С раннего утра Коленька Грачевский - высокий худощавый мужчина с двухнедельной небритостью и следами перепоя на лице - мучился похмельем, депрессией и отсутствием смысла жизни. В видавших виды джинсах и потрёпанной коричневой куртке он брёл по пустынной осенней улице в тот хитрый час, когда граждане, работающие по графику, уже сидели в конторах, а люди профессий свободных ещё только подумывали о первой чашечке кофе и сигарете. В текущий момент истории Коленька не относился ни к тем, ни к другим. И потому презирал первых за конформизм, а вторых ненавидел ничуть не меньше за шальную удачу.
Магазины только-только начали продавать спиртное и как минимум одно из трёх мучений можно было с повестки дня снять (а с ним, как подсказывал опыт, неизбежно ослабнет актуальность и остальных), но у Грачевского возникла традиционная для этого времени суток загвоздка, а именно полное отсутствие денежных знаков. Впрочем, как у всякого опытного бродяги, у Коленьки всегда имелось в запасе несколько возможных путей раздобыть или саму выпивку, или средства на её приобретение. И сейчас, предоставив ватным ногам самим выбирать дорогу, он занимался тем, что перебирал варианты в залитых свинцом мозгах. Ватные ноги и свинцовые мозги - очень неудачное в смысле физиологии сочетание, тем не менее оно достаточно распространено в средней полосе.
Ноги вынесли его к Музею традиционных ремёсел, где Коленька когда-то недолго работал, а значит подсознание или даже сама судьба направили его к одному из возможных вариантов удовлетворения насущной потребности. И даже, если задуматься, к двум. Во-первых, здесь работал Роман Павлович Варварин, который Грачевского хорошо знал и доверял настолько, что мог одолжить пару сотен рублей. И, что немаловажно, эта пара сотен наверняка была при Палыче и не составляла проблемы для его бюджета, ибо был он человеком весьма обеспеченным. А, во-вторых, если паче чаяния Варварин на работе отсутствует, то уж запасной вариант находится на месте всегда. В любое время суток, в любой день недели. Так как вторым источником денег мог послужить старинный фонтан, расположенный во дворике музея. Он считался первой городской достопримечательностью и официально числился памятником истории и культуры, поскольку превосходил древностью сам город. Когда-то здесь стояло поместье одного из видных промышленников империи, и заводские крепостные соорудили посреди роскошного парка этот скромный шедевр из лучшего уральского камня, сплавленного по Чусовой, Каме и Волге, а затем поднятый по мелкой и извилистой местной речушке. Легенд и былей вокруг фонтана ходило когда-то великое множество, но своего Бажова в здешних местах не нашлось и большинство преданий со временем оказались утрачены. Лишь отголоски в виде цитат и упоминаний встречались в немногих уцелевших делах уездной канцелярии, так как архив её почти полностью сгорел в Гражданскую войну. Фамилия промышленника угасла задолго до классовой резни, поместье отошло казне и со временем пришло в упадок; усадьба разрушилась, а бурно развивающийся уже во времена индустриализации город поглотил и остатки парка. Так что от прежней роскоши сохранился здесь только фонтан, вокруг которого, на прочном фундаменте разрушенной усадьбы, выросли корпуса музея.
Помимо прочего фонтан был замечателен тем, что не имел водонапорной системы, насосов и фильтров, а, используя перепад высот, питался напрямую из природного источника и сбрасывал воду по трубе дальше в ручей, а потом и в реку. В архитектурном смысле он представлял собой круглый бассейн с широким бортиком из серого гранита, в центре которого возвышалась над гладью воды огромная двустворчатая раковина. Раковина эта была раскрыта меньше чем наполовину, градусов эдак на восемьдесят-восемьдесят пять, подобно книге, которую читают в тесноте общественного транспорта. Одна створка как будто лежала на мелководье, подпираемая невидимой основой из камня, а вторая слегка нависала над ней. Из раковины извергалась вода. Однако она не била струёй, а наполняла нижнюю створку и мерно стекала с её волнистых краёв в каменную чашу бассейна, не оставляя, что характерно, на камне ржавых подтёков. Дно чаши блестело от самых разнообразных монет, брошенных сюда как многочисленными посетителями музея, так и обычными горожанами, музей не посещающими, но отдающими должное знаменитому фонтану и старинной традиции. Раз в месяц узбек Рашид, работающий сторожем и дворником, забирался в фонтан в резиновых сапогах (поскольку спуска воды конструкция не предусматривала), выгребал скопившуюся "медь" совковой лопатой, сваливал в ведёрко и сдавал музейному начальству, которое перечисляло вырученную сумму на счёт детского дома, о чём свидетельствовала табличка на вкопанном неподалёку столбике.
Возможно, из-за надписи на табличке, а возможно, из-за системы видеонаблюдения, установленной во дворике музея, фонтан никогда не пытались обчистить, так что Грачевскому было немного не по себе, когда он решился стать в столь сомнительном деле первопроходцем. Впрочем, терзаться долго не пришлось. Что касается детского дома, то он поклялся себе вернуть деньги при первой возможности и тем самым успокоил совесть, камеры же слежения были только камерами и рассудительному Коленьке представлялось маловероятным, что кто-то корпел перед мониторами в столь утренние часы. А запись, даже если её будут пересматривать охранники, вещь неверная, да и случится это потом, в то время как деньги можно обрести прямо сейчас. А если не жадничать, не торчать полчаса, набивая карманы, а удовлетвориться малостью, одним наскоком, то возможно и вовсе никто ничего не заметит, или заметит, но махнёт рукой. Бывшего же сослуживца Варварина правильнее было оставить про запас, на чёрный день, ибо людей, доверяющих Грачевскому и в то же время имеющих деньги, осталось в мире не так уж много.
- Эх, была не была! - подбадривал себя Коленька, притираясь коленом к серому холодному граниту, точно штангист перед рывком. - Где наша не пропадала? Семь бед один ответ!
Когда запас поговорок исчерпался, он засучил рукава, нагнулся и погрузил ладони в воду. Стужа оказалась такой, будто сунулся он не в фонтан, а в крещенскую прорубь. Руки до локтя быстро окоченели, теряя чувствительность, и Коленька поспешил зачерпнуть по горсти монет в каждую из ладоней. Он уже собирался дать дёру с уловом, но как только ладони с монетками оказались над поверхностью, его что-то сильно ударило по затылку. Обычно удар по голове вызывает боль, с Коленькой же случилось обратное. Гудящая похмельная боль пропала. И наступила благостная тьма.
