Мертвые сраму не имут

Часть 20

EIHWAZ

Я всю жизнь ищу обманщика,

который летит в алмазной колеснице,

запряжённой двумя козлами.

Скажи мне, что ты делал, - и я скажу, кто ты

Джастин протянул руку к лежащему на столе диктофону и нажал кнопку.

- "Мы были с ней... друзьями", - произнес красивый мужской голос, на секунду запнувшись, чтобы подобрать нужное слово.

Ты так думаешь, мистер Дэвидсон? Боюсь, ты заблуждаешься. С Рэнэ нельзя оставаться друзьями, она вообще не знает, что значит это слово. Ты либо сходишь по ней с ума, либо ненавидишь ее, а чаще всего и то и другое одновременно. А учитывая ваши пристрастия, нетрудно предположить, что один раз, один лишь только раз вы слишком увлеклись и остановиться было уже сложно. Я прекрасно знаю, как это бывает.

А тем временем голос на пленке продолжал:

- "Я очень дорожил ею. Мы были близки, но не были романтической парой. Скорее, импульсивными любовниками... Нет, мы никогда не ссорились... Кто мог это сделать с ней?!. Рэнэ... она такая женщина, которая всегда притягивает темноту, опасная женщина. Не роковая, а именно опасная."

Как ты прав!.. Итак... что тут у нас дальше? Он промотал пленку и и включил диктофон. Кент Нэйлс, кузен жертвы. Да-а, чтобы вытянуть пару слов из парня, мне пришлось изрядно попотеть. Мрачный персонаж. И, кажется, действительно, ни хрена не видит. Или притворяется? Кстати, необходимо узнать, почему до него докопался Лестер.

- "Бедная сестренка!.. Она никогда не была мне по-настоящему близка, ну вы понимаете... братство и все такое прочее... В любом случае так или иначе это произошло бы с ней, но... Черт! Но она не заслужила этого!.."

Что-то ты не слишком уравновешен, Кент, или ты действительно так за нее переживаешь? Вряд ли. Тебя гнетет убийство, да возможно и не одно. Сколько у тебя уже было приводов? И это несмотря на все твои отклонения. Или благодаря им? Но сейчас не об этом. Не исключено, что она много знала - она была умной девочкой. Ты мог бояться, что она все расскажет полиции. Конечно, она бы никогда этого не сделала, слишком уж ей самой все это нравилось... Но другой вопрос, знал ли ты об этом. Для такого психически неуравновешенного человека, как ты, ударить кого-либо пару раз ножом не составило бы труда. Да... для психически неуравновешенного...

Джастин с грустью подвинул к себе список подозреваемых и еще раз пробежал его глазами. У него начинала болеть голова. Да, наличие психических отклонений не помогало вычислить убийцу - людей со здоровой психикой среди знакомых Рэнэ не числилось. Бедная девочка!.. Кто так мог поступить с тобой? И тут же поправил себя: Да любой, кто был более-менее знаком с твоими закидонами. Он вздохнул и попытался вновь взять себя в руки. Так, посмотрим дальше. Амбер. Единственная подруга, какое исключение. Или я ошибаюсь? В случае с Рэнэ легче руководствоваться правилами, особенно если мнимые исключения носят такой положительный характер. Что мы знаем об Амбер? Милая, немного наивная.

- "Мне позвонил Скаванджер и все рассказал. Я помчалась в больницу, но меня к ней не пустили, - всхлипывает. - Извините... Скаванджер? Порядочный зануда. Они с Джоном давнишние приятели, насколько мне известно. Дэвидсон? Очень странный тип... Ну, без ума от своих машин, костюмов и себя вообще. "Теория разумного эгоизма". Очень ироничен и остроумен... Они с Рэнэ встречались. А познакомила их я.

У нее роман с Дэвидсоном, почему-то я в этом не сомневаюсь. Хотя, что в этом странного: Дэвидсон искушенный и, с точки зрения нормального человека, извращенный тип. Представить такую нежную дружбу с красивой девушкой тут сложно... Если у Рэнэ взгляды на жизнь и любовь специфические, то Амбер, предположительно, испытывает совершенно нормальные чувства к Дэвидсону. Хотя, тут два сомнительных момента: первый - с чего бы это мне вдруг так хорошо думать об Амбер, и второй - какие нормальные чувства можно испытывать к Дэвидсону?

Были ли у нее причины покушаться на Рэнэ? Итак, ревность? Возможно. Хотя Дэвидсон обмолвился, что Амбер скорее защитила бы ее...

Скаванджер. Совершенно то, что я и представлял по описанию Дэвидсона и Амбер.

- "Что? Вы думаете Джон ее зарезал? Не-ет, этого не может быть! Я давно знаю Джона, он не способен зарезать любимую женщину. По моему, у Рэнэ была сложная жизнь, она была очень скрытной..."

Стоп! Почему "была?" Она еще жива, неужели он не знает? Хотя подозревать Скаванджера у меня нет никаких оснований, у него алиби - он вышел из кинотеатра вслед за Дэвидсоном и увидел того уже склоненного над телом. Пока у нас только один персонаж подходит на роль потрошителя. Подходит по всем параметрам. Несмотря на то, что Скаванджер пытается его выгораживать.

- "Может, ее убийца - наследство из прошлого?.."

Ну конечно, теперь давай валить на прошлое! Я сам из ее прошлого, мне-то видней.

Так сидел он, примеряя маску убийцы то одному, то другому, пока воспоминания о событиях давно прошедших не вытеснили настоящее.

- Ну что, с чего начнем сегодня, Лорэн? - он откинулся в глубоком кресле, гладя, как она пытается сложить руки на коленях, чтобы было удобно. Какие руки! Тонкие изящные, чуть подрагивающие пальчики; вот она нервно теребит браслет на запястье. Облизывает губы.

- Я никак не могу уговорить ее прийти к вам. Она считает, что в этом нет необходимости. Сейчас мне и самой так кажется, ей вроде бы значительно лучше.

- Тебе не кажется, что, возможно, это от того, что она неуверенна в себе, она думает, что ее мало любят?

- Она неуверенна в себе? Только не Рэнэ! Она совсем не похожа на меня. Она всегда нравилась мужчинам, и... она умеет постоять за себя. Иногда даже слишком...

- Что ты имеешь в виду?

- Да нет, ничего. Просто это меня иногда пугает.

Во время всего разговора, который тянулся в подобном духе битых полчаса, Джастин ловил себя на мысли, что Лорэн, это хрупкое робкое создание, как никто другой нуждается в защите. Ему почему-то было жаль ее, она напоминала испуганную мышку, забившуюся в угол от разъяренной кошки. Помотав головой, Джастин развеял этот образ и вновь весь сосредоточился на ее проблеме, пытаясь выяснить, зачем Лорэн выдумывать какую-то подругу и пытаться заставить его разбираться в несуществующих проблемах.

Записки ветром по стеклу

По своему собственному выбору

вы пребываете в созданном вами мире.

То, что теплится у вас в сердце, будет истиной,

то, чем вы более всего восхищены, наступит.

"Красно-золотые и желто-дымчатые листья обжигали морозный воздух. Рыжие волосы растрепал пахнущий рябиной ветер. Горький шоколад, глаза темные, как осенний пруд. Цветы растают в дожде. В сладко-терпком воздухе хочется захлебнуться. Осень имеет свою власть надо мной. Только чуть теплый осенний луч солнца сможет нагреть волшебное красное вино. И только человек с глазами синее ночного города сможет выпить этот напиток. Возможно поэтому я и оказалась в этом доме; здесь до горизонта лежат осенние поля, здесь возникает такое чувство, как будто держишь на ладони тяжелый прохладный каштан. Не знаю, поймет ли он меня?"

Рэнэ

"Предметы отбрасывают сотни золотистых теней. Ты помнишь наш дом на холме? Сейчас он пуст, и я до сих пор не знаю, была ли ты счастлива там. Иногда мне казалось, что была, но я никогда не спрашивал тебя об этом, да ты бы и не ответила, ты не любила однозначных вопросов."

Л.Р.

"Среди астр, впитавших в свою блеклость осенние туманы и дожди, падали звезды. Это было красиво и жутко. Асфальт пах дубовой листвой. Он, придерживая плащ рукой, шел среди сверкающих небес и влажной душистости осени. Тогда я и увидела его впервые. Все, что было реального на его пути, - все было в имени его. Он шел через волшебные миры, разрушая их своим дыханием. Возможно, нам обоим было холодно в этом мире, и поэтому мы остались вместе. Его смех затмевал жизнь, мой сон связал все воедино. Я отразилась в нем, как в зеркале, и мы оба изменились."

Рэнэ

"Я всегда боялся того, что бездонные синие сумерки и разбитый хрусталь ночных дорог слишком уж манили ее. Город слишком жесток, но она об этом не знает. Если бы эта осень смогла удержать ее здесь..."

Л.Р.

"Когда закат лег на его ресницы, он сказал мне, что эта осень была у нас последней. Не знаю, что он имел в виду... Мне слишком хорошо здесь."

