Как всегда в рабочий полдень, в кафе "У Арама" людно. Единственная официантка - Галочка, неторопливо разносит кружки с кислым пивом и лениво бранит посетителей за принесенную водку. Борьба с контрабандным спиртным ведется со времен строительства коммунизма, когда питейное заведение называлось "Чайная" и принадлежало сети поселкового общепита. Галкины родители сказывали, что и тогда посетители в наглую проносили в портфелях, авоськах, а то и просто в карманах заветную поллитровку. Администрация смотрела на подобное безобразие сквозь пальцы, с лихвой отыгрываясь на разбавленном "жигулевском" и воблой втридорога. Правда, чаевые прежде были значительно весомее, а статусность профессии - выше. Родители знали, о чем говорили, ибо мать большую часть трудовой биографии простояла за буфетной стойкой на железнодорожной станции, в то время как отец наводил страх и ужас на поднадзорных в качестве уполномоченного санэпидемстанции. Хлебная стезя была выбрана не без оснований, семейная легенда гласила, что основатель династии - прадед по материнской линии - прислуживал половым в уездном трактире, причем, весьма успешно. Его фотография по сей день висела в гостиной, старательно отретушированная, но засиженная мухами наряду с прочими.
Едва приметив вновь прибывших, Галка, не дожидаясь заказа, несет к столику два пива и порцию вчерашнего винегрета. Эти двое - братья, Серега и Колян. До банкротства птицефабрики они числились какими-то рабочими в убойном цеху и снабжали знакомых ворованными бройлерами. Гоняли на подержанной "копейке", считались завидными женихами. Перепробовав в округе уйму невест, братья сочетались законным браком с сестрами-близняшками, наделали детишек и развелись примерно в одно и то же время. Нынче ловеласы пробавлялись случайными заработками в дачных кооперативах. Брошенки горевали недолго и перебрались в город, ближе к цивилизации и пожилым любителям деревенской "клубнички". Ей бы - Галке - рвануть вслед за ними, да поначалу долго колебалась, а теперь страшилась возросшей конкуренции: "Малолетки все места застолбили - не протолкнешься. Зассыхи!".
- Ешь, не лапай! - Галка решительно стряхивает с бедра руку Коляна, - Бездельничаете?
Колян, не обидевшись, достает пару пластиковых стаканчиков, разливает "Путинку":
- Будешь?
- На работе не пью.
Отвечает не очень уверенно. Несмотря на ранний час, ей до смерти надоело сновать по залу, видеть одни и те же рожи, слушать одни и те же разговоры.
- А после? - Серега подмигивает и лезет пятерней в карман передника.
- А после - от вас проку, как от козла молока.
Она залпом выпивает и, не оглядываясь, уходит.
- Хороша была, стерва, - Колян провожает глазами ее погрузневшую фигуру и вновь наполняет стакан, - Слыхал, наши арабов бомбят?
- Не арабов, а туркоманов или турководов, хрен разберешь. Им на верху виднее. Я, когда в Германии служил...
Далее в сотый раз он с нескрываемым удовольствием живописует о том, как, будучи прапорщиком, тырил со склада ГСМ дизельку и продавал местным за дойчмарки. На дембель уходил чуть не со слезами, отъевшийся, с набитыми карманами и японской магнитолой.
- Вот бы сейчас туда войска ввести - сказка! - Серега цедит пиво и роняет на брюки пепел, - Или еще куда-нибудь...
Другие столики не отстают - гудят политическими дебатами вперемешку с национальным вопросом, капризами "зажравшегося" карася и главы администрации. На работу никто не торопится - нет ее в поселке. Птицефабрика давно закрыта и разворована. Кто сумел устроиться, ездит в город. Остальные, преимущественно женщины, на подхвате у заезжих коммерсантов: в ларьках либо с машины. Бабки торгуют на трассе домашними консервами, в сезон - грибами, ягодами. Функционирует один продмаг, да несколько дней в неделю аптека. На должность егеря очередь - жалованье небольшое, зато...
Галка дымит на кухне в компании шеф-повара. Он же владелец кафе. Тучный армянин нарисовался в поселке на заре перестройки. Семью оставил дома, под Ереваном. Открыл кооператив. Занимался всем подряд, пока не остановился на извечно прибыльном бизнесе - еде.
- Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, - повторяет Арам, раздувая угольки под заказными шашлыками, - Так ведь, Галочка?
- Где она, любовь эта? - Галочка по-мужски затягивается тонкой сигаретой, - Сам-то к жене не больно часто летаешь.
- А ты на что? - смеется Арам, - Билеты уж больно дорогие...
- Я по долгу службы, как говаривал мой сосед-участковый, - она швыряет окурок в помойное ведро, - Сегодня уйду пораньше, невмоготу.
- Заболела? Или свиданка? Что-то жениха твоего давно не видать.
И действительно, странный тип в линялой бейсболке и кроссовках на босу ногу не появлялся с конца прошлой недели. Он вообще обнаруживал себя каждый раз внезапно - так тихо и неприметно сидел за столиком, потерявшись за газетой или потрепанной книжкой. Доход от него был невелик, но и хлопот не доставлял. Как и прочие завсегдатаи, приносил с собой, но - яблоко. Непременно зеленое. Водку заказывал четыре/пять раз по пятьдесят. "Взял бы уж сразу графин, босяк", - ворчала поначалу Галина. "Ему нравится, когда ты за ним ухаживаешь", - усмехался Арам. Вскоре представился повод познакомиться с мужчиной поближе. Как-то под вечер "босяк" стал невольным свидетелем переговоров хозяина с поставщиками. Речь шла о небольшой партии импортного спиртного - шотландского виски. Арам колебался, его настораживала и одновременно подкупала явно заниженная цена товара.
- Оригинальные, не сомневайся, - настаивали продавцы, - самое оно для понтоватых покупателей.
Учить арменина сбывать товар, что медведя бороться. Однако ж ...
- Покажите мне бутылку, - вполголоса попросил Галку босяк.
Женщина удивилась, но принесла.
- Левая, - определил странный клиент, едва взглянув на этикетку.
Он вернул образец и углубился в просмотр прессы.
Растерянная официантка поспешила к хозяину. Они перекинулись парой фраз, и вот уже к босяку подсел Сам.
