Мертвые сраму не имут

Часть 19

INGUZ

Человек звучит гордо, но рано или поздно он перестает орать.

Миссия - закапывать

- Труп, Флай, это бывший человек. Даже труп женщины, поскольку она уже не является женщиной... Да, ты прав, человек должен умереть. И если даже человек был красивым, его труп может быть страшным, посмотри на это... Хотя, бывают и красивые трупы.

Солнце находилось еще высоко над землей, вокруг терпко пахло прелой листвой, свежестью утра, туманом и прочей жизнерадостной дребеденью. Какие-то пичужки заливались среди ветвей и выводили такие сложные рулады, что могли соперничать даже с соловьями. Сердце невольно сжималось в груди, и из глаз сами по себе выкатывались слезы умиления или наркотического опьянения - один черт.

По запущенному полузаросшему саду пробирались две фигуры: маленькая безобразная собачка, смешно подпрыгивающая на трех лапах, и следом за ней тащился, пошатываясь, худосочный потасканный тип с жалко висящими крашеными пергидролем патлами, выглядевший довольно плохо. Он волок за собой истерзанное тело совсем еще юной девчушки, держа его за ногу. Багровые подтеки давно засохшей крови выделялись яркими пятнами на ее бледной обнаженной коже, а длинные рыжие волосы, собирая с земли всякий мусор, волоклись за ней, словно огненный хвост упавшей кометы.

- Пожалуй, пришли, - задумчиво обронил Дигги. - Здесь мы еще не работали.

Он бросил свою ношу и взялся за саперную лопату. Дело спорилось. Земля в этой части сада была мягкой и податливой; за какие-то три четверти часа Дигги выкопал ровную аккуратную яму метр на метр и столько же в глубину.

- Достаточно, как ты думаешь?

Флай, лениво наблюдавший за происходящим единственным подслеповатым глазом, брезгливо отвернулся.

Мужчина уселся на холмик свежей земли, порылся в кармане куртки и извлек оттуда не очень чистую маленькую стопку и плоскую фляжку.

- Спирт надо пить на вдохе, - поучительно сказал он, - проглатывая махом, чтобы он ни во рту, ни в глотке не задерживался, иначе кранты. А потом поглубже втянуть в себя воздух, проветрить нутро и выдохнуть, - и он продемонстрировал глубокий вдох, задержав воздух насколько возможно, и шумно выдохнул. - Вот так, понял? А теперь смотри, как это делает мастер! - Дигги ухнул, выбивая из себя всякий воздух, ахнул, охнул, снова ухнул, затем громко вдохнул, освежая грудь новой порцией прохладного свежего воздуха и, запрокинув голову, вылил спирт себе в глотку. В наступившей тишине было слышно, как жидкость проворно проскочила в нутро, и Дигги, выдохнув, объявил: - Вот так надо пить спиртягу! И никакой закуси не требуется! Понял, Флай?

Пес с минуту завороженно смотрел на хозяина, потом, тоскливо озираясь, отошел чуть в сторону и лег, став совсем незаметным среди прошлогодней листвы.

- Не грусти, - ухмыльнулся Дигги, - здесь есть еще кое-кто, кому, уж поверь, сейчас гораздо грустнее, - обернувшись к жертве, он ловко подцепил грязным мыском сапога голову девушки и, приподняв ее, вгляделся в запачканное кровью лицо.

- Ну что, допрыгалась, шлюха, - незлобиво улыбнулся Диг. - Теперь докажи, что ты не шлюха.

Едва слышный стон слетел с уст девицы. Дигги вздрогнул, как от сильного разряда электрического тока, помедлил, разглядывая внезапно ожившую деваху, хотел было трахнуть, но передумал.

- Ишь ты! - удивленно произнес он. - Послушай, Флай, а может позвонить Джону и сказать, что его принцесса воскресла и сейчас сидит на кухне, глушит стаканами спирт и требует его к себе в постель?.. - неохотно поднявшись, он взял свою саперную лопатку. - Да, ты прав, пожалуй, Джон не оценит.

Размахнувшись, он рубанул по бледному горлу острым краем лопаты. В этот момент девчушка открыла глаза, полные непонимания и ужаса, булькающий хрип донесся из гортани, тело забилось в конвульсиях.

- Во падла, умирать не хочет! - удивился Диг. - Какая крепкая девка попалась...

Он рубанул еще раз и еще; брызги крови летели во все стороны, а он все поднимал и опускал руку, нанося удар за ударом, пока голова не отскочила и агония не прекратилась с последней судорогой тела.

- Так-то лучше, - констатировал Дигги и, бросив лопату, с хрустом в спине выпрямился.

Перед тем как закопать тело, мужчина вырезал правый глаз - имеется такой бандитский обычай: у тех, кто много видел, вырезать правый глаз, чтобы они даже и на том свете не могли ни за чем подсматривать.

- А все-таки, Флай, дивная была штучка, - пробормотал Дигги, пиная изуродованную голову в яму. - Я так и думал, что тело нужно было оставить в доме на пару дней, тогда бы этого не случилось, да и расчленять было бы куда как проще. Дом бы, конечно пришлось потом долго проветривать, но ведь Джон без предупреждения никогда не приезжает, надо отдать ему должное, - продолжал беседу он, быстро засыпая землей свою злополучную жертву.

Закончив работу, Диг уселся на свежую могилу и глубоко затянулся.

- Я посажу здесь что-нибудь экзотическое, под названием... "Вторая жизнь девственницы", - на ходу придумал он. - Знаешь, Флай, мне страшно нравится ковыряться в саду. Я, конечно, не эксперт, но не обязательно быть им - надо просто усечь, как правильно организовать поливку.

Он снова затянулся, задумчиво посмотрел по сторонам.

- Меня это заводит. Ты закапываешь разную фигню - я имею в виду семена - и сначала даже не знаешь, что вылезет на белый свет. Надо просто верить, что вырастет именно то, что нужно, и наблюдать, как из земли попрет всякая всячина. Если бы я был великим, то я крикнул бы всем этим уродам с экранов их дурацких передач: "Все в садоводы, ребята! Это так классно для здравого смысла!"

Правда и выдумки о психических отклонениях

Черный "ягуар" Дэвидсона резко затормозил у кафе на углу. За крайним столиком Джон заметил девушку в ярко-оранжевых колготках. Он стремительно подошел к ней, схватил за руку и буквально запихнул в автомобиль. Девчонка даже не успела рта раскрыть, только испуганно вжалась в сидение.

- Ну что, прокатимся? - спросил Дэвидсон, поворачивая ключ зажигания. Девица неуверенно мотнула коротко стриженной головой кислотного белого оттенка и нервно облизнула губы. Дэвидсон пристально посмотрел на нее.

- Как тебя зовут?

- Эйсид, - хрипло молвила она и расправила плечи, словно показывая, что не робкого десятка.

- Эйсид, - повторил Дэвидсон с усмешкой. Что ж, вполне подходит. Эйсид (с англ. Acid) - кислота

Ее слегка передернуло - незнакомец произносил ее имя с такой интонацией, что она впервые задумалась над тем, как глупо оно звучит.

- Я сделаю из тебя фотомодель, Эйсид. Как тебе эта идея?

Она смущенно хихикнула:

- Что, правда?

- Конечно правда. И прямо сейчас.

- Сейчас? - она удивленно вскинула черные брови.

- Мы едем в мою персональную фотостудию.

- Твою? Уау! Вот это круто! - Эйсид откинулась на сидении.

- Кстати, меня зовут Джон, - он сунул ей визитку.

Девушка его не слышала, она медленно накручивала на палец цепочку и мечтательно смотрела в окно, за которым пейзаж фешенебельных районов постепенно переходил в не столь привлекательный, но не менее красочный натюрморт кварталов средней руки. Дэвидсон с трудом сдержал недобрую улыбку.

- Ой, а я не умею позировать. Что мне нужно будет делать? - вдруг встрепенулась она.

- Почти ничего. Просто слушаться меня.

Девчонка закинула ноги в грубых ботинках на приборную панель, отчего черное кожаное платье задралось еще выше, чем ему было предназначено фантазией модельера.

- Идет! - сказала она. - Только мне нужно пиво, и побольше.

Дэвидсон поморщился.

- Будет тебе побольше... Еще как будет, - глухо добавил он, глядя на дорогу.

Дэвидсон включил свет в подвале и галантным, но настойчивым жестом пригласил Эйсид войти. Оглядевшись по сторонам, девушка сразу почувствовала себя как дома - или, скорее, сделала вид. Джон слегка разочарованно прищелкнул языком - все-таки в ней не было огонька, как, например, в Джессике. Она без особого любопытства разглядывала орудия пытки и слегка поеживалась, хоть в студии и было довольно тепло - камин в передних комнатах за считанные минуты нагрел все помещение.

Чтобы разрядить обстановку, Джон выбрал диск и запрограммировал квадро-стереоустановку на повтор. Музыка, разложенная на 4 колонки, стоящие по углам, ткала неповторимый узор настроения. SCORN*-"Evanescence" "Evanescence" (англ.) - "Исчезновение" - это то, что нужно именно для этого момента. Дэвидсон щелкнул пальцами, восхищаясь своим безупречным умением создавать атмосферу.

