. Не дав ей опомниться, он привязал ее руки к витой деревянной спинке кровати как будто для этой цели свисающими тут же грубыми шнурами, которыми обычно скрепляют тюки на повозках. Леди Морэна закричала и стала отбиваться как могла. То, что происходило с ней, казалось страшным сном, такого она никак не ожидала. Извиваясь всем телом, она пыталась сбросить с себя тяжелого мужчину, который даже не потрудился снять железные доспехи, чем доставлял ей невероятную боль, обдирая нежную кожу. Великолепное платье в считанные секунды превратилось в лохмотья. Ошибкой леди Морэны была эта борьба, все больше и больше распаляющая законного супруга. Она поняла это слишком поздно, когда на ней почти не осталось одежды. Краснея от немыслимого стыда, она в бессилии разрыдалась. Драгоценные камни рассыпались по постели, впиваясь в тело острыми гранями, содранные в кровь руки саднили, но чем была эта боль по сравнению с тем позором, с душевной мукой, которую ей предстояло переживать в течение не одного часа всех мыслимых мучений и унижений, каким только может подвергаться женщина. Грубая, животная, безрассудная сила обрушилась на беззащитную девушку. И казалось, этому не будет конца.

Чуть только рассвело, Рейнольд оставил бесчувственное тело своей супруги на попечение служанок и отправился на очередную пирушку, устроенную в честь его свадьбы. Громкий хохот рыцарей разнесся по залу, когда они узнали, что новобрачная не может присутствовать на пиршестве по причине слабости, одолевшей ее после бурной брачной ночи. Угощаясь, рыцари во весь голос смаковали услышанное, придумывая разные пикантные подробности и вспоминая по ходу дела свои похождения.

Вернувшись под вечер, Рейнольд вошел в спальню и застал леди Морэну полулежащей на высоких подушках. Она была по-прежнему прекрасна, несмотря на осунувшееся лицо и темные круги под глазами. Увидев на пороге своего мужа, она издала тихий полувсхлип-полустон и закрыла глаза, чтобы он не прочел в них обуревавших ее чувств. Рядом суетилась служанка. Увидев хозяина, она спешно схватила небольшое корытце с плавающей в нем потемневшей от крови тряпкой и постаралась скорее выскользнуть из комнаты. У порога Рейнольд перехватил ее.

- Как себя чувствует госпожа? - поинтересовался он искренне озабоченным голосом.

- Немного слаба. Она еще не покидала постели, мой господин, - тихо ответила служанка, пытаясь высвободить предплечье, сдавленное железными пальцами рыцаря.

Отпустив женщину и прикрыв за собой дверь, Рейнольд вошел внутрь и приблизился к кровати. Взял бледную, почти прозрачную руку леди Морэны и поцеловал искалеченные веревкой запястья. Ее веки задрожали, и из под длинных черных ресниц показались слезы.

Рейнольд одним движением откинул одеяло, леди Морэна вздрогнула всем телом и закусила губу. В ее открытых глазах рыцарь прочел ненависть, стыд и страх. Ухмыльнувшись одними уголками губ, он разорвал на ней длинную батистовую рубашку сверху донизу, глядя ей прямо в расширившиеся от потрясения глаза. Взгляду его предстали многочисленные багровые синяки и ссадины, следы укусов и глубокие царапины.

"Интересно, как скоро она сможет ходить?" - подумал он и, накинув одеяло обратно, покинул комнату, обещая себе впредь перед тем как отправиться к даме в постель, не забывать снимать доспехи.

Колдун и меч

"Это случилось так давно, что немногие помнят о том, что произошло на самом деле. Еще ни один король не появился на свет, а люди, сбившись в стаи, как дикие животные, жили в глухих лесах, не строя себе домов и не разводя огня. Они не знали железа, и их копья были из камня и дерева.

В то время миром правили боги. Но они редко вмешивались в дела людей - слишком ничтожными и мелкими те казались им с высоты.

Многое знали и умели боги. Они могли наслать дождь, могли иссушить землю и превратить ее в пустыню, могли убить молнией, могли оживить убитого... и они знали будущее.

Конечно, не все было им ведомо, но в одном сходились все их предсказания. Когда-нибудь этот мир погибнет. И погибнут все - и боги, и люди, и все твари земные; но умрут они лишь затем, чтобы возродиться заново. И возникнет новый мир, восстав из небытия, и новый круг существования возродит жизнь. Богов мало волновало это предсказание - им все равно было, жить или умирать. Кроме одного, бога по имени Хемд'арл (по другим источникам - Хем Дарлос). Ему было предсказано, что падет он от руки своего злейшего врага. И тогда он решил предпринять что-нибудь, пока не стало слишком поздно. Он отправился к гномам, которые славились своим искусством кузнецов.

Узнав о его проблеме, гномы долго совещались. "Тебе понадобится волшебное оружие, - наконец сказали они. - Что-то, что пробьет любые доспехи и не сломается в ответственный момент. Мы выкуем тебе меч. Этот меч будет единственным и неповторимым, и твой враг не сможет выковать себе такой же".

Они надолго спустились под землю, созвали своих самых лучших кузнецов и выковали самое совершенное оружие, дающее власть. Они вложили в него непостижимую магию, забрав корни у гор, сухожилия у медведей, голоса у рыб, страх у берсеркеров, шум шагов у кошек, и предначертали мечу служить своему хозяину.

Очень довольный, Хемд'арл вернулся домой и надежно спрятал бесценный меч. Но он не знал, что враг его, Лодрус (он же Логгур или Лог), все это время незримо присутствовал поблизости и подслушал разговор с гномами от начала и до конца.

Выкрасть меч не составило для него труда. Теперь он обезопасил себя от страшного оружия и сам мог воспользоваться им, но до Последней Битвы его необходимо было где-то спрятать, так как Хемд'арл непременно постарается вернуть украденное.

