Рыжий детина окинул взглядом прислоненный к фальшборту карабин, приостановился, осклабился, постучал ногтем по воронению ствола и что-то завернул по-своему.
- А ну, не замай! Чего лыбишься? - пока еще миролюбиво улыбнулся в ответ Егор, и глянул на Митяя. Мол, хотелось бы в общих чертах узнать, о чем говорит иностранец. Сам старший унтер мог объясниться, скажем, с греком или степным закаспийским кочевником, а вот во всяких немецких наречиях не преуспел. "Аусвайс", "нихт шиссен", "холд ё фае", "дроп ё вепон", "флюггенгехайнемен", "алярм" и еще десяток слов полностью исчерпывали его познания. Германская речь, хотя бы, внушала уважение, напоминая звуки отчаянной рубки грохочущих доспехами рыцарей, а прочие казались неразборчивым бормотанием. Вот и сейчас отвернувшийся рыжий, обдав Егора напоследок клубом крепкого сигарного дыма, продолжил курлыкать с товарищем, издавая сплошное "факин-буль-щит-фак-щит-фак...". Чистой воды тарабарщина, как только Митяй ее понимает?
Митяй, Дмитрий Корнееевич Трофимов, боцманмат морской пехоты Балтийского Флота, понимал четко и ясно. Кивнув в обтянутую кожаной жилеткой удаляющуюся спину, перевел:
- Смешной у тебя, Егорка, калибр фузеи, говорит.
- Чего это? - изумился тот, крутя в руках подхваченную с палубы "Росомаху". - Это ж "девятка"! Триста шестьдесят пятый магнус, по ихнему!
- Магнум, - машинально поправил балтиец.
- Хренагнум! - решительно прервал Егор. - "Росомаха" лягается так, что плечо гудит и матерится, а этот подосиновик лыбится...
- Успокойся, Егорка, он от того и развеселился, видит - не тянешь ты свою гаубицу, не по Сеньке шапка. Больно уж героическая фузея у столь невыдающегося индивида.
- Да не... Ты револьвер его видел? Ствол до колена висит, в дуло можно желуди засовывать! Что-то не так с этим островитянином...
Сдвинув, будто невзначай, свою немаленькую кобуру подальше на бок, Митяй развел руками:
- Кельты-с!
- И вовсе даже не кельты, а типичные англосаксы, молодые люди, - раздалось из-за его спины. Распознавшие голос начальства бывшие вояки рефлекторно дернулись принять стойку "смирно", а Трофимов еще и только что прикуренную папиросу за борт отправил, точно в ячею стальной сети над фальшбортом. Вроде бы, немало уже минуло времени, а все никак не могли привыкнуть к привычке профессора неожиданно начинать очередную лекцию, возникнув, словно ниоткуда, позади ничего не подозревающих будущих слушателей. В такие моменты, нахохлившийся, заложивший руки за спину и как-то по-птичьи подающий на собеседников голову, он напоминал внезапно падающего на беспечную добычу коршуна. Наверное, не один студент сделался заикой, когда в университетских аудиториях профессор подобным образом пикировал на прикорнувших лентяев. Даже матерые унтеры от неожиданности вздрагивали и тянулись во фрунт. Понимали неуместность, но ничего не могли с собой поделать.
- Во избежание ненужных недоразумений не рекомендовал бы вам, Дмитрий Корнеевич, называть наших спутников кельтами в лицо. Эти народы издавна проживают на островах совместно, но придерживаются диаметрально противоположных взглядов на то, кому они должны принадлежать безраздельно. Вся их история - это история постоянных внутренних конфликтов при внешнем единстве. Симпатии друг к другу эти подданные Британской короны отнюдь не испытывают, об этом любой школьник, не прогуливавший уроки новой истории, осведомлен - вещал Николай Николаевич тем временем.