Со стороны двери раздался посторонний звук. Так и есть - Кент не заставил себя долго ждать и уже стоял на входе в студию, непринужденно опираясь руками о косяк по обе стороны от себя и изучающе глядя на кислотную дамочку, пытающуюся поуютней устроиться в пыточном кресле.

- Знакомься, Кент. Это Эйсид, твой партнер на сегодня. Всего лишь на один день, - добавил Джон, видя, как недоуменно взметнулись брови молодого человека. При этих словах он подошел к креслу и незаметным движением ноги передвинул рычаг внизу, в результате чего замки защелкнулись, ремни затянулись - и девушка оказалась обездвиженной на страшном агрегате.

- Сегодня тебе предстоит попробовать себя в новой роли, - Дэвидсон взял фотокамеру и стал ее настраивать. - В роли доминирующего персонажа. Эта девочка в полном твоем распоряжении. Подключи свою фантазию и изобрази что-нибудь. Делай с ней все, что угодно.

По мере того как Джон говорил, у девчонки все больше расширялись зрачки - верный признак испуга.

Кент неспешно приблизился и медленно снял куртку. Дэвидсон на глаз отмерил расстояние, включил софиты и стал выбирать экспозицию.

- Эй, что это за фигня?! - воскликнула девушка. Голос ее предательски задрожал. - Это что, садо-мазохистский притон? Мы так не договаривались, вам нужна извращенка какая-нибудь, а я нормальная!

- Слушайся меня, девочка, и все будет хорошо, поняла? - твердо сказал Дэвидсон, обратив на нее ледяной взгляд, под которым она еще больше вжалась в кресло.

- А что Джесс? - спросил Кент, отрезая скальпелем кусок черной изоленты, подходящий по размеру для того, чтобы залепить девчонке рот, - она оказалась не в меру болтливой.

- Она предупредила меня, что сегодня не придет, но у меня настроение снять что-нибудь эдакое, - Джон помотал в воздухе пальцами, словно не найдя подходящего слова.

- Нет! - воскликнула девушка, всеми силами пытаясь вырваться, когда Кент стал примеряться, чтобы наклеить пластырь. Глаза ее округлились еще больше. - Нет! Не надо!..

- Ну двинь ты ей по зубам! - нетерпеливо сказал Дэвидсон, злясь на Кента за то, что он так церемонится с этой потаскушкой, до которой только сейчас дошел весь ужас ее положения.

- Помогите! - еще успела крикнуть Эйсид, мотая головой, пока Кент не шлепнул ее по щеке - она не ожидала этого и на миг замерла, что позволило ему наконец заклеить ей рот. Теперь она могла издавать только нечленораздельное мычание.

Следующие полчаса Дэвидсон, не выпуская из рук фотокамеры, возбужденно вертелся вокруг, изредка давая ценные указания:

- Ну же, ударь ее! Разрежь на ней одежду... О, наказание... Больше злости!.. Сделай ей больно!.. Давай, Кент, почему мне приходится говорить это? Представь, что это кино, твой любимый триллер... Агрессия, Кент, где твоя чертова агрессия, ты же мужчина!? Неужели ты не хочешь трахнуть ее?.. Доведи ее до безумия... Мало, мало. Пусти ей кровь, мне нужен красный цвет!

За эти полчаса девчонка устала вырываться и теперь только вздрагивала от холодных прикосновений металла и от боли, хотя Кент не особо старался. Платье местами было порвано в лохмотья по специальному заказу фотографа и свисало тоненькими кожаными лоскутками, левая грудь и плечо беззащитно белели на черном фоне, что придавало всей сцене особую пикантность, косметика размазалась и стекала по лицу вместе со слезами.

- Ты что, никогда не держал в руках нож, маменькин сынок? Просунь ей по самую рукоятку, снизу вверх, ну же!.. - воскликнул Дэвидсон, и тут Кент не выдержал.

- Ты сумасшедший ублюдок, мать твою! - взорвался вдруг он. - Я не собираюсь ее убивать, и пошел ты к такой-то матери!

Реакция Дэвидсона на это выпад оказалась вполне в его духе: он, отложив камеру, подошел к креслу и, выхватив из руки Кента нож, поднес его близко к лицу вздрагивающей Эйсид. Она заскулила. В бесстрастных глазах Джона ясно читалось непоколебимое намерение прикончить девчонку.

Бликующее в свете софитов лезвие, покрасовавшись в черных зрачках девушки, проползло по щеке, оставив глубокую красную бороздку; затем Дэвидсон, одной рукой запрокинув ей голову, резким движением ножа срезал плотно прилегавший к шее кожаный ошейник, тот с легким металлическим бряцаньем упал на каменный пол. В этот момент Эйсид каким-то образом высвободила одну ногу из стягивающих ее ремней и со всей силы, на которую была способна, стукнула Дэвидсона ботинком чуть ниже колена.

Боль была внезапной и сильной. Вскрикнув, Джон выронил нож и, отступив, начал падать назад, но уперся спиной и руками в один из своих страшных агрегатов.

Эйсид, почувствовав, что это ее единственный и, возможно, последний шанс, начала еще сильнее, чем прежде, вырываться из пут.

- Ах ты стерва! - Джон, казалось, сильно разозлился. Отвернувшись, он стал лихорадочно перебирать инструменты.

Девушка умоляюще взглянула на Кента. Ему вовсе не было жаль дурочку, клюнувшую на презентабельный вид совершенно незнакомого проходимца, но он почувствовал какое-то непреодолимое отвращение к откровенно садистским закидонам этого подвального упыря, на свету прикидывающегося лощеным аристократом.

Вот тут-то в Кенте и проснулась агрессия, до сих пор дремавшая где-то глубоко под огрубевшей зарубцевавшейся кожей. Пока Дэвидсон гремел клещами, Кент быстро отвязал девчонку; та, сорвав со рта пластырь, на неразгибающихся ногах отскочила в сторону и, затравленно оглядываясь на запертую дверь, принялась судорожно растирать затекшие руки и ноги.

Джон обернулся на звук и на секунду замер, но быстро пришел в себя.

- Ты что, кретин, хочешь, чтобы она нас заложила и свистела на каждом углу о своем чудесном избавлении из рук маньяков? - сквозь зубы зашипел он.

- Маньяк здесь один, - с ненавистью произнес Кент, сощурив глаза.

- Неужели наш пай-мальчик никого в своей жизни не кончил? - явно насмехаясь, с издевкой проговорил Дэвидсон.

Кент едва заметно покачнулся, моргнул и перевел взгляд с Дэвидсона себе под ноги, потом обратно; из носа его тонкой струйкой потекла кровь, а дыхание стало частым и неровным.

Дэвидсон, проанализировав его странную реакцию, решил обернуть ее себе на пользу:

- Вот видишь, Кент, - вкрадчиво и осторожно продолжил он. - Никто из нас не безгрешен. Тебе же тоже не хотелось бы, чтобы твои грязные делишки стали достоянием общественности...

Он не успел договорить, потому что парень одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и, налетев на Джона плечом, сшиб его с ног. Вслед за ними с грохотом опрокинулся эмалированный поднос, какие обычно используют в медицинских учреждениях, и на их спины посыпались колющие и режущие предметы.

Первым вскочил Кент. Вытерев тыльной стороной ладони струящуюся из носа кровь, он, не дав опомниться вставшему на колени Дэвидсону, наотмашь пнул его ногой в живот. Тот согнулся пополам и опять упал на пол. Отвесив еще пару пинков, Кент схватил фотоаппарат и швырнул его девчонке.

- Выпустите меня отсюда! Я ничего никому не скажу! - взвизгнула она, не замечая камеры в своих руках.

- Снимай, сука! - крикнул ей Кент, возвращаясь к экзекуции.

Дэвидсон уже стоял на ногах и держал в руке скальпель - видимо, первое, что подвернулось под руку среди рассыпавшихся по полу инструментов.

Словно разъяренный бык, не замечающий направленных на него копий, Нэйлс налетел на Дэвидсона и снова сшиб его с ног.

Эйсид, всхлипывая и с силой втягивая в себя воздух, щелкала вспышкой, запечатлевая на пленке двух сцепившихся в смертельной схватке мужчин. Дэвидсон успел нанести Кенту несколько глубоких порезов, прежде чем тот, вскочив, не наступил ему на руку со скальпелем, словно на шею ядовитой змее.

Дэвидсон зашипел от боли и пнул Нэйлса под колено. Отпихнув выпавший скальпель, Кент ударил своим грубым ботинком еще несколько раз, не разбираясь, куда бьет.

- Только не по лицу! - вскрикнул вдруг Дэвидсон, прикрываясь свободной рукой.

Эйсид в это время уже пыталась дрожащими пальцами отпереть засов на двери. Это ей, наконец, удалось, и она выскользнула из студии.

- Фотоаппарат... - потерянно простонал Дэвидсон, пытаясь подняться с пола. Ситуация полностью вышла из под контроля.

