Аннотация: Мир на грани погибели, только три человека могут его спасти...
Солнышко-ведрышко
- Лодка на ходу?
Оторопело смотрю на двух парней. Вот уж огорошили так огорошили, даже не успел сказать, что только что в порт дополз, и больше черта с два ноги моей в море до утра не будет. Еще с рыбой чего-то нужно делать, и побыстрее, пока не пронюхали, что полный трюм белуг, а у белуг полные брюхи икры. А то уже и пронюхали некоторые... да нет, я не про парней, они-то бесчутые... а вот Шкипер на лодку уже приперся, орет, надрывается, мне-е-е-е, мнее-е-е-е, ме-е-ее... Пшел вон, не до тебя счас...
Смотрю на парней. Тощие, загорелые, глаза пылают. Такие ножичком пырнут, не дрогнут.
- Н-на ходу.
Какого черта сказал... как клещами они из меня эти слова тянули, вот что. На ходу... соврал бы что-нибудь, мотор сдох, а до берега вы тогда, дядя, как добрались, а так, чудо-юдо-рыбу-кита изловил, тройку удалую китов запряг, колокольчик на дугу повесил и добрался...
- Давайте скорее...
Это что-то новенькое... сбежали они, что ли, от кого, или гонятся за кем... мне-то какое дело, меньше знаешь, крепче спишь. Мое дело маленькое, белуг наловил, икорки втихаря надыбал, и Егорычу на продажу... и так поджилки дрожат, как бы Егорыч не из полиции был, уж больно вид у него... респектабельный. А тут эти еще...
- Не поеду.
- Дяденька, мы заплатим.
- Какой я тебе, на хрен, дяденька... тетенька... вон, каракатицу излови, да на ней плыви, куда хошь...
Тут-то парень и выпалил мне в лицо, что случилось. так и подскакиваю на месте. Думаю, ослышался я. Или с ума сошел. Где это видано, чтобы...
- Ты че сказал? Ну-ка повтори...
- Да правда, дяденька, вот те крест!
- Атеист я, не надо мне твоих крестов... полумесяцев... Ты повтори, что сказал-то?
Он повторяет. Два слова. Два слова, от которых рушится мир.
- Кто сказал?
- Да мы, дяденька, сами видели! Вон, Кирюха увидел, мне сказал... там... на горизонте...
- Там, за облаками, там, за облаками... там-там-тарам, там-тарам... ты конкретно покажи, где?
- Да вон же! - парень тычет загорелой рукой в небо, вот-вот проткнет длинным пальцем, - вон, там!
Завожу мотор. Проклинаю все на свете, рыбу-то надо было выгрузить, припрятать, да как ее теперь припрячешь, еще не хватало, чтобы парни углядели... молодые-то хорошо все видят, шустрые, зоркие... не то, что мы, старичье...
Шкипер забивается под банку, не отстанет, скотина такая, не отстанет... так и кажется, этот Шкипер тут не случайно, полиция его мне посылает, чтобы за мной он смотрел, участковому нашему потом докладывал, мяа-а, у него белуги там не меряно, мя-я-я, на икорку ее ловит, м-яа-аа, мне-е не дает, мя-я-я, посадите его за это лет на двадцать...
Тьфу ты черт...
"Ктулху" рассекает волны, фырчит, давится мотором. Устал, похоже, вот и сердится на меня. Да я сам устал, сам на себя сержусь, какого черта поперся...
А куда деваться, раз тут такое...
Холод пробирает до костей. И не ночной холод, какой-то другой.
- Где? - спрашиваю у лопоухого парня, такие бы уши вместо паруса поставить...
Он тычет пальцем в горизонт, трясется, как под током.
- Ты сказать-то можешь, не немой чай!
Да немой он, Кирюха наш, - курчавенький вступается за товарища, - вон там вон, где под водой как будто что-то светится... вон там оно и есть.
Что-то не хочется мне идти туда, где светится под водой. Даже на "Ктулхе" на моем, вот уж казалось бы, ничего он не боится, это его все боятся.
А надо. Раз такое дело...
Сбавляю ход, Ктулху делает круг почета над чем-то под водой.
- Ага, вижу, вижу, не совсем слепой еще... на старости лет...
Разглядываем темную бездну, что-то светится там, недоброе что-то, даже на борту "Ктулху" чувствую жар.
- Вы уверены, пацаны... что это... оно самое?
- Оно и есть, точно вам говорю... то есть, Кирюха говорит... он видел...
Видел я, как твой Кирюха говорит, слова сказать не может... баба моя бы так говорила, я бы большего и не просил... чем доставать-то это чудо будем?
Курчавенький разводит руками.
- А вы... не рыбак разве?
- С чего я рыбак буду?
Мерзенько холодеет спина. Точно полиция мне этих салаг подослала, чтобы разнюхать, кто я и что я. А чего тут нюхать, от "Ктулхи" моего рыбой за версту несет, будто от настоящего Ктулху... Настоящего Ктулху не нюхал, не знаю, но наверное, так вот и пахнет...
- Вы поймите... - Курчавенький обреченно смотрит на меня, - человечество-то... в опасности...
- Какой я тебе дяденька... племянничек хренов нашелся... дяденька... тетенька... ваше счастье, завалялись тут сети какие-то, будем тянуть...
Бросаю сеть, пытаюсь поймать то, блестящее, в воде. Раз, другой... ну же... Улепетывает от меня, уворачивается, как будто чует беду. Не боись, не трону, не продам я тебя на базаре за тридцать рэ за кэ-гэ... это же сколько будет... слушайте, это выгодно будет...
Холод отступает, чувствую себя почти нормально, даром, что море вокруг потихоньку покрывается льдом. И это в июле, что ж дальше-то будет...
Ну же...
"Ктулху" чуть не летит кувырком, в сетях барахтается нечто сияющее. Вырывается, вр-решь не уйдешь...
Ч-черт...
С треском рвется сеть, что за черт... что такое не везет, и как с этим бороться...
- Дяденька, а еще сеть есть?
- Я тебе чего, магазин Рыболов, что ли? Дяденька... тетенька...
Выволакиваю снасти, просекут сейчас, сволочи, чем я промышляю... в жизни бы не согласился, а попробуй, не согласись, мир в опасности...
Забрасываю сеть...
Ну же...
Ну...
Кажется, океан сейчас так и скажет мне - сеть недоступна.
Что-то бьется в сетях, "Ктулху" снова чуть не летит кувырком, Шкипер орет дурным голосом, безобра-а-а-зиее-е-е, мя-я-яааа жаа-а-аловааа-аться буду... сбивается брезент, радужные рыбы рассыпаются по лодке, вот и все, и попал ты, Минька, так попал, что дальше некуда...
Пацаны ничего не замечают, смотрят туда, в толщу воды, я сам смотрю туда, в толщу воды, все втроем вытягиваем что-то, что-то вырывается, бьет хвостом, тяжело бухается на дно "Ктулху"
- Вот оно, - шепчет курчавенький.
Молчу, чтобы не ответить что-нибудь обидное в рифму. Смотрим все трое на что-то сияющее, вот оно бьется на дне лодки, пытается выбраться...
- Что с ним? - спрашивает курчавенький.
- Я-то почем знаю, я тебе чего, спец по ним, что ли?
- Это... к врачу теперь везти?
- Тогда уж к ветеринару... главное, тихохонько счас, чтобы на патруль не напороться. А то сами видите...
Спохватываюсь, сую ребятишкам по рыбине, может, хоть это заставит их молчать. А может, наоборот...
Проклинаю все и вся, патруль увидит, мало не покажется, вот и доказывай потом... думаю, не выкинуть ли всю рыбу, да черта с два выкину, не для того ловил...
- Дым, ды-ым...
- Чего тебе?
- Ды-ым...
Оторопело смотрю на немого, надо же, заговорил в кои-то веки, что он там лопочет...
- Ды-ым...
Дергает меня за рукава, да что ты будешь делать, чего надо-то... оборачиваюсь, смотрю, точно, дым, да тут не просто дым, горит "Ктулху" мой синим пламенем... Это эта дрянь его прожгла... тьфу, дрянь, что я такое говорю...
Мотор давится сам собой и глохнет, на дне лодки проклевывается вода, вот ч-черр-т...
Нет, я с самого начала знал, что добром эта хрень не кончится, с самого начала хотел послать их далеко и надолго. Да как пошлешь, когда такое слышишь, когда бросаются на тебя, орут только что не в ухо:
- Солнце утонуло!
- Когда? Как?
- Да вон... в море... Кирюха увидел, мне показал.
- Как утонуло-то?
- Да так... все ниже, ниже над морем опускалось, и в волны... и вода такая красная во все стороны...