Егор уроки в общеобразовательной школе никогда не прогуливал, но на новой и новейшей истории усердно ловил ворон. Самого его сызмальства интересовала история другая - древняя и древнейшая, да еще уроки, на которых рассказывалось о далеких диковинных землях и их причудливой природе - география с биологией.
- О каком - таком щите они постоянно лопочут, ваше высокородие? - подал он реплику, стоило профессору сделать паузу, надеясь сбить того с мысли неожиданным вопросом и нелюбимым обращением. Николай Николаевич обиженно глянул на сохраняющего невинно-заинтересованный вид унтера, мол, сколько раз было сказано - никаких чинов! Никак не привыкнут, оболтусы, все лезут этим высокородием. Слава Богу, хоть милостью не кличут, не тычут в глаза его потомственным дворянством. Происхождение - личное дело каждого...
- Постоянно про этот щит талдычут! - продолжал Егор как ни в чем не бывало.
До профессора начал доходить смысл заданного вопроса, он на секунду задумался, потом зарделся, стараясь подавить улыбку.
- Боюсь, Егор Кириллович, что наши спутники в своих разговорах упоминают вовсе не элемент старинного воинского снаряжения. Можно сказать, они вообще не подразумевают нечто материальное, а используют фигуру речи, междометие, придающее эмоциональную окраску.
С уст озадаченного унтера чуть не сорвалось сакраментальное среднерусское "чо?", но, оценив давящегося сдерживаемым смехом Митяя и пляшущих в глазах обычно степенного профессора чертиков, он решил тему не развивать. Избежал лекции о взаимоотношениях населяющих Британские острова народов, и ладно.
- Разрешите вопрос, Николай Никола... - начал было боцманмат, но внезапно осекся, заметно изменившись в лице. Едва завидев, как приподнялись брови напарника, Егор тут же начал разворот, вскидывая карабин и плотно вжимая в плечо приклад. Прильнуть к мягкому наглазнику прицела, утвердить ствол в ячейке сети, сдвинуть пластину предохранителя, чуть подать корпус вперед - все это заняло крохотную долю мгновения. Упреждение, слегка подать на ветер...
БАЦ!!!
Длинная и словно разорванная пополам открытой пастью башка, нависшая над маленькой рыбацкой лоханкой, дернулась в сторону.
БАЦ!!! БАЦ!!! БАЦ!!!
Егор не стал дожидаться результата знакомства морского ящера с первой тяжелой пулей, патронов тоже не жалел. Уж очень хорошо представил, что чувствуют три замерших в оцепенении чернокожих человечка, когда прямо перед ними раскачивается полная острых зубов здоровенная, способная перекусить туловище напополам, пасть. Тварь явно размышляла, стоит ли разнообразить меню мясом теплокровных зверушек, которые сами пришли на обед в утлой посудине. И ведь никуда не дернуться бедным аборигенам, не за борт же сигать! А отбиться... Вряд ли есть чем, а даже если и есть - шевельнешься, привлечешь внимание твари - и привет. Длинношеие морские охотники способны выстреливать башку почище боксерского прямого, доводилось видеть, как они рыбу бьют в открытом море. Да и разнести лодку такому здоровому ящеру труда не составит.
Безрассудным, а может правильнее сказать - безмозглым, рыбакам повезло что, получив пулю в череп и как минимум еще одну, выбившую фонтанчик крови, в шею, ящер не ломанулся вперед, а стремительно, словно и не было его, ушел под воду, и показываться больше не торопился. А ведь их суденышком мог заинтересоваться не любопытный, но не особо агрессивный длинношеий, а, скажем, морской варан, который для начала шарахнул бы лодку снизу тупой мордой, а потом уже начал выбирать съедобную мякоть, выпавшую из скорлупы.