Кент, быстро утерев кровь с лица бумажной салфеткой и швырнув ее в Дэвидсона, быстро вышел вслед за девчонкой.

Джон молча поднялся с пола, зачем-то отряхивая помятый пиджак, растерянно собрал рассыпавшиеся инструменты и огляделся в поисках отлетевших запонок. Голова гудела невероятно, каждый шаг отдавался в мозгу многократным пульсирующим эхом.

Такого позора Дэвидсон вынести не мог. Но за несколько секунд чувство унижения сменилось звериной агрессией, бушующей внутри, как адское пламя. Разнести все к черту! Разрушить, уничтожить! Растереть осколки в космическую пыль!

Он резко опрокинул стол с инструментами, металл рассыпался с жутким грохотом, сверкая челюстями щипцов и ножниц. Пыточное кресло бесполезно замахало ремнями, выдираемое озверевшим Дэвидсоном из пола вместе с толстенными болтами.

Джон крушил все вокруг, молча стиснув зубы и тяжело дыша, словно раненый зверь.

Наконец все, что можно, было разгромлено. Дэвидсон перевел дух и, удовлетворенно оглядев зал, вышел прочь.

Приглашение на казнь

Поклонения удостаивается

не богач, а его состояние.

Третий час безрезультатных попыток голосования на шоссе под проливным дождем, третий час серого уныния и скуки. Не в силах подавить отчаяние, Дигги брел вдоль шоссе, едва переставляя ноги и глядя вниз, на свои раскисшие грязные штиблеты и капли дождя, разбивающиеся вдребезги об асфальт. Вот так и он когда-нибудь бросится с немыслимой высоты и разобьется о нечто огромное, черное и мокрое от того, что сотни, тысячи таких же жалких и беспомощных, как он, бросились вниз, точно капли дождя, но долетели раньше. Стоп, нельзя уходить в упадническую философию, иначе...

Визг тормозов, рядом остановился слегка побитый "крайслер", за рулем - девка, намазана, как шлюха. То, что надо.

- Тебе куда, красавчик?

- Лапонька моя, - Дигги оскалился в белозубой улыбке. - Здесь совсем рядом.

Она вяло кивает, мол, залезай, и через секунду они уже мчатся, разбрызгивая лужи, по дороге, ведущей к поместью.

Мужик есть мужик, недаром говорят, что он должен быть чуточку пьян, мало сообразителен, в меру блудлив и от него должно немного пахнуть козлом. Давняя страсть к женщинам нисколько не уменьшилась за прожитые годы, возможно даже возросла, но, будучи буквально запертым в доме Джона, он уже потерял было связь с внешним миром; и если бы не одна идея, постигшая его в дни жестокой депрессии, он бы заживо сгнил среди этой роскоши.

Он стал выходить на трассу в поисках развлечений и снимать телок. Эта привычка стала чем-то вроде хобби. Правда, везло исключительно редко, но все-таки, даже если цель и не достигалась, то это отвлекало от чудовищных мыслей о смысле жизни.

Дигги приводил их в дом, развлекался с ними и чаще всего отпускал на все четыре стороны, подарив на память какую-нибудь безделушку, отсутствие которой Джон и не заметит никогда - накатывало иногда такое чувство благодушия. Это их еще больше убеждало, что им повезло трахнуться с богатеньким снобом, а там, кто знает, может он и воспользуется оставленным телефоном и возобновит знакомство. Так что они даже и не могли заподозрить, что поместье принадлежит не ему вовсе.

Ему приходило в голову, что это довольно рискованно, но в этом-то и был весь кайф - выпить дорогого вина и отыметь очередную потаскушку на кровати Джона, ожидая, что в любую минуту тот заявится сюда по своим делам.

Но в этот раз Диг что-то уж слишком разошелся, наширявшись не в меру.

Девчонка, которую он снял, смыв всю косметику, оказалась совсем еще малышкой и со всей своей детской непосредственностью восхищалась поместьем Дэвидсона, особенно после приема внушительной дозы спиртного. Диг долго дрючил ее в гостиной у камина, потом вместе они курили крэк, вызвавший у него какие-то провалы в памяти. Но одно было хорошо во всем этом кошмаре - его малютка оставалась под рукой.

- Почему ты живешь в этой глуши? - спросила она неожиданно, когда они опять занимались сексом.

- Не болтай, - прохрипел он, роняя слюну. - Не люблю, когда женщины болтают.

Позже он наврал, как обычно, что весь этот дом принадлежит ему, и она, конечно, поверила. В ее глазах, как и у всех остальных до нее, сразу зажегся меркантильный огонек.

- А в городе у тебя есть дом? - вкрадчиво, будто осваивая незнакомую почву, поинтересовалась она.

- Конечно, крошка.

- Тогда почему ты живешь здесь?

- А почему нет? - и он предложил ей выпить.

Она не отказалась, но явно была чем-то недовольна.

- Хочешь попробовать героин? - Дигги сменил тему, ему совсем не понравилось, когда она стала так скованна.

- Героин? - заинтересовалась она. - Я никогда раньше не пробовала сильные наркотики... Ну не знаю, давай. Если это не больно.

- Больно не будет, - он демонстративно вскрыл новую иглу, сделал ей маленький укол и стал наблюдать, как она прислушивается к ощущениям внутри себя.

Он вспомнил, как подсел на него сам. Привыкание было мгновенным.

- Героин - это вообще страшная вещь, - медленно проговорил он, пока в голове медленно ворочались воспоминания о тех незабываемых ощущениях. - Знаешь, почему?

Она вяло мотнула головой.

- Потому что можешь трахаться часами, сутками, хочешь ты этого или нет, и не кончить при этом ни разу. Ты не ешь, не пьешь, даже поссать - и то некогда, только двигаешься туда-сюда, как заведенный... Понимаешь, о чем я говорю?

Она, наверное, уже не понимала или, может быть, просто не хотела понимать, а может быть, и не слышала, о чем он ей рассказывал.

Утро ворвалось в комнату пронзительно ярким солнечным светом, он был удивлен, потому что привык за последние дни к дождям и серости. Малышка села на него сверху и, водя пальцем по рубцам, оставшимся от уколов в местах, где должны были быть вены, сказала, заглянув в глаза:

- Какие шрамы... Ты давно уже на игле?

- Всю сознательную жизнь, - усмехнулся он в ответ. - Сколько себя помню, они всегда со мной.

- И что?

- Ничего, я жив, как видишь, правда, наркотики причинили мне колоссальный вред, я даже сам не знаю, какой. Невозможно понять, какой наркотик как мне навредил, но каждый нанес несомненный вред, и весь этот вред - во мне, на мне, вот он, - Дигги хлопнул себя по груди обеими руками. - Видишь, даже лицо мое похоже на чернослив.

- Обычное мужественное лицо, даже красивое... А ты дашь мне еще немного?

- Не вопрос, малышка, это мы решим.

Нужно было избавляться от нее. Во-первых, как выяснилось, ей не было еще и шестнадцати, во-вторых, она похвасталась, что угнала машину своего отца, и в-третьих, он имел неосторожность назвать ей свое имя. В этот раз он прокололся, раньше никогда не было столь досадных ошибок. Все, пора было кончать.

Он набрал героин в шприц, точно зная, что она никогда не очнется после такой дозы, и пошел в ванную, где она нежила свое маленькое розовое тельце в душистой пене. Протянув навстречу руки, она улыбнулась:

- Милый, а ты женат?

Диг многозначительно поднял палец и сделал ей укол.

- Нет, крошка, я не женат, вернее, был, но теперь нет. Я ненавижу женщин, на то есть множество оснований. Знаешь, я их просто использую, потому что все они лживы, порочны, низменны и в отношениях со мной ими движет лишь расчет. Так что, когда они становятся слишком расчетливыми... - он сделал паузу и многозначительно закончил: - я их убиваю.

Он стоял над ней, наверное, изменившийся в ее глазах до неузнаваемости, с жестоким взглядом и мстительной улыбкой.

Опустив ей на голову руку, Дигги медленно погрузил девчонку под воду, не встретив никакого сопротивления...

Ветер бушевал нешуточный и пытался вырвать из рук лопату; комья сырой земли, только извлеченные на свет Божий, тут же развеивались по сторонам. Флай сидел чуть поодаль, спрятавшись за толстым стволом дерева, где ветер был не так устрашающе силен, и замороженно следил за манипуляциями хозяина.

Диг последний раз взглянул в умиротворенное лицо девушки, лежащей на дне неглубокой ямы. Что и говорить, она выглядела совершенно не так, как обычно выглядели закапываемые им трупы женщин, побывавших в руках у Дэвидсона. Чистая и нетронутая, как новенькая резиновая кукла, она лежала там, словно живая. Говорить не хотелось - то ли день был слишком солнечный, то ли он не выспался, то ли самому себе был противен.

- Ну что расселся? - строго сказал Дигги, обращаясь к Флаю. - Я почти закончил, иди в дом... Я ведь даже имени ее не спросил, впрочем, что мне оно теперь!..

Забросав яму землей, он распрямился и, отряхнувшись, огляделся по сторонам. Взгляд наткнулся на ярко-красный "крайслер".

- Бог мой!.. Джон этого не поймет... Я сказал, иди в дом, Флай, а мне нужно еще кое-какое дело завершить.

Мутный утренний свет пробивался сквозь плотно сомкнутые шторы в роскошную комнату, где в полумраке с трудом различались силуэты антикварной мебели и нечто, напоминающее человека или, скорее, высохшую мумию, скорчившуюся в кресле в неестественной для людей позе. Но он все еще был жив и периодически подергивал то рукой, то ногой, то болезненно вздрагивал всем телом и что-то мычал во сне.

Его сиесту прервал непонятно откуда взявшийся запах гари, неожиданно ворвавшийся в подсознание едкой вонью, и запульсировал в мозгу тревожным вопросом: "Что это горит? Где это горит?" Он приоткрыл один глаз и тупо уставился на лакированную поверхность журнального столика; несколько чудовищно долгих секунд Дигги соображал, кто он, где он и почему. Когда же ответы на столь сложные вопросы нашлись, он подумал: "В этом определенно есть какой-то тайный смысл,"- и попытался разогнуть затекшую спину; ему это удалось с превеликим трудом. Разогнувшись, он потянулся и, сладко зевнув, принюхался.

- Ну, что тут у нас опять случилось, пока я спал?

Очаг возгорания Дигги обнаружил с легкостью и почти сразу: тут же, около кресла, валялся его же собственный окурок и бессовестно прожигал великолепный ковер Дэвидсона.

- Так я и думал, мать твою, не надо было мне здесь тусоваться, - он поднял "бычок" и, затянувшись, затушил его снизу о столешницу антикварного столика.

Пристально изучив тлеющее пятно на ковре, Диг выпрямился, постоял так минуту или две, потирая лоб.

- Надо подумать, - с этими словами он удалился и вскоре вернулся с бутылкой холодного пива. Залив тлеющее пятно, Дигги чуть передвинул кресло, чтобы это уродство не бросалось в глаза. - Да ладно, Джон, ничего такого не произошло, ты этого и не заметишь. В конце концов, я же не спалил весь дом.

В подобных ситуациях Диг чувствовал себя по-идиотски неловко, в чем-то виноватым и вообще полным засранцем; он тут же убирался в летний домик и некоторое время вел себя прилично, стараясь лишний раз не выходить во двор без надобности. Но столь серьезные проступки происходили не слишком часто, и, как правило, если после приезда Дэвидсон ничего не замечал, Дигги тут же возвращался на прежние позиции и расслаблялся, чувствуя себя полноправным хозяином славного дома.

И в этот раз он укрылся в летнем доме в отведенной ему комнате, а чтобы сгладить неприятное впечатление, оставшееся после его провинности, включил телевизор и долго переключал каналы, пока что-то не зацепило его слух. Это было название какого-то места. Он откинулся на спинку дивана и замер, пытаясь не пропустить ни слова. Что-то неуловимо знакомое - постоянно ускользающее из памяти, но точно касавшееся его - всплывало в репортаже некой Доры Кэмпбелл.

- "Вчера поздно вечером в лесу, неподалеку от шоссе, ведущем из северной части города, пес охотника Чарльза Бартона обнаружил ужасное захоронение..."

Дигги напрягся и, задрав ноги на журнальный столик, отложил пульт дистанционного управления в сторону. На экране мелькали места, знакомые до ломоты в костях, когда-то изученные им досконально. Сколько раз он был там, восемь, девять? Это трудно вспомнить вот так сразу. Стиснув зубы и опершись подбородком на плотно сцепленные руки, он жадно внимал гнусавому голосу корреспондентки.

- "Одиннадцать женщин в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет были обнаружены в одной общей могиле, - репортер стояла на фоне большой разрытой поляны, прижимая к носу белый кружевной платок, отчего слова звучали приглушенно. - По предварительному заключению судмедэкспертов все жертвы были захоронены в разное время в течение трех лет. Последнее захоронение состоялось приблизительно 12 лет назад. Ни одной зацепки у полиции пока нет. Как знать, может эта страшная находка прольет свет на загадочные исчезновения нескольких десятков молодых женщин за последние несколько лет..."

Дигги всхлипнул. Живые глаза его просто светились восторгом.

- "На всех жертвах, - продолжал сдавленный голос с экрана, - видны многочисленные телесные повреждения, что, несомненно, говорит о насильственной смерти. Неужели в наших местах орудует жестокий убийца-маньяк? Возможно, это и не единственное захоронение, так считают прокурор Джонс и начальник полиции Чапек. Последнему я и передаю сейчас слово..."

Но Диг уже не смотрел на экран; он услышал достаточно. Будто ужаленный, он сорвался с места и, подхватив на руки отпрянувшего было Флая, рассмеялся.

- С ума сойти! Ты слышал, обо мне узнает весь мир! Весь этот огромный засраный мир!.. А Джона, - ну, нашего Джона, - назвали маньяком!..

Танец дракона

Пыль пульсирует в легких, кровь просачивается через ноздри, волосы запутались в ресницах, позвонки пережали трахею, поры со свистом засасывают воздух, ногти, ломаясь, скребут по асфальту... Это никогда не кончится... Не кончится... Никогда...

Ты не можешь помочь, ты не можешь спасти. Твои ноги держит мерзкая шершавая змея... тугим узлом... Руки до боли вытянуты вверх. Осколок стекла лежит рядом, впитывая слипшиеся сгустки остывшей крови...

Что с тобой сделали?!.

Тысячи, тысячи, тысячи осколков осыпаются градом, ослепительным, оглушительным, на лицо, шею, тело... Обжигающий шквал мириадов игл в сердце. Увы, уже слишком поздно, слишком...

Так поздно...

Дэвидсон поднял с колен трубку, стряхнул пепел в рот, снял ботинок, насыпал в него углей из камина и поставил на столик. Затем направился в ванную, включил воду и залез прямо в брюках. Почистив зубы мыльной пеной, он задумчиво вылил в воду одеколон и нырнул с головой.

Скаванджер торчал на углу битых полчаса, ежась на холодном ветру, но так и не дождался его.

Рамона еще раз нажала на звонок. Никто не выходил ей навстречу, хотя в доме горел свет. Она помедлила минуту и решительно повернула ручку двери; оказалось не заперто. В комнатах было пусто, лишь откуда-то сверху слышался еле различимый шум. Рамона огляделась и медленно поднялась по лестнице, ведущей на второй этаж. Дверь в спальню была приоткрыта; звуки доносились отсюда и распознавались как шум включенной воды. На всякий случай постучав, она вошла внутрь.

На большой французской кровати валялся галстук, рядом на ковре - опрокинутый бокал. В камине медленно тлели угли. Камин в спальне - это было так на него похоже! Она горько усмехнулась, представляя, как удивится он ее приезду. Рамона подошла к двери в углу комнаты, ведущей в душевую, и постучала. Никто не ответил, тогда она постучала настойчивей. По-прежнему никто не отзывался. Предчувствуя недоброе, она толкнула дверь и застыла на пороге. В до краев полной ванне сидел Джон Дэвидсон. Его брюки и рубашка нелепо топорщились в воде, придавая ему сходство с распухшим трупом. Мокрые светлые волосы облепили голову, а глаза без какого-либо выражения смотрели в пустоту перед собой.

Рамона стояла в дверях в полной растерянности. Дэвидсон, казалось, совершенно не замечал ее присутствия. Оправившись от недоумения, она сбросила с плеча сумочку и, обхватив Джона руками, принялась вытаскивать его из ванны. Безвольное тело было ужасно тяжелым, руки болтались, словно у тряпичной куклы. Вода переливалась через край прямо на ее юбку и туфли, противно хлюпая под ногами. Ей почти удалось положить Джона на бортик ванны; она остановилась, чтобы поудобней перехватить его и отбросить с лица прилипшую прядь волос. Но в этот момент тело Дэвидсона не удержало равновесия на скользкой эмали и с громким плеском упало обратно в ванну. Волна горячей воды плеснула Рамоне в лицо, она инстинктивно отшатнулась и, поскользнувшись на мокром мраморе, упала, с глухим стуком ударившись головой о край ванны. Дэвидсон погрузился под воду и через несколько секунд выскочил на поверхность, судорожно хватая ртом воздух и откашливаясь водой. Он часто заморгал глазами, будто проснувшись и с удивлением обнаружив себя в материальном мире. Еще не полностью придя в себя, он не без труда вылез из ванны и, шатаясь, двинулся в направлении бара с целью смешать себе бодрящий коктейль. Не успев сделать и пары шагов, Джон споткнулся и чуть не упал. Чертыхаясь, он прошлепал мокрыми ногами по дорогому ковру и добрался-таки до бара.

Алкоголь приятно согревал внутренности, снимая спазматическое напряжение в голове и желудке. Действительность переставала казаться такой убийственно отвратительной. Потихоньку вернулась способность соображать, и Джон вдруг вспомнил, что оставил кран включенным. Истекая потоками воды, он направился обратно в ванную. Не дойдя до крана, он снова споткнулся и упал, выронив бокал и ушибив колено. Боль немного привела его в чувство. Обернувшись, он увидел лежащую на полу женщину с остекленевшим взглядом. Дэвидсон нахмурился: он не мог взять в толк, как она здесь оказалась и что вообще произошло. Головная боль вернулась; он потер виски, но память не торопилась проясняться. Решив, что в любом случае ей здесь не место, Джон обхватил ее под руки и поволок по коридору на кухню. Не найдя места лучше, он положил тело под стол и вернулся в спальню налить себе еще бренди.

Какие-то беспорядочные обрывки воспоминаний мелькали в голове, словно мухи: синий слон на горизонте, Скаванджер в женском платье, мерзкий вкус пены для бритья, битое стекло и труп в душевой. Мокрая одежда остыла и неприятно холодила тело. Дэвидсон влез в чем был под одеяло и забылся мертвым сном.

Первым впечатлением хмурого утра был озноб. Джон застонал и сел на кровати. Все кости ломило, не говоря уж о головной боли; противно теплая влажная одежда за ночь обмоталась вокруг тела. Стараясь не смотреть на себя в трюмо, он встал и вышел из комнаты. Горячий крепкий чай - вот что могло спасти его жизнь. Он вошел на кухню и включил чайник. И тут же незамедлительно споткнулся о торчащие из-под стола стройные ноги в дорогих чулках и зеленых лакированных туфлях из крокодиловой кожи. Он недоуменно уставился на это неожиданное препятствие, не в силах вспомнить, как в его доме оказались эти ноги.

Нагнувшись, он заглянул под стол. На женщине был надет прекрасно скроенный по фигуре костюм. "Наверняка Армани", - проскочило в мозгу Дэвидсона. На виске под темными короткими волосами отчетливо проступала кровавая ссадина. Джон, приложив все усилия, слабо слушающимися руками вытянул труп из-под стола. Карманов в костюме не оказалось, и Джон на минуту задумался, потом встал и пошел в комнату. Там, на пороге душевой он подобрал крокодиловую сумочку, в тон туфлям, и высыпал ее содержимое на пол в поисках документов. Пудреница стукнулась о пол и рассыпалась, визитки разлетелись в разные стороны, звякнули ключи, а затем выпали долгожданные бумаги.

"Рамона Э.К.Лайт."

Рамона, Рамона... Имя, до боли знакомое и совершенно забытое. Пытаясь прогнать нарастающий шум в ушах, Джон зажмурился и потряс головой, но это не помогло. Он еще раз посмотрел на фотографию в паспорте. Темные глаза, жгучие, гипнотические. Дэвидсон скорчил такую гримасу, роясь в закоулках памяти, что муха, сидевшая на стене, в ужасе упала замертво. Наконец, почти ощутимо заскрипев, мозги сдвинулись с мертвой точки, и перед его глазами, как в набирающей скорость карусели побежали ассоциативные картинки.

...Берлин тогда еще был разделен надвое угрюмой стеной.

Трущобный район, населенный преимущественно турецкими эмигрантами, кишел темными подворотнями и странными типами. Даже в яркий солнечный день эти улочки производили гнетущее впечатление своей серой безысходностью.

Окна квартиры Джона выходили на бетонную стену, ощетинившуюся колючей проволокой.

Он положил на стол конверт с деньгами и запиской для фрау Грэтхен, квартирной хозяйки, и, последний раз взглянув на себя в зеркало, вышел. На сегодня он запланировал день своей смерти.

...Прошла вечность, и Джон с удивлением обнаружил себя живым. О том, что он жив, свидетельствовала ноющая боль во всем теле. Через несколько минут бесплодных усилий ему все-таки удалось приподнять веки. Бледно-голубые стены и ничего больше. Он попробовал пошевелить руками, но что-то мешало. Джон скосил глаза и увидел прозрачные трубки, тянущиеся вверх от локтя к склянке капельницы. Запястья стягивал тугой бинт.

Пахло гиацинтами. Джон почувствовал смертельную усталость и вновь закрыл глаза. Думать не хотелось.

Единственное, что впоследствии удалось узнать Дэвидсону от медсестры, было имя его спасительницы - Рамона.

Через неделю он вернулся в свой родной город, где не был уже целую вечность, и словно впервые его увидел. Все вокруг казалось странным и неестественным после той черной дыры, в которой он побывал. Он заново привыкал жить. Все ценности переосмыслились, все изменилось. Джон купил дом в викторианском стиле, постепенно уладил дела на фирме, стал посещать дорогие модные клубы, где собирались самые большие снобы, и со временем намертво прижился к своей маске лощеного аристократа с холодными глазами.

Ему доставляло удовольствие дурачить людей и видеть глаза тех немногих, кому он открывал свое истинное лицо.

Рамона... Имя пульсировало под веками. Вдруг Джона осенило. Он вернулся на кухню и, не особо церемонясь, расстегнул на трупе блузку. Под грудью в области сердца, подтверждая догадку, чернела татуировка из сплетенных магических букв, эмблема секты Анубиса. Значит, это не простое совпадение имен, значит, мир действительно невероятно тесен, и спустя восемнадцать лет женщина, спасшая его от ритуального самоубийства, каким-то непостижимым образом нашла его.

Джон вздохнул и посмотрел на труп.

- Ну что ж, Рамона, я должен, наверное, благодарить тебя за спасение, ты помогла многим отправиться на тот свет моими руками.

Он встал и, не оборачиваясь, вышел из кухни.

Дигги поднял телефонную трубку звонка с двадцать пятого.

- Ты мне нужен в городе, сегодня, - спокойно сказал Дэвидсон.

- Окей, Джон, - прохрипел тот и откашлялся.

Выглянув в окно, Дэвидсон увидел припаркованный у ворот красный "феррари".

- Ты трезв, я надеюсь? - спросил он. - Тебе придется отогнать машину.

- И только? - удивился нетвердый голос на другом конце провода.

- Нет! - рявкнул он и повесил трубку.

Вздохнув, Дэвидсон мысленно пообещал себе никогда больше не мешать кокаин с виски.

Семь точек

Первым делом нужно было вернуть фотоаппарат и пленку. Девчонка объявилась сама; позвонила и назвала место и время встречи. Полторы штуки - и пленка вернется хозяину. Мелко плавает рыбешка. Ну что ж, сама напросилась.

Дэвидсон облачился в черную водолазку, которая не стесняла движений, брюки и кашемировое пальто, прихватил темные очки и сел в машину. Черный "ягуар" больше подходил к ситуации, чем серебристый "порше", но "ягуар" Эйсид уже видела.

Неосмотрительно с его стороны было оставлять ей свою визитку, но кто ж знал! К счастью, девчонка оказалась еще большей дурой, чем он ожидал, и решила его шантажировать. Она так и не поняла, с кем имеет дело.

Местечко было выбрано премилое - беседка на окраине городского кладбища. В этот ранний час могильщики еще не проснулись, а мертвецы еще не прибыли. "Решила поиграть в гангстеров", - ухмыльнулся Дэвидсон и облокотился о дерево, сожалея, что отсюда не видно машину.

Наконец показалась Эйсид в сопровождении верзилы с квадратной челюстью, не дотягивающей до голливудских стандартов совсем чуть-чуть. С этим придется повозиться. Джон устало вздохнул; у него все еще болели кости после вчерашних объятий с Кентом.

- Привет, Джон, - бодро сказала Эйсид, всем своим видом показывая, что недавняя переделка на нее мало повлияла. И затем полезла рукой в карман.

Верзила жестом остановил ее.

- Сначала деньги, дура! - процедил он, нагло разглядывая едва заметный, старательно замазанный тремя слоями пудры синяк на скуле Дэвидсона.

Джона слегка покоробило, и он приподнял воротник пальто.

- Кто еще в курсе, кроме нас троих? - деловым тоном спросил он.

- Что мы, простачки что ли, с кем-то делиться! - белозубый качок обнял свою кретинку за плечо, и они непринужденно рассмеялись, ловя кайф от собственной ушлости.

"По-видимому, она чувствует себя в полной безопасности рядом с этим куском мяса", - подумал не без ухмылки Дэвидсон в предвкушении интересного дня. Он достал из кармана пальто пачку новеньких купюр и протянул ее парню.

- А че такими мелкими? - вопросил тот, разворачивая бумажки веером.

- А чтоб пачка больше казалась, - съязвил Джон.

Тот ничего не ответил и стал молча пересчитывать деньги. У его подружки алчно загорелись глазенки, она неотрывно следила за его пальцами.

- Не доверяете истинному джентльмену? - Джон поправлял на руке лайковую перчатку.

Эйсид недобро взглянула на него и снова уставилась на шелестящие банкноты.

Дэвидсон достал из другого кармана небольшую резиновую дубинку и стукнул Эйсид по кислотному ежику; она обмякла и осела на траву. Парень, надо отдать ему должное, мгновенно сориентировался и, сунув деньги в карман, размахнулся для удара. Джон тщательно отрепетированным движением заставил этого громилу следовать своей инерции, в результате чего тот, проделав в воздухе несложное сальто, упал рядом с бесчувственной подружкой на землю. Дэвидсон кинулся на него сверху и надавил большим пальцем на определенную точку в области шеи.

- О-о-ой! - удивленно застонал громила, перестав контролировать все свои мышцы.

- Я знаю семь смертельных точек, и все они на твоем теле.

Качок слабо задергался под Дэвидсоном, который при этом поморщился от неприятных ощущений в отбитых частях тела.

- Одну я уже нашел, осталось найти еще шесть. Приступим?

- Щас ты у меня, козел, быстренько слезешь и извинишься, а потом проглотишь все свои великолепные фарфоровые зубы!.. - самоуверенно начал было парень, пытаясь скинуть насевшего на него маньяка.

Джон обхватил руками его голову и больно ткнул носом в землю, затем начал методично, по нарастающей, нажимать оставшиеся шесть точек, испытывая причитающееся ему садистское удовольствие.

Когда его подопечный перестал подавать признаки жизни и дышать на зеркало, Дэвидсон расстелил на земле припасенный специально для такого случая целлофан, перекатил на него тело и, удостоверившись, что девчонка еще в отключке, поволок труп к ближайшей свежевырытой могиле, которую присмотрел заранее. Скинув тело вниз, Джон забросал его сверху землей, как следует утрамбовал, создав видимость твердого дна, и, отряхнув землю с брюк, вернулся за второй половиной начатого дела. Подхватив девчонку на руки, он потащил ее к машине, запихал в багажник. И повез в свою нору, хладнокровно останавливаясь у каждого светофора.

Как Гудини

Дэвидсон затолкнул девчонку, которая уже начала приходить в себя и могла двигаться самостоятельно, в комнату и включил свет.

- Сейчас посмотрим, что за пленку ты мне принесла.

Он привязал незадачливую шантажистку к стулу и занялся проявкой пленки.

- А где фотоаппарат? Куда ты его дела? - поинтересовался Джон.

- Я... я его сломала, нечаянно, - неуверенно пролепетала Эйсид.

- Ай-я-яй! - покачал головой он, делая вид, что верит в эту неудачную ложь. - Сломала!

- Ну да. Я пыталась достать пленку и... и разломала его весь, а потом выбросила.

- Что за идиотка! - процедил Дэвидсон. - Это последняя модель "NICON", ты могла огрести за него кучу бабок! - он подошел к перепуганной девчонке и склонился к самому ее лицу. - А зачем ты вообще пыталась вынуть пленку, если не собиралась ее проявлять? - злобно прошипел он, испепеляя свою жертву потемневшими глазами. Фотоаппарат было, действительно, очень жаль - Джон был привязан к этому чуду техники всей душой.

Она сочла за лучшее промолчать и попыталась отклониться от надвигающегося на нее лица.

Дэвидсон выпрямился и со всего размаху влепил ей пощечину. Эйсид чуть не опрокинулась вместе со стулом и заплакала. Алая змейка побежала из носа по губе.

Джон вышел в соседнюю комнату, погремел пластиковыми контейнерами для проявки и вскоре вернулся.

- Тебе повезло, ты принесла именно ту пленку, - сказал он и громко расхохотался, запрокинув голову.

Девушка с опаской и недоверием взглянула на Джона.

- Теперь ты отпустишь меня, не так ли?

Дэвидсон на мгновение задумался, глядя в потолок.

Губы Эйсид опять задрожали, а серые глаза, умоляюще обращенные к нему, казалось, могли разжалобить самого жуткого космического монстра.

- Конечно, - вкрадчиво произнес он, даже не повернувшись в ее сторону. - Только с одним условием, - он подошел к Эйсид и отвязал ее от стула. - Ты примешь ванну.

- Ванну? - она подумала, что ослышалась.

- Да. Горячую душистую ванну и ничего больше. А то посмотри, на кого ты похожа; люди могут подумать, что ты занималась чем-то нехорошим, - он взял ее за руку и потащил за собой. Упираться было бессмысленно, и она покорно подчинилась.

Ванная комната была просторная, светлая, отделанная мрамором нежного абрикосового оттенка. Эйсид огляделась и нехотя начала снимать одежду, полагая, что он хочет на это смотреть. Дэвидсон тем временем включил воду и налил ароматного масла. Он оглянулся на девушку, которая смущенно стояла у стены, прикрываясь руками. Джон понимающе улыбнулся.

- Послушай, Венера Милосская, я действительно просто хочу, чтобы ты приняла ванну и расслабилась. И вовсе не обязательно было раздеваться в моем присутствии, могла бы и подождать, когда я выйду. Ну раз уж ты такая бойкая, то полезай, - он сделал приглашающий жест в сторону ванны, которая уже на одну треть наполнилась водой. - И не питай беспочвенных надежд - я не собираюсь заниматься с тобой любовью, ты не в моем вкусе. Окей?

Эйсид, покраснев до корней волос, залезла в воду и села, откинув голову на пластиковую подушку.

- Сейчас я принесу тебе выпить. Ты что предпочитаешь: коктейль или чистый виски?

- Мне бы пива, - хриплым от пережитого страха голосом сказала девушка и откашлялась.

- Ах, да, прости, я совсем забыл! Один момент.

Через пару минут Джон вернулся с двумя фужерами - в одном он смешал себе виски со льдом, в другом неприлично желтело пиво для Эйсид. Она удивленно вскинула на него глаза. Дэвидсон, будто извиняясь, пожал плечами:

- Я привык к изысканности, - сказал он, протягивая ей эту несуразицу. - У меня не нашлось пивных кружек.

Она все еще недоверчиво косилась на Дэвидсона, не решаясь сделать глоток. Джон рассмеялся.

- Ты думаешь, я хочу отравить тебя? - он взял у нее фужер и, поморщившись, сделал глоток. Потом залпом выпил свой виски, чтобы отбить вкус пива.

Девушка вздохнула с заметным облегчением и поудобнее устроилась в ванне.

- Я знаю, ты хочешь спросить меня, но боишься, - начал Джон. - Ты хочешь спросить, где твой приятель, так ведь?

Девчонка часто-часто закивала, и сразу стало понятно, что такой вопрос еще не приходил ей в голову.

- Он поступил очень нехорошо: пересчитал деньги, стукнул тебя вот сюда, - Джон похлопал Эйсид по затылку, она поморщилась от боли, - и был таков. Я не стал его догонять, потому что знал, что пленка с тобой; положил тебя в машину и привез сюда, чтобы удостовериться, та ли это пленка.

По мере того, как он говорил, в глазах Эйсид появлялось понимание, а потом они вспыхнули злобой.

- Я всегда знала, что он дерьмовый выродок! - с чувством сказала она. - Но мне больше некого было взять с собой, у этого хоть вид вышибалы... - тут она поняла, что слишком разоткровенничалась, и, вскинув взгляд на Дэвидсона, прикусила язык.

- Не расстраивайся. Считай, что инцидента не было вообще. И познакомились мы только сейчас, здесь в ванной.

Эйсид уже слегка развезло от пива с кокаином, который он туда подсыпал, и она захихикала.

- Ты чудак! Как бы мы могли познакомиться в ванной?!

- Я, действительно, чудак. Вот в детстве, например, я очень любил показывать фокусы и мечтал стать таким же, как Гудини.

- Гудини? А кто это?

- О, это был великий фокусник! И я пробовал повторить его трюк с высвобождением из-под воды. Меня заковывали в наручники, обматывали цепями, сажали в мешок и засовывали под воду. И я, представь себе, умудрялся за минуту с лишним выбраться оттуда.

- Да ну! - недоверчиво сказала Эйсид, глаза ее заинтересованно светились алкоголем.

- Да, это было результатом упорных тренировок, - он вынул из кармана наручники, накинул их себе на запястья и защелкнул, после чего предложил Эйсид проверить, надежно ли они закрыты. - Просто ловкость рук, - самодовольно сказал Джон и у нее на глазах, проделав какие-то сложные манипуляции, за считанные секунды освободился от стальных браслетов, которые, звякнув, упали на мраморный пол.

- Как здорово! - восхищенно выдохнула Эйсид. - Научи меня тоже освобождаться от наручников; понимаешь, в жизни всякое может пригодиться.

- Ты думаешь, у тебя получится? - с сомнением в голосе спросил Джон.

- Но ты же мне откроешь секрет, - она заигрывающе на него посмотрела. Остатки пива потекли в воду из неосторожно наклоненного фужера, о котором она, кажется, забыла.

Дэвидсон усмехнулся и подобрал с пола наручники. Эйсид протянула ему обе руки. Господи, у этой пьяной дурехи еще хватает глупости строить ему глазки! Джон приковал ее к металлическому поручню, выступающему из стены над ванной.

- А это зачем? - спросила она, ничегошеньки не понимая.

- Чтобы интереснее было, - откровенно сознался Джон.

Эйсид заморгала глазенками. Что-то в тоне Дэвидсона ей явно не понравилось.

Он вывернул до предела кран горячей воды и постучал наманикюренным пальцем по краю ванны.

- А теперь попробуй выбраться, - сказал он.

Эйсид закричала. До нее, кажется, дошел смысл трюка.

- Еще масла? - спросил Джон.