- Как узнал, дорогой? Ведь даже не нюхал.
- По штрихкоду.
- Это что за штрихкод такой?
- Долго объяснять. Неучи разливали.
Арам с продавцами отошли в сторонку, долго и эмоционально о чем-то спорили и, наконец, помирившись, разошлись.
- Отнеси кавалеру за счет заведения. Худой, как щепка, - арменин сунул Галке палку шашлыка,- Ишь грамотный...
- Не видать, - вторит эхом Галина и возвращается в зал.
За время ее отсутствия в кафе прибавление - дед Семен. Разбитной старикашка, возраста деревни, в которой народился, нетерпеливо трясет зажатой в кулаке мелочью и рыскает глазами в поисках недопитой поллитровки. Но времена нынче не те, что б спиртным разбрасываться - пусто. Семен не унывает, знает, мир не без добрых людей - кто-нибудь да угостит. Эта, чисто русская, традиция пережила и переживет любые катаклизмы, ибо она, верно, и есть самая надежная духовная скрепа, кою пыжатся отыскать многочисленные ура-патриоты, утерявшие всяческую связь с родиной (паленые виски для них и предназначались).
- Константинополь брать надо, взад, - пока Галка несет пиво, дед присоединяется к братьям, - там тепло и помидоры в открытом грунте.
- Разве ж он еще не наш? - Колян с сомнением закуривает и предлагает гостю, - Мы тут одному забор ставили, так он туда чаще, чем на дачу ездит.
- Бомбой его, родимого, бомбой, - Семен важно дымит, - Апосля можно и на танке.
- Ты, дед, говори, да не заговаривайся, - Серега впрягается за старшего, - Ни хрена в дипломатии не рубишь. Город давно возвернули, переименовали для секретности, а сейчас бумаги правильно оформляют. Я, чай, не в Тмутаракани служил, в курсе. Ты бы лучше верши мне сплел, сколько раз просил.
Серега добреет и достает третий стакан.
- Сплету, отчего ж не сплести, - Семен заерзал, - Только карась сейчас в ямах стоит, не ходит. Весной-то сподручней, и щука в протоку пойдет, и ратан...
Дед хитрит и откровенно саботажничает: на дворе осень, а соорудить вершу для него плевое дело.
Галка приносит дедовское пиво. Семен при ней переливает водку из стаканчика в кружку:
- Немчура тоже "ерша" уважает, у нас переняли, еще в германскую...
Спорить с ним никто не собирается. Достают и разделывают вяленого леща. Рыбина из прошлогодних запасов, пересохшая, крошится.
"Интересно, чтобы по поводу дипломатии сказал Алик? Только где он, кавалер босоногий?" - Галина теребит фартук.
- Где вы только дерьмо такое находите? - набрасывается на братьев, - Мусор один!
Привычные к перебранкам мужики нисколько не обижаются.
Деревенский флирт имеет особенности. Городским не понять. Оттого и терпят фиаско в отпусках да на каникулах.
Колян отдирает рыбью спинку, протягивает Галине:
- На, пососи.
Народу в зале осталось немного, и Галка присаживается к столику.
На душе муторно. Выверенный до тошноты жизненный уклад дал трещину. В какой момент она и сама толком не знала, но думалось, что с появлением Алика. "С чего бы? Ведь были и городские, и ...". Усмехнулась. Когда-то, при советской власти, заявились к ним на птицефабрику иностранные студенты. Как положено, из дружественных и развивающихся стран. Девки пошустрее вмиг расхватали болгар и прочих славян. Не у дел оставался лишь один студент, и тот - эфиоп. Помимо примечательной внешности "кадр" обладал умопомрачительной футболкой и неиссякаемым запасом жевачки. Галка ее не выбрасывала, но аккуратно заворачивала в обертку, прятала в холодильник. Родители первое время бурчали, мол, увезет в Африку, и внуков не увидишь... а еще у него на родине целый гарем из местных... Отец больше напирал на неблагополучную санитарную обстановку, мать - на отсутствие развитой сети железных дорог. Затем успокоились и стали потихоньку паковать вещи. Чуть было дом не продали... Впрочем, новый Интернационал ни у кого не вытанцевался. "Как бишь его звали? Не выговоришь..."
Галка смотрит на часы. Они, хоть и китайские, но выглядят, как фирменные. Его подарок. И что удивительно, до сих пор ходят. Только батарейку пару раз меняла. Скучно.
- Повторим?
- Это, подруга, по-нашему. Семен сгоняет, - оживляется Колян.
Серега торопливо шарит по карманам.
- Не суетись. Не перепадет, - Галка читает мысли братьев.
- Зарекалась баба не е**ться, зае**лась баба зарекаться, - Семен проявляет недюжинную смекалку и тут же осекается под холодным, как лед, взглядом "бабы", - Уже бегу...
От кафе до магазина не успеешь и париросу выкурить. Однако хитрый дед не торопится - дает Галке поостыть. И то правда, две войны пережил, трех жен на погост проводил - это вам не хухры-мухры. Семена без хрена не съешь. На пути встречается стайка старушек. Прут с распродажи сахарный песок. Никак не отвыкнут от призрака дефицита. Пересыпят в банки, втиснут в чулан, к мешкам с крупой, солью, мукой, туда, где спички да керосин припрятаны. "Упакованные невесты" - смеется Семен, не в силах пройти мимо:
- Эй, девчата! Я давеча читал, что на том свете для праведниц все включено: и шведский стол и шведы... Не иначе наблудили?
- С тобой наблудишь, как же, - деревенским бабкам палец в рот не клади, -
Штаны, небось, только на ремне и держаться.
- Глупые, вы, глупые. А ремешок-то на чем? Ась? - притворяется, будто туг на ухо, и, посерьезнев лицом, шепчет, - Сказывали, "на текущий момент в моде сексуальный нигилизм". Вона как вывернуло.
Оставляет оппонентов размышлять над новым трендом и трусит в продмаг.
Мудреную фразу он подслушал, как и всегда, в кафе "УАрама". Беседовали отставной боец пожарной охраны и бывший преподаватель гражданской обороны, Кузьмич. Пока в тарелках теплились макароны по-флотски, разговор шел преимущество о своем, наболевшем.