В этих широтах отдаляться от берега на лодчонке размером с четырехвесельный ял вообще являлось смертельной лотереей. Уж очень много в прибрежной полосе кормилось тварей, добыча которых снизу выглядела похожим образом. В открытом море шанс привлечь внимание хищного ящера, как известно любому моряку, составляет пятьдесят на пятьдесят, либо нападет, либо нет, и ни от каких объективных обстоятельств это не зависит, только от везения. В виду же берега, на обеденном столе чешуйчатой живности, сложно было рассчитывать не познакомиться поближе с кем-нибудь из морских обитателей. Поэтому рыбаки в любых южных морях выходят на промысел на солидных баркасах, отбивающих своими размерами аппетит у хищной фауны, а те, кто такой возможности лишен, вяжут плоты, либо обвешивают лодки противовесами и бочками, ломая очертания. Лучше снизу походить на плавучую кучу мусора, а не на аппетитную добычу.
Что заставило троих аборигенов, младшему из которых не исполнилось и двенадцати, покинуть на своей лодчонке акваторию порта, нужда, желание пустить пыль в глаза другим рыбакам, или просто тупость, сказать было сложно. Но раскаялись они в своем решении точно. Когда рыбаков подняли на борт, взяв их посудину на буксир, смотрелись они не шоколадными, а какими-то серыми, словно запыленными. Тряслись, сверкали белками глаз и все кланялись, бормоча "Маса! Маса!", а на предъявленного им Егора глядели благоговейно и все норовили облобызать ботинки.
- Чегой-то они? - недоумевал старший унтер. В предыдущих экспедициях приходилось иметь дело с туземными помощниками, проводниками и носильщиками, но те были какие-то другие, степенные, что ли, а эти суетливые и словно заискивающие. Митяй предположил, что дело в местной колониальной политике, Николай Николаевич же заговорил об антропологических различиях народов бамилеке, тонтукков и амахаг, но он больше размышлял вслух, чем читал лекцию.
На англосаксов эпизод со стрельбой видимого впечатления не произвел. Так и болтали о чем-то на баке, может - продолжали глумиться над карабином старшего унтера, а может строили свою нематериальную фигуру речи с эмоциональной окраской. А дальше, там, куда был направлен бушприт "Ольги", вставал над очерченной длинными молами акваторией порта ослепительно-белый на фоне сплошной полосы густой зелени Камерун Сити.
Жара жаре рознь. В сухих закаспийских степях раскаленный воздух, бывало, дрожал маревом, а на капоте вездехода можно было жарить яичницу. Но там никогда не было этой липкой влажной духоты. Мокрая до нитки одежда противно облепляла тело, не справлялось выручавшее под палящим солнцем патентованное потоотводящее исподнее. Стрелковые очки запотевали вмиг несмотря на хитрую вентиляцию, бесполезен был и хваленый британский "Антифог". Тяжелее всего приходилось Николаю Николаевичу, его очки несли за поликарбонатными щитками обычные линзы с диоптриями, поэтому просто убрать их было нельзя, и профессору приходилось чуть ли не ежеминутно снимать свои вторые глаза и ожесточенно махать ими, пытаясь проветрить.
Еще была необходимость постоянно протирать объективы миниатюрных камер, закрепленных на стволах и головных уборах, иначе отчет об этом этапе экспедиции сопровождался бы сплошными кадрами мельтешения зеленого и бурого, едва различимого сквозь муть конденсата. Вольнонаемные англосаксы, Клайд и Джеффри, страдали от этого меньше, так как камеры несли лишь на тульях пижонских шляп с загнутыми полями, но бухтели именно они, постоянно гундося свое "фак-фак-фак, щит-щит-щит", белоручки.
Егор не обращал на них внимания, гораздо больше бесили духота, влажность и наглый местный гнус, лезущий под накомарник. Островитяне перестали чванливо задирать нос перед русскими после ожесточенного сражения в бильярд, после чего даже первыми предложили откушать совместно рому. На сносно владеющего английским боцманмата они поначалу глядели, как на диковинку, словно с ними заговорил человеческим языком вынырнувший у борта длинношеий. Очевидно, русская речь казалась Клайду и Джефу чем-то не воспроизводимым, и они предполагали, что для самих русских столь же невоспроизводимой какофонией является британская. В отношении Егора эта теория была верна, а вот Митяй сумел их удивить, сразу перейдя из категории обслуги и прочих малоодушевленных предметов в категорию практически полноценных спутников. Старшего унтера он уже сам перетащил туда же за компанию.