***
Сознание вернулось, оставив боль где-то в небытии, заблудившейся среди извилин, а Коленька неожиданно обнаружил себя сидящим за темным столом из старого мореного дерева, или во всяком случае сделанного под старое мореное дерево. Он попытался оглядеться и понял, что не способен пошевелить ни головой, ни скрюченными где-то возле живота руками - он ощущал себя эдаким динозавром из хищных, с короткими передними лапами, или может быть, кенгуру. Не получилось даже скосить глаза, и лишь ненадёжным периферийным зрением он отметил стоящие возле стола массивные канделябры со множеством горящих свечей.
Сделав небольшое усилие, он вспомнил обстоятельства, предшествующие потере сознания. Видимо, он отключился после удара по затылку, и его притащили в комнату охраны. А шевельнуться не может, потому что при ударе ему повредили какой-нибудь нерв или даже целую область мозга. От такой догадки Коленьке стало нехорошо, ему совсем не хотелось провести остаток жизни прикованным к кровати инвалидом. С другой стороны, память вернулась быстро, никакой амнезии и прочих посттравматических недугов не наблюдалось, так что, скорее всего, с мозгами порядок и возможно его укололи каким-то препаратом, чтобы обездвижить, хотя смысл такого мероприятия и вовсе ускользал от понимания. Не слишком ли много чести для забулдыги, пытавшегося стянуть пару монет? В любом случае, приходилось признать, что он здорово влип, и хуже всего, что не понимает, во что именно его угораздило вляпаться. Неясность ситуации усугубляла вся эта странная обстановка: тёмный массивный стол, канделябры, свечи. Не очень похоже на подсобку охраны, где Коленьке, кстати, доводилось бывать. Впрочем и на любое другое помещение музея это походило мало. Когда он работал здесь, свечи имелись только в экспозиции, рассказывающей о соответствующем промысле. Да и те, надо думать, были бутафорскими. Кому и зачем понадобилось устраивать подобный интим? Скорее всего, он вообще не в музее. А тогда где?
Он размышлял так некоторое время, бросаясь от паники к любопытству и попытке анализа положения, когда, наконец, где-то справа щёлкнул фиксатор двери, раздались едва слышные шаги и в узком секторе его зрения возникла девушка. На вид ей было лет восемнадцать-двадцать. Стройная фигурка превосходно подчёркивалась вечерним зелёным платьем, светлые чуть рыжеватые волосы свободно падали на плечи и спину, и только узкий обруч диадемы не позволял им захлестнуть золотистой волной мраморный (как показалось Коленьке в свете свечей) правильный овал лица. Девушка двигалась мягко, но как-то излишне строго, точно балерина на сцене. Она прошла к креслу, что стояло напротив, через стол, соскользнула в него, будто стекла, и молча, тщательно, не торопясь стала разглядывать Грачевского. В её взгляде не было и проблеска сочувствия к жертве, каковой, несмотря на явный залёт, ощущал себя Коленька. Немного презрения, чуток раздражения, но в основном взгляд был изучающим и оценивающим, причём оценка, судя по всему, склонялась к невысоким рангам. Зато сам Коленька, как бы презрев обстоятельства, разглядывал девушку не без удовольствия и диву давался открытию, что в охранных структурах встречаются такие молодые и симпатичные сотрудницы. Он даже пожалел на миг, что своим налётом на фонтан сорвал её с какого-нибудь полицейского корпоратива, или где там она могла расхаживать в подобном наряде? Утро давно наступило, но ведь сейчас любят гулять до упора и разъезжаются по домам только к полудню. Впрочем, барышня вовсе не выглядела уставшей или помятой, какими обычно бывают после ночного марафона. Тут же мелькнула мысль, а что, если она врач и была вызвана в связи с его сулящей инвалидность травмой, отчего Коленьку вновь охватил приступ паники, на сей раз короткий. Тем временем девушка закончила предварительный осмотр, и взгляд её стал взглядом кулинара, которому вместо элитной вырезки подсунули тухлятину.
- Можете положить монеты на ткань, - произнесла она приятным бархатным голосом, но неприятным тоном, точно бархат посыпали толчёным стеклом.
Коленька вдруг ощутил, что до сих пор держит проклятый улов в руках, то есть, получается, его не просто взяли с поличным, но так, с поличным в руках, и доставили на допрос. А ещё он понял с великим облегчением, что способность двигаться вернулась к нему. Во всяком случае, такая способность вернулась к рукам, и Коленька с удовольствием воспользовался оказией, чтобы избавиться от влажных ещё монет. Он высыпал их на кусок фланели, расстеленный на столе прямо перед ним, как будто специально для этого случая, а, расставшись с уловом, почувствовал, как сильно озябли руки и принялся согревать одной другую. Кончики пальцев слегка покалывало, однако, боль понемногу уходила. Он шевельнул головой, для пробы, и увидел комнату целиком. Собственно, кроме стола с креслами и двух канделябров, здесь ничего и не было. Стены покрывала драпировка из тёмно-зелёной ткани, которая слегка переливалась в свете свечей. Шёлк, или что-нибудь в этом роде.
- Николай Родионович Грачевский, - зачитала девушка с нелепой розовой карточки, размером чуть больше стандартной библиографической. - Тридцать шесть лет. Безработный. Без определённого места жительства.
Голос её под конец фразы показался Грачевскому каким-то тоскливым, разочарованным, словно она рассчитывала, что фонтан обчистит миллионер, чемпион мира по боксу или, на худой конец, учёный-ядерщик, владеющий московской пропиской.
- Прошу прощения, барышня, но последний пунктик несколько некорректен, - счёл нужным вставить Коленька. - У меня имеется квартира. Правда, пришлось её сдать внаём по причине предпоследнего пунктика вашего обвинения.
Она подняла взгляд, точно выхватила кольт, и Коленька замолк. Возникшее было шутливое настроение пропало.
- Вам, сударь, пока что слова не давали, - холодно произнесла девушка, поднесла карточку к свече и подпалила угол. - К тому же, прошлое теперь не имеет значения.
С опаской наблюдая за пожирающим карточку пламенем, он послушно молчал, хотя вопросов вертелась на языке масса. Его прекрасная и угрюмая собеседница выпустила догорающий клочок бумаги, пепел мягко спланировал куда-то в сторону, а она принялась барабанить пальцами по столу. Коленька между делом отметил ухоженные, но не длинные и не покрытые лаком ногти. На лице следов косметики он не разглядел тоже, впрочем, возможно, девушка предпочитала естественные тона.
- А будущего у вас нет, - решила вдруг добавить она после длительной паузы.
Он вздрогнул, сразу как-то поняв, что та не шутит, и даже не преувеличивает. Что всё случившееся с ним этим утром гораздо серьёзнее, чем можно было бы представить, но ужас заключался ещё и в том, что и представлять-то ему было совершенно нечего, не от чего отталкиваться в размышлениях или фантазиях. И тут с ним внезапно случилась метаморфоза - он перестал ощущать себя Коленькой (так обычно называли его собутыльники и вообще случайные знакомые последнего времени), а стал Николаем, человеком куда менее легкомысленным, каковым он давненько себя не ощущал. Как ни странно, девушка заметила эту внутреннюю глубинную метаморфозу и даже внесла корректировку в прежнюю итоговую оценку. Теперь она смотрела на него не как на тухлятину, но, скажем, как на кусок жилистого мяса, с которым всё равно предстояло так или иначе работать. В уксусе там вымочить, или молоточком отбить. Или пропихнуть через мясорубку.
- Вы совершили большую глупость, ограбив источник, - сказала она скорее доводя до сведения, чем обвиняя.
- Есть такой грех, - со вздохом согласился он. - Сознаю, раскаиваюсь.
- Вероятно, раскаиваетесь, - кивнув, произнесла ледяным тоном девушка. - Но вряд ли сознаёте.
- Как уж могу, так и сознаю, барышня, - возразил Николай. - Монеты все вот они, возвращаю. И готов понести ответственность перед законом.
- Закон тут ни при чём! - строго поправила девушка. - А монеты возвращать уже поздно. Тетива пропела песню прощания, и стрела судьбы пущена.
- Не понимаю. Это что, цитата? И к чему эти метафоры? Тетива, песня, стрела.
- Да, всё не так легко понять, к сожалению, но ещё труднее будет принять, - девушка чуть качнула головой. - Говоря попросту, вы не можете вернуть монеты мне или, скажем, положить их назад в фонтан.
- Не могу, - обречённо вздохнул Николай. - Хотите всё же сдать меня полицейским? А смысл? Тут не такая уж и крупная сумма. На уголовное дело никак не потянет. В лучшем случае, на мелкое хулиганство. Административка. Ну дадут мне, допустим, пятнадцать суток. Максимум. Если и оштрафуют, то в пользу казны. Вам-то с этого какой прок?
- Проку с полиции никакого, это правда, - согласилась девушка с прежней тоской. - И чего бы вам было не оказаться каким-нибудь профессиональным злодеем, взломщиком или налётчиком, тогда появился бы, возможно, шанс...
Это признание в очередной раз поставило Грачевского в тупик. Ей что, нужен настоящий злодей, для отчётности? Мелким алкашом начальство уже брезгует? Медаль не дадут, что ли, премию?
- Профессиональные взломщики фонтаны не грабят, - заметил он.
- То-то и оно, - сказала она с явным искренним сожалением, - В этом-то и беда. А с вами, боюсь, ничего у нас не получится.
Даже не представляя, что могла иметь в виду незнакомка, Николай почувствовал себя уязвлённым. Получится, не получится, понимаешь. И не важно, что именно. Как можно оценивать человека по трём строчкам на розовой карточке, как будто он плюшевый заяц, а на бирке указан состав набивки и соответствие европейским стандартам?
- Вы бы толком-то рассказали, барышня, в чём проблема? - разозлился он. - А там уж посмотрим, получится чего, или нет. В конце-то концов, я же вернул монеты. Всё до копейки вернул. Можете обыскать меня, если не верите.
- Возвращать поздно, - она пожала плечами, как будто произнесла что-то банальное. - Вы уже взяли монеты, и теперь обязаны отработать их.
- Отработать?
- Именно, - она улыбнулась впервые за всё время их странной беседы. Впрочем, её демоническая улыбка не предвещала ничего хорошего. В лучшем случае, пожизненную каторгу на урановых рудниках.
- Чем же я могу загладить свою вину?
- Не загладить, а отработать, - поправила она.
- Хорошо, отработать, - поморщился Николай.
У него вдруг зачесалась лодыжка, но он никак не мог дотянуться до неё незаметно, а нагибаться и выпускать из вида собеседницу отчего-то опасался. Один раз уже нагнулся. Он попробовал почесать носком ботинка, но зуд только усилился.
- Как вам объяснить, - между тем сказала незнакомка. - Дело в том, что люди бросали монетки в фонтан не просто так, они загадывали желания.
- Да, здесь такая традиция, - согласился Николай. - Очень старая и добрая городская традиция.
- Хорошо, что вы понимаете, - девушка кивнула. - Люди бросали монеты и загадывали желания. А значит что?
- Что?
- Теперь вы обязаны выполнить их.
- Обязан? - удивился Грачевский. - С какой стати?
- Тот кто взял монеты, тот и обязан. Чего же тут неясного? - спросила она удивлённо, но её удивление выглядело немного фальшивым.
- Обязан выполнять всю ту чушь, что загадывают праздные туристы? Смеётесь?
- Отнюдь, - в её голосе прибавилось железа. - И это не моя блажь и даже не род наказания. Считайте, что это нечто вроде заклятия или проклятия, если угодно.
- Заклятия? Постой-те ка, мы говорим о...
Он пошевелил пальцами в воздухе, точно играя на невидимом пианино, но так и не смог подобрать корректное определение.
- Да. Именно об этом. А точное определение не имеет значения. Можете не утруждать мозг.
- Так... - Николай посмотрел на собеседницу абсолютно серьёзным взглядом. - Лучше сдайте меня в полицию, барышня, и закончим на этом.
Ещё не хватало связываться с сумасшедшими, или, тем паче, со всякими там мистическими ложами, сектами эзотериков, экстрасенсами и разной оккультной гадостью, что расплодилась в последние годы.
- О полиции можете не мечтать, - железо в голосе сменилось сталью.
Николай на миг похолодел, живо представив своё расчленённое тело и окровавленные орудия пыток, вроде тех азиатских кривых ножей. Ему приходилось читать о подобных ужасах в жёлтой прессе, да и среди бомжей слухов ходило немало. Кто сказал, что маньяки должны быть обязательно уродливыми и старыми озабоченными мужиками?
- Я не из охраны музея, если вы ещё не поняли, - видя его смятение, сочла нужным уточнить собеседница. - Я хозяйка источника. Настоящая его хозяйка.
- Чёрта с два, барышня! - скорее по привычке, чем испытывая такую потребность, возразил Николай. - Фонтан входит в комплекс Музея традиционных ремёсел, а музей, если мне память не изменяет, принадлежит Фонду поддержки народного творчества. Я там работал некоторое время, так что меня на мякине не проведёшь.
- Разве я говорила о фонтане? Фонтан - это камень, скульптура, бассейн, - она пожала плечами, но сделала это с такой грацией, что у Грачевского захватило дух.
- Что? - он едва удержался, чтобы не помотать головой, стряхивая наваждение.
- Фонтан действительно входит в музейный комплекс, - пояснила девушка. - Но родник, источник, его сущность, его воды, его сила принадлежат мне безраздельно. Это даже не личная собственность, а исконное владение рода. Владение, добавлю, не передаваемое, не продаваемое и не отчуждаемое каким-либо образом, но исключительно наследуемое. Мне источник достался от бабушки, а ей перешёл по наследству от её бабушки, и так до самой Праматери, которая владела им в те давние времена, когда здесь не было не то что музея, но и города, и даже поместья, а стояла священная роща и бил родник.
- Мне нужно выпить, - выдохнул Николай.
Голова вновь заболела. Он и без того с трудом продирался сквозь нагромождение смыслов и новых вводных, но теперь, кажется, застрял намертво. Девушка ещё раз пристально всмотрелась в него и, что-то решив про себя, кивнула. Затем весьма изящно щёлкнула пальцами. Свечи на канделябре, что стоял слева от него, мигнули и прибавили яркости, будто электрические лампочки при сбое на подстанции. Николай перевёл взгляд на пламя, а когда вернул, то обнаружил перед собой, чуть правее фланели с монетами, стакан, на треть наполненный кубиками льда и до половины - притягательной янтарной жидкостью. Грачевский цапнул стакан, сделал быстрый, но осторожный глоток и понял, что в жизни не пил столь превосходного бурбона. Хотя, вполне возможно, напиток лишь показался ему превосходным в силу обстоятельств и мучившей с раннего утра жажды. Во всяком случае, настойка боярышника, на которую он только и рассчитывал всего пару часов назад, перестала быть пределом мечтаний.
Чего-то, однако, не хватало для полного счастья. Он сделал ещё глоток, приходя понемногу в себя и пытаясь сформулировать требование к мирозданию, но формулировать не пришлось. Он зажмурился от удовольствия, постигая вкус бурбона после очередного глотка, а когда раскрыл глаза, то увидел слева от фланели с монетами пачку сигарет "Давыдофф", бензиновую зажигалку и хромированную пепельницу. И тут он вспомнил, что пока прикрывал глаза, его прекрасная собеседница вновь щёлкнула пальцами. Он опять оказался сбит с толку и посмотрел на девушку чуть ли не затравленно.
- Курите, - разрешила она. - Зачем бы я ещё стала предлагать сигареты?
- Богиня, - буркнул он, восхищаясь одновременно её красотой, проницательностью, и отбрасывая повисшие было вопросы, за которыми могла обнаружиться бездна.
Ловко распечатал пачку и, выбив щелчком тугую сигарету, прикурил. Выпустив первый невкусный дым, сделал глубокую затяжку и вновь зажмурился от наслаждения.
- Я вовсе не богиня, - ответила она между тем. - Хотя с вашей точки зрения разница, наверное, несущественна. Кстати, мне пора бы представиться, так как ждать оказии, пока нас представят по всем правилам, нет времени. Меня зовут Айви. И да, мы можем обойтись без титулов и всего прочего в этом роде.
Она, конечно, не встала и не поклонилась, а напротив выпрямила максимально спину и высоко подняла голову.
- Очень приятно, - сказал он, слегка кивнув. - Моё имя вам известно. Можете называть Николаем, или как вам будет угодно.
- Итак, сударь, вы что-нибудь слышали о мифологии? - перешла к делу Айви.
- Обижаете, барышня, - он аккуратно выпустил дым к потолку. - У меня высшее образование, как-никак.
- Для высшего образования от вас слишком сильно несёт перегаром.
- Что вы вообще знаете о высшем образовании? - нарочито возмутился Грачевский.
- А что вы понимаете в магии? - девушка слегка пожала плечами. Получилось очень изящно.
- Эти ваши фокусы впечатляют, - признал Николай. - Но, знаете, в тёмной комнате с таким переплетением теней от мерцающих свечей, можно устроить всё, что угодно, любую иллюзию.
- Вот как? Значит, иллюзию?
- Да.
Она пристально взглянула в его глаза, но потом махнула рукой. Наверное решила не устраивать показательные выступления, что с её точки зрения, разумеется, отдавало бы ребячеством, подрывало репутацию и роняло достоинство.
- Неважно, - сказала Айви. - Слишком долго объяснять. Со временем поймёте. Воспримете. Признаете.
Она ещё подумала и решилась.
- Короче говоря, присвоив монеты, вы связали себя очень крепким обязательством. Очень и очень крепким. Заключили амрун, или говоря попросту, магический контракт. И не со мной заключили, а с силами, определяющими порядок вещей, то есть, с самим мирозданием. Причём, исполнить этот контракт вы теперь должны лично. Другие могут помочь вам, не более. Советом или действием. Но не особо рассчитывайте на помощь. Справиться с обязательством вам предстоит самому.
- Кажется, я читал нечто похожее в одной истории про маленького волшебника, - заметил Николай. - Вроде бы, ему уготовано было заклание во имя великой цели, но парень как-то выкрутился.
- Извольте, если вы настаиваете на художественных аналогиях. - Айви слегка скривилась. - Однако чужой опыт, тем более вымышленный, вам не слишком поможет. Важно понять, что существуют определенные границы, правила, чего можно делать, и чего делать нельзя.
- Например...
- Например, вы не можете закрыть амрун, используя насилие или что-то иное, противоречащее принципу свободной воли клиента. Не можете, скажем, загипнотизировать человека и внушить ему, что он уже получил желаемое, не можете создать иллюзию, если таковая сама по себе не является его желанием.
- Да я, собственно, и не умею.
Николай пожал плечами, выцедил сквозь кубики льда остатки бурбона и вдавил сигарету в пепельницу.
- Разумеется, не умеете, - согласилась Айви. - Я просто посчитала себя обязанной очертить вам условия контракта. Они весьма жёсткие, но не настолько, как, скажем, законы термодинамики. Их нельзя нарушить, но в ряде аспектов можно обойти.
- Как именно?
- Об этом мы поговорим ближе к делу, если, конечно, оно вообще состоится.
Некоторое время Грачевский переваривал входящую информацию. Он пытался понять, или по крайней мере рационально объяснить услышанное, но одновременно искал какие-нибудь зацепки, чтобы опровергнуть чуждые его мировоззрению факты. Зацепок не находилось. Он поискал глазами бутылку, но не обнаружил и её тоже. Следовало потянуть время и разобраться во всём постепенно. С кондачка тут явно не разрулить.
- Мне было бы проще, - произнёс он осторожно. - Ну то есть, пока я не разберусь во всём. Было бы проще, чтобы вы прямо говорили, что нужно делать.
Айви смотрела на него мрачно, словно размышляя, насколько он искренен и вообще, выйдет ли из парня толк, или лучше пристрелить недоумка сразу, чтобы не путался под ногами. Но, видимо, решила дать ему шанс.
- Соберите монеты, - распорядилась она, а сама встала и двинулась к шкафчику, которого Николай раньше не замечал, поскольку тот сливался с драпировкой.
- Все до одной, это важно! - добавила она, обернувшись от шкафчика.
Николай прикурил ещё одну сигарету и сделал пару затяжек, размышляя, куда бы сложить монеты, но ничего особенного не придумал, а, загнув углы, соорудил из куска фланели узелок, и уже его засунул в карман. Затем, промедлив мгновение, сгрёб со стола пачку сигарет и зажигалку. Между тем, хозяйка вернулась от шкафчика в полупрозрачном плаще с небольшой дорожной сумкой на плече. Она взмахнула рукой, очертив воображаемый прямоугольник, и в стене открылся светящийся по краям портал, размером с обычную дверь. Свет походил на свечение гнилушек, но усиленное в сотни раз. Утомлённый мозг Грачевского машинально взялся решать очередную загадку, и, конечно же, подобрал без труда подходящее объяснение: девушка просто сдёрнула драпировку, а проход существовал здесь всегда. Что до подсветки, то современные технологии...
- Двигайтесь! - нетерпеливо и жёстко сказала Айви, прерывая мутный поток его размышлений.
Николай шагнул в проём, стараясь не задеть светящуюся границу. Неожиданно его лицо ощутило напор свежего ветра, а сам он оказался в незнакомом парке под проливным дождём. Вернее, на самой окраине парка, под массивным дубом, который, несмотря на осень и частично опавшую листву, ещё был в силах прикрывать от дождя. Грачевский не узнал местность и не понял, как смог очутиться тут. Он уже догадался, что его допрашивали не в подсобке охраны и не в подвале музея, но тогда где? А ведь рядом не было никакого строения. Николай пригляделся к дереву, нет ли в нём какого-нибудь дупла или потаённой дверцы и хода, ведущего из-под земли. Но дуб на первый взгляд казался самым обыкновенным дубом.
- Давайте в красный "Транспортер"! - негромко произнесла Айви, выйдя неожиданно из-за массивного ствола.
И он, отбросив размышления и поиски рационального, шагнул под дождь.
Несколько сотен автомобилей стояли на асфальтированной площадке, которая начиналась в десяти метрах от парка. Красный фургон поблизости был только один. Пока Грачевский обходил по-хамски притёртый "Ниссан" и лужу, а потом пытался открыть дверь, чтобы не поцарапать соседа, девушка оказалась на месте. Она уже сняла плащ и как раз переобувалась, меняя туфли с высоким каблуком на кроссовки. С диадемой и в вечернем платье она смотрелась за рулём фургона несколько ирреально и абсолютно сногсшибательно. Николай даже замешкался. Хотя, возможно, причиной тому была не девушка, а футляр от скрипки, лежащий на месте пассажира.
- Осторожнее.
Айви взяла футляр, подержала его на весу, пока Грачевский устраивался в кресле, а потом сунула ему в руки. Сама же запустила двигатель, что характерно - с полуоборота, и вскоре фургон медленно тронулся.
- Играете на скрипке? - спросил Николай.
Девушка ответила не сразу, так как выводила автомобиль с забитой стоянки и не желала отвлекаться.
- Вообще-то, в футляре не скрипка, - сказала она, наконец.
- А что тогда, автомат?
- Как вы догадались? - она спросила без удивления, но и без ехидства, словно чтобы просто поддержать разговор.
- Это же классика, - ответил он. - Гангстерские фильмы, пародии на них и пародии на пародии. Футляры от виолончели и гитары хорошо подходят для снайперских винтовок или пулемётов, если те не имеют съёмного ствола. А в скрипичный футляр любят прятать разного рода автоматы и пистолеты.
- Наверно, - равнодушно сказала Айви.
- Вы не смотрите гангстерские фильмы, - догадался Николай.
- Не смотрю.
Когда они выехали на широкий проспект, Николай вдруг понял, что не узнаёт города. Вот вроде бы и дома типовые, а что-то не то. То ли ширина улиц, то ли интенсивность движения, освещённость, краски, деревья. Уловить невозможно, но в итоге не то, и всё тут.
- Где мы? - спросил он.
- Это Ярославль.
- Шутите?
- У меня нет настроения с вами шутить. Не верите - посмотрите на регистрационные номера.
Николай посмотрел. Часто в потоке мелькали московские двойные и тройные семёрки, не без этого, а где они не мелькают? Но большинство региональных номеров значили на единичку меньше. А как известно, номера присваиваются по порядку, в котором республики и области перечислены в конституции. И порядок этот алфавитный. Шевеля пальцами, Николай попытался припомнить какую-либо область, идущую позже по алфавиту, чем Ярославская, и понял, что, скорее всего, спутница права.
- Но как мы здесь оказались?
- Вам было мало доказательств, что всё это не иллюзия, не розыгрыш, не ваш алкогольный бред?
- Понял. Меня без сознания от фонтана перевезли сразу сюда, в Ярославль, но подсознание считало, что я всё ещё в здании музея.
- Сдаётся, вас ничем не проймёшь, - фыркнула Айви. - Будете гнуть свою линию, пока по бетону не размажет.
Николай закрыл глаза. Пока всё случившееся плохо укладывалось в голове, что усугублялось возвращением болезненных последствий неумеренного потребления алкоголя и лёгких наркотиков. С другой стороны, ехать в неизвестность в тёплой машине с прекрасной незнакомкой было куда приятнее, чем бродить по холодным улицам в поисках выпивки и обеденных ништяков. Во всяком случае, его положение казалось приемлемым до тех пор, пока не пришло время выполнять обязательства, в чём бы они не заключались. Но с другой стороны, звучащие то и дело непонятные намёки и даже угрозы вносили в жизнь определённый дискомфорт. С тех пор, как Коленьку поймали на горячем и огорошили новостью про некий долг перед бросающими монетки туристами, мозг лихорадочно искал зацепку, способную найти выход, защититься от нелепых претензий и при этом удержать рассуждения в рамках логики. И вот теперь, то ли угроза размазывания по бетону придала течению мысли нужное ускорение, то ли истекло время, необходимое для вызревания идеи, но, наконец, его осенило.
- Вот что я вам скажу, барышня. - Он открыл глаза и с довольным видом откинулся на спинку. - Все эти бредни про туристов с монетками можете рассказывать кому-нибудь другому. Я вам не верю. Как человеку образованному и далёкому от суеверий, мне стыдно признаться, но в прошлом году я кинул в этот дурацкий фонтан последний полтинник и загадал, чтобы мне подвернулась нормальная работёнка. И что же я получил? Кукиш! Ни один лысый чёрт с рожками, не говоря уж о прекрасных дамах, так и не предложил мне ничего путного даже в обмен на душу.
Николай состроил торжественное выражение на лице, но ощущать себя победителем ему пришлось недолго. Айви его аргументация нисколько не обескуражила. Мало того даже интереса особого не вызвала.
- Да потому что среди нас, хранителей источников силы, дураков нет! - она лишь чуть-чуть повысила голос. - Никто и не думал брать на себя ответственность за непредсказуемые желания людей. Ни я, ни кто-либо ещё по моему поручению не выгребал эти монеты из фонтана. Не присваивал их себе!
- Монеты собирает дворник Рашид, - сказал Николай.
- Верно. И Рашид передавал улов музейному смотрителю Варварину, а тот сдавал его в бухгалтерию, а бухгалтерия в банк, и уже тот перечислял сумму на счёт детского дома. Таким образом, никто из тех, кто знает о сути источника, его силе, не участвует в операции вовсе, а тот, кто знает лишь о фонтане, не берёт монеты себе в качестве приза. На конце же цепочки их получает детский дом в виде жеста благотворительности. Мне много трудов стоило так всё хитро устроить. И это работало годами! Но благодаря вам в системе произошёл сбой. А пустячный туристический ритуал становится обязательством, если кто-то посягнул на монеты, как на источник обогащения. Амрун!
Мятеж логики был подавлен, волшебное взяло верх, и Николай умолк.
***
Он почувствовал как Айви сбросила скорость и перевёл взгляд с неё на дорогу. Навстречу фургону как раз шагнул гаишник, указывая полосатым жезлом прямо на них. Наверное в этом не было ничего страшного. Вряд ли у его спутницы были проблемы с документами. Однако девушка решила иначе. Она потянулась к одному из плетёных шнурочков, что украшали, как до сих пор считал Николай, лобовое стекло, и ловко (для работы одной рукой) завязала на нём узелок. Затем взмахнула, точно отмахиваясь от назойливой мухи. И вдруг гаишник, вместо того, чтобы указать им на обочину, лихо крутанул жезлом, отпуская фургон с миром.
- Джедайские? - переспросила она, явно плохо понимая, о чём идёт речь.
- Ну это вот всё, - Николай провёл рукой, не столько подражая её недавнему жесту, сколько тому, что видел когда-то в кино.
- Это узелковое ведовство, - сказала Айви.
- Узелковое? Первый раз слышу.
- Когда кто-то сплетает пальцы, чтобы защититься от сглаза, то просто подражает этой старинной магии, - сказала Айви. - В принципе, не так важно, что именно плести или завязывать в узлы. Важно, что узел даёт власть, а его развязывание - освобождение.
- То есть этот гаишник...
- Всё относительно. Сейчас нам встретился обычный полицейский, а фургон не находится в розыске. Я отвлекла его на пару минут, не больше. Но он ничего не забыл. Просто даже осознав спустя некоторое время, что зря отпустил нас, повинуясь непонятному для себя порыву, он не станет дёргаться. Добычи на дороге много. Но вот если с фургоном будет что-то не так, то, очнувшись от короткого наваждения, полицейский поднимет тревогу, а его коллеги начнут преследование, и тогда никакая магия не спасёт. Правда, у нас есть особые тропки.
- Тропки?
- Когда-то они были тропками, но теперь скорее просёлочные дороги.
Вскоре девушка повернула руль, и фургон сошёл на одну из таких дорог. Со стороны шоссе съезд казался проплешиной в лесу.
- Обычные люди их не замечают, а мы пользуемся.
- Для чего?
- Они здорово сокращают расстояние.
Минут десять тряски по просёлку, и фургон опять выбрался на шоссе через малозаметный технический выезд. Уже по разметке и ограждению Николай понял, что они очутились на каком-то автобане или хайвее. Вскоре его подозрения подтвердил указатель на немецком языке.
- Удобно, - буркнул Николай. - Бензин экономит опять же.
- У нас дизель, - отрезала Айви.
Глава Вторая. Контагиозная Машина
В его проклятом улове преобладали российские монеты в рубль, два и пять рублей, встречались американские в пять и десять центов, четвертаки и несколько европейских и азиатских монет разного номинала. Николай прикинул сумму и ужаснулся. Если бы даже удалось обменять иностранную мелочь по курсу, что, вообще говоря, малореально, потому что как банки, так и обменники не принимают иностранные монеты, но даже тогда всего улова едва хватило бы на пузырёк с настойкой боярышника. А опохмеляться боярышником - то ещё удовольствие. И вот из-за такой ерунды он влип в... Во что, собственно?
Это ещё предстояло выяснить, но чутьё подсказывало Николаю, что его положение окажется той ещё кучей дерьма.
- Есть ли у нас план? - спросил он.
- План прост, - ответила Айви. - Нужно изучить жертвенные монеты и точно выяснить желания, а потом найти тех туристов, что бросили монетки и собственно исполнить загаданное.
- Это понятно, поскольку логично. Непонятно, как это сделать? - сказал Николай.
Айви промолчала. Он подумал и предложил:
- Вообще-то, за двориком музея следит камера, и она пишет со звуком, а охрана должна хранить записи несколько месяцев. Можно выкрасть их и посмотреть. Идентифицировать без базы данных будет непросто, но хотя бы какая-никакая зацепка.
- Хорошо, что вы всё-таки решили сотрудничать и начали думать в нужном направлении, - не без сарказма заметила Айви. - Но вариант с камерами нам не подходит. По видеозаписи, знаете ли, не определишь, кто и какую монету кинул. А нас интересует лишь несколько дюжин из многих тысяч глупых туристов. Поэтому вот как мы поступим. Заедем в одно тайное место и там нам помогут.
- Как скажете, - пожал Николай плечами.
Айви вынула из бардачка хрустальный шар, размером с теннисный мяч, и протянула ему.
- Через него даже бесталанный в смысле магии человек способен разглядеть свечение жертвенных монет. Это то, что принято называть аурой, когда речь идёт о живых существах. Но для простоты мы часто применяем этот термин и к тем сполохам и свечениям, что присущи диантанам.
- Кому?
- Диантан, это, другими словами, магических артефакт. Бывают и не магические. Они тоже имеют ауру, но попроще.
Николай взял шар, выбрал одну из монет покрупнее и посмотрел. Она действительно испускала ореол, переливающийся разными цветами. Что могло, впрочем, оказаться и обычным оптическим эффектом, вызванным незаметным глазу движением руки и преломлением света в шаре. Кажется, в детстве одноклассницы забавлялись чем-то похожим. Чтобы проверить версию, он взглянул через шар на кончик собственного пальца и тоже увидел свечение. Оно отличалось интенсивностью и цветами от ореола монеты, что могло быть вызвано разницей в отражающей способности. Впрочем, прямо сейчас Николай не рискнул спорить с девушкой. В конце концов, кто из них владеет матчастью?
- А как по свечению вообще можно понять, кто и что пожелал? - спросил он.
- Раньше и правда приходилось нелегко, - кивнула Айви. - Ауру долго изучали, при разнообразном освещении - при свете солнца, луны, лучины или свечи, пытались расшифровать, порой гадая, нежели зная наверняка. А затем наступала пора действовать, чаще всего на глазок, интуитивно, при том, что любая ошибка могла закончиться фатально. До сих пор у нас пользуются популярностью чтецы-мудрецы, что разгадывают ауру традиционным способом, что бывает исключительно полезным в особенно тяжёлых и запутанных случаях. Для всех же прочих случаев лет сто назад изобрели контагиозную машину и поставили дело расшифровки на поток.
- Какую машину?
- Контагиозную. И не спрашивайте, что это означает, я не знаю. По сути она является алхимическо-механическим агрегатом, который переводит свечение ауры в графические символы.
- Может, это от английского слова "монета"? Койнт? - предположил Грачевский. - Может быть, она Койнтагенозная?
- Машина переводит в графику ауры не только монет, но любых диантанов.
- Понятно.
- Представьте себе что-то отдалённо похожее на спектроскопию, но имеющее дело с воздействиями иной природы, нежели привычные вашим физикам.
- Допустим.
Николай ещё раз посмотрел сквозь шар на монету и увидел, что аура не просто окружает её и дрожит, а словно истекает во вне. Как будто неведомая энергия мало-помалу уходит от вещи. Впрочем, скорее всего, так дело и обстояло.
- Нам нужно спешить? - на всякий случай спросил он.
- Да.
- Эти монеты что заряжены на определённое время, как аккумуляторы?
- Нет, вообще-то точного срока не установлено. Гипотетически, желание можно исполнить через год или через десять лет.
- Отлично, - Николай перевёл дух. - Значит можно особо не париться.
- Париться всё же придётся, - довольно холодно возразила Айви. - Если кто-то из бросивших монету умрёт или погибнет, а его желание связано с ним самим, как зачастую и бывает, вы уже никогда не сможете его выполнить. Или, скажем, если желание связано с другой персоной или с каким-то событием, или ограничено в сроках как-то ещё. Не все дамы, знаете ли, готовы ждать принца до старости.
- Хорошенькое дело. Вот, кстати, про принца мне не очень нравится тема. А есть ещё ведь и мужики одержимые. А что если они пожелали новый "Феррари", или ночь с Эммой Ватсон?
- Кто нибудь наверняка пожелал, - с неизменной зловещей улыбкой кивнула девушка. - И если подумать, это теперь большая проблема. К сожалению не только ваша, но и моя.
"Транспортер" нырнул в подземный гараж, расположенный под многоэтажным офисным зданием. Парковка оказалась автоматизированной: на мониторе высвечивались зелёным свободные места, разбитые по уровням, и водитель сам мог выбрать подходящее. Впрочем, им выбирать особенно не пришлось. Рабочий день был в разгаре, и свободное место нашлось только на самом нижнем уровне. Но Айви это, похоже, как раз устраивало. Едва получив парковочный талон, она направила фургон вниз, словно атакующий жертву хищник или истребитель.
Прихватив из кабины небольшой рюкзачок, Айви потащила Николая к лифту, где его поджидал очередной сюрприз. Спутница вставила в скважину ключ и нажала на кнопку, в результате чего лифт отправился вниз, а не вверх. Хотя внизу ничего не должно было быть, кроме разве служебных коридоров и различных коммуникаций. Такое до сих пор он видел только в шпионских фильмах.
Открыв двери, лифт выпустил их в коридор, который больше походил на тоннель метрополитена, только вместо набора из тюбингов его свод выглядел монолитным, поскольку был покрыт штукатуркой. Цепочка маленьких лампочек под сводом тускло подсвечивала казавшийся бесконечным подземный ход. Он, однако, не был прямым, а за изгибом их ждала стальная дверь с небольшим старомодным терминалом. Айви вставила в терминал карточку, похожую на кредитку, из неприметной щели выдвинулась клавиатура, на которой Николай не увидел ни одного знакомого символа. Девушка набрала код, или, возможно, своё имя, причём Николай не смог разглядеть, на какие клавиши она нажимала, потому что как раз в это время клавиатуру прикрыло каким-то светящимся туманом.
Раздался щелчок, толстые стальные двери, какие бывают в банках и бомбоубежищах, разошлись в стороны. Они шагнули в помещение, всё свободное пространство которого было заставлено шкафами, комодами, корзинами, какой-то рухлядью, а на стенах висели африканские маски, офорты с жуткими сюжетами и целая коллекция часов с длинными маятниками или гирями на цепочках. Поскольку свод и здесь оказался круглым, предметы не прилегали к стенам вплотную, а отходили от них и свисали вертикально, точно ёлочные игрушки.
Света, что проникал сюда из коридора, явно не хвтало, а потому Айви сперва зажгла несколько свечей, и уж затем провернула блестящее колесо, торчащее из стены у входа. Створки дверей двинулись навстречу друг другу и, гулко ударившись посредине, отсекли комнату от коридора.
- Зачем это? - забеспокоился Николай, почувствовав внезапный приступ клаустрофобии, обычно ему несвойственной. - Мы потом сможем их открыть?
- Нам нужна полная изоляция.
Изоляция действительно ощущалась полной. Даже воздух вроде бы сгустился, создавая избыточное давление. Извне сюда не проникало ни молекулы вещества, ни кванта света и ни нотки звука. Айви в вечернем платье с подсвечником в руке выглядела как призрак. И двигалась плавно, точно призрак, по проходам между нагромождениями мебели. Найдя искомое, она сняла пыльное покрывало с одного из комодов, который оказался при ближайшем рассмотрении вовсе не комодом. Он напоминал отчасти копировальный аппарат, если бы их выпускали, скажем, в восемнадцатом веке, а отчасти был похож на автомат по продаже билетов, но явно не являлся ни тем, ни другим. Николаю пришёл вдруг на ум тот знаменитый клавесин, на котором сумасшедший испанский король измывался над кошками. Только здесь вместо привычных фортепианных клавиш торчали медные рычажки, кнопки, вроде тех, что управляют клапанами на духовых инструментах, вентили и непонятные измерительные приборы со стрелками. А ящики позади пустовали.
- Надеюсь, нам не придётся засовывать туда кошек? - шёпотом произнёс Николай.
Айви не ответила, лишь ухмыльнулась. Пока он размышлял о возможной судьбе кошек, она достала из маленького кошелька дюжину блестящих крупинок и бросила по одной в каждый ящик. Затем залила их жидкостью из жёлтой канистры и зажгла прикреплённые к пробковым кружкам свечи. Всё это выглядело красиво, но совершенно бессмысленно.
- Высыпайте ваши монеты сюда, - Айви сунула ему под нос небольшой контейнер, или даже ящичек, вроде тех, в каких хранят картотеки.
Николай загрузил монеты, а девушка вставила ящичек в машину. Затем она задула свечу в подсвечнике, так что помещение освещалось теперь только пламенем тех свечей, которые плавали на пробковых кружках.
- Пока работает машина, ни звука! - предупредила она, повернула несколько рычажков и нажала кнопку.
Внутри автомата что-то тихо гудело, бряцали монетки, совершая путешествие по лабиринтам металлических потрохов, как в автомате, продающем газировку, то и дело вспыхивало и прокатывалось волной зеленоватое свечение. Монеты с приятным звуком крупного выигрыша в казино одна за одной падали в особый накопитель, правда, падали редко, раз в несколько минут, а из небольшой щели очень медленно выползала и свёртывалась в подобие свитка широкая бумажная лента знакомого уже розового цвета с напечатанными блоками иероглифов и значков. Грачевский считал себя образованным человеком, но принадлежность иероглифов к какому-то известному языку определить не смог. А вот некоторые из значков ему прежде попадались. Вроде бы, они обозначали планеты и металлы в прописях алхимиков и были унаследованы астрономами позднего времени.
- Похоже на поэтический сборник, - заметил Николай, получив разрешение говорить. - Это китайские иероглифы?
- Есть и китайские, хотя ими мы пользуемся очень редко, - ответила Айви. - Но на свитке не только иероглифы, встречаются и руны, и сигиллы, и буквы греческого алфавита. К тому же, здесь использовано особое сакральное письмо со множеством смысловых уровней. Так что, подлинное значение зависит от мельчайших деталей, например, от наклона или толщины линии.
- А вы не могли бы перевести всё это для меня?
- Перевести? - она удивилась. - Это не совсем то же самое, что книга или письмо. Я постараюсь, конечно, со временем прочесть.
Айви вытащила накопитель и пересыпала монеты в холщовый мешочек с серебристым шнуром, предназначенным чтобы носить на шее, а быть может, привязывать к поясу или чему-то более крупному.
- Держите, - она протянула мешочек ему.
- Постараетесь прочесть? - переспросил он, надевая его на шею. - Со временем? Мне казалось, что мы должны получить более чёткие инструкции, куда отправимся и что будем делать?
- Толкование записей, выданных машиной, основано на весьма зыбкой почве. За сто лет мы толком не набрали нужной статистики, чтобы вывести какие-то твёрдые закономерности и создать для машины чёткие алгоритмы, так что переложить записи на человеческий язык я смогу лишь в общих чертах, а поспешив, могу понять какой-то символ неправильно и в результате ошибиться с итоговым смыслом.
- То есть, гениальная машина не слишком помогает.
- Пожалуй, её результат нельзя назвать абсолютным. Но это, поверьте, огромный прогресс по сравнению с толкованием спектральных линий в хрустальном шаре, который практиковался в средневековье, я уж не говорю о гадании на потрохах и всего прочего в таком роде.
Между тем свечи, что плавали в ящиках, погасли и они некоторое время продолжили препираться в полумраке. Причём перешли на шёпот, как будто сила их голосов зависела от освещённости.
- Но если мы начнём исполнять вовсе не то, что нужно? - прошептал Николай.
- Я надеюсь, со временем мы расшифруем всё, как надо, - ответила Айви, чиркнула обыкновенной спичкой и потянулась к подсвечнику. - А подтвердить правильность догадки проще простого - когда подлинное желание будет выполнено, строчки на свитке исчезнут, а жертвенная монета сменит ауру на рабочую.
- Ясно! - Николай попытался убедить себя, что ему действительно ясно. - И с чего мы начнём? Вы уже можете растолковать хоть что-то?
- Нет, разумеется. Я не занималась этим много лет. Мне нужны справочники, словари, книги толкований, возможно, гримуары.
На последнем слове Николая передёрнуло. Второй раз за короткое время его воображение явило окровавленных кошек. Хотя он не мог точно припомнить, откуда возникла подобная ассоциация?
- Гримуары, это когда котят мучают? - уточнил он.
- Нет, это справочник так называется. Что-то вроде поваренной книги чёрного властелина, если переводить на понятные вам архетипы.
- Про котят?
- Вы совсем чокнулись на котятах? Какие-то проблемы? Мучают детские воспоминания?
Он не ответил и, Айви пожала плечами.
- Не думаю, что там много пишут про котят, - сказала она. - Хотя и не исключаю такую возможность полностью. Однако я не собираюсь следовать какой-либо рецептуре, мне просто нужно уточнить значения некоторых символов.
- Хоть одна хорошая новость, - Николай перевёл дух. - Но таких книг нет в публичной библиотеке, я угадал?
- Угадали. Я позвоню одному... скажем так, знакомому, и он нам поможет. И есть ещё кое-что.
- Что? - Николай похолодел от тона, которым она сделала последнее замечание.
- Одна из записей вызывает у меня беспокойство. Что с ней не так, я сказать пока не могу. На вид она более обычного неровна и расплывчата, точно чернила выцвели или закончились, или засорилось перо, но ни то, ни другое, ни третье. Какая-то неопределённость заложена в самой сути записи.
Айви не успела развить свою мысль, а Николаю не удалось до конца понять и воспринять ситуацию, как она в очередной раз резко изменилась. Раздался мощный удар, будто кто-то врезал кувалдой по стальному листу. С потолка посыпалась пыль и побелка. Девушка сперва побледнела, потом нахмурилась.
- Проклятье! - Кажется она впервые потеряла невозмутимость.
- Что? Кто-то ещё претендует на волшебную машинку? - не без ехидства спросил Николай. - Не я один, выходит, такой дурак.
- Если бы им нужна была только машина, они просто подождали бы, пока мы уйдём.
Раздался ещё один удар, гораздо сильнее прежнего. На этот раз с потолка посыпалась не только побелка, но и куски штукатурки, мелкие камушки, крошка бетона. Шкафы пошатнулись, задребезжав стёклами, а со стен начали валиться разнообразные висевшие там украшения, часы, африканские маски. Они чуть было вновь не остались в темноте - подсвечник подпрыгнул, повалился на бок, но Айви ловко его подхватила и водрузила на место.
- Ещё один такой толчок, и нас здесь завалит, - сказал Николай. - А ломятся, как мне кажется, со стороны двери.
- Верно. Но здесь есть запасной выход, - сказала Айви и принялась оттаскивать от стены шкаф.
На это раз не появилось никакого светящегося портала - обычная железная дверь. Даже дверца, если сравнивать с главным входом.
- Поспешите, - сказала она прежним ровным голосом. - Охранные чары не выдержат долго.
Пригибаясь, они выбрались на винтовую лестницу и начали долгий подъём.