Армавир. Железнодорожный вокзал. Я возвращаюсь домой. Глубокой ночью город тих и несуетлив.
Вокзал совсем не похож на шумный, многолюдный вокзал Ульяновска. Никто тебе не "выворачивает" карманы, заглядывая тебе чуть ли не в зубы. Я прошёл вглубь зала ожидания, выискивая относительно свободное место. До моего поезда осталось около полутора часов. Остановился около лавочки, где в одиночестве сидел один человек. Скинув рюкзак с плеч, я поставил его на скамью. Расстегнув молнию, достал свою зелёную, походную литровую фляжку, кружку. Я почувствовал на себе пристальный взгляд сидящего рядом. Сосед был в форменной куртке пилота. Пилотка на голове. Высокие, шнурованные ботинки. Но что-то было не так. Что- то до боли знакомое, родное. Что не забыть никогда. Звезда! Да. На пилотке, вместо современной, безликой кокарды - звезда Советской Армии! Красная звёздочка с серпом и молотом. Я застыл. Я смотрел на пилотку со звездой. Звезда моей Родины. Звезда Победителей. Обладатель пилотки со звездой пристально смотрел на меня. Я качнул флягу:
-Хотите чаю? - " Пилот" торопливо, молча кивнул головой. Кадык жадно перекатился под воротником куртки. Налив полную кружку, я протянул "пилоту". Видимо, его мучила жажда. Он жадно, в два глотка осушил кружку. На мгновение застыл, прислушиваясь к себе.
-Что это? - он протянул мне кружку.
-Это Иван - чай! Никогда не пили?
-Ну как же, брат! Это вкус моего детства! Уже забытый. Но я никогда такой, как у тебя, не пил! Откуда у тебя такой чай? - от "пилота" несло странной смесью ароматов: перегара, несвежим бельём и только что выпитого чая. Я внимательно присмотрелся к нему. Пыльная, с пятнами куртка. Далеко не первой свежести бриджи защитного цвета. Высокие, порыжелые ботинки, не понаслышке знающие многокилометровые, пешие походы. На первый взгляд - бомж, каких полно на вокзале. Но...чисто выбритое лицо. Почти до блеска. Крайне нетипично для бомжа. Кто же это? Я улыбнулся в ответ:
-Конечно! Иначе какой же это чай? Просто сушёная трава. Хотите ещё?
-Не откажусь! - На этот раз он пил не торопясь, с видимым наслаждением. Посидел с опустевшей кружкой, опустив голову. Поднял на меня странно увлажнившиеся глаза. В этих глазах появились искры, как бывает, когда человек "оживает".
-Спасибо! Брат... - голос его дрогнул. Он смотрел на меня с лёгкой, виноватой улыбкой. Губы его чуть подрагивали. Мне стало неловко. Как будто я провинился в чём-то перед "пилотом". Или что-то задолжал. Я опустил глаза:
-Всегда на здоровье!
Часы вдали, на стене, справа от информационного табло,- показывали два часа ночи. "Пилот" всё смотрел на меня.
- Ты едешь домой? - тихо спросил "пилот".
-Домой. Друзей навестил. - Мне было неловко. Хотелось уйти куда -нибудь.
-А я не знаю, куда мне ехать.- голос "пилота" чуть слышен.- Дочка моя в Киеве. В подвале. Я ей говорю: " -не выходи! Киев могут бомбить!". Жена...Бывшая уже... На Донбассе. А я...Вот.- "пилот" изо всех сил сжал кулаки, так, что они побелели. Голова его мелко затряслась. Словно опомнившись, он ослабел. Безнадёжно махнул рукой:
-Мне даже в страшном сне не могло такого привидеться. Я в афганских горах... на своей "восьмёрке" ничего! Понимаешь? Ничего не боялся! Потому что у меня была Родина! А сейчас? Кто я? Где моя Родина? А? Брат! - он в упор смотрел на меня. Я не смел поднять на него глаз. Я тоже не знаю ответа. А кто виноват? Мы же и виноваты. Наивно полагали, что Родина наша незыблема, будет стоять в веках. А достаточно оказалось ОДНОГО предательства. И наше молчаливое неучастие.
-Не смотришь на меня? - Пилот смотрел в пол, перед собою. - Я знаю,- тебе стыдно. И мне стыдно! - Пилот словно видел меня насквозь. - А я ведь классный лётчик!- вскинул он голову - Мы с "восьмёркой" такое... В Афгане молились на наши "восьмёрки"! Харьков...Одесса...Краснодар... - Речь его стала несколько несвязной. Он сидел, зажав лицо ладонями, облокотившись на колени. Мимо нас неторопливо продефилировал пожилой охранник. Цепко, не останавливаясь, осмотрел нас. Я отвинтил крышку фляжки. Налил кружку. Протягиваю Пилоту. Он словно очнулся. Уставился на кружку. Поднял на меня глаза. Виновато улыбнулся:
-Спасибо! Брат. От такого чая грех отказаться! - Мы долго сидели в молчании. Шум вокзала неназойливый - ночной.
-А я не могу! Понимаешь? - Пилот опять жгуче смотрел на меня немигающим взглядом. Наверное, таким взглядом он смотрел в прицел, - на врага. - Я давал присягу Советскому Союзу! Я поклялся не стрелять в свой народ! И вот...теперь у меня нет дома.- совсем тихо проговорил он. Он чуть возвысил голос:
-Кому?- глаза его сверкнули - Этим? Московским? Нет! Или этим? Киевским? Тоже нет! Мы должны быть...- он посмотрел на свою раскрытую ладонь: -Во! - он сжал пятёрню в кулак.- мы должны друг за друга! А не против! Эх... Он скривился и отвернулся. Я почти всё время молчал. Потому что мне нечего было добавить. Ну, совершенно нечего!
Пилот встал. Протянул мне руку:
-Спасибо тебе, брат!- он смотрел на меня немигающим взглядом. Но уже не как в "прицел". Просто грустный, бесконечно усталый взгляд. Крепко сжал мою руку. - Спасибо за всё! И...Прощай!
Пилот подхватил с полу свой чёрный пакет, со своим совсем скудным имуществом. Твёрдым шагом зашагал к выходу. На меня навалилось странное ощущение дежа вю. Как будто это я где-то уже видел.
Да. Это было в далёком детстве. Вот так же уходил от нас, дворовых пацанов,- дяденька. Дяденька, что пережил очень многое, но сделать мог совсем немного. Только уходил он совсем не чётким, военным шагом. Он брёл по улице, сутулясь, как от невыносимой тяжести. А я, пятилетний пацан, чувствовал себя точно так же, как и сейчас. Мне тогда хотелось догнать того дяденьку, сказать ему что-нибудь хорошее. Что бы он хоть чуть-чуть выпрямил свои согбенные плечи. Но я так и не решился, переминаясь с ноги на ногу...
На сердце навалилась удушливая тяжесть.
Спасибо тебе, Пилот! Ты не изменил присяге. Ты наш. Настоящий. Советский!