На следующий день ощутимо болела голова, а еще засела в мозгу одна из песен, которые распевал накануне рыжий Клайд под виртуозную игру Джеффа на губной гармошке. Вроде, не разбирал Егор британскую речь, а когда пьяный в дым англосакс прочувствованно орал, молотя в такт кулаком по жалобно стонущему столику, свое: "Сэй ё прэйрс, литтл уан, донт фогет май сан, ту инклуд эвриуан!", неожиданно зацепило. Все собирался спросить у Митяя, о чем песня, а то еще непотребство какое окажется, да все забывал. По крайней мере, при виде наглой рыжей физиономии здоровяка перестали чесаться кулаки и сужаться глаза. Нормальный мужик, простой, а что заносчивый немного - так это от недостатка воспитания. Оно и понятно, какая там культура у островитян...
Сам Клайд, после борьбы на руках с боцманматом, долго баюкал кисть и посматривал на того с недоумением. Богатырем морпех не выглядел, не предполагал британец, что у него ладони окажутся, как большие тиски. Оказалось, недаром он Подбырина 9.2 в кобуре таскает, один из самых мощных пистолетов в мире. С толстенной рукоятью, которую только большая ладонь нормально обхватит, и такой отдачей, что руке нужна недюжинная сила, иначе вырвется из руки при выстреле. Впрочем, британским бродягам, привычным больше к палящему южному солнцу, а не дождливому небу своей родины, вряд ли о чем-то говорили слова "Балтийский корпус имперской морской пехоты". Откуда им, знать, почему русский полиглот таскает под курткой тельняшку и что значит скромная татуировка на его кисти?
Один из местных охотников поднял руку и залопотал на жутком воляпюке, ужасно коверкая британские слова и пересыпая их своими, аборигенными. Егору было дико видеть этих людей с блестящей темно-коричневой кожей, прикрытой лишь цветастыми платками, и вооруженных легкими копьями и допотопными ружьями, скользящих, как рыбы в воде, по кишащим опасностями зарослям. Сам Егор весь подобрался, стоило покинуть кондиционированную прохладу нутра большого вездехода. В нормальном тропическом лесу хоть видно далеко. Подлеска-то почти нет, редкие молодые деревья тянут вверх голые стволы с веником листвы на макушке, стремясь как можно быстрее достичь сплошной зеленой крыши на головокружительной высоте. Крыша эта перехватывает палящие солнечные лучи и пропускает вниз их малую толику, подкрашивая зеленым, что придает всему вокруг вид непривычный и загадочный. В лесу приятно, не нужен кондиционер, можно ехать на крыше машины, знай, поглядывай по сторонам, чтобы не проворонить кого-нибудь крупного и любопытного. Да и пешие вылазки туда, где не под силу было пролезть трем внедорожникам, особо не напрягали унтера. Под ноги смотреть надо, дабы самому на какую-нибудь кусачую гадость не наступить, прежде чем она с дороги успеет убраться, да не трясти худосочные молодые стволы, чтобы не стряхнуть себе за шиворот недовольного обитателя зеленого лесного чердака. Сейчас же, продираясь сквозь низенькие, чуть выше человеческого роста, густые кусты по скорее угадываемой, чем реально различимой тропинке, Егор чувствовал, будто попал из леса настоящего в те жаркие, зловонные и опасные джунгли, которые так любят изображать авторы приключенческих книжек. Сами по себе тропические леса обычно так пакостно не растут, но когда на помощь природе приходит человек...