- ... и за такие деньги хотят, что б мы здоровьем рисковали. Сами-то в кабинетах ГСМ списывают, коньяк хлещут, секретуток моникуют. А у нас? Техника дрянь, рукава дырявые. Грибники, опять же...
- да что дети, взрослые противогаз не могут натянуть, как следует. Объясняю одному уроду из штатских: "Что ГП-7, что тем более ГП-7 ВМ должен сидеть, как гондон на свеклине". А у него кулак под нюх пролезает! И копаются, и копаются... точно жуки в навозе. Прикинь: время подлета баллистической ракеты из США двадцать пять, тридцать минут от силы. Он и обделаться толком не успеет!
"Нигилизм" всплыл, когда к ним присоединился Эдуард Михайлович, персональный пенсионер республиканского значения. За некогда пафосным статусом скрывался бывший лектор, или - балабол, как его заглаза называли сельчане. Был он худ, слеповат и в перманентном подпитии. Эдик по привычке всюду ходил с дерматиновым портфелем, в недрах которого покоился всегдашний "мерзавчик", засаленный галстук и актуальная брошюра с речью очередного вождя. Без первых двух атрибутов он чувствовал себя неуверенно, словно голый на партсобрании. Брошюрам и другим средствам наглядной агитации пенсионер уделял внимания все меньше и меньше, пропорционально усыханию ежемесячного вознаграждения за былые заслуги. По этой причине, а может из-за деструктивного влияния дешевого алкоголя, Эдик стал часто путаться в дефинициях, блуждал в дебрях международной обстановки, мог ни с того ни с сего вспылить и облаять. Впрочем, благодаря профессиональной находчивости, ему нет-нет, да и удавалось объединить в единое целое несколько, казалось бы, несовместимых, понятий. Так приключилось и в тот раз, когда диспут плавно перетек на баб и культурные ценности.
- На текущий момент в моде сексуальный нигилизм, - изрек Эдуард Михайлович.
Все дружно согласились.
За прилавком Семена встречает Петровна.
Потомственная торговка и обладательница выдающегося бюста (предмет зависти школьных подруг) с годами не растеряла уверенность в превосходстве над худосочными товарками, а многолетняя близость к продуктам питания и вовсе убедили аппетитную блондинку в собственной непотопляемости. За внешней суровостью таилась озорная пампушка-хохотушка из 7-го Бэ. Аккурат девять месяцев после выпускного она родила сына Гришу, Гришеньку. В отцы записала Вовку из параллельного класса (к его немалому удивлению). Поначалу смущенный доверием Вовка жутко гордился эдаким поворотом и даже предлагал карманные деньги "на вспомоществование". Но, вернувшись из армии, женился на хохлушке, умотал на ПМЖ к теще под Житомир и забил. Гриша-Гришанька служил на Дальнем Востоке, получал регулярные посылки от мамочки, угощал конфетами тамошних девиц, да так и остался в объятиях одной - самой прозорливой. Петровна завела Жучку-хвост колечком и регулярно переводила сыночку деньги на будущих внуков. Невестка не торопилась осчастливить свекровь продолжением рода, транжиря направо и налево. Замуж Петровна так и не сподобилась.
- Не иначе пенсию раньше времени выдали? -
- Как же, выдадут. Догонят и добавят, - Семен, широко улыбаясь сохранившимся зубом, протягивает мятую купюру, - А на сдачу тянучки. Страсть люблю наблюдать, как старухи с ними справляются.
- Смотри, доиграешься, - продавщица сыпет в кулек, бутылка отдельно, - вот сломает бабка протез, не расплатишься.
Тем временем в кафе прошествует самопровозглашенный диакон Гавриил. Сатиновый подрясник из разряда casual несет на себе следы общения с миром познаваемым и представляет владельца как личность неравнодушную, не чуждую мирским заботам и наклонностям. Батюшка чинно усаживается за свободный столик и кличет официантку:
- Дочь моя, и что-нибудь скоромное - разговляюсь.
"Разговлялся" диакон с завидным постоянством, ибо не терпел догматизма в любых проявлениях, кроме тех, которые он же и формулировал. На требование представителей власти предъявить паспорт или хоть какое служебное удостоверение, ответствовал, что у господа нашего, Иисуса Христа мандата не было. Жил от людских щедрот, приводов имел немного. Квартировался у вдовы секретаря низовой парторганизации. Холост.
Галина накрывает, добавив из уважения салфетку ("от себя").
Ист батюшка шумно и, на удивление, торопливо, роняет крошки на подол, не обращает внимание на бонус. Водку пьет из графина, наливая в принесенный лафитничек. Степенность и темперамент уживаются в нем органично, не притесняя, а, напротив, дополняя друг друга. По всему выходит, человек он неординарный.
- А что, дочь моя, все вековушничаешь? В Христовы невесты записалась?
Не впервой слова отца Гавриила вгоняют женщину в краску. Бывало и похлещи. Любознательность диакона граничила с анатомической достоверностью. Не случайно умирающие и не очень гражданки столь охотно исповедовались отцу Гавриилу.
- В сомнениях я, батюшка, в сомнениях.
- "Сомнение есть путь к истине", сказал богослов, пусть даже исламский, - диакон отмахивается от воображаемых религиозных фанатиков, ощупывает взглядом Галкину располневшую фигуру, - Однако негоже такому-то добру простаивать.
Этот коронный комплимент являлся, по сути, домашней заготовкой батюшки на случай трудностей в обретении взаимопонимания с представительницами слабого пола. Некоторые, особо доверчивые, воспринимали сие как руководство к действию (вдова-арендодатель из их числа).
Смущенная Галина приносит еще салфетки.
Отец Гавриил продолжает наставлять:
- Разобщенность - вот бич современного общества. Наказание нам, грешным, за гордыню и корыстолюбие. Возомнили! Насосались кровушки христианской! Друг - не друг, баба - не баба. Носы воротим, пре не бре гаем. Недостойны, мол, не ровня. Я - пуп Земли. Пуговица Вселенной! Отринь и ниц пади. Не смей глаз поднять!
Хмельная паства окружает проповедника; подтягивается из магазина дед Семен.
- Медведь в берлоге лапу сосет, а зачем? - без всякого перехода развивает мысль диакон; публика недоуменно пожимает плечами, мол, хер его знает - сосет и сосет.