- Так оно раненное, чего доброго... чего встали, садитесь, счас, мотор заведу, улетите за борт... поехали солнце спасать...
Вот так я и ввязался в эту аферу. С солнцем. Кто бы мне полчаса назад сказал, что я поеду спасать солнце, я бы этому человеку рассмеялся в лицо. А вот пришлось...
- Что, сильно заливает?
- Да потоп, блин, всемирный! - орет курчавенький, - полундрр-ра!
- Вот, блин... в мертвой темноте ночи вижу сигнальыне огни, рулю на них, сос, сос, мать вашу, спасите наши души, сейф оур сойлс, нет, не так, сейл ор сол, спасите наше солнце...
Швартуемся, кто-то помогает мне вскарабкаться на борт, вижу насмешливую рожу патрульного.
- Ну что? Рыбкой промышляем? Икорки красной захотелось?
Некогда проклинать все и вся. Ничего некогда.
- Солнце... солнце умирает...
- Чего, пьяный, что ли?
- Да не пьяный я... солнце...
Кое-как взволакиваем на борт солнце, большое, красное, раскаленное. Хочу сказать мужикам, что сейчас и у них лодка сгорит к черту, а нет, сами уже все поняли, подкладывают под него что-то, орут, к берегу давай, к берегу...
Корсаков наклоняется над солнцем, смотрит, щелкает языком. Корсаков... рожа проклятая, обещал, еще раз попадусь ему, сожрет с потрохами... кинуть бы его сейчас за борт и в воду, а нельзя...
- Что с ним? - спрашиваю.
- Плавник у него подбили... Кто-нибудь в воздух стрелял, идиотище, подбил... чего встали, аптечку несите, лечить будем...
Краем глаза смотрю, как исчезает в волнах мой боевой товарищ, прощай, "Ктулху", ушел-таки на дно в свой Р,Льех...
- Вот так... чш, не кусаться! Больно так жжется...
- Ясен пень, боится... тебя бы вот так твари какие-то схватили, поволокли...
- Так, что ли?
- Так, вроде...
Смотрим на солнце. Большое, пышущее жаром, вот оно, лежит, перекатывается в траве, там, где прокатилось, остается жженый след. растерянно переглядываемся, думаем, что делать дальше. на патрульном крейсере хрипит радио, возвещает, что Средиземное море промерзло до самого дна.
- Ну, - кто-то из корсаковской банды хлопает в ладоши, - лети, лети...
- Чего это тебе, синичка, что ли...
- Правда, мужики, а чего не летит-то?
Смотрим на солнце. Чувствуем себя беспомощными, надо чем-то помочь солнцу, и черт пойми, чем, что мы про него вообще знаем...
- Вот, блин... солнышко-ведрышко, загляни в окошко...
Спохватываюсь. Сам не знаю, как додумался, просто додумался, и все...
- Мужики, дрова несите!
- Вот так, мир гибнет, он нашел время шашлыки жарить...
- Да дрова несите, мать вашу! Что горит, всею сюда, блин!
- У кого что горит... тот про то и говорит, - бормочет Корсаков, все-таки кидается искать горючее. Тащат все, сухую траву, ветки, доски, подкладываем под солнце, чувствую, что всего этого мало, ничтожно мало...
Солнце вспыхивает, трещит, горит пламенем, - шарахаемся назад, чтобы самим не вспыхнуть.
Ну же...
Ну...
Показалось...
Нет, не показалось. Солнце отрывается от земли. Медленно, но верно выкатывается в небо.
Аплодисменты. Уже никто не вспоминает про белугу. Про "Ктулху" моего многострадального. По патруль... про все, про все... Переводим дух, только сейчас понимаю, что мы пережили, чего избежали... Думаю, как бы под шумок увильнуть домой, пока не сцапали, а то ведь всякое бывает...
Корсаков хватает за плечо. Вздрагиваю. А черта с два ты что-то докажешь, чучело ты гороховое, не пойман - не вор.
- Куда собрался-то... думал, кончилось все?
Огрызаюсь:
- Не докажешь.
- Ты про что вообще?
- Про рыбу, про что...
- Да про какую на, хрен, рыбу... дальше ловить будем.
Ничего не понимаю, что дальше ловить, еще я с начальником патруля рыбу с икоркой не ловил... Корсаков показывает на волны, ничего не понимаю, наконец, вижу.
На волнах покачивается серебристая рыба-луна.
- С плавником у нее что-то, - поясняет Корсаков, - отловить... и в небо выпустить...