В свое время германцы, пытавшиеся освоить эту часть Камеруна, расчистили огромный участок леса, сплавив древесину по реке, отстроили форт, поселок и пытались чего-то выращивать на освободившихся полях. А потом река превратила весь расчищенный участок, не осушаемый корнями больших деревьев, в сплошное болото, заросшее приземистыми, но очень густыми зарослями, в которых уже даже не угадывались проложенные германцами дороги.
Егору ну очень не хотелось в это болото лезть, невзирая на надежную экипировку, берегущую от мелкой кусачей живности, и крупнокалиберную самозарядную винтовку, способную медведя надежно посадить на задницу с одной пули. Митяй вон предпочел мощности ухватистость и многозарядность. Его фламандская винтовка в режиме автоматического огня была бесполезна на дальней дистанции. Только одиночные, очередь гарантированно уведет в сторону отдачей. Зато при стрельбе в упор упомянутого медведя могла просто перепилить надвое. Ну а что сделали бы с Топтыгиным пушки британцев - и подумать страшно, разорвали на куски, наверное. Одна беда, раздвигая эти поганые заросли, столкнуться нос к носу можно было вовсе не с пушистым любителем малины. И именно потому, что не все обитатели болотистых джунглей были описаны в толстом иллюстрированном справочнике, пятерка белых отчаянно лезла в самую гущу зарослей, сопровождаемые полуголыми охотниками и носильщиками. Причем, если оба русских унтера непрерывно крутили по сторонам головами и не отрывали приклады от плеча, и даже вальяжные британцы взяли на изготовку свои гаубицы, то темнокожие спутники словно на подмосковной даче до кабинки туалета, пардон, прогуляться вышли, где опаснее хомяка зверя не встретишь. Наконец хоть один насторожился, а то Егора раздражать уже начала эта показная безалаберность.
Унтер не дрейфил, нет. С детства вынесший из книжек мечту бороздить южные моря и воочию лицезреть стада бронированных гигантских ящеров, важно шествующие по далеким саваннам, он до сих пор воспринимал то случайно встреченное в Сети объявление чудом, позволившим этой мечте осуществиться. Хоть и насмотрелся уже всяческих ящеров в свою закаспийскую службу. Уныло выедающих траву рогачей. Быстрых двуногих хищников, которых после известного фильма всех, без разбору, в части именовали "рапторами". Да и здоровых, тоже двуногих, одиночек, изредка забредавших к строящейся железке, приходилось бить с вездехода из крупнокалиберного, но то все была рутина. Простая и однообразная, прокаленная солнцем летом и скучная до смерти холодной, продуваемой ветром зимой, когда стада ящеров дружно откочевывали далеко на юг.
А объявление какого-то профессора, спешно подыскивающего себе нового помощника для экспедиции взамен слегшего с экзотической южной хворью, поначалу показалось демобилизовавшемуся и заглянувшему сперва в Новороссийск к сослуживцу Егору чьей то глупой шуткой. Позвонил он по указанному в объявлении телефону просто так, без какой-либо конкретной цели. Вечером того же дня "Ольга" уже резала форштевнем воды Черного моря, унося обалдевшего унтера аж к берегам далекого Египта, жители которого в седой древности, располагая лишь бронзовыми орудиями, изощрялись запрягать в волокуши здоровенных ящеров-быков. И нет бы для чего путнего - пахать там, или камень для защитных стен таскать - пирамиды строили, усыпальницы для своих богоизбранных царей. Так и сгинули все, а пирамиды остались навечно, памятниками этим доисторическим чудакам.