- ... А стал бы он этим паскудством заниматься, ежели б ночевал не один? Вот, ты, Эдуард сын Михаила, стал бы?
Настает черед краснеть персональному пенсионеру. Он судорожно листает брошюру, но ничего подходящего, кроме как сослаться на пресловутый "сексуальный нигилизм" в голову не приходит. Раздается гомерический хохот. Громче всех ржут братья, Колян и Серега. В их помутненном сознании еще брезжит надежда на Галкину благосклонность.
- Глохните, жеребцы! Просвети, отец родной, наставь на путь истинный, - уборщица Матрена опускает на пол ведро и приближается к оратору.
В руках пожилой, набожной женщины швабра. Несет на манер хоругви. Смех умолкает - мужики не понаслышке знакомы с тем, как умело и решительно Матрена орудует рабочим инструментом.
- Братья и сестры! - диакон кладет ладонь на Матренин затылок, - Срочно требуется идея, вокруг которой должно сплотиться, - скользит по заинтересованным лицам, и совсем, уж, по-канцелярски вопрошает, - Какие будут предложения?
Семен, калач тертый, отходит в сторону, поближе к выходу. Его многолетний опыт посещения различных собраний подсказывает, что подобные призывы ни к чему хорошему не приводят. В прежние времена могли запросто услать на войну, целину, в лучшем случае - на субботник. Нынче, если верить телевизору, маячил риск оказаться втянутым в содомию или свальный грех... Перспектива - оно, конечно, не такая уж мрачная - однако ж попотеть так или иначе все равно придется.
Сограждане задумчиво переминаются с ноги на ногу. Это, в общем-то, несложное телодвижение дается преподавателю ГРОБ с трудом. Кузьмич с утра гонял бредешком карасей и зачерпнул кирзачем воду. И все бы ничего, но надо заметить, что в целях экономии практичный вояка использовал в качестве стелек местную прессу. Лучшего всего подходили черно-белые газеты - они не сильно красили ступни и по большей части распространялись бесплатно. Пока импровизированная стелька оставалась мокрой неудобств не причиняла. Но когда пробил час для принятия исторического решения, она подсохла, скукожилась и всячески напоминала о своем присутствии. Ничтоже сумняшеся, Кузьмич достает "гадюку", кое-как расправляет и непроизвольно обращает внимание на картинку. На фотографии останки сооружения. "Будто после ядерного взрыва" - профессионально отмечает отставной майор. В поисках подтверждения своей догадки он вглядывается в размытый текст. Разобрать удается только два обрывка слов: Константинопол, наш. Но и того оказывается вполне довольно.
- Братцы! - орет Кузьмич, - Пока мы тут уроки прогуливаем, наши Константинополь взяли!
Раздаются крики "не может быть" и "ура". Сомневающимся Кузьмич тычет в нос теплой стелькой: "Газета врать не станет! Свежая, вчера брал".
Всеобщее ликование грозит диакону забвением, но батюшка, как опытный пастырь решает возглавить патриотический порыв.
- Господь не оставил нас - ниспослал весть благую. Сплотимся же, братья, вокруг идеи воссоединения земель русских!
Уж кому кому, а хозяину кафе новость пришлась явно по вкусу. Арам никогда не испытывал особо теплых чувств к притеснителям своего народа.
- Двигай, Галка столы банкетом, - командует Арам и ныряет в подсобку.
Посетители замолкают. В напряженной тишине отчетливо слышен нервный перестук каблуков.
- Дорогие, мои, - Арам сама сердечность, - ради такого случая позвольте угостить вас от всего, так сказать, сердца. Галочка, помоги.
Вдвоем они ловко перерезают клейкую ленту, и Галка разносит по залу "шотландское" виски "Белая Лошадь".
- И пусть не только мы, но и дети наши, и правнуки, - продолжает Арам, - водят на водопой коней этих не только в Средиземное море!
- В ночное, - пытается поправить Семен, но голос его тонет в криках "ура".
Пьют культурно, без закуски. Впрочем, не совсем так: просветленная Матрена угощает собравшихся лещиной: "Как у буржуев". Серега поддакивает и макает лесные орехи в крупную бурую соль. Его пример заразителен. Вскоре у некоторых от чрезмерного усердия губы и язык опухают и щиплют нестерпимо.
Банкет набирает обороты. Горячие головы наперебой выступают с инициативой "продолжить и углубить". Одобрен список земель: от Аляски до Кейптауна. Административный центр Западно-Капской провинции предложил ехидный Колян: "Там Галкин бывший ухажер скрывается". В знак солидарности с поруганной девичью честью мужики с энтузиазмом поддерживают: "Наблудил, отвечай!" Галка растрогана. Матрена напрягает память... Ее сосредоточенное выражение лица привлекает внимание диакона: "Эдак никакой географии не хватит. Да и Арам не резиновый".
В праздничной суматохе никто не заметил, как в углу стола появился странный тип в линялой бейсболке и кроссовках на босу ногу. Тихо сидит, прикрывшись газетой. Галина натыкается на него по дороге в санитарную комнату:
- Отчего не пьешь... пьете?
- Мне, пожалуйста, как обычно.
Пока невеста спешит за водкой, Алик скользит глазами по заголовкам. В рубрике "Вы нам писали" небольшая справка:
"... 11 мая 330 года Константин официально переносит столицу Римской империи в город на Босфоре и нарекает его Новым Римом, Константинополем. В последующем город так стремительно рос и развивался, что уже через полвека, при правлении императора Феодосия, возводятся новые городские стены. Новые стены города, сохранившиеся до наших дней, заключили в себя уже семь холмов - столько же, сколько в Риме..."
К полуночи пир затихает. Народ расползается по домам. Еще жива деревенская привычка ложиться и вставать по солнышку. Цивилизация переворачивает физиологию и сознание с ног на голову: горожане, словно дети малые, путают день с ночью, мир игрушек с реалиями. Все у них понарошку, на бегу. Даже слова. Говорят, что не думают, не задумываются над тем, что говорят. Беседа по душам становится преимущественно уделом горьких пьяниц, да и то в редкие моменты просветления, когда под воздействием винных паров зашоренная условностями мораль отступает и окапывается, дабы собраться с силами и навалиться вновь, призвав на помощь угрызения, страх и раскаянье. Благо, что подобные откровения остаются незамеченными, ибо каждый выпускает пар, не прислушиваясь к окружающим, как бы для себя. Этот феномен общения обладает и другим бесспорным преимуществом - можно повторять одно и то же до бесконечности, не рискуя утратить актуальность наболевшего.
В провинции, где все на виду, словоблудие не в чести и встречается значительно реже. И дело тут не столько в малообразованности селян, сколько в привычке называть вещи своими именами, ибо обман вскроется не сегодня-завтра, а затеряться лгунишке негде.
Местечковое лукавство носит черты скорее озорства, нежели корысти.
Примечательна история, случившаяся незадолго до описываемого события.
Как-то раз жители поселка обнаружили в почтовых ящиках красивые листовки с обещанием эффективного способа омоложения. Желающим предлагалось заполнить подробную анкету и перевести небольшую сумму на указанный счет. Новость быстро распространилась и вызвала массу насмешек. "Нашли дураков" - было самое безобидное и культурное в реакции обывателей. Однако расчет оказался верен, и многие втайне отправили кровные в адрес загадочного ООО "Ворожея". На время поселок притих...
По прошествии пары недель со дня окончания акции граждане стали внимательно присматриваться друг к другу, в особенности к пожилым, с подмоченной репутацией. Активнее прочих проявлял интерес дед Семен - он караулил ровесниц у магазина и, как бы невзначай, осведомлялся, почем ноне билеты на дискотеку. Бабки в долгу не оставались - советовали "женилку" в тепле держать и быть наготове. Оживилась торговлишка: хорошо разбирали левую косметику и дешевое игристое.
Когда пронесся слух, что Арам разорился на фирменный крем для обуви, вера в чудо окрепла и вынудила призадуматься отъявленных скептиков и убежденного атеиста в лице Эдуарда Михайловича. Он для начала решил освежить в памяти труды основоположников. Бывший лектор запасся упаковкой пельменей, взводом мерзавчиков и заперся в квартире на генеральском (третьем) этаже обшарпанной хрущобы. Через трое суток к нему сумел прорваться возбужденный Кузьмич. Майор разил тройным одеколоном практически отовсюду, был тщательно выбрит и отутюжен. Всем своим бравым видом он олицетворял поговорку, что бывших гусаров не бывает.
- Ты чего это вырядился? - Эдик отлепил пельмень с горлышка четвертинки, - Не иначе война?
- Хуже, - Кузьмич снял фуражку и плюхнулся на стул, - в нашем отдельно взятом населенном пункте грядет революция. Сексуальная. Локальная, но кто знает... Я как лицо ответственное за гражданскую оборону беру на себя всю полноту ответственности ...
- Погоди, погоди, - Эдик хлебнул, слегка поморщился и предложил товарищу, - а как же Глава Администрации, МЧС... санэпидемстанция в конце концов?
- Гражданские не в счет, - отрубил майор, - Они пока оденутся, медведь триппер вылечит.
- А за сколько надо?
- Норматив для солдата - 45 секунд. Комсостав укладывается в три.
- Иди ты, - Михалыч попытался реконструировать в мозгу процесс, - Свистишь.
Кузьмич освободил от карандашей единственный граненый стакан и, оттопырив мизинец, употребил средство от радиации.
- Гражданин республиканского значения! Да будет вам известно, что офицеру в присутствии дамы надлежит иметь на себе фуражку для приветствия и китель со знаками различия. Остальное в зависимости от донесений фронтовой разведки и специфики ближнего боя.
- Тогда понятно. А ко мне-то зачем пожаловал?
- Видишь ли, я по-простому, чай не первый год знакомы, - майор огляделся по сторонам.
В комнате, кроме пельменей посторонних не наблюдалось. Эдик проживал один. Обзавестись семьей он не успел, потому как до выхода на пенсию посвятил себя целиком и полностью идеи просвещения сограждан, круглый год мотался по городам и весям. Какая уж тут семейная жизнь? Животину завести и то хлопотно - оставить не с кем. Так и состарился - бобылем.
- ... слаб я в теории. В молодости недосуг - сам понимаешь, лейтенант, то да се... А потом жена, пеленки, теща... В общем, просвети по-дружески.
- Кузьмич, - опешил Эдуард Михайлович, - я, конечно же, польщен, но... думается, что в вопросе гендерного противостояния ты разбираешься лучше. Офицер, как-никак.
Услышав незнакомое - бранное? слово, майор напрягся, и хотел было вспылить. Однако тревожная обстановка обязывала проявлять не только бдительность, но и терпение.
- За "гендерное" не скажу - не попадалось, а так... ну, всякое случалось...
Кузьмич нервно заходил по комнате.
- ... прямо скажи: сколько упаковок заказал?
- Ах вот ты про что, - Эдик наконец догадался, к чему клонит друг, - Хочешь знать, верю ли в чудодейственное средство?
- Ну да, - Кузьмич остановился напротив лектора, - Что классики-наставники по этому поводу думают?
Настала очередь смутиться Михалычу. Три дня напряженного штудирования первоисточников ситуацию не прояснили. То ли основоположники мало интересовались проблемой омоложения, то ли пельмени оказались несвежими, но факт остается фактом - в голове народного просветителя варился компот из идеологически выдержанных сентенций и весьма противоречивых утверждений.
Оставлять вопрос без ответа было бы невежливо, да и опасно...
- Дело в том... - и Эдик зарядил такую длиннющую лекцию, что сам потом удивлялся, как ему удалось объединить в одно выступление причины поражения революций 1848 -1849 годов с проблемами подростковой преступности в трущобах Латинской Америки.
Подытожил Михалыч, как всегда, цитатами персон уважаемых и к продолжению дискуссий недееспособных.
"Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана" (В.И.Ленин)
"Учение Маркса всесильно потому, что оно верно" (он же)
"Из одного яйца два раза не высидишь" (К.Прутков)
- К тому же, - Эдик ткнул пальцем в реквизиты ООО "Ворожея", - Макс Шелер категорически отвергал экономический натурализм как представление о том, что экономические отношения однозначно определяют содержание духовной жизни. Так вот.