Рэнэ

"Вчера она спросила меня, почему я здесь. Как ей это объяснить? Дыхание легкое, как пламя свечи. Тихий шелест деревьев. Сумерки затопят город и принесут с собой волшебство теней. Синий свет сплетет свое теплое кружево. Фонари будут лить янтарь на мокрый асфальт. Сотни окон сияют внутренней теплотой, но за каждым таятся свои судьбы, свои трагедии... И то, что так манило, звало сквозь мокрый мрак, изнутри окажется еще холодней, безжизненнее, чем все вокруг. Идите мимо, не задерживайтесь, не прикасайтесь к этому теплу. Если вы войдете, то очень быстро привыкнете к этим пыльным диванам, ярким гераням на окнах, грязной посуде на кухне; и вы назовете это место домом. Здесь не видно ночного неба из окна; в нем отражаются лишь лампы, которые вы зажигаете с приходом сумерек. Вы боитесь впустить темноту, чтобы она не напомнила вам о ночном ветре, полном ароматов неизвестных цветов, о свободном скольжении лунного света и о вашем одиночестве в компании вазочек и ковриков и всего того, что создает уют, который однажды отравит вас. Зачем это, если можно идти не оборачиваясь и не дорожа ничем. Никогда не оставаться на чашку чая с людьми, с которыми ты чувствуешь страх и одиночество. Порвать все старые фотографии, потому что кроме тоски и отчаяния ты ничего не ощущаешь, держа их в руках. Распахнуть ночью окно и оставить все позади. Никогда не останавливаться."

Л.Р.

"Мы сидели на веранде и ели яблочное желе, дул южный ветер; на качелях в саду висел забытый плед. Он, кажется, играл на гитаре и пел, но ветер был таким сильным, что ничего не было слышно, и я просто сидела и думала, сколько яблок нападает после такой ветреной ночи в саду. Седые облака бешено проносились по небу, и это было красиво. Его волосы сильно растрепались, и я подумала, интересно, куда деваются бабочки в такой ураган? Или их уносит, а потом бросает на пыльных дорогах ветер? А может быть, они превращаются в большие прохладные яблоки и с глухим стуком падают в траву. Воздух пах грецким орехом; он встал и развел огонь из сосновых сучьев. Костер, ярко разгоревшись, полыхал и метался из стороны в сторону на ветру, как раненый зверь. Я подумала, что завтра будет очень грустный день и я не хочу, чтобы он наступил. Мои бальные тапочки почему-то были развязаны, и он наклонился, чтобы завязать их. Мне захотелось жареных каштанов, и тогда он откуда-то достал коробку конфет и протянул мне. Я открыла ее и увидела, что по шоколадным конфетам ползают странные яркие жуки и желто-черные бабочки-могильщики; все это ползало, шевелилось одной пестрой массой, и это было настолько красиво, что я не удержалась и, взяв одну конфету, съела ее. Он грустно улыбнулся и, подняв с пола валяющуюся там куклу, похожую на меня, одной рукой прижал ее к себе и, не оборачиваясь, ушел по пыльной дороге. Я долго глядела ему вслед, пока тень тяжести облаков не накрыла горизонт."

Рэнэ

Очная ставка

Джастин закрыл дневник Рэнэ на трогательно маленький золотой замочек, подвинул к себе стопку свежих газет и просмотрел заголовки: "Идеальный джентльмен оказывается маньяком-убийцей", "Девушка убита своим любовником", "Мистер Дэвидсон - жертва или убийца?" Джастин вздохнул: если бы все было так же просто, как в этих желтых газетенках! Улик достаточно, чтобы предъявить обвинение в попытке убийства. Есть орудие преступления, правда, без отпечатков, есть мотив - слежка за Дэвидсоном дала кое-какие результаты, касающиеся его нестандартного хобби, - ну а возможность совершения преступления просто налицо. Ведь Скаванджер застал его у тела девушки всего перемазанного кровью жертвы.

Но только одно по-настоящему беспокоило Джастина: сегодня утром из больницы ему сообщили, что Рэнэ пришла в себя. И вполне естественным представлялось спросить ее саму об обстоятельствах нападения. Но в этом и состояла загвоздка. Он был почти уверен, что Рэнэ правды не скажет; не исключено, что Дэвидсону многое о ней известно, и она будет выгораживать его.

Джастин взял протокол свидетельских показаний. А ведь так все хорошо складывалось! Дэвидсон, который сначала вел себя холодно-отстраненно, под конец всех многочисленных допросов стал нервничать и терять самообладание. Скаванджер сразу же начал так защищать его, что складывалось впечатление, что он его покрывает, причем не совсем умело. А потом стало очевидно, что и его что-то мучает. Да, грех лжесвидетельства для такого правильного типа не очень-то легок.

Джастин неохотно поднялся. Деваться было некуда, следовало ехать в больницу. Он предварительно позвонил в полицейский участок и договорился, чтобы Дэвидсона задержали и привезли на очную ставку в больницу, сразу после того, как он сам переговорит с Рэнэ.

Больница встретила его все той же тишиной белых гулких коридоров. Он вошел в палату. Рэнэ, сидевшая на кровати, была бледна, и ее глаза, казалось, видели все еще ту сторону. Джастин приблизился к ней, но она даже не взглянула на него. Девушка осунулась, взгляд ее потускнел, но во всем облике читалась все та же опасность, которую она несла неосторожному любителю нежных блондинок. Внезапно воспоминания далеких лет нахлынули на Джастина с такой силой, что он остановился в нескольких метрах от кровати.

Он тогда уже понял, что от занятий с Лорэн ему придется отказаться. Он не собирался смешивать свою личную жизнь с работой. Нельзя сказать, что это его сильно расстроило. С работой что-то не клеилось, и он решил сегодня же позвонить своему бывшему боссу. Он подошел к своему офису и сунул было руку в карман за ключом, но тут заметил, что дверь чуть приоткрыта. Он отчетливо помнил, как закрывал ее. Почувствовав легкую тревогу, он тем не менее взялся за ручку. Его напугало не то, что дверь была открыта, - вряд ли это могли быть грабители: брать в кабинете абсолютно нечего, - а те флюиды опасности, которые буквально вытеснили воздух. Он глубоко вздохнул и сделал шаг в темный офис - как будто прыгнул с вышки в ледяную воду. Было темно, только отблески рекламы давали некоторый свет. За столом в его кресле, чуть откинувшись, сидела девушка. Ее светлые волосы вспыхивали мертвенно-синими неоновыми отблесками.

- Лорэн, - облегченно вздохнул он. - Как ты меня напугала!

- Напугала? Что-то ты рано испугался. Что же будет дальше?

Тут бледный свет коснулся ее лица, и он вздрогнул - перед ним сидела вовсе не Лорэн. Девушка была чем-то похожа на нее, точнее, очень похожа. Но это напоминало скорее перевернутое отражение, чем фамильное сходство. Он протянул руку, чтобы зажечь свет.

- Не надо! - сказала она, и в голосе ее было столько холодной агрессии, что он не посмел щелкнуть выключателем.

Незнакомка чуть наклонилась вперед и зажгла светильник. Ее движения были мягкими и плавными, как у кошки. В них было что-то еще - какая-то скрытая угроза. Смертельная угроза. Шадоу бессильно опустился на диван.

- Я, кажется, не представилась. Рэнэ Клер. Лорэн, наконец, уговорила меня зайти к вам. Я думаю, клиенты вам сейчас нужны... - ее взгляд насмешливо скользнул по нему, что заставило Джастина почувствовать неприятную дрожь. Свет от лампы падал на его лицо, в то время как девушка оставалась в тени.

- Ну что ж, начнем, - он почувствовал себя подопытным кроликом и попытался взять инициативу в свои руки. Пересев на подлокотник дивана, он вгляделся в такой знакомый и вместе с тем чужой силуэт. - Расскажите мне о смерти, Рэнэ.

Ему показалось, что ее глаза сверкнули. Возможно, это только показалось.

- Почему вы хотите знать об этом?

- Мне кажется, это важно. Ведь вы ищете спасения в этом, - он не решался еще раз произнести это слово - смерть.

- Что я думаю о смерти... Да ничего. Это просто другое состояние. Если вам это так интересно, я бы посоветовала поговорить с Лорэн. Ей это представляется выходом. Она все время ходит по краю.

- Рэнэ, я понимаю, что вам непросто говорить о смерти, но вы же как-то это представляли себе, когда пытались покончить жизнь самоубийством.

- Я пыталась покончить с собой? - искренне удивилась она. - Забавно... С чего вы взяли? Мне нравится жить. Я упиваюсь этим. Лорэн режет вены довольно регулярно, однако это вас не наводит ни на какие размышления. А впервые увидев меня, вы уже по каким-то одному вам очевидным признакам поняли, что у меня проблемы, - голос ее был насмешливо-снисходительным.

- Лорэн? - Джастин был ошарашен. - Вы хотите сказать, что она... О, Господи!