Много чего было за полтора минувших года. Егор привык и к причудам Николая Николаевича, и с боцманматом морской пехоты Трофимовым, поначалу показавшимся излишне острым на язык, не только сработался, но и сдружился. И жалованье только радовало, и внимание чиновника Третьего Отделения, попросившего не оставлять без внимания некоторые конфиденциальные просьбы, показалось лестным. Дома, под Пермью, и вовсе щеголявший южным загаром и привозивший на побывку чемоданы заморских диковин бравый унтер королем ходил и от девок отбоя не знал. Ну а сами экспедиции... Да за одну возможность прикоснуться к тем же пирамидам, пересечь Великую Пустыню на диковинном одногорбом верблюде по древнему караванному пути, пройти под парусом через Гибралтар, высадиться на Канарских островах, побить в затерянной посреди тропического леса деревушке громадного, расчерченного белыми шрамами, чернокожего бойца под экзальтированные выкрики его соплеменников в ритуальном поединке, бывший любопытный мальчишка с Камы отдал бы очень многое. А тут и оплата солидная, и уважение его высокородия, и напарник дельный, и команда шхуны нормальная.
Много приходилось стрелять, в ящеров, в обычных зверей, да и с людьми бывали нештатные ситуации всякие. Стрелял старший унтер хорошо, расслабляться на работе привычки не имел, и именно поэтому сейчас его все больше и больше настораживало неуместное разгильдяйство группы. Если профессору положено чудить, не сидеть в безопасности бронированного за мониторами, а топать в середине группы с многофункциональной камерой вместо более уместной винтовки, то навязавшиеся в Лас-Пальмас британцы - охотнички откровенно подставлялись сейчас. Они высматривали возможную добычу, а не береглись, как бы их самих кто зубастый не высмотрел. Чай, не в "высоком" лесу, заросли же вокруг, видимость ноль и не слышно ни черта от гудения гнуса, шелеста листвы и криков птиц. А уж спокойствие и расхлябанность беззащитных перед любой угрозой аборигенов и вовсе ни в какие ворота не лезла.
Коротко щелкнуло в наушнике, это Митяй тюкнул пальцем тангенту, привлекая внимание напарника. Егор, даже не оборачиваясь, нажал кнопку в ответ, понял, мол. Британцы пусть думают, что косолапые русские забивают канал ненужными шорохами, случайно активируя рации.
Впрочем, вряд ли они придали значение такой мелочи. Выслушав лопочущего проводника, Клайд обернулся, довольно улыбаясь, и хозяйским жестом указал вперед и вверх, словно своего домашнего питомца демонстрировал. Глянув краем глаза, Егор лишь разочарованно вздохнул. Конечно, доведись ему увидеть титаноящера впервые, да еще вот так, совсем рядом, наверняка не упустил бы возможности завороженно поглазеть, как над джунглями величественно перемещается похожая на большое бревно толстая шея, увенчанная непропорционально маленькой головой. Так что понятно и желание проводников показать белым господам именно этого гиганта, и Клайд явно рассчитывал произвести на русских впечатление. Только вот встреча эта им оказалась не только безразличной, но даже и нежелательной, ибо там, где водятся многотонные травоядные гиганты растет и шанс встретить тех, кто способен ими перекусить. А в планы экспедиции ну никак не входило праздно глазеть на обе главных достопримечательности тропических лесов. Ведь какие виды издавна почитали своим долгом описать все путешественники и исследователи? Конечно "большую пятерку", возглавляемую зубастым царем зверей и длинношеим травоядным титаном. Каждая чешуйка этих созданий была описана еще в эпоху дымного пороха, и с тех пор количество посвященных им томов выросло так, что вторую Великую Стену можно возвести.