Сказать, что майор был подавлен и раздавлен, все одно, что не сказать ничего. Сомневаться в справедливости суждений столь почитаемых классиков Кузьмич не решался. Профиль одного из них красовался на его могучей груди, а коллективный портрет другого размещался на том самом месте. По всему выходило, что пенсию за два месяца он ухлопал зря.
- Развели, кооператоры хреновы! - Кузьмич треснул по столу, - А еще на одеколон!
- Погоди, погоди, - вновь запричитал Эдик, - не кипятись. Может и подействует. А тогда, - он закатил глаза, - "каждый по способностям, каждому - по потребностям"*. У тебя как с потребностями?
- В рамках Устава караульной службы. В свободное от дежурства время.
*К.Маркс
Напряжение нарастало. Поселок напоминал беременную случайной связью крольчиху - любопытство распирало изнутри и снаружи. Вектор интриги переместился от сектора "и что там?" в сектор "кто не повелся?"
Счастливчики, успевшие поучаствовать в акции, строили радужные планы, грозящие нешуточными осложнениями патриархальным семейным отношениям. Переживания по поводу возможной потери денег уступили сомнениям "немало ли заказал". Злорадство притаилось за углом почтового отделения и криво усмехалось вслед прохожим.
Выдавальщица заказной корреспонденции и бандеролей - баба Маша стала центральной фигурой и вконец зазналась. Она с опозданием подходила к двери конторы, долго возилась с замком, охала, жалобилась на маленькую зарплату, людскую неблагодарность, ревматизм, колорадского жука и соседа-пьяницу. Очередь заискивающе поддакивала, старалась заглянуть в щель и, узнав, что "сегодня не привозили", расходилась.
На роль местной селебрити баба Маша подходила, как нельзя лучше. В девичестве Мария пела в самодеятельности, щеголяла в ажурных чулках, и чуть было не выскочила замуж за ответственного работника культпросвета из района. На беду "хмырь" оказался женатым на прокурорше, и это препятствие инициировало внеплановую проверку всей хозяйственной деятельности поселкового совета. Да так, что певичка вмиг прославилась, а руководству еще долго и мучительно икалось. С тех пор сколь-нибудь статусные мужики от Маньки шарахались, а на мелочь она и сама не разменивалась.
Голос охрип, чулки вышли из моды. Однако в тайне души Мария верила, что наступит день, когда судьба вновь улыбнется и бросит к ее ногам людское внимание и даже - зависть.
- Баб Маш, - Петровна валилась в квартиру с полными сумками, - Я тут гостинцев принесла...
- С чего бы?
- Так рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Оспожин день, по-вашему (даром что ль продавщица полдня в библиотеке просидела).
- Мать честная! - вскинулась хозяйка, - Я и запамятовала. Проходи, раздевайся. Чай пить станем, - выглянула в окно и добавила, - Погода нынче хорошая, значит, и осень жди такую же. Лук собрала?
- Какой там лук, одно название, - Петровна достала из пакета бутылку красного и кулек соевых конфет "Домино", - Забьем козла, баба Маш?
- Отчего ж не выпить, коль угощаешь.
Бабьи пересуды хорошо подслушивать из соседней комнаты, лежа на спине, укрывшись газетой, дразня кота большим пальцем ноги промеж ребер.
- ... ну, так я могу не волноваться? - Петровна - уже в дверях - скорчила подобие улыбки, - родина тебя не забудет...
- не переживай, первая узнаешь, - заговорщица улыбнулась в ответ.
Когда смолки шаги припозднившейся гостьи, баба Маша отсортировала гостинцы, прикинула в уме и сказала, обратившись в сторону окна:
- Хрен, тебе, а не первой.
Потом достала из шифоньера старые наряды, разложила на кровати и в который раз призадумалась. Размышлять было о чем: бог знает, насколько сильным окажется эффект чудо-средства, какие платья придется ушивать, а какие - наоборот... А что с туфлями делать? Вдруг нога останется по-прежнему разбитой ... - женщина скинула тапок, с трудом пошевелила скрюченными пальцами - ладно, зима на дворе, впихну в сапоги, а в темноте все одно не разберешь... Теперь головные уборы. В наличии две кокетливые шляпки, да с полдюжины цветастых платков. Пригодится все. Голова усохнуть не должна. Мыслей, может и поубавится, да кому они нужны - мысли-то? В женщине главное, чтобы было, на что поглазеть и за что ущипнуть.
Эту непреложную истину Мария усвоила, когда сдавала зачеты в техникуме и затем на производстве - все на той же злополучной птицефабрике. Мастер цеха - земля ему пухом - прощал молодому специалисту любые огрехи, стоило ей лишь широко развести руками, обнажая до неприличия широту души.
Баба Маша вздохнула: жаль нельзя повесить наряды на балкон для проветривания - соседи засмеют или, того хуже, почуют недоброе. Это с одной стороны, а с другой... Ткань, уж, больно провоняла, нафталином, мышином пометом и еще черт знает чем. Эх, была не была!
Через пару минут флагман женской завлекательности раскачивался на осеннем ветру.
Немцы говорят: что знают двое, знает свинья. Слухи о растревоженном поселке докатились до Главы района. Егор Данилович почитал себя мужчиной серьезным, к аферам не склонным. Диплом агронома сближал с землей, свидетельство о заключении брака - с Катериной Максимовной. Чувство плеча переродилось в навык работать в команде - то бишь в умение получать и делиться. Новость об эликсире молодости заронила сомнение в душу чиновника: а стоит ли торопиться принимать меры и тем более поверить в тайну дражайшую половину? Товарищ она, конечно же, хороший, но... Егор Данилович припомнил все обиды, оскорбления, и выходило, что от нее не убудет, ежели он немного помолодеет. А там... Дети взрослые, деньги по банкам в огороде распиханы.
"Н-да, пора встряхнуться, - решил Глава, - но где раздобыть волшебное средство, коли акция закончилась, и заказы не принимаются? Разве ж пробить "Ворожею" через начальника милиции? Но тогда придется с ним поделиться. Полковник, в свою очередь, понесет наверх, и разойдется препарат по рукам. Все заинтересованные станут молодыми, конкуренция возрастет и неизвестно, что ему, самому перепадет от женской благосклонности".
"Ээ, нет. Не пойдет. Так можно и к Максимовне обратно приплыть. А нафига козе баян?"
Максимовна так не думала. Вернее, она считала совсем иначе. Хотя кое с чем была согласна: "дети выросли, деньги по банкам в огороде распиханы". И ежедневно справлялась о посылке до востребования.
Элексиромания расползалась по району и грозила спихнуть мечты о загробной жизни на второй план. Ловкие дельцы, опережая события, предлагали фьючерсы на опт и розницу. Кое-где возникли стихийные требования выплачивать социальное пособие (включая расходы на детское питание) чудо-препаратом. Бухгалтер-пенсионер, дядя Леша предрек грядущее хождение эликсира в качестве национальной валюты.
Капитализация ООО "Ворожея" стремительно росла. У зарубежных финансовых институтов возникло подозрение, что "русиш проект" суть не что иное, как Троянский мыльный пузырь, созданный ветеранами спецслужб для обрушения мировых фондовых рынков. Более других паниковали страны азиатского континента, ведь, как известно, на их территории проживает наибольшее количество пенсионеров. Наметился устойчивый тренд на рынке сексуальных услуг. Отложенный спрос остро нуждался в притоке новобранцев. Конкурс на место в передвижном борделе средней руки достиг показателей времен славных походов Александра Македонского. Астроном-отшельник, затерявшийся среди гор штата Невада, отправил человечеству послание, в котором утверждал, дескать, им перехвачен флюид, свидетельствующий об интересе, проявленном к земной разработке со стороны умирающей планеты. К вопросу подключились лучшие агенты ЦРУ. Отшельника вычислили через интернет-магазин "Итальянская пицца от тети Сони", флюиду зачитали права. Космический энерджайзер оказался крепким орешком, однако, побыв с полчаса "слоником", раскрыл текст инопланетной депеши: "сообщите реквизиты". Наивные ковбои в штатском спустились в долину отпраздновать выполнение миссии. Пока они, подогретые виски с колой, кувыркались в компании веселых девчонок, разносчик пиццы сфоткал e-mail отправителя и переслал в Минфин одной региональной державы. Банковский перевод поступил со скоростью значительно превышающую скорость света и был проведен по статье "материальная помощь".
Грозил межгалактический скандал. Замять дело, а тем паче заболтать не представлялось возможным. Тогда было принято единственно правильное решение - спустить на тормозах. Заказчику пообещали отгрузить новейшую версию препарата в четверг, сразу же после метеоритного дождя, ибо торопить "Ворожею" значило спугнуть. Ищи свищи потом.
Министр финансов, начитавшись перед сном "Двенадцать стульев" в поисках ответа, как залатать бюджетные дыры, к полуночи забылся. Телефон прямой линии и ампула с цианистым калием лежали на тумбочке в изголовье кровати. Жена против подобного соседства не возражала. Она почивала сном праведницы на водяном матрасе в скромном шале на севере Австрии. Почему именно там, никто толком не знал - считали неэтичным интересоваться.
С шумом распахнулось окно и в спальню посыпались облока-яйца. Ударившись о дорогой паркет, они подскакивали и бились вновь: то о стены, то о потолок. Вскоре комната напоминала сошедший с ума барабан спортлото. Министр натянул атласное одеяло до кончика носа и заворожено следил за неистовой пляской фортуны, пытаясь угадать счастливый номер. Действо проистекало под аккомпанемент песни Paolo Conte "Vieni via con me*".
- Chips, chips, du-du-du... - машинально подпевал министр, - i dream of you*.
В какой-то момент одна небесная яйцеклетка задела бронзовый бюстик и, кощунственно ухмыляясь, начала делиться. Не успел чиновник и глазом моргнуть, как помещение наводнили зеленые человечки. Они суетливо бегали по комнате, рыскали в комоде, выворачивали карманы одежды, заглядывали под кровать и матерились на чистейшем английском.
"Морские котики, - определил министр и вспотел, - Хоть бы взяли в плен, а там..."
Он собрался порассуждать на тему, что классные специалисты везде нужны, но, как всегда некстати, зазвонил телефон.
- Здоровеньки булы,- игривые интонации Президента ничего хорошего не предвещали.
- Здоровее были! - рявкнул ближайший к аппарату "котик", - Пошел в жопу!
Трубка отреагировала разочарованными гудками. Рука министра потянулась к спасительной ампуле.
- Куда, son оf a bitch*, элексир подевал??
Пока двое других стаскивали с министра одеяло, спецназовец пробовал на ноготь острие плотоядного месяца.
"Не на тех поставил" - последнее, что пришло в голову гражданина, прежде чем проснуться.
*пойдем со мной (итал)
*фишки, фишки я мечтаю о вас (англ)
*сукин сын (анг)
Сколько будильник ни колоти, ан утро все равно настанет. Поговаривают, жители одной неперспективной деревни сначала вырезали подчистую петухов, а потом и вовсе отказались от вечернего чаепития.
Не помогло! На третий день рассвет вломился в двери истошным криком старухи Матрены: "Ратуйте, люди добрые! Нас обокрали!". И всего делов, что бабка обладала даром провидения и способностью сопереживать во снах телепередачи будущего. Народ в одночасье прозрел, протрезвел и проголодался. Кинулись делать яичницу - хвать, а яиц-то и нету, молочка попить - так оно в вымени перегорело... И пошло и поехало: винили реформаторов, олигархов, либералов, консенсус, таргетирование, волатильность и еще массу труднопроизносимых слов, самое мало-мальски знакомое из которых звучало как "афроамериканец". На сходе решили истребовать у соседей старые, додремотные долги, но те оказались хитрее - объявили глубочайший дефолт и окопались по периметру. Окунувшись по щиколотку в отчаянное положение соплеменников, староста деревни велел всем ложиться спать, а Матрене наказал впредь смотреть только передачу "Спокойной ночи малыши". Начальству виднее - пошли укладываться, благо сон-трава еще не отцвела и пребывала в силе.
Коновал Федор с детства мучился энурезом, оттого прослыл заядлым сплетником. Живности в подворьях держали мало, и ветеринар сам не заметил, когда его хобби наушничать превратилось в профессию. Доход имел небольшой, но постоянный - выступал неизменным свидетелем в бракоразводных и уголовных процессах.
Пока Матрена силилась запомнить Степашкин рецепт "фруктовый ежик", Федор отошел от забора чуть дальше обычного. Легкий ветерок приятно холодил открытые участки тела, шаловливые звезды норовили упасть как можно ближе к ногам. Краем глаза Федор приметил две крадущиеся к подстанции тени. Долетел и приглушенный шепоток: "... а я говорю, без света будет лучше... две целых три десятых... умные больно ... брюква она и в Африке брюква... можно и в холодную... где брал?..." В сиплом баритоне Федор признал соседского атамана, визгливый тенорок звучал незнакомо и по-городскому взъерошено. "Хорошие люди, - подумал коновал, - все дрыхнут, а у этих душа за общее дело болит, надрывается".
Потоптавшись еще чуток, он вернулся в избу. Достал огарок свечи, чернильный карандаш и амбарную книгу. В разделе "несрочные новости и размышления" вывел печатными буквами:
Брюква произрастает в Африке как в теплую, так и холодную погоду. Умные культивируют корнеплод на тенистых участках, где она дает урожай на две целых три десятых выше, чем на солнце. При встрече негры обмениваются традиционным приветствием "где брал?", очевидно, подразумевая брюкву.
Настало утро и для растревоженного эликсироманием поселка. Загадочным образом миновав бабу Машу, извещения от ООО "Ворожея" очутились в почтовых ящиках всех страждущих одновременно. Селяне дружно отправились на штурм почтового отделения.
Кассовая стойка магазина самообслуживания и больничный ящик для сдачи анализов отличаются от банковской ячейки развязной демократичностью и шокирующей наглядностью. На почте ситуация несколько иная. Предельный вес бандероли строго регламентирован, содержимое скрыто от посторонних глаз вощеной бумагой и выходит, клиент получает "кота в мешке". На первых порах обнаружилось, что наибольшее количество бандеролей заказал кооператор Арам.
- Не себе беру, родственники просили, - смущаясь, оправдывался хозяин кафе.
Граждане, наблюдая, как он укладывал посылочки в хозяйственную сумку, начали волноваться. Поступило предложение отпускать не более двух в одни руки. Кое-кто вспомнил о льготах. Идея понравилась. Заодно и прояснилось наличие незадекларированных малолетних детей у подавляющего большинства. Дед Семен тоже претендовал на спецобслуживание, сославшись на звание "ветеран полового фронта" и даже грозился предъявить удостоверение. Подобный ажиотаж наблюдался в эпоху перестройки при дележе сухих пайков армии вероятного противника. Наконец баба Маня всех успокоила и отоварила.
Последующие полчаса, а затем и еще тридцать минут в поселке воцарилась напряженная тишина, которая случается перед первым и последнем в жизни соитии. Вороны нахохлились, собаки забились под скамейки. На единственной и центральной улице заглох брошенный ночью трактор. Окаменела и без того малоподвижная статуя вождя мирового пролетариата.
Развязка этой истории служит бесспорным доказательством отсутствия корысти в местечковом озорстве. Цена начинки бандеролей копейка в копейку соответствовала сумме денежного перевода. Разочарование уступило место бесконечным пересудам на тему омоложения, обильно приправленными ядреным юмором и добродушными подколками.
Выдержка из служебной записки
... следствием установлено, что ООО "Ворожея" сбывала нереализованный товар - детские памперсы - по закупочной цене плюс расходы на доставку. Несмотря на тот факт, что рекламная компания вызывает недоумение, состава преступления в действиях компании не обнаружено. Жалоб и претензий от покупателей не поступало.
День второй
Семену не спалось. Ломили суставы, чесался немытый затылок. Дед встал и подошел к окну. Небо хмурилось. Причудливой формы тучи сгустились над поселком. Из-за них, с двух противоположных сторон выглядывал серпастый месяц. Когда поднимался ветер, облака, размером с куриное яйцо, налетали то на одно, то на другое небесное светило. В этот момент на землю падали бесчисленные искры звезд.
Желание он загадал давным-давно, когда получил первую четверку по арифметике. Однако исполнить было некому, потому как рос сиротой в раскулаченной в кровь, богом забытой деревне. Окончив с грехом пополам семь классов, Семен перебрался к городу поближе в надежде заработать на новые штаны, пиджак и шляпу, как у директора школы. И посуду мыл, и на побегушках, и по карманам тырил. Наработал на срок, вышел и устроился в цирк шапито. Исколесил немало, женился и осел на земле по месту прописки невесты. Супруг из него вышел неважный - сказались годы вольной, бродячей жизни. Развелся и вновь завел семью. Но и в этот раз ненадолго. С третьей избранницей - молчаливой Прасковьей может и поныне небо коптил, кабы не угорела жена в ту холодную зиму, когда Семен подрядился шабашничать с бригадой молдаван километров за сто от дома. С тех пор Семена все чаще видели пьяным, а желание так и не исполнилось.
Очередной порыв ветра подхватил особо увесистое облако и размашисто швырнул сначала в лицо тому месяцу, что покачивался справа от окна, а затем второму - слева. Семен инстинктивно зажмурился, но тут же пожалел, что не догадался прихватить тазик. Однако звездопад не случился. Напротив, первый двурогий едва моргнул, и, как почудилось Семену, именно в его сторону. А второй сложился, будто в жесте окей.
"Понял, не дурак", - дед улыбнулся в ответ и погрозил тучам пальцем.
Ворочалась на широкой кровати и Галина. Не шел из головы странный тип в кроссовках на босу ногу. Было в нем нечто притягательное. Может от того, что не вписывался босяк в ее привычный мир, завешанный простыми, однозначными понятиями. Схожий интерес проявляет ребенок, очутившись в комнате для взрослых.
Братья проживали на одной лестничной клетке. БОльшая квартира досталась от родителей, вторую получили как очередники еще при советской власти. Каким образом они умудрились при разводе оставить с носом сбежавших жен, знал только городской адвокат. Знал и молчал, ибо братья соорудили на его дачном участке такой замысловатый водопровод, что никто иной, кроме них, разобраться в конструкции не смог бы. Ушлый юрист любил огурцы, огурцы - полив, а краны систематически шипели и пузырились в напоминание о профессиональной тайне с обеих сторон.