- Славно! Неужели вы не знали? О чем же вы тогда с ней говорили все это время? - она почти смеялась.

Джастин опустошенно провел рукой по лицу.

- О чем же вы хотите со мной поговорить? Вас что-то беспокоит? - ему было не по себе в ее обществе.

- Да нет, я просто хотела вас предупредить, чтобы вы были осторожней с Лорэн. Ну, вы понимаете...

Джастин был слишком погружен в нахлынувшие на него беспокойные мысли, чтобы заметить, как зловеще двусмысленно прозвучал ее голос. Рэнэ встала, одела на плечо ремешок сумочки и направилась к двери.

Она ушла, а он еще долго не мог решиться позвонить Лорэн. Он был просто сбит с толку.

Девушка на больничной койке сделала едва заметное движение, и Шадоу с трудом вернулся в настоящее.

- О, кто к нам пожаловал! - с легким удивлением в голосе произнесла она. - Вот уж не ожидала... Чем обязана?

- Рэнэ, как ты себя чувствуешь? - Джастин присел на край кровати. - Ведь ты сейчас Рэнэ, не так ли?

Девушка промолчала, разглаживая складки на белом пододеяльнике.

- Могу я задать тебе несколько вопросов?

- Нет, Джастин, психоаналитик мне давно не нужен.

- Я занимаюсь твоим делом... - начал было он, но Рэнэ прервала его.

- Мне снился такой странный сон... - задумчиво улыбнулась она.

- Ты помнишь, что произошло тем вечером? Сможешь рассказать мне?

- Я ничего не помню, - она вздохнула. - Какой-то человек... в руке у него был нож, - пожимает плечами. - Не помню...

Джастин, признаться, был готов к такому повороту событий. В дверь постучали. Он знал, кто это, но почему так рано, черт побери! Он не успел еще толком поговорить с ней.

На пороге стоял Дэвидсон, за его спиной маячили двое полицейских. Выглядел он странно - волосы растрепаны, в глазах лихорадочный блеск. Увидев, какой сюрприз ждет его в палате, он задохнулся от изумления (еще бы, его не информировали, куда везут). Когда первый шок прошел, он шагнул к ней.

Джастин взглянул на Рэнэ. Может, это показалось, но он готов был поклясться, что ее лицо на секунду осветила улыбка. Потом она сжала губы с такой силой, что они побелели.

- О Боже мой, Рэнэ! Ты жива, слава Богу!.. Теперь меня оставят в покое. Ты ведь знаешь, что я этого не делал! Скажи же им!.. Я ведь люблю тебя!

Зрачки Рэнэ сузились, она смотрела на него не мигая. Потом разжала губы и прошептала:

- Это сделал ты! Ты пытался убить меня!

- Что? - Джон оторопело остановился и нахмурил брови, полагая, что ослышался. - Что ты такое говоришь?

Рэнэ все так же пристально смотрела на него. А потом она закричала, с ней случилась истерика.

- Да, это сделал он! Он хочет убить меня! - кричала она. - Он меня ненавидит! За что?!. Джастин, сделай что-нибудь! - она прижалась к Шадоу, дрожа всем телом и всхлипывая.

Джастин дал знак полицейским, и они попытались увести Дэвидсона. Тот, казалось, еще не понимал, что произошло. Но когда его под руки довели до двери, он одним рывком высвободился из их цепких рук и бросился к Рэнэ.

- Как ты можешь! Я же люблю тебя!.. Черт, я теряю рассудок!.. - полицейские скрутили его и потащили к выходу, он упирался ногами и пытался обернуться. - Да, Рэнэ, да, теперь я хочу убить тебя! Жаль, что я не сделал этого раньше! Да, убить тебя, чтобы избавиться от этой пытки! Ты сделала меня своим рабом! Я ненавижу тебя, слышишь?!! - последние слова донеслись уже из-за двери.

Когда они скрылись и шаги их стихли в коридоре, Джастин довольно улыбнулся - своими последними словами Дэвидсон подписал себе смертный приговор. Стерев с лица торжествующую улыбку, он повернулся к Рэнэ, чтобы успокоить ее, но она была совершенно спокойна и прояснившимся взглядом смотрела на него слегка насмешливо, по своему обыкновению. Джастин решил не поддаваться на эти уловки.

- Все в порядке? - спросил он.

- Да, хотя, может, мне опять понадобятся услуги психоаналитика. Как ты думаешь? - ответила она и рассмеялась.

Одиночка

Я здесь, я здесь, я здесь, я здесь... Камень, камень, серый камень... Кругом стены, одни стены... Они заперли меня здесь... здесь... здесь...

Камнем в затылок. Теряет сознание. Падает. Бью ногой, в живот... Стон, кашель... Она очнулась. Склоняюсь к ней, встаю на колени и обхватываю ее голову руками. Крупные капли горячечного пота на лбу, рот захлебывается склизкой кровью, пуская пузыри. Провожу рукой по ее губам и прижимаюсь к ним со всей страстью, ядовитой, удушающей... Она начинает задыхаться... Вынимаю из-за пояса нож, закидываю ее голову назад. Надрезаю ей горло, вот так, чтобы легче было дышать... Моя звезда... Расслабленное тело такое тяжелое... Обхватываю твои ноги, обнимаю за спину, поднимаю над грешной землей... С таким трудом. Несу тебя туда, чтобы упокоить во тьме... Предать твое тело жадной земле... Отдать тебя во чрево сумрачного мира... Отдать живой, теплой, еле дышащей. Отдать мое сокровище этому монстру, чтобы он растворил твое лицо в тяжелой сырой земле и впитал мои горючие слезы, плотоядно урча... Ты слабо стонешь, чувствуя, как я засыпаю твое тело липкими комьями затхлой земли... В придорожной канаве...

Так много огней, так много голосов... Они появились вокруг из ниоткуда. Они окружают меня со всех сторон, надвигаются сверху, они хотят отнять тебя у меня. Они машут дубинами и топорами... Я закрываю твое тело собой, падая ниц...

Холодный тяжелый металл обрушился мне на спину... Они разлучают нас, тащат меня в сторону, бьют по голове. Они кричат, что я убил тебя. Это неправда... Рэнэ!.. Я убил тебя... Неправда... Я любил тебя... Я любил тебя...

Джон вытянулся на скрипучей железной кровати и постарался заснуть. Но назойливые мысли не давали покоя...

...Мысли лезли в голову, они окружали со всех сторон, просачивались сквозь щели в стенах трюма...

Они бросили его здесь, заперли, как какую-то бортовую крысу. Кто, кто мог разгласить тайну о занятиях запретной магией? Джиггернаут ведь был мертв!.. Или...

Рейнольд, почувствовав, как лоб его покрывается холодной испариной, выпрямился на неудобном ложе из корабельных канатов. Так и есть! Подлый колдун обманул его! Наверняка, он сейчас здесь, на корабле, радуется, завладев мечом, который достался ему, Рейнольду, такой непомерной ценой!

Рыцарь вскочил и, как загнанный зверь, заметался по тесному пространству.

- Подлый Джиггернаут, попадись мне только! - простонал он сквозь зубы, почти физически ощущая, как ледяная длань Инквизиции сжимается на его горле.

На палубе в это время началась паника, корабль болтало.

Рейнольд, последние пять минут бьющийся лбом об стену, остановился и прислушался. Пол ощутимо уходил из под ног. Штормило. Крики команды становились все громче и испуганней, судно ежеминутно сотрясалось от падающих почти отвесно гигантских масс воды.

- Выпустите меня! - Рейнольд, забравшись на свернутые канаты, заколотил кулаками в люк над головой. - Что происходит? Я обязан знать!

Паника тем временем усилилась, топот ног по палубе не утихал ни на минуту, мачты трещали, стены трюма грозили лопнуть под напором волн, разбивающихся с ужасающей силой о хрупкую оболочку судна.

В завывания ветра незаметно и гармонично вплелся странный потусторонний голос - словно тысячи покинутых женщин подарили свои стенания морю, соткав их в величавую и тоскливую песнь на незнакомом языке.

Даже крики матросов наверху стихли, и был слышен только шум шторма и еще этот ужасающий голос неземного существа, леденящий душу ужасом неизбежной гибели.

Чистая и холодная, как сталь, мысль сжала сердце Рейнольда Лотианского; он медленно осел на пол под грузом такого ясного понимания.

- О, Дюрандаль! - только и смог произнести он. - Так вот какова твоя месть!..

Deja vu
Deja vu (франц.) - чувство, что происходящее с вами уже было

Ну что ж, мистер Дэвидсон, у вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Джастин недобро ухмыльнулся, но тут же посерьезнел, вспомнив опять, какова эта Рэнэ на самом деле. И вновь его стали терзать сомнения.

После того как Рэнэ бросила тень подозрения на его Лорэн, Джастин решил во всем разобраться раз и навсегда.

Придя домой, он выпил бокал бренди и, немного успокоившись, взял телефонную трубку. Но звонок в дверь прервал его. Он с некоторым облегчением отложил телефон и пошел открывать. На пороге стояла Лорэн. Ее белое платье было насквозь мокрым, она дрожала, а по щекам текли слезы. Она шагнула на порог и, задыхаясь от рыданий, обрушила на него поток обвинений:

- Как ты мог?!! Я... Я так тебе верила!.. Ты... это из-за тебя!.. Моя... Рэнэ... Я думала, ты ей поможешь! Что ты наделал?! Ненавижу! - она попытлась ударить его кулаком в грудь, но Джастин крепко схватил ее за руки и попытался усадить на диван и успокоить.

Сначала она сопротивлялась, но через несколько минут уже просто горько рыдала, прижавшись к его плечу. Джастин был напуган. Но удержался от вопросов и, успокаивая ее, гладил мягкие волосы. Как они все-таки были похожи!

Наконец, Лорэн успокоилась достаточно, чтобы внятно рассказать ему, в чем дело. Она, тихо всхлипывая, начала, вернее, продолжила:

- Я думала, ты поможешь ей. Что ты наделал... Ты должен был успокоить ее, а ты... Она пришла домой очень расстроенная и, сказав что у нее болит голова, сразу пошла спать. Я думала, что может быть она и правда устала, и не стала ее беспокоить. А потом... Я поднялась к ней в комнату, чтобы взять книгу, которую обещала Джимми... В спальне ее не было. Я удивилась. А потом... О, Господи! Джастин! Там было столько крови!.. Повсюду... И Рэнэ... Я думала, это конец. Она не двигалась. А я не знала, что мне делать. Я пыталась, но не могла остановить кровь. Ее запястья, руки, такие тонкие... О, нет!.. - она опять зарыдала и на этот раз не могла остановиться.

Джастин насильно влил ей в рот немного бренди.

- Что с Рэнэ?! - он не мог сдержать свое нетерпение.

- Она в больнице, - как-то внезапно успокоившись ответила Лорэн. Ее глаза, все еще блестящие от слез, спокойно и без выражения смотрели на Джастина.

Джастин открыл дверь, не представляя, кто это может быть. Он собирал вещи, и в офисе царил страшный беспорядок. На пороге стояла Рэнэ. Он молча пропустил ее вовнутрь.

- Нам надо поговорить, - тихо сказала она.

- Нет, боюсь нам не о чем говорить. Все, что я могу для вас сделать, это порекомендовать другого психоаналитика. Я закончил практиковать. Я уверен, что вам помогут.

- Мне не нужна помощь, а вот тебе бы она не повредила, - голос Рэнэ прозвучал довольно жестко.

Он прикусил губу, начиная злиться.

- Почему ты веришь ЕЙ? - в ее глазах сквозил упрек.

Джастин молча подошел к ней и, грубо взяв ее за руку, равнодушно посмотрел на перевязанные запястья. Рэнэ выдернула руку и, не выдержав, заплакала.

Такой реакции Джастин не ожидал и поэтому немного растерялся. Взяв ее за плечи и притянув к себе, попытался успокоить. Она оказалась в его объятиях. Ее нежные щеки, мокрые от слез, отчаяние, притягательность... Он понял, что целует ее, но не мог остановиться.

Через минуту Рэнэ чуть отстранилась от него и тихо сказала:

- Когда я вчера вернулась домой, Лорэн еще не было. Я устала и поэтому сразу пошла к себе в комнату. Лорэн пришла поздно и была на взводе. Давно не видела ее в таком состоянии. Она кричала на меня, говорила, что я всегда отбиваю у нее мужчин, что у нее постоянно не ладится личная жизнь, а мне мои бесчисленные победы даются легко. Ты понимаешь, она решила, что я хочу увести тебя! Она, кажется, очень тебя любит, так как сказала, что никому не позволит разлучить вас. Я пыталась сказать ей, что она ошибается, но она не хотела ничего слушать и продолжала обвинять. А потом... Потом я сказала ей, что хватит! Она засмеялась и ответила, что действительно хватит, и достала нож. Я не могла поверить, что она хочет причинить мне вред. А она... она... - Рэнэ всхлипнула. - Я боялась, что она убьет меня. Она порезала меня, но потом, наверное, испугалась. Она плакала и говорила, что не хотела, просила ничего не говорить тебе... Я бы и не сказала, но я хочу, чтобы ты помог ей, - она подняла на него полные слез прекрасные глаза. - Мы, наверное, больше не увидимся, я уезжаю. Хочу забыть весь этот кошмар. Может быть, я зайду попрощаться, - она отвернулась, вытирая слезы.

- Рэнэ, - Джастин взял ее за руку. Он был в смятении, невысказанные чувства бушевали в глубине души.

- Не надо, - тихо прошептала она, касаясь пальцами его щеки. - Я желаю вам счастья.

Дверь за ней закрылась, а Джастин почувствовал, что пол снова уходит из-под ног.

Он сидел в кафе и задумчиво смотрел на Лорэн. Ее глаза светились, она выглядела абсолютно счастливой.

- Я все решил, Лорэн. Ничто, кроме нашей любви, не имеет значения. Мы уедем вместе и будем счастливы.

Она нежно взяла его за руку.

- Я так люблю тебя, Джастин! Мне ни с кем никогда не было так хорошо, как с тобой.

Он, сделав над собой небольшое усилие, улыбнулся. Он все решил. Он не мог ей не верить, она была всем для него. Так почему же у него перед глазами стоит другая девушка, притягательная, сексуальная, взгляд из-под ресниц - смертельная опасность. Губы приоткрыты, ты сводишь меня с ума. Будь моим проклятием...

Он вздрогнул, когда Лорэн обняла его.

Они договорились встретиться в аэропорту. Лорэн поехала домой за вещами, а он вспомнил, что забыл в офисе документы, и ему пришлось вернуться за ними.

Ведя машину, он представлял себе прекрасный дом с садом, свою будущую семью. Его жена играет на лужайке с его детьми; он окликает ее, она поднимает голову. Ветер растрепал ее светлые волосы, они закрывают ей лицо, она убирает их рукой. И тут он видит ее глаза...

Тормоза жутко взвизгнули. Он едва избежал столкновения. Сердце бешено колотилось, струйка холодного пота потекла за воротник. Ему было почти дурно. Это же была... Нет, только не это!..

Он входил в офис, все еще ничего не видя перед собой, кроме этого лица. В кресле за его столом сидела Рэнэ.

Джастин вздрогнул всем телом.

- Что ты здесь делаешь? - его голос предательски дрожал.

Рэнэ мягко улыбнулась:

- Я просто пришла попрощаться. Помнишь, я обещала?

Джастин немного успокоился, упрекнув себя за расшатавшиеся нервы.

- Ты можешь остаться в городе, мы уезжаем сегодня, - нехотя проговорил он, стараясь не смотреть в эти стальные глаза.

Она встала, пожав плечами.

- Ладно, видно, я некстати. Пойду, пожалуй, - она весело улыбнулась.

И тут Джастин не выдержал:

- Рэнэ, послушай! У меня нет сил сейчас искать какие-либо оправдания. Я устал. Я люблю ее, прости, - он говорил скороговоркой, будто боялся передумать. - Я все решил, мы уезжаем. Пойми, я люблю Лорэн...

Рэнэ спокойно и пристально смотрела ему в глаза.

- Лорэн... Какая Лорэн?

Джастин как-то вдруг сразу понял, что в аэропорту его никто не ждет.

Она повернулась и пошла к двери. Но на пороге обернулась и с ангельской улыбкой промолвила:

- Была у меня в детстве выдуманная подруга... Звали ее Лорэн... Ну так это было в детстве.

Апокалипсис*

(Саджая, поток сознания)

Великие умы, наверняка, близки к сумасшествию.

И тонкие перегородки разделяют их границы.

Небо бьется в истерике, изрыгая проклятия и ливень капель на землю.

Я выпрыгиваю из окна и оглядываюсь по сторонам. Смерть в ужасе прячется, ее одежду смывает потоками грязи.

Я и проклятья неба - одно и то же.

Я и истерика богов - одно и то же.

Я - молот Тора, сверкающий в вышине.

Я - монада*, падающая в вакууме.

Крик из груди вырван ногтями мыслей. Я лечу, как во сне, размахивая руками. Ноги не отрываются от земли. Мои руки подобны богу, присутствующему во всем. Что вы скажете, когда я упаду? Смогу ли я сгруппироваться за те два сантиметра, что мне осталось лететь?

Я - Улисс* в стране чудес, я не понимаю, что происходит вокруг. Я надоела до смерти самой себе вопросом "почему?" Почему я постоянно его себе задаю? Почему я не могу остановиться? Я смываю мясо с голени, а под ним - извивающиеся черви. Я срываю их струями воды и кричу от ужаса. На моем лице - голова рыбы. Не гладьте меня против чешуи, это противно.

Я сжимаюсь в комок и гляжу оттуда сотнями глаз. Сто тысяч моих рук показывают знак "не бойся!" Сто тысяч моих рук держат отрубленную голову. На моей шее - ожерелье из черепов. Сто тысяч меня сидят в позе Будды.

Я лечу в неизвестность, творимую мною. Я взмахиваю рукой и вижу, как рушатся стены. Я взмахиваю рукой - и небо стекает, как акварель под душем. Я взмахиваю рукой - и часы "Rolex" падают на землю. Их смывает потоком времени и несет в пространстве. Посреди воды - ящик. Мертв кот, который сидит внутри, или жив? На него задумчиво смотрит мышь Эйнштейна*. Измеряйте ее абсолютной мерой. Эта мера - внутри моей головы, но я никак не могу ее достать.

Пойте мне гимн! Подавите словами похвалы мое тщеславие! Раздавите меня, как пачку сигарет, упавшую в канализацию.

Прекратите летать вокруг! Это сводит меня с ума! Я плачу слезами независимости, я кричу словами Махабхараты*. Я способна вместить все ее содержание в одном выкрике "Fuck!" Так зачем же понимать хоть что-то! Символы моих глаз смотрят на мир сквозь лупу отрешенности.

Вначале был человек, затем он обрел сознание, и разум придумал философию. Так почему же я верю вторичному, почему же я верю продукту фантазии разума и не верю в первопричину?!! Так почему же меня не существует???

Впрочем, хватит философии - я уже пришла. Я вжимаю кнопку звонка в стену и стряхиваю капли дождя со слипшихся волос. Дверь открывается, и Дэвидсон приглашает меня войти.

- Ну и погодка! - весело говорит он, протягивая мне полотенце. - Неужели ты шла пешком? Надо было позвонить, я бы прислал за тобой машину...

Я сижу в аристократической гостиной. Джон смотрит на меня, оскалив зубы в приветливо завлекающей улыбке.

- ...И тогда я ему сказал, - говорит он, уставившись мне в глаза, - чтобы он достал этот секретер во что бы то ни стало. На такую вещь мне денег не жалко...

Интересно было бы провести социологическое исследование на тему "Частота употребления местоимения "я" в речи самодовольного аристократа Джона Дэвидсона". Уверена, что результаты шокируют общественность.

Тем временем Джон продолжает:

- Я решил, что деньги - не главное. В конце концов, искусство требует жертв.

Интересно, он и впрямь верит, что все это с ним было? Ведь прошлого не существует. Я, например, живу, и всегда жила, в настоящем. Просыпаясь по утрам, я открываю глаза и вижу сегодняшний потолок и сегодняшнюю пыль, искрящуюся в луче солнца. Еще ни разу я не вскакивала с кровати с радостным криком: "Наконец-то! Я проснулась в завтрашнем дне!" Хотя, быть может, Дэвидсон существует по другим законам.

- В результате он вылетел первым же рейсом в Кейп-Таун. Должен сказать, что цену заломили - только держись! Но я подумал, что, быть может, таким образом я смогу отблагодарить тебя за свое освобождение? Я полагаю, эта вещь окупит твои затраты на...

Я начинаю так громко думать, что совсем не слышу продолжения этой занимательной фразы, которая, кажется, должна объяснить то, что Джон не собирается оставаться у меня в долгу.

- Может, завтра? - продолжает болтать Джон. Интересно, о чем он. Неужели бесконечные благодарности закончились? Я вытащила его из камеры предварительного заключения вовсе не из христианских побуждений. И тем более не для того, чтобы он меня отблагодарил.

- Давай поедем туда в воскресенье. Ведь Бэкон* тебе нравится? Эта выставка будет идти еще две недели.

Почему он считает, что все это когда-либо будет? Сколько я ни жду прихода "завтра", оно еще ни разу не наступило. Мне каждый день обещают, что оно придет, но его не существует! Так что наша жизнь - это не видеокассета, которую можно перемотать и у которой есть начало и конец, а постоянно изменяющееся сейчас. Если уронить бокал шампанского, который так любезно подсунул мне Дэвидсон, и если его падение разбить на мельчайшие моменты, каждый из которых - одно и то же сейчас, во всех них бокал будет неподвижен. Значит, его движение - только видимость. Времени нет, и в постоянном и не меняющемся сейчас ничего не происходит. А если Дэвидсон думает, что наша поездка когда-нибудь состоится, то он ошибается. Потому что ее не будет никогда. Или, точнее, она уже есть сейчас.

От раздумий меня отвлекает собственный голос, который радостно восклицает:

- Конечно поехали, я обожаю Бэкона!

Чему я радуюсь? Непонятно. Джон пристально смотрит мне в глаза, и постепенно слова благодарности замирают на моих губах и тихо падают на пол. Дэвидсон улыбается так, как это умеет делать только он.

- Может, выйдем на балкон? - говорит он тихим низким голосом, от которого у меня по спине бегут мурашки.

ФИЛЬМ "ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО РАЗА", СЦЕНА "СТРАСТЬ НА БАЛКОНЕ", ДУБЛЬ I.

Я робко киваю, не в состоянии вымолвить ни слова. Джон кладет мне на плечо свою тяжелую руку, и я чувствую, как от нее по моему телу бежит ток уверенности и поддержки. У меня начинают подкашиваться ноги.

С лепного навеса падают гулкие капли. Кажется, что дождь льет сильнее, чем полчаса назад. Те далекие полчаса назад, когда я еще не понимала, что в этом тихом особнячке ждет меня моя судьба. Сверкают молнии. Раскатистый гром напоминает то ли отзвуки ядерного взрыва за миллионы километров отсюда, то ли свист рассекающего воздух огромного молота.

На секунду мне становится страшно, и я прячу свое лицо на груди Джона. Он успокаивающе обнимает меня за плечи и шепчет:

- Посмотри на эту луну, выглядывающую из-за тучи. Она отражает свет моей любви.

ОДОБРИТЕЛЬНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ ЗА КАДРОМ.

Я поднимаю голову, но за потоками дождя не вижу никакой луны. Но это не важно. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Неужели он разделяет мои чувства?

Я несмело заглядываю ему в глаза и дрожащим голосом спрашиваю:

- О Боже, Джон, так это правда? Значит, ты тоже меня любишь?

В ответ на мои слова Джон прикасается своими горячими губами к моему жаждущему рту, полураскрытому от волнения.

- Да, я люблю тебя! - проникновенно шепчет он. - Я хочу сделать эту ночь незабываемой!

- Джон! - только и могу произнести я, стыдливо потупив глаза. - Джон!..

Он улыбается и прижимается щекой к моей коже. Я испытываю непреодолимое желание положить свои руки на его грудь.

СТОП! СЦЕНА "СТРАСТЬ НА БАЛКОНЕ", ДУБЛЬ II.

Он понимающе улыбается и прижимается своей грубой мужской щекой к моей нежной миндальной коже. Я испытываю непреодолимое желание положить свои маленькие ручки на его мужественную волосатую грудь.

- Джон, я давно хотела тебе это сказать, - чуть слышно произношу я. - Пойдем, перепихнемся!

Он в состоянии полнейшего изумления, пытается что-то произнести и, поперхнувшись собственной слюной, натужно кашляет. Я встревоженно смотрю в его глубокие загадочные глаза и заботливо спрашиваю:

- Тебе плохо? Постучать по спине?

Джон только качает головой, не в силах ответить из-за судорожного кашля, который, кажется, вывернет его наизнанку. Теперь видно, что ситуация становится серьезной. Джон умоляюще протягивает руку в мою сторону, а я в панике кричу:

- Тебе принести воды?! Я сейчас!

Сбегав на кухню, я возвращаюсь с графином в стиле модерн. Приоткрыв Дэвидсону рот, я просовываю внутрь горлышко и, резко перевернув сосуд вверх дном, изо всех сил стучу по дну рукой в безумной надежде, что вода польется быстрее.

СТОП! СТОП!!! ТАКОГО В СЦЕНАРИИ НЕ БЫЛО!..

ФИЛЬМ "ПЯТНИЦА 13-ОЕ", СЕРИЯ 9 "ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ДО НОВОЛУНИЯ", СЦЕНА "УЖАС НОЧНЫХ ПОХОЖДЕНИЙ", ДУБЛЬ I.

Глаза Джона начинают вылезать из орбит, он краснеет еще больше и издает звук, не поддающийся описанию. Вот черт! Я забыла снять крышку!

СТОП! СМЕНА АКТЕРОВ.

ФИЛЬМ "ПЯТНИЦА 13-ОЕ", СЕРИЯ 9 "ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ДО НОВОЛУНИЯ", СЦЕНА "УЖАС НОЧНЫХ ПОХОЖДЕНИЙ", ДУБЛЬ II.

Я хватаю лихорадочно размахивающего руками Дэвидсона за воротник и бросаю животом на викторианские перила, а затем с силой бью по спине снизу вверх. Кажется, это помогает. С гулким чваканьем крышка графина вылетает из его горла, а следом - только что съеденный романтический ужин. Джон блюет, свесившись на улицу, и кажется, теперь он никогда не остановится.

Наконец он обессиленно сползает на пол, и мутная желтовато-коричневая жидкость бежит тонкой струйкой по его мокрой щеке. Джон выглядит очень странно: кожа на его щеках неестественно наморщилась и покрылась пузырями, такое ощущение, что это не лицо, а резиновая маска... Господи, неужели Джейсон*?!!... Но в восьмой серии его раздавил бульдозер, как такое возможно?..

СТОП! РАССУЖДЕНИЯ ГЕРОИНИ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНЫ СЦЕНАРИЕМ.

ФИЛЬМ "ПЯТНИЦА 13-ОЕ", СЕРИЯ 9 "ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ДО НОВОЛУНИЯ", СЦЕНА "УЖАС НОЧНЫХ ПОХОЖДЕНИЙ", ДУБЛЬ III.

...а резиновая маска... А может и правда? Я решительно хватаю его за пухлые щеки и тяну. Это и в самом деле маска, под которой прячется кто-то другой. Я так и ожидаю, что сейчас передо мной предстанет этот неубиваемый маньяк Джейсон из всем надоевшей "Пятницы 13-ое"...

СТОП! РАССУЖДЕНИЯ ГЕРОИНИ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНЫ СЦЕНАРИЕМ.

ФИЛЬМ "ПЯТНИЦА 13-ОЕ", СЕРИЯ 9 "ПОСЛЕД...

А идите-ка вы куда подальше со своим сценарием! Это все по-настоящему! Тут человеку плохо!..

Я вглядываюсь в новое лицо и неожиданно понимаю, что это Скаванджер. И тут его тело сгибается в очередном припадке. На этот раз наружу лезут огромные куски полузасохшей каши. Они не проходят сквозь его аристократический рот, и Скаванджер, безумно вытаращив глаза, пытается выковырять их руками. Я вижу, что дело плохо, и пытаюсь помочь. Брезгливо морщась, я засовываю ему в рот пальцы и, ухватившись за кусок блевотины, тяну. Он выходит наружу огромным ломтем глины, и я слышу, как с треском рвутся его губы. Теперь мои руки все в комках слизи и крови. Скаванджер все еще задыхается. Я развожу ему челюсти и заглядываю внутрь. В глубине белеет что-то склизкое и пульсирующее. Оно ощупывает тонким влажным концом красную ткань горла, всю в подтеках слизи. Я наспех читаю молитву Фрейду и засовываю внутрь правую руку по локоть. Схватив эту штуковину покрепче, я тяну, но она слишком скользкая. Тварь легко проскальзывает между пальцев и, хлюпая, уходит вглубь. Мне ничего не остается как последовать за ней. Я титаническим усилием разрываю его челюсти и лезу в образовавшуюся рваную дыру. Его горло слишком узко, и я начинаю чувствовать мурашки клаустрофобии. Еще несколько судорожных толчков - и я оказываюсь в тесном пульсирующем мешке. Его стены душат меня своей километровой толщиной и сдвигаются все ближе и ближе. Места хватает только на то, чтобы приоткрыть веки и скосить глаза. Я окружена белой колышащейся плотью, усеянной редкими чешуйками. Внезапно я понимаю, что вокруг меня обвился огромный червь. Я больше не могу держать глаза открытыми - их разъедает ядовитая слизь. Здесь так тесно, что негде закричать. Тот маленький отросток, за который я пыталась ухватиться в горле Скаванджера, колыхаясь проталкивается к моему лицу и начинает раздвигать мои плотно сжатые губы равномерными толчками. Я чувствую его мягкую холодную плоть зубами и внутренней поверхностью губ. Кажется, что он состоит из полупереваренного жира. Я больше не могу сопротивляться, мой нос забит полупрозрачной клейкой слизью, и мне нечем дышать. Я разжимаю зубы, чтобы вдохнуть, но вместо воздуха внутрь врывается белая студенистая масса. Червь вползает нескончаемо долго. Мне все еще нечем дышать, поэтому я впиваюсь зубами в его холодную липкую кожу. Червь лопается, словно тюбик с паштетом, и я чувствую как откушенный кусок продвигается все дальше по моему пищеводу. Часть, оставшаяся снаружи, беспомощно тычется рваным краем во все стороны. Наконец, она упирается мне в щеку и начинает обволакивать лицо, как гигантская амеба. Половина, сидящая внутри, мечется в моем желудке, как параноик среди маньяков. Наконец, она затихает и начинает действовать более осмысленно. Я чувствую, как она осторожно ощупывает меня изнутри, а затем присасывается к стенке моего желудка и начинает втягивать его в себя. Я понимаю, что меня не надолго хватит и что сейчас половинки сольются в одно целое, а я окажусь растворенной внутри червя. Я всего лишь досадный промежуток в сущности этого существа. Оно постепенно разъедает меня с двух сторон до состояния оболочки в два миллиметра. Я проклинаю тот день, когда меня потянуло на романтику. В отчаянии толкаю сжавшие меня стены всеми шестью руками и чувствую, как они поддаются. "Интересно, успею ли я вырваться наружу?" - думаю я, и тут червь с хлюпаньем соединяется. Прощайте все!..

Еклезиаст* в цвету

Локи был тем, кем он был, и верил, что реально лишь то, во что он верит. А верил он в вещи настолько противоречивые, что иногда и сам не мог понять, так ли это на самом деле, или он врет самому себе. Он верил в то, что его жизнь не имеет никакого значения и что если он умрет, на окружающем мире это никак не скажется, и в то же время ему нравилось быть.

Особенно же ему нравилось быть богом. Когда он думал об этом, его мания величия расцветала буйным цветом, но в следующую же секунду комплекс неполноценности вмешивался в эту идиллию тщеславия, и напоминал ему о том, что все в этом мире относительно, и что, может быть, то, чему он так рад, вовсе и не достоинство, а недостаток.

Доходило до того, что он убеждался в том, что бог - это всего лишь зазнавшийся человек. А так как на этом комплексующий голос в его голове не останавливался, то оказывалось, что и человек - всего лишь зазнавшееся животное.

- А тогда ты стоишь на ступень ниже даже самого завалящего человека! - с плохо скрываемой радостью добавлял голос.

- Но постой! - возражал ему Локи, так как мания величия к тому времени отступала и пряталась в закоулках мозга. - Ведь ты сказал, что люди - это зазнавшиеся животные. Значит, я наравне с ними!

- Э нет! - опровергал его голос: - Ведь ты веришь, что верно лишь то, во что ты веришь. И это утверждение относится не к тебе одному, так?

- Так, - согласился Локи, не чувствуя подвоха.

- Значит, и остальные "разумные" существа верят, что верно лишь то, во что они верят, а ты считаешь, что это верно?

- Да, я же тебе сказал, - опять подтверждал Локи, - но ведь далеко не все люди верят в то, что они - это зазнавшиеся животные. Они считают себя вышестоящими существами. А ты сам подтвердил, что то, во что они верят - правда. Значит, больше двух третей людей стоят гораздо выше тебя!

- Но я тоже считаю, что я лучше животных! - в дискуссию включился еще один внутренний голос.

- Это подлая ложь! - возмутился первый голос. - Ведь ты только что говорил противоположное!

- Нет, противоположное говорил не я, а ты! - пытался спорить Локи.

- Но глупенький, ведь я - голос внутри твоей головы. Ты же, я надеюсь, не веришь в то, что в твоем мозгу поселился маленький зеленый человечек, который, время от времени подглядывая в учебник логики, пытается сбить тебя с толку? Нет? Я же говорил. Значит, я - часть тебя. Следовательно, это ты утверждал, что бог хуже животного, - убеждал Лодур, первый голос.

В этой фазе спора Локи обычно пытался замять щекотливую тему, так он поступил и сегодня.

Он решил подойти к проблеме жизни с другой стороны. Другой стороной жизни он не безосновательно считал смерть. Поэтому начал размышлять следующим образом:

- У людей есть одно большое преимущество перед нами, богами...

- И я даже знаю, какое, - ехидно вмешался голос Љ 2, который люди называли Лофтом.

Но Локи не обратил на него никакого внимания, так как знал, к чему это приведет.

- Люди знают, что ждет их после смерти, - продолжил он. - Христиане попадут в рай или ад, большинство буддистов и индуистов перевоплотятся, мусульмане присоединятся к христианам (мне всегда казалось, что ад у них один на двоих, равно как и рай), а небольшой процент старомодных скандинавов попадет либо к моей милой дочурке Хель*, либо (если они в момент смерти держали в руках оружие) к моему кровному братишке Удину. А вот что будет с нами, богами? Ладно, оставим в покое христианского бога - он, по преданию, бессмертен. Но что случится с остальными? Неужели существует следующая ступень, и над нами стоят сверх-боги? Тогда куда после смерти попадают они? К сверх-сверх-богам? И возможно ли, что это замкнутая цепь, и богами сверх-сверх-сверх-...-богов являются... хм, люди? И потом, люди хотя бы догадываются, что их ждет на том свете, а у богов нет даже преданий на этот счет.