Существа же, интересовавшие Николая Николаевича, исполинскими размерами не отличались и выглядели для местных обитателей буднично и прозаически. Ничего не поделаешь, эпоха великих открытий миновала, мест, где не ступала никогда нога человека, становится все меньше, да и те кропотливо изучены со спутников. Чтобы узнать что-то новое приходится уделять внимание объектам все более мелким, незначительным, вдобавок - забравшимся в разнообразные джунгли и пампасы. Все то, что завораживает и притягивает взор давно осмотрено, взвешено, исчислено и даже разделено на молекулы под электронными микроскопами. Местным аборигенам, людям простым и необразованным, нипочем не понять, за каким лешим важному масе аж с четырьмя шикарно экипированными белыми охотниками в свите переться за тридевять земель, чтобы посмотреть на самых обычных, ничем не примечательных мелких тварюшек. Не укладывалось в их курчавые головы, что такие громадные средства можно потратить ради столь нелепой цели. Богатые охотники, приплывавшие, чтобы поохотиться, или хотя бы поглазеть, на бронированных гигантов, еще как-то вписывались в предельно прагматичное мировосприятие диких, по сути, темнокожих людей, но чтобы вот так...
Даже у британцев действовала инерция мышления. То ли привыкли они сопровождать тех самых богатых бездельников со штуцерами страшных калибров, охотящихся за очередными трофеями пресловутой "пятерки". То ли в их представлении чудаковатый русский профессор при виде банального титаноящера должен был пустить слюну от восторга и начать его, с ахами и охами, снимать да обмерять. Во всяком случае, сейчас они сами удивленно взирали на безразличного Николая Николаевича, а он и не подумал взглянуть в сторону неторопливо вскидывающего и опускающего мощную шею у них за спиной гигантского ящера.
Двигалась голова великана почти бесшумно, непрерывное сипение прокачиваемых через широкие ноздри потоков воздуха и глухой рокот могучего сердца, разгоняющего кровь по огромной туше, сливались с обычным шумом джунглей и тонули в нем. А еще подсознательно казалось, что недостает негромкой тревожащей музыки, сопровождающей в художественных фильмах кадры движения неспешных гигантов. Прямо сейчас, подумал Егор, она была бы вполне уместна. И оказался прав.
Все произошло одновременно. Порскнули по кустам юркие черные фигурки в ярких платках, словно сдутые ветром. Выдал в эфир: "Полундра!!!" вскидывающий винтовку боцманмат. Дернулся в сторону Джеф, натужно разворачивая тяжелый штуцер. А враз побледневший, с резко сузившимися зрачками, Клайд в последний момент сообразил нырнуть вперед, под выстрел унтера. Тяжелая острая пуля "Росомахи", пробив шляпу, щелкнула беззвучно возникшего с распахнутой пастью за спиной британца ящера прямо по одному из кинжалоподобных зубов.
Царь зверей был молод и еще только начинал наращивать вес, от его поступи пока еще не дрожала земля, а голова не возвышалась над невысокими болотными зарослями, когда он рысил сквозь кусты по ему одному понятной тропинке, наклонившись вперед и балансируя массивным хвостом. Мгновение назад его не было, и только аборигены что-то почувствовали своим первобытным чутьем. Но вот чешуйчатая морда раздвинула ветви, и вся длинная туша стремительно и плавно оказалась позади рыжего верзилы. Первый выстрел унтера сколол ящеру половину зуба, заставив слегка отклонить голову, и челюсти лязгнули прямо над припавшим к земле Клайдом. Промахнувшись, хищник резко повернул голову в сторону, одновременно занеся хвост в противоположную, чтобы поскорее развернуться. Когтистые лапы взрыли мягкую болотную почву, а Клайд невозможным, кошачьим прыжком отпрянул в глубь ближайшего куста, чтобы его не перемололо под ногами тормозящего и разворачивающегося ящера.
Хвост, мелькнув, обрушился на Джеффа. Британец успел принять удар на ложу выставленного перед собой штуцера, и улетел вместе с ним в глубину зарослей подобно большому мячу. Митяй ругался, не рискуя стрелять непредсказуемыми очередями, чтобы не зацепить своих, и несся, спотыкаясь, поближе к ящеру. В глубине куста внушительно шарахнул штуцер. Куда Клайд направил оружие и как вообще сумел извернуться и выстрелить, понять было сложно, но пуля лишь вырвала из кроны фонтанчик листьев и унеслась прочь. А Егор стрелял, стрелял и стрелял. Не тратя зря ни единой доли секунды, но и стараясь не тратить патроны впустую, выбирая слабые места на черепе ящера.
Царь зверей, самый совершенный из хищных ящеров, венец многих миллионов лет специализации на убийстве и выживании, все-таки оказался слишком тупым. Нет бы сообразить сперва нейтрализовать стреляющих человечков, и уже потом спокойно приступить к трапезе. Тратил драгоценные секунды, пока пулям не удавалось заклевать его насмерть, на попытку настичь первую намеченную жертву.
Клайд, отчаянно извиваясь, проломился спиной сквозь куст, отпихиваясь от морды ящера прикладом штуцера, из которого не успел произвести второй выстрел. Челюсти ящера сомкнулись на прикладе и вырвали стволы из рук британца. Митяй тем временем оказался от хищника сбоку, рискуя попасть под пулю "Росомахи", и двумя длинными очередями практически в упор пропорол чешуйчатый бок.
Гулко захлопал большой револьвер. Это рыжий, отчаявшись, стрелял от бедра, взводя крупный курок ударами левой ладони. Пять патронов в барабане, слишком больших для рукояти автоматического пистолета, остановили бы белого медведя или атакующего быка, но не царя зверей. Ящер лишился одного глаза и дернул головой, словно с досадой, но лишь замедлил движение. Митяй стремительно перекинул спарку магазинов на полный, но пресек попытку хищника закусить рыжим охотником выстрел Егора. Выстрел, которого не должно было быть. Которого бы не было, не обзаведись старший унтер в первой же высадке с Николаем Николаевичем одной параноидальной привычкой. Привычкой всегда добивать в магазин еще один патрон, когда первый оказывался в патроннике.
После того, как одиннадцатый свинцово-стальной гостинец от Ижевского Машиностроительного Общества весом восемнадцать грамм перевел свою кинетическую энергию в потенциальную и передал ее основанию черепа ящера, тот еще продолжал двигаться. Ноги его все так же несли вперед мощную бронированную тушу, чудом не наступив на откатывающегося британца, но голова мотнулась в сторону и стала опускаться на обмякающей шее. Шаг, другой третий, все менее уверенные, потом голова ткнулась в очередной куст, вырвав его с корнем, и почти три тонны умирающего ящера совершили неуклюжий кувырок, ломая заросли. Длинный толстый хвост задрался и стал, подергиваясь, опускаться.
Митяй пустил в выставленный крестец умирающего ящера еще две кинжальных очереди, мгновенно сменил магазин и настороженно оглядел окрестности, чуть не пальнув в блеснувшего белками глаз из-за ветвей счастливо улыбающегося проводника. Прихромал откуда-то Джефф, держащий в руках половинки штуцера, стволы отдельно, приклад отдельно. Перемазанный с ног до головы профессор, которого боцманмат в самом начале повалил и запихнул поглубже в густой куст, поднялся, отряхиваясь, осмотрел себя и, неодобрительно цокая, начал счищать с ботинка невесть как попавшую под него крупную золотисто-зелено-черную бабочку.
- Смешной калибр, говоришь? - поинтересовался, перезаряжая "Росомаху", Егор у так и сидящего на пятой точке посреди уничтоженного куста Клайда, оторопело пялившегося на оседающую груду чешуйчатой плоти. Рыжий словно очнулся от его голоса, лицо приобрело осмысленное выражение, даже вставшие дыбом рыжие вихры стали опускаться. Унтер не удержался, продемонстрировал карабин, щелкнул по разогретому стволу, как оно тебе теперь, мол?
- Файн! - заявил рыжий, осклабившись и воздев большой палец.
- Не "фак"? - машинально переспросил Егор.
- Ю шоо? Файн? Нот фанни? - пришел на помощь материализовавшийся рядом Трофимов.
Пришедший в себя и начавший заправлять револьвер патронами-переростками британец уверенно кивнул: