Аннотация: ...Знакомое,беспокойное чувство затопило Тогу,как будто он давно не был дома,а как попасть домой-не знает.И спросить не у кого...(Глава из романа "Тога")
Волга
(Глава из романа)
-Завтра мы пойдём на Волгу, на рыбалку!- папка готовил длинные-предлинные, толстые прутья, которые называются: 'удочки'. Ближе к толстому концу удочек папка вбивал два тонких гвоздика, на расстоянии одной ладошки вдоль удилища. На эти гвоздики наматывалась тонкая прозрачная нитка- леска. К леске папка привязывал гусиные перья- поплавки. На конце лески крючок и маленький кусочек тяжёлой серой железки, из которой папка делал дробь-грузило. И вот этим прутом, с ниткой и крючком можно поймать рыбу? Интере-есно!
-А Лёшка пойдёт с нами на рыбалку?- вертелся Тога около отца. Папка щурился от папиросного дыма, зажав папиросу зубами в углу рта. Он молча кивнул головой -'Пойдёт!'
-А пароходы большие? А зачем они не тонут? Вить они железные?- Отец молча отпыхивал папироской, пряча улыбку.
-Пап! А как рыба узнаёт, что мы пошли на рыбалку?- осенило Тогу.
-Чего-о?! Этт зачем ей, знать?- насмешливо сощурил глаза папка. Папироса сипела и воняла. Непонятно, как это можно курить? Ведь противно же и дышать уже нечем!
-Н-ну, как?- смутился Тога - Придём на Волгу, а её там нет!
-Да что нам за дело до этой недотёпы? Нету этой, другая приплывёт!
-А-а-а!..Что такое 'недотёпа', Тога не знал. Наверное, что - нибудь обидное. У папки не стал спрашивать: самому бы не стать недотёпой! А недотёп на рыбалку, наверное, нельзя брать...Рыбы засмеют!
Солнце ещё не успело как следует проснуться. Чистое, ясное небо над лесом, где вставало Солнце, было залито нежной розовой киселью (какой мамка варит), цвета плавно переходили в оранжевое, жёлтое и блестящее золото, сверкающее сквозь деревья. Над Лесом, точно над восходящим Солнцем застыла тонкая серебристая нитка, ослепительно сверкающая в утренних солнечных лучах. Воздух свежий, чистый и сладкий от аромата цветущих яблонь. Яблони тихо стояли, не двинув ни единым лепестком, их белые и розоватые соцветья волшебно светились и искрились в сонных, неподвижных солнечных лучах. Казалось, они тихо улыбались чему - то, зажмурив глаза от восходящего солнышка, прислушиваясь к звонкоголосому птичьему веселью, доносящемуся из черёмухи и рябины. В сараях звонко, наперебой орали петухи, хлопая крыльями, словно возмущаясь: 'И чего это нас тут заперли?! Солнышко, солнышко прозеваете-е-е!!!'.
Папка бодро и споро шагал по дороге. Лёшка с Тогой еле поспевали за ним. Папка нёс на плече три длинных удилища, связанных между собой белой проволокой. На спине свисал грязно-зелёный рюкзак, наполовину пустой. Лёшка же с Тогой шли налегке. Шли в сторону кузницы, мимо трансформаторной будки. Будка была та самая, что жутко снилась Тоге и потому Тога в страхе вжимал голову в плечи, с опаской косясь на железные двери и на наглые, самоуверенные столбы с отставленной ногой. Дорога на Волгу шла через Лес, там, правее и дальше кузницы. В высокой траве лежали всякие интересные, разноцветные железки: всякие там запчасти от тракторов, комбайна и даже машин! (машинами среди местных называли автомобили, в основном грузовые). Вот бы с Мишкой тут полазить! Наверное, здесь много всяких интересных и загадочных штучек. В Лесу дорога шла через овраг. Над оврагом врос упругой дугой бревенчатый мост из здоровенных брёвен, серых и потрескавшихся от старости. Под этим мостом неторопливо журчал ручей, что там, внизу, в Макаровом Долу сливался с тем ручьём, который проистекал из Ключа, того самого, где набирают воду. Утренний Лес был свеж, ослепительно зелён от маленьких ещё листьев в просвечивающих солнечных лучах. Казалось, что эхо от шагов и птиц тоже становилось зелёным. Уходить из Леса не хотелось - так здесь было здорово! Тога, открыв рот, во все глаза глядел по сторонам. Казалось, что Лес улыбался и радовался вместе с Тогой этому ласковому, искристому утру. Деревья своими ветками-руками ловили Тогу вместе с солнечными зайчиками, словно упрашивая остановиться и поиграть с ними. Тога с тихим смехом уворачивался от них.