- Правда, буддисты считают, что и боги, и люди, при определенных условиях, впадают в нирвану... - вставил Лофт.

- Но если вероятность того, что событие произойдет, прямо пропорциональна вере в это событие, - продолжал рассуждать Локи, - как быть неазиатским богам? Или Брахман* - это нечто, стоящее выше утверждения "Верь, и оно сбудется"? Но если уровень небытия выше любых утверждений, верований и так далее, то он выше и таких понятий как добро и зло... Значит, то, во что верит 99 процентов разумных существ, неверно? И почему же тогда буддисты требуют соблюдения заповедей?.. Хотя, по-моему, я сам могу ответить на свой вопрос...

Тут опять не выдержал Лофт:

- Соблюдение заповедей для них - лишь один из способов очиститься от влияния этого мира, - глубокомысленно изрек он. - Это просто наиболее легкий способ отвлечься от всего, что нравится или раздражает. Когда ты перестаешь быть привязан к этому миру, тебе ничего не останется, как ощутить его иллюзорность. Тогда совершенно все равно, живешь ли ты как аскет или убиваешь направо и налево и постоянно торчишь в публичном доме, главное - чтобы тебе это было безразлично.

- Значит, нужно быть нигилистом! - радостно воскликнул Лодур, до сих пор молчавший и наблюдавший эту философскую дискуссию со стороны.

- Но у нигилистов за сходными действиями таятся совершенно противоположные цели, - возразил ему Лофт. - Им абсолютно наплевать, что их ждет за порогом жизни, и они пытаются доказать, что добро и зло - это придуманные человеком слова, за которыми нет никакого божественного смысла. В случае, если бог все-таки есть, он не имеет к культу добра никакого отношения, а если его нет, то мораль навязана человечеству государством и стадным чувством.

Локи решил взять инициативу в свои руки и, стараясь быстрее переводить дыхание, чтобы его не смогли вновь перебить, изрек следующее:

- Но, если подумать, нигилист-атеист верит (даже если ему наплевать, что все происходит так, а не иначе), что после жизни его ничего не ждет, а это приводит нас к подобию буддизма. Фраза "Nothing awaites us after we die" "Nothing awaites us after we die" (англ.) - "Ничто не ждет нас после смерти" подходит им обоим в равной мере. А если взглянуть на убеждения верующего нигилиста (хотя я такого еще ни разу не встречал), он наверняка верит не в седобородого старца, восседающего на облаке, а в нечто абстрактное. И этому нечто безразличны наши убеждения и поступки. Отсюда не так уж далеко до буддизма или хотя бы до гностицизма*... - он остановился, чтобы отдышаться, но остальные голоса молчали, пытаясь, видимо, осмыслить выданную с такой скоростью информацию.

Вот так, перескакивая с темы на тему и споря сам с собой, Локи размышлял, подперев щеку тонкой рукой и задумчиво уставившись в пространство. Надо заметить, что на этот раз острый приступ философии настиг его в маленьком, но достаточно дорогом ресторане в центре города. Было утро, и кроме него в зале сидел только один ранний клиент. Сидел он в другом конце зала и представлял из себя пожилого мужчину с туповатым вытянутым лицом. Возможно, что он вовсе и не был таким уж тупым, как выглядел, а просто думал о чем-то очень сосредоточенно, отчего лицо его и приобрело такое выражение. Он брезгливо копался вилкой в своей тарелке, а мысли его, так же, как и у Локи, давно покинули тесное здание, оставив зомбиподобное тело разбираться с едой. Так что, если считать Локи богом, а человека - мыслящим существом, описание обстановки можно было бы начать фразой: "В маленьком китайском ресторанчике людей сегодня совсем не было."

Так, думая каждый о своем, незнакомец и Локи провели никак не меньше получаса. Наконец, идиллию нарушил официант. Он принес Локи заказанную рыбу и чашку кофе. Это неожиданное вторжение вернуло его на землю, и он принялся за еду. Еще несколько минут прошло в относительной тишине, а затем седой мужчина, не прекращая ковыряться в тарелке, начал что-то бормотать все громче и громче. Локи с любопытством прислушался. Вскоре незнакомец заговорил в полный голос.

- Почему? Почему? - спрашивал он сам себя, выразительно разводя руками, а затем сам же и отвечал: - Так надо!

Теперь Локи слушал мужчину с неослабевающим вниманием. Но в чем было дело, незнакомец объяснить так и не удосужился. Он просто все громче и возмущенней восклицал:

- Я должен это сделать! Тогда они все поймут, что это их вина!

- Извините, что именно сделать? - решил вмешаться Локи с другого конца зала.

Его слова не произвели никакого впечатления, сумасшедший незнакомец даже не посмотрел в его сторону. Теперь Локи был заинтригован не на шутку. Так как вопросами, по всей видимости, добиться от мужчины ничего не удастся, оставалось одно: слушать и строить гипотезы - довольно интересное упражнение для ума. И Локи с головой погрузился в этот процесс, но тут заметил, что в их зал направляется официант, видимо, привлеченный воплями седого. Это грозило положить конец веселому времяпрепровождению - он не сомневался, что безумца выгонят из ресторана. Конечно, на это тоже было бы интересно взглянуть - ведь незнакомец не реагировал на окружающую среду, весь погрузившись в свои мрачные мысли, - и Локи явственно представил, как официант вытаскивает этого типа за ноги, а тот по инерции цепляется за скатерть. Но он рассудил, что это еще успеется. Не теряя ни секунды, он схватил свою тарелку и чашку и в два прыжка перескочил за стол седого мужчины. В следующее мгновение официант вошел в зал.

Локи, глядя незнакомцу прямо в безумные пустые глаза, время от времени кивал и вставлял короткие незначительные фразы. Со стороны создавалось впечатление, что он просто узнал в мужчине своего знакомого и теперь что-то с ним темпераментно обсуждает. Официант подошел к их столику, положил на него счет и удалился. После его ухода Локи еще на всякий случай добавил:

- Конечно, конечно, я полностью согласен, ты должен это сделать!

- Я тоже так считаю, я должен! - внезапно согласился сумасшедший тип.

"Все интересней и интересней! - осклабился Локи. - Неужели он все-таки реагирует на мои слова?"

Следующие минут двадцать он выяснял этот вопрос. Незнакомец совершенно не обращал внимания на вопросительные и отрицательные предложения, но если с ним соглашались, он развивал начатую тему.

Вскоре Локи обнаружил, что незнакомец совершил что-то нехорошее, и теперь хочет покончить жизнь самоубийством. К тому же создавалось впечатление, что он считает себя одновременно Рональдом МакДональдом и еще двумя или даже тремя Джонами, фамилии которых Локи не запомнил. Но сколько бы он ни соглашался с тем, что этот тип "дурно поступил", тот упорно умалчивал, что именно он натворил.

Локи задумался. "Что же это может быть? - ломал он себе голову. - Этот молодчик выглядит вполне порядочным. Такой даже украсть ничего не сможет... Неужели он вышел на улицу в нечищенных ботинках и теперь не может этого себе простить?"

- Я это сделал! Нельзя было выдавать, кто я! Ведь я Рональд. Или Джон?.. По-моему... Я спросил у Джона, а он не ответил! - опять воскликнул мужчина.

- Да-да, ты спросил у Джона, а он, негодяй, не ответил... - предпринял еще одну попытку Локи, прикидывая в уме, у которого из двух Джонов тот спросил.

- Да, Дэвидсон не ответил. Я спросил его, он же мой лучший друг, как меня зовут, а он серьезно не ответил. Несерьезно ответил. Так ответил. А теперь я должен!

"Хоть что-то! - подумал Локи. - Теперь я знаю еще одного Джона, который не является этим Джоном, как и не является другим Джоном, следовательно, это посторонняя личность."

- Да, какой ужас, ты его спросил, а Дэвидсон несерьезно ответил! - произнес Локи со всей убедительностью.

- Я его спросил, а он серьезно не стал отвечать. Я спросил, кто я? Он сказал: "Наверное, Саджая", а я - не она, и теперь я должен...

- И теперь ты должен застрелиться, - решил направить разговор в иное русло Локи.

- И теперь я должен застрелиться, - согласился мужчина, - потому что они скоро узнают, что я не тот Джон, к тому же совсем не Джон.

- Ты сделал что-то нехорошее, выдав себя за Джона, а теперь они начинают догадываться, что это сделал ты, а не он?.. - выдвинул гипотезу Лодур.

Джон, который не Джон, никак не прореагировал на его слова и снова, тряся головой, завел старую песню о том, что он должен.

- Должен, так отдай! - огрызнулся Лофт. Этот занудный бред начинал его раздражать. "Все-таки какие же скучные типы эти маньяки!" - подумал он и опять пошел в атаку: - Ты сделал что-то нехорошее, потому что сам считал себя Джоном, а теперь выяснил, что ты совсем не он...

- И я должен застрелиться, - подхватил тот.

- И я тоже так думаю, - устало согласился Локи. - Теперь, когда я узнал, в чем дело, ты мне больше не нужен. Я с тобой полностью согласен. И чем скорей ты застрелишься, тем лучше. Всем станет гораздо легче, когда тебя не будет... Никогда не встречал такого зануду! Даже бредить поинтереснее не может!

Пока Локи говорил, произошла довольно странная штука: взгляд типа приобрел несколько осмысленное выражение и он посмотрел на Локи расширенными глазами.

- Я должен застрелиться чем скорее, - повторил он. - Я должен застрелиться сейчас.

"Ого! - обрадовался Локи. - Это опять становится занимательным."

- А ты не так уж и плох, приятель, - он уважительно похлопал мужчину по плечу. И так как для этого ему пришлось слегка наклониться к "Рональду", он заметил, что правый карман его пиджака неестественно оттопыривается. Недолго думая, Лодур засунул в карман руку и, вытащив небольшой блестящий пистолет, украдкой огляделся - к счастью, официант больше не появлялся. Тогда он взглянул на странного типа, опасаясь бурной реакции, но тот вновь погрузился в себя и, казалось, ничего не заметил.

Локи проверил оружие на наличие патронов. Обойма была пуста. Покачав головой, грациозным движением руки он извлек откуда-то из-за уха, словно фокусник, несколько патронов.

- Эх, и повезло же тебе! - дружески усмехнулся Лофт. - Ведь если бы не я, ты бы так и пытался застрелиться из незаряженного пистолета. И наверняка не догадался бы, почему ничего не выходит. Ведь ты же совсем чокнулся, - он сочувственно щелкнул языком и, нимало не заботясь об отпечатках пальцев, привел пистолет в боевую готовность. - Держи! - сказал он, с чувством выполненного долга протягивая пистолет мужчине.

Тот схватил пистолет мертвой хваткой и застыл с вытянутой рукой, завороженно глядя на блики света в серебристом металле. На всякий случай Локи отвернул от себя дуло и направил его на самогу "Джона", или кто он там. Псих не сопротивлялся и теперь даже ничего не говорил.

Подождав пять минут, Лодур окончательно потерял терпение и, решив оставить свой неоплаченный счет на совесть сумасшедшего типа, покинул ресторан.

Он как раз переходил на другую сторону улицы, когда услышал выстрел.

"Кто бы мог подумать! Какая трагедия! - сокрушенно покачал головой Локи. - Какая трагедия, что я этого так и не увидел!"

Официант, прибежавший на выстрел, обнаружил лежащее лицом в тарелке тело Скаванджера, выбежал из ресторана и кинулся вслед за рыжим худым парнем, с котором разговаривал покойник.

- Эй, вернитесь! - закричал он, перебегая на другую сторону. - Ваш друг застрелился!

На одну секунду официант упустил из вида рыжего, пропуская машину, а когда она проехала, тот уже бесследно исчез. Официант почесал затылок и, махнув на все рукой, направился обратно в ресторан. "В конце концов, это проблемы полиции", - подумал он.

Индиго цвета маренго
(Саджая, бред подсознания)

Почему люди не умирают еще до рождения? Они должны проснуться внутри незнакомой им матери и, поняв всю свою бесполезность и безнадежность, умереть от отчаяния. Или хотя бы, раз уж у них не хватило силы воли побороть инстинкт выживания, попытаться сделать свою бесполезность менее бесполезной. Мы все - как неслышные шаги идиота, прошедшего по грязной аллее две тысячи лет назад, то есть мы бессмысленны, бесполезны, глупы и нетверды. Некоторые из нас особенно. Свет от лампы в кафе падает липкими хлопьями и тает на столе, как прошлогодний снег. Он расползается масляными кругами по скатерти в тщетной надежде показаться не тем, что он есть на самом деле, он пытается объять всю поверхность своими липкими амебными краями, но ему это не удается, и он рвется и лопается, как горящий полиэтилен. Но даже он несет в себе больше смысла, чем лица отупевших от слишком долгой двадцатилетней жизни людей за соседним столиком. Они совсем не то, чем кажутся. Под их туго натянутой кожей ничего нет, их мясо давно выедено древесными червями и сороконожками, их кости разъедены полчищами термитов, а их мозги высосаны пиявками. Когда они смеются, слышно, как в их корпусах глухо стучат и перекатываются последние крошки плоти, которые сразу доедают тараканы, переползая со стола сквозь глазницы и дырочки, просверленные для вентиляции под ногтями. Но они ведь очень чистоплотны, эти люди. Почувствовав, что внутри что-то шевелится и шуршит, они говорят: "Извините, я выйду на минутку припудрить носик". Они запираются в уборной и, достав из сумки газовый баллончик, тщательно опрыскивают свои внутренности через уши, глаза, рот, ноздри и пупок, который они по такому поводу развязывают.

Единственный орган, от которого им не удалось избавиться - это желудок. Они так брезгливы, что не могут допустить, чтобы в их теле чавкала и булькала проглоченная еда. К тому же ее очень трудно выскребать. Поэтому они тщательно следят за здоровьем своего желудка, ежемесячно водят его ко врачу и, приходя в гости, знакомят его со своими самыми близкими друзьями: "Джонни, мальчик мой, - говорят они, - Ты еще не встречался с моим желудком? Познакомьтесь, мальчики, я уверена, что вы друг другу понравитесь..." Вернувшись домой, они вытаскивают желудок через рот, выбрасывают его содержимое в мусорный ящик, промывают его марганцовкой, нашатырным спиртом и дихлофосом и аккуратно вставляют обратно, приклеив к спине, чтобы он не слишком сильно трясся. У них давно уже не осталось никаких чувств: они раздали их нищим за ненадобностью. Они создали полностью удовлетворяющую их потребностям церковь, Церковь Пожирающего Плоть Червя. Когда их самки исторгают из чрева личинку, они собственноручно засовывают ей в рот руку и выскребают ее изнутри, после чего отдают мясо кухарке, кишки собаке, а внутренние органы приносят в жертву Червю. Затем они вставляют детенышу вместо желудка целлофановый пакет и говорят: "Надеюсь, это облегчит тебе жизнь, крошка, и ты никогда не узнаешь, что это такое - жить со старомодным желудком". Их писатели описывают красоту оболочек, и только самые наглые из них затрагивают такую кощунственную тему, как пустота внутри. Но даже они, совершив такой непростительный поступок, платят сто фунтов за визит к высшему Червю-Трупоеду и долго ему исповедаются. Вконец растрогавшись и убедившись, что прощение грехов им обеспечено, они плачут, целуют Червя в его жирную белую, покрытую слизью спину и уходят с просветленными лицами. И когда боги, отчаявшись докричаться до людей сверху, воплощаются на земле, или, если они слишком трусливы, посылают вниз своих специально для этого случая рожденных детей, их в лучшем случае не замечают. А если вдруг они слишком громко о себе заявляют, их хватают, избивают до бесчувствия и затем несут в храм, кладут на алтарь и громкими криками и шлепками по телу пробуждают Главного Червя. Тот подслеповато подмигивает, тычется мордой в стоящих рядом людей и медленно переползает к алтарю, где, присосавшись к жертве, впрыскивает ей под кожу желудочный сок и затем высасывает переваренные внутренности. Бедный бог умирает и просыпается у себя на небе в жутком настроении. После чего дает слово больше никогда не спускаться на землю. Но жизнь бога слишком длинна и скучна; и через два-три тысячелетия он, с неудовольствием рассмотрев землю в телескоп, начинает наспех подыскивать тело для перевоплощения. Люди же берут опустошенную оболочку и поселяют в клетке с надписью "Осторожно! Святой!" Их изъеденные грыжей руки красны, как высохшая свекла. Этот цвет многофункционален. Во-первых, он разъедает глаза водителям неопознанных летающих объектов, и те шумно врезаются в скалы. Во-вторых, этот цвет сводит с ума слонов, и они разбивают головы о стеклянные стены клеток, что очень нравится детям. Веки этих людей с трудом открываются, так как они слишком привыкли спать. Они сдирают обои с деревьев грязными ногтями, выдирая их с мясом и откусывая отвалившиеся куски. Я тихо прячусь в кафе. Я не настолько идиотка, чтобы выдать себя Червю. Я всего лишь антиквар. Я не заслуживаю ничего новее антиквариата. Когда стены рушатся, сквозь обломки пробирается ангел и просит меня немного подождать, пока они напечатают новые бланки для временного пропуска - типографию завалило обломками. Я отдаю ему визитную карточку и ухожу перпендикулярно в нору мыши. Больше меня никогда не будет.

Дневник Скаванджера

(вернее, наполовину переваренный обрывок странички, найденный в его желудке после вскрытия)

.10 АМ - Почистить револьвер

12.10 АМ - Скрываться о...

12.15 АМ - Исповедаться. .....аться в убийстве

12.20 АМ - Скрываться от полиции мне

1.00 РМ - Ланч в кафе на уг...