Жена бога Лодруса была посвящена в тайну и посоветовала ему спрятать меч среди людей. Но люди не сидят на месте, они бродят по лесам, и меч с легкостью мог затеряться. И тогда жена его придумала, как решить эту проблему. С помощью высшей магии она своей кровью начертала узор из рун на лезвии меча, нарекла его одним из своих имен, которое звучит как Дюрандаль* во всех документах, дошедших до нас из глубины веков, - и стала его хранителем. С тех пор она всегда знала о местонахождении меча и в любой момент могла принести его мужу. Лодрус не любил воевать, но мысль, что меч не попадет в руки врага, его успокаивала.

Но это всего лишь легенда. А правда заключается в следующем.

Страшное оружие попало на землю, оно проливало реки крови и сеяло много горя, потому что люди не умели пользоваться магией; они использовали его только так, как им было известно, и вскоре меч Дюрандаль пропал на поле битвы у басурман. И на этом след меча теряется.

Но легенда также гласит, что неминуемая гибель настигнет того, кто в стремлении стать неуязвимым презреет пророчество и завладеет мечом нечестным путем."

Джиггернаут захлопнул книгу и посмотрел на Рейнольда. Тот, заложив руки за спину, ходил по залу. Поравнявшись с колдуном, рыцарь остановился и поднял на него глаза. Эта история была хорошо знакома ему еще с детства. Будучи девятилетним мальчиком, он уже мечтал стать великим завоевателем, как Александр Македонский. Сейчас, в свои тридцать восемь, он был могущественным вассалом короля, и Ричард не боялся поручать ему самые ответственные задания. Но, чтобы стать еще более сильным, Рейнольд Лотианский готов был осуществить свои мечты любой ценой.

- Я видел сон, - сказал он. - Мне явилась красивая женщина. Она манила к себе... Она была в раме, на картине. И когда я шагнул к ней, то оказался в военной палатке, полной золота и оружия. Кругом сидели люди и разговаривали на военные темы... на испанском языке. А женщина куда-то пропала...

- Вам нужен этот меч, я правильно понял? - прищурился Джиггернаут.

- Мы сможем его получить?

- Есть способ, которым я могу помочь, но все остальное зависит только от вас. Небеса выражают нам свое согласие, эта женщина в вашем сне - яркое тому подтверждение. Она действительно была так хороша собой?

- Сегодня ночью и приступим, - не терпящим возражений тоном произнес сэр Рейнольд, не ответив на последний вопрос колдуна.

- С вашего позволения, мой господин, я удалюсь. Мне нужно успеть собрать необходимые ингредиенты, - чернокнижник согнулся в поклоне и, пятясь задом, выскользнул через приоткрытую дверь.

Джиггернаут несколько пугал Рейнольда; его вообще всегда настораживало то, чего он не мог понять.

Место для свершения обряда было выбрано мрачное: в одной из полуразрушенных башен заброшенного монастыря. Сквозь проломы в потолке сочился тусклый красноватый свет заходящего солнца. Когда Рейнольд приехал туда, все было почти готово для церемонии. Его придворный маг был облачен в черный балахон до пят. Огромный капюшон полностью скрывал лицо и шею. На расчищенном от обломков и сухих веток каменном полу была начерчена особая геометрическая фигура для вызывания наиболее могущественных духов. Рыцарь присел на камень в углу и напряженно наблюдал за последними приготовлениями колдуна.

Когда луна отбросила свой свет сквозь оконный проем, Джиггернаут начал читать заклинания. Холодный ветер донес до их слуха бой городских часов. Они пробили одиннадцать раз, и после этого свечи вспыхнули ярче, а колдун все быстрее и быстрее ходил вокруг пентаграммы*, одновременно ускоряя и темп читаемых заклинаний. Потом сел на колени и стал вписывать в углы своего знака какие-то цифры и буквы. Завороженный происходящим, Рейнольд не мог пошевелиться; все мускулы его словно окаменели. И он не заметил, как прошло время и настал час, когда просыпаются духи и мертвецы выходят из своих каменных склепов.

- Милорд! Мне нужна ваша кровь! - Джиггернаут вдруг возник над ним с чашей и кинжалом.

- Это так необходимо? - недовольно пробурчал Рейнольд, скорее не в знак протеста, а чтобы немного прийти в себя при звуках собственного голоса, а то он сам себе уже стал напоминать каменное изваяние.

- Это совершенно необходимо, - терпеливо объяснил маг. - Вы собираетесь закладывать свою бессмертную душу или нет?

Рыцарь безмолвно закатал рукав и протянул руку со сжатым кулаком. Беззащитные вены пульсировали под смуглой кожей. Ни секунды не раздумывая, Джиггернаут полоснул клинком чуть выше запястья. Вопреки ожиданию Рейнольд не почувствовал боли, так как все еще находился в трансе.

Подставив под густую струю чашу, колдун набрал нужное количество крови, после чего рыцарь зажал открытую рану куском ткани и продолжал наблюдать за дальнейшими действиями некроманта.

Войдя в центр начертанной на полу звезды, Джиггернаут вытянул руки с чашей над головой и быстро-быстро проговорил какое-то заклинание. Луна в это время прошла дугу и зависла прямо над ним. Ее свет теперь падал сквозь дыру в потолке прямо на чашу и запрокинутое лицо колдуна.

Внезапно подул ветер. Рейнольд вздрогнул, потому что ему послышались довольно странные звуки - протяжные песнопения: словно духи умерших насильственной смертью монахов, некогда населявших разрушенный монастырь, восстали из небытия и возносили хвалу Создателю, вернувшему их с того света.

Он взглянул на Джиггернаута, ведь его маг, помимо него самого, был единственным живым существом в этом пустынном месте. Взглянул - и холод сковал его с головы до ног: кровь из запрокинутой чаши лилась на лицо колдуна, окрашивая его в багровый цвет. Вновь дунул ветер, откидывая капюшон с головы мага, и Рейнольд с ужасом увидел, что перед ним уже вовсе не Джиггернаут - черты его неузнаваемо изменились; теперь это был звероподобный лик страшного бога, властелина демонов.

- ТЫ ВЫЗЫВАЛ МЕНЯ, О СМЕРТНЫЙ?! - гулким басом вопросило существо, обращая незрячие бельма на Рейнольда и откидывая в сторону опорожненную чашу. С металлическим звоном она откатилась куда-то в темноту.

Вскочив, рыцарь попятился и уперся в стену. Белые глаза монстра исторгли вдруг некие лучи, которые в мгновение ока пролетели расстояние между ним и рыцарем, ударили в пол по обе стороны от Рейнольда, превратив камень в том месте в две шипящие канавки расплавленной жижи.

Поняв, что убегать не имеет смысла, Рейнольд Лотианский опустил голову и сказал:

- Да, повелитель.

- ЧТО ХОЧЕШЬ ТЫ ПОЛУЧИТЬ ВЗАМЕН НА СВОЮ ДУШУ?!

- Оружие богов, легендарный меч Дюрандаль!

Рейнольд заметил, что произносимые им слова слетают с губ совершенно независимо от его воли и без всяких усилий.

- ДА БУДЕТ ТАК!!! - громогласно воскликнуло страшное существо, вселившееся в тело колдуна, и разразилось совершенно невообразимым хохотом.

Внутри у Рейнольда все похолодело и умерло в этот момент. Ноги подогнулись, и он обессиленно рухнул на колени.

От жуткого рева демона затряслись стены и посыпались камни. Полуразрушенная башня зашаталась, а свечи стали гаснуть и снова вспыхивать одна за другой.

Рейнольд увидел, как некая светящаяся мелкими золотыми искрами субстанция выходит через его рот и, устремившись прочь, обволакивает все туловище нечеловеческого существа. После чего оно трижды повернулось вокруг своей оси, ввинчиваясь в пол по самую макушку.

Очнулся Рейнольд только под утро. Одежда его покрылась инеем, а изо рта шел пар. Было довольно прохладно. Приподнявшись на локте, он огляделся по сторонам. Он был совершенно один в руинах пруклятого Богом монастыря. На полу, посреди магического узора, где вчера являлся ему демон, остался лежать только черный плащ колдуна, залитый кровью.

Спустя несколько месяцев король призвал войско сэра Рейнольда Лотианского к выходу в III Крестовый поход за освобождение Гроба Господня. Фанатиком от религии Рейнольд не являлся, но всегда готов был обагрить свое оружие вражеской кровью и снискать славу в бою. Огромный отряд вскоре собрался под знамена Ричарда Львиное Сердце и со дня на день готов был выступить в Палестину.

Рыцарь и дама

Этот день выдался как нельзя более удачным, и вечер обещал быть подстать ему. Сэр Пармелон заключил-таки перемирие с южными державами, и теперь ему нужен был гонец, дабы закрепить с таким трудом подписанный мирный договор. Сэр Рейнольд сам вызвался возглавлять эту миссию. Он был чрезмерно честолюбив, а после завершения легендарного Крестового похода мирная жизнь его несколько угнетала.

У него была пара незавершенных личных дел на материке, и эта поездка подвернулась как нельзя кстати, ибо его прибытие в качестве гонца не должно было вызвать никаких подозрений. И если он расскажет кое-что лорду Пендрагорну, возможно... Но об этом он подумает утром. А сейчас у него намечался небольшой отдых, так сказать, расслабление перед тяжелой дорогой.

Он шел по пустым коридорам замка. Горящие факелы отбрасывали странные тени - казалось, демоны поселились в его голове и искажают его лицо до неузнаваемости. Шаги гулко отдавались под каменными сводами. Свернув за угол, он толкнул нужную дверь, и та со скрипом отворилась, щелкнув чугунным кольцом по железным пластинам, стягивающим тяжелые дубовые доски. Рейнольд старался наделать как можно больше шума, чтобы жертва морально подготовилась и начала нервничать заранее.

Отдернув плотную бархатную портьеру, он вошел в альков.

- Ну что, соскучилась? - Рейнольд хищно улыбнулся, с трудом отрывая взгляд от нежных запястий прикованной к стене девушки.

Странно, но в ее глазах по-прежнему не было страха. Руки ее, разведенные чуть в стороны, были закованы в металлические кольца, прибитые к стене на уровне головы. На девушке было одето светло-синее платье, открывающее взору почти половину высокой груди, каштановые волосы спадали на плечи тяжелыми волнами, черные глаза, чуть вздернутый нос и пухлые губы довершали живописную картину.

- Эту ночь ты запомнишь навсегда, Дюрандаль! - пообещал Рейнольд весьма самодовольно.

Она безучастно взглянула ему в глаза:

- У меня есть дела и поважнее, ты и так задержал меня.

Рыцарь выхватил из ножен меч, и тот оказался у ее шеи, приятно холодя кожу в месте соприкосновения.

- А теперь что скажешь, моя холодная красавица?

- Ох, оставьте, сэр! - в ее голосе читалась издевка. - Я и так принадлежу вам, какой смысл гнуть послушную лозу? Воображаешь себя бывалым маньяком?

- Что? - оторопело переспросил он, явно не ожидая отпора.

- Недалекий, примитивный тип с манией величия, которую ты можешь удовлетворить только за счет наушничества тем, кто стоит выше тебя!

"Откуда она узнала? - брови Рейнольда сдвинулись к переносице. - Откуда, я же только что решил, это же неосуществленный план!.." - мысль на секунду мелькнула и пропала, так как поток нелицеприятных слов в его адрес продолжался.

- Нравится издеваться над слабыми беззащитными женщинами, да? Встреться тебе противник твоей весовой категории, ты будешь бежать без оглядки, и весь твой хваленый садизм исчезнет без следа!

- Хочешь позлить меня? - усмехнулся он. - Зря стараешься, я и так на взводе. Тебе на эту ночь, поверь, хватит!

- Держу пари, ты и половины не понял из того, что я тебе сказала, неотесанный болван! Мне хочется напоследок рассказать тебе правду о тебе самом. Чтобы ты хоть пару минут не напоминал ребенка, заблудившегося в темной комнате и, чтобы не бояться, воображающего себя крутым парнем, которому сам черт не брат...

- А тебе идет, когда ты сердишься, маленькая злючка! - прищурился рыцарь, пытаясь обуять рвущуюся наружу ярость. Кто она такая, чтобы позволять себе так с ним разговаривать!

- Ты ничего не видишь ни вокруг, ни внутри себя! - выплевывала она слова, а они, как раскаленные угли, жгли его все больнее и больнее, но останавливать он ее пока не стал - еще не время, он еще не готов. - Вокруг тебя ничего не существует, из-за твоей ограниченности, - говорила она, - а внутри у себя ты ничего не находишь, потому что там ничего и нет. Человек, так и не сумевший ни на полступени подняться над состоянием животного! Что ты чувствуешь в данный момент? Хочешь, я угадаю? Слепую, животную ярость!

- Ведьма! - воскликнул он, но девушка тряхнула головой и, повысив голос, продолжала:

- Посмотри на себя! Весь смысл жизни для тебя заключен в собственном оргазме. Но из-за моральной неполноценности даже это дается тебе с таким трудом! Унизить кого-нибудь, чтобы хоть на секунду забыть о собственной ничтожности. Не затем ли ты убиваешь свою жертву, чтобы не услышать потом: "Ну что ты, не расстраивайся, это со всеми бывает...", а наутро сесть и написать в своем дневнике: "А потом я кончил много раз. Она бы была на седьмом небе от счастья, если бы я не убил ее..." Хотя, извини, ты, наверняка, и писать-то не умеешь. Ведь не умеешь, правда?

- Зачем это нужно такому рыцарю как я? - Рейнольд гордо вскинул голову. - Этим пусть занимаются смерды, которые не могут добыть себе боевой славы.

- Ах, ну да! Конечно, я и забыла, меч - это твой фаллический символ. У кого нет оружия, тот, считай, кастрат. Но ты, со всеми своими достоинствами, не можешь сделать женщину счастливой и поэтому вбиваешь себе в голову, что тебе это ни к чему, ты же у нас бравый рыцарь-завоеватель, девки на тебя вешаются гроздьями, но ни одна из них не расскажет подруге, что ты из себя ничего не представляешь как мужчина...

- Да кто ты вообще такая? - тихо, стараясь сдерживать себя, спросил он, до боли в руке сжимая меч, буквально повисший вдоль правой ноги.

- Я - твое будущее и настоящее, - она почему-то кивнула на меч. - Если бы ты умел читать, ты бы смог разобрать слова, выгравированные на лезвии у самой рукоятки: "Имя сему мечу нарекаю Дюрандаль, и будет его душа верой и правдой служить своему хозяину..."

Рейнольд невольно взглянул на свое драгоценное оружие, добытое в неравном бою. Неравном - для его противника: тот стоял спиной, когда Рейнольд выхватил кинжал и перерезал ему горло.

- Но там есть и другие слова, но я тебе их не скажу, Джон!

- Кто такой Джон? - насторожился Рейнольд.

- Ты, кто же еще!

- Ошибаешься, моя холодная красавица, ты меня с кем-то спутала.

- Джон, Рейнольд - один черт! В моей бедной голове смешались все времена. Вспомни, сколько дней ты не кормил меня и не давал воды. Как ты думаешь, почему я до сих пор жива? - девушка засмеялась, и по коже его пробежали мурашки - таким страшным эхом разнесся этот смех по комнате, что кровь застыла в жилах. - Как ты думаешь, а, средневековый примитив? И почему ты называешь меня холодной? Я достаточно теплая, подойди, потрогай...

- Хватит туманить мне голову, ведьма, на меня твои чары не действуют! - крикнул он, сделав шаг чуть в сторону и рубанув по факельной подставке. Меч, как всегда, исправно сделал свое дело: факел, словно кусок масла, разрезанный пополам, упал на пол и погас. - Главное, он острый, а что там за каракули - это неважно!

Стало еще сумрачнее. Залетающий в щели ветер завыл как-то тоскливее, бархатный полог трепетал в неверном свете пламени.

- Тебе, может, кажется, что ты умен и обаятелен и что ты можешь привлечь женщину? Тебе никто не говорил, что они клюют только на твою якобы мужественную физиономию и, без сомнения, красивую осанку? Но за этим нет ничего! Весь твой шик - это только игра твоего больного воображения. Ты - ничто, и ты в глубине души знаешь это. И боишься услышать от кого-то другого, поэтому убиваешь каждую, убиваешь, чтобы тешить свое тщеславие мыслью о том, что если бы ты ей только позволил, она бы осталась с тобой навсегда. Ты боишься узнать правду о том, что ты - ничто!

Что это дьявольское отродье сделало с ним? Рейнольд кипел злобой, но не мог сдвинуться с места, чтобы хорошенько врезать ей по этим красивым влекущим губам. Его мышцы охватила непонятная слабость, а меч будто сделался в десять раз тяжелее и тянул к полу.

- Ты неспособен чувствовать. Чтобы никто не мог ранить тебя отказом, ты не оставляешь выбора. Что стало с бедной леди Морэной, вынужденной стать твоей женой? Она не протянула и нескольких месяцев! Конечно, лучше сначала связать руки, и если жертва начинает кричать, то ведь это только потому, что ты так задумал, а вовсе не потому, что ты ей отвратителен, выживший из ума маньяк, которому кажется, что он образован, изящен и галантен. Боги, ты не умеешь читать и даже, кажется, гордишься этим?! Ты просто моральный урод и дегенерат!

Более половины из того, что она тут говорила, Рейнольд не понял, но смысл был абсолютно ясен - она оскорбляла его, а он стоял и слушал все это, развесив уши. Проклятая девчонка обозвала его убийцей. Это правда, он убивал на войне, но все это во славу церкви, и он вовсе не считал это убийством.

Он разжал зубы и облизал нижнюю губу, почувствовав при этом соленый привкус крови. Это привело его в чувство.

- Надеюсь, ты вдоволь наговорилась, моя принцесса. Теперь пришла моя очередь. Но я не буду столь красноречив. Обещаю, что не утомлю тебя долгими признаниями в любви. Посмотрим, изменишь ли ты свое мнение обо мне, когда я буду медленно резать тебя на кусочки...

- Неужели ты так ничего и не понял?! - воскликнула Дюрандаль. - Ох, - она обреченно помотала головой. - Все мои старания напрасны, он оказался еще глупее, чем я думала.

- С кем это ты разговариваешь? - подозрительно спросил он, делая шаг в ее сторону.

- Вся твоя крутизна - это просто плод твоего воображения. Вся эта мнимая реальность, где ты всемогущий красавец-садист, находится только в твоей голове.

- Так значит, если я убью тебя сейчас, это будет только в моей голове?

- Подумать только, наконец что-то понял?! - изумленно воскликнула она.

Рейнольд не мог больше выносить этого издевательства. Вместо просьб о пощаде и обещаний исполнить все, что он пожелает, в обмен на жизнь и свободу, девчонка просто поливала его грязью, а он стоял и терпел все это! Немыслимо. Он надеялся, что никто не подслушивал, иначе мерзкие сплетни разнеслись бы по всему феоду. Он уже совсем не хотел ее; даже эта тонкая талия и порозовевшая вздымающаяся грудь ничуть не волновали его. И это-то злило больше всего. Она сделала так, что он не хотел взять ее. Такое с ним случилось впервые. Ярость с новой силой нахлынула, ударила в голову, рука с мечом, который внезапно стал легче перышка, сама собой взметнулась вверх.

- Чего ты ждешь?! - крикнула она. - Даже если ты сейчас убьешь меня, ничто в твоей жизни не изменится. А я бы могла любить тебя... Ну давай, заколи меня, или ты уже ни членом, ни мечом не можешь?!

- Так умри! - сквозь зубы процедил он и со всего размаху всадил меч ей в сердце. Легко пройдя сквозь плоть, сталь с лязганьем вошла в каменную стену.

Не вынимая его оттуда, он, не оглянувшись на повисшее тело, вышел из комнаты и быстрыми шагами направился в столовую залу, где развлекались несколько гостей, которые еще держались на ногах. Дойдя туда, он повернул обратно, потому что понял, что ему ничего здесь не нужно - он просто был взволнован происшедшим. Впервые он убил женщину, убил вполне осознанно. Он отдавал себе отчет в том, что она сама на это напросилась, хотя в последний момент, кажется, испугалась, что он действительно сделает это, и пошла на попятную, но не могла остановиться и продолжала злить его. И он не выдержал. И ему это даже понравилось - отнять жизнь у беззащитной женщины, которая сама должна была давать жизнь человеческому существу.

Он, взволнованно дыша, вошел обратно в спальню и взглянул на девушку. Красивые пышные волосы теперь закрывали все лицо, голова безвольно опустилась, правда, меч не давал телу повиснуть на руках. Красивый синий цвет платья, который ей так шел, теперь стал багровым до самого подола.

- Меч по имени Дюрандаль убил красотку по имени Дюрандаль, - произнес вслух Рейнольд и тихо рассмеялся, как человек, который поначалу испугался своей тени, а теперь чувствует себя глупо, но и радуется одновременно, что это была всего лишь тень. Он окунул руку во все еще вытекающую из раны кровь, другой рукой за волосы приподнял голову девушки и провел кровавой ладонью по ее лицу, сверху вниз, уделив особое внимание губам, еще теплым на ощупь.

- Теперь ты не скажешь мне ни слова, - прошептал он и отошел от девушки, вытирая руку о темный бархат портьер. Ему срочно понадобилось выпить, и чего-нибудь покрепче - ведь не каждый день приходится услышать столько гадостей в свой адрес.

Когда Рейнольд поздно ночью вернулся в спальню, чтобы заняться самым тяжелым, но необходимым делом - а именно, убрать труп, - то застыл на пороге; по лицу пробежала судорога. Все выпитое моментально выветрилось из головы.

Металлические кольца были целы, меч по-прежнему торчал в стене, от него тянулся вниз ручеек запекшейся крови, но тела не было.

Он тяжело опустился на кровать, сжав голову руками. Нет-нет-нет! Это невозможно! Она не может быть жива, он пронзил ее сердце! Если только...

Если только эта женщина не ведьма. Господи, как он раньше не догадался?!

С трудом вынув из стены меч, где он застрял в стыке меж двух камней, Рейнольд провел пальцами по клинку, отчего они обагрились сгустившейся холодной кровью, липкой, словно патока, и поднес их ко рту. Привкус был самый обыкновенный, чуть солоноватый и с оттенком ржавчины - как у обычной человеческой крови. Хмыкнув и отложив меч в сторону, рыцарь завалился на кровать прямо в одежде и вскоре уснул, не в силах больше противостоять навалившейся вдруг усталости.

Проснулся он от едва заметного теплого дуновения, согревающего левое ухо. Сзади кто-то прижимался к нему теплым телом. Протянув правую руку, Рейнольд ощутил под пальцами нежную округлую плоть. Чьи-то ласковые руки обвили его вокруг талии. Он обернулся - рядом лежала женщина. В темноте смутно угадывались очертания ее лица, и в них ему показалось что-то знакомое. Но только на миг. Желание затуманило ему мозг, он страстно хотел незнакомку. И даже ничуть не удивился, когда обнаружил, что полностью раздет; так было даже удобней. Без лишних церемоний он задрал на девушке платье и овладел ею. Она оказалась очень страстной: кусала его, царапала, стонала и извивалась под ним, как самая опытная шлюха.

Когда Рейнольд, наконец, насытился и отвалился от нее, ему пришло в голову спросить:

- Кто ты такая?

Девушка склонилась над ним, и ее густые волнистые волосы упали ему на щеку.

- Неужели ты не узнаешь меня, красавчик? - насмешливо произнесла она.

- Как я могу узнать тебя, тем более в темной комнате?

Девушка рукой убрала прядь волос с лица, и в этот миг в окно заглянула вышедшая из-за туч луна, ярко осветив всю комнату.

- О, Господи! - увиденное заставило бесстрашного рыцаря подскочить на кровати. Перед ним сидела Дюрандаль, живая и невредимая... не считая порванного на груди платья, полностью пропитанного высохшей уже кровью.

- Да, любовничек! Теперь ты принадлежишь мне не только душой, но и телом! - торжествующе произнесла она. - Иди же ко мне, утоли мою неземную страсть, - и она, не снимая кровавых одежд, взобралась на него сверху.

Рейнольд был буквально парализован страхом, но тем не менее не смог противиться банальной физиологии.

Утро застало их в тесных объятиях. Открыв глаза и заставив уняться бешено бьющееся сердце, Рейнольд осторожно высвободился из сплетенных рук ведьмы, собрал свою одежду и тихо выбрался в коридор. Кое-как одевшись прямо на ходу, он быстро спустился на первый этаж и кликнул стражу.

Спустя какое-то время, когда он сидел и со спокойной душой завтракал в столовом зале, послышались звуки шагов и бряцанье цепей - в залу вошли стражники. Между ними ковыляла Дюрандаль, закованная в тяжеленные ржавые кандалы, видавшие не одно поколение узников.

- Как ты ласков, дорогой! - сказала она.

- Уведите ее в часовню! - резко прервал ее Рейнольд. - Там ей самое место. И приведите преподобного Епифания.

Надо заметить, что вышеупомянутое лицо было одним из самых ревностных служителей Святой Инквизиции.

Сэр Рейнольд мог позволить себе отложить отплытие на материк на несколько дней, что он и сделал сразу же после завтрака.

Проклятие

- Именем Святой Инквизиции я приговариваю ведьму к смерти через сожжение на костре. Да очистится ее душа. Да исполнится воля Божья! - с этими словами священник в невзрачном мешковатом балахоне, с аскетическим лицом и сталью во взгляде осенил привязанную к столбу молодую женщину.

Волосы ее были распущены, грязное исподнее едва прикрывало наготу, а во взгляде тем не менее читалась насмешка.

- Дочь моя, последний раз спрашиваю, - тихо обратился к ней священник, - отрекаешься ли ты от Дьявола?

- Дьявол у Вас за спиной, святой отец, - охрипшим голосом сказала Дюрандаль и не могла не улыбнуться потрескавшимися губами, когда он вздрогнул, оборачиваясь.

Позади, среди солдат с факелами, стоял сэр Рейнольд Лотианский. Толпа за ними гудела, словно пчелиный рой, ожидая причитающегося зрелища. Почти вся площадь была заполнена людом: усталые ремесленники, трудолюбивые крестьяне, торговцы, их добропорядочные жены - все собрались в этот вечер поглазеть на очередную казнь и привели с собой детей. Солдаты продолжали приносить хворост и сваливали его у ног ведьмы. В городе уже несколько месяцев не жгли ведьм, и народ стосковался по яркому и запоминающемуся зрелищу.

Дюрандаль подумала, что, наверное, так себя чувствуют рок-звезды на концертах перед толпой беснующейся публики. Но только, кажется, это будет в будущем. Память вытворяла с Дюрандаль странные штуки, особенно после тех многочисленных изощренных пыток, которым ее подвергали три дня подряд, добиваясь от нее признания в том, что она ведьма.

В какой-то миг ей удалось поймать взгляд Рейнольда, ее мучителя. Кажется, ему это представление даже нравилось.

- Чертов садист! - вырвалось у нее невольно при виде этой самодовольной физиономии.

Рыцарь удивленно приподнял бровь. Боже, неужели он ожидал от нее ласкового слова? Чему удивляться? Но тут она сообразила, что он просто не понимает значения произнесенных ею слов. Ах, ну да, Маркиз де Сад родится несколько позже...

- Проклятый кровопийца, - пояснила она.

Рейнольд довольно рассмеялся. Ей нравилось слышать, как он смеется. И улыбка у него была красивая. Жестокая, но очень уж привлекательная. Она с трудом отогнала от себя лирические мысли, пошевелив стянутыми сзади руками, где на половине покалеченных пальцев не хватало ногтей, и поморщилась от боли.

- Почему? - только спросила она.

- Ты уже умерла, разве ты этого не знаешь? - сделав священнику знак отойти, Рейнольд приблизился к ней, чтобы никто не смог подслушать их обмен любезностями, но не настолько близко, чтобы ведьма вновь околдовала его.

Неожиданно Дюрандаль вскинула голову и засмеялась. Блики огня, отбрасываемые факелами, отплясывали на ее лице дьявольский танец, и ему на миг показалось, что оно меняется - в одно мгновение перед ним словно пронеслись все те женщины, которых он использовал. Нет, ни одну из них он не убил, как утверждало это сатанинское отродье. Он избавлялся от них, да, отсылал подальше, туда, где никакие слухи не причинят ему вреда. А что до леди Морэны - она вообще была довольно замкнута в себе и, скорее всего, помешалась рассудком, поэтому и покончила с собой.

- Я знаю, - сказала Дюрандаль, - что доставила тебе удовольствия больше, чем любая женщина в твоей жизни...

Рейнольд непонимающе нахмурил брови:

- О чем ты говоришь? Почему это ты думаешь, что я получил какое-то удовольствие? - довольно грубо спросил он.

- Потому что никого тебе не удавалось убить дважды, - пояснила она.

- Я не убийца! Ты меня с кем-то путаешь! - сказал, как отрезал, он. - Давайте сюда факелы! - это уже солдатам.

Толпа за его спиной пришла в движение и встретила такие действия бурными возгласами одобрения.

Сухой хворост занялся почти сразу. Огонь охватил ее одежду и ноги.

- Рейнольд! - она впервые назвала его так; он стоял бледный, закусив губу. - Есть еще одно, - она повысила голос, чтобы быть услышанной сквозь треск дружно занявшихся смоляных веток. - Есть одно, что будет в твоей жизни неизменно, день за днем, век за веком: никто и никогда не полюбит тебя! Если ты и встретишь такую же садистку, как ты, то будешь лишь игрушкой в ее руках, не более! И глядя в глаза очередной жертве, подумай о том, что она испытывает вовсе не ужас при виде одной твоей отрепетированной улыбки, а просто ты ей противен! Ты - ничтожество, зацикленное на своем мужском достоинстве, больше ничего! Ты жалок, Джон!

Пламя уже охватило ее целиком и добралось до разметавшихся по плечам волос, которые моментально вспыхнули. Она закричала. Не потому, что было больно, а потому, что иногда просто хочется кричать. Она не чувствовала боли, она до краев была заполнена уверенностью в том, что когда-нибудь, через много веков, у нее будет шанс отомстить. И тогда она будет поливать бензином его дом. Но для этого, правда, нужно было как минимум подождать, пока изобретут бензин.

Толпа взвыла от восторга. Рейнольд не мог оторвать взгляда от столь захватывающего дух зрелища. Разные чувства бушевали в его груди, пока огонь лизал запрокинутое в предсмертном крике красивое лицо молодой женщины. Гул тысячи голосов слился в его голове в монотонный шум, который стал практически незаметен, вытесненный из сознания завораживающим бликованием огня.

Внезапно перестав кричать, Дюрандаль открыла глаза и взглянула прямо на него.

- Но как бы то ни было, я всегда буду любить тебя, только я одна...

Он мог поклясться, что это было сказано ею.

В следующий миг вспышка пламени скрыла ее изуродованное лицо. Запах паленого мяса стал невыносим. Рейнольд отвернулся и, расталкивая толпу локтями, пошел прочь, не слыша ни восторженного рева сотен глоток, ни свиста, ни улюлюканья, ничего. В его голове до сих пор звучали слова ведьмы: "Я всегда буду любить тебя, только я одна..."

Сквозь ткань времен

Она кружилась среди заснеженных деревьев и сумерек, синеватые блики проходили сквозь нее. Такую растворенность в природе света она любила еще со времен бытности языческой богиней. Захлебнувшись снежинками и вечером, она прекратила полет и зависла в небытии, где необязательно было закрывать глаза, чтобы сосредоточиться.

В ее ресницах запуталась пара ярко-оранжевых огоньков, но она тряхнула головой - и бархатная чернота мгновенно поглотила трепыхающееся пламя.

Дюрандаль была стихийным демоном ночи, до тех пор пока не стала душой-хранительницей древнего меча, выкованного еще до начала войн, до того как появились Добро и Зло, до того как возникла религия, основанная на том, что Тьма и Свет поссорились и начали воевать друг с другом. Тогда-то все и началось; на Земле наступили темные времена, и меч Дюрандаль впервые обагрился кровью, став орудием войны и ненависти, алая субстанция заполняла бороздки на клинке, оставленные искусным гравером: "...И тот, кто убьет Дюрандаль этим мечом, освободит ее душу, и будет она вечно следовать за ним."

Она не могла вспомнить, зачем она здесь. Стоны умирающих, хруст раздробленных костей, алые реки, золотые цепи, жертвенные костры... Костры...

И тут она вскрикнула, открыв глаза.

Она вспомнила, как сливалась со светом пламени, когда в него лилась жертвенная кровь. Ее кровь. И еще она вспомнила ощущение огня на своей коже и огня внутри. Тот, кого она полюбила, сначала завладел ее душой, затем уничтожил ее, освободив. А потом был огонь - из-за высоких языков пламени она видела его стальные глаза, сквозь которые сочилась черная-черная тьма. Сэр Рейнольд Лотианский, рыцарь по призванию.

Боль, словно меч, вонзилась в сердце. Дюрандаль попробовала вдохнуть холодный воздух и глянула вниз - под ней проносилась река, закованная в бетон, и ровный ряд зданий на набережной. Сильный ветер нес ее в сторону моста; там она свернула в одну из узких уютных улочек и все дальше и дальше удалялась от центра. С ее короткой прически стекала вода и попадала за ворот. После костра на центральной площади она решила больше не носить длинных волос.

На какой-то миг ей показалось, что она заметила внизу знакомую фигуру, но память еще не совсем вернулась к ней после такого потрясения - не каждый раз переживаешь за один месяц две собственные смерти. Чтобы убедиться в своих догадках, она задержалась над мрачным зданием, проникла взглядом сквозь серый камень стен, глубже и глубже, дойдя до подвала, где остановилась на ярком белом пятне.

Толстые низкие свечи, расставленные в таком порядке, что на полу образовалась своеобразная огненная фигура. Узор был ей знаком. И этот корчащийся в мучительных судорогах вампир, выпивший мертвую кровь убитой им блондинки.

Один удар сердца - каббалистическая звезда на полу.

Удар сердца - красная кровь на белом платье.

Еще удар - человекоподобное существо, мужчина.

Она знает... знала его! Это же...

Так было.

Когда-то - Дюрандаль не помнила, в прошлом или в будущем, это так сложно, жить в двух временах одновременно - она шла по этим узким улочкам города туманов. С ее каштановых волос так же стекала вода. Она взошла на мост и, чуть облокотившись о каменный парапет, замерла, глядя в воду. Мутные водовороты хищно кружились в глубине реки, затягивая в себя ночную тьму, и их неровное мерцание свободно лилось сквозь ее взгляд.

Сзади послышались шаги. Но отражения за ее спиной в темной воде не появилось. Дюрандаль чуть улыбнулась и, не оборачиваясь, прошептала:

- Тогда, когда время станет стеклом, а тишина - звуком...

- ...Та пропасть, что есть меж нами, исчезнет! - закончил холодный до бесстрастия голос.

Она обернулась.

- Так же хорош. Еще опасней, чем раньше.

Улыбка проскользнула по его бледному лицу, не знавшему солнца.

- Столько лет!.. Ты похорошела...

- Удел бессмертных, - она повела плечом.

Пауза. Он обдумывает следующий ход.

- Разделишь со мной эту ночь в нашей вечности?

- А что ты хочешь мне предложить? Убийство? - вызывающе спросила она.

- Любовь тебе предлагать бесполезно, - кивнул он.

- А ты попробуй, - в ее глазах плясали дикие огни. - Я мертва и свободна.

Он ничего не ответил, лишь улыбнулся.

Его во все времена звали Стэйл.

Стэйл Край.

Им нравилось смотреть, как уходят из этого мира человеческие существа. Но как умирает существо бессмертное...

Дюрандаль зажмурилась, потому что при яркой вспышке света вдруг увидела то, что будет с этими двумя дальше, спустя тысячу лет. Стэйл и блондинка в белом.

Огонь!..

Рейнольд...

Огонь...

Она летит дальше.

Джон. Его теперь зовут Джон.

Рейнольд.

Вот его дом.

Вспомнив все, она сосредотачивается, собирая весь жар изнутри, сосредотачивая пламя в центре зрачков, сгоняя туда всю боль опаленной кожи, вывихнутых суставов, треск горящих волос, шипение прижигаемой металлом плоти, дым пылающей одежды, крик сжигаемой души. Вспышка! Словно лазерный луч рассек пространство - и дом занялся пламенем. Такого сильного пожара город не видел последние несколько десятилетий. Несмотря на сильный дождь и благодаря ветру дом сгорает за часы, остаются лишь почерневшие стены.

Это славный костер, Джон, но меня в нем больше нет!

Но и его нет тоже. Для нее его здесь не существует. "Почему?" - спрашивает она себя. Ответ приходит откуда-то извне: потому, что он не умер еще в другой реальности, которую она покинула.

Распаленная огнем, Дюрандаль мчится дальше, сквозь время и пространство.

Что все-таки творится с этим городом? Что происходит с миром?

Ураганный ветер сносит рекламные щиты, и вода... кругом вода. Она смывает линию электропередач - разряд тока, короткое замыкание, треск. Река выплеснулась на город. Сквозь пелену минут угадываются очертания большого корабля, борта его сверкают под дождем... словно чешуя...

Нагльфар?..

Стремглав она бросается вниз. Море бушует, волны обрушиваются на скалы и с грохотом разбиваются в стеклянную пыль. Ветер разрывает туман в клочья, оглушительно ревет, прорываясь меж рифов.

Дюрандаль сидит на холодной черной скале посреди беснующейся пучины. Она обхватила согнутые колени руками и пристально глядит на буйство стихии и на корабль, который кидает из стороны в сторону. Не Нагльфар, корабль-призрак, нет - "Дева правосудия". Мачты трещат, в свете молний вспыхивают металлом покрытые водой доспехи рыцарей. Глупцы! Они не расстанутся со своими латами даже если пойдут ко дну!

Но они давно мертвы, их съели рыбы, даже железо доспехов давно превратилось в соленую пыль.

Все смешалось, прошлое и будущее, и настоящее, которого у нее никогда не было.

Дюрандаль встала, откинула волосы с лица и тихо торжествующе рассмеялась.

Тут ветер внезапно притих, и корабль понесло прочь от скал. Девушка перестала улыбаться и покачала головой:

- Нет-нет, я ХОЧУ этого! Я еще имею власть над мечом, на нем не обсохла моя кровь. Плыви же ко мне, я спою тебе колыбельную...

Сквозь вой ветра послышались голоса. Люди на палубе в панике цеплялись за канаты, но их смывало за борт; огромные волны били в корму, подталкивая корабль к неминуемой гибели.

Дюрандаль завела песнь на незнакомом языке, заставляющую кровь похолодеть в жилах. Через минуту послышался оглушительный треск. Полные ужаса десятки пар глаз мелькнули на миг. Крики захлебнулись в холодной воде. Две неровные половинки неудачно расколотой ореховой скорлупы быстро пошли ко дну вместе со всеми людьми и их железяками.

- Ты, Рейнольд, мне больше не нужен. И меч тоже, - тихо сказала она.

Огромная волна накрыла Дюрандаль с головой, но она удержалась на скользком камне.

Синий бархат платья облепил стройную фигуру, с коротких волос потоком стекала вода.

Она положила руку на кнопку звонка и нажала. Мелодичный перезвон разнесся по дому.

Через минуту дверь открыл мужчина в накинутом на голое тело шелковом халате стального цвета. Он удивленно окинул взглядом насквозь промокшую девушку на пороге и жестом пригласил войти.

Незнакомка, улыбаясь, сказала, что ей очень неудобно, но у нее заглохла машина, а в такую грозу она не представляет, как добраться до дому. Джон также улыбнулся и ответил, что в этом нет никакой необходимости, она может переночевать и у него, а утром он посмотрит, что можно сделать с ее машиной. Она зябко передернула плечами и провела рукой по волосам, отчего вода потекла по ее белоснежной шее. Джон извинился и через секунду вернулся с полотенцем и своей рубашкой. Не то чтобы в доме не нашлось никакой другой одежды - он просто счел, что прекрасная незнакомка лучше будет смотреться в этом. Оставив ее в одиночестве, он пошел за бренди - девушка, должно быть, очень замерзла под холодным дождем.

Когда он вернулся, то не пожалел, что дал ей свою рубашку: в полупрозрачном батисте Дюран - так она назвалась - смотрелась восхитительно. Она держала в руках свое мокрое платье. Джон взял его, чтобы высушить и, выйдя в другую комнату, не удержавшись прижал мокрый бархат к губам. В этот момент в глубине его глаз промелькнуло удивление - вода была отчетливо соленой. Но подумать об этом он не успел, так как легкая рука легла ему на плечо. Он обернулся.

- Никак не могу согреться, - сказала она, целуя его в губы.

...