-Ты чё смеёшься, как дурак?- раздражённо ткнул локтем в бок Лёшка. Лёшка почему- то был хмурый и вечно чем- то недовольный.
-Да так!- смутился Тога. Лёшка уже большой, в школу ходит, его трудно чем-то удивить и Тога его побаивался. Не станешь же ему говорить, что вот, деревья с ним играют! Засмеёт! да ещё стукаться будет. И потому Тога замолчал, стараясь держаться подальше от Лёшки. Выйдя из Леса, наполненного звонкоголосым зелёным эхом, рыбаки вышли на полевую дорогу. Дорога извилисто вела среди цветущих лугов под долгий, медленный уклон. Тога изо всех сил тянул голову вверх, стараясь заглянуть как можно дальше. Что там, в конце? Кажется, что дорога поднималась к небу и невидимо, туманно растворялась в нежно-голубой небесной вышине. У Тоги даже дух перехватило и спёрло дыхание, до того это было красиво и 'великолепно' (это слово Тога услышал от папки). Даже Лёшка приободрился и оживился.
-Пап, а до Волги далеко?- забежал Тога вперёд папки и заглядывая ему в лицо.
-Во-о-он она! Там, где дорога кончается!
-Где? Не вижу! Там ток синяя земля (или небо? Не поймёшь!)!
-Вот где 'синяя земля', это и есть Волга! И не земля, а вода!
-Этт так много воды?!- не поверил Тога,- больше, чем у нас в Болоте? А там глубоко? До дна можно достать?
-Вот утонешь - узнаешь!- папка дышал часто, облизывая серые губы. Тога поотстал и задумался. Вот это новость! Ещё не хватало! Когда Тога купался на Болоте, не раз бывало так, что Тога хватал воду носом, едва не захлебываясь. Очень неприятно и страшно. Тоге совсем не хотелось тонуть! А зачем тогда папка так говорит?
-Пап! А нельзя не тонуть?- робко спросил Тога, догнав отца.
-А ты чё, тонуть собрался?- поразился папка. Лёшка издевательски засмеялся своим противным голосом.
-Да н-нет! Да ты же сам говорил, 'утонешь-узнаешь'! А как узнать, если не тонуть?
-Да зачем те?! Отстань, надоел! Вот нашёл заботу!- Тога вздохнул и решил больше ни о чём не спрашивать. То ли Тога такой глупый, то ли большие такие бестолковые - не поймёшь!..
Волга не спеша приближалась к рыбакам, постепенно заполняя собою простор. В воздухе появился какой - то новый запах, чем -то напоминающий запах свежевыстиранного белья, густой, свежий, резко контрастирующий с запахами цветущих трав. Эта смесь запахов получалась просто неописуемой. Кружилась голова и тело становилось лёгким-лёгким. Казалось, ещё немного, вот-вот и Тога взлетит и понесётся навстречу этому синему, свежему простору, опережая ветер и Солнце.
Дорога кончилась внезапно. Она просто 'нырнула' куда - то вниз, - туда, к воде. Где - то внизу что - то глухо, негромко рокотало, размеренно шелестело и шипело. С громким криком носились над волнами большие, белые птицы. Папка называет их 'чайками'. Чайки носились над самыми волнами, внезапно ныряли вниз, к самой воде, выхватывая что- то из волны. С волны слетала пена под весёлым напором свежего ветра и чайки взлетали ввысь, унося в клюве узкие, длинные трепещущие серебристые полоски. Везде, куда хватало глаз, вода, вода - беспокойная, волнующаяся и такая приветливая, притягательная. Далеко-далеко, там, где Солнце распласталось ветром по воде, зеленели яркие зелёные полоски. На полосках видны крохотные, словно игрушечные деревья. Папка говорит, что это 'острова'. За островами таял в голубой дымке далёкий берег. На этом далёком берегу раскинулась Казань. Казань издали загадочно сверкала и подмигивала Тоге яркими, весёлыми искрами, так похожих на 'стёклышки',- те самые, что убегали от Тоги, когда пытался их поймать, будучи ещё совсем маленьким. Как будто висели в воздухе большие, с красными поперёчными полосками, но казавшиеся крохотными и игрушечными издали трубы. Над трубами клубами застыл белый дым, похожий на облака. Внизу, на берегу, важные, неторопливые волны медленно, сдержанно лизали красивые, серо-искристые камни. Волны издавали тот самый рокочущий шелест и шипение, что были слышны издалека. Дорога спускалась вниз, незаметно превращаясь в небольшую площадку, плавно растворяющаяся в прибрежных камнях. Камни были интересные, по цвету похожие на халву, сверкающие на Солнце яркими точками-искрами на острых многочисленных сколах, тяжёлые и шершавые на ощупь. Папка их называет 'кремень'. Камни круто уходили под воду, таинственно и загадочно переливаясь в волнах. Вода была чистая, прозрачная и там, в глубине, камни мерцали и исчезали в зеленоватом полумраке. Что - то было притягательное в этом таинственном, загадочным мерцании из зелёной глубины. Какой - то мощный, неведомый Зов увлекал туда, где вода надёжно прятала свои тайны в своих глубинах. Нечто подобное Тога испытывал там, около Ключа и знакомое, беспокойное чувство затопило Тогу. Тога, не отрываясь, смотрел на переливающиеся из глубины камни. По камням бегала светлая, струящаяся сетка. С замиранием сердца Тоге чудилось, как приятно-прохладная вода нежно обволакивает и гладит все тело. Казалось, что тело Тоги исчезло, превратившись в это мерцающее сияние, такое знакомое и родное.
Пароходы Тогу совсем не впечатлили. Во - первых, до них было далеко, рассмотреть что - нибудь толком нельзя. Во - вторых, плыли они очень медленно- совсем не так, как представлял себе Тога. То ли дело машины! Или самолёты. Папка размотал удочки, насадил на крючки красных, извивающихся червей, деловито до этого копошившихся в навозе, в консервной банке. Тогу отец усадил на самый большой, высокий камень, закинул удочку и вручил её Тоге:
-На! Гляди, себя за штаны не поймай! Вот поплавок будет уходить под воду, тогда тяни! Понял? Тога молча, серьёзно кивнул головой. По правде говоря, ничего не понял! Он же всё время на волнах вверх-вниз, вверх-вниз, поплавок этот. Когда тянуть то? Но спросить у папки не успел, папка уже широко размахнулся тяжёлой, серой железкой на толстой леске. Железка улетела далеко в воду, утянув за собой леску, кольца которой быстро, стремительно разматывались у папкиных ног. Отец воткнул короткую палку в берег, рядом с водой. С этой палки и уходила леска, косо и упруго разрезая волны. На леске, около палки, был привязан красный, маленький шарик. Интересно, это тоже удочка? Лёшка сидел рядом, обеими руками держа удочку, презрительно сморщив нос в сторону Тоги: ' Тоже мне, рыбак нашёлся! Удочку-то держать толком не может!'. А удочка была тяжёлая, держать её было совсем не легко и Тога старался пристроить её как-нибудь под мышку. Да ещё ветер так и норовил отобрать удочку у Тоги. Наверное, ему тоже хочется порыбачить! Солнце поднималось всё выше. От ярких бликов, что стряхивали с себя набегающие волны, начинали чесаться и слезиться глаза. Угревшись на солнышке, Тога едва не выронил удочку. Спохватившись, Тога обеими руками рванул удочку вверх и почувствовал упругое, трепещущее сопротивление. Что это? Из воды вылетела вверх и забилась тонкая, длинная серебристая полоска, точно такая же, что выхватывали из воды чайки! Рыба! Ура, поймал!
-Пойма-а-ал!!- завопил Тога во весь голос, держа удочку на весу, где на крючке билась и трепыхалась любительница даровых червей.
-Чё орёшь?!- строго посмотрел на него папка- Рыбу до смерти напугаешь! Иль сам испугался?- отец быстро, умело снял рыбёшку с крючка.
А Лёшке почему -то не везло. Время от времени он поддергивал удочку вверх, но вместо рыбы из воды вылетал крючок с объеденным, бледным червяком, а то и совсем голый. Оттого он злился и завидовал Тоге. Тоге стало жалко Лёшку. Тога любил, когда всем хорошо и весело. И ему совсем не нравилось, когда кто-то кому - то завидовал, по своему маленькому жизненному опыту зная, что добра от этого не будет. На улице Тога безошибочно определял таких людей, злых и завистливых, по характерной, неизгладимой печати на их лицах и старался держаться от них подальше и не попадаться им на глаза. Вдруг папка выхватил торчащую у воды свою короткую палку-удочку и принялся быстро, стремительно выбирать леску из воды.
-Поймал?!- затаил дыхание Тога. Папка молча, широко кивнул головой. Вот это да! По волнам забилось что-то большое, сильное и упругое. Это совсем не похоже на те узкие, маленькие рыбки, что ловили чайки и что поймал Тога! Это была большая, широкая рыбина с крупной, золотисто-зеленоватой чешуей. Лёшка в очередной раз выдернул свою удочку, чтоб поглядеть на пустой крючок, со злостью размахнулся удилищем...и заорал!
-...твою мать!!- рассвирепел папка- што, кроме своей жопы нечего ловить?! Дай сюда, засранец! Оказывается, Лёшка поймал себя крючком за штаны! Тога едва не свалился с камня в воду от смеха.
-Ты, дурак! Чё смеёшься? Вот как тресну тя удочкой по башке! Бушь знать!- Лёшка был зол и разобиженный на весь свет. А кто виноват?
Поймав ещё несколько рыбёшек, Тога быстро утомился. Да к тому же в глубине души Тогу что-то неприятно царапало. Конечно, это просто здорово, сидеть вот так с удочкой на берегу! Но рыба отчаянно билась и вырывалась, обезумев от боли и страха и Тоге стало совсем невмоготу смотреть на эти агонии.
-Пап! А давай рыбу отпустим?- предложил Тога папке.
-Да ты чё, чокнулся, что -ли? Разве мы её для этого ловили?- папка опять быстро-быстро выбирал свою удочку-'закидушку' и на волнах (в который уж раз!) забилось сильное и серебристое,- Да и не выживет она уже! Рыба билась и трепыхалась в мокром мешке, словно умоляя Тогу выпустить её, постепенно затихая, немо и судорожно разевая рот. Десятки глаз укоризненно сверкали на Тогу из глубины мешка.
-Пап, а эту? Ну, вот эту, маленькую, что я поймал?- Тога умоляюще смотрел на отца. Вздохнув, отец махнул рукой : - Ладно! Отпусти!.. И в кого ток такой уродился? -вполголоса ворчал папка, налаживая удочку. Тога осторожно запустил руку в мешок и ухватил скользкое, мокрое и холодное тельце рыбёшки, которую он недавно поймал. Живое серебро испуганно и отчаянно забилось в руках.
-Ну, ну, не бойся!- Уговаривал Тога свою недавнюю жертву- щас домой пойдешь! Тога дрожал от нетерпения ,предвкушая ту радость и восторг рыбки, попавшей в свою родную стихию. Рыбка наверное поняла, что ей не хотят больше сделать ничего плохого и покорно затихла. Бережно сжимая рыбку в руках, Тога осторожно приблизился по острым, неустойчивым камням к воде. Присев на корточки, Тога опустил руки в набежавшую волну и разжал пальцы. Волна осторожно приняла недавнюю пленницу, с тихим шелестом откатываясь назад, что - то шепча. Белое брюшко беспомощно мелькнуло в воде, вяло шевеля жабрами. Зачем она не уплывает?
-Ну иди же, иди!- тихо, чуть слышно самому себе шептал Тога, как заклинание. Но вот, наконец, рыбка медленно, как бы неохотно поворачивается спинкой вверх, жабры быстро и жадно затрепетали. Как будто что-то вспомнив, рыбка медленно и неуверенно поплыла навстречу мерной, неторопливой волне. На душе стало хорошо и спокойно. Думать о рыбалке Тоге уже не хотелось.
Лёшка всё время отставал и хныкал. Папка быстро, вразвалку шагал с мокрым, тяжёлым рюкзаком за спиной. От рюкзака остро и резко пахло рыбой, Волгой. Солнце нещадно палило, пот заливал лицо. Тога нёс в руках красивые, искристые камушки, тяжёлые, шершавые и колючие,- те самые, 'кремушки'. От этих 'кремушек' веяло какой-то тайной. С этой тайной камни так просто не желали расстаться. Тога не замечал дороги, пыли и жары - так он был поглощён этой загадкой. Казалось, что в этих камнях спрятано всё звёздное небо. Это 'небо' сжалось и зажмурилось от нестерпимо яркого, полыхающего белым огнём Солнца. Но настоящее звёздное небо, с невообразимым количеством цветных, призывно и загадочно мерцающих звезд Тога увидел в прошлом году, когда уже собрали картошку. Вечер был необыкновенно ясным, чистым и свежим. Конечно, Тога много раз уже видел звёздное небо, но в тот вечер Тога увидел всё как в сказке...
Папка время от времени поворачивался, ожидая отстающего Лёшку, досадливо щуря глаза и облизывая потные, солёные губы. Пять километров - расстояние нешуточное! Топать и топать...