Она закричала опять и забила ногами. Дэвидсон невозмутимо взял с полки флакон и вылил масло в воду. Аромат моментально заполнил все пустое пространство. Ему стало душно от поднимающегося пара, и он задвинул стеклянную панель, отгораживающую ванну от самого ванного помещения.

Кабина наполнялась кипятком, девчонка билась изо всех сил, пытаясь высадить или хотя бы разбить стеклянную перегородку своим телом, но так как она была прикована к стене, амплитуда размаха оказалась недостаточной для того, чтобы чем-то повредить бронированному стеклу.

Крики и стоны отчаяния явно доставляли удовольствие Дэвидсону, который налил себе еще неразбавленного виски и, улыбаясь краешками губ, сел, закинув ногу на ногу, тут же на стул, словно перед экраном телевизора, смотря фильм, созданный его же фантазией. Эйсид проклинала его на чем свет стоит, грязно ругалась, все чаще перемежая брань просто воплями боли и страха.

Ванна была широкой и довольно глубокой. Вода набиралась быстро, излишки ее не успевали выходить через верхний сток и плескались уже за стеклом. Дэвидсон отметил про себя, что оно, действительно, водонепроницаемо, как ему и обещали на фирме, устанавливающей подобные панели.

"Если сердце у девчонки крепкое, она будет мучиться долго", - подумал Дэвидсон.

Вода, по всей видимости, становилась все более невыносимо горячей. Девчонка кричала, не переставая. Таких душераздирающих воплей Джон еще не слышал ни в одном фильме ужасов. Он пожалел, что не взял диктофон. Закрыв глаза и перекатывая на языке отдающую алкоголем льдинку, он наслаждался этими звуками, словно любимой музыкой. И как она не сорвет себе глотку? Розовые ошпаренные участки тела просвечивали сквозь воду в том месте, где она поднималась над уровнем ванны и соприкасалась со стеклом. Выше практически ничего разглядеть было нельзя - мешали клубы пара.

Вскоре послышался всплеск - она, видимо, поскользнулась и ушла под воду; но спустя секунду раздался судорожный вздох, переходящий в хрип, и кашель. Криков больше не было слышно, только натужное дыхание и стоны. Потом затихли и они.

Джон вздохнул. Комедия окончена. Он хладнокровно перекрыл воду в трубах, дождался, пока она спадет до уровня края ванны, затем открыл стеклянную панель и, завернув урчащие краны, посмотрел на тело с окровавленными запястьями.

Рассчитывать на Дигги не приходилось, поскольку тот был занят - у него свидание с трупом по имени Рамона.

"Да, на это раз убираться придется самому", - с легкой грустью подумал Джон.

Даже собака ожидает улыбки, прежде чем подойти

- Конечно, Джон, не волнуйся, все окей!.. Я уже позаботился о ней... - Диг повесил трубку и кивнул увечной собачонке, не отходящей от него ни на шаг. - Опять копаться в мокрой глине... Черт бы побрал эту сырость! Пошли, пропустим по стаканчику, а?.. Ой, прости, я забыл, ты же у нас не пьешь, ты у нас правильная собака. Пошли, старина, надо все-таки зарыть эту бабенку, а то Джон уже беспокоится на ее счет.

Я давно знаю этого парня, так что не удивляйся, что я так фамильярничаю. Мы повязаны. Когда-то его отец защищал меня в суде. Да-да, было дело, по молодости. Поверишь ли, такой крутой парень как я прокололся на бабе! Хе-хе-кхе-кхе-кхе! Тьфу!.. По тем временам это была довольно серьезная статья. За взлом "мохнатого сейфа" мне светило лет эдак 10 париться на нарах, а я был совсем молод, мне было 25, это было слишком! К тому же надо признаться, что статью мне шили совершенно справедливо, кто ж знал, что ей всего 13 - эта телка, скажу тебе как мужчина мужчине, со своими здоровенными сиськами тянула на все 20! Но мои "черепа" где-то раздобыли денег и наняли блестящего адвоката - это и был папашка этого фраера, он-то и отмазал меня от всего этого дерьма. И мне, поверишь ли, дали всего год условно и отпустили на поруки семьи, - Дигги сморщился так, будто съел дольку лимона. - Так вот, когда мы выходили из зала суда, он сказал мне:

"Послушай, в том, что ты сделал с этой девахой, в этом нет твоей вины... Я это называю "дегеном", от слова "дегенерат", так вот, этой девчонке было всего тринадцать лет..."

"Но я этого не знал!" - я всегда пытался оправдаться.

"Заткнись и слушай! У моего брата дочь того же возраста, и я не хочу, чтобы с ней случилось подобное. Поэтому я всегда ненавидел таких как ты, но сегодня ты мой клиент, а я не привык проигрывать дела... И теперь, милый мой, хорошенько усвой одну вещь. Если я когда-нибудь узнаю, что ты опять сотворил нечто подобное, я найду тебя, друг мой, и сам отпидарашу тебя так, что у тебя до конца жизни дерьмо будет сыпаться в штаны и кровь носом идти. Улавливаешь?"

Да, прямо так и сказал. А с виду такой приличный джентльмен, как и сынуля его. Я всегда знал, а теперь знаешь и ты - яблоко от яблоньки недалеко падает, вот так-то, приятель.

(Собачка подслеповато смотрела на него преданными глазами, изредка неуверенно помахивая хвостом, и, казалось, понимала каждое сказанное хозяином слово.)

- Ты не смотри, что я сейчас плохо соображаю, это все от дури, а в то время я был весьма понятливым пареньком и чувствовал, что он не шутит. Возражений у меня не возникло, и после этого разговора малолетки перестали меня интересовать. Одного я не понял и, наверное, никогда не пойму - почему же он взялся меня защищать? Не думаю, что он когда-либо так нуждался в деньгах... Может, он всю свою сознательную жизнь сам мечтал отыметь малолетку?..

В тот день он сделал редчайшее исключение и подвез меня в своем шикарном лимузине почти до хаты. Вот тогда-то, в машине, я и познакомился с младшим Дэвидсоном, его звали Джон, он был важен и так самодоволен, что меня едва не стошнило. Ты ведь видел его, пусть у тебя и один глаз, но ты же сечешь, что он весь просто обмазан шоколадом, того и гляди лопнет от собственной значимости...

Пожалуйста, принеси мне вон ту большую ветку. Если мы положим ее потом вот так, никто и не догадается, что здесь копали.

...Так вот, некоторое время спустя он сам позвонил мне и предложил неплохие деньги за непыльную работенку. У меня и в голове не было ничего такого, понимаешь, о чем я? Он-то был даже на год-два младше меня, а я кроме как отыметь какую-нибудь потаскушку, которая сама напросилась, ну или там спереть что-либо по мелочи, ни на какое падло больше не залипал. А он сказал мне:

"Я плачу тебе 500 фунтов, а ты молча и без вопросов убираешь кое-какой мусор из моего дома."

"Окей", - конечно, я согласился, это были легкие деньги, а деньги мне были нужны.

Где-то через неделю мы встретились, и Джон отвез меня в какой-то загородный дом. Развалившись в кресле в шикарной гостиной на первом этаже, он небрежно так указал пальцем на потолок:

"Там, на втором этаже... Можешь приступать."

"Отлично", - ухмыльнулся я и в два прыжка уже был наверху, в спальне. Но то, что я там увидел, заставило меня спуститься и переспросить. А то вдруг я чего недопонял.

"О, черт, Джон, черт! Что здесь происходит, ведь ты сказал, что нужно будет убрать мусор... всего лишь убрать мусор!.."

(Он так бурно жестикулировал, что с лопаты, зажатой в руке, в разные стороны летели комья свежей земли.)

- "И... в чем же дело?" - невозмутимо спрашивает Дэвидсон.

"Но вот это, вон то, ну то, наверху, Джон!.. - кричу я. - Это же не мусор!.."

Он даже не отвел взгляда от своих холеных рук и, продолжая заниматься ногтями, спросил:

"Тогда что это по-твоему?"

Мне так захотелось в этот момент дать ему в морду, чтобы он проглотил все свои белые зубы.

"Ты что, не знаешь, что там?! Ты не знаешь?! Не знаешь, что это?! - сказал я . - Хорошо, тогда я сам тебе скажу, я скажу тебе! Знаешь, что это? Это... это мертвая девка, понимаешь?! Слышишь, ты человека убил, мать твою, сука, ты что, совсем охренел, что ли, человека убить!.. Ты что, рэпа обслушался, что ли, мудак обдолбанный?!!"

Да, мне не хотелось снова вляпаться; его батя только-только, можно сказать, вынул меня из параши, где я уже почти завяз головой, а теперь этот хлыщ, его сыночек, пытался меня подставить!

А он смотрел на меня, и лицо его было невозмутимо, но под этим взглядом мне стало как-то неуютно.

"Что ты орешь? - жестко процедил он сквозь зубы. - Может быть, я что-то не до конца понимаю, но сейчас я могу просветить тебя насчет твоей новой работы. Откуда в тебе столько наглости, а? Наркотики тебе помогают, ты больной человек, Джимми (это меня так звали). Дай-ка подумаю, сколько ты задолжал своим корешам... Думаешь, они простят? А я думаю, нет. К тому же, Джимми, ты, вероятно, меня с кем-то путаешь, это часто происходит с людьми из-за того, что у меня профиль классический... А ведь мне не нужны лишние свидетели, Джим..."

Да, так он сказал мне. Надо отдать ему должное, парень был хладнокровен, как сам Сатана, такому палец в рот не клади. А я тогда уже потреблял травку, поганки там всякие, поэтому меня так и трясло. Но деваться было некуда. Он сказал еще:

"Так что давай, паренек, припудри носик - и за работу, вывези эту кучу дерьма куда-нибудь подальше и схорони поглубже. И не стой как болван, а то ты становишься смешным, как картинка комикса. И повеселей, повеселей, у меня не слишком много времени, чтобы так бездарно его угробить, уговаривая тебя, как строптивую девчонку."

"Окей, Джон, я все понял, я все уберу. Но есть один нюанс."

"Что еще?"

"Я не могу это вывезти..."

"Что за глупости ты несешь?.. Почему?" - он вновь развалился в кресле и, закинув ногу на ногу, вернулся к прежнему занятию.

"У меня нет машины."

Смешно было надеяться, что такая мелочь могла помешать его планам. Он задумался лишь на мгновение, но тут же указал в сторону двери:

"У дома стоит "кадиллак", я дарю его тебе."

Машина, наверняка, была не его, но выбора у меня уже не было, и я отправился выполнять свою новую работу.

"Ключи в бардачке!" - крикнул вдогонку Джон.

И только когда я сел в эту клевую тачку, почувствовал ее своей задницей, тогда только до меня доперло, что она теперь МОЯ!

Это был первый раз, когда я вывозил тело. Самым противным оказалось обернуть его в целлофан - будто огромный кровавый кусок мяса. Тебе бы понравилось, не сомневаюсь, оно даже еще не воняло и было чуть-чуть теплое. Что он делал с этой девчонкой - хрен его знает, но выглядела она препаршиво. Мне пришлось заправиться остатками коки, которые я берег на черный день, иначе бы, ей Богу, заблевал всю комнату. Ковер, кстати, пришлось тоже закопать.

Джона вовсе не волновало, куда я дену труп, он знал, что может на меня положиться, мы ведь повязаны. Хотя, скажи я тогда все его папашке, кто знает, может, дело бы обернулось по-другому... Как ты думаешь, не замочил бы меня тогда кто-нибудь из них? Ну да ладно, что уж сейчас гадать, что сделано - то сделано.

Я долго кружил по окрестностям, мне все казалось, что я уехал недостаточно далеко. Я закопал ее на глубину почти трех метров и потом долго закатывал машиной, забрасывал ветками и листвой землю, чтобы никакая тварь не учуяла, что здесь что-то не так.

Съехав на обочину на обратном пути, я долго сидел в машине и курил, у меня тряслись все поджилки. Я думал о том, что мне грозит, если кто-то узнает об этом, и эти мысли меня не утешали. Однако к Джону я все-таки вернулся, мне нужны были деньги, а он их платил. Честно говоря, я не верил, что он даст мне что-то, ведь "кадиллак" он мне уже подарил. Но - нет, Дэвидсон оказался человеком слова.

"Я позвоню, - сказал он, - когда ты мне понадобишься. А сейчас... Вот обещанная сумма. Так. Все. Машину не свети по городу и не трепись где попало."

"Усвоил, сэр."

На этом мы распрощались, и, надо сказать, я очень надеялся, что он забудет про меня. Но не тут-то было. Он опять сделал это, и очень скоро. И опять заплатил, вдвое больше.

Короче, засосало меня на целых пять лет. Да-а...

(Дигги вытер со лба пот тыльной стороной руки и присел на мокрую землю отдохнуть. Его молчаливый слушатель уже давно лежал чуть поодаль, положив голову на переднюю лапу, и бровь его над здоровым глазом иногда сочувствующе приподнималась. Раскурив очередной косяк, хозяин продолжил.)

- А потом случилась эта штука. Я подвязался с мужиками брать кассу в довольно респектабельном магазинчике, ну, там, сигнализация и все такое прочее... Деньги-то мы, конечно, взяли, правда, какую-то смешную сумму, тысяч тридцать, может, чуть больше. Но мужики спеклись, а мне удалось удрать с деньгами. Делиться такой мелкой суммой с подельниками мне не хотелось, да и продать эти ребята меня копам могли запросто. Я умотал в Штаты. А в Америке нет всей культуры Европы, так что там настоящая свобода идиотов. Я был молод, богат, свободен, и у меня на ладони лежал весь мир!..

Но когда-то все заканчивается. Короче, я сорвался с катушек и закутил по полной: наркотики, девочки, игорный бизнес. За мной охотились все: ревнивые мужья, мафия, копы и даже федералы, я был в бегах. И в конце концов я обосрал себе всю жизнь: пытался залечь на дно и женился. А потом так же легко расстался с моей малышкой, просадил свой и ее капитал, наделал кучу долгов крутым ребятам из Вегаса и походя сдал федералам подручного известного всему Детройту наркодельца Уайта. Мне больше не было места в этом мире, но я не жалею и никогда не жалел об этом.

Отлежавшись года полтора в Пешаваре... ну, ты знаешь, такой засраный городишко на границе Пакистана с Афганистаном. Там постоянно шла война, ух и натерпелся я там! Вон, глянь, - Дигги задрал майку и показал уродливые шрамы на жилистой спине. - Это все я заслужил в этой Богом забытой дыре, будь она проклята, - он незлобно выругался и сплюнул зеленую слюну в вырытую им глубокую яму. - А потом я рванул на свою историческую родину. За столько лет в этой ублюдочной стране ничего не изменилось, но и здесь у меня был давний должок, и мне нужна была надежная крыша.

Десять лет прошло с тех пор, как я последний раз вывозил тело одной очаровательной брюнетки, десять лет я даже в ночных кошмарах не вспоминал Джона, но теперь я разыскал его, это было нетрудно. Мы быстро договорились. Со своей стороны, я представлял для него угрозу, он тоже кое-что знал обо мне. Обменявшись некоторыми любезностями, мы совместными усилиями пришли к выводу, что ему по-прежнему нужен уборщик, а мне как никогда - его защита и покровительство.

Я забрал у друга из гаража старый "кадиллак", который когда-то подарил мне Джон и погнал на этом динозавре по хорошо знакомой дороге, ведущей к его загородному дому.

К этому времени я уже давно успокоился и был вполне доволен своей судьбой. Вслушиваясь в равномерное урчание мотора, я ликовал, что вновь сижу за рулем настоящей машины, таких теперь не делают, и на дорогах их почти нет. Машина, отвечающая даже самым изысканным требованиям, мощная, капитальная, надежная на все 200 процентов, немного тяжеловата, но это не меняло моего отношения к этому монстру.

Так я ехал себе спокойно, пока на дорогу не выскочила какая-то тварь, отдаленно напоминающая большущую крысу, и чудну запрыгала прямо под колеса...

Ты слушай, слушай, это самая интересная для тебя часть всей этой сраной истории моей жизни.

(Он докурил самокрутку, бросил ее в яму, где она зашипела на мокром целлофане, встал и вновь взялся за лопату.)

- Я вывернул руль вправо и тут же ушел в кювет, налетел на дерево. Больше машины у меня не было. Однако, я отделался лишь царапинами и легким испугом, все произошло как будто не со мной, а где-то далеко отсюда. Выбравшись из помятой тачки, я вернулся на дорогу. Нужно было уходить, пока машину никто не обнаружил. И тут я заметил бесформенный грязный комок, дрожащий у обочины - причину моей катастрофы. Я опустился на колени и улыбнулся одноглазому трехногому ушастому уродцу, подозрительно рассматривающему меня, я протянул к нему руки, и, неловко подпрыгивая, он двинулся ко мне.

Это был ты, Флай.

(Собачка, услышав свое имя, замахала хвостом и преданно посмотрела на хозяина. Он тоже с минуту смотрел на нее, потом сказал: "Э-эх!", плюнул на руки и, схватив лопату, стал забрасывать яму землей. Комья мокрой грязи вперемешку с листьями и сучьями с глухим шуршанием падали на большой целлофановый сверток, обмотанный скотчем.

Засыпав могилу почти до половины, он остановился и посмотрел на Флая.)

- Ведь ты никому не скажешь, верно? - глаза его подозрительно сощурились. - Ты не предашь старого доброго дядюшку Дигги?..

Ты согласишься со мной, что этот сад - самое удобное для них место, здесь их не потревожат голодные серые волки. И мне тащиться недалеко, сдал я что-то за последнее время...

(Собачка слушала его с неослабевающим вниманием. Это был один из тех немногих дней, когда хозяин ее не накачивался до отключки, один из тех дней, когда он должен был работать, копаясь в саду того всегда свежо пахнущего человека, ботинки которого так странно хрустели и блестели, когда на них попадал солнечный свет. Его, надо сказать, Флай побаивался, поскольку этот человек никогда с ним не разговаривал... и почему-то